Св. Дионисий Александрийский

Происходя от знаменитых и богатых язычников, Дионисий имел средства отлично изучить все светские науки, особенно же словесность. Но критически разбирая системы языческих философов, он нашел, что в них нет ничего истинно верного, и начать читать писания ап. Павла. Такое занятие окончательно расположило его к принятию христианства. Он тотчас же поступил в александрийское огласительное училище, и сделался самым ревностным слушателем, и как говорит Иероним ⁵³⁶, отличнейшим учеником Оригена. Блестящие успехи в познании религии и благочестивая жизнь Дионисия обратили на него внимание начальника училища, Иракла, который в 232 г. удостоил его чести быть своим преемником в управлении этим училищем.

Плодом» философских занятий св. Дионисия в должности наставника и начальника александрийского училища был трактат «о природе», к сожалению не дошедший до нас в полном своем составе. Евсевий Кессариский передает из него только 5 отрывков, в которых опровергается взгляд Эпикура на происхождение и судьбу мира. Так как, говоря об этом сочинении, Евсевий называет его книгами (λόγοι περὶ φύσεος); то думают, что сочинение было огромное. И хотя в сохранившихся отрывках говорится только об атомистическом учении Эпикура; но трудно предположить, чтобы христианский апологет не касался воззрений и других философов. К этому заключению приводят следующие слова историографа: «из книг о природе я привожу нечто из сказанного против Эпикура» ⁵³⁷. Впрочем, как ни малы отрывки, но они достаточно показывают, что Дионисий имел отличный философско-критический талант, а потому и известен был под именем «философа»⁵³⁸.

Система Эпикурова, по словам св. Дионисия, не отличалась ни оригинальностью, ни ученостью, но была заимствована у Демокрита, и только в некоторых пунктах изменена. Так Эпикур принимал, по свидетельству апологета, только совершенно малые и невидимые атомы, тогда как Демокрит готов был допустить по крайней мере несколько больших. Далее, атомы Эпикура падают в бесконечном пространстве не всегда прямолинейно, как у Демокрита, но иногда уклоняются от вертикальной линии, и оттого сталкиваются, отталкиваются, и таким образом соединяются в разнообразные тела. Все предметы, видимые и невидимые, равно как и все естественные явления, должны иметь свое основание в случайном соединении падающих атомов: и потому всякое действие богов на мир, всякий промысл, должны быть отвергнуты. Человек свободен и от богов и от судьбы, и все зависеть от случая.

Для опровержения подобной системы нужны были не ученые теории, а простой опыт, на который и указывает Дионисий. «Один взгляд на вседневную жизнь должен бы научить этих адвокатов слепого случая, что каждая полезная и способная к употреблению вещь, хотя бы она казалась очень не значительной, происходит не случайно, ее даром, но направляется рукой человека к определенной цели. Дом или корабль являются не от того, что камни или балки сами собой собрались и соединились, но для устройства дома или корабля нужен искусный архитектор, который бы привел в порядок и соединил собранные материалы. И если дом разрушится, то камни здания будут лежать разрозненными вечно, не имея возможности сами собой соединяться для образования нового здания; и куски разбитого бурей корабля бывают повсюду рассееваемы волнами, а не соединяемы. Этим кускам подобны атомы Эпикура, которые блуждают без плана, и притом до тех пор, пока какой-либо случай не соединит их в тела».

«Сделаем же разумный взгляд на эти бессмысленные и бесформенные атомы, а мы убедимся, что столь прекрасное и искусственное здание, какое мы имеем пред глазами, т. е: вселенная, не могло быть произведено столь ничтожными частицами. Ибо можно ли представить, чтобы из беспорядка вышел порядок? Чтобы эти правильные движения небесных тел были произведением причины, действующей без плана и закона? Чтобы этот гармонический хор мог быть вызван взаимодействием не музыкальных и нестройных инструментов?»

«И если все вещи происходят из той же первобытной материи, т. е. атомов, которые друг другу подобны и различаются между собой только видом и величиной, то откуда столь огромное существенное различие? Одни божественны и вечны, или, по крайней мере, издавна существуют, другие видимы, как, например, солнце, луна, звезды; третьи невидимы, как боги, демоны, души... Эпикур говорит, что это разнообразие имеет свое основание в различном сочетании атомов. Некоторые атомы т. е. соединяются ближе и крепче, и потому разрешаются труднее; другие соединены слабо, и потому не могут оказать значительного противодействия разделению. Следствием такого неровного сочетания атомов бывает различение их по форме и величине, а с тем вместе и различие по виду. Но кто же умел так искусно их соединить? Кто сообразно с их свойствами так их разделял или соединял, что из соединения произошли солнце, луна? Впрочем, если бы атомы и могли соединяться бессознательно и случайно, или же по закону необходимости, то и в таком случае существование мудрого распорядителя необходимо. Даже если бы соединение было произвольным, то должен быть один, который бы каждому указывал соответствующее место. И солдаты собираются добровольно, но не представляют стройно организованного войска, пока начальник не установит их и не приведет в порядок. Возразят: в этом атомы не нуждаются; они знают свою природу, и если в своем беспорядочном движении в бесконечно пустом пространстве сталкиваются с другими атомами, которые с ними одинаковой природы, то она соединяются с ними добровольно, а не так, как говорят поэты, что само божество побуждает их к тому. Как это удивительно! Друзья и враги находят друг друга, обнимаются и живут в одном и том же доме. Одни собираются в солнце, дабы произвесть день; другие преобразуются в пирамиды светозарных звезд, для того чтобы увенчать небо, третьи соединяются для того чтобы составить эфир» и пр.

«Вам кажется, о вы слепые, что атомы доставляют вам зиму и дождь, для того чтобы земля производила для вас и для животных средства пропитания? Вы думаете, что они доставляют вам и лето, для того чтобы вы могли собирать цветы и плоды? Почему же вы не склоняетесь пред ними, и не приносите им жертв как виновникам плодов? Вы слишком неблагодарны! Из многих даров, которые они расточают для вас, вы не посвящаете им даже начатков»⁵³⁹.

«А тот, кто внимательно рассматривал свою собственную природу и задавал себе вопрос: как и откуда я? должен был также убедиться, что человек обязан существованием не атомам, но Богу, и должен исповедать вместе с псалмопевцем: «руце Твои сотвористе и создасте мя!» Ибо ничто, даже волос, не бесполезен и не без цели существует в человеческом теле, но все или необходимо принадлежит к нашему существу, или же назначено для его украшения. Каким же образом столь прекрасное здание тела человеческого могло быть случайным произведением атомов? Неужели в минуту зачатия Эпикура атомы со всех сторон случайно слетались, дабы образовать различные части его тела? Неужели философ свою душу, рассудок, разум выпросил у бездушных, безрассудных и безумных атомов, и каждый из них дал ему свое собственное понятие и правило? Может быть мудрость человеческая и усовершенствуется атомами, как Пандора Гезиода богами? В таком случае пусть перестанут греки поэзию, музыку, астрономию, геометрию и прочие науки почитать изобретением богов; пусть прославляют атомы, как виновников всякого знания и мудрости»⁵⁴⁰!

Доказав таким образом из опыта необходимость виновника и распорядителя всего, Дионисий опровергает Эпикурово учение о богах. Хотя в учении этого языческого философа собственно не было места для богов; но однако же он не мог, подобно прочим атомистам, совершенно отвергнуть их существование. Подобно всему существующему, говорит он, и боги обязаны своим происхождением, случайной встрече блуждающих атомов, с тем только различием, что эти атомы были чисты, круглы и огненны, а потому и превратились в чистые, тонкие, удобопроницаемые и неразрешимые тела. Но так как было не согласным с системой Эпикура дать богам какую-либо промыслательную деятельность и вмешательство в историю человечества, то он должен был указать им бездеятельное, ничем невозмутимое, вечно блаженное существование. Творить и управлять, благодетельствовать и заботиться о мире, это нарушило бы их спокойствие, могло бы вселить в человека страх и разрушить ту атарацию, к которой стремились эпикурейские мудрецы. Против этого учения Дионисий говорит следующее: «Творить, управлять и благодетельствовать обременительно только для неразумного, слабого и ленивого; но для трудолюбивых и разумных существ, какими должны быть и философы, а тем более боги, деятельность не только не противна, но составляет удовольствие и радость. И сам Демокрит сознается, что открытие принципа он предпочитает обладанию царством персидским, тот Демокрит, который почитает случай первым и последним основанием всего... Если же Эпикур богам, которых поэты прославляют как δοτῆρες ἑάων, не хочет дать никакого участия в распределении даров, то по какому праву он называет их богами? Ибо θεοὶ происходит или от θέειν, т. е. бегать, или от θεῖναι, творить. Но эпикурейские боги не деятельны, и потому не заслуживают названия θεοὶ».

«И откуда Эпикур имеет это понятие о богах? Может быть, он проник в их жилище, в это бесконечно пустое пространство, чрез потаенную, ему одному известную дверь? Может быть, он сам созерцал их высокое блаженство, сам узнал то удовольствие, к которому приглашает всех?». He напрасно же он хочет сделать нас участниками счастья тех богов, которым указывает не Олимп, как поэты, а пустое пространство. Вот где для нас гостеприимная зала! Вот где амброзия и нектар, приготовленные атомами!».

«Все это показывает, что Эпикур никогда не возводил очей к небу, и не внимал тому ясному голосу, который заставил пророка воззвать: «небеса поведают славу Божию, дела же рук Его возвещает твердь!». Он никогда не размышлял надлежащим образом о земле, иначе узнал бы, что Господня есть земля и исполнение ее!».

Но гораздо важнее борьба св. Дионисия с философами, называвшими себя христианскими, т. е. с еретиками. В этой борьбе александрийский епископ является достойным учеником Оригена, в школе которого он прибрел смелость и проницательность взгляда, и ту умеренность, которая так отличала его в спорах с еретиками. Робкие и ограниченные люди нередко советовали ему бросить чтение еретических писаний, так как эти писания, по их мнению, могут запятнать душу, но Дионисий не подчинялся подобным предрассудкам, веря в счастливый исход свободных исследований. «Я слыхал, говорит он, голос, который велел мне испытывать все, что ни попадется в руки».

Будучи увлечен в догматические споры, он всегда показывал благородный и примиряющий дух, который заставлял его избирать для защиты средства достойные. Он не бранил так ужасно Маркиона, как бранил Тертуллиан; он не отказывался называть Новата своим братом; а Непоту, этому проповеднику хилиазма, показывал не только уважение, но даже приязнь: «я уважаю его, говорил он, я люблю его».

Из множества сочинений Дионисия, писанных против еретиков, мы имеем только небольшие отрывки. В философском отношении замечательны отрывки из сочинения против Савеллия, сохраненные св. Афанасием Александрийским⁵⁴¹.

Известно, что савеллианизм тесно примыкает к учению Филона. Все различие между обеими системами состоит в том, что Филон, представляя чистую монаду сокровенным Богом, почитал Слово откровением Божества, а Савеллий различал откровение Отца, Сына и Духа Святаго.

Таким образом, монада, по Савеллию, хотя есть сокровенное Божество в своем вечном единстве, но открывается в трех различных видах: Отце, Сыне и Св. Духе. Бог называется Отцом, когда творит и сохраняет мир; Сыном, когда воплощается; Духом, когда действует в церкви. Следовательно, главное различие этого учения от учения православного состоит в том, что Савеллий представляет различие в Св. Троице как бы случайным, временным, внешним, тогда как православная церковь утверждает, что Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой различаются между собою "лично».

Что касается взаимного отношения лиц Св. Троицы; то Савеллий, по мнению св. Афанасия и Епифания, думал, что оно таково же, как отношение между телом, душой и духом: Отец представляет силу физическую, Сын –душевную, а Дух Св. – духовную»⁵⁴².

Пиша против Савеллия, Дионисий доказывал различие Сына от Отца, не смотря на единство их субстанций. Но увлекшись полемикой, иногда употреблял такие выражения и сравнения, в которых враги его видели неправославие. «Если он называет Отца, говорили враги, то не называет Сына, и наоборот – если называет Сына, то не упоминает об Отце, но разделяет, удаляет Отца от Сына...⁵⁴³. Он ставит Сына в ряду тварей, и отрицает, чтоб Сын был одного естества с Отцом...⁵⁴⁴. Сын Божий, по его учению, есть тварь, нечто происшедшее; Он не существенно принадлежит Отцу, но есть по существу нечто чуждое, и относится к Нему как виноградник в виноградарю, как строение к строителю»...⁵⁴⁵.

Но так как подобные подозрения высказываемы были и римским папой; то Дионисий Александрийский почел нужным оправдаться пред ним, и написал в свою защиту целое сочинение, в котором или объяснял темные места, или исправлял выраженное не аккуратно.

«Называемые мною имена: Отец, Сын», пишет он, «между собой неразделимы. Если я назвал Отца без прибавления Сына; то обозначил однакож Его существующим с Отцом. Если я привел Сына, не упомянув прежде об Отце, то без сомнения подразумевал Его. Я привел Духа Святого, но однако ж прибавил, от кого и чрез кого Он происходит... Враги не знают ни того, что Отец не может быть отделен от Сына (ибо одно имя служит уже основанием внутренней связи), ни того, что Сын не отделим от Отца (ибо имя Отца указывает на связь). Мы распространяем единство (монаду), не разделяя ее в Троице, и Троицу почитаем в единстве, не уменьшая оной»⁵⁴⁶.

«Хотя я называю Бога творцом и демиургом всего, но из этого не должно следовать, что Бог есть творец Христа, а Христос – тварь. Имя Отец, собственно взятое в смысле родителя, принадлежит Богу не как творцу, и – наоборот – Он мог бы, как творец, в собственном смысле и не называться Отцом…⁵⁴⁷. Я назвал Бога источником всех благ, а Сына потоком, ибо слово есть излияние ума, оно есть, говоря по-человечески, вышедшим из сердца чрез уста и при посредстве языка выраженный ум, и след. отличен, от слова в сердце, но вместе и одно с ним. Как ум, так и слово, имеют свое собственное, отдельное место: одно внутри, в сердце, а другое на языке и губах. Но они не существуют отдельно одно от другого, и не уничтожают одно другое. Ум не есть бессловесен, и слово небезумно, но ум производит слово, а слово проявляет ум. Ум есть как бы внутреннее, в себе существующее слово, а слово есть проявившийся ум» ⁵⁴⁸.

Гораздо труднее было Дионисию доказать, что он не отрицал вечности Сына Божия, потому что в его выражениях действительно была неточность и неправильность. Так, напр., по свидетельству Афанасия Великого, он говорит против Савеллия следующее: «что Сын есть ничто отличное от Отца, это явно из Его имени; ибо Сын имеет начало не в Себе, но в Отце, и понятие "Сын» уже указывает на позднейшее существование» ⁵⁴⁹. Из этих слов весьма ясно следует, говорили враги, что, по учению Дионисия, «было время, когда не было Сына. Если Бог не всегда был Отцом, и Сын не всегда существовал, то Бог был некогда без Слова, и след. Слово не безначально»⁵⁵⁰. Конечно враги привязывались к слову: позднейший, не взяв во внимание цели, для которой оно допущено; но надобно сказать и то, что можно было употребить другое выражение, которое бы не подавало повода к соблазну. Когда римский папа поставил это на вид Дионисию Александрийскому; тогда последний стал ясно и определенно излагать учение о вечности Сына Божия. «He было времени, говорит он в своей апологии, когда бы Бог не был Отцом. Как отблеск вечного света, и Сын вечен, ибо если вечен свет, то вечен и блеск. Бытие света познается чрез блеск; в природе света – светит; свет не может быть не освещающим. Если есть солнце, то есть и свет и, таким образом, день; если нет света и дня, то это признак того, что нет солнца. Наше солнце каждый день заходит, и тогда на место света наступает мрак; но Бог есть вечный свет, который никогда не начинается и никогда не прекращается, которого блеск безначален и вечен... Поскольку Отец вечен, то вечен и Сын: свет от света; если есть родивший, то есть и рожденное»⁵⁵¹.

Такая скромность в изложении истин веры, такая готовность принимать советы людей опытнейших, была причиной того, что самые столпы православия старались защищать и оправдать Дионисия. Подобными защитниками были, например, Афанасий Александрийский и Василий Великий.

Св. Афанасий доказывает, что Дионисий всегда рассуждал православно, что, даже увлекшись полемикой, не позволял себе выражений близких к арианским. Приводя против ариан некоторые выражения Дионисия, он сознается, что эти выражения могут показаться соблазнительными; но прибавляет, что надобно объяснять их, взяв во внимание обстоятельства времени и ту цель, по которой они допущены. Цель была та, чтобы доказать врагам, что не Отец, а Сын соделался ради нас человеком, пли короче – что Отец не есть Сын. И с апостолами, говорит Афанасий, случалось подобное. Именно когда иудеи вообразили себе, что Христос есть простой человек, то и апостолы как бы согласились с их взглядом, но согласились для того, чтобы потом незаметно возвести их от низшего к высшему, и наконец решительно убедить в божественности Спасителя, указанием на Его чудеса. Так и Дионисий. Для того чтобы сделать совершенно понятным различие между Отцом и Сыном, он привел слова Христовы: «Аз есмь виноградная лоза, а Отец Мой виноградарь». Т. е. он привел такие слова, которые указывают на человеческую природу Иисуса Христа, и объясняет это следующим образом: «Виноградарь по природе отличен от виноградной лозы; но рождие одной природы с виноградной лозой и имеют одно происхождение, а потому Господь и говорит далее: «Аз есмь лоза, вы же рождие». Итак если Сын с нами одной природы, и имеет тоже происхождение как и мы, то в этом отношении всегда можно назвать Его ἀλλότριος κατ’ ὀυσίαν του Πστρός . Но так как Сын есть и нечто иное нежели мы, именно Он есть Слово Отца, тогда как мы потомки Адама и созданы из земли, то помянутое выражение надобно относить не к божеству, но к человечеству Иисуса Христа, ибо сам Спаситель говорит: «Аз есмь лоза, вы же рождие, Отец же виноградарь»⁵⁵².

«Мы удивляемся», пишет св. Василий «не всему, что написал этот великий муж (Дионисий); но есть, некоторые пункты, которые мы отвергаем. Виною этого, как я думаю, не превратное убеждение, но слишком большая ревность противостать Савелию. Как садовник, если он хочет исправить искривленное растение, перегибает его далеко в противоположную сторону, пока не уставит его в прямую линию; так случилось и с Дионисием. Достаточно было показать, что Отец и Сын не один и тот же субъект; но поскольку он хотел нанести врагам совершенное поражение, то доказывал не только различие ипостасей, но и различие существа, силы и славы. И потому он не одинаков в своих сочинениях: пиша против Савелия, как бы отрицает единосущие, а пиша к Дионисию римскому, защищает оное»⁵⁵³.

Т. е. оба эти суждения, по нашему мнению, служат развитием суждения самого Дионисия о себе: «некоторые примеры и выражения я выбрал дурно, но дело не в слове, а в мысли».