VI. Сведения о жизни протоиерея Николая Петровича Другова¹⁷⁸

Источником сведений о жизни отца протоиерея служили нам официальные бумаги, – главным же образом достоверные рассказы близких знакомых и родственников покойного старца.

Николай Петрович родился в Москве 1777 года 5 декабря, накануне праздника в честь соименного ему св. Николая чудотворца. Отец его Петр Петров был сторожем при большом Успенском соборе и имел собственный дом в приходе Николаевской, что в Голутвине церкви, за Москвой-рекой. Жена его Агриппина Ивановна происходила из купеческого звания. Петров умер в марте 1786 г., на 37 году от рождения, оставив после себя троих детей: девятилетнего Михаила, бывшего потом звонарем и сторожем при Успенском соборе, восьмилетнего Николая, обученных грамоте и чистописанию, и дочь Матрону. Вдовствующая мать, 11 мая того же года, просила начальство московской славяно-греко-латинской академии о принятии в оную, с включением в число казенно-коштных учеников, меньшего сына ее Николая Другова. На сем прошении помечено: «принять и по ее бедности вписать на казенное жалованье». Однако ж, на самом деле, он не был вписан, вследствие чего мать его 19 декабря подала другое прошение, оставшееся безо всякой пометки¹⁷⁹. В 1788 г. низшего класса ученик Н. Другов значится своекоштным¹⁸⁰. Он занимался преподаванием частных уроков. По выходе из низших классов, обучался наукам философским, богословским и другим предметам, и окончил курс учения, в июле 1800 года, со степенью студента богословия¹⁸¹. В послужном его списке за 1821 год замечено: «на латинском и французском (языках) может говорить, переводить и сочинять свободно; на немецком и простом (ново)греческом говорить и переводить, а с эллино-греческого только переводить». Основательное языковедение приобретено им еще в академии, но и в последствии он не оставлял занятий иностранной литературой, и таким образом достиг совершенства в знании особенно новейших языков. Он по окончании академического учения продолжал давать уроки в частных домах. При немногочисленности учебных заведений и учителей, которая в ту пору не соответствовала усиленной потребности образования, воспитанники и студенты академии часто избирались в домашние наставники¹⁸².

На 24 году своего возраста, 10 апр. 1801 г., Другов вступил в брак с Марьей Васильевной, дочерью протоиерея Трехсвятительской у Красных ворот церкви, а 28 числа к той же церкви, преосв. Серафимом, епископом дмитровским, посвящен в дьякона. Тесть его, Василий Прокопьевич Хатунцевский, пользовался благоволением высокопреосвященного митрополита Платона. Незабвенный иерарх не один раз священнодействовал в Трехсвятительском храме, в праздник 30 января и, отслужив св. литургию, посещал протоиерея¹⁸³. Василий П. скончался после кратковременной болезни, 14 июня 1805 г.¹⁸⁴. На его место, согласно его желанию и просьбе, был определен Николай П–ч. Он рукоположен в священника митрополитом Платоном 29 июня, в день перво-верховных апостолов Петра и Павла и притом в день рождения своего рукополагателя, в верхней Спас-Преображенской церкви Вифанского монастыря. На другой день литургию в монастыре совершал новопосвященный иерей, а митрополит пел на левом клиросе и читал апостол. Литургия была отслужена ставленником так хорошо и правильно, что высокопреосвященный сказал о нем: «вот в этом будет толк». Святитель обратил благосклонное внимание, между прочим, на то, что, по прочтении им апостола, служащий иерей, сказав: «мир ти», не благословил чтеца-иерарха, а только поклонился ему. Владыка был неизменно к нему расположен и, обыкновенно, называл его «отцом Николаем». Последний ежегодно два раза ездил в Вифанию, любимое местопребывание митрополита Платона, для поздравления его с днем рождения и именин (18 ноября), и останавливался в его кельях.

В самом начале пастырского служения о. Николай мог уже своя овцы глашать по имени (Ин.10:3), п. что в сане дьяконском он имел возможность узнать внешнее положение и нужды прихожан, также присмотреться к действиям и порядкам своего почтенного предместника. В продолжение 1806 года, по назначению епархиального начальства, каждый воскресный день преподавал он в своей церкви катехизическое учение, а руководством при изъяснении оного был, конечно, катехизис Платона. Этот труд продолжал он, по собственному желанию, и весь 1807 год, а в последующие годы, вместо катехизических бесед, каждую неделю произносил вообще поучительные слова.

Мало по малу расширяется круг его служебной деятельности. Через три года после рукоположения во священника, именно 16 октября 1808 г., назначен он благочинным Сретенского сорока. Ио этому случаю сказал (20 числа) следующую речь митрополиту Платону:

«Святейший владыко, милостивейший архипастырь и отец! Когда Бог послал Моисея возвестить судьбы свои израильскому народу и Фараону: то сей Боговидец отрицался от сего посольства, говоря: молюся Ти, Господи: не доброречив,.. худогласен и косноязычен аз сем... избери могуща иного, егоже, послеши (Исх.4:10–13). Подобно сему и Иеремия, пророком во языки от самого Бога поставляемый, рек ко Господу: о сый владыко Господи, се не вем глаголати, яко отрок аз сем (Иер.1:6). И ты, святейший владыко, посылаешь меня на дело служения; и ты, архипастырь великий, вручаешь мне жезл правления. Что ж могу рещи паче реченного пророками Божиими: отрок аз семь в дому паствы твоей, пастыреначальниче! Не доброречив и скудоумен аз есм, святейший владыко! Что еси сотворил? Избери могуща иного, егоже послеши. В вертограде твоем растут и крины, и шипки и кедры; что яко миновав те, приникл если на иссоп? Что аз сотворих достойное взора твоего? Ничесоже паче повеленного. Удивил еси на мне милости твои, паче слова и разума щедроты твои ко мне. Но еже тростию книжника скорописца писал еси, писал. Буди воля со мною великого Архиерея, прошедшего небеса. Буди воля и твоя, земной архиерей, истый образ Небесного! Иду, аможе хощеши, иду на делание мое, дóндеже повелиши. Только, аще обретох благодать пред тобою, приложи к тьмочисленным милостям еще одну: воздей о мне преподобные руце твои горе, да прохожду дело служения моего, Богу в честь и славу, тебе в угодное, себе и другим во благое, да зависть, втайне скрежещущая зубы своими, ничтоже когда успеет на меня; реки и мне, якоже древле Бог Иеремии: не убойся от лица врагов, яко с тобою аз есмь, еже избавити тя (Иер.1:8). Тогда с радостью, и не воздыхая пойду на чреду служения моего».

В должности благочинного И. П–ч, как значится в его послужном списке, занимался чтением проповедей ученых (так назывались тогда студенты богословия) священников и дьяконов его ведомства; кроме того, по особенному поручению от духовного начальства, – наставлением и утверждением в учении истинной веры желающих присоединиться к православной греко российской Церкви из римских католиков, лютеран, реформатов, евреев, магометан и наших раскольников. С 1808 по 48-й год присоединено им к православию из разных наций обоего пола 95 человек. Награжден набедренником 23 апреля 1810 года. В 1811 году 2 декабря производил следствие в подмосковном селе Черкизове, по случаю найденной в доме священника поддельной монеты. Чем кончилось это следствие, нам неизвестно.

Настал бедственный для Москвы 1812 год. По мере приближения французских войск, столица принимала воинственный вид: в ней формировались ополчения из охотников всех сословий, исключая крепостных людей. Московские жители пришли в уныние, как скоро узнали, в первых числах августа, что г. Смоленск, эта западная твердыня царства русского, после упорной битвы взят врагом; многие стали помышлять о свой безопасности и выезжать из столицы. В это-то смутное время, именно в августе месяце, Н. П–ч заболел простудной горячкой, а жена его 26 числа того же месяца родила дочь Елизавету и не скоро могла оправиться от своей болезни; остальные дети – четыре дочери были еще очень малы: старшей из них 9 лет от роду. 30 числа объявлено чрез благочинных приходским священникам, чтобы по возможности старались убирать церковное имущество, не касаясь впрочем вещей, находящихся (в храмах) всегда перед глазами, дабы не привести в опасное движение смятенный народ; вместе с тем священно и -церковнослужителям дана была полная свобода удаляться из Москвы, куда бы ни было. Н. П–ч велел драгоценности своего храма заложить в церковной стене, собственное имущество скрыл в кладовой своего соседа Ф. Ф–ча Завьялова, а сундуки с медной и оловянной посудой зарыты были на дворе в землю. 2 сентября, в самый день вторжения (в 4 часа по полудню) неприятелей в Москву, еще больной, со слабой супругой, державшей на руках новорожденное дитя, с прочими малолетними дочерьми, с двумя старушками – своей матерью и сестрой покойного тестя, и с двумя прислугами выехал он в село Положилово, тверской губернии, Калязинского уезда – поместье вышеупомянутого г-на Завьялова. Причетники Трехсвятительской церкви остались в Москве. Один из них, дьячок Я. Ф. Ястребцов принес Н. П–чу вести из Москвы, уже после того, как столица, разграбленная и сожженная, освобождена была от врагов, буйствовавших в ней сорок дней. «Дом ваш, говорил он, сгорел, имение в кладовой разграблено: но при всех усилиях, Французы не могли растворить дверей церковных; они влезали в окна и грабили украшения в церкви, утварь же, заложенная в стене храма, осталась цела и невредима». – «Что сгорел дом и погибло имение мое, об этом я не тужу; искренно, со слезами благодарю Господа, сохранившего драгоценности нашего храма и самый храм от огня и осквернения», отвечал Н. П–ч. Он сперва один, без семейства возвратился в Москву и остановился в доме своего шурина, священника Троицкой на Капельках церкви П. В. Хатунцевского. Отсюда вот что писал он к своей супруге и детям от 7 ноября: «Мне без вас скучно, и что мне делать не знаю. Квартиры в своем приходе я не нашел; смотрел у Куракина, но мне не показалась. Я писал к князю Урусову; не знаю, какой будет ответ. У дьячка покои мокнут и зимних рам нет. Все обещаются, а никто не исполняет. Подождите еще: авось где-нибудь найдется для нас квартира. Многие из нашей братии живут в церквях. У меня, слава Богу, в церкви всего довольно; я начал служить и народ помаленьку собирается в церковь. Все жалеют о нас. Про меня сказали, что я убит Французами. В состоянии мы теперь все сравнялись; по крайней мере, мы были безопаснее других, будучи всегда на одном месте (в селе Положилове)». По распоряжению начальника Запасного дворца, князя А. М. Урусова, для о. Николая отведена была квартира у причетника придворной Ианнуариевской церкви. Вскоре возвратилось семейство Другова и потом, за исключением его самого, все переболело повальной горячкой. В следующем году, вместо сгоревшего дома, он выстроил новый небольшой. Прожив в нем весьма недолгое время, принужден был, по распоряжению гражданского правительства, снести оный, потому что тем местом проводили проулок по новому плану, и жил у прихожанина Завьялова. Не ранее как в 1819 году был выстроен деревянный дом на новом месте. При всех скорбных и тяжких испытаниях, каким доселе подвергался он, к числу которых должно отнести и смерть митрополита Платона (11 ноября 1812 г.), его великого благодетеля и отца, от него (по словам дочерей Н. П–ча) никто не слыхал ни малейшего ропота; как истинный христианин, он благоговейно смирялся пред Господом и Его неведомыми судьбами.

Сохранилось поучительное его слово, произнесенное в праздник св. Иоанна Богослова, из текста: Или зло будет во граде, еже Господь не сотвори (Ам.3:6)¹⁸⁵? Из этого пространного слова заимствуем следующее описание нравственных недугов общества, господствовавших во время, предшествовавшее французской войне.

«Рассмотрим, христиане, жизнь нашу: не заслужили ль мы участь, постигшую нас (т. е. в 12 году)? Поруганы храмы наши. Но не мы ли первее поругали их и осквернили, входя в оные с нечистыми телами и нечистыми душами? В таком случае, злодеи только довершили начатое нами самими осквернение. Сожжены дома наши. Но не за то ли, что они, может быть, большею частью, созданы были неправдой, грабительством, хищением и прочими обидами и притеснениями человечества? Итак, огонь попалил и очистил нечестия и беззакония. Разграблено имущество наше. Но и оно, может быть, не было ли у нас плодом беззаконий наших? Действительно ли и всегда ли из чистых и закону Божию и совести не противных источников текло оно в сокровищницы паши? Не есть ли оно и все, или большая часть оного, плод хитрости и обмана в приставничестве, торговле, ремесле и прочее? Не разорением ли семейств покупали мы дорогие свои платья и украшения для тела? Не потом ли и кровью обиженных наживали золотые и серебряные вещи? Ах, коль важные вопросы! Пусть решит их совесть каждого, и тогда, вместо роптания на пути Провидения, может быть, иной сознается перед Богом: праведен ecu Господи, и прави суди Твои (Пс.118:137)!».

«Точно, слуш, по самым верным расчетам, не обидлив Бог (Евр.6:10); и что сказано Израилю, яко погибель твоя от тебе есть (Иер.2:19), тоже самое можно сказать и о нас: разорение наше от нас есть; мы сами себе приготовили сию участь, а Богу не чудеса же делать, дабы насильно отвлекать нас от бездны, в которую мы добровольно ввергались Посмотрим на жизнь свою, что она была?

Ужасная смесь язычества с христианством. Все почти стали жить не по старине, а по моде. Все стало не грех, все возможно. Дети строгих отцов и матерей не возлюбили; «они, говорят, устарели, из ума выжили, – что их слушать»? Во всяком знатном доме завели иностранцев и иностранок, а особливо французской нации, одних для учения, других (т.е. иностранок) для того же или для компании; а сии-то замерзшие змеи, как пишется в Притчах, обогревшись в наших недрах, больно, весьма больно нас уязвили! С тех пор богопочитание у нас охладело, любовь к родителям исчезла, уважение младших к старшим пропало, патриотизм или любовь к отечеству изменилась в своем предмете, то есть любовь открылась, но не к месту своего рождения, а к чужеземным государствам. Все свое национальное опротивело, все свое стало дурно, негодно, не к лицу и не к месту. Бедный ремесленник трудится, потеет через всю неделю и наконец выносит свою работу: он не продаст ее, разве за малую цену, если русское изделие не назовет французским. Всем своим стали пренебрегать – и верой, и законом и нацией. От церкви отстали, а если и придут, то на соблазн православным христианам, – смеются, разговаривают о неблагопристойных материях; вступать в супружество с родными считали ни за что, или за должное по праву естественному; стали гнушаться русскими и вступать в брак с иноверцами и иностранцами. Впрочем, от туги сердца и из уважения к святости места, умолчу. И не за сию ли модную жизнь, в которой ничего христианского не видно стало, воздвиг на нас праведный Бог толико ужасную бурю? Видно исполнилась мера беззаконий наших»...

О. Николай был смелым обличителем неправд человеческих и ревностным поборником благочестия христианского. Он вполне понимал, что учитель, робкий в проповедовании истины, есть учитель не истинствующий.

После французского погрома, деятельность его по отношению к вверенным его надзору церквям и причтам удвоилась. В воздаяние за свои полезные и ревностные труды, он 8 сентября 1813 года награжден от преосв. Августина саном протоиерея.

В 1814 г. с 28 октября по 7-ое ноября производил он другое следствие – в г. Верее, по случаю запечатания городничим соборной церкви и дух. правления¹⁸⁶.

Отлично изучивший иностранные языки, о. протоиерей, в свободное от должности время, любил переводить на русский язык книги духовно-нравственного содержания. С 1816 по 1831 год изданы в свет следующие его переводы:

Верный и самонадежный путь к спасению, в трех частях, М. 1816 г. Эта книга, в переводе с французского языка, посвящена архиепископу Августину. «Неблагодарность, пишет переводчик, чужда сердцу моему. Сей опыт трудов моих, посвящаемый вашему высокопреосвященству, есть первым доказательством того».

Нравственное изъяснение блаженств евангельских, 1818 г. Перевод с французского, посвященный тому же архипастырю.

Христианин, поучающийся истине и добродетели, из созерцания царства натуры и благодати, 1820 г.

Благочестивые размышления о некоторых предметах христианской веры, в двух частях, 1823 г., с посвящением архиепископу московскому Филарету. Статьи, входящие в состав этой и предыдущей книги, заимствованы у разных немецких писателей.

Дух утешитель, или размышления о некоторых (библейских) слонах Духа Святого, способствующих к утешению скорбящих, на каждый день месяца, 1824. С французского языка.

Как должно стоять в церкви, 1825 г. Перевод с латинского.

О христианском воспитании детей, 1827. С французского.

Чтение на пользу скорбящим и нечто в наставление здоровым, 1829.

Остережение от господствующих в мире пороков, 1830. Последние две книги заключают в себе несколько бесед и рассуждений, переведенных с разных языков.

Христианское нравоучение, в кратких размышлениях изложенное в пользу всех поистине-хотящих спастись, 1831, с французского¹⁸⁷.

Все эти книги, довольно разнообразные по содержанию, отличаются не столько ученостью, сколько назидательностью, практическим направлением, теплотою благочестивого чувства, простотой и чистотой изложения¹⁸⁸. Несомненно переводчик имел в виду не свою славу, а единственно славу Божию, нравственное благо ближних и наше назначение к единению с Богом во временной и вечной жизни. Впрочем изданные им книги послужили и к его внешнему обеспечению, при его многочисленном семействе: так как все они были приняты в свое время читателями с великой охотой. Начальство ценило его труды и благочестивое усердие к распространению между соотечественниками истинно душеспасительного чтения. Награжден он скуфьей, 12 янв. 1817 г., в следующем году 9 января камилавкой, а 13 июня назначен он действительным (внешним) членом конференции московской духовной академии. В 1820 г. 1 октября пожалован ему наперсный крест.

Митрополит Филарет, вступив (1821 г.) в управление московскою паствой, обратил особенное внимание на московских проповедников; вышло распоряжение и от св. Синода о предоставлении епархиальным начальникам конспектов теми из священнослужителей, которые пожелают говорить проповеди¹⁸⁹. Подобный конспект был представлен Друговым, и по сему-то конспекту, одобренному его высокопреосвященством, Н. П–ч в течение 1823–25 гг. преподавал в своей церкви, по воскресным дням, христианское учение в систематическом порядке; во все это время им произнесено 95 бесед.

22 ноября 1823 г. он избран и определен в члены попечительства о бедных духовного звания; в следующем году 4 мая уволен от этой должности и в замен ее назначен членом консистории. Высокопреосвященный Филарет благословил ему употреблять палицу, при богослужении, 8 ноября 1825 г. В следующем году 11 сентября, «за ревностное служение по должностям присутствующего в консистории и благочинного, и отлично-прилежное проповедование слова Божия, сопричислен он к ордену св. Анны 3 ст., дававшему в то время право на потомственное дворянство; в 1827 г. выдана и дворянская грамота Н. П–чу.

В 1830 г. эпидемическая холера в первый раз посетила Москву. Двадцать депутатов из духовенства – из архимандритов, протоиереев и священников, определены были по всем частям столицы, «для содействия светским особам, начальствующим в каждой части над попечением о больных и над употреблением предохранительных средств против усиления заразы». Депутатом в Яузской части (где начальствовали сперва ст. сов. Юни, а по смерти его д. ст. сов. Кавелин), по распоряжению митрополита, назначен протоиерей Другов. Кроме того, в учрежденной при той же части временной холерной больнице, именно в 1-м отделении ее, о. Николай безбоязненно исправлял христианские требы. Сначала, с 9 сентября он ходил туда один, а потом с 6 октября до закрытия больницы 15 ноября, на помощь ему были назначены еще два священника, и все трое имели свои очередные дни¹⁹⁰. Для предохранения себя и своего семейства от заразы Н. П–ч обливал верхнюю одежду хлором.

В Москве был открыт, 15 января 1832 г., временный комитет для снабжения денежной суммой сельских церквей московской епархии; одним из членов его значится трехсвятительский протоиерей. Он 23 числа того же месяца и года сопричислен к ордену св. Анны 2 ст.

В начале августа 1839 года заболела нервической горячкой, а 22 числа перешла в вечность подруга его жизни. Нежно любящий муж, несмотря на продолжительность ее тяжкой болезни, так глубоко был опечален и поражен ее смертью, что, при одном взгляде на почившую, лишался чувств. Безотрадно проводил он допохоронные дни в сумерках закрытой комнаты, при бледной лампаде. Не было в нем ропота на Бога, но была тоска, была грусть, доходившая до высшей степени. Перед выносом покойницы в церковь он пошел наверх своего дома посмотреть на печальную процессию, и с ним повторился обморок. Он не мог уже присутствовать при отпевании и погребении покойницы. Воспитанная в строгих правилах нравственности и обученная домашнему хозяйству, Марья Васильевна, тихая и кроткая нравом, была доброй женой¹⁹¹ и заботливой матерью многочисленного семейства. Дочери, исключая одной, самой младшей, которая по болезненности навсегда осталась девицей, – были при жизни матери (1819 – 31 г.) устроены приличным образом¹⁹².

Жизнь Н. П–ча еще продолжалась много лет, равно и его неустанная деятельность. В 1845 г. 24 апреля он Всемилостивейше награжден знаками ордена св. Анны 2 ст. украшенными императорской короной.

28 апреля 1851 года, исполнилось 50 лет его священнослужения при Трехсвятительской церкви. Но в то время не было обычая торжественно праздновать юбилейные дни. Н. П–ч после литургии отслужил благодарственный Господу Богу молебен, и тогда только сказал причту о своем юбилее. Известный поэт Ф. Н. Глинка, любивший поучаться слушанием церковных бесед о. Николая, посвятил ему, в знаменательный для него день следующее стихотворение:

„Вот уже свершилося полвека,

Как ты, достопочтенный муж,

Соединив в себе и мудрость человека,

И мудрость пастыря и друга наших душ,

У Трех Святителей, под их святым покровом,

Гремишь своим немолчным словом,

То речью древности, то речью в смысле новом,

И христианам все твердишь ты про Христа.

За то и речь в устах твоих медоточивых,

Так убедительна, понятна и чиста.

Пускай их сонм – тех нечестивых,

Чей ум завихрила заразная мечта,

Блуждает в замыслах своих кичливых;

Пусть шаткой мир крушит мирская суета.

А ты нам, пастырь наш почтенный,

Все тою ж речью вдохновенной,

Ты возглашай, как прежде, про Христа!

И возглашай нам долго, долго.

Пускай за годом мчится год,

Но ты, учитель наш, хранимый Богом,

Не утомляйся, учи народ!

Как полстолетия¹⁹³ учил, о нем болей,

За то, за годом год, будь все тебе светлее,

Пока ты доживешь опять до юбилея!“

1854 года 17 апреля Н. П–ч удостоился нового отличия – ордена св. Владимира 3 ст.

Н. П–ч был благочестивый и достойный пастырь церкви Христовой. Старанием его, при помощи прихожан и других доброхотных дателей, Трехсвятительский храм, весьма богатый утварью, в 1820 г. благолепно возобновлен и украшен; с левой стороны сделана к нему пристройка во всю длину храма, и на эту сторону перенесен придел во имя священно-мученика Харлампия, дотоле стеснявший собой пространство храма. Как этот придел, так и другой во имя св. Иоанна Богослова, на правой стороне также возобновлен. Для большего назидания богомольцев, паперть и внутренние стены храма повсюду, где только возможно, были испещрены библейскими изречениями: но, при вторичном возобновлении храма, уже по смерти о. протоиерея, они сглажены и содержание прежней живописи изменено. В 1852 г. при нем позолочены церковные главы.

В церковь ко всем службам Н. П–ч ходил еще до благовеста, который был непродолжителен. «Кто хочет быть в церкви, говаривал он, тот придет и без благовеста в свое время». Но богослужение было довольно продолжительное: на всенощной или утренней службе вычитывались все кафизмы и каноны; сверх того за этими службами в дни воскресные и праздничные он неопустительно предлагал народу изъяснение воскресного или праздничного Евангелия. В конце всенощной, когда он, стоя перед царскими вратами, произносил звучным голосом (тенор) молитву: «Христе свете истинный», в это самое время рядом с ним становились дьякон и клиросные, потом с ним вместе пели: «Избранной воеводе». На поздней литургии в праздники и воскресные дни он сказывал поучения без тетрадки, имея в руках разве один план или расположение своей проповеди. Его сердечное, одушевленное слово было понятно и трогательно для всех: для малого и старого, для ученого и простолюдина. В своих поучениях он употреблял не только простой склад речи, но и приличные, меткие поговорки, или указывал на разные случаи из обыденной жизни. Ради общего назидания брал иногда в пример какую-нибудь личность из среды предстоящих. Имя проповедника переходило из уст в уста и сделалось популярным. Не одни прихожане, но и окрестные жители, даже из отдаленных мест столицы собирались послушать его. В марте месяце 1857 года, незадолго до его кончины, была напечатана литографированная картина художника Д. Струкова (рис. с натуры) с надписью: «проповедь священника во храме». Священник этот Н. П. Другов¹⁹⁴. Вот он, почтенный старец на амвоне у аналоя, окруженный множеством слушателей; по левую сторону его обращает на себя внимание стоящий почти рядом с ним, молодой араб¹⁹⁵; вот он, простерши и как бы воздевши руки свои к народу, с выражением доброты и откровенности в лице поучает истинам веры. Все то, что он возвещает и внушает своим слушателям, пригодится им в жизни, и особенно в час смертный. Ревностный пастырь не чувствует труда от учительства, его облегчает мысль о пользе слушателей. Наставления его действительно приносили плод в сердцах смиренно верующих. «Ему я обязана тем, что соблюдаю посты, пишет нам г-жа С. М. Еропкина. В первый раз, как мать моя покойная (княгиня М. Г. Ширинская-Шихматова) слушала его проповедь в 1822 году, он говорил о посте и с тех пор правила Церкви (касательно поста) стали неопустительно сохраняться в нашем доме. Еще очень помню его наставление касательно чтения книг духовных: «прежде всего посмотрите, в какой типографии напечатаны; если в православной и одобрены духовной цензурой, то смело читайте, если же нет, то не читайте»¹⁹⁶. – Из следующего случая видно, насколько Н. П–ч был добросердечен к поучаемым. Однажды он беседовал из текста: Чадца моя, не любим словом ниже языком, но делом и истиною (1Ин.3:18). Подражая ап. Иоанну, наш маститый старец трогательно взывал ко всем: «детки мои»!

После праздничной литургии, прямо из церкви шли в дом общительного батюшки его прихожане из дворян и купцов, в иную пору человек 10. Здесь за цветочным чаем между ними и почтенным пастырем происходил приятный и полезный разговор о различных предметах.

Духовные дети и в будни, посещая его, просили у него совета, или утешения в трудных и прискорбных обстоятельствах жизни. В обращении с ними о. Николай был приветлив, ласков, непринужден и прямодушен, часто употреблял слова: «ты братец». Главное: он был способен давать ответы всякому вопрошающему, – говорил кстати и что нужно и прилично. Вот некоторые из его наставлений: «или делай то, чего хочет Бог, или получишь чего не хочешь». «Живи не ложно, делай все по Божью и будет тебе все возможно». При удобном случае, он произносил латинскую пословицу: modicus cibi medicus sibi, т. e. человек воздержный в пище есть врач для себя. Характеризуя последователей Гегеля, философа германского, он говорил от лица одного из них: «я не знаю Христа, не верю в евангелистов, я один из гегелистов».

Как благочинный, от подведомственного духовенства о. Николай непременно требовал официальной исправности и своевременной отчетности по делам церковным. В обеспечение порядка, вверенные его надзору причты снабдил он своими инструкциями; по поводу одного пункта в них, митрополит Филарет заметил ему: «ты превзошел свою власть». Ставленников он заставлял изучать на память весь чин или порядок богослужения. При чтении чужих проповедей, водился таким соображением: «каждый имеет свой образ мыслей и свой склад ума; нельзя потому, чтобы все писали на один манер», впрочем и от других желал он наиболее простоты в изложении проповеди; грешивших нравственно священно- и церковнослужителей старался исправлять и вразумлять, не давая знать о них епархиальному начальству, более угрожая, нежели наказывая. Обыкновенно, он говаривал виновным: «а как вот на Троицком подворье (где живет епархиальный архиерей) это сделается известным, тогда не пеняй». В случае, если кто показывал совершенную неисправимость, такому предлагал, во избежание больших неприятностей, искать места в другом благочинии. Таким образом, двое причетников вышли из его благочиния, – один в уездный город (Серпухов), другой остался в Москве, переменив только приход и сорок. К некоторым личностям он был в высшей степени снисходителен, по вниманию к их бедности и многочисленности семейства. В сомнительных случаях всегда думал о других лучше, а не хуже.

Член консистории, протоиерей Другов неопустительно присутствовал в ней; обыкновенно приезжал в консисторию в 9 часу утра и оставался здесь до 12 часов. Ничто не могло удержать его долее этого времени. Раз он собрался домой, а ему говорят: «есть бумаги, неподписанные вами». Н. П–ч отвечал: «вы знаете, где я живу; а когда переменю квартиру, скажу вам». Протоколы действительно посылались на дом к нему для подписи. Он внимательно следил за производством дел, как благородный и честный труженик; был опытен, благожелателен к подсудимым и помогал им если не самым делом, то добрым, разумным советом, за которым обращались к нему, как благочинному и члену консистории, многие из московского и сельского духовенства Один вдовый священник Подольского уезда, присужденный к лишению сана, был помилован по настоянию сердобольного Н. П–ча: окончательно было определено членами консистории и утверждено высокопреосвященным Филаретом послать его в Давидову пустынь, в число братии; там он скончался в сане иеромонаха.

Образ обыкновенной и повседневной жизни о. Николая отличался простотой и правильностью. Вставал он постоянно в 5 часов утра. После священнослужения оделял нищих милостыней и спешил в консисторию. После легкого обеда (имея слабый желудок, употреблял легкую пищу) отдыхал, но не более получаса и чаще сидя погружался в дремоту. Он намеренно удручал себя, по причине полноты своей. Освежившись кратким покоем, принимался за чтение какой-нибудь книги, хотя бы из круга светской литературы; строки, замечательные по содержанию или слово выражению, любил выписывать в особенную, для сего заведенную тетрадь: таких переплетенных тетрадей несколько осталось после его смерти¹⁹⁷. Множеством книг, приобретенных покупкой, наполнены были полки его комнат и шкафы. Кабинета у него не было: он занимался в зале у стола, всегда заваленного книгами и бумагами. Так как письменный стол находился против входной двери, то всякий приходящий мог обращаться прямо к хозяину; нередко приходили бедные за подаянием, которое и получали от него. После вечерни, а когда вечерню служил приглашенный священник¹⁹⁸, то в 4 часа он кушал чай или кофе, не более двух чашек; кофе употреблял в чистом виде: потому что, по его словам, «кофе со сливками – лакомство, без сливок – лекарство». Не так смотрели его врачи на этот напиток: но вреда от него Н. П–ч не чувствовал. Вечером он продолжал читать, или переводил с иностранных языков, или сочинял поучения, употребляя, при слабом зрении, зеленый зонтик и увеличительное стекло. Ужинал часов в 8, потом творил молитву и почивал спокойной совестью. Эти обыденные правила жизни никогда не были произвольно им нарушаемыми. В гости Н. П–ч ездил к обеденному времени, или отправлялся после обеда и к часам 7 – 8 вечера уже возвращался домой. Не любил он поздних обедов и сетовал, что его «заставляют голодать» до 2 – 4 часов по полудню. У него самого также бывали посетители, гости: но, зная однажды навсегда заведенный им порядок жизни, они не позволяли себе долее известного часа стеснять его своим присутствием. Близкие родные, как-то: зятья, внуки, в праздничные дни¹⁹⁹ собирались в его дом к обеду, и за этой трапезой, которую почтенный хозяин сам благословлял, можно было насчитать много лиц. Но, при многочисленном собрании, в его доме соблюдались тишина и приличие. Родных гостей заставлял он читать вслух книги или газеты, в иное время оделял их (равно и знакомых) книгами за своею подписью. Обычаем его было давать родным денег на извозчика²⁰⁰, а малым внучатам на гостинцы. Он расспрашивал: чему и как они учатся, экзаменовал и толковал им что-нибудь; рассматривал их письменные упражнения (училищные задачи и сочинения) и делал свои замечания. Старшего своего внука Николая он даже взял к себе на воспитание, сам учил его, в память чего дал ему свою фамилию. Этот внук, по окончании курса наук в московской семинарии, вышел в светское звание и женился, но и после того около двух лет жил у деда.

Н. П–ч искренно сострадал нуждам родных, а для бедных вдов и сирот был нежным отцом, покровителем и другом. Он покоил в своем доме родную мать († 9 апреля 1824 г., 78 лет от роду) и сестру своего тестя – девицу Марью Прокопьевну до самой их смерти. Свою сестру два раза выдавал замуж и содержал ее по смерти второго мужа; за три года до смерти она ослепла и скончалась на руках любящего брата. Много заботился он об устройстве дочерей покойного зятя, священника В. Н. Орлова. Старшая дочь-сирота выдана за П. И. Афинского, автора известной учебной «книги для духовно-нравственного чтения», – определенного на место ее родителя к Ианнуариевской, в Запасном дворце церкви († в сане протоиерея, 28 января 1874 г.), прочие три – за дьяконов московских. Два сына покойного зятя (всех сыновей шесть и старший из них Н. В. Орлов ныне протоиерей Трехсвятительской церкви) один за другим жили у деда, помогая ему в письмоводстве и чтении книг. Вдове по ее смерть († 29 июля 1853 года) родитель ежегодно выдавал на разные потребности 60 р.

Жалостный к другим, Николай П–ч был скуп для самого себя, носил дома нанковую одежду, довольствовался простой пищей в умеренном количестве, ездил с дешевым извозчиком, а когда был в молодых летах и имел не устроенных дочерей, то большею частью пешком хаживал по улицам города. Рассказывают: шел он однажды живорыбным рядом. В это время выбежал из лавки резвый мальчик и насмешливо закричал: калогер! Услышав это, священник снял шляпу и смиренно поклонился дерзкому мальчику. Много лет спустя, шел он опять куда-то и на дороге встретил незнакомого мужчину. Последний, при виде его, заметно смутился, потом, после минутного колебания, пал к ногам его и слезно умолял его о прощении. Этот-то мужчина, как оказалось, посмеялся в детстве над служителем престола Божия! Он признался искренно и чистосердечно, что с той самой поры не имеет покоя совести и оттого свободы в торговле. «Надо мной, батюшка, говорил он, несомненно тяготеет гнев Божий. Отец духовный! сними с меня мой смертный грех, благослови и помолись за меня». Н. П–ч не заставил долго себя просить; посмотрев на него любящим взором, тотчас же благословил его и сказал к его спокойствию: «ты, братец, назвал меня хорошим словом, только сам не понимаешь его смысла»²⁰¹.

Когда исполнилось старцу 75 лет, начал он телесно изнемогать, особенно во время продолжительного богослужения, так что иногда из церкви приводили его домой под руки²⁰². К тому же с ним часто случались мучительные – грудные спазмы. Грудная (водяная) болезнь, образовавшаяся, быть может, вследствие его сидячей жизни, какую он проводил в течение многих лет, усилилась в ноябре 1857 года и он слег в постель. Надежда на выздоровление терялась все больше и больше; он исповедался и причастился св. Таин. 25 числа того же месяца, в 12 часу дня неожиданно посетил о. Николая в Бозе почивший митрополит Филарет. Извещенный о приезде владыки, удивился трудно больной и сказал родным: «вы меня обманываете»? – «Нет, папенька, митрополит выходит уже из кареты», отвечала младшая дочь. Полчаса беседовал богомудрый святитель с заслуженным восьмидесятилетним старцем; посоветовал ему, в тяжкой болезни, прибегнуть к таинству елеосвящения и снисходительно выслушал просьбу его о назначении в преемника ему одного из родственников²⁰³. Вскоре больной стал оправляться и священ подействовал, но это был уже последний блеск светильника, вспыхнувшего на несколько мгновений остатком догоравшего елея, чтобы потом совершенно померкнуть. 23 февраля 1858 года, в четвертое воскресенье великого поста, по выходе из храма, о. Николай сказал церковному старосте купцу Р. И. Бурову: «чувствую, что я ныне служил последнюю литургию». Действительно, дни его были уже сочтены; он снова заболел и ни что не помогало, болезнь становилась еще хуже. 12 марта (в среду шестой седмицы поста) подписано им духовное завещание, содержание которого он сам продиктовал своему приходскому дьякону²⁰⁴. Настал светлый праздник Пасхи, а Н. П–ч тяжело дышал, чувствовал сильный жар и метался в постели. Но в сей день, егоже сотвори Господь (Пс.117:24), помянул смиренного страдальца великий Филарет. Приветствие его: «Христос воскресе», посланное к больному с пасхальным яйцом, пробудило в душе истощенного и уже умиравшего старца радость о Господе воскресшем и вызвало ее наружу. По причине крайней слабости и стеснения в груди, больной едва мог говорить: но он не молчал в те минуты, когда находил нужным сказать полезное слово или дать кому-нибудь христианское наставление. Благословляя посетителей, просил помолиться о нем и прощался с ними навсегда. Но томительная болезнь еще длилась. Покорный воле Провидения, он свои скорби и страдания нес терпеливо, как епитимью за грехи, и не жаловался. В продолжение болезни освящал и ободрял свою душу частым причащением тела и крови Христовой, успел и особороваться, чего желал для него приснопамятный митрополит Филарет. Перед самой кончиной, после того как у одра болезненного старца был прочитан канон на разлучение души от тела, он в забытьи звал с собой куда-то Никитского, в старой Басманной, о. протоиерея П. П. Ключарева († 1860 г. 10 февраля) и своего приходского дьякона И. Я. Здравомыслова († в июле 1859 года). Так говорил умирающий, обращаясь мысленно к ним обоим: «поедемте! экипаж готов... собирайтесь... поедемте»! Замечательно, что тот и другой отправились невозвратной дорогой на тот свет вскоре за Н. П–чем. Он мирно кончил обильную делами жизнь в воскресный день (нед. о слепом), 27 апреля 1858 года, в последней четверти 9 часа вечером.

Множество лиц из духовенства и мирян, с разных сторон стекались к гробу новопреставленного – поклониться ему и вознести молитву о блаженном упокоении души его. Один из прихожан – купец Бирюков взял на свой счет все издержки по случаю его похорон, хотя и знал, что на погребение завещаны покойным протоиереем 600 р. Отпевание усопшего совершил, 30 апреля, Евгений викарий московский, при участии многочисленного духовенства. Митрополит 26 апреля выехал в Троицко-Сергиеву лавру, и оттуда писал (28 числа): «Жалею, что не могу принять ближайшего участия в напутственных в вечность молитвах о преставленном». Надгробное краткое слово произнесено священником Николаевской, что на Мясницкой церкви А. И. Воиновым, которого покойный назначил душеприказчиком для раздела имения, по его смерти. Праздновалось отдание св. Пасхи: часто раздавался умилительный тропарь «Христос воскресе из мертвых» как в храме, так и на пути к кладбищу. Скорбящим отрадно было помышлять, что не только душа наша бессмертна, но и самое тело воскреснет. Многие из усердствующих пешком до самой могилы проводили почившего, незабвенного пастыря. Многотрудное тело его предано земле на Лазаревском кладбище, рядом с прахом его супруги, на правой стороне от главного входа во храм. Смерть соединила то, что смерть разлучила! И один памятник, в виде пирамиды, поставлен на двух могилах; на восточной стороне его вырезаны слова: «аз уснух в надежде, яко Господь возбудит меня».

Прилагаем два письма протоиерея Н. II. Другова к г-же С. М. Еропкиной.

1.

Радуюсь благополучному прибытию вашему в место теперешнего вашего пребывания. В дороге нельзя ныне, да и прежде сего, чего-либо не потерпеть неприятного, когда и весь путь, начиная с колыбели до гроба, не что иное есть, как переход от радости к горести, и наоборот, от горя к смеху и от смеха к горю, от болезни к здоровью и от здоровья к болезни. Наш долг терпеть. Припоминаю себе франц. стих:

La vïe еst un dépôt confiè par le ciеl,

Osеr en disposer-с’est être criminеl²⁰⁵.

Погода здесь изрядная, а добрые люди говорят: прекрасная, потому что такая, какую Бог, посылает, у которого нет ничего худого, кроме греха, который делает человек несмысленный, а чаще неблагодарный и нечувствительный. Природа действует по мановению и распоряжению воли Божией. Она не в наших руках, и слава Богу, что не в наших, а то много было бы бед и беспорядков. Соседи вам обрадовались, вы пишете; это знак, что они вас любят. Любовь дело взаимное. Всем угодить невозможно, а в сердце любить всех должно. Ибо все мы дети одного Отца, ветви одного корня. Оказывайте всем радушие и доброе расположение – вот ключ ко всем сердцам!

Молитва есть беседа с Богом. Что лучше этого занятия? В печали и скорби одна отрада – Бог. Он знает что делает, когда посылает нам скорби. Царственный пророк, испытавший столько горя на земле, вынужден был сознаться: благо мне, яко смирил мя ecu, яко да научуся оправданием Твоим (Пс.118:71.). Его же любит Господь, наказует (Евр.13:6.). Здесь нет розы без шипов. Все святые шли тернистым путем. Великое дело не возроптать на Господа, а нести свой крест великодушно. Хозяину не указывают. Своеволие в христианах нетерпимо.

О новостях не пишу; есть много старого, о чем пораздумать и можно и должно. Оглянемся назад, и увидим, что многое требует починки, перемены, исправления и уничтожения. Особенно со старыми грехами и дурными привычками расставаться должно. Там, куда идем, их крепко не жалуют. А куда с ними деваться?

Написал бы кое-что побольше, да зовут к должности.

Июня 7 дня 1851 г.

2.

Письмо от вас и благополезный подарок – русской виноград, получил; за то и другое вас благодарю: благодарю Бога за вас, что Он милует вас и хранит под покровом Своей благодати. Он не перестает быть Отцом для всех и каждого. Надейтесь на Него, Он никогда вас не оставит. Живым в помощи Вышняго, в крове Бога небесного водворится (Псал.90:1). Кто таков, как Бог? Якоже аще кого мати утешает, тако и Аз утешу вы (Ис.66:13), глаголет Господь. Спасибо и В. С–чу, что он, как родной, трактует вас и покоит. Бог ему награда, Который ничего доброго не оставляет без внимания. У Него некогда и стакан холодной воды, поданный жаждущему брату или сестре, не останется без должной награды (Мф.10:42). Радуюсь сердечно, что как вы, так и маменька наша здоровы. Прошу засвидетельствовать ей мое почтение.

Скажу о себе только то, – слава Богу, жив, а здоровья где же искать по таким летам и по таким должностям, какие прохожу? Зрение особенно плохо, не дает мне заниматься иностранной литературой, при любви моей к таким занятиям. Но спорить не с кем. Покорствовать Тому, от кого это зависит, всегда готов. Было время, пользовался; пора быть тем, чем велят.

Хочу сообщить вам, что я на сих днях читал. Хорошо делиться чем-нибудь с другими, только умненьким и добреньким. Вот из многого немножко:

Для доброго дела оставь и молитву.

Самая лучшая и угодная Богу молитва – добрые дела. Он сам говорит: не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, снидет в царствие небесное: но творяй волю Отца Моего, иже есть на небесех (Мф.7:21).

Св. Златоуст говорит: «трудно быть святыми, но и стыдно и не извинительно, если не будем святыми».

Гордость есть самая огромная вывеска малой и низкой души.

Слово убогий, по моему мнению, означает такого человека, который находится под покровительством у Бога, как птенец под крылом кокоши.

Аттилла, всемирный завоеватель, иначе сказать, всесветный грабитель и разоритель, говорил о себе: «где мой конь пройдет, там и трава не растет». Злые люди и злом хвалятся, а добрые, и сделав добро, молчат о себе.

О царствовании доброго государя не иначе воспоминают, как благословляя память его.

Можно было бы вылечить большую часть болезней, уверяя больного, что он не умрет.

Кто не умеет быть ни отцом, ни мужем, ни сыном, ни другом, тот не добрый человек.

Был и есмь с истинным моим к вам почтением

 старец Николай.

Окт. 23 дня 1851 года.