Слово в день священного коронования Благочестивейшего Государя Императора Александра Александровича, 1888 года.

Кийждо вас ближнему да угождает во благое к созиданию (Рим. 15:2).

В наше время одним из признаков просвещенного человека признается, так называемая, широта взгляда на жизнь, или склонность к рассуждениям об общем благе, о благе своего сословия, своего народа и даже всего человечества. Много об этом говорится, много пишется и многое в этом направлении делается, – правителями по обязанности, писателями по доброй воле и благожелательству. Всех же более подвизаются на этом поприще современные философы, построевающие целые системы и планы для благоустроения жизни всего человечества не только в настоящем, но и в будущем, обещая ему благосостояние непрерывное и постоянно возрастающее под именем прогресса. Разнообразие, а иногда и противоположность взглядов мыслящих людей на общее благо невольно, по самым требованиям здравого разума, заставляет усомниться в верности многих из них; а применение некоторых учений к современной жизни, сопровождаемое бедствиями, как, например, учения социалистов, побуждает людей здравомыслящих не только их остерегаться, но и противодействовать им. Но, не говоря уже о построениях прямо ложных и вредных, сколько возникает у руководителей человечества проектов отвлеченных, мечтательных, не применимых к опыту, иногда не соответствующих условьям местности, характерам и историческому складу народов, иногда преждевременных и для большинства непонятных! А что касается самих народов, то в них гнездятся эгоизм, упорство, неразвитость, предрассудки, недоверие к сословиям руководящим и разные пороки, не поддающиеся никаким исправительным человеческим мерам. Все это взятое вместе способно отнять у руководителей всякую ревность и охоту к устроению общего блага и довести их до отчаяния; а в народах породить убеждение, что каждый сам по-своему должен заботиться о себе и урывать, где можно, блага жизни, не стесняясь в средствах и не останавливаясь даже пред преступлениями. Между тем стремление людей к порядку и благосостоянию так естественно, установление единообразных и неизменных начал жизни и путей к счастью так желательно и необходимо, что многими истинными благожелателями человечества из древности овладевало недоумение: отчего же это в самом деле все в мире идет к своим целям и действует по таким верным и постоянным законам, а человек, и только один человек, обречен на искание путей к счастью, на ошибки в этом искании и вследствие ошибок на страдания?

Это недоумение всегда имело полную силу и значение, и было неразрешимо для народов языческих, но не для христианских. К современным христианским народам в этом отношении можно применить слова пророка Иеремии, сказанные в век заблуждений народу израильскому: „вы оставили источник воды живой и наделали водоемов с трещинами, в которых не держится вода“ (Иер. 2:13).

Посмотрите, какой прямой и верный путь к решению этого великого вопроса указывает нам св. Апостол Павел в одном кратком изречении: „каждый из нас, говорит он, должен угождать ближнему во благо, к назиданию“.

Здесь заключаются два указания на глубочайшие основания общего блага. Во-первых, каждый, кто бы он ни был, должен „угождать“, или служить своему ближнему; во-вторых, служение это должно быть направляемо „во благо“ ближнему, „к назиданию“.

В первой части этого апостольского наставления особенно важно для нас в настоящее время указание на то, что устроение общего блага надобно начинать не столько сверху, сколько снизу, – не столько с общих взглядов и законоположений для общественного благоустройства, сколько с направления каждого члена общества на прямой путь к этой цели. Увлеченные в область всякого рода научных воззрений и общих соображений, мы привыкли смотреть на народы и государства, как на великие здания построеваемые царями и правителями посредством известных учреждений, распоряжений, предписаний, и наиболее заняты этими законодательными и распорядительными работами, полагая в них всю сущность государственного благоустройства. Мы думаем, что стоит только там пристроить, тут переделать, здесь поправить, – и все пойдет как должно. Апостолы думали иначе. И для построения обыкновенного здания нужны, кроме планов, хорошие материалы и исполнители, а тем более для здания государственного, где, по слову Апостола Петра, материалами служат „камни живые“, свободные, которые нельзя класть насильно в стены общественного здания, но которые, на основании „живого камня Христа“, должны укладываться сами и „устроять себя в дом духовный“ (1Пет. 2:4–5), под которым разумеется все христианское общество, следовательно и государство. Поэтому и св. Павел обязывает каждого из нас участвовать в деле общественного благоустройства. Трудолюбивые муравьи, которых приводит нам в пример слово Божие (Прит. 6:6), из мелких крох строят, сравнительно с каждым из них огромные здания; казна государственная из малых податей большого населения складывается в многомиллионные суммы. Так и сумма общего блага составляется из усилий и трудов непременно каждого гражданина.

Для успеха в этом великом деле от каждого из нас требуется прежде всего одно необходимое условие: не поглощать чужого блага, не смотреть на общество, только как на среду, из которой я всеми способами имею право извлекать собственные выгоды и удовольствия, а отдавать ему себя на служение, и свои силы и средства на пользу. „Никто не ищи своего“, говорит Ап. Павел в другом месте, „а каждый пользы другого“ (1Кор. 10:24). Итак, очевидно, здесь в основание всей деятельности гражданина полагается христианское самоотвержение, – эта величайшая нравственная сила, направляющая от частных лиц в общественную среду и душевные дарования каждого, и силы телесные, и богатства, и труд, и самые жизни в качестве жертв для общего блага. Понятно, что если из таких приношений от каждого слагается общее достояние. то, наоборот, от употребления каждым всего своего единственно для себя общее благо истощается и расхищается. Поэтому, напр., кто не заботится о надлежащем развитии своих сил и способностей с целью быть достойным и полезным гражданином, тот крадет самого себя у общества и становится обременяющим его членом. Кто не трудится во всю свою силу, а только из крайности для удовлетворения своих личных потребностей, тот лишает общество избытка своих сил и трудов, который непременно должен быть у него при надлежащем употреблении своего времени. Кто, занимая высокое общественное положение со властью в руках, не посвящает всех своих сил благу вверенных ему людей, а расширяется и расплывается в просторной среде, открытой для самоугождения, – тот как бесплодная смоковница, по евангельскому, выражению, вскую и землю упражняет(Лк. 13,7). Кто при богатстве не руководствуется правилами христианского воздержания, простоты жизни и самоограничения, тот легко может счесть, сколько жизней могло бы быть поддержано, развито, а иногда и сохранено от преждевременного угасания, если бы он „не искал только своего, а пользы другого“.

Как легко с этой апостольской точки зрения разрешаются вопросы и затруднения, неразрешимые для современных новоизмышленных учений об уничтожении бедности, о разделении труда и капитала, об уравнении прав и сословий и т. п. Учением Христовым все распределяется и уравнивается, но не насильственно, не расхищением, не стачками, не грабежами, – а свободно, посредством уступок, раздаяний, пожертвований от большого малому, от сильного слабому, от имущего неимущему, по высочайшему примеру нашего Господа, пришедшего в мир не для того, чтобы Ему служили, а чтобы послужить и отдать Самого Себя для спасения многих (Мф. 20:28). При одушевлении христианского общества истинною любовью к ближним, при глубоком убеждении в обязанности делиться избытком, явятся и подвижники любви, готовые, по примеру вдовы Сарептской, поделиться при нужде последнею горстью муки и последней ложкой масла, как поделилась она с пророком Илиею. Христианство предназначено для благоустроения всего мира: делись своими силами, средствами, успехами – родной с родным, сосед с соседом, делись село с селом, город с городом, народ с народом: тогда взойдет заря общего благоденствия в целом человечестве.

Отсюда видно, что главная ошибка мыслителей нашего времени, строящих планы для общего блага на бумаге и в воображении, состоит в том, что они думают уничтожить все бедствия жизни переустройством внешних условий человеческих обществ без внутреннего, деятельного преобразования и усовершенствования каждого человека и целых обществ. Они думают изобрести средства сохранить для себя все удобства и наслаждения, и в то же время уничтожить все человеческие бедствия и страдания. Они забывают, что наша земная жизнь не праздник, а рабочая пора, что можем надеяться на успокоение только за гробом, что и самые наши бедствия и страдания могут быть только облегчаемы, но не могут быть совершенно уничтожены. Ныне этот взгляд на жизнь зовут суровым, безотрадным (ригористическим), и средства, предлагаемые христианством для благоустроения жизни, слишком трудными. Правда, путь этот труден, но христианское учение этого и не скрывает; однако же вместе с тем оно дает понять, что другого пути нет. Затем, что такая деятельность безотрадна, – это несправедливо. В этих жалобах слышится голос ленивой и страстной плоти и обнаруживается незнакомство ропщущих с радостями духа, возрастающего в подвигах самоотвержения. Между тем никто не может сказать, что в этом направлении жизни не заключаются все данные для устроения общего благосостояния. Представьте себе умножение в обществе людей с христианским самоотвержением, готовых на всякие посильные жертвы для блага ближнего, и вы согласитесь, что с ними умножатся силы для общественного благоустройства. Вы согласитесь, что в среде таких людей меньше будет охотников до чужой собственности, что прекратятся воровство и современные хитрые способы ограбления ближнего; уменьшатся судебные процессы; убийства и подобные им преступления будут возбуждать общий ужас и отвращение; семейства будут рассадниками доблестных деятелей на всех поприщах общественной жизни; в сознании общества утвердится идея народа и государства, как родной семьи, за которую каждый готов будет умереть, и где похищение общественного капитала и казнокрадство будет также омерзительно, как ограбление отца, матери, брата и сестры.

Нам скажут, что это идеал неосуществимый во всей полноте в целых народах и государствах. Правда. И по христианскому учению это есть устроение царствия Божия на земле, а потому оно и не может быть вмещено во всей своей божественной чистоте и целости в нашем грешном человеческом мире, но мы призваны искать, желать его, молиться о водворении его в нашей жизни, и в приближении к нему находить собственное благо, – верное, прочное и постоянно возрастающее. Наше несчастье именно в том и состоит, что этот священный, небесный идеал человеческого преуспеяния мы заменяем мечтательными учениями о прогрессе, устанавливая идеалы не той почве, на которой они должны быть утверждаемы, и не в тех чертах, каких требует от них природа человеческая.

Но продолжим изъяснение взятого нами апостольского наставления. Во второй его части требуется, чтобы служение ближнему „во благо“ направляемо было к его „назиданию“. Назидание на языке священного писания значит утверждение в жизни духовной. Апостол дает понять, что только внутреннее, духовное благоустроение составляет истинное, неотъемлемое благо каждого человека и вместе с тем обеспечивает обладание всеми благами внешними. Иначе и быть не может. Если же главное условие созидания общего блага состоит в самоотвержении, то самоотвержение не только недостижимо, но и немыслимо без утверждения в жизни духовной. Низшая половина человеческого существа есть плоть. Если мы знаем христианское учение о борьбе между плотью и духом (Гал. 5:17) и имеем хотя некоторое опытное познание об этой борьбе: то мы убедимся, что нашей плоти еще менее свойственно самоотвержение, чем бессловесному животному. Спросите естествоиспытателей, можно ли животному не только хищному, но и кроткому, домашнему, привить благородные человеческие чувства бескорыстия и самоотвержения? Сколько ни усиливаются материалисты отыскивать в них эти свойства, но никогда не могут сказать утвердительно, чтобы животным не руководил во всех его действиях и привязанностях эгоизм, грубая польза, не знающая никакого высшего идеала. Но слово Божие говорит о человеке, что он, когда руководится одними плотскими побуждениями, становится своекорыстнее, жаднее, хитрее, и безжалостнее животного; так как животное вращается в области своих инстинктов и ею ограничивается, а развращенный человек выходит из круга естественных потребностей в безграничную область беззакония и преступлений. Из этого видно, что требование христианства, чтобы общественное благо было утверждаемо на преуспеянии в жизни духовной, а не на расширении жизни плотской, основывается на коренных законах природы человеческой. В нашей совести как бы утверждены весы, и мы можем наблюдать, как на одну чашку их мы кладем чистые помыслы, благочестивые желания и добрые дела, направленные в пользу духа, а на другую все, что служит к угождению плоти. Смотрите, где окажется перевес. По той мере, как вы склоняете свою деятельность в пользу духа, в вас развиваются и духовные свойства, – страх Божий, опасение греха, стремление к внутренней правоте, честность, благородные чувства сострадания и любви. Но по мере вашего склонения к внушениям плоти в вас возникает страсть к наслаждениям, а затем является своекорыстие, эгоистическая забота о себе, очерствение сердца, равнодушие к человеческим скорбям и охлаждение к общему благу.

Два пути к утверждению в духовной жизни указывает нам слово Божие: духовное просвещение и духовный подвиг. Первое состоит в уяснении в нашем сознании истинной цели нашей жизни, т. е. приближение к Богу для вечного блаженства с Ним, второй в свободном делании добра согласно с волею Божией, и в усилиях нашей воли к устранению препятствий, встречаемых на этом пути со стороны плоти. В какой мере направление нашего века соответствует этим основным требованиям христианства, в такой же мере мы можем надеяться на благоустроение нашей общественной жизни. Поставьте мысленно эти весы совести на широком поле нашей общественной деятельности и посмотрите, какими плодами просвещения и какими подвигами мы их нагружаем. Начнем с просвещения.

Справедливость требует сказать, что ни один век так не заботился о просвещении, как наш. У всех христианских народов и у нас все заботы направлены к просвещению. Особенно мы спешим в этом деле и гоним наш народ к образованию, оглядываясь во все стороны, для какой бы отрасли знания, искусства, промышленности, земледелия, ремесла нам еще открыть учебное заведение, или школу. Но здесь самое важное то, какой характер и какое направление получает наше просвещение. Чтобы нас не обвинили в произвольной оценке этого направления, мы укажем на то как определяют его наиболее передовые его ревнители. „Наш век практический“, говорят они, „древнее аскетическое направление не соответствует потребностям нашего времени“. На этом основании самые умеренные из них отрицают строгие требования христианства относительно нравственной стороны просвещения, и от него самого требуют уступок духу времени. Так нашему веку представляется просторнее и свободнее действовать в принятом им направлении. Куда же направляется наше просвещение? Очевидно, к жизни внешней, к умножению ее удобств и к украшению ее. В пользу духа и его вечных интересов раздаются только единичные голоса, заглушаемые шумом этой ученой суеты, по выражению Соломона (Еккл.1:13–18); от того и наука обращается в средство и орудие для приобретения внешних благ жизни и своих питомцев делает себялюбивыми искателями обогащения и роскоши. Говорят: „не можем же мы отстать от века и других просвещенных народов: нам нужны все знания и все отрасли образования, чтобы наш народ не остался в состоянии дикости среди просвещенного мира“. Не будем рассуждать о том, что нам нужно из современных научных знаний и в какой мере нужно, что можно бы ограничить, и без чего можно было бы обойтись, чтобы не загружать и не обременять умов тяжестью бесплодных познаний; скажем только словами Спасителя: сия подобаше творити и онех не оставляти (Мф. 23:23). Наука, вытесняющая христианское благочестие, есть не созидательница, а разрушительница общего блага.

Еще легче видеть это погружение людей нашего века в чувственность в современном искусстве. Что все эти художники слова, кисти, пения, театра, раздражающие плотские страсти литературными произведениями и картинами, разъезжающие по свету со своим пением и представлениями, „угождают ближнему“ не „во благо и не к назиданию“, – это ясно само собою. Что ничто здесь не напоминает о духовном подвиге, о самоотвержении, о бескорыстном служении человечеству, – об этом разве дети могут спорить.

Посмотрите на современную промышленность. Она гордится новейшими изобретениями и усовершенствованиями, но вместе с роскошью, которую она питает, растет народная нужда и скудость в необходимом; рабочие классы в просвещенном мире стонут под тяжестью непосильного труда: у промышленных наций процветает искусство сбытом своих произведений разорять образования; в мелкой торговле подделка и обман составляют зло, с которым повсюду не знают, как справиться, и сильные правительства. И мы, православные, начинаем вздыхать о том, что ныне не находим чистой свечи и чистого елея для возжжения их с молитвою пред святою иконою. Уж если в приготовление предметов, назначенных для священного употребления, так нагло вторгаются обман и подлог, то дивно ли, что он царит в торговле предметами житейского быта? Попытайтесь здесь отыскать следы бескорыстного служения общему благу.

Но скажут: „наш век более всех веков предшествовавших отличается благотворительностью. Никогда прежде не было такого множества благотворительных заведений для всякого рода нуждающихся“. Правда. Из этого видно, что в наше время еще говорить христианская совесть; но посмотрите, что плотское направление века делает с этою прекраснейшею христианскою добродетелью, как оно густо окрашивает в свой цвет и чистые духовные движения общества. Средства на дела благотворительные не всегда у нас стекаются прямо из сердечного христианского расположения и из чистых рук благотворителей, а выманиваются различными хитростями и подкупами плоти посредством так называемых благотворительных увеселений, умножаются приманками женской красоты в благотворительных лотереях, наконец, наградами и отличиями. В самых благотворительных заведениях много изысканности, прихотливости, а иногда и роскоши порождаемой тщеславием благотворителей. Уклонившись сами от простоты жизни, благотворители и нуждающихся думают снабдить теми же удобствами, какие любят они сами. Благотворительность общественная, шумящая и много обещающая, в бедных классах населения раздражает жадность к даровому хлебу, желание сбыть детей на чужие руки, отцов и матерей в общественные богадельни. Где тут начало, где конец заблуждениям и ошибкам, что и как нужно поправить и ограничить, этого не решит современная мудрость, запутавшаяся в ложных и односторонних воззрениях. Одни заблуждения оправдываются другим; тронешь одно, боишься повредить другому, где кроется иногда и искра добра, которую жалко погасить. Требуется, как ныне говорят, коренная реформа общественных учреждений. О, да избавит нас Господь от этих реформ на современных началах общественной жизни!

У нас, русских, коренная, благонадежная реформа под руками, это исправление нравов под руководством чистейшего учения и благотворнейших учреждений православной Церкви. Разумеется, положить начало и подать пример этого исправления должны передовые, просвещенные классы нашего народа. Прежде всего им нужно поудержаться от писания и обратиться к деланию. Духовное просвещение и нравственный подвиг – вот пути к истинному преобразованию современного общества. Умерьте суету научного образования, сдержите страсть к роскоши и плотским наслаждениям; прекратите это празднолюбство и брожение, без разбора дней, от одного увеселения к другому; примитесь за труд отрезвления и пробуждения духа силою веры и благодати Божией. Этот труд приведет за собой духовный опыт; этот опыт даст истинную христианскую мудрость; а эта божественная мудрость, воплощаемая в целом народе, все поставит на свое место. Аминь.