IX. Последние годы жизни о. Серафима

Ответы его соблазнившимся. – Беседы с игуменом Нифонтом. – Дух обхождения с посетителями. – Посещения монашествующих. – Беседы с мирянами. – Ответы ни вопросы: что ты всех учишь и зачем приходящих помазываешь елеем? – Опыты прозорливости о. Серафима. – Польза от этого дара и объяснение, как он действовал в душе о. Серафима. – Исцеление больных. – Целительное свойство воды в Серафимовом источнике. – Случай исцеления от употребления сей воды. – Врачевство и советы о. Серафима во время холеры 1831 года. – Помощь его скорбящим, страждущим душевными недугами и бесноватым. – Соединение с исцелениями предсказаний о будущем. – Предсказания, касающиеся всего общества, некоторых частных лиц и Саровской обители. – Одежда о. Серафима. – Подвиги его против сна. – Его самоотвержение и приверженность к иночеству. – Какое время он проводил в молитве? – Его постоянная молитва за живых и усопших. – Употребление свечей и лампад при молитве. – Стояние на воздухе во время молитвы. – Уважение к нему других подвижников. – Духовное общение старца с ними. – Разительный пример его общения. – Явление Божией Матери в день Благовещения

Мы упоминали уже о некоторых беседах о. Серафима, говоримых незадолго до его смерти. Разбор событий не заметно приблизил нас теперь именно к предпоследним годам его жизни. Враг не оставляет человека в покое до самого гроба. Так и о. Серафим, взошедши на высоту духовной жизни, не скрылся и там от искушений диавола. Во многих он возбуждал зависть и злобу на то, что всех принимал к себе, всем делал добро, не различая полов. Один брат решился даже сказать ему: «тебя много беспокоят обоих полов люди: и ты пускаешь к себе всех без различия». О. Серафим, оправдывая себя от пустого нарекания, привел в пример св. Илариона великого, который не велел затворять дверей ради странников. «Положим – говорил он – что я затворю двери моей келлии. Приходящие к ней, нуждаясь в слове утешения, будут заклинать меня Богом отворить двери и, не получив от меня ответа, с печалью пойдут домой... Какое оправдание я могу тогда принести Богу на страшном суде Его»? Отсюда видно, что о. Серафим прием к себе всех приходящих считал делом совести, обязательством жизни, в котором Бог потребует от него отчета на суде.

Некто выразил ту же мысль еще решительнее: «тобою, говорил, некоторые соблазняются». Старец ответствовал на сие так: «но я не соблазняюсь ни тем, что мною одни пользуются, ни тем, что других это соблазняет».

Гораздо чувствительнее для него была беседа игумена Саровской обители, о. Нифонта. Раз, возвращаясь из пустыни в келлию, встретился старец Серафим с о. Нифонтом. По своему смиренномудрию, предваривши настоятеля поклоном, он приветствовал его, по обычаю иерейскому, братскою любовью. Отец же игумен Нифонт, ублажая старца за его подвиги, вместе с тем передал ему мысль братии, которые, по строгости своего воззрения, не одобряли, что о. Серафим принимал к себе людей всякого пола и рода, хотя и для спасительного назидания. «Особливо – говорил он – тем соблазняются, что ты оказываешь милостивое попечение сиротам Дивеевским». Считаем нужным предупредить, что игумен Нифонт глубоко любил и уважал старца Серафима и держал к нему такую речь единственно потому, что братия соблазнялись... Выслушавши слово отца игумена, старец снова упал к нему в ноги и дал ему мудрый и спасительный ответ – не предаваться на будущее время ложным внушениям и не принимать от братии всякого слова на ближнего без рассуждения. «Ты пастырь – говорил он, – не позволяй же всем напрасно говорить, беспокоить себя и путников, идущих к вечности. Ибо слово твое сильно, и посох, как бич, для всех страшен». Старец Нифонт выразил свое согласие на то, чтобы о. Серафим не изменял своего направления и по-прежнему продолжал всех принимать к себе, ради их душевной пользы.

Работавший в Сарове, крестьянин Лихачевский Е. В., раз подходя к пустыне о. Серафима, увидел издали, что с ним сидит и беседует неизвестная ему молодая лет шестнадцати девица, очень хорошо одетая. Как неопытный в духовной жизни, он подумал: «о чем это батюшка так беседует с нею? Какие еще наставления – идут к ее возрасту? Только-что подошел он с своими мыслями поближе, старец, указывая на признаки своей глубокой старости, сказал: «Я ко всему мертв, а ты что это думаешь»? Тогда крестьянин упал ему в ноги и покаялся в своей вине. Отец же Серафим милостиво благословил его, отпустил ему вину его и сказал: «успокойся и больше не повторяй».

а) Любвеобилие о. Серафима в обхождении с ближними

Любовь и участливость, с которыми старец относился к посещавшим его, весьма ясно отпечатлеваются в следующем рассказе г-жи Елизаветы Николаевны Пазухиной, симбирской помещицы.

«С самого раннего детства наслышалась я о прозорливости и святости Саровского затворника и пустынника о. Серафима, и потому весьма хотелось мне посмотреть на него и принять от него благословение. Желание мое исполнилось, наконец, по милости Божией, в 1830 году.

В Арзамасе, на пути в Саровскую обитель, сказали мне хозяева квартиры, где я остановилась, что если я не поспею в Саров к ранней обедне в наступающее воскресенье, то не увижу уже о. Серафима, потому что он после ранней обедни обыкновенно уходит в свою пустыньку и остается там до среды. Так как погода тогда была весьма тяжелая, а мое здоровье было плохо, то, чувствуя себя не в силах искать о. Серафима в его пустыньке, я тотчас же, не отдыхая в Арзамасе, пустилась в путь, что было в субботу, после обеда; ехала всю ночь и на утро была в Сарове. Первый вопрос мой, при входе в гостиницу, был: «не кончилась ли ранняя обедня? И когда монах, которому предложила я свой вопрос, объявил мне, что обедня уже кончена, я совершенно упала духом, потеряв надежду увидеть о. Серафима. Но Господу Богу угодно было утешить меня и не допустить до уныния. Я отправилась, на счастье, к его келлии, вместе со множеством других посетителей Сарова, и мы нашли, что дверь его келлии заперта была изнутри. Это было знаком, что старец остался дома, и мы решились испросить у него благословение на то, чтобы видеть его и утешиться его душеспасительным словом. Но никто из нас не смел первый сотворить молитву. Пробовали некоторые, но дверь не отворялась. Наконец я обратилась к стоявшей подле меня, у самых дверей, даме с маленькою девочкою, чтобы она заставила малютку сотворить молитву, говоря, что она всех нас достойнее. И только-что малютка сотворила молитву, как в ту же минуту дверь отворилась. Но каков был общий наш испуг, когда о. Серафим, отворив дверь, начал опять закрывать ее! Я стояла ближе всех к дверям и пришла в совершенное отчаяние, подумавши: «Господи! верно я всех недостойнее, что он, увидев меня, решился снова затвориться». Но едва подымала я это, как о. Серафим, стоя в полузакрытой двери, обратился ко мне и сказал: «успокойтесь, матушка, успокойтесь, потерпите немного», и вслед за тем, вторично отворив дверь, обратился ко мне снова и спросил: «пожалуйте матушка; скажите мне, какая вам нужда? что вам угодно»? Я заплакала от радости и сказала ему, что у меня одно желание – принять его благословение и испросить его св. молитв. Тогда он тотчас благословить меня и сказал: «Господь да благословит вас, благодать Его с вами»! И в то же время он пожаловал мне три частицы просфоры. После того начал он благословлять и прочих подходивших к нему, и каждому, по благословении, говорил: «грядите с Богом». Мне же не сказал этого и потому я осталась на своем месте. Видя меня одну оставшуюся, по уходе всех, он сказал мне милостиво: «после вечерни, матушка, пожалуйте ко мне», и затворился снова.

По возвращении в гостиницу, я прежде всего приказала своей женщине изрезать помельче частицы просфоры, данной мне о. Серафимом. Я хотела, по приезде домой, обделить ими всех усердствующих к старцу. Потом с величайшим нетерпением стала дожидаться вечерни, чтобы отправиться к о. Серафиму и снести ему привезенный мною гостинец: немного домашнего полотна, масла и восковых свеч. Но так-как оказалось, что человек, которому поручила я купить свечи и масло, забыл исполнить мое поручение, то я решилась снести ему полотно и деньги, приготовленные на покупку масла и свеч. Меня уверяли, что о. Серафим ни у кого не берет ничего; но я не переменила своего намерения; думая, что, если он откажется взять эти вещи, то я отдам полотно в монастырь, а на деньги на другой день куплю масла и свеч.

После вечери я нашла старца в сенях его кельи, на коленях лежавшего у гроба. Увидевши меня, он поспешно встал и, благословляя, сказал: «пожалуйте, матушка, пожалуйте ко мне». При этих ласковых словах, колеблясь между страхом и надеждою, осмелилась я подать ему полотно, говоря: «св. отец! удостойте принять от истинного моего усердия это полотно». И какова была моя радость, когда он, взяв из рук моих полотно, сказал: «благодарю вас, матушка, покорно; в храм Божий все годится». Тогда я осмелилась подать и деньги, сказав, что не успела купить масла и свеч. Он принял и деньги с благодарностью. Когда я рассказала потом об этой радости моей о. Дамаскину, Саровскому иноку, он не мог надивиться такой особенной милости ко мне о. Серафима.

Настоящая беседа моя с старцем внушила мне, между прочим, мысль на другой день исповедаться у него; я сообщила об этом желании о. Дамаскину. Но он сказал, что это желание решительно неудобоисполнимо. Не смотря на то, я всю ночь продумала и просила Бога о том, чтобы он удостоил меня, грешную, исповедаться у святого старца Серафима. Утром опять я отправилась к нему, и когда слуга мой отворил дверь в сени его кельи, я увидела старца опять подле его гроба. Он ввел меня в келью; приказал перекреститься и трижды дал шить мне св. воды, сам поднося ее к губам моим; потом спросил мой платок. Я подала ему конец шали, которая была на мне, и он насыпал туда пригоршню сухарей, говоря: «вот, матушка, не хлопочите: это на раздачу, раздавайте усердствующим». Я тотчас вспомнила о вчерашнем своем поступке с тремя частицами просфоры, данными мне старцем, и изумилась его чудной прозорливости. После того с благоговением и страхом, чтобы не оскорбить праведного старца, осмелилась я объявить ему о своем желании исповедаться у него, говоря: «святой отец! позвольте мне сказать вам одно слово». Он ответил: «извольте, матушка»; потом вдруг, к невыразимому удивлению и ужасу моему, а вместе с тем и радости, взял меня за обе руки и начал читать молитву: «Боже, ослаби, остави, прости ми согрешения моя, елика ти согреших» и т. д. Я повторила за ним эту молитву, громко рыдая, потом упала на колени, и он стал также на колени подле меня, и во все время чтение этой молитвы он держал мои руки. После отпуска, какой обыкновенно делается после исповеди, дал мне приложиться к медному Кресту своему, и взяв мою правую руку, сказал: «благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога и Отца и причастие св. Духа буди с вами во всю жизнь вашу, во время кончины и после успения вашего». Я была вне себя от радости и целовала его руки.

После того, благословив меня в обратный путь, он сказал: «Господь вам поможет». И действительно, святыми его молитвами Господь дал мне благополучно доехать домой, тогда как кругом меня повсеместно свирепствовала тогда сильнейшая холера.

Еще должна я сказать об одном событии, как Господь Бог услышал молитву праведного старца Серафима. У одной женщины было много детей, но все они умирали на первом году своего возраста. Бедная мать просила меня убедительно взять ее, с последнею новорожденною дочерью, вместе с собою в Саровскую пустыню. Я обещала исполнить ее просьбу и в первую свою поездку в Саров взяла их с собою. Когда мать принесла девочку к о. Серафиму и стала просить его помолиться о ней, говоря, что все дети ее умирают, не дожив до году, он положил свою руку на голову дитяти и сказал: «Утешайтесь ею». Действительно, за молитвы праведника, девочка эта осталась жива; а после нее рождавшиеся у этой женщины дети опять умирали.

б) Беседы старца Серафима с монашествующими

Много в это время обращалось к нему монашествующих из мужских и женских обителей; в числе их являлись к нему настоятели монастырей. Он излагал пред ними свои мысли об обязанностях настоятеля.

«Настоятель – говорил он – должен быть совершен во всякой добродетели и душевные свои чувства иметь обучена долгим учением в рассуждении добра и зла (Евр. 5:14)». «Настоятель должен быть искусен в священном Писании: он день и нощь должен поучаться в законе Господнем; чрез таковые упражнения может он снискать себе дар рассуждения добра и зла».

«Истинное познание добра и зла можно иметь только тогда, когда подвижник благочестия придет в сочувствие будущего осуждения и предвкушение вечного блаженства, что совершается в душе благочестивой, еще в здешней, земной жизни, таинственным и духовным образом».

«Прежде рассуждения добра и зла человек не способен пасти словесных овец, но разве бессловесных; потому, что без познания добра и зла, мы действий лукавого постигать не можем».

«А потому настоятель, яко пастырь словесных овец, и должен иметь дар рассуждения, дабы во всяком случае мог подавать полезные советы каждому, требующему его наставления; ибо, как говорит Петр Дамаскин (в Добротол. о назидании души добродетелями. Част. III, лист 52), несть всякий человек верен дати совет ищущим; но кто от Бога прием дар рассуждения и от многого пребывания в подвижничестве стяжа ум прозрителен».

«Настоятелю должно иметь также дар проницательности, дабы из соображения вещей настоящих и прошедших мог он предусматривать и будущие, и проразумевать козни вражии». «Отличительным характером настоятеля должна быть любовь его к подчиненным: истинного бо пастыря, по словам Иоанна Лествичника, показует любовь его к своему стаду. Ибо любовь принудила распяться на кресте Верховного Пастыря (в книге к Пастырю, гл. 5, лист. 178 на обор.)». Другие из настоятелей, заботясь о спасении порученных их руководству братий, спрашивали о. Серафима о том, как управлять братией. На такой вопрос одного из них о. Серафим дал следующее наставление:

«Всякий настоятель да сделается и да пребудет всегда в отношении к подчиненным благоразумною матерью».

«Чадолюбивая матерь не в свое угождение живет, но в угождение детей. Немощи немощных чад сносит с любовью; в нечистоту впадших очищает, омывает тихо – мирно, облачает в ризы белые и новые, обувает, согревает, питает, промышляет, утешает и со всех сторон старается дух их покоить так, чтоб никогда не слышать ей малейшего их вопля, и таковые чада бывают благорасположены к матери своей. Так всякий настоятель должен жить не в свое угождение, но во угождение подчиненных: должен к слабостям их быть снисходителен, немощи немощных несть с любовью, болезни греховные врачевать пластырем милосердия, падших преступлениями подымать с кротостью, замаравшихся скверною какого либо порока очищать тихо и омывать возложением на них поста и молитв, сверх определенных обще для всех; одевать учением и примерною жизнью своею в одежды добродетелей; непрестанно бдеть о них, всеми способами утешать их и со всех сторон ограждать мир их и покой так, чтобы никогда не было слышно ни малейшего их вопля, ниже ропота – и тогда они с ревностью будут стремиться, чтобы доставить мир и покой настоятелю».

1830 года, один иеромонах, вызываемый из Саровской пустыни настоятелем в Казанскую епархию, пришел к о. Серафиму принять благословение. Он нашел старца в лесу в трудах над грядами и подходил к нему молча, не говоря ни слова. О. Серафим, увидев издали идущего к себе брата, запел и довел до конца светилен св. Кресту: Крест Хранитель... Потом о. Серафим спросил пришедшего: «ты куда едешь, брат»!

– В Казань вызывают, отвечал пришедший.

«С тобою обман, батюшка, идет», сказал о. Серафим и прибавил: «не ходи в Макарьевскую пустынь». А Макарьевская пустынь лежит в полугоре близ города Свияжска, и называется Подгорною.

– Меня, батюшка о. Серафим, вызывают не в Макарьевскую, а в Раифскую пустынь игуменом, сказал пришедший брат, имея в виду поправить ошибку старца.

А о. Серафим продолжал свое: «я тебе говорю: не ходи в Макарьевскую». Подумавши же еще немного промолвил: «ну, поживи вне Сарова несколько... Опять к нам приедешь и умрем здесь в богоспасаемой Саровской пустыне». Потом, благословив брата, старец отпустил его с миром.

Брат отправился. Прибывши в Казань, он узнал, что действительно был определен указом не в Раифскую, а в Макарьевскую пустынь. Вспомнив слова о. Серафима, убедительно говорившего: «не ходи в Макарьевскую,» он отказался от этого назначения и был послан строителем в Цивильский Тихвинский монастырь.

Г-жа П. И. Шкарина, пользовавшаяся с 1827 года особенным доверием о. Серафима, свидетельствует, что он, еще за год до первой холеры, что была в 1830 и 1831 году, говорил: «грядет гнев Божий на Россию, приближается смертоносная холера. Бодрствуйте, говорил он ей, бодрствуйте и молитесь, да не найдет на вы внезапно час смертный».

«Холера, открывшись в России, посетила монастырь Тихвинский, в котором строительствовал Саровский брат. Болезнь заставила его выпросить у начальства увольнение от монастыря. Он возвратился паки в Саровскую пустынь».

Не мало являлось в это время к о. Серафиму и таких людей, которые, желая поступить в монастырь, спрашивали у него советов и наставлений. Старец, по своей прозорливости, дарованной от Господа, делал полезные советы и нередко предуказывал будущее.

Так в 1830 году один послушник Глинской пустыни нарочно прибыл в Саровскую обитель спросить у о. Серафима: «есть ли ему благословение Божие поступить в монашество»? Молодой человек, не зная еще хорошо себя самого, не усвоивши мысли о своем призвании, колебался между миром и монастырем: некому было поверить ему своих дум; не было вблизи человека, который бы решил его пожизненный вопрос. Вот приходит Глинский послушник к о. Серафиму, падает ему в ноги, просит развязать душу от вихря сомнений. Спрашивая: «есть ли воля Божия поступить ему и брату его, Николаю, в монастырь»? Не так ли и сам о. Серафим, за несколько лет назад, являлся в Киев к затворнику Досифею? Отвечал же он послушнику так:

«Сам спасайся и брата своего (родного) спасай». Потом, подумавши немного, сказал: «помнишь ли житие Иоанникия великого? Странствуя по горам и стремнинам, он нечаянно уронил из рук жезл свой, который упал в пропасть. Жезла нельзя достать, а без него святой не мог идти далее. В глубокой скорби он возопил к Господу Богу – и Ангел Господень невидимо вручил ему новый жезл».

Сказавши это, о. Серафим вложил в правую руку послушника свою собственную палку и сказал:

«Трудно управлять душами человеческими! Но среди всех твоих напастей и скорбей в управлении душами братий, Ангел Господень непрестанно при тебе будет до скончания жизни твоей».

После этого послушник решился поступить в монашество. При пострижении ему дали имя Паисия и в 1856 году он произведен во игумена к Астраханскому Чуркинскому Николаевскому общежительному монастырю, а чрез шесть лет возведен во архимандрита той же обители, сделавшись таким образом, как предвидел старец Серафим, пастырем душ человеческих. Родной же брат его, о котором о. Серафим говорил: спасай брата, поступил в монашество под именем Назария и окончил жизнь свою в Козелецком Георгиевском монастыре, в звании иеромонаха.

«Давая наставления начальствующим из монастырей братии, о. Серафим излагал и подчиненным обязанности их в отношении к начальникам».

«Стяжи смирение, послушание, повиновение – и спасешься, говорил он словами преподобного Варсонофия. И отнюдь не говори вопреки: что это? и для чего это? Но будь благопокорлив, наипаче авве твоему, который ради Бога печется о тебе и которому вверена душа твоя (Варс. Отв. 239)».

«Кто поистине хочет быть учеником Христовым, тот никакой не имеет власти над собою, чтобы делать что-нибудь самому по себе, говорит тот же учитель. Ибо, что делается по своему помыслу, то не угодно Богу, хотя бы казалось и хорошо. Если кто лучше знает полезное для себя, нежели авва, то зачем и называть себя учеником его»?

«Повинующийся повинуется во всем и не печется о спасении своем, потому что печется о нем другой, кому он подчинился и вверился. Кто в одном отсек волю свою, а в другом не отсек, тот имел свою волю и в том, в чем отсек».

«Кто хочет узнать путь совершенно и нейдет с знающим сей путь совершенно, никогда не достигнет града (совершен. безмолвия)».

«Отвергни волю свою назад и блюди смирение во всем житии твоем – и тогда спасешься. Смирение и послушание суть искоренителие всех страстей и насадителие всех добродетелей (Варс. Отв. 61–223)».

«Подчиненный должен умертвить свои страсти для жизни временной, чтобы иметь жизнь вечную. Он должен быть как сукно на сукновальне, по словам преподобного Антиоха. Ибо как сукно белильник колотит, топчет, чешет, моет, и оно делается бело, подобно снегу; так и послушник, терпя уничижения, оскорбления, поношения, очищается и делается как серебро чистое, блестящее огнем разожженное (Ант. Сл. 113)».

«Не должно входить в дела начальнические и судить оные: сим оскорбляется величество Божие, от Коего власти поставляются; ибо несть власть, аще не от Бога, сущие же власти от Бога учинены суть (Рим. 13:1)».

«Не должно противиться власти во благое, чтоб не согрешить пред Богом и не подвергнуться Его праведному наказанию: противляйся власти, Божию повелению противляется: противляющиеся же себе грех приемлют (Рим. 13:2)».

«Послушливый много к созиданию души преуспевает, кроме того, что он приобретает чрез сие понятие о вещах и приходит в умиление».

Многие из новоначальных иноков спрашивали о. Серафима советов и наставления на счет того, как им спасти себя и присных своих. О. Серафим отвечал на это следующее:

«По совету ли или по власти других или каким бы то ни было образом пришел ты в обитель, – не унывай: посещение Божие есть. Аще соблюдеши, яже тебе сказую – спасешься, сам и присные твои, о которых заботишься: не видех, глаголет Пророк, праведника оставлена, ниже семене его просяща хлебы (Пс. 36:25). Живя же в сей обители, сие соблюдай: стоя в церкви, внимай всему без опущения, узнай весь церковный порядок, т. е. вечерню, повечерие, полунощницу, утреню, часы, выучись содержать в разуме».

«Если находишься в келлии, не имея рукоделия, всячески прилежи чтению, а наипаче Псалтири; старайся каждую статью прочитывать многократно, дабы содержать все в разуме. Если есть рукоделие – занимайся оным; если зовут на послушание – иди на оное. За рукоделием, или будучи где-либо на послушании, твори беспрестанно молитву: Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешного. В молитве внемли себе, т. е. ум собери и соединяй с душою. Сначала день, два и множа твори молитву сию одним умом, раздельно, внимая каждому особо слову. Потом, когда Господь согреет сердце твое теплотой благодати Своей и соединит в тебе оную в един дух, тогда потечет в тебе молитва оная беспрестанно и всегда будет с тобою, наслаждая и питая тебя. Сие-то самое есть реченное Пророком Исаией роса до, яже от Тебе, исцеление им есть (Ис. 26:19). Когда же будешь содержать в себе сию пищу душевную, т. е. беседу с самим Господом, то зачем ходить по келлиям братий, хотя кем и будешь призываем? – Истинно сказую тебе, что празднословие сие есть и празднолюбие. Аще себя не понимаешь, то можешь ли рассуждать о чем и других учить? Молчи, беспрестанно молчи; помни всегда присутствие Божие и имея Его. Ни с кем не вступай в разговор, но всячески блюлись осуждать много разговаривающих, или смеющихся; будь в сем случае глух и нем; чтобы о тебе ни говорили, пропускай все мимо ушей. В пример себе взять можно Стефана Нового (Чет. мин. 28 ноября, в житии его), которого молитва была непрестанна, нрав кроток, уста молчаливые, сердце смиренно, дух умилен, тело с душою чисто, девство непорочно, нищета истинная и нестяжание пустынническое; послушание безроптиво, повиновение тщательное, делание терпеливо и труд усерден».

«Сидя за трапезой, не смотри и не осуждай, кто сколько ест; но внимай себе, питая душу молитвою. За обедом ешь довольно, за ужином повоздержись. В среду и пяток, аще можешь, вкушай – по однажды. Каждый день непременно в нощи спи четыре часа: 10-й, 11-й, и 12-й и час за полунощь; аще изнеможешь, можешь, в добавок, днем спать. Сие держи несомненно, до кончины жизни: ибо оно нужно для успокоения головы твоей. И я с молодых лет держал таковой путь. Мы и Господа Бога всегда просим о упокоении себя в нощное время. Аще тако будешь хранить себя, то не будешь уныл, но здрав и весел».

«Сказую тебе истинно, аще тако будешь вести себя, то неисходно пребудешь в обители до скончания своего. Смиряйся, и Господь поможет тебе, и изведет яко свет правду твою, и судьбу твою, яко полудне (Псал. 36:6), и просветится свет твой пред человеки (Мф. 5:16)».

Саровский монах Киприян был смущаем тягостью возложенного на него послушания, пошел к о. Серафиму в келлию за наставлением. «Не успел я войти к нему в келлию, ни сказать ни одного слова – говорил монах – встретил он меня у двери и сказал: «радость моя! нет дороги отказываться от послушания».

Один раз пришел к. о. Серафиму монах из очень дальнего монастыря. Старец в это время трудился у своего колодца. Подошедши к нему странник поклонился и просил благословения, а о. Серафим, занимаясь трудами, не обратил на него никакого внимания. Инок, постояв молча, отошел восвояси без всякого утешения. Тогда о. Серафим, подошедши к Дивеевской сестре, тут же неподалеку трудившейся, сказал: «вот, матушка, требует благословения, а сам не знает куда». Так, разумеется, понял поведение старца и сам инок, не получивший благословения на дело, без рассуждения и сознания задуманное.

в) Беседы его с мирянами

Не оставляя без духовного назидания монашествующих, о. Серафим много поучал и мирян, обличая в них ложные направления ума и жизни и преподавая положительные правила благочестия. Так, один благоговейный священник привел с собою к о. Серафиму профессора, преподававшего в семинарии одну из наук Богословия, который не столько хотел слышать беседу старца, сколько принять его благословение на вступление в монашество. Старец благословил его по обычаю священства, но на счет его желания вступить в монашество не давал никакого ответа, занявшись беседою со священником. Профессор, стоя в стороне, внимал их беседе. Священник, между тем, во время разговора часто наводил речь на цель, с которою пришел к нему ученый. Но старец, намеренно уклоняясь от сего предмета, продолжал свою беседу, и только раз, как бы мимоходом, заметил о профессоре: «не нужно ли ему еще доучиться чему-нибудь»? Священник на это решительно объяснил ему, что он знает Православную Веру, сам профессор семинарии и стал убедительнейше просить разрешить только недоумение его на счет монашества. Старец на это отвечал; «и я знаю, что он искусен сочинять проповеди. Но учить других так же легко, как с нашего собора бросать на землю камешки, а проходить делом то, чему учишь, все равно, как бы самому носить камешки на верх собора. Так вот какая разница между учением других и прохождением самому дела». В заключение он советовал профессору прочитать историю св. Иоанна Дамаскина, говоря, что из нее он усмотрит, чему еще надобно доучиться ему.

В 1831 году, 18 июня, были в Сарове и пришли в пустынь к о. Серафиму Иван Максимович Кредицкий, и жена его Ю. П. «Мы нашли старца – говорили они – на работе: он разбирал грядку мотыгою, и когда мы подошли к нему и поклонились ему до земли, он благословил нас и положивши на мою голову руки, прочитал тропарь Успению Божией Матери: В рождестве девство сохранила еси и т. д.; потом он сел на грядку и приказал нам также сесть, но мы невольно встали пред ним на колени и слушали его беседу о будущей жизни, о жизни святых, о заступлении, предстательстве и попечении о нас грешных Владычицы Богородицы, и о том, что необходимо нам в здешней жизни, для вечности. Эта беседа продолжалась не более часа; но такого часа я не сравню со всею прошедшею моею жизнью. Во все продолжение беседы я чувствовал в сердце неизъяснимую, небесную сладость, Бог весть, каким образом туда перелившуюся, которой нельзя сравнить ни с чем на земле и о которой до сих пор я не могу вспомнить без слез умиления и без ощущения живейшей радости во всем моем составе. До сих пор я хотя и не отвергал ничего священного, но и не утверждал ничего: для меня в духовном мире все было совершенно безразлично, и я ко всему был одинаково хладнокровен. Отец Серафим впервые дал мне теперь почувствовать всемогущего Господа Бога и его неисчерпаемое милосердие и всесовершенство. Прежде за эту хладность души моей ко всему святому и за то, что я любил играть безбожными словами, правосудный Господь допустил скверному духу богохульства овладеть моими мыслями, и эти ругательные мысли, о которых до ныне я не могу вспомнить без особенного ужаса, целые три года сокрушали меня постоянно, особенно же на молитве, в церкви, и более всего, когда я молился Царице Небесной. Уже я думал, в отчаянии, что никакие муки, по суду земному, недостаточны для моего наказания и что только адские вечные муки могут быть праведным возмездием за мои богохуления. Но о. Серафим в своей беседе совершенно успокоил меня, сказавши с свойственною ему неизъяснимо радостною улыбкой: чтобы я не боялся этого шума мысленного; что это действие врага, по зависти его, и чтобы я безбоязненно всегда продолжал свою молитву, какие бы враг ни представлял скверные и хульные мысли.

«С тех пор, действительно, этот шум мысленный начал во мне мало по малу исчезать, и менее чем в месяц совершенно прекратился».

Однажды пришли к нему четыре человека из ревнителей старообрядства, жители села Павлова Горбатовского уезда, спросить о двуперстном сложении, с удостоверением истинности старческого ответа каким-нибудь чудом или знамением. Только что переступили они за порог келлии, не успели еще сказать своих помыслов, как старец подошел к ним, взял первого из них за правую руку, сложил персты в трехперстное сложение по чину Православной Церкви, и таким образом, крестя его, держал следующую речь: «Вот христианское сложение креста! Так молитесь, и прочим скажите. Сие сложение предано от св. Апостолов; а сложение двуперстное противно святым уставам. Прошу и молю вас, ходите в церковь грекороссийскую: она во всей славе и силе Божией! Как корабль, имеющий многие снасти, паруса и великое кормило, она управляется Святым Духом. Добрые кормчие ее – учители Церкви, архипастыри – суть преемники Апостольские. А ваша часовня подобна маленькой лодке, не имеющей кормила и весел; она причалена вервием к кораблю нашей церкви, плывет за нею, заливаемая волнами, и непременно потонула бы, если бы не была привязана к кораблю».

В другое время пришел к нему один старообрядец и спросил: «скажи, старец Божий, какая вера лучше: нынешняя церковная, или старая»?

– Оставь свои бредни, отвечал о. Серафим; жизнь наша есть море, св. Православная церковь наша – корабль, а кормчий – сам Спаситель. Если с таким кормчим люди, по своей греховной слабости, с трудом переплывают море житейское и не все спасаются от потопления, то куда-же стремишься ты с своим ботиком и на чем утверждаешь свою надежду – спастись без кормчего»?

Однажды зимою привезли на санях больную женщину к монастырской келлии о. Серафима и о сем доложили ему. Не смотря на множество народа, толпившегося в сенях, о. Серафим просил принести ее к себе. Больная вся была скорчена, коленки сведены к груди. Ее внесли в жилище старца и положили на пол. О. Серафим запер дверь и спросил ее:

«Откуда ты, матушка»?

– Из Владимирской губернии.

«Давно ли ты больна»?

– Три года с половиною.

«Какая же причина твоей болезни»?

– Я была прежде, батюшка, Православной веры, но меня отдали замуж за старообрядца. Я долго не склонялась к ихней вере – и все была здорова. Наконец они меня уговорили: я переменила крест на двуперстие и в церковь ходить не стала. После того вечером пошла я раз по домашним делам во двор; там одно животное показалось мне огненным, даже опалило меня; я, в испуге, упала, меня начало ломать и корчить. Прошло не мало времени. Домашние хватились, искали меня, вышли во двор и нашли – я лежала. Они внесли меня в комнату. С тех нор я хвораю.

«Понимаю... отвечал старец. А веруешь ли ты опять в св. Православную Церковь»?

– Верую теперь опять, батюшка, отвечала больная.

Тогда о. Серафим сложил по православному персты, положил на себе крест и сказал:

«Перекрестись вот так во имя Святой Троицы».

– Батюшка, рады бы, отвечала больная, да руками не владею.

О. Серафим взял из лампады у Божией Матери Умиления елея и помазал грудь и руки больной. Вдруг ее стало расправлять, даже суставы затрещали и тут же получила совершенное здоровье.

Народ, стоявший в сенях, увидев чудо, разглашал по всему монастырю, и особенно в гостинице, что о. Серафим исцелил больную.

Когда это событие кончилось, то пришла к о. Серафиму одна из Дивеевских сестер. О. Серафим сказал ей: «это, матушка, не Серафим убогий исцелил ее, а Царица Небесная». Потом спросил ее:

«Нет ли у тебя, матушка, в роду таких, которые в церковь не ходят»?

– Таких нет, батюшка, отвечала сестра, а двуперстным крестом молятся мои родители и родные все.

«Попроси их от моего имени, сказал о. Серафим, чтобы они слагали персты во имя Святой Троицы.

– Я им, батюшка, говорила о сем много раз, да не слушают.

«Послушают, попроси от моего имени. Начни с твоего брата, который меня любит: он первый согласится. А были ли у тебя из умерших родные, которые молились двуперстным крестом»?

– К прискорбию, у нас в роду все так молились.

«Хоть и добродетельные были люди, заметил о. Серафим. пораздумавши, а будут связаны: св. Православная Церковь не принимает этого креста... А знаешь ли ты их могилы»?

Сестра назвала могилы тех, которых знала, где погребены.

«Сходи ты, матушка, на их могилы, положи по три поклона и молись Господу, чтобы Он разрешил их в вечности».

Сестра так и сделала. Сказала и живым, чтобы они приняли православное сложение перстов во имя Святой Троицы, и они точно послушались голоса о. Серафима: ибо знали, что он угодник Божий и разумеет тайны св. Христовой веры.

О православном сложении перстов и положении на челе крестного знамения должным образом о. Серафим очень заботился и приписывал крестному знамению великую силу. Крестьянин Ардатовского уезда, села Автодеева М. Б., собираясь в Саров на богомолье, пред самым выездом получил такой жестокий удар, что память совершенно потерял и его без сознания привезли в Саровскую пустынь. Здесь один послушник, земляк больному, привел его к о. Серафиму. Едва только стали подходить мы к келлии старца – рассказывал после М. Б. и бывший с ним послушник – как я уже почувствовал в себе облегчение: чувство памяти и понимания понемногу снова начало возвращаться ко мне, и я помню все, что о. Серафим говорил и делал со мною в то время. Сперва он благословил меня и начертил на челе моем крест маслом из лампадки; потом дал мне две пригоршни сухариков, наконец сам показал мне трехперстное сложение креста и сказал: «милостив Бог! молись ему так: со временем все это пройдет». И действительно, немного спустя, по возвращении моем домой, я сделался совершенно здоров, молитвами угодника Божия о. Серафима».

Часто старец Божий одним своим видом и простым словом приводил к сознанию грешников и они решались исправиться от пороков. Так в одно время к нему силился пройти сквозь толпу один крестьянин, но всякий раз как будто отталкиваем был кем-то. Наконец сам старец обратился к нему и спросил строго: «а ты куда лезешь»? Крупный пот выступил на лице крестьянина, и он с чувствованием глубочайшего смирения в присутствии всех тут бывших, начал раскаиваться в своих пороках, особенно краже, сознаваясь, что он не достоин явиться пред лицо такого светильника. Конечно, это сознание не могло не принести добрых плодов в жизни простосердечного крестьянина.

Иван Яковлевич Каратаев, относительно наставлений о. Серафима, лично ему данных, рассказывал следующее:

«В октябре 1830 года я был послан из Курской губернии, где квартировал наш полк, за ремонтом. В Курске и дорогою я много слышал о подвигах старцев Саровской пустыни Назария, Марка и других, в особенности много рассказывали мне о великом подвижнике той пустыни, затворнике иеромонахе Серафиме, о его святой жизни, о чудных его предсказаниях, о даре врачевания всевозможных болезней, телесных и душевных, и о необыкновенной его прозорливости. Эти рассказы до того разогрели мое сердце, что я решился непременно заехать по пути в Саров. Но когда я был подле самой почти Саровской пустыни, враг смутил меня страхом прозорливости старца Серафима. Мне казалось, что старец торжественно обличит меня во всех грехах моих, особенно же в заблуждении касательно почитания святых икон. Я думал, что икона, писанная рукою человека, даже может быть грешного, не может быть угодна Богу, следовательно, не может вместить в себя чудодейственной благодати Божией, и поэтому не должна быть предметом нашего почитания и благоговения. По слабости и малодушию, я совершенно покорился страху обличения от прозорливого старца и проехал мимо Саровской пустыни.

На следующий год, в марте месяце, когда войска наши двинулись на польскую границу, я возвращался в свой полк, по приказанию начальства.

Путь мой лежал опять мимо Саровской пустыни, и теперь уже решился, я по совету своего отца, побывать у о. Серафима. Когда я шел из гостиницы к келье старца, внезапно страх, до того времени владевший мною, переменился на какую-то тихую радость, и я заочно возлюбил о. Серафима. Около его кельи уже стояло множество народа, пришедшего к нему за благословением. О. Серафим, благословляя прочих, взглянул и на меня, и дал мне знак рукою, чтобы я прошел к нему. Я исполнил его приказание со страхом и любовью, поклонился ему в ноги, прося его благословения на дорогу и на предстоявшую войну, и чтобы он помолился о сохранении моей жизни. О. Серафим благословил меня медным своим Крестом, который висел у него на груди, и, поцеловав, начал меня исповедовать, сам сказывая грехи мои, как будто бы они при нем были совершены. По окончании этой утешительной исповеди, он сказал мне: «не надобно покоряться страху, который наводит на юношей диавол, а нужно тогда особенно бодрствовать духом, и откинув малодушие, помнить, что, хоть мы и грешные, но все находимся под благодатью нашего Искупителя, без воли Которого не спадет ни один волос с головы нашей». Вслед за тем начал он говорить и о моем заблуждении, касательно почитания св. икон: «как худо и вредно для нас желание исследовать таинства Божии, недоступные слабому уму человеческому, например, как действует благодать Божия чрез святые иконы, как она исцеляет грешных, подобных нам с тобой, прибавил он, и не только тело их, но и душу; так что и грешники, по вере в находящуюся в них благодать Христову, спасались и достигали царства небесного». Затем в подтверждение почитания святых икон, он приводил в пример, что, «еще в Ветхом Завете, при кивоте завета, были золотые Херувимы; а в церкви новозаветной Евангелист Лука написал лик Божией Матери, и Сам Спаситель оставил нерукотворный Свой образ». Наконец, в заключение, он сказал, что, «ненужно внимать подобным хульным мыслям, за которые вечная казнь ждет духа лжи и сообщников его в день Страшного суда».

«Много еще и других душеспасительных слов говорил он тогда в мое назидание; но я не припомню их всех. Говорил он, что «искушения диавола подобны паутине; что только, стоит дунуть на нее – и она истребляется; что так-то и на врага – диавола, стоит только оградить себя крестным знамением – и все козни его исчезают совершенно». Говорил он также, что «все святые подлежали искушениям; но, подобно золоту, которое, чем более может лежать в огне, тем становится чище, и святые от искушений делались искуснее, терпением умилостивляли правосудие Творца и приближались ко Христу, во имя и за любовь Которого они терпели». И наконец несколько раз повторял он, что: «тесным путем надлежит нам, по слову Спасителя, войти в царствие Божие».

«Слушая о. Серафима, поистине я забыл о своем земном существовании.

«Солдаты, возвращавшиеся со мною в полк, удостоились также принять его благословение, и он, делая им при этом случае наставления, предсказал, что ни один из них не погибнет в битве, что и сбылось действительно: ни один из них не был даже ранен.

«Уходя от о. Серафима, я положил подле него на свечи три целковых. Но враг диавол, завидуя тогдашнему спокойствию совести моей, вложил мне такую мысль: зачем святому отцу деньги? эта вражеская мысль смутила меня, и я поспешил с раскаянием и с просьбою о прощении за нее к о. Серафиму. Но Бог явно наказал меня за то, что я на минуту допустил к себе такую нечестивую мысль. Ходя около кельи о. Серафима, я не мог узнать ее и принужден был спросить шедшего к нему монаха: где келья о. Серафима? Монах, удивляясь, вероятно, моему вопросу, указал мне ее. Я вошел с молитвою к старцу, и он, предупреждая слова мои, сказал мне следующую притчу: «во время войны с галлами надлежало одному военачальнику лишиться правой руки; но эта рука дала какому-то пустыннику три монеты на св. храм, и молитвами св. церкви Господь спас ее. Ты это пойми хорошенько и впредь не раскаивайся в добрых делах. Деньги твои пойдут на устроение Дивеевской общины, за твое здоровье». Потом о. Серафим опять исповедал меня, поцеловал, благословил и дал мне съесть несколько просфорных сухариков и выпить святой воды, которую вливая мне в рот, сказал: «да, изженется благодатью Божией дух лукавый, нашедший на раба Божия Иоанна». Старец дал мне и на дорогу сухарей и св. воды и, сверх того, просфору, которую сам положил в мою фуражку.

«Наконец, получая от него последнее благословение, я просил его не оставить меня своими св. молитвами; на это он сказал: «положи упование на Бога и проси Его помощи, да умей прощать ближним своим – и тебе дастся все, о чем ни попросишь».

«В продолжение польской компании я был во многих сражениях – и Господь везде спасал меня за молитвы праведника Своего».

Генерал Павел Яковлевич Куприанов пришел к старцу и благодарил его за молитвы. «Вашими молитвами, говорил он, я спасся во время турецкой компании. Окруженный многими полками неприятелей, я оставался сам с одним только полком и видел, что мне нельзя было ни укрепиться, ни двинуться куда-нибудь, ни взад, ни вперед. Не было никакой надежды ко спасению. Я только твердил непрестанно: «Господи помилуй молитвами старца Серафима», ел сухарики, данные мне вами в благословение, пил воду святую – и Бог охранил меня от врагов невредимым». Старец отвечал на это: «великое средство ко спасению – вера, особливо непрестанная сердечная молитва; пример нам св. Моисей пророк. Он, ходя в полках, безмолвно молился сердцем, и Господь сказал Моисею: Моисее, Моисее, что вопиеши ко Мне? Когда же Моисей воздвигал руки свои на молитву, тогда побеждал Амалика... Вот что есть молитва! Это непобедимая победа! Св. Пророк Даниил говорит: Лучше мне умрети, нежели оставить молитву на мгновение ока: молитвою пророк Даниил заградил уста львов, а три отрока угасили пещь огненную».

Когда о. Серафим говорил это, подошли к нему два человека, одетые в светское платье. Отец Серафим, обратясь к одному из них, сказал: «а наше дело с вами учить детей»! Удивленный такою речью, этот отвечал искренно: «да, я пастырь западной церкви»? После беседы со старцем, этот пастырь обещал и, говорят, присоединился к Православной Церкви.

Князь Николай Николаевич Голицын, проезжая из Москвы в Пензу, по желанию принять, благословение от о. Серафима, заехал в Саров и, не нашедши старца в монастыре, поспешно пошел в пустынь. На дороге в полуверсте от монастыря старец встретился с ним, к величайшей его радости. Князь подошел к нему и просил благословения. Благословивши, старец спросил: «кто ты такой»? Князь, не назвавши своей фамилии, сказался просто проезжающим человеком. Тогда о. Серафим с братолюбием обнял его и, поцеловавши, сказал: Христос воскресе! Затем спросил: «читаешь ли ты святое Евангелие»? Проезжавший сказал, что читает. «Читай почаще, отвечал старец, следующие слова в сей божественной книге: приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы. Возьмите иго Мое на себе и научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим. Иго бо Мое благо и бремя Мое легко есть (Мф. 11:28–30). Сказав эти слова, старец опять со слезами обнял князя. Дорогою продолжал беседовать с ним о будущей жизни и о разных испытаниях, имеющих с ним случиться, которые все сбылись в свое время. Пришедши в монастырь, старец пригласил князя к себе в келлию, дал напиться св. воды и пожаловал горсть сухарей. Прощаясь же с ним, он спросил у проезжавшего человека: «долго ли намеревается он пробыть в монастыре»? Тот отвечал, что предполагает уехать на утро, после ранней литургии. Тогда о. Серафим с невыразимою любовью сказал, что, полюбив его, он желает еще видеться с ним завтра, после ранней обедни, что поэтому собственно, ради его, он не пойдет завтра в пустынь, и останется в монастыре. На другой день старец вышел к нему на встречу на крыльцо своей келлии, благословил, обнял его и ввел в келлию. Здесь опять напоил его св. водою, дал сухариков и, благословляя в путь, опять советовал почаще читать прежде сказанные слова из святого Евангелия и еще Символ веры, в котором просил обращать особенное внимание на двенадцатый член. К сожалению, другие беседы старца с князем остались неизвестными; но для князя они служили величайшим утешением и принесли много душевной пользы.

В отношении к родителям, о. Серафим внушал уважение даже и в таком случае, если бы они имели слабости, унижающие их. Так, один человек пришел к старцу с своею матерью. Мать же его в высшей степени предана была пьянству. Только-что хотел он изъявить о. Серафиму слабости своей матери... Старец мгновенно положил правую свою руку на уста его и не позволил промолвить ему ни одного слова. По учению нашей Православной Церкви, мы не должны осуждать родителей своих, терять к ним уважение и любовь из-за недостатков их. От сына обратясь к матери о. Серафим сказал: «отверзи уста свои». И когда она открыла, дунул на нее трижды. Отпуская же их от себя сказал: «вот вам мое завещание: «не имейте в дому своем не то- чию вина, но ниже посуды винной, так как ты (обращаясь к матери) не потерпишь более вина».

К последним же годам жизни о. Серафима относятся следующие замечательные наставления разным лицам, в свое время записанные Саровским иноком Сергием, бывшим впоследствии архимандритом Высотского Серпуховского монастыря: о должностях и любви к ближним; о не осуждении ближнего и прощении обид; о терпении и смирении; о болезнях; о милостыне; о посте; о покаянии; о слезах и о Святом Духе. (См. приложение).

Были у старца Серафима на беседе и такие люди, которые не искали себе назидания, а хотели лишь удовлетворить своей пытливости. Так, одному Саровскому брату подумалось, что уже близок конец мира, что наступает великий день второго пришествия Господня. Вот он и спрашивает о сем мнении о. Серафима. Старец же смиренно отвечал: «радость моя! ты много думаешь о Серафиме убогом. Мне ли знать, когда будет конец миру сему и наступит великий день, в который Господь будет судить живых и мертвых и воздаст каждому по делам его? Нет, сего мне знать невозможно». Брат, в страхе упал к ногам прозорливого старца. Серафим же ласково вздвиг его и продолжал говорить так: «Господь сказал Своими пречистыми устами: о дне том и часе никто же весть: ни Ангели небеснии, токмо Отец Мой Един. Якоже бысть во дни Ноевы, тако будет и пришествие Сына человеческого Якоже бо бяху во дни прежде потопа: ядуще и пиюще, женящеся и посягающе, донележе вниде Ное в ковчег, и не уведеша, дóндеже прииде вода и взять вся: тако будет и пришествие Сына человеческого (Мф. 24:37). При сем старец тяжко вздохнул и сказал: «мы, на земле живущие, много заблудили от пути спасительного; прогневляем Господа и не хранением св. постов; ныне христиане разрешают на мясо и во св. четыредесятницу и во всякий пост; среды и пятницы не сохраняют; а Церковь имеет правило: не хранящие св. постов и всего лета среды и пятницы много грешат. Но не до конца прогневается Господь, паки помилует. У нас вера Православная, Церковь, не имеющая никакого порока. Сих ради добродетелей Россия всегда будет славна и врагам страшна, и непреоборима, имущая веру и благочестие в щит и во броню правду: сих врата адова не одолеют».

Видя, что о. Серафим так много подвизается в научении других, один брат решился спросить его: «что ты всех учишь»? На это достоблаженный старец ответствовал: «я следую учению Церкви, которая поет: не скрывай словес Бога, но возвещай Его чудеса. (Вторн. Страстн. седм. на вечерн. стих).

В другой раз ему послано было сказать: зачем он приходящим к нему помазывает елеем из лампады, горящей в келлии его пред иконой? О. Серафим отвечал посланному: «мы читаем в Писании, что Апостолы мазали маслом и многие больные от сего исцелялись. Кому же следовать нам, как не Апостолам»? И обычай помазывать приходящих беспрепятственно оставался за ним, потому что помазанные получали врачевание.

г) Случаи прозорливости о. Серафим

Прозорливость старца Серафима простиралась очень далеко. Он давал наставления для будущего, которого человеку обыкновенному никак не предусмотреть. Так, пришла к нему в келлию одна молодая особа, никогда не думавшая оставить мир, чтобы попросить наставления, как ей спастись. Едва только эта мысль мелькнула в ее голове, старец уже начал говорить: «много-то не смущайся: живи так, как живешь; в большем Сам Бог тебя научит. Потом, поклонившись ей до земли, сказал: «только об одном прошу тебя: пожалуйста, во все распоряжения входи сама и суди справедливо: этим и спасешься». Находясь тогда еще в мире и совершению не думая быть в монастыре, эта особа никак не могла понять, к чему клонятся такие слова о. Серафима. Он же, продолжая свою речь, сказал ей: «когда придет это время, тогда вспомните меня». Прощаясь с о. Серафимом, собеседница сказала, что. может быть, Господь приведет им опять свидеться. «Нет – отвечал о. Серафим – мы уже прощаемся навсегда, а потому прошу не забывать меня в святых своих молитвах. Когда же она просила помолиться и за нее, он отвечал: «я буду молиться, а ты теперь гряди с миром: на тебя уже сильно ропщут». Спутницы действительно встретили ее на гостинице с сильным ропотом за медлительность. Между тем слова о. Серафима не были произнесены на воздух. Собеседница, по неисповедимым судьбам Промысла, вступила в монашество под именем Каллисты и, быв игуменьею в Свияжском монастыре, Казанской губернии, помнила наставления старца и по ним устроила свою жизнь.

В другом случае посетили о. Серафима две девицы, духовные дочери Стефана, Саровской пустыни схимонаха. Одна из них была купеческого сословия, молодых лет, другая – из дворян, уже пожилая возрастом. Последняя от юности горела любовью к Богу и желала давно сделаться инокиней, только родители не давали ей на то благословения. Обе девицы пришли к о. Серафиму принять благословение и попросить у него советов. Благородная, сверх того, просила благословить ее на вступление в монастырь. Старец, напротив, стал советовать ей вступить в брак, говоря: «брачная жизнь благословлена Самим Богом. В ней нужно только с обеих сторон соблюдать супружескую верность, любовь и мир. В браке ты будешь счастлива, а в монашество нет тебе дороги. Монашеская жизнь трудная не для всех выносима». Девица же из купеческого звания, юная возрастом, о монашестве не думала и слова о том о. Серафиму не говорила. Между тем, он, сам от себя, благословил ее, по своей прозорливости, поступить в иноческий сан, даже назвал монастырь, в котором она будет спасаться. Обе остались одинаково недовольны беседою старца; а девица пожилых лет даже оскорбилась его советами и охладела в своем усердии к нему. Сам духовный отец их, иеромонах Стефан, удивлялся и не понимал, почему, в самом деле старец пожилую особу, ревностную к иноческому пути, отвлекает от монашества, а деву юную, нежелающую иночества, благословляет на путь сей? Последствия, однако же, оправдали старца. Благородная девица уже в преклонных летах вступила в брак и была счастлива. А юная – действительно пошла в тот монастырь, который назвал прозорливый старец.

Ротмистр Африкан Васильевич Теплов, имевший в обычае ежегодно посещать о. Серафима, сообщил о даре прозорливости его следующие случаи, лично к нему относившиеся.

В 1829 году, летом, поехал я в Саров с женою и детьми. Дорогою жена моя, видя, что старший сын наш, которому было около 10 лет от роду, занимается исключительно чтением священных книг, не обращая никакого внимания на окружающее, начала жаловаться, что дети наши слишком уже привязаны к одним только священным книгам, и что они вовсе не заботятся о своих уроках, о науках и о прочем, необходимом в свете. По прибытии в Саров, мы немедленно пошли к о. Серафиму и были им приняты очень ласково. Благословляя меня, он сказал, чтобы мы пробыли здесь три дня; благословляя жену мою, произнес: «матушка! матушка! не торопись детей-то учить по-французски и по-немецки, а приготовь душу-то их прежде, а прочее приложится им потом».

Благословляя же обоих детей наших, удостоил назвать старшого «сокровищем своим». Так обличил праведный старец несправедливый ропот жены моей, да и потом, в течение всей своей жизни, до самой кончины не переставал предупреждать меня всегда касательно всех обстоятельств радостных и печальных, случавшихся в нашем семействе, подкрепляя слабый мой дух отеческими своими советами.

«В том же 1829 году я был свидетелем следующего обстоятельства из жизни о. Серафима. Один господин имел намерение жениться на такой особе, которая по званию своему никак ему не соответствовала, да и родители его не соглашались на этот брак. Но господин тот, зная, что родители его вполне уважают о. Серафима и не в состоянии будут после его одобрения противиться этому браку, хотел сначала преклонить старца на свою сторону. Для этого, приготовив предварительно доказательства на законность своего намерения, и даже тексты священного Писания на случай несогласия о. Серафима, для его убеждения, прибыл он к этому праведному старцу. И вдруг, к величайшему своему изумлению, слышит он, что старец произносит имя и отчество той самой особы, о которой он думал делать ему свои запросы, – что он говорит ему далее и те самые доказательства, которые он хотел ему представить, и наконец даже те тексты св. Писания, на которые он хотел упереться, в случае несогласия старца. Пораженный этим неожиданным предупреждением своих мыслей, господин тот пал безмолвно на колени пред старцем. Отец же Серафим, поднимая его, сказал ему: «Богу и Божией Матери, и твоей матери не угодно твое намерение – и сего не будет». Действительно брак тот не состоялся. По возвращении от старца, этот господин сам сознался, что он никогда прежде не верил, чтобы могли быть праведники на земле; но что настоящий случай убедил его вполне в праведной жизни о. Серафима.

«В 1830 году, по случаю бывшей болезни жены моей, обещались мы съездить на богомолье в Тихвин к чудотворной иконе Царицы Небесной. Но в тот самый день, когда нам нужно было выехать, жена моя, сходя по лестнице со 2-го этажа, споткнулась и вывихнула себе чашку у колена. Хотя же, при помощи костоправа, нога и была поправлена, но, при малейшем после того движении, чашка сдвигалась опять с своего места, так что, по-видимому, невозможно было совсем нам ехать. Однако же, имея полную веру к молитвам о. Серафима, мы не хотели отлагать поездки до другого времени и отправились в путь тогда же, что было зимою. На пути боль ее усилилась, и это заставляло меня, при всем уповании на молитвы о. Серафима, несколько раз предлагать жене совет о возвращении домой. Но она не соглашалась. А так как у нас принято было за священное правило, не проезжать Саровской пустыни, не приняв благословения о. Серафима, то мы и на этот раз повернули к нему, с большой дороги. Еще мы были далеко от обители, как вдруг боль в ноге жены моей начала уменьшаться, и по мере приближения нашего к Сарову, становилась все слабее и слабее, и наконец, когда мы въехали в самую пустынь, она прекратилась совершенно: чашка установилась на своем месте и опухоль исчезла. Мы явились к старцу в келлию для получения его благословения, и он, благословивши нас, приказал нам прийти к нему в пустыньку, к источнику, куда мы и прибыли около полудня. Старец принял нас очень милостиво, напоил водою из источника, дал на дорогу в Тихвин две ржаные корки и, благословляя па путь, сказал: «грядите, грядите, грядите! дорожка гладенькая».

«Последние слова о. Серафима мы вспомнили на возвратном пути из Тихвина; потому что, хотя это было и в январе месяце, но, в ожидании поезда Государя Императора, дорогу так уравняли, что на ней не встречали почти ни одного ухаба».

Даром прозорливости своей о. Серафим приносил много пользы ближним. Так, была в Сарове из Пензы благочестивая вдова диакона, по имени Евдокия. Желая принять благословение старца, она в среде множества народа пришла за ним из больничной церкви и остановилась на крыльце его келлии, ожидая позади всех, когда придет очередь ее подойти к о. Серафиму. Но о. Серафим, оставивши всех, вдруг говорит ей: «Евдокия! поди ты сюда поскорее». Евдокия необыкновенно удивлена была, что он назвал ее по имени, никогда не видевши ее, и подошла к нему с чувством благоговения и трепета. О. Серафим благословил ее, дал св. антидора и сказал: «тебе надобно поспешить домой, чтоб застать дома сына». Евдокия поспешила и в самом деле едва застала сына своего дома: в ее отсутствие начальство Пензенской семинарии назначило его студентом Киевской академии и, по причине дальности расстояния Киева от Пензы, спешила скорее отправить его на место. Этот сын, по окончании курса в Киевской академии, пошел в монашество под именем Иринарха, был наставником в семинариях, ректором и впоследствии епископом.

Однажды пришел к послушнику Иоанну Тихонову один человек, который называл себя помещиком, возвращавшимся из путешествия в Крым и сказал, что он два раза был в Сарове, но не сподобился видеть о. Серафима, а теперь он надеется видеть его при посредстве о. Иоанна.

О. Иоанн говорит, что какое-то странное, даже тягостное чувство овладело им, когда он собирался вести этого посетителя в пустыню к старцу, хотя и видел, что этот человек вовремя обедни в этот же самый день, на коленях и со слезами молился перед образом Божией Матери. Оставив его за несколько сажен от пустынной келлии о. Серафима, Иоанн пошел к старцу и сказал ему, что такой-то желает получить от него благословение. Но о. Серафим на его предложение строго ответил: «я умоляю тебя именем Божиим, чтобы ты и впредь бегал таких людей, и объяснил, что этот человек притворщик. Думая убедить старца, Иоанн рассказал ему, как этот человек молился в церкви и снова просил за него. Но старец, никогда не видевши этого посетителя, еще строже начал отзываться о нем, говоря, что «это самый несчастный, самый потерянный человек». Когда же послушник возвратился к ожидавшему его посетителю и передавши ему слова старца, прилежнее просил молиться Господу, если не хочет, чтобы душа его погибла безвозвратно, то он, заревел во весь свой голос и рассказал, что действительно душа его исполнена самых нечистых мыслей и чувствований.

Но вот вскоре после него пришел в Саровскую пустынь и другой странник. Он, по-видимому, был простого звания и также убедительно просил о. Иоанна проводить его к о. Серафиму. Тот исполнил его желание, но из опасения за недавний случай, оставил его также в нескольких саженях от пустынной келлии о. Серафима. В это время старец жал голыми руками осоку и как скоро услышал, что какой-то странник из Киева желает получить его благословение, тотчас же сказал послушнику: «приведи его».

Когда этот привел его, он посадивши подле себя, начал говорить страннику, чтобы он оставил избранный путь, снял бы с себя вериги, обулся бы и возвратился бы в дом свой, – потому что там мать, жена и дети очень тоскуют по нем, а дома занялся бы хлебною торговлею. «Мною», говорил старец – что вельми хорошо торговать-то хлебом. У меня же есть знакомый купец в Ельце; тебе стоит только прийти к нему, поклониться и сказать, что тебя прислал к нему убогий Серафим, он тебя и примет в приказчики.

Странник во все это время пребывал в молчании, хотя и видно было, что он слушал старца с особенным чувством и был слишком тронут его словами. Когда же старец, благословивши, отпустил пришедших с миром о. Иоанн дорогою спросил странника о причине молчания. Странник отвечал, что он чрез свое молчание не только ничего не потерял, но еще получил все желаемое, т. е. узнал настоящий путь свой. И при этом рассказал, что о. Серафим, по дивному дару прозорливости, знает всю его жизнь; что он мещанского сословия и всегда занимался хлебною торговлею, чем и содержал свое семейство, но из любви Божией, без рассуждения, без путеводителя и без отеческого благословения пожелал странствовать и поэтому, без всякой помощи оставив свое семейство, с годовым паспортом отправился босиком и в веригах в Киев. «Там, говорил он, встретил я старца, который велел мне отправиться в Саровскую пустынь, прийти к о. Серафиму и послушаться его во всем, что повелит он, потому что это будет истинный путь мой. А теперь старец предупредил меня сам и мне остается только возблагодарить милосердого Бога и возвратиться домой, по указанию человека Божия».

Мещанин города Кадома Алексей Петрович Андронов незадолго до кончины о. Серафима, по чувству глубокого уважения и любви к нему, отправился в Саровскую пустынь и взял с собою двух воспитанников, окончивших курс в семинарии и ожидавших служебного назначения. Когда они пришли к старцу, то он благословил их всех, одному из воспитанников сказал: «поспеши домой, – у тебя дома пожар; горят хлеба, и ты должен помочь родным». Другому тоже велел скорее ехать домой «потому что там уже его дожидаются, чтобы он занял свое место». Воспитанники изумились этим словам, но, по возвращении домой, каждый из них убедился, что от чудного старца ничего не скрыто.

Крестьянин Лихачевский Ефим Васильев подрядился однажды поставить шпиль на монастырской башне в Саровской пустыне. Когда все было готово и народ начал молиться, а он с несколькими работниками стоял на кровле башни, чтобы смотреть за работою и правильно поставить шпиль на своем месте, вдруг пришло ему на ум: зачем он не попросил на это дело молитв и благословения о. Серафима, – тогда-бы уж знал наверное, что все кончится благополучно. Только что он подумал об этом, как тотчас же увидел самого о. Серафима, вышедшего из своей кельи на крыльцо и трижды благословившего его.

До нашего времени дошли и такого рода сведения, из которых мы усматриваем не только пользу от прозорливости о. Серафима, но и объяснение тому, как этот дар Божий действовал в нем. Раз пришли к о. Серафиму в монастырскую келлию строитель Высокогорской пустыни иеромонах Антоний и приезжий из Владимирской губернии купец. Они вошли вместе. Строителя о. Серафим попросил сесть и подождать, а с купцом стал немедленно говорить. Милостиво и ласково он обличал его в пороках и делал наставления: «все твои недостатки и скорби – говорил он – суть следствия твоей страстной жизни. Оставь ее, исправь пути твои». Пространная речь его на эту тему проникнута была столь трогательно теплотой сердца, что и купец, к которому она прямо относилась, и строитель, для которого она была делом сторонним, тронуты были, в буквальном смысле, до слез. В заключение о. Серафим советовал купцу поговеть в Сарове и причаститься св. Таин, обнадеживая, что Господь, в случае искреннего покаяния, не отнимет от него Своей благодати и милости. По окончании беседы, купец, настроенный к благочестию, поклонился старцу в ноги, благодарил его от всей души за его душеполезную беседу, обещался исполнить, что слышал, и прося молитв о. Серафима, вышел из его келлии весь в слезах.

Тогда строитель Высокогорской пустыни, много лет пользовавшийся вниманием и уважением о. Серафима, осмелился спросить его:

– Батюшка! душа человеческая пред вами открыта, как лицо в зеркале: в моих глазах, не выслушавши духовных нужд и скорбей бывшего сейчас богомольца, вы все ему высказали.

О. Серафим не сказал ни слова.

Строитель продолжал:

– Теперь я вижу: ум ваш так чист, что от него ничто не сокрыто в сердце ближнего.

О. Серафим положил правую руку на уста своему собеседнику и сказал:

«Не так ты говоришь, радость моя. Сердце человеческое открыто одному Господу и один Бог сердцеведец, а человек приступит и сердце глубоко» (Пс. 63:7). За сим рассказал он, как некоторые укоряли св. Григория Богослова за то, что приблизил он к себе Максима циника. Но святитель сказал: «един Бог ведает тайны сердца человеческого, а я видел в нем обратившегося от язычества в христианство, что для меня велико».

Строитель опять спросил: «да как же, батюшка, вы не спросили от купца ни единого слова, и все сказали, что ему потребно»?

О. Серафим, отверзши уста и распространив слово, начал изъяснять:

«Он шел ко мне, как и другие, как и ты, шел, яко, к рабу Божию; я, грешный Серафим, так и думаю, что я грешный раб Божий, что мне повелевает Господь, как рабу своему, то я передаю требующему полезного. Первое помышление, являющееся в душе моей, я считаю указанием Божиим и говорю, не зная, что у моего собеседника на душе, а только верую, что так мне указывает воля Божия для его пользы. А бывают случаи, когда мне выскажут какое-либо обстоятельство, и я, не поверив его воле Божией, подчиню своему разуму, думая, что это возможно, не прибегая к Богу, решить своим умом, – в таких случаях всегда делаются ошибки».

Весьма назидательную и многообъясняющую сию беседу старец заключил так:

«Как железо ковачу, так я предал себя и свою волю Господу Богу: как Ему угодно, так и действую; своей воли не имею, а что Богу угодно, то и передаю».

Эту беседу нам передал лично почтенный отец архимандрит Антоний, бывший в то время строителем Высокогорского монастыря, впоследствии наместником Сергиевой Лавры.

д) Исцеления при посредстве молитв старца Серафима

Некоторые по своей вере, при жизни о. Серафима и при посредстве его молитв, получали исцеления. Так, в 1830 году прибыла в Саров одна больная, бывшая впоследствии игуменью в г. Слободске, Вятской губернии. Она страдала водяною болезнью; тело у ней все опухло и пожелтело; расслабление чувствовалось в такой степени, что она с большим трудом достигла Сарова. На дороге два раза останавливалась и однажды так была слаба, что в Нижегородском женском монастыре ее уже напутствовали к смерти.

По прибытии в Саров, пришла она, в числе других посетителей, в келейные сени о. Серафима и села позади других. Старец же, раздвинув толпу посетителей, подошел прямо к ней, протянул ей руку, приняв от нее полотенце ее рукоделья, трижды утерся им и, сказавши: «иди, радость моя, за мной», привел ее в свою келлию. Здесь он благословил ее, дал просфоры со св. водою и, отпуская от себя, сказал: «завтра мы с тобою увидимся».

На другой день старец принимал посетителей в ближней пустынной келлии, около своего источника. Он вышел к ним в полумантии с зажженною в руках свечою, начал благословлять всех, говоря каждому потребное на пользу души. После всех подошла к нему и больная. Взглянув на нее, он сказал: «ты матушка, очень не здорова»? и потом, благословляя, продолжал: «поди умойся в ключе и напейся – и будешь здорова. Больная отвечала: «уж я пила, батюшка, и умылась, когда пришла сюда». Тогда он сказал опять: «возьми, матушка, возьми воды-то из ключа с собой, пей и умывайся, и тело-то омой: Апостолы Христовы исцелят тебя, будешь здорова». А как она сказала, что при ней нет сосуда, в котором можно бы унести воды с собою, то старец вынес ей из своей келлии небольшой кувшинчик и повторил как при сем случае, так и после возвращения с водою, прежние слова свои.

Возвратившись в гостиницу, больная тотчас же исполнила во всей точности совет старца, не опасаясь употребления воды в водяной болезни и не слушаясь тех, которые, бывши с нею, запрещали это: на другой день она встала с постели совершенно здоровою. Вода из нее вытекла, опухоль уничтожилась, боль стихла, возвратилась крепость сил; лицо покрылось естественною белизной. Больная точно переродилась, и те, которые видели ее еще накануне, утром почти не узнавали.

Пред отправлением в обратный путь отец Серафим прислал ей и двум ее спутницам, вместе с благословением: выздоровевшей – палочку с клюкою, одной из спутниц – палочку же с четырьмя отростками, а другой – простую палочку. Последствия показали, что с каждым из этих знаков соединялось особое значение, которого в то время они не поняли. Выздоровевшая, поступив в монахини, под именем Пульхерии, была игуменьею в женском монастыре города Слободска, Вятской губернии. Первая из спутниц с тремя своими отростками (двумя сыновьями и дочерью) все четверо приняли монашеский сан; вторая спутница также поступила в монастырь.

В предыдущем рассказе упомянуто об источнике Серафимовом и его целительной силе.

Вот что рассказывает об этом событии Саровский иеромонах о. Анастасий. Раз случилось ему быть у батюшки о. Серафима около его колодца. Старец между беседою сказал ему: «вот, батюшка, я молился, чтобы вода сия в колодце была целительною от болезней». Этим объясняются нынешние свойства воды, текущей в Серафимовом источнике, которых прежде она не имела. Во-первых, вода сия, как замечают, никогда не портится, хотя бы много лет стояла в не закупоренных сосудах. Некоторым хотелось бы объяснить это качество минеральными веществами, входящими будто бы в состав ее. Но известно, что и минеральные воды изменяются и подвергаются порче, даже очень скоро, при дурной укупорке. Во-вторых, водою из Серафимова источника во всякое время года многие омываются, и здоровые, и больные, и не только никто не получает от этого вреда, а напротив, многие, как видим, получали исцеление. Так, после смерти о. Серафима, княг. Е. И. Е. рассказывала относительно целительных свойств Серафимова источника следующее: «двоюродная сестра моя В. Н. очень страдала припадками и боялась всякой святыни, с которою подходили к ней. Лекарства, как это часто бывает, не помогали ей. Нечего делать, повезли ее в Саров к о. Серафиму. Старец дал ей сухариков и велел умыться в своем источнике. С той минуты болезнь ее совершенно прошла, и она живет благополучно у детей своих».

Вот что говорится еще в письмах Марии Кол., современницы о. Серафима лично знавшей его, в письмах, которые писаны были к затворнику Георгию, в первое полугодие после кончины Саровского подвижника.

«Я опять перехожу к о. Серафиму, как источнику моей радости. Мне и в присутствии моем другим сказывала Мавра Львовна, генеральша Сипягина. Она была больна, чувствовала в себе ужасную тоску, и от болезни не могла в постные дни кушать пищи, положенной уставом Церкви. Когда она пришла к о. Серафиму просить помощи, старец приказал ей напиться воды у его источника. Мавра Львовна напилась: вдруг, без всякого принуждения, из нее гортанью вышло множество желчи. И после сего она стала здорова».

«Также Татьяна Васильевна Баринова, в бытность свою у о. Серафима, жаловалась ему на свою болезнь; а у ней на руке был непроходимый лишай, и вся рука была обвязана. Батюшка о. Серафим приказал ей вымыть руку водою из источника. Татьяна же Васильевна сперва подумала: «ах! как я это сделаю, если и от малейшего прикосновения сырости болезнь руки усиливается»? Однако же, на сей случай она не затруднилась оказать послушание и свою руку умыла. Тотчас же как бы чешуя слезла с руки ее вместе с кожею, и с тех пор руки ее чисты».

«Многим даже в ранах о. Серафим приказывал окатиться водою из его источника. Все получали от этого исцеление – и в различных болезнях».

Повествования свои о целительности источника Мария окончила так: «жизнь батюшки о. Серафима и чудные дела Божии в нем меня радуют. А как вспомню о его переселении от здешних, и что я более его не увижу, так сердце мое исполняется горести и глаза – слез. Я бы у него попросилась в Дивеевскую общину... В бытность у него я так была удивлена им, что нашла мало чего поговорить с ним о себе: только лились неудержимо мои слезы. С предсказанным переворотом моей жизни мне показалось, что все мое сердце превратилось в плач. Но старец успел и здесь меня успокоить и покорить воле Божией».

Случаев, в которых о. Серафим при жизни своей оказывал помощь больным, было очень много. Так, инок Саровской обители, Александр, рассказывал о себе многим боголюбивым особам следующие обстоятельства:

«Будучи еще в мире, он страдал расслаблением всех членов, особенно же его мучила нестерпимая боль в одном ухе. Лекарства ему нисколько не помогали. В ухе, наконец, образовался завал. Но совету добрых людей он отправился в Саров просить молитв и помощи о. Серафима. Когда больной, вошедши, упал ему в ноги, то старец ни слова не говоря, подошел к лампаде, горящей пред образом Божией Матери, омочил в масло перст свой и помазал больное место уха. Больной в ту же минуту почувствовал облегчение, а вскоре и вся боль прошла. Тут же старец, между прочим, сказал выздоровевшему: «ты будешь наш», и он, не смотря на значительные препятствия, действительно вступил в Саровскую пустынь.

По вступлении в монастырь, у него чрезвычайно усилилось расслабление правой руки, и прежде ощущаемое. Инок не мог ни креститься, ни кушать правою рукою без поддержки левой. Опять пришедши к старцу Серафиму, он бросился ему в ноги, прося его благословения и помощи св. молитвами. О. Серафим весьма милостиво благословил его и с радостным лицом сказал: «помолись Царице Небесной и положи ей три поклона». Инок тотчас же положил три поклона пред образом Божией Матери. После сего старец, взяв сосуд со св. водою, стал подавать ему в больную руку. Но инок отвечал: «батюшка! не могу взять этою рукою: она у меня болит и вся расслаблена». Тогда старец взял его за больную руку и, подавая сосуд, сказал: «бери и пей». Больной, хотя с трудом и при поддержке о. Серафима, напился. Старец в заключение, благословил его и с миром отпустил в келлию. «С того времени, говорил инок Александр, благодаря Бога за молитвы о. Серафима, я не чувствую никакой боли в руке моей».

И в Дивееве, и в Сарове занимались работами многие из крестьян. Некоторые из них особенно близки были к о. Серафиму; они питали к старцу веру и любовь, как к лицу, угодному Богу, и о. Серафим взаимно любил их. Некоторые из них таким образом сделались достоверными повествователями событий из жизни старца.

Так, Лихачевский крестьянин Е. В. рассказывал, что он в 1831 году, почувствовав в себе признаки холеры, тотчас же побежал к о. Серафиму просить помощи, и едва-едва мог доползти до его келлии. Старец приложил его к образу Божией Матери Умиления, напоил св. водою и дал вкусить несколько частиц от просфоры. Больной немного поуспокоился. Потом старец велел ему обойти кругом монастыря и, зайдя в собор, помолиться в нем. «Там – сказал он – милосердие Божие исцелит тебя». Крестьянин все это исполнил и, по милости Божией, возвратился в гостиницу совершенно здоровым.

Ротмистр Африкан Васильевич Теплов, касательно помощи о. Серафима во время холеры, сообщил следующее: «В начале 30-х годов появилась в Екатеринославской губернии холера и начала производить большую смертность в имении моем, находящемся в тамошнем краю. У меня заболело вдруг около 20 человек и уже двое из них умерли. Судорожные же корчи прочих, общий стон и плач раздирали мою душу. В столь крайних обстоятельствах я припомнил, что о. Серафим несколько раз говорил мне: «когда ты будешь в скорби, то зайди к убогому Серафиму в келлию: он о тебе помолится». Вспоминание это побудило меня с женою обратиться заочно к старцу Серафиму, чтобы он избавил нас от пагубной болезни. И вот в ту же ночь, в сонном видении, является старец жене моей и приказывает ей отправиться на родник, где некогда явилась чудотворная икона Божией Матери, взять оттуда воды, напиться и обмыться ею как нам, так и всем людям. Этот родник, или источник, находится в 12 верстах от моего имения, и я немедленно по утру отправился туда со всем семейством, сохраняя в душе полную уверенность в ходатайство за нас угодника Божия Серафима.

По прибытии на родник, мы погрузили в него сначала крест, а потом напились и умылись из него, как сами, так и служившие нам. В то же время, по моему распоряжению, привезли к нам из села нашего бочку, которую мы наполнили водою из родника и потом все отправились домой. В селе я приказал собрать всех крестьян, пригласил священника и, по совершении торжественного водоосвящения, мы стали раздавать священную воду всем и отвезли часть ее в больницу, где многие были уже при смерти. Все они, по милосердию Божию, выздоровели вскоре, пользуясь исключительно присланною им водою, и никто с тех пор не умирал в моем имении. В особенности удивило нас всех и заставило возблагодарить милосердие Божие – выздоровление одной 70-летней старухи. Она также заболела холерою и находилась уже в безнадежном состоянии. Но когда сосед ее, крестьянин, налил ей насильно в рот воды, так как она была в оцепенении, и потом еще вылил на нее из бутылки остальную воду, она впала в бесчувственность; потом чрез несколько минут выступил на ней обильнейший пот и чрез час, не более старуха была вне всякой опасности.

По случаю этой смертоносной язвы многие обращались к о. Серафиму с письмами, иные лично приезжали просить его молитв и наставления как предостеречь себя от опасности. Старец давал следующее наставление:

«Призовем имя Господа – и спасемся. Когда у нас имя Божие будет на устах – мы спасены. Открой ко Господу путь твой и уповай на Него, и Той сотворит, помилует тя, изведет, яко свет, правду твою, и судьбу твою яко полудне (Пс. 36:5–6), только повинись Господу и умоляй Его». К продолжению сего пути он советовал держать то молитвенное правило, которое еще прежде составил для простолюдинов и людей, часто не имеющих достаточного досуга для молитвы (см. выше). «Кто будет продолжать так, говорил он, тот не лишится милости Божией. Молитва – путь ко Господу. Благоговейно причащающийся святых Таин, и не однажды в год, будет спасен, благополучен и на самой земле долговечен. Помните слова апостольские: всегда радуйтесь, непрестанно молитеся, о всем благодарите (1Сол. 5:17). При таком блаженном и мирном состоянии души, верую, что по великой благости Божией, ознаменуется благодать и на роде причащающегося. Пред Господом один творящий волю Его – паче тьмы беззаконных».

Что касается собственно до писем, то о. Серафим часто, не распечатывая, знал их содержание и давал ответы, говоря, обыкновенно, так: «вот что скажи от убогого Серафима и проч.». В этом удостоверяют многие, боголюбивые особы, обращавшиеся с отцом Серафимом лично или чрез письма. После смерти старца, в келлии его нашли много нераспечатанных писем, по которым однако же, даны были в свое время изустные ответы.

Молитвы старца Серафима были так сильны пред Богом, что есть примеры восстановления болящих от одра смерти. Так, в мае 1829 года сильно заболела жена Алексея Гурьевича Воротилова, жителя Горбатовского уезда села Павлова. Воротилов же имел большую веру в силу молитв о. Серафима, и старец, по свидетельству знающих людей, любил его как-бы своего ученика и наперсника. Тотчас же Воротилов отправился в Саров и, несмотря на то, что приехал туда в полночь, поспешил к келлии о. Серафима. Старец, как-бы ожидая его, сидел на крылечке келлии и, увидевши, приветствовал его сими словами: «что, радость моя, поспешил в такое время к убогому Серафиму»! Воротилов со слезами рассказал ему о причине поспешного прибытия в Саров и просил помочь болящей жене его. Но о. Серафим, к величайшей скорби Воротилова, объявил, что жена его должна умереть от болезни. Тогда Алексей Гурьевич, обливаясь потоком слез, припал к ногам подвижника, с верою и смирением умоляя его помолиться о возвращении ей жизни и здоровья. О. Серафим тотчас погрузился в умную молитву минут на десять, потом открыл очи свои и, поднимая Воротилова на ноги, с радостью сказал: «ну, радость моя, Господь дарует супружнице твоей живот. Гряди с миром в дом твой». С радостью Воротилов поспешил домой. Здесь он узнал, что жена его почувствовала облегчение именно в те минуты, когда о. Серафим пребывал в молитвенном подвиге. Вскоре же она и совсем выздоровела.

В Сентябре 1831 года прибыл в Саров один помещик Симбирской и Нижегородской губерний Коллежский Советник Николай Александрович Мотовилов, совершенно больной и получил по молитвам отца Серафима чудесное исцеление. В записке своей, хранящейся в Дивеевской обители, он так пишет о своем исцелении: «Великий старец Серафим исцелил меня от тяжких и неимоверных, великих ревматических и других болезней, с расслаблением всего тела и отнятием ног, скорченных, и в коленках распухших, и с язвами пролежней на спине и боках, коими страдал неисцельно более трех лет. Исцеление это было следующим образом. Велел я везти себя, тяжко больного, из сельца Бритвина, Нижегородского Лукояновского имения моего, к Батюшке о. Серафиму. 5 сентября 1831 года я был привезен в Саровскую пустынь; 7 сентября и 8 на день Рождества Божией Матери удостоился иметь я две беседы, первые с батюшкой о. Серафимом до обеда и после обеда в монастырской келлии его, но исцеления еще не получал. А когда на другой день 9 сентября привезен был я к нему в ближнюю его пустыньку, близ его колодца и четверо человек носившие меня на своих руках, а пятый поддерживавший мне голову, принесли меня к нему, находящемуся в беседе с народом, во множестве приходившим к нему тогда, возле большой и очень толстой сосны и до сего времени на берегу р. Саровки существующей, на его сенокосной пажнинке, меня посадили. На просьбу мою помочь мне и исцелить меня, он сказал: «Да ведь я не доктор, к докторам надобно относиться, когда хотят лечиться от болезней каких-нибудь». Я подробно рассказал ему бедствия мои и что я все главные способы лечений испытал, но ни от одного способа не получил исцеления болезней моих и затем ни в чем уже не полагаю себе спасения и не имею другой надежды получить исцеления от недугов, кроме, как только лишь благодатью Божией. Но будучи грешен и не имеющий дерзновения сам ко Господу Богу, прошу его св. молитв, чтобы Господь исцелил меня. И он сделал мне вопрос: «а веруете-ли Вы в Господа Иисуса Христа, что Он есть Богочеловек и в Пречистую Его Божию Матерь, что Она есть Приснодева»? Я отвечал: «Верую». – «А веруешь-ли», продолжал он меня спрашивать, «что Господь как прежде исцелял мгновенно и одним словом своим или прикосновением своим все недуги, бывшие в людях, так и ныне также легко и мгновенно может по-прежнему исцелять требующих помощи, одним же словом своим и что ходатайство к Нему Божией Матери за нас всемогуще и что по сему Ее ходатайству Господь Иисус Христос и ныне также мгновенно и одним словом может всецело исцелить Вас»? – Я отвечал, что истинно всему этому всею душою моею и сердцем моим верую и если бы не веровал, то не велел бы везти себя к Вам. «А если веруете», заключил он, – «то Вы здоровы уже»! – «Как здоров»? спросил я, – «когда люди мои и Вы держите меня на руках»! – «Нет»! сказал он мне, – «Вы совершенно всем телом вашим теперь уже здоровы в конец»! И он приказал державшим меня на руках своих людям моим отойти от меня, а сам взявши меня за плечи, приподнял от земли и, поставив на ноги мои, сказал мне: «Крепче стойте, тверже утверждайтесь ими на земле, вот так; не робейте, вы совершенно здравы теперь». И потом прибавил, радостно смотря на меня: «вот, видите-ли как вы хорошо теперь стоите». Я отвечал: «поневоле хорошо стою, потому что Вы хорошо и крепко держите меня». И он, отняв руки свои от меня, сказал: «ну, вот уже и я теперь не держу вас, а вы и без меня все крепко же стоите; идите же смело, батюшка мой, Господь исцелил вас, идите же и трогайтесь с места». Взяв меня за руку одною рукою своею, а другою в плечи мои немного подталкивая, повел меня по траве и по неровной земле, около большой сосны, говоря: «вот, ваше боголюбие, как вы хорошо пошли»! Я отвечал: «да, потому что вы хорошо меня вести изволите»! – «Нет», сказал он мне, отняв от меня руку свою: «сам Господь совершенно исцелить вас изволил, и Сама Божия Матерь о том Его упросила, вы и без меня теперь пойдете и всегда хорошо ходить будете; идите-же...» и стал толкать меня, чтобы я шел. «Да эдак упаду я и ушибусь...» сказал я. «Нет», противоречил он мне, – «не ушибетесь, а твердо пойдете...». И когда я почувствовал в себе какую-то свыше осенившую тут меня силу, приободрился немного и твердо пошел, то он вдруг остановил меня и сказал: «довольно уже», и спросил: «что, теперь удостоверились ли вы, что Господь вас действительно исцелил во всем и во всем совершенно? Отъял Господь беззакония ваши и грехи ваши очистил есть Господь. Видите ли какое чудо Господь сотворил с Вами ныне; веруйте-же всегда несомненно в Него, Христа Спасителя нашего и крепко надейтесь на благоутробие Его к Вам, всем сердцем возлюбите Его и прилепитесь к Нему всею душою вашею и всегда, крепко надейтесь на Него и благодарите Царицу Небесную за Ее к вам великие милости. Но так как трехлетнее страдание ваше тяжко изнурило вас, то вы теперь не вдруг по многу ходите, а постепенно: мало по малу приучайтесь к хождению и берегите здоровье ваше, как драгоценный дар Божий» … И довольно потом еще побеседовав со мною отпустил меня на гостиницу совершенно здоровым. И так, люди мои пошли одни из леса и ближней пустыньки до монастыря, благодаря Бога и дивные милости Его ко мне явленные в собственных глазах их, а я сам один сел с гостинником отцом Гурием, твердо без поддержки людской, сидя в экипаже, возвратился в гостиницу Саровской пустыни. А так как многие богомольцы были со мною при исцелении моем, то прежде меня возвратились в монастырь, всем возвещая о великом чуде этом».

е) Пособие старца Серафима в разных душевных недугах

Старец о. Серафим оказывал помощь скорбящим, пораженным душевными недугами и одержимым злыми духами. Так, один Саровский брат, находясь в унынии, близком к отчаянию, просил другого разделить с ним несколько минут скорби. Вышли эти два брата из монастыря после вечерни и пошли вокруг ограды, утешаясь взаимною беседою. Подошедши к конному двору, около которого лежала дорожка к Серафимову источнику, скорбящий брат хотел своротить в сторону, чтобы в таком болезненном состоянии духа не повстречаться ему с о. Серафимом. Но прежде чем успели они отойти от дороги, вдруг увидели вблизи себя старца, идущего навстречу им. Старец явился им в довольно странном наряде. Часть белого его балахона была поднята, по обычаю рабочих, под кушак, а полы опущены. На нем был огромный зеленого цвета левантиновый платок, у которого один конец тащился по земле, а другой обвивал шею. Два брата упали ему в ноги. Старец же, как чадолюбивый отец, с необыкновенною ласкою благословил их, потом пропел следующий, стих 9-й песни канона, поемаго во всякой душевной скорби и обстоянии (параклисиса): радости исполни мое сердце, Дево, яже радости приемшая исполнение, греховную печаль потребляющи. Потом, топнув ногою, сказал: «нет нам дороги унывать, потому что Христос все победил, Адама воскресил, Еву свободил, смерть умертвил». Душевное состояние старца как бы перелилось в душе скорбящих братий, и они оживотворенные его радостью, возвратились в обитель в мирном и благодушном расположении сердца.

Одна вдова, имевшая троих маленьких детей, тяготясь воспитанием их, очень роптала на свою горькую долю. Наслышавшись же о милосердии о. Серафима, она решилась обратиться к нему, испросить благословение и поведать свое горе. Благословив ее, старец сказал: «не ропщи на свою участь, скоро кончится твое горе; один будет твоим кормильцем». Чрез неделю после этого двое из детей умерли. Мать поражена была неожиданною их смертью и опять пошла к о. Серафиму, ожидая, что он разрешит ей недоумения, тревожившие душу. Старец, увидев ее и предваряя речи ее, сказал: «молись Заступнице Пресвятой Богородице и всем святым: клятвою детей своих ты много оскорбила их. Покайся во всем духовному отцу твоему и вперед укрощай гнев свой, чтобы не быть великою грешницею. В последний раз благословляю тебя: только ты прости их». После сих слов старец благословил вдову, дал ей поцеловать Крест, который носил на груди, и ушел в свою келлию на другие труды.

Бесноватых о. Серафим исцелял своим присутствием, Крестом и молитвою. «Я был свидетелем – говорил Лихачевский крестьянин, работавший в Сарове – как несколько мужчин привели с величайшими усилиями к сеням пустынной келлии о. Серафима одну бесноватую женщину, которая во всю дорогу упиралась, а у крыльца сеней упала, и закинувши голову назад, кричала: «сожжет, сожжет»! О. Серафим вышел из келлии, и так как женщина не хотела открыть рот, насильно влил ей несколько капель св. воды. Я, и все мы увидели, что в ту же минуту из ее рта вылетело как бы дымное облако. Когда же старец, вслед за тем, оградил ее крестным знамением и с благословением сотворил над нею святую молитву, бесноватая очнулась, и сама начала молиться. Впоследствии, увидев ее в Саровском соборе совершенно здоровую, я спросил: «что она теперь чувствует»? – «Слава Богу, отвечала она, теперь я не чувствую прежней болезни».

ж) Исцеления и предсказания вместе

С совершением исцелений о. Серафим иногда соединял предсказания о будущей судьбе получивших выздоровление, или тех, кто был при них. Такой случай был с о. Мельхиседеком, монахом Арзамасского Спасского монастыря. Будучи в мире, имея жену и детей, он торговал рыбой, сложил для склада ее каменный подвал, но двери хорошей сделать не успел. Сын его, 5-ти лет, играя с другим мальчиком на лестнице подвала, задом упал вниз и после сего стал по ночам плакать и сделалась в доме их грусть. У ребенка отнялись ноги; ни один даже палец не действовал; тело все высохло, остались одни кости да кожа, и ноги мотались как плети. Если бывало, станут сгибать ему ноги, то колени трещали как пружина; то же повторялось и при разгибании. Сколько ни лечили родители своего сына – лекарства не подействовали, напротив, еще в груди оказалась сильная ломота. Наконец, поговоривши между собою, родители порешили ехать с больным в Саров к о. Серафиму. Дорогой через гати и мосты переносили его на руках и больной от нестерпимой ломоты в груди все плакал и просился назад домой, где лежать ему было спокойнее; но родители, ни на что не взирая, приехали в Саров. Придя к келлии отца Серафима и узнав, что он в пустыне, они терпеливо ожидали его прихода. Возвратившись в монастырь, о. Серафим всех благословил, а больного ребенка, сверх того, поцеловал в голову. Родители объяснили о болезни сына. О. Серафим сказал: «не лечите ничем, а молитесь Богу», и дал мальчику чего-то выпить и сухариков. При возвращении домой мальчик в дороге был спокойнее и родители, переставши лечить его, все молились о нем Богу. Спустя несколько времени матери больного привиделся сон, чтобы для исцеления сына, она взяла чудотворную икону Казанской Божией Матери (икона эта в г. Арзамасе в церкви Казанской Божией Матери) в дом. Точно, икону Божией Матери взяли в дом, отслужили всенощную и молебен с водоосвящением. По окончании молебна, священник благословил больного мальчика Крестом, дал ему напиться св. воды, а потом он приложился к чудотворной иконе Божие Матери, которая осталась в доме до утра. По утру же, отслужив благодарственный молебен Божией Матери, с радостью и благоговением отнесли ее в церковь. По возврате из церкви мать взяла больного на колени; в это время ноги у него, до того времени не имевшие правильного движения, вдруг согнулись и опять вытянулись, еще раз согнулись и снова вытянулись. Родители, увидев это, от удивления и радости заплакали, а сын, встав на ноги, пошел нетвердым шагом и с этого времени стал ходить лучше: ноги его окончательно исправились, и он более не страдал ими.

При том свидании, когда больного привозили к о. Серафиму, старец, между прочим, сказал отцу его: «ты оставь мир». Долго думал отец, что бы это значило, а потом стал уговаривать жену свою идти с дочерью в монастырь, с тем, чтобы и ему самому идти в монастырь же. Жена на это возразила: а родителей (которые при них жили) ты куда думаешь девать? – Для родителей, отвечал муж, надо поставить келлию и дать на пропитание. Не видя с этой стороны успеха в своих намерениях, жена прямо отвечала, что у нее нет желания идти в монастырь. Дело на том и остановилось. Потом, прошло несколько времени; жена, отец и мать в один год померли, и отец с сыном в тот же год поступили в Высокогорскую пустынь, а дочь была отдана в Николаевский Арзамасский женский монастырь. Таким образом сбылось предсказание о. Серафима, сказанное в виде намека.

Г-жа М. В. Никашина об исцелениях и предсказаниях о. Серафима повествовала следующее:

«Я и муж мой пожелали видеть богоугодного старца Серафима и поехали в Саровскую пустынь: но по приезде туда, не застали о. Серафима в монастырской его келье: он был в лесу, на пустынных трудах. Мы пошли туда и вскоре сам старец встретился с нами. Он тотчас обратился к мужу моему с словами: «вот что, батюшка, пророк Давид пишет: Господи, возлюбих благолепие дому Твоего, и место селения славы Твоея. Вельми хорошо, батюшка, украшать храмы Господни». О. Серафим говорил это по дару прозорливости, провидя, как муж мой любил украшать храмы Божии.

После того о. Серафим, приглашал нас в свою монастырскую келью, и мы стали у него просить благословения на поездку в Москву к своему помещику, чтобы хлопотать об отпущении на волю, или, по крайней мере, о том, чтобы господин уволил мужа моего от должности управляющего. Но о. Серафим, выслушав слова наши, взял моего мужа за руку и, подведя его к иконе Умиления Божией Матери, сказал: «прошу тебя, ради Божией Матери, не отказываться от должности. Твое управление – к славе Божией: мужиков не обижаешь. Не слушай, кто тебе будет говорить, про тебя, или про твою супругу дурно, а в Москву нет тебе дороги, а вот твоя дорога: я благословил одного управляющего проситься на волю по смерти господина, который при жизни своей купил себе имение на низу, и послал его принять оное и устроить. Когда господин тот скончался, госпожа отпустила управляющего на волю и дала ему доверенность на управление имением такую, что только себя не вручила ему». О. Серафим говорил эту притчу о моем муже, с которым действительно все то случилось впоследствии, что он предсказал за несколько лет до исполнения.

У мужа моего была следующая странная болезнь: едва только простудится он немного, как тотчас кровь бросается ему в лицо, делается напряжение жил, нервы, особенно носовые, приходят в необыкновенное раздражение, и он сначала ощущает странное щекотание в носу, а потом начинает чихать беспрестанно. Это изнурительное чиханье продолжалось у него иногда целый день, а иногда и два, и совершенно убивало его. Врачи Московские и Нижегородские советовали ему непременно лечиться от этой опасной болезни, и предсказывали, что у мужа моего со временем может образоваться полип. Но так как мужу моему некогда было заняться серьезно своим лечением, то болезнь вскоре очень усилилась. Тогда мы решились ехать в Саров к о. Серафиму.

По приезде нашем, старец, благословивши нас, тотчас же взял с печки бутылку с водой, приказал мужу моему наклонить голову и начал сам поливать ее водою из бутылки; потом приказал ему умыться этою водою и подал ему с своей шеи полотенце, чтобы он утерся им. С тех пор болезнь моего мужа совершенно миновалась, и он прожил еще семь лет.

О. Серафим, благословляя нас однажды на возвратный путь из Сарова домой, сказал мне: «вот, матушка, пришли ко мне мужчина и две женщины и стали творить молитву; я их не пустил; а когда они стали очень громко стучать в дверь и мне уже нечего было делать, то я лег спать» и потом прибавил: «понимаешь ли ты это, матушка»! После того, по приходе нашем на гостиный двор, мы нашли там какого-то чиновника Нижегородского, который приехал в Саров с женою и начал меня упрашивать сходить с ними к о. Серафиму, говоря, что они одни не смеют идти, и думают, что о. Серафим не пустит их. Муж мой также просил меня, чтобы я сходила с ними.

Мы пошли и, по приходе на крыльцо келлии, услыхали, что о. Серафим что-то делает в своих сенях. Я, по обыкновению, сотворила молитву, но о. Серафим не отвечал обычного «аминь» и не отпирал дверей. Спутники мои начали проситься с усилием, но он замолчал. Тогда мужчина начал громко стучать в двери, и вот мы услыхали, что о. Серафим лег спать у своих дверей, где мы стояли, и чрез несколько минут захрапел. Тут только поняла я, о каком мужчине и двух женщинах говорил он мне при прощании, и мы принуждены были отправиться домой в гостиницу, не видевши старца.

В последний год жизни моего мужа я была в Сарове, в пустыне о. Серафима. Я нашла там его собиравшего щепки у вала, на дороге. Заметивши меня, он подозвал меня к себе и сказал: «вот, матушка, св. Отцы благословили меня собирать эти щепки для сирот Дивеевских; придет зима, нужно будет топить им печки». Потом, взяв меня за руку, довел по дороге до своих гряд, где был посажен лук и картофель, и сказал: «а вот, матушка, мое богатство; вот как я живу; богатство же муженька твоего пойдет в другие руки; но ты не унывай о том». Действительно чрез несколько месяцев муж мой скончался; а остальное все случилось так, как предсказывал дивный старец.

Однажды я была очень больна желудком и начала лечиться; но так как пользы никакой не было, то я приехала к о. Серафиму и рассказала ему о своей болезни. На это старец отвечал мне так: «если ты, матушка, будешь лечиться, то скоро, скоро живот свой кончишь. Болезнь сию молчанием понеси – и пройдет, как перестанешь лечиться». При этом он прибавил: «вот когда ты пойдешь к Царице Небесной, то каких ты там не увидишь! «По благословению о. Серафима я перестала лечиться и болезнь моя действительно миновалась. После того я поехала в село Палиц, где находится чудотворная икона Божией Матери; и вот, на квартире, где привелось мне остановиться, я увидела старушку, перевязывавшую свои раны, которыми было покрыто все ее тело. Поутру, идя к обедне, я увидела новую страшную больную: вели одну девушку, расслабленную, опухшую и трясущуюся всеми членами. Тогда невольно вспомнила я слова о. Серафима, которые сначала казались мне непонятными: «когда ты поедешь к Царице Небесной, то каких ты там не увидишь».

Однажды я была у о. Серафима с родной своей сестрою, которая была замужем за одним священником, но овдовела. Старец, благословляя сестру мою, сказал ей: «и жизнь твоя, матушка, благословенна до самого твоего успения». На это сестра моя отвечала ему: «простите меня, батюшка, Христа ради: я все грешу, ссорясь с своим родителем за то, что он, сдавши свое место брату моему, сам все живет у меня». О. Серафим возразил ей: «с кем же, матушка, и жить-то тебе, как не с родителем»? Сестра отвечала ему: «у меня есть, батюшка, сын, который оканчивает ныне курс, и я на него имею надежду». Но о. Серафим опять возразил ей: «никакой, матушка, нет надежды, никакой нет». И действительно, сын сестры моей вскоре умер.

Однажды, будучи в Сарове, в день воскресный, пошла я после поздней обедай к о. Серафиму и, он, благословивши меня, спросил: «ты, матушка, была у обедни»? я отвечала: была, батюшка». Тогда он спросил: «видела ли ты там, как мы собором отпевали одну женщину? я только что пришел из церкви. Наш отец игумен сделал ей хороший гроб. Понимаешь ли ты это, матушка», и он повторил свой вопрос несколько раз. Я подумала, что верно он предсказывал мне близкую мою кончину, и с этими мыслями отправилась домой. Дорогою заехала я в деревню Соболеву, которая принадлежит к Покровскому приходу, чтобы навестить свою родную тетку; но здесь, к великому прискорбию, услышала я, что тетка моя недавно умерла и ее похоронили в тот самый воскресный день, после обедни, в который я была у о. Серафима, и он говорил мне о покойнице. О. протоиерей сделал ей, по усердию, на свой счет, гроб и похоронил собором. Тогда поняла я чудную прозорливость о. Серафима.

Этот самый протоиерей не имел прежде веры к о. Серафиму; но когда я рассказала ему о последнем предсказании старца, то он пожелал лично видеться с ним. И вот, едва только, по приезде своем в Саров, вошел он в келлию о. Серафима, как старец встретил его иерейским лобзанием, и словами: «да благословит тебя, батюшка (при этом он назвал его по имени), Господь Бог и Покров Божией Матери», и потом назвал всех тех угодников, во имя которых в Покровском храме были устроены 7 приделов. С того времени протоиерей питал всегда большую веру к о. Серафиму.

Однажды привезла я к о. Серафиму восковых свеч, он тотчас же спросил меня: «ты, матушка, поедешь в Дивеево»? Я отвечала ему: «благословите, батюшка: я везу туда три иконы». Тогда о. Серафим сказал: «так кстати отвези туда и свечки: все равно, за вас пойдет молитва». Потом он сказал: «ты, матушка, знаешь пчел? Когда матка сидит в улье, то и пчелки около нее. Так-то и девочки в Дивееве теперь пребывают с Божией Матерью». На это я сказала ему: «ах батюшка! как счастливы эти девочки, что они всегда пребывают с Божией Матерью». Тогда батюшка возразил мне: «что девочкам завидовать? и вдовой быть хорошо; Анна Пророчица была вдова, но ей разве было худо? А ты девушек то моих люби, почитай и не дожидайся, чтобы они за тобой ходили, а сама поищи их». Чрез несколько после того я овдовела; и из Дивеева Ирина Прокопьевна прислала ко мне сестру с письмом, в котором звала меня в обитель. Тогда я вспомнила слова о. Серафима: «не дожидайся, чтобы девушки мои за тобой ходили, а сама поищи их» – и решилась поступить в Дивеевскую общину.

Г-жа Серафима Корсакова рассказывала о своем муже следующее обстоятельство. Будучи одиннадцатилетним мальчиком муж мой, по имени Андрей, житель г. Ардатова, сделался тяжко болен глазами. Девять месяцев он находился в самом печальном и жалком положении; наконец мать решилась вести его в Саров. Но когда они приехали в обитель, 3-го августа 1829 года, о. Серафим, но причинам, ему известным, опять на время затворился и никого не принимал к себе. Они прождали дней пять... Старец опять раскрыл двери для всех, жаждавших его благословения, наставлении и врачевства. Увидев больного отрока с матерью, он пригласил их к себе, говоря: "грядите»! Благословив их, начал дуть больному в уши и глаза, и в то же время положил на его голове печать крестного знамения. В заключение же, благословив больного, он сказал ему: «будешь здоров». А когда больной выходил из келлии, о. Серафим сказал: «ты будешь женат на Серафиме». А матери сказал: «грех праздника не почитать». Он открыл этими словами то, чем она согрешила против заповеди Божией на пути в Саров. Едва только вышли они из келлии старца, слепой Андрей начал видеть свет Божий и чрез месяц зрение совсем возвратилось к нему. Исполнение же предсказания касательно имени будущей его супруги оправдалось тогда, когда я, Серафима, сделалась его женою».

з) Предсказания старца Серафима

Было весьма много случаев, в которых о. Серафим предвидел и предвозвещал будущее.

Г. И. М. Кр. рассказывал о своей родственнице В. И. Бр., живущей в Нижнем-Новгороде, следующее обстоятельство. Вышла она в замужество за вдовца, у которого было двое детей, и была в своем браке крайне несчастлива. Родственники пожелали, наконец, чтобы она оставила своего мужа. Но прежде начала дела, она поехала в Саров посоветоваться с о. Серафимом. Старец сказал ей: «ты никак не оставляй своего мужа: усердно прошу тебя об этом я, грешный монах Серафим; все же претерпеваемые тобою неприятности скоро кончатся». Действительно, не больше, как чрез полгода муж ее умер, а сирот его Господь помог ей пристроить для воспитания в казенные заведения.

Одной благочестивой жене, бывшей в Сарове, он открыл, что наступает голод и советовал запастись хлебом, чтобы не терпеть нужды. Жена же в простой беседе рассказала о сем предсказании Саровскому иеромонаху о. Иакову, который был ее духовником. Когда и братия за второю трапезою в тот же день узнали о сем от старца Иакова, то некоторые из них с верою приняли это известие, умоляя Господа Бога предотвратить Свой гнев, а маловерные и ропотливые стали порицать старца. Но обстоятельства оправдали слова его. В скором времени, после предсказания, действительно начался голод. Цены на хлеб с каждою неделею возвышались. Иссякли самые источники, из которых получался хлеб для голодавшего края. Цена за четверть хлеба стояла между 20 и 24 рублями, по прежнему счету, на ассигнации.

С 1831 года старец Серафим опять возвещал многим о предстоящем голоде. Видаясь с о. игуменом Нифонтом, он и ему твердил: «голод будет, голод будет»! А для предотвращения бедствий, он советовал монастырскому начальству сделать запас хлеба в шесть годовых потреб, заметив, что при его жизни уже в четвертый раз наступает голод, а обитель Саровская, никогда не терпела недостатка в хлебе.

Пришел к нему еще один священник А. Н., впоследствии протоиерей в Арзамасском Николаевском женском монастыре. Старец о. Серафим поздоровался с ним по обычаю иерейскому. Затем он, между беседою, предсказал ему, что он будет благочинным, увещателем раскольников и много потерпит в жизнь свою от диаконов, недостойно имеющих благодать сию. О. Авраамий увидел на себе исполнение сих слов. Он подтвердил, что наставления, которые слышал от старца касательно обязанностей благочинного, весьма много способствовали ему к должному прохождению этого звания.

Благочестивая вдова Пелагия Ивановна Шкарина, проживавшая в г. Арзамасе, свидетельствует, что она имела желание смолоду поступить в монашество. Но о. Серафим, знавши ее лет за пять до своей кончины, предсказал ей, что она будет сиротою, выйдет замуж, будет иметь семерых детей, назвал и имена всем им, потом лишится мужа. Как ни далеки были эти предсказания, но они все исполнились в точности.

Была у о. Серафима также одна мещанка г. Балахны, по фамилии Заяева. Старец советовал ей непременно поступить в монастырь; та отказывалась. Он открыл ей и причины своего совета: «ты будешь, говорил он, несчастлива замужеством, много будет у тебя детей, а мужа лишишься, останешься вдовою, и будешь терпеть еще большую бедность, чем при муже». Заяева не послушала советов старца, вышла замуж, и после горько жалела о том: ибо все слова о. Серафима исполнились над нею.

В другом случае пришла к нему из г. Арзамаса мещанская девица Ножевникова. Она находилась в большой бедности. О. Серафим, услышав жалобу на недостатки, предсказал, что в замужестве она будет богата, только после того опять будет влачить жизнь, исполненную многих скорбей.

В Арзамасском Николаевском женском монастыре проживали две сестры, крепостные девушки. Увидевши их, о. Серафим сказал: «чрез год господа возьмут вас к себе в услужение на пять лет». Девицы были у старца с своим братом. Этому брату он сказал: «а тебе Господь продлит жизнь до 80 лет, что ныне редкость, если только ты сохранишь себя от грехов смертных». Все это исполнилось, как предсказал о. Серафим.

Надежда Феодоровна Островская рассказывала следующее: «родной мой брат, подполковник В. Ф. Островский, часто гостил в Нижнем-Новгороде у родной нашей тетки, княгини Грузинской, которая имела большую веру к о. Серафиму. Однажды, по какому-то случаю, она послала его в Саровскую пустынь к этому прозорливому старцу. Отец Серафим принял моего брата очень милостиво и между прочими добрыми наставлениями вдруг сказал ему: «ах, брат Владимир, какой-же будешь пьяница»! Эти слова чрезвычайно огорчили и опечалили брата. Он награжден был от Бога многими прекрасными талантами и употреблял их всегда во славу Божию; к о. Серафиму имел глубокую преданность, а к подчиненным был – как нежный отец. Поэтому он считал себя весьма далеким от такого наименования, неприличного его званию и образу жизни. Прозорливый старец, увидев его смущение, сказал ему еще: «впрочем, ты не смущайся и не будь печален: Господь попускает иногда усердным к Нему людям впадать в такие ужасные пороки: и это для того, чтобы они не впали еще в больший грех – высокоумие. Искушение твое пройдет, по милости Божией, и ты смиренно будешь проводить остальные дни своей жизни; только не забывай своего греха». Дивное предсказание старца Божия действительно сбылось потом на самом деле. Вследствие разных дурных обстоятельств, брат мой впал в эту несчастную страсть – пьянство и, к общему прискорбию родных своих, провел несколько лет в этом жалком состоянии. Но наконец, за молитвы о. Серафима, и за свое простосердечие, был помилован Господом: не только оставил прежний свои порок, но и весь образ своей жизни изменил совершенно, стараясь жить по заповедям Евангельским, как прилично христианину.

А. А. Тум-я, будучи еще малолетнею (лет 12-ти от роду) однажды ездила с своею матерью в Саровскую пустынь, чтобы удостоиться видеть о. Серафима и получить его благословение. Это было в 1830 году. По приезде в Саров, она случайно узнала от своей няни о каком-то бедном, изнуренном колоднике, который в тяжелых цепях шел мимо монастыря и был очень жалок. При виде сего несчастного, она была очень тронута его положением, но тотчас не сделала ему подаяния только потому, что при ней в то время не было денег, но потом, отыскавши у тебя серебряную монету в 50 коп., за неимением другой, более мелкой, решилась отдать сему несчастному. Когда же пришли они к о. Серафиму, то прозорливый старец никогда еще их не видевший, тотчас подозвал девочку к себе и благословив ее, ласково сказал: «вот это хорошо, что полтинничек-то подала бедному», и при этом совершенно неожиданно назвал ее тогда «Ваше превосходительство». Мать ее, крайне удивленная этим приветствием, старалась объяснить старцу, что этот титул им вовсе не принадлежит, но он, беседуя с ними, по-прежнему давал девочке тот же титул. Так и возвратились они домой, не узнав причины такого необыкновенного приветствия старца и долго недоумевали, чтобы это значило? Но после стало понятно для них, когда А. А. Тум-я, достигши совершенного возраста, вышла замуж за генерала. Тогда оправдались пророческие слова старца Божия, который задолго предвидел будущее, по данной ему благодати от Господа.

Московский мещанин Вячеслав Андреевич Плетминцев никогда не думал жениться и всегда удивлялся тем людям, которые принимают на себя супружеские обязанности. В одно время случилось ему ехать из Рязани в Арзамас. Дорогою заехал он в Саровскую пустынь и там впервые услышал об о. Серафиме. «Дай, зайду к нему», – подумал Плетминцев: – «не скажет-ли он и мне чего-нибудь». Пришел он к старцу и тот прежде всего благословил его, а потом подал три сухарика, говоря: «вот это тебе, это жене твоей, а это сынку». Плетминцев не поверил сначала словам старца, но прибывши в Арзамас, действительно, чрез несколько времени женился и, по предсказанию святого старца, имел сына.

Наталья Ивановна Богданова, преданная всею душою к Саровскому старцу о. Серафиму, часто посещала его, желая насладиться утешительными его беседами и наставлениями. Проводя свою молодость девицею, она вовсе не думала о браке, но однажды, бывши у о. Серафима, вдруг была поражена от него неожиданным для нее предсказанием. О. Серафим, подавая ей сшитую из полотна шапочку, сказал: «на возьми, она тебе пригодится, когда у тебя родится младенец. Ты выйдешь в замужество за знатного господина, но года три по вступлении в брак тебе придется переносить разные скорби; но не бойся, а уповай на Господа, и Он тебя утешит, и ты будешь счастлива». Взявши эту шапочку от старца, Богданова хранила ее, как неоцененный дар и никому об этом не решалась открыть, ожидая исполнения чудного предсказания о. Серафима. Спустя довольно времени после сего свидания со старцем, она действительно, по его пророчеству вышла замуж, имея уже от роду за 30 лет. Когда же, пришло время ей разрешиться от бремени, то данная о. Серафимом шапочка была надета на младенца. Слова же его на счет семейных неприятностей при выходе замуж, также вполне оправдались. Но в последствии она жила счастливо.

Иным же старец предсказывал смерть, желая, чтобы они не перешли в вечность без христианского приготовления. Так, пришел к нему некто Д. И., управляющий заводом, находящимся в Екатеринбургском уезде, Пермской губернии, с женою и детьми. О. Серафим, не зная никого и ни о ком из них не слыхав прежде, назвал всех их по именам и каждому назначил год, месяц и день смерти. Отцу сказал, что проживет 20 лет, а матери – 12 лет. После известно сделалось в Сарове, что она действительно умерла в то время, какое предсказано было о. Серафимом. О самом управляющем сведений не имеется.

Одному жителю заштатного города Кадома (Тамб. губ.) он предсказывал, для его исправления, наказание Божие, имевшее последствием своим его смерть. Пришла к о. Серафиму жена этого человека. Старец принял ее с отеческою любовью и между прочими советами и наставлениями, убеждал ее поговорить своему мужу, избранному в то время в члены городского общества, чтобы он исправил себя от невоздержания, дерзости, несправедливых притеснений и немилосердия в отношении других». Если муж твой не оставит этих страстей, вкоренившихся в нем, говорил старец, то он непременно будет за то наказан Богом». Говоря это, он взял с печки пучок спичек, подал их женщине, и прибавил: «на, возьми эти спички, храни их».

Отеческое благословение о. Серафима видимо обрадовало ту женщину, а предсказанное им наказание ее мужа, в случае неисправления его, сильно смутило ее. Не раз после того рассуждала она с домашними и знакомыми своими о простом, но странном подарке о. Серафима; но никто из них не мог растолковать его значение. Наконец наступил страшный час, в который, как значения подарка объяснилось, так исполнилось и самое предсказание о. Серафима. В один день небо отовсюду началось покрываться страшными громовыми тучами, и к вечеру собралась ужасная гроза. Весь народ в Кадоме обратился с молитвою к Богу.

Стала молиться также вместе с своим мужем и женщина, бывшая у о. Серафима, между тем, как двое маленьких детей ее спали в это страшное время, один подле окна, а другой несколько подальше. Вдруг сильный удар грома разразился над их домом и в одно мгновение, вслед за сверкнувшей молнией, оторван был от окна деревянный карниз и расщепан в мельчайшие спички; большая часть их вонзилась в лицо и бороду мужа этой женщины. Пораженный этим ударам, он жил очень недолго и вскоре скончался.

Между тем ни дети, спавшие почти близ самого окна, ни опоры карниза в окне, ни мать, молившаяся возле своего мужа, нисколько не были задеты этим самым ударом. После того бедная женщина вспомнила слова о. Серафима и поняла все значение странного, по-видимому, его подарка.

Строителю Высокогорской пустыни о. Антонию предсказал его неожиданное перемещение в другой монастырь. Случаи подобных предречений читатель видел и прежде в жизни о. Серафима. Настоящее же обстоятельство случилось так.

В Январе 1831 года о. Антоний отправился к о. Серафиму в Саров для совета по случаю сильно смущавших его неотвязчивых мыслей о смерти. Приехавши в Саров вечером и никуда не заходя, о. Антоний пошел прямо к келье о. Серафима. Не доходя до нее встретил он некоторых из братий Саровской обители, которые сказали ему, что о. Серафим в монастырь не возвратился еще из своей пустыни. Было уже близ 5-ти часов вечера и темнело. Приехавший остановился в раздумье: идти ли ему куда или тут дожидаться? В это время стоявшие с ним братия, завидев издали грядущего старца, повестили: «вон о. Серафим идет». Старец шел в обыкновенной своей одежде, с мешком за плечами, опираясь на топор. О. Антоний тотчас подошел к нему и поклонился обычно.

«Что ты», спросил его старец.

«К вам, батюшка, с скорбною душою». Отвечал о. Антоний.

«Пойдем, пойдем, радость моя, в келью», приветливо сказал старец.

Они вошли вместе. В келлии наедине о. Антоний умолял старца-Серафима сказать ему откровенно: «свершится ли с ним то, что внушают ему скорбные помыслы? Не приближается ли в самом деле смерть его»?

«Сижу ли я в келье – говорил строитель Антоний – выйду ли на монастырь, мне представляется, что последний раз я вижу обитель. Из сего я заключаю, что я скоро умру и потому указал уже место могилы для себя».

Строитель приехал к о. Серафиму за тем, чтобы, в случае приближения его смерти, принять от старца благословение провести остающееся время в безмолвии и внимательном приготовлении себя к вечной жизни.

«Желаю знать о своей смерти», заключил о. Антоний, «единственно для изменения моей жизни, чтобы, отказавшись от должности, посвятить остальные дни свои безмолвному вниманию». Он прибавил к сему, что извещение о смерти не будет для него страшно.

Отец Серафим слушал рассказ, не изменяя своего положения и держа за руку строителя Антония. Когда же сей окончил, блаженный старец, взирая на него с любовью, сказал:

«Не так ты думаешь, радость моя, не так! Промысл Божий вверяет тебе обширную лавру».

О. Антонию подумалось, что старец Серафим желает развлечь его от скорбных мыслей, посему, прерывая речь его, он сказал:

– «Батюшка! это не успокоит меня, не усмирит моих помыслов. Я умоляю вас, скажите мне прямо: мысли мои о смерти не служат ли от Бога указанием на близкую мою кончину? и в таком случае я буду просить ваших молитв о душе моей и приму мирно и благодарно ваше слово. Мне хочется встретить час смертный с должным приготовлением».

О. Серафим с ангельскою добротой отвечал:

«Не верны твои мысли; я говорю тебе, что промысл Божий вверяет тебе лавру обширную».

Строитель же отвечал на это: «где же Высокогорской пустыне быть лаврою? Дай Бог, чтобы не сошла ниже, чем теперь стоит».

К большому удивлению о. Антония, старец Серафим, не переменяя своих мыслей, стал просить его милостиво принимать из Сарова братию, кто придет в Лавру или кого он пришлет.

Оставаясь в прежнем впечатлении, строитель продолжал:

«Батюшка! кто захочет из Сарова переходить в скудную Высокогорскую пустынь? А если бы кто пожелал, или кого бы вы прислали, то вы знаете всегдашнюю мою готовность делать все, что вам угодно; да на деле сего не может быть».

Отец Серафим, как будто идя по одной и той же дороге, сказал: «не оставь сирот моих, когда дойдет до тебя время»!

Не выдержал строитель, и, в порыве беспредельной любви и уважения к старцу, бросился к нему, обнял его и долго плакал. Не понимая значения прежде сказанных слов, он остановился вниманием своим на слове сирот; ему казалось, что старец говорит о скорой своей кончине. Блаженный Серафим продолжал: «поминай моих родителей Исидора и Агафью». Затем стал советовать: «покоряться во всем воле Господней, быть прилежну к молитве, строго исполнять свои обязанности, быть милостивым и снисходительным к братии: матерью будь; говорил, а не отцом к братии, и вообще ко всем милостивым и по себе смиренным. Смирение и осторожность жизни, говорил он, есть красота добродетелей». Потом о. Серафим несколько раз обнял строителя, благословил висевшим на его груди Крестом и сказал:

«Теперь гряди во имя Господне. Время уж тебе, тебя ждут»!

Выходя из кельи, строитель не мог себе дать отчета: какое значение имели слова блаженного старца и с чем он вышел из кельи. Однако же, как сокровище, он сложил сказанные старцем слова в сердце своем. Мысль о смерти осталась как бы подавленною свежими впечатлениями, но еще не была разрешена.

По выходе о. Антония из келлии, его встретил посланный от Саровского игумена о. Нифонта с приглашением зайти к нему. Вот что значили слова старца: «время уже тебе: тебя ждут».

Повидавшись с игуменом Нифонтом, который от болезни лежал тогда в постели, о. Антоний простился с ним и по делам обители спешил в свою пустынь. На гостинице он нашел экипаж свой уже готовым и с неопределенным впечатлением выехал в путь, чтобы наедине предаться размышлению.

Спокойно бежали лошади домой. Ничто, кажется, не мешало строителю о. Антонию углубиться в занимавшие его дела, обстоятельства и помыслы. Вдруг он слышит, что едущий с ним монах, сидя впереди, начал плакать, не имея сил удержать свой плач и совладать с собою.

На вопрос строителя, сказанный с участием: «о чем он плачет»? инок отвечал: что, по приезде в Саров он встретил о. Серафима, возвращавшегося из пустыни в монастырскую свою келью, который сказал ему: «ну вот и вам предстоит разлука с вашим строителем». Более не открыл ничего, только прибавил: «поди же, зови его ко мне». Так определительно о. Серафим знал о предстоявшей перемене в жизни строителя Антония.

Между тем время шло; прошел январь, февраль, настал март и наступил Великий пост. На 2-й день месяца, в понедельник первой недели поста, отправив чреду неусыпаемого чтения Псалтири, отправляемую каждым братом по два часа, строитель встал на свое место. Здесь подали ему письмо от митрополита Московского. О. Антоний вошел в свою келью. В письме высокопреосвященный Филарет приглашал строителя занять место наместника в Троицко-Сергиевой лавре, по случаю смерти архимандрита Афанасия. Тут же вложен был конверт к Нижегородскому преосвященному Афанасию о скорейшем увольнении о. Антония от должности строителя Высокогорской пустыни в Москву.

С этой минуты раскрылись о. Антонию все слова старца Серафима, за два месяца определившие перемещение его в обширную лавру, когда был жив и здоров прежний еще наместник и не было речи о его замещении.

Сообщивший нам сей рассказ присовокупил, что и события, последующие за перемещением о. Антония в Святотроицкую Сергиеву лавру, предсказанные старцем Серафимом, все исполнились и выполняются с величайшею точностью, как будто бы о. Серафим читал в книге судеб Божиих будущие определения людей.

Здесь уместно привести два письма об отце Серафиме к игумену Павло-Обнорского монастыря о. Иоасафу двух духовных лиц.

I

Вы в письме своем выражаете такую мысль, что именно при жизни своей о. Серафим предсказывал родителю моему в бытность его в Саровской пустыне. Я от родителя своего слышал только два пророческие предсказания, говоренные о. Серафимом, в чем по священству и могу уверить: 2-е, в селе Лесном Конобееве, где родитель мой священствовал, были две церкви деревянного здания; о. Серафим за четыре года ранее говорил родителю, что храмы ваши падут; родитель мой, будучи тверд духом и сведущ в священном Писании, на таковые слова отвечал ему так:

Ваше Высокопреподобие, наши храмы крепкого здания и на каменных фундаментах, поэтому трудно им обрушиться, но он тоже повторил: «нет, они падут». Родитель мой, подумав, говорит ему: вы, о. Серафим изволите говорить о телесном моем храме, сказав на это слова Апостола Павла (1Кор. гл. 6 ст. 19). Он повторяет: я говорю о вещественных храмах, и ты будешь строить храм каменного здания; на это родитель мой отвечал, что я не в состоянии этого сделать. Он ему говорит: Казанская Царица Небесная споспешествует тебе, и не оставит тебя в том помещик ваш; вовремя же постройки храма будут тебе предлагать Архипастыря в городах Протоиерейские места, ты не соглашайся переходить из своего села, не меняй славу временную на вечную, и, действительно, чрез четыре года от сильного пожара обе деревянные церкви сгорели и даже все село Конобеево; это было в 1828 году. После этого родитель мой, возложил всю надежду на скорую Покровительницу, оставив свое семейство, из которого в то время не устроены были два сына и две дочери и сельское хозяйство, – он отправился в Тамбов к Преосвященнейшему Евгению, испросить у него благословение и, истребовав из Духовной Консистории сборную книгу на построение новой каменной церкви, он с этою целью, 7 лет путешествовал по разным губерниям, был до двух раз в Москве и при помощи Царицы Небесной на другой же год после пожара заложил храм каменного здания. Помещик же, сколько родитель в год собирает по сборной книге денег, приказывал из своей конторы выдавать 3-ю часть капитала на устроение церкви; таким образом при помощи Царицы Небесной в 1835 году Церковь настоящая великолепная уже была устроена и освящена в честь Обновления Храма Воскресения Христова и два придела прежде были освящены; – первый в честь Святой Троицы, второй в честь Казанской Божией Матери, Которая, при скудных средствах, и помогла моему родителю устроить Церковь. Во время же постройки Церкви действительно родителю моему предлагали в городах Протоиерейские места, но он, помня слова отца Серафима, ни как не решился перейти из этого села. – Вот первое пророчество всеми обожаемого отца Серафима. Второе предсказание было о. Серафимом родителю моему на счет семейного отношения, именно о том: родителю моему желательно было из двух нас сыновей, чтобы один был на его священническом месте (3-й сын был много старше и уже в то время поступил в монашество), поэтому о. Серафим спрашивал обо мне с средним братом (в то время мы обучались с ним в низших классах), кого он благословит быть на своем месте; о. Серафим спрашивает родителя, а кого ты желаешь? родитель отвечает: среднего сына Николая. Нет, на твоем, месте будет младший сын. Действительно я грешный и поступил на родительское место; священствую 27 лет; жил с родителем 16 лет в одном доме; был при церкви Польной стороны Конобеева, а родитель мой при своей, устроенной им церкви. Эти две стороны разделяются одною только рекою Цною. При ослаблении своих сил родитель сдал место свое мне, а сам остался при должности благочинного, после того, как выше показано в 1857 году с миром предал дух свой ко Господу Богу. Не угодно ли о сем написать к старшему брату моему отцу Архимандриту Никону, в Севастополь, Таврической губернии – Настоятелю Балаклавского Георгиевского монастыря, и двоюродному брату – Высокопреосвященнейшему Филарету Архиепископу Черниговскому и Нижинскому; родители наши были родные братья, и служили при одной церкви (родитель мой был Протоиереем, а их Священником), они о сем более моего знают; они были в Саровской пустыни, кажется до двух раз, и лично имели счастье видеть о. Серафима; он им предсказывал, когда они обучались в семинарии, что они поступят в монашество. Брату сказал, что он будет в том месте, с получением А и Н, где дед его погребен; дед был священником в селе Конобееве, потом сдал место свое родителю моему, а сам пошел в Чернеев монастырь; (Монастырь от нашего села отстоит в 20 верстах). Дед наш в означенном монастыре и скончался, по пророчеству о. Серафима действительно брат прямо посвящен в чин Архимандрита в Чернееве монастыре; более не могу сообщить вам никаких сведений, испрашиваю на себя ваших святых молитв.

Вашего Высокопреподобия, Тамбовской губернии, Шацкого уезда, села Лесного Конобеева, Благочинный, Протоиерей Василий Дмитриев Конобеевский.

Мая 16 числа 1865 года.

II

Письмо Ваше, от 19-го Ноября, я получил 12-го Декабря и на оное сим отвечаю. Действительно, я еще в молодости моей пред окончанием семинарского курса, в 1827 году, жил в августе месяце, по приказанию старца Божия о. Серафима, в Саровской пустыне до 3-х недель и в течении этого времени неоднократно удостоен был келейной беседы о. Серафима, в коей он говорил мне: зачем ты хочешь идти в монахи, вероятно ты гнушаешься браком. Я на это отвечал: о св. таинстве брака я никогда не имел худых мыслей, а желаю идти в монахи с тою целью, чтобы удобнее служить Господу. После сего, надев епитрахиль, старец сказал: благословен путь твой! Но смотри напиши следующие слова мои, не на бумаге, а на сердце.

1. Каждодневно выметай свою избу, да имей хороший веник.

2. Станови утром и вечером самовар, да грей воду, подкладывая углей, ибо горячая вода очищает и тело, и душу.

3. Учись умной молитве сердечной, как учат св. отцы в добротолюбии, ибо Иисусова молитва есть светильник стезям нашим и путеводная звезда к небу.

4. Учись творить молитву чрез ноздренное дыхание с сомкнутыми устами. Это искусство есть бич противу плоти и плотских похотений.

5. К обыкновенной Иисусовой молитве прибавляй: «Богородицею помилуй мя».

6. Одна молитва внешняя не достаточна. Бог внемлет уму, а потому те монахи, кои не соединяют внешнюю молитву со внутреннею, не монахи, а черные головешки.

7. Бойся, как геенского огня, галок намазанных (женщин), ибо они часто воинов царских делают рабами сатаны.

8. Помни, что истинная мантия монашеская есть разумное перенесение клеветы и напраслины: нет скорбей, нет и спасения.

9. Все делай потихоньку, полегоньку и не вдруг; добродетель не груша, ее вдруг не съешь.

Вот какой драгоценный совет дан мне Боговдохновенным Старцем. Он для меня дороже всего на свете. Старца Божия наставления, я недостойный приемлю наравне с наставлениями св. о. Афонских и Синайских. Не сказал бы я сего никому, но ваше письмо заставило открыть то, что старец напечатлел на сердце моем, и что, по смерти его, остается неизгладимым в душе моей.

Во второй беседе о. Серафим говорил: «я знаю твоего отца. Селение ваше и две церкви с колокольнями сгорят, а отцу твоему суждено выстроить новый каменный великолепный храм с колокольнею и двумя флигелями, к западной стороне будет флигель для бедных, а после вторичного пожара ему и самому придется в одном из них пожить. Все предречение старца Божия вполне сбылось. Селение и Церкви сгорели в 1828 году, а в 1840 годах был вторичный пожар, в котором сгорел дом родителя протоиерея Конобеевского, и он вынужден был долгое время проживать в выстроенном флигеле церковном».

«Да! у тебя есть двоюродный брат»? спросил о. Серафим. Я отвечал: есть. «Он учится в академии, он родился с мешком, он будет солить, да солить до самой своей смерти». Это его дорогое предсказание относилось к преосвященнейшему Филарету Черниговскому. «У тебя есть больная племянница с тобою, приведи ее завтра ко мне».

На другой день я взял с собою племянницу, девицу 15 лет, и ввел ее в келью о. Серафима, а он взял сосудец с елеем, помазал у ней чело, глаза, уши и руки, говоря: «помазуется раба Божия монахиня». (Сия девица пострижена в монахини в Тамбовском девичьем монастыре).

«Прощай, чрез 9 дней приходи ко мне». Это время было для меня скорбное, ибо напали богохульные мысли, так, что нельзя было взойти в церковь, хотел было уйти из пустыни, да удержал меня иеромонах Иларион, говоря: Старец знает, что делает. По истечении 9-ти дней измученный прилогами вражьими, я едва мог войти в сени, и, подойдя к его кельи, не успел сотворить молитву, как о. Серафим отворил дверь, упал ко мне в ноги, говоря: «прости меня за искушение, коим ты страдал, оно для того чтобы ты знал, что таковые скорби будешь иметь, поступая в монахи, но не унывай»! После сего, надев епитрахиль, исповедал меня и приказал у поздней литургии сообщиться Св. Таин, а по принятии Оных тотчас все темное удалилось от меня во тьму.

В третьей, прощальной беседе, о. Серафим изволил говорить: «как пойдешь в монахи, то придется тебе начать с матерней колыбельки – с своей епархии, а потом уже тебя махнут в дальнюю сторону, а не унывай и с веселым духом пой: «Господня земля и исполнение ее».

Проживая три недели я имел случай заметить в о. Серафиме необычайный дар прозорливости. Один нижегородский чиновник, в чине генерала, с семейством приехал принять совет и благословение от Старца. Несколько раз, бывши у двери, он не был впущен, не смотря на то, что семейство его было принято, а он сам только чрез дверь слышал голос и слова о. Серафима: «меня дома нет, мне не время». Чиновник, удивляясь словам и не понимая оных, усердно желал разъяснения их. Видя же, что я часто хожу к нему – упросил меня идти с ним вместе, и когда мы сотворили молитву, то о. Серафим отворил нам дверь и принял чиновника радушно и на его слова: что я был 5 раз и не удостоился принять благословения, о. Серафим сказал: вот почему я вас не принял, что ваши то люди говорят приходящим к вам по нуждам своим: «барина дома нет, ему не время». Ведь этим отказом, прогневляя ближних, вы прогневляете Самого Бога. Генерал, приняв наставление с христианским смирением, поклонился ему в ноги и обещался впредь никогда сего не допускать.

Прося ваших св. молитв о моем недостоинстве, с моим высокопочитанием навсегда пребуду настоятель Балаклавского Георгиевского монастыря Никон.

17 Декабря 1865 года.

Обители Саровской он делал не раз предсказания о событиях, с какой-нибудь стороны ее касавшихся, ближайших и отдаленных. Когда напр. явилась первая холера в России, о. Серафим открыто предвозвещал, что ее не будет ни в Сарове, ни в Дивееве. Саровские старцы, своими очами видевшие о. Серафима и слышавшие его одобрительные беседы, были свидетелями того, что сии предсказания его исполнились во всей точности, так что от первой холеры ни в Дивееве, ни в Сарове не умерло ни одного человека. Так же раз пришел к нему генерал-майор Антон Ефимович Махотин, чтобы вместе с женою, имевшею веру к старцу, получить благословение и наставление. О. Серафим, похристосовавшись, милостиво говорил с ним. Это случилось в пятницу. Старец спросил пришедших: «долго ли они пробудут в обители»? и советовал им не раньше, как в воскресенье, после поздней литургии выехать: «в воскресенье у нас, в обители, говорил он, будет торжество и молебствие». Генерал спрашивал о причине этого торжества и молебствия у монаха на гостинице, даже у строителя о. Нифонта. Все отвечали: «никакого торжества не будет и не предвидится». Но когда строитель говорил о сем с генералом, вошел монастырский служитель и подал принятый с почты пакет с письмами. Между бумагами оказался, ни для кого неожиданно, указ о рождении великой княжны, по которому на следующий день, в воскресенье, в соборном Саровском храме пред литургией отправлено было торжественно Господу Богу благодарственное молебствие и во весь день раздавался звон в обители. Это сказание генерал заключил тем, что и о. игумен Нифонт разделял в то время с ним удивление к дару прозорливости о. Серафима.

Саровский лес при игумене Нифонте приносил уже много пользы монастырю. Все стали смотреть на него как на источник дохода для обители: между тем о. Серафим предусмотрел и предсказал за несколько времени бурю, которая много поломала деревьев в лесу, о чем крайне сожалело саровское начальство.

Алексею Гурьевичу Воротилову не раз говорил о. Серафим, что некогда на Россию восстанут три державы и много изнурят ее. Но за православие Господь помилует и сохранит ее. Тогда эта речь, как сказание о будущем, не понятна была; но теперь события объяснили, что старец говорил это о крымской кампании.

Со времени выхода из затвора, старец всегда вкушал пищу только раз в день, и то по вечеру. Одежда его была в это время неодинакова. Подрясник всегда носил из черного толстого сукна. Летом надевал сверху белый холщевый балахон, а зимою носил шубу и рукавицы. В погоду осеннюю и ранней весны носил кафтан из толстого русского черного сукна. От дождя и жара надевал полумантию, сделанную из цельной кожи с вырезами для надевания. Поверх одежды подпоясывался белым и всегда чистым полотенцем и носил медный свой Крест. На труды монастырские летом выходил в лаптях, зимою – в бахилах, а идя в церковь к богослужению надевал, по приличию, кожаные коты. На голове носил зимою и летом камилавку. Сверх того, когда следовало по монастырскому уставу, он надевал мантию, и приступая к принятию св. Таин, облачался в епитрахиль и поручи и потом, не снимая их, принимал в келлии богомольцев. Один богатый человек, посетивши о. Серафима и видя его убожество, стал говорить ему: «зачем ты такое рубище носишь на себе»? О. Серафим ответствовал: «Иоасаф царевич, данную ему пустынником Варлаамом мантию счел выше и дороже царской багряницы (Четь-минея ноября 19 дня).

Против сна о. Серафим подвизался очень строго. Известно стало в последние годы, что он предавался ночному покою иногда в сенях, иногда в келлии. Спал же он сидя на полу, спиною прислонившись к стене и протянувши ноги. В другой раз он преклонял голову на камень, или на деревянный отрубок. Иногда же повергался на мешках, кирпичах и поленьях, бывших в его келлии. Приближаясь же к минуте своего отшествия, он начал опочивать таким образом: становился на колени и спал ниц к полу на локтях, поддерживая руками голову.

Его иноческое самоотвержение, любовь и преданность к Господу и Божией Матери были столь велики, что когда один господин, Иван Яковлевич Каратаев, бывши у него в 1831 году на благословении, спросил: «не прикажет ли он сказать что-нибудь своему родному брату и другим родственникам в Курске?», куда Каратаев ехал: то старец, указывая на лики Спасителя и Божией Матери, с улыбкой сказал: «вот мои родные, а для живых родных я уже живой мертвец». В другой раз заехали к о. Серафиму Курские купцы после макарьевской ярмарки. Благословив их, старец спросил: «хорошо ли торговали»? Они рассказали ему о торговле. Окончивши все беседы со старцем и принимая благословение в путь, купцы спросили: «что прикажете, батюшка, сказать вашему братцу»? – «Скажите ему, отвечал о. Серафим, что я молю о нем Господа и Пречистую Его Матерь день и нощь». С тем они и пошли, а старец, возведши руки горе, в восторге повторил несколько раз: «нет лучше монашеского жития, нет лучше монашеского жития»!

Время, которое о. Серафиму оставалось от сна и занятий с приходящими, он проводил в молитве. Совершая молитвенное правило со всею точностью и усердием за спасение своей души, он был в то же время великим молитвенником и ходатаем пред Богом за всех живых и усопших православных христиан. Для сего при чтении Псалтири, на каждой главе он неопустительно произносил от всего сердца следующие молитвы:

1. За живых. «Спаси, Господи, и помилуй всех православных христиан и на всяком месте владычествия Твоего православно живущих: подаждь им, Господи, душевный мир и телесное здравие и прости им всякое согрешение, вольное же и невольное: и их святыми молитвами и меня, окаянного, помилуй».

2. За усопших. «Упокой, Господи, души усопших раб Твоих: праотец, отец и братий наших, зде лежащих и повсюду православных христиан преставившихся: подаждь им, Господи, царствие и причастие Твоея бесконечной и блаженной жизни, и прости им, Господи, всякое согрешение, вольное же и невольное.

В молитве за усопших и живых особенное значение имели восковые свечи, горевшие в его кельи пред святынею. Это объяснил в ноябре 1831 года сам старец о. Серафим в беседе с Н. А. Матовилым. Я – рассказывал Николай Александрович – видевши у батюшки о. Серафима много лампад, в особенности многие кучи восковых свеч, и больших и малых, на разных круглых подносах, на которых от таявшего много лет и капавшего со свеч воска образовались как бы восковые холмики, подумал про себя: «для чего это батюшка о. Серафим возжигает такое множество свеч и лампад, производя в кельи своей нестерпимый жар от теплоты огненной?» А он, как-бы заставляя мои помыслы умолкнуть, сказал мне:

«Вы хотите знать, ваше боголюбие, для чего я зажигаю так много лампад и свеч пред святыми иконами Божиими? Это вот для чего. Я имею, как и вам известно, многих особ, усердствующих ко мне и благотворящих мельничным сиротам моим. Они приносят мне елей и свечи и просят помолиться за них. Вот когда я читаю правило свое, то и поминаю их сначала единожды. А так как, по множеству имен, я не смогу повторять их на каждом месте правила, где следует, тогда и времени мне не достало бы на совершение моего правила, то я и ставлю все эти свечи за них в жертву Богу, за каждого по одной свече, за иных – за несколько человек одну большую свечу, за иных же постоянно теплю лампады; и где следует на правиле поминать их, говорю: «Господи, помяни всех тех людей, рабов Твоих, за их же души возжег Тебе аз убогий, сии свечи и кандила (т. е. лампады). А что это не моя, убогого Серафима человеческая выдумка, или так, простое мое усердие, ни на чем божественном не основанное, то и приведу вам в подкрепление слова Божественного писания. В Библии говорится, что Моисей слышал глас Господа, глаголавшего к нему: Моисее, Моисее! рцы брату твоему Аарону, да возжигает предо Мною кандилы во дни и в нощи: сия бо угодна есть предо Мною, и жертва благоприятна Ми есть». Так вот, ваше боголюбие, почему св. Церковь Божия прияла в обычай возжигать во св. храмах и в домах верных христиан кандилы, или лампады, пред святыми иконами Господа, Божией Матери, св. Ангелов и св. человеков, Богу благоугодивших».

Молясь о живых, в особенности о требовавших у него молитвенной помощи, о. Серафим поминал всегда усопших и память о них творил в келейных молитвах своих по уставу Православной Церкви. 25 мая 1832 года пришла к нему одна особа, после свиданий записавшая свои разговоры с ним.

Говоря о многом, старец вспомнил о Дивеевской общине, похвалил сестер за их жизнь и труды и потом, вздохнув, помянул за упокой новопреставленную девицу Елену. Это известная уже нам Елена Васильевна Манторова, начальница Серафимо-Дивеевской общины. В этот день были сорочины после смерти ее.

В другой раз сам о. Серафим рассказывал следующее обстоятельство. «Умерли две монахини, бывшие обе игуменьями. Господь открыл мне, как души их были ведены по воздушным мытарствам, что на мытарствах они были истязуемы и потом осуждены. Трои сутки молился я, убогий, прося о них Божию Матерь. Господь, по своей благости, молитвами Богородицы, помиловал их: они прошли все воздушные мытарства и получили от милосердия Божия прощение.

О. Игумен Иоасаф, в мире послушник Иоанн Тихонов, рассказывает об ударе, полученном о. Серафимом от злобного духа, следующее: «один соседний крестьянин причинял весьма много огорчений отцу Серафиму, всячески стараясь вредить обители Дивеевской, так что я однажды сильно жаловался на него батюшке и просил его употребить против этого злого человека какие-нибудь крайние средства, чтобы отдалить его от обители. О. Серафим приказал мне прийти к нему в келью вечером, а когда я пришел, он начал говорил мне так: «об этом-то человеке, о котором ты говорил мне, и я скажу, что он зверообразный; но мы оставим его на волю Божию и Царицы Небесной; Она над ним устроит»! И это действительно сбылось в последствии. «А если ты хочешь удалить его теперь, то знай, что он может еще много зла сделать тебе и обители. И после этих слов, старец вдруг принял угрожающий вид и всеми движениями как-бы показывая себя вооруженным против кого-нибудь, сказал: «а когда против врага-то стоять, так уж стоять». – И затем, приняв прежний, кроткий вид, открыл о себе дивную тайну, именно: как он узнал однажды, впрочем не объясняя, по откровению-ли или ему сказал кто-либо, что одна совершенно несчастная, потерянная душа, была как бы в когтях у самого сатаны, но чем она согрешила старец также не объяснил и когда он простер за нее моление к Спасителю и Божией Матери и видел ее потом, по милости Божией, летящею из когтей сатаны уже совершенно чистою голубицею; и как наконец полчище сатанинское, не стерпев потери своей, излило на него всю свою злобу. При этом старец, как бы в удостоверение, расстегнул свою свитку и, взявши мою руку, дал мне осязать нанесенную ему язву, уже, по его словам, исцеленную. Я осязал ее и видел: она была на спине старца между лопатками, совершенно мягкая и походила на отвислый кусок мяса, величиною с гусиное яйцо. С этою язвою его и похоронили. Давши мне видеть и осязать ее, старец еще прибавил, что боль от этой проказы так жестока, как бывает больно пальцу, когда его положишь на горящую свечу, и притом, если бы он горел, но не сгорал». И если бы не Господь и Царица Небесная» говорил старец: «исцелили меня, то никто не мог бы уже исцелить».

Однажды замечено было, что во время молитвы старец Серафим стоял на воздухе. Случай этот рассказан княгиней Е. С. Ш.

Приехал к ней из Петербурга больной племянник ее Г. Я. Она, не медля долго, повезла его в Саров к о. Серафиму. Молодой человек был объят таким недугом и слабостью, что не ходил сам и его на кровати внесли в монастырскую ограду. О. Серафим в это время стоял у дверей своей монастырской кельи, как-бы ожидая встретить расслабленного. Тотчас он просил внести больного в свою келью и, обратившись к нему, сказал: «ты, радость моя, молись и я буду за тебя молиться, только, смотри, лежи, как лежишь, и в другую сторону не оборачивайся». Больной долго лежал, повинуясь словам старца. Но терпение его ослабело, любопытство подстрекало его взглянуть, что делает старец. Оглянувшись же, он увидел о. Серафима стоящим на воздухе в молитвенном положении, и от неожиданности и необычайности видения вскрикнул. О. Серафим, по совершении молитвы, подошедши к нему, сказал: «вот ты теперь будешь всем толковать, что Серафим – святой, молится на воздухе... Господь тебя помилует... А ты, смотри, огради себя молчанием и не поведай того никому до дня преставления моего, иначе болезнь твоя опять вернется». Г. Я. действительно встал с постели, и хотя опираясь на других, но уже сам на своих ногах вышел из кельи. В монастырской гостинице его осаждали вопросами: «как и что делал и что говорил о. Серафим»? но, к удивлению всех, он не сказал ни одного слова. Молодой человек, совершенно исцелившись, опять был в Петербурге и снова чрез несколько времени воротился в имение княгини Ш. Тут он сведал, что старец Серафим опочил от трудов своих и тогда рассказал о его молении на воздухе. Один случай такой молитвы нечаянно был усмотрен, но, конечно, старец не один раз благодатью Божией был воздвигаем на воздух во время своих продолжительных молитвенных подвигов.

Моление старца Серафима на камнях

Можно сказать, без преувеличения, что вся Россия уже в то время знала и чтила о. Серафима; по крайней мере слух о великом подвижнике ходил повсюду. Известные подвижники, одновременно с ним жившие, по духу знавшие старца Серафима, глубоко уважая его нравственное достоинство, другим делали отзывы о нем самые возвышенные, ибо все смотрели на него, яко на град, верху горы стоящий. Священники и архиереи Православной Церкви, проводившие жизнь духовную и святую, имели глубокое уважение к Саровскому подвижнику. Некоторые из епископов писали письма к о. Серафиму, спрашивали его советов, хотя ни одного из них не нашлось после смерти старца. Антоний, архиепископ Воронежский, часто присылал ему даже подарки, особенно св. иконы, при получении которых, о. Серафим, указывая на лики святых, часто говаривал: «вот какие особы показывают нам путь к вечности»! На словах, может быть даже и письменно, о. Серафим отвечал на запросы архипастырей. Некоторые же письма их оставлял и без ответа. К Антонию, архиепископу Воронежскому, питал особенную любовь и уважение, никогда его не видевши; и когда заходила речь о сем архипастыре, он называл его великим архиереем Божиим. Еще ничего не было слышно об угоднике Божием Митрофане: не было еще никаких ни откровений, ни явлений, а о. Серафим в нескольких словах, собственноручно написанных, поздравлял преосвящ. Антония с открытием св. мощей угодника Божия Митрофана. Антоний показывал некоторым эту записку, которая, как полагают, и доселе сохраняется между его бумагами. По духу знал о. Серафим и многих современных священников, сиявших благочестием и святостью жизни, глубоко уважал таковых и посетителей своих посылал к ним для назидания и руководства. Из числа таких известен о. Алексей Гневашев, священник села Басурман, Симбирской губернии, Курмышского уезда, умерший 85 лет от роду, 21-го апреля 1848 года. О. Серафим считал его высоким подвижником и часто говаривал о нем так: «сей человек по своим молитвам за души христианские, подобен свече, возженной пред престолом Божиим. Вот труженик, который, не имея обетов монашеских, стоит выше многих подвижников. Он, как звезда, горит на христианском горизонте».

В жизни затворника Задонского Богородицкого монастыря Георгия, изданной Григоровым, помещено одно обстоятельство, случившееся с о. Георгием и им рассказанное послушнику П. А., из записок которого извлечено.

«Однажды – говорит П. А., – пришедши к о. Георгию в келью, увидел я на стене незнакомый мне портрет и спросил: «чей это»? – «Разве ты не знаешь»? отвечал Георгий, «это Саровской пустыни покойный о. Серафим! Богоугодная жизнь его всем была известна», и потому разговор продолжался о нем. Между прочим, Георгий, подумав несколько, сказал: «знаешь ли, что со мною он сделал? Видно, сказать тебе. Долгое время мучился я помышлением: перейти отсюда куда-нибудь в другой монастырь, поуединеннее, а то здесь письма и посетители много меня развлекают; отказывать иногда совестно, а иногда и нужно бывает отвечать: пишут дело. Около двух лет боролся я в нерешимости с этим помышлением, никому этого не говоря; между тем сильно этим смущался, перебирая в памяти моей все места, куда бы удобнее удалиться. Однажды входит ко мне келейный, извещая, что странник из Саровской пустыни от отца Серафима принес мне поклон и благословение, и сверх того имеет надобность сказать лично несколько слов по его поручению. Я благословил ему войти, и он начал так: отец Серафим приказал тебе сказать: стыдно де, столько лет сидевши в затворе, побеждаться такими вражескими помыслами, чтобы оставить свое место. Никуда не ходи. Пресвятая Богородица велит тебе здесь оставаться. Сказав сие, странник поклонился и вышел, а я стоял, как вкопанный, дивясь чудесному откровению тайных моих помышлений, и притом такому человеку, который не только меня не знал, но и никогда не видывал, и даже никогда мы друг к другу не писали. Однако, скоро опомнившись, просил я келейного воротить ко мне странника, надеясь узнать от него что-нибудь более: но его уже не могли отыскать ни в монастыре, ни за монастырем. С тех пор дух мой успокоился, и я перестал помышлять о переходе в другое место».

Из духовных отношений старца Серафима к другим современным подвижникам, из совместных действий их, направляемых к одной цели, чрезвычайно замечателен следующий случай. Одна Томская мещанка, Мария Иконникова, странствовавши очень много по святым местам, зашла в г. Ачинск к старцу Даниилу принять благословение на будущие странствия. Он встретил ее, не допустивши до своей кельи, и, бросивши на нее самый гневный вид, начал говорить громким голосом:

«Что ты, пустая странница, пришла ко мне? Я давно тебя ожидал. Вот будешь меня помнить. Зачем ты бродишь по свету, да обманываешь Бога и людей? Тебе дают деньги на свечи и на молебны, а ты тратишь их на свои прихоти: много станций ехала на подводах, нанимала тратя деньги, Богу данные; а в таком-то месте ты пила вино, и столько-то его купила, а в таком-то месте пустое празднословила. Теперь уже полно тебе ходить по свету. Ступай и живи в Томске. Питайся от своего рукоделья: чулки вяжи. А когда устареешь, тогда для пропитания собирай милостыню. Да слушай же, больше не ходи по России».

Говоря эту поучительную речь, старец грозил страннице палкой, и по окончании слов своих, пошел в келью. Странница же, поклонившись ему, без слова отправилась в Томск, поселилась дома, стала заниматься рукодельем и решилась вперед не странствовать.

Только по прошествии полугола родственники и знакомые, идя в Киев, упросили Марию Иконникову, как человека хожалого, быть для них вожатым. Сначала не соглашаясь, она потом пошла с ними, и на дороге, бывши в Сарове, зашла к о. Серафиму принять на дорогу благословение. Старец всех спутников ее принял ласково, благословил, дал сухариков, а их вожатой, Марии Иконниковой, ни слова не сказал, не благословил и даже от себя прогнал. Чрез неделю Томские путешественники начали собираться в путь, и Мария Иконникова, решившись испросить у о. Серафима благословение в путь, подошла к дверям его кельи и со слезами кричала: «батюшка Серафим! благослови меня в путь: товарищи мои хотят идти»; а о. Серафим, вышедши из кельи, сурово взглянул на нее и громко закричал:

«Зачем ты пошла по России? Ведь тебе брат Даниил не велел больше ходить по России. Теперь же ступай назад, домой»!

– Батюшка! благослови меня сходить в последний раз, сказала странница; больше уж ходить не буду.

«Я тебе сказал: ступай назад, а вперед идти тебе нет благословения»! громко закричал опять старец.

– Батюшка, сказала странница, как же я пойду назад одна? Такой дальний путь, а денег у меня ни копейки нет.

«Ступай, ступай обратно! настаивал на своем о. Серафим и без денег довезут на лошадях до самого Томска».

После сего старец благословил ее, дал один сухарик и затворил за собой двери. Странница простилась с своими спутниками и воротилась домой. В Нижнем-Новгороде нашлись ей спутники, Томские купцы, которые и довезли ее до самого Томска. Так далеко видят по духу и слышат друг друга рабы Божии!

Зная и уважая св. людей, действуя ко благу ближних, согласно с ними и в духе и цели веры Христовой, батюшка о. Серафим не упускал из виду и согрешающих братий. В келье его, как уже сказано прежде, всегда горело многое множество свеч пред святынею. Посетители, приходя к старцу, приносили для сего свечи, масло и иногда полагали деньги на покупку их, которые о. Серафим не всегда-то принимал. На счет этого множества свеч о. Серафим говорил следующее: «если кто имеет веру ко мне, убогому Серафиму, то у меня за сего человека горит свеча пред св. иконою. И если свечка падала, это было для меня знамением, что человек тот пал в смертный грех. Тогда я преклоняю свои колена за него пред благоутробием Божием». Так говорил о. Серафим проживавшему в г. Арзамасе крестьянину Василию Петровичу Вавилову, работавшему в Дивееве и у о. Серафима пользовавшемуся особенным его вниманием и доверием. Вот и предстоял таким образом другому любимцу о. Серафима, г. Воротилову, случай пасть в смертный грех. О. Серафим, видя то, начал молиться, преклоняя колени, да спасет Господь душу его от погибельного греха. Господь милосерд: спас его. Поэтому, при свидании, старец заметил Воротилову, что в такое-то время и в таком-то месте мы, по милосердию Божию, избавлены от ада за молитвы убогого Серафима.

За год и десять месяцев до своей кончины о. Серафим сподобился посещения Богоматери.

Посещение сие было ранним утром в день Благовещения, 25-го марта 1831 года. «Батюшка – сказывала старица Дивеевской общины Евпраксия (в мире Евдокия) – за два дня приказал мне прийти к себе к этому дню. Когда я пришла, батюшка объявил: «нам будет видение Божией Матери» и, наклонив меня ниц, прикрыл своею мантией и читал надо мною по книге. Потом, подняв меня, сказал: «ну, теперь держись за меня и ничего не убойся». В это время сделался шум, подобно шуму леса от большого ветра. Когда оный утих, послышалось пение, подобное церковному. Потом дверь в келью сама собою отворилась, сделалось светло – белее дня, и благоухание наполнило келью, похожее, но лучше росного ладана. – Батюшка стоял на коленях, воздев руки к небу. Я испугалась. Батюшка встал и сказал: «не убойся, чадо: это не беда, а ниспосылается нам от Бога милость. Вот Преславная, Пречистая Владычица наша Пресвятая Богородица грядет к нам»! – Впереди шли два ангела, держа – один в правой, а другой в левой руке – по ветви, усаженной только-что расцветшими цветами. Волосы их подобились золотисто-желтому льну и лежали распущенные на плечах. Они стали впереди. За ними шли: св. Иоанн Предтеча и св. Иоанн Богослов. Одежда на них была белая, блестящаяся от чистоты. За ними шли Богоматерь, а за Нею двенадцать дев. Царица Небесная имела на себе мантию, подобно той, как пишется на образе скорбящей Божией Матери, блестящую, но какого цвета – сказать не могу, несказанной красоты, застегнутую под шеей большою круглою пряжкою, застежкою, убранною крестами, разнообразно изукрашенными, но чем – не знаю, а помню только, что она сияла необыкновенным светом. Платье, сверх коего была мантия, было зеленое, перепоясанное высоко поясом. Сверх мантии была как-бы епитрахиль, а на руках поручи, которые, равно как и епитрахиль, убраны были крестами. Ростом Она казалась выше всех Дев. На голове Ее была возвышенная корона, крестами разнообразно украшенная, прекрасная, чудная, сиявшая таким светом, что нельзя было смотреть глазами, равно как на пряжку, застежку и на самое лицо Царицы Небесной. Власы ее были распущены по плечам и были длиннее и прекраснее ангельских. Девы шли за Нею попарно, в венцах, в одеждах разного цвета, были разного роста, разных лиц и разного цвета волос, лежащих также по плечам; все великой красоты, но одни других были лучше и стали кругом всех нас. Царица Небесная была в средине. Келья сделалась просторная и верх весь исполнился огней, как бы горящих свеч. Светлее было полдней; свет был особый, непохож на дневной свет, было светлее и белее солнечного света. Я испугалась и упала. Царица Небесная подошла ко мне и, коснувшись правою рукою, изволила сказать: «встань, девица, и не убойся нас. Такие же девы, как ты, пришли сюда со мною». Я не почувствовала, как встала. Царица Небесная изволила повторить: «не убойся, Мы пришли посетить вас». О. Серафим стоял уже не на коленях, а на ногах пред Пресвятою Богородицею, и Она говорила с ним столь милостиво, как-бы с родным человеком. Объятая великою радостью, спросила я о. Серафима, где мы? Я думала, что я уже не живая; потом, когда спросила его: кто это? то Пречистая Богородица приказала мне подойти к девам и самой спросить их. Они стояли постепенно по сторонам, как шли: в первых местах стояли великомученицы Варвара и Екатерина, во вторых св. первомученица Фекла и св. великомученица Марина, в третьих св. великомученица и царица Ирина и преподобная Евпраксия, в четвертых св. великомученицы Пелагия и Дорофея, в пятых преподобная Макрина и мученица Иустина, в шестых св. великомученица Иулиания и мученица Анисия. Я подходила к каждой из них, каждая мне сказала свое имя и подвиги мученичества и жизни Христа ради, сходно с тем, как написано о них в Четьи-минеях; все говорили: «не так Бог даровал нам эту славу, а за страдание, за поношение. И ты пострадаешь». – Пресвятая Богородица много говорила о. Серафиму такого, что участница в видении не могла слышать; а вот что слышала «не оставь дев моих» (Дивеевских). О. Серафим отвечал: «О, Владычица! я собираю их, но сам собою не могу их управить». На это Царица Небесная отвечала: Я тебе, любимиче мой, во всем помогу. Возложи на них послушание; если исправят, то будут с тобою и близ Меня; а если потеряют мудрость, то лишатся участи сих ближних дев Моих; ни места, ни венца такого не будет. Кто обидит их, тот поражен будет от Меня; кто послужит им ради Господа, тот помяновен будет пред Богом». Потом, обратясь ко мне, сказала мне: «вот, посмотри на сих дев Моих и на венцы их: иные из них оставили земное царство и богатство, возжелав царства вечного и небесного, возлюбили нищету самоизвольную, возлюбили Единого Господа и за то, видишь, какой славы и почести сподобились. – Как было прежде, так и ныне. Только прежние мученицы страдали явно, а нынешние – тайно, сердечными скорбями, и мзда им будет такая же». Видение кончилось тем, что Пресвятая Богородица сказала о. Серафиму: «скоро, любимиче мой, будешь с нами» и благословила его. Простились с ним и все святые: св. Иоанн Предтеча и Иоанн Богослов благословили его; а Девы целовались с ним рука в руку. – Мне сказано было: это видение тебе дано ради молитв о. Серафима, Марка, Назария и Пахомия. И потом в одно мгновение стало все невидимо. Видение продолжалось не один час. – Батюшка, обратясь после этого ко мне, сказал: «вот, матушка, какой благодати сподобил Господь нас убогих. Мне таким образом уже 12-й раз было явление от Бога. И тебя Господь сподобил. Вот какой радости достигли! Есть нам по чем веру и надежду иметь ко Господу. Побеждай врага диавола и против его будь во всем мудрая: Господь тебе во всем поможет. Призывай себе на помощь Господа и Матерь Божию, святых и меня, убогого, поминай. Помни и говори в молитве: Господи, как мне умереть будет? как мне, Господи, на страшный суд прийти? как мне Господи, ответ отдать за мои дела? Царица Небесная помози мне»?