Янина. 21 июня. Понедельник.

Очнешься на минуту, вспомнишь, что ехать некуда, и снова предашься такому блаженному чувству довольства, что сам себе завидуешь, по выражению одного счастливца. В стародавнее время, когда привезет бывало родная из города гостинец пухлый, ароматный пряник, то и засыпаешь с ним в руке, боясь, как бы он не обратился в сновидение и не улетел вместе с пробуждением. Таким пряником казались мне теперь Метеоры. Не выпускаешь их из мысли и ревниво, в виду воображаемой какой-то потери, ссылаешься памятью на записную книжку, где, во свидетельство реальности полученного гостинца, зрится даже панорама метеорских диковин. Первым делом радостного утра было присесть именно в сей самой записной книжке и обревизовать все, попавшее на ее невзрачные странички, а многое для закрепы перевесть с карандаша на чернила. Сколько оказалось при этой поверке сделанных заметок, пропусков, недосмотров, недописок, недоделок! Простейшие на свете вещи и, вместе с тем, весьма нужные, ускользали от рассеянного внимания загроможденной впечатлениями головы. Теперь негде взять их для пополнения все более и более выявляющихся пробелов. Аккуратнее меня оказался спутник мой, заведывавший финансовым отделом совершенной поездки. В его записях все оказалось в порядке; не ускользнули и такие расходы, сумма которых восходит к полутора пиастрам или 10 копейкам. Общий итог путевых издержек, туда и обратно, составит 594 пиастра, менее шести турецких золотых, не включая, конечно, в них прогонов и карманных каждого из нас расходов. Пусть будет это к сведению наших преемников по странствованию в Метеоры, число которых да умножится и успехи которых да превзойдут наши!

За чаем решен был окончательно вопрос о дальнейшем направлении пути нашего. Чем-то, по истине чарующим, повеяло на все существо мое от мысли спуститься в Арту и возвратиться домой через Грецию. Увидать еще раз дорогие Афины казалось мне похожим на воскресение из мертвых. Одни сутки верховой езды и затем пароход до самой пристани в Галата. Чего еще лучшего пожелать было и натрясшимся достаточно костям нашим? Кстати, обследованный в секрете кошелек показал, сверх всякого чаяния, плюс на целых 10 наполеонов против баланса, сведенного ошибочно на высотах Метеорских. Вследствие сего решения, признано было необходимым дать знать „по начальству“ в Константинополь о нем телеграфом, что и было исполнено. А для того, чтобы в случае несогласия на наш план властей предержащих, нам получить и подобающий ответ, найдено также неизбежным провести лишний день, т. е. завтрашний, в Янине. Против такой force-majeure что можно было возразить, особенно, когда открылось, что подкладкою ей служит великодушное намерение благосклонного хозяина проводить нас до последних пределов „своего района“, именно – до моря, а для сего требуется, по обстоятельствам, целый день приготовлений. В роздыхе, счетоводстве и сказанной ревизии заметок прошео весь этот вторник. В виде характеристики места, не мешает занесть на сии страницы, что упомянутый плюс неизвестно каким путем получил известность, и в течение дня неоднократно повторилась с нами известная процедура „поддержания бедного, но благородного семейства“. Даже оба эти качества (бедность и благородство) пришлось высмотреть на степенях, не часто попадающих под наблюдение³⁰⁴. Для освежения головы, под вечер, придумана была поездка по озеру целой компанией. Разумеется, держали направление „к острову“ – этим Елисейским полям Янины. На этот раз мы посетили невысмотренный в прошлый раз монастырек, зовомый: Элеуса (Милующая), получивший такое название от иконы, имеющей на себе это надписание и – свою историю³⁰⁵. Обитель, конечно, маленькая и невзрачная, но заметно древняя и, по обычаю, богата св. мощами. Главная драгоценность ее в этом роде есть глава св. Великомученицы Варвары; но она еще при Али-паше взята в Метеорский монастырь Русани, где мы ее и видели. Из других мощей показывается рука св. священномученика Элевферия. В притворе есть ктиторская заметка, из коей видно, что строил его некий Герасим на деньги, собранные неким Дорофеем, ходившим за сбором с мощами св. Элевферия³⁰⁶.

Расписан притвор в 1759 г. при архиерее местном Григории и игумене Христофоре, под надсмотром архидиакона Досифея, неким зографом Анастасием из села Капесова (в Загорье), 27 Апреля месяца. Годились бы такие подробности для более интересной записи. Я было заговорил о монастырьке Спаса, получившем печальную известность при тиране Али, но ему единогласно предпочли прогулку на тот берег. Расстояние от острова до того берега сравнительно небольшое, и мы скоро пристали к Доброй воде (Добра-вода, а по-гречески: κρύο–νερὸ, т. е. холодная вода). Место не очень живописное, но воду вполне можно назвать „доброю“, т. е. прежде всего – холодною. Посидевши и походивши около нее, мы завели было речь о посещении близлежащего монастырька св. Бессребренников, но оказалось, что он решительно ничем не замечателен, а что, взамен того, небо представляет любопытный феномен, известный под именем потемок. Под масть сим последним, мы разговорились на обратном плове о мрачной памяти Али-паше, любившем тоже плавать по зеркальной поверхности озера в печальном обществе цвтущих красотою пажей, вербуемых нравственным минотавром обыкновенно между христианами³⁰⁷. При всех неистовствах и насилиях сатрапа над местным населением, у него, как мы уже отчасти видели из обращения его с монахом Козмой, была доля расположенности и предпочтения к грекам, до того, – что у последних не шутя бродила мысль в голове сделать его своим князем и даже видеть в нем православного! Было да прошло, по милости Божией, все это непроглядно темное и страшное время! На ту же тему беседа наша долго велась потом и дома.