Перемена благочестивого мышления православных о папстве, несмотря на упорство папистов в ересях

В последние годы некоторые православные перестали использовать этот язык традиции, когда говорили о папстве, как будто бы последнее отреклось от своей антиевангельской направленности.

Римо-католики, переходящие в Православие (в основном на Западе), принимаются в общение без Крещения (это каноническая акривия) или Миропомазания (каноническая икономия), а лишь через простое исповедание православной веры или через исповедь⁴⁸.

Католические священники, которые сегодня служат литургию в своих храмах, на другой день переходят в Православие, не приняв Миропомазания или священнической хиротонии, и служат как православные священники.

Православными были сделаны и некоторые другие поступки, которые указывают на то, что эти православные люди стали смотреть на папство совсем не так, как смотрели на него православные в прежние времена. Их православное чувство не противится папству так, как оно противилось папской ереси прежде. Они не обладают той чувствительностью в вопросах веры, которой православные обладали раньше.

Это новоявленное для Православия изменение позиции православных могло быть оправдано лишь тогда, когда были бы ясные доказательства того, что папство отреклось от своих антиевангельских и противоречащих Церковному Преданию притязаний и что оно действительно желает обрести свое Православие, которые было до разделения.

Но оправдывает ли современный ход дел в католицизме такой оптимизм со стороны православных?

Справедливости ради надо сказать, что со стороны определенных западных богословов, клириков и мирян заметен некоторый поиск подлинной церковной веры и жизни. Но эти единичные подвижки не могут повлиять на папский церковный организм в такой степени, чтобы можно было говорить о некоей рождающей надежды весне, которая могла бы дать православным повод к оптимизму. Напротив, как мы увидим ниже, существуют не только намеки, но и доказательства еще большего ужесточения римоцентричного папского тоталитаризма.

Умерший папа Павел VI, которого чрезмерно восхваляют и называют святым, был подлинным носителем духа абсолютизма. Вот как он сам говорит о себе и о своем достоинстве:

«Мы размышляем о высочайшем служении, на которое Божественный Промысел, помимо нашей воли и несмотря на недостаток наших заслуг, восхотел призвать нас, доверив пасти Церковь Христову, определив нас епископом Рима и, следовательно, преемником святого апостола Петра – высшего ключаря Царства Божия и викария Христа, Который явил его первым пастырем Своей всемирной паствы»⁴⁹.

Его последующие слова, которыми он объявил II Ватиканский Собор Вселенским, вполне выражают его образ мыслей: «Мы составляем полное собрание, которое в единении со всеми нашими братьями законно созвали мы как епископ Рима и преемник апостола Петра, как недостойный, но истинный управитель Католической Церкви и викарий Христа и раб рабов Божиих. Итак, мы, папа, сосредотачивая в своем лице и в своем святом служении всю Церковь, объявляю этот Собор Вселенским»⁵⁰.

В своем завещании он, между прочим, побуждает католиков трудиться над объединением Церквей, оставаясь верными католическим догматам, среди которых первое место занимают примат папы и его непогрешимость.

Тот же самый папа назначил в Афины униатского епископа для немногих униатов, несмотря на существование в Афинах латинского архиепископа и несмотря на суровый протест Священного Синода Элладской Церкви,

Чтобы никто не сомневался в том, что папа Павел неуклонно следует прежней линии своих предшественников, он объявил во всеуслышание, что II Ватиканский Собор является продолжением Первого, провозгласившего как необходимый для спасения догмат о примате и непогрешимости папы: «Отцами Первого Ватиканского Собора были определены и истолкованы те поистине исключительные и высшие привилегии, которые Христос подал Петру и его преемникам... Настоящий собор должен подтвердить это учение о правах верховного понтифика»⁵¹.

Иоанн XXIII, широко разрекламированный как папа любви, был носителем такого же абсолютистского образа мыслей. Объединение он видел как возвращение всех в папство. Так он говорил, выступая перед членами католических организаций: «Мы покажем Церковь во всем ее величии и скажем всем тем, кто отделен от нас: «Вот, братья, та самая Церковь Христова –Католическая Церковь. Приступите, приступите, это путь возвращения. Возвратитесь, чтобы занять то место, которым обладали ваши предки"»⁵². Изучая документы II Ватиканского Собора, инициаторами которого были папы Иоанн XXIII и Павел VI, мы с огромной болью убеждаемся в том, что этот Собор не только не смягчил остроту антиевангельских «догматов» о примате и непогрешимости папы, но, напротив, подтвердил их и укрепил⁵³. Архимандрит Василий, игумен афонского монастыря Ставроникита (ныне – игумен Иверского монастыря), пишет: «Несмотря на все реорганизационные перемены, несмотря на изменение поведения католиков, догмат о папской непогрешимости остался совершенно нетронутым и даже был усилен определенным расширением его на решения понтифика, произнесенные не с кафедры (ex cathedra). Инстинктивно здесь сосредотачивается вся оборона, потому что именно здесь находится ахиллесова пята и сердце недуга»⁵⁴.

Ниже мы приводим некоторые отрывки из документов II Ватиканского Собора, подтверждающие наши утверждения:

«Дабы епископат мог сохранять единство, Христос поставил благословенного Петра над другими апостолами и в нем основал постоянный и видимый источник и основание единства веры и братства. Все это учение об институте, продолжении, силе и слове сего святого примата Римского понтифика и его непогрешимой учительной власти настоящий святой Собор предлагает вновь, дабы так твердо веровали все верующие».

«Собор никогда не будет Вселенским, если не будет провозглашен или, по крайней мере, принят как таковой преемником Петра».

«Римский понтифик как преемник Петра является постоянным и видимым источником и основанием единства епископов и сонма верующих».

«Это религиозное подчинение воли и ума должно проявляться особым образом в авторитетной учительной власти Римского понтифика, даже когда он не говорит с кафедры».

«Римский понтифик, руководитель епископского собрания, по причине своего достоинства обладает непогрешимостью, когда как пастырь и высший учитель всех верующих, подкрепляя своих братьев в вере (см. Лк.22:32), возвещает определенное учение, касающееся веры или нравственности. Поэтому справедливо говорится, что решения папы непреложны сами по себе, а не с согласия Церкви, поскольку были возвещены при содействии Святого Духа... Следовательно, решения папы не подлежат никакому иному одобрению, никакому уклонению, никакому суду. Ибо Римский понтифик выражает не собственное мнение как частного лица, а как высший учитель Вселенской Церкви, лично на котором основана непогрешимость самой Церкви, излагает и защищает учение католической веры».

«Римский понтифик как викарий Христа и пастырь всей Церкви обладает в Церкви полной, высшей и вселенокой властью, которую может всегда свободно осуществлять... Не может быть Вселенского Собора, который не был бы подтвержден как таковой или, по крайней мере, не принят преемником Петра. Созвание Соборов, председательство на них и их утверждение – привилегия Римского понтифика»⁵⁵.

Вышеприведенные выдержки являются для православных не только ниспровержением евангельской православной экклесиологии, но и хулой на Духа Святого. Его, Святого Духа, миссию как источника единства и непогрешимого водителя Церкви перенимает человек. Это торжество подтверждения папского антропоцентризма в двадцатом веке.

Говорилось, что решения II Ватиканского Собора возвысили институт епископства. Однако, изучая документы Собора, можно убедиться, что каждый раз, когда возвышается институт епископства, вместе с тем возвышается и непосредственная власть и юрисдикция папы над епископами. Поэтому II Ватиканский Собор не принес никакого улучшения.

Характерна критика профессора К. Муратидиса хваленой соборности епископов как якобы достижения II Ватиканского Собора: «Что касается коллегиальности епископов (Colle-gialitas), о которой так много говорили и на которую возлагали так много надежд, в Конституции о Церкви, названной «Nota explicativa praevia», эта коллегиальность при помощи юридических тонкостей была лишена всякой фактической власти. А сам Вселенский Собор был низведен до уровня простого совещательного органа при папе, вместо того чтобы эту высшую власть, о которой так много говорили, видеть в Церкви»⁵⁶.

Даже католический богослов Карл Ранер⁵⁷ признает, что «вся власть епископов подчинена папе. Нет сомнений, что это положение вещей, которое так ясно было выражено Ватиканским Собором, произвело как внутри Церкви, так и вне ее такое впечатление, что епископы были не более чем слугами папы... ».⁵⁸

Можно было надеяться, что II Ватиканский Собор посмотрит на единство Церкви с точки зрения соборности более кафолично, нежели с традиционной римоцентричной точки зрения. Но, к сожалению, и в этом вопросе ожидания и надежды оказались напрасны. Рим всегда хочет папоцетричного единства, а не христологического и не пневматологического. Характерно определение Собора в отношении экуменизма: «Отстоящие от нас братья наши... не наслаждаются тем единством, которым Иисус Христос восхотел наделить всех, кого возродил и оживотворил в одно тело... Поистине, только через Единую Католическую Церковь Христову, которая является общим органом спасения, может быть достигнута вся полнота средств спасения. Ибо лишь апостольской коллегии, предстоятелем которого являлся Петр, доверены, согласно нашей вере, все блага Нового Завета, дабы на земле было составлено единое Тело Христово, членами которого должны были стать все, кто каким-либо образом принадлежит народу Божиему»⁵⁹.

Второй Ватиканский Собор, следуя прежней папской линии, полностью оправдал институт унии. Как мыслит об униатах сам Ватикан, нам открывает униатский патриарх мельхитов Максим IV: «Для Ватикана униаты, действующие по всему миру, являются средством «возвращения еретиков»: некоторым видом ловушки, где вполне используются похожесть типикона и внешней организации»⁶⁰.

Правильно заметил митрополит Тирольский Пантелеимон (Родопулос), что «прозелитический дух, господствующий в этом постановлении вообще и в некоторых параграфах в частности, неприемлем для Православия. Этот текст предполагает прозелитизм православных в римо-католицизм через униатов...».⁶¹

Из вышесказанного можно сделать вывод, что в папстве не существует покаяния, но упорство и увеличение прежних тоталитарных притязаний.

Гордый и «непогрешимый» римский человек не соглашается уступить свое место Богочеловеку Христу – истинной и непогрешимой Главе Церкви.

Своей власти он подчинил все Церкви Запада и Восточные униатские Церкви. Среди неподчиняющихся папе Церквей осталась лишь Православная, а также протестанты, которые не являются Церковью, а религиозными группами.

Для подчинения себе и Православной Церкви Ватикан прикидывается, будто бы изменился его дух. Он делает благородные жесты, свидетельствующие о добром к нам отношении, чтобы завоевать расположение к себе православных людей и облегчить им воссоединение с Римом⁶².

Отмена анафем, обмен делегациями, разрешение католикам причащаться в православных церквах, а православным – у католиков, конференции, совместные моления – все это служит той же цели.

Католицизм полагает, что всем этим православные, которые в мире слабее католиков и находятся в более стесненных условиях (антихристианские режимы в большинстве православных стран⁶³) по причине своей неорганизованности (ибо лишены сильного центрального управления, как в католицизме) могут быть с легкостью поглощены католиками. Так было с бывшими Православными Церквами Запада, а также половиной Антиохийского патриархата, поглощенного унией.

Ответ некоторых православных клирикоя и богословов-мирян на эти папские жесты служит успеху ватиканских планов. Филокатолические высказывания иных из православных иерархов и богословов ослабляют традиционное противостояние католицизму православного народа и подготавливают его к задуманной Ватиканом, хорошо спланированной и посте пенно осуществляемой, унии.

Мы не желаем верить в то, что православные филокатолики сознательно содействуют осуществлению этого плана.

Не нужно сбрасывать со счетов, что нераскаявшийся Ватикан обладает обширным опытом прозелитизма среди православных, у него есть специальные прозелитические организации и учебные заведения, специалисты и достаточные материальные средства. Еще он располагает многовековым дипломатическим опытом и организацией. Есть католики-богословы, которые отслеживают события, происходящие в Православии, и знают о них лучше, нежели сами православные. Все они, представляясь филоправославными, искусно проникают в Православие и даже в православные монастыри.

Скрытым методом подрыва православного менталитета являются стипендии, раздаваемые Католической Церковью молодым и неопытным православным богословам для учебы в католических университетах.

Нетрудно понять, чего с помощью этих стипендий добивались католики раньше и чего добиваются они сегодня. Они добиваются того, чтобы в будущем их прежние студенты заняли епископские и академические кафедры, чем обеспечили бы благоприятное отношение православных к католицизму.

Как мне говорил блаженной памяти румынский богослов П. Димитрий Станилоаэ, присутствовавший на конференции православных и католических богословов, расположение православных, из которых большинство было воспитанниками католических учебных заведений, было сердечное. Из присутствовавших двадцати православных богословов восемнадцать высказались за общение с католиками в таинствах Церкви еще до официального объединения Церквей. Есть информация, что молодые православные студенты уже причащаются в католических храмах.

Такую атмосферу создают римо-католические профессора. Нам известно, что в Регенсбурге профессор Пауль Раух, ректор университета Санта Клара (центр экуменических связей), во время совершения православной Божествен • ной литургии читает по-гречески Символ веры и молитву «Отче наш» при служении православного священника и в присутствии православных верующих.

Благодаря этому проводится так называемый «народный экуменизм», то есть постепенная психологическая подготовка православного народа, чтобы со временем объединение осуществилось на уровне народа независимо от решения иерархии.

Народный экуменизм уже начинает приносить плоды. Православные в западных странах ходят в католические храмы, крестят там детей и причащаются. Куда при таком положении вещей мы придем, представить себе нетрудно.

Чтобы нам, православным, не обманывать себя в отношении расположения к нам католиков, полезно последить за тем, что говорят в минуты откровенности выдающиеся представители католицизма.

Так, известный богослов Увес Конгар говорит, что молитва о единстве «для католиков означает молитву о расширении Католической Церкви, в которой находится Церковь Христа и апостолов». И «католик остается тем, кем он есть, и призывает других прийти к нему»⁶⁴.

Характерно приводимое здесь искреннее высказывание инициатора II Ватиканского Собора кардинала Августина Беа: «На деле была бы плохо понимаемая любовь к единству и к отстоящим братьям, если кто-то хотел бы породить в них надежду, что якобы Римо-Католическая Церковь будет требовать от них лишь признания самых существенных догматов. Что, к примеру, будет требоваться от них лишь принятие догматических положений Тридентского Собора и что догмат о примате и непогрешимости папы будет, возможно, пересмотрен. То, что Церковь возвестила однажды как догмат веры, она возвестила при содействии Святого Духа как открытую Богом истину, относиться к которой по-другому она не имеет никакого права. Господь доверил Церкви хранение и истолковательное развитие истины Откровения, но не дал ей власти что-либо изменять в этих истинах»⁶⁵.

Насколько нераскаянными остаются католики, показывает даже сегодня проявляющаяся с их стороны враждебность по отношению к святителю Григорию Паламе. Против Паламы пишутся и издаются до сих пор книги. Католицизм настолько сильно болен антропо-центричным и рационалистическим духом, что по-человечески исцеление его представляется невозможным.

Католицизм, пребывая в тяжелой болезни, упорствует в ней. Но еще хуже то, что, изменив свою прозелитическую тактику, он стремится распространить свою болезнь и на других – православных, которые по благодати Божией остаются духовно здоровыми.

Но что вынуждает православных как наивных впадать в сеть папизма и обращаться с католиками так, как будто дух католицизма действительно изменился? Действительно ли могут папы, упорствующие в антиевангельских и антицерковных заблуждениях, считаться нами «святыми» или имеющими апостольскую веру и апостольское преемство, каким обладаем мы?

Сама Церковь Рима не является святой, потому что нераскаянно следует столь многим ересям. Она отпала от истины, а, следовательно, и от благодати и апостольского преемства. Папа и Церковь Рима будут святыми, когда искренне покаются во всех своих антиевангельских ересях, и тогда станут достойными чести и уважения.

Так всегда веровала Церковь, так будем верить и мы. Это та вера, как говорит святитель Григорий Богослов, «которой я научился от святых отцов, которой я всегда учил одинаково, не сообразуясь с временами, и учить не перестану, с которой я родился и с которой умру»⁶⁶. Мы, ничтожные, не святее и не умнее наших великих отцов – святителя Фотия, святителя Григория Паламы, священномученика Косьмы Этолосского, преподобного Никодима Святогорца, – чтобы изменять благочестивое мудрование Церкви и исповедовать иную веру, совмещая несовместимое.

По благодати Божией и молитвами святых отцов мы пребываем твердыми в том, что приняли, в чем крестились, чему научились, что исповедуем, во что веруем, на что уповаем и ради чего пришли в это святое место Пресвятой Богородицы, презрев мир и то, что в нем. А кто благовествует не то, что мы приняли от святых отцов, анафема да будет (см. Гал.1:9).

Мы знаем, как трудно клирикам и богословам-мирянам, живущим в миру, понять этот язык. Обмирщение, морализм и гуманизм сделали православное сознание многих менее чувствительным.

Однако мы смиренно просим их рассуждать об этих строках не по мирским критериям, а руководствуясь вечными критериями Евангелия и святых отцов.

Кто мы, чтобы подменять вечные критерии Церкви своими собственными? Может быть, мы обладаем такой святостью, мудростью, подвигом или мученичеством святых апостолов, чтобы обладать правом судить не так, как они? Правильно замечает Владимир Лосский: «То, что пневматологической борьбе прошедших эпох как бы не придают значения, что некоторые современные православные богословы судят об этой борьбе с некоторым даже пренебрежением, не говорит в пользу догматического сознания этих богословов: в них отсутствует чувство живого Предания, и они готовы отречься от своих отцов»⁶⁷.

Одно посещение Святой Горы убеждает любого непредвзятого и смиренно мыслящего мирянина, клирика или богослова-мирянина в том, насколько ошибочны современные критерии обмирщенного христианства по сравнению с критериями нашей святой веры.

Во имя этих критериев я написал эту книгу, а также из послушания святым старцам, которые серьезно обеспокоены тем, что некоторые православные изменили свое отношение к католицизму.

Полагаю, что этот текст выражает веру афонских отцов и что большинство из них подписало бы его. Мы просим благословения всех на Святой Горе просиявших преподобных отцов и особенно иже во святых отца нашего Григория Паламы, дабы нагла греховность не препятствовала такому православному исповеданию, которое подобает нашим трудным и сложным временам.

Как последний святогорец, я вместе со своими братьями смиренно прошу отцов и братьев не презреть голос смиренных афонских монахов, не делать в нашей вере никаких нововведений, не развивать своих отношений с инославными, потому что эти отношения противны духу Православия и относятся не должным образом к «церковному сознанию».

Иначе все их старания и труды постигнет судьба всех предыдущих попыток по типу Ферраро-Флорентийского Собора, и станут виновниками не единства, а еще больших разделений, потому что не будут выражать православного сознания. Правильно было сказано, что если Святая Гора, не испытывая принуждения извне, не согласится с возможными будущими объединениями или Соборами, то не согласится и Православие.

8 октября 1978 года

Память святого преподобномученика Игнатия