IV. Жизнь о. Амвросия от пострижения в монашество до принятия на себя старческого служения (1842–1860)

На следующий год, т. е. в 1812 году, в жизни брата Александра совершилось одно весьма важное событие: он, по представлению своего начальства и согласно разрешению Св. Синода, 29 ноября, был пострижен в мантию¹³⁸. В это время постриженному было уже ровно 30 лет. Лета для пострижения, разумеется, не молодые. Но для человека, пришедшего в обитель только три года тому назад, – пострижение в эти годы – очень раннее. Однажды в Бозе почивший старец рассказывал про это пострижение следующее:

«Нас тогда через три года постригли. – Как тогда это скоро уж очень делалось, – заметил на это старцу один из слушателей.

–Да, нет, ведь и тогда бывало, что лет по 12 живали послушниками до пострижения в мантию. А это так уж меня, – и старец махнул рукой, давая этим жестом понять, что я-де совсем не стоящий этого человек, что мне-де всю жизнь оказывали предпочтение не по заслугам»¹³⁹.

Но, во всяком случае, если его там скоро постригли, то на то было благословение старца, батюшки о. Макария. А последний, разумеется, хорошо уже знал душу молодого постриженика и надеялся на твёрдость его воли и приуготовленность духа к принятию мантии. Обычно в Оптиной пустыни в то время разрешения на пострижение из Св. Синода приходили к Великому посту; но в тот раз это разрешение пришло к октябрю. В объяснение этого почивший старец говорил, что тут всё «дело в том, что тогда служил в Синоде один мой товарищ, который мной весьма интересовался, но всё ещё не знал: где я нахожусь. А тут как представление к пострижению сделали, он узнал обо мне и сразу же ради меня выхлопотал немедленно разрешение на пострижение»¹⁴⁰.

Пострижение состоялось 29 ноября. Новопостриженный наречён Амвросием в честь Амвросия, Епископа Медиоланского (7 декабря). Монахам известно то значение, какое имеет пострижение. Этот момент, когда постригаемый совершенно забывает всё, кроме Бога, когда даже его внешние органы – слух и зрение – нечувствительны к внешнему миpy, действительно, имеет значение перерождения человека. Это такой акт, который производит в душе прямо переворот. Причина сего заключается в гармоничном содейетвовании и благодатных и естественных сил: душа обычно бывает так настроена и возбуждена, что она способна бывает воспринимать сообщаемое в самую глубь своего существа, а обряд произнесший обетов и молитвы так содержательны, что могут наполнить всю душу. Момент пострижения естественно запоминается твердо и не забывается во всю жизнь. Когда монахам приходится бывать на чужих пострижениях, то без слёз они не могут смотреть на этот дорогой им обряд.

Итак, 29-е ноября 1841 года укрепило о. Амвросия на будущую жизнь; оно окончательно завершило то перерождение, которое началось три года ещё тому назад. Свершилось. Теперь пред новым иноком лежала одна дорога, одна цель. Забыто всё прошлое; сказано последнее «Прости» родным, знакомым, миру. Монашеские подвиги, молитва, пост, постоянная бдительность над собою ради самоусовершенствования – вот теперь весь смысл его жизни. А там проходили в воображении новопостриженного давние картины виденного им при жизни о. Леонида; он видел, как к этому простецу-подвнжннку шли отовсюду все труждающиеся и обременённые¹⁴¹, все, снедаемые душевными скорбями, шли с глубокой верой и твёрдой надеждой, распростирались перед ним ниц, открывали ему все свои раны, – и, по своей вере, получали исцеления, врачевания, утешения. Пред ним проходили непрерывной вереницей целые тысячи этих осчастливленных несчастных. «Вот каково истинное пастырство, о котором мечтал я в семинарии», – думал юный инок, и его юная, монашеская душа все сильнее и сильнее привязывалась к старчеству, как к великому пастырскому служению человеческому роду…

Но вот не успел новопостриженный инок насладиться всеми великими радостями своей новой жизни во Христе Иисусе, не успел он пережить своих чистых духовных восторгов, как Провидение приуготовило ему новое благодатное утешение. Не успел он прожить монахом и двух месяцев, как был уже представлен к посвящению в иеродиакона». Не говоря уже о том, что по обычным монастырским порядкам (особенно в Оптиной пустыни) такое движение было быстрым, – это представление к иеродиаконству помимо всяких честолюбивых, земных соображений (каковых, конечно, у о. Амвросия и не могло быть) было просто страшным для его смирения. Он ещё так недавно поступил из мира в монастырь, недавно только принял мантию; у него нет ровно ничего доброго; у него только один грех, с которым он хочет бороться и бороться: и вдруг его уже хотят сделать диаконом, его хотят уполномочить возносить за братию, за весь православный мир молитвы ко Господу, служа при таинствах. Как он станет молиться за других, как он будет их предстателем, когда он хуже их?! «Нет, я недостоин диаконского сана», – так закончил о. Амвросий свои тяжёлые думы по поводу своего диаконства и с этими мыслями вместе со своим товарищем, тоже представленным к диаконству, отправился к старцу о. Макарию.

«Входим мы к нему, – рассказывал покойный о. Амвросий,– а он и начинает нам сам говорить:

– Ну, вас назначили, назначили; это хорошо.

А мы мнёмся и ничего на это не можем ему ответить. Но товарищ мой был посмелее и заговорил первый.

– Вот об этом-то мы и пришли переговорить с вами, батюшка. Ведь мы недостойны диаконства...

– Так и думайте, так и думайте всегда, что вы недостойны, – перебил его старец.

Ну, а я после этого, разумеется, и рта не мог открыть, – прибавил рассказчик»¹⁴².

Так успокоил старец о. Амвросия, и он, продолжая себя считать недостойным благодати первой степени священства, не мнить в себе никаких совершенств, однако, смотря на благодать, как на дело Божие, даруемое Богом человеку отнюдь не за заслуги, был рукоположен во иеродиакона 4 февраля 1843 года. После рукоположения, когда приходилось часто служить в храме Божием, новорукоположенный иеродиакон всецело жил новыми, светлыми, благодатными ощущениями. Частое приобщение Св. Таин Христовых, молитвенное предстояние алтарю Господню – всё это наполняло его душу неизъяснимым, высоким восторгом. И горяча, горяча была молитва благочестивого иеродиакона.

Вместе с тем о. Амвросий нёс своё прежнее послушание: состоял келейником при старце о. Макарии. Картины великого пастырского, старческого служения по-прежнему непрерывной чередой шли пред его взорами...

Недолго о. Амвросий был простым монахом до иероднакоиства; недолго пришлось ему послужить и иеродиаконом до иеромонашества: он не пробыл иеродиаконом всего даже и трёх лет. К декабрю месяцу 1845 года уже было утверждено представление о посвящении его в иеромонахи. Если он считал себя недостойным к принятию диаконского сана, то таким же мнил он себя и ещё в сильнейшей степени и в отношении к священству. И теперь, как три почти года тому назад, в его смиреной душе пошли одна за другою тяжкие думы о своём недостоинстве. Он более чем кто-либо другой, мнил себя недостойным священства, так как, живя доселе вблизи старцев, он видел, что священство обязывает не к одному только совершению служб Господних, но и к пастырству, к властитсльству над душами пасомых, духовных чад; священство он полагал не в отвне только даваемой (объективной) благодати, но и в личном умении и духовной правоспособности (субъективной) пользоваться этою благодатию для созидания на земле, в среде духовных чад, Царства Божия. Что же могло утешить его смиренную, мятущуюся от сознания своих несовершенств, душу? Только одна вера в Промысл и надежда на Его милосердие, поселённые в него старцем. Опять был подобный же, что и раньше, перед иеродиаконством, приход к старцу, опять были те же речи о своём недостоинстве, и опять был подобный же мудрый, простой и властительный ответ старца. И вот о. Амвросий снова поехал в Калугу, к Преосвященному Николаю¹⁴³ для рукоположения. Эта поездка дорого обошлась о. Амвросию; он о ней вспоминал уже в старости, так как во время неё он получил сильную простуду.

Была вторая половина ноября месяца. Холода стояли невыносимые. Но о. архимандрит Моисей не хотел медлить с посвящением, и назначенные к рукоположению выехали в Калугу. Медленно брели по глубокому снегу и плохой дороге монастырские плохие лошадки по направлению к городу Калуге. А седоки зябли и мёрзли в своих неважных рясах.

«Помню я, – рассказывал о. Амвросий, – что как еще только меня привезли на почтовую станцию, я почувствовал сильную боль в желудке»¹⁴⁴.

Это и было началом тех почти беспрерывных болезней, которые сопровождали о. Амвросия во всю его жизнь, вплоть до самого гроба. Когда оптинские ставленники (так называют готовящихся к рукоположению) прибыли в Калугу, то Преосвященный был сильно занят какими-то важными делами, и день рукоположения был отложен на неделю слишком. Ставленники, не имея своего пристанища в Калуге, поехали в Тихонову пустынь, где и пробыли 8 дней. Потом уже воротились в Калугу, где и были рукоположены 9-го декабря. Эта продолжительная поездка в лютое – зимнее время и сгубила здоровье о. Амвросия.

Нужно, повторяю, быть по опыту знакомым с чисто монастырским честолюбием, которое бывает подчас необыкновенно наивно, но всегда очень щепетильно, чтобы понять, что нашлись в Оптиной пустыни такие люди, которые позавидовали рукоположению о. Амвросия в иеромонахи.

«Когда узнали о нашем посвящении, то,– вспоминал о. Амвросий, – кой-кто на меня покашивались»¹⁴⁵.

Это, быть может, и предвидел о. Амвросий, и потому он попросил начальство, чтобы его прямо же зачислили вне штата в скит. «Поэтому, – добавляет дальше о. Амвросий, – как узнали, что я желаю быть заштатным, то те же самые люди стали ко мне относиться даже с особым почтением»¹⁴⁶. Преосвященный Алексий, архиепископ Виленский и Литовский¹⁴⁷, когда был только рукоположен в иеромонахи, то после совершения нескольких литургий, благоговейно говорил близким к себе людям: «Нет на земле никакого другого, более высшего духовного наслаждения и радости, как предстоять Престолу Господню и совершать Святейшее Таинство Евхаристии»¹⁴⁸. И подлинно. Нет большей радости, нет большего веселья. И вот этой-то радости и этого то веселья и сподобился о. Амвросий. Одному Господу Богу только ведомы его святые, горячие молитвы, его умильные слёзы пред Престолом Господним. Чиста и действенна была его молитва любви. Предстал Господу Богу новый пастырь, которому суждено было собрать возле себя великое множество пасомых – духовных чад и плодотворно служить великому делу – созиданию Царства Божия в людях.

Вскоре по посвящении в иеромонахи, месяцев через девять, о. Амвросий сильно заболел: дала знать себя полученная им во время поездки в Калугу простуда. 17 сентября 1846 года он уже заболел весьма серьёзно и слёг в постель¹⁴⁹. С этого времени начались почти беспрерывные болезни о. Амвросия, тянувшиеся до самой смерти.

С этого времени и вплоть до самой кончины старца о. Макария, последовавшей 7 сентября 1860 года, о. Амвросий при Божией помощи только приуготовлялся к своему будущему многотрудному служению. Скит св. Иоанна Предтечи, где жил тогда о. Амвросий и где начальствовал старец о. Макарий, – уединённое место, где нет никакого напоминания о мире. Так и кажется, что нет ничего, кроме этих храмов, да густого леса. Братии там немного. Все живут как одна семья. Общий отец всех – старец. К нему идут все со всякими нуждами. Ему известно всё и он всем руководит. Скитская служба – благоговейная и полная; скитское пение – простое, старинное и величавое. И вот тут-то, в этой тиши и уединении жил о. Амвросий. Не нашим глазам смотреть в тесные пределы его кельи и свидетельствовать о тех молитвенных бденных подвигах, которыми укреплял свой дух немощный телом подвижник. Не нам говорить о тех слезах покаяния и любви, которыми плакал и о своих и о чужих грехах сердобольный, всех любящий, отшельник. Из года в год шли тихие дни жизни о. Амвросия под покровом старца. К о. Макарию он стал ещё в более близкие отношения, чем стоял к о. Леониду. Девятнадцатилетняя деятельность старца о. Макария на пользу обители и многочисленных мирских посетителей вся прошла пред глазами о. Амвросия. Прежде всего, о. Амвросий многое черпал непосредственно из богатейшего источника старческой мудрости о. Макария. Явится ли у самого какой недоуменный вопрос, наведёт ли другой кто на него – сейчас идёт к старцу, поведывает ему свою душу и услаждается его мудрым ответом. Сколько сподобил его Господь выслушать бесед от о. Макария! Отец Макарий в течение своего старческого служения писал необыкновенно много писем. С каждой почтой он получал десятки писем с разных сторон с просьбами советов и наставлений. На те из них, которые, действительно нуждались в ответах, старец непременно отвечал. Вот в этой-то переписке и помогал старцу о. Амвросий. Многие из ответных писем старца, которые изданы в целых пяти томах¹⁵⁰, написаны под диктование старца рукою о. Амвросия. А некоторые писаны прямо-таки о. Амвросием по указанию старца. Большинство писем, которые присылались к старцу, конечно, прочитывались о. Амвросием. Это участие в огромной переписке было весьма важно для будущего преемника о. Макария. Эта переписка совсем особого рода. Тут, во-первых, только одна правда. Тут наболевшие человеческие души обнажали пред благочестивым старцем самые сокровенные свои тайники, раскрывали самые глубокие язвы. В подобных письмах виден весь человек, во всей его истинной, неприкрашенной наготе; в них говорят истинное горе, настоящая печаль. Участие в этой переписке знакомило наперёд, и знакомило самым основательным образом, о. Амвросия с человеческой душой, с её тайными изгибами, с её немощами и силами, знакомило с мирским человеком. Но ещё большее и важнейшее значение имело для о. Амвросия другое явление, то же 19 лет не сходившее с его глаз. Все эти годы пред его глазами, мимо него самого, и отчасти при посредстве его, непрерывной вереницей шёл верующий православный русский люд со своею верою и со своими скорбями к о. Макарию. Большинство этих посетителей наперерыв добивавшихся повидать старца, прошли к нему через посредство о. Амвросия. Он видел эту святую веру, подвигавшую этих пришельцев, лицом к лицу. Те духовные раны, за исцелением которых они приходили, он видел воочию. Он видел бесчисленное множество горьких слёз, тяжёлых страданий. Тут-то он и научился любить страждущее человечество так, как редко кто может любить. Тут-то он и воспитал в себе ту силу самопожертвования, которая не оставляла его до самой смерти. Отец Амвросий даже любил чаще и чаще видеться с приходившими к старцу посетителями. Живя отдельно от старца, он часто, однако приходил к нему в хибарку и тут любил поговорить с другими.

«А батюшка о. Макарий, бывало, увидит меня, – рассказывал почивший, – погрозится на меня палкой и скажет:

– Смотри, помянешь ты это времечко»¹⁵¹.

И предсказания батюшки действительно сбылись. Отец Амвросий поминал это времечко; поминал отчасти потому, что он заменял о. Макария и уже говорил с посетителями не ради только своей охоты, а по их просьбам и нуждам, частью же и потому, что многое, приобретенное им в то время, пригодилось впоследствии. Старец, о. Макарий усматривал в о. Амвросии ту силу духа, какою он был облечён, провидел славу будущего его старческого служения и посему, движимый любовью к своему духовному сыну и ученику, подвергал его всевозможным, иногда весьма тяжким, испытаниям и лишениям, воспитывая в нём строгого подвижника нищеты, смирения и других иноческих добродетелей, по слову Писания: иже щадит жезл свой – ненавидит сына своего, любяй же– наказует прилежно¹⁵²; и: наказуяй сына – и возлюбит тя¹⁵³.

Особенным воспитательным средством для о. Амвросия во время жизни старца о. Макария было его участие в переводах и изданиях некоторых святоотеческих творений. Серьезное богословское образование, полученное о. Амвросием в семинарии, хорошее знание классических языков, широкий и острый от природы его ум – все это сделало то, что старец привлёк его, как самого главного деятеля, к участию в оптинских изданиях святоотеческих творений вместе с другими образованными иноками. Этих изданий сделано при старце Макарии очень много и во всех них принимал участие о. Амвросий. Вот эти издания¹⁵⁴:

1. Житие и писание Молдавского старца Паисия (Величковского), М., 1847 (2-е изд.) и 1848 (3-е. изд.) – В этой книге помещено житие о. Паисия, писания схимонаха Василия, друга о. Паисия и его собственные:

а) Толкование на Господи помилуй;

б) Об умной молитве;

в) Письма к разным лицам его и некоторых других старцев.

Четыре огласительных слова к монахине, сочинённые и говоренные 1766 года иеромонахом Никифором Феотокием, впоследствии архиепископом Астраханским, переведенные с греческого старцем Паисием Величковским. Изд. 1-е: 1848 г., изд. 2-е: 1849 г.

Преподобного отца нашего Нила Сорского, предание учеником своим о жительстве скитском. Изд. 1849 г.

4.Восторгнутые класы к пищу души, т. е. несколько переводов из святых отцев старца Паисия Всличковскаго. Изд. 1849 г.

5.Преподобных отцев Варсонофия Великого и Иоанна руководство к духовной жизни, в ответах на вопрошение учеником. Изд. 1-е: 1852 г., изд,

2-е: 1855 г.

6.Преподобного отца нашего Симеона Нового Богослова игумена и пресвитера бывшаго от ограды св. Мамонта, слова весьма полезные (12 слов). Изд. 1858 г.

Оглашение преподобного Феодора Студита. Изд. 1853 г.

Преподобного отца нашего Максима Исповедника толкование на молитву «Отче наш» и его же слово постническое по вопросу и ответу. Изд. 1853 г.

Св. отца нашего Исаака Сирина, епископа Ниневийскаго, слова духовно-подвижническия, переведённые с греческого старцем Паисием Величковским. Изд. 1854 г.

Преподобного отца нашего Аввы Фаллассия, главы о любви, воздержании и духовной жизни. Изд. 1855 г.

Преподобного отца нашего Аввы Дорофея душеполезные поучения и послания с присовокуплением вопросов его и ответов на оные Варсануфия Великого и Иоанна пророка. Изд. 1856 г.

Перевод большинства перечисленных святоотеческих творений сделан не издателями; они издавались в переводе старца Паисия (Величковского). Но помимо того, его перевод приходилось проверять по греческому подлиннику¹⁵⁵, самый перевод о. Паисия требовал тщательной отделки. Нужно было следить за каждой мыслью, за каждым словом. Эта тщательность особенно требовалась тогдашней Московской духовной цензурой, за которой так зорко следил приснопамятный митрополит Московский Филарет¹⁵⁶. Но труды по изданию увеличивались тем, что все они были снабжаемы собственными примечаниями издателей под строкою¹⁵⁷. Сколько требовалось глубины мысли и духовного опыта, чтобы делать эти примечания к таким творениям, как, например, Аввы Дорофея, Исаака Сирина и других? Участники изданий переводов¹⁵⁸ обыкновенно ежедневно собирались в келье старца и по нескольку часов занимались этим делом. Участник этих трудов, покойный архимандрит Леонид прямо свидетельствует, что «у всех участвовавших в сих трудах не было недостатка в усердии». И случалось, что иной из участников и «чувствовал по временам изнеможение от усиленных занятий»¹⁵⁹. Да, и действительно, все переводы эти исполнены с замечательною тщательностью.

Но эти труды были такого рода, что в них же самих заключалась и награда трудившихся. Награда была так велика, что труда-то будто и не было. «Как щедро были награждены мы за малые труды наши! – восклицает один из участников этих трудов. – Кто из внимающих себе не отдал бы нескольких лет жизни, чтобы слышать то, что слышали уши наши: это объяснения старца на такие места писаний отеческих, о которых – не будь этих занятий, никто из нас не посмел бы и вопросить его, а если бы и дерзнул на сие, то, несомненно, получил бы смиренный ответ: «Я не знаю сего, это не моей меры, может быть, ты достиг её, а я знаю лишь: «Даруй ми, Господи, зрети моя прегрешения!». Очисти сердце – тогда и поймёшь! Кто из нас в состоянии будет забыть, с какою снисходительностью выслушивал он, ущедрённый от Господа даром духовного рассуждения, наши детские немотствования»¹⁶⁰.

Это главнейшее участие о. Амвросия в святоотеческих переводах для него имело значение систематического, основательнейшего и серьезнейшего изучения аскетической литературы. Недаром говорят, что хороший переводчик второй автор; таким именно переводчиком и был о. Амвросий. Так Господь приуготовлял своего избранного пастыря к великому служению человечеству в старческом подвиге: он его поставил у источника и жизненного аскетического опыта, и – книжной святоотеческой премудрости. И тем и другим о. Амвросий напоял себя обильно.

Но когда и сам старец о. Макарий вполне созрел для будущей блаженной жизни и о. Амвросий под его отеческим руководством возрос в меру возраста исполнения своих старцев, – то Господь отозвал к Себе о. Макария. 7-го сентября 1860 года о. Макарий скончался на 72 году своей многоплодной жизни¹⁶¹.