VIII. Письмо сектанта⁴⁸

В № 164 Московских Ведом. за 1895 г., в судебной хронике, было напечатано сообщение о судебном процессе Кашинского Окружного суда по делу крестьянина Творожникова, обвинявшегося в совращении в пашковскую секту. Дело окончилось обвинением подсудимого и приговором его к тюремному заключению.

Понятно, что все подобные судебные процессы, являющиеся более или менее действительными средствами к пресечению сектантской пропаганды, производят в среде сектантов самое неблагоприятное впечатление и даже волнение. Что касается в частности пашковцев, то о них хотя и производился целый ряд судебных процессов в Тверской губернии, но не было сообщаемо о том в газетах подробных сведений, так что упомянутое сообщение о деле Творожникова является одним из первых в этом роде. Поэтому понятно, что оно весьма не понравилось пашковцам. Доказательством этого служит полученное нами от какого-то «брата о Христе Ивана» из г. Суджи длинное письмо резко обличительного характера. Дело в том, что нам пришлось быть на вышеупомянутом судебном процессе о пашковце Творожникове в роли эксперта, а потому и направлено против нас обличительное послание, под которым, хотя и подписался «любящий брат во Христе Иван, желающий нам спастися», но фамилию свою «брат этот» написал настолько неразборчиво, что самое письмо почти равносильно анонимному. Впрочем, в данном случае вовсе не важно знать фамилию и вместе личность автора письма (если бы она была подписана как следует, мы и тогда умолчали бы о ней), а важно только, что оно вышло из сектантского лагеря, а как такое, оно обращает на себя внимание людей, занимающихся изучением сектантства. Письмо это с ясностью обнаруживает необыкновенную духовную гордость сектантов и их крайне нетерпимое и ненавистное отношение к православной церкви. В виду сравнительной новизны секты пашковцев всякое новое сообщение о ней, характеризующее ее с той или другой стороны (известно, что секта пашковцев, кроме общего сектам противоцерковного характера, заключает в себе и элементы противогосударственного характера) нам кажется достойным обнародования. Руководясь такими соображениями, мы приводим в известность чрез Москов. Ведомости некоторые места из полученного нами письма с прибавлением немногих своих замечаний Письмо начинается так:

«То, что я хочу сказать Вам в этом письме, есть результат довольно продолжительных размышлений – я думал не писать Вам того, что написал здесь, но тогда совесть моя от этого сильно болела, я сознавал, что человек – ближний мой, сделал поступок по отношению к человеку же его и моему ближнему совсем не такой, как велел Христос».

После этого, приведя несколько текстов из Евангелия (из нагорной проповеди) о том, что люди должны стремиться к уподобление Богу Отцу и должны в отношениях друг к другу быть добрыми подобно Отцу Небесному, Который посылает дождь на поля праведных и неправедных и солнцу своему велит светить для всех одинаково, должны любить даже врагов своих, – автор письма пишет:

«Вы же, как эксперт, поступили совсем не так, как следовало поступить христианину; ваше дело было, если Вы хоть сколько-нибудь понимаете Христа и сочувствуете Ему, совсем не ходить в судьи (?), не изображать из себя никакого эксперта и специалиста, потому что в этом деле у нас один должен быть эксперт и специалист – Христос, а мы все – равно имеющие всякие недостатки братья».

В этих словах автор письма смело обвиняет нас в полном «непонимании Христа» и в отсутствии «сочувствия Ему» – только за то, что мы, будучи приглашены законною, Богом установленною, христианскою властью, пошли в судьи (по его выражению) и «изображали из себя какого-то эксперта и специалиста». Тяжкое обвинение! Неужели мы поступили бы лучше, если бы воспротивились Богоустановленной власти и отказались разъяснить малосведущим в деле сектантства присяжным то, для обсуждения чего они были приглашены! С точки зрения автора письма это было бы лучше, потому что мы судить никого не должны, в подтверждение чего он ссылается на следующие слова Христа (которые относятся не к суду, как органу государственной власти, а к осуждению друг друга): «Как ты можешь, имея в глазу своем бревно, сказать другому: вот у тебя в глазу сучек, дай я выну тебе его. Лицемер! вынь прежде бревно из своего глаза, тогда узнаешь, как вынуть сучек из глаза брата твоего».

«А вы, специалисты и судьи с неправедными мыслями, продолжает автор письма, безо всякого зазрения совести извлекаете сучки из глаз других, совершенно не замечая, что у самих у вас из глаз торчат бревна. Все это видят, и все боятся вам сказать это в лицо, потому что в ваших руках и кнуты, и палки, и розги, и Петропавловки, и тюрьмы. Но есть уже сознание в людях вашей неправоты и недалеко то время, когда будут все больше и больше находиться люди, которые, не боясь ни кнута, ни розог, ни тюрем будут говорить вам правду. Почему вы остановились на грубой силе, а не доказали Творожникову и другим его неправоту, опираясь не на палку или тюрьму, а на Евангелие? Потому что вы хорошо знаете, что Творожников прав более, нежели все обвинившие его, и доказать его неправоту по Евангелию нет возможности. Из судебной хроники видно, что и сам Творожников хотел, чтобы вы, как эксперт, доказали его неправоту по Евангелию, так как вера его основана на евангельском учении, а вы вместо этого осмелились публично и при полном собрании вашего синедриона называть евангельское учение пашковщиной и т. п. кличками и доказывать даже степень его вредности!?»

В этих словах письма сколько высказывается и обнаруживается, с одной стороны, самомнения и смелой надежды на будущее полное торжество сектантства над православною церковью, а с другой – самых несправедливых обвинений, направленных как против нас, так больше еще против судей, а чрез них и против всего правительства! В самом деле, разве малая клевета сказать, что правительство употребляет против сектантов и кнуты, и палки, и розги, и Петропавловки, когда всем известно, что в основе действующего законодательства о сектантах лежит веротерпимость, в силу чего за содержание той или другой веры (не православной) совсем не судят, а о палках и кнутах и т. п. страхах, которые бы доставались на долю сектантов только за одну их веру, и слыхом не слыхать! Далее, автор письма предполагает даже, что как эксперт (т. е. мы), так и судьи «хорошо узнали», что Творожников прав более, нежели они сами, и что доказать его неправоту по Евангелию нет возможности, а потому они употребили против него силу. Откуда автору письма сделалось известным, что эксперт (т. е. мы) держится одних убеждений с Творожниковым и только не хотел сознаться в том – это остается, конечно, тайной, которую не сумеет раскрыть и сам автор. Ведь сам же он говорил раньше, что мы не понимаем Христа и Его учения; как же после этого мы можем быть одних воззрений с Творожниковым, который, по его мнению, держится чистого Евангельского учения, которое только судьи называют пашковщиной и т. п. кличками?! Наконец, автор письма несправедливо упрекает нас в том, что мы не хотели доказать неправоту учения Творожникова по Евангелию. Мы сделали на суде все, что требовалось от нас законом, именно: изложили учение пашковцев, за распространение какового учения привлекался к ответственности Творожников, показали различие этого учения от православного и сделали заключение, что Творожников держится учения пашковцев. Но мы не могли, да и не должны были вступать в длинные прения с Творожниковым о вопросах веры, потому что роль эксперта на суде не есть миссионерская: он только разъясняет, – в чем то или другое сектантское учение уклонилось от православного, и насколько оно вредно для церкви и государства. Побеседовать же о вере предложено было Творожникову после суда.

В дальнейших строках письма автор обнаруживает свое крайнее непонимание в вопросах веры. По его мнению, все секты рационалистического направления одинаково держатся чистого Евангельского учения. Вот что, между прочим, говорит он:

«Вы придумываете разного рода клички, в роде пашковщины, штунды, молоканства и т. п., на самом же деле вы хорошо знаете и чувствуете (?), что все учения, слывущие под этими кличками самые близкие к учению Христа, а люди, следующие этим учениям, гораздо более христиане, нежели православные».

Но подумал ли автор о том, что он написал? Ведь между молоканством или духоборством и пашковщиной – очень большое различие: признавая одно из этих учений чисто евангельским, уж никак нельзя признать таковым другое. Но пером автора в данном случае, очевидно, руководят симпатии ко всем недругам православной церкви. Известно, что вражда к церкви православной объединяет разных сектантов: различаясь между собою и сильно препираясь по разным пунктам учения, они сходятся в ненависти к православной церкви. И автор письма питает к православной вере крайнюю ненависть: православие в его глазах все равно что язычество. Вот его слова об этом предмете:

«Православие, как оно есть теперь, и язычество – это, по моему мнению, одно и то же, только в некоторых частях имеют они разницу и то в частях совсем неважных, имеют другую форму, может быть, вот и все, а в остальном православие до того поразительно сходно с язычеством и идолопоклонством, что различить их нельзя».

Можно ли сказать еще большую несправедливость о православной вере?! Подобный отзыв о православии можно объяснить только или преднамеренным нежеланием знать православную веру, или же действительным непониманием ее. То и другое одинаково печально, но то и другое вполне свойственно зараженному сектантским духом. Сектантство, по самому существу своему, не хочет и не может видеть божественной истины и внутреннего величия православной веры и церкви. Особенно же ненавистно для сектантства православное духовенство, которое и подвергается больше всего нападкам со стороны его. Автор письма высказывает следующее мнение о духовенстве:

«Вы думаете, что правильное понимание учения Христа принадлежит одному вашему сословию, как вы говорите, по благодати. Всем теперь хорошо известно, что это – старый обман, которым пользовалось раньше так называемое духовное сословие для достижения своих целей, но теперь пользоваться этим – значит то же, что обманом – ложью утверждать истину».

Если все православие в глазах автора письма есть то же, что язычество, то, конечно, мы не можем ожидать от него лучшего отзыва о представителях православной церкви.

Письмо оканчивается еще несколькими обличениями и советами, из которых последний такой:

«Умоляю вас, брат мой во Христе, если вам придется когда-нибудь еще быть приглашённым в суд в качестве эксперта или судьи, вы откажитесь совсем от экспертизы и судебства и укажите на то, что обвиняемый такого рода есть истинный, по крайней мере более истинный, нежели православный, христианин и обвинять его не в чем и не за что, а наоборот нужно поучиться у него исполнять учение Христа на деле».

Кроме всего изложенного, в постскриптуме письма автор высказывает кратко, но сильно свой взгляд на события в духоборческом мире на Закавказье. Тут сектантский фанатизм автора обнаружился во всей силе. Назвав духоборцев «истинными людьми, которым нужно подражать» (кому же, спрашивается, больше нужно подражать: таким ли людям, как Творожников, или таким, как духоборцы; ведь между ними очень большое различие?), он говорит: «а начальство показало себя истинно апокалипсическим зверем, которому ничего нет подобного».

Читателям Московских Ведомостей, следившим за событиями на Закавказье, не требуется разъяснять всю нелепость подобного отзыва о действиях начальства на Закавказье по поводу духоборческих волнений. Мы же, со своей стороны, прибавим только, что в своих суждениях и отзывах о православной церкви и правительстве, особенно в последнем отзыве, автор письма подобится печальной памяти протопопу Аввакуму.