IX. Игуменья Антония и современное ей светское общество в их взаимоотношениях

Круг и характер отношений игуменьи Антонии к современному ей светскому обществу определяется тремя главными обстоятельствами ее жизни: происхождением ее, жизнью в Бородинском монастыре при игуменьи Марии и занятием ею важного поста – настоятельницы Московских иноческих обителей.

Игуменья Антония происходила из среды богатого Московского купечества, той среды, многие представители которой, будучи истинными сынами православной церкви, издавна являлись, являются и до настоящего времени щедрыми поддержателями церковного благосостояния, покровителями и благотворителями как приходских храмов, так и иноческих обителей. Еще во время прохождения Александрой Троилиной послушнического искуса в Бородинском монастыре известные московские коммерсанты братья Иван, Тимофей и Константин Прохоровы, из которых последний был мужем ее родной сестры, считались щедрыми благодетелями Бородинской обители, входили во все нужды сестер и помогали монастырю во всем касательно хозяйственных дел и необходимых потребностей общежития, а Иван Васильевич получил и особое наименование от сестер «родного благодетеля»³⁶. Поставленная настоятельницей московских обителей, сначала Страстного монастыря, а потом Алексеевского, игуменья Антония нашла эти обители в неустроенном виде. И много ей пришлось употребить и сил и средств на приведете этих обителей в надлежащей порядок. Знакомое и родное ей московское купечество было хорошим помощником ей в этом деле. Когда же служила матушка в Алексеевском монастыре, имевшем кладбище, то московские купцы, хороня здесь своих родных, делали немалые вклады на содержание как монастыря, так и монастырского духовенства

Бородинская игуменья Мария, происходя по отцу из рода Нарышкиных, а по матери от князей Волконских, бывшая в замужестве за генералом Тучковым, имела кроме этих фамилий многочисленную титулованную родню (например, князей Голицыных, графов Шереметьевых и других), со многими из которых поддерживала близкие отношения до самой своей смерти, посещая их и принимая у себя в монастыре. Недюжинное дарование и хорошее образование, при выдающейся кротости, которыми обладала любимая послушница игуменьи Марии, Антония, часто сопровождавшая игуменью во всех ее поездках, скоро обратили на себя внимание титулованных родственников игуменьи Марии. Этим было положено основание отношениям игуменьи Антонии к аристократическому обществу, отношениям, впоследствии все более и более развивавшимся.

При жизни же послушницы Антонии в Бородинском монастыре она была представлена в Бозе почивающей Государыне Императрице Александре Федоровне и сделалась известной некоторым другим Высочайшим особам из царской фамилии. В 1848 году послушница Антония присутствовала при святом миропомазании высоконареченной невесты Его Императорского Высочества Великого Князя Константина Николаевича принцессы Александры Альтенбургской, у которой игуменья Мария была восприемной матерью³⁷. Удостоенная аудиенции Ее Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны, игуменья Мария нашла возможным представить Государыне и свою духовную дочку Антонию. – «Какая молодая», – заметила об Антонии Государыня Императрица, и затем обратилась к ней с вопросом: «Вы навсегда поступили в монастырь?» – «Надеюсь, что навсегда, Ваше Императорское Величество», ответила юная послушница. Когда у Великого Князя Константина Николаевича родился сын Николай, то игуменья Мария, отправляя Антонию по делам монастыря в Петербург, поручила ей передать на благословение новорожденному икону. Когда послушница Антония явилась с этим поручением к Великому Князю, то он попросил ее, как посланницу игуменьи Марии, самой надеть икону на младенца, что она и исполнила. В 1851 году приведена была в исполнение игуменьею Мариею последняя великая мысль. По высокому ходатайству Великой Княгини Марии Николаевны, был Высочайше утвержден план существующего и в настоящее время в Бородинском монастыре собора во имя Владимирские иконы Божией Матери. Для представления планов проектировавшегося собора на Высочайшее утверждение игуменья Мария посылала в Санкт-Петербург послушницу Антонию. С рекомендациями своей настоятельницы Антония явилась в Петербург к известной своей религиозной настроенностью и любовно-внимательным отношением к нуждам русской церкви представительнице высшего света Татьяне Борисовне Потемкиной, у которой во время поездок в Петербург останавливалась игуменья Мария. Татьяна Борисовна приняла близкое участие в поручении, возложенном на Антонию; Великая Княгиня Мария Николаевна приняла Антонию, обласкала ее и скоро устроила ее дела.

Назначение монахини Антонии игуменьею Московского Страстного монастыря повело за собою большее расширение и укрепление тех отношений ее к светскому обществу, хорошее начало которым было положено в Бородинском монастыре. Теперь иг. Антонии пришлось уже в качестве настоятельницы принимать в стенах вверенных ее управлению иноческих обителей Высочайших гостей. В феврале 1862 г. она принимала в Страстном монастыре великого князя Михаила Николаевича, принесшего в дар на гробницу с честной главой святой великомученицы Анастасии-Узорешительницы – ангела хранителя дочери его, великой княгини Анастасии Михайловны изящную серебрено-вызолоченную лампаду. Сам митрополит Филарет затеплил эту лампаду, и огонь сей непрерывно поддерживается и доныне³⁸. В Алексеевском монастыре игуменья Антония в 1895 году принимала великого князя Константина Константиновича, приезжавшего помолиться на могиле почетного гражданина Александра Григорьевича Кузнецова, пользовавшегося его расположением; матушка поднесла при этом великому князю икону монастырской работы. Следует затем указать здесь еще на два уже ранее упомянутых нами факта из жизни игуменьи Антонии, хорошо характеризующее милостивое внимание к ней Высочайших особ. Это, во-первых – пожалование в 1883 году игуменьи Антонии ныне здравствующей Государыней Императрицей Марией Федоровной своего гравированного портрета в золотой раме; во-вторых – Высочайший прием, которого была удостоена игуменья Антония вместе с другими настоятельницами московских обителей в 1896 году в Кремлевском дворце, также ныне здравствующей Государыней Императрицей Александрой Федоровной.

Сделавшись настоятельницей Московского монастыря игуменья Антония, при ее уме, образовании и энергической деятельности, соединенных с выдающейся кротостью, начала быстро привлекать к себе сердца всех тех из среды светского общества, которым приходилось вступать с ней в какие-либо отношения. Она в скором времени заняла выдающееся место среди церковных деятелей столицы, вызывая во всех, знавших ее, не только чувства любви и уважения, но даже, можно сказать, благоговения. Каждый из тех, кому приходилось бывать у матушки Антонии и беседовать с ней, думаем, подтвердит, что она производила на всех особое впечатление. Двоякий характер имело это впечатление. Прежде всего вас поражало духовное величие этой личности: во всей ее фигуре, манерах и каждом слове виден был человек, носящий высокий духовный сан и глубоко религиозно настроенный. Под этим впечатлением у вас являлось особенно уважение и почтение к такой особе. Но на ряду с этим настроением возникало другое. Необыкновенно ясный взгляд ее очей, добрая улыбка и сквозившее в звуке ее речей и ласковых словах искреннее расположение ко всем, обращавшимся к ней, возбуждали в душе такое сердечное умиление, при котором делалось чрезвычайно отрадно на душе, даже смятенной какими-нибудь житейскими бурями. Вот почему выдающиеся представители светского общества находили большую отраду в посещениях келий матушки и беседах с ней и доверчиво сообщали ей как о радостных, так и о печальных событиях своей личной жизни. Московские генерал-губернаторы Павел Алексеевич Тучков, племянник игуменьи Марии, и князь Владимир Андреевич Долгоруков, редактор «Московских Ведомостей» Михаил Никифорович Катков и некоторые другие так любили наслаждаться отдыхом и покоем от своих обширных трудов в кельях матушки в сердечных разговорах с нею.

Переходя к более подробному выяснению отношений, установившихся между матушкой Антонией и представителями высшего светского общества, мы остановим свое внимание прежде всего на ныне покойном уже секретаре Государыни Императрицы Марии Федоровны, Феодоре Адольфовиче Оом, и его семействе. Сердечному расположению и глубокому уважению Феодора Федоровича к матушке было положено начало с первого же его знакомства с ней. «Не поверите, – пишет он матушке, в письме от 1-го мая 1880 года, – с каким удовольствием вспоминаем мы (с дочерью Анной Федоровной, состоящей в замужестве с Александром Николаевичем Коковцевым) день посещения нами Алексеевского монастыря и какое неизгладимое впечатление произвело на нас знакомство с Вами и с обителью. Сердце радуется при одной мысли о житии мирном и столько пользы приносящем не только соотечественницам, от мира сего удаляющимся, но и иноземным детям (разумеются южнославянские девочки), родным по вере, ищущим просвещения под кровом Алексеевского монастыря». Такое же неизгладимое воспоминание о посещении матушки Антонии в Алексеевском монастыре осталось и у дочери Феодора Адольфовича, Анне Федоровне Коковцевой. «Утро, проведенное нами в Алексеевском монастыре, писала она матушке, – всегда будет служить мне одним из лучших светлых воспоминаний, и я надеюсь, что когда-нибудь представится мне случай посетить вновь обитель и увидеть Вас». «Вернувшись из Москвы, отец мой передал мне, – пишет Анна Федоровна в другом письме, присланные Вами – образок, подушку, книжную закладку и яйцо. Вещи эти живо напомнили мне пребывание мое, к сожалению очень короткое, в Алексеевском монастыре и те ласки, которыми Вы наделили меня, а затем и мужа моего в бытность в Москве». Как сильно и крепко привлекала к себе игуменья Антония сердца всех, даже после краткого знакомства в нею, – доказательством этому служат те места в письмах к ней Феодора Адольфовича, в которых он поверяет матушке, как лицу самому близкому, родному, свои интимные радости и заботы – говорит о занятиях своего сына в училище правоведения, о болезнях внучат и даже о тревожном для него приближения того момента, когда он должен был сделаться дедушкой. По сделанным выдержкам из письма Анны Федоровны Коковцевой мы видели, что матушка Антония посылала ей в подарок образок, подушку и другие вещи. Такие же подарки получал от матушки и Феодор Адольфович. Обращает на себя особенное внимание в этом случае замечательное внимательно-трогательное отношение Феодора Адольфовича к этим подаркам. В первый день Пасхи 1884 года Феодор Адольфович, как видно из его письма от 14 апреля того года, отправился поздравить воспитанниц вверенного его попечению Павловского института. Дети радостно встретили его и одна из воспитанниц приветствовала его стихотворением своего сочинения. Феодору Адольфовичу хотелось отблагодарить поэта за его приветствие, но он не мог никак придумать, чем бы доставить ей удовольствие. Но тут ему пришло на мысль подарить этой воспитаннице пасхальное яйцо, полученное только что от матушки Антонии. «Получив от Вас яйцо, – пишет он матушке, – и видя в этом подарке благословение, призываемое Вами на меня, недостойного, мне пришла мысль это благословение перенести, так сказать, на девицу, которая, оканчивая ныне курс учения, стоит на пороге новой, неведомой ей жизни, и нуждается в молитве о ней, о том, чтобы Господь Бог даровал ей ангела-хранителя для ограждения от зла и искушений. Ей-то, молодому поэту, написавшему стихотворение, я подарил это яйцо и надеюсь, что Вы на меня не посетуете за такое употребление его, ибо рассчитываю на пользу для нее этого подарка». (В письме Феодор Адольфович собственноручно переписал для матушки и это стихотворение).

В очень дружественных отношениях была игуменья Антония с известной своим благочестием и преданностью православной церкви семьей князей Ширинских-Шихматовых. С князем Платоном Александровичем матушка Антония познакомилась еще при жизни ее в Бородинском монастыре, где был похоронен брат его Павел Александрович. Когда игуменья Антония настоятельствовала в Алексеевском монастыре, к ней в монастырь поступила его дочь, Варвара Платоновна, которая здесь и скончалась. Брата его Валериана Платоновича, дочь Мария по выходе из Екатеринского института гащивала у матушки. Все члены этой фамилии относились с особенным уважением и любовью к матушке. Характерным выражением этих отношений служат следующие слова из письма княгини Екатерины Павловны Ширинской-Шихматовой к матушке от 27 ноября 1879 года. Пославши матушке ко дню ангела в подарок чашечку, княгиня писала: «Мне хотелось, чтобы эта безделица чаще напоминала бы Вам меня, всецело преданную Вам, с каким-то особенным чувством благоговения любящую Вас и глубоко уважающую Вас. Вы светлая, ясная звездочка в воспоминаниях юности моей; думая о вас, я думаю и о покойной maman мое». В других своих письмах княгиня Екатерина Павловна сообщала матушке о своих печалях по поводу смерти родителя и о разных своих семейных делах.

Следует указать затем как на лиц, которые также близко были расположены к матушке: почетного опекуна обер-гофмейстера Бориса Александровича Нейдгардт и супругу его Марию Александровну и семьи – генерала Богдановича, Брянчаниновых и Краснопевковых. Члены поименованных фамилий относились к матушке с глубочайшим уважением и любовью, с большим удовольствием посещали ее и имели с ней сердечную переписку.

Особенного внимания заслуживает в данном отношении фамилия Брянчаниновых, один из представителей которой, епископ Игнатий, познакомился с матушкой еще в бытность ее послушницей в Бородинском монастыре. Во время служения преосвященного Игнатия в сане епископа Кавказского и Черноморская, Ставропольским губернатором был брат его, Петр Александрович. Удалившись по болезни на покой, преосвященный Игнатий поселился в Николо-Бабаевском монастыре; вместе с ним поселился и брат его, вышедший в отставку. Последний был особенно расположен к матушке Антонии, навещал ее во время поездок в Москву и состоял с ней в постоянной переписке. Матушка Антония и сама неоднократно бывала в Бабаевском монастыре, но только уже по смерти преосвященного Игнатия. Петр Александрович считал своим постоянным долгом поздравлять матушку на дни ее ангела и в великие праздники. Принимая вместе с архимандритом Бабаевской пустыни Иустином, также весьма близким к матушке, весьма деятельное участие во внешнем устроении и украшении обители, Петр Александрович пользовался при этом деле помощью и матушки Антонии – по сбору пожертвований и при различных заказах в Москве. Наилучшим выражением тех чувств, который питали к матушке Антонии как сам Петр Александрович, так и брат его преосвященный Игнатий, а также и хорошей характеристикой матушки Антонии, служат следующие строки из письма Петра Александровича к матушке от 10 октября 1868 года: «Милостивейшее письмо Ваше от 1-го октября я имел утешение получить и принял как благословение лица многочтимого мною по духу учения его древнеотеческому, по жизни, проникнутой этим учением, лица, память о котором сохранял – по этой же причине – всегда и в Бозе почивший святитель епископ Игнатий». В другом письме от 23 декабря 1882 года Петр Александрович дополняет свое обрисование высокой личности матушки Антонии, называя полученное им от матушки письмо «словом духовная смирения, терпения и преданности воле Божией в постоянно неизменной любви к ближнему, выраженной соболезнованием и сочувствием и к его радостям и к его горю»; «в этом основании Ваших отношений к ближнему, – пишет он далее, – причина такого общего благоговейно-преданного расположения к Вам всех, кто приведен был Промыслом Божиим к знакомству с Вами». С таким же уважением и с такою же глубокою преданностью относились к матушке Антонии и другие члены фамилии Брянчаниновых, например сын Петра Александровича Алексей Петрович, состоящий на службе в капитуле орденов, брат его Семен Александрович и дети последнего – Николай Семенович, ныне губернатор рязанский, и Александр Семенович, губернаторствующий в Самаре.

В близких отношениях к Николо-Бабаевскому монастырю во время проживания там преосвященного Игнатия и Петра Александровича находился один благочестивый харьковский помещик Андрей Федорович Ковалевский. Считая преосвященного Игнатия своим наставником, он глубоко проникся его аскетическим духом и решился удалиться из мира. С этою целью он устроил в своем имении в Змиевском уезде, Харьковской губернии, иноческую обитель; долгое время это не был самостоятельный монастырь: в нем проживали иноки, присылаемые из Святогорского монастыря; в настоящее же время эта обитель уже известна под именем Высочинского Казанского монастыря

Жизнь свою Андрей Федорович проводил в заботах и хлопотах по устройству своей обители и в молитвенных бдениях. Хорошо изучивши язык славянских богослужебных книг, он с любовью занимался писанием акафистов, из которых некоторые уже давно введены с надлежащего разрешения в церковно-богослужебное употребление. С этим боголюбивым старцем познакомилась – хотя заочно только – игуменья Антония через Петра Александровича, который рекомендовал его матушке для составления акафиста святому Алексию, человеку Божию. Акафист был составлен и разрешен к церковно-богослужебному употреблению. Начавшаяся по поводу сего акафиста переписка матушки Антонии с А. Ф. Ковалевским перешла в постоянный письменный обмен мыслей и чувств, продолжавшийся до самой смерти матушки. История этого знакомства двух лиц, не видавших всю жизнь друг друга, прибавляет нам не мало высоких черт к образу незабвенной матушки Антонии. К этому благочестивому старцу, не виданному ей, но хорошо описанному в его стремлениях и действиях, Антония отнеслась с такою же любовью, как и к остальным лично знакомым ей лицам. Такое ее отношение вызвало и со стороны А. Ф. Ковалевского те же чувства благоговейного уважения и глубокой любви, какие питали к ней знавшие ее лично.

Особые обстоятельства были причиною развития особо дружественных отношений между игуменьею Антониею и семьею Краснопевковых, один представитель которой, преосвященный Леонид, долгое время был Московским викарием, а другой – брат его Александр Васильевич – директором народных училищ Московской губернии. Мы уже говорили о том, что игуменья Антония с первых же лет своей игуменской деятельности заслужила своими высокими достоинствами особое внимание Преосвященного Леонида и в каких дружественных отношениях находился он с матушкой до самого конца своей жизни. Здесь же мы считаем нужным обратить внимание на одно также вышеупомянутое обстоятельство в истории отношений матушки к семейству Краснопевковых. Сестра Преосвященного Леонида Екатерина Васильевна Ушакова, бывшая долгое время классной дамой в Московском Николаевском институте, заболела сильным нервным расстройством, для излечения которого врачи требовали немедленного переселения ее в деревню. Преосвященный Леонид, озабоченный таким положением своей сестры, начал приискивать в подмосковских местностях дачу для больной, но, не найдя ничего подходящего, решил просить матушку Антонию поместить его сестру в Алексеевском монастыре на время впредь до приискания для нее более удобного места жительства. Приняв больную в монастырь, игуменья Антония дала ей удобное помещение, окружила материнскими попечениями и часто навещала ее. Ласковое отношение к больной и сердечные беседы с ней матушки имели своим благим последствием постепенное успокоение смятенной души и затем излечение ее от тяжелого недуга. Но духовное влияние матушки имело еще большие последствия. Екатерина Васильевна за время своей болезни так привязалась к матушке и настолько оценила ее подвижническую иноческую жизнь, что, по выздоровлении, решила остаться в монастыре, чтобы под кровом обретенной ею наставницы начать новую жизнь. Так она и прожила в Алексеевском монастыре под кровом матушки Антонии до конца своей жизни, отошедши в вечную жизнь уже в иноческом звании с именем Леониды. Хорошо воспитанная, высокообразованная и обладавшая педагогическим опытом, Екатерина Васильевна принесла большую пользу монастырю в деле воспитания и обучения южнославянских девочек, нашедших добрый приют в Алексеевском монастыре. Ею же, под руководством преосвященного Леонида, составлена прекрасная история Алексеевского монастыря.

Описанные нами обстоятельства жизни Екатерины Васильевны Ушаковой в достаточной степени характеризуют личность игуменьи Антонии со стороны влияния ее на женщин светского общества. И можно с полным основанием только по этому единичному примеру предполагать, что многие из светских женщин, приведенных теми или другими жизненными обстоятельствами к раздумью о цели своей жизни, при знакомстве с матушкой Антонией скоро приходили к мысли о том, что эта временная жизнь есть только подготовление к жизни вечной, и что высшая форма выражения ее есть жизнь иноческая. Но мы имеем возможность указать и на другие примеры подобного рода. Известно, что в Алексеевском монастыре, и именно под влиянием матушки Антонии, нашли себе тихое пристанище несколько интеллигентных женщин, из которых можно указать, например, на монахиню Амвросию, в мире Анну Афанасьевну Севастийскую, сестру главного врача Мариипской больницы, и на послушницу Зинаиду Осиповну Преженцову.

В бумагах матушки сохранилось четыре письма одной барышни высшего круга от 1864 года с Кавказа. По словам одной из наперсниц матушки Антонии, матери Паисии, ныне игуменьи Московского Никитского монастыря, эти письма принадлежат перу очень молодой в то время и давно уже умершей дочери одного генерала, служившего на Кавказе. Эта барышня почувствовала большое влечение к матушке Антонии до личного знакомства с нею. Посещая церковный службы в Страстном монастыре, она так была поражена величественным и в то же время ласковым видом матушки, что почувствовала необычайное влечение к ней. Становясь постоянно в храме около игуменского места, она во время службы почти не сводила глаз с матушки, чем и обратила на себя ее внимание. Добившись знакомства с матушкой, она со всем пылом своей молодости высказала ей свои чувства и свое желание поступить послушницей к ней в монастырь. Весьма осторожная в таких случаях, игуменья Антония предварительно принятия очаровавшейся ею девушки в монастырь решила испытать ее, чем и подготовить ее к новой жизни. Из упомянутых нами писем с Кавказа мы и можем видеть, какие, во-первых, чувства питала их авторша к матушке и в чем, во-вторых, состоял наложенный на нее матушкой искус. Велико было стремление этой молодой и образованной девушки, блиставшей притом большим талантом пения, поступить в монастырь. «Желание мое, – пишет она, – посвятить себя Господу все усиливается с каждым днем, несмотря на все ужасы, какие мне рассказывают о монастыре, несмотря на все удовольствия и выгоды, которые мне предлагают в мире». Но это стремление посвятить себя иноческой жизни неразрывно связано у ней со стремлением быть ближе к матушке и как бы даже вытекает из него. Выше написанные слова из ее письма служат заключением следующих ее сердечных излияний в чувствах по отношению к матушке. «Сейчас я из церкви, Бог сподобил меня причаститься Святых Его Таин, и поблагодаря милосердого Творца за Его великую милость ко мне, грешной, я взялась за перо, чтобы хоть письменно поговорить с Вами. Письмо Ваше от 25 января я получила и вот три впечатления сменились в моей душе: первое было – радость, когда я получила письмо, второе – счастье, когда я читала это сокровище, и третье – сожаление, зачем я не могу получать такие письма каждый день, каждую минуту. Теперь дозвольте мне, дорогая матушка, сказать Вам то, о чем я молилась в первую минуту по причащении; я молилась, чтобы Бог привел меня скорей во святую обитель Пресвятой Его Матери, нашей милосердной Царицы Небесной (разумеется Страстной монастырь) и спас бы мою душу, и молилась я о счастье существа, которое люблю и уважаю до глубины души, а кто это существо, не смею назвать Вам, потому что Вы пишете, в молчании молиться за тех, кого любишь, но молю, чтобы Творец наш Небесный, которому все возможно и который сам же вложил в мою душу святое и дорогое мне чувство, дал бы Вам почувствовать, кто так мне дорог, что даже и в ту минуту, когда душа полна счастья небесного, в ней все-таки было место и теплой молитве о дорогом ей существе; и подумайте, бесценная матушка, не святое ли то чувство, которое могло присутствовать в душе, даже и в то время, когда все земное забыто, когда душа хоть на один момент принимаешь в себя великого Создателя и Бога! Господи, Господи, помоги мне освятить мою душу, чтобы присутствие Твое в ней было вечно! Неужели может возмутить Вашу кроткую святую душу то чувство, которое, как бы посланник Царя Небесного, уничтожает в душе моей все мешающее Его присутствию и наполняет только тем, что Ему угодно?! Но верьте, многоуважаемая матушка, что когда я буду в монастыре около Вас, Вы никогда не услышите от меня ни одного слова такого, которое могло бы не только неприятно коснуться Вашей души, но даже положить малейшую тень неудовольствия на Ваш светлый взгляд. О, но тогда с помощью Божиею у меня будет возможность даже отгадывать и исполнять все, что может и молча доказать Вам, как свято и глубоко Вас уважаю, и верьте, что Бог даст мне радость видеть, что и Вы довольны иметь около себя безгранично преданное Вам существо». Из приведенных строк, между прочим, видно, как матушка Антония относилась к такому слишком горячему чувству к ней ее поклонницы, к такому, можно сказать, обожанию ее. Имея ту мысль, что такое высокое чувство должно иметь своим предметом только Господа Бога, а никак не человека, и обладая при этом выдающимся смирением, матушка, очевидно, старалась направить это чувство к истинной цели и запретила своей почитательнице говорить и писать о нем. В качестве же средств для надлежащего направления так охватившего душу молодой энтузиастки одушевления матушка снабдила ее подходящими книгами. «Благодарю Вас, – пишет эта особа в другом письме, – за книги сочинения святого Ефрема Сирина; я прочла 1-ю часть». Затем матушка давала ей, можно думать, и наставление о том, что нужно как можно более времени проводить в молитвенной беседе с Творцом и Промыслителем вселенной, чтобы возгреть в себе истинно-религиозные чувства и настроения. В том же письме мы читаем: «Акафист Царице Небесной я читаю каждый день утром, а по четкам прохожу два раза в день 40 поклонов – Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешную – земных и 160 малых, потом 4 поклона земных, прочтя Богородицу, и 16 малых. Еще утром, в вечерню и вечером читаю, что сказано в уставе псалтыря; вечером же в воскресенье, когда не полагается псалтири, я буду читать акафист Спасителю». В виду больших музыкальных талантов своей почитательницы матушка советовала ей изучить церковные песнопения и учиться игре на скрипке, под которую обычно до самого последнего времени, именно, до распространения фисгармонии, обычно разучивались женские монастырские хоры. «Начала я, – читаем мы в одном письме, – учиться на скрипке и с любовью, но с любовью только потому, что это Ваше желание, сама же я не очень-то жалую этот инструмент, даже в руках самых лучших артистов.... Пением я занимаюсь с большею любовью, чем когда-либо, стараюсь изучить как можно глубже те нежные святые переходы, которыми должно быть полно пение небес, стараюсь передать голосу возможность хотя слабым образом передавать необъемлемость величия, славы и милосердия нашего Всемогущего Творца, и да сохранит только Бог мой голос и поможет мне воспевать Его славу».

С того времени, как открыто было при Алексеевском монастыре кладбище, игуменьи Антонии часто приходилось иметь дело с людьми, тяжело пораженными утратою дорогих для них лиц. В такие минуты она так умела утешить и ободрить, восстановить терявшиеся надежды на милость Божию, что можно смело утверждать, что много убитых горем людей уходило из матушкиных келий уже с твердым упованием на Промысел Божий и с дорогим навсегда памятным для них воспоминанием о минутах, проведенных в беседе с матушкой. И весьма часто случалось, что многие с этого момента вступали в ряды ее многочисленных почитателей и пользовались случаем при посещении родных могилок посетить и матушку в ее кельях с целью получения от нее назидания и утешения.

Но ряды почитателей матушки пополнялись, как это уже и раньше было видно, не только лицами, приведенными к знакомству с ней какими-либо необычайными обстоятельствами жизни. Известность ее, как особы высокой духовной жизни и привлекательной по своей любви ко всем ближним, была велика, поэтому многие при самых обыкновенных житейских обстоятельствах искали случая получить от нее назидание и утешение. Кроме упомянутых ранее подобного рода случаев, можем указать здесь еще на очень близкие отношения матушки к известной благотворительнице кавалерственной даме А. Н. Стрекаловой, которая весьма любила посещать матушку в ее кельях, а при выездах из Москвы переписывалась с нею. Сохранилось от нее письмо из Карлсбада с подробным описанием ее жизни в этом лечебном курорте. Передают, что некоторые матери перед отправлением своих детей в школу водили их к матушке для благословения на дело учения. Даже известен случай, что одна лютеранка водила к ней с этой целью детей и весьма скорбела по смерти матушки, говоря: «Кто же теперь благословит моих деток перед началом учения».

Глубокое уважение и любовь, которые снискала себе игуменья Антония со стороны многих представителей различных слоев светского общества, особенно ясно и, так сказать, публично выразились в день празднования матушкой двадцати пятилетия служения ее в сане игуменьи – 22 октября 1886 года. В этот день в торжественном собрании в кельях матушки многих светских и духовных лиц, явившихся на это торжество, известный литератор Михаил Никифорович Катков поднес юбилярше адрес, прочитанный тайным советником Павлом Николаевичем Зубовым, следующего содержания: «Ваше Высокопреподобие, Высокопреподобнейшая мать игуменья Антония! Мы, Ваши почитатели, собрались ныне в сей знаменательный день двадцати пятилетия Вашего игуменства вокруг Вас, чтобы вместе с Вами разделить радость о милости Божией, осеняющей Вас, и помолиться Господу, дабы Он продлил дни Вашего полезного и назидательного служения и увенчал Вас пятидесятилетием. Обращаясь к Вам, высокоуважаемая матушка, ныне с искренним словом приветствия, мы не смеем касаться тех сторон Вашей внутренней жизни, которые покрыты для нас завесой Ваших произнесенных пред лицем Божиим обетов, – тех достоинств, которые, как добрый плод иноческой жизни, добровольно Вами подъятой, составляют личное достояние Ваше, а для нас неприкосновенную святыню: не нам, людям мира сего, входить в их оценку, их зрит с неба Сам Господь, внимающий рабам своим и помогающий ищущим спасения. Но мы знаем, убеждаемся опытом, что и в жизни иноческой есть многое, что пробивается и из-под этой монашеской завесы, что мы в праве назвать общественностью, и это-то невольно влечет к себе, невольно обращает наше внимание и пробуждает чувство уважения к Вам: говорим о живой, видимой, многоплодной Вашей деятельности на пользу обители и в наше назидание. Мы убеждены, что двадцати пятилетие Вашего игуменства, при помощи Божией, ознаменовано явно таким характером служения, и самые стены обители не в силах укрыть этого от взоров мира. Видимо, Промысел Божий, постепенно возвышая Вас от простой инокини до сана игуменского, как избранное орудие для полезного служения, охранял Вас и вспомоществовал Вам. И вот Ваша благоразумная распорядительность, Ваше умение руководить другими, по воле духовного начальства, привели Вас и в сию святую обитель и помогли Вам довести ее до видимого благоустройства. Смотря на эту обитель, так благоустроенную, так благоукрашенную и в недавнее время еще расширенную Вашими трудами и заботами, мы усматриваем во всем этом Вашу настойчивую энергию и неустанную деятельность, и при сем представляем себе, что и внутри стен монастырских живут также многоплодные деятели, труды и подвиги которых приносятся на пользу общества. Стремление к монастырям и любовь к ним сродни сердцу русского человека, и благо, если эти чувства поддерживаются такими добрыми деятелями, как Вы, многоуважаемая матушка! Шумная мирская жизнь нередко наскучивает и тяготит, – душа ищет покоя: вступает за двери монастырские и невольно переносится в иной мир, где все отзывается иным духом, веет иным веянием, успокаивающим и как бы оживляющим, – где, так сказать, душой отдыхаешь. И правда, всегда видимый порядок, всюду благоустройство, благоукрашение, благоговейность, доброе, полное любви обращение – разве это не успокоительно и не назидательно, разве это может не оставлять доброго следа в душе? Особенно отрадные христианские впечатления выносят всегда из этой обители те из нас, которые в стенах ее похоронили близких своих, а с ними свои светлые надежды, свою сердечную любовь. Само собою является потребность высказать явно, не обинуясь, что именно такое доброе впечатление производит сия обитель, вверенная Вашему руководству, и что таким благодетельным влиянием сия обитель обязана Вам. В сей знаменательный день совершения двадцати пятилетия Вашего игуменства нас соединяет около Вас наше внутреннее сознание благотворности и многоплодности Вашего служения, как представительницы сей благоукрашенной обители, и чувство глубокого уважения к Вам, как доброй и приветливой домохозяйке, всегда готовой разделить и радость и горе, и во время и с сердечностью сказать слово утешения и успокоения. По глубокому уважению к Вам, высокоуважаемая матушка, мы считали бы настоящее свое поздравление, хотя и от искреннего сердца исходящее, недостаточным, если бы оно ограничилось только словами привета. Мы желали бы и с своей стороны оказать некоторое содействие Вашим добрым начинаниям на пользу обители. И вот, к счастью, нам сделалось известным, что в сердце Ваше запала благочестивая мысль соорудить новый храм Господу Богу на новом, приобретенном Вами для обители месте. Сердечно присоединяясь к Вашей святой мысли, мы ныне просим Ваше Высокопреподобие принять от нас первый камень для будущего храма Божия и положить его в основание этого храма, да будут на жертвеннике его возносимы молитвы Господу за храмоздательницу», Подгорецкий при этих заключительных словах адреса вручил матери Антонии сделанный в виде кирпича футляр, в который были вложены 3500 рублей – первая жертва на храмоздание, собранные между почитателями матери Антонии. В числе почитателей матери Антонии приведенный адрес подписали следующие почетные лица Москвы: князь Владимир Андреевич Долгоруков, почетный опекун В. И Ахшарумов, М. Н. Катков, П. Н. Зубов, К. К. Шильдбах, Е. С. Подгорецкий, И. Ю. Давыдов, А. Я. Краснопевков, А. Я. Чертова, графиня М. А. Бреверн-де-ла-Гарди, А. Н. Стрекалова, С. П. Каткова, графиня А. Е. Толстая, княгиня В. А. Четвертинская, Е. И. Слезкина, С. Ф. Подгорецкая, Д. П. Ладыженская, К. М. Мессинг, 3. Н. Есипова, Е. М. Зубова, М. П. Мордвинона, В. К. фон-Мекк, Ю. В. Бутовская, М. П. Кузьмина, И. И. Прохорова, П. Алексеева, Н. К. Беркут, И. Ф. Рерберг, Н. П. Зубов, Н. Сафонов, П. Г. Фирсанов, А. И. Мамонтов, И. Н. Соколов, К. Е. Тупицын, А. М. Смагин, Е. А. Добров, А. А. Баженов, В. Д. Попов, А. М. Попов, В. X. Спиридонов, И. И. Соловьев, Н. Д. Финляндский, Н. А. Журавлев и другие. Адрес вложен был в роскошной бархатной папке³⁹. Затем приветствовал юбиляршу архитектор А. А. Никифоров в следующих выражениях: «Ваше Высокопреподобие, досточтимая игуменья, матушка Антония! Позвольте и мне присоединиться к кружку многочисленных Ваших почитателей и принести мое искреннее сердечное поздравление с исполнившимся сегодня многознаменательным двадцати пятилетием Вашей настоятельской деятельности. Две трети этого долгого времени, а следовательно две трети Ваших забот и попечений, всецело принадлежат Алексеевскому монастырю. Не стану описывать Ваших заслуг для этой обители: они уже предо мною были изображены более искусным языком, но полагаю, что не нарушу Вашей скромности, если скажу, что с лишком год, как я имею честь и удовольствие познакомиться с Вашим Высокопреподобием и с Вашим монастырем. Я был непрестанным свидетелем постоянных, можно сказать, неусыпных Ваших забот о благосостоянии этого монастыря: постройка доходного монастырского дома, которою я имел честь руководить, по оказанному мне Вами доверию, и затем столь удачное приобретение огромного участка земли для будущего расширения монастырского кладбища – сами говорят за себя, составляя на десятки, а может быть и сотни лет прочное материальное обеспечение благосостояния обители. Но среди этих материальных забот Вы, досточтимая матушка игуменья, будучи верною иноческому обету, не перестаете заботиться и о духовном преуспеянии Вашей обители. Я помню, как, осматривая со мною Ваше новое благоприобретение и прося некоторых относящихся к нему моих указаний, Вы сказали: «Я была бы вполне счастлива, если бы Господь Бог помог мне освятить это приобретение постройкою на нем хотя бы небольшого, самого скромного храма». Вот эта-то ваша духовная забота и легла в основание того небольшого, скромного и даже ничтожного моего труда, который я имею честь просить Вас, матушка, перед лицом присутствующих здесь Ваших почитателей принять от меня, как ничтожную лепту, в знак моего высокого почитания и глубокого уважения к особе Вашего Высокопреподобия. Я не знаменитый художник, тем меньше археолог, к тому же и имею мало времени для осуществления моего труда, так как, к моему сожалению, слишком поздно узнал о настоящем праздновании, а потому покорнейше прошу слишком строго не относиться к нему, но принять его лишь как выражение искреннего моего желания – посильно быть полезным Вам, матушка, в этой новой вашей заботе о благоустроены настоящей обители. Вручая эту столь же скромную папку с проектом будущего храма, мне остается лишь от души пожелать, чтобы Господь Бог, Верховный Устроитель, продлил Вашу дорогую жизнь еще на многие лета и дал Вам силу и крепость для осуществления Вашего настоящая желания, а меня, грешного, сподобил помолиться Ему в этой будущей святыне»⁴⁰.

Купеческая фамилия родственником матушки – Прохоровых – почла своим долгом почтить, со своей стороны, в этот день матушку Антонию. Племянник ее К. К. Прохоров поднес ей в храме игуменский жезл, сделанный из лакированного дерева с серебряно-вызолоченной рукоятью, художественной работы, с эмалью, драгоценными каменьями и жемчугом, обратившись при этом к матушке с таким приветствием: «Ваше Высокопреподобие, глубокочтимая матушка! Волею неисповедимого промысла суждено праздновать сегодня, кроме Вашего подвижничества в монашеском чине, двадцати пятилетие Вашего подвижничества в настоятельском сане. Мы видим торжество это, окруженное высшими духовными липами, настоятелями и настоятельницами православных монастырей, видим целый сонм смиренных инокинь Вашей обители, так глубоко Вас чтущих, видим и высокопоставленных лиц и почтеннейших особ светского звания – и все это торжественное собрание, соединившись в одно целое, проникнуто одним чувством самого глубокого к Вам уважения и проявления самых лучших всевозможных пожеланий для Вас. Да позволено же будет в этот благознаменательный день праздника Вашего родным Вашим почтительнейше просить Вас, на память этого знаменательного события, принять этот посох, врученный Вам двадцать пять лет тому назад великим иерархом Российской церкви приснопамятным митрополитом Московским Филаретом, как по его избранию достойнейшей и впоследствии в этот период времени сделавшей так много добрая и полезного игуменьи, а также при этом пожелать Вам, да продлит Господь Бог драгоценную жизнь Вашу на многие и многие лета для Вашей полезной и благотворной деятельности во славу Божию. Позвольте в заключение выразить пред Вами наше сердечное желание, чтобы посох этот остался вечным достоянием Алексеевского монастыря для всегдашняя воспоминания о Вас, наша дорогая матушка»⁴¹.

Г. Куликов, приветствуя матушку в кельях, поднес ей только что вышедшую из печати книгу: «Жизнь и труды Святого Апостола Павла» Фаррара, перевод с английского, Матвеева, в роскошном переплете⁴².

Многие из почитателей матушки, не имевшие возможности поздравить ее лично, прислали поздравительные телеграммы или письма. От Московского генерал-губернатора князя В. А. Долгорукова была получена следующая телеграмма: «В нынешний знаменательный для Вашего Высокопреподобия день 25-летняго служения в высоком сане приношу мое усердное поздравление с искренним пожеланием, да сохранит Вас Господь Бог еще на многие лета в вожделенном здравии, и да ниспошлет Он Вашему Высокопреподобию новые силы и преуспеяние в дальнейшем духовном служении. Князь Владимир Долгоруков»⁴³. От генерала Е. В. Богдановича: «С живейшей радостью приветствуем Вас, глубокочтимая матушка игуменья. Вчера после всенощной пред Заступницей усердной Матери Господа Вышняго мы слушали молебен: мы возносили теплую молитву Господу Богу о даровании Вам душевной и телесной крепости для совершения добрых дел, которыми уже не мало ознаменовалась Ваша четверть вековая деятельность. Да охраняют и вперед Ваши молитвы, Ваши неустанные заботы дорогую сердцу нашему Алексеевскую обитель. Николай, Лидия, Александра, Евгений»⁴⁴.

Получены были также телеграммы: от княгини Ширинской-Шихматовой из Петербурга, от директора Московского архива министерства юстиции Н. А. Попова, от М. А. Нейдгардт, от семейства гг. Добрыниных из Петербурга, от семейства гг. Брянчаниновых из Петербурга, от гг. Селивановской, Ю. и Б. Бутовских, Пятницкого, от г-жи Кротковой из Сергиева Посада, от г-жи Фирсановой из Хотькова, от С. и А. Брянчаниновых из Грязовца, от семейства Вольских из Ростова-Ярославского, от г. Кузьмичева из Петербурга и от гг. Комаровских⁴⁵.

Поздравительные письма были получены: от княжны Е. Гагариной, от Н. К. Беркут, от В. Д. Попова; от каменщика Семена Петрова получено было такое безыскусственное задушевное письмо: «Матушка игуменья! Было желание у меня в день Вашего юбилея поднести Вам икону Божией Матери или Вашего ангела. Мне сказали, что святыни у Вас много, как у меня, простого крестьянина, много святого чувства благоговения к Вашему Высокопреподобию. Желательно, чтобы Вы это знали. Видно есть за Вами заслуги, когда люди мудрые и простые одинаково чтут Ваш великий день и рады видеть милость к Вам Бога, сохранившая Вас до сего праздника. Желаю, чтобы Господь Бог сохранил Вас на многие лета и помог Вам в Ваших добрых делах. Ваш служитель, каменщик Семен Петров»⁴⁶.