Восхождение по лествице в одеждах доброделания по учению святителя Феофана

Дионисий (Шленов), игумен,

преподаватель Московской

православной духовной академии,

кандидат богословия

«Есть ли у вас Исаак Сирианин?

Если нет, поспешите приобресть, хорошо и – Лествицу.

Эти две книги все вам разъяснят» ³⁵⁶.

Как известно, Владимирская кафедра стала последним местом общественного служения святителя Феофана, после которого он удалился в Вышенский затвор, где, помимо прочих творений, было создано знаменитое русское «Добротолюбие» как творческий перевод с греческого. От Владимирского периода служения сохранились проповеди, раскрывающие пастырскую заботу святителя о пастве. Постараемся найти в этих проповедях аскетические и филокалийные мотивы, уясняющие состояние духа святителя перед уходом в затвор и тем самым показывающие внутреннюю духовную предысторию этого последнего периода его жизни.

Проповеди святителя Феофана предоставляют достаточно богатый материал для анализа. Особо ценна с точки зрения аскетики 49-я проповедь в 4-ю неделю Великого Поста, посвященная изложению

аскетической системы прп. Иоанна Лествичника ³⁵⁸. Автор пишет, что он пересказал бы всю Лествицу – «но как это сделать?» ³⁵⁹. Проповедь о Лествице была произнесена 29 марта 1864 или 1865 г.

В это время в России были распространены ³⁶⁰ славянский перевод Лествицы, выполненный в конце XVII в. прп. Паисием (Величковским), «новый славянский», или славянорусский, или полуславянский перевод Дмитрия Ульянинского, впервые вышедший в свет в 1785 г. и многократно переиздававшийся вплоть до 1877 г., перевод на современный русский язык архимандрита Агапита (Введенского), выполненный при Московской Духовной Академии и изданный впервые гражданским шрифтом в 1851 г. ³⁶¹, а также перевод, подготовленный к изданию в Оптиной пустыни при участии иером. Климента (Зедергольма)³⁶², монаха Иувеналия (Половцова) и старцев прп. Амвросия (Гренкова) и прп. Макария (Иванова). Последний составил индексы в конце книги³⁶³. Это издание впервые было напечатано гражданским шрифтом в 1862 г. и впоследствии неоднократно воспроизводилось (М., 1873, 1888, 1892, 1898, 1901 и др.; в последующих изданиях были уточнены примечания, добавлен указатель мест Священного Писания) ³⁶⁴. В том же 1862 г. был издан (единственный раз) «полуславянский» перевод Лествицы (церковнославянским шрифтом), сделанный в Оптиной пустыни также при непосредственном участии прп. Амвросия ³⁶⁵. Помимо этих основополагающих переводов был весьма доступен перевод, выполненный Д. Ульянинским, который читал, например, Н.В. Гоголь ³⁶⁶.

Скорее всего, проповедник мог иметь под рукой как оптинский перевод, так и новый перевод МДА. Однако и тот и другой перевод были выполнены сравнительно недавно по отношению ко времени произнесения проповеди, что позволяло святителю Феофану говорить о Лествице как о малоизвестной и особо ценной для слушателей книге. Если переводы Лествицы были доступны ему самому, то вряд ли они были доступны его пастве.

Следует отметить, что выдержки из Лествицы прп. Иоанна были включены в русское «Добротолюбие» в раздел «Общие начала подвижничества» ³⁶⁷.

Название Лествицы по тексту проповеди: «Лествица духовная, возводящая на небо». Основное содержание – «непрерывная цепь добродетелей» ³⁶⁸.

Цель духовной жизни – вступление «в духовное небо, в коем становится един дух с Господом» ³⁶⁹, достижение совершенства ³⁷⁰. Во вступительной статье к русскому «Добротолюбию» читаем: «По просьбе игумена Раифского, соименного себе, св. Иоанн написал Лествицу духовную, в которой в 30 словах изображает степени восхождения к совершенству в духе».

Первый шаг описывается как оставление «земли греха» ³⁷¹. Затем святитель в общих чертах описывает постепенное преодоление страстей соответствующими добродетелями – труды в добродетелях, навык («навыкновение») в них, укоренение в добре ³⁷².

Святитель Феофан ссылается на научные данные, замечая, что чем выше от земли, тем меньше тяготение к земле ³⁷³. Это необходимо для формулировки духовного закона: «Иначе, – чем тверже кто становится в добродетелях чрез постоянное навыкновение в них, тем меньше борют его грехи и страсти». Впоследствии он будет неоднократно возвращаться к закону притяжения в своих письмах, рассматривая его как нематериальный закон физического мира ³⁷⁴.

Вершина лествицы – полное бесстрастие: «Степень сия достигается тогда, когда в душе совершенно укореняется всякая добродетель и воссиявает бесстрастие и чистота. Это есть небо духовное, – верхний конец лествицы». С данным высказыванием можно сравнить речение, вошедшее впоследствии в сокращенный вариант Лествицы свт. Феофана, вошедший в русское Добротолюбие: «Великолепие тверди суть звезды, а украшение бесстрастия – добродетели» ³⁷⁵. В полном варианте Лествицы о небе как цели восхождения по лествице говорится неоднократно: «Святые добродетели подобны лествице Иакова; а потребные страсти – узам, спадшим с верховного Петра. Добродетели, будучи связаны одна с другою, производящего возводят на небо; а страсти, одна другую рождая, и одна другою укрепляясь, низвергают в бездну. И как мы ныне слышали от безумного гнева, что памятозлобие есть одно из собственных порождений его: то по порядку будем теперь об нем и говорить» ³⁷⁶.

Степень семнадцатая. «Кто на нее взошел, тот шествует на небо, совлекшись вещества» ³⁷⁷.

О восхождении на небо смирением: «Если от одной этой страсти [гордости], безо всякой другой, некто ниспал с неба: то должно исследовать, не возможно ли смирением, и без других добродетелей, взойти на небо?» ³⁷⁸.

«Смиренномудрие есть тифон, могущий возвести душу из бездн грехов на небо» ³⁷⁹.

«Да не смущает тебя слово, которое хочу сказать теперь. Редки, а впрочем есть, души правые и нелукавые, свободные от всякого зла, лицемерия и коварства, которым пребывание в сообществе с людьми вовсе неполезно; но они могут с наставником, от безмолвия, как от тихого убежища, восходить на небо, не имея нужды познавать опытом молв и соблазнов, бывающих в общежитиях» ³⁸⁰.

«Как тучные птицы не могут высоко летать, так и угождающему своей плоти невозможно взойти на небо» ³⁸¹.

«Как имеющие на ногах оковы не могут удобно ходить: так и те, которые собирают деньги, не могут взойти на небо» ³⁸².

«Как корабль, имеющий хорошего кормчего, при помощи Божией безбедно входит в пристань: так и душа, имея доброго пастыря, удобно восходит на небо, хотя и много грехов некогда сделала» ³⁸³.

«Иди, и расточи имение твое вскоре (ибо слово: продаждь, требует времени) и даждь нищим (Мф. 19, 21), чтобы они молитвою помогли тебе в обретении безмолвия и возьми крест твой, нося его послушанием; и тяготу отсечения воли своей крепко терпя; потом гряди, и последуй мне к совокуплению с блаженнейшим безмолвием; и я научу тебя видимому деланию и жительству умных Сил. Не насытятся они во веки веков, восхваляя Творца: так и восшедший на небо безмолвия не насытится, воспевая Создателя...» ³⁸⁴.

«Вера воскриляет молитву; и без веры молитва не может возлететь на небо» ³⁸⁵.

«Огнь, пришедши в сердце, воскрешает молитву; по воскресении же и вознесении ее на небо, бывает сошествие огня в горнице души» ³⁸⁶      .

«Блаженное бесстрастие восставляет убогий ум от земли на небо, и воздвигнет этого нищего от гноища страстей (1Цар. 2, 8); всехвальная же любовь посаждает его со князи, с Ангелами святыми, с князи людей, Господних (Пс. 112, 8)» ³⁸⁷.

Сравнение о небе как об эпитете чистоты: «Чистота есть усвоение бестелесного естества. Чистота есть вожделенный дом Христов, и земное небо сердца» ³⁸⁸.

В русском сокращенном варианте Лествицы (в Добротолюбии) о небе духовном как таковом не упоминается ³⁸⁹, но присутствует глава о бесстрастии, а бесстрастие уподобляется (в полном тексте Лествицы) небу: «Великолепие тверди суть звезды, а украшение бесстрастия – добродетели; ибо бесстрастие, как я думаю, не иное что есть, как сердечное небо ума, которое все коварства бесов считает за детские игрушки» ³⁹⁰. Таким образом, эпитет «духовный» был приложен к «небу» свт. Феофаном. Простая проповедь содержит сведения из Лествицы, впоследствии опущенные в ее русском переводе-пересказе в составе Добротолюбия.

Задача каждого христианина – сделать хотя бы один шаг и оказаться на лествице. И далее не стоять, а идти... Удивительно, насколько эти возвышенные рассуждения соприкасались с повседневными буднями свт. Феофана в период его пребывания на епископской кафедре во Владимире. Он писал о своем уединении как о восхождении: «Только и спасения чаю, что от чужих молитв, а сам никуда не гож, и молиться ленюсь. Отделал себе верх, так хорошо, что выйти не хочется. Церковь отдалилась на одну лествицу, а сойти не хочется» ³⁹¹. Эти слова, скорее всего, были сказаны меньше чем за две недели до произнесения проповеди о Лествице. О чем это говорит? – свт. Феофан постоянно жил с памятью о лествице, о духовном восхождении...

Основные идеи проповеди стали своеобразной программой для работы над сокращенным переводом-пересказом оптинского перевода Лествицы в Вышенском затворе. Хотя первоначально свт. Феофан планировал сделать новый перевод «Лествицы» («Лествицу вновь перевесть с прибавлением всех толкований» ³⁹², – писал он в письме к Н.В. Елагину в 1875 г.). По этой переработке очень хорошо виден метод свт. Феофана: он полностью перестроил структуру из 30 ступеней в систему, соответствующую аскетическим усилиям в борьбе с восьмью страстями³⁹³.

Из 30 слов Лествицы святитель Феофан делает выборку под следующими заглавиями:

Общие начала подвижничества.

О покаянии.

О добродетелях и страстях, и о борьбе с последними вообще.

О борьбе с восьмью главными страстями:

а.      чревоугодием;

б.      блудом;

в.      сребролюбием;

г.      гневом;

д.      печалию;

е.      унынием;

ж.      тщеславием;

з.      гордостию.

О бесстрастии.

Метод работы свт. Феофана хорошо виден при сравнении первых трех глав раздела «Общие начала подвижничества» с русифицированным оптинским переводом ³⁹⁴.

Бог есть жизнь и спасение для всех, одаренных свободною волею.

Ср. в Оптинском переводе: Всех одаренных свободною волею Бог есть и жизнь, и спасение всех, верных и неверных, праведных и неправедных, благочестивых и нечестивых, бесстрастных и страстных, монахов и мирских, мудрых и простых, здравых и немощных, юных и престарелых; так как все без изъятия пользуются излиянием света, сиянием солнца и переменами воздуха; несть бо лицеприятия у Бога (Рим. 2, 11) (Слово 1. 3).

Богу себя посвятивший, будучи облечен в вещественное и бренное тело, подражает жизни и состоянию бесплотных, – держится одних только Божиих словес и заповедей, во всяком времени, месте и деле, – всегда неослабно хранит свои чувства и творит насилие или осуждение естеству своему, – всегда помышляет о смерти, скорбя и болезнуя душею, – отвращается от вещественных благ, похваляемых миром, для получения благ премирных.

Ср. в Оптинском переводе: Боголюбец есть тот, кто пользуется всем естественным и безгрешным и, по силе своей, старается делать добро. Воздержник тот, кто посреди искушений, сетей и молвы, всею силою ревнует подражать нравам свободного от всего такого. Монах есть тот, кто, будучи облечен в вещественное и бренное тело, подражает жизни и состоянию бесплотных. Монах есть тот, кто держится одних только Божиих словес и заповедей во всяком времени и месте, и деле. Монах есть всегдашнее понуждение естества и неослабное хранение чувств. Монах есть тот, у кого тело очищенное, чистые уста и ум просвещенный. Монах есть тот, кто скорбя и болезнуя душею, всегда памятует и размышляет о смерти, и во сне и во бдении. Отречение от мира есть произвольная ненависть к веществу, похваляемому мирскими, и отвержение естества, для получения тех благ, которые превыше естества (Слово 1. 4).

Все усердно оставившие житейское, без сомнения, соделали это или будущего ради Царствия, или по множеству грехов своих, или из любви к Богу. Если же они не имели ни одного из сих намерений, то удаление их из мира было неразумно. Впрочем, добрый наш Подвигоположник ожидает, каков будет конец их течения.

Ср. в Оптинском переводе: Все, усердно оставившие житейское, без сомнения, сделали это, или ради будущего царствия, или по множеству грехов своих, или из любви к Богу. Если же они не имели ни одного из сих намерений, то удаление их из мира было безрассудное. Впрочем, добрый наш Подвигоположник ожидает, каков будет конец их течения (Слово 1, 5).

Этот анализ показывает, что свт. Феофан создавал действительно совершенно свободный перевод-конспект, по своему усмотрению меняя структуру предложений, пропуская отдельные части текста и переставляя фразы. В черновике перевода сохранились ссылки на номер ступени и главы, но, к сожалению, эти ссылки в печатный текст не были включены.

Именно Владимирская проповедь стала самым живым и самым кратким конспектом Лествицы. В отличие от сокращенного перевода, проповедник, пользуясь особой свободой, смог донести до слушателей свое живое и непосредственное понимание процесса духовного восхождения.

Приведем слова одного из писем свт. Феофана, ставшие хрестоматийными: «В каком порядке дело там пойдет, не знаю еще, – Нил препод., Лествичник, Варсанофий и Иоанн, Дорофей, Ефрем Сириан, Исаак Сирианин. Из всех их будет сделана выборка, – в какой-нибудь системе, думаю – о борьбе со страстьми, – или как придется. Это займет тома два, – если не более» ³⁹⁵.

В одном из последующих писем свт. Феофан поясняет свой метод, использующий уже готовые переводы: «Во второй том готовлю, что следует по греческому Добротолюбию, то есть Кассиана, Исихия, Нила преп. Синайского. После них в греческом Добротолюбии стоит Диадох. Пропуск большой – два века. Надо восполнить – и восполним. Ефрем, Исаак Сирин, Василий Великий, Григорий Богослов, св. Златоуст, Григорий Нисский, Исидор Пелусиот, Варсанофий и Иоанн, Авва Дорофей, Лествичник. Сколько?! Пропустить их грех. Они уже все есть в переводе. – Возьмем из них извлечение, – преимущественно о том, как одолевать страстии жить среди искушений» ³⁹⁶.

При этом не предполагалось, что сокращенная версия Лествицы может заменить ее полный вариант, как видно из следующих слов святителя: «Для разобрания сердечных движений читайте с размышлением и к себе приложением Лествицу, Исаака Сирианина, Варсонофия и Иоанна, в Добротолюбии – Диадоха, Филофея, Исаию, Евагрия, Кассиана, Нила» ³⁹⁷.

Чтение Лествицы

Монахине Кадомского Милостиво-Богородицкого монастыря Тамбовской губернии Софии Николаевне Булатовой святитель Феофан советует: «Отеческих книг соберите побольше. Ефрема Сир., Исаака Сир, Авву Дорофея, – св. Варсонуфия и Иоанна, Лествицу, Макария Егип. – «Лавсаик», Лимонарь, историю Боголюбцев, Достопамятные сказания, – Патерик – из «Душеполезного чтения», и Добротолюбие, Симеона Нового Богослова, Кассиана Рим., «Иноческие древние уставы», Василия Великого аскетические писания, Марка Подвижника, Исаии подвижника, не все вдруг, а понемногу» ³⁹⁹. Сам процесс собирания книг подобен советам по восхождению по ступеням Лествицы.

«Почему, когда кто причиняет вам неприятности, всегда полагайте, что позади их стоит враг разжигающий их и обидные фразы и дела им внушающий. В книжке «Невидимая брань» есть добрые на этот раз наставления. Много их у Варсонофия и Иоанна и св. Лествичника. Просматривайте почаще эти книги» ⁴⁰⁰.

«Читайте Макария Великого, и особенно Лествицу, где много сказано о различении помыслов. Одно и то же дело бывает и приятно и неприятно Богу, судя по помыслам. Учитесь» ⁴⁰¹.

«Всячески старайтесь, чтоб где слово, там и ум был или, как говорит св. Лествичник, заключать ум в словах молитвы» ⁴⁰² .

«Для руководства держите всегда под руками книгу Варсонофия и Иоанна, Лествицу, Писания аввы Дорофея. Там много случаев разрешается. По ним и другие можно решать» ⁴⁰³.

Борьба со страстями

«Кажется, у Лествичника написано: первый прием против серчания – молчание уст» ⁴⁰⁴.

«Прочитайте повнимательнее у Лествичника о смирении и тщеславии, и все у себя по тому разберите, и из средств, какие там указаны, выберите себе пригодные, и исполняйте их. Тщеславие тонко, но душу всегда огрубляет» ⁴⁰⁵.

«Для нас же лествица восхождения определяется ступеньками нисхождения в самоуничижении и самоукорении: сии покрышки смирения...» ⁴⁰⁶. – Данная цитата подчеркивает особую любовь святителя Феофана к смирению.

«Будто вас не тревожит тщеславие из-за молитвы?! Слава Богу! Но верно ли вы себя видите? Посмотрите. Лествичник говорит, что тщеславие как колючка, как ни поверни, все остном вверх и колет. Умудряться надо в рассуждении помыслов. Внимание к себе строгое, при страхе Божием, всему научит» ⁴⁰⁷.

О ночной скверне: «Впрочем духовник, смотря по лицу, может все разрешить, ибо и крайняя нужда бывает. – Посмотрите в книге Варсонофия и Иоанна, кажется, там есть; есть кажется и у св. Лествичника и особенно у Кассиана» ⁴⁰⁸.

«О сновидениях какие отцы говорят, не припомню. Они не благоволят к ним. Посмотрите у Варсанофия и Иоанна; у Лествичника. Кажется, у Исаака Сириана есть» ⁴⁰⁹.

«Читай книги и по ним учись жить, если старца не найдешь. Читай авву Дорофея, Ответы великих старцев Варсанофия и Иоанна, Лествицу, Макария Велик., Исаака Сирианина, Ефрема Сирианина и Добротолюбие, Василия Великого» ⁴¹⁰, – по мнению святителя Феофана, Лествица оказывается одной из книг, заменяющих старческое руководство.

«Что же мудреного видите вы в словах Лествичника? Душа не от тела имеет бытие, а получает его вместе с телом и для того, чтобы жить с телом. А смерть придет разлучить их. И дивно, как душа будет жить без тела, привыкши с телом жить. Разлучение души с телом есть наказание, и оно должно быть чувствительно» ⁴¹¹.

Учение о «духовном чувстве»

Святитель Феофан более всего обращает внимание в Лествице на мысль о духовном чувстве, через которое происходит постижение Бога. Приведем несколько выписок из писем Затворника за разные годы:

«Отсюда закон духовной жизни: держи сердце в чувстве к Богу, всегда будешь в памяти Божией. Его выразил где-то святой Иоанн Лествичник» ⁴¹².

О духовном чувстве в Лествице упоминается неоднократно (ср.: 26, 22). Ум, достигший духовного разума, непременно облечен и в духовное чувство⁴¹³ . В нас ли оно, или не в нас, но мы должны непрестанно о нем заботиться и искать его в себе; ибо когда оно явится, тогда внешние чувства всячески перестанут обольстительно действовать на душу; и зная это, некто из премудрых сказал: «И Божественно чувство обрящеши» (Прем. 2, 5).

«Станьте вниманием в сердце при сем, и, не исходя оттуда, молитесь там Господу, каким словом хотите, хоть и без слов, одним обращением к Богу – сокрушенным и смиренным. Так и пребывайте там не исходя. Когда есть это движение в сердце, и вы одни, – оставляйте все и молитесь, сидя, или вставши, только молитесь напряженно там в сердце. Так, пока испарится чувство. Так написано у кого-то, кажется, у Лествичника» ⁴¹⁴.

«От себя скажу, старайтесь всегда быть в чувстве к Богу (это урок Лествичника)»⁴¹⁵.

Особое отношение святителя Феофана к Лествице

Поражает, как часто святитель Феофан использует слово «кажется» по отношению к мыслям Лествичника. Как будто он не помнит точно, действительно ли сказано это в Лествице и в каком месте. В одном из писем святитель пишет: «Спрашиваете, что значат слова св. Лествичника: «невозможно лишенному простоты увидеть когда либо смирение». Смысл этого можно было бы определить лучше, если бы знать, где это изречение находится и прочитать все в связи»⁴¹⁶. Что это может значить? С точки зрения докладчика, вводное слово «кажется», выражающее неуверенное предположение, подчеркивает желание автора воспользоваться Лествицей даже тогда, когда он не уверен, точно ли в ней содержится приводимое высказывание (мысль).

Лествица постоянно была предметом благочестивого внимания святителя, что свидетельствуется и следующими словами из письма: «После окончания «Добротолюбия» еще ничего не придумал. Начал однажды понемножку переводить толковую Лествицу. Ибо Лествица во многом, по сжатости речи, темна»⁴¹⁷.

Добротолюбие – это любовь к прекрасному, по античным представлениям, – стремление к чистоте дома и подоб. В творениях святых Отцов «добротолюбие» понимается как идеал любомудра, у которого правильные слова соответствуют правильным делам.

В слове на Неделю 18-ю по Пятидесятнице, являющемся экзегезой

2Кор. 9, 6, святитель Феофан призывает свою паству к щедрости – одной из важных добродетелей. Здесь добрый самарянин, поделившийся всем, что имел, с человеком, впавшим в разбойники, именуется «добротворцем». Одежду, отданную этому несчастному, «потом Господь показал на Себе светлою и блестящею...» ⁴¹⁸. Таким образом, святитель Феофан проводит параллель между одеждами человека, творящего добро, и одеждами Спасителя, озаренными нетварным светом на Фаворе. Добро – это милость, доброделание, и оно сопровождается сиянием Божественной благодати, являясь следствием Преображения.

Одеяния святых в русском «Добротолюбии»

В Добротолюбии тема одеяния раскрывается в самых разных аспектах. Духовная эгзегеза одеяния приводит к самым разным образам и сравнениям. Лишенный одеяния человек – тот, кто оказался без добродетелей. Одеяние того или иного рода – знак добродетели или порока. Красота одеяний – это то, от чего должно бежать. Длинные одежды мешают путнику в долгом путешествии, а тяжелые одежды пловцу, пересекающему море... В более глубоком смысле одежды выражают суть подвига, являясь не внешним декоративным элементом, а символом внутреннего духовного совершенства ⁴¹⁹. Тема, обозначенная святителем Феофаном, излагается с привлечением святоотеческих текстов, представленных в разных томах Добротолюбия.

Начнем со следующего примера. В первом томе Добротолюбия у прп. Макария встречаются такие слова (которые могут быть поняты в смысле уподобления людей Спасителю посредством подвига): «Ибо и пища, и питие, и одежда, и покров, и упокоение Его (то есть Спасителя) – в душах наших» ⁴²⁰. Сравним их с отрывком из проповедей свт. Феофана: «Бог ищет тебя и ища окружает всеми милостями и попечениями Своими. Жизнь твоя – Его есть, и все к жизни потребное – Его же – и свет, и воздух, и пища, и одежда, и жилище, и все, что есть в тебе и у тебя, Его есть»⁴²¹.

Совершенно очевидно, что мысль, выраженная в проповеди, не дословно, но по сути оказывается представленной и в тексте переведенного святителем русского Добротолюбия. Из этого можно сделать несколько выводов:

Святитель Феофан разделял мысли святых отцов, что приводило к полному согласию со святоотеческим преданием как его устного слова, так и письменного перевода их творений.

Греческое Добротолюбие является общим источником как для проповедей святителя Феофана, так и для русского Добротолюбия.

Прежде чем перейти к выводам, рассмотрим случаи упоминания одеяний в русском тексте Добротолюбия святителя Феофана.

Среди поучений прп. Антония Великого находим: «Мы названы именами святых и облечены в одежду их, которою хвалимся пред неверными» ⁴²².

В Макариевском корпусе, как стоящем у истоков глубокой христианской аскетики и мистики, находим мысль о преображении и облечении в светоносные ризы Божества: «...Вместо тленных одежд же облечется в ризу божественного света, по внутреннему человеку, вместо сего прежнего и плотского общения не познает с несомненностию в душе своей общения с небесным.» ⁴²³.

Но самые сильные образы облечения в одежды Света содержатся в пятом томе Добротолюбия в трудах прп. Симеона Нового Богослова и св. Каллиста. В частности, у прп. Симеона читаем об облечении в «светло-осиянную» одежду Духа: «Бог от нас человеков не требует ничего другого, кроме одного того, чтоб мы не грешили. Но это не есть исполнение закона, а только ненарушимое хранение образа и горнего достоинства, в коих стоя по естеству и нося светло-осиянную одежду Духа, мы пребываем в Боге и Он в нас, бываем по благодати богами и сынами Божиими, и знаменуемся светом познания Бога (по слову: знаменася на нас свет лица Твоего, Господи (Пс. 4, 7))» ⁴²⁴.

У св. Каллиста предлагается подробное описание того, как тела и одеяния святых становятся посредниками, через которые передаются силы (энергии) Божества – имеется в виду Фаворский свет Преображения: «Спустя немного продолжает он [свт. Иоанн Златоуст]: «Хочешь ли, я покажу тебе это яснее и чувствительнее на Апостолах? Помысли о Павле, коего и одежда имела чудное действие; вспомни о Петре, коего и тень обнаруживала чудодейственную силу. Если б они не носили в себе образа Царя Небесного и не были неприступны блистания их, то одежды их и тени не обнаруживали бы такой силы: ибо одежда Царя страшна и для разбойников. Хочешь ли видеть, как и сквозь тела проникает внутренний свет их? – Воззревше на Стефана, – говорит книга Деяний, видеша лице его, яко лице Ангела (6, 15). Но это еще ничего в сравнении с внутри его сиявшую славою. Ибо что Моисей тогда имел на лице своем, то они носили в душе своей. – И еще гораздо большее того: ибо бывшее у Моисея было более чувственно, а это духовно. И как тела, имеющие способность принимать и отражать свет, освещаясь телами самосветящимися, и сами отражающийся в них свет разливают на другие ближайшие к ним тела: так бывает и с верными. И поэтому-то испытывающие сие отрешаются от земного, и помышляют об одном небесном. – Но увы! прилично нам при сем горько восстенать; что такого сподобляясь благородства, мы не понимаем даже, что говорится о нем, потому что скоро теряем его и уклоняемся к чувственному. Сия неизреченная и страшная слава бывает в нас один или два дня, а потом мы погашаем ее, наводя бурю житейских дел и густотою облаков их отражая лучи ее» (Беседа 7-я на 2-е посл. к Коринф.)» ⁴²⁵.

Одежды в проповедях святителя Феофана к Владимирской пастве

В проповедях к Владимирской пастве святителя Феофана дается глубокое изъяснение символического значения одежд. Одежда монахов изображает аскетическую жизнь в ее стремлении к совершенству: «Вы носите уже одежду, которая именуется ангельским образом. – Чего ради так? – Ради того, что она изображает разные добродетели и совершенства, свойственные небожителям. Облекаясь в сию одежду, вы даете обязательство пред небом и землею в сердце своем сокровенно для всех засеменить и возрастить напоминаемые ими добродетели, чтоб чистыми и совершенными явиться вам подобно Ангелам, когда, оставя землю, войдете в небесные области» ⁴²⁶. В конце проповеди он именует одеяние «снегоносным»: «Здравие душе да подаст и сердце да исполнит нетленною красотою духовною, да ею, как снегосветлою одеяны одеждою, в веселии и радовании, вступите вы в небесные светлые обители» ⁴²⁷.

Образ светлой одежды будущего века постоянно присутствует в проповедях святителя Феофана: «Обновительные силы, положенные в круг временного течения тварей, так действенны и верны, что апостол про мысли о них воззвал: древняя мимо идоша, се быша вся нова (2Кор. 5, 17), и, обозревши умом всю тварь, вкусившую начатков обновления, слышал сетование ее о том, что не скоро приходит время, когда она сбросит настоящую одежду ветхости и тления, и облечется в новую, полную светлой играющей жизни» ⁴²⁸. О новой одежде, полной светлой жизни, говорится в проповеди на начало года, построенной на святоотеческой эгзегезе слов: «Нового неба и новой земли чаем».

Грехи оказываются темным пятном на «светлой одежде» крещения⁴²⁹.

В проповедях святителя Феофана образ одежды постоянно используется в целях аскетического назидания. О вреде самооправдания: «Сбросьте эту пагубную одежду самооправдания, облекитесь во вретище самоуничижения в самоосуждения – и будете помилованы» ⁴³⁰. О том, что монаху не должно реагировать на мирские разговоры: «Монаху так помышлять и легко бы; ибо вся одежда его знаменуете скорбь и окутание мертвого» ⁴³¹. Монашеская одежда может скрывать внешнее, неискреннее, лицемерное благочестие: «Коль же скоро примете вы дух мира, то выйдете инокини по одежде, и мирянки во сердцу» ⁴³².

Одежды, которые постилали на осляти при входе Господа в Иерусалим, толкуются как одежды апостольских учений: «Ныне как все другие языки, уверовавшие в Господа, так и мы должны поминать, как дошла до нас проповедь Евангельская, как мы приняли ее и покорились благому игу Христову, – воспоминать сие и прославлять Господа, благоволившего воссесть и на нас по посланным поверх нас одеждам апостольских учении, воссесть воцарением над душами нашими» ⁴³³.

Одежды оказываются и образом небесного покрова Божия и Царицы Небесной: «Если будете таковы, как одеждою какою будете одеяны небесным покровом, и как столп облачный, будет окружать вас промышление Божие, и заступление Владычицы Богородицы!» ⁴³⁴.

Ряд толкований позволяют уяснить образ божественного милосердия: «Поминутно оскорбляем бываешь: поминутно прощай, и поминутно будешь входить все глубже и глубже в область милосердия Божеского, во всепрощающее Божее помилование, – и сим помилованием, как одеждою какою, будешь одеян, огражден и защищен от всего вредящего в тебе делу спасения» ⁴³⁵.

Из четырнадцати упоминаний об одеянии в полном варианте русской Лествицы в сокращенный вариант 2-го тома «Добротолюбия» святитель Феофан поместил только два, которые подчеркивают первый этап христианской аскетики как искусства борьбы со страстями.

Между тем в конце Лествицы приводятся следующие слова: «Иное есть прилежно умом блюсти свое сердце; и иное быть епископом сердца посредством ума, как начальнику и как архиерею, приносящему Христу словесные жертвы. Святой и пренебесный огнь, как говорит некто из получивших наименование Богослова, входя в душу первых, опаляет ее, по недостатку очищения; а вторых просвещает, по мере совершенства; ибо один и тот же огнь называется и огнем поядающим, и светом просвещающим. Посему одни отходят от молитвы как исходящие из разжженной печи, ощущая облегчение от некоторой скверны и вещества; а другие, – как просвещенные светом и облеченные в сугубую одежду смирения и радования. Те же, которые исходят от молитвы без которого-нибудь из этих двух действий, молились телесно, чтобы не сказать по-иудейски, а не духовно»⁴³⁶      .

Эти слова по внутреннему смыслу наиболее близки словам о святящихся ризах преобразившегося Спасителя в проповеди святителя Феофана на 4-ю неделю Великого Поста, – хотя нет прямой параллели ни в сюжете (повествование о милосердном самарянине), ни в дословной лексике.

Святитель Феофан излагает учение о духовном восхождении и об одеянии в одежды добродетелей в строгом соответствии с живой святоотеческой традицией. Духовное восхождение человека, одетого в ризы доброделания – это не периферийное сравнение, а один из глубоких духовно-назидательных образов, позволяющих передать динамику и суть духовную жизни христианина, стремящегося к совершенству и спасению. Сочинения святителя Феофана оказываются не просто ценным душеполезным памятником русской духовной литературы, но одним из ключевых источников для восстановления ценностных ориентиров русской духовной традиции. Следует отметить и то, что Лествица пользовалась на Руси особым авторитетом и признанием. Обращение к ней святителя Феофана является весьма значимым – в том числе и для создания в будущем исчерпывающего исследования о ступенях духовного восхождения на основании русской аскетической традиции...