181. Мои вины пред кагалом
“Колокол” почти целиком перепечатал из Одесской “Русской Речи” статейку под заглавием: “Почему Еврейская печать, особенно одесская, нападает на архиепископа Никона”. Так как статейка довольно верно воспроизводит один факт из моей поездки по Рузскому уезду в печальной памяти 1905 году, то не лишним считаю занести эту статейку в свой дневник, тем более что автор ее опустил некоторые мелочи, очень для того времени характерные, а потому я и пополню ее. Вот эта статейка.
“На грязной улице еврейской печати опять праздник. Афонская смута, умело раздутая бежавшими из России революционерами, дает ей повод для нападений на Церковь. Что сущность волнующего Афон лжеучения состоит в дикой мысли, будто именования Бога суть Сам Бог, об этом левая печать стыдливо умалчивает, а старается облить своею грязью тех, кто тушил возгоревшийся пожар. Особенно точат зубы на водворившего внешний порядок на Афоне архиепископа Никона. С ним у левых партий свои счеты”.
Надо оговорить, что внешний порядок водворен не мною, а представителями государственной власти, которая – честь ей и глубокая благодарность, – решила разорить самое гнездо смуты, изъяв из Пантелеимонова монастыря, а затем и Андреевского скита главарей смуты, сумевших загипнотизировать темную толпу невежественных монахов и спрятавшихся за эту толпу. Без такого изъятия восстановить внешний порядок было невозможно.
Послушаем дальше, что говорит автор.
“Это было 13 июля 1905 года.
Преосвященный Никон, тогда викарий Московский, по поручению митрополита Владимира, обозревал церкви Рузского уезда. Переночевав в имении профессора Зографа, он направился в село Волынщину, имение князя Д. Н. Долгорукова, где в то время находился сын его, знаменитый впоследствии член Гос. Думы Павел Долгоруков, за свою “освободительную” деятельность потом освобожденный от придворного звания. В день 13 июля Церковь празднует св. Архангелу Гавриилу и прочим небесным силам. Зачало из Евангелия читается: притча о семени и плевелах. Владыка положил эту притчу в основание своего поучения к народу, указав, как и ныне являются враги Церкви и Отечества, сеющие плевелы на русской земле, – это разные религиозные и политические лжеучители. Охарактеризовав этих пропагандистов, он предостерегал от них простой народ.
После службы старец-князь, отец Павла Долгорукова, пригласил владыку к себе в дом и встретил его у дверей с хлебом и солью, приветствуя горячею речью в которой просил передать глубокую благодарность митрополиту за то, что в такое смутное время он послал своего викария, чтобы поднять дух народа. Старец так был растроган, что буквально плакал, когда говорил эту речь.
Во время чая ко владыке подошли два мужичка и просили его отслужить панихиду у памятника Императора Александра II”.
Замечу, что этот “памятник” – небольшой бюст на колонне – поставлен у входа в усадьбу князя Долгорукова. Наши крестьяне не особенно чтут подобные памятники; по их мнению, эти “идолы” покойникам не нужны, а потому можно думать, что самая мысль о такой панихиде, по всей вероятности, принадлежит князю Павлу Долгорукову, который потом смог бы использовать служение панихиды архиереем о Царе-Освободителе в своих “освободительных” целях.
Автор продолжает:
“Владыка выразил сожаление, что сделать этого сам не может, ибо с ним нет облачений, а распорядился, чтобы вынесли к памятнику иконы, а местный священник отслужил литию; “Помолюсь и я с вами”, – сказал преосвященный.
Шел проливной дождь. Народу собралось множество. Совершена краткая лития. Пропели “со святыми упокой” и “вечную память”. Князь Павел Долгоруков крикнул: “Лошадей!”, – но преосвященный остановил его: “Минутку, князь”. И обратился к народу с краткою речью:
– Православные! Сейчас мы молились об упокоении души Царя Александра II. Почему вы так усердно молитесь именно за этого императора? Все Цари наши – великие благодетели народа. И Царь Миротворец Александр III много добра оказал своему народу. Но вот вы особенно помните, особенно молитесь за Александра II. Почему? Да потому, братие, что Он именно вам, крестьянам, оказал великое благодеяние. Кто такие были вы до 19 февраля 1861 года? Почти скоты, которых едва не продавали на площади. А Он, Царь-Освободитель, сделал вас полноправными людьми, дал вам свободу, дал землю, дал право учиться: учись, трудись, достигай хоть должности министра – это ли не величайшее благодеяние?
Но думали ли вы о том, почему нашему Батюшке Царю Александру II Бог помог так мирно, спокойно, без потрясений, без всякой смуты совершить такое великое дело? В других государствах освобождение крестьян стоило больших кровопролитий. Да потому, православные, что наши Цари Самодержавные: Бог по образу Своего вседержительства дал нам Царя Самодержавного, и как Господь Вседержитель – “рече и быша, повеле и создашася”, так и Цари наши Самодержавные скажут слово: “быть по сему” – и бывает так, и никто, решительно никто не может противиться Царскому повелению. Вот и сказал Царь Александр II, Самодержец Всероссийский: быть крестьянам свободными, – и стали они свободные люди.
Вот, братие мои, что значит Самодержавие. Стойте за него крепко, храните его, как заветную святыню. Жизни своей не щадите, чтоб отстоять его. А если появится какой-нибудь нехороший человек, который будет вам толковать, что надо уничтожить самодержавие, что надо устроить так, чтобы ограничить Царскую власть, то гоните его от себя прочь, как смутьяна, как врага родной земли и Царя-Батюшки. Царь есть Помазанник Божий, на Нем почивает благодать Божия, ниспосланная на Него в Таинстве миропомазания. Стойте же грудью за Царя Самодержца, молитесь за Него и будьте готовы душу свою за Него положить”.
В ответ на эту речь слушатели грянули:
– Мы готовы умереть за Царя-Батюшку, Самодержца Всероссийского. Дай Бог Ему многая лета.
Преосвященный сказал:
– И Бог вас благословит, православные.
Надо было видеть покрасневшую физиономию князя Павла Долгорукова, надо было видеть, какою злобою сверкали его выкатившиеся глаза.
А старец-князь, несчастный отец его, несмотря на грязь, упал на колени пред владыкою, со слезами благодаря его за такое слово.
Так вот за что ненавидят иудеи Никона, вот почему обливают его при всяком случае грязью. Они не могут забыть ему и его проповедь, читанную 16 октября того же года во всех церквах древлепрестольной столицы, проповедь против забастовок, после которой на другой день рабочие стали служить молебны и стали становиться на работы.
Простят ли такие “вины” перед ними иудеи и иудейские прислужники?”
Так кончает автор свою статейку. А “Колокол” прибавляет: “Кроме этих у архиепископа Никона вин против кагала немало”.
Да, немало. Известно, как юрки иудейские корреспонденты. Надо иметь большой запас терпения, чтобы не выгнать вон иного интервьюшку, который сумеет поймать вас там и тогда, где и когда вы не подозреваете его присутствия. Вот вам примеры. Мимо Афона проезжал блаженнейший патриарх Антиохийский Григорий, возвращаясь из России. Пароход “Царь” стоял около часа против Пантелеимонова монастыря, высаживая присланную с “Кагула” роту солдат. Я счел долгом воспользоваться этим, чтобы посетить блаженнейшего путешественника. Только что я взошел на палубу “Царя”, как предо мною вырос корреспондент иудейской газеты “Утро России”, и стал было предлагать вопросы о положении нашего дела. Я решительно отказался отвечать: время было дорого, хотелось побеседовать с патриархом. Мне помогли пройти в общую столовую, где и встретил меня его блаженство. Но лишь только началась беседа, как прислуга подает мне карточку того же корреспондента и от его имени просит разрешения... чего бы вы думали? – присутствовать при моей беседе с патриархом! Эта, с позволения сказать, наглость меня возмутила. Я решительно ответил, что такого разрешения дано не будет. И вот в “Утре России” является корреспонденция, совершенно искажающая мои увещательные беседы с афонитами, а эту корреспонденцию перепечатали, вероятно, все иудейские газеты. Значит: иудейский интервьюшка отомстил.
В Киеве мне докладывают, что просит позволения видеться “студент духовной академии”. Предполагая встретить юношу, я вижу пожилого брюнета, который сразу начал: “Общество интересуется событиями на Афоне”... но я прервал его: “С кем имею честь говорить? Мне доложили о студенте духовной академии.” – “Да, я учился... я кончил академию”. Вижу, что он лжет, и говорю: “И какое дело мирянам судить о том, что им вовсе непонятно, да и едва ли интересует?.. Я не считаю полезным терять время на беседы с корреспондентами, особенно такими, какой приставал ко мне на пароходе. И я, в поучение брюнету, кратко сообщил о неудаче его коллеги. Тут мне подали карточку инспектора типографий в Киеве, и я отпустил непрошенного гостя.
Посетивший меня затем миссионер из Вологды рассказывал, что сей брюнет потом около часа беседовал с изгнанными с Афона монахами, часть коих уже прибыла в Киев, и думаю, в одной из иудейских киевских газет появилась уже на другой же день какая-нибудь красненькая корреспонденция о свидании со мною... в “освободительном” духе, и, конечно, еретичествующие противники Церкви представлены мучениками, а я – их гонителем.
Похвалитися не пользует ми, но надо сознаться, что никогда я не входил в сделку с совестью, когда шла речь об “освободительном движении”; всегда я называл и буду называть это движение революционным, преступным, изменническим, гибельным для родного народа и родной земли. И пусть иудеи и их приспешники, разные кадеты и даже октябристы, издеваются надо мною, в своих карикатурах, сколько им угодно, обливают меня грязью, клевещут, поносят, присылают мне не только ругательные пасквили, но и – это не раз было – смертные приговоры: я верую, что если Господь не попустит – известное животное не съест меня, а если будет воля Божия потерпеть что от врагов Церкви Христовой, моей бесценной матери, – буди Его святая воля: Он же и поможет перенести, а я, пока жив, не перестану обличать их махинации, насколько понимаю их, не перестану исполнять мой долг пред Церковью, Царем Самодержавным и родной Русью многострадальной.