Хутынь и Антониев монастыри

Если оставить Торговую сторону, которая кипела всею гражданскою жизнию Новгорода, с ее летописными церквами, и следовать вниз по течению шумного Волхова, вдоль его правого берега, там откроется начало и развитие иноческой жизни нашего Севера в двух обителях – Антония и Варлаама, – подобно как лавра Печерская была колыбелью оной на юге России.

Уже несколько иноков Печерских один за другим восседали на кафедре Софийской и с ними вместе пришли монашествующие в Великий Новгород. Но это не образовало там решительной эпохи иночества до явления преподобного Антония Римлянина, как равно и в Киеве, несмотря на существовавшие там обители, преподобный Антоний Печерский почитается отцом иночествующих. Таинственно было явление Римлянина в пределах Новгородских; оно облечено всею поэзиею юношеской поры Новгорода и может казаться странным, если верующее сердце не оградит себя мыслию о великих знамениях, которыми не раз прославлял Господь Своих угодников, чтобы посредством их утвердить веру в народах.

Старый Рим был отечеством Преподобного, в бедственную годину для Церкви Православной, когда уже последовало отпадение Римского епископа по духу превозношений и возникли вместе с крестовыми походами гонения на державшихся правого исповедания отцов своих. Антоний, сын богатых родителей, с юного возраста пожелал жития иноческого и, раздав все родительское наследие нищим, заключил некоторые священные сосуды и драгоценности в бочку и бросил ее в море, по таинственному движению сердца, а сам бежал из Рима в пустыню, в обитель иноческую. Там провел он в строгом посте и молитве более двадцати лет, проходя самый тяжкий искус; когда же и оттоле изгнало его гонение латинян, разграбивших обитель, он скрывался некоторое время в горах; наконец, пришедши на берег моря, основался, как некий древний столпник, на камне, омываемом морскою водою, без всякого покрова от непогоды. Образ Божий всегда был начертан в его сердце и, как отражение сего дивного образа, ему непрестанно виделась на облаках икона Предвечного Младенца на лоне Своей Божественной Матери, осеняющая его от бурь житейских и стихий. Невидимо протекло годичное время в таком духовном созерцании, и вот однажды, нечувствительно для Святого, волна морская отторгла от берега камень, на котором он стоял, и понесла далеко в пучину без всякой для него туги или боязни, без расчета дней и ночей, ибо во свете небесного Лика, исполнявшего веселием его сердце, день единый казался ему как тысяча лет и тысяча лет как день единый; а восторженная молитва с воздеянием рук служила ему пищею во время сего чудного плавания без ладии и кормила, с единым надежным кормчим Господом Иисусом.

Преплыл он теплое море и взошел в устье реки и, наконец, почувствовал, что камень его причалил к берегу. Ему слышится дальний утренний благовест, и ужаснувшийся Антоний мнит себя в соседстве враждебного ему Рима. Подходят к нему жители неведомой страны, а он не разумеет языка их; они же с изумлением смотрят на чудного пришельца, который не смеет сойти со своего камня, где дом его и твердыня, уже испытанная среди бурь. И вот, после трехдневной молитвы посылает ему Господь гостя греческого, разумеющего язык латинский; труженик спрашивает его о граде и стране, которых столь чудно он достиг, и о их расстоянии от Рима и с изумлением слышит, что пред ним Великий Новгород и Святая София, что камень его не на водах Тибра, а на Волхове, который отстоит на полугодичный путь от древней столицы; ему же трехдневным казалось сие таинственное странствование в пучинах. Вслед за гостем входит он в Великий Новгород, где обладает сын Мономахов Мстислав, вступает и в Святую Софию, где священнодействует Святитель Никита, и душа пришельца, гонимого на своей родине за веру предков, исполняется несказанною радостию при виде благолепия службы Православной, столь убогой на оставленном им Западе. Но еще Римлянин не смеет предстать Владыке, не ведая языка его и возвратясь на свой камень, опять молит Господа даровать ему сие познание, дабы он мог свободно выражаться со своими новыми соотечественниками, и Господь посылает ему дар языков. Когда слух о пришельце достиг Святителя, уже Антоний, призванный в палаты архиерейские, мог с ним объясняться на собственном его наречии. Сперва на вопросы Святителя о месте рождения странник ответствовал только, что он недостойный инок, но когда Владыка, по внушению Духа, назвал по имени пришельца и повелел ему ради послушания открыть всю истину, тогда со смирением исповедал пред ним Антоний свою чудную повесть и, падши к ногам его, умолял со слезами сохранить ее в тайне, дабы избежать славы человеческой. Ужаснулся епископ Никита, внимая пришельцу, который являлся ему как бы некий Ангел и, воздав хвалу Богу, дивному во Святых Своих, простерся сам к ногам Преподобного, прося его молитв. Оба лежали друг пред другом на земле, взаимно прося себе благословения, ради обоюдного их смирения, и наконец Святитель, по долгу пастырскому, благословил инока и, насладившись его беседою, отпустил с миром. Сам он посетил его на избранном им месте и, испросив место сие у посадников, отдал пришельцу, дабы он тут основал свою обитель. Скоро возникла на берегу Волхова, недалеко от города малая деревянная церковь во имя Рождества Богоматери, которая осенила видимым своим покровом труженика, ибо накануне ее праздника пристал он к земле Новгородской. Несколько келлий соорудилось также около церкви, и мало-помалу стали в них собираться братия, как пчелы в устроенный для них улей.

Новое чудо ознаменовало начало монастыря. Однажды преподобный Антоний просил рыбарей, трудившихся напрасно целую ночь, закинуть еще раз сети в Волхов и дал им денег, с тем чтобы все, что извлекут они из воды, принадлежало его возникавшей обители. К общему изумлению, вместе с множеством рыбы, едва не прорвавшей невод, извлечена была бочка, скованная железными обручами, которую признал своею, тою самою, что некогда бросил он в море, еще будучи в Риме. Но рыбари, обрадовавшись нечаянной добыче, не хотели отдать ее законному обладателю, хотя он уступал им всю пойманную рыбу. Дело дошло до посадников, и, хотя рыбаки уверяли, будто бочка сия издавна им принадлежала, истина обличилась на суде, когда Преподобный объявил, какие именно драгоценности в ней заключены, и ему присуждено было его достояние. Он положил все сии сокровища в ризницу Софийскую и, по совету Святителя, начал сооружать новую каменную церковь Рождества Богоматери вместо деревянной, употребляя на строение золото, обретенное в бочке, и раздавая убогим доброхотные даяния граждан в пользу обители. В скором времени Святитель епископ Никита предал праведную душу свою Богу; столь же богобоязненный муж Святитель Нифонт занял кафедру Софийскую, сохраняя ту же любовь к Преподобному. – Уже четырнадцать лет подвизался Антоний в распространявшейся обители, когда братия стала умолять его, дабы восприял над ними совершенное начальство в сане игумена со степенью пресвитерскою, и, несмотря на свое смирение, не мог он отказать пламенной молитве своих иноков. Святой Владыка Нифонт с радостью рукоположил его во пресвитера, и еще 16 лет игуменствовал блаженный пришелец Римский в созданной им обители, доколе не настиг его последний час. Предчувствуя кончину, он собрал вокруг себя плачущую братию, утешил ее словами Писания и дал ей настоятелем некоего инока Андрея, которому открыл свою чудную повесть, заповедав предать ее будущим родам во славу Божию. Месяца августа в 3-й день 1117 года преставился он от временной жизни в вечную после 80-летнего на земле подвига и был погребен в созданной им церкви. Десять лет спустя после кончины Блаженного Римлянина возник новый светильник иночества в земле Новгородской: родился Варлаам, сын богатых родителей, в мирском имени Алексий; это был второй Феодосий Печерский для обителей своей родины. С детского возраста уже он почувствовал отвращение ко всему мирскому и тотчас по кончине родителей, раздав все свое имущество, предал себя под строгое начало некоего инока Порфирия, чтобы пройти первый искус жития монашеского. Можно предполагать, что инок сей был сам из обители Антониевой и что там поселился вначале юноша Варлаам, потому что высокий берег Волхова предпочтительно им избранный для своего жительства, находился в той же стороне. Там любил он уединяться на малом холме в глубокой чаще леса для созерцания, и там видение небесного света указало ему место будущей славной обители, как некогда великому труженику палестинскому, Савве Освященному. Там основался Варлаам и соорудил в 1192 году малую деревянную церковь, во имя Преображения Господня, в память того небесного света, который осенил его; около него стали собираться в убогих келлиях многочосленные ученики. Первыми из них были Антоний Дымский и Ксенофонт, восприявшие после него обитель Хутынскую и сами основавшие другие монастыри в окрестностях Новгорода. Бывший тогда архиепископом Святитель Григорий, брат и преемник святого схимника Иоанна на кафеде Софийской, рукоположил Варлаама во пресвитера и игумена новой обители Хутынской, и отовсюду начали к нему стекаться миряне и духовные, всякого звания и возраста, ибо назидательна была беседа опытного аввы.

Он был постоянно другом и советником Владык Новгородских, но всех ближе по сердцу был ему Владыка Антоний, избранный на кафедру Софийскую из числа его иноков и трижды с нее низводимый по своеволию народному. Часто приглашал он на совет бывшего своего игумена в Архиерейские палаты. Однажды, проходя Волховский мост, Варлаам увидел человека осужденного, которого по приговору Веча уже готовились сбросить в реку, и умолил народ отдать обреченного на казнь в свою обител, для служения братии. В другой раз на том же мосту готовилась опять подобная казнь, а семейство осужденного со слезами умоляло авву испросить помилование у народа; но старец, не внимая мольбам, прошел мимо. Ученики его, изумленные столь нечаянною суровостию, просили его объяснить им причину столь противоречивших друг другу действий, ибо в первый раз он спас произвольно от смерти человека, не просившего его заступления, а теперь жестоко отказал просившим спасения. Старец отвечал: «Судьбы Господни бездна многа, Господь же всячески хочет спасения человеков. Первый из осужденных был точно достоин казни, но сердце его тронулось в сию страшную минуту, и я хотел доставить ему время покаяния в обители, что он и успел совершить, приняв на себя ангельский образ. Второй же был совершенно невинен и скончался мученически; я же боялся, чтобы впоследствии злоба не изменила разум его и не прельстилась душа его, и в обоих случаях поступил по тайному откровению, бывшему мне о сих осужденных». Так ясно видела душа блаженного Варлаама, Духом Божиим, внутреннее человека. Однажды возвестил он князю Новгородскому, пришедшему посетить его обитель, рождение сына; обрадованный князь просил его быть восприемником новорожденного и наделил щедрыми даяниями обитель. В другой раз молитвою своею воскресил отрока простого поселянина, который понес в обитель больное дитя еще живым и, хотя оно скончалось на пути, не усомнился, но с верою продолжал путь, и по вере его дано было ему желаемое: он возвратился домой с воскресшим сыном.

Такими великими чудесами прославил Господь своего угодника. Одно из них доселе празднуется ежегодно крестным ходом, который совершается торжественно в первую пятницу Петрова поста. Преподобный предрек однажды Святителю архиепископу Антонию, что в этот день он приедет к нему в Новгород на санях, и действительно в ночь накануне того дня выпал глубокий снег и сделался столь жестокий мороз, что Преподобный мог исполнить свое обещание. Смутился Антоний, который сперва не хотел верить предречению, а потом боялся вредных последствий столь необычайного явления. Но старец успокоил его, сказав, что снег и мороз были особенною милостию Божиею, ибо они истребили множество червей, точивших корень хлеба, а растаявший снег оплодотворит землю, и опять событие оправдало слова старца. По сей причине Владыка Антоний учредил, чтобы ежегодно совершался крестный ход в обитель Хутынскую, и доселе во свидетельство сего чуда возносятся там благодарные молитвы Господу и его угоднику Варлааму, возвестившему дивное событие.

Уже Преподобный достиг маститой старости, когда пожелал соорудить в Хутыни благолепный каменный храм Преображения, вместо обветшавшего, но Господь не соизволил ему довершить начатое здание. Чувствуя приближение своей кончины, он собрал вокруг себя братию и назначил им настоятелем Антония, который возвратился из Царьграда в ту минуту когда говорил о нем авва, провидевший его пришествие; а сам преставился в Небесные обители, тому Невечернему Свету, отражение коего созерцал на земле. Год его отшествия к Богу не упомянут в житии, и потому некоторые ошибочно полагают кончину Преподобного в 1192 году, когда он только что основался на холме Хутынском; но его постоянное общение с архиепископом Антонием, восшедшим на кафедру Софийскую не ранее 1212 года из устроенной уже обители Хутынской, и записка в летописи Новгородской, что архиепископ Спиридон с освященным клиром погребали на Хутыни у Святого Спаса раба Божия Варлаама в 1243 году, дают повод относить кончину его к сему времени, хотя есть разность в числах погребения между летописью и житием. Во всяком случае известно, что блаженный авва скончался в глубокой старости и был погребен с величайшим торжеством посреди плача народного, ибо еще при жизни был почитаем за великого угодника Божия. Обильные исцеления ознаменовали святость его при самом погребении, и память его более всех угодников Божиих, коими прославился Великий Новгород, близка сердцу народа.

До сих пор на память торжественного погребения идет к нему в обитель весь Новгород 6 ноября, и каждый получает от него, как бы взамен поминовения, кусок хлеба и полушку, потому что так завещал еще при жизии Преподобный угощать странных! И вот уже шестьсот лет исполняется его завещание. Когда же однажды скупой казначей хотел нарушить волю Блаженного, авва явился ему не в сонном видении, но чувственно и строго наказал словами и жезлом. Также поступил он в другой раз с немилостивым келарем, удержавшим раздачу хлеба, и в разные времена с двумя игуменами, недостойными своего звания. Обличив их сперва речью, он приложил им и раны, от которых столь милоствно исцелял всех к нему притекавших, и принудил оставить место настоятельское ради крайнего их расслабления. Еще раз, когда свирепствовал голод в окрестностях Новгорода и власти обители Хутынской вздумали сокровиществовать у себя хлеб, вместо того чтобы раскрыть житницы народу, внезапное умаление заключенного богатства открыло гнев Преподобного и научило невольному нищелюбию. Такое живое участие принимал он по смерти во всем, что касалось любимого им народа, и так скор был на помощь своим молитвенникам, что казалось, будто земная его жизнь продлилась. И, как потом Сергий Радонежский Чудотворец, еще ревностнее, нежели при жизни действовал он за гробом; потому и являются они вместе на иконах.

Однажды пономарь Хутынский, взойдя в соборную церковь Преображения, внезапно увидел, что все ее свечи и лампады зажглись сами собою; и преподобный Варлаам встал из своего гроба и простерся на молитву посреди храма, взывая к Богу, дабы отвратил от Великого Новгорода всякий гнев, праведно на него движимый. Объятый ужасом пономарь упал к его ногам; Святой же ободрив его, сказал: «Тяжкое хочу открыть тебе, что сотворит Господь Великому Новгороду, зане исполнился неправды и глас беззаконий его взошел на небо». Тогда послал его до трех раз на крышу церковную смотреть, что будет с бедствующим городом, и в первый раз явилась ему буря водная восставшего Ильменя, готового затопить город; а во второй сонм Ангелов, стреляющих в него огненными стрелами, в предзнаменование страшного мора, в третий же раз туча огненная, идущая на город, – знамение пожара. Трижды возвращался посланный с крова церковного и находил Святого неусыпно молящимся, дабы смягчил Господь гнев свой, хотя и предрек, что все сие должно сбыться над Великим Новгородом. Тогда возлег опять на свое ложе, заповедав непрестанную молитву посреди напастей, и все они посетили, одна за другою, город, заслуживший небесной кары.

Быть может, это чудное явление Преподобного пономарю Тарасию было виною его избрания впоследствии в сан игумена, ибо мы видим имя сие между настоятелей Хутыни. Вероятно, сказание о бывшем чуде возбудило и в Святом Владыке Новгорода Евфимии благоговейное желание удостовериться лично, почивает ли в раке поверх земли блаженный авва Варлаам, восставший из своего гроба на молитву? Ради сего наложил он трехнедельный пост на братию монастырскую и на клириков своей палаты с непрестанными молитвами и тогда только взошел в церковь, где покоились Святые мощи, с одним игуменом Тарасием и клириком своим Иоанном. Святитель стал у главы Преподобного, а у ног его игумен, и с молитвенными слезами сдвинули они раку, стоявшую поверх гроба. Тогда увидели с благоговейным ужасом тело Преподбного цело и нетленно и лицо его, осененное брадою, совершенно сходное с тою иконой, что над гробом, и воздали славу Богу, дивному во святых Своих; а клирик, пораженный сим явлением, постригся в обители Хутынской.

Поистине чудеса и исцеления обильною рекою, текли от гроба Блаженного аввы, и обладатели земли Русской были участниками благодати, от него истекавшей. Младший сын Великого князя Димитрия Донского, князь Константин, во время своего наместничества в Новгороде во дни святого Владыки Евфимия принесен был замертво в обитель Хутынскую и положен при раке Преподобного, уже без всякой надежды на исцеление. Но когда братия, после долгих о нем молитв, удалились из церкви в трапезу, оставшиеся при князе отроки пришли возвестить игумену, что князь их восстал и здоровым ходит по храму. Такое же чудо повторилось несколько лет спустя над юношей Григорием, спальником Великого князя Василия Темного, во время их пребывания в Новгороде. Он уже чувствовал себя при вратах смерти и просил только отвести его, живым или мертвым, в обитель, потому что ему виделся Преподобный в одежде святительской, с крестом в руках, который напомнил ему данный Богу обет постричься в обители Хутынской. Не доезжая оной нескольких верст, юноша испустил дух, но когда уже мертвого ввезли в ограду, он внезапно очнулся; взглянув на икону Преподобного, он совершенно ожил, и узнал даже самый крест при мощах, с которым являлся ему угодник Божий. Воскресший рассказал, каким образом в посмертном видении предстал ему преподобный Варлаам вместе с чудотворцем Николаем и, обличив его в грехах юности, зрелищем адских мук возвратил опять к жизни. Весть о том достигла Великого князя; он поспешил в обитель с детьми своими и святым Владыкой Ионою, и торжественный молебен пет был над гробом Преподобного. Чудо сие случилось 31 января 1115 года.

Но Святитель Варлаам, скорый помощник притекавших к нему с должным благоговением, смирял иногда и неподобающее превозношение. Это испытал над собою сын Темного, великий Иоанн, когда еще в первый раз гостем посетил отчину свою, Новгород, в 1462 году. Великий князь остановился на берегах Ильменя, в обители Святой Троицы; там посетили его Вдадыка Феофил, посадники, бояре и именитые граждане Великого Новгорода. Иоанн объявил им желание свое поклониться мощам великого угодника Варлаама и на другой день, уже в Хутыни, посреди церкви Святого Спаса, стал говорить игумену Нафанаилу и братии: «А почему не открываете вы, отцы Святые, гроба Преподобного, как бывает повсюду обычай прикасаться к мощам Святым? И у нас, в Москве, мы лобызаем честные мощи Святителей Алексия и Ионы и чудотворца Сергия в его Лавре». (Речь Иоанна показывает, что уже в его время прославлен был Иона, а мощи Петра митрополита скрыты были под спудом.) Игумен с братиею ответствовали Государю, что им неизвестно, где обретаются мощи Преподобного отца их Варлаама, поверх земли или под землею, ибо никто не дерзал еще дотоле к ним прикасаться и они не дерзают. (Открытие же оных при Владыке Евфимии было, как видно, тайное.) Но Иоанн возразил, что «не должна никогда быть утаена святыня мощей от притекающих к ним богомольцев, как сие существует и на Востоке», и с гневoм повелел отвалить каменную доску от гроба Преподобного и копать около землю. Но внезапно густой дым изшел из-под отваленного камня, вслед за дымом показалось пламя и опалило стены церковные и внешние двери. Ужаснулся Иоанн со своими боярами; бросив жезл, которым сперва гневно ударял в помост, он только подавал знак рукою, чтобы перестали копать землю, и бежал из храма, а жезл его остался во свидетельство чуда.

Уже Новгород покорился Иоанну и лишен был своего народного могущества; властвовал над ним Великий князь Василий, сын Иоаннов, посылая туда своих наместников, а кафедра Софийская сиротела, ибо Владыки ее избирались уже не из клира новгородского, но посылались из Москвы, равно как и архимандриты первостепенных обителей. Кто вступился за бедствующую отчину? Опять тот же великий угодник: он является Великому князю, впавшему в легкий сон во время трапезы, и говорит ему, что «три обители – Хутынь, Антониева и Юрьевская – без настоятелей и братия в опасности духовной; поспеши послать туда законных пастырей». Вслед за явлением аввы пришли к Великому князю посланные от сих трех обителей, и он, по совещанию с митрополитом Варлаамом, поспешил избрать настоятелей; сам же возымел великую веру к угоднику Божию и призывал его во всех скорбях своих, во дни мира и войны, и покров Святого не раз осенял рати московские в битвах с иноверными, а Государь посылал обильную милостыню в его обитель. И вот, когда настал последний час кроткого Василия, опять явился ему Преподобный и велел постричься в ангельский образ, что немедленно исполнил отходящий к Богу обладатель земли Русской. С именем Варлаама, в рясе иноческой, возлег он между своих державных предков.

Таким образом, с четырьмя поколениями Великих князей Российских, от сына Донского и до отца Грозного, вступал в ближайшие отношения уже из мира невидимого Блаженный авва, а Василием оканчивается замечательная летопись его посмертных деяний. Она безмолвствует об Иоанне Грозном, хотя, быть может, и ему были от него некие страшные явления, во время бедственной эпохи казней новгородских. Живой обличал Грозного Царя вместо усопшего. Игумен Арсений заступил на место Варлаама, и на том же дворище Ярославовом-, где замер голос вечевого колокола, раздавался в слух Иоанна обличительный голос смиренного отшельника, поселившегося на развалинах опустевших палат. Но во время страшных мятежей междуцарствия опять пробудилась Хутынь; дух аввы Варлаама вселился в мужественную душу его преемника по настоятельству обители, Киприана, почтенного саном архимандрита. Когда в 1611 году полчища шведские, согласившись с изменниками русскими, подступили к Новгороду и вождь их Понтус Делагарди осадил древнюю столицу Рюрика, упало мужество ее граждан; только один пресвитер Аммос на Торговой стороне явил остаток древнего духа великого Новгорода, ибо он укрепился в своем доме против врагов и, осеняемый благословениями митрополита Исидора со стен Кремля, положил живот за веру и отечество. Сдался и самый Кремль, и обитель Хутынская сделалась становищем Делагарди. Тогда посыпались всякие истязания на доблестного архимандрита Киприана, в котором видел враждебный вождь неодолимую твердость; в течение трех лет подвергался он узам и мукам, ограблена была его обитель, ободраны святые иконы и самая рака Преподобного, весившая до 150 фунтов серебра. Разорены и ограблены были и все прочие монастыри и церкви Великого Новгорода, так что уже он не восстал никогда в прежнем блеске после сего вторичного опустошения, которое превзошло Иоанново. Но Киприан бодрствовал посреди обуревавших зол. Посланный к юному царю Михаилу от самих шведов, с опасностию для собственной жизни скрепил он союз между Новгородом и новым государем, который уже начинал сомневаться в верности покоренного неприятелем города. Когда же потом утихли мятежи государства и Киприан просветил христианством север Сибири, в которой долго святительствовал, вступил он на кафедру Софийскую, новым блеском осияв сию кафедру. Благословение преподобного Варлаама пролилось чрез него из Хутыня на всю паству Новгородскую и на дальние пределы России. Таковы были заслуги великого аввы отечественной Церкви. Теперь его древняя обитель, паче других уважаемая в Новгорде, с половины минувшего столетия служит жилищем для викариев митрополии Новгородской, коих кафедрою избрана Старая Руса Рюрика.

С тремя приятными спутниками посетил я опять, после десятилетнего отсутствия, обитель преподобного Варлаама. Это было в первый майский день, и полуденное солнце ярко освещало величественные ее здания и распускавшуюся зелень ее рощи. Мы взошли для поклонения угоднику Божию в древнюю церковь Спасову, не ту, однако же, которую он сам заложил, но во вновь созданную на том же основании в начале XVI века усердием митрополита Московского Макария, бывшего Владыкою Новгорода. Братия обители служили для нас соборный молебен при раке Преподобного, которую устроил над его гробом Царь Михаил Феодорович после разорения шведского, в знак своей признательности за покровительство Святого аввы Новгороду и России. Между древними греческими иконами величественного иконостаса, храмовая Преображения Господня, богато украшенная, восходит до времен Святителя Варлаама. В ризнице показали нам тяжкую власяницу и вериги Преподобного, коими смирял он плоть свою в труженических подвигах, и убогие ризы, в которые облачался для священнодействий сей сослужитель Ангелов при Трапезе Господней, и подлинную его грамоту, писанную на пергаменте, в силу коей отдавал Варлаам Святому Спасу земли свои и рыбные ловли, призывая на суд с собою в будущем веке того, кто их отымет. Там и трость великого Иоанна с хрустальною головкою, брошенная им при виде пламени, исшедшего из гроба Святого, и обгоревшие двери церковные, во свидетельство бывшего чуда. Обширная паперть соборной церкви, позднейшей пристройки, как явствует из надписи ее вокруг стены, сооружена митрополитом Корнилием уже в 1646 году, вместе с обоими приделами Покрова Богоматери и Иоанна Богослова. В сем последнем погребен знаменитый певец Фелицы, которого поместье прилегало к обители Хутынской. Много славы отечественной сокрыто под смиренным памятником; в его бессмертных одах отразился весь блестящий век Екатерины, и слово Русское, пробужденное рыбарем архангельским огласилось громкою лирою Державина по всем концам необъятной Руси, везде бросая семена звучного языка и одушевляя поэтов. Мир праху твоему, великий гений, укрывшийся под сень великого угодника Божия! Теплая церковь во имя Преподобного, довольно обширная, с трапезою, также времен митрополита Макария, и есть еще одна, малая отдельная церковь Всех Святых, вроде домовой во имя Святителя Феоктиста, которая устроена в летнем жилище викариев Новгородских. Прочие церкви и приделы, существовавшие внутри ограды и на вратах, до разорения шведского, истреблены пожаром и более не возобновлялись.

Мы взошли в другую внутреннюю ограду монастырскую, где насажена по цветущему лугу малая роща, летняя ограда пустынной братии Хутынской. Там, на берегу Волхова, одиноко возвышался холм, как бы насыпной курган, и на нем деревянная часовня. Это была собственно келлия Преподобного, где он спасался в уединенной роще, далеко от молвы житейской. Скит его был отделен от обители, которой дал он от себя общежительный строгий устав, по подобию Печерского. Икона его стоит в часовне между иконами двух ближайших учеников его и преемников, Антония Дымского и Ксенофонта, которые приняли после него настоятельство и сами основали свои обители, продлив еще на многие годы назидательный пример Блаженного аввы. Они были также истинными отцами иночествующих в Новгороде. Обитель Дымовая далеко, но Ксенофонтова, недавно упраздненная, видна за Волховом с уединенного холма Варлаамова, бывшего колыбелью стольких монастырей и монашествующих. Очаровательный вид открывается из высокой часовни, сквозь осенившую ее чащу деревьев, на Волхов и впадающий в него Волховец – ибо Хутынь у самого их стечения, – и на богатые села и обители, раскинутые на противолежащем берегу. Это самое высокое место в окрестностях Новгорода; он виден вдали, увенчанный своими храмами и башнями, и шумно течет от него бурный Волхов мимо той обители, где далеко от бурь градских и житейских, устроил себе горнюю келлию Святой отшельник, имевший столь спасительное влияние на судьбы своей родины.

Солнце уже склонялось к вечеру, когда на обратном пути из Хутыни достигли мы монастыря Антониева. Благосклонно принял нас настоятель его, соименный угоднику, между многими своими добродетелями имеющий и ту, чтобы стараться быть полезным каждому и ревновать обо всем, что только касается до святыни Новгородской. С ним вместе вступили мы в древний собор Рождества Богоматери, основанный Преподобным и удержавший древний свой образ, хотя несколько раз был опустошаем пожарами. Большая часть зданий времени Мстислава, т. е. XII века, уцелела в Новгороде, вероятно, по причине прочности кладки византийской, когда, напротив того, строения позже сего века мало выдерживали разрушительное действие времени и должно было вновь пересозидать их. Это случилось и с церквами Хутынскими. В обширной паперти первый представляется взорам круглый камень Преподобного, до половины заслоненный его ликом, – чудный корабль, на котором совершил он свое еще более чудное плавание, и пред ним паникадило и малый колокол, принесенные также из Рима. Самая церковь, светлая и высокая, по образцу зданий того века, отличается красотой своего иконостаса и византийскою живописью. Там мы поклонились нетленным мощам Блаженного Римлянина, открыто почивающего в кипарисовой позлащенной раке на мраморных ступенях.

450 лет таились они под землею, до времени царствования благочестивого царя Феодора, последнего из рода Рюрикова. Инок обители Антониевой, по имени Нифонт, имевший теплую веру к Преподобному, видел однажды во сне угодника Божия, лежащего в открытой раке поверх помоста, и подле него Святителя Никиту. Ему пришло на мысль: не есть ли это тайное указание, что и Преподобный должен быть прославлен по примеру Святителя, уже просиявшего и почивавшего открыто в соборе Софийском? Втайне дерзнул он приподнять верхнюю доску раки, стоявшей над гробом преподобного Антония, и с радостию увидел, глубоко в земле, тело Святого совершенно нетленным. Он сообщил о том игумену Кириллу, который сам испытал на себе целебную помощь Блаженного Антония, ибо отравленный однажды по ненависти братии, получил исцеление при раке мощей его; с тех пор благоговел ко всему, что только близко было Святому: обновил икону Богоматери на его чудном камне и отыскал в ризнице трости морские, с которыми он приплыл. Но митрополит Новгорода Александр, приявший от игумена радостную весть сию, скоро скончался, а сам Кирилл переведен был настоятелем в лавру Троицкую, место же его заступил архимандрит Трифон. Не остался, однако, спокоен ревностный Нифонт. Случилось ему быть в лавре и видеть там любовь, которою пользовался бывший их настоятель при Государе. Инок опять напомнил ему свое видение, и Кирилл, в присутствии боярина Годунова, стал умолять Царя и Патриарха Иова об освидетельствовании мощей угодника Божия. Святое дело сие поручено было Патриархом новому митрополиту Новгорода Варлааму, наложены пост и молитва, и братиям несколько раз слышался несвоевременный звон, предвозвещавший торжество церковное. Настоятель приступил к открытию раки, но не смел коснуться мощей, которые лежали глубоко в земле, на большом камне, как бы в память того, на коем совершил Преподобный свое плавание. Ужасом объяло всех зрелище нетленного тела, и многие исцеления потекли от него верующим. Тогда Владыка Новгорода со всем освященным собором, совершив молебное пение, поднял мощи Преподобного с камня, от которого не благоволил он отделиться при первом открытии гроба настоятелем, и положил их в новую кипарисную раку, окованную позлащенною медью. Торжественное событие совершилось в июле 1597 года, и с тех пор велено было крестному ходу, идущему в первый пяток Петрова поста в обитель Хутынскую, заходить в Антониеву для большего торжества, и до сорока чудес, засвидетельствованных в записях монастыря, одно за другим, ознаменовали благую деятельность Преподобного, который как бы снова явился Великому Новгороду.

На самой раке начертаны, вместе с кратким описанием жития и молитвою к Преподобному, две его грамоты, свидетельствующие ревность его к устройству своей обители. С какою простотой говорит о себе Антоний: «Се труды мои, Госпоже моя, Пречистая Богородице, ими же трудихся на месте сем; купих сию

Землю, Пречистыя, и дом, у С... да у…, у Ивановых детей, у Посадничих, а дал есми сто рублей; а обвод оной земли от рек Волхова, Вятковою ручьем вверх и проч. А кто на сю землю наступит, а то управит Мати Божия». Другая грамота уже писана иным слогом: «Се аз Антоний, худший во монасех, изыдох на место се, не приях ни имения от князя, ни от епископа, но токмо благословение от Никиты епископа, и наша по чужей земле ни вдвое, ни воедиио, ни себе покоя не дах, и братии и сиротам, и зде крестьянам досажая, да то все управит Мати Божия, что есмь беды принял о месте сем, и поручаю Богу и Святой Богородице и крестьяном, и даю в свободу и поручаю место се на игуменство и проч.».

Шесть мусийных древних икон, современных Преподобному, висят на стене алтаря у его раки. Три из них изображают распятого Господа, и три сидящего на престоле с символами Евангелистов. Они как будто сняты с окладов напрестольных Евангелий, которых много хранится в ризнице, и собраны воедино около раки; а над нею хранится и та морская ветвь, с которою преплыл он море, и висит еще одно древнее паникадило. Над северными дверьми придельного алтаря во имя Святого привешен шестиконечный крест весьма древний, а все стены сей церкви расписаны чудными подвигами Блаженного Римлянина.

В другом приделе, празднующем Святому Иоанну Богослову, покоятся под спудом в обширной каменной раке пять братьев – посадников новгородских Алфановых: Никита, Кирилл, Никифор, Климент и Исаакий. Они перенесены были сюда в 1775 году, при митрополите Гаврииле, по случаю совершенного истребления пожаром обители Сокольницкой за валом, где до тех пор находились. Предание гласит, что во дни Святителя архиепископа Иоанна, в 1162 году, владеющим новгородцам по своей воле и по своему хотению, при князе Poмане Мстиславиче, которого им Бог поручил, Святые мощи внезапно открылись за алтарем девичьего монастыря чудотворца Николая благочестивому старцу строителю близлежавшей Рождественской обители. В продолжении трех дней трижды предавал он их земле, и три раза они опять являлись поверх нее. Старец возвестил о том Владыке Иоанну, который не велел более погребать их, но приказал устроить около них каменную раку. Вскоре явились святые братья в Москве некоему расслабленному боярину и, восставив его с одра болезни, внушили соорудить часовню над их ракою, что с благодарностью исполнил исцеленный, а между тем и в самом Новгороде многие чудеса ознаменовали прославление сих угодников Божиих, неведомых миру.

Мало древней утвари хранится в ризнице за главным алтарем, по случаю многих разорений обители пожарами и неприятелями; даже довольно долгое время она находилась в совершенном запустении. В 1381 году выжгли ее сами новгородцы в числе прочих монастырей, когда готовились к обороне против Великого князя Димитрия Донского. В 1570 году, во время казней новгородских, игумен Антониевой обители Геласий с двадцатью иноками погибли под мечом Грозного Иоанна и расхищена была вся ее казна, и драгоценные яшмовые сосуды, которые привез с собой из Рима преподобный Антоний, взяты в Москву и доселе хранятся в ризнице Успенской. В Антониевой, однако, уцелели ризы Святого основателя, бельи шелковые и орарь, шитый золотом. Игумен Кирилл был обновителем запустевшей обители после нашествия Грозного; и она процвела в царствование Феодора Иоанновича, но потом опять подверглась общему разорению шведскому, так что в ней оставались одни только каменные церкви, Соборная и Сретенская. Последняя заложена также преподобным Антонием и совершенно перестроена Владыкою Новгородским Алексием в 1537 году и существует доныне. Все же прочее, ограда и келлии, большею частию деревянные, были совершенно истреблены.

С основанием семинарии в монастыре Антониевом в 1710 году начал он восставать из развалин усердием Архиепископа Новгородского Амвросия, который избрал себе место упокоения в паперти соборной, против самого камня Святого Антония. Духовное училище существовало прежде в палатах архиерейских где учредили свое учение братья греческие Лихудии под покровительством митрополита Иова, и оно процветало во время управлений знаменитого витии церковного, Архиепископа Феофана; но преосвященный Амвросий был собственно основателем семинарии Новгородской, и после кратковременного ее упадка она просияла новым блеском в начале нынешнего столетия.

Замечательна древность икон греческого письма в иконостасе соборном, который был обновлен в царствование Петра Великого. Особенно изящны храмовая Рождества Богоматери, Благовещения и Софии Премудрости Божией, и две на столбах, с ликами и чудесами Чудотворца Николая и Преподобного Антония. Но в самом храме есть еще одна священная память Блаженного Римлянина: это его молитвенная келлия и над нею тесная церковь подобных ему подвижников Онуфрия и Петра Афонского; туда ведет крутая лестница в столпе, пристроенном к собору. Там по примеру древних столпников спасался чудный пришелец Римский и приносил ежедневно бескровною жертву. Привыкший к тесноте своего камня, на коем провел целый год и совершил таинственное плавание, он как бы боялся простора новой своей обители в земле Новгородской и добровольно заточил себя в каменном стане в ожидании еще теснейшего жилища, чрез которое взошел в небесные обители и там ходатайствует всем нам спасение своими молитвами.