IV. Новый Иерусалим

30 июля определено было для посещения обители Воскресенской, и дорога к ней пролегала мимо села Тушина, где так долго держался второй Лжедимитрий, устрашая столицу именем Тушинского вора: немного далее лежит другое историческое село Чернево, Никонов Назарет, где Патриарх вынужден был отдать посох святого Петра, взятый им из собора Успенского в последний таинственный приход свой, и где в скором времени услышал он третий зов на суд Вселенских Патриархов. Братия основанной им обители торжественно приняла, во святых вратах Элеонских, высокого Посетителя, идущего в их Иерусалим.

Уединенно стоял я в пещере святого Гроба, когда Великий Князь, отслушав многолетие посреди храма Воскресения, взошел на коленях, сквозь низкое отверстие во внутренность вертепа. С благоговением простерся он пред подобием той гробницы, которая, по выражению Шатобриана, одна только из всех гробниц, никого не отдаст из недр своих в последний день. – Бездна божественных воспоминаний, необычайность самого вертепа поразили Царственного поклонника. Видя его простертого на молитве пред священным гробом, помыслил я о державных богомольцах Запада и Востока, приходивших в течение стольких веков разрешать свои обеты в святилище Иерусалимском, и весь исполнился минувшего. На гробовой плите лежала перламутровая раковина с изображением Рождества Спасителя и поклонения Пастырей и Волхвов; – я предложил пришедшему, подобно им, на поклонение Христу Богу взять с подобия Христова ложа сию икону, принесенную от самого гроба Господня, как память и благословение Святой земли.

Его Высочеству угодно было, по выходе из пещеры, отдохнуть несколько в калиях настоятельских, чтобы тем временем дать разойтись народу из храма. Пользуясь сим кратким отдыхом, показал я Цесаревичу планы обоих Иерусалимов, почти совершенно сходные между собою, и сказал несколько слов о начальном устроении обители Патриархом Никоном. Речь зашла о Востоке, Царьграде, и св. Софии; Жуковскому хотелось, чтобы Его Высочество слышал одно предание, под названием Цареградская обедня: как в самый час завоевания Константинополя, Патриарх совершал литургию соборно в храме Софийском, как заключился алтарь пред толпою неверных, ворвавшихся в святилище, и как продолжается доныне сия таинственная служба до заветного дня освобождения. Предания простонародные о пришествии Северных людей для избавления Царьграда и Святого града так вкоренены на Востоке, что ими объясняют там всегдашнее заключение златых ворот Константиновых и вербных Спасителя, которые даже закладены камнем.

Прошедши бегло собор Вифлеема и его исподние церкви, только именем напоминающие Палестинские, Его Высочеству угодно было идти сперва в Никонов скит, чтобы ознакомиться там с оригинальным характером человека, которому пришло на мысль создать в своем отечестве свой Иерусалим. Мы спустились из Западных ворот обители, по каменному крыльцу, в долину на берег Истры: малая густая роща осеняла живописную покатость. Иосафатовою зовется долина, потому что вдоль ее ископан Никоном Кедронский поток, для большего подобия, хотя самая местность не похожа здесь на Иерусалимскую: Кедрон должен протекать, с запада, а не с востока, и гористое положение Воскресенской обители более напоминает с сей стороны храм Соломонов на высотах Мории, нежели храм Св. Гроба, находящийся внутри города.

Скит Никона стоит уединенно посреди долины. Там, по подобию древних скитников Сирии, искал он безмолвия во время строения храма и провел восемь лет в своенравном заключении, которое сделало столько вреда ему лично и самой Церкви, прежде заточения его на Белом озере. Сперва взошел Великий Князь в подземную часть странного столпа, где были кельи послушников, кухня, кладовая, все на пространстве не более трех квадратных сажен: узкая высокая лестница, по коей весьма трудно было подыматься и еще труднее спускаться, привела в три жилые кельи самого Патриарха, того же размера; еще выше находилась его молельня и церковь Богоявления, где он ежедневно совершал литургию, как простой пресвитер. Великий Князь удивлялся тесноте церкви и келий, тем более, что Никон, судя по описаниям и портретам, был очень высокого роста; тут же и самая трапеза, бывшая вместе письменною кельей, с его современным портретом и дубовым столом, на коем он занимался. Я рассказал видение, которое имел на этом месте Никон, своеручно им изложенное в письме к Царю Алексею Михайловичу: оно хранится в Патриаршей библиотеке.

После долгого бдения и поста, Патриарх впал в тонкое дремание, и ему мечталось быть в Успенском соборе. Вот он в сонме усопших Святителей, которые все стоят вокруг стен, каждый у своего гроба, в светлой одежде; один же благолепный старец ходит около с хартиею в руках, и отбирает у всех руки. Изумленный Никон спросил его: что творит собор сей? и услышал в ответ: избираем паки святейшего Никона на престол Патриарший. – Ты же подписался ли? дерзнул опять спросить его Никон, и старец развернул пред ним хартию, а на ней подпись: смиренный Иона Митрополит: – это был сам чудотворец. В ужасе приступил Патриарх к своему месту, – на нем стоит другой святый муж, Петр Митрополит; – Никон проснулся.

Для памяти посещения, Его Высочеству угодно было начертать на стене имя свое под портретом Никона. Еще выше теснейшая церковь верховных Апостолов и короткое каменное ложе Патриарха в его летнем тереме обратили внимание Великого Князя. С вершины пустынного столпа я стал называть ему живописную окрестность именами Палестинскими, какие дал им чудный отшельник: Фавор и Эрмон, Рама и Элеон и село Скудельничье обозначили вокруг священный горизонт, и своенравная воля Никона как будто вдвинула в пределы нашего отечества целый участок земли обетованной.

Возвратясь в храм Воскресения, мы взошли опять в гробовую пещеру. Великий Князь, услышав, что в Иерусалиме стены ее обложены мрамором и что тридцать шесть лампад, даяния по большей части царственные, горят над Св. Гробом, изъявил желание украсить мрамором священную храмину и обещал от себя лампаду.

Оттоле поднялись на хоры: с царской арки восхищался Государь Наследник стройною красотою зодчества, при разнообразии частей храма. Трогательные минуты ожидали нас в соседнем приделе св. Александра Невского, устроенном по усердию Государя Императора, в год рождения своего первенца. Жуковский снял со стены рескрипт на имя Архиепископа Августина, и подал Великому Князю, который прочел в слух радостную весть о своем рождении и чувства благодарности Августейшего родителя Богу, сохранившему мать и младенца; – а сей младенец уже стоял пред нами величественным юношею; он нежно обнял своего доброго наставника и, написав на обороте рескрипта имя свое, обещал также лампаду к иконе Невского.

Многочисленные церкви на хорах, библиотека с некоторыми древними рукописями, из коих немногие однако же восходят далее времен Никона, портрет его, писанный во весь рост в кругу учеников, попеременно привлекали взоры Его Высочества, и он сожалел, что время и сырость истребляют краски сего портрета. Открыли ризницу, наполненную по большей части воспоминаниями одного Патриарха, его утварью домовою и служебною: модели Иерусалимского и Вифлеемского соборов в особенности были любопытны. Там же хранятся панагия и сосуды, пожертвованные Государем Императором при сооружении придела Невского. Таким образом, память о своем благословенном рождении повсюду сопутствовала Цесаревичу, посреди возвышенных воспоминаний о новой жизни, даруемой нам чрез воскресение Христово.

Когда спустились с хоров, я продолжал сравнивать Его Высочеству оба Иерусалима и постепенно указывал гробы Иосифа и Никодима, место где явился Спаситель Магдалине, обращенное в церковь благочестием Императрицы Марии, Гефсиманию с темницею и приделы: Лонгина сотника, Разделения риз и Тернового венца. Мы сошли и в подземную церковь Царицы Елены. Государь Наследник сел на ее каменное место у того окна, отколе смотрела она в Иерусалиме, как отрывали залог искупления, и я мысленно пожелал ему той радости, какую чувствовала Елена, когда обрела честный Крест. У колодца обретения, на самой оконечности храма, Цесаревич еще однажды желал знать, все ли это подземелье подобно Иерусалимскому? и услышал, что все так, исключая колодца, которого там нет.

Величественно представился взорам алтарь главного Воскресенского храма с пятью Патриаршими местами и семиярусными хорами, на память Вселенских Соборов. Я объяснил, по древнему чиноположению, места занимаемые Восточною Иерархиею, во время общих совещаний или богослужения: кафедра Константинопольского Патриарха, как старшего Архиерея, на средине; по сторонам ее стоят: направо кафедра Александрийского, налево Антиохийского, а места Иерусалимского и Московского, как младших, по краям. Великому Князю понравилась глубокая мысль древле совершавшегося обряда, когда постепенно восходили певчие на вершину хоров алтаря, по мере возрастающей важности литургии, и сам он, как бы подражая сему таинственному восходу, Голгофою заключил обозрение храма, поднявшись на нее из алтаря скорбным путем Спасителя.

Там, с чувствами благочестивого любопытства, Государь Наследник раскрашивал о священной местности Голгофы: таков ли скорбный путь на нее в Иерусалиме? и как обсечена там скала? и где самое место водружения Креста? и каким образом спускают здесь и там плащаницу с Голгофы, подражая снятию со Креста божественного Тела? – В сих живых вопросах сияла чистая, пламенная любовь к Искупителю, и утешительно было удовлетворять им, беседовать о событиях Голгофы с тем, кто глубоко проникнут ее воспоминаниями. Еще умилительнее было видеть Великого Князя, приникшего челом к самому отверстию камня, где некогда водружен в Иерусалиме залог нашего спасения: подобие сего великого креста осенило здесь, во всю высоту свою, смиренно припавшего к его подножию.

Наконец мы сошли с Голгофы в то подземелье, где, по преданиям Палестинским, выпала из расселины глава искупленного Адама, где воздвигнут алтарь Предтечи, последнего Пророка о грядущем Христе, и где гробница Мелхиседека, бывшего образом Христовым. В Палестине два царственные витязя лежат на страже сего подземного храма, освобожденного ими, Готфрид и Балдуин; а здесь избрал себе вечный приют основатель Никон. Его железные вериги зазвенели над гробом в Царственной руке, которая хотела их взвесить.

Соборная молитва пред дверьми Св. Гроба опять привлекла к нему все мысли и чувства. Великому Князю угодно было слышать воскресные гимны торжественного молебна, которые совершаются таким образом только в обоих Иерусалимах; – запели канон Пасхи, как на светлой утрени, и отрадно раздавалось под сводами храма, в виду упраздненного гроба: «Христос воскресе!»