28. Думы об Отечестве
«Молитесь о России и о Москве» (10:311)
Неспокойное время, падшее на годы жизни Московского Иерарха, особенно война 1812 года, ее предвестия и последствия, усугубили думы Святителя об Отечестве.
Святой Филарет сразу отмечает: «Трудно слову церковному вступить в политическую сферу, не соступив с поприща духовного. Но вступивши на сей путь однажды, окажется некоторая необходимость продолжить идти по нему, и могут даже повлечь, куда неудобно следовать». И напоминает события минувших лет: «В войну 1806 или 1807 годов Святейший Синод, думая сильно поддержать правительство, назвал Наполеона антихристом, а потом с антихристом заключил мир» (10:391).
Святитель с тревогой и печалью смотрит на Европу, духовно падающую и увлекающую за собой Россию: «Европа безумствует и страждет: мы видим и не страшимся идти путем безумия, не вразумляясь ни тем, что уже нас постигло, ни тем, что может нам угрожать» (8:462–463).
Беспокоят святого Архипастыря положение во Франции и действия Наполеона: «Во Франции видны две партии: худая и злая. Теперь на седалищах власти держится более худая, а злая старается ее столкнуть. Если это не удастся, может продолжиться в Европе время не беспокойнее нынешнего, а если удастся, нынешний дым и смрад может обратиться в пожар» (4:277). «Что говорят у Вас о войне? (вопрошает родителя. – К. С.). Здесь уверяют, что наши войска выиграли баталию; с другой стороны слух носится, будто Наполеон в первых числах ноября (1805 г. – К. С.) вступил в Вену. Если сие последнее известие справедливо, то что будет несчастной Германии от такого человека, который обыкновенно подает оливу одной рукой, а другой – вонзает меч?» (12:71).
Об англичанах упоминает мимоходом: они не думают, «что их земная политика может поставить против них Небесную» (4:319).
Турцию Московский Иерарх упрекает в лицемерии по отношению к христианам: «Как еще в силе «времена языков»! Лицемерно провозглашенная в Турции свобода вероисповедания до сих пор (май 1856. – КС.) обращается в гонение на христиан, и особенно на православных, как беззащитных, и союзники прежде, по-видимому, стояли за сию свободу, но в трактате отдали сие дело на волю султана. Чего тут ждать хорошего? Римско-католиков будут поддерживать французские и австрийские министры и консулы, протестантов английские, а наш голос, если и услышат, заткнут все уши. «Утверждение на Тя надеющихся, утверди, Господи, Церковь!”» (9:408–409). Но и свои – православные греки – недостойно ведут себя в Болгарии и своими поступками льют воду на мельницу латинян: «Печальны вести о православных в Турции; и есть горе от своих. Греческое духовенство в Болгарии изгнало болгарский язык из городов и священнослужение на славянском. Некоторые городские болгары вследствие сего некоторым образом огречились, и через то нарушено единомыслие с сельским. Но латинская пропаганда старается воспользоваться сим несогласием. У нас возбуждается о сем забота, но действовать теперь труднее, нежели было прежде» (10:91).
От событий, происходящих за пределами России, Святитель обращает свой взор на дела Отчизны.
Добрый Архипастырь печалуется – близко принимает к сердцу – продажу Россией Америке Аляски: ««Господи, спаси Царя! Продажа-Российских владений в Америке... совершилась». «Стражам израилевым» – духовенству – изменить государственное решение было невозможно (10:516).
Скорбит также Святитель, что малороссы плохо относятся к великороссам – в то время, как последние открыты своей душой. «Брату Иосифу скажите, для чего он не мирствует с нами, когда мирствуем мы с ним. Ведь малороссы не любят великороссиян, а мы добрых людей того и другого племени равно любим» (8:213).
С болью принимает святой Иерарх сообщения о военных событиях на фронтах России.
Прежде всего он, как добрый Архипастырь, с душевной горечью говорит о том, что военачальники стали слишком самонадеянны, – это чуждо было нашим славным предкам: «Жаль, конечно, что военачальники в самонадеянии думают найти силу, а не в надежде на Бога. Думают, что дерзость слова принадлежит храбрости. Не так думают добрые воины. Замечено, что Веллингтон в донесениях о победах никогда не говорил о славе, но – об исполнении долга. Мне сказывали, что Нахимов, выходя искать турецкий флот, как скоро выступил в открытое море, поднял молитвенный флаг, а на всех кораблях было молебствие; потом он отдал пароль всему флоту: Бог и слава. Хотя и славу не забыл, но слава Богу, что воспомянул Бога: и вот ему дано истребить турецкий флот» (9:241).
Внимательно следит Святитель за военными событиями героически сражающегося Севастополя и ободряет россиян. – «Борьба около Севастополя усиливается и может сделаться решительной. Господи, спаси Царя, и воинство, и царство» (9:329). «Но, вошед к генерал-губернатору к обеду, встречаю слова: какая печальная весть! Спрашиваю, что это значит, и узнаю о падении Севастополя. Хотя это не совсем неожиданное, и я думал и прежде, что не надежно устоять ему, по чрезвычайно сильным разрушительным средствам врагов, действующих на одно средоточие, но тем не менее сильно поразила меня сия весть, с возникающими от нее мыслями о последствиях. Господь да умилосердится над нами грешными» (9:346). «Проповедник говорит, что Севастополь «отдан» врагам. – Неправда. Северная часть его не отдана доныне (18 апреля 1856 г. – К. С.). – Говорит: «Враги торжествуют». – Неверно. Англичане побеждены нами; и для французов невелико торжество, когда они от нескольких укреплений отбиты и одно только взяли. – Борется с вопросом: почему враги не наказаны? – Здесь опять неточность. Они не мало наказаны: их много погибло собственно от войны, много истреблено болезнями и бурей на море. Следственно, правосудия не только ожидать должны в будущем, но частью оно уже явилось. – Говорит, что Государь «не мог отречься от мира». – Опять неточность, имеющая неблагоприятный вид. Что за невозможность? Государь властен был продолжать войну, но заблагорассудил предпочесть мир. Если Бог посылает неприятное – надобно сие смиренно признавать, но не преувеличивать, ибо сие может вести к упадку духа, а не к пользе» (16:102).
Обращает Святитель внимание, казалось бы, на мелочи, но в самом деле, в делах ратных, имеющих немалое значение. Слушаем его: «Какое это наказательное время, в которое и благонамеренность не только встречает затруднения, но и само себя затрудняет собственными претыканиями. Лидере дал приказ воинам, чтобы не насмехались над ратниками ополчения; и не приметил, что сим уже оскорбил их сам. Можно было бы сказать: обходитесь с ними, как с братьями, такими же защитниками Отечества; и нужная мысль была бы подана, и не было бы оскорбления» (9:371–372).
И не только своим авторитетным словом помогал святой Архипастырь Отечеству в лихие годы, но и делом. – Принося «на военные потребности от трех находящихся в непосредственном моем управлении обителей 50 000 рублей, долгом поставляю дополнить, что имею намерение предложить о посильном пожертвовании и другим монастырям вверенной мне епархии, а смотря по обстоятельствам, и некоторым церквам, имеющим сбереженные капиталы или ненужные некоторой ценности материалы, как, например, лом серебра и жемчуг, которые можно обратить в деньги. Подобные пожертвования делаемы были и для инородных единоверцев, именно в пользу пострадавших от войны греков – кольми паче справедливо будет сделать таковые пожертвования для потребностей нашего Отечества» (9:255)... Святой Филарет обратился и с воззванием к игумениям известнейших монастырей направить желающих монахинь в Общину сестер попечения о раненых воинах – и некоторые из них откликнулись на воззвание (9:300–301).
Девиз святого митрополита Филарета – «чтобы Россия пребывала крепка православной верой и верностью, обновилась миром и правдой» (19–1:3). Уклоняющийся от «прародительского Православия» может уклониться и от Отечества (4:153). Потому Святитель взывает ко Спасителю: «Господи Иисусе Христе, Царю Небесный, вечно живущий по Божеству Твоему, воскресший по человечеству Твоему и приявший всякую власть на Небеси и на земли! Сей беспредельной властью Твоей, по данному от Тебя Церкви Твоей обетованию неодолимости и вратами адовыми, укрепи и умиротвори сие Твое царство в сии немирные дни, когда так многие шаташася язы́цы, и людие поучишася тщетным. Призри благодатно и на земное царство Всероссийское, хранящее в своих недрах великую долю Твоего духовного царства, Вселенской Церкви, и на Благочестивейшего Царя нашего, Тобой, Господи, избранного защитника Православной Церкви. Благоустрояй царство его в неразрывном союзе с Православной Церковью. Благослови благие начинания его и обезопаси верностью исполнения. Низложи пред ним всякое враждебное восстание. Направи действия власти и добрую волю народа к тихому и безмолвному житию во всяком благочестии и чистоте... Таков ко Господу глас моего смиренного пред алтарем Его служения. Таков глас моего сердца» (19–1:3–4)... «Молю Его, источника жизни, да осенит жизнь Вашу новым жизнеподательным благословением и да продлит ее с крепостью духа и тела, и в деятельности, приносящей пользу Церкви и Отечеству, а Вам праведное утешение и мир» (19–2:23). А архимандриту Макарию (Глухареву) пишет Святитель: «Подумайте, из голов, которые почли себя способными перестроить целый мир, скоро ли может выйти вон вся сия огромная дурь без остатка? Сказывают о некоторых, что смирились и занимаются религией – слава Богу! Но дух покаяния требует, чтобы они признались не в ошибке и заблуждении, в чем и гордость иногда признается, а в безумии и преступлении. Предоставим сие Хотящему всем спастися. А Вы будьте осторожны» (19–1:120).
Святитель размышляет о том, каковы были взаимоотношения Церкви и государства с древних пор, какое место в государстве занимало и занимает Святое Православие: «Со времен равноапостольного Константина государственная власть ограждала мир Церкви оплотом государственных законов. Потом, когда в Риме государственная власть ослабела, папы вздумали, не довольствуясь оборонительной помощью государства, наступательно действовать на государство, и слишком много в сем успели. Наконец, возникло противодействие, и государства, усиливаясь свергнуть папское иго, начали разрушать и охранительные для Церкви оплоты. Предубежденные в пользу Западной образованности перенесли такое действование и туда, где Церковь никогда не отягощала государство, а всегда помогала ему» (14:268–269). Ныне «правительство желает поддержать господствующую Церковь, но надобно, чтобы мы умели верно тому содействовать, чтобы действовали усердно и благодушно, чтобы предлагали улучшения нужные и удобоисполнимые, чтобы великодушно терпели то, что не по нас, ибо и Бог терпит долго многое, что Ему неугодно» (33:429); терпели бы и молились. – «Нам должно молиться, чтобы церковные дела, соприкосновенные с гражданскими, охранены были духовенством на основании церковных правил» (14:170).
Святитель благодарит «после Бога» Благочестивейшего Государя за его дела на пользу Церкви (2:62) и, в свою очередь, напоминает, что выражающие усердие к царю достойны внимания (4:42)... «Благодарение Богу, государство оказывает покровительство Православию, нельзя требовать, чтобы оно отказалось от терпимости, которая, если умеренна, имеет свою справедливость» (33:432)... Ценнее попросить прощения ради мира, чем идти на конфронтацию, и потому «грамота, в которой Никон (Патриарх. – К. С.) смиренно просит у царя прощения, есть ... один из лучших оправдательных актов для его памяти» (4:42). Но это не значит, что можно отказываться от правды и ронять достоинство иерархического сана перед светской властью: «Грамота, в которой увещевает (Патриарх Никон. – К. С.) царя прекратить гнев, защищается от обвинения в титле государя, обличает в нарушении тайны патриаршего архива и проч., кроме немногих примеров, жестоко приведенных, достойна Патриарха, соединяя дерзновение правды с должным уважением царю и скромным выражением о себе» (4:42–43).
Святитель паки и паки обращается к самому нужному – к молитве: «Господи, спаси Царя и пощади всех нас» (10:280)... «Предлагаю Лавре и скиту приносить Господу Богу молитвы о благодатной Божией помощи болящей Государыне Императрице Александре Феодоровне» (10:251)... «Православная Российская Церковь прилежно молится о Благочестивейших Государях и о благоверном роде их. – Со второй половины XVII столетия и в следующие потом времена воспоминание имен их в Богослужении постепенно сделалось более прежнего полным и чаще повторяемым». Последнее, по замечанию Святителя «длит Богослужение и не благоприятствует вниманию молитвы. Настоит нужда помыслить о некотором сокращении, и для сего требуется не нововведение в Богослужении, а возвращение к более простому порядку древних Богослужебных книг» (11:4–5); «очевидно неудобно всех именовать на ектениях и для каждого праздновать два дня, рождение и тезоименитство» (10:340). (Императорский род возрос тогда до 23 лиц).
Нужно также вознести молитву, но соединенную с покаянием, по случаю государственного юбилея: «Мне приходит на мысль, что с благодарственной за 1000 лет молитвой надлежало бы соединить покаянную и за многие, особенно за последние годы» (10:344).
Святой Московский Архипастырь призывает благословение Божие на служителей государства и высказывает добрые пожелания для их деятельности на пользу Отечества и Церкви.
Так вступившему в исправление должности Московского военного генерал-губернатора Святитель молит о помощи Божией в предстоящих подвигах и желает, чтобы они были «благоугодны Благочестивейшему Государю Императору и благотворны для столицы и Отечества» (11:7). То же святой Иерарх испрашивает у Бога верное направление в начинаниях «к исполнению воли Государя и ко благу общественному» Московскому генерал-губернатору (11:14).
Подобное высказывает Святитель и при вступлении в разные другие ответственные должности:
– управляющему Министерством внутренних дел – «да будет служение Ваше благоугодно Государю и полезно Отечеству» (11:8);
– управляющему Министерством юстиции – Божие благословение «к охранению правды и правых, к пресечению неправды и к исправлению неправых» (11:19);
– председателю Московского военно-окружного суда – «да будет безопасен невинный; да получит исправление виновный; правосудие, недопускающее укрыться вине и преступлению, да уменьшит поползновения к преступлениям и самые преступления» (11:18);
– министру Народного просвещения – да будут обняты «вместе с наукой и религия, и нравственное благоустройство» (11:9);
– управляющему Министерством народного просвещения – да распространится не только тот свет, «который умом человеческим вырабатывается из созерцания природы», но и тот, «который сходит свыше от Отца светов» (11:10). И проч. (см.: 11:1–20).
Наряду с благословениями и добрыми пожеланиями Святитель для пользы и Отечества и Церкви высказывает и неодобрение намерений плохих или сомнительных:
– Статскому советнику: «Вы требуете моего согласия на то, чтобы Ваше сочинение о поединках украсить, как вы выразились, моим именем. Никогда не думал я, чтобы мое имя могло служить украшением какому-нибудь сочинению, и никогда не давал моего согласия на такое употребление моего имени. Добрые сынове мира, вероятно, почли бы оскорбительным мое имя, если бы увидели его на книге о поединках, хотя написанной, конечно, не в защиту поединков» (11:17).
– Почетному дворянину: «Вам угодно требовать одобрения Вашему проекту народной лотереи для образования поземельного банка... Строгого внимания требует вопрос: надеждой большого выигрыша, который достанется немногим, прельстить множество людей, чтобы они бросили и потеряли по три рубля, приобретенных, может быть, тяжким трудом – сообразно ли это с чистыми началами христианской деятельности?» (11:17).
– Архимандриту Антонию: «Что касается до налога на вино в пользу Церкви, о сем носились речи, кажется, и в печати, но и против сего были речи, что не прилично такой грязный доход назначать в пользу Церкви. И подлинно это походит на «цену песню», которую запрещено было приносить в дом Божий» (10:424)... «Помнится в Лаврской смете видел я, что в Лавре продаются между прочим пояски и кольца. Пояски, кажется, можно было бы предоставить Хотькову, а кольца к чему?» (10:424).
– Архиепископу Тверскому Алексию в его бытность ректором Академии: «Если несчастную смерть хотите украсить почетным погребением – Вы готовите оскорбление смерти благочестивой, равняя с ней несчастную. Назидательно ли Вашим подчиненным увидеть из Ваших распоряжений, что худая смерть так же может быть украшена, как и благочестивая? Не соблазн ли это и посторонним? Величаться, когда Бог послал смиряющее событие, будет ли угодно Богу? И душе несчастно умершего не полезнее ли здешнее смиренное поминовение для тамошнего облегчения, нежели неуместная торжественность?» (14:7–8; 8:335).
А обращаясь к президенту Императорской академии наук и делясь с ним своими воспоминаниями об историке Николае Михайловиче Карамзине, Святитель высказывает, как и всегда, очень интересные и полезные мысли, в конце чего ставит перед адресатом, также очень нужный, вопрос: «В собрании Российской Академии он (Карамзин. – К. С.) читал из своей истории царствование Иоанна Грозного. Читающий и чтение были привлекательны, но читаемое страшно. Мне думалось тогда, не довольно ли исполнила бы свою обязанность история, если бы хорошо осветила лучшую часть царствования Грозного, а другую более покрыла бы тенью, нежели многими мрачными резкими чертами, которые тяжело видеть положенными на имя Русского царя. Хорошо видами добра привлекать людей к добру, но полезно ли обнажать и умножать виды зла, чтобы к ним привыкали?» (11:12).
* * *
Хочется и здесь итог подвести не своими словами, а глубоко содержательными – святого Филарета:
«Молитесь о России и о Москве» (10:311)... «Что нужно прилежно молиться, то потому, что сильно распространяются мнения и учения противорелигиозные, противонравственные и противоправительственные, и многих заражают» (10:320)... «Видите, до чего мы доживаем. Когда говорится некоторым, могущим не только слышать, но и действовать: для чего охранители не единодушны и не деятельны, когда противники единодушны – отвечают только, что это правда. Господи, спаси Царя и Отечество!» (10:338).