XXXVII. Семейные бедствия Давида, мятеж Авессалома
Отсель начинаются семейные бедствия Давида, которые обременили последние годы его жизни; ибо хотя и получил он отпущение греха своего, однако понес тяжкое за него испытание на земле, как злато, очищаемое в горниле. С первородного сына начался суд, над многочисленным домом его, состоявшим из тридцати сыновей. – Старший, более всех любимый, Амнон пленился красотой сестры своей, от другой матери, Фамари, единоутробной Авессалому, и терзаемый сердечной тоской, притворно умножил болезнь свою, чтобы возбудить участие отца и нежные о себе заботы сестры. Невинная Фамарь, с согласия родительского, принесла болящему любимые им яства; не подозревая злого умысла, приблизилась она к уединенному одру, и сделалась жертвой безумной страсти, которую мгновенно заменила столь же безумная ненависть. – С бесчестием изгнал Амнон сестру свою, и брат её Авессалом, услышав вопли отчаянной, велел Фамари до времени таить свое поругание в доме его. Гневом исполнился Давид, при горькой вести, но любящая душа его пощадила первенца; Авессалом же два года готовил месть в жестоком сердце.
Однажды пригласил он отца и всех братьев на пиршество в долине Ефремовой, по случаю стрижения стад своих; но Давид уклонился и, как бы по тайному предчувствию, долго не хотел отпустить Амнона. Посреди пира, когда отягчилось вином сердце Царевича, отроки Авессалома поразили его мечем и в ужасе бежали все братья. Страшная весть предупредила их в Иерусалиме, будто все сыновья царские погибли, и горестный Давид, с плачем разодрал свои одежды; но вот вдали поднялось облако пыли, от пути Ефремова, и прискакали дети царские утешить собой родителя; но с ними не было Амнона, первенца, более всех любимого! Авессалом бежал к Царю Гедсурскому, и не преследовал его кроткий Давид.
Когда же воевода Иоав увидел, что сердце родительское начало сожалеть о бежавшем сыне, который всех превосходил красотой в Израиле, он подослал мудрую жену к Царю, в одежде плачевной, как бы сетующую о собственных детях и просящую у него суда. Она рассказала ему, как бились будто бы между собой два её сына, и один поразил другого, а граждане хотят совершенно её обесчадить, требуя смерти убийцы. Тронутый мольбами матери, поклялся Давид, что ни один волос не спадет с головы сына её, она же, продолжая беседовать в притчах, о суете временного и о милосердии Божьем к согрешающим, навела Царя на ту мысль, что воевода послал её ходатайствовать о сыне Авессаломе; милостиво позволил Царь возвратиться изгнаннику, но еще два года не допускал его к себе. Не смирилось однако суровое сердце юноши; неблагодарностью заплатил он своему ходатаю, и сжег его поле за то, что Иоав не хотел еще однажды предстательствовать, о совершенном его прощении; когда же наконец был прощен, вооружился и против самого родителя.
Он собрал себе конников и колесницы, и каждый день выходил пред врата дома своего, ласково приветствуя мимоходящих и сожалея, что нет суда в Израиле: «кто поставит меня судьей? Говорил он, тогда бы оказал всякому правду;» такими льстивыми речами привлек к себе сердце народа. Четыре года спустя, Авессалом коварно испросил у Царя дозволения идти в Хеврон, принести там жертвы, обещанные им еще во дни своего изгнания; с миром отпустил его отец; множество людей последовало за сыном царским, не подозревая измены, и вместе с ними бывший советник Давида, Ахитофел, а между тем, соглядатаи распустили молву, во всех коленах Израиля, что воцарился Авессалом. – Гонец прибежал к Давиду из Хеврона с вестью, о возмущении сына, и горестный отец поспешил оставить Иерусалим, со всеми присными, чтобы не навлечь гибели на них и на город. «Удалимся, говорил он, ибо нет нам спасения от Авессалома!» и пеший вышел из дома своего, оставив только десять жен для его охранения; пешие следовали за Царем, все его домашние и шесть сот ратных иноплеменников, родом из Гефа. «Зачем и ты идешь с нами? Сказал бегущий Царь вождю их Еффею, давно ли переселился ты из родины твоей? Возвратись, пришелец, и живи с новым Царем. – Мне ли влечь тебя за собой, когда еще не знаю сам, куда иду? Возврати с собой и братьев, Господь же да помилует вас!» «Жив Господь, и жив владыка мой Царь! Отвечал Еффей, в жизни и смерти буду с тобой» и последовал за бегущим.
Все люди переходили с плачем поток Кедрский, и Царь их вместе с ними; путь их обращен был к пустыне. И вот Первосвященники, Садок и Авиафар, вышли также, со всеми Левитами, и вынесли с собой кивот завета Божия, ожидая исхода всех людей; но благочестивый Царь сказал Садоку: «возврати кивот Божий, и да станет на месте своем; если обрету благодать пред очами Господа, Он возвратит меня, покажет мне опять красоту своего кивота; если же не благоволит ко мне, вот я пред лицом Его; да совершит со мной свою благую волю. Возвратись с миром, ты и Авиафар с сыновьями вашими, а я остановлюсь в пустынном месте, доколе не придет мне от вас какая либо весть,» и возвратились Первосвященники с кивотом.
Давид стал подыматься на гору Элеонскую и плакал, покрыв одеждой грустное лицо; за ним восходили все люди на Элеон, и плакали также, оставляя за собой Иерусалим. Удар за ударом постигал Давида; он отражал их кротостью и смирением: ему пришли сказать, что бывший его советник в числе мятежников; он отвечал только: «Господь да разрушит совет Ахитофела!» На встречу Царя вышел первый друг его Хусий, в разодранной одежде, с пеплом на голове, и Давид сказал ему: «если пойдешь со мной, будешь мне только в тягость, но иди, предайся сыну, и разрушь совет Ахитофела, вместе с двумя Иереями, от которых буду ожидать вести.» – Повиновался Хусий, и в одно время с Авессаломом взошел в Иерусалим.
Далее, за горой Элеонской, Сива, данный Давидом в услужение сыну Саулову, Мемфивосфею, встретил бегущего, с корзинами хлеба, фиников, гроздий, и с мехом вина для ослабевших в пустыне. «Где сын господина твоего?» спросил Царь, «в Иерусалиме, отвечал Сива, ожидает, что дом Израилев возвратит ему царство отца!» Тяжкой показалась Давиду такая неблагодарность; он отдал Сиве все достояние изменника. Но его ожидало в бегстве испытание, более горькое, от неприязненного дома Саулова. – Семей, один из рода бывшего Царя, вышел на дорогу в Вафуриме, и с проклятиями стал метать камни в Давида, хотя сильные мужи шли по сторонам владыки: «изыди, изыди, муж крови, муж беззакония, взывал безумный Семей, Господь обратил на тебя всю кровь дома Саулова, ибо ты воцарился вместо него; Господь отдал царство в руки сына твоего Авессалома, а ты в озлоблении муж крови!»
Исполнилось яростью сердце Авессы, брата воеводы Иоава: «как смеет мертвый пес сей проклинать моего Царя? Воскликнул он, пойду и отсеку ему голову;» но кроткий Давид остановил Авессу: «что мне и вам сыны Саруины? Сказал он, оставьте его, пусть проклинает, как внушил ему Господь проклинать Давида; кто скажет Господу, зачем допустил сие?» потом, обратясь к отрокам своим, говорил им: «вот сын мой, изшедший из моей утробы, ищет души моей! – кольми паче может искать её сын Вениаминов! Оставьте его проклинать меня, как внушил ему Бог; быть может призрит Господь на смирение мое и воздаст мне благое, вместо нынешней клятвы.» – Так говоря, продолжал путь с людьми своими, и шел дорогой, а стороной шел Семей по верху горы, не переставая проклинать и метать в него камни и прах, доколе утружденный Давид не достиг к ночи места упокоения.
Между тем, Авессалом вступил, с дружиной своей, в Иерусалим, и ему предстал Хусий; изменивший отцу, удивился, как мог изменить царю вернейший друг его, но поверил льстивой речи, будто пришел служить избранному Богом и всем Израилем. Юноша просил себе совета у Ахитофела, как укрепиться на царстве? И исполнил страшное его слово: «посрамить родителя в лице его жен, пред всеми людьми, чтобы видели невозможность примирения.»
Еще один совет дал Ахитофел Царевичу: немедленно послать с ним двенадцать тысяч ратных людей, настичь утомленного Царя в пустыне и там умертвить его; но Хусий, призванный также на совещание, отклонил сей умысел, гибельный для Давида. – «Сильные мужи около отца твоего, сказал он Авессалому, ныне исполнены они яростью, как медведица, лишенная чад своих, или вепрь, свирепый в поле; отец твой, муж воинственный, не даст дремать людям своим; он укрылся где либо в пещере, но знает народ его львиное сердце, и если случится какое либо поражение при начале царствования твоего, угаснет мужество сильных. Прежде собери к себе весь Израиль, от Дана до Вирсавии, и сам ополчись посреди них, всей силой твоей, на Давида; тогда нападем на него, как роса на землю, и ни единого воина при нем не оставим; если же заключится в каком либо городе, мы разрушим стены его без остатка.»
Послушался Авессалом хитрой речи, и с отчаяния наложил на себя руки Ахитофел, предвидя гибель. Хусий поспешил известить Первосвященников, о данном совете; они же послали к Давиду сыновей своих, ждавших вести, вне ограды Иерусалимской, чтобы Царь не оставался ночью в пустыне, но спешил бы за Иордан. Малый отрок, видевший быстрое их отшествие, возвестил о том Авессалому и устремилась за ними погоня; но они укрылись в Вауриме, на дне безводного колодезя; стоявшая подле женщина разостлала покров на устье его, как бы для сушения семян, и сказала гонящим, что дети жрецов бежали далее чрез поток. На утро перешел Давид воды Иорданские, со всей дружиной; мирно встретили его за рекой жители Галаада, и предложили утомленным мед и пшеницу, овощи, масло и овец. Вслед за Царем, перешел Иордан и сын его, с мятежными полками Израиля.
Приготовляясь к битве с сыном, Давид разделил на три части свои дружины, поставив вождями Иоава, брата его Авессу, и верного Эффея: «пойду вместе с вами,» сказал он воинам, но все воспротивились решению царскому, говоря: «бегство наше и гибель ничто для врагов; ты один не можешь сравниться с десятью тысячами ратных, останься в стенах города.» Остановился Царь во вратах, воины исходили пред ним, стами и тысячами; об одном только умолял он вождей своих, пред лицом всего воинства, пощадить для него сына Авессалома. В дубраве Ефремовой возгорелась битва, и пал Израиль пред Иудой; в сей день больше людей погибло в чаще леса, нежели сколько поразил меч на поле брани.
Преследуемый Авессалом, скакал на лошаке и впутался в густоту широкого дуба; обвились на ветвях долгие волосы Царевича и выскочил лошак из под всадника, он повис между небом и землей; не смели коснуться его отроки царские, но один из них побежал с вестью к воеводе. «Зачем не пронзил ты висящего? Сказал воевода, я бы дал тебе пояс и серебра.» – «Если бы и тысячу сиклей серебра вложил ты мне в руку, отвечал верный отрок, не поднялась бы рука моя на сына царского; не все ли мы слышали, как умолял Царь сохранить ему сына? Мог ли бы утаиться мой поступок? И не ты ли первый обличил меня?» – «Я это сделаю пред твоими глазами,» возразил воевода, и взяв три стрелы, пронзил ими сердце Авессалома; еще дышащего, обступили десять оруженосцев и довершили начатое вождем. Тогда вострубил Иоав, громкою трубою, чтобы перестала погоня, ибо он щадил Израиля, увлеченного виной юноши, Авессалома же бросил в пропасть, посреди дубравы, и насыпал над телом его груду камней; так погребли надменного, который еще при жизни воздвигнул себе столп надгробный, близ Иерусалима, в юдоли царской, и дал ему свое имя, для вечной памяти.
Тогда сын Первосвященника Садока, Ахимаас, предложил воеводе послать его, с вестью о победе, к Царю; но Иоав удержал юношу, ибо не радостную весть должен был принести отцу, о смерти сына. Хусию, давнему другу Цареву, поручил он идти к нему, с горьким словом; но сын Садока неотступно молил вождя, позволить и ему быть вестником победы, и устремился вслед Хусия.
У ворот города сидел Давид, ожидая вести; над ним, на высокой стене, стоял страж и глядел в поле. Вот он видит вдали одного бегущего и предупредил о нем Царя; но Царь отвечал: «если бежит один, то с доброй вестью;» и другого увидел издали страж, и опять возвестил Царю – «и тот с доброй вестью,» сказал опять Давид. «Вижу скорый бег первого, кликнул стоявший на стене, и узнаю в нем Ахимааса, сына Садокова.» – «Он добрый вестник и добрые принесет вести,» еще однажды отвечал Давид, и пред ним простерся на землю Ахимаас, с словом победы: «благословен Господь Бог твой, сокрушивший тех, которые воздвигли руки на Царя моего!» Но кроткий отец, не радуясь победе, прежде всего спросил: «жив ли юноша Авессалом?» – не дал ему прямого ответа вестник, говоря, что только видел веселие ратных, когда отпускал его воевода. Тогда приблизился престарелый друг Хусий и сказал: «добрая весть владыке моему Царю, ибо Господь рассудил тебя ныне с врагами твоими!» – «Жив ли юноша Авессалом?» спросил опять огорченный отец, и Хусий отвечал: «подобны ему да будут все восстающие на Царя моего!» Смутился духом Давид, и взошед в горницу, над вратами, горько заплакал о сыне, рыдая же восклицал: «сын мой Авессалом! Кто даст мне смерть вместо тебя, сын мой! Сын мой! Сын мой Авессалом!»
«Вот Царь плачет о Авессаломе,» пришли сказать воеводе, и общая радость обратилась в рыдание, когда услышали все, что печален Давид, о смерти сына. Народ стал расходиться, мало по малу, как бы посрамленный на брани, ибо Царь, закрыв лицо свое, не переставал взывать: «сын мой Авессалом! Авессалом сын мой!» – Тогда Иоав взошел к нему в горницу и сказал: «сегодня посрамил ты рабов твоих, которые спасли тебя со всем семейством. Ничто для тебя все князья и служители твои; ты любишь ненавидящих тебя, а любящих ненавидишь; лучше бы для тебя было, если бы мы все погибли ныне, Авессалом же один остался жив! Востань, укрепи сердце рабов твоих; ибо если не выйдешь к ним теперь, клянусь, что в сию ночь не останется ни один с тобой, и последнее зло будет горше всех, которые приключались тебе от дней юности!»
Послушался Царь и сел при вратах; народу возвестили, о явлении царском. И все устремились видеть лицо его; а люди Израилевы, бывшие с Авессаломом, бежали в селения свои, и распря возникла между ними, ради Давида: «не Давид ли избавил нас от всех врагов наших? Говорили они, а мы помазали вместо него Авессалома; ныне он убит, возвратимся к Царю!» – Слово сие пришло к Давиду; он послал Первосвященников, Садока и Авиафара, сказать старейшинам Иудиным: «зачем медлят они возвратить Царя своего в дом его? Они, братья, кости и плоть Давидовы, для чего остаются последними?» и то же ласковое слово велел сказать Амессаю, бывшему воеводе мятежных, с обещанием возвеличить его, подобно Иоаву. Подействовали речи Архиереев: обратились к Царю сердца всех людей Иудиных, как бы одного человека, и все колена Израиля вышли в сретение Царю на Иордан.
Тогда и Семей, некогда проклинавший Давида, поспешил к берегам Иордана, с тысячью мужей из колена Вениаминова и с верным Сивой, служителем Саула. Малодушный Семей пал на землю пред победителем и сказал: «да не вменит мне беззакония, владыка мой Царь, и да не помянет неправды раба своего, в день бегства из Иерусалима; чувствую согрешение мое; вот я предупредил весь дом Иосифа и весь Израиль в сретении Царя моего.» Опять исполнился гневом Авесса, брат воеводы, хотевший уже однажды умертвить Семея: «неужели пощадишь того, кто проклял помазанника Божия?» воскликнул он; но кроткий Царь отвечал: «что мне и вам сыны Саруины? Зачем вводите меня в искушение? Ныне не будет умерщвлен никакой Израильтянин; ибо я уверен, что царствую над всем Израилем!» и обратясь к Семею, поклялся ему, что останется жив. – Сын Ионафанов вышел к нему во вратах Иерусалима, в печальных одеждах и с распущенными волосами; Царь укорил его только вопросом: «зачем не последовал за ним во дни бегства?» и удовлетворился ответом, что служитель его, Сива, не хотел привести осла храмлющему и оклеветал его пред Царем, который облагодетельствовал весь дом Саулов. «Зачем воспоминать минувшее? Прервал его Давид, раздели, с верным мне Сивой, села родительские.»
Престарелый Верзеллий, Галаадитянин, гостеприимно принявший Царя за Иорданом, провожал торжествующего до берегов заветной реки, и приглашаемый идти далее, отвечал: «много ли еще дней жизни моей, чтобы мне следовать за Царем в Иерусалим? – вот уже мне восемьдесят лет и я не могу различать горького от сладкого: чувства мои притупились; мне ли вкушать яства от трапезы твоей и слышать голос ликующих и поющих? Зачем буду я в тягость владыке? – Но позволь рабу твоему пройти с тобой немного за Иордан и потом возвратиться в дом свой, чтобы умереть на родине, близ гроба отца моего и матери, а сын мой пойдет с тобой.» Согласился Царь и перейдя Иордан, с миром и благословением отпустил старца.
Не вдруг однако же утихла буря, возбужденная Авессаломом. – Весь Иуда и пол Израиля провожали Давида, и распря возникла между ними: зачем мужи Иудины одни похищают себе Царя? Первые хвалились родством своим с Давидом, другие же числом десяти колен и старейшинством некоторых пред Иудой. Некто Савей, от рода Вениаминова, воспользовался несогласием, чтобы опять возмутить Израиль; но Иуда остался верен и с торжеством ввел Царя в Иерусалим; не изменил ему и бывший воевода Авессаломов, Амессай, и возбудил зависть Иоава. Видя, что Царь посылает Амессая против мятежников, Иоав приблизился к вождю, как бы для дружеского лобзания, и в ту минуту пронзил его мечем, как поразил некогда Авенира, вождя Саулова. Сам он ополчился против Савея и, преследуя чрез все колена Израилевы, осадил его в городе Авеле, в пределах Дановых. Уже готовился кровавый приступ, но одна женщина кликнула со стен воеводу и молила пощадить невинный город, обещая выдать врага; мудрыми речами склонила она к миру граждан, и голова мятежника скатилась со стен к ногам Иоава. Так истребились последние враги Царя.