1903 г.

С первых дней вступления высокопреосвященнейшего Алексия в управление экзархатом владыка изъявил твердое намерение, по возможности, лично ознакомиться со своей обширной паствой. Если где, то в особенности в Закавказье, с его бесконечным разнообразием народностей, условий жизни, особенностей управления и быта, необходимо именно личное ознакомление архипастыря на месте с нуждами и потребностями пасомых.

В первый же год управления экзархатом высокопреосвященнейший архипастырь успел посетить Карс и Карсскую область, гор. Эривань и Александрополь с окружающими приходами, гор. Баку, Елисаветополь, два раза Сигнахский уезд, Душетский уезд Тифлисской губернии, Тифлисский уезд и окружающие гор. Тифлис монастыри. Ознакомившись с Грузинской епархией, владыка предпринял поездку и в западную Грузию для ознакомления с епархиями экзархата. Особенное внимание архипастыря привлекало Черноморское побережье, этот чудный край, быстро населяющийся, привлекающий теперь внимание правительства и получающий новое административное устройство, – разумеем учреждение особой Батумской области с непочатым в ней миссионерским делом, отделение Сухумского округа, как особой административной единицы, с широко задуманным здесь русским переселением. Край этот получает теперь береговую железную дорогу, быстро культивируется, заселяется; в церковном отношении он требует широко поставленного миссионерского дела среди диких сынов Абхазии и напряженных забот о русских переселенцах, нуждающихся в церквях, школах, в духовенстве, в объединяющем и укрепляющем воспитании единого церковного уклада, столь необходимого дня переселенцев, собирающихся сюда из различных местностей России. История указала в прошлом незаменимое средство такого именно воспитательного объединения народа в святых обителях: милостью Божией, они уже возникли на Черноморском побережье, некоторые достигли в короткое время расцвета жизни и деятельности. Знакомство с этими обителями также входило в задачу архипастырского путешествия владыки-экзарха. Естественно, при этом главное внимание архипастыря привлекал знаменитый Ново-Афонский монастырь, эта краса и оправдание русского и церковного дела на Черноморском побережье.

Из Тифлиса выехали 14 апреля по направлению к гор. Гори.

Погода благоприятствовала путешествию; весна в Закавказье в это время в полном своем развитии и украшает горы и долины чудным изумрудным убором; было тепло и сухо. Сейчас же за Тифлисом из вагона железной дороги видны Зедазенские горы, на которых в древности стояло капище языческого бога Заденя (Юпитера), где даже в VI веке по Р. X. местные жители, по словам известного грузинского историка Д. Бакрадзе, еще приносили свои нечестивые жертвы. Здесь именно воздвиг алтарь Богу истинному основатель грузинского монашества преподобный Иоанн, один из ХIII сирских отцов и их глава; построенный ими монастырь с церковью сделался источником просвещения всей страны и имел великое множество иноков, свидетельствуют доныне сохранившиеся развалины обширных хозяйственных зданий, келий и церквей. Монастырь этот в запустение с XVII века после нашествия шаха Абаса и после многочисленных набегов диких лезгин, которые в ХVII и ХVIII веках постоянно грабили ослабевшую Грузию. Казалось бы, что с умиротворением края в XIX в. под русской властью обитель св. Иоанна Зедазенского, эта колыбель Грузинского монашества, должна бы возникнуть к новой жизни; но, к сожалению, почти все монастыри Грузии находятся теперь в состоянии полного запустения и имеют весьма незначительное число иноков по причине упадка в крае стремления к подвижничеству, на что жаловался еще в 1828 г. экзарх Грузии митрополит Иова в особом представлении Св. Синоду по поводу восстановления древних грузинских святынь. В печальном положении запустения находится и Иоанно-Зедазенский монастырь со времени разрушения до наших дней; монастырский храм, однако, еще в 1849 году восстановлен экзархом Грузии митрополитом Исидором.

Одинок и заброшен и другой чудный храм – так называемый Крестовый монастырь или, по-грузински, Джварис-монастери, Джварис-сакдари, величаво стоящий на высокой горе против Мцхета. Он построен на том месте, где, по преданию, св. Нина воздвигла крест из дерева после просвещения грузин св. крещением в Мцхете. Не говорит ли о водружении здесь св. креста и то обстоятельство, что грузины называли соседний с Джварис сакдари небольшой храм Голгофою? Следы этого храма заметны и доселе. Все время из вагона железной дороги, подъезжая к Мцхету, можно любоваться этим чудным храмом типичной греческой архитектуры, древнейшим в Грузии памятником церковно-строительного греческого искусства. По свидетельству грузинских летописей, начало построения этого храма приписывается Гураму Куропалату (в конце VI в.), преемники которого к половине следующего VII столетия докончили эту изумительно трудную постройку на высокой скалистой горе, куда доставка строительных материалов могла производиться весьма медленно и с едва одолимыми препятствиями. Только глубокая вера и пламенное усердие, как бы в назидание векам и грядущим поколениям, могли побудить царственных строителей на этот тяжкий труд. Ученый знаток церковно-грузинской старины и архитектуры, академик Броссе, не находит оснований сомневаться в правильности показаний грузинской летописи относительно времени построения Джварис-сакдари; по его словам, после Пицундского храма на берегу Черного моря, это – древнейший храм Грузии; простота его архитектурного стиля и низкий купол несомненно удостоверяют его глубокую древность. Указания летописи совпадают и с известиями о тогдашнем политическом состоянии Грузии, которая в указанные века действительно находилась в подчинении и в вассальных отношениях к Греции; сами строители храма, поименованные в сохранившихся надписях, носят греческие титулы ипата и патриция. Известно, что титул ипата встречается и в книге Деяний св. апостолов (Деян.13:7;18:12). Судя по одной сохранившейся надписи, которая гласит, что обитель выстроена «для служения Богу сестер-жен», можно думать, что здесь в древности был женский монастырь. Монастырь в IX и X вв. был разрушаем арабами, но все же не погиб окончательно. Говорят, его именно подразумевал М. Ю. Лермонтов в своей чудной поэме «Мцыри». Запустение этого храма и народное грузинское предание связывает с упадком в народе веры и благочестия. «Существует легендарное сказание, что от купола монастыря Св. Креста до купола Мцхетского собора была протянута железная цепь, по которой благочестивые из монахов для благовеста проходили в Мцхет и обратно в монастырь. Но по мере того, как ослабевало в народе усердие к вере, ослабевала и цепь, наконец, она порвалась и совсем исчезла, поднявшись на небо». (См. кн. А. Нагроева о Мцхетском соборе, стр. 21.) Будто бы и монастырь, поэтому называли не Джварис-сакдари, а собственно Джадчвис-сакдари, т. е. цепная церковь.

Быстро мелькают пред глазами путешественников местности, церкви, монастыри, свидетели былой и кипучей истории Закавказья. Наш край еще ждет своего историка, который властной рукой и обаянием творчества и вдохновения развернул бы пред нами картину его минувшей жизни. Закавказье с незапамятных времен привлекало к себе все исторические народы то как торговый путь Востока и Запада, лежащий между Черным морем, Персией и Индией, то как выгоднейшая позиция в вековой борьбе того же Востока и Запада, Персии и Греции, Персии и Рима, Персии и Византии...

Вот остатки Помпеева моста около Мцхета – знак, что здесь стоял еще в I в. до Р. X. сильный римский гарнизон; вот самый Мцхет с его святынями, где Мириан царь, родом из персидской династии, долго колебался, куда ему примкнуть: к Востоку или Западу, победоносному Константину Великому или к персидскому шаху, к христианству или персизму... Город давно, еще с XIV в., со времени Тамерлана, пришел в полное и окончательное запустение; раньше и в VII в. он был разрушен Мурваном-Кру. Вот и Армази гора, где стояли языческие боги, которым кланялся Мириан с народом и среди которых был и Армазд, т. е. несомненно, древне-парсийский Ормузд. Здесь же недалеко был и город Армази, где также стоял сильный римский гарнизон со времен императора Адриана, при котором грузинские цари уже вызывались в Рим и от Рима получали знаки инвеституры... Еще немного, и вправо от железной дороги виден Шиомгвимский монастырь, основанный на месте древнейшего пещерного города, отданного задолго до христианской эры под поселение колонии туранцев и затем разрушенный рассеявшимися полчищами Александра Македонского. Этими пещерами (по-грузински мгвиме) воспользовались потом христианские иноки, здесь с VI века, подвизавшиеся под руководством св. Шио, одного из XIII сирских отцов. И доселе еще сохранились некоторые пещеры с остатками церквей и иконостасов; они разбросаны по возвышенностям гор, выдолбленные под самыми вершинами, теперь уже недоступные по причине разрушения дорог, которые некогда были туда проложены.

Еще полчаса пути, и перед взорами путников вырисовывается на левом берегу Буры, на отвесном, как стена, высоком обрыве скал целый пещерный город, немой свидетель доисторических времен, зияя своими пещерами, расположенными в несколько рядов, точно ячейками в каком-то гигантском пчелином соте... У подножия этого таинственного города, называемого по-грузински Уплис-цихе, т. е. крепость Господня, приютилась жалкая армянская деревушка. Уплис-цихе хорошо можно рассмотреть из вагона; видны пещеры, видны остатки старинных башен и стен. Отсюда некогда шли подземные ходы, спуски к Куре; здесь показывают остатки дворцов и церквей, а одно из подземных помещений, по словам известного путешественника Е. Л. Маркова, считают остатком древнейшего храма Ваала и Астарты, которым кланялись в Закавказья во время господства здесь финикиян; говорят, что имя Ва-ала звучит и в грузинском Уп-али (Господь)... Уверяют, что Уплис-цихе существует уже 3 000 лет. Конечно, все это – только предположения и предания, не всегда достоверные; несомненно, одно, – что все здесь ждет образованного и беспристрастного историка и археолога, который найдет себе на Кавказе неизбывную и достойную работу.

Но вот близится и гор. Гори.

Местность, которую приходилось проезжать, полна глубокого исторического интереса. Близ станции Каспи владыке показали ущелье, в котором верстах в пяти от линии дороги расположен знаменитый Самтависский собор, построенный в VI в., хотя, конечно, и не в настоящем виде, св. Иларионом, одним из отцов сирских, и бывший кафедрой епископа, занимавшего в числе 40 иерархов Грузии 28-е место; храм знаменит своей архитектурой и чудной резьбой. Недалеко от Гори видно селение Урбниси, стоящее на месте древнейшего обширного поселения, в котором, очевидно, судя по множеству добываемых при случайных раскопках монет и предметов домашнего обихода, жили евреи, греки, римляне. Предание, правда, не всегда надежное, которое, однако, заменяет в Грузии писаную историю, относит возникновение Урбниси к отдаленнейшим временам поселения Уплис-цихе. В IV в. по Р. Хр. здесь жила св. Нина, которая, направляясь в Грузию по нынешнему Боржомскому ущелью, прежде всего, остановилась в Урбниси в еврейском квартале, очень многолюдном. Среди евреев, которые, как известно, имели огромное значение в деле подготовления грузин к христианству, св. Нина именно в Урбниси начала свою проповедь и нашла первых верующих преимущественно из девушек и женщин. С этими первыми христианами она и отправилась к 5 августа в Мцхет, ко дню всенародного религиозного праздника в честь Армазда, и в Мцхете начала свою просветительную апостольскую деятельность. В Урбниси также была епископская кафедра; кафедра Урбнисская в XVII веке приобрела важное миссионерское охранительное значение. Известно, что коренная Грузия, Самцхе или Саатабаго, с XVII века изменила христианству и под давлением Турции приняла ислам. Немногие верные сыны Церкви, оставшиеся без храмов и архипастырского попечения, были тогда поручены попечениям Урбнисских епископов. Знаменит и Урбнисский храм, основанный, как полагают, в VI веке одним из XIII серских отцов Тате и известный под именем Сиона: название, которое усвоялось всем древнейшим храмам, не имевшим купола.

Город Гори – один из древнейших городов Грузии, торговое место, древняя сильная крепость. Довольно взглянуть на местоположение города, чтобы сразу понять его значение в Карталинии. С севера из Джавского ущелья врывается по направлению к реке Куре и гор. Гори обширная, гладкая, как стол, равнина на протяжении верст тридцати; сама Кура, выходя из Боржомского ущелья, образует здесь обширную Карталинскую равнину, прорезывающую Грузию от запада к востоку. В этой местности совершенно ясным становится путь, которым шли древние грузины: они врезались в поселения более ранних обитателей – осетин, заняли течение Куры, заняли также плоскость и равнину по течению реки, раздвинув осетин и потеснив их горы в две противоположные стороны: к югу – по Боржом-ущелью, где доныне много осетинских селений, и к северу – в ущелье Джавское, доныне сплошь населенное осетинами и соединяющиеся через Турсовский перевал с северной Осетией.

Если к сказанному о местоположении Гори прибавить, что не в далеком от него расстоянии находится Сурамский перевал, отделяющий Имеретию от Грузии, то станет совершенно понятным исключительное положение Гори в торговом отношении, как центрального пункта, где могли сходиться и меняться товарами: горцы – с севера, имеретины – с запада, карталинцы – с востока; отсюда и стратегическое значение Гори: это был оплот Грузии против набегов горцев и нападений соседних царств Имеретинского и Мингрельского, а в последние два-три столетия и от нападений ахалцыхских турецких пашей. Торговым значением города объясняется то обстоятельство, что Гори населен весьма значительным числом армян, этих природных торговцев, и окружен еврейскими поселениями (в Цхинвали, Урбниси, Карели); отсюда населенностью и бойкостью города объясняется и то, что католическая пропаганда здесь давно свила себе гнездо и вначале действовала довольно удачно, чему доказательством служит прекрасный костел в Гори, лучший из городских храмов. Понятно, что для защиты врагов издавна здесь была сильная крепость, хотя она служила иногда базой и для врагов Грузии, например, по сказанию Шардена (см. его «Путеш.», стр. 180), в его время (XVII в.) там стоял персидский гарнизон.

Православных жителей в гор. Гори немного; приходских церквей – три: собор, Оконская и Рождество-Богородичная, иначе русская церковь. Кроме того, имеется особая церковь за городом для расположенных здесь войсковых частей и кладбищенская церковь; домовых церквей две – при духовном училище и при учительской семинарии; есть приписные к приходским церкви и часовни, большей частью весьма древние. Церкви горийские очень небогаты, небогато и православное население – грузины, потому что торговля сосредоточена главным образом в руках армян.

Приезд архипастыря, однако, как бы объединил все население города, и армяне выражали ему все знаки внимания и уважения. По прибытии владыки-экзарха на станцию Гори ему была устроена торжественная встреча. С вокзала владыка проследовал в духовное училище, в церкви которого началось всенощное бдение. Служба пелась по- грузински и по-церковнославянски. По окончании всенощного бдения в квартире смотрителя училища собралось все градское духовенство; архипастырь долго и подробно расспрашивал священников и о. благочинного о нуждах приходов, о состоянии школ, попечительств, о положении кладбища и кладбищенской церкви. Владыка пожелал осмотреть квартиры учеников и ознакомиться с их домашней жизнью. В сопровождении смотрителя училища г. Сокальского и помощника смотрителя иеромонаха Пирра архипастырь посетил несколько квартир. Училище не имеет общежития, поэтому надзор за внеклассной жизнью учеников ложится тяжелым бременем на инспекцию. Владыка застал учеников на квартирах уже отходящими ко сну и в одной из них присутствовал на вечерней молитве учеников. Оказалось, что привычка и чин молитвы прочно укоренились среди этих учеников; они все чинно прочитали, пропели и, видимо, исполняли эту святую обязанность, как совершенно для них привычную. Нельзя при этом умолчать о том, что в Горийском духовном училище религиозно-церковное воспитание поставлено прекрасно. Пишущий эти строки, в последние три года, проезжая через гор. Гори по делам службы, не раз бывал в будние дни на утренних молитвах в училищной церкви, а в праздничные дни – на богослужениях и всегда выносил из храма самое отрадное впечатление.

Возвратившись после обзора квартир учеников, владыка продолжал прерванную беседу с представителями духовенства и с членами попечительства кладбищенской церкви и Троицкой (собственно Рождество-Богородичной) церкви.

Кладбище в гор. Гори доселе находилось в крайне печальном положении. Справедливости требует сказать, что благоустройство кладбищ вообще в Грузинской епархии составляет больное место приходской жизни; они по большей части не огорожены, не распланированы, никем не охраняются и имеют заброшенный вид. Может быть, этим объясняется то обстоятельство, что нигде не поступает к гражданскому и духовному начальству столько просьб о погребении умерших при церквях, а не на кладбищах, как в Грузинской епархии.

Попечительство и прихожане Рождество-Богородичной, иначе называемой Троицкой, церкви докладывали владыке о своих нуждах.

15 апреля владыка служил литургию в соборе, ему сослужили 8 священников; пели два хора: учеников духовного училища и церковных городских школ. Песнопения пелись смешанно: по-грузински и по-славянски. Пение в церковных школах г. Гори было заведено только год назад; теперь имеется особый учитель пения для школы, и во всех церквах города устроены церковно-школьные хоры. Протоиерей Тавдгиридзе заявил, что, по его наблюдениям, посещение церковного богослужения с того времени, как в соборе стал петь хор детский (ранее никакого не было), увеличилось по крайней мере втрое против прежнего: заявление это следовало бы принять к сведению многим пастырям, часто жалующимся на отсутствие прихожан в храме. Явление это – уклонение прихожан от посещения храма – в высшей степени печальное и начало ему положено в нашем крае очень давно: еще Шарден в своем путешествии по Грузии обращал на него внимание и уверял, что в его время и священники не служили в церквях; по его словам, которым трудно, однако, поверить во всем объеме, «можно сказать с уверенностью, что большая часть церквей отпирается не более одного раза в десять лет; их строят, а затем оставляют на произвол ветра и птиц» («Путеш.», стр. 184). Как бороться с этим укоренившимся в Карталинии и Кахетии обычаем? Как привлечь народ в храмы? Естественно, нужно начинать с молодого поколения, приучая его в годы школьного обучения к церковности, взрослых же лучше всего привлекать в храмы благолепным служением и церковным пением, тем более что грузины – народ очень музыкальный, любящий пение и музыку.

Во время литургии владыка наградил священников оо. Мцхветадзе и Дадианидзе скуфьями, а оо. Наморадзе и Ф. Карбелова – набедренниками, а также выразил благодарность учащимся в Горийских церковных школах г. Иремашвили и г-же Касрадзе.

За литургией слово произнес протоиерей И. Восторгов.²⁸

После литургии состоялся крестный ход на кладбище, в сопровождении множества народа. Архипастырь со служащими обошел все старое кладбище, зашел и помолился на соседнем холерном кладбище, а также и на могилах воинов, везде совершая литии и призывая народ к молитве. У кладбищенской церкви была совершена общая панихида, по окончании которой владыка долго беседовал с народом и указал, как именно устроить кладбище, где провести дорожки, как огородить и т. д.

После богослужения архипастырь посетил городскую женскую двухклассную школу и испытывал учениц в знании курса Закона Божия, русского языка и церковного пения. Нужно сказать, что церковные школы в гор. Гори обучают почти все подрастающее поколение горожан (начальных школ других ведомств нет, кроме городского училища) и составляют предмет заботы духовенства и Горийского отделения Училищного Совета. За последнее время в районе Горийского отделения прибавилось до 30 новых школ, из них 10 осетинских; работа удвоилась, и поэтому открыты были Советом два новых отделения – Душетское и Ахалцыхское и, кроме того, учреждена новая должность наблюдателя по Душетскому уезду.

По просьбе военных чинов, архипастырь посетил военную церковь, расположенную за городом, а затем отправился к городскому старосте г. Андроникову, с которым беседовал об устроении городского кладбища и о субсидии церковным школам. Что касается церковных школ, то в гор. Гори, как и везде в Закавказье, замечается то же холодное отношение: город не содержит ни одной начальной школы, все дети обывателей обучаются в 4-х церковных школах, субсидируемых исключительно казной и бесплатно заведываемых бедным духовенством, – и при таких условиях город не платит на школы ни копейки, ни дает для них даже помещений...

После этого владыка посетил учительскую семинарию, которая дала уже много учителей, состоящих на службе в различных уголках Закавказья. При ней существует образцовая школа с татарским и армянским отделениями, а в последнее время семинария успешно трудилась над разработкой приема преподавания русского языка по так называемому естественному методу, прекрасно развила постановку сельского хозяйства, метеорологические наблюдения и проч. На всех выставках, включая последнюю Парижскую всемирную и Тифлисскую юбилейную, семинария за свои экспонаты получила почетные отзывы и награды. Владыка провел в стенах семинарии более получаса, во все входил и всем интересовался.

Инспектор семинарии поднесь владыке коллекцию книг и брошюр, составленных служащими в семинарии лицами и напечатанных в разное время в приложениях к циркуляру по управлению округом, а именно: о сельскохозяйственных занятиях в семинарии, о ручном труде, о шелководстве, о климате города Гори, об участии семинарии на выставках в Нижнем Новгороде 1896 г., в Париже 1900 г., в Тифлисе 1901 г., о поездках на эти выставки, священную историю для мусульман на татарском языке с переводом на русский, семь исторических бесед на высокоторжественные дни и две брошюры о применении в армянском училище при семинарии естественного метода.

На пути из семинарии архипастырь посетил древнюю Оконскую Богородичную церковь, в которой имеется чтимая Оконская икона²⁹. Церковь эта, благодаря заботливым стараниям настоятеля Иоанна Капанадзе, приведена теперь в полное благоустройство, в ней очень хороший тометовый пол, внутри – живопись, хороший иконостас. Настоятель встретил владыку речью.

В ответ владыка указал на хор детей Оконских церковно-приходских школ, которые стройным и гармоничным пением встретили архипастыря. Архипастырь приказал детям еще раз петь пасхальный тропарь и пригласил народ к общему пению. Неожиданно запела вся церковь, и пение вышло довольно стройное. «Вот доказательство, – сказал владыка, – что и по-грузински можно устроить всенародное пение, потому что грузины – народ певучий». «Когда будете описывать мое путешествие, – заметил владыка протоирею Восторгову, – то непременно отметьте это явление и объявите вместе с тем к сведению духовенства, что теперь существует особая книжка священника Николая Курлова, трактующая о приемах обучения народа общему пению. Эта книжка весьма пригодна для священников и учителей школ»³⁰.

Из Оконской церкви владыка проследовал в «русскую», «Троицкую», как ее называют в гор. Гори, Рождество-Богородичную церковь, посетив при ней школу.

Как раз против церкви стоит здание городского училища, весьма многолюдного (320 учеников), которое владыка также подробно осмотрел, обо всем расспрашивая педагогический персонал, и узнав, что в училище учатся несколько осетин, вызвал их к себе и приглашал на службу в осетинские школы и приходы.

Посетив затем женскую прогимназию и сделав визиты начальствующим лицам, архипастырь возвратился в духовное училище. В беседе с духовенством владыка опять коснулся вопроса об устроении кладбища, причем для увеличения материальных средств кладбищенского попечительства указана была мера, практикуемая в некоторых русских городах, это – сбор 5% с ценности памятников на могилах; сбор этот не обременителен и, главное, равномерно и справедливо распределяется между богатыми и менее состоятельными прихожанами³¹.

На следующий день, 16 апреля, при следовании по намеченному маршруту в гор. Озургеты, на станции Самтреди владыку-экзарха встретил преосвященный Александр, епископ Гурийско-Мингрельский, изъявивший желание сопутствовать при обозрении Гурийско-Мингрельской епархии. Экзарх упросил старца-преосвященного, недавно оправившегося от болезни, не утруждать себя утомительным путешествием и возвратиться в Поти. На станции Нотанеби, откуда идет дорога на Озургеты, владыку-экзарха встретили: духовенство, представители администрации и члены церковного попечительства, строящего церковь на станции. Здесь же находился наблюдатель церковных школ Гурийско-Мингрельской епархии ст. сов. Ф. Д. Жордания, который сопутствовал, потом владыке в пределах епархии и везде представлял подведомые ему школы. В город Озургеты, отстоящий от железнодорожной станции в 25 верстах и служащий главным административным центром Гурии, выехали рано утром.

Прекрасная природа Гурии теперь блистала свежим весенним нарядом; мягкие очертания гор, обильная растительность, разлившиеся и весело шумящие ручьи и речки, свежая зелень, множество цветов, – все это ласкало зрение. Но среди этой чудной и блистающей природы таится теперь тяжкий недуг народный. Под влиянием преступной анархической пропаганды, в часть населения проникли губительные идеи, потрясшие в корне экономическую жизнь народа и толкнувшие население на путь борьбы с землевладельческим классом. Дело доходило до тяжких столкновений... Гурия, лежавшая всегда на границе с Турцией, никогда не жила спокойной и правильной жизнью; она служила всегда местом укрывательства разбойников из Турции, местом набегов; здесь обыкновенно скрывалась и переправлялась разбойничья добыча, укрывались и продавались украденные девушки, предназначаемые для отправки в Турцию. Родственные гурийцам аджарцы с течением времени совершенно отошли от христианства, воспитали в себе дикие и воинственные инстинкты и с жесткими сердцами своими уже почувствовали себя лишними в христианстве и приняли ислам... Только этими тяжелыми историческими условиями и влияниями можно объяснить, почему так быстро привились к некоторой части гурийского населения тлетворные идеи указанной выше пропаганды. С грустью смотрел архипастырь из экипажа на расстилающиеся кругом плодородные поля: на них не прорыто, не вспахано ни одной полосы и уныло торчали и желтели на фоне изумрудной зелени засохшие толстые пни от прошлогодней кукурузы. Крестьяне вошли в соглашение совершенно не брать и не пахать княжеских земель. Вместе с Движением против землевладельцев среди крестьян непризванные просветители пропагандировали мысль о том, что не следует платить подати правительству, сборы в пользу церквей и Духовенства. Пропаганда в некоторых местах, к сожалению, имела успех.

Нужно было с величайшей осторожностью касаться этих наболевших язв народных даже в архипастырской беседе.

Общества сельские Микель-Габриельское, Хварбетское, селения Кахури-Гуриантское и Эцерское, лежащие на пути следования архипастыря, выходили к нему навстречу во множестве; при этом устраивались красивые арки, увитые цветами и зеленью, и путь владыки посыпался дождем цветов; везде при таких остановках представлялись владыке сельские власти, везде собирались школы церковные и министерские, а духовенство встречало архипастыря Закавказья в облачениях. К прискорбию, священники, встречавшиеся на пути, все были из числа не получивших образования и совершенно не владеющие русским языком. Дети в школах хоть немного говорили по-русски, старшины и многие из почетных крестьян объяснялись с владыкой на русском языке, а священники оказывались в этом отношении гораздо ниже своей паствы. Образованных иереев в Гурийско-Мингрельской епархии очень мало: из 442 едва только 40 получили образование. Этот факт, весьма печальный, и объясняет то явление, что в Гурии и Мингрелии в школах законоучители по большей части только числятся, потому что не могут исполнять программ и руководить занятиями. Этим же объясняется и то удивительное на первый взгляд явление, что некоторые священники, вопреки общему народному желанию, иногда являются противниками открытия в их приходах церковных школ.

Особенно многолюдное собрание встретило архипастыря в сел. Мерия, где собрались представители Хварбетского общества, учащиеся в двухклассной министерской и в одноклассной церковной школах, духовенство, многочисленные представители местных дворян и крестьяне. Владыка обратился к многочисленному собранию с одушевленной и убежденной речью.

В селении Эцери (Дуабзийского сельского общества) владыку встретили русские поселенцы из отставных солдат, поселенные здесь после минувшей русско-турецкой войны. Они просили об устроении у них церкви и школы для детей; богослужения на русском языке они не слышат и чувствуют, что одичали.

Въезд архипастыря в гор. Озургеты совершился с необыкновенной торжественностью.

При входе в собор настоятель его священник Василий Думбадзе приветствовал высокого посетителя речью.

Из собора архипастырь проследовал в военную церковь, где также был приветствуем священником Думбадзе, а затем проехал в духовное училище. Здесь в домовой церкви было совершено молебствие; пели ученики училища по-церковнославянски и по-грузински. Владыка сказал слово, в котором указал, что здесь, под сенью этого храма, учат детей, в училище, которое является единственным духовно-учебным заведением в обширном крае, граничащем с Турцией и с десятками тысяч единоплеменного народа – в Артвинском округе и Аджарии, – прежде православного, а ныне исповедующего мусульманство. Владыка заключил слово свое обращением к начальствующим и учителям и просил их помнить, что училище это имеет глубокое миссионерское значение и что, правильно поставленное, при одушевленной и единомышленной работе учащего персонала, оно может возродить край в религиозном и нравственном отношениях.

Посещение архипастырем училища совпало с окружным съездом духовенства Озургетского духовно-училищного округа. Осмотрев в подробностях здание училища, ознакомившись с познаниями учеников и постановкой учебно-воспитательного дела, владыка посетил заседание депутатов съезда.

17 апреля архипастырь прибыль в город Батум.

Встреченный в соборной церкви городским духовенством, владыка-экзарх, по совершении молебного пения, обратился к собравшимся с речью, на которую отвечал о. А. Соколов.

Затем экзарх посетил греческую Николаевскую церковь, военно-госпитальную, ремесленно-училищную, кладбищенскую, военно-батумскую, армяно-григорианскую во имя Христа Спасителя и другие городские церкви, а также места, предназначенные для постройки церквей в слободах Холодной и Барцхане, и равно начатую постройкой грузинскую церковь. Все храмы при проезде владыки были переполнены народом, жаждавшим лицезреть своего архипастыря и получить его благословение.

Из местных учебных заведений экзархом были посещены Дерковво-приходская при соборе школа, мужская и женская гимназии, Мариинское и ремесленное училище.

Во время своего пребывания в Батуми владыка беседовал с представителями власти о некоторых неотложных духовных нуждах города и прилегающего к нему края. В скором времени ожидалось осуществление решения правительства выделить Батумский и Артвинский округа в особую область. Новая область населена сплошь мусульманским населением, бывшим некогда в лоне православной Церкви. Везде видны в стране развалины церквей и монастырей, не умирают в народе и христианские предания и обычаи. Почва для миссионерского воздействия на это грузинское омусульманившееся население, следовательно, имеется.

Протекшие после присоединения к России Батума 25 лет, естественно, обращены были на работу внешнего и внутреннего административного благоустройства новоприсоединенного края: нужно было упорядочить земельные отношения, познакомить бывших турецких подданных с новыми русскими порядками, провести дороги внутри страны, ввести новое административное деление, ознакомиться с бытом и характером жителей. Работа эта, конечно, далеко не закончена. При таких условиях, к сожалению, администрации не приходилось заботиться о созидании здесь христианской миссии, столь благовременной и необходимой. К тому же в новоприсоединенном крае открытой проповедью христианства опасались вызвать волнения, так как этим легко могли воспользоваться во множестве приезжающие сюда турецкие муллы, давно уже нафанатизировавшие население. Со своей стороны и духовное начальство без поддержки гражданской администрации не могло многого сделать в целях миссионерства. Правда, в начале 90-х годов в гор. Батуми был организован особый миссионерский комитет, имевший задачу воздействовать на мусульманскую Аджарию, но он не проявил никакой ощутительной деятельности.

Затем и совет Общества восстановления православного христианства на Кавказе дважды посылал особо уполномоченных лиц для миссионерского обозрения бывшей турецкой Грузии и в настоящее время имеет в распоряжении довольно ценный в этом отношении материал. В самое последнее время окружной наблюдатель церковных школ, воспользовавшись собранными данными, представил к открытию в Аджарии 12 новых миссионерских школ. Совет Общества входил по этому поводу с ходатайством к высшему правительству, приурочивая открытие школ к 25-летнему юбилею присоединения Батума к Российской Империи, но ходатайство это было отклонено за отсутствием свободных в Государственном Казначействе сумм на сей предмет.

Заботу об этом деле надлежит теперь взять на себя новому областному управлению. Нужно безотлагательно изыскать средства на открытие правильно организованных миссионерских школ, с хорошими учителями, с наборами аптечек при школах, если можно, и с амбулаторным приемом больных. Необходимо учредить и миссионерский монастырь около Батума или в Аджарии на развалинах какой-либо древнехристианской святыни, доныне почитаемой грузинами-мусульманами. Необходимо, наконец, поддерживать в духовном отношении уже имеющиеся населенные пункты с православным населением, например, сел. Хуло, где проживают русские, и где доселе не имелось ни церкви, ни причта, и только в самое последнее время открыть здесь причт, благодаря особым хлопотам и заботливости князя Г. С. Голицына, главноначальствующего гражданской частью на Кавказе. Есть здесь и греческие селения с состоящими при них церковными школами, в которых вместе с православными греками нередко обучаются и мусульмане-грузины. К сожалению, около 9 греческих школ совсем не пользуются пособиями от училищного Совета и едва влачат существование; такие школы, конечно, не могут быть сильны в миссионерском отношении. Вот вопросы, о которых беседовал экзарх при посещении Батума с представителями администрации.

Много заботили архипастыря духовные нужды этого города, особенно жителей подгородных слобод Холодной и Барцханы, а также рабочих на многочисленных заводах (нефтяных, керосинных и проч.), образовавших на берегу моря целый особый городок. Здесь нет ни церквей, ни церковных школ, между тем среди рабочих вот уже несколько лет свила гнездо анархическая и атеистическая пропаганда, дающая себя знать время от времени опасными вспышками. Неудивительно, что рабочие в тяжелом ежедневном труде черствеют сердцем, не видя просвета, не слыша призыва к небу, не поднимая головы от земли к Богу, и неудивительно, что преступная пропаганда нашла здесь для себя благоприятную почву. Владыка, как выше замечено, в сопровождении начальника округа лично посетил все указанные места, беседовал с народом и рабочими; здесь намечено устроить особую церковь, даже две; в виду скорого окончания нового Батумского собора и увеличения православного населения города, открыть новый штат священника при городском соборе и штат особого священника для подгородных слобод. Что касается открытия церковных школ, то по этому вопросу владыка сделал указание епархиальному наблюдателю Ф. Д. Жордания.

Из Батума архипастырь 18 апреля на пароходе направился на Новый Афон. По дороге владыка знакомился с различными местностями, видимыми с парохода, при этом возникал разговор о разных местных вопросах и интересах. В последнее время в Поти и других местах много толков вызвал новый учебный план в церковно-приходских школах экзархата. По смыслу указаний этого плана в школах Мингрелии введены некоторые изменения относительно предметов обучения. Доселе учащихся-мингрельцев сначала учили по-грузински, а потом уже, при помощи вновь изученного языка грузинского, учили языку переводным способом, причем для переводов прибегали опять-таки к языку грузинскому. Антипедагогические приемы такого рода давно уже выведены в министерских училищах, и только как ненужный пережиток удерживались в церковных школах. Теперь по новому учебному плану русскому языку в школах приказано обучать непосредственно при помощи родного, т. е. для мингрельцев – мингрельского языка. Не представляя ничего нового, такое распоряжение вызвало, однако, много толков и неудовольствия, причем возражающие против этой меры, всегда указывали на то, что мингрельский и грузинский языки почти тождественны и настолько близки, что мингрелец без труда понимает грузина. Справки научные, специальные сочинения по этому вопросу говорят совершенно другое: мингрельский язык, правда, картвельского корня, но отстоит от грузинского, как литовский от русского; простой мингрелец не понимает грузина; особенно это нужно сказать, конечно, о мингрельских детях.

Владыка пожелал услышать от сопровождающих его знатоков края мнение по этому вопросу: оказалось, что научные сведения совершенно верны. Долго владыке сами туземцы перечисляли ряд слов грузинских и мингрельских, обозначающих одни и те же предметы, и притом предметы бытовые, из ежедневного обихода, но в словесном выражении звучащие совершенно различно. Даже слово «Бог», оказывалось, выражается различно. Действительно, еще в начале XIX века, когда, конечно, вопрос не обострялся, из Мингрелии писали и просили, чтобы к ним не назначали учителей-грузин, которых мингрельцы не понимают. Церковно-школьная инспекция не раз получала жалобы учителей-имеретин, попавших в церковные школы Мингрелии, и просьбы их о переводе в другое место, в виду полного непонимания языка детей и населения. Пишущему эти строки пришлось быть свидетелем такого факта, весьма ясно освещающего данный вопрос. В сентябре месяце 1902 года в гор. Карсе устроены были педагогические курсы учителей церковных школ Карсской области и Борчалинского уезда; открыта была на курсах и образцовая школа. Среди других детей поступила в школу одна девочка-мингрелка. Нужно было расспросить ее, кто она, как ее зовут, кто ее родители, сколько ей лет и проч. Обратились к присутствовавшим учителям-грузинам (их было человек семь); оказалось, что ни один из них не мог объясниться с мингрелкой, и она, ничего не понимая в вопросах, предлагаемых ей на грузинском языке, твердила: я–мингрелка. Чрез год мы встретили ее в карсской школе: девочка уже объяснялась по-русски довольно сносно; ее учили русскому языку естественным методом, потому что учительница не знала другого языка, кроме русского.

Владыка, выслушав все сведения о мингрельском языке и узнав, что в Сухумской епархии ему придется побывать в некоторых школах, где учатся дети-мингрельцы, решил поручить одному из сопровождавших его духовных лиц из грузин везде в присутствии архипастыря говорить с мингрельцами по-грузински и наглядно убедиться в справедливости сообщенных, ему сведений.

Другой вопрос, которым интересовался архипастырь, это – история возникновения и устроения Ново-Афонского монастыря, этой знаменитой на всю Россию обители Черноморского побережья, служившей теперь ближайшей целью путешествия его высокопреосвященства.

Предлагаем очерк истории Ново-Афонокого Симоно-Кананитского монастыря на Кавказе, составленный вами по подлинным документам, хранящимся в архиве канцелярии главноначальствующего гражданской частью на Кавказе.

8-го февраля 1875 года российский чрезвычайный и полномочный посол при Оттоманской Порте генерал-адъютант (впоследствии граф) Николай Павлович Игнатьев обратился к Наместнику Кавказскому Его Императорскому Высочеству Великому Князю Михаилу Николаевичу с письмом следующего содержания:

«Ваше Императорское Высочество! Затруднительное и тягостное положение русского Пантелеймоновского монастыря на св. горе Афон (Русика), теснимого греками, известно Вашему Императорскому Высочеству. Надеясь на благополучное разрешение нынешних споров, братия этой обители продолжает опасаться за будущее. Предвидя возможность каких-либо невзгод, бедствий или даже войны в Турции, Пантелеймоновской обители хотелось бы иметь точку опоры в России. Потому, осведомясь, что Ваше Императорское Высочество предполагаете возобновить некоторые монастыри на Кавказе, иноки русского монастыря просили меня представить Вашему Императорскому Высочеству их усердное ходатайство о даровании им уголка земли для устроения скита или монастыря, который был бы принадлежностью Афонской Пантелеймоновской обители, на тех же условиях, на каких находится в Москве Никольский греческий монастырь, принадлежащий Афонскому Иверскому монастырю. Повергая это ходатайство на благосклонное воззрение Вашего Императорского Высочества, долгом считаю подкрепить его со своей стороны. Глубина православных убеждений, чистота и строгость жизни, и чисто русский дух нашей братии на Афоне служат, мне кажется, ручательством, что и на Кавказе иноки эти будут полезными и ревностными деятелями распространения православия и обрусения края. Не прося никаких пособий, они ходатайствуют лишь о предоставлении монастырю необходимой земли, указывая, между прочим, на аул Бабух в Черноморском крае. В виду всего вышеизложенного, льщу себя надеждою, что ходатайство нашего древнего монастыря, основанного Ярославом и издревле поддержанного русскими Царями, заслужит благосклонное внимание Вашего Императорского Высочества».

В пояснение приведенного письма нашего посла в Константинополе нужно заметить, что начало 70-х гг. минувшего столетия в Турции памятно всем населяющим ее православным народностям особыми преследованиями и целым рядом зверств и жестокостей со стороны турок. Только одни греки, как нередко бывало и бывает в Турции, сумели обеспечить себе сравнительно спокойное существование в это время и даже воспользовались им для достижения исконных целей греческого «филетизма», стремившегося при помощи константинопольского патриарха и греческого высшего духовенства к господству над всеми православными народностями, населяющими Турцию, и действительно прочно и успешно утвердившегося в Александрии, Антиохии, Иерусалиме и на Афоне. Известно, что подобного рода стремления греческого патриарха породили печальную «болгарскую схизму», существующую и доныне. Известно так же, как не раз терпели от греческих захватов и православные грузины. Так, именно на Афоне, греки захватили монастырь Иверский, или Грузинский, и назвали его греческим, тогда как он основан грузинскими царями и обозначен земельными угодьями в Грузии и в России и устроен с особою целью – для образования в нем преимущественно ученого и образованного монашества грузинского, предназначавшегося на служение своему отечеству. Русский на Афоне Пантелеймонов монастырь, основанный еще на заре христианства в России, в XI веке, и служивший живой связью русского и афонского монашества, в течение долгого своего существования не раз подвергался опустошениям со стороны турок и притеснениям со стороны греков.

Последние захватывали его не однажды, всякий раз, как только он начинал процветать. Претензии греческих монахов на этот монастырь, опирающиеся на поддержку в Константинополе, особенно усилились в 1874 и 1875 годах. Эти обстоятельства и послужили для русской братии побудительной причиной искать себе точку опоры на русской территории на случай затруднения от греков или кровавых турецких зверств, которые в эти годы разыгрывались с ужасающей быстротой.

Желания братии основать где-либо в пределах России, именно на Кавказе, оказалось, шли навстречу заботам высшего кавказского начальства. Пока не затихла война с горцами, старания русского правительства были направлены главным образом к тому, чтобы оградить наши области от набегов хищников, подавлять восстания, которые то и дело вспыхивали в разных местах Кавказа, – одним словом, успешно вести военные действия. Прошло еще несколько лет после взятия Шамиля, пока совершенно стихли военные тревоги, и русскому правительству открылась возможность посвятить свои труды и заботы мирной культуре нового края и прочному утверждению в нем начал русской государственности и просвещения. Многие племена Кавказа еще живо помнили себя недавними христианами. Культурная работа правительства, таким образом, здесь определялась сама собой в зависимости от исторических преданий; она, естественно, должна была иметь в виду оживить среди этих племен христианские предания, явиться среди них с крестом и евангелием и тем положить прочную почву к сближению их с русским народом, к усвоению ими высшей гражданственности и образованности. Если Коран еще недавно сравнительно принятый горцами Кавказа под влиянием Турции³², освящал их дикий быт и делал их фанатическими врагами России, то евангелие, напротив, должно было смягчить сердца их, преобразовать нравы и способствовать мирной и доброй жизни. В скором же времени по присоединении Грузии к России в Закавказье возникло с этими целями целое учреждение, – разумеем осетинскую духовную комиссию, обязанности которой впоследствии приняло на себя Общество восстановления православного христианства на Кавказе. После замирения края кавказское высшее начальство, принимая целый ряд мер к повышению гражданского благоустройства и просвещения страны, тем более не могло отказаться от этого, веками испытанные средства мирной колонизационной и культурной работы. В этом отношении оно пошло в полном согласии с заветами и преданиями всей русской истории. Огромное значение монастырей, как носителей русской колонизации и культуры на севере и востоке Европейской России и на всех окраинах нашего отечества, – факт бесспорный. Его можно отрицать только в слепом предубеждении, закрывши глаза на истину. Историки всех направлений в этом отношении согласны между собой. Позволим себе сделать несколько выдержек из исторических трудов, чтобы выяснить этот вопрос. Вот что говорит С. М. Соловьев о влиянии монашества на русский народ на заре его истории: «При господстве материальной силы, пред которою все преклонялось, нужен был ряд подвижников, которые бы показали подвиги, превышавшие подвиги богатырей, которые бы показали господство духа над плотью, показали бы чудеса мужества другого рода, борьбу более изумительную, и приобрели бы своими подвигами благоговение к себе и к тому учению, которое дает силы к подобным подвигам» («Ист. Рос.», изд. тов. «Общ. П.», кн. I, 254). Не мог обойти молчанием этой стороны наших монастырей и такой писатель, как г. Шелгунов, которого уж никак нельзя заподозрить в пристрастии к монашеству. «У нас, – пишет он в своих «Очерк, русск. Жизни», – в монастыри уходили люди избранные, выдающихся нравственных стремлений. То были постники, аскеты, люди строгого жития, хорошо знавшие, какой они берут на себя подвиг, и потому только и уходившие в монастыри, что это был подвиг. Не одни соблазны мира гнали их в монастыри, и не о своем только личном спасении они думали, – их влекла еще потребность нравственной деятельности, потребность служения словом и делом обращению падших или не твердых на пути истины и спасения, ради чего они обрекли себя уже заранее мученическому венцу. Большая требовалась для этого сила и мощь характера» (стр. 866). Другой исследователь нашей жизни Н. Энгельгардт в своей статье «Философия русского самосознания» (книги «Недели» 1897 г. № 1 и др.) говорит: «Русский аскет, прежде всего, оправдывается историей. Это наш культуртрегер, колонизатор. Он бежит в пустыню от цивилизации, и именно тем самым завоевывает пустыню для цивилизации... В то время как буддизм не видел иного пути, кроме аскетизма, евангелие допускает его лишь как исключение для могущих «вместить»... Важен мотив этого аскетизма. Аскетизм может равно служить и жизни, и смерти. Христианин из любви к жизни, к людям жертвует собою, личным счастьем, даже жизнью, но не возводит свое самопожертвование в мертвую систему, в искусство для искусства, в духовную гимнастику. При неблагоприятных внешних воздействиях христианское самоотвержение, оторванное от деятельной любви, утратив детскую непосредственность, перерождается в ухищренный аскетизм. Происходит буддизация христианства». Пересаженный к нам аскетизм не развился в этих извращенных формах. «Всякого рода спорт не в духе русских, также и спорт аскетический. Начало деятельной любви мощно проявляется в наших подвижниках, юродивых, святителях-печальниках». Даже такой исследователь русской культуры, как П. Милюков, в своих «Очерках» обнаруживающей явную склонность умалить по возможности значение русской Церкви, коснувшись русской колонизации, отдает должное нашим обителям и насчитывает десятки таких монастырей, которые служили пионерами русской культуры и колонизации (см. его «Очерки по истории русской культуры», ч. I, стр. 52–53).

Естественно, и кавказское начальство должно было обратиться к помощи монастырей в своей деятельности. Особенно значение монастырей могло быть полезно в тех местностях, где население состояло из омусульманившихся христиан. В таком именно положении представлялось дело в Абхазии. За несколько столетий до нашей ары Абхазия уже была колонизована греками, и греческие колонии (Диоскури, Питиунт и друг.) славились торговлей, которую они вели через Закавказский край с центральной Азией и Индией. Этими же путями греческих колоний очень рано распространилось в Абхазии христианство, и достоверное предание указывает на нее, как на место проповеди апостолов Андрея Первозванного и Симона Кананита³³. При Диоклетиане сюда ссылались во множестве гонимые христиане, а в VI веке здесь прочно утверждается господство Византии и вместе с тем и христианство получает широкое распространение. При Юстиниане выстроен в Питиунте (ныне Пицунда) величественный храм, который сохранился и доныне. После разгрома Византии Абхазия подчиняется влиянию турок, построивших здесь ряд крепостей и распространивших среди абхазцев мусульманство. Но все-таки, с одной стороны, старые предания, с другой – влияние в средние века генуэзцев, действовавших из Крыма (Каффа) и образовавших поселения по всему восточному побережью Черного моря, затем влияние крестоносцев, этих случайных и невольных посетителей восточных берегов Черного моря, наконец, торговые сношения с христианами из Грузии, Крыма и северного Кавказа – все это поддерживало в Абхазии христианские воспоминания.

В 1810 г. владетельный хан Абхазии из рода Шервашидзе – Сефир-бей добровольно принял подданство России и христианскую веру. Но долго еще Абхазия была открыта враждебному влиянию Турции, и до окончательного умиротворения Кавказа трудно было русскому правительству предпринимать здесь какие-либо меры, кроме чисто военных, служащих к ограждению берегов Абхазии от нападения турок. Последняя русско-турецкая война показала, что и в недавнее, сравнительно, время оказалась возможность высадки здесь турецкого войска. Русское правительство после окончания кавказской войны немедленно же приступило к восстановлению христианства в Абхазии и обратилось к помощи одной из старейших русских обителей – Сергиевской лавры. По ходатайству Наместника Кавказа Великого Князя Михаила Николаевича, 18-го июля 1872 г. последовало Высочайшее Государя Императора соизволение об учреждении при Пицундском храме в Абхазии мужского монастыря с миссионерскими целями и о назначении к отпуску из сумм Государственного Казначейства определенной по штату суммы на содержание монастыря. Правда, сумма эта 1 200 рублей в год была слишком незначительна, особенно если принять во внимание необходимость восстановления храма, представлявшего развалины, устройства помещений для братии, миссионерских поездок, содержание братии, миссионера и его спутников и т. д., но важно то, что был сделан первый шаг, и указано было направление делу. Одновременно с утверждением Пицундского монастыря Августейший Наместник Кавказа вошел в сношения с Московским митрополитом, знаменитым Иннокентием, прося его рекомендации при назначении в новооткрытую обитель монашествующих лиц. При содействии митрополита в настоятели монастыря назначен был архимандрит Троице-Сергиевой лавры Феофил, избравши из монахов лавры для монастырских должностей в Пицундской обители иеромонаха, иеродиакона и пять послушников. Эта монашествующая братия и прибыла в Пицунду в декабре месяце 1873 г. Но эта первая попытка водворить русских монахов в Абхазии оказалась неудачной. Монахам-северянам был вреден климат нового края, совершенно чужды условия жизни, к которым они, при малочисленности братства и недостаточности, отпускаемых от казны средств, не могли приспособиться настолько, чтобы воспользоваться ими для созидательной деятельности в монастыре. И вот, когда в Пицундской обители сделалось известно о желании афонских монахов переселиться на Кавказ, то братия монастыря решила просить начальство о предоставлении афонцам Пицундской обители.

Между тем, представление Н. П. Игнатьева обратило на себя особое внимание Великого Князя-Наместника, и ему был дан ход. По приказанию Его Высочества, главным управлением Наместника Кавказского сделаны были сношения с различными ведомствами и лицами, который могли бы оказать поддержку и помощь афонским монахам. Начальнику Кавказского горского управления предложено было (28 февраля 1875 г.) высказать свое мнение по поводу просьбы монахов, указать в Абхазии соответствующее для основания скита место и прислать план того участка земли, который окажется возможным отвести, с кратким описанием избранной местности. Затем обер-прокурор Св. Синода граф Д. А. Толстой был запрошен (12-го марта 1875 г.) о том, на каких условиях основаны отношения находящегося в Москве Никольского греческого монастыря к Афонскому Иверскому монастырю, так как на этих же условиях афонские монахи предполагали основать свой скит на Кавказе. Русский посол в Константинополе Н. П. Игнатьев был уведомлен (27-го марта 1875 года) о том, что Великий Князь-Наместник принял с особым сочувствием просьбу афонских иноков; вместе с тем посла нашего просили сообщить, в каком составе иноки Пантелеймоновского монастыря желают основать на Кавказе обитель и какое количество десятин земли потребуется для них и для удовлетворения нужд обители. Начальник горского управления после сношений с начальником Сухумского военного отдела уведомил главное управление (14-го июня 1875 г.), что сделать окончательный выбор участка военное ведомство желало бы после предварительного осмотра его монахами, и поэтому всего удобнее выборным Пантелеймоновского монастыря явиться прямо к начальнику Сухумского отдела, который направит их к осмотру земли. Граф Толстой (24-го апреля 1875 г.) сообщил сведения, которые испрашивались у него об отношениях Никольского греческого монастыря в Москве к Афонскому монастырю. Не приводим здесь этих сведений, так как впоследствии они оказались неосуществимыми для Ново-Афонской обители. Из Константинополя от нашего посла получено было уведомление (17-го мая 1875 г.), что по сделанному монастырем приблизительному расчету число иноков для первоначального поселения на Кавказе предполагается около 30 человек и столько же послушников; земли для основания скита с хозяйственными при нем заведениями, имея в виду впоследствии увеличить братство, нужно не менее 100 десятин и до 200 десятин строевого и дровяного леса; что же касается земли для удовлетворения нужд обители, то количество ее будет зависеть от усмотрения правительства. Вместе с тем наш посол, вследствие просьбы братии Пантелеймоновского монастыря, ходатайствовал о дозволении трем инокам этой обители отправиться на Кавказ для осмотра и выбора подходящего для будущего монастыря места. С разрешения настоятеля и духовника монастыря, для этого предназначались иеромонах Арсений и монахи Агапий и Иоан. Таким образом, желания местного кавказского начальства совпадали с желаниями братии Афонского монастыря. Тогда же дано было разрешение упомянутым трем инокам Афонского русского монастыря явиться на Кавказ, в гор. Сухум, к начальнику Сухумского военного отдела генерал-майору Кравченко; об этом уведомлен был Н. П. Игнатьев для сообщения афонцам-монахам и даны были надлежащие распоряжения местным начальникам. Обо всем происшедшем доведено было также до сведения обер-прокурора Св. Синода и был уведомлен экзарх Грузии архиепископ Евсевий. Упомянутые выше уполномоченные от Пантелеймоновского монастыря иноки 16-го августа 1875 года получили от русского посла в Константинополе необходимые документы для отправления в Россию; 26-го августа они уже прибыли в Тифлис для переговоров и представления главному начальству края, а 6-го сентября последовал осмотр и выбор места для обители на развалинах старинной (с III в.) римской крепости Анакопии и древнего храма св. ап. Симона Кананита, где, по древнему преданию абхазцев, он был и погребен³⁴. Это место по своему положению является центральным в Абхазии; оно находится на морском берегу, у реки Псыртсхи, в виду живописного ущелья, отстоит от Сухума в 20 верстах и в 60 от Пицунды. В древности, как уже замечено, здесь была устроена римлянами, вероятно, в II – III вв. крепость, которая упоминается древними писателями под различными названиями – Аспара, Апсара (св. Дорофей и св. Софроний, VI в.), Пикопсия, Анакопия (Константин Порфирородный), Абхазская крепость (Кедрин).

Прибывшие иноки – о. Арсений со своими спутниками-монахами Иоанном и Агапием были лица вполне достойными, и недаром на них пал выбор Пантелеймонова монастыря, его настоятеля архимандрита Макария и духовника о. Иеронима. Эти два мудрые руководителя Афонской русской обители небезызвестны в истории подвижничества, и о них необходимо здесь сообщить хотя несколько слов.

Можно сказать, что и доселе Афонский Пантелеймонов монастырь живет воспоминаниями о своих старцах Макарии и Иерониме и находится под их обаянием, хотя обоих уже нет теперь в живых. Духовник монастыря о. Иероним 45 лет руководил духовной жизнью русской обители на Афоне, и его необыкновенному влиянию на всех обитель обязана своим внешним и внутренним процветанием. Застал он в ней около 10 русских монашествующих, перед его же смертью (в 1885 году) число их возросло до 800. Это был человек замечательный во многих отношениях. Родом из Курской губернии, он происходил из семьи, в которой 15 человек отдали себя подвигам иночества. Молодым он отправился на Восток, поселился на Афоне в особой келье простым монахом и только уступая силе, ради послушания своему старцу-руководителю, он решил принять священное рукоположение и высокое звание духовника русской обители в тяжелую годину ее полного упадка. Силу его обаяния испытал на себе известный К. Леонтьев, который пишет о нем: «Это был не только инок высокой жизни, это был человек более чем замечательный; назову его прямо великим: человек с великой душой и необычайным умом. Не получивший систематического образования, он чтением развил свой сильный природный ум и до способности понимать прекрасно самые отвлеченные богословские сочинения, и до уменья проникаться в удалении своем всеми самыми живыми современными интересами. Твердый, непоколебимый, бесстрашный, предприимчивый, смелый и осторожный в одно и то же время, глубокий идеалист и деловой донельзя, о. Иероним без труда подчинял себе людей, и даже я замечал, что на тех, которые сами были выше и нравственно и умственно, он влиял еще сильнее, чем на людей обыкновенных». Такой человек с течением времени образовал около себя целый круг избранных, отмеченных свыше лиц, которые в дружной работе и создали благосостояние обители, так что ее, как и русскую народность, трудно уже теперь подавить или затереть на Афоне. Особенно они потрудились все вместе в издании и распространение целых сотен тысяч листков, брошюр и книг, раздаваемых и рассылаемых ими бесплатно по всей России. Известно, что и знаменитый епископ-затворник русский Феофан им доверял и поручал печатание своих произведений. О. Иероним своим влиянием приобрел и впоследствии подготовил в игумена и архимандрита Макария, родом из Тулы, из богатой семьи купца-миллионера. О. Макарий ведал внешние дела монастыря и, будучи уже в звании игумена-начальника монастыря, по-прежнему относился к о. Иерониму с сыновнею почтительностью; их влиянию обязан духовным возрастанием иеромонах Арсений, происходивший тоже из купеческого рода, известный тем, что в 1862 г. путешествовал по многим городам России с Афонской святыней и раздавал во множестве народу издания Пантелеймоновского монастыря, среди которых были и его собственные сочинения.

Из посланных с о. Арсением спутников был замечателен монах Иоанн. Это бывший казачий есаул, прослуживший с честью в военном звании 35 лет, свидетель и участник 13 больших и множество малых походов, хорошо знакомый с Кавказом по условиям прежней своей боевой жизни.

В числе ближайших учеников названных афонских старцев был и нынешний настоятель Ново-Афонского монастыря о. Иерон. Им и принадлежит мысль об учреждении отделения Афонской обители на Кавказе. Останавливаемся на этом для того, чтобы подчеркнуть здесь-то обстоятельство, что в данном случае в связи Афона с Россией сказались и повторились исторические судьбы русского подвижничества. Оно самым возникновением своим в России обязано Афону: здесь, в обители Есфигмен, проходил иноческое учение наш преподобный Антоний Киево-Печерский и получил завет идти в Россию, чтобы в ней насадить иноческое житие. С тех пор связь Руси с Афоном не прекращается, напротив, с XV века еще более укореняется. Уже по хрисоволу императора Алексея Комнина (1080 г.) на Афоне одну обитель дали исключительно для русских, именно Пантелеймоновскую³⁵. Иоанн Грозный, затем династия Романовых относились к этой обители весьма благосклонно, и русское монашество никогда не прерывало связи с духовной родиной своей – Афоном³⁶. Теперь эта связь восстановлена и на Кавказе.

Как только стало известно о разрешении афонским монахам переселиться на Кавказ, навстречу их желаниям явились помощь и сочувствие русского монашества, приютившегося, как мы раньше видели, в Пицунде. Наблюдается явление, совершенно обратное тому, что приходилось нам видеть со стороны греческих монахов на Афоне. Настоятель Пицундского монастыря архимандрит Феофил писал 4 октября 1875 года начальнику Сухумского военного отдела: «По избранию наместника и учрежденного собора Свято-Троицкой Сергиевской лавры, я в 1873 году назначен был на Кавказ для открытия в Пицундах монастыря; даны были мне восемь человек братий, из числа коих один иеродиакон, рукоположенный в 1874 году в иеромонахи, выбыл. Имея такое ограниченное число братства и получая от правительства на содержание себя с братией и на все потребности монастыря по сто рублей в месяц, я не имею никакой возможности ни привести монастырь в должный порядок, ни поддерживать оный, на что по местному положению требуются значительные средства, ибо монастырь не огражден, нет при нем ни колокольни, ни колоколов, ни надлежащей церковной утвари, а также, при такой малочисленности братства, находящегося при мне, я не имею возможности совершать надлежащее в храме постоянное богослужение, ибо есть много при монастыре необходимых хозяйственных послушаний, кои производить наемным трудом я не имею средств. Известившись, что по благосоизволению Его Императорского Высочества Наместника Кавказского иноки русского на Афоне Пантелеймонова монастыря желают избрать удобную местность (на Кавказе) для основания обители, я по сношению с ними нахожу полезным, дабы они, с разрешения начальства, поселились в Пицундском монастыре, и так как они имеют более моего средств к восстановлению в приведению его во всех отношениях в должное устройство, то взяли бы оный в полное свое распоряжение. Освободившись, таким образом, от попечений о монастыре и братстве оного, я могу беспрепятственно заняться прямым своим делом – миссионерством, для коего преимущественно я и согласился на предложение Свято-Троицкой лавры отправиться сюда». От того же числа и года и уполномоченные Афоном иноки, по поводу предложения о. Феофила, со своей стороны писали начальнику Сухумского отдела:

«Мы со своей стороны, обсуждая, что при монастыре Пицундско-Успенском есть готовый храм и при нем некоторые постройки для помещения небольшого количества братий, находим удобным для себя основаться в оном монастыре и, устроившись в нем, приступить, по воле Его Императорского Высочества к возобновлению храма св. Симона Кананита. При сем имеем честь присовокупить, что, так как при монастыре Пицундско-Успенском мы намерены устроить, кроме школы, разные ремесленные заведения, а также садоводство, скотоводство и прочее хозяйство, дабы учащиеся туземцы могли наглядно усваивать себе понятия о необходимых в сельской жизни познаниях, а иные из жителей пожелали бы, вероятно, отдать своих детей для обучения оным ремеслам и хозяйствами то для всего потребуется значительное количество земли, а потому мы покорнейше просим ваше превосходительство о зависящем распоряжении указать нам границы надела Пицундского монастыря, дабы мы могли видеть, сколько при нем земли и достаточна ли она для устроения помянутых ремесел и хозяйств, так как доселе проектирован был в Пицунде надел земли лишь для небольшого числа братий и не имелось в виду устройства вышеупомянутых ремесленных заведений, хозяйств и прочего. Мы же со своей стороны, как можем и сумеем, желаем быть полезными для здешнего края». Впоследствии и старцы Старого Афона, в особом письме на имя Великого Князя Михаила Николаевича (от 17 января 1876 года), прося его принять звание почетного ктитора новоустрояемой обители, заявили желание принять на себя труды и расходы по возобновлению Пицундского монастыря. Начальник Сухумского военного отдела генерал-майор Кравченко отнесся с полным сочувствием к желанию афонцев. В письме к помощнику Наместника кн. Святополк-Мирскому (от 27 октября 1875 года) он заявил, что Пицундская обитель в настоящем своем положении действительно не приносит никакой пользы для края; с другой стороны, в виду поданной ему афонскими монахами записки, он полагает, что, «приняв во внимание многочисленность иноков русского на Афоне монастыря, проживающих в климате, сходном с кавказским, значительность их средств и известную высокую жизнь их, можно вполне надеяться, что в их руках Пицундская обитель сделается корнем русского благочестивого и трудолюбивого водворения в Абхазии и послужит примером и источником для проведения в население Абхазии начал религии, нравственности и знаний». С таким же сочувствием к заявлению иноков афонских отнеслась и высшая духовная власть в крае – экзарх Грузии архиепископ Евсевий и епископ Имеретинский Гавриил, которому тогда подчинена была Абхазия в церковном отношении. Последний, между прочим, писал: «Я не иначе могу относиться к таким предположениям о. Арсения, как с полным сочувствием и с желанием скорейшего их исполнения, но с одним непременным условием, чтобы монахи Пантелеймонова монастыря переселились в Абхазию с тем же духом благочестия и монашеских подвигов, который существует на Афонской горе. Но, кроме того, как само собою, разумеется, целью переселения из Пантелеймонова монастыря части братии в Абхазию должно быть не одно удобство и польза самих братий, но еще более польза православной веры в Абхазии. Для этого переселившиеся монахи должны не только осуществить свои предположения обоснования сельскохозяйственных учреждений, дабы приучить абхазских детей к сельскому хозяйству, но они должны дать обещание сделать в пользу православия в Абхазии что-нибудь и более этого. Именно они должны предоставить возможность желающим и способным из среды себя изучать практически абхазский язык и подготовлять миссионеров для проповеди православной веры между абхазцами».

Пока шли сношения о передаче афонским инокам Пицундской обители, неожиданно затем прекратившиеся, вследствие турецкой войны и разорения Пицунды, последовало распоряжение об отводе избранной земли для Ново-Афонской обители около развалин храма св. Симона Кананита. Земли на Кавказе, особенно в местах пустынных, тогда раздавались свободно ради привлечения в край культурного населения, и отвод земли инокам не мог встретить особенных затруднений. 8 декабря 1875 г. состоялся доклад начальника Кавказского горского управления Великому Князю-Наместнику об отводе для монастыря на избранной местности земли для монастырских построек, именно 327 десятин 1944 квадр. саж., о передаче им находящихся здесь развалин храма и других построек (оставшихся еще от времен генуэзцев), о предоставлении братии права рыбной ловли в реке Псыртсхе и при устье ее в море, об отводе 100 десятин строевого и 100 десятин дровяного леса. При этом в будущем предполагалось отвести для монастыря особый земельный участок для содержания братии и хозяйственных работ и все эти дачи утвердить за обителью с наименованием ее «Ново-Афонскою», на правах находящегося в Москве Никольского греческого монастыря, с той разницей, что этот последний оказываемыми ему пожертвованиями помогает своему афонскому монастырю, а русский на Старом Афоне монастырь сам обязуется помогать Симоно-Кананитской обители. На докладе последовала резолюция Великого Князя-Наместника: «Вполне согласен. Но желательно, если остатки древнего храма представляются еще в чем-либо замечательными, то сохранить их в настоящем виде и включить их в новую церковь³⁷». В виду выраженного желания начальства отвести монастырю особый участок земли, уполномоченные старцы-афонцы обратились 9 декабря 1875 г. с просьбой «об отводе им земли до 1 000 десятин, доходами от которой могла быть устроена и содержима школа для обучения туземных мальчиков и прочие монастырские нужды могли бы удовлетворяться». Великий Князь-Наместник, 9 февраля 1876 года, изъявши свое согласие на отвод обители просимого участка земли, но с тем, чтобы ход этому делу был дан тогда, когда братия кое-как устроится в Абхазии и приступит к необходимым постройкам.

Ободренный успехом дела, о. Арсений отправился по делам обители в Москву и Петроград и оттуда извещал кавказское начальство о ходе построек, которые уже были начаты на отведенной местности под руководством иеромонаха, ныне архимандрита Иерона, прибывшего с другими монахами на Псыртсху 3 ноября 1875 года в качестве эконома. Будущее показало, что о. Иерон обладал необыкновенными дарованиями самоучки-инженера и архитектора и практикой достиг замечательных познаний в этом отношении. Новые пришельцы с большими неудобствами и лишением провели зиму близ развалин храма св. Симона Кананита, у самого моря, в генуэзской башне, построенной в XIII веке. С наступлением весны о. Иерон приготовил все необходимые строительные материалы и заложил четыре каменных здания у самых развалин древней крепости. Работа кипела в руках энергичного и умелого строителя, и к 1 октября 1875 года, в несколько месяцев, заложенные здания и церковь были окончены совершенно, и обитель была готова к открытию. Между тем о. Арсений из Москвы не переставал заботиться о созидаемом монастыре и, извещая о ходе работ в нем, между прочим, писал начальнику Кавказского горского управления В. А. Франкину от 6 февраля 1876 года: «Пишут мне с Афона братия, что, так как Пантелеймонов монастырь наш находится за границей и в нем есть часть греков, то, зная по опыту, – где греки, там всегда можно ожидать неустройства, – поручили мне покорнейше просить вас, дабы при утверждении дарованного нам на Кавказе монастыря было сказано, что оный должен принадлежать исключительно русским инокам, а если этого не будет сказано, то впоследствии греки, при их изворотливости, проникнут на Кавказ. Я полагаю, что необходимо основательно оградить наш Кавказский монастырь от всяких попыток греков иметь участие в нем. Положим, теперь это не допустится, но кто поручится за будущее? А когда это будет законом воспрещено, тогда все будет в порядке и теперь, и после нас». Такое же мнение впоследствии (31 декабря 1877 года) высказал и владыка-экзарх Грузии в своем рапорте Святейшему Синоду.

Как уже выше сказано, к 1 октября обитель была готова к открытию, о чем и было доведено до сведения духовного и гражданского начальства. Освящение первого, весьма благолепного храма во имя Покрова Богородицы совершено было 17 октября 1876 года при большом, невиданном в этой пустынной местности стечении народа в несколько тысяч человек. Был воскресный день 21-й недели по Пятидесятнице, когда положено читать евангелие: «Изыде сеяй сеяти семене своего»... Притча как нельзя более подходила к назначению обители и производила особо трогательное впечатление в виду того обстоятельства, что в этот же день при монастыре, в отдельно устроенном для того здании, открыта была школа для 20 воспитанников из абхазских детей, круглых сирот, которые были приняты на полное содержание обители, и для 20 приходящих учеников. Трое из них – мусульмане – только накануне были просвещены святым крещением. Вот что писал о значении этой шкоды г. С. Стрелецкий, в то время бывшим инспектором школ Общества восстановления православного христианства на Кавказе, 28-го июня 1876 года начальнику Сухумского военного отдела: «Ознакомившись путем поездки на р. Псыртсху, в сооружаемую на ней Ново-Афонскую обитель, с необыкновенно энергическою деятельностью и в то же время с истинно-христианским духом основателей этой обители, монахов св. Афонской горы, я не мог не вынести искреннего убеждения в той громадной пользе, которую принесет всему местному краю всесторонняя миссионерская деятельность этих лиц, и в том, что подача в данном случае братской помощи этой обители (в деле устроения школы и назначения преподавателей) со стороны Общества восстановления христианства составляет для последнего нравственную обязанность... Есть все данные надеяться, что школьное дело здесь, благодаря заботливой поддержке просвещенных монахов, обещающих ему всевозможное содействие, более чем где-либо станет на прочное основание». Вообще просветительная деятельность монастыря сильно заботила его первых устроителей. Извещая о том, что обитель и школа готовы к открытию, о. Арсений писал 26 сентября 1876 г. из Сухума начальнику Сухумского отдела: «Вероятно, теперь, в бытность вашего превосходительства в Тифлисе, о многом, касающемся блага края, будет идти речь; позвольте и мне со своей стороны сказать слово о религиозной стороне абхазцев, которые, как изволите знать, к сожалению, – только по названию христиане; большинство их исполняют магометанские обряды... Полагаю, более от того христианство к ним не прививается, что у них священники преимущественно грузины и имеретины, не знающие ни слова по-абхазски, да и многие из них жизнью своею не оправдывают священного сана своего. Чтоб улучшить это, полагаю, единственное средство – устроить у нас в Абхазии духовное училище, в которое поступали бы из сельских школ и Сухумского училища³⁸ и вообще из всех сословий, причем требуется, чтоб они были абхазцы и знающие по-русски. Главное внимание на то должно быть устремлено, дабы развить их понятия, сделать их порядочными людьми и научить их необходимым познаниям религии. С абхазцами, как изволите знать, не нужно богословствовать, а необходимо внушать им нравственное понятие о жизни, прививать к ним культуру, причем знакомить их с христианской религией. Все это тогда только может быть достигнуто, когда мы подготовим способных для сего миссионеров в предполагаемой духовной школе, где учащиеся будут знакомиться и с хозяйственными предметами. Школу такую всего приличнее устроить при нашей обители». Приводим выдержки из этого письма, чтобы показать, как далеко простирались виды и намерения монахов при первом устроении монастыря. И, быть может, этим намерениям и суждено было бы исполниться, если бы новой обители не пришлось сейчас же после ее открытия перенести тяжелые испытания.

После освящения храма и первых зданий братия с не меньшей, чем прежде, энергией принялась заготовлять нужные материалы для дальнейших построек и, между прочим, для восстановления из развалин древнего Симоно-Кананитского храма. Еще ранее, 20 февраля этого года, в помощь братии для совета относительно древних развалин, по желанию Великого Князя-Наместника, был командирован известный знаток церковной археологи князь А. Г. Гагарин. Он дал обстоятельный отзыв о времени первоначального построения храма Симоно-Кананитскаго (при Юстиниане, в VI веке) и подробные указания относительно его современного состояния и возможной реставрации; военный инженер капитан Степанов составил все нужные для этого предположения и рисунки. Ранней весной следующего 1877 года иноки готовились приступить к возобновлению этой древней церкви по данным указаниям и затем заложить главный, «нагорный» монастырь у подошвы главного хребта, с собором и монастырским корпусом.

Но обители суждено было креститься огненным крещением. Отношения России к Турции все более и более принимали грозный характер неминуемой войны; уже русские добровольцы проливали кровь за единоверную Сербию, и четверо добровольцев получили напутствие на свой подвиг в Ново-Афонском монастыре в самый день освящения его первого храма. Среди горцев Кавказа, и особенно в Абхазии среди мусульман, началось враждебное России брожение умов. На случай объявления войны с Турцией, возможно, было ожидать и высадки турецких войск на открытые берега Абхазии (Батум с его крепостью еще не принадлежал России), и враждебных нападений возмутившихся абхазцев. Поэтому 29 ноября 1876 года последовало распоряжение начальства прекратить работы в монастыре и удалить братию. Первые насельники обители должны были отправиться в Гелатский монастырь Кутаисской губернии, и вывезти с собою часть церковной утвари и движимого имущества. С грустью пришлось покинуть только что начатое дело, на которое потрачено было столько стараний и материальных средств (до 60 тыс. руб.). Школу закрыли, учеников распустили по домам родителей и опекунов, снабдив их от монастыря одеждой, новым бельем и всем необходимым. В монастыре остались только о. Иоанн и два послушника. Они продолжали здесь церковную службу до объявления войны с Турцией. В апреле месяце 1677 года и они получили приказание оставить монастырь и 8 числа этого месяца передали ключи и оставшееся монастырское имущество представителям местного абхазского общества. О. Иерон отправился в Гелатский монастырь для присоединения к братии, а монах Иоанн с послушниками, остановившись на короткое время в Сухуме в монастырском доме, скоро должны были оставить этот город, так как из него были выведены войска; им было приказано отправить все монастырское имущество в Цебельдинское укрепление, куда переведены были войска и отправлено казенное имущество. В конце того же апреля турецкие броненосцы уже подошли к абхазским берегам; 28 апреля спущены были шлюпки и высадились 400 человек турецкого войска; 10 000 абхазцев, собравшихся в Гудауте, перешли на сторону Турции; во всей Абхазии началось брожение, враждебное России. Того же 28 апреля возмутившиеся абхазцы сожгли здания новопостроенного монастыря, а через несколько дней, после бомбардирования турками Сухума, абхазцы (2 мая) приблизились и к Сухуму и зажгли город во многих местах. 23 мая русские войска принуждены были сжечь и Цебельдинское укрепление; здесь погибло и все монастырское имущество. Монах Иоанн, бывший есаул, сопровождал войска наши в тяжелом обходном пути через горы и только в конце мая, измученный, больной, приприбыл к братии в Гелатский монастырь и принес с собой: плащаницу, крест, храмовую икону, одно облачение, монашескую мантию и серебряную лампаду. Все прочее монастырское имущество погибло.

Когда наступила война и с театра военных действий стали приходить вести о кровопролитных сражениях, о множестве больных и раненых, некоторые из монахов новоучрежденной обители пожелали вступить в военные госпитали, чтобы служить раненым в качестве братьев милосердия. Во главе их стоял монах Иоанн, много перевидавший сражений за время жизни в мире в звании есаула Донского казачьего войска. Эта служба монахов прекратилась с окончанием войны (8 сентября 1878 г.) и с закрытием действий Красного Креста. Государыня Императрица и главное управление Красного Креста выразили потрудившимся монахам благодарность, с выдачей медалей и подлежащих свидетельств. Об их трудах в газете «Кавказ» 26 августа 1878 года сделан был такой отзыв: «Мы были бы крайне несправедливы, если бы умолчали о необыкновенных трудах и беспримерном самопожертвовании русских монахов Ново-Афонского монастыря. Эти похвальные и редкие труды совершались пред нашими глазами. По распоряжению настоятеля монастыря, эти монахи... выдержав экзамен в Кутаисском военном госпитале, по распоряжению окружного управления Красного Креста, поступили на службу в Тифлисский военный госпиталь, где и доныне продолжают свое служение без малейшей материальной помощи со стороны казны или Красного Креста. Эти истинные труженики, при своем кротком нраве и монашеском смирении, отличались беспримерным усердием и любовью к делу и уходу за больными при полном знании санитарных условий. В тяжкий период развития тифа и передвижения больных из одного госпиталя в другой по настоящее время монахи оказали громадные услуги больным, вместе с тем и помощь госпитальному персоналу. Нужно было видеть, чтоб оценить их труды, превосходящие всякую похвалу, – как они просиживали целые ночи у изголовья трудных больных, предупреждая всякие их желания и ласковыми словами облегчая их скорбь, подавая надежду на помощь Божию и скорое выздоровление, Сверх того, монахи роздали больным в подарки большое количество и на значительную сумму книжек и брошюр духовного содержания». Нужно заметить, что этими строками выразило публичную похвалу монахам, само госпитальное начальство.

Между тем, пока совершались все эти тревожные события со времени открытия церкви и монастыря, дело об утверждении монастыря и за ним всех его угодий Высочайшей властью и благословением Святейшего Синода подвигалось вперед. Начальник Сухумского военного отдела в донесении своем от 28-го октября 1876 года, по поводу освящения церкви и открытия обители и школы, между прочим, пишет: «Энергическая, крайне полезная деятельность афонских иноков не только вызывает изумление и сочувствие к их предприятию, но указывает и на ту громадную пользу, которой от них следует ожидать для края, нуждающегося в просветлении христианской религией и в примерах заселения людьми трудолюбивыми, самой строгой жизни и предприимчивыми на благо и пользу ближнего. Признавая водворение иноков на р. Псыртсхе счастливым событием для Абхазия в виду уже совершенного ими и в виду затруднений, встреченных новоафонскими иноками по утверждению за обителью приобретенного ими подворья в Сухуми, затруднений, повторяющихся и в других подобных случаях, так как по существующим законоположениям монастыри только тогда пользуются официальными правами, когда будут Высочайше утверждены, – имею честь вопросить ходатайства Его Императорского Высочества о Высочайшем Государя Императора утверждении Ново-Афонского монастыря». Вследствие этого представления Великий Князь-Наместник 17-го ноября 1876 года просил обер-прокурора Святейшего Синода исходатайствовать Высочайшее соизволение Государя Императора на утверждение обители. При этом в особом рескрипте Его Высочество писал графу Д. А. Толстому, синодальному обер-прокурору: «Граф Димитрий Андреевич! В отзыве Моем к вашему сиятельству от сего числа Я прошу ходатайства вашего об утверждении в установленном порядке вновь устроенной в Сухумском отделе Ново-Афонской Симоно-Кананитской обители. На деятельность иноков этой обители Я возлагаю большие надежды по просвещению христианством полудикого населения Абхазии; но для того, чтобы благотворной их деятельности, проявившейся на первых же порах в быстром сооружении монастырских зданий с храмом при них и школою, не встречалось препятствий, необходимо немедля утвердить за обителью ходатайствуемые Мною права. Посему Я убедительнейше прошу ваше сиятельство дать Моему представлению по этому предмету возможно скорое течение». Но потребовалось, однако, около трех лет, конечно, в виду наступившего военного времени, пока закончились все сношения с различными ведомствами, особенно по выяснению вопроса об отношении Ново-Афонского монастыря к Старо-Афонскому Пантелеймонову, о порядке сношений их между собой, о согласии греческой братии монастыря, о формальностях при переселении из Турции в Россию иноков с Афона и проч³⁹.

Между тем, как только окончилась война, монахи возвратились в разрушенные и сожженные здания обители. Тотчас они снова заложили церковь во имя Покрова Богородицы и начали работы по восстановлению и устройству других зданий. Это было первого октября 1878 года. Несмотря на неудобства зимнего времени, постройки быстро были восстановлены, так что 3-го февраля следующего 1879 г., всего чрез четыре месяца по возвращении монахов, уже была освящена церковь и в ней открыто богослужение, а 7-го мая того же года о. Арсений, в особом представлении уже просил о назначении учителя в монастырскую школу, в которую теперь обитель изъявляет желание принять 50 учеников. О. Арсений, в виду полного разорения монастыря и понесенных им многотысячных убытков (до 60 000 рублей, как потом определилось), просил о некотором пособии на жалованье учителю школы из сумм Сухумского военного отдела. Новый начальник Сухумского отдела, заменивший генерал-майора Кравченко, гвардии полковник Аракин отнесся не сочувственно к положению обители и к просьбе ее настоятеля. Впоследствии, как видно из дальнейшей переписки, начальник округа, особенно после личного посещения обители Великим Князем-Наместником, кажется, изменил свое отношение к монастырю.

К описываемому времени относится, наконец, и Высочайшее утверждение монастыря 8-го декабря 1879 года. Это было венцом трудов о. Арсения, этого замечательного по высокой духовной жизни и дарованиям старца, неутомимого радетеля монастыря. Он не дожил до этой радости всего несколько недель и умер в Москве 17-го ноября того же года от воспаления легких. В его отсутствие и получен был рескрипт Великого Князя-Наместника, в котором изложено Высочайшее утверждение прав монастыря. За обителью утверждается название «Ново-Афонского Симоно-Кананитскаго монастыря»; братия его, на первый раз числом в 50 человек, а впоследствии неопределенное число, сколько обитель содержать может, определяется исключительно из русских монахов, которые, в виде исключения из общего правила, могут прибывать в Россию из Турции без испрашивания каждый раз разрешения Св. Синода, по одним видам, выдаваемым в Константинополе нашим посольством; за обителью утверждаются все отведенные ей участки земли и леса; в случае смутных обстоятельств на Востоке, братство Пантелеймонова монастыря на Афоне имеет право переселиться в Ново-Афонский монастырь; новоучрежденная обитель обязуется не производить сборов подаяний по книгам и не испрашивать ни пособий, ни жалованья от казны. В нравственно- религиозном отношении монастырь подчиняется надзору епархиального епископа, согласно церковным канонам. «Да процветает новоучрежденная обитель в тишине и мире на берегах Абхазии, – так заключал свой рескрипт Великий Князь, – и да послужит она местному населению, пребывающему в дикости и невежестве, примером жизни мирной и труженической, образцом человеколюбия, кротости и терпения! Да воспитает школа, устроенная при обители, в молодом поколении из туземцев привычку к полезному труду и любовь к знанию, необходимому для земледельца!»

После этого утверждения обители она получила права юридического лица; дальнейшее процветание ее было обеспечено, и мы видим, как быстро потом растет ее благосостояние: предоставляется право монастырскому судну делать рейсы из Афона, Таганрога и других портов в г. Сухум и монастырь (в ноябре 1880 г.); разрешается монастырю приобретение недвижимых имуществ в пределах Российской Империи (3-го ноября 1880 г.), – право, которым обитель в скором времени и воспользовалась, получив в пожертвование от А. И. Клементьевой капитальный дом в Петрограде, на углу Забалканскаго просп. и 2-й роты Измайловского полка, обращенный в монастырское подворье с прекрасным храмом, достигшее теперь цветущего состояния и приносящее большую пользу обители. В 1880 году монастырь посетил его Августейший Ктитор Великий Князь Михаил Николаевич и лично мог убедиться в цветущем состоянии обители. Летопись монастырская к тому времени уже имела запись о неоднократных присоединениях к православной Церкви абхазцев-мусульман, и, может быть, это обстоятельство внушило Великому Князю мысль сделать на пожертвованной Им по случаю своего посещения роскошной лампаде следующую знаменательную надпись: «Свет во тьме светит, и тьма не объяла его». В это же посещение Великого Князя снова возбуждено было остановившееся дело о передаче Ново-Афонскому монастырю Пицундского храма, после войны находившегося в полном запустении. Прекрасно выполненное в 1882 году возобновление из развалин Древнего Симоно-Кананитскаго храма (освящен экзархом, впоследствии митрополитом, Иоанникием 10-го мая 1882 года) служило ручательством такой же успешной деятельности монахов и в Пицунде. Снова начались сношения с разными ведомствами, явились некоторые препятствия и опасения со стороны самого Ново-Афонского монастыря. Игумен Иерон, занявший эту должность после умершего о. Арсения и утвержденный в этом звание Пантелеймоновским монастырем 7-го мая 1880 года, писал, между прочим генерал-лейтенанту А. В. Комарову (25-го апреля 1882 года), оказавшему много услуг монастырю: «Вверенная мне обитель пять раз уже испытывала опасности и страх от вооруженного нападения абхазцев на пчельник и другие монастырские дворы, устроенные на садах и огородах, причем злодеи побили монаха П., который долго болел от того, а при последнем нападении на пчельник, в ночь с 7-го на 8-е сего апреля, один из монастырских служителей, А. Ш., ранен в голову злодеями, которых было 10 человек; при описанном случае разграблено ульев с медом и разных вещей и инструментов на значительную сумму. Вверенная мне обитель находится между двух городов, в которых существуют военные и административные власти, и притом близко к русскому поселению, но и то претерпевает несчастия и разорения от хищников, а если мы водворимся в такое пустынное место, как Пицунда, что же там будет? И кто поручится за нашу безопасность и спокойствие? Этот вопрос не может не беспокоить нас, беззащитных, в настоящую минуту». К этому присоединились и другие затруднения, и только в 1885 году, наконец, по Высочайшему соизволению, Пицундский храм присоединен к Ново-Афонскому монастырю с земельным наделом в 1 049 десятин, в который входят прибрежная сосновая роща и озеро Инкит, – угодья, которые прежде предполагалось отобрать у монастыря.

В монастыре по-прежнему продолжалась кипучая созидательная деятельность под руководством неутомимого о. Иерона. В конце 1882 года им закончена знаменитая каменная плотина чрез р. Псыртсху, которая принесла оздоровление местности, предупредила наводнения, грозившие зданиям и причинявшая лихорадки вследствие застоя воды. Эта же плотина дала монастырю мельницу, целую систему прудов и здоровую воду всей братии. Сооружение плотины начато и закончено о. Иероном на незначительные средства, по собственному его плану, на собственный страх и риск, и приводит в изумление специалистов-инженеров своей дешевизной и основательностью постройки. В следующем 1883 году начаты работы по возведению нового нагорного главного монастыря, потребовавший, прежде всего, нивелировки места, отвода вод из множества горных источников, укрепления грунта, устройства складов здесь же приготовляемого камня, извести, кирпича, приготовление сухих подвалов и т. д. Приобретена была передвижная железная дорога по случаю, за дешевую цену, и это приобретение значительно облегчило тяжелую работу и подвоз материалов в гору. К августу следующего года обозначились направления стен четырехугольника будущего корпуса и место предполагаемого соборного храма. Закладка этого храма совершена лично Государем Императором Александром III в бытность Его в монастыре со всем Августейшим Семейством 24 сентября 1888 года. Это торжество совершилось под свежим впечатлением высокой духовной радости в Абхазии от крещения 29 июня этого года сразу почти двух тысяч мусульман-абхазцев.

Горный монастырь строился исподволь, медленно, но прочно, и искусством постройки он положительно приводит в восторг и удивление всех, кто сколько-нибудь понимает в строительном искусстве. Пишущий эти строки встретился однажды в этом монастыре с одним архитектором, который, не стыдясь, признавался, что он, при своих научных познаниях в своей специальности, приезжает ежегодно в обитель учиться, как нужно правильно, прочно и практично производить постройки.

В 1894 году в нагорном монастыре уже был освящен первый храм – Вознесения Господня; в следующем году освящен второй храм – св. ап. Андрея Первозванного; через несколько месяцев, 30-го января 1896 г., готов был и освящен и третий храм – во имя всех святых афонских, а 1-го марта братия уже перешла в новый монументальный корпус – миллионное здание, обошедшееся монахам, при собственном труде, значительно дешевле. Наконец, в 1900 году, 29-го сентября, закончен и освящен главный храм внутри двора, образуемая монастырским корпусом четырехугольником, во имя св. великомученика Пантелеймона. Торжество это совпало с празднованием двадцати пятилетия со дня основания обители.

Позволяем себе сделать некоторые выдержки из описания современного положения монастыря, сделанного корреспондентом «Кавказа», присутствовавшим на этом торжестве обители. «С моря монастырь виден издалека. На вершине высокой, так называемой Иверской, горы резко выделяются на фоне неба блестящая крыша Иверской часовни и рядом с нею развалины древней римской крепости Апсары (III в.). Несколько ниже ее, на склоне гор, защищающих весь этот благословенный уголок от северных ветров, на обширной, выровненной искусственно террасе, среди богато разросшихся вечно зеленых субтропических пород, величественно вырисовывается грандиозное белое трехэтажное здание нового нагорного монастыря, построенное в виде громадного четырехугольника, с главным фасадом, обращенным к морю. Из-за фасада нагорного монастыря, значительно превышая высоту ее стен, величественно возвышаются, господствуя над всею окружающею местностью, стены, купола и колокольня громадного, только что законченного собора. Внизу под этим новым монастырем, на террасах, расчищенных на склонах тех же гор, постепенно опускающихся к берегу моря, расположены постройки старого монастыря. Еще ниже, у самого берега моря, окаймленного каменною на цементе набережной, возвышается красивая часовня, воздвигнутая в память чудесного избавления Царской Семьи от угрожавшей 17 октября 1888 года опасности. Набережная продолжением своим налево (с моря) от часовни служит плотиной, поддерживающей ряд искусственно устроенных прудов с пресной водой. Чрез всю пристань, а также и далее по набережной проложены рельсы узкоколейной легкой конно-железной дороги, которая отсюда идет, опускаясь и поднимаясь, вокруг всего монастыря, захватывая собою все главные хозяйственные учреждения обители, как-то: склады съестных продуктов, кладовые, амбары, мельницу, хлебопекарню, лесопильню и даже сравнительно отдаленный – каменоломню и кирпичный завод. Налево от пристани расположена целая система пресных прудов, обсаженных тополями и плакучими ивами. Пруды эти образуются из воды реки Псыртсхи, предварительно весьма остроумно утилизированной для самых разнообразных целей. При самом выходе реки из ущелья в долину устроена солидная плотина, образующая верхнее озеро. На этой плотине устроена двухэтажная каменная мельница, рядом с нею – помещения для рабочих и несколько далее – скотный двор. Мельница эта при своем движении служит также и водокачкой, поднимающей воду сажень на 50 для снабжения ею верхнего монастыря. В долине реки, несколько ниже мельницы, стоить древняя, заново реставрированная византийская церковь св. ап. Симона Кананита. Далее по долине к морю идет прекрасная, обсаженная кипарисами аллея, а по сторонам ее расположены сады и оливковые плантации – с одной стороны, и огороды – с другой. От плотины же проведены пруды и каналы, чрез которые вода направлена в прачечную, на кирпичный заводь, в доступные для орошения сады и, наконец, для потребностей канализации нижнего монастыря; все же остающееся лишнее количество воды направляется к вышеописанным прудам, устроенным таким образом, что из верхних прудов вода переливается в нижние, а затем из самого нижнего переливается в море. С пристани направо лежит путь к воротам старого, нижнего монастыря. На первой от берега возвышенности расположена старая (Покровская) церковь. Около церкви расположен роскошный цветник, и тут же начинается широкая пешеходная кипарисная аллея в верхний монастырь. Другая дорога, экипажная, начинается несколько правее и именуется «Царскою», в память пребывания Их Величеств в 1888 году. Тут же, близ Покровской церкви, расположены школа с пансионом, две больницы, аптека, мастерская школы и помещение для служащих. Выше церкви начинается ботанический сад с прекрасными экземплярами редких южных растений. Поднявшись на террасу верхнего монастыря, посетитель видит пред самым зданием широкий подъезд за каменной оградой, внизу – лимонную и апельсинную рощу и прекрасный сад, простирающийся далеко к востоку; с левой стороны, к западу, разбить тоже сад с клумбами цветов и молодыми деревьями. Склоны этого сада засажены соснами разных пород. В самый монастырь ведет портик, стены, и потолок которого украшены священными изображениями, написанными двумя монастырскими воспитанниками, обучавшимися на счет монастыря в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Этими же воспитанниками монастыря расписаны стены Вознесенской и частью Андреевской церквей. Нижний этаж монастыря весь из местного камня; в нем расположены подвалы и в некоторых из них положены рельсы конно-железной дороги. Второй и третий этажи – из кирпича, выделанного на монастырском заводе. Часть западного корпуса занимает обширная, в два света, с расписанными стенами, трапезная, а также кухня, просфорня и новые мастерские – столярная и слесарная. Размеры главного собора следующие: длина 25 сажен, ширина 15 саж., высота 20 саж.; этот собор вмещает (с хорами) более трех тысяч молящихся». При освящении его присутствовали более 18 000 человек, которые, по всегдашнему и неизменному обычаю монастыря, нашли в нем и кров, и пищу. «Несмотря на многотысячную толпу, – пишет корреспондент, – нигде не было заметно ни особой толкотни, ни давки, ни суеты, ни шума. Во многом, конечно, сказалось при этом и самое торжественно-благоговейное настроение паломников. Великая идея религиозного единения и братства царила над всеми собравшимися принять участие в общем православном торжестве – созидания нового храма в стране, покрытой развалинами старинных святынь и омытой кровью многочисленных подвижников и мучеников. И всякий, кто видел эту толпу людей, преимущественно серых, скромных, незаметных, но сильных духом и верою, поймет, что идея эта сильна, могуча, непобедима». («Кавказ» № 261, 1900 г.).

Теперь, когда, по истечении первой четверти века существования обители, можно сказать, закончилось ее внешнее благоустройство, достигшее такого изумительного роста, ее почти тысячному братству предстоит отдать все силы служению делу религиозного единения и духовного братства людей. И теперь уже обитель в короткое время сделалась святыней всего Кавказского края и привлекла к себе богомольцев и из внутренней России. И теперь школа монастырская дает воспитание и обучение мальчикам-абхазцам, которые по истечении пяти лет пребывания в монастыре и школе, возвращаясь в родные села и деревни, конечно, не проходит бесследно для края, многие же служат учителями, священниками, офицерами, некоторые поступали потом и в высшие учебные заведения. Нельзя было многого, и требовать от обители в этом отношении в первый период ее существования, пока все время занимали заботы о прочном водворении в крае и развитии внешнего благосостояния, необходимого и для нее самой и полезного в смысле живой и наглядной школы трудолюбия и умения для края⁴⁰. Но хозяйственная часть, доведенная до изумительно-цветущего состояния, хотя бесспорно имеет культурное влияние на окружающую среду и оправдывает русское дело в крае, тем не менее, для монастыря не может служить целью, а только средством. Иначе внешнее подавит внутреннее. От обители церковь и общество вправе ожидать широкого и благотворного миссионерского влияния на окружающее абхазское полудикое население. Желательно было бы, чтобы обитель воспитала особых работников, получивших научное религиозное образование и способных войти в тесное общение с абхазцами, чтоб она, привлекая богомольцев из внутренней России, собирала к себе и сынов некогда христианской Абхазии и роднила тех и других между собой высшим духовным единением религиозного братства. По примеру старого Афона, и наша Кавказская Ново-Афонская обитель печатает и раздает брошюры и книги, картины, крестики, образки среди народа. Желательно было бы видеть это дело поставленным возможно шире и притом направленным не только в русскую, но и туземную среду. Возможно, печатать брошюрки и на абхазском языке и время от времени совершать для природных абхазцев и богослужение на их языке, по крайней мере, до тех пор, пока они не усвоят себе хорошо языка русского. Для этого нужно привлечь и монахов из среды абхазцев: эти подвижники будут им близкими, родными и, несомненно, привлекут богомольцев-туземцев и поставят их под благотворное влияние обители. Монастырь, при его материальных средствах и при отсутствии теперь огромных построек, требующих напряжения всех материальных сил, может завести и внутри Абхазии, по селам и деревням, особые благотворительные школы⁴¹, по местам с пансионами, и из них создать, так сказать, духовные монастырские колонии в среде туземного населения⁴². Не может быть сомнения, что эти школы послужат связью монастыря со страной, обратятся в пути для проведения его влияния и сделают монастырь духовным центром края. Чем шире будет влияние его на подрастающее поколение, чем больше будет абхазцев, обязанных своим образованием и воспитанием монастырю, тем прочнее монастырь подготовит себе духовное влияние на абхазцев, и в будущем через четверть века в смысле духовной работы монастырь достигнет, быть может, гораздо более поразительных успехов, чем те успехи по внешней организации, которых он достиг теперь в минувшие 25 лет. Будущее в этом отношении открывает для обители широкие виды: Черноморский берег все более и более оживляется и заселяется, развиваются мореходство и торговля, проводятся шоссейные дороги, близок к осуществлению и железнодорожный путь, – Абхазия более и более открывается для культурного и просветительного влияния России. Дай Бог, чтобы Ново-Афонский Симоно-Кананитский монастырь, сроднившийся с краем, переживший с ним тяжелые испытания и ранее других пришедший сюда на высокую духовную работу, обласканный русским правительством и при его содействии получивший столько внешних благ, не отстал бы в культурном воздействии от других работников, отплатил бы России и Кавказу «вместо временных вечными, вместо тленных нетленными» сокровищами. И дай Бог ему в конце открывающегося пред ним нового двадцати пятилетия жизни и в этой духовной работе с полным правом сказать апостольским словом: «Не вотще трудился, не вотще текох».

Солнце уже садилось, когда пароход подошел к обители и остановился невдалеке от ее пристани. С моря открывался чудный вид на весь нагорный монастырь, на окружающие горы, покрытые зеленым лесом; величественно поднимался над всеми постройками монастыря главный соборный храм – и вдруг с его колокольни раздался и понесся по берегу, лону вод, по широкому морскому простору мелодичный праздничный звон, еще мгновение – и торжественный праздничный трезвон огласил все: то обитель приветствовала архипастыря. Между тем, от пристани уже отделилась лодка, управляемая гребцами-монахами; быстро скользила она по водной поверхности моря, кроткого и тихого в этот тихий отгорающий вечер; по опущенному трапу поднялся старейший в обители после о. Иерона иеромонах Иларион в сопровождении почетных представителей обители. Внизу у трапа стояли лодки для владыки и его свиты и для других богомольцев. Через несколько минуть плавания в лодке владыка уже поднялся по лестнице на монастырскую пристань. Трогательное зрелище открылось перед ним: везде по берегу, у пристани, во вратах монастыря, в открывающихся монастырских дворах – везде стаяли тысячи русских богомольцев, сошедшихся сюда из разных концов России. Вот она духовно-созидательная и собирательная работа монастыря! Вдруг при виде архипастыря все бросились к нему принять благословение: слышались радостные восклицания, в толпе посыпали благожелания архиерею Божию, виделись благоговейно склоненные головы, дышащие умилением лица тех, кому удалось приблизиться к владыке, получить его благословение. Каким теплом душевным повеяло от этого боголюбивого народа-подвижника, какие святые и чистые воспоминания пробудились в душе тех, кто вырос на святой Руси, привык видеть благолепие служб Божиих, великое множество народа в храмах и обителях и то благоговейное Почтение архипастырям Церкви, которое мы привыкли воздавать на св. Руси. Скопление народа и стремление его принять благословение архиерейское так были велики, что владыка с трудом мог зайти в часовню на берегу и отсюда уже другой дверью выйти, чтобы сесть в экипаж. Начался подъем в гору. Луна обливала мягким светом горы, монастырь, далекое море; волшебный вид открывался сверху на кипарисовые аллеи, лимонные, апельсиновые и масличные рощи; дорога вся обсажена розами и олеандрами, в полном цвету. Вечер благоухал ароматами, кругом все было так дивно, так чудно и торжественно, а сверху виднелся огромный белый корпус монастыря, освещенная высокая колокольня, блистающий храм, и торжественно гудел и несся и переливался в тихом вечернем воздухе радостный перезвон доброшумных колоколов: родная и дорогая для русского церковного чувства картина! Пока экипаж владыки поднимался в яру обходным извилистым путем по особо устроенному для экипажного сообщения шоссе, народ от пристани и расположенных у берега монастырских гостиниц пошел прямою, краткой дорогой к нагорной обители и ко времени прибытия архипастыря к собору был уже здесь в великом множестве.

У входа в монастырь у святых врат братия монастыря во главе с настоятелем архимандритом Иероном встретили владыку. Почти квадратный огромный двор, в середине которого сходит величественный собор, весь был занят народом; возвышенный вход в собор был устлан сукном; как только по ступеням входа поднялся архипастырь и вступил в храм, пред ним предстали все иеромонахи обители и иеродиаконы в облачениях; архипастырь облачился в мантию, приял посох; началась встреча при пении многочисленного монастырского мощного и полноголосого хора. Огромный собор прекрасной архитектуры – создание строительного гения о. Иерона – был весь залит светом, высокий иконостас весь блистал и переливался золотом. Владыка проследовал в алтарь и здесь на св. престоле благоговейно облобызал частицы мощей, хранимых в обители, и среди них особо чтимую часть мощей св. великомученика и целителя Пантелеймона.

После установленных возглашений и многолетий владыка осенил народ святительским благословением; с обширной и возвышенной солеи видно было многотысячное молитвенное собрате в это необычное вечернее время: тысячное братство обители, огромная масса богомольцев. Прогремело последнее «Тон деспотин» и «ис пола», тысячи голов склонились пред архиерейским благословением, и вдруг наступила необыкновенная торжественная тишина в обширном храме.

«Благословен Бог», – начал архипастырь, и голос его задрожал, оборвался, подступили и засверкали слезы, святые слезы умиления... «Благословен Бог, приведший меня сюда, к вам, возлюбленные, даровавший мне увидеть и пережить эти святые и возвышающие душу минуты общего с вами моления. Со времени далекого, но незабвенного детства, проведенного там, вдали, на северной св. Руси, жила в моей душе любовь к святым обителям, и с детства же я слышал о лавре Киевской и Сергиевой, о Валааме, о св. Соловецкой обители. Родные, близкие, знаемые – все окружающие во множестве уходили на богомолье к этим святыням и возвращались назад обновленные и очищенные духом благоговейно-одушевленными рассказами питали и напояли нас духом благочестия и любви к родным святым местам. Велика Русь своими святынями и велик народ наш, ими воспитанный. И вот здесь, на далекой окраине нашей родимой страны, в полнощных пределах великого царства русского, недавно нам чуждых и враждебных, здесь, на этом месте, воздвиглась и засияла новая святыня. И вижу я – собираются здесь русские люди... О, дай, Господи, чтобы собирались здесь и могучие духовные русские силы, – силы веры и боголюбия, силы святости и высокого благочестия. Пусть цветет эта святая обитель духовным цветом, пусть благоухает ароматом, как цветет и благоухает здесь рукою Божиею созданная и всажденная чудная земля с ее богатым растительным царством! Пусть сияет и блещет юная обитель эта всем святым, всем духовным, всем небесным, наипаче же жизнью ее насельников, их святостью, подвигами, трудами, благочестием и низводит на страну нашу Божие благословение».

Одушевленное и прочувствованное слово архипастыря произвело на всех глубокое впечатление, и видно было в передних рядах иноков, как склонялись долу, как увлажнялись слезами их строгие под иноческими клобуками лица... Смиренно в стороне у св. икон иконостаса стоял маститый настоятель, изможденный трудами и летами о. Иерон, и слезы струились по его старческому лицу... И чудилась нам картина: 27 лет назад голый пустынный берег моря, рокот волн, дикий лес, дикие звери и дикие люди; опасности от разбойников, и ни единого следа жилья человеческого, только седые, поросшие лесом развалины древнего храма, немого свидетеля того, что 1 200 лет назад здесь сиял Христов крест и жили верующие христиане. Думал ли тогда смиренный о. Иерон, пробираясь по колючему и цепкому лесу, боясь заблудиться и попасться дикому зверю, и – думал ли он, что процветет в трудах пустыня, яко крин, что воздвигнутся так скоро эти величественные храмы и постройки и так ясно и так действенно будет здесь явлено Божие благословение? Да, многое сотворит и чудесами просияет общая работа верующих, вспомоществуемая молитвою, смирением, послушанием и любовию! Кто хочет убедиться в этом – прииди и виждь!

Долго благословлял владыка братию и народ, расспрашивая, кто откуда явился в обитель. Оказалось, что монахи собрались сюда решительно со всех концов России: олонецкие, московские, рязанские, тамбовские, пензенские, сибирские, казанские, екатеринославские, самарские, не говоря уже о южных губерниях, которые дают более всего иноков обители. Отыскался один монах, не так давно пришедший из Порт-Артура! Вот где соединяется Русь! Из туземцев нашлись два грузина и два абхазца. По словам о. Иерона, «туземцы не вмещают нашей жизни», они не могут свыкнуться с порядками общежительного монастырского устава; тяготятся они также и трудами в обители, а главное – монастырской пищей, к которой они с детства не привыкли. Что касается богомольцев, то и они сошлись сюда с разных концов России, но подавляющее число их – из Кубанской области. Ставропольской губернии и Донской области, вообще с юга России.

Весь следующий день, 19 апреля, владыка посвятил знакомству с обителью и ее многочисленными учреждениями. Однако оказалось, что за один день нельзя было обозреть более или менее внимательно и десятой доли всего.

Раннюю литургию архипастырь отслушал в старой Покровской церкви, откуда направился в школу; дети стояли на утренней молитве, пели тропари и другие песнопения по-славянски и по-абхазски. Всех детей около 30; все они живут в школе на полном содержании от монастыря. С расширением монастыря, с увеличением числа братии, школа внутри обители становится все более и более ей в тягость: нет лиц среди монашествующих, способных заведовать школой, учебной и воспитательной частью, трудно подыскивать учителей, которые должны быть несемейными и готовыми вынести однообразие монастырской жизни и целый год – постный монашеский стол (мяса в обители не достанешь); трудно найти монахов, которые без ропота несли бы послушание по школе и ухаживали бы за детьми. Есть и другие неудобства школы при мужском монастыре. Вот почему начальство монастырское все чаще и чаще задумывается над вопросом: не вынести ли школу из обители? Возникла школа эта в то время, когда в Абхазии не было ни одного училища, когда в селениях и открывать школы было невозможно. Теперь положение дел изменилось: образована особая Сухумская епархия, появились церковные школы – более 100, есть школы и других ведомств. Обитель уже отпустила до 20 000 руб. на содержание двух церковных школ в епархии. Теперь о. Иерон предложил владыке, не удобнее ли будет обители, по закрытии своей школы, вносить ежегодно 5 000 р. на содержание стипендиатов из абхазцев в различных учебных заведениях, особенно же во второклассных школах; из этой суммы часть могла бы отделяться и на воспитание девочек-абхазок, чтобы подготовить из них будущих учительниц. Владыка обещал внести это предложение о. Иерона на обсуждение Св. Синода.

Испытав учеников в знании предметов учебного курса, Владыка отправился в нагорный монастырь.

Вход в монастырь, св. врата, прекрасно украшены живописью – работа монахов. Самый собор в честь св. великомуч. Пантелеймона, заложенный Императором Александром III 24 сентября 1888 г. представляется очень величественным, несмотря что находится в середине четырехугольника, со всех сторон застроенного большими сплошными корпусами. Внутри собора устроены обширные хоры с трех сторон, на хорах – алтари; всего в соборе 5 престолов; с хор прекрасно видно распределение частей обширного храма; здесь убеждаемся в необыкновенной практичности, удобствах и прочности постройки собора. Наверху в центральных хорах устроены особые исповедальни, – комнаты, где иноки ежедневно во время утрени приходят для духовного назидания к о. Иерону, который служит сам литургию каждый день. В исповедальнях все так хорошо устроено, что через особые окна слышно совершаемое в храме богослужение. По всему зданию везде проведена вода; предусмотрено даже, куда и как прилично выливать воду, которую священнослужащий замывает уста после причащения: «вода эта непопираемая должна быть», заметил о. Иерон. Внизу в главном соборе пол деревянный паркетный, проваренный маслом: это дает ему мягкость, что при длинных монастырских службах гораздо удобнее, чем принятые везде в Закавказье каменные полы. Иконостас главного храма чудной работы; нижний ярус его уставлен огромными иконами, в среброкованных ризах; иконы – строго церковного характера; по словам о. Иерона, «живопись с иконописью соединять надо». Ризница в соборе помещается за алтарем и представляет все удобства: все по местам, все чисто, опрятно, изящно; все в порядке, легко найти, легко спрятать; для каждого служащего место для облачения и разоблачения; в алтарь не вносится решительно ничего из принадлежностей облачения; служащие, сколько бы их ни было, входят в ризницу одними дверями, направо от алтаря, а оттуда, уже облачившись к священнодействию, другими дверями слева из ризницы входят в алтарь к жертвеннику. В главном алтаре замечательна дарохранительница – массивная серебряная модель всего собора. В другом алтаре – «исторический крест» кипарисовый, водруженный покойным Государем при закладке собора; теперь он прекрасно обделан и служит запрестольным крестом. Все в храме – работы иноков, даже чугунные решетки солеи и около икон.

Из собора небольшой переход в трапезную, над которой устроена колокольня; трапезная огромных размеров, необыкновенно светла и удобна; стены сплошь расписаны изображениями святых; особо стоит высокая кафедра для чтения жития святых; особенно бросается в глаза арка в 15 аршин в диаметре. Владыка долго рассматривал живопись (написано все монахами) и дал ряд указаний, какими изображениями заполнить приготовленный для живописи еще незаполненные места.

Рядом с трапезной – хлебная и разливальня. Снизу из кухни на железных цепях поднимается вверх огромный котел и здесь уже из него разливают в миски и разносят по столам; особо проведена труба и для переливания нужного количества вина прямо из винного погреба; в трапезной оно смешивается с водой, а излишне переданная часть вина легко может быть перелита опять в винный погреб.

По выходе из трапезной владыка осмотрел вновь строящуюся больницу с особой церковью; далее – прачечную, прекрасно устроенную, с кранами горячей и холодной воды, не гниющими потолками; чистота везде необыкновенная: все это делает вода, проведенная по всем уголкам обширной обители. Сопровождавший владыку о. Иерон о всех учреждениях делал скромные замечания: трапезная, по его словам, «простенькая», здание «маленькое»... Но вот виднеется «Царская дорога», около – большой сосновый сад; здесь недалеко, в тиши и в красивом уединении, приютилась живописная, в которой работают монахи-иконописцы. Владыка осмотрел иконостас, который приготовляют для нового храма на Каспийском море, близ Ленкорани, на средства Ново-Афонской обители; осмотрел и другие работы. Особенно бросается в глаза изображенный на большом полотне потрясающий библейский момент: Агарь с Измаилом в пустыне. Измаил лежит умирающий от жажды, около – опрокинутый кувшин и мать, страдающая за умирающего сына, вся подавленная скорбью, бессильная помочь горю. Монахи-живописцы живут особо уединенной молитвенно настроенной жизнью, потому что, по замечанию о. Иерона, «иконописцу непременно нужно иметь чувство духовное».

После живописной мастерской владыка осмотрел чудный монастырский сад: пальмы в экземплярах положительно редких, магнолии, кедры, кипарисы, кактусы, лимоны, апельсины, померанцы, цитроны, камфарное дерево. Это старый сад; он имеет всего 70 лимонных деревьев, которые за прошлый неурожайный год дали 55 000 лимонов. Теперь устраивается новый сад, в котором посажено 1 200 лимонных деревьев: это уже обещает миллионы плодов. Масличных деревьев и теперь имеется до 14 000. Заботы о саде возложены на монаха о. Тиверия, который в минувшем году награжден золотою медалью за усердие и искусство в своем деле.

Из сада владыку провели в разнообразные монастырские мастерские. Вот «медницкая», где в это время готовился котел огромной величины; вот столярная, где работали вагонетки для железной дороги и модели для литейной. Везде кипит работа, видны склоненные в скуфейках головы, выразительные лица, везде труд, порядок. Но везде в мастерских устроены киоты с иконами, теплятся лампады, стоят аналои с церковными книгами и в определенные часы каждый день совершаются по чину в каждой мастерской положенный службы: «без этого, – говорит о. Иерон, – ропщут»... Все это дает мастерским особо уютный вид и трогает душу. Неудивительно, что если попадают в такую атмосферу нанятые рабочие-пьяницы, то и они исправляются. О. Иерон передает, что иногда спиваются в городах в высшей степени талантливые мастера, которых за пьянство нигде уже не принимают. Они за самую малую плату иногда поступают в монастырские мастерские, бросают водку, исправляются и монахам передают свои знания и умение. Так, один монах, научившись у такого случайного мастера, сумел сделать прибор для давления винограда.

Осмотрел владыка, как монахи делают повозки; осмотрел литейную, где льют чугунные решетки и др. предметы, причем посоветовал заняться в этой мастеровой литьем колоколов. В самом деле, все Закавказье не имеет колокольного завода, между тем, в большинство церквей требуются колокола небольшие – в 5, 10 пудов; за все переплачивают; в самое последнее время от казны отпущено на колокола в Закавказье 11 000 пудов меди. Монастырь, занявшись литьем колоколов, не вышел бы из своих задач, а для церковного дела в крае принес бы большую пользу.

Невдалеке от мастерских устроена новинка в монастыре, это – лесоспуск с гор, на протяжении 400 саженей. Сооружение это и по замыслу и по исполнению всецело принадлежит о. Иерону, которому многие возражали против его первоначальной идеи. Лес монастырский растет высоко на горах, приходилось рубить его и доставлять в монастырь с большими затруднениями, настолько тягостными, что монастырь часто предпочитал покупать дрова на низменности. Теперь по горам проведена железная дорога (конная) с вагонетками, весь лес подвозится на вагонетках к одному месту, с которого по устроенному лесоспуску в 10 минут доставляется такое количество дров, которое прежде с трудом и при благоприятных условиях доставлялось за две недели. А внизу – опять вагонетки и железная дорога, по которой дрова быстро посылаются в склады. Вообще железная дорога с конною тягою теперь охватывает весь монастырь, доставляя кирпич, камень, известь, песок, глину (на кирпичный завод), дрова и проч., удешевляя и облегчая труд иноков. А труда везде много. Вот наверху новые подвалы для лимонов, их будет в новом саду – миллионы; вот новый обширный дом, он сполз по сыпучей почве на косогоре: его подделали, подняли, грандиозным трудом устроили террасы, – и «шапка у него теперь набок», как выразился монах-мастеровой. Вот новый сад: везде на огромное пространство проделаны дренажи, устроен питомник, на 2 версты проведена железная дорога, устроена цистерна для воды в 90 000 ведер; в саду сделана распланировка, устроен питомник, огромная школа деревьев, посажены везде новые экземпляры растений, апельсины, цитроны, померанцы, японская хурма и проч., подвезена особая земля, требующаяся для того или другого растения. Есть и чай, но немного. Простец-монах по поводу чайной плантации рассуждал: «Что чай? Лучше нам редька! В Китае-то рабочий – 5 коп. в день, а у нас – целковый: вот тебе и выйдет дешевый чай!»

Огород монастырский, впрочем, находится в другом месте. Вообще, осмотренное не составляло и половины всего хозяйства монастырского; все это кругом монастыря, на принадлежащей ему земле, в горах, на хуторах: там огороды, виноградники, пасека. Кроме того, на Каспийском море теперь монастырь имеет рыбную ловлю, дающую ему до 40 000 пудов рыбы, которую сами же монахи и солят, вялят, заготовляют впрок; там теперь строится храм. В Пицунде, к северу от монастыря по Черноморскому побережью, имеется до 1 000 десятин монастырской земли; там живут до 80 монахов; они имеют также хозяйство и хорошую рыбную ловлю.

Везде кипит работа, и все-таки чувствуешь, что в монастыре вступил на особую почву, где царствует мир и спокойствие, где все так не похоже на шумные города с их суетой, сутолокой и злобой, И здесь, и там – труд. Но какая разница от труда рабочих на вокзале или в Батумских заводах, где выкидываются красные знамена, где идет борьба с хозяевами, взаимное озлобление, яростная пропаганда насилия и разбоя! Здесь мир и тишина, потому что труд одухотворяется и возвышается; он – не цель, а только средство к нравственному восхождению, он – поделие при молитве и непрестанном горении духа, ищущего неба.

Осмотрев мастерские и друг. учреждения обители, владыка возвратился в главный монастырский корпус и посетил келью о. Иерона, осмотрел храмы в корпусе. В скромной кельи о. настоятеля – везде картины старого Афона. Старец живет воспоминаниями обители, где он «полагал начало». С какой любовью, с какою неподдельною радостью говорит он о старом Афоне, поминает батюшку Иеронима, у которого он в молодости служил в кельи, батюшку Макария... Рассказы льются из уст о. Иерона, из них видно одно: крепко хранит он пятую заповедь Божьего закона, крепко любил он своих старших, крепко навык он смирению, послушанию; умел повиноваться, – оттого теперь умеет так хорошо, отечески и повелевать в обители, где все живет и движется под мановением его, по-видимому, слабой старческой руки. Духовная жизнь и настроенность сквозит во всяком его движении, он подчиняет себе человека сразу, но подчиняет мягко, любовно, во имя высших начал духа, которым он служил всю жизнь. Эту властную силу его подчиняющего обаяния испытали все, имевшие с ним общение. Среди достатка и богатства он живет скромно, как простой монах. Через его руки и через руки его сподвижника и непосредственного помощника о. Илариона прошли и проходят миллионы рублей; а они – все же простые монахи, ничего своего не имеющие; по-прежнему они в простеньких черных рясках монастырского изделия; и трапеза, и одежда их ничем не отличаются от других монахов... Из рассказов о. Иерона о старом Афоне, особенно из рассказа его об о. Иерониме, этом замечательном, прямо гениальном старце, можно было бы составить целую книгу.

Владыка осмотрел все храмы в монастырском корпусе. Особенно хорош храм Андреевский с майоликовым иконостасом и с чудным образом апостола; с этого образа владыка попросил снять копию или фотографию. Замечательны и двери в двух храмах – работа монахов, из пальмы, ореха и каштана с прекрасной фигурной резьбой.

Здесь же в корпусе опять мастерские монахов: переплетная, даже мастерская часовых дел, портняжная, сапожная, здесь и певческая комната, и библиотека, и канцелярия.

Осмотр обители длился весь день. Отдохнув, владыка отправился к бдению; оно началось в 8 часов вечера и продолжалось до 2 часов ночи. Все читают и поют по уставу; есть некоторые и особенности службы по старо-афонскому чину, но певчие не тянут, и служба идет оживленно, без излишнего затягивания. В положенное время монахи садятся в особых стасидиях. Что удивительнее всего, – ученики монастырской школы добровольно посещают эти продолжительные бдения и выстаивают их без особого труда и напряжения.

На следующий день, 20 апреля, владыка-экзарх совершил в главном соборе литургию в сослужении с архим. Иероном, игуменом Герасимом и с 10-ю иеромонахами. Проповедное слово инокам и народу сказал протоиерей Восторгов⁴³.

По окончании службы владыка вместе с сослужившим ему многочисленным духовенством совершил торжественный крестный ход вокруг соборного храма, а затем несколько часов благословлял народ.

Здесь же от монастыря во множестве раздавались народу печатные брошюры, иконки, крестики. Этот добрый обычай твердо установился в обители; так, в день св. Пасхи роздано богомольцам до 4 000 одних книжек.

После литургии владыка, посетив архим. Иерона, отправился в общую трапезную и обедал вместе с братией. Послеобеденное время владыка посвятил прерванному накануне осмотру монастыря. Посещен был Симонов храм, этот древнейший памятник христианства в Абхазии, восстановленный теперь монахами из вековых развалин в благолепии святыни; осмотрев знаменитый водопад реки Псыртсхи, устроенный о. Иероном баснословно дешево и поражающий массивностью и прочностью постройки. История этого сооружения стоит упоминания. Когда о. Иерон только что прибыл на место, занимаемое ныне монастырем, то река Псыртсха, вырывающаяся из узкого горного ущелья, была здесь злой силой для обители: обладая большой стремительностью течения, странно вытекающая сразу многоводной прямо из-под горы, в 3 верстах от берега, она уничтожала при неожиданных разливах все постройки, уносила в море или разбивала у берега лодки, заливала побережье, образовывала болота, которые производили лихорадки. О. Иерону пришло на мысль схватить реку в ущелье, урегулировать ее течение и русло и затем, пользуясь возвышенным положением ущелья, пустить воду в монастырь самотеком для всех монастырских нужд. Инженеры, запрошенные о. Иероном, оценили предположенную постройку в сотни тысяч рублей, но и при больших затратах сомневались в прочности ее. Тогда сам о. Иерон принялся за дело и выполнил его блистательно: устроил плотину, снабдил ее внизу шлюзами для спуска воды, залил цементом и пустил воду поверх плотины величественным водопадом; по естественному руслу реки он устроил систему семи больших прудов круглой формы; в этих прудах река уже становится, в конце концов, совершенно тихой; на случай половодья, от водопада проведено второе искусственное русло для спуска лишней воды прямо в море; от водопада питается мельница, оттуда же проведена вода во все монастырские постройки. О. Иерон задумал устроить электрическое освещение, приборы для которого подарил монастырю Государь Император из Зимнего дворца. И опять та же река является незаменимой помощницей обители при изобретательности о. Иерона. Он провел воду из самого истока реки к месту водопада, пробив для этого тоннель в горе, и пустил воду на 20 аршин выше водопада; получилась сила давления вполне достаточная, чтобы посредством турбин служить для электрической станции. А под водопадом устроены обширные помещения – подвалы и холодильники, столь нужные в жарком климате. Таким образом, все здесь утилизировано. Рядом с водопадом устроены лесопильня и хлебная, и все здесь делается силой воды. Чтобы судить о помощи ее монастырю, довольно сказать, что на хлебной вода механически месит в полчаса столько теста, сколько прежде могли вымесить 19 человек в день.

Все сооружение плотины со шлюзами и водопадом обошлось около 8 000 рублей! На верхней площадке у самого водопада в 1888 году, в бытность в обители, любовался видом этой массы воды, сверкающей на солнце всеми цветами радуги, Государь Император Александр III с Августейшим Семейством. В память этого здесь прибита особая доска с соответствующей надписью.

Владыка осмотрел все пруды, наполненные рыбой, водопад и другие учреждения, упомянутый выше, и затем направился в монастырские лавки, устроенные для продажи книг и картин религиозно-нравственного содержания, икон и священных предметов. Лавки полны народа; владыка нашел, что подбор книг и вещей для продажи сделан весьма целесообразно, цены вполне доступны для народа.

В этот день оставалось еще сделать поездку на так называемую Иверскую гору, где устроена была в древности крепость Анакопсия и стоит теперь давно разрушенный храм с VII века. Дорога все время идет лесом; на пути встречаются башни генуэзской постройки XIII века. На самой вершине горы – высокая башня, уже грозящая падением; храм представляет только остов, под полом и теперь сохранились ходы, склепы, наполненные костями и черепами. Заботливая рука монахов собрала эти безвестные черепа, сложила вместе и на надгробии начертала надпись:

«Любовию просим вас,

Посмотрите вы на нас,

Мы были, как вы,

И вы будете, как мы».

Тут же древний баптистерий, за храмом – гробница с надписью о погребении епископа Михаила, здесь найден и его череп. Храм теперь предназначен к реставрации, а пока устроена часовня, где и отслужен был владыкой пасхальный молебен. С огромной высоты открывался далеко-далеко вид на море, на горы Абхазии и на побережье; с воодушевлением возносились здесь теперь молитвы и воспевались песни Христу Воскресшему. Скоро здесь засияет крестами величественный храм, понесется колокольный звон: приспело время возвестить снова этой стране о Христе Воскресшем и жизнь миру даровавшем, оживить христианские предания, омрачить полумесяцы, подавить лжеверие мусульманское, подавить наросшие корой суеверия в народе абхазском. Уже есть и добрые предзнаменования: тысячи абхазцев крещены теперь; один монах-абхазец (послушник) недавно из религиозной ревности и желания мученичества сжег священный дуб абхазцев, за что едва не был убит, а появятся люди сильной христианской ревности из недр народа, тогда и успех проповеди святой веры обеспечен. Но много еще нужно потрудиться. Абхазцы – полумусульмане, полуязычники. С людьми, которые, по рассказу покойного миссионера-епископа Абхазии Геннадия, доселе в случае потопления человека, ловят в реке его душу посредством бурдюка, еще много нужно говорить, много нужно их просвещать, чтобы вывести к высоте и свету христианства. Здесь предположено соорудить храм в честь Преображения Господня, а за храмом с особыми ходами устроить пещеры-церкви – Голгофу и обретение Креста Господня. Следует упомянуть, что древность оставшихся здесь развалин очень велика; на камне, найденном в древней цистерне для воды, есть даже 437 год по Р. Хр.

Невдалеке за горой, на небольшой равнине, есть развалины другой древней церкви во имя св. Андрея Первозванного. Владыка посоветовал о. Иерону после восстановления храма Преображения перенести на развалины Андреевской церкви часовню с Иверской горы.

Наступал вечер, и необходимо было торопиться возвращением в обитель. Вечер владыка провел в беседе с о. Иероном о духовном устроении обители, о нравственном состоянии братии, об устройстве монастырской школы и других нуждах монастыря.

На следующий день, 21 апреля, архипастырь выехал из монастыря по Черноморскому побережью с целью посетить м. Гудауты, абхазское поселение Лыхны и русские, недавно возникшие поселки. Дорога идет по шоссе у самого берега моря среди леса; кругом – богатейшая растительность. В этом обильном крае, однако, на всем лежит печать новизны: недавно устроенная дорога и просеки, новенькие дома, только что устроенные усадьбы. Первым встречается на пути русское село Веселье, и затем Петропавловка; в последнем селении имеется уже церковь-школа и самостоятельный причт. Русские поселенцы встретили архипастыря с несказанной радостью и в церковь шли и бежали решительно все – от мала до велика. Владыка на пути зашел в одну крестьянскую избу, одарил детей крестиками, а на повороте дороги к церкви, увидя маленького мальчика, который бежал вслед за народом в церковь, владыка посадил его к себе в экипаж и стал расспрашивать ребенка; он правильно назвал себя по имени и фамилии, правильно совершал крестное знамение, рассказал о своей семье, о церкви, о батюшке, о школе... Ребенку было всего 4 года. На окружающий народ эта ласковая беседа архипастыря с ребенком произвела необыкновенно умиляющее впечатление и, можно сказать, дала настроение и тон дальнейшему пребыванию владыки среди петропавловцев; они встретили его сыновней любовью и радостью, усыпали путь его цветами, выслали делегацию с хлебом-солью; в церкви пели ученики и весь народ. Школа и ученики произвели самое благоприятное впечатление; отчетность в образцовом порядке; везде чистота; стены украшены цветами и зеленью; в школьной библиотеке оказались книги и для учеников, и для крестьян; дети бойко читают церковные книги, наизусть знают все тропари воскресные и двунадесятых праздников; хорошо разумеют богослужение. Владыка произвел испытание по Закону Божию, по русскому языку и счислению; особенно приятно поразило в учениках знание карты Палестины и уменье обращаться с картами полушарий.

Следующее поселение – местечко Гудауты; оно довольно населено, расположено в прекрасной местности, у моря, имеется гавань, в которой останавливаются пароходы; и теперь это – очень бойкое местечко, когда же пройдет железная дорога, его значение, без сомнения, возрастет, а климатические условия, весьма благоприятные, привлекут сюда население. Уже теперь здесь намечено 800 дачных участков, оставлено место и для будущего собора. Вероятно, в скором времени местечко это обратится в город с хорошим будущим. Владыка проследовал в церковь. За богослужением пел хор учеников местной второклассной школы.

Из церкви владыка крестным ходом шествовал по всему местечку; при этом ученики церковных школ пели пасхальные песнопения. На пути архипастырь посетил женскую и второклассную школы. В последней на испытаниях выпускных учеников будущие учителя школ грамоты не только сами обнаружили основательное знакомство с обиходом церковного пения, но также усвоили элементарные правила регентского искусства, правильно задавали тоны, умели распределить голоса и проч. Испытания происходили в присутствии представителей администрации сопровождавших архипастыря, родителей учащихся и многих посторонних лиц.

Уже было за полдень, когда владыка оставил Гудауты. На пути в м. Лыхну, этот центр Абхазии, владыка расспрашивал о положении христианства в Абхазии. Как оказалось, священников, природных абхазцев, очень мало; прежде в абхазских селениях везде священствовали грузины, совершая богослужение по-грузински и обучая и в школах грузинскому языку. Конечно, это было создано историей: грузины были самым культурным народом в Закавказье, имевшим свою литературу, богослужение, законодательство. Естественно, все племена, входившие в сферу политического влияния Грузии, подчинялись ей и в церковном отношении, и в богослужении, литературе и законодательстве пользовались языком грузинским, который был единственным проводником просвещения и культуры в среду удин, кистин, осетин, сванов, мингрельцев, лазов, абхазцев. В этом отношении все эти племена обязаны глубокой благодарностью грузинскому народу. В свою очередь и грузины на всем протяжении своей долгой истории нуждались и в целях просвещения и для житейского обихода в изучении чужих языков – арабского, греческого, в западной Грузии – турецкого, в восточной – татарского, которые оставили очень много слов в языке грузинском. Но времена переменились с начала XIX века; теперь объединяющим языком всего Кавказа, естественно, служит язык русский, как государственный; он является, безусловно, необходимым во всех житейских сношениях, в военной службе, в торговле, суде, администрации, он же служит и единственным посредством для усвоения народностями Кавказа общеевропейского просвещения. Поэтому по необходимости меняются и язык богослужения, и постановка школьного дела; ясно до очевидности, что если какое-либо племя не имеет своего литературного языка и богослужения на языке родном, то оно должно пользоваться для того и другого языком общегосударственным, а не каким-либо туземным. В силу этого и в Абхазии теперь или переводятся богослужебные молитвы на абхазский язык, или же совершаются богослужение по-русски. То же и в школах: никакого посредства для изучения русского языка не допускается, и мальчик-абхазец или самурзаканец с родного языка, т. е. с того языка, на котором он говорит дома и который он всосал с молоком матери, прямо и без посредств изучает язык русский. По словам священника-абхазца о. Ладария, абхазцев, отступивших от христианства в прошлую русско-турецкую войну, насчитывается около 13 000; зная нравы и характер абхазцев, о. Ладария уверял, что по отношению к отступникам нужны строгие и решительные меры, потому что абхазцы и в деле религии привыкли смотреть на то, что скажет и прикажет высшая власть. Собственно, настоящей преданности и к мусульманству у абхазцев нет; оно только льстит грубым страстям и инстинктам. Настоящая религия абхазцев – это смесь язычества, мусульманства и христианства, пропитанная множеством суеверий.

Так, напр., обычай совершать ежегодно общественную молитву в честь Того, Кто посылает дождь, существует у абхазцев с давних времен. Моление это совершается летом после долгой засухи, преимущественно в воскресный день, и носит полухристианский характер. В селении, населенном христианами, все общество в назначенное время собирается в церковь на литургию и все молятся о ниспослании дождя, а по окончании литургии отправляются к месту моления, находящемуся где-нибудь в лесу, на возвышенности, близ реки. К 5–6 час. вечера все мужчины, начиная с шестилетнего возраста, уже находятся в сборе. С раннего утра начинается приготовление общественного обеда: режут несколько коров и мясо их варят на месте моления. Кроме того, каждое семейство доставляет хлеб, вино, мамалыгу и проч. Наконец, режут быка, известные части которого предназначаются в жертву. Когда все соберутся, старейший, играющий роль жреца, в сопровождении выборных лиц отходит в сторону, становится на возвышенности, лицом к востоку, у приготовленного стола и громко произносит молитву. В этой молитве говорится о благости и величии Бога и о греховности человека; в заключение от лица всех присутствующих возносится прошение о ниспослании дождя. Присутствующие с преклоненными главами произносят: «аминь, аминь». По окончании молитвы «жрец» раздает присутствующим куски жареного мяса и садится за стол, а за ним садятся и остальные. Стол представляет нечто оригинальное: по земле длинной и широкой лентой рассыпаны листья лесного ореха; стульями служат толстые обрубки, плохо очищенные от сучьев, а некоторые садятся на землю. Начинается пир, кричат «ура», произносятся тосты в честь «жреца» и стариков, затем идут народные танцы и т. д. Наконец, все смолкли, наступила мертвая тишина и старики затягивают религиозные песни, которые они одни только и знают. К этому времени являются женщины и начинаются танцы, продолжающиеся до позднего вечера.

Абхазцы твердо уверены, что их моление, если оно совершается после засухи, будет услышано Богом. Если же надежда не оправдается, то приписывают это исключительно своим грехам.

Не доезжая до м. Лыхны, владыка посетил новое русское селение, где осматривал церковную школу и наметил место для постройки церкви, на котором было отслужено молебствие и водружен большой крест.

Отсюда не более 4 верст до м. Лыхны, этого древнейшего абхазского поселения, расположенного в возвышенной местности, среди богатейшей растительности, у подножия снеговых гор. Здесь жили до последнего времени владетельные абхазские князья; здесь их разрушенный дворец, здесь же они погребены у древнейшего храма, построенного, как видно из уцелевшей надписи, Леоном, царем Абхазии в XI веке. Население этой местности замечательно тем, что никогда не изменяло христианству.

Абхазия образует собой географически треугольник между берегом моря от Гагр до реки Ингура и главным хребтом Кавказских гор. В древности, под именем страны лазов или Лазики, она входила в состав Византийской империи, но в ней оставались абхазские цари. Они в VII–IX вв. настолько усилились, что управляли всей западной Грузией. Царь Баграт III в XI столетии соединяет Абхазию и Грузию под одним скипетром. Когда при царе Александре в XV в. совершилось оказавшееся столь гибельным для Грузии разделение ее на уделы, Абхазия на короткое время вновь становится самостоятельной, но быстро затем подчиняется Турции, которая до начала XIX в. и держала ее под своим владычеством. В это-то печальное время и подавлено было в Абхазии христианство, насажденное еще при апостолах и достигшее цветущего состояния в VI–VII вв. при византийских императорах. Довольно посмотреть на такие храмы, оставшиеся памятниками эпохи греческого господства, как Пицундский, Лыхненский, Моквинский, Драндский, Бедийский, чтобы судит, как высоко здесь в свое время стояло христианство. В Пицунде жил католикос, в Мокве, Бедии – митрополиты; было несколько епископских кафедр. Христианские предания живы и доселе среди абхазцев, которые отступили от древней веры и числятся мусульманами, но и христиане-абхазцы, как выше замечено, усвоили себе много обычаев и воззрений из мусульманства и язычества. Судя по отчетам Общества восстановления православного христианства на Кавказе (см., наприм., отчеты за 1896–1897 гг.), религиозно-нравственное состояние абхазцев-христиан представлялось до самого последнего времени в самом безотрадном виде. Только назначение образованных священников, преимущественно из природных абхазцев, улучшение их материального положения, организованная правильно миссия и, главным образом, открытие школ по приходам – вот что поможет здесь делу.

В Лыхнах владыка посетил церковь; пели ученики и ученицы здешних трех школ, из которых одна – церковная, две – министерские. По окончании молебна владыка обратился к народу с речью.

Представители общества просили владыку оказать им помощь определением их детей в какие-либо учебные заведения, чтоб из абхазцев выходили учителя, учительницы, священники.

Затем владыка подробно осмотрел храм, расположение его частей, греческие фрески с черными древними надписями, древнейшую икону Тайной Вечери, замечательную тем, что на ней изображено таинство причащения под двумя вицами. В храме хранятся две древние иконы владетельных князей Абхазии; один из них, брат бывшего владетеля Абхазии Сафар-бея, погребен здесь же в церкви. Владыке показали и нишу, в которой во время последней русско-турецкой войны было скрыто церковное имущество; она была снаружи заложена камнями и замурована. Турки, оказывается, вошли в храм, обшарили все уголки, но вещей не нашли; с досады они натащили в храм сена и зажгли его.

При наружном осмотре храма обнаружилось замечательное явление: камни, по происхождению раковичные, от ветхости дали трещины и небольшие отверстия внутрь; этими ноздреватыми камнями воспользовались пчелы и обратили стены храма в один большой улей. Летом от сильного зноя часто воск растапливается и течет по камням храма. В церковной ограде отслужена была панихида об упокоение иерея Божия Иоанна, здесь погребенного; он замучен был турками в последнее их нашествие на Абхазию за твердость христианских убеждений.

При осмотре школ владыка обратил внимание на сочувствие всего населения изучению русского языка; немногочисленная интеллигенция абхазская в этом отношении идет впереди и показывает пример единоплеменникам.

На пути из Лыхны архипастырь остановился в Гудаутах и возвратился в Новый Афон.

22 апреля назначен был отъезд из Афона.

Пред самым отъездом владыка зашел в главный собор, куда собралось все братство. Здесь архипастырь простился с иноками глубоко прочувствованным словом.

Путь от Нового Афона к Сухуму пролегает берегом моря. Всюду видны новые дачи, сады, культурные участки; множество новых сооружений. Еще немного времени – и все побережье моря, несомненно, будет представлять сплошное поселение. Сухумская епархия приобретает все большее и большее значение. В 1886 году деялся сюда первый русский епископ преосвященный Геннадий, и с того времени сколько здесь сделано! Теперь в епархии два больших мужских монастыря, два женских, 120 церквей, 104 прихода, до 110 церковных школ. В район епархии входят: богатый Новороссийск, Анапа, Гагры, Сухум; возрастают русские поселения.

Въезд владыки в Сухум совершился с обычною торжественностью. После встречи в соборе экзарх проследовал в покои преосвященнейшего Арсения. Вечером экзарх совершил в соборе всенощное бдение.

23 апреля, в день тезоименитства Государыни Императрицы, экзарх совершил литургию, за которой слово произнес протоиерей Иоанн Восторгов⁴⁴.

Вечером состоялось братское совещание архипастырей по различного рода вопросам, касающихся духовных и материальных нужд Сухумской епархии: о постановке миссионерского дела в Абхазии, о миссионерских библиотеках при церквах и школах, о введении миссионерского отдела в курс обучения во второклассной школе, о мерах против отступников, об открытии миссионерской семинарии в г. Сухуме, об учреждении в г. Тифлисе центральной типографии и свечного завода для экзархата и т. д.

24 апреля погода испортилась и помешала владыке осмотреть достопримечательности Сухума, такие русские культурные начинания, как сады Великого Князя Александра Михаиловича, гг. Рукавишникова и Ноева. В этот день экзарх посетил древний Драндский монастырь, отстоящий от Сухума верстах в двадцати. Драндский храм очень оригинальной архитектуры, с огромным, но низким куполом, в котором имеется 18 окон. Древность его несомненна, но век построения, за отсутствием надписей и других хронологических данных, определить трудно. Здесь прежде, до XVI века, жили епископы; затем храм запустел и восстановлен уже при русском владычестве с 1883 года. В настоящее время здесь благоустроенный русский монастырь, в котором насчитывается свыше 300 иноков; при монастыре имеется школа, в которой учатся русские, грузины, мингрельцы, болгары, молдаване.

Из монастыря владыка возвратился в Сухум и здесь принял трапезу в доме начальника Сухумского округа подполковник В. Н. Прогульбицкого. За трапезой, между прочим, местный археолог г. Чернявский, рассказывал много интересного о прошлом города Сухума (Диоскурий, Севастополис у греков), о котором упоминают Птоломей, Плиний и другие, о пребывании здесь Митридата, о христианских древностях города, многочисленных храмах и проч. На развалинах древнего Севастополиса турки в XVI веке устроили крепость Сухум, которая и перешла к русским в половине XIX в., после Восточной войны.

Из Сухума владыка на пароходе направился в гор. Поти, куда прибыл в ночь на 25 апреля. Утром экзарх посетил собор, церкви, школы, сделал визиты почетным лицам, посетил портовую часть и военную церковь, а также совершил закладку новостроящейся прогимназии, а затем отправился в помещение городской думы, где владыке, между прочим, показали модель предположенного к постройке в гор. Поти собора; проект его составлен А. И. Зеленко, строителем коммерческого училища в Москве и собора в С. Стефано. Постройка предположена из железобетона; архитектура – необыкновенно легкая, греческого типа; предположено во избежание сырости внутри покрыть стены пробкой; крышу предположено сделать из легкой марсельской черепицы, особой формы, по виду совершенно тожественной с древними византийскими. На постройку храма собрано в России добровольных пожертвований до 170 000 руб.

26 апреля экзарх прибыл в Ново-Сенаки. Здесь были осмотрены новостроящаяся церковь и местное министерское училище, в котором владыка присутствовал на двух уроках, данных по естественному методу. Учителя достигают в преподавании по этому методу удивительных результатов: ученики бойко, сознательно владеют русской речью, с интересом учатся; урок оживляется наглядными пособиями, постоянными вопросами, одиночными и общими ответами. Такой же успех по русскому языку и в местной начальной женской школе. Здесь же и церковная школа; учительницы, видимо, горят усердием к делу, но какая разница в усвоении русского языка: ученицы церковной школы идут при русском разговоре как бы ощупью, робко, неуверенно, – ясно, что в их уме в это время совершаются два, иногда и три параллельные процесса: мысль на родном – мингрельском языке, та же мысль по-грузински и та же мысль по-русски. Таковы неудобства и притупляющее значение переводного способа, особенно при одновременном изучении трех языков.

Как только вышел владыка из нормального училища, к нему подошел молодой князь Дадиани и в присутствии собравшегося народа стал что-то читать по бумажке. Владыка в недоумении слушал это чтение; оказалось – это та же просьба, что предъявлялась и в г. Поти – о сохранении грузинского языка в богослужении; очевидно, и сюда занесен тенденциозно освещенный и злонамеренными людьми распространяемый слух о замене грузинского языка в богослужении каким-то другим. Владыка, обратившись к окружающим, громко объяснил всю нелепость распространяемых слухов и пригласил князя Дадиани сопутствовать при посещении им духовного училища и церковной женской школы. Здесь владыка спрашивал учеников по церковно-грузински, а равно и по церковно-грузинскому пению, и везде ученики давали прекрасные ответы. В приготовительных классах на расспросы владыки ученики заявили, что когда они жили дома, в деревнях, то по-грузински ничего не понимали, потому что и народ не знает по-грузински, но что они обучались и обучаются грузинскому языку уже в духовном училище. Иное обнаружилось в женской церковной школе: многие из учениц и до поступления в школу понимали по-грузински, потому что проживать не в деревнях, а в самом местечке Ново-Сенаки, где грузинский язык очень распространен. Таким образом, князь Дадиани самолично убедился в том, что он сделался жертвой обмана со стороны непрошенных радетелей о богослужении.

Из Ново-Сенак архипастырь проехал в Теклятский женский монастырь, находящийся в горах, в 8 верстах от Ново-Сенак, недавно учрежденный. У самого монастыря владыке представился поселившийся в скиту недалеко от Ново-Сенак подвижник о. Алексий, пользующийся большим уважением в народе. Архипастырь обласкал его и пригласил с собой в обитель. Инокини переживали тяжелое горе: основательница монастыря игуменья Афанасия, личность замечательная в духовно-нравственном отношении, умерла около месяца назад при чрезвычайно печальных условиях. Игуменья заболела, и ей по ошибке вместо хины всыпали мышьяк; она скончалась в страшных мучениях. Владыка утешил сестер и отслужил панихиду на могиле почившей. Затем архипастырь подробно ознакомился с монастырской жизнью; особенно же обратил внимание на школу, на которую казна ежегодно отпускает 1 200 рублей. Владыка указал на заметный изъян в школе в воспитательном отношении – отсутствие утренних и вечерних молитв; в учебном отношении замечены недостатки в усвоении русского языка.

Из обители владыка возвратился в Ново-Сенаки и немедленно отправился в Мартвильский монастырь, знаменитый своей древностью, а также ризницей и библиотекой. На пути владыка остановился в местечке Старо-Сенаки, где помолился в древнем храме; к сожалению, храм оказался в большом небрежении, иконостас отсутствует. Архипастырь обратил на это внимание духовенства и прихожан; в ответ выступал какой-то пожилой мужчина и подал от имени прихода просьбу, составляющую повторение просьбы кн. Дадиани. Ясно, что злонамеренная пропаганда смуты идет из Поти и местного значения не имеет. Оказалось, что и подававший прошение от имени жителей Старо-Сенаки – сам не старосенакский житель. Владыка объяснил народу суть дела, указав, что дело касается только обучения русскому языку в школах; представители народа с радостью заявили, что они желают учить детей своих не по-грузински и не по- мингрельски, а только по-русски, потому что русский язык их детям всего нужнее, а родного языка они не забудут, потому что говорят на нем дома.

Далее на пути владыка посетил церковь Нокалакевскую. Говорят, крепость Нокалакеви на римских картах I века показана на берегу моря; теперь она отстоит от него на несколько десятков верст. Здесь – старинная неприступная крепость, отделяющая огромную гору тройным рядом стен; развалины их и теперь белеют между ветвями густо поросшего по склонам горы мелкого леса, а часть стены пересекает дорогу и спускается к реке. Церковь была построена в самой крепости, но не на вершине, а у подошвы горы; это весьма старинный храм, во всяком случае, он построен не позже VI века; стиль ее – чисто греческий, купол низкий. В правом приделе показывают местную святыню – могилу сорока мучеников Севастийских. Предание о погребении здесь мучеников восходит к глубокой древности и встречается в грузинских летописях X века. Сорок каменных кубиков на полу изображают равночисленный сонм погребенных мучеников.

Такая древность и такая святыня хранятся здесь! Трудно, однако, изобразить словами, в каком запустении и небрежности находится храм. В приходе 200 дым. прихожан, 60 дым. князей. Попечительство же церковное состоит из 3 человек, и оно не дает для храма ни одной копейки. Церковь – в грязи, все требует ремонта, колокольчик висит на дереве, рядом – разрушенная колокольня, которую восстановить ничего не стоит, потому что строительный материал на месте. И школа едва-едва влачит свое существование; учительница несколько месяцев не получает содержания... С чувством глубокой грусти оставил владыка древний чудный храм.

В Мартвили владыка прибыл поздно вечером. Монастырь расположен на высокой горе; к нему проведена колесная дорога. Редкий по красоте вид открывается с монастырской горы во все стороны – на реки, бегущие у подножия горы, и на всю равнину, расстилающуюся до моря; обилие растительности, чудный воздух безопасность от врагов на высокой горе, – все это сделало Мартвили местопребыванием одного из главнейших епископов западной Грузии, называвшегося чкондидели; епископ этот занимал с епископом Карталинским первое место после католикосов при короновании царей; он же замечателен тем, что обыкновенно, во время военных действий он первый выезжал с отрядом в бой и, благословив битву, возвращался потом в арриергард. Чкондидели считался покровителем всех занимающихся письмоводством; в Мартвили в древности были школы, процветала литература. Из чкондиделей перед приходом русских в край особенно замечателен преосвященный Антоний, отличавшийся замечательной преданностью и верностью России. В соседней Имеретии кипела в 1803 –1806 гг. смута, измена и клятвопреступления, заключались союзы одновременно и с русскими, и с турками; в Мингрелии же было спокойно, благодаря влиянию такого почтенного лица, как чкондидели Антоний. Говорят, название чкондидели произошло от росшего здесь громадного дуба, который служил в древности предметом религиозного почитания.

Храм монастырский выстроен, а, может быть, только перестроен в 908 г. абхазским царем Константином; стиль его – чисто греческий, симметрия частей удивительная; на стенах фрески XVII века, но это – сравнительно новая живопись: под обвалившейся штукатуркой видны более древние фрески с греческими надписями. Теперь монастырь в запустении; монахов не более 10; храм и другие постройки требуют ремонта. Во дворе выстроено прекрасное новое здание – архиерейские покои для летнего пребывания здесь епархиального епископа; дом выстроил преосвященный Григорий, бывший епископ Гурийско-Мингрельский.

Наутро владыка назначил архиерейское богослужение в Древнем монастырском храме (был воскресный день). С утра с окрестных селений стал стекаться народ к богослужению; к концу литургии церковь уже не вмещала молящихся. Владыка после литургии совершил торжественный крестный ход вокруг монастыря; видимо, на население произвело это большое впечатление, так как, по словам монахов, крестные ходы здесь никогда не совершались.

Затем архипастырь посетил двухклассную монастырскую школу ризницу, библиотеку, где хранятся замечательные древности: крест XVI века Баграта Куропалата, Моквинское евангелие рукописное 1300 года с замечательными миниатюрами, рукопись года, переписанная в Антиохии, миниатюрное евангелие, писанное на пергаменте от руки XVII в., редкий и особо замечательный словарь черкесского языка, писанный грузинскими буквами, древние облачения, сосуды, принадлежности архиерейского служения. Помещение ризницы сырое, неопрятное, рукописи хранятся в сундуках, не проветриваются, что при сырости помещения способствует, конечно, их гниению, описи всех этих сокровищ богословской и исторической науки не оказалось. Владыка приказал самые замечательные вещи поставить на особом столе и снять с них фотографию.

На обратном пути в Ново-Сенаки было посещено селение Мартвили, Харебский монастырь и село Бандза.

В селении Мартвили владыка убедился в справедливости одного донесения из Гурийско-Мингрельской епархии: в этом селении проживают 10 священников из соседних приходов; они получают жалованье, но в приход являются только по крайней необходимости. Это – величайшее зло в Закавказье, способствующее религиозному одичанию народа, вредное и в школьном отношении, потому что заведующий школой священник, не живя в приходе, только числится при школе и совершенно не руководит ею.

В Харебском монастыре владыке было показано множество святых мощей. Мощи эти, как и другие многие святыни, иконы, кресты и проч. принесены были в Грузию, как предполагают, не из Греции, а из церквей Востока, из Сирии, Палестины, Халдеи, во время гонений монголов и арабов. Действительно, мощей этих во всех древних церквях и монастырях Грузии великое множество. В Харебском монастыре погребен вышеупомянутый чкондидели преосвященный Антоний. Монастырь крайне беден, живет подаяниями и сборами, монахов нет и десяти. Отсюда владыка заехал в сел. Бандза, где находится второклассная школа.

Из Ново-Сенак выехали 28 апреля. Направляясь в Кутаис, экзарх остановился в Самтреди и посетил здесь временную железнодорожную церковь. Рабочие и служащие на вокзале заняты мыслью об устройстве постоянного храма. Архипастырь с горячим сочувствием отнесся к этой мысли: Закавказская дорога вообще сильно нуждается в увеличении церквей, церковных школ, возвышении пастырской деятельности духовенства. Потому масса железнодорожного рабочего люда и представляет здесь благоприятную почву для пропаганды всяких зловредных учений, что им нет противовеса в религиозном влиянии церкви. Владыка дал ряд указаний, как всего удобнее собирать необходимые средства на построение храма и как дешевле и поскорее выстроить самый храм. Отчисление 1% из жалования служащих на построение храма было бы мерой не обременительной и вполне целесообразной; эта мера одинаково применима и на железных дорогах, и в портовых городах, в таких, как Поти, Батум, Сухум и другие. Нет ничего хуже, как постоянная надежда при построении храмов или на казенный отпуск, или на сбор внутри России. В последнее время сборщики с Кавказа, и именно западной Грузии, особенно часто отправляются в Россию за пожертвованиями то на бедные церкви, то на бедные монастыри. Просят все – города и селения; богатые Поти и Кутаис просят наравне с деревнями. Заявления о бедности слышны везде; о бедности часто говорят люди, одетые в шелк, в местностях, где девушки и женщины одеты так богато, как не одеваются в России люди среднего достатка. Нужно сказать при этом, что и вообще население Закавказья, живя в богатой стране, возделывая не рожь, а виноград, имея прекрасный сбыт сельскохозяйственных произведений, несравненно богаче русских крестьян внутренних наших губерний. Таким образом, нельзя сказать, чтобы местное население не могло удовлетворять своим религиозным нуждам на свои собственные средства. Но и помимо этого, устроение храма без всяких жертв со стороны населения не приносит всей полноты добрых для него плодов в религиозно-нравственном и воспитательном отношениях: храм тогда не является своим, близким и кровным и понятным по понесенным трудам и лишениям.

По прибытии в Кутаис экзарх последовал в кафедральный собор, где для встречи собралось духовенство во главе с преосвященным Леонидом, который обратился к владыке-экзарху с приветственной речью.

Из собора, посетив епископа Леонида, экзарх выехал для обозрения духовно-учебных заведений города: духовного училища, семинарии и епархиального женского училища. Особенно внимательно владыка остановился на осмотре духовной семинарии. Семинария эта – учебное заведение сравнительно очень молодое; она открыта в конце 1894 года при экзархе Грузии Владимире и епископе Имеретинском Гаврииле для трех епархий западной Грузии: Имеретинской, Гурийско-Мингрельской и Сухумской. В семинарии 178 учеников почти сплошь туземцев. В соседней с семинарией приходской Петропавловской церкви, где были собраны, вследствие закрытия временной семинарской церкви, все воспитанники семинарии, архимандрит Сильвестр приветствовал экзарха речью.

Владыка-экзарх призывал воспитанников к борьбе с врагами Христа-Спасителя и Церкви Его, призывал их, как богословско подготовленных, к пастырскому служению, причем указал, что он нуждается в кандидатах священства-богословах и обещал давать священнические места и в Грузинской епархии.

Затем владыка посетил Петропавловскую церковно-приходскую школу, а в семинарии осмотрел временно-закрытую церковь и другие помещения семинарии и присутствовал на экзаменах в 6-м классе. Отсюда владыка отбыл в женское епархиальное училище и осмотрел находящееся недалеко отсюда новое место, предположенное к покупке для постройки семинарских зданий.

На послеобеденное время назначено было посещение Гелатского и Моцаметского монастырей, с осмотром их древностей и достопримечательностей. В Гелатском монастыре владыка выразил глубокое сожаление по поводу закрытия монастырской школы, помещавшейся в доме, пожертвованном монастырю приснопамятным Имеретинским епископом Гавриилом, а в обновленном Моцаметском поклонился мощам св. Давида и Константина, князей Аргветских. Из Моцаметского монастыря владыка проследовал на вокзал железной дороги и отбыл в Тифлис.

Путешествие архипастыря длилось две недели. Экзарх возвратился обогащенным впечатленьями и наблюдениями, лично и непосредственно ознакомленный с вверенным ему обширным экзархатом.

В нашем обществе мало интересуются успехами православных миссионеров среди язычников, живут ли они внутри России или за рубежом ее. Существует даже ходячее возражение против миссионерства, – сколько таких ходячих фраз – для ленивых мыслью и чувством! Православная Церковь наша, – говорят и повторяют, – чужда духа прозелитизма... Не станем долго останавливаться на этом возражении: конечно, оно истинно, если под прозелитизмом понимать желание обратить в свое исповедание как можно больше последователей, не стесняясь никакими средствами, вроде подкупа, насилия и угроз, включительно до кощунственного упрощения христианства, вроде дозволения женщинам в Индии носить рядом с христианскими эмблемами бесстыдные амулеты или изображения Спасителя на иконе в китайском костюме и даже с косой, как это мы видим в некоторых миссиях восточной Азии. Но приведенное возражение глубоко ложно, если понимать под словом прозелитизм всякую попытку любящей души сообщить содержимую истину заблуждающемуся брату. В последнем случае мы осудили бы Самого Божественного Учителя, повелевшего ученикам идти в мир весь и проповедать евангелие всей твари; осудили бы и все древние церкви, которые всегда из своих духовных сокровищ уделяли для народов, неведущих истины, пастырей и проповедников. Можно сказать, что напряженностью интересов миссионерских можно определить живость и крепость церковной жизни и церковного сознания того или другого народа. В этом отношении равнодушие русского образованная класса к делу миссии нашей Церкви – не великая похвала для него.

Миссионерство русской Церкви тем более высоко и ценно, тем более заслуживает похвалы и удивления, чем более было дня него препятствий, часто едва одолимых. На заре русской государственности православно-христианское население мы видим только на берегах Днепра и озера Ильменя: весь север и восток Европы и далее необозримые пространства Азии, – вся эта огромная территория лежала перед юной русской Церковью, как богоданная нива, требующая напряженнейшей христианской работы. Условия для такой работы были так тяжелы, что едва же, судя по человеческим соображениям, можно было здесь надеяться на успех христианской проповеди: суровый край, с редким населением; состоящим из дикарей, и притом враждебных к славянам и видевших в христианстве орудие своей племенной гибели, а в язычестве – знамя обособленности; невозможные пути сообщения среди глухих лесов и топких болот на обширных и незаселенных пространствах; отсутствие просветительных учреждений; удаленность культурно-христианских центров жизни в Царе-граде или на западе Европы; бедность материальная; незначительная численность славян-христиан, скудость церквей, малочисленность духовных деятелей, книг, церковных принадлежностей, разноплеменность и разноязычие дикого населения на севере и востоке Европы и в Сибири; постоянные нашествия врагов, напряженность домашней государственной работы, – вот вкратце те условия, при которых пришлось трудиться русской Церкви во святом деле миссионерства. И все-таки, при таких тяжких условиях, православие распространилось в Европейской России необыкновенно быстро, и каждое столетие мы видим все новые и крупные успехи русской Церкви. Русские миссионеры, чаще всего безвестные монахи, без шума и похвалы просвещали чуд, мурому, вод, мерю и весь, шли к самоедам, лопарям, в Челмогоры, Колу и Вятку, в Пермь, к мордве, черемисам и прочим народностям и, по выражению одного немца, путешествовавшего по России в XVI веке и удивленного широкой миссионерской деятельностью нашей Церкви, убелили костями своими необозримые равнины северной и восточной Европы.

К сожалению, школьное образование в России доселе еще так направлено и так обесцвечено в смысле церковно-национальном, что наши юноши более слышат и читают о Бонифациях Германии или Августинах Ирландии, чем о наших русских, великих в своем смирении деятелях. Кто знает о Феодорите кольском, Трифоне печенгском, иноке Кукше, о Трифоне вятском, Кирилле челмогорском, о подвигах и просветительном значении Германа, Зосимы, Савватия в дальних Соловках, Сергия, Германа и других иноков в Валаамской и Коневецкой обителях? Кто знает, как среди татар, поработивших землю русскую, раздавалась проповедь христианства и как в центре татарщины, в Сараеве, основалась даже русская епископия. Кто следил уже в самое последнее время в XIX веке за деятельностью Макария на Алтае, Иннокентия в Камчатке и в восточной Сибири, Дионисия в Якутской области? А ведь эта деятельность полна захватывающего интереса, и в будущем, когда, даст Бог, русское общество проникнется церковно-национальным самосознанием, она будет вызывать справедливую гордость в русском человеке, и будет воспитывать будущие русские поколения.

Теперь же вся эта обширная область знаний составляет достояние лишь специалистов русской церковной истории, и только особые, исключительные обстоятельства обращают внимание нашего существа на ту или другую сторону нашей церковной жизни и в частности – нашей православной миссии. Так именно было в 1900 году, когда многие впервые услышали о православных китайцах, из которых многие, даже мальчики, умирали от руки боксеров с верою, одушевлением и твердостью, напоминавшими древние времена мученичества. Теперь наши взоры прикованы к Японии.

Есть ли в Японии русская православная миссия? Много ли православных японцев? Что сделано для них? И каково теперь живется и чувствуется нашим единоверным братьям в Японии?..

Берем последние, опубликованные в печати данные о православной духовной миссии в Токио. К 1-му января 1901 года в японской церкви состояло: церковных общин 257; христиан в них было 25 994; священнослужителей – 36, в том числе епископ – 1, игумен – 1, священников – 28, диаконов – 6; из них русские: епископ, игумен, один священник и один диакон, все прочие – японцы; причетников-учителей церковного пения было 15; проповедников – 150. Крещено в продолжение года 1 099 человек. В учебных заведениях православной миссии в Токио состояло: в училище для катехизаторов – 9 учеников; в семинарии – 62, в женском училище – 77 учениц. Учащих в этих заведениях было 33; из них 4 наставника с академическим образованием (см. отчет обер-прокурора Святейшего Синода за 1900 г., стран. 256). О школе в Хакодате сведений не доставлено, равно и других школах, содержимых миссией. При миссии состояло особое Общество переводчиков религиозных книг; здесь было 8 переводчиков и 2 редактора периодических изданий, из которых одно носит название «Сейкео-Симпо», т. е. «Православный Вестник», выходящий два раза в месяц, а другое ежемесячное издание называется «Уранисики», т. е. «Скромность», – журнал, издаваемый при женском училище. Переводов богослужебных и духовно-нравственных книг издано в течение 1900 года 10, оригинальных книг и брошюр на японском языке 25. Издан также нотный сборник четырехголосного пения праздников. Деятельность миссии сосредоточена в Токио, в Хакодате, Нагасаки, в последнее время устроен храм в Киото; общины православные разбросаны по всей стране. В дополнение к сказанному относительно переводческой деятельности православной миссии необходимо упомянуть, что в течение последнего десятилетия на японский язык членами миссии нашей переведены с русского такие капитальные и весьма важные сочинения, как «Толковое евангелие» епископа Михаила, «Очерки Догматического православного учения» протоиерея Фаворова, «Христианская апологетика» Рождественского, «Инославные исповедания» протоиерея Иванцова-Платонова, «Житие святых» и другие книги, не говоря уже, конечно, о книгах Священного Писания и богослужебных.

Все это сделано исключительно инициативой и при главном сотрудничестве русского епископа Николая, подвизающегося в Японии с 1860 года.

Христианство в Японию занесено давно, с XVI века, католическими миссионерами. Замечателен и знаменателен рассказ о первых христианах в Японии. Какой-то иностранный корабль прибыл к берегам Японии и, негостеприимно встреченный, уходил в море. Вероятно, кто-то из пассажиров случайно уронил с палубы в воду в гавани книгу. Книга плавала около берега и возбудила любопытство двух гулявших здесь знатных японцев. Они приказали слуге достать книгу из воды, но читать ее не могли: она была написана на одном из европейских языков, им неизвестном. Кто-то сказал, что книга эта переведена на китайский язык, и перевод можно достать в каком-либо китайском порту. Достали перевод, и так как оба японца знали китайский язык, то они могли удовлетворить своему любопытству. Книга оказалась евангелием и глубоко заинтересовала читателей; скоро к ним присоединился третий, потом четвертый участник; образовался затем целый кружок... Когда прибыли миссионеры христианские и стали проповедовать учение Христово, почва для восприятия семени была уже готова в этом именно кружке первых читателей евангелия, которые и сделались первыми христианами. Христианство действовало в Японии с переменным успехом; не раз возбуждались гонения на христиан, как на вероотступников, и они, как, например, в 1638 г., гибли тысячами, бросаемые в море и в жерло вулкана Унцена, вблизи Нагасаки. Через два года после этого японцы убили прибывших в их страну четырех португальских послов и их многочисленную свиту только за то, что они были христианами; оставив из всех прибывших живыми только немногих, они отослали их назад на родину с таким наказом: «Пока солнце освещает землю, ни один христианин пусть не является в Японию».

Русских миссионеров не было в Японии до самого XIX века. Это и понятно: Сибирь была слишком редко населена, да и работы в ней среди языческих племен для русских миссионеров было слишком много; к тому же и сношения России с Японией начались не более 100 лет назад. Известно, что и 100 лет назад иностранцев в Японии встречал, неизменно, враждебный преем; отношения эти изменились только с 50-х годов XIX столетия, когда Япония открыла все свои порты для европейцев и быстро стала усваивать европейскую цивилизацию конечно, как и всегда бывает в таких случаях, главным образом, с внешней стороны. Благодаря такой перемене, Япония стала с этого времени открытой и для христианской проповеди. Тотчас же является здесь и русский миссионер – о. Николай отправившийся в Японию в 1860 году. Он уехал из России в дальнюю и неизвестную Японию совсем молодым иеромонахом, не докончив даже курса Петроградской духовной академии. Его отъезд явился историческим моментом. Среди нас есть живой свидетель этого момента – высокопреосвященный Алексий, экзарх Грузии, провожавший в числе других студентов Петроградской духовной академии молодого о. Николая в далекий и неизвестный путь. В то время, когда не было еще ни одного православного японца, можно ли было ожидать живущим и поныне участникам знаменательных проводов молодого монаха, можно ли было им ожидать и надеяться, что они еще услышать при жизни о японской православной церкви, восходящей от силы в силу! Можно ли и теперь предвидеть, что готовит Господь этой церкви через новые 40 лет?

Отец Николай ехал в Японию долгим и тяжким путем чрез всю Сибирь; в Николаевске он зимовал и здесь встретился с престарелым славным миссионером Сибири и Камчатки архиепископом Иннокентием, который благословил молодого миссионера на подвиг и молитвами, и советами, и указаниями своего широкого опыта в апостольском делании. О. Николай вступил на японскую почву преисполненный самых светлых надежд. «Когда я ехал туда, – говорит он со свойственной его языку оригинальностью и образностью, – я много мечтал о своей Японии, она рисовалась в моем воображении, как невеста, поджидавшая моего прихода с букетом в руках. Вот пронесется в ее тьме весть о Христе, и все обновится! Приехал, смотрю, – а моя невеста спит себе самым прозаическим образом и даже не думает обо мне».

О. Николай прибыль в гор. Хакодате и в течение первых десяти лет состоял собственно в распоряжении русской нашей Дипломатической миссии и ее консульства. С первых же дней своего пребывания в Японии он ревностно принялся за изучение японского языка и ныне считается одним из основательнейших знатоков его в среде самих японцев. Он приглашал к себе учителей, ходил слушать проповеди жрецов, – все для того, чтобы лучше овладеть языком. Особенно много помогли ему в отношении так называемые «рассказчики»: это особая профессия в Японии. Рассказчиков можно сравнить с нашими писателями-беллетристами. Во многих городах есть так называемые «говорильни», где подобные рассказчики публично произносят перед слушателями, в несколько вечеров, свое произведение, которое уже потом записывается и печатается. Посещение таких публичных литературных собраний дало о. Николаю не только знакомство с языком страны, но, самое главное, знакомство с мировоззрением и с душой народа, с его думами и идеалами, с историей, религией и проч. По мере ознакомления с японским языком о. Николай переводил на этот язык самые нужные священные и богослужебные книги, и таким образом готовился серьезно к миссионерскому подвигу по завету первоучителей славянских Кирилла и Мефодия, которые говорили, что проповедовать без книг – все равно, что писать на воде.

В высшей степени интересны и поучительны первые успехи о. Николая на поприще миссионерства. Русский консул в Хакодате искал учителя фехтования для своего сына. Ему порекомендовали некоего японца Савабе, как человека, весьма опытного в этом искусстве. Савабе собственно служил жрецом синтоистским; он отличался самомнением и пропитан был нескрываемой ненавистью к иностранцам. Что-то угрюмое и злобное лежало в его душевном складе. Встречаясь с о. Николаем у консула, он всегда выказывал по отношению к нему особую злобу; съеживая и без того всю маленькую фигурку свою, он проходил всегда мимо о. Николая как-нибудь боком, чуть не скрежеща зубами и бормоча про себя ругательства. Раз о. Николай решился спросить его: «За что ты на меня так сердит?» Савабе отвечал: «Вас, иностранцев, нужно всех перебить. Пришли вы сюда выглядывать землю нашу». «А ты, – злобно прибавил Савабе, – ты со своею проповедью больше всего повредишь Японии». О. Николай, встречаясь при консульстве с Савабе, вступал все чаще и чаще в разговоры с угрюмым жрецом. «Да знаешь ли ты, какое христианское учение, если осуждаешь его?» – спрашивал миссионер. Савабе должен бы признаться, что ничего не знает о христианстве и ненавидит его только за то, что оно – религия иностранная. «А разве справедливо судить и ненавидеть то, чего не знаешь? – говорит о. Николай. – Ты сначала выслушай, да узнай, а потом, если увидишь, что хуже, и осуждай нас, прогоняй из Японии христиан. Тогда ты будешь, по крайней мере, справедлив».

«Ну, говори», – коротко и злобно сказал Савабе. Миссионер рад и тому, что его захотели хоть слушать. Речь полилась о Боге, о душе, о грехе, о бессмертии. Начались вопросы и споры со стороны Савабе; языческий жрец, видимо, заинтересовался христианским учением, сначала как совопросник, потом как любознательный, затем как испытующий истину, наконец, и как плененный красотой и внутренней силой этой истины. Не знаешь, где найдешь: это часто приходится испытывать и в деле миссии, как и вообще в жизни. Савабе стал увлекаться христианством и с захватывающим интересом читал евангелие. Сам он рассказывал потом о себе: «Открыто читать эту книгу я не мог, а читать хотелось. Вот я и выдумал читать за, то время, когда совершал службы в своем «миа», т. е. в синтоистском языческом храме. «Положишь пред собою евангелие вместо богослужебной языческой книги, да и читаешь, постукивая в обычный барабан. Никто и не думает, что я читаю иностранную ересь». Благодать Божия все более и более пленяла сердце Савабе. Но как креститься? А семья? А доходы жреца – единственное пропитание его самого и жены и детей? А публичная измена народной вере и притом со стороны ближайшего служителя? Долго и много пришлось бороться Савабе, пока, наконец, совершилось над ним великое таинство крещения, и он вошел в жизнь духовную и новую, в царство Божие. Пророчески-знаменательно о. Николай дает ему в крещении имя Павла, в честь великого апостола, который некогда из гонителя христианства Савла сделался самым ревностным его служителем и пронес благовестие о Христе по всему миру. Из языческого жреца Савабе также сталь ревностным проповедником христианства, а потом и священником. До самого последнего времени он, – уже престарелый иерей при храме Воскресения в Токио, – управлял на правах как бы помощника епископа Николая несколькими христианскими общинами. Если он жив, то нелегко теперь, во время войны, у него на душе...

Проповедь христианства Павел Савабе начал с одного друга своего, врача. Долго он мучился. Не раз, поставленный в тупик возражениями друга, он в отчаянии прибегал к о. Николаю с просьбой разъяснить ему сомнения и недоумения. Повеселев, с новым запасом сведений, он бежал к своему собеседнику, и через несколько дней снова являлся перед своим духовным отцом разбитый, унылый, подавленный; опять бежал Савабе к приятелю, и вот, наконец, пришли к о. Николаю оба: Савабе и его друг врач Сакаи. Этот тоже крестился и получил в крещении имя Иоанна; он также сделался светочем христианства в Японии. Евангельская истина произвела в нем переворот глубочайший и решительный: он сразу оставил все свои слабости, все привычки язычника и после крещения стал подвижником.

Это были первые успехи о. Николая в Японии. Горько, больно, обидно знать, что его делу мешали, главным образом, не язычники-туземцы, а те свои, родные, представители православной России в языческой Японии, от которых в служебном отношении зависел о. Николай, и от которых он мог и должен был ожидать только сочувствие и поддержки. Как ни горько, а нужно сознаться, что православные миссионеры и в Китае, и в Палестине, и в Америке – везде встречали со стороны дипломатических представителей наших одни препоны. Всего три года назад я и сам видел это собственными очами в одном из соседних с Россией государств... Довольно сказать, что о. Николая какой-нибудь русский консул часами держал в передней, отдавая его на унижение пред язычниками, и немедленно выбегал с распростертыми объятиями, когда ему докладывали, что консула русского удостоил посещением языческий бонза... Впрочем, опустим завесу перед этим нашим позорищем: что было, прошло; будем надеяться, что, по крайней мере, не повторится.

В 1870 году о. Николай выходит из состава нашего дипломатического посольства в Японии и с разрешения Св. Синода открывает особую самостоятельную японскую православную миссию. С этого-то времени успех православия в этой стране начинает сказываться особенно заметно и быстро. Миссия скоро разделяется: о. Николай переносит свою деятельность в Токио, а в Хакодате он оставляет иеромонаха Анатолия из русских, присланного к нему помощником. Отец Анатолий, впоследствии архимандрит, ныне покойный 1893 г.), приобрел глубокую любовь японской паствы и особенно заботился о воспитании детей в христианстве. В Хакодате он открыл для этого прекрасную школу. В ней он, главным образом, действовал и воспитывал детей своей необыкновенной искренностью и любовью. Раз он зашел в школу и вдруг горько заплакал. Оказалось, что на стене дети изобразили неприличные рисунки. Эта картина плачущего учителя-священника глубоко потрясла детей и произвела на них благодетельное влияние. Православные японцы выразили желание воздвигнуть памятник о. Анатолию в Токио, в ограде русского храма.

О. Николай, перенесший проповедь в Токио, также не остался одиноким; он сразу же нашел здесь до 70 слушателей и последователей. Мало-помалу стадо православных сынов Японии сплотилось около этих самоотверженных проповедников, терпя нужду, притеснения и лишения, но горя верою и высоким воодушевлением. Правительство недружелюбно относилось к православным: Павел Савабе, уже возведенный в сан священника, был брошен в тюрьму за проповедь православия; освободившись оттуда, он все-таки поддерживал сношения с заключенными в тюрьме христианами и вместе с тем продолжал свою проповедническую деятельность, избрав для этого одну старую и темную кладовую близ кумирни. Не в лучших условиях приходилось трудиться и о. Николаю. Долго терпел он всякие лишения. «Представьте себе, – писал он, – комнату на чердаке, по точнейшему измерению в 11 кв. футов, и в этой-то комнате, высотой немного более 2-х аршин, происходило обучение 20 человек Закону Божию. Сидеть – уже не спрашивайте, как сидеть. К счастью, есть еще два окна, одно наискось другого; если благотворная природа посылает ветерок, то и ничего, а нет течение воздуха, – духота нестерпимая. Внимание с трудом связывает мысли, самое горло отказывается служить... И слушателям плохо... Что делать? Увы, и летом и зимой, круглый год будет то же неудобство для проповеди».

Однако и при таких условиях дело проповеди продолжалось весьма успешно.

Постепенно увеличивалась паства; явилась и помощь денежная из России от Святейшего Синода, от Всероссийского Миссионерского Общества и от московских благотворителей. Открылась возможность приобрести все нужное для богослужения, строить небольшие храмы, издавать нужные книги. Остальное сделала святая и горячая ревность о. Николая. Мы уже видели, что теперь православных японцев насчитывается уже до 26 000 (это три года назад) и они имеют уже приходы, храмы, учебные заведения, организованную переводческую и литературную деятельность. Все это – плоды трудов о. Николая в течение 44 лет его пребывания в Японии; с 1880 года он возведен в сан епископа и управляет в зависимости от Российского Святейшего Синода японской православной паствой как бы на правах епархиального епископа. Носит он титул епископа Ревельского и Японского.

Внутреннее устройство японской православной церкви имеет некоторые особенности сравнительно с русской церковной жизнью, они особенности вызываются, конечно, миссионерскими нуждами Японии. Проповедью христианства занимаются особые катихизаторы, лица не священного сана; они служат помощниками священников и обыкновенно разъезжают от одной общины к другой. Почти все они – люди семейные. Содержание они получают частью миссии, частью же от приходов. Проповеднические беседы бывают весьма оживленными. Язычники возражают проповедникам, завязываются горячие споры. Иногда знатные японцы призывают к себе в дом проповедников для беседы.

Внутренняя сила христианства несомненна, и споры с язычниками не опасны для проповедников. Опасны – озлобление и преследования язычников. Правда, с 1889 года указом микадо объявлена в Японии веротерпимость, но объявить веротерпимость, как и европейскую цивилизацию, гораздо легче, чем в действительности ей следовать. Известия последнего времени, из которых видно, что православный храм в Токио теперь охраняется полицией от ярости народной, говорит далеко не в пользу японской веротерпимости. Кстати, о храме в Токио: этот величественный собор во имя Воскресения Христова выстроен на доброхотные даяния московских благотворителей Миссионерского Общества и составляет истинную славу православия в Японии. Все прочие православные храмы в Японии, числом до 25, малы и неблаголепны. Храм же токийский вмещает до 1 500 человек и снабжен весьма богатой и художественной утварью. Когда он строился, то подозрительные японцы делали тысячи предположений относительно тайных целей постройки, тем более что он расположен на возвышенном месте и отсюда недалеко до дворца микадо. Японцам казалось, что это – «русская крепость», что здесь грозит опасность Японии, что отсюда будут делать наблюдения за дворцом и проч. Предполагалось даже купить этот храм за миллион иен и подарить императору; другие предлагали воздвигнуть высокую стену или насыпать гору между храмом и дворцом. Храм благополучно освящен 24-го февраля 1891 года; японцы успокоились, видя, что в нем не совершается ничего, кроме молитв и богослужения, и притом священниками, из которых большинство состоит из природных японцев.

Возвратимся к внутренней жизни церкви в Японии. Над катехизаторами-проповедниками стоят священники, которые, главным образом, служат для обращенных и крещеных; участие их во внешней миссии ограничивается только тем, что они дают советы проповедникам и руководят их деятельностью.

Все деятели юной японской православной церкви ежегодно созываются на собор. Для удобства место заседаний собора меняется: один год, для северной части Японии, собирается он в Токио, другой год, для южной половины, – в Осака. Время созвания собора приурочивается обыкновенно к лету, к концу Петровского поста. Заседания происходят просто и оживленно. В церкви у солеи ставится стол, за которым садятся епископ и старшие священники; на полу, по местному обычаю, садятся прочие священники, диаконы, причетники, катехизаторы. Епископ открывает заседание молитвой и пастырским поучительным словом, затем читаются отчеты о состоянии приходов, разрешаются текущие вопросы, например, об открытии новых церквей, приходов, благотворительных учреждений, рассуждают о приемах проповеди, о расширении миссионерской деятельности и проч. Занятия обыкновенно начинаются с утра, прерываются в полдень на час-два, затем продолжаются до вечера. Соборы вносят большое оживление в церковную жизнь и способствуют сплоченности церкви между собой.

Прихожане имеют «симбокуквай», т. е. постоянные братские собрания, – род наших церковно-приходских попечительств. Созываются они раз или два в месяц; здесь разрешаются различные дела, касающиеся церкви или прихода, произносятся чтения и речи, обсуждаются вопросы общественного характера, собираются взносы прихожан на дела общины, на содержание духовенства. В последнее время стали возникать при многих церквах особые кружки и из женщин-христианок. Собрания их происходит по праздничным дням. Женщины, насколько возможно, заботятся об успехе проповеди, но главное их занятие – благотворительность, которая особенно усиливается перед Рождеством Христовым и Пасхой. Члены «фу-зин-квай-я», – так называются эти кружки, – в благотворительности не различают крещеных от некрещеных своих соотечественников.

Жизнь внутренняя у японских христиан, конечно, прежде всего, обусловливается тем обстоятельством, что среди 38 миллионов язычников они представляют собой едва заметную величину. К тому же они находятся всегда под подозрением у язычников, в ненависти у жрецов и представителей власти. Все это способствует сближению и сплоченности между собою христиан, которые представляют собой как бы одну большую семью. Общественное богослужение и храмы в этом отношении, как и везде, делают свое дело. Нужно заметить, что в Токио, например, богослужение, совершается весьма благолепно; имеется хороший хор из православных японцев, изданы и церковный ноты, как мы уже выше заметили. При училищах в Токио имеется и иконописная мастерская, где работают две мастерицы, изучившие иконопись в России. Такой же точно строй жизни, чисто семейный, замечается и в учебных заведениях, содержимых миссией. Сознание единства сильно у христиан; сильно и сознание их православия. В 1888 году, когда в Киеве 15-го июля праздновалось торжество 900-летия крещения Руси, японские христиане откликнулись на русское торжество адресом. Мы не имеем его под руками, но хорошо помним, как просто и метко охарактеризовали православие японские наши единоверцы. «В нашей стране, – писали они, – есть немало называющих себя христианами. Мы и наши отцы хорошо наблюдали за ними; одни из них и сами не знают, что они к своему учению завтра прибавят (католики); другие не знают, что они в своем учении завтра убавят (протестанты). Только-то христианство, которое принесли к нам русские, сами взявшие его у греков, всегда одинаково, без прибавления и без убавления. И мы уверовали, что оно от Христа, и полюбили его».

Так приблизительно говорили японские христиане, наши единоверцы. Нам оставалось только радоваться царству Божию, пришедшему в силу там, на дальнем океане, на островах Японии.

И вот ныне грянул гром Божьего испытания. Выдержит ли его юная православная Церковь в Японии? Что должны теперь испытывать и чувствовать ее сыны? Где теперь преосвященный владыка Николай, этот старец, отдавший Церкви японской всю молодость, все силы и всю жизнь? И что у него теперь на душе?

Громы пушечных орудий сильнее ли хотя бы и тихого голоса благовестия евангельского? Злоба человеческая сильнее ли благости Господней? Велиару ли победить Христа?

Неисповедимы судьбы Божии. Что уж тяжелее и бедственнее войны. А нередко ведь случалось, что страны расцветали даже после войн неудачных. По-видимому, что может более противодействовать и христианству, как не война, что гибельнее можешь быть и для православия в Японии, как не эта вражда ее к России?

Но опять повторим: неисповедимы судьбы Божии и велика внутренняя сила истины. Не раз случалось, что за мечом христианских народов, после их побед над язычниками, неожиданно быстро, среди побежденных, распространялось евангелие. Язычникам часто нужно было прежде опытно познать силу Креста, чтобы потом уверовать и в правду Его. Так крестилась восточная римская империя, когда представитель ее – язычник Лициний пал в борьбе с равноапостольным Константином под Адрианополем в 323 году. Не случайность в том, что тогда же, в 323 году, крестилась и Грузия, входившая в сферу влияния римской империи, и быстро стала христианской. Так и при Карле Великом, после успехов его оружия крестилась Саксония. Не случилось ли того же и с нашими отдаленными язычниками-предками: пленяя православных греков, прибивая щит к вратам Цареграда, они и сами пленялись красотою небесной истины и приготовляли Русь к христианству. Может быть, и Японии незримо готовится теперь та же судьба. Православие уже началось в ней, уже блистательно показало свою внутреннюю силу и жизнеспособность. Оно явилось и действует, совершенно чуждое всякой политики; этого не могут отвергать даже самые его враги. Здесь и залог его успеха и будущего расцвета. Скоро ли увидим этот расцвет?

Судьбы Божии неисповедимы!

Более 500 лет назад Россия, объединенная и державная, перед лицом Бога и мира приняв наследие и мировое призвание Византии, внесла в свой государственный герб изображение святого Георгия Победоносца, копьем, крестом венчанным, поражающего дракона. Может быть, теперь именно приспело время сознательно исполнить русским людям то, что некогда уразумели их предки смутным чувством и закрепили вековым преданием?! Может быть, теперь уже сочтены дни дракона, который знаменует языческий Восток; может быть, в настоящей войне увидит Япония новый Адрианополь, и скоро Крест засияет в ней, и страна Восходящего Солнца будет скоро служить и «кланятися Солнцу правды» – Христу Богу нашему и Его «ведети с высоты Востока»?!

И русскому Царю не суждено ль быть новым Константином?

Русскому воинству, с венчанными крестом знаменами, не суждено ли быть новым Победоносцем?

И не говорит ли теперь Господь России в ее священной брани, не говорит ли, показуя на крест:

«Сим победиши»?!

Ей, гряди скоро! Ей, гряди, Господи Иисусе! Аминь.

−

Когда статья моя «Православие в Японии» была напечатана, получилась в Тифлисе февральская книга журнала «Православный Благовестник», в которой помещено извлечение из отчета преосвященного Николая, епископа Японского, о состоянии православной миссии в Японии за 1903 год. Приводим из этого отчета некоторые сведения, в дополнение к данным, сообщенным в нашей статье и относящимся к 1900 году.

В количественном росте христианских общин, храмов, христиан, членов причта и катехизаторов не произошло за год особо резкого увеличения. По-прежнему и число новых крещений в год превысило тысячу. Церковь в Кеото (древняя столица) окончена и освящена в апреле месяце. Из учебных заведений прибавилась женская школа в Киото с 24 учащихся. Возник новый журнал, специально для печатания оригинальных проповедей и катехизических баз, называемый «Сейкео-Еова», т. е. «Православная Беседа». Обычный собор священнослужителей состоялся в июле 1903 года.

В числе предметов обсуждения на соборе главное внимание занял вопрос об учреждении в Японии должности миссионера Русских, для общего руководства проповедниками и для помощи, а затем и приемствование епископу Николаю. Миссионер должен быть из молодых иеромонахов академического образования. Об этом давно помышлял епископ Николай и ныне возбудил пред Святейшим Синодом по сему делу соответствующее ходатайство. «Я, 68-летний старик, – пишет преосвященный, – доживаю последнее время моей жизни, посвящая его, кроме общего заведывания церковными делами, переводу богослужения, и давно пора подумать о заместителе меня здесь. Для юной японской церкви будет весьма неполезно, если, после моей смерти или в случае тяжкой болезни, станет заведовать ею здесь не человек, достаточно воспитавшийся здесь для того, а внезапно присланный, не знающий ни языка ее, ни истории, ни характера людей, ни обычаев страны. Это делает тем настоятельнее нужду не медлить с назначением сюда миссионера».

Преосвященный Николай много занят переводами богослужения и спешит с этим делом; в 1903 году переведена капитальная книга Пентикостарион (служба от Пасхи, кончая праздником Троицы) и издан обиход пения первой и Страстной седмиц Великого поста. Из других переводов следует отметить: Бахметьевой – «Рассказы из истории Христовой Церкви», Е. Смирнова – «История Христовой Церкви», ч. 2-я. о. И. Сергиева – «Моя жизнь во Христе», св. Иоанна Златоустаго – «Беседы», извлечение из «Книги Правил». Появились в печати и оригинальные произведения, принадлежащие христианам-японцам. Замечательно, что о св. Серафиме Саровском появились на японском языке сразу два такие сочинения. Видно, что православные японцы внимательно следят за русской церковной жизнью. Из других работ упомянем: «Сборник религиозно-философских статей» П. Ямада, «Религия и красота природы» В. Ямада, «Неведомый Бог», «Краткое объяснение символа веры», «Сборник проповедей и бесед» на японском языке и др.

Движение сумм по содержанию миссии представляется в следующем виде (в круглых цифрах): приход простирается до 95 000 иен, из них местных средств около 3 000 иен, остальная сумма–из России; деньги эти расходуются: на содержание членов миссии (4 000 иен), на жалованье духовенству и проповедникам (52 000 иен), на училища (24 000 иен), на издание журналов и книг (10 000 иен), на содержание зданий церквей и проч. (8 000 иен).

Отчет преосвященного Николая помечен 20-м января 1904 г. (по нашему стилю), на конверте же стоят два японских штемпеля: «Токио 5 февраля» (наш стиль – 23 января) и «Нагасаки 7 февраля» (по нашему стилю 25 января). Ясно, что отчет писан перед самым началом военных действий Японии против России, во время сильнейших антирусских демонстраций, когда уже войска японские скрытно отправлялись в Корею, а адмирал Того отправился с секретными полномочиями бомбардировать и взять Порт-Артур.

Как отразились все эти события на жизни православных сынов японской церкви? Вот что пишет преосвященный Николай: «Проповедь в стране беспрепятственно продолжалась, и Господь благословлял ее успехом. Нынешняя тревога в политических отношениях России и Японии почти нисколько не мешает проповеди, так как народ пребывает спокойным, а проповедники, в случае нужды, умеют объяснить независимость религии от политических вопросов.

Отрадные известия!

Посылает Бог испытания, дает и утешение. Я недавно возвратился из второклассной женской учительской школы, что при Бодбийском женском монастыре близ Сигнаха. В школе учатся 120 девочек, будущих учительниц, здесь вместе живут русские, грузинки, осетинки, гречанки, сванки, ингилойки, сиро-халдейки, пшавки, православные армянки... Какое патриотическое воодушевление в среде учащихся! И в церкви, и в классах слышится молитва о Царе и народе; каждый урок начинается и заканчивается пением «Спаси, Господи, люди Твоя». С усердием, в горячности чувств, дети в это время становятся на колени, полагают земные поклоны. Все это передалось детям от сестер обители, от учащего персонала – игуменьи, духовенства и учительниц. В школе поставили кружку на Красный Крест... «А можно опускать туда копейку»? – спрашивают маленькие ученицы приготовительного класса. Шьют белье в школе и в монастырях, готовят одежду для солдат. Монахини, трудившиеся над вышиванием богатой, стоящей до 500 руб. плащаницы, изъявили готовность, вырученную от продажи сумму всю полностью отдать на Красный Крест. Не откликнется ли какой-либо богатый собор? Все готовы идти в сестры милосердия, за монахинями вслед изъявляют такое же желание и ученицы... Окончилась ревизия школы, предлагаем угощение детям: отказываются от лакомств, просят переслать деньги за них по полкам, на флот и на Красный Крест. Собираются служащие при школе числом семь человек и заявляют о решении своем отчислять ежемесячно процент из небогатого жалованья. Игуменья Ювеналия от имени обители и служащих при школе вручает мне сто рублей на флот и на Красный Крест.

Возвращаюсь в Тифлис и получаю донесение из Караургана, с пограничного с Турцией греческого селения Карсской области, где имеется двухклассная церковная школа. Вот что пишет учитель г. Орнитопуло:

«2-го сего февраля, после божественной литургии, у нас было совершено молебствие о даровании победы русскому оружию на Дальнем Востоке. Перед молебствием наведывающий школой о. Харитов сказал прочувствованную речь, в которой указал, как верующий в Ветхом Завете израильский народ силою Божиею побеждал сильных врагов, как Давид, ревнуя о славе Бога Израилева, победил Голиафа. Не первое это испытание для России, – продолжал он; – вспомнил турецкие войны XVIII века, в которых Россия была одинока, но силой веры и упования всегда выходила из них победительницей. Долг каждого из нас непрестанно пламенно молиться о даровании победы Благочестивейшему Государю нашему и Его христолюбивому победоносному воинству над врагами. Молебен был совершен так умилительно, каждое слово так ясно и отчетливо звучало в ушах, что многие, стоявшие в церкви, прослезились, а иные плакали. В конце молебна провозглашено было многолетие, и певчие с особенной радостью громко грянули «многая лета».

После молебна учащие в церковно-приходской школе (один законоучитель и два учителя) постановили отчислять из всего получаемого ими содержания по 4%, впредь до окончания войны, в пользу семейств убитых на войне воинов, а жены их сняли с себя свои браслеты, кольца и другие украшения и просили о. Харитова отправить их по назначению. Один из учеников Караурганокой школы, восьмилетний К. X., снял с шеи золотой крестик и, передав о. законоучителю, сказал: «Батюшка, дайте мне простой, медный крестик, а мой, золотой, отправьте на помощь, чтоб русские победили язычников-японцев».

Потом поступили пожертвования от прихожан, исключительно от крестьян-греков сел. Караурган, 103 руб. 25 коп. Как деньги, так и вещи представлены в распоряжение военного губернатора Карсской области.

Сбор пожертвований по приходу продолжается.

Учителя церковных школ, при всей своей материальной скудости, горячо отзываются на призыв к патриотическим пожертвованиям, отчисляя процент из жалованья, а один из них прислал даже открытое письмо к своим собратьям, в котором воодушевленно приглашает их поднять патриотическое настроение в учащихся и в народе и организовать всюду сбор пожертвований на русский флот, на больных и раненых воинов и на нужды войны⁴⁶.

С 20 апреля по 4 мая 1904 года в гор. Тифлис происходили занятия съезда епархиальных наблюдателей церковных школ в епархиях Грузинского экзархата. Задачей съезда было объединить и упорядочить учебное дело в школах. Вопросы для занятий указаны были окружным советом и касались главным образом рассмотрения и объединения учебников по всем предметам школьного обучения, преподавания Закона Божия, родного языка, методов преподавания русского языка, единства расписания в школах, распределения учебного материала по неделям года, указания числа уроков по каждому предмету в школах двухклассных и второклассных, расширения времени обучения во второклассных школах, устройства книжных складов, коллекций предметов для наглядного обучения и проч. В связи с этим съездом рассмотрены разновременно представленные в окружной совет учебники по различным предметам, преимущественно местных авторов.

Съезд состоялся под председательством окружного наблюдателя школ протоиерея И. Восторгова.

Перед началом занятий участники съезда послали главному наблюдателю церковных школ В. И. Шемякину, председателю Училищного при Святейшим Синоде совета протоиерею П. Соколову и товарищу обер-прокурора Святейшего Синода В. К. Саблеру телеграмму нижеследующего содержания:

«Сегодня с благословения экзарха Грузии начались занятия съезда епархиальных наблюдателей церковных школ экзархата. Съезд, принося вам почтительные приветствия, просит не оставить школьных деятелей экзархата поддержкой в их усилиях объединить и благоустроить церковно-школьное дело на нашей окраине». Телеграмму подписали: протоиерей И. Восторгов, сухумский епархиальный наблюдатель протоиерей В. Ястребов, грузинский епархиальный наблюдатель А. И. Одоев, гурийско-мингрельский епархиальный наблюдатель Ф. Д. Жордания и имеретинский епархиальный наблюдатель, он же и делопроизводитель съезда, В. В. Васильев.

В ответ на эту телеграмму съезд удостоился получить ответные телеграммы:

От В. К. Саблера: «Искренно тронут дорогим приветом. Сердечно желаем руководителям церковных школ, собравшимся в Тифлисе, успешно потрудиться на пользу школ, дающих свет знания и утверждающих в союзе веры и любви разноплеменных чад единого отечества».

От протоиерея П. Соколова: «Шлю свой сердечный привет отцам и господам наблюдателям церковных школ и молитвенно желаю им полного успеха в трудах».

От В. И. Шемякина: «Желаю успеха трудам съезда, работающего для единения и мира. Спасибо за память».

Занятия съезда происходили ежедневно утром и вечером.

Постановления его были рассмотрены членами окружного училищного совета, каждым в отдельности, затем – в распорядительной комиссии и, наконец, в общем заседании совета, причем внесены были некоторые, впрочем, незначительные, поправки и дополнения. В общем, окружной совет вполне одобрил постановления съезда, которые, по утверждении журнала окружного совета его высокопреосвященством, представлены на окончательное утверждение в училищный при Святейшем Синоде совет.

Ожидается, что утверждение последует с таким расчетом времени, чтобы в течение будущего 1904–1905 учебного года были сделаны все нужные приготовления (переведены и изданы учебники, выписаны и разосланы по складам нужные книги и проч.), и затем постановления съезда могут войти в силу и быть осуществлены с начала 1905–1906 учебного года.

В виду важности для педагогического дела постановлений и суждений съезда, журналы его заседаний приводим в «Приложениях» к настоящему тому.

В настоящем собрании нашего Общества, посвященном памяти незабвенного Государя Императора Александра III, я решаюсь представить просвещенному вниманию вашему обзор церковной деятельности на Кавказе в царствование почившего Государя. Общеизвестен факт, что минувшее царствование было временем необыкновенного подъема религиозных интересов в русском обществе и всестороннего оживления церковной жизни в России. После шатаний и отрицаний 60-х и 70-х гг., возникших на почве увлечений идеями материализма, после широкого господства в русской литературе и жизни теорий утилитаризма, опустошивших нравственное миропонимание нашего общества, философская мысль русская созрела и окрепла; она развилась настолько, что ее уже не могло удовлетворить узкое и убогое материалистическое мировоззрение, и она заметно стала склоняться к широким горизонтам идеализма.

Кто не мог теоретически уразуметь вред и несостоятельность господствовавших в литературе и обществе понятий, взятых напрокат с Запада, тех убедительно и властно заставило призадуматься 1-е марта 1881 года.

И все-таки, при всех этих обстоятельствах, способствовавший, отрезвлению передового русского общества и повороту его внимания в сторону религиозных интересов, все-таки личный почин, личный пример Государя Александра Александровича имел здесь огромное значение. «Религиозность была основным фондом души Императора», так выразился об Александре III один из высокопоставленных иностранцев, гостивших в России. Отсюда – и благословенная деятельность Государя в области Церковной. Это был воистину «ктитор» всероссийской Церкви, как любили называть себя старые русские цари, это был «епископ внешних дел Церкви», как называл себя равноапостольный Константин. Сам Государь смиренно называл себя сыном Церкви... Так повелено было им сказать от его имени на киевском празднике девятисотлетия крещения Руси... В одном из своих манифестов он засвидетельствовал, что любил и почитал родную Церковь «свято, из глубины сердца». Поэтому-то постоянное внимание и заботы Государя о церковных делах вытекали у него не из государственных или каких-либо иных, посторонних соображений и потребностей, не составляли только как бы члена его политического символа, они истекали из глубины верующей души Государя, который в религии и Церкви видел, прежде всего, путь личного своего спасения. Это был, прежде всего, и больше всего верующий покорный Церкви сын. Эта черта сказалась в нем и при посещении нашего города Тифлиса. В одном учебном заведении назначено было в присутствии Государя литературно-музыкальное утро. В зале при входе Государя встретил его священник-законоучитель в облачении со св. крестом. После встречи попечитель округа почтительно попросил Государя занять приготовленное ему место. Государь, однако, не садился. Недоумение скоро разъяснилось: Государь терпеливо ожидал, пока священник, несколько замедливший, разоблачится. Он не хотел сесть и слушать участников торжества, пока служитель Божий оставался здесь же в священных одеждах своего сана и со святыней в руках. Вот почему, повторяем, при такой искренней религиозности и преданности Церкви личное влияние Государя в смысле укрепления религиозных начал жизни в русском обществе сказалось так заметно и сильно.

Все в области церковной жизни привлекало к себе внимание Государя: устройство новых епархий, учреждение новых монастырей и приходов, церковное пение, церковное зодчество, уставы духовно-учебных заведений, поднятие миссионерского дела, учреждение церковно-приходских школ, обеспечение духовенства, повышение приходской жизни, пастырской просветительной деятельности и т. п. В некоторых вопросах, например, в церковном зодчестве и живописи, Государь был тонким знатоком⁴⁷. Чтоб охватить всю эту сложную деятельность, осветить и иллюстрировать ее фактами, потребовались бы целые тома книг.

Мы остановимся, и притом кратко, на том, что сделано было в минувшее царствование в церковной области собственно на Кавказе.

Окраины вообще заботили Государя, а наша окраина, с ее древнеправославным местным населением, близким, и родным России по духу, с ее прославленными святынями, с ее захватывающей и полного религиозного интереса историей, тем более привлекала к себе сердце благочестивого Государя. В глазах русского человека Грузия всегда была и всегда будет обвеяна священными воспоминаниями... Посещение Государем нашего края, действительно показало, как он сам преисполнен был здесь чувств веры и молитвы: верим, они и сохранили его драгоценную жизнь в Борках на возвратном путешествии с Кавказа. Батум, Новый Афон и Баку, на окраинах Кавказа, в присутствии благочестивейшего Царя, праздновали закладку своих величественных соборов, – и здесь щедрой рукой были отпущены крупные суммы на устроение созидаемых храмов; святыни Грузии в Новом Афоне, Кутаисе, Гелатах, Мцхете и Тифлисе почтены Царем, который потом, сверх того, предпринял нелегкое экипажное путешествие и в Сигнах, чтобы в Бодби поклониться гробнице равноапостольной девы, святой просветительнице нашего края. Здесь державной волей царственного Поклонника указано быть женскому монастырю, который быстро на наших глазах вырос и расцвел в благоустроенную и многополезную для края обитель. При таком почтении Царя к святыням Кавказа, естественно, что он не был забыт в царственных заботах об его церковной жизни. В этом отношении, прежде всего, следует сказать об учреждении и преобразовании епархий на Кавказе.

В 1885 году образована была особая Владикавказская епархия, с подчинением ее Грузинскому экзархату, а в 1894 году эта епархия выделена была в совершенно самостоятельную, с подчинением ее к Дагестанской области. Это мероприятие дало устойчивость церковной жизни обширному краю и в целях миссионерских имеет огромное значение, богатое будущими плодами. Уже и теперь развитие церковного строительства, усиление школьной деятельности, учреждение во Владикавказе женского епархиального училища, в Ардоне – духовной семинарии, расширение христианского влияния и просвещения в северной Осетии достаточно оправдывают траты правительства на самостоятельную Владикавказскую епархию.

В том же 1885 году последовало новое, более удобное сравнительно с прежним распределение епархий Грузинского экзархата, которое в существенных чертах остается и доныне. Сущность изменений состояла в том, что Абхазская епархия, состоявшая прежде под управлением Имеретинского епископа, преобразована в особую епархию, с особым русским епископом во главе; вместо Гурийской епархии образована епархия Гурийско-Мингрельская, с отчислением к ней Мингрельского викариатства, прежде состоявшего в ведении Имеретинского епископа; Имеретинская епархия осталась, за сказанными сокращениями ее пределов, без викария и включила в свои пределы чисто-имеретинское население. Экзарх Грузии прежде управлял своей обширной епархией из семи губерний почти без помощников, так как один викарий его проживал во Владикавказе, другой управлял Горийской епархией. По новому распределению, за отчислением Владикавказского округа, в помощь экзарху дан епископ Горийский, как викарий; затем в 1886 году назначен и второй викарий, епископ Алавердский. При сокращении пределов экзархата, вследствие преобразования Терско-Дагестанской области в особую епархию, совершенно самостоятельную, экзарх Грузии, имея больше, чем прежде, помощников, значительно был облегчен в трудах управления экзархатом. Кроме того, при таком распределении епархий Грузинского экзархата достигнуто было сравнительно равномерное распределение количества приходов в каждой епархии.

Одновременно с этим Государственный Совет в 1885 году (2-го июня) утвердил новые штаты епархиального управления в образованных епархиях, – епархиальных канцелярий, чиновников и пр., с отпуском из казны потребных сумм. Штаты эти и доселе остаются в силе.

Несколько ранее (23-го апреля 1885 года) и независимо от утверждения штатов епархиальных управлений в Закавказье, образована была епархиальная канцелярия Владикавказская, с учреждением двух штатных должностей, с предоставлением им как общих, так и особенных по месту службы прав и преимуществ и с отпуском из казны необходимых средств.

В пределах же экзархата образованы были новые попечительства о бедных духовного звания; по Высочайшим повелениям они открыты в Гурийско-Мингрельской (2-го июня 1890 года), во Владикавказской и Сухумской епархиях (9-го февраля 1891 года); учреждения эти действуют на общих основаниях (согласно положению 12-го августа 1823 года).

Изменения в управлении Владикавказской епархии, вследствие перечисления в эту епархию приходов Терской области, доселе подчинявшихся епископу Кавказскому, проживавшему в гор. Ставрополе, повлекло за собой изменения и для обширной Кавказской епархии. Кроме отчисленных от нее приходов Терской области, от нее же перешли в новообразованную Сухумскую (прежнюю Абхазскую) епархию приходы нынешней Черноморской губернии и даже часть Кубанской области (около г. Анапы). Вследствие этого прежняя Кавказская епархия переименована в Ставропольскую и, сократившись в пределах, охватывает ныне Ставропольскую губернию и Кубанскую область.

Перемены коснулись и Грузино-Имеретинской синодальной конторы. Кроме изменений в районе ее действий, вследствие образования новых епархий – Сухумской и Владикавказской и присоединения к экзархату всей Закаспийской области, образовавшейся в нынешних ее пределах при Александре III, состав членов синодальной конторы увеличен новым постоянным членом в лице ректора Тифлисской духовной семинарии, присутствие которого признано было полезным и необходимым в заседаниях конторы (28-го сентября 1891 года).

В канцелярии экзарха Грузии учреждена была вместо прежней должности переводчика (учреждена в 1865 году) должность казначея, необходимая в канцелярии в виду поступления в ее распоряжение больших денежных сумм. Новой должности присвоены права государственной службы (20-го октября 1882 года).

Изменения разновременно коснулись и других епархиальных канцелярий экзархата: в 1882 году (16-го ноября) в Имеретинской епархиальной канцелярии учреждена должность второго помощника секретаря, в звании архивариуса; в 1891 году (3-го июня) изменен состав Сухумской епархиальной канцелярии увеличением штатных чинов до двух вместо прежнего одного; в 1894 году (10-го сентября) во Владикавказской епархиальной канцелярии введено существенное и редкое изменение открытием при ней действий духовной консистории, с избранием трех членов из духовных лиц.

Открытие новых приходов в Грузинском экзархате на казенный счет в рассматриваемый период времени шло не быстро. Это объясняется отчасти затруднительным финансовым положением России, которая в год восшествия покойного Государя на престол в этом отношении переживала самое тягостное время. Но самой главной причиной было то, что правительство направило свои заботы об увеличении приходов на другие места, несравненно более нуждающиеся в этом отношении, чем экзархат, в котором по местам наблюдается даже излишек приходов по сравнению с коренным русским населением.

Так, на северном Кавказе, при количестве русского православного населения втрое больше, чем в Закавказье, насчитывается втрое меньше епископов и вдвое меньше приходов.

Приходы, кроме того, нужно было открывать в Сибири, в Западном крае, в Остзейском крае и в Финляндии, и сюда, главным образом, направлялись заботы правительства. Впрочем, как сейчас замечено, Закавказье все-таки и в этом отношении не было забыто.

Открытие новых приходов в Закавказье на казенные средства вызывалось исключительно присоединением к православию абхазцев, айсоров и армян и отчасти естественным приростом русского населения и притоком его из внутренней России. Так, в 1882 году открыты приходы, обеспеченные казенными отпусками, в сел. Адлере и Вуланском, Черноморская округа, в г. Батуме и в сел. Игдырь, Эриванской губернии; в 1885 г. увеличен состав причта в г. Батуме; в 1886 году открыт приход в г. Новобаязете, Эриванской губернии; в 1887 году учрежден самостоятельный причт в сел. Ведено; в 1891 году открыты причты в сел. Культы, Эриванской губернии, в виду присоединения армян к православию, и в сел. Урмии, той же губернии, в виду присоединен к православию айсоров; в том же году учреждены приходы с казенным отпуском денег в г. Тифлисе для присоединившихся айсоров и в г. Казахе, Елисавет-польской губернии; в 1893 году открыты приходы в Сухумской епархии в сел. Саберио и в деревне Береговой. Таким образом, всех открытых приходов насчитывается в Грузинском экзархате до 18, и все они обеспечены казенным отпуском. Приходов, как видим, открыто немного; в новых приходах, в общем, и не было нужды, зато существующие приходы экзархата, как увидим ниже, были щедро наделены казенными средствами. Что касается русского населения на северном Кавказе, то здесь открыто было до 100 новых приходов, но казенных отпусков им не было назначаемо. Причты и приходы существовали и существуют там на местные средства.

Вместе с открытием приходов шли заботы о благоустроении монастырей. В рассматриваемый период времени учреждены на Кавказе следующие монастыри: Драндский мужской в Абхазии (1883 г.), Михаило-Афонский в Кубанской области (1883 г.), Воскресенский Мамай-Маджарский в Ставропольской губернии (1884 г.), Мартвильский в Гурийско Мингрельской епархии (1887 г.), женский Георгиевский в Терской области (1885 г.), Бодбийский женский монастырь в Сигнахском уезде, Тифлисской губ. (1888–1889 гг.). Кроме того, Ново-Афонскому Симоно-Кананитскому монастырю разрешено устроить особые подворья в Петрограде (в 1886 г.). Вновь учреждены женские общины: Теклатская Имеретинской епархии (1884 г.), возникшая вместо существовавших в этой епархии Цатисского и Теклатского мужских монастырей, упраздненных за неимением братии; Джихетская в Гурийско-Мингрельской епархии (1892 –1893 гг.) и Покровская в городе Владикавказе (1894 г.).

В 1887 году Шио-Мгвимская пустынь, Тифлисской губернии, отчислена от Тифлисского Спасо-Преображенского мужского монастыря со всеми принадлежащими ей угодьями и имуществом и возведена в самостоятельный монастырь.

Из монастырей Грузинского экзархата просветительной деятельностью для края выделилась Бодбийская женская обитель. В скором времени после ее основания там учреждена была небольшая элементарная школа, выросшая потом во второклассное женское училище. Это особый тип школы с шестилетним, а теперь – с семилетним курсом, причем последний год учащиеся практически приготовляются к должности учительниц. При школе пансион; в ней обучаются девочки, принадлежащие почти ко всем народностям Кавказа. Из школы вышло уже немало учительниц, которые с успехом трудятся на педагогическом поприще.

Для миссионерской деятельности на Кавказе представляется широкое поле, особенно если иметь в виду, что значительная часть горцев Кавказа издавна просвещена верою Христовой, но впоследствии охвачена была мусульманством. Абхазцы, сванеты, осетины, южные лезгины, кистины, кабардинцы, чеченцы и друг, племена, равно омусульманившиеся грузины в некоторых местностях Закавказья, – вот поприще для миссионерской деятельности. На возвышение и укрепление православия на Кавказе направлены были усилия епархиального начальства, духовенства и Общества восстановления православного христианства на Кавказе. Упомянутое Общество, по Высочайше утвержденному журналу Комитета Министров 10 февраля 1885 года, передано в духовное ведомство, с подчинением высшему надзору Св. Синода, под непосредственным ведением экзарха Грузии в качестве председателя Общества. Передача эта внесла единство в миссионерскую деятельность в Закавказье и открыла широкое поле церковностроительству и церковно-школьной деятельности Общества среди горцев Кавказа.

На Кавказе и в Закавказье, как известно, проживают во множестве сектанты и раскольники. Особенно трудно бороться с сектантами в Закавказье, так как здесь они живут в глухих и недоступных местах, вдали от православного духовенства. Борьба с расколом и сектантством в рассматриваемый период выразилась присоединением 2 000 раскольников в станице Червленной, Терской области, в 1894 году, открытием в городе Тифлисе публичных бесед с сектантами и устроением особых миссионерских церквей.

Все это послужило приготовительной деятельностью к открытою впоследствии в Грузинской епархии правильной противосектантской миссии с назначением двух специально противосектантских миссионеров с высшим богословским образованием.

Но, несомненно, главными миссионерами везде и всегда должны быть местные священники. Духовенство Грузинского экзархата, в целях подготовки его к плодотворной миссионерской деятельности, вызывало серьезные заботы правительства. Прежде всего, справедливость требует сказать, что духовенство это, при малочисленности населения в приходах, а также вследствие падения религиозности в народе, что обусловливает сокращение местных средств содержания причтов, находилось и находится в крайне тяжелом материальном положении. Естественно, что окончившие курс духовной семинарии с гораздо большей охотой устремлялись и устремляются на всякие другие поприща службы, только не в духовное ведомство. Ряды служителей Церкви пополнялись нередко лицами совершенно неподготовленными научно к своему высокому призванию, особенно на миссионерском поприще. Даже в Грузинской епархии, которая стоит по образованию духовенства гораздо выше других епархий экзархата, в 1894 году две трети духовенства состояло из лиц, не получивших надлежащего образования, а в Гурийско-Мингрельской епархии, например, только одна двадцатая часть священников состояла из лиц, получивших образование.

В виду таких условий, особенное значение приобретают заботы о материальном обеспечении духовенства и о преобразовании учебно-воспитательной части в духовно-учебных заведениях, которые должны давать истинно-церковное направление своим питомцам, развивая в них склонность к служению Церкви. То и другое, как известно, составляло предмет дум и особенных забот почившего Государя. Кроме отпусков на новооткрытые приходы в Закавказье, о чем уже вышесказано, духовенству Черноморского округа отпущено было пособие за понесенные им во время русско-турецкой войны 1877–78 гг. труды и убытки (в 1883 г.).

Затем в 1884 – 1885 гг. отпущены постепенными отпусками крупные суммы на содержание духовенства Имеретинской и Гурийско-Мингрельской епархий, так что с 1 января 1887 года на этот предмет вместо прежних 55 000 руб. повелено было из государственного казначейства отпускать по 111 000 рублей в год. В том же 1887 году последовали первые отпуски на содержание некоторых (двух) причтов Карсской области; обеспечение всех греческих причтов Карсской области не успело пройти при жизни Государя Александра III и осуществлено уже в нынешнее царствование, вскоре после смерти Государя. В 1891 году значительно увеличено содержание причта г. Сигнахаи вновь назначено жалованье из казны 16 причтам Абхазских и Сдаурзаканоких приходов Сухумской епархии (в селениях: Репы, Николаевском, Баргеты, Мараоули, Абалаквинском, Беслагубы, Отобаевском, Шемелеты, Царче, Мухури, Баркепы, Писанское, Бармыши, Звандрунпш, Атары, Гудауты). На эти причты отпущено по 10 400 руб. в год. Справедливость требует сказать, что о таких отпусках и в таком количестве совершенно не слыхано во внутренней России, где духовенство живет исключительно на местные средства.

В 1887 году состоялось общее по Империи весьма важное распоряжение о принятии пенсии священнослужителям и их семействам на счет общего пенсионного кредита. Как ни малы были пенсии духовенству (130 руб. в год священнику за 35 лет службы), но и этих пенсий духовенство своевременно не получало за недостаточностью отпускаемого в распоряжение Святейшего Синода на этот предмета кредита. Указом 1887 года (2-го июня) прекращен отдельный счет пенсионному кредиту духовного ведомства, и выслужившие сроки духовные лица стали немедленно удовлетворяться пенсией, не ожидая, как прежде, в течение долгих лет, пока до них дойдет очередь.

1893 год был особенно счастлив для духовенства в смысле его обеспечения. В этом году решено правительством окончательно обеспечить все причты Империи, и преступлено к ежегодным отпускам крупных сумм в распоряжение Святейшего Синода на этот предмет. В 1893 году отпущено было 250 000 руб., в 1894 году – 500 000 руб. Отпуски продолжались и в следующие годы. Из этих сумм ежегодно известная часть отчислялась и на приходы Грузинского экзархата. Иногда эти отпуски на экзархат достигали 10% общего ежегодного ассигнования.

Что касается постановки учебно-воспитательной части в духовно-учебных заведениях, то в этом отношении заслуживают внимания следующие мероприятия: введение нового устава в духовных академиях и семинариях (1884 года), увеличение числа при академии, введение новых наук в семинариях, возвышение денежных отпусков на содержание духовно-учебных заведений, возвышение окладов служащих по духовно-учебному ведомству (1893–1894 гг.) и пенсии их (1894 г.). Все эти общие для Империи мероприятия коснулись и Кавказа. В частности, в Закавказье открыта была новая духовная семинария в Кутаисе (1894 года), на северном Кавказе преобразовано открытое в 1887 году Ардонское духовное училище в семинарию (в 1894 году); Мингрельское духовное училище перенесено было из м. Новогалеви в г. Новосенаки, Моздокское – во Владикавказ.

В организации учебной части в духовных училищах и семинариях Грузинского экзархата, по местным условиям, в 1883 году введены некоторые особенности: 1) сокращено число уроков по древним языкам, 2) введен в число обязательных предметов грузинский язык, причем указано было главным образом обращать внимание на изучение церковной письменности; 3) введено преподавание церковно-грузинского пения; 4) уроки, остающиеся свободными от сокращения занятий по древним языкам, предписано употреблять на усиление занятий по русскому языку. Греческий язык в 1888 году был исключен из предметов преподавания в духовных училищах экзархата, а число уроков русского языка вместо нормальных 19 возвышено до 26 в неделю во всех классах духовных училищ; на грузинский язык отведено 12 уроков во всех классах духовных училищ; из 8 уроков пения предписано половину употребить на славянское пение, другую половину – на грузинское. Особыми распоряжениями в 1894 году введены были некоторые особенности в постановке учебной части в Тифлисской и Кутаисской духовных семинариях; разновременными распоряжениями определен учебный план в Ардонском духовном училище и Ардонской духовной семинарии.

Но самой главной заботой Императора Александра III в области церковной жизни было воссоздание церковно-приходской школы. В этом отношении заслуга его неизмерима. В его царствование осуществлена была мысль Царя-Освободителя, высказанная им настойчиво в 1878 году, о привлечении духовенства к делу школьного просвещения народа. Дело церковно-школьное двинулось быстро. Несомненно, на первых порах оно более преследовал количественную сторону дела, а не качественную, страдало многими недостатками, чем и вызывало справедливые укоризны в печати и обществе. Но это – обычный спутник каждого нового дела. С течением времени церковно-школьное дело постепенно крепнет, оказывая для Церкви и общества неоценимую пользу. Ход церковно-школьного дела в царствование почившего Государя был таков.

В январе 1882 года повелено было г. обер-прокурору Святейшего Синода, по соглашению с подлежащими ведомствами дать движение вопросу об участии духовенства в деле народного образования; вопрос этот, повторяем, был настойчиво поставлен на обсуждение Государственного Совета еще Царем-Освободителем. В ноябре того же года перечислены были из Министерства Народного Просвещения в ведение Святейшего Синода суммы, назначенные на воспособление церковным школам. Дело в том, что до 1882 года существовали по епархиям в ограниченном количестве церковные школы, подчиненные ведению (Министерства Народного Просвещения, которое для пособий этим школам имело особо отпускаемую из казны сумму – 80 000 руб. В 1882 году из этой суммы 55 500 руб. перечислены были в ведение Святейшего Синода, так как и самые церковно-приходские школы подчинены духовному ведомству.

18 июня 1884 года были утверждены «Правила о церковно-приходских школах», причем на докладе г. обер-прокурора Святейшего Синода Государь Император соизволил собственноручно начертать знаменательный исторические слова: «Надеюсь, что приходское духовенство окажется достойным своего высокого призвания в этом важном деле».

В декабре 1884 года церковные школы сравнены в правах с министерскими, относительно права получения леса из казенных дач.

В январе 1885 года учрежден Училищный при Святейшем Синоде Совет; в следующем году дана ему инструкция в заведывании церковными школами Империи.

В том же 1886 году утверждены правила для образцовых начальных школ при духовных семинариях, и воспитанникам семинарии вменено в обязанность в последние два года обучения, кроме теоретическая изучения педагогики и дидактики, практически вести занятия в этих школах.

В 1887 году на церковные школы отпущено еще по 120 000 р. в год и Высочайше повелено обсудить в Государственном Совете вопрос, не представится ли более удобным сосредоточить дело развития народного образования в одном каком-либо ведомстве.

В 1888 году утверждены правила об уездных отделениях епархиальных училищных советов; в том же году преподаны указания о содействии земства церковно-приходским школам, определены права представителей земств, отпускающих пособия на церковные школы, и обязанности епархиальных училищных советов и уездных отделений по отношению к земствам.

В том же 1888 году состоялось определение Святейшего Отвода о содействии монастырей материальными средствами, устройству церковно-приходских школ. В этом же году изданы правила испытаний на звание учителей и учительниц церковно-приходских школ и предоставлено право ученикам школы грамоты держать экзамен для получения льготы по воинской повинности наравне с учениками одноклассных школ.

В 1889 году последовало Высочайшее соизволение отпускать пособия на преподавание сельского хозяйства в церковных школах, и даны указания относительно постановки этого предмета.

В 1890 году устроены и открыты для всеобщего пользования библиотека и школьно-статистический отдел в здании Училищного при Святейшем Синоде Совета.

4 мая 1891 года утверждены правила для начальных школ грамоты, которые, где бы они ни были и кем бы ни открывались, переданы исключительно в ведение Святейшего Синода.

В том же году преподаны указания относительно числа учителей в церковных школах, и законоучителя из светских лиц освобождены были от отбывания воинской повинности; кроме того, разъяснено, что воспитанники учительских семинарий Министерства Народного Просвещения, обязанные за казенное содержание прослужить в начальных школах положенное число лет, могут этот срок прослужить и в церковно-приходских школах.

В 1892 году определен порядок приобретения земли для церковно-приходских школ.

В 1894 году, в год смерти незабвенного Царственного Попечителя церковно-приходских школ, последовало Высочайшее повеление об отпуске на церковные школы из государственного казначейства 850 000 руб. В состав епархиальных училищных советов назначены в этом году и представители от земства.

Всеми вышеуказанными распоряжениями дело церковно-школьное поставлено было на прочных началах. Число церковных школ в царствование Императора Александра III с 4 064 увеличилось до 81 835 (почти в 8 раз); число учащихся в них увеличилось с 105 317 до 981 076, т. е. почти в 10 раз.

Еще поразительнее цифры по церковно-школьной статистике на Кавказе и в Закавказье.

В 1881 году всех церковных школ на всем Кавказе, включая сюда и северный Кавказ, было всего 29; в 1894 году этих школ уже было 882, из них 263 школы имели свои собственные помещения. Число школ, таким образом, увеличилось в 30 раз! По Закавказью было в 1881 году 25 школ, а в 1894 году – 439 школ, из них с собственными помещениями – 112. Число учащихся в церковных школах всего Кавказа в 1881 году было 1 201, в 1894 году их было 30 290; особо по Закавказью в 1881 году было учащихся 1 101, из них девочек только 12 (1,1%) на весь край, в 1894 году учащихся было 14 263, из них девочек уже 2 884 (20,2%).

При этом нам, кавказцам, надобно иметь в виду и то, что в нашем крае церковная школа поставлена в иные условия существования, чем во внутренней России. За рассматриваемый период на содержание церковно-приходских школ, не считая дарового труда, пособий строительными материалами и т. п., поступило деньгами 19 800 000 руб. Из этой суммы 15 800 000 рублей изыскано духовенством из местных средств и только 4 000 000 отпущено из казны. Закавказье содержало и доселе содержит церковные школы главным образом на казенные средства, отпуская из местных средств самые ничтожные суммы. И здесь сказалась особенная забота Государя о нашей окраине.

Этими сведениями и цифрами мы заканчиваем наш обзор. Приведенные цифры так красноречивы, так много говорят сами за себя, что избавляют нас от необходимости делать какие-либо выводы.

Вечная память Государю Императору Александру Александровичу в Церкви Божией, – в Церкви всероссийской! Вечная благодарная память!

Священной памяти Государя Императора Александра III-го посвящаем мы настоящее чтение в этом собрании Общества, носящего его имя и призванного к тому, чтобы хранить и утверждать его заветы. И самое время, в которое мы живем, события и обстоятельства, которые теперь занимают наше внимание, – все это делает для нас еще более близким и дорогим образ почившего Царя, еще более трогательными и поучительными те начала, которые он начертал на знамени своего царствования и оправдал их в свое время перед целым миром, на благо и счастье России.

Тяжкая война, усиление крамолы, попытки замутить общественную жизнь, политические убийства последнего времени – вот что тревожит теперь лучших сынов России. И хочется, поминая почившего Царя, повторить слова поэта, сказанные от имени нашего же Общества в день, подобный настоящему и в таком же точно собрании почитателей покойного Государя:

Мы собрались средь шума в волненья

Воскресших смут, вражды и темных дел,

Чтоб с высоты небесного селенья

Почивший Царь нас верными узрел.

Но где же, спросят, верность заветам Царя-Миротворца в дни войны?

Чтоб ответить на этот вопрос, надо помнить, что мир, к которому стремился покойный Государь, не был миром, во что бы то ни стало. Такой мир есть душевная слабость и отказ от существования народа и государства. При возрождении Черноморского флота покойный Государь сказал знаменательные в этом отношении слова: «Воля и мысли мои направлены к мирному развитию народного благоденствия, но обстоятельства могут затруднить исполнение Моих желаний и вынудить Меня на вооруженную защиту государственного достоинства». И вот теперь нашему времени пришлось исполнить то, чего ожидал с тревогой покойный Государь. Мир нарушен не Россией: миролюбие ныне царствующего Государя известно было всему свету; не дальше как несколько месяцев тому назад, в день нового года, в Порт-Артуре, приковавшем теперь к себе взоры всего света подвигами брани, была прочитана русским войскам телеграмма Государя, призывавшая на Россию благословение мира, в виду уже громкого и нескрываемого бряцания оружием со стороны нашего коварного соседа. Слишком заметно было для врагов наших, что каждый год мира необыкновенно усиливает Россию, которая все более и более становится мировой державой; слишком ясно было, что путь Миротворца Царя есть путь возвеличения России, для многих нежелательного. И вот нашему времени суждено жертвами крови, страданий и тягчайшей брани искупить мир и открыть для России по-прежнему тот именно путь жизни, который завещан покойным Царем. Таким образом, в этой вынужденной брани нет измены покойному Царю; мы и воюем для того, чтобы получить мир, но мир полный, цельный, достойный, мир творческий, оживотворяющий, а не убивающий жизнь великого государства.

Но как война должна нас возвратить к завещанному покойным Царем миру, так равно и отродившиеся смуты общественные должны вызвать животворную работу всех государственных и общественных сил и направить ее к укреплению положительных начал жизни нашего народа, как они указаны историей и оправданы покойным Государем.

Незабвенный Государь Император Александр III тем и заслужил в русском народе глубокую любовь и почитание, тем и вызвал редкую истинно-всенародную скорбь на своей могиле, тем и дорог и мил сердцу народному, – что он явился верным выразителем и носителем заветных русских начал, дум и стремлений, выработанных веками истории; это был Царь, с необыкновенною полнотой осуществивший и в своей личности, и в своей деятельности русский идеал «православного, народного, самодержавного царя-батюшки».

Самодержавие, народность и православие, это – священное трио единство нашего государственного бытия. Пусть в известных кругах слова эти вызывают иронические улыбки и неопределенные пожимания плечами: для людей, оторванных от действительности, от народа и родимой русской почвы, воспитанных в чуждых идеалах, а – главное – в атмосфере бесконечных умствований и теорий, когда нечего сказать серьезного против этого триединства, то, конечно, остается только отвечать ничего не говорящими улыбками и неопределенными жестами; но пока будут существовать моря и земли, горы и низменности, различия стран ответа и климатических условий и, наконец, в связи с географическими условиями, различие в исторических судьбах народов, в их расовых особенностях и природном духовном складе, – дотоле и каждый народ будет вырабатывать свое собственное государственное устройство, дотоле неосуществим будет космополитический идеал, вредны будут пересадки с чужой почвы чужого государственного строя: истории не повернешь, не уничтожишь, народного духа и склада не переделаешь. В произведении кн. Д. П. Голицына-Муравлина «Сон Услады» есть в этом отношении чудное наставление каждому «русскому европейцу»:

Ты нас учи успехам зарубежным,

Чужого-ж строя к нам не приноси

Хулителем бессмысленно мятежным

Того, что Бог посеял на Руси.

Себя в обычай мертвый не зароем,

Но продавать не станем старины...

Русь создалась своим домашним строем,

Им дорожить, что кладом, мы должны.

Самодержавие, народность и православие, эти три начала русской исторической жизни, «слиянием которых, как сложением основных цветов спектра, образуется светлое, чистое сияние царской власти, сияющей народу», нашли себе воплощение в истиннорусском Царе-отце, Царе-батюшке Александре ІІІ-м.

Не станем ухудшать или осуждать формы государственного устройства за пределами России: повторяем, эти формы, конечно, сами по себе, с религиозно-нравственной точки зрения, – безразличны; они создаются историей и географией народов, и спрашивать, какая из них лучше, – пожалуй, похоже на вопрос: «какая одежда лучше: зимняя или летняя»... Ответ один: каждая хороша в свое время и на своем месте. Однако нелишне сказать, что для многих привлекательный и возводимый чуть ли не в первый признак культуры, так называемый правовой порядок, даже естественно и исторически выросший в Европе на почве феодализма и рыцарства – явлений неизвестных для русской истории, – не составляет панацеи от всех зол. Этому примеры и подтверждения мы найдем и во Франции, и в Англии, и в Германии, и в Австрии; в последней, например, парламент не спасает галичан и славян австрийских, от таких угнетений и бесправия, перед которыми бледнеют ужасы былых турецких зверств. Франция пережила Панаму, в Австрии и Италии в заседаниях парламента нашли себе место сцены столь дикие и возмутительные, что пред ними покраснел бы и действительный дикарь; здесь же тратились и тратятся официально и открыто миллионы гульденов на подкуп народных избирателей, чтобы набрать правительственную партию; государственная жизнь нередко потрясается борьбой партий, неразборчивой на средства, продажа государственных тайн то и дело поднимает бурю негодования, а какова свобода и как она обеспечивается даже при республиканском режиме, видно из деятельности Комба, штыками выгоняющего монахинь из школ, больниц и монастырей при глухом ропоте народа. Это в странах, где правовой порядок вырос исторически из прошлого, так сказать, из недр народного духа. Искусственно же привитый и насильно навязанный парламентаризм в Греции, Болгарии и Сербии сделал эти государства ареной борьбы самых низменных инстинктов, мелочных интересов и партий и, так сказать, обесплодил их государственную жизнь. Говорить, что только в Англии парламент, выросший естественно, хотя и не без кровавой борьбы продиктованный и испытанный историей, существующий, однако, не для огромных колоний, а только для коренной Англии, дал порядок государственной жизни. Впрочем, и здесь он не спас Ирландию от бесправия и угнетения и не удержал нацию от бойнической войны с бурами. Тот знаменательный факт, что Англия за последние 50 лет вела 36 военных экспедиций и прославилась самыми бесцеремонными и несправедливыми захватами во всем мире, ясно говорит, сделал ли правовой порядок англичан нацией справедливой и дал ли ей существование истинно-достойное.

Для России история указала самодержавие как русский образ правления. Народ инстинктивно тянулся к нему, отбиваясь от княжеских споров, от семибоярщины и от всяких попыток ограничить царскую власть. В стране обширной и малонаселенной, с холодным климатом, при отсутствии путей сообщения одной части страны с другой, с незаконченными естественными границами; в стране, окруженной множеством инородцев, живущих не в заморских колониях, а в непосредственном соседстве, или даже внутри государственной территории, – могло ли быть иначе? И понятно, что даже после ужасов Иоанна Грозного народ, оправившись от смутного времени, избирая царем совсем юного Романова, все-таки пожелал передать ему власть самодержавную, отказавшись от навязываемой мысли чем-нибудь ее ограничить, как того желали бояре, соблазняясь примером Польши. И в самую тяжкую годину нашей истории, в средине XVIII столетия, когда народ как бы не существовал, когда, по библейскому выражению, на хребте его творили суд и орали разные проходимцы Европы, презирая все наше родное и русское, – чувство преданности самодержавию не позволило ограничить императрицу Анну Иоанновну, как того желали вельможи, увлекаясь примером Западной Европы.

Так инстинктивно тянулась Русь к самодержавию, как к спасительной силе.

Государь Император Александр III своей личностью и деятельностью сделал неизмеримо больше для идеи самодержавия: он ее осмыслил, он привел нас к тому, что мы стали сознательно ценить самодержавие. По словам поэта,

В том царская его заслуга пред Россией,

Что – Царь – он верил сам в устои вековые,

На коих зиждется Российская земля,

Ит громко высказал, – и как с высот Кремля

Иванов колокол ударит, и в мгновенье

Все сорок сороков в Христово Воскресенье

О светлом празднике по Руси возвестят, –

Так слово царское, летя из града в град,

Откликнулось везде народных сил подъемом

И как живительным весенним первым громом

Вдруг к жизни призваны, очнутся дол и лес, –

Воскресла Русь, сомнений мрак исчез,

И то, что было в ней лишь чувством и преданьем,

Как кованой броней, закреплено сознаньем.

(А. Майков)

В лице и царственной деятельности Александра III, как выразился кто-то, «самодержавие опознало себя».

Время, в которое пришлось покойному Государю взойти на престол, вновь предъявило самодержавию требование исчезнуть из русского государственного уклада; попытки подобного рода, не замолкнувшие и доныне, были несравненно сильнее и опаснее, чем аристократические вожделения бояр и вельмож времени Михаила Федоровича или Анны Иоанновны: здесь пущено было в ход муссированное «общественное мнение» и «общественное движение», здесь воздействовала на умы легальная и особенно нелегальная литература. В довершение всего, наверху, у самая царского трона, в конце 70-х гг., собралась группа царских советников, расположенных в пользу конституции, а знаменитая «диктатура сердца» для вящего воздействия в этом же смысле не побрезговала воспользоваться неоднократным покушением на жизнь Государя, и преступно допустила злодеяние 1 марта, которое, как оказалось, даже и не усиленными мерами предосторожности можно было бы предотвратить. О совокупности действий в этом же направлении со стороны земства, городов и проч. слишком долго было бы говорить; картина очень вразумительная и яркая получается, при чтении брошюры, написанной лицом, слишком близко знающим трактуемый вопрос, к которой мы и отсылаем интересующихся. Разумеем брошюру Л. Тихомирова: «Наши конституционалисты в эпоху 1881 года.

Во всем этом «народном деле», – так всегда называли ее наши сторонники введения в России правового порядка и ограничения самодержавия, – безмолвствовал всегда именно только народ, во имя которого и велась борьба против идеи самодержавия, и, несомненно, безусловно, несомненно, что если бы цель эта в 1881 г. была достигнута, то народ наш долго-долго пребывал бы в недоумении при этом крушении всех его понятий о царе, и пришлось бы его, как в оные дни в Болгарии, палками полицейских и страхом штрафов «принуждать к паданию избирательных записок... Но народ был только ширмой для наших фанатизированных теоретиков правового порядка, и голоса ее никто не спрашивал... Однако, Государю Императору Александру II под гром выстрелов и бомб, направленных в него, под постоянным страхом покушений, естественно, мог, в конце концов, показаться убедительным голос ее ближайших советников; естественно, могло показаться, что этот голос совпадает с общенародным желанием. И вот, как говорят, он склонен был в конце жизни приступить к подготовке дела введения и в России чего-то вроде парламентаризма, написана была будто бы какая-то бумага в этом смысле, приготовлен проект, осуществление цели было уже близко…

В это время и разразилось 1-е марта 1881 года... Так рисует положение дел г. Тихомиров в вышеупомянутой своей брошюре.

В такое-то смутное время всеобщего шатания умов и дикой крамолы Государю Императору Александру III суждено было Провидением вступить на Всероссийский престол, утвердить, оправдать и возвысить самодержавие.

Задача была тяжелая. В виду вышеизложенных фактов, к тому или другому разрешению вопроса нужно было приступить сразу, немедленно. Нелегко было придти в себя после ужаса 1-го марта, но Император Александр III обладал поистине великой душой: во имя высшего царского долга он сумел подавить в себе личные чувства скорби. Еще тело убитого Царя-Мученика не было предано погребению, – уже во дворце был собран чрезвычайный совет, в состав его вошли министры, были призваны и представители печати, и заслуженные государственные деятели. Это было 8 марта 1881 года. Государь просил всех высказаться совершенно откровенно. Говорили за и против. Государь, как всегда, молчаливый и непроницаемый все внимательно слушал, все принял к сведению. Собрание разошлось; никто не мог предузнать решения. Государь долго и горячо после этого молился в своей дворцовой церкви. Ночь прошла в тяжких думах... Утром он отдал приказ написать манифест о том, что, по праву и примеру царственных предков, он самодержавно будет править Богом, вверенным ему царством. Прежние советники после этого один за другим стали уходить, Государь их щедро награждал, но не удерживал. Но тот, кому поручено было написать манифест, и не уходил, и медлил исполнить царскую волю. Государь терпеливо ожидал; прошло полтора месяца. В один вечер призвано было другое лицо – испытанный царский слуга, убежденный защитник монархии и самодержавия. Ему было поручено составить манифест, и на другой же день, 29 апреля 1881 года, манифест неожиданно напечатан был во всеобщее сведение. Государь возвестил народу своему: «Глас Божий повелевает нам бодро стать на дело правления с верою в силу и истину самодержавной власти и охранять ее для блага народного от всяких на нее поползновений».

Для всех истинно народных классов: для крестьян, духовенства, купечества, поместного дворянства это было воистину отрадным благовестом. Государственная власть оказывалась твердой, жизнь государства не подверглась никакой ломке; правительство не пошло на уступки крикливой кучке лиц, не имевших никакой связи с истинно народной почвой, не могших и придумать для себя иного имени, как «интеллигентов». Чувство спокойствия и уверенности во всех классах общества – вот что дало это царское слово. Началась напряженная работа Государя, не видная, не кричащая, не показная, но воистину геройская, и чувствовалось всем на государственном корабле, что кормчему нашему можно всецело довериться: он молчалив, но бодрствует, во все вникает, все предусмотрит; твердой и умелой рукой он проведет свой корабль среди волн и подводных скрытых скал и мелей. Коротко было его царствование, но как все привыкли к этому чувству доверия к нему и полного спокойствия за Россию, так привыкли, что когда он умер, с трудом верилось в самую возможность смерти этого богатыря, и чувство сиротливости, растерянности и беспомощности было общим чувством всех сынов России.

Задачу укрепления самодержавия, поставленную ему в истории Провидением, Государь Александр III осуществил как нельзя лучше. Он оправдал его прежде всего делами рук своих и наглядно для всех и убедительно показал великие выгоды и блага данного нам Богом самодержавия помазанников Его. Трудно перечислить в краткой речи все деяния Царя-самодержца на благо России. Внутреннее умиротворение России; упорядочение государственного кредита, несмотря на голод, холеру и экономическую борьбу с Германией; создание фабричной инспекции, облегчение и рассрочка государственных платежей; пересмотр закона о переселениях; увеличение окладов содержания по всем ведомствам, кроме дворцового, где напротив, были сделаны крупные сокращения; отмена подушной подати; положение о крестьянских наделах; развитие сельского медицинского и ветеринарного дела; изменения в железнодорожном тарифе; заботы о дворянском и крестьянском землевладении; устройство армии, увеличенной без шума ровно вдвое; перевооружение ее; постройка и перестройка 9 крепостей первоклассного значения (Карс, Ковно, Оссовец, Зегрж, Варшава, Ровно, Дубно, Иван-город, Ново-Георгиевск); усиление Балтийского флота; возрождение Черноморского; присоединение Мерва, Серокса, Памира; вассальное подчинение Бухары; создание могучего франко-русского союза; постройка дорог такой чрезвычайной важности, как Сибирская, ныне сослужившая России такую великую службу, и Ташкентская, которая еще ее сослужит; упорядочение наших европейских окраин; заботы о просвещении народа – преобразование Дерптското университета, открытие Томского, восстановление церковно-приходской школы, давшее России ни много ни мало как 45 000 новых училищ... Вот главные и видные деяния Государя, так сказать, подвернувшиеся под перо. И все это за 13 лет царствования. Сколько бы потребовалось бесконечных разглагольствований при парламентарном режиме, сколько энергии и времени ушло бы на неизбежную борьбу партий, на интриги и суету, особенно в нашем отечестве, растянувшемся на десятки тысяч верст, при нашем народном складе, всего менее способным к какому бы то ни было виду конституции. Покойный Государь воочию показал, как тихо, спокойно и быстро им упорядочена государственная жизнь. Не надо забывать, что в год восшествия его на престол, Россия стояла накануне финансового краха, имела слабую армию, была раздираема внутренней крамолой; все это делало ее добычей первого неприятеля, и до того унизило ее в глазах иностранцев, что не только сильные соседи, но даже миниатюрная Болгария, забыв благоразумие, благодарность и порядочность и отложив всякий страх, наносила дерзости России. А в год смерти Императора Александра III-го Россия заняла почетнейшее положение в мире, и к голосу ее прислушивался весь свет.

Но не одними делами рук своих оправдал Государь самодержавие. Непреложен нравственный закон, выраженный словами библейского мудреца: «Правдою утверждается престол».

Самый заклятый враг не найдет пятен в светлом нравственном образе покойного Царя. Чувство глубокого нравственного удовлетворения и справедливой гордости за Россию охватывает нас при мысли, что был такой человек на земле, и человек этот – русский Царь. Пройдет время, и будут спрашивать: образ его, не есть ли идеализация, не есть ли прикраса действительности? Что это случится, видно из повышенно-восторженных отзывов о нем со стороны иностранцев, для которых образ этого русского праведника, естественно, представляется новым и чем-то необычайным. Приведем некоторые из этих отзывов именно иностранцев для беспристрастной характеристики покойного Государя. «Когда Царь был еще жив, – говорил в 1894 году Дюпюи, – вся Европа занималась оценкой его деятельности и как человека, и как государя, и не нашлось ничего, что не делало бы чести его прямоте, здравомыслию, честности и высоте духа». Солсбери и Розбери, государственные люди Англии, вслух всего мира высказались по поводу смерти Государя: «Все было колоссально в жизни этого человека», «в Европе уже нет таких людей: они невозможны».

Большинству из здесь присутствующих выпало на долю счастья жить сознательной жизнью в дни благословенного царствования нашего Государя-праведника, знать и видеть, что все сказанное о нем было самой настоящей, а не приукрашенной действительностью, и автор настоящего чтения может с полным правом и убежденно повторить знаменитые слова нашего великого Пушкина:

Нет, я не льстец, когда царю

Хвалу свободную слагаю...

Приведем другие отзывы о нем иностранцев: «Ни одной мрачной тени в венце его», – говорит один. Другой дополняет: «Не любить его невозможно: он дорог для всякой человеческой души, любящей добро»⁴⁸ А между тем, – стыдно сказать, – долго он шел, одинок тернистым путем самоотверженного труда, молчаливого подвига, мало кем понятый и оцененный. В молчанье шел один он с мыслью великой, – и достиг того, что силой обаяния своей нравственной личности он и с этой стороны оправдал русское самодержавие не теоретическими рассуждениями, а в живом и наглядном образе, показав миру, как высок русский идеал царя-самодержца, ограниченного Божиим нравственным законом лучше всех писаных условий, отвечающего перед Богом за свой народ, подвижника на престоле, правителя истинно-народного, перед величием, которого равны самый последний крестьянин и самый первый вельможа в царстве. Да, самодержавие выросло и окрепло и мыслимо только в сфере религиозно-нравственной, и мы смело, скажем, что оно есть образ правления истинно и единственно демократический... Покойный Государь и показал, как далеко отстоит самодержавие, как сила религиозно-нравственная, от деспотии или абсолютизма, с которыми обычно его смешивают намеренно или ненамеренно в России и за границей. Рядом с нашим кротким и молчаливым Царем-самодержцем, которого никто не видел гневным или властительным, который удалялся от всех проявлений внешнего великолепия и величия, перед глазами мира стояли и конституционные государи, из которых один все потрясал мечом и писал крикливо: Summa Lex – regis voluntas, другие, как князья и короли Балканских новых государств, которым навязали сомнительные блага правового порядка, невзирая на него, расхищали народное достояние и привели свои царства к полному истощению и беспорядку... И было ясно видно, где, правда и преимущество. Так Государь Император Александр III-ий, повторяем, оправдал самодержавие и упрочил непоколебимо древний царский престол в самом сердце подданных, в твердынях души русского народа.

Чем же руководился Государь, избирая этот путь и образ царствования? Трудно допустить, что здесь действовал только проницательный и глубокий ум Государя, чуждый увлечений и мечтательности, трезвый и спокойный. Государю близка была и понятна самая душа народная с ее заветными думами, чаяниями, идеалами, и мы не ошибемся, если скажем, что именно чувство народности служило ему верным путеводителем царствования.

Народная идея, национальное самосознание, национально-государственная работа... О, как истосковалось по ним наше сердце, как ждем мы расцвета этой зари нашей жизни, сколько обид нами пережито в нашем национальном чувстве! Ах, взойди, взойди, разгорись ярким полымем, развернись, наше русское национальное чувство! Долго мы ждали светлого дня, когда к тебе обратится царское слово, когда прекратится сплошное заимствование с Запада, да торжество иностранцев, да льготы им и привилегии не за ум и достоинства, а как премия за иностранное происхождение. Ведь до того дошло, что в образованных классах национализм стал пугалом, патриотизм – дурной кличкой. Ведь до того дошло, что даже доселе нам приходится читать, как «Мысли кстати», статьи, защищающие патриотизм и национальное самосознание, убеждающие русское общество в том, что оно должно быть русским... Ведь до того доходило, что казалось, не объявлена ли распродажа России разным иностранным и инородческим аппетитам, покушавшимся прежде всего на духовную ценность нашего народа, а затем в не меньшей степени и на власть над ним и на его достояние.

И вот при Императоре Александре III дано сладкое утешение русским сердцам. Сам Государь, по счастью, имел смолоду таких наставников, которые открыли перед ним несказанную красоту русского духа. И он любил все русское: изучал нашу историю, увлекался русской музыкой, зодчеством, русской стариной. На престоле он был цельным живым воплощением типа русского царя, будучи русским человеком и по качествам своей души, как великодушие, прямота, незлобивость, – по своим симпатиям и образу жизни и даже по своей наружности. Но главнее всего, он был русским в своих деяниях и мероприятиях, всегда и во всем согласных с основными воззрениями и историческими преданиями народа, его заветными стремлениями и чаяниями и коренными жизненными интересами. Выше мы перечислили главнейшие из его деяний; общей их основой было стремление царя к тому, чтобы «Россия» была «для русских». В этом отношении особенно легко вздохнулось на окраинах, где разумные и дальновидные инородцы должны понимать, что в их собственные интересы входит укрепление и упрочение русской власти и русского влияния, и где для самих же инородцев, прежде всего, опасен и пагубен, к сожалению, столь часто исповедуемый девиз: «как можно больше русских денег, а как можно меньше русских людей, русского влияния и русских интересов». И вот, на окраинах стал постепенно вводиться русский язык, стали устроиться православные храмы, русские интересы стали входить в силу и значение в Финляндии и в западных губерниях; онемеченный издревле природный наш край Прибалтийский стал преображаться; отжившие свое время преимущества прибалтийцев были отменены; учреждены и основаны русские театры, русские газеты; увеличившееся иностранное землевладение на юге России ограничено. К сожалению, в кратковременное царствование Государь не успел пересмотреть жизнь Кавказа в этом отношении, но и здесь многое все-таки сделано в смысле усиления русского влияния в области школьной, литературной, в церковном и административном управлении краем.

Сильно подвинул Государь и опять в том же духе русских интересов нашу отечественную издельную промышленность. Не так давно Россия отправляла от себя одно сырье, которое после переделки в Европе возвращалось к нам же за удесятеренную плату. Кроме того, массу продуктов мы покупали за границей, тогда как у нас же дома все эти предметы находились в земле в неисчерпаемых залежах: нефть, каменный уголь, железо, минералы и проч. Не было предпринимателей для разработки наших почвенных богатств; не было внутренних покровительственных распоряжений для поощрения и помощи им; не доставало фабрик, заводов, русских техников, механиков, машинистов.

В минувшее царствование появились профессиональные институты и школы для мастеров, инженеров; правительственные субсидии помогли организованию обществ русских капиталистов для обработки наших внутренних богатств; явились новые фабрики и заводы во множестве; поощрена русская промышленность ограничением ввоза заграничных изделий в Россию.

Довольно сказать, что железные дороги стали получать паровозы и вагоны русского производства; поезда двигаются по рельсам, сделанным в России; на наших верфях построены большинство наших судов.

О росте нашей промышленности можно судить по тому, что в год восшествия Государя на престол наша заводская фабричная и горная промышленность давала России годовую сумму в 1 220 миллионов рублей, а в 1894 году эта цифра достигла 2 000 миллионов, по приблизительному расчету; исключив отсюда стоимость сырых продуктов, мы получаем до 500 миллионов лишних только за обработку нашего же добра; прежде эти деньги шли за границу, теперь они остаются в России.

Но не в деньгах главное. Главное в том, что всеми почувствовалась забота Государя и правительства о русских, и именно русских интересах. Государственное единство и главенство русского народа в составе Российской Империи и областей ее было поставлено ясно, твердо и неуклонно. И по справедливости: русский коренной край должен дать и войско для защиты окраин, и деньги для их содержания, а это содержание окраин пожирает чуть не половину всего нашего бюджета; но и этого мало: он же должен дать и людей-работников, воспитать министров, полководцев... Русский душою, Государь ответил биению и запросам русского сердца, хорошо понял русскую душу и вышел навстречу глубокому народному повороту в общественном настроении и самосознании, которого уже не подавить ничто, и который, не умаляясь, но назревая тайно в силе, наблюдается доселе и рвется наружу.

В России, по особенностям исторической жизни народа и его духовному складу, никакая деятельность не будет истинно народной, совпадающею с идеей национальной, если она не будет глубоко затрагивать религиозных чувств народа, и не будет совпадать с идеей православия. Да и не в одной это России: в явлениях истории крупных, решающих, знаменующих поворотные пункты жизни народной и соприкасающихся с его мировоззрением, религия всегда выступает, как сила первенствующая. Это признает даже такой вольномыслящий историк, как Гиббон; у нас же в этом совершенно согласны все крупные историки, независимо от времени, в какое они жили: Карамзин, Погодин, Соловьев, Бестужев-Рюмин, Ключевский.

Для нас важны именно эти имена истинно научных деятелей, а не публицисты-историки вроде Милюкова, который в вопросах церковных в своей «Истории русской культуры» проявляется учебниками и для которого история – только материал для предвзятых и заранее поставленных либеральных выводов. Впрочем, довольно сказать о значении католичества для романских народов, о лютеранстве для германских и англиканстве для Англии; довольно только представить себе в истории Турции без мусульманства, чтобы понять, какой цены, и значения фактор истории мы имеем в религии именно народной, и в какой степени она сливается со всей совокупностью жизненных явлений в данном народе и их собою определяет.

Повторяем, в силу особых исторических условий, в русском народе указанное явление по преимуществу заметно и действенно. Православие – главная святыня русского народа, по самой природе особенно религиозного; религия – душа его души, сущность нашей народности, и нельзя быть русским, не будучи православным. До Петра Великого русская государственная и церковная история неотделимы; митрополиты Петр и Алексей, патриархи Иов, Гермоген и Филарет разве могут быть пропущены в истории государства Российского? Князья Владимир Великий, Александр Невский, Владимир Мономах, Иван Калита, цари Феодор Иоаннович и Алексей Михайлович разве могут быть опущены в истории церковной? Но и с Петра Великого не мог же указом Сената или распоряжением полиции измениться дух народный и народное мировоззрение... Жизнь церковная и государственная крепко связаны в России и поныне; православие и до днесь есть зиждительная сила нашего народа и государства. Этого не мог отрицать даже XVIII-й век нашей истории, век глумления над всем народным и торжества иностранных проходимцев. Уж в одном торжестве коронования царей, сохранявшемся неизменно, мы видим, что власть государственная ясно понимала значение народа и православия. И могло ли быть иначе? Ведь только слепой не видит, что русское государство родилось и развилось в недрах православия, православной Церкви, в ней черпает свою силу, жизнь, мудрость, и разъединение с ней было бы смертью народа и государства, разделением одного живого тела на две части... В православии – его прошлое, настоящее и будущее. Никто не сознает этой истины лучше иностранцев, и особенно – лучше наших врагов; им видны наша сила и значение нашей Церкви и православия.

Почивший Государь, и как личность, и как правитель, вполне ответил народному идеалу царя в этом отношении. Его глубочайшая религиозность не подлежит никакому сомнению. Он это засвидетельствовал и жизнью и своей высоко-христианской дивной и редкой кончиной. Такой смертью у нас на Руси умирают только крепко-русские православные крестьяне: покойно, помолившись, простившись со всеми, покончив дела, отдавшись молитве, доверившись святой Церкви. Не будем повторять об этих трогательных минутах: они всем известны. Но заметим по этому поводу одно: для искренно-верующей православной души, Церковь является больше, чем союзницей государства, служебной силой или средством для него. Такой оскорбительно-безнравственный взгляд, свойственный идеалам полицейского государства Западной Европы, вторгшимся и к нам в дни Петра Великого, никогда не может привиться к русскому народу: для него религия-сущность жизни, путь правды и спасение, Церковь – душа русской народной жизни, воплощенная совесть народа и государства. Жизнь личная и христианская кончина Государя воочию показали, что таковы именно и были его отношения к православной Церкви; все прочее в его деятельности, его заботы о Церкви, о храмах, о духовенстве, о религиозном просвещении и проч., – все это уж естественно истекало из основных воззрений Государя, вырастало, как растение из семени.

Мы не будем говорить подробно о жизни Церкви русской в царствование покойного Государя: здесь нужно особое исследование, к тому же об этом предмете, по крайней мере, по отношению к Кавказу, нами два года назад в таком же собрании было предложено небольшое чтение. Теперь же упомянем только о главном. Почивший Государь засвидетельствовал свою глубокую религиозность, высокую государственную мудрость и любовь к русскому народу признанием души его, уважением к Церкви, трогательным доверием и вниманием к духовенству, заботами о народном образовании в духе и началах национальных, т. е. в духе православия. Его будут поминать в храмах, многочисленных храмах, им и при нем устроенных, – а их устроено в его царствование до 4 000! Ему будут вечно благодарны десятки тысяч нашего духовенства, этого истинно национального сословия, великого в смиреной доле своего многовекового самоотверженного и истинно геройского служения родине, с которой оно в многострадальной истории делило радость и горе, а больше – горе. Оно было искони бедно: Государь положил прочное начало его материального обеспечения; оно под какими-то темными влияниями было удалено от народной жизни, от своего исконного прямого дела – просвещения народа; оно, это самое русское из всех сословий России, царелюбивое и верноподданнейшее, было в каком-то подозрении и отчуждении, под влиянием созданного русскими иностранцами ложного пугала клерикализма, невиданного и невозможного в России. Государь привлек его к деятельному и прямому участию в жизни народа, его высоким доверием, возвратил его к школе и народному просвещению. Государь вспомнил и скромное служение тружеников богословской науки, и пришел к ним на помощь обеспечением их материального положения.

Ни в одно царствование со времени первых царей Романовых русская Церковь не испытывала такого оживления и напряженной работы всех своих сил, как в благословенные дни благословенного царствования покойного Государя. Русский народ навсегда сохранит в своем благодарном сердце трогательную память об этом авторитетном, полном и широком признании основной его святыни, главной исторической твердыни его бытия.

Глубокая благодарность Дарственному Сыну и Преемнику Царя-Праведника за твердое решение вести Россию по «лучезарному и светлому пути», указанному Его Родителем, и следовать во всем его примеру. В эти десять лет Он доказал верность Своему слову. Глубокая благодарность Ему за то, что Он принял все меры, чтоб особенно отметить и закрепить в памяти великое царствование Своего Родителя, учредив немедленно же после его смерти даже особую медаль в честь его. С гордостью смотрим на эту медаль мы, которым пришлось пережить царствование покойного Государя и так или иначе быть свидетелями и участниками того глубокого духовного поворота, которым оно ознаменовано.

И благоговея, и поучаясь, мы даем себе обеты быть верными завещанным началам самодержавия, русской национальной и православно-церковной идеи.

Мы собрались средь шума и волненья

Воскресших смут, вражды и темных дел,

Чтоб с высоты небесного селенья Почивший Царь нас верными узрел...

Закавказье для русского человека – страна в высшей степени интересная. Русская Церковь и русское государство положили здесь много благородных жертв и тяжкого труда; стратегическое положение страны, государственные наши задачи здесь, в связи с мировым призванием и историческими судьбами России; будущее русского и церковного дела на этой важной окраине, – все это невольно приковывает к ней внимание.

Но в то же время Закавказье – одна из самых малоизвестных для русского человека окраин; и нужно сказать, что изучить ее, ознакомиться с ней требует и долгого времени, и большой наблюдательности, и немалого труда: это самый пестрый калейдоскоп «племен, лиц, наречий, состояний», религий, нравов, особенностей в природе, климате, в устройстве поверхности, исторических условий и превратностей. Я сам – уроженец северного Кавказа; здесь протекли годы моего учения и первоначальной службы; по видимому, Закавказье мне должно бы представляться чем-то близким и знакомым. Но когда 10 лет назад я прибыл в Закавказье на службу, мне все казалось там новым и все требовало изучения и чуткого внимания. Это потому, что северный Кавказ уже около 200 лет подвергался влиянию русской государственности: здесь в казачьих станицах – сплошное русское население, устроены храмы и приходы, богаты местные церковные средства; туземное население северного Кавказа, в той его части, которая не захотела подчиниться России, выселилось в Турцию; другая часть его быстро сливается с русскими; равнинная местность, отсутствие политических и литературных традиций в мелких горских племенах северного Кавказа, массовое переселение сюда русских крестьян, обращенных в казаков, – все это способствовало быстрому и прочному обрусению края.

Совершенно не то мы видим в Закавказье. Самое устройство поверхности страны, этот ряд замкнутых и изолированных горных ущелий способствует обособленности племен и наречий; разнообразные до бесконечности условия физического существования этих племен то на высоте 7–8 тысяч футов над уровнем моря, – в холодном климате, в разобщении с миром в течение 7–8 суровых зимних месяцев, – то в знойных приморских низменностях, то в плодороднейших и широких долинах между горами, на берегах горных быстрых рек, то в дремучих лесах, то на обширных безлесных плоскогорьях, то в безводных степях прикаспийской низменности, – все это создало в племенах Закавказья бесконечное разнообразие в нравах, в религиозных воззрениях, в укладе мысли и жизни. На равнинах и плоскогорьях образовались с древнейших времен исторические царства: в степях прикаспийских – древняя Албания, уничтоженная потом тюрко-татарскими ордами, вошедшими впоследствии в состав грозной новоперсидской монархии; на плоскогорьях Эриванской губернии и около Арарата создалось могучее царство таинственного Урарту, нашествием которого грозит пророк Иеремия могучему Вавилону, этому «молоту всея земли»; впоследствии на его месте возникло царство Армянское; в долинах Кахетии, Карталинии и в приморских Черноморских равнинах, вытеснившие или ассимилировавшие древних аборигенов края, осело издревле царство Грузинское, разделившееся с XV века на Грузию, Имеретию и Мингрелию; известно, что Грузинское царство прекратило свое политическое существование всего 100 лет назад.

Со всем этим нельзя не считаться русскому государственному и церковному делу: некоторые племена Закавказья живо помнят времена своей политической самостоятельности; они занимали почетное место в истории, как передовой оплот христианского мира в его вековой борьбе с неверным и враждебным Востоком; они на пять столетий раньше России приняли христианство; они успели создать свой литературный и богослужебный язык. Правда, все это имелось и имеется в незначительном масштабе, но и этого довольно для того, чтобы питать племенное самосознание, особенно в переживаемый нами век оживления всюду националистических течений, во имя которых в последние 30 – 40 лет объединялась Италия, создавалась Германия, вырастали Балканские новые государства.

Но могут против всего сказанного возразить, какое дело до всего этого церковной школе в Закавказье? Ведь она имеет отношение только к православным, и поэтому должна быть свободна от того поражающего племенного и всякого иного разнообразия, которым отличается Кавказ. Думать так – значить впадать в большую ошибку. В пояснение этого считаю нужным представить в кратких чертах, так сказать, этнографическую картину церковных школ в экзархате.

Всего православного населения в Закавказье насчитывается около миллиона; это приблизительно только одна седьмая часть общего населения края; но и при таком сравнительно небольшом числе православных в их среде заметно необыкновенное разнообразие в племенном отношении. Самый многочисленный православный народ в Закавказье – грузины. Поэтому и в перечне школ мы, прежде всего, должны назвать школы грузинские. Но и здесь должно оговориться. Под словом «Грузия» мыслится общий этнографический термин, в который входит далеко не одинаковое содержание; сказать: грузинские или картвельские племена, это – то же самое, что назвать вообще народности романские или германские. В так называемой большой публике, на языке общежития, под словом «Грузия разумеют нечто единое по языку, по религии, по истории, по нравам, обычаям и даже по местожительству. Думают, что вся вообще Грузия добровольно присоединилась к России сто лет назад, что все грузины исповедуют православную веру, что все они одинаковы по языку и характеру. Между тем на деле это далеко не так.

Грузия, присоединившаяся к России в 1801 г., по смерти последнего царя Георгия XIII, – это собственно только часть нынешней Тифлисской губернии: это территория, всего в 600 кв. миль, приблизительно равная нашей Московской губернии и имевшая в год присоединения к России населении только 160 000 человек, из которых не более 80 000 было грузин⁴⁹... Вот все, что присоединилось добровольно к России под именем Грузинского царства: все прочее в Закавказье Россия завоевала силой оружия: Баку, Елисаветполь, Эриван, Карс, Ахалцых, Кутаис, Поти, Батум, Сухум. Это крепко надо помнить в выяснении вопросов государственного характера, чтобы не сделать ложных выводов, вредных и несправедливых для русского дела и для законных русских интересов.

В каком же виде присоединилась Грузия к России? Политическое ее бытие было в то время в полном смысле исчерпано до конца; в 1794 г. персидский шах Ага-Магомет-хан разорил дотла Тифлис, избил все духовенство, побросав до 200 духовных лиц во главе с митрополитом с балкона дома у Сионского собора в Куру и разорив церкви и дома; ничтожный аварский хан Омар, спустившись с северных гор Дагестана, покорил Кахетию и наложил на грузинского царя ежегодную дань в 5 000 руб., но и этой суммы уплачивать ему не могли вследствие полного недостатка средств. За Сурамским перевалом с запада Грузии царства Имеретинское и Мингрельское были не только независимы от Грузинского, но и прямо ему враждебны. Ахалцыхский край, начиная от Боржома, всего в 200 верстать к юго-западу от Тифлиса, с XVI века уже принадлежал Турции; часть Кахетии, с северо-востока Грузии, так называемый Закатальский округ, населенный грузинами, весь в то время уже принял ислам; за 100 верст от Тифлиса к востоку начиналось Ганджинское ханство, южнее – ханство Эриванское, оба вассальные по отношению к Персии и передовой ее оплот. Таким образом, Грузия со всех сторон была сдавлена железным кольцом внешних врагов. Внутри царили порядки, показывавшие, что государственное ее существование пришло к концу. Царевичи, например, в Тифлисе, – а их было более 100⁵⁰, – обыкновенно ничего не покупали к обеду: слуги их шли в торговое предместье города Авлабар и здесь нападали на купцов и мирных жителей, отнимая у них все нужное для стола; бывали и такие случаи, что несговорчивых купцов сажали в корзину, спускали на веревке с Авлаб. моста в Куру и держали в воде в этом самом быстроводном и опасном месте реки до тех пор, пока купец соглашался дать требуемые вещи или деньги⁵¹. Можно теперь себе представить, в какое состояние пришла жизнь церковная в Грузии. Предпоследний царь Грузии, благочестивый и рыцарственный Ираклий, вынужден был продавать грузинские православные церкви армянам: теперешние армянские величественные соборы в Сигнахе и Телаве, одна из чтимых церквей в самом Тифлисе, прекрасные храмы, на лучших и видных местах, все это – бывшие православные грузинские церкви. Об училищах не было и помину: главноуправляющий в Грузии князь Цицианов, сам родом грузин, свидетельствует, что в год присоединения Грузии к России во всем Закавказском крае не было буквально ни одного училища⁵², Монастыри были разрушены и пусты; церковность ослабела совершенно; падение церковности дошло до того, что утреня даже на Пасху и доселе в Грузии только читается, а не поется, потому что напевы пасхальных молитв забыты; на литургии по местам и теперь Херувимскую песнь читают, потому что не знают напева ее; осмогласие церковное постепенно забывалось; певцов и чтецов не было⁵³.

Все это я говорю для того, чтобы показать, какая работа предстояла русской власти в той стране, которая называлась собственно Грузией и присоединилась к России. Но сразу нельзя было, и заняться здесь внутренней просветительной работой. После 1801 года, т. е. после присоединения Грузии, России пришлось вынести войну 1812 г., и в то же время усмирять беспорядки, бунты и измены в самом Закавказье; потом пришлось бороться с Персией и Турцией в 1827 и 1829 гг. за обладание Грузией, защищать ее же до 1873 г. от напора горских племен Кавказа, вынести так называемый газават, т. е. священную войну Шамиля. Это мало способствовало просветительной работе в крае.

Вот какое наследие получила церковная школа в Грузии, когда она появилась и здесь в начале 80-х годов прошлого столетия, всего чрез 10–15 лет после окончательного замирения Кавказа. Предстояло ей оживить здесь церковность, пришедшую в полный упадок, найти и объединить церковно-школьных работников. Между тем, из 1 850 священников экзархата даже и теперь насчитывается только около 250 получивших среднее образование в семинариях, остальные в лучшем случае с духовно-училищным образованием, а большей частью вовсе без всякой школьной подготовки: что же нужно сказать о других членах клира?

Грузины, о которых мы говорим, т. е. карталинцы – это симпатичный, благодушный народ, простой, гостеприимный, кроткий; они-то и составили доброе мнение о грузинах вообще. Но рядом с этими добрыми чертами в них уживается лень, косность и апатия ко всему церковному и школьному. О них именно сказано слово нашего поэта:

... в тени чинары

Пену сладких вин

На узорные шальвары

Сонный льет грузин.

Церкви в этой части Грузии совершенно пустуют, и это – явление давнее. Исследователь жизни Грузии, некто Шарден, еще в XVII столетии отметил эту черту: «можно думать, – говорит он, – что в Грузии церкви строятся для ветра и птиц»; рядом с духовенством и даже иногда сильнее его влияют на народ знахари и ворожеи; праздники и богомолья состоят в приношении в жертву животных, в плясках с туземной музыкой, причем богомольцы в церковь, около которой они празднуют чаще всего, не считают нужным и заглянуть; в домах икон нет; нательных крестов не носят; о богослужении, о знании молитв чаще всего не может быть и речи; религиозная жизнь выродилась в чистое обрядоверие. Вот где широкая работа церковной школе. Но после сказанного ясно, можно ли было заводить Церковные школы в Грузии на местные средства. При полной косности населения, при невежестве духовенства, при крайней бедности церквей, местных средств для школ не находилось, а все брать на средства казны невозможно. Довольно сказать, что в Сигнахском уезде, самом богатом в Кахетии, из 23 селений, имеющих церковные школы, только одно селение дает деньги на школьные нужды, а в Телавском, Тионетском, Душетском и Горийском уездах я и не припомню сейчас ни одного такого селения. Поэтому в Карталинии и Кахетии церковных школ мало – немного более 100; чтобы судить, как их мало, довольно сказать, что в Тионетском уезде при 134 селениях школ всех ведомств только 13, в Горийском уезд 86 селений не имеют ни министерских, ни церковных училищ, а в одной только епархии экзархата – Грузинской насчитается до 400 таких селений. Но и открытый на казенные средства школы в Грузии, – разумею опять Грузию собственно восточную, Кахетию с Карталинией, – не особенно заполнены детьми: население не любит школ ни церковных, ни министерских и вовсе ими не интересуется. Мало того, оно полагает, что за посещение детьми школы родителям казна должна давать плату. Этот взгляд укоренился в народе не без причины. С 1801 до 60-х гг. в Грузии для привлечения детей даже в гимназии и в уездные училища родителям учащихся платили деньги. Однако и это не помогало: дети дворян и князей разбегались из училищ, так что в Тифлисском благородном пансионе (ныне 1-я гимназия) и в Тифлисском духовном училище для прекращения такого зла принуждены были прибегать к мерам решительным: у учеников во время уроков отбирались шапки и сапоги, чтоб они не могли сбежать. И все-таки часто приходилось прекращать занятия за отсутствием учеников, а на родителей убежавших питомцев начальством налагались штрафы и наказания, с требованием возвратить беглецов в школы.

Немудрено, что старое поколение грузин, помнящие такие порядки, не может никак понять, почему это теперь нужно давать деньги на открытие и содержание школ, на покупку учебников и проч.? В селении Цинондали Телавского уезда, не безызвестном и в России по производству вина, в бойком местечке и сравнительно культурном, ко мне однажды обратилась старуха с требованием денег в уплату за то, что ее внук учится в церковной школе.

К числу грузинских школ принадлежат имеретинские, это – в западной Грузии в Кутаисской губернии. Имеретины по характеру – полная противоположность грузинам: народ бойкий, живой, подвижной, склонный к торговле, способный к учению. Здесь ценят школы; они всегда полны; здесь и средства на школы дают охотно; дети учатся хорошо. И школ здесь порядочно – около 170.

Но есть в этом явлении и обратная сторона: имеретины, поучившиеся в школе, стремятся в города, поступая в лакеи, повара, в духаны, в лавки, на железную дорогу. Таким образом, школа вычерпывает из деревни интеллектуальные силы.

Родственны имеретинам и гурийцы. Гурия, – Озургетский уезд, кутаисской губернии, – лежит на границе с Турцией и издавна служила местом укрывательства всего краденого: здесь провозились в Турцию продаваемые девушки, украденные лошади, здесь укрывались разбойники и преступники. Под влиянием таких исторических условий, при живости характера гурийцев, при близости мусульман, естественно, религиозно-нравственное состояние их невысоко, и Гурия в последнее время приобрела печальную известность разбоями, грабежами и беспорядками. Школ здесь около 80; конечно, указанные стороны жизни в Гурии неблагоприятны для развития здесь церковно-школьного дела, хотя гурийцы очень способны и склонны к школьному учению.

И гурийцы, и имеретины говорят языком грузинским с небольшими отклонениями от него в произношении и выговоре, и, во всяком случае, понимают по-грузински; они исповедывают православную веру.

По-грузински же говорят хевсуры и пшавы, живущие в Тифлисском уезде, Тифлисской губернии; это, как полагают некоторые ученые, – огрузиненные чеченцы. Они живут в горах; в течение 8 месяцев они разобщены со всем миром; с сентября там выпадает снег и заваливает все горные проходы. Хевсуры и пшавы считаются христианами, но рядом со священниками у них имеются жрецы, называемые хевиз-беры, или деканозы, которые имеют огромное влияние на горцев; деканозы совершают, жертвоприношения, творят суд и расправу, нередко они же у себя держат и ключи от православных храмов. Они сами назначают себе преемников, причем избранный, в знак посвящения, должен на вершине скалистой горы принести в жертву 12 овец. Хевсуры и пшавы в церкви православные почти не ходят; в церкви до последнего времени посылали им на казенный счет и вино, и ладан, и свечи. Рядом с христианскими, они признают и почитают и свои особые праздники: в честь волка, в честь моли, наседки с цыплятами, в честь воробьев, огня и ветра.

К хевсурам и пшавам примыкают по своему религиозно-нравственному состоянию и тушины, с той разницей, что часть говорит совершенно испорченным грузинским языком, а другая часть и совсем не понимает по-грузински. Тушины ведут кочевой образ жизни: зимой спускаются в равнину и с ними уходит одна половина их священников, а другая половина остается при церквах в горах; на лето с равнины тушины опять со стадами поднимаются в горы, с ними уходят и возвращаются и священники. При таких условиях кочевой жизни как вести правильные школьные занятия?

Тушины, пшавы и хевсуры отличаются крайней грубостью нравов: воровство, пьянство, клятвопреступление, кровомщение, кровосмешение, прелюбодеяние пустили здесь глубокие корни. Не так давно там убивали новорожденных девочек; и теперь женщин в периоде деторождения и очищения безжалостно выгоняют за селения, где они помещаются в особых, наскоро сколоченных домах; в зиму, в холод и вьюги они там часто гибнут без всякого призора.

Среди тушин, хевсуров и пшавов имеются церковные школы, и только церковные. Школ в уезде 11; попробовали открыть еще 3 школы грамоты, но они закрылись по недостатку учителей. Чтобы судить, в каких местах расположены селения хевсуров, укажу на Ахиельскую школу: желающему попасть в нее надо из Тифлиса приехать во Владикавказ и уже отсюда 170 верст ехать верхом в горы.

По-грузински же говорят горцы Душетского уезда, живущие по Военно-Грузинской дороге и примыкающим ущельям: так называемые хеецы, мтиульцы и гудамакарцы; здесь они живут смешанно с осетинами. Школ у них было очень мало. За последние 5 лет удалось, однако, открыть школы во всех приходах, расположенных по Военно-Грузинской дороге.

Но в сторону от шоссе открывать школы крайне затруднительно. Строили школу в прошлом году в Турсовском ущелье, в селе Абано; деньги были отпущены из казны. Пришлось бедным абанойцам от станции Коби до села Абано на протяжении 15 верст весь строительный материал носить на плечах: иного способа доставки нет. Здесь имеется церковных школ 14, одна из них с приютом для детей крестьян из окружающих горных ущелий.

К грузинским школам обыкновенно причисляют и сванетские; сваны живут на юге Кутаисской губернии в горах, в соседстве с горцами-мусульманами северного Кавказа; путь в Сванетию пролегает чрез Лотбарский перевал в 10 000 футов высоты. За этим перевалом представьте себе узкую долину среди горных кряжей; стены ее с севера и юга спускаются громадными ледниками; с востока и запада она заперта высокими кавказскими Альпами. Сваны, как и хевсуры, в течение 8 месяцев отрезаны от всего мира снегами; неудивительно, что они и теперь – полудикари, одевающиеся в кожи животных. Жизнь их крайне тяжелая: в июле там уже заморозки; едва вызревает ячмень; горный воздух на страшной высоте способствует развитию зоба и кретинизма. В религиозно-нравственном мировоззрении сванов видна смесь элементов христианских, мусульманских и языческих; как и среди хевсуров, у них рядом со священниками имеются жрецы, называемые здесь «банами», или «налами». Как на пример уродливости их религиозных понятий укажем на обычай, существовавший у них до последнего времени, носить с собой на охоту частицы Св. Даров, смешанные с порохом: в случае смертельной опасности от врага или дикого зверя сваны сами причащались этой святыней. Нравственное состояние их ужасно: браки в самых близких степенях родства, постоянный сожительства без благословения Церкви, переход жен от одного мужа к другому, страшные случаи кровомщения, – вот обычные явления в жизни сванов.

Говорят сваны особым языком, в котором слышатся изредка испорченные грузинские слова, но по-грузински, как о том печатано заявляли не раз сами миссионеры-грузины, они совершенно не понимают. Богослужение у них, которое они мало посещают, и до последнего времени обучение в школах велись на грузинском языке: может быть, здесь и причина их глубокого религиозного невежества.

Всех сванов считается около 14 000; для них открыто 15 приходов и 8 хорошо обставленных церковных школ.

В Сванетии, Хевсуретии и Пшавии школы выстроены и содержатся на средства Общества восстановления православного христианства на Кавказе, этого почтеннейшего учреждения, столь много поработавшего для христианского просвещения горцев. Оно же выстроило везде церкви, оно же и содержит на жалованье учителей и духовенство в горских приходах, снабжает церкви и школы книгами и всем необходимым.

Мало понимают по-грузински также мингрельцы, проживающее в Ново-Сенакском и Зугдидском уездах, Кутаисской губернии, и самурзаканцы, проживающие около Абхазии в Сухумском округе; богослужение здесь совершается, однако, по-грузински и до последнего времени и обучение в школах велось также по-грузински.

Мингрельских и самурзаканских школ насчитывается около 20. Вопрос о языке преподавания в этих школах в последнее время очень обострился. Самурзаканцы – это смесь абхазцев мингрельцев, с грузинами они не имеют ничего общего и по-грузински совершенно не понимают. Здесь и богослужение, и обучение, конечно, должно совершаться прямо по-русски, за неимением самурзаканской письменности и своего богослужебного языка. Мингрельцы же – племя, несомненно, грузинское, но язык их далеко отошел от грузинского и относится к нему, как литовский к русскому: так говорят ученые исследователи. Поэтому и детям-мингрельцам, в случае допущения грузинского языка в преподавание, приходится изучать сразу два новых языка: грузинский и русский. Вот почему в мингрельских школах теперь допускается только преподавание церковно-грузинского языка, на котором совершается в Мингрелии богослужение, преподавание же языка грузинского разговорного исключено из мингрельских школ. Мингрельцы, подобно имеретинам и гурийцам, по характеру живы и подвижны, очень способны к учению, любят школы, хотя так же, как имеретины, после школьного учения стремятся более в города. Они исповедуют православие, но сильно подвержены всяким суевериям, имеют знахарей и колдунов и им доверяют. Особенно поражает в мингрельцах легкое отношение к клятве и присяге; ложная клятва – для них обычное явление. Впрочем, имеется в Мингрелии несколько особо чтимых икон, по преимуществу св. Георгия; поклявшийся пред такой иконой уже ни за что не позволит клятвопреступление.

Не все грузины остались верны древнему православию. С XVII века, под напором Турции, Персии и горских племен Кавказа, многие грузины приняли мусульманство. В Закатальском крае, граничащем с Кахетией, эти грузины известны под именем ингилойцев, что в переводе с турецкого означает – новообращенные. В Ахалцыхском и Ахалкалакском уездах, где прежде проживало самое способное племя грузин – месхи, из которого вышли выдающееся грузинские писатели и поэты, пастыри и проповедники, где процветали монастыри и выстроены чудные храмы, ныне находящиеся в развалинах, в настоящее время огромное большинство грузин – мусульмане, и очень фанатичные мусульмане. Православных сохранилось только 38 000; это в двух обширных уездах.

Древние грузинские христианские страны Аджария и Лазика (Батумский и Артвинский округи) с населением до 100 000 человек – сплошь теперь мусульманские. В местах поселения грузин-мусульман везде видны развалины монастырей и храмов, из которых многие еще сохранили купола и древние фрески. Один из таких чудных храмов, в 40 верстах от Ахалцыха, так называемый Зарзмский, ныне восстановлен во всем великолепии древней архитектуры и дивной фресковой живописи на средства покойного Цесаревича и Великого Князя Георгия Александровича. Не умерли в среде омусульманившихся грузин и христианские предания: женщины доселе окропляют водой новорожденных детей, в память некогда бывшего крещения; на хлебах женщины надрезают кресты ножом; на развалинах храмов и обителей возжигают свечи и ладан; на Пасху красят яйца; народ помнит и знает, что в прежнее время его деды были православными. Силен был напор мусульманства; лучшие грузинские историки, получившие уже в русских учебных заведениях высшее образование, признаются, что если бы в 1801 году не явилась в Закавказье Россия, то к 50-м годам прошлого XIX века вся Грузия, вероятно, была бы мусульманской. Тем не менее, из вышесказанного ясно, что в миссионерском отношении не все потеряно в Закавказье, в Ахалцыхском крае и Аджарии. Здесь еще помнят грузинский язык, хотя уже говорят на нем только дома, в семье, употребляя для общественных сношений язык турецкий.

Здесь-то и может сослужить величайшую миссионерскую службу церковная школа, умело поставленная и приспособленная к местным условиям. Здесь нужно бережно хранить и поддерживать грузинский язык, эту живую связь мусульман-грузин с их православными делами и прадедами; здесь нужны листки, брошюры, книги на грузинском языке, направленные к тому, чтобы воскресить умирающие христианские предания, оживить и заставить заговорить безмолвные развалины храмов и обителей. Но на все нужны средства и средства...

В Закатальском крае среди ингилойцев имеется 6 школ, в Ахалцыхском крае – 12. И, благодарение Богу, православные здесь тверды в вере, преданы Церкви более чем в других местах Грузии. В Аджарии не имеется ни одного прихода и ни одной школы... Только в последнее время Общество восстановления православного христианства на Кавказе изыскало средства и поручило окружному наблюдателю, два года назад наметившему 14 пунктов для школ, приступить с будущего года к открытию первых двух училищ в Аджарии.

Турки по-своему мудро вели свою мусульманскую миссию: они в свое время принудили христиан выселить из края православных епископов, запретили посвящать новых священников, позволили унести из края святыни, иконы, мощи и проч., – а этих святынь было здесь очень много; затем грузинам были даны турецкие имена, насильственно сделано обрезание, даны были турчанки в жены и не одна, а каждому несколько, и вот такое внешнее изменение быта и всего уклада жизни, как это ни странно, быстро привило к грузинам мусульманство. Кто противился мусульманству, для тех турки открыли выход в другие христианские исповедания: всячески подавляя православие, как силу, сродняющую грузин с Россией, турки и персы поддерживали в Ширванском ханстве армян, обращая православных удинцев в армянство, а в Ахалцыхском крае помогали католической миссии, так что, разъезжая по Ахалцыхскому уезду, вы с удивлением встретите целые селения грузино-армяно-католиков, которых здесь насчитывается до 12 000 человек.

Все это для нас должно бы служить показателем, как и где бороться с элементами неправославными. К глубокому сожалению, православно-церковные интересы в Закавказье иногда так мало понимались, что мы наталкиваемся на явления, санкционированные правительством, которые кажутся, как будто нарочно выдуманными для укрепления и распространена ислама. Я разумею действующий в Закавказье закон, по коему мусульмане освобождаются от воинской повинности, а христиане забираются в войска. При таких условиях неудивительно, что, и убедившись в истине христианства, мусульманин желает быть христианином тайным, чтобы не лишиться привилегии мусульманина относительно воинской повинности. Этот закон действует и поныне в Закавказье и вместе с омусульманившимися грузинами удерживает в исламе и многих абхазцев.

Вот народности картвельского племени в Закавказье, и таковы условия их религиозно-нравственного состояния и внешнего быта, с которыми должна считаться церковная школа.

Рядом с грузинами в Закавказье церковная школа действует и в среде других племен. Начнем с берегов Черного моря. Побережье занимают абхазцы, – племя, говорящее на своем особом языке, не имеющем ни письменности, ни даже азбуки. Всех их в России теперь около 20 000; часть их переселилась лет 30 назад в Турцию; из живущих в России абхазцев до 8 000 мусульман, доселе еще ожидающих возвращения турецкого владычества, чего некоторые из главарей даже не скрывают. Кроме мусульман, среди абхазцев имеется много так называемых отступников; они или желают остаться в мусульманстве ради сохранены вышеуказанной привилегии относительно военной службы, или же индифферентны вообще к религии, как и огромное большинство абхазцев, и ждут энергичного воздействия власти, издревле следуя правилу: чья земля, та и вера. Власть, однако, не говорит ничего, исходя часто из либерального воззрения на религию, как на область, в которую не только не следует вмешиваться, но которую вообще лучше обходить молчанием... Принцип этот в среде полудиких племен только укрепляет их в воспринятых заблуждениях и открывает доступ к влиянию на них со стороны совсем нежелательной; русская власть молчит и обходит дело веры, а турецкая действует: Турция посылает сюда своих мулл, под видом торговцев проживающих во всех селениях, и своих политических эмиссаров. Каковы последствия этого турецкого воздействия, видно из того, что в 1877 году, при первом известии о войне с Турцией, 10 000 абхазцев собрались на берегу Черного моря, перешли на сторону Турции, сожгли Ново-Афонский монастырь и гор. Сухум, и заставили наши малочисленные войска с величайшими трудностями спешно отступать внутрь страны чрез горные проходы по направлению к Кутаису. Все эти 10 000 абхазцев впоследствии выселились в Турцию.

Абхазцы – племя очень способное; в школах они учатся, но на содержание церквей, причтов и школ не дают буквально ни одной копейки. В религиозном и нравственном отношениях они стоят не высоко; церквей не посещают, живут суевериями; особенно отличаются они лживостью и вороватостью; лож в присяге – обычное явление и, как это ни странно, только присяга в кузнице на наковальне ценится и почитается абхазцами высоко; что касается вороватости, то она в среде абхазцев считается особым молодечеством и удальством. Девушки, избирая женихов, отдают предпочтение тем молодым людям, которые славятся ловкостью в деле воровства. Я только что объехал в минувшем ноябре школы в Абхазии. Вот самые последние сведения оттуда: в Гудаутском участке (это одна третья Абхазии) не осталось ни одной коровы: все украдены и зарезаны; лошадей надо держать под крепчайшим запором; в Гудаутской второклассной школе абхазцы разворовали все культурные посадки в саду, украли лампы, котлы, скрипку, наконец, в одной школе украли Даже учительницу...

Церковных школ в Абхазии около 50; до последнего времени здесь и в церквах, и в школах служили и обучали на грузинском языке. Но теперь обучение в школах идет на русском языке; богослужение совершается по-славянски; только некоторые молитвы переведены с большими трудностями на абхазский язык. Несколько лет тому назад, под влиянием каких-то сторонних наущений, из абхазских селений стали появляться приговоры с просьбами оставит им в церкви и школе язык грузинский; затем оказалось, что жители и сами не подозревали об этих сочиненных от имени их приговорах, и от них поступили потом совершенно противоположный ходатайства, которых указано было, что язык грузинский, как совершенно чуждый для абхазцев, им совсем не нужен. Был и такой курьез: по словам епископа Сухумского, из одного местечки было получено им ходатайство о введении грузинского богослужения, в виду того, что там проживает до 3 000 грузин. При расследовании оказалось, что там проживает только одна старуха-грузинка, и та ко времени следствия уехала. Все это – факты, показывающие, как осторожно нужно относиться в Закавказье к вопросу о языке. Теперь абхазцы оказываются удивительно способными к изучению русского языка, усваивают его с любовью; дети-абхазцы даже на второй год учения в школах говорят почти без всякого акцента. В этом отношении абхазцы выше всех туземцев Закавказья.

Немало найдется в Закавказье церковных школ греческих, – около 90. Греки впервые поселились в Закавказье в Борчалинском уезде, Тифлисской губернии, лет 30 назад и образовали приходы и селения здесь по реке Цалке; все эти греки говорят по-турецки, и греческий язык для них, безусловно, чужд и непонятен; тем не менее, они и в церквах, и в школах до последнего времени употребляли греческий язык. Самая многочисленная часть греков переселилась 30 лет назад, после русско-турецкой войны, из Турции в Карсскую область и Эриванскую губернию; здесь насчитывается до 80 греческих селений. Все они – выходцы из Малой Азии, из Эрзерумского и Трапезундского вилайстов, где греческого языка нет; поэтому и в Карсской области греки, главным образом, говорят по-турецки, часть их говорит даже по-армянски; только в самом незначительном числе селений употребляется язык новогреческий, но крайне испорченный; бывают случаи, что в одном и том же селении часть крестьян говорит по-гречески, часть по-турецки. Живут греки и по берегу Черного моря; это тоже выходцы из Трапезундского вилайета и только самая незначительная часть их – из Константинополя; и в этих прибрежных селениях огромное большинство греков по-гречески не понимает. Преосвященный Арсений, епископ Сухумский, долго служивший на православном Востоке, отлично изучивший греческий язык, пробовал при посещении греческих селений своей епархии говорить с жителями их по-гречески: никто его не понимал, и жители заявили, что они умеют говорить только по-турецки или на особом наречии, представляющем смесь языка турецкого с новогреческим. Нередко на Цалке (в Борчалинском уезде) священники говорят проповеди на турецком языке; имеются экземпляры служебников, евангелий и апостольских посланий, написанных греческими буквами, но на турецком языке. И при таких условиях, к сожалению, греки, в лице своей интеллигенции, везде почти оказывали противодействие славянскому языку в богослужении и русскому языку в школах. А между тем, если кому, то грекам по преимуществу русская власть оказала величайшие благодеяния: ведь Карсская область назначена была после русско-турецкой войны для русского переселения, но так случилось, что на места, назначенные под русские поселки, поселили греков, а затем дали им и причты на казенный счет, и казенный пособия на школы, и все права русско-подданых. Поистине хочется сказать словами евангелия: «инии трудишася, а вы в труд их внидосте»...

Церковные школы пользуются большим сочувствием в среде греческого населения; довольно сказать, что греки Карсской области везде отстроили школьные здания, решительно в каждом селении принимают участие в содержании учителей и дают в общем, до 28 000 руб. ежегодно на свои церковный школы: это единственный пример в Закавказье. Школы греческие буквально переполнены учащимися: 80, 90, 100, 120 учеников в школе – обыкновенное явление; много школ двухклассных. К чести греков нужно отметить их трогательную преданность Церкви и любовь к богослужению; храмы их всегда полны, хотя службы далеки от благолепия вследствие того, что турецкие малоазийские греки не умеют совершенно петь: их тоскливый, гнусливый унисон, с бесконечными завываниями, производит на присутствующего постороннего человека крайне гнетущее впечатление. Долговременное пребывание в Турции наложило, однако, свою печать на воззрения и нравы переселившихся в Россию малоазийских греков. Это, прежде всего, сказалось на положении женщины. Так, греки Карсской области считают в высшей степени неприличным, если девушка или молодая женщина придет в церковь: взгляд дикий и совершенно необъяснимый. Самое обыкновенное явление в доме: отец и сыновья сидят и обедают, а мать им служит, но не смеет принять участия в трапезе; дети обращаются к матери, называя ее не мамой, а просто по имени: Мария, Пелагея. Бывает и так, что отец для потехи приказывает сыну выругать мать скверными словами.

В нравственном отношении переселившиеся в Россию греки стяжали себе в Закавказье печальную известность склонностью к сутяжничеству, кляузам и лживости, проявляемым иногда даже в коллективных ходатайствах. Вот факт, до некоторой степени рисующий вместе с тем и религиозные представления греков. Одному сельчанину из нескрываемых корыстных целей хотелось взять на свое попечение и в управление доходную часовню. С просьбой об этом он обратился к духовной власти. Конечно, в исполнении такой незаконной просьбы ему отказали. После двукратных попыток добиться своего грек представляет, наконец, приговор сельского общества, в котором жители уверяют, что их односельцу такому-то во сне явился святой Георгий и приказывает ему взять в управление помянутую часовню. А в том-мол, что ему действительно явился святой Георгий и говорил ему такие речи, мы, его односельцы, удостоверяем. Следуют подписи...

Теперь, когда постепенно вымирает поколение, пришедшее из Турции, русские порядки церковной и школьной жизни начинают все более и более утверждаться в греческих приходах.

Школы осетинские расположены в Горийском и Душетском уездах, Тифлисской губ. Проживающие в пределах экзархата осетины почти все православные, но к Церкви и религии весьма холодны. Богослужения они не посещают и всего более почитают по язычески свои священные рощи; в нравственном отношении, подобно абхазцам, они склонны к воровству; живут они в горах и горных ущельях, где рано начинается зима, живут разобщено один дом от другого, поэтому среди них мало развита жизнь общественная. До последнего времени и у них богослужение совершалось на непонятном для них грузинском языке и занимались в школах также по-грузински. Это, конечно, вызывалось отсутствием кандидатов в священники и учителя из природных осетин и давним влиянием на них со стороны соседних грузин. Влияние это было столь сильно, что целые селения осетин, например, под самым Тифлисом, теперь совершенно забыли осетинский язык и говорят по-грузински; эти селения давно уже считаются приходами чисто-грузинскими. С водворением России в Закавказье, такой порядок, конечно, должен был постепенно измениться, и грузинское влияние должно теперь уступить русскому, по крайней мере, в тех селениях, где осетины еще сохраняют свой язык и племенные особенности. Осетины – народ очень способный. Письменности своей они не имеют.

С половины прошлого столетия трудами русских миссионеров для них создана была особая азбука, приспособленная из русского алфавита; переведены общеупотребительные молитвы, служебник, евангелие и соборные послания святых апостолов. Нужно сказать, что в южной Осетии, входящей в состав экзархата, все это мало привилось; осетины предпочитают учиться по-русски и слушать славянское богослужение. Это объясняется, может быть, и тем, что среди осетин насчитывается до восьми различных наречий, и то наречие, так называемое дигорское, взятое из одного ущелья северной Осетии, которое признано литературным, для южных осетин малопонятно. В последнее время осетины священники и учителя стали выходить из Ардонской семинарии (Владикавказской епархии) и из второклассных школ⁵⁴; появились в Осетии даже женские школы и учительницы-осетинки. Чисто-осетинских школ в пределах экзархата теперь насчитывается до 18; кроме того, осетины учатся и в смешанных в племенном отношении школах, в местностях, где они живут вместе с грузинами.

К числу православных народностей, проживающих в Закавказье, принадлежат и айсоры, или сирохалдеи; это переселенцы из Персии и Турции, бывшие несториане, в большинстве принявши православие. Только в одном селении Карсской области (Самавад) проживают теперь 150 домов несториан вместе с 40 семействами православных сирохалдеев, но и там, с открытием всего два месяца тому назад православного причта и церковной школы, можно надеяться, скоро восторжествует православие. Сирохалдеи говорят языком турецким и ново-сирийским; древнего языка своего, на котором написаны их старинные богослужебные книги, они не понимают; служба совершается у них частью по тем немногим книгам, которые успели перевести русская православная миссия в персидской Урмии, и большей частью на славянском языке. Духовенство айсорское необразованно; сами айсоры к церкви и храмам до последнего времени были мало ревностны. Церковные школы имеются у них теперь во всех 10 приходах Эриванской губ. и по отзывам местных деятелей, оказывают глубокое перерождающее влияние на айсоров, приучая их к истовой православной церковности. Начинают уже поступать от айсоров довольно крупные пожертвования на церкви и школы, чего прежде никогда не было слыхано.

Следует упомянуть еще об одном уцелевшем от древности племени – об удинах, проживающих в Нухинском уезде, Елисаветпольской губ. Это остатки древней Албанской митрополии, еще с III века упоминаемой у церковных писателей. Теперь это – жалкие остатки. Мусульмане так сдавили этот народец, что часть удин приняла ислам, и совершенно забыла о своем прошлом, слившись с татарами; другая часть, не пожелавшая ислама, вынуждена была принять армянство, чему способствовало и пермское правительство, которому подчинялось Нухинское ханство; персы не позволяли православным удинам иметь священников, и отдавали их церкви и святые места армянам, лишь бы разобщить удин от православия и убить в них надежды на помощь православных царств: грузинского, потом – русского. Теперь остались только два православные удинские селения: Варташен и Кишлаг; они составляют один приход; церковная школа существует в Варташене, скоро будет открыта школа и Кишлаге. Богослужение и обучение в школе идет на русском языке, хотя первоначальные молитвы и евангелие переведены на язык удииский и напечатаны при помощи особо изобретенной азбуки, составленной из русских букв с некоторыми, конечно, изменениями. Армяне и доселе настолько сильны здесь и фанатичны, что в прошлом году ими ранен был местный удин-священник в споре из-за обладания развалинами церкви святого Елисея около Варташена. Армяне же воздействуют на некоторых жителей и в Закатальском округе, отторгая их от православия, как, например, в селении Мешабаш. Действуют армяне путем брачных союзов; так как удинам и православным ингилойцам трудно находить себе жен при малочисленности православных, на мусульманских же нельзя жениться, то они вынуждены брать в жены армянок, которые и вносят в семью армянский язык, на котором разговаривают с детьми, армянские религиозные обычаи, посты, обряды и проч. В селении Мешабаш теперь в ограждение детей от влияния армянства, также открывается церковная школа.

Но в то время, как в некоторых местах армянство действует наступательно по отношению к православию, около самого центра армянства, около католикоса и Эчмиадзина, наблюдается сильное движение самих армян в православие, пока из опасения смут даже весьма сдерживаемое местной администрацией. Возникают православные армянские приходы, строятся теперь две церкви для православных армян и открыто за последние три года десять церковных школ в селениях, в которых проживают православные армяне. На армянский язык переведены теперь общеупотребительные молитвы, ектении, часть литургии, чин исповеди и часть из чина крещения, а также чин присоединения к православной Церкви. Святейшим Синодом несколько месяцев тому назад эти переводы одобрены и разрешены к печати. Преподавание в армянских школах идет на русском языке: православные армяне и сами заявляют о том желание. Впрочем, нужно сказать, что и у армян имеется очень много наречий, и тот язык, который принято считать у них литературным, для многих армян непонятен.

Из сделанного нами краткого обзора школ видно, как разнообразны они в племенном отношении, как много условий и местных особенностей нужно иметь в виду в церковно-школьной работе в Закавказье, но и этим не исчерпывается разнообразие школ: нужно принять во внимание, так сказать, переходные тоны и оттенки между одной местностью и другой, между одним племенем и другим; нужно иметь еще в виду школы смешанные в племенном отношении. Как много таких смешанных школ, видно, например, из школьной статистики 1901 г. по одной только из четырех епархий экзархата, именно – по грузинской: в ней из 200 школ было чисто-грузинских 39, чисто-греческих 42, смешанных с преобладающим грузинским составом 34, смешанных с преобладающим русским составом около 50, остальные 35 были осетинские: удинские, сирохалдейские, армянские и проч.

Я не упомянул еще о русских школах в Закавказье. Русское переселение в этот край, как известно, началось сектантами, появившимися в Закавказье уже в 20-х годах прошлого века. Дети сектантов учатся и в церковных школах, куда их охотно принимают. Здесь они, по отзывам близко стоящих к делу лиц, перестают чуждаться Церкви, отучаются смотреть на священников, как на своих врагов, проникаются уважением к ним, постепенно примиряются и привыкают к иконам, лампадке, кресту, к храму и проч. Детей сектантов в церковных школах одной только Грузинской епархии насчитывается до 300.

Сектанты успели осесть в Закавказье прочными и богатыми селениями, свыклись за 80 лет жизни с краем, приобрели в нем и богатство, и влияние. Значительно позже их появления в Закавказье началось переселение сюда и русских православных крестьян; сначала тихо, потом, все усиливаясь, оно достигло в настоящее время значительных размеров. Наконец, законом 1 мая 1900 г. постановлено: впредь все свободные земли в Закавказском крае отдавать только под переселенческие поселки и притом только для русских крестьян исключительно православного вероисповедания. Поселки также выросли и на Черноморском побережье, и во Фреской области, на местах, ушедших в Америку духоборов, и в восточном Закавказье – в Тифлисской, Елисаветпольской и Бакинской губерниях; кроме возникших, намечено теперь около новых русских селений. Везде, кроме Черноморского побережья, новые русские поселки осели около старых и людных сектантских селений, в соседстве не безопасном. Придет из внутренней России в Закавказье русский крестьянин, – он растеряется в новом крае; он пугается чужих и незнакомых людей, говорящих на непонятном языке; он не знает, как обращаться с землей, незнаком с местными условиями; нет у него ни дома, ни хозяйства... Куда пойти, кого расспросить, с кем просто поговорить по душе? И, естественно, идет он к своему брату, русскому человеку, к соседу сектанту. Вот и почва, самая удобная для сектантской пропаганды. А если у русских крестьян нет ни церкви, ни причта, ни школы, то через пять-шесть лет легко увидеть православных сначала равнодушными к вере, а потом и сектантами. Здесь-то и полезна церковная школа, и в Закавказье в настоящее время нет ни одного самого маленького или недавнего русского поселочка, где бы ни работала церковная школа, приютившаяся на первых порах в какой-либо наскоро сколоченной избе; она везде появляется раньше церкви и даже раньше причта. В таком именно направлении действовали последовательно три архипастыря в Закавказье, бывшие экзархами Грузии в последние 12 лет, когда усилился прилив русского переселения в край. В одном прошлом году открыто, таким образом, не менее 25 школ в экзархате, а всех чисто-русских церковных школ насчитается в Закавказье не менее 100. И, благодарение Богу, доселе не было ни единого случая совращения новоселов в сектантство.

Из всего сказанного нами видно, повторяем, как разнообразны условия жизни церковных школ в Закавказье. Что же, какие задачи должны объединять церковные школы этой окраины и лечь во главу угла церковно-школьной работы? И что сделано в последнее время в области осуществления этих задач?

Прежде всего, первее всего и главнее всего церковная школа должна служить Церкви Божией в ее святом деле: поднимать и укреплять начала веры и православия в среде разноплеменной паствы экзархата и утверждать в ней ослабевшую в течение минувших веков церковность. Эта задача церковная вместе с тем есть и великая государственная задача. Церковь чужда целей обрусения, как вообще чужда политических целей. Но дело ее для государства бесконечно ценнее всяких приемов и целей русификации. Школы других ведомств на Кавказе ставят единственной задачей своей поскорее и прочнее обучить инородцев русскому языку. Но мы знаем, что политиканствующие враги России, самые ярые сепаратисты из грузин, армян, греков и проч., все они получили отличное образование в русских высших учебных заведениях и прекрасно владеют русским языком: знание русского языка, однако, не сделало их русскими по духу, не застраховало их от увлечения безумными сепаратистическими затеями. Но ведь чувство единоверия с Россией влекло к ней Грузию с XV века; но ведь чувство православия внушило грузинскому народу, невзирая ни на что, несмотря на всевозможные препятствия, тянуться из века в век к русскому царству, и это влечение было столь сильно, что за ним вынуждены были в свое время пойти, может быть и не всегда добровольно, и цари, и царевичи, и высшие классы грузинского народа... Утверждать это чувство, значит усиливать единение Грузии и России, сливать их воедино самым могучим духовным союзом веры, крепким, как смерть, ибо известно, что в отношениях народов родство по вере и духу сильнее родства по плоти. Да и может ли служить школа, одна школа, целям русификации? Она не создает ее, она идет не во главе, а вслед за другими факторами обрусения, а таковые факторы в Закавказье суть: торговой нужды, административные сношения, необыкновенная разноплеменность, требующая, естественно, объединяющего языка, суд и больше всего – всеобщая воинская повинность; вот что заставляет туземцев Закавказья искать знания государственного языка, и если бы им в школе не давали этого знания, то, несомненно, они сами перестали бы посылать туда своих детей. Без такого всестороннего русского влияния в крае одна школа для поднятия русского языка сделает очень мало: как бы хорошо ни учили в школах, рецидив русской безграмотности будет обычным явлением в таких местностях, где ученик по выходе из школы во всю свою жизнь не слышит ни одного русского слова. А религиозно-нравственное воздействие церкви и школы передается, конечно, окружающей жизни и незаметно из года в год может ее действительно преобразовать.

Посему церковная школа в Закавказье не изгоняет местных языков из преподавания, доколе они служат целям церковным и интересам православия, доколе они не обращаются в орудие национальной исключительности и узкой племенной обособленности. Поэтому в школах и преподается церковно-грузинский и церковно-греческий язык, если на этих языках дети слушают богослужение в своих родных храмах. Таким образом, все, что есть в Грузии истинно православного, древнецерковного, свято преданного и священного в жизни церковной и народной, – все это должно служить и служит предметам благоговейного почитания и заботливого хранения, и великий грех берут на себя те, которые обвиняют церковную школу в Грузинском экзархате в желании гнать все местное.

В указанном направлении сделано очень много.

В церковных школах грузинских поднято упадшее в течение веков церковно-грузинское пение; оно усерднейше преподается учителям на педагогических курсах с 1896 г.; с 1900 г. дети-грузины ежегодно в день св. Нины, 14 января, числом до 700 поют литургию и молебствие на грузинском языке в Тифлисском Анчисхатском соборе; в день же Преполовения все ученики церковных школ г. Тифлиса, числом до 1 500, поют на славянском и грузинском языке архиерейскую литургию в одном из поместительных городских соборов. Этого никогда, конечно, не видела Грузия в течение всех веков своего существования. Не в одном Тифлисе совершаются подобные торжества: то же делалось в гор. Гори и Телаве; кроме того, ученики всех школ Сигнахского уезда, числом до 500, ежегодно 11 мая совершают паломничество в Бодбийский монастырь, где почивает св. равноапостольная Нина, просветительница Грузии, и здесь поют литургию по-грузински; в настоящем году на этом торжестве присутствовал и совершал литургию сам владыка-экзарх, причем и поучение на грузинском языке говорил детям о. уездный наблюдатель. Ученики школ Телавского уезда совершают подобное же паломничество в чтимый Алавердский монастырь; в Имеретии – в Гелатский монастырь; в Мингрелии – в Хобский монастырь; везде дети обычно сами поют всю литургию на грузинском языке. Изданы теперь два выпуска поучений на грузинском языке окружным наблюдателем школ; предпринято им же издание на грузинском языке в переводе следующих книг: Учебник по Закону Божию епископа Агафодора; «Начальное наставление человеком, хотящим учитися книг божественного писания», и капитальный труд: «Беседы пастыря с пасомыми» в XI выпусках, на что уже получено и разрешение Петроградского братства Пресвятые Богородицы; беседы обнимают всю священную историю, объяснение богослужения, катехизис и историю Церкви; печатается теперь на средства Синодальной Конторы книга «Избранные песнопения церковные» на весь год двумя параллельными шрифтами – церковно-грузинским и гражданским грузинским для церковного и школьного употребления; приготовлены к печати ноты церковно-грузинского пения для школ; они были написаны и проверены на прошлых педагогических курсах учителей Грузинской епархии в 1903 г. Не оставлены без внимания и греческие школы: учителя-греки два года подряд были обучаемы церковно-греческому пению в 1902 и 1903 гг. на учительских курсах, причем для их обучения был вызван ученый псалт из хора Вселенского патриарха; учитель славянского пения переложил с голоса греческие песнопения на ноты; сборник сих песнопений, дважды проверенный, теперь одобрен Святейшим Синодом к печати. Как уже сказано, в школах введено преподавание церковно-греческого и церковно-грузинского языка вместо прежнего литературного, мало назидательного и не соответствующего целям церковности. Для православных армян, как уже упомянуто, издаются молитвы и песнопения и некоторые чины церковные на армянском языке.

Таким образом, родному языку, как средству религиозного воздействия, дано в церковных школах законное и широкое место. Но как только какой-либо местный язык желают обратить в орудие местной племенной политики, церковная школа, конечно, противится этому изо всех сил. Нельзя для обучения детей русскому языку, новому и неизвестному, брать в посредство и пособие другой, тоже неизвестный и непонятный язык: поэтому и не педагогично, и несправедливо обучать абхазцев, осетин, мингрельцев, сванов и кистин литературному грузинскому языку, а также греков, говорящих только по-турецки или по-армянски, обучать литературному греческому языку. И если та или другая народность не имеет своей письменности и своего богослужебного языка, то уж из двух ей равно непонятных языков для богослужебного и школьного употребления по справедливости надлежит избрать русский, как государственный и господствующий; посему нельзя обучать осетин, самурзаканцев или абхазцев церковно-грузинскому языку, а необходимо учить их славянскому и русскому. Россия не стремится уничтожать народности; но если какой-либо народности, вследствие малочисленности, отсутствия литературного языка и исторических традиций, суждено раствориться в другой национальности, то пусть она уж растворится в русском народе, а не усиливает собой другого какого-либо племени. Это ясно и вполне справедливо. В таком именно духе действует церковная школа в Закавказье. К сожалению, в прошлом иногда бывали случаи отступления от такого порядка, и результаты были печальны. Губернаторы Закавказья в 1897 и 1898 годах во всеподданнейших отчетах отметили это явление и пришли к выводу, что церковная школа в Закавказье по местам враждебна русским интересам, и потому должна быть укрыта. Потребовалась усиленная работа пяти лет, чтобы рассеять это обвинение. В декабре 1902 г. те же губернаторы, собравшись на совещание в Тифлисе, единогласно постановили уловить церковным школам Закавказья отпуск из земских сумм. Это было величайшей нравственной победой церковной школы в экзархате и вместе с тем высшей нравственной наградой ее деятелям.

Такого результата церковная школа в Закавказье достигла усилением преподавания русского языка и ведением всего обучения в школе на русском языке. Это вторая главная и существенная задача церковной школы. Она не может и не должна игнорировать государственного языка или считать его маловажным и второстепенным: в этом отношении она разнится от школ других ведомств только тем, что не считает изучение государственного языка единственною целью школьного обучения, не вытесняет, не подавляет изучением его воспитательной цели школы. В Закавказье необходимость обучение в школе русскому языку и на русском языке вызывается самой многоплеменностью края: нужно же иметь для этих племен и наречий какой-либо язык единый. На каком языке обучать в школах со смешанным племенным составом? Неужели утверждать путем школьного преподавания язык турецкий или армянский для греков и ингилойцев? На каком языке преподавать удинам, сванам, абхазцам, кистинам, осетинам или айсорам, если у них нет своей письменности, или если они делятся на наречия, которых не понимают представители одного и того же племени? Конечно, только русский язык и может быть при таких условиях языком преподавания.

И понятно поэтому, что сам народ в Закавказье неудержимо стремится к изучению русского языка, и в этом стремлении его не остановит ничто: жителям Закавказья и невыгодно, и нежелательно быть немыми подданными у своего Государя. Когда ребенок приходит из сельской школы после первого урока домой, мать, прежде всего, спрашивает его: «что ты знаешь по-русски?» Знание русского языка есть самая желанная и высшая мудрость с точки зрения народа. В одной греческой деревне я спросил на сходе: «нравится ли вам, что в школе учат по-русски?» Ко мне вышел из толпы почтенный старик-грек и сказал: «Отец, если ты скажешь, что в нашей школе не будут учить по-русски, мы все сегодня возьмем из школы своих детей». «Почему так?» – спросил я. Старик наивно, но, в сущности, глубоко верно объяснил причину. «А потому, – сказал он, – что сын на службу пойдет – унтер-офицером не будет». В грузинском селении на такой же вопрос мне ответили еще определеннее: «Если ты, – сказали мне, – построишь у нас две школы, в одной будут учить все по-грузински, а в другой – все по-русски, то первая будет пустая, а вторая – полная». В Эриван к соборному протоиерею приходят армяне и заявляют желание принять православие. «Почему вы хотите быть православными?» На вопрос последовал краткий ответ: «Мы хотим быть русскими». – «Прежде присоединения вам нужно выучить молитвы, теперь эти молитвы и на армянском языке, идите к такому-то миссионеру, – он вас научить молитвам, а я дам вам письмо к нему». Отвечают настойчиво: «Зачем ты все говоришь – армянский, учи нас по-русски, мы русскими хотим быть»...

Школа церковная в Грузинском экзархате появилась впервые при экзархе Грузии архиепископе Павле. В 1885 г. составлен был краткий учебный план, по которому на русский язык отведено было всего 6 уроков в неделю, все прочие занятия были на грузинском языке, для которого особо назначено было 12 уроков в неделю. Конечно, это был только первый опыт организации школьного дела, да при отсутствии в то время подготовленных учителей едва ли и можно было тогда поставить русский язык в школах на должную высоту. Усиление преподавания государственного языка в церковных школах началось с 90-х годов при экзархах Грузии архиеписк. Владимире и Флавиане, – ныне митрополиты Московский и Киевский, – и продолжается при нынешнем экзархе архиепископе Алексии. Целых 12 лет последовательной и систематической работы в этом направлении привели к тому, что явилась теперь возможность передать преподавание Закона Божия на родном языке, а также преподавание самого родного церковного языка законоучителю, а на учителя возложить 23 урока преподавания русского языка и прочих предметов на русском же языке; благодаря курсам, учительским и второклассным школам, получилась возможность иметь почти везде более или менее подготовленных учителей. Особенно много дала учительских сил Бодбийская второклассная женская школа при Бодбийском монастыре; здесь учатся будущие учительницы, девочки-грузинки, абхазки, сванки, ингилойки, гречанки, сиро-халдеянки, православные армянки и прочие представительницы всех племен Кавказа; имеются для них особые стипендии; стипендии для подготовления учителей, имеются для осетин, сванов и проч. и в мужских второклассных школах, большей частью на средства Общества восстановления православного христианства на Кавказе.

Коротенькое замечание о самом способе изучения русского языка, о чем идут бесконечные споры в Закавказье, подчас страстные и слишком горячие. Деятелям из закавказских туземцев по душе переводный способ преподавания русского языка; при этом обыкновенно любят ссылаться на систему Н. И. Ильминского. Но система, удобная и пригодная в одном месте, может оказаться непригодной в другом. Система Ильминского – миссионерская, она рассчитана и пригодна для инородцев, которым нужно всего дать слово Божие на родном языке. Но делать это по отношению к грузинам, имеющим с VI века Библию и богослужебные книги на родном языке, не значит ли обращать обращенных? Поэтому в Закавказье уместнее система иная, прямо преследующая цели изучения только одного государственная языка, а таковой по справедливости можно признать беспереводный, так называемый естественный метод обучения новому языку путем наглядности и разговорной живой речи, или, как его принято называть, метод Берлица. Не говоря уже о недостатках переводного метода чисто-педагогических и со стороны противоречия его психическим законам (при двух параллельных процессах каждой мысли: на языке родном и чужом), и со стороны вялости и медленности усвоения чужого языка, является вопрос чисто-практический: как обучать переводным способом в школах, где учатся дети, принадлежащие к различным национальностям? где найти такого учителя, который будет знать 3–5 языков? Сама жизнь в прошлом, при турецком владычестве, создала в Закавказье в Эриванской, Елисаветпольской губ. и Карсской области в былые времена объединяющий язык турецко-татарский. Но стыдно теперь, при изменившихся обстоятельствах, поддерживать этот язык, – язык мусульманских народностей, язык бедный и приспособленный только к потребностям улицы и базара... Та же жизнь выдвигает теперь, с появлением России в Закавказье, объединяющий язык русский, и это лучше всего сознает само население.

Изложенного довольно, чтобы судить о задачах и основах деятельности церковной школы в Закавказье; они не сложны и определяются краткими положениями: поднятие религиозности, укрепление православия, оживление церковности, усиление государственного языка в школе, который должен быть не только в числе предметов преподавания, но и языком самого обучения в школе. Изложенного довольно и для того, чтобы судить о трудности дела церковно-школьного и о полном его бессилии без поддержки свыше нравственной и материальной. На месте мы чаще всего встречаем невежество, непонимание пользы школы, нередко полную дикость, подчас и действительную бедность, иногда же и вражду принципиальную и сознательную против русской школы вообще и против церковной в частности, – вражду, соединенную с попытками обратить нашу школу в орудие достижения целей не церковных и не русских.

И все-таки дело церковно-школьное растет и движется безостановочно. Несомненно, в городах и селениях Закавказья повсюду усилилось значительно посещение церквей; это отмечается всеми наблюдателями жизни в крае. По отчетам уездных наблюдателей Грузинской епархии, теперь при 152 церквах поют церковно-школьные хоры. И вот плоды: один из горийских почтенных протоиереев не так давно засвидетельствовал письменно, что с введением церковно-школьных хоров посещение церквей, по его наблюдению, увеличилось, по крайней мере, в четыре раза. Сигнахский наблюдатель сообщает, что церкви в уезде, прежде пустующие, теперь посещаются, и бывшие ученики церковных школ по выходе из школ обыкновенно остаются по-прежнему усердными посетителями богослужения и участвуют в церковных хорах; мало того, они в домах заводят иконы и лампады, которых крестьяне в Грузии обычно не имеют; они способствуют тому, что в домах теряют значение так называемые «зедаше», особые «священные винные кувшины», служащие здесь предметом религиозного почитания; они, наконец, способствуют тому, что праздники и богослужение в Грузии постепенно приобретают церковный характер вместо прежних бубнов, пьянства и убивания баранов; по местам эти не церковные обычаи и совсем выводятся. В Тушетии, Пшавии, Хевсуретии среди сванов, как отмечено в отчетах оо. благочинных, заметно изменение диких нравов: убийство девочек-новорожденных везде прекратилось, смягчилось отношение к женщинам, падает значение жрецов и капищ, приобретает больше уважения церковный брак, заметно по местам усиление посещения церквей христианских и уважения к священникам. Два года назад прекращена, наконец, даровая рассылка церковных свечей и ладана в горские церкви, и мера эта не вызвала никаких замешательств; горцы сами стали приобретать для церквей все нужное. Это уж большой успех. Месяц ноябрь я провел в Сухумской епархии; в местечке Лыхны, в самом центре Абхазии, я пробыл целый день в школе: она стоит при вратах тысячелетнего знаменитого храма, построенного благоверными византийскими императорами. Стены храма настолько древни, что образовали глубокие поры и пустоты, и в них спокойно везде завелись пчелы; в жаркие летние дни иногда из этих естественных ульев выступает растопившийся воск и стекает по седым стенам древней святыни... В школе же я нашел других Божиих пчелок, залог будущего Абхазии; 70 абхазских детей поют церковные молитвы прекрасно, поют литургию, в первом отделении с ними можно уже объясняться по-русски, во втором отделении вы говорите с ними свободнее, а в третьем и четвертом вы положительно забываете, что находитесь в инородческой школе. Один из русских администраторов рассказывал мне: «Теперь хорошо в Абхазии; приезжая в селение, я сейчас зову мальчика церковной школы, он уж непременно мне все расскажет, и у меня готов переводчик». Другой утешил трогательным рассказом. «Еду, – говорит, – дорогой в Абхазии; дело к вечеру, вижу, в стороне на кукурузном поле арба, около нее несколько человек туземцев; слышу и удивляюсь: оттуда несется одиночное пение церковно-славянских молитв; молодой голос громко поет: «Царю Небесный», «Спаси, Господи, люди Твоя». Оказалось, это – бывший ученик церковной школы; у абхазцев нет песен, – так он в поле, сидя на арбе, поет то, чему его научили в школе».

Самое противодействие церковной школе не страшно при общем сочувствии к ней народа. В Кутаисе и Тифлисе весной 1903 г. были, как и везде в России, совещания особых комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности; отчеты о совещаниях печатались в местных газетах. Вот что буквально сказано в одной из газет, которую, судя по ее направлению, меньше всего можно заподозрить в благосклонно-пристрастном отношении к Церкви: «Число учеников (в школах других ведомств) сразу падает, как только поблизости открывается церковная школа, которая пользуется несравненно большими симпатиями населения, несмотря на то, что в большинстве случаев обставлена во всех отношениях значительно хуже»⁵⁵.

Я с полной верою и убежденностью заканчиваю настоящий мой доклад достопочтенному собранию заявлением, что 900 церковных школ в Закавказье, обучая ежегодно около 35 000 детей, и делали, и будут делать с честью и добрыми плодами святое дело, – церковное и великое дело Государево.