Введение

Религия есть совокупность представлений о Боге и Его отношениях к человеку, коренящаяся во врожденном человеческой природе чувстве зависимости от Высшего Существа и выражающаяся в культе, т. е. в известных актах внешнего богопочтения. Рассматриваемая как совокупность индивидуальных представлений, религия могла бы оставаться достоянием каждого отдельного человека, следовательно, религией в субъективном смысле, которая разнообразилась бы по различию субъектов. Однако в истории человечества всегда проявлялось стремление к объективной религии, почерпающей свое содержание не из субъективных человеческих представлений, а из откровения самого Божества. Религия христианская, виновники которой есть Иисус Христос, Сын Божий, содержит в себе объективно данные для всего человечества истины, как теоретические, воспринимаемые познавательной способностью человека, так и практические, т. е. нравственное учение, выражаемое в жизни соответствующим образом действий. Истины теоретические имеют в своей основе веру в Триединого Бога и в искупление падшего человека Сыном Божиим. Истины практические сводятся к двум главным евангельским заповедям: любить Бога более всего и ближнего, как себя самого.

Всякая объективная религия, распространяющая свою силу на большую или меньшую массу людей, связывает их не только с Богом, как предметом религиозного поклонения, но и между собой, как принадлежащих к одному религиозному общению3. В дохристианском мире связь религиозная не менее чувствовалась, чем в христианские времена, так как религиозный интерес, вследствие присущей ему силы, всегда должен вести к образованию общества, подобно тому как все другие важнейшие и даже менее важные интересы ведут к образованию обществ. Но в дохристианском мире союз религиозный совпадал с политическим, так что не только одни и те же лица были и членами религиозного союза, и подданными государства, но и самая религия рассматривалась, как исключительное достояние отдельного народа. Напротив, христианская религия выступила в истории, как религия, предназначенная для всего человечества и имеющая распространиться по всему миру. Сын Божий пришел на землю для спасения всего падшего человечества и послал своих учеников проповедовать Евангелие всем народам. Следовательно, христианская религия, по этой уже причине, не может остаться достоянием отдельного народа и замкнуться в территориальные границы отдельного государства. А с другой стороны, даже и поставленная в таковые территориальные границы, христианская религия, как долженствующая вытекать из внутреннего настроения и сердечного расположения, а не из внешнего принуждения, допускает возможность сосуществования в одном и том же государстве различных религиозных учений и понятий, так что для государств христианской цивилизации перестало быть неизбежным то слияние религиозного союза с политическим, которое господствовало в дохристианском мире. Христианский религиозный союз или церковь4 есть прежде всего невидимый союз истинно верующих исполнителей воли Бога по учению Христа, – то царство Божие, в котором господствует воля Бога, как царя и властителя, повелевающего, руководящего и преобразующего как внутренний мир отдельного человека, так и целые народные массы, и о котором нельзя сказать, что оно тут или там5. Христианский6 религиозный союз выражается затем в церкви, как видимом общении людей, внешним образом исповедующих христианскую веру, и как видимом учреждении для проповеди учения Христова и для благодатного содействия людям в достижении ими нравственного идеала. Церковь7 с одной стороны есть общение людей, порождаемое верой, ибо только уверовавшие в учение Христа становятся членами церкви, а с другой стороны, она есть исторический орган христианства – учреждение для распространения христианской веры и для насаждения христианской жизни между людьми. На различие этих двух сторон в понятии о церкви указывается в тех местах Св. Писания, где употреблено слово: ἐκκλησία. Сам Христос дважды употребил это слово: в одном случае в смысле учреждения, имеющего существовать непоколебимо до конца мира8, в другой раз в смысле местной христианской общины, как совокупности отдельных членов, органически связанных во имя Христово9. Точно также и апостолы употребляли это слово то в смысле непоколебимого учреждения для истинной веры10, то в смысле христианской общины известного города11, даже в смысле христианской семьи, как домашней церкви12, то, наконец, в смысле союза всех вообще христиан, как членов в теле Христовом13. Для обозначения церкви в последнем смысле сделалось обычным употребленное одним из апостольских учеников название: «церковь кафолическая или католическая» ἐκκλησία καθολική14, каковым названием указывается как на то, что все отдельные христиане и все отдельные христианские общины, в качестве органических частей, связуются в одно целое, так и на то, что христианской церкви присуще стремление к распространению по целому миру, καθ’ ὅλον κόσμου15. Но хотя христианская церковь есть церковь всемирная или мировая, национальные особенности христианских народов проявились и в недрах церкви различием направлений в христианском мышлении, в христианской деятельности и в организации, а в связи с другими причинами, каковы заблуждения, злоупотребления и человеческие страсти, повели к религиозным разделениям. Уже в глубокой древности, в эпоху борьбы православия с монофизитами и монофелитами, в некоторых восточных странах (Сирия и Армения) образовались национальные церкви, точно так же, как и в позднейшие времена сила национальностей проявилась на востоке очевидным образом в образовании национальных или автокефальных церквей. В IX–XI вв. латинский запад отделился от эллинизованного востока, а позднее на западе самом произошло разделение между романским католицизмом и германским протестантизмом, из которых последний опять разветвился по разным направлениям с известным национальным оттенком. Таким образом, христианский религиозный союз в действительности распался на несколько союзов, или церквей, из которых важнейшее историческое значение имеют: церковь восточно-католическая или православная, церковь западно-католическая или римская и церковь евангелическая в двух ее главных ветвях – протестантской и реформатской.

Церковь, как внешнее видимое общество и учреждение, не может стоять вне области права. Как общество, она состоит из отдельных членов, которые связаны между собою известными отношениями, порождаемыми их жизнью в церкви, и кроме того имеет организацию с известной сферой деятельности для каждого органа. Как учреждение, церковь предполагает ряд мер, направляемых к осуществлению ее задач, и совокупность средств, служащих той же самой цели. Регулирование отношений, сфер деятельности, мер и средств к достижению церковных задач требует порядка права, потому что право именно имеет своим призванием с одной стороны гарантировать свободу и нравственное развитие человека от посягательств и от произвола со стороны других, а с другой стороны гарантировать подчинение отдельных членов общей воле благоустроенного целого. Кроме того, церковь, заявляющая себя в мире, как осязаемую величину, не может стоять вне отношений к другим человеческим союзам, политическим и религиозным, а также к отдельным лицам, к ней не принадлежащим, каковые отношения равным образом требуют юридического нормирования. Церковь в юридическом смысле должна быть отличаема не только от церкви как предмета веры, в смысле невидимого царства Божьего, и не только от всеобщего союза всех христиан, внешним образом исповедующих учение Христово, но и от церкви в историческом смысле, т. е. в смысле исторически образовавшихся вероисповедных направлений: восточно-католического, западно-католического и евангелического, из которых каждое сохранило и проявляет присущую христианству тенденцию всемирного распространения, основывая миссии в странах не христианских. Для понятия церкви в юридическом смысле существенно устройство, объединяющие формы которого должны обнять религиозное общение, с тем, чтобы последнее получило возможность иметь и проявлять свою волю, как единое и определенное юридическое целое. Совпадение церкви в историческом смысле с церковью в юридическом смысле не подлежит сомнению лишь в западно-католической церкви, которая имеет организацию, обнимающую всех католиков земного шара. Напротив, евангелическая церковь не только не имеет таковой общей, обнимающей всех евангелических христиан организации, но и принципиально не признаете необходимым соединение церквей в одно целое, так что в области права речь может идти лишь об отдельных евангелических церквах, организованных в пределах отдельных стран (Landeskirchen), причем даже в одной и той же стране может находиться несколько церковных организаций, в юридическом смысле представляющих собою различные единицы17. Что касается отдельных автокефальных церквей восточного православия, то в идее признается вселенский собор за высшую связующую церковно-устройственную форму, так что, следовательно, отдельная церковь не признается за самодовлеющий организм, в действительности же православные автокефальные церкви существуют как отдельные юридические единицы, которые могут принять или не принять участие в соборе, смотря по соображениям церковного правительства данной страны18. Совпадение церкви в юридическом смысле с церковью в историческом смысле в применении ко всем христианским церквам может быть допущено лишь в том отношении, что название церкви вообще, а следовательно и юридическое понятие церкви неприложимо к каким-либо другим христианским обществам или союзам, кроме тех, которые срослись с жизнью известного народа, исполняя в данных границах всеобщую миссию христианства и проникая мировоззрение и жизнь народа христианскими понятиями и правилами нравственности. Следовательно, под понятие церкви не могут быть подводимы существующие во множестве христианские религиозные секты, то появляющиеся, то раздробляющиеся и видоизменяющиеся, то исчезающие19.

Так как церковь с двух сторон вступает в область юридическую, – как юридический порядок сам в себе и как общественная единица, двигающаяся в пределах той же всеобщей правовой сферы, в которой движутся государства и остальные религиозные общества; то церковные отношения, представляющие собой материал, подлежащий юридическому нормированию, суть или внутренние отношения, порождаемые жизнью людей в церкви, как общении, или внешние, порождаемые соприкосновением этого общения с другими общественными организмами. Те и другие отношения нормируются правом в объективном смысле. Следовательно, под церковным правом в объективном смысле разумеется совокупность норм для определения церковных отношений. По различию отношений, внутренних и внешних, церковное право в объективном смысле есть или внутреннее церковное право (jus ecclesiasticum internum), которое иначе можно назвать церковным правом в собственном, тесном смысле, или внешнее церковное право (jus ecclesiasticum externum), которое распадается на государственно-церковное право (Staatskirchenrecht) и междувероисповедное право (Interconfessionellrecht). Внешнее церковное право, регулирующее отношения церкви к государству, или ко многим государствам, а также к посторонним религиозным союзам и иноверцам, не может быть установлено помимо государственной власти, и поэтому юридический характер норм, составляющих внешнее церковное право, не подлежит сомнению и оспариванию. Напротив, внутреннее церковное право, порождаемое самою церковью для регулирования внутренних церковных отношений, нередко дает место сомнениям, в виду того, что церковно-правовые нормы, сами по себе, не имеют вынудимости, а получают таковую лишь вследствие государственного предписания и государственного принуждения. Однако, эта точка зрения на право, как на нечто, безусловно связанное с государственным принуждением, может быть признана верной лишь в том отношении, что принудительного исполнения, при содействии государственных органов, никогда не будет иметь норма, не признанная государством, а не в том смысле, чтобы право становилось правом только благодаря связываемой с ним принудительной силе. Не может быть прочным тот юридический порядок, который держался бы на силе и на страхе принуждения. Высшая гарантия права заключается не в силе и не в страхе, а в том стремлении к справедливому и должному, в том чувстве почтения к высшему авторитету, которые вытекают из этических требований человеческой природы. Человек, как отдельный член нравственного целого (церкви), повинуется выраженной воле этого целого, импонирующего своим членам высотой и святостью своих велений. Право не тогда становится правом, когда его требование исполнено при помощи государственного принуждения. Факт принуждения свидетельствует только о том, что добровольно не сделано того, что должно бы было вытекать из доброй воли. Следовательно, принуждение не есть субстанциальный элемент в понятии права, а служит лишь внешней гарантией осуществления права. Но с этой точки зрения и церковные нормы не безусловно лишены таковой внешней гарантии их исполнения. Хотя церковные нормы в большей степени проникнуты нравственными началами, чем нормы государственного и гражданского порядка, но и в области церковной должно отличать право от морали. Исполнению моральных обязанностей церковь учит, исполнения же церковно-правовых норм достигает применением, в случае надобности, дисциплинарных мер. Кроме того, как история, так и действительная жизнь настоящего времени свидетельствуют о том, что возможно существование крепкого церковного порядка без принудительной поддержки его со стороны государства. Так было в первые века христианства до Константина Великого и так есть в настоящее время в североамериканских соединенных штатах. Несмотря на отсутствие государственного признания, и в римской империи первых трех веков христианской эры, и в северной Америке, крепкий церковный порядок, самой его крепостью и прочностью, свидетельствует о том, что он носит черты юридического порядка. Возможна, конечно, крепкая дисциплина в любом частном обществе, которое не может на этом только основании считать существующий в нем порядок самостоятельным юридическим порядком, независимым от государственного признания. Но христианско-церковная организация, обнимающая весь римский orbis terarum, или всю территорию Соединенных Штатов Северной Америки и претендующая на подчинение себе внутреннего мира каждого отдельного христианина, не может быть сводима к уровню частных обществ, образующихся в интересах искусства, промышленности и проч. При оценке исторического факта признания христианства в римской империи, должно обращать внимание не на ту только сторону этого признания, которая состоит в придании императорской санкции тому, что раньше не имело ее, и в сообщении юридической силы тому, что доселе было слабо, но и на то, что императоры были вынуждены ходом событий и силой вещей к этому признанию, и что сами они признали силу церковных норм, подчинившись им с тем, чтобы проводить их в жизнь мерами государственного принуждения. Утверждать, что церковное право не есть право, как нечто само по себе бессильное, значить забывать, что сила церковных норм засвидетельствована, к сожалению, слишком красноречиво, историей человечества, именно разнообразными проявлениями религиозной нетерпимости, поддержанной государством, как исполнителем церковных велений. При оценке же существующего положения римско-католической церкви в Северной Америке, следует иметь в виду не только крепкую церковную организацию, которая, уже сама по себе, независимо от государственного признания, носит черты юридического порядка, но и то соображение, что нет никакого ручательства за продолжение в будущем тех же самых отношений между государством и церковью в Северной Америке, какие существовали до настоящего времени. Конституция североамериканских соединенных штатов создавалась при обстоятельствах, весьма различных от нынешнего положения дел, когда католицизм приобрел значение одной из главнейших социальных сил в союзной территории. Уже теперь не считается невозможным21, что католики, составив большинство в конгрессе, будут стремиться к изменению конституции в смысле признания католицизма привилегированной религией, – и, как скоро это случится, еще раз подтвердится та истина, что государственное признание может означать не сообщение только бессильному силы, но и подчинение государства церковным нормам. Наконец, при рассмотрении вопроса об юридическом или неюридическом характере норм церковного права, должно обратить особенное внимание на положение монарха в церкви. Только католицизму свойственно принципиальное отрицание церковной власти монарха, как мирянина, и признание за ним отчасти этой власти лишь в силу особого соглашения с папой (конкордата). В церквах, представляющих собою самостоятельные юридические организмы, не связанные общими формами устройства, нет какой-либо высшей власти, которой бы подчинялись самостоятельные церкви. Здесь монарх, как глава народа, есть вместе и глава народной церкви, как юридического порядка. Важнейшие церковные нормы, имеющие утверждение монарха, и важнейшие распоряжения по церковному управлению, состоявшиеся по повелению монарха, не могут не иметь юридической силы. Церковное правообразование, как и всякое другое правообразование, совершается среди народа и в территориальных границах государства; поэтому в церковном правообразовании, как и во всяком другом, монарх есть верховный субъект правообразования, а не обыкновенный мирянин, который бы подчинялся законам, устанавливаемым духовною иерархией, состоящей из его подданных. Церковное право в объективном смысле не есть право божественное, Самим Богом непосредственно установленное; оно есть человеческое право, по отношению к которому монарх имеет значение верховного правообразующего фактора, которое, уже по этой одной причине, не может не иметь юридического характера22.

Так как христианский религиозный союз распался на несколько церквей с вероисповедными особенностями, то единого церковного права для всего христианства не существует!.. Так как, далее, из христианских вероисповеданий только в западно-католическом церковь в юридическом смысле совпадает с церковью в историческом смысле; то в отношении к западно-католическому церковному праву только и уместно различие права общего или универсального (jus universale), простирающего свое действие на всю западную церковь, и местного или партикулярного (jus particulare), составляющего особенность какой-либо отдельной католической страны. В отношении к евангелическим церквам различение это недопустимо24. Что касается автокефальных церквей восточного православия, то универсальное или общецерковное право возможно в принципе, как продукт законодательной деятельности вселенского собора, который имел бы составиться в будущем. Церковное же право, составляющее продукт законодательной деятельности древних вселенских соборов и действующее в автокефальных церквах постольку, поскольку оно применимо к изменившимся отношениям времен, мест и народов, и поскольку оно утвердилось силой обычая или рецензировано национальным церковным законодательством, есть право одинаковое, сходное в отдельных церквах, а не право единое или общее в юридическом смысле. – Церковное право в объективном смысле, как совокупность норм для определения церковных отношений, не совпадает с каноническим правом. Под именем канонического права разумеется в восточной церкви то право, которое содержится в канонах периода вселенских соборов, а в западной – право, содержащееся в corpus juris canonici. Церковные отношения настоящего времени, как в автокефальных церквах восточного православия, так и на западе, только лишь отчасти определяются каноническим правом, главным же образом они определяются нормами позднейшего происхождения, как церковного, так и государственного. Притом в каноническом праве, особенно западном, есть много определений, не вытекающих из существа и из цели церкви и объясняющихся громадным расширением круга ведомства церковного суда в средние века, в настоящее же время регулируемых светским правом. «Jus canonicum», другими словами, есть все то право, которое произошло от церкви в известный исторический момент ее существования, независимо от содержания, т. е. от того, касается ли оно религиозных, или гражданских отношений; напротив, jus ecclesiasticum есть все то право, которое существенно касается церкви, как религиозного союза, независимо от происхождения, т. е. от того, создано ли оно самой церковью, или государством. Следовательно, каноническое право отчасти уже, отчасти шире церковного права. Последний термин во всяком случае должен быть предпочтительно рекомендуем, как более правильный и точный, для обозначения той совокупности норм, которой определяются церковные отношения настоящего времени.

На западе церковное право, как наука, имело весьма продолжительную историю. Уже в XII в. преподавание канонического права в Болонье отделилось от теологии, и из среды теологов выделился особый класс канонистов. Вначале каноническое право изучалось только клириками и преподавалось клирикам же. Между тем, связь римского права с каноническим, установившаяся отчасти благодаря массе римско-императорских законов по делам церковным, отчасти благодаря тому, что западно-католическая церковь жила по римскому праву среди разных германских народов, живших по своим племенным правам, привела к тому, что и преподаватели римского права (легисты) в Болонье не находили возможным игнорировать тех изменений, которые римское право испытало, благодаря каноническому, и наоборот канонисты для понимания своей дисциплины должны были обращаться к leges. Так уже в конце XII в. сделалось обычным возведение в степень доктора utriusque juris, и вскоре же потом стали возможны примеры преподавания канонического права мирянином. Так же было в общих чертах во Франции, где в ХIII в. канонисты парижского университета отделились от докторов теологии и составили особую коллегию, которая затем послужила основой для позднейшего юридического факультета, хотя духовный характер канонистов не был при этом уничтожен, так как лишь в 1600 г. они были освобождены от обязанности целибата. Кроме Италии и Франции, в ХVI и ХVII вв. Испания выставила нескольких достойных представителей науки, как Антоний Августин. С ХVIII-го в., и особенно в нынешнем столетии, первое место в разработке науки церковного права принадлежит Германии, которая долгое время не имела своих высших школ, вследствие чего жаждущие научного образования германцы должны были отправляться в романские университеты, особенно в болонский. Весьма много содействовала развитию науки церковного права в Германии историческая школа гористов, основатель которой К. Ф. Эйхгорн составил превосходное изложение начал церковного права в их историческом развитии26. Почетное имя в науке церковного права, как и в юриспруденции вообще, приобрели себе: Фердинанд Вальтер, Георг Филлипс, Фридрих Шульте, Маассен, Рихтер, Фридберг. О. Мейер, Гиншиус, Ленинг, Рудольф Зом, Филипп Цорн и др., известные учеными трудами не только в области церковного, но и в области государственного права, а также в истории римского и германского права27.

На востоке наука церковного права принадлежит к числу наименее разработанных. Византийские канонисты занимались составлением сборников и комментированием заключавшихся в этих сборниках канонов и законов, не возвышаясь до систематического изложения общих начал церковного права. Попытки же русских, а равно некоторых иностранных православных канонистов представить подобное систематическое изложение, предпринятые лишь в последнее время, не могли еще пока встать в уровень с научными требованиями28, тем более, что уровень этот должен быть весьма высок, в виду сложности задачи, подлежащей разрешению русской науки. Центральным пунктом научного изложения церковного права для русского ученого должно быть русское церковное право. Но христианство и христианская церковь явились в мир гораздо раньше, чем явился на сцене истории русский народ, и в настоящее время русская церковь представляет собою лишь одну из христианских церквей и одну из частей восточной церкви. Следовательно, научное изучение русского церковного права невозможно без приведения его в связь с древнехристианской историей и с общим ходом развития церкви на востоке и на западе. Что касается в особенности исторического развития западного христианства, отделившегося от востока, то западная церковная жизнь не только представляет массу материала, полезного для сравнения и объяснения соответствующих явлений в истории русского церковного права, и не только служит ключом к уразумению некоторых церковных институтов, явившихся в русской церкви путем заимствования, но и дает возможность русскому ученому сознательно отнестись к сложившейся на западе противоположности двух религиозных и церковно-правовых систем (католической и евангелической) и извлечь поучительные уроки из всего прошедшего христианской церкви, в сообразность слову апостола: «вся искушающе, добрая держите»²⁹. Кроме того, находящаяся лишь в зачаточном состоянии русская наука церковного права не может обойтись без того, чтобы не воспользоваться выработанными на западе научными приемами и установленными в западной науке научными понятиями. Итак, не теряя из вида, что главной задачей для русской науки церковного права должно служить научное освещение того права, которыми нормируются русские церковные отношения, русский канонист должен расширить свой горизонт гораздо дальше пределов собственно русского церковного права.

Наука церковного права, имеющая предметом своим церковь в юридическом смысле, есть наука юридическая, а не богословская. Но так как строй церковного организма, в основных его чертах, определяется догматическим вероисповедным учением, составляющим предмет богословия (например, о священстве и о новозаветной жертве): то указание на догматические вероисповедные учения той или другой церкви необходимо для понимания как целой системы устройства, так и отдельных институтов, причем критическое отношение к этим учениям не может иметь места в науке церковного права. Что касается научной системы изложения, то в настоящее время признаны неудовлетворительными как средневековая декретальная система30, так и позднейшая система римских институций31, первая по ее чисто механическому и произвольному характеру, последняя по ее применимости лишь к частному праву (jus privatum) и совершенной неприспособленности как к публичному праву (jus publicum), так и к церковному праву. За исключением Георга Филлипса, который заимствовал систему церковного права из богословия, разделив науку на три главные части: о правительственной, учащей и освящающей власти церкви, в соответствие троякому служению Христа в человеческом роде: царскому, пророческому и первосвященническому, и прибавив к этим 3-м частям учение об источниках, изложение общих основ церковного права и учение об отношении церкви к государству32 – составители новейших учебников и руководств по церковному праву, при более или менее значительных уклонениях их друг от друга, соображают систему науки с природой самого предмета изучаемого, т. е. церковного организма. Церковь, во-первых, имеет известную организацию, во-вторых, обнаруживает свою жизнь в различных функциях и отраслях управления, в-третьих, состоит в известных отношениях к государствам и к другим религиозным обществам и лицам, не принадлежащим к ней. Поэтому в системе церковного права, не могут быть обойдены три существенные части: об устройстве, об управлении и о внешних отношениях церкви. К этим трем частям должно быть присоединено еще учение об источниках церковного права в их историческом развитии и в их практическом употреблении. Так как отчетливое усвоение учащимися хода истории источников значительно облегчается предварительным усвоением общего хода истории церковного устройства, то, в видах педагогическо-преподавательских, целесообразным представляется предпослать учению об источниках исторический очерк развития церковного устройства33. Таким образом, по соображениям отчасти принципиальным, отчасти практическим, предполагаемый курс церковного права будет содержать в себе следующие части: 1) исторический очерк развития церковного устройства, 2) исторический очерк развития источников церковного права, 3) догматическое изложение церковного устройства, 4) церковное управление и 5) внешние отношения церкви.