III. О признании царского достоинства Иоанна Васильевича Патриаршим собором в Царьграде

Приезд Митрополита Евгрипского в Москву, прямо от лица Патриаршего, показался важным событием для Церкви Российской, потому что со времени завоевания Царяграда, одни только убогие старцы, Афонские, Синайские и Сербские, посещали Россию, и даже сам Патриарх Дионисий вступил в первое сношение с Царем, не иначе как чрез посланца Султанского. Иоанн решился воспользоваться благоприятным случаем, чтобы привести в исполнение давнее свое желание.

Вскоре после того, как венчался юный Государь венцом Мономаха и пали к ногам его два царства Восточные, Казанское и Астраханское, пришло ему на мысль укрепить Царское свое венчание, которое совершил Митрополит всея Руси Макарий, благословением Вселенского Патриарха и всей Церкви Восточной, так как Иоанн, первый из своего рода, принял на себя титул царский, и самый венец сей пришел к нам с Востока. Державный отец его, Василий Иоаннович, хотя и сын Греческой Царевны, не решился восприять венца Мономахова; плачевная участь юного внука Иоанна III Димитрия, на которого в отрочестве возложил венец великий дед его, еще более могла побудить Иоанна IV искать сего благословения от Первосвятителя Царьграда, откуда заимствовала Русь и святую веру.

Он вступил в тайное сношение, по предмету своего Царского венчанья, с Церковью Константинопольскою. Так как вскоре последовала весть о кончине Дионисиевой и избрании на его престол бывшего Митрополита Адрианопольского Иоасафа, то Государь к нему писал ответную грамоту, чрез посла Патриаршего, снабдив его и богатою милостынею для Патриарха: соболями на тысячу золотых, а Митрополиту Евгрипскому вручил двести рублей деньгами; и брат царский Юрий Васильевич послал от себя Патриарху деньгами двести рублей. Он отправил с ним вместе Суздальского Архимандрита Феодорита для совещания на Востоке по делу благословенной грамоты на царство. Тогда же отпущены были Хиландарские старцы, которые приходили со Св. горы Афонской просить вспомоществования своей обители. Государь послал с ними триста рублей милостыни и богатую завесу к царским вратам, которая доселе сохраняется на Св. горе. Это было в 1557 году. Завеса сия, или катапетазма, была вся шита золотом и унизана жемчугом; на ней изображен был Деисус, т. е. Господь Иисус при предстоянии Матери Божией и Предтечи, с ликами Апостолов и Пророков вокруг; драгоценные камни украшали венцы их. Царевич Иоанн послал от себя панагию серебряную, вызолоченную, с жемчугами, а Князь Юрий Васильевич пятьдесят рублей деньгами, и столько же дано было священноиноку Сильвестру и старцам его от Государя. (Листы 107–110)

Заботясь о благополучном пути посланцев Патриарших и Афонских, Государь, кроме отпускной обычной от себя грамоты, написал еще о Митрополите Евгрипском и о старцах Хиландарских две поручительные грамоты к брату своему Королю Польскому Сигизмунду, Великому Князю Литовскому, который носил еще титул Русского, Прусского, Самогитского и Мазовецкого; он просил свободно пропустить их чрез свою землю, ради царской приязни. (Листы 111–113.)

Грамота Государя к Патриарху Вселенскому была исполнена самых лестных выражений. Он называл его правителем и наставником православия, настольником проповеди Евангельской и утверждением Христианским для всех верных, столпом православия, Царским священием, хлебом благочестия, которым питаются верные, и неумаляемою чашею божественных словес, напояющею весь мир, ревнителем прежде бывших святых пастырей, и Архиереем боговдохновенным. Иоанн извещал Патриарха о том, что его предместник блаженный Дионисий, ради великой скорби Константинопольской Церкви, притесняемой от иноверных различными данями и оскорблениями, без всякой от куда бы то ни было помощи, просил прислать милостыню для вспоможения Вселенскому престолу и для возграждения ограды Патриаршего монастыря, которая распалась и не может обрести себе возградителя. Посему Великий Государь, сострадая к такому бедствию присных нам начальников православия, от которых вначале научились мы Божественным повелениям и доселе наставляемся непорочно, как щитом непобедимым ограждаясь писанием прежде бывших Святителей, против бури воюющих на веру Христианскую, возложил духовно свою любовь и на его святительство, уповая на его молитвы против врагов видимых и невидимых, и посылал ему, чрез Митрополита Евгрипского Иоасафа, для потребы церковной и для сооружения ограды, соболями на тысячу золотых.

Притом Царь просил Первосвятителя продолжать молиться о нем и царском его семействе, о устроении всего православного Христианства и поминать усопших его родителей, имена коих ему посылались, чтобы записал их в синодик; но вместе с тем намекал, что, по словам посланного от бывшего Патриарха Дионисия, и сам он, Иоасаф, будучи еще тогда Митрополитом Адрианопольским, присутствовал на Соборе Цареградском, на котором положено было по всем церквам сего престола молить Господа и Пречистую его Матерь и великих Чудотворцев о Царе Русском и всей его державе; а потому желал слышать подтверждение сего слова в грамоте Патриаршей, чрез своего посланного Архимандрита Феодорита.

«Что же касается до Царскаго нашего венчания, продолжает Государь, по какой причине приняли мы венец царства Русскаго, изволением и рукоположением, и соборными молитвами, во Святом Духе богомольца и отца нашего Макария, Митрополита всея Руси и всего священнаго Собора Митрополии Русской, и каким образом, по неизреченному милосердию Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, взяли мы царство Казанское и царство Астраханское, со всеми им подлежащими, и как начальники тех царств богохульные Цари, со всеми их воинствами, гневом Божиим, как огнем, истреблены нашею саблею, а иные из них, в наших же руках, просветились банею святаго крещения, и ныне, обще с нами, хвалу воздают Богу и премногое множество Христианских душ раззорением тех царств избавил Бог от томительства безбожных, ибо как восхотел Бог так и сотворил: – о всем том принося ему благодарение, приказали мы Царским нашим словом, с Митрополитом Иоасафом, твоему святительству. – И ты его о том вопроси и воздай хвалу милосердому Богу, излившему на нас свою благодать, и нам о нашем Царском венчании отпиши свое благословение, соборною граматою, с нашим посланным священноиноком Феодоритом. И мы желательно желаем, дабы и вы от Бога получили милость, как чашу исполненную растворения, и избавились во дни сии от томительства богохульных, и мы о том услышав, возрадуемся и принесем победную песнь Богу, во славу и честь его имени.» (Листы 91–97.)

Вот с какого времени, не более как чрез одно столетье после пленения Царяграда, обнаруживается уже пламенное и постоянное желание наших державных о его освобождении, которые были обнадежены падением двух Магометанских царств Казани и Астрахани.

Замечательное лицо в нашей церковной истории этот Феодорит. Происходя от знаменитого рода, в юных летах удалился он в Соловецкий монастырь под руководство старца, ученика преподобного Зосимы, и после четырнадцатилетнего подвига отплыл в Лапландию, чтобы там проповедать слово Божие язычникам, вместе с другим великим подвижником преподобным Трифоном. После двадцатилетней пустынной жизни пришел он в Новгород, где получил священство и был духовником Архиепископа Макария. Возвратясь в Лапландию, основал он обитель во имя Святой Троицы, на устье реки Колы, и крестил в один день до двух тысяч инородцев; потом по неудовольствию братии, за строгость введенного им устава Соловецкого, удалился в пределы Новгородские и был поставлен Архимандритом в Суздальский Евфимиев монастырь. Тут узнал его Царь Иоанн и избрал для отправления в Царьград.

По успешном окончании вверенного ему дела, Феодорит отказался от богатых даров царских и соболей (на триста рублей), говоря, что ему довольно было принять Патриаршее благословение: он просил одной лишь милости, чтобы ему позволили окончить в мире преклонные годы свои. С трудом мог убедить его Царь принять хотя двадцать пять рублей и шубу, но и это все раздал он нищим. Какая же была судьба его в последствии? Сперва удалился он в пределы Вологодские, оттоле странствовал в созданную им обитель посреди диких Лопарей, им обращенных в Христианскую веру, и чем более состаревался, тем паче обновлялся духом; но и столь святой муж не избег гнева Иоаннова. По словам Князя Курбского (история Иоанна, глава VIII), и он восприял венец мученический в страшную эпоху казней. Однако Курбский говорит, что есть и другой слух, что Феодорит скончался тихою смертию, и присовокупляет: «как слышал я, так и написал, будучи в странствии и долгим разстоянием отлучен и напрасно изгнан от любезной земли моего отечества.»

При грамоте Патриарху приложил Иоанн и помянник благоверных Князей своего рода, для записания их в синодике Патриаршем и на Св. горе. Замечательно, с каким благоговением, истинно Христианским, сохранялась память всех Князей Русских, не только Великих, по и удельных, совершенно чуждых Иоанну, потому только, что они происходили от единого корня Рюрикова. Вместе с тем заметно, что Иоанн хотел сообщить Востоку имена и тех своих предков, которые просияли святостию в Церкви Российской, дабы в единодушном их чествовании было молитвенное общение между всеми православными Церквами.

В помяннике сказано: «поминать сих на молебнах, яко же и благоугодивших Святых: стихиры им, и каноны и жития, изложены и поминаются со Святыми: благовернаго Великаго Князя Св. Владимира, просветившего землю Русскую своим крещением и нареченнаго во святом крещении Василием; святейших новоявленных мученик чад его, обою брата по плоти, Бориса и Глеба, нареченных во святом крещеная Романа и Давида; святейшего новоявленнаго мученика, Великаго Князя Михаила Черниговскаго; блаженнаго во святых Великаго Князя Александра, во иноцех Алексия; блаженнаго во святых Князя, во иноцех Феодора, Смоленскаго и Ярославскаго и новоявленных чад его, Князя Давида и Князя Константина; святейшаго новоявленнаго мученика, Великаго Князя Михаила Тверскаго; блаженнаго во святых Князя Всеволода Псковскаго.»

Далее: «а сих поминать на панихидах: благовернаго Великаго Князя Ярослава, нареченнаго во святом крещении Георгием.» За ним следуют все его братья и сыновья и весь род Князей Киевских и Владимирских, властвовавших и не властвовавших, до отца Иоаннова, числом до ста двадцати восьми. Замечательно, что между ними Владимир Мономах назван благоверным Царем и Великим Князем, как уже венчанный, а на конце, внук Иоанна III-го, которым заключается список, назван Царевичем, потому что и на него был возложен, рукою деда, венец Мономаха. Это не может быть сын Иоаннов, который тогда еще не родился; везде видна последовательная мысль о царском достоинстве.

Князья удельные, рода Московского, числом до тридцати четырех, начинаются Князем Иоанном Углицким, в иноках Игнатием; это тот, который свято окончил жизнь в темнице Вологодской и мощи его почивают в обители Прилуцкой.

За сим идут имена Великих Княгинь, числом до тридцати, и во главе их, что довольно странно, ибо ее должно бы искать между Святыми, благоверная Великая Княгиня Ольга, нареченная во святом крещении Елена. За нею благоверная Царица Анна Грекиня, супруга Великого Владимира. Большая часть их с именами иноческими, и в числе их благоверная Королева Елена Литовская и две Царевны, Анна и Мария, неизвестно какие, вероятно Греческие, из дома Палеологов, как родственницы Софии.

Потом идут опять девятнадцать Князей Смоленских, начиная с Великого Князя Ростислава; девятнадцать Тверских, начиная с Великого Князя Димитрия; пять Князей Полоцких от Брячислава до Князя Рогволода; десять Черниговских, от Великого Князя Олега до Всеволода; тридцать два Рязанских, от Князя Ярослава до последнего Великого Князя Ивана, скончавшегося уже при Василии Иоанновиче, ибо род их долее других держался между удельными. Наконец двенадцать имен Княгинь удельных, и тем заключается помянник царский. (Лист 98–103).

Не менее сего помянника замечательна грамота царская, при которой он был послан, потому что она заключает в себе как бы отчет первого венчанного Царя Русского Первосвятителю Восточному о делах своего прославленного царства, и вместе с тем изъявление христианской любви к братиям страждущего Востока. В конце ее Государь просил Патриарха возвратить его паробка Обрюту, которого посылал к преждебывшему Патриарху Дионисию учиться Греческой грамоте. Так предусмотрительно действовал Иоанн для поддержания наших сношений церковных. Грамота писана в Январе 1557 года (7065). (Статейный список № 1, лист 91–97)

Достойно внимания и то, с какою благоразумною осторожностию приказано было действовать Феодориту для достижения своей цели; в памяти, ему данной из посольского приказа, сказало: чтобы, приехав в Царьград, поклонился от Царя и Великого Князя Иоанна Васильевича Патриарху, и при подании грамоты молвил бы, что Царь послал ему свою милостыню, чрез Митрополита Евгрипского Иоасафа, пятьдесят сороков соболей на тысячу золотых, а брат Государев, Князь Юрий Васильевич, послал ему от себя милостыни различными мехами на двести рублей; потом следует отвечать, по данному ему наказу, обо всем подлинно, когда Патриарх начнет его расспрашивать о царском венчании. Если Патриарх захочет с ним послать благословенную грамоту о царском венчании, от себя лишь одного, то Феодориту ему напомнить, чтобы ее послал не только от себя, но и от всего Собора Константинопольского; и если он таковую пошлет, то Феодориту ехать немедленно с нею к Царю, со всевозможною осторожностью, не заезжая во Святую гору, даже и в том случай, если только от себя одного напишет он сию грамоту. Если же Патриарх пошлет с ним только обыкновенную грамоту, без благословения на царство, то Феодорит может заехать на Афонскую гору, посмотреть монастырь Хиландарский, как там живут старцы и все ли у них бывает по чину церковному? да что осмотрит, то и записать для памяти, чтобы сказать Царю, и может в таком случае, если пожелает, из Святой горы ехать посетить и святые места Иерусалимские. Это показывает, какую особенную важность полагал первый венчанный Царь Русский в благословении Патриаршем и Соборном на свое венчание, дабы венец его утвердился в его роде и державе святительскими молитвами всей Восточной Православной Церкви. Между тем не оставлены были без внимания и дела политические, ибо Феодориту приказано было тайно разведать: с кем Турецкий Султан в миру и с кем не в миру? и с Патриархом, в доверенных беседах, как бы нечаянно поговорить о том, какие есть намерения у Турков? и все сие сохранить у себя в величайшей тайне. (Лист 164–167)

Благоразумно исполнил Феодорит возложенное на него поручение царское и, в следующем году, возвратился к Государю, с желанною Патриаршею грамотою, от 2-го Декабря 1558 года, следующего содержания: (Листы 114–118)

«Иоасаф, Божиею милостию Архиепископ Константина града, новаго Рима и Вселенский Патриарх, приветствуя благовернаго, пресветлейшаго и славнейшаго Самодержца, Царя всея земли великия России, Иоанна Васильевича (с полным титулом всех его областей), возлюбленнаго сына его смирения, желает ему радости, и мира, и милости, и здравия душевнаго и телеснаго, и победы на враги видимые и невидимые, многолетия и всех возможных благ, и молит Вседержителя Бога о его спасении и о всей его державе.» Патриарх извещает, каким образом был он избран на престол предместника своего Дионисия, соборно, от всех Архиереев, клириков и крестоносных сановников святейшей великой Церкви Христовой, и благоверных и благородных Князей великого града Галаты, хотя он и много от того отрекался, поскольку не возможно было ему платить дани, взносимой прежними Патриархами. Когда же, по милости Божией, великий Государь (Султан) пожаловал ему, простил до осьмидесяти тысяч от сей дани, то хотя и против своего совета, восприял однако Патриаршество с миром и без мятежа. Потом уведомлял Царя о получении присланной к нему щедрой милостыни, чрез Митрополита Евгрипского и Архимандрита Феодорита, и благодарил его за любовь к матери всех Церквей, удостоверяя, что милостыня сия послужит на сооружение ограды и на другие обновления в нуждах великой Церкви, как о том писал бывший Патриарх. Касательно поминовения родителей царских, Патриарх уведомлял, что он записал приснопамятные имена их в синодике великой Церкви, а его царское имя воспоминается соборно, по воскресным дням в церкви, как прежде бывших Царей, и впредь не престанет сие на всегда, и о том повелено в прочих епархиях, где только есть Митрополиты и Архиереи, воспоминать имя его и записать в соборнике. «О благоверном венчании твоем на царство от святейшаго Митрополита всея Руси, брата нашего и сослужебника, принято нами во благо и достойно твоего царства»; так выражался Патриарх, грамоту же о том обещал прислать чрез своего поверенного, Митрополита Евгрипского, или кого другого, и заключил писание свое молитвенным желанием, да утвердит Господь державу его во веки и возрастить ему сынов и внуков, и превознесет их в наследники царства. Вместе с тем он просил, чтобы, ради поминовения своих родителей и собственного своего спасения, устроил для великой Церкви один святительский саккос, и новую священноначальную митру, какую носит один лишь Патриарх во время богослужения, и дары сии будут служить вечною памятью державе его в великой Церкви. (№ 1, листы 114–118)

В то же время писал к Царю и Митрополит Евгрипский Иоасаф касательно Царского венчания: что о его духовных речах сполна говорил со святейшим Патриархом, молебником его Царского Величества, и он с радостию слова его восприял и все сие исправит; но еще не успели соборовать о Царском деле, а когда будет собрание Архиерейское, то и грамоты соборные присланы будут и действие сие во всем совершится. (Листы 123–125)

Сношения Иоанна с Востоком все более и более распространялись. Месяц спустя после получения грамоты от Патриарха Вселенского, в Январе, пришли к нему старцы Синайской горы, священноинок Иосиф и Малахия, с грамотою от Патриарха Александрийского Иоакима, мужа святой жизни, прославленного не только добродетелью, но и чудом, над ним совершившимся, который более пятидесяти лет управлял Церковью Египетскою и скончался в глубочайшей старости – ста двадцати лет, достигнув предела жизни древних Патриархов Израилевых.

Иоаким писал боговенчанному, возвеличенному победами от Бога, великому поборнику православия, святейшему Царю богоутвержденной земли, православной великой России, называя его не только Русским, но и своим Государем и сыном своего смирения, и желая ему небесных и земных благ. Вместе с боголюбезным Архиепископом Макарием богоследимой горы Синайской, воссылал он теплые молитвы к Богу о победе его на супостатов и радовался духовно при слухе о его громких победах над нечестивыми, ибо Царь являлся им как бы второе солнце, утешая их надеждою благих времен, дабы и им когда-либо избавиться, его рукою, от руки злочестивых. – И так да возрастет и укрепится Царская его десница, и да смятутся и умалятся враги; как после студеной области земной, когда возвращается лето, все птицы небесные, парящие по воздуху, подъемлют радостный голос: так и Святители Восточные, гнетомые под хладом и мерзостию студеной зимы неверных, ожидают сладчайшего лета и умирения себе от кроткого его царства. Проповедуя отраду, уже воображают в сердце надежды свои, взирая на него как на основание и начаток благодатного воинства, имеющего их освободить. Слышали они о умножении царского его благочестия и самодержавной крепости и хотели воздать достойную хвалу славному его течению и воинскому подвигу, и не находили на то достаточных слов; но Царь человеколюбивый простит их неразумию и с любовию приимет внушаемое любовью, ибо не требует похвал от уст недостойных. Да отверзет он царский слух свой смиренному их прошению и помилует просящих. Ныне царская его Синайская обитель уже не имеет из среды их, кто бы ей помог, и рыдая к нему вопиет: «не презри, державный Самодержец, немощи нашей, ибо во власти твоей то, чего желаешь: на тебя, после Бога, возлагаю всю мою надежду; помоги дому Божию, да не в конец раззорится, и покажи нам царскую свою благодать и усердие великое. Мы же записали царские имена приснопамятных твоих родителей на божественной трапезе Неопалимой Купины, для ежедневнаго их поминовения: деда твоего, Великаго Князя Ивана всея Руси, и бабу твою, Великую Княгиню Софию, и отца твоего, благочестиваго Царя и Государя нашего Василия, во иноцех Варлаама, и матерь твою, благочестивую Царицу Елену; имя же твое царское возносится в вечер и заутра и в полудни на священных молитвах. Яви нам, в нынешния времена, новаго кормителя и промыслителя о нас, добраго поборника, взбраннаго и Богом наставляемаго ктитора святой обители сей, каков был некогда боговенчанный и равноапостольный Константин, ибо он положил основание обители в начале, потом же Иустиниан, великий Царь, совершил ея стены: ныне же все обветшало и к концу приходит, и боимся, чтобы сей преславный и великий дом Божий не опустел совершенно и не был поруган при нашествии нечестивых.

По сему, избрав из монастырской братии мужей достойных словом и делом, посылаем их к твоему царствию; ты же прими их с любовию, вместо лица нашего, и они скажут тебе подробно то, чего не могли мы написать: преподобный в священно-иноках и духовник, Кир Иосиф и старец Малахия, старейшие в обители нашей, и с ними два брата, Иоасаф и Паисий. Как тебя наставит Бог, сотвори милостыню святому месту сему, ибо Пророк Давид вопиет: «Господь в Синае святем своем.» в паки: «небеса кануша от лица Бога Синаина.» (Псал.) Память твоя пребудет у нас непрестанно, не только на церковном правиле, но и на трапезах, во все нарочитые праздники, с древними бывшими прежде Царями. Посети гору сию милостынею твоею, ибо кровь наша проливается здесь, с яростию убийственною, и злые звери насыщаются сею кровию. Ты же, по примеру праотцев твоих, помоги нам, да не в конец опустеет славное жительство наше, украшенное Пророческими изречениями, ибо и Моисею глаголал некогда Бог: «иззуй сапог с ноги твоей, место бо, на нем же стоиши, свято есть.» Здесь, преобразовалась, чудная тайна воплощения Бога нашего; на сей горе и Богописанный закон дан был Моисею от Бога; здесь же и все прообразования Матери Божией совершились: жезл Аарона прозябший и кивот завета, трапеза, свещник и манна и неопалимая купина; по истине Святая гора сия была местом селения славы, где проявились божественныя наши тайны; в последния же времена, Богочестная гора сия сокрушается до основания и падает в преисподнюю, от насилия нечестивых: святыя места опустели, жертвенники разсыпались от беззаконных рук, и ныне кто нам явится вместо Иеремии Пророка, да восплачет о нас, рыданием великим, как некогда плакал о Иерусалиме! Ныне осталась обитель, как малая искра в пустыне сей, поругаемая и гаснущая, ради грех наших. Долгу на ней более трех тысяч золотых, а надежды жизненной ни откуда не имеем; возлагаем ее только на Бога и на твою царскую милость. Царь же царствующих, да осенит державу твою и расширить ее в долготу и широту; здравствуй весело и безмятежно, с благоверною твоею Царицей и благословенными твоими чадами и христоименитым твоим воинством, молитвами всечудной Неопалимыя Купины, Св. великих Пророков: Моисея, Аарона, Илии, Елиссея и Св. Великомученицы всемудрыя Екатерины, и преподобных богоносных отец наших, иже в Синае и Раифе избиенных и всех Святых.» Грамота писана в 1557 году, Октября 20-го; подписали оба Святителя: Иоаким, милостью Божиею Папа и Патриарх великого града Александрии и судитель над вселенною, и смиренный Архиепископ Макарий, святой и богоследимой горы Синайской и Раифы. (№ 1. Лис. 126–134)

Старцы Синайские рассказывали чудную вещь о Патриархе Иоакиме: приходили Жиды в Александрию, к Паше Турецкому, клеветать на Патриарха и на всех Христиан, укоряя веру и закон Христов, и присудил им Паша искусить Патриарха смертоносным зелием. Святитель попросил у них сроку на одну неделю, и во все сии дни постился и молил Бога, со всем правоверным Собором, чтобы не дал православной веры на поругание неверным. В нареченный день облекся он в святительский сан, служил литургию и причастился святых таин, и в полном облачении пришел к Паше. Жидовин налил сосуд смертоносного яда, Патриарх же, приняв сосуд, воздел руки к небу и произнес: и сам Владыка пречистыми устами изрек «во имя мое аще что и смертное испиет, не вредить их» (Мк. 16:18), и выпил сосуд; смертоносное зелие прошло по сторонам боку его и вышло из под его ребр, власы же брады его все выскочили и зубы все выпали, но кроме сего, по милости Божией, остался он невредим, и борода его выросла по прежнему, и во всем утвердился он силою и действием Св. Духа. Тогда Паша велел Патриарху налить сосуд с тем зелием и подать его Жидовину, но Патриарх отвечал: «Владыка Господь сказал: мне отмщение, аз воздам (Рим. 12:19), буди воля его святая!» Он налил сосуд простою водою и подал Жидовину, но как только поднесь он к устам воду, расселся на части Жидовин. Весь народ, увидев сие чудо, прославил величие Божие; многие уверовали во Христа и крестились, а неверные были посрамлены. Святитель Божий, со всеми православными, воздал хвалу Богу и пречистой Богоматери, за то, что Божиим милосердием избавлен был от смерти. (Лист 135)

Около сего времени, в Декабре 1558 года, дал Государь от себя две проезжие грамоты старцам Рыльского монастыря Св. Иоанна, для сбора милостыни по России, но просительной грамоты из обители, ни на нее ответа царского, не находится в делах Архива. Как видно, это было первое сношение сей знаменитой лавры Болгарской с Россиею.

В Сентябре следующего 1559 года, послал Государь, по случаю сей Патриаршей грамоты, богатую милостыню на Восток, не к одному только Патриарху Александрийскому, но и к соименному ему Иоакиму, Патриарху Антиохийскому (который в последствии посетил Россию), и к Иерусалимскому Герману и на Синайскую гору, все это чрез Софийского архидиакона Геннадия и купца Василия Познякова, Смолянина. Он писал с ними грамоту Патриарху Константинопольскому Иоасафу, Королю Польскому и Воеводе Волошскому, и к самому Султану, для свободного пропуска послов.

В грамоте Патриарху Александрийскому Царь восхвалял его добродетель и называл его исповедником Божия величия, по изречению святого евангелия: «аще что смертное испиете, не вредит вам, страстостерпцем непобедимым, предобрым воином, украшенным победными венцами, великим знаменоносцем, прославленным чудесами от Бога.» Иоанн изъявлял желание сподобиться видеть честное и многолюбезное лице его и, как некий дар, с усердием целовать его руки и насладиться, паче меда и сота, словесами уст его, ибо жаждал, подобно еленю, слышать глас его. Он посылал ему в дар рухляди на тысячу золотых Венгерских и шубу бархатную на соболях, и ради его прошения, еще на тысячу золотых рухляди, для обновления Синайского монастыря, и просил его, в своей области и на Синае, молить о здравии всего его царского семейства и упокоении родителей; посланных же от него отпустить с своим благословением, дабы радость царская была исполнена. (Лис. 137–139.)

Предстоятелю Живоносного гроба, Патриарху Герману, писал Иоанн, что услышав от старцев Синайской горы, о скорби, какую терпит от насилия Турецкого, посылает ему с архидиаконом Геннадием рухляди на четыреста золотых, с бархатною шубою на соболях, и еще на четыреста золотых рухляди, в дар Живоносному гробу, и на двести золотых для церкви Голгофской, и просил его возжечь неугасимое кандило, ради его державы, над гробом Господним и Голгофою, и также молиться о его здравии и упокоении родителей. (Листы 140–141)

Патриарху Антиохийскому Иоакиму писал Иоанн, что известившись от Синайских иноков о скорби и тесноте, причиняемой ему от Турок, посылает ему бархатную соболью шубу и рухляди на двести золотых, прося его молитвы и поминовения, с извещением о получении присланных даров. (Лис. 142–143)

И Архиепископа Синайского известил Государь о посланной ему милостыни чрез Патриарха Александрийского, для строения монастыря, с бархатною шубою для него лично, и при том послал помянник о своем здравии и упокоении родителей. (Лист 144)

Вселенскому Патриарху Иоасафу писал также Государь о милостыни своей, посланной трем Патриархам и на Синай, чрез архидиакона Софийского, и просил его промыслить, чтобы милостыня сия дошла до них верно, ему же посылал в дар соболью шубу. Таким образом, в первый раз взошел Иоанн в сношение письменное со всеми Патриархами и скрепил узы духовные, которые соединяли бедствующие престолы их на Востоке с благоденствующею Церковию Российскою. (Листы 145–147.)

В избытке своей милости не забыл он и лавры Св. Саввы освященного, в плачевной юдоли, и писал ее Игумену Иоасафу в ответ на его письмо (которое однако не сохранилось): что так как известился, какую напасть терпит его лавра от Аравлян, потому что обветшала ограда и нечем соорудить церкви и келлии, то он посылает ему на монастырское строение двести рублей денег; а в лавру Хиландарскую, Архимандриту Прохору, послал при грамоте своей милостыни триста рублей. (Лис. 142)

В грамоте к Султану, после обычных титулов, скромно говорит Иоанн: что приходили к нему бить челом из его державы, убогие калугеры из Иерусалима просить милостыни гробу Господа нашего Иисуса Христа, и он послал Христову гробу свою милостыню, с калугерами Иерусалимскими, а с ними своей земли калугера Геннадия и купца Василия посмотреть, чтобы милостыню ту донесли сполна Христову гробу. Посему просил Султана пропустить их в Иерусалим, без всякого задержания и пошлин и без всякой обиды, из любви к нему, ибо так от начала поведение его было с отцем Государевым, и как с обеих сторон, о дружбе и братстве, о приходе и отходе между обоих государств грамоты были написаны и клятвами утверждены, так бы и в их времена оставалось все неподвижно. Грамота сия писана в Ноябре 1559 года. (Лис. 152)

Два года продолжалось путешествие Василия Познякова по святым местам Востока; архидиакон же Геннадий умер в Царе-граде. Василий привез ответные грамоты от Патриархов Государю и обратно ту, которая была писана от Государя к Султану, за смертию архидиакона.

Грамота Патриарха Константинопольского не заключает в себе ничего замечательного; он только извещает о смерти Геннадия, и что посланные его имели, во время пути, убытка на триста рублей. Грамоты же прочих трех Патриархов более пространны и заключают в себе некоторые замечательные выражения.

Герман Иерусалимский так описывал Царю вверенную ему святыню: «Господу небеса преклонишася и снизшел Господь в Иерусалим. Все, что внутри его, есть стяжание нашему спасению, ибо страшное в нем совершилось таинство, воскресение и божественное вознесение, пришедшаго к нам на вольную, пречистую и ужасную страсть; тут живоносный гроб его и Голгофа, с прочими святыми местами; тут же и пречистая стопа его ноги, где он ступил, и камень, на который благоутробно положен был снятый со креста. Всякий день созерцаем мы все сия святыя, славныя и неизреченныя места и, ради них, приходят отовсюду на поклонение христолюбивые люди, по морю и по земле, от конец ея и до конец вселенной. И от ваших стран многие к нам приходят, с веселыми лицами и со всяким достоянием, похвально преплывая безчисленную пучину вод. Твоя христолюбивая милостыня также преплыла моря, ибо и ты истинный подражатель милостиваго великаго Царя, Христа Бога нашего. Посему возсылаем велегласно славу Господу о царствии твоем, дабы укрепил и утвердил тебя силою своею, в исполнении божественных его заповедей, на похвалу и пользу и помощь нашему роду, единокровным тебе Христианам.» Патриарх извещал о получении милостыни для живоносного гроба и Голгофы, в целости пятьдесят тысяч (вероятно, левов), то есть пятьсот рублей, которые разделили пред лицом посланника царского, с выдачею десяти тысяч, или ста рублей, на Св. гору Голгофу, по повелению царскому. С прочими же четырьмястами рублями (или сорока тысяч левов), неведомо что учинил поп Синайский Иосиф, и «как он их разсыпал сам о том разведаешь; но если благоволишь присылать милостыню к нам, или Св. гробу, не посылай ее с иными людьми, как только с моими чернецами, ни морем, ни сухим путем, ни пустынею, ибо отовсюду одолевают нас нечестивые, и убогий раб твой Василий много пострадал в пути, по морю и по-суху, ради повеления твоей державы, и даже здесь в Иерусалиме, от нападавших людей, ты же пожалуй его по трудам его.»

Далее говоря, что непрестанно молит о Царе и поминает его усопших, на тех святых местах, где сам Господь странствовал плотию своею, не может Патриарх достаточно передать писанием, какие напасти и беды, пленения и темницы, претерпевают обретающееся там Христиане, от сыроядцев, обладающих ими, и о том извещает благоутробного Царя, ибо как и прежде, волею и силою, может пособить христолюбивая его держава, по благодати Божией. Он просит обновить и утвердить святые сосуды (вероятно царскую утварь), как его наставит Бог. Патриарх посылает, в благословение Царю, святой елеон, т. е. елей от кандила, поставленного от имени его на живоносном гробе, которое горит неугасимо, и свечи, возженные от святого огня, нисходящего на святой гроб в великую субботу, и просит принять дар сей, как многоценное миро, излиянное некогда из алавастра на главу и ноги Владычни. На конце же грамоты, писанной в Июле 1560 года, напоминает Царю, чтобы прислал ему митру, которую бы мог носить во время служения литургии, «ибо многие здесь у Св. гроба носят митры, Армяне и Хабези (то есть Абиссинцы) и прочие; только мы одни ее не имеем.» Вот какова была бедность престола Иерусалимского, после управления Патриархов Арабских. (Листы 159–165)

Патриарх Александрийский Иоаким писал также Государю: что он всегда пребывает с паствою своею, на всякий день в великих печалях, нуждах и бедах, и срамотах и поношениях, убиваемые и гонимые ради сохранения веры православной, от державцев немилостивых и диких зверей, нечестивых Агарян, и некуда им бежать, претерпевая все сие, ради милосердного Отца и Господа своего Иисуса Христа. Патриарх извещал о получении в целости милостыни царской и почитал себя должным непрестанно воссылать о нем молитвы к Богу, да соблюдет душу его Господь, входы его и исходы, и попрет врагов его и развеет их по земле, как прах от лица ветра, ибо на него упование всех, как на утверждение рода Христианского. И Синайские иноки единодушно о том же молят, и вместе с ними молил он, на божественной литургии, о здравии Царя, и громко возглашал имена живых и усопших, а наипаче да изгонит безбожных Агарян, дабы и мы узрели благолепный зрак твоего лица. На конце же, поручая милости его, верного раба его Василия, извещал, что слышал от духовника Иосифа, как досаждали ему в Литве и взяли там у него шесть сороков соболей и ввели во многие убытки. (Листы 165–169)

Патриарх Антиохийский Иоаким, Божиего града Антиохии и всего Востока, в первый раз обращался письменно к Самодержцу Русскому, и грамота его была исполнена самых усердных благожеланий. Он писал, что всегда, от самого начала, творит память Царя и воинских отроков его, как благодетеля церквей, как похвалу иноков и архиереев и благочестивого корня святую отрасль: «Радуйся предстатель нищих и крепкое упование Христиан, благословенно чрево тебя носившее, и да распространится царство твое на сынов твоих во веки; дал бы нам Бог увидеть царский зрак твой и слышать сладчайший глас твой; покланяемся и лобызаем тебя, ради твоей милости и призрения, ибо ты сотворил нам, как никто доселе не сотворял, и мы вписали имена живых и усопших твоих, в вечное поминовение.

«Есть, о благочестивый Государь, в здешних краях, за градом Дамаском, царская пречестная обитель преблагословенныя Богородицы, и в ней более сорока братий, лишенных всякаго блага. Там пребывал некогда Св. Апостол Павел, там и доныне есть образ пресвятыя Богородицы, который написал Евангелист Лука. Из обеих рук ея течет миро и многия бывают исцеления приходящим с верою; пошли туда свою царскую милостыню, как наставит тебя Бог, ради здравия твоего и вечной памяти.» С посланником царским Василием, которого особенно поручал Государю, за претерпенные им труды, Патриарх посылал святое благословение, мощи святого Великомученика Иакова Персского и зуб от святой мученицы Анастасии и святое миро в сосуде, истекающее из чудотворной иконы Богоматери; просил не забывать и вне его епархии: лавру освященного Саввы и Синайскую богоследимую гору, ибо они сияют, как звезды на тверди небесной, и там великое бывает моление о Государе. (Листы 170–173)

В Сентябре 1562 года прибыл наконец давно ожидаемый Митрополит Евгрипский, с соборною грамотою Патриаршею о царском венчании Иоанна. Приезд его возвещен был Государю Епископом Смоленским Симеоном, и вместе с тем сообщил он и странную весть, слышанную им от черного диакона Исаии, вышедшего из Каменца Подольского: будто бы Митрополит, неведомо по какой причине, проезжая чрез Литву, целовал крест Королю и королевской раде. Симеон расспрашивал его о том в Смоленске, и Митрополит отвечал: «что случилось то по грехам его и по нужде, хотя не надобно было делать.» Митрополит, представляясь Государю, правил ему благословение от Патриарха Иоасафа и от всего Собора. Царь спросил его о здоровье Патриаршем и его собственном, но не принимал от него лично благословения, потому что он целовал крест Королю в Литве, а только пригласил его к столу, и за столом спрашивал: почему он так поступил? Митрополит обещал известить о том письменно. (Лист 174)

Грамота же Патриаршая соборная была следующего содержания:

«Иоасаф, Божиею милостию, Архиепископ Константинополя, новаго Рима и Вселенский Патриарх. Поскольку смирение наше подробно узнало и удостоверилось, не только из преданий многих, заслуживающих доверие мужей, но даже и из писменных свидетельств летописцев, что нынешний Царь Московский, Новогородский, Астраханский, Казанский и всея великия России Государь Иоанн, ведет свое происхождение от рода и крови истинно царских, т. е. от оной славной и приснопамятной Царевны, Государыни Анны, сестры Самодержца Василия Багрянороднаго; потом же и Мономах, благочестивейший Государь Константин, с согласия тогдашняго Патриарха и всего освященнаго Архиерейского Собора, пославши святейшаго Митрополита Ефесскаго и Антиохийскаго местоблюстителя, венчали во Царя благочестивейшаго Великаго Князя Володимира, дали тогда ему на главу царский венец с диадимою и иныя знамения и одежды царскаго сана: посему и священнейший Митрополит Московский и всея великия России, господин Макарий, благоразсудив о том, венчал его в Царя законнаго и благочестивейшаго, и мы равномерно просимы были увенчать его, как Царя благочестиваго, так как не довлеет совершенное реченным Митрополитом Московским: ибо не только Митрополит, или кто иной во власти сущий, не имеет права сие совершить, но ни даже Патриарх иной, кроме только двух, коим присвоено сие преимушество, Римскаго, т. е. и Константинопольскаго. Сего ради и смирение наше, приняв такое прошение, как праведное и благословное, и удостоверившись о многих великих добродетелях и благодеяниях сего благочестивейшаго Государя Московскаго, господина Иоанна, который по истине как некое пресветлое солнце, восприяв высокий и блистательный круг своей державы, снисходит и к дальним, и утвердившись горе, так сказать, касается и самой земли, человеколюбиво распространяя лучи своей милостыни всем по всюду сущим церквам, некоторыя из них, согревая, животворит, а другия призывает к преспеянию и плодотворению: всех сих ради причин и смирение наше, с согласия всех здесь обретающихся священнейших Митрополитов и боголюбивейших Епископов, действием же и благодатию Всевышняго, живоначальнаго и совершенноначальнейшаго Духа, преподает и дарует реченному Царю, господину Иоанну, быть и называться ему Царем законным и благочестивейшим, увенчанным и от нас правильно, вместе и церковно; так как он от рода происходит и от крови царской, как мы уже сказали, и сие, полезно всему Христианству, по всюду законно и справедливо для утверждения и пользы всей полноты Христианства. Поскольку однородное привлекает все к общению с собою, разнородное же разобщает и, по самому естеству вещей, свойственно тому, что подвластно, последовать мысли своего началовождя, и все держится свидетельством истины (не то однако, чтобы мы из последствий столько же уразумевали начала и причины всех вещей, сколько из самых причин и начал уразумеваем последствия): то, по сей причине, явная есть польза быть и утвердиться Царю благочестивому и православному, как началу и непоколебимому основанию, которому весь народ и все ему подвластное, привыкли бы повиноваться и ему подражать, по силе, в делании всякаго добра; такого рода последствие истекает от благаго и царственнаго начала, как выше сказано. По сему, для обнародования и большаго утверждения сего действия, написана сия благодательная наша грамата, и дана благочестивейшему, боговенчанному и христолюбивому Государю нашему, господину Иоанну, в лето 1561 индикта 7-го.»

Грамоту подписали, кроме Патриарха, тридцать один Митрополит; во главе их стоит Кесарии Каппадокийской Митрополит Макарий и пять Епископов, ряд коих заключается Архиепископом Елассонским Иоасафом, одним словом полный Собор верховных Святителей Константинопольской Церкви. (Листы 175–180)

В другой грамоте, которую Патриарх Иоасаф писал уже от своего лица к Государю, благодарил он за присланную милостыню и извещал, что, по его царскому велению, устроил монастырь Великой Церкви и обновлены келлии и ограда вокруг всего монастыря Патриаршего, не так как прежде обнесен был тыном, но стеною каменною крепко, и келлии поставлены каменные, и создание сие будет в пользу и похвалу и славу, ради вечной памяти Царя, ибо он явился всем Церквам православным и прославился как истинный новый ктитор, сущей матери своей новому Сиону. «Ты творишь и укрепляешь все Церкви, пишет Патриарх, мы же, Божиею милостию, и твоим царским жалованием, прибавили новыя келлии на училище, и тут восприяли мудрых мужей философов; суть и иные учители: витии, сиречь риторическое учение, пиитика, сиречь творительное, и грамматика и мусики учение, и тех учителей мы держим тут наймом, с не малыми издержками; тут учатся христианские дети, иноки и миряне, всякаго возраста, из которых с Богом по времени и многом тщании, выйдут мудрые Архиереи и научатся достойно пасти и поучать Христиан, как бывало в старину, во времена благочестивых Царей. Ради сего учения и наказания, мы платим наем не только учителям, но и ученикам убогим, чтобы вдавали себя учению. Поскольку царствие твое и человеколюбие подает убогим, и сам как бы убогим соделываешься и бываешь податель толиких благ, то и мы отчасти от себя помалу пособляем и прибавляем, укрепляя тем твой благий дар. Уразумели мы и возложили надежду на то, чтобы прибегать к самодержавной и богатой твоей деснице, и чтобы от тебя, Государь, было благое начало и совершенно было царское богоугодное твое вспоможение.»

Далее извещает, что по его желанию и повелению послал мужа верного и благочестивого, Митрополита Евгрипского, понудив его, хотя и против его желания, оказать такое послушание. Он называет его изрядным своим посланником, Экзархом и местоблюстителем Кизическим, и вместе с ним посылает верного своего боярина, от своего дома, господина Михаила, которого также называет своим Экзархом и посланником Великой Церкви, (вероятно это был один из пяти мирских сановников, причисленных к собору Патриаршей Церкви). Патриарх просил верить словам их, как бы исходящим из собственных его уст, и послать ему милостыни на довершение монастыря и церкви и душеполезных зданий, в память себе и христоименитых своих родителей, как было во дни прежних Царей и Патриархов, поскольку в великих бедах в напастях пребывают, от нечестивых Турок, от великой дани и насильственных даров; а в нынешние времена еще хуже в скорбях пребывают, в конец смирились и преданы иноверцам, ибо находятся под их властию, лишаясь даже нужной пищи, и не имеют другого прибежища, кроме Самодержца Русского, о державе коего возносят молитвы день и ночь. Достойно внимания то, чем заключает Патриарх свою грамоту: «если будет повеление царствия твоего, благословением и советом там обретающагося преосвященнаго господина Макария Митрополита, да сделает и совершит божественное таинство и благословит Государя, тебя Царя, как бы от лица нашего, имеющий от нас власть творить всякое начало священства невозбранно, как Экзарх Патриарший истинный и соборный.» То есть, по видимому, Патриарх желал, чтобы вместе с Митрополитом Макарием присланный им Митрополит Евгрипский повторил над Иоанном действие царского венчания, и если сего не исполнил Царь, то, быть может, по той же причине, по которой не принял благословения от Митрополита Евгрипского, так как он дорогою, в Литве, целовал крест Королю Польскому. (Листы 186–189)

В третьей грамоте Патриарх извещал о том, что повелел во всех церквах молиться о здравии Государя. Он называет его Царем и Государем православных Христиан всей вселенной, от Востока до Запада и до Океана, надеждою и упованием всех родов Христианских, которых избавит от варварской тяготы и горькой работы, как имеющий пространное достояние и сильный, богоприятный скиптр. «Мы все, пишет Патриарх, общею совестию и Собором всех в Константинополе Архиереев, воздвигши руки, молим Всевышняго, человеколюбиваго Бога, который плоть нося, пролил кровь ради спасения нашего, да здравствует Царь и укрепляется царство его, и возвысит руку его, да избавит повсюду все Христианские роды от скверных варвар, сыроядцев и страшных язычников, Агарян.» Возвеселился Патриарх, услышав от брата своего и сослужебника, Митрополита Евгрипского, которого сподобил Бог видеть царские его очи, как он Государь, обретается всегда в благочестии, с теплою верою и в постоянных бдениях, многоочитый ум свой всегда обращая к Богу, и прославил за сие Бога.

«Отныне и впредь записали мы имя твое, как Царя вернейшаго и православнаго, в наших священных службах, и взываем дерзновенно к Богу: подаждь Господи, многолетнее здравие благоверному и благочестивому Царю нашему Ивану, как и прежним древним Царям. Не только в одной Константинопольской Церкви, но и по всем Церквам митрополичьим, будем молить Бога о имени твоем, да будешь и ты между Царями, как равноапостольный и приснославный Константин, который, в начале своего царствия, роздал милостыню по всем церквам, дабы поминали имя его во святых диптихах», поскольку Иоанн сделался ктитором великой Патриаршей церкви. Грамота писана в Ноябре, индикта 7-го, и при сей грамоте руки тех же Митрополитов, Архиепископов и Епископов, которые подписались под соборною грамотою. (Листы 190–200)

По приказанию царскому Митрополит Евгрипский Иоасаф подал от себя оправдательную память Государю такого содержания: «когда подавал он православному Царю, от Собора и Патриарха, грамату о его царском деле, Государь не хотел принять от него благословения и обличил его пред всеми людьми, за то что целовал крест в Вильне. Хотел он тогда же отвечать Государю, как сие было, но Государь не хотел его тогда слушать и, за царскою своею трапезою, велел о том написать; посему излагаете ныне истинное слово. Приехал он до Вильны с великим трудом и, как услышали о нем Король и его бояре, то велели поставить его честно, в доме Пречистой, в старой митрополии. Сам Митрополит Виленский пришел к нему со всем Собором, и на другой день пришли к нему бояре королевские, спрашивая его о Султане Турецком и о иных Государях, чрез земли которых проехал, и до них ли только едет, или дальше до Москвы? Митрополит открыл им всю истину, и Король велел явиться к нему, со всеми граматами. У него же были две граматы Турецкого Султана, писание и повеление его великое (вероятно фирман.) В одной грамате писал он ко всем воеводам, чрез земли коих должен был идти Митрополит, чтобы поберегли его, как вернаго человека и приятеля Вселенскаго Патриарха. Другая грамата была особенная к Королю, чтобы поберег и отпустил до Москвы Митрополита. Король принял его с честью и удержал у себя ту грамату, которая была на его имя, а другую возвратил. Тут же Митрополит показал Королю и грамату Патриаршую к Митрополиту Виленскому, к Епископам и всем православным Христианам; Король, прочитав ее, велел Митрополиту идти на свое подворье и там успокоиться, обещая его отпустить по грамате Султана и Патриарха, хотя у них было в обычае исстари, не отпускать никого к Московскому Государю, если с ним не находятся в мире.

Неделю спустя пришел к нему Митрополит Виленский, с Князьями королевскими, и призвали его в церковь: с нами был искусный толмач; все они взошли в алтарь и Митрополит начал ему говорить: «что Король полюбил его, как человека благочестиваго, и послал их к нему, с тайным словом, почему и взошли в алтарь, и говорили ему как Архиерею: какия старыя брани бывали между Царей и Государей, те умиротворялись; посему просили его, да окажет великую добродетель и умирит брань великую, которая между двух Государей, и да избавит их от кровопролития и от греха великаго, и восприимет за то от Бога мзду великую.» Митрополит говорил о том тайно, в церкви, с Князьями так, чтобы не услыхали Князья Ляцкие, потому что они вооружаются и готовятся на брань и с Королем о том спорят, а Король и Князья (Литовские) желают мира. (Такова была вражда между панами Литовскими и Польскими, по разности их исповеданий, Православнаго и Римскаго.)

Митрополит Евгрипский отвечал им: «что он человек малый и странный, и что его сила промежду двух Государей? и как может пособить столь великим делам? ибо, если не сбудется слово королевское, или не будет хотения Государя Московскаго к миру, то из сего произойдет смута и печаль и срам ему великий; сие есть дело державных, а не страннаго человека.» Они же отвечали Митрополиту: «что это ему возможно, потому что Король и все паны знают, что и прежде был он в Москве, и жаловал его Государь, и ныне не ослушается его слова, как приятеля Вселенскаго Патриарха, и если дело сие устроить, то и они во всем его послушают, во всех своих странах.» Митрополит просил у них немного времени для размышления, и потом, спустя три дня, призвали его в другую церковь Святой Троицы, где живет Митрополит, и опять сошлись в алтарь совещаться о том же деле, потому что в церкви был народ. Митрополит Иоасаф спросил их: «за что у них брань?» Они отвечали: «за некоторый город, что в Немецкой земле.» Митрополит хотел знать: «есть ли там особый Государь, или город сей дотоле принадлежал Королю?» Ему отвечали: «что там был Государь, а прежде принадлежал Королю, но что в том нет затруднения, лишь бы устроился мир, и что, смотря по записям, чьи изстари были те грады, тот ими бы и владел.» Митрополит слышал прежде, что Государь посылал посла своего, Федора Ивановича Сукина, к Королю, и о чем с ним условились, во всем ему солгали, и потому спросил он панов о деле сего посла. Они отвечали: «что Государь Московский присылал его для сватовства, хотел жениться и всегда оставаться в миру; они же отвечали: когда мир будет, то добро, и посылали своего посла к Государю, но Князь Великий его обезчестил и сказав, что мира не хочет, прогнал от себя.» Митрополит возразил им: «что слышал о том иначе: будто они, по словам посла, хотели во всем исполнить волю Царя, а как отпустили его и прислали своего посла к Москве, то уж не так писали в своих граматах, как говорили Федору Иванову, а Государь, на них понадеясь, много казны издержал: с каким же лицем после сего идти ему, Митрополиту, мирить Государей?» Но они утверждали: «будто на чем условились, с тем и посылали к Государю, а теперь лишь бы только был мир, то уже будет все добро; пусть бы Государь прислал своего посла, чтобы утешить кровопролитие, и тогда будет воля Божия и его.»

Митрополит, размыслив, что из сего нечто может быть доброе, обещался, пришедши к Государю, известить его о том, Государь же как восхощет так и учинит. Два дня спустя пришел Митрополит Литовский, с боярами своими, на подворье где стоял Митрополит Иоасаф, и опять, взошедши в церковь, просили его о том же, но вместе с тем, Бога ради, молили: «чтобы говорил это, как бы сам от себя, а не от них, а если захочет помириться Государь, то пусть скажет от лица их всех и от Короля, что и они о том приказывали, но чтобы слова их оставались в тайне, и никто бы о них не слышал, ни в Вильне, ни в Москве, кроме Государя и Митрополита.» Князья Литовские дали ему вернаго человека, проводить до границы, и на рубеже человек сей напомнил ему опять, от Короля и бояр: «исполнить их прошение и не медлить сказать о том Государю, потому что после него хотели прислать посла от Папы» (чего опасались православные). Но Государь задержал его в Вязьме, и посему приказывал о том Митрополит толмачу царскому Федору Обрюте, сказать все сии речи Митрополиту Макарию, чтобы он передал их Государю, но не знает исполнил ли сие толмачь?

Митрополит бил челом Государю, ради Господа Иисуса Христа, чтобы как бы на духу, было принято им то, что и ему Митрополиту, духовно было возвещено в церкви, и чтобы не было никому сие открыто, потому что назад идучи, боится он лишиться жизни за огласку. О целовании же креста, ради чего возложил на него Государь свою опалу, молва произошла от того, что много людей видели, как он ходил в церковь с Митрополитом и Князьями Литовскими, и потому люди подумали, что его ведут целовать крест; он же ни клятвою им не клялся, ни креста не целовал, и как им было приводить его ко кресту, если они же били ему челом о своем деле? Кто сие сказал на него Государю, тот неправду и ложь говорил; ибо, хотя и грешен он, но Христианин и Архиерей, в том сане, в котором называют его пастырем и учителем православных иереев и мирян, и дана ему чиноначальная благодать от Духа Святого и от Спасителя Иисуса Христа, которую должен сохранять, как зеницу ока, паче всего на свете. Вселенский же Патриарх в Соборе четыредесяти священноначальных Архиереев, которые послали его к Царю, ведают его, каков он есть, и если не ему, то хотя соборной грамате можно иметь о нем веру. Притом напомнил он слова Апостола Иоанна: «братья, не всякому духу веруйте, но искушайте духи (1Ин. 4:1).» Он хотел писать Государю евангельские словеса, но толмач не мог их передать; ныне же, высказав всю истину, просил Государя, да сотворит ему так, как наставит его Бог.»

Не видно из дел, какой имело успех оправдание Митрополита, но не ранее как чрез три года, в 1565 году, был он отпущен из Москвы, и то по усиленной его просьбе, не чрез Литовскую землю, куда нельзя было ему ехать, и не чрез Крым, где не было ему дороги, а чрез Грузинского Князя Леона, с Грузинскими послами Якубом и товарищем его, потому что они ему обещали, что Государь их Леон проведет их христианскою землею до Требизонда, а оттуда морем в Константинополь. Государь принял челобитье Митрополита и велел его отпустить на Казань и Астрахань, а оттуда воеводам проводить его к Черкасскому Князю Темврюку Айдаровичу. С Митрополитом отпустил он и старцев Святогорских, из лавры великого Афанасия, эклесиарха Феофана и слугу патриаршего Михаила; милостыни же отправил с ними к Патриарху тысячу триста рублей деньгами. Государь написал Патриарху грамоту, в которой, повторив опять, как бы для большей твердости, все содержание патриаршей и соборной грамоты о его царском венчании, благодарил патриарха Вселенского и участвовавших с ним соборных Архиереев, что они подписали своими руками, ради крепости, благословение ему в древнем его достоинстве. Государь извещал, что послал им милостыню вкратце, а не большую, ради трудного пути, потому что возникли брани между его Украинскими людьми и его недругами, а когда Бог даст утишатся войны, то пришлет большую милостыню. Ныне же Патриарх молил бы Господа, пречистую его Матерь и всех Святых, чтобы возвел Господь руки Царя на плечи врагов его, и в тишине устроилось бы все Христианство, ради их святых молитв. При сем прилагал список царской своей милостыни всем Архиереям. Грамота писана в Сентябре 1565 года.

По росписи, самому Патриарху следовало двести семьдесят рублей; пяти Митрополитам старейшим, Кесарийскому, Анкирскому, Ираклийскому, Эфесскому и Никейскому, по пятидесяти рублей; другим шести Митрополитам: Филадельфийскому, Селунскому, Адрианопольскому, Писидийскому, Иконийскому и Никомидийскому, по семидесяти рублей; и еще девятнадцати Митрополитам и Архиепископам по тридцати рублей, а сверх того по двадцати рублей трем Епископам: Кипрскому, Сербскому и Полиянинскому. (Листы 200–206)

Государь написал от себя грамоту в Черкасы к Князю Темврюку: после многого поклона, извещая его словом своим царским, что посылает чрез его землю пришедшего в Москву от Султана Турского и Патриарха Царьградского Митрополита Иоасафа, с слугою патриаршим и тремя старцами, и четырех старцев Св. горы, с послом Грузинским Иаковом и старцем Даниилом, и как они до него дойдут, чтобы он их бережно держал во всем, ради царского его слова, ни с кого из них не взыскивал пошлины, не было бы им задержания и обиды на его земли, и велел бы своим людям, вместе с царскими стрельцами, проводить до Грузинского Князя Леона здорово, а как проводит, отписал бы о том нарочно Государю.

В грамоте Грузинскому Князю Иоанн, после царского титула, пишет заповеднейшее слово Грузинской земли Государю Леону Князю, такого же точно содержания, как и к Черкасскому. Грамота писана в Ноябре.

Только три года спустя, Декабря 17-го 1568, принес Государю грамоту из Кафы Махмет-Челибея человек Махметка и сказал, что ему дал ту грамоту в Кафе, со Св. горы, из лавры, старец Феофан. Феофан извещал Государя о своем путешествии, что они доехали до Черкасс и до Леона Грузинского; тут Митрополит разболелся у Леона и не хотел явным учинить Леону милостыни царской, которую пожаловал Великой Церкви, Патриарху и Собору; они уговаривали его объявить о ней, чтобы не погибло все, и сами о том сказали Леону, и Князь расспрашивал о милостыни самого Митрополита; он же отвечал: будто Государь его собственно пожаловал тою милостынею, а не Великую Церковь и не Собор Митрополитов. Старцы Афонские, соблюдая дело Государево, обличили его пред Леоном и всеми людьми, что все, что у Митрополита находится, есть милостыня царская, посланная Великой Церкви. Но как Митрополит умер, то Князь Леон все взял себе и обо всем уведал, а слуга патриарший Михаил еще прежде умер, у Кубрек-Бея, на поле в пустыне, и там его погребли. Они же, старцы Афонские, с тех пор как вышли из Москвы и до того времени, дошли только до Кафы, в Сентябре месяце, со многими трудами, истощенные напастьми, бедствуя, как никогда человек, от роду родясь, не терпел подобно им путем сим; что им пожаловал на милостыню Государь, то все проели дорогою, идучи до Кафы. «Мы, Государь, рабы твои, чаяли, что в Грузинах Христиане были и уверовали тем лживым послам, которые были у тебя, Царя: но один из них был Жидовин, а другой Армянин, а третий (Даниил), который сказался у вас Митрополитом, тот никогда и старцем не бывал, (т. е. иноком); сказывался у вас Архиепископом и там у Леон-Бея. Неправое их житие: смешно живут и скверно, все с Жидами и с Турками, и с Армянами живут за едино и нераздельно, и несказанно пагубно было нам у них, даже до смерти; злые человеки и поганые; да милостию Божиею и молитвою царскою, избавил Бог от рук сих поганых. Пишу тебе, Государю Царю, истину, да не придут опять к тебе обманом, как и прежде сего Жидовин тот и Армянин, и ложный тот старец, который назывался у тебя Архиепископом, а как мы у них были, то и распознали какие то было люди; то были бесы! Они заставили меня и Митрополита, когда еще был жив, чтобы писали мы граматы твоему царствию и свидетельствовали о них, что будто они добрые человеки; но ведомо тебе да будет, что хотя и писали мы, но неправдою, ради их озлобления, чтобы льстивым одобрением их приманить, а самим бы от них убежать, ибо ложную любовь нам показали.» Грамота сия не докончена, но из нее достаточно видно, как трудны были в то время церковные сношения с Востоком. (Листы 207–211)

В 1571 году отпустил Царь Иоанн Васильевич посланника своего, Андрея Кузминского, к Султану Селиму, и с ним вместе послал в Царьград к Патриарху и во Св. гору; по монастырям, и к Патриарху Александрийскому и на Синай, с милостынею купца Семена Барзунова, и написал грамоту к Султану и Патриарху. В заглавии грамоты к Султану писал Иоанн обычное исповедание своей веры, в Триединого Бога: «о нем же живем, движемся и есмы, им же Царие царствуют и сильнии пишут правду.» В царском своем титуле, он называет себя: «повелителем всея полунощный страны и Сибирския земли, и Государем земли Немецкой», ибо уже покорена была Ливония; а Султана называет, при прежних его титулах, подражателем Гумаюна (т. е. Бога по Арабски), потому что не хотел выразить по-Русски сего священного имени пред неверным, и просит свободно пропустить человека своего к Святым местам. Грамота писана в Марте месяце, индикта 14-го, и на конце исчислены отдельно годы его правления: тридцать семь лет общего его государствования, двадцать три года Российского царства, т. е. с тех пор, как венчался, Казанского девятнадцать и Астраханского шестнадцать. (Лист 214)

Государь писал Патриарху Константинопольскому Митрофану: что он присылал грамоту с человеком царским Иваном Новосильцевым (которой нет в делах), извещая, что не получил милостыни, посланной для Великой Церкви чрез Митрополита Евгрипского, потому что Митрополит умер в Грузинской земле, и Князь Леон удержал все его достояние, и хотя Патриарх посылал от себя к Леону старейшего протопопа Великой Церкви и Архимандрита, для испрошения задержанной им милостыни царской, но Князь ничего не отдал; между тем, как только Патриарх стал на свою кафедру, записал он в синодик, для вечного поминовения, родителей царских и двух его супруг, Анастасию и Марию, а царское имя у жертвенника, чтобы молить во всех службах о его здравии; да еще извещал, что от времени прежнего Патриарха Феолипта, при котором составилось священное миро (т. е. более уже пятидесяти лет), не было мироварения в Царьграде, ибо не кому было помочь в этом святом деле, и вовсе уже не обретается Св. мира, а потому просил Великого Государя, прислать свою милостыню, чтобы составить сие великое миро: сего ради Царь Иоанн, припоминая прежде бывших наставников благоверия великой Константинопольской Церкви, возложил духовную свою любовь и к его святительству, по многу требуя святых его молитв, и поскорбел, услышав о недостатке священного мира, ибо сие есть недостаток всего Христианства. И так он посылает к Вселенскому Патриарху двести рублей по блаженной памяти усопшей Царице Анастасии, и сто по брате своем, Князе Георгии Васильевиче (странно, что о второй жене своей не упоминает), а для составления священного мира пятьсот рублей, и просит Патриарха, непрестанно молить о его здравии, а если, судом Божиим, его не станет, то записать имя его, вместе с супругою и братом, в помяннике общем его прародителей, который послан был еще прежде к бывшему Патриарху Иоасафу, и обещал впредь прислать еще большую милостыню, ибо ныне посылаемая не полна, ради трудного пути. Он просил также Патриарха, чтобы промыслил о доставлении посылаемой им милостыни с купцом Барзуновым на Афон и на Синай, и к Патриарху Александрийскому, уведомляя, что он дал в Москве милостыни своей пятьсот рублей для поминовения Царицы и брата Хиландарскому Архимандриту Прохору и отпустил его обратно в Царьград, прося святых молитв Патриарших о своем здравии и Царевичей, Ивана и Феодора, и о всем православном Христианстве. (Листы 215–220)

В то же время и Митрополит Кирилл писал от себя грамоту Патриарху, величая его в громком титуле: «держащим правление святой матери Церквей, в прежнем царствующем богозданном граде, в доме Софии Премудрости Божией, высочайшею и священною Главою вселенскаго цветущаго благочестия, учителем истиннаго божественнаго закона, и наказателем веры прежде бывшаго Греческаго православия и всея Русския земли»; себя же называл только: «смиренным Митрополитом великия Русския земли всея Руси» и с молитвою приносил челобитье великому его святительству.

В сих выражениях видна сыновняя покорность Митрополитов Московских Вселенскому престолу, хотя уже более ста лет рукополагались они не в Царьграде, но собором Русских Архиереев. Митрополит, отвечая на Патриаршую грамоту, извещал, что по его приказанию молил он умильно, с сердечными слезами, Великого Государя о милостыне для священного мира, и от себя посылает на тот же предмет сто рублей, к Вселенскому Патриарху. (Лист 222)

Государь писал от себя грамоту и к новому Патриарху Александрийскому Сильвестру, заступившему место святого старца Иоакима, посылая ему свою милостыню, сто рублей, для поминовения супруги, и пятьдесят за брата, прося его о непрестанных молитвах и обещаясь прислать более впредь, когда получит от него извещение о благополучном доставлении сей милостыни. (Листы 223 и 24). Такого же точно содержания грамота Царская и к Архиерею Синайскому Евгению и к Проту и всему Собору обителей Св. горы; но на Синай послал он только сто пятьдесят рублей, а на Св. гору семьсот рублей по Царице и четыреста по брате, и просил записать имена их по всем монастырям, для поминовения. Тоже писано особою грамотою и в Хиландарский монастырь, с таким впрочем извещением, что уже Архимандриту их Прохору выдано в Москве пятьсот рублей для поминовения Царицы Анастасии, да еще посылает сто пять рублей для поминовения брата. (Листы 229–232)

И в Пантелеимонов монастырь была тоже грамота, к Игумену Диомиду, с милостынею двести рублей по Царице Анастасии, и чара серебряная по Царице Марии, да по брате Князе Георгии сто пятьдесят рублей, для ежедневного их поминовения. (Листы 232–33)

В наказной памяти, данной Семену Барзунову, велено было ему явиться на Св. гору к Проту и в монастыри – Хиландарь и Пантелеимонов, для раздачи грамот и милостыни, по росписи, и кланяться им от имени Царского; оттоле ехать к Патриарху Александрийскому и на Синай, с таким же словом, а на обратном пути, в Царьграде, просить Пашей, чтобы довели его до Украйны, и никому не платить пошлин, разве только чем почтить их от себя, и говорить, что у его Государя в государстве, их купцы свободно ходят и ни от кого обиды не имеют; а если будут у него спрашивать каких-либо вестей Московских, то отвечать: что он человек купеческий, молодой, и знает только свое купечество. (Листы 234– 238)

В Сентябре 1583 года воеводы царские из Чернигова, Князь Долгорукий и Наумов, известили Царя о приезде из Киева, со Св. горы, из лавры Хиландарской, эклесиарха Григория с двумя иеромонахами, Вениамином и Серапином, и еще двумя старцами, которые имели при себе жалованную грамоту Государя и мощи священномученика Анфима. В тоже время, известили они и о прибытии, тоже из Киева, Митрополита Вифлеемского Иоакима, с своим старцем и тремя христианскими Арапами, и еще из Сербской земли священника Иоакима, из Троицкого монастыря Олешковитского (строение мученика Князя Лазаря) и Вознесенского монастыря священника Авксентия. Всем сим духовным властям и старцам даны были подводы из Чернигова в Москву, и они остановились на Святогорском подворье, в Китае городе.

1-го Декабря Государь посылал допрашивать Митрополита Вифлеемского, который показал: что он приехал за милостынею, а привез с собою грамоты от трех Патриархов: Царьградского, Александрийского и Иерусалимского; уже семнадцать месяцев, как оставил он Иерусалим, и Патриарх его Софроний писал к Цареградскому, прося у него ходатайства пред Государем; шел же он мешкотно потому, что его в Волошской земле задержали шесть месяцев. При Патриархе находятся только два Митрополита: он, Вифлеемский, и еще Газский, а так как монастырь Вифлеемский весьма обнищал и ограда обвалилась, то просил Царя о ее возобновлении. Государь приказал Митрополиту и старцам Афонским явиться на двор к Митрополиту Дионисию, где была им приличная встреча, по обычаю; а в день Святителя Николая являлись они к самому Государю. Царь Иван Васильевич принял их в столовой избе, отступив на три ступени от своего места, и Митрополит правил ему благословение от Патриарха Царьградского, а Государь спрашивал его, в ответ, о здравии Патриаршем. Тогда представил ему Митрополит от себя поминки: руку Св. мученика Елевферия, и подал две грамоты Патриаршие. Старцы же Хиландарского монастыря поднесли Государю образ Архангела Михаила, мозаический в серебре, и мощи Св. исповедника Анфима, а Царевичу Федору Ивановичу образ Богоматери, обложенный серебром, с Греческою надписью: «надежда ненадежным». Государь приказал им всем быть у праздника, у Николы Голстунского, а потом быть у своего царского стола. (Стат. сп. № 2-й стр. 1–14)

Патриарх Константинопольский Иеремия в грамоте своей к Государю просил его иметь веру к словам Митрополита Вифлеемского, как засвидетельствованного грамотами двух Патриархов, Александрийского и Иерусалимского, и подать руку помощи святому месту, где родился Господь наш Иисус Христос, для обновления храма, дабы память его таким образом сохранилась вечно, ибо милуяй нищего в заем дает Богу, и много восприяли благ от Бога миловавшие прежде сего святые места. Грамота писана в Октябре месяце, индикта 11. (стр. 16 и 17)

От Патриарха Иерусалимского грамота была окружная, ко всем православным духовного и мирского чина, Архиереям, уподобляющимся Апостолам, игуменам, инокам, священникам и всем, во имя Божие верующим и покровенным сению Единосущной Троицы. Всех умолял он, да приимут с любовию возлюбленного брата его, Митрополита Вифлеемского, ради Господа Иисуса, родившегося в Вифлееме для нашего спасения, и в яслях скотских там возлегшего, куда некогда и Волхвы, звездою водимые, дары ему с Востока принесли, и Ангелы на небесах со смирением славословили рожденного в яслях младенца, куда некогда стекались и православные Цари, многое богатство принося, и соорудили Св. митрополию Христова Рождества, церковь досточудную и премудрую. И в нынешнее время митрополия сия там обретается, и многие святые мужи, подобно светоносным Апостолам, там поют и славословят Господа и приносят молитвы за православных Царей. Но, по грехам нашим, обрелись ныне лукавые человеки, которые господствуют повсюду и даже до смерти досаждают православным, отчего и преосвященный Митрополит, претерпев многие нужды, не имел где главу преклонить и просил от своего Патриарха грамоты для сбора милостыни; Патриарх же, видя его беспомощность, даровал ему просимую грамоту ко всем православным, умоляя их, как друзей Христовых и возлюбленных Богу, дать каждому противу своей силы, мало или много, ибо милостыня избавляет человека от смерти, и блаженни милостивые, яко тии помиловани будут и, приемлющий Пророка, во имя Пророка, мзду пророчу приимет (Мф. 10:41), и простирающий десницу к убогим, десятерицею восприимет. Также и Господь дарует великую свою милость за милостыню, которую подадут священному Митрополиту Вифлеемскому, и услышат оный блаженный глас: приидите благословеннии Отца моего, наследуйте уготованное вам царствие, и проч. (Мф. 25:34). (стр. 18–22)

Грамота из Хиландарского монастыря от Архимандрита Макария на имя Государя была исполнена в начале обычных благожеланий, с прописанием всего Царского титула. Настоятель и вся братья молили Господа и пречистую его Матерь и святых чудотворцев Симеона и Савву, и Русских Петра, Алексия и Иону, о многолетнем здравии Царя, со всем его семейством, и о победе над врагами. Они извещали, что посланные Царем сто двадцать рублей к Архимандриту Феодосию пришли в целости в их лавру, и что они вознесли о святом его царствии должную молитву Богу. Ныне же со слезами опять просят, чтобы показал милость своему царскому богомолью, лавре Хиландарской, и обновил в ней стены и стрельницы, обветшавшие от многих лет и распавшиеся от землетрясений; братия же Хиландарская, по оскудении благочестивых ктиторов своей земли Сербской, не имеют на кого другого возложить свою надежду, кроме как на Царя православного, и посему послали к нему старцев своих со священными дарами. (Листы 23–29)

Четвертая грамота к Государю была от Архимандрита Сергия, Сербского Троицкого монастыря. Он извещал, что в подкрылии горы Кучайны находится царская священная обитель, называемая Олешковица, в которой храм живоначальной Троицы есть строение святого в Царях мученика их, Князя Лазаря (убитого на Косовом поле, в битве против Амурата), и церковь сия рушилась от ветхости; братия же, возложив упование свое на Бога, начали созидать ее от основания, но помощи ни откуда не имеют, ибо грех ради их извелись в Сербской земле Христианские Государи под игом богоотступных Турок, и об одном только слышат они православном Государе, который милостив ко всем: посему послали они священноинока Михаила, с двумя старцами, бить челом пресвятому его царству за всех их и рассказать о состоянии их святой обители. Государя же да наставит Дух Святый, простерт руку помощи нищим своим богомольцам, для возграждения церкви Святой Троицы, и когда она милостию его обновится, то они смиренные будут поминать его в денных и ночных своих молитвах. (Стр. 31–34)

В Декабре писали опять к Государю из Чернигова воеводы, что приехал из Киева Митрополит Тимофей, с ним Иеромонах и трое слуг, и едет он из Турецкой земли бить Государю челом о милостыне. Они остановились в Москве также у Святогорских старцев, уже в исходе Января. Государь принимал их в палатах по обыкновенному чину; но в Июне месяце того же года оный Митрополит скончался в Москве и погребен в Богоявленском монастыре; Государь велел отпустить старца его Николая и слуг его, дав им пятнадцать рублей, а другому приехавшему вместе с ним, старцу Никодиму, двадцать рублей. (Стр. 35–38)

В следующем 1584 году, Сентября 1-го, велел Государь отпустить Вифлеемского Митрополита и Греческих старцев, и с ними вместе послать в Царьград торгового человека, Марка Самсонова, с грамотами и с милостынею. По царскому указу послано было за два года пред тем, в Вифлеем, милостыни пятьдесят рублей, да при отпуске дано Митрополиту сто восемь рублей и сорок куниц, кроме дорожных расходов, и слугам его двадцать рублей. На Св. гору, в Хиландарский монастырь, в 1582 году, послано было поминовение по Царевичу Иоанну семьсот рублей, при отпуске же дано экклесиарху Григорию, также по душе Царевича, шестьдесят рублей и сорок куниц и двадцать рублей четырем старцам его. В Троицкий Сербский монастырь отпущено милостыни, по душе Царевича, двадцать рублей, и двум старцам по пяти рублей. Та же сумма и в Вознесенский монастырь Сербской земли. (Листы 49–57)

Государь писал от себя грамоту к Мурат Султану, о Вифлеемском Митрополите и старцах Афонских и о своем торговом человеке, прося отпустить их в свои места, а человека его во Св. гору. Такого же содержания была грамота от Государя к Константинопольскому Патриарху. При этом случае, он просил его продолжать учить греческой грамоте двух посланных им ребят и пристально за ними смотреть, не смотря на то, что Патриарх находил их слишком уже взрослыми для изучения грамоты, и опасался, чтобы не убежали к Туркам. Третья грамота о пропуске к Стефану Королю Польскому.

И в Пантелеимонов монастырь была грамота Государя с Марком Сампсоновым о милостыне, в которой извещал: что прежде сего, когда не стало, Божиим изволением, в живых сына его, Царевича Ивана, он посылал к ним, с человеком своим Иваном Мешениным, по душе его милостыни пятьсот рублей, а ныне посылает им, опять по Царевиче, с Марком, ризы и стихарь, для того, чтобы они записали в вечный свой помянник Царевича со всеми его предками и молились о нем на всех своих службах, и о здравии бы молились Царя и Царицы Марии, Царевича Феодора и супруги его Ирины, и Царевича Димитрия. Все сии грамоты 1584 года, Сентября месяца. (Стат. спис. № 2, листы 53–66)

Марку дана была наказная память, где и как ему ехать чрез Литву в Царьград, и послано с ним сорок соболей к Патриарху, и в Хиландарский монастырь полное облачение; с ним же послано тридцать рублей для учеников в Царьграде, велено им учиться и не выходить из воли царской. (Там же листы 75–82)

В том же году возвратился со Св. горы, чрез Царьград, Иван Мешенин, посланный с милостынею по душе Царевича, и привез с собою грамоты от Патриархов и от обителей Афонских.

Видно было, до какой степени поражена была душа Иоаннова смертию сына, из грамот Патриарших, которыми старались утешить его Святители Восточные, и весьма жаль, что не сохранилось самых грамот Иоанновых, обличавших его жестокое дело. Патриарх Иеремия пишет ему: «а что сталась смерть сыну твоему, Царевичу Князю Ивану, то к нам всем Христианам о нем скорбь, а ты душу его полагай на Бога, как Авраам чадо свое, и Божиим милосердием скорбь расточи, а Бог тебя порадует нынешними чадами, и ты их жалобно люби.» Потом он извещал Царя, что всю его милостыню, к нему посланную, по его наказу, раздал по монастырям, для поминовения блаженной памяти Царевича Ивана и всего царского его рода, а верного раба Государева Ивана Матвеева отпустил обратно к Государю и поручал милости царской. Грамота писана 12 Ноября. (Стат. спис. № 2, лист 103)

Патриарх Александрийский Сильвестр писал в том же духе Государю, посылая ему благословение с его чадами и желая ему пребывать в любви, смирении, облегчении и в здравии душевном и телесном. Он уведомлял его также о получении милостыни, чрез Патриарха Константинопольского, которую, вместе с ним, радостно принял и молился Богу о царском здравии. В тоже время приходил к нему ритор Великой Церкви, духовник Калоэрос, и рассказал ему в тайне, со страхом: как, во время Патриарха Иоасафа, посылан был к Царю Митрополит Евгрипский и вскоре после того был отставлен Патриарх Иоасаф, а Митрополит в то время по Патриаршему слову, ничего не сделал и сам преставился в Иверском царстве; Патриарху же и тому великому ритору ничего не дошло. Патриарх упоминал о каком-то образе, находящемся в царской палате и спрашивал: там ли он? и удивлялся как сие дело сталось? Между тем просил, чтобы Государь, по своей милости наградил великого ритора, который находится в великой скорби и утеснении, царскою милостынею, сколько Бог его вразумит. (Лист 107) (Надобно полагать, что образ послан был от сего ритора, и о том умолчено от Митрополита, но какой он? не известно.)

С тем же посланником царским писали Прот Пахомий Св. горы Афонской, и Архимандриты Ватопедский и Хиландарский, со всеми игуменами и иноками Св. горы, благодаря за усердие и любовь царскую к ним, смиренным его молебникам, которые в трудные времена надеялись только на его благочестие, как на одного из древних Царей православных. Ныне же преблагий Бог, Духом Святым, избрал его на царство и помазал, как некогда Богоотца Давида, и потому молили его, Господа ради и вечного своего поминовения, да не забывает святые обители во дни своего царствия. Они извещали о получении ими царской милостыни по Князе Иване, которую Прот раздал всем Архимандритам, две тысячи восемьсот семьдесят рублей, сверх того Ватопедскому монастырю восемьсот двадцать рублей, Хиландарскому семьсот; Пантелеимонов же монастырь стоит уже десять лет пустым, после смерти строителя Матфея, скончавшегося в Москве, и не кому отдать следующие ему деньги. Грамота заключается молитвенным воззванием к Господу, чтобы избавить Государя православного, христианского, всей северной страны, от поганых варваров, о чем с плачем молят день и ночь вся братья всех обителей Афонских, со всеми скитниками и пещерниками Афонскими. Грамота писана в Кареи у Прота, при соборном храме Успения Пресвятой Богородицы, 5 Сентября 1584 года.

Посланник Иван Мешенинов подал список Государю о розданной им милостыни царской, по которой оказалось, что он объявил Патриарху милостыни, из жалования царского, шестьсот рублей и сорок соболей (в сорок рублей), ради коих Патриарх, со всем Собором, служил панихиду и обедню с вечернею за здравие Государя и за поминовение души Царевича. Сверх того роздано в Царьграде: в монастырь Предтечи, близь патриаршего двора, игуменье с семьюдесятью сестрами семьдесят рублей, и в другой девичий монастырь, также Предтечи, пятидесяти сестрам по рублю каждой, и в третий того же имени, у Балатских ворот, пятидесяти сестрам по рублю, в монастырь святого Великомученика Георгия строителю и двадцати пяти старцам двадцать рублей. По росписи царской велено было дать пятьдесят рублей в два пустынные монастыря за городом, за пятьдесят верст, Богоматери и Николая Чудотворца, где старцев человек тридцать; но монастыри те оказались пусты, а потому Патриарх взял деньги сии себе, на церкви Богоматери и Предтечи, которые были разорены лет за сто пред тем Турками и вновь им устроены. Еще дано было милостыни на три монастыря, на острове Халке: Святой Троицы, Успения и Николая Чудотворца шестидесяти старцам, каждому по рублю, да нищим роздано по рукам шестьдесят, а всего в том граде тысячу рублей. (Лист 118)

На горе Афонской посланник царский пришел сперва в Хиландарскую лавру и оттуда в Карею, к Проту Пахомию, где случился и Владыка Халкидонский. В храме Успенском служили всем Собором панихиду по Царевиче Князе Иване, и дано было на всю братию, ста человекам, сто рублей, а Халкидонскому Владыке двенадцать золотых, и была соборная трапеза. Сверх того, у Прота в скиту семидесяти старцам дано одиннадцать рублей, в великую лавру Афанасия Афонского Игумену Митрофану со ста пятьюдесятью человек братии триста пятьдесят рублей, да девяносто четырем скитникам, спасавшимся около великой лавры, двадцать шесть рублей, а в скитах сих более двадцати храмов каменных, и в них во всех совершалась служба; и верстах в пяти от лавры был особый скит, в котором спасалось двадцать девять человек, и им дано пять рублей.

Подробности сии любопытны, потому что показывают тогдашнее состояние горы Афонской. В монастыре Симонове (вероятно, Есфигмен), при храме Введения, Игумен Никифор и пятьдесят старцев, им дано милостыни по рублю на каждого и три рубля двенадцати старцам в трех его скитах.

В монастыре Панкратия (Пандократор), Игумен Макарий и сто пятьдесят человек братии; милостыни дано сто рублей и три рубля двадцати шести скитникам.

В обители Ставро-Никиты, Игумену Симеону и семидесяти человекам братии, восемьдесят рублей, и восемнадцати скитникам пять рублей.

В монастырь Котлумуш, Игумену Илариону и восьмидесяти братиям, сто рублей, а в скиты его, сорока двум человекам, четырнадцать рублей.

В монастырь Иверский, Игумену Аверкию и ста пятидесяти братиям, триста рублей, и двенадцать рублей сорока трем старцам, в окрестных скитах.

В обитель Филофееву, Игумену Матфею и ста человекам братии, сто пятьдесят рублей, и пять рублей двадцати одному скитнику.

В монастырь Калогрив (вероятно, Каракалла), в храм Святых Апостол, где не было игумена, а старцев пятьдесят человек, дано милостыни сто рублей и двадцати семи скитникам семь рублей.

В монастырь Павлов, Игумену Гавриилу и пятидесяти братиям, сто рублей, и тридцати скитникам восемь рублей.

В монастырь Дионисиев, в храм Иоанна Предтечи, Игумену Лаврентию и ста пятидесяти братиям, двести пятьдесят рублей, и двадцати пяти старцам в скитах пять рублей.

В монастырь Симонов (Симопетра), Игумену Нифонту и восьмидесяти братиям, дано сто пятьдесят рублей, и двенадцати скитникам три рубля, да с версту от монастыря, в скит, где храм святого Николая Чудотворца (Григорат) восьми человекам пять рублей.

В росписи написано было, что в Георгиевском монастыре храм Святого Николая Чудотворца и в нем Игумен, с пятьюдесятью братиями, но монастырь тот уже пуст около десяти лет, а потому милостыня отдана Проту, на соборе (в числе двадцати монастырей) пятьдесят рублей, и другая милостыня, пятьдесят рублей, в скиты по его приказу. (Не смешан ли здесь Григорат с монастырем Георгия, по сходству имени? но из сего явствует, что Григорат не составлял тогда особенного монастыря в числе двадцати, а числился только скитом Симопетры.)

В монастырь Серапотов (Ксиропотам), Игумену Иоилю и семидесяти братиям, сто рублей, и одиннадцать рублей в скит сорока одному старцу.

В монастырь Ксенос (Ксеноф), Игумену Антонию и пятидесяти братиям дано милостыни двести рублей, и восемь рублей тридцати двум скитникам.

По неровной раздачи милостыни можно полагать, что более давалось в именитые монастыри или в те, где преимущественно было братство Славянское.

В монастырь Дохиар, Игумену Неофиту и шестидесяти братиям дано девяносто три рубля и шесть рублей двадцати двум скитникам.

В монастырь Кастамонит, где не было Игумена, дано пятидесяти человекам братии восемьдесят рублей, и осьмнадцати скитникам пять рублей.

В монастырь Зограф, Игумену Паисию и ста человекам братии – двести рублей, и девять рублей тридцати трем скитникам.

Всего же во Св. горе Афонской, кроме обителей Ватопеда, Хиландаря и Пантелеимоновой, семнадцать монастырей, а в них: Прот, два Архимандрита, четырнадцать Игуменов и старцев тысячу шестьсот человек; милостыни же роздано им, по Царевиче Иване, две тысячи шестьсот сорок рублей, а скитникам пятьсот семидесяти осьми, обитавшим при тех монастырях, роздано двести семь рублей, всего же две тысячи восемьсот сорок семь, а оставшихся по росписи денег двадцать два рубля отдано в скит, что близ Ватопеда (вероятно Св. Димитрия), где было восемьдесят человек старцев.

Ватопедского же монастыря Архимандриту Акакию, чрез старцев его, бывших в Москве, дано было семьсот двадцать рублей, и в больницы его было роздано сто рублей.

В Хиландарь монастырь, старцам ста восьми человекам, семьсот рублей.

Сверх того в Царьграде, по приказу Патриаршему, собору священников и диаконов, и в скиты, что около Пантелеимонова монастыря, роздано нищим по рукам восемьдесят два рубля.

Это была первая столь отчетливая милостыня каждому из монастырей Афонских, где они все столь подробно исчислены, и это была последняя милостыня Царя Иоанна Васильевича, который скончался в том же, 1584 году, постригшись под именем Ионы. В Августе того же года Царевич Феодор Иоаннович, учинившись Государем на всех его государствах, приговорил со своими боярами послать к Турскому Мурат Султану посланника своего, Бориса Благова, сказать ему о преставлении отца своего и послать милостыни своей тысячу рублей Патриарху Царьградскому и в обители Афонские, по душе родителя.