Елла. 22 июня 1865. Вторник.

Надобно быть признательными двум сочинениям, которыми мы так часто пользуемся. Разумею: Voyage de la Grèce Пуквиля и Χρονογραφία τῆς Ἠπείρου Аравандино. Первая, отыскавшая в Янинской котловине древнюю Еллопию, столицу ее Еллу указывает в Кастрице, а Додону, приурочиваемую обыкновенно к сей последней, перемещает в Гардики. Вторая, заступаясь за Кастрицу, втайне же за Янину, Эллу напротив хочет видеть в Гардики. Что делать при таком разногласии? Так-как дело идет о столице места, которою не напрасно столько веков служит Янина, то нет ничего невозможного, что она-то самая и была некогда Эллою, если только последняя действительно существовала когда-нибудь. Сводя же генеалогически Эллу с эллинами, и подавно уместным находишь быть ей в Янине, откуда истекло недавно возрождение эллинизма³⁰⁸. Это будет практичнее и историчнее Фессалийского царства Эллина, Македонова брата и проч. Эллинствовать так сегодня расположило меня чувство нащональной справедливости к месту, навсегда мною оставляемому. Во все время пребывания своего здесь, я видел и чувствовал себя как-бы совершенно в Греции. Албанская стихия, правда, дает себя заметить весьма нередко, но ведь и в самых преславных Афинах можешь тоже встретиться с нею чуть не на каждом шагу. Тут все что не есть – турецкое, и даже многое турецкое, т. е. потурченное, говорит и (вероятно) мыслит по-гречески. Янина более эллинский город, чем самые Смирна и Фессалоника. Так мне кажется. Коротаем сей последний день во всякого рода приготовлениях. Пришлось не только считаться, справляться, разбираться, запасаться, но даже починяться. Чуть перо из рук, как уже видится в них иголка. Между работою слышится чье-то признание: – не будь я Диогеном, я был бы Александром... шитва! Немного самолюбиво, как будто, но в духе края, воображающего не на шутку, что он-то и есть столп и утверждение эллинизма. От усиленного занятия заболела голова, и ради сего обстоятельства к вечеру опять придумана была прогулка по озеру. В первую мою поездку по нему я уже имел случай пересчитать все, засвидетельствованные „Хронографей“, случаи его замерзания в веках минувших, в том числе и в памятном 1812 г., когда русский генерал Морозко заставил плясать от стужи горячего генерала “В-бане-парьте“. Теперь я занесу на скрижали памяти своей замечательный случай разлива озера, бывший два года сряду в 1684 и 1685 годах, когда уровень озера поднялся до полу митрополии (кафедрального собора), возвышающейся над ним на 18 (по Пуквилю – на 25) футов! В первом из годов возвышение воды началось 25 Мая, во втором вода стояла на такой высоте от 10 Января по 10 июня³⁰⁹. В той же хронографии, записаны под годами 1667 и 1736 чума, под 1743 – землетрясение, под годами 1777 и 1783 – голод, под 1712 – саранча, под 1798 – взрыв порохового склада, стоивший жизни 50 человекам. Пробель остается только на пожарах, которым окружающее город озеро, вероятно, не давало никогда принимать обширные размеры и занять оттого место в памяти народной. Возвратившись домой, еще долго странствовали пальцем по карте, направляясь все к югу, и засматривая по сторонам то на громадный кряж Чумерки, видимый из окна нашей комнаты, то на исторические: Паргу и Сули. Всего же более мне хочется заглянуть поскорее в одну огромную византийскую церковь со стенными мозаиками.