Рассказы из истории христианской аскетической жизни

Посты у древних языческих народов, у иудеев. – Строгость соблюдения положенных Церковью постов в древности. Посты древних восточных монахов, предписываемые монашеским уставом. – Посты древних западных монахов, предписываемые монашеским уставом. Произвольные пощения отдельных аскетов на Востоке и на Западе в древности.

Посты составляют один из отличительнейших признаков аскета. Нет аскета, который бы не постился. Кто не постится, того не считают аскетом. Поэтому нередко аскет и постник считается за одно и то же. Пост заключается, как известно, не только в том, что известное лицо воздерживается от известных родов пищи или употребляет пищу в самом умеренном количестве, но и в том, что с этим родом воздержания соединяется отречение от всяких крепительных и приятных напитков, и вообще от всего, что может услаждать чувство вкуса.

Посты не составляют исключительной принадлежности христианской Церкви. Посты были важнейшей составной частью всякого рода посвящений; так, они имели место при вступлении человека в высшую касту, например, при вступлении в число воинов, при возведении в должность военачальника или жреца. Посты встречаем в многочисленных жреческих кастах древнего мира, причем там иногда того или другого рода воздержания простирались на целые нации. Так, всем последователям Будды совершенно запрещена мясная пища. У индусов-браминов это же требуется, по крайней мере, от лиц, принадлежащих к жреческой касте. В среде браминов встречаем отшельников или кающихся, которые не употребляют в пищу ничего приготовляемого на огне; отправляясь в пустыни, они ничего не берут с собой, кроме палки и глиняного кувшина; они не берут с собой ни огня и ничего прочего, что служит к приготовлению горячей пищи. Что у древних ассирийцев употребляемы были посты, на это ясное указание находим в Библии (Ион. 3, 6). Празднованию мистерий Изиды и Озириса в Египте предшествовали каждый раз посты. О египетских жрецах известно, что они не только воздерживались от многих видов пищи – мяса (за исключением самых крохотных пташек), рыбы, лука, бобов, маиса, ячменя, но и при совершении важнейших религиозных церемоний предавались строгому воздержанию, длившемуся от семи до сорока двух дней. У греков постились члены мистериального служения и лица, вопрошавшие оракулов. Так, при вопрошении беотийского пещерного оракула Трифония полагался суточный пост. Прорицательница, дававшая ответы вопрошавшим оракула в Милете, приготовлялась к ответу строгим трехдневным постом, омовениями, уединенным пребыванием в святилище. Афинский праздник Фесмофорий предварялся совершением постов, причем афинские матроны оставались босыми и в траурных одеждах, ничего не ели и должны были сидеть на голой земле. Третий день Элевсинских мистерий проводился в посте; посвящаемые в Элевсинские таинства должны были перед временем принятия в число членов этого мистериального служения поститься от семи до девяти дней. Посвящаемые в таинства Кибелы тоже постились: им предписывался десятидневный пост. О римлянах Ливии сообщает известие, что они объявляли всенародные посты, если на них наводило ужас стечение необыкновенных явлений в природе или если того требовало указание Сивиллиных книг, на которые римляне смотрели с большим уважением.

Переходим к иудейству. Здесь замечаем то явление, что как ни много ветхозаветный закон стремился пробудить в человеке чувства смирения и уничижения, постов, однако, в древнее время у иудеев было очень мало. Ветхозаветный закон установил всего лишь один всенародный пост, – имеем в виду так называемый «день очищения»; в этот день, впрочем, требовалось от иудеев главным образом «смирение души», начиная с вечера одного дня и до вечера другого (Лев. 23, 27.32). Несмотря на то, что закон Моисеев не предписывал постов в собственном смысле, позднейшая практика показывает, что у израильского народа посты встречались нередко – как частных лиц, так и общественные. Народ прибегал к посту во время тяжелых обстоятельств в его жизни по повелению судей израильских, царей и пророков. Частные лица постились для выражения своей печали и при других обстоятельствах; примеры – Давид, Даниил, Ездра, пророчица Анна. В особенности посты получили большое значение у иудеев во время плена Вавилонского. Уже пророк Захария (8, 19) упоминает о четырех постах, которые совершались всенародно. Эти посты были следующие; в 4-й месяц (в воспоминание завоевания Иерусалима Навуходоносором), в 5-й месяц (в воспоминание о разрушении Иерусалима тем же царем), в 7-й месяц (в воспоминание о изменнической смерти Годолии: Мер. 40), в 10-й месяц (в воспоминание начала осады Иерусалима халдеями в этом месяце). Во времена Иродов посты иудеев еще умножились. Несколько раньше этой эпохи возник пост в честь Есфири, который предшествовал празднику Пурим. О частных постах упоминает книга Товита; о том же свидетельствует пример фарисеев, постившихся дважды в неделю – в понедельник и четверг: в понедельник в честь Моисея, сходившего с Синая со скрижалями Завета, а в четверг в память восхождения Моисея на ту же гору. Дальше фарисеев в постничестве шли ессеи, иудейская секта; они совершенно воздерживались от всякого мяса и вина; обед у них происходил после захода солнца. После разрушения Иерусалима число постов у иудеев еще увеличилось. Талмуд иудейский создает, наконец, целую систему постов. В особенности замечательны здесь предписания общественных постов в случае продолжительного бездождия, разумеется, в Палестине. Если осенью до 11 октября не выпадало дождя, то раввины должны были наложить на себя легкий трехдневный пост – в понедельник, четверг и следующий понедельник. Если же и после того, до 23 ноября не выпадало дождя, то следовало повторить тот же пост, причем в нем должен был принять участие весь народ, и сам пост был строже. Если же и после этого небо не разверзалось, продолжалась засуха, то следовало всенародно исполнить семидневный пост самого строгого характера; к этому присоединялись печальные возгласы, закрытие бань и лавок со съестными припасами. Если все эти посты, в общем составляющие 13 дней, оказывались безуспешными, не умилостивляли Бога, то следовало побросать всякие занятия, не исключая самых необходимых; раввины должны были поститься вплоть до месяца Нисана (марта). Если же и тогда не появлялось дождя, то это почиталось знаком Божьего проклятия (подобно тому, как это было в древности: 1Цар. 12, 17).

Приступаем к описанию постов и постничества в христианстве. Едва ли нужно говорить о постах, узаконенных Церковью. Они известны всем, по крайней мере всем известны посты Восточной церкви, которые служили образцом и для Западной церкви. Мы сделаем лишь несколько замечаний о той суровости и строгости постов, которые отличали древнюю Церковь. Древний восточный христианин строго соблюдал все посты, а они составляли две трети года; именно, постных дней в году насчитывалось от 180 до 196; в эти дни соблюдалось воздержание от мяса; притом в числе вышеуказанных постных дней насчитывалось до 140 – 150 дней, в которые запрещено было употребление и рыбы²⁵⁸. На Западе в древнее время Церкви посты тоже ставились высоко. На Толедском соборе (в VII в.) определено было, что нарушивший Четыредесятницу недостоин принимать участие в праздновании Пасхи, предписывалось ему в продолжение года вкушать мяса не более раза. Дитмар Мерзебургский (IX в.) упоминает правило, что позволявшим себе нарушать Четыредесятницу едением мяса вышибались зубы. Даже схизматические восточные Церкви строго соблюдали посты. Так, у одного армянского богослова встречаем такие рассуждения: «Кто нарушает пост в среду, тот будет осужден вместе с Пилатом. А кто нарушает пост в пятницу, тот будет осужден с безбожными распинателями».

Оставляя в стороне описание общественных постов, предписываемых Церковью, остановим внимание на тех предписаниях относительно поста, которые делались Церковью в частных случаях. Эта сторона в истории постов мало кому известна. Церковь налагала иногда посты на отдельных лиц в целях наказания или врачевания души. Иногда эти посты были продолжительны, простираясь до 40 дней. Так, сорокадневный пост в Восточной церкви налагался на бесноватых, по примеру св. Макария Александрийского, наложившего такой пост на одного бесноватого юношу. То же встречалось и на Западе. По правилам, приписываемым епископу Мартину Турскому (IV в.), бесноватый в течение первой недели соблюдения сорокадневного поста только вечером должен был съедать немного хлеба, приготовленного с солью и святой водой, а пить должен был лишь святую воду. Затем в продолжение следующих пяти недель бесноватый должен был довольствоваться самой плохой пищей, состоящей из черствого двухдневного хлеба, свиного сала и пива, или вместо последнего давалось ему незначительное количество вина. Причем он должен был строго воздерживаться от всякой зелени, от мяса птиц и четвероногих, не должен быть резать животных или присутствовать при совершении этой операции; должен пить напиток, приготавливаемый для него священником и состоявший из святой воды, смешанной с солью и полынью, для возбуждения рвоты (!).

Церковью налагались также посты на грешников для их исправления; эти посты иногда продолжались до сорока дней и даже более. Колумбан, основатель многих монастырей (VI в.), наказывал сорокадневным постом (во время которого позволялось вкушать только хлеб и воду) того монаха, который осмелился бы подать жалобу на своего настоятеля. «Требник» Колумбана к тому же наказанию присуждает смертоубийцу и того, кто вследствие неумеренности в пище и питье извергал принятую перед этим Евхаристию. За преднамеренно сделанное тяжкое преступление та же книга предписывала полугодичные, годичные и многогодичные посты; иногда такие посты продолжались до 12–14 лет. Большая часть западных «Требников» за убийство налагала сорокадневные посты, на хлебе и воде. На убийц, запятнавших себя кровью родственников, налагался пост многолетний или даже на всю жизнь, состоявший в воздержании от известного рода пищи и соединенный с другими подвигами благочестия, например, путешествиями ко святым местам. Так, папа Николай I одному франку, по имени Вимар, убившему трех своих сыновей, запретил есть мясо на всю жизнь, употребление вина в продолжение первых семи лет (за исключением, впрочем, воскресных и праздничных дней), а затем, в следующие пять лет Вимар должен был воздерживаться от вина не менее трех дней в неделю. Вимару было разрешено есть молоко, сыр, а также иметь общение с женой.

Обращаемся к рассмотрению монашеских постов, предписываемых древним монашеским уставом. Прежде всего, следует отметить явление, что основатели монашества, будучи сами к себе чрезвычайно строги по части пощений, начертали в составленных ими уставах более или менее снисходительные правила для своих учеников и последователей. Так поступали св. Антоний и св. Иларион. Св. Пахомий, основатель общежительного монашества, последуя примеру своего учителя Палемона, питался только хлебом с солью, не употребляя мяса (а если и разрешал себе масло в праздничные дни, то смешивал его с прахом или пеплом); тем не менее, он был довольно снисходителен к подчиненным ему монахам. Запретив им употребление вкусных и аппетитных блюд, а также вина, Пахомий установил, чтобы братия имели ежедневную пищу, приготовленную на огне, чтобы у них было достаточное количество хлеба; вообще заботился, чтобы монахи имели достаточную силу для полевых и ручных работ. Однажды, когда Пахомию стало известно, что монахи одного основанного им общежития, ради большего подвига, в продолжение двух месяцев не имели за столом горячей пищи, вследствие чего монастырский повар, пользуясь досугом, приготовил для продажи не менее 500 ручных изделий, он сильно разгневался за отступление от его предписаний, все изделия повара сжег на глазах изумленных монахов и обратился к ним с сильным обличительным словом. Он говорил им, что гораздо легче и удобней отказаться от пищи, которой не готовят и не ставят на стол, чем соблюдать умеренность, когда достаточная и хорошая пища предлагается для насыщения человека. Только в Четыредесятницу монахи должны были питаться более скудной пищей, и некоторые монахи в это время, как, например, монахи в Тавенне, не ели по два или по три дня и даже по пять подряд.

Мясо монахам было совершенно запрещено, оно и не составляло большой необходимости в жарком Египте. Но для большинства монахов Египта хлеб составлял главную пищу. В день монахам давалось по два хлебца, которые, по свидетельству Кассиана Римлянина, весили один фунт или 12 унций, следовательно, каждый хлебец был весом 10–12 лотов²⁵⁹. Один из таких хлебцев съедался около 3 часов пополудни, а другой после захода солнца. В постные дни монахам выдавалась только вечерняя порция. Более строгие из монахов обыкновенно довольствовались одним хлебцем в день, а иные из таковых старались съедать и того менее: так, св. Макарий Александрийский, желая превзойти некоторых монахов в Тавенне, довольствовался ежедневно 12 лотами хлеба, в продолжение же трех лет съедал ежедневно от 8 до 10 лотов хлеба. Св. Иларион, начиная от 31-го года своей жизни до 35-го года, не ел более 12 лотов ячменного хлеба ежедневно. Для Маркиана Кирского на Евфрате обычную ежедневную порцию хлеба составляла четверть фунта или только 6 лотов.

Довольно умеренные требования касательно поста монахов высказывал Феона, упоминаемый в «Собеседованиях» Кассиана Римлянина. То же самое – и Василий Великий, который, как известно, в своих правилах для монахов дал образец монашеской жизни для всего Православного Востока. Строго предписывая воздерживаться от мяса, а по временам и от рыбы, масла и вина (например, в Четыредесятницу и другие дни поста), Василий является поборником того правила, что степень пощения нужно соразмерять с состоянием здоровья и с теми трудами, какими занимается монах. Он предписывал избегать всего, что может повредить здоровью, всякого избытка в пище и слишком больших лишений в ней. Греческие монастыри последующих времен, верно следуя примеру Василия, никогда не вводили у себя слишком строгих предписаний касательно пищи.

Что касается древних западных монастырей, то и в них предписания о пище были довольно снисходительны. Главные представители и насадители монашества на Западе, хотя сами жили весьма строго, не требовали того же от монахов. А если случалось, что начальники монастырей изъявляли желание слишком ограничить подчиненных им монахов по части пищи, то эти последние иногда прямо заявляли своим начальникам, что предписания их неудобоисполнимы. Так, монахи, подчиненные св. Мартину, находя, что его требования относительно пищи слишком строги, прямо заявляли ему: «Мы, галлы, и было бы бесчеловечно нас, людей галльской нации, заставлять жить по образу ангелов». Понятно, что заявления монахов были уважены. Самым большим влиянием на Западе пользовался монашеский Италийский устав св. Бенедикта Нурсийского. Этот же устав сделался главным руководством монахов в разрешении вопроса о том, насколько строги должны быть посты монаха. Сам Бенедикт был строгим постником. Известно, что его друг Роман в продолжение трехлетнего пребывания Бенедикта в уединении в одной пещере, ежедневно приносил ему небольшое количество хлеба, причем о своем прибытии извещал Бенедикта звонком. Но в отношении к подчиненным ему монахам Бенедикт предъявлял довольно скромные требования. Так, по его правилам, монахи имели трапезу дважды в день – в полдень и вечером: на каждого монаха полагалось выдавать в день по фунту хлеба и зелень двоякого рода, чтобы каждый мог выбирать по своему вкусу; именно, в правилах относительно зелени было замечаемо, «чтобы больные и немощные, если не могли выносить один род зелени, имели возможность насыщаться другим». Где можно было найти плоды или молодые стручки, там, по правилам Бенедикта, следовало прибавлять для монахов третье блюдо, состоящее из плодов или стручков. Кроме того, Бенедикт допускает начальникам монастырей увеличивать порции для тех монахов, которые были заняты тяжелым и изнурительным трудом. Запрещено было монахам употреблять мясо, но сделано исключение для слабых и больных. Всем без исключения монахам допущено было употребление вина ежедневно, но, конечно, в малом количестве. Вина полагалось на каждого монаха по полбутылки (мера вина обозначена в правилах латинским словом hemina, точное значение которого неизвестно). Вообще нельзя не находить некоторого соотношения в предписаниях касательно пищи между монашеским уставом св. Бенедикта и таким же уставом св. Василия Великого.

Запасшись не чем другим, как только списком правил своего учителя, медным сосудом для вина и воды, одним фунтом хлеба, отправился Мавр, благочестивый ученик Бенедикта, в Галлию (543 г.), чтобы насадить здесь монастыри Бенедиктинского устава. Плацидий насаждает такие же монастыри на о. Сицилии. Григорий Великий, папа, заботился о распространении Бенедиктинских монастырей по всей Италии и вообще по всему Западу. Почитатели святого Бенедикта устраивали монастыри по правилам этого святого мужа, но иногда делали некоторые отступления. Так, в Испании, в монастырях изредка по воскресеньям допускались легкие мясные блюда, за исключением Четыредесятницы, когда пищей монахов были лишь хлеб и вода. По правилам Колумбана, дозволенными для монахов блюдами были: зелень, стручки, кисель и маленькие хлебцы: ни мяса, ни вина не допускалось. Притом пища, по правилам Колумбана, основателя многих монастырей в VI веке, давалась монахам только по наступлении вечера. В позднейшее время основатели новых монашеских обществ все более и более стали отступать от предписаний св. Бенедикта, увеличивая строгость монашеского устава по вопросу о пище. Так поступает св. Бонифаций. Чтобы противодействовать национальной наклонности германцев к напиткам, он совсем запретил монахам пить вино, а позволил пить лишь жиденькое полупиво (квас?).

Доныне мы говорили о монашеских постах, положенных различными монашескими уставами, следовательно, принудительных. От этих постов следует отличать посты произвольные, отдельных аскетов. Как произвольные, они очень разнообразны и оригинальны. Церковная история сохранила много любопытных сведений о постах подобного рода. Уже о древнейшем монахе-отшельнике, служившем во многих отношениях образцом для последующих подвижников, св. Павле Фивейском, сохранились известия относительно его замечательного воздержания в пище. Павел так мало был требователен в пропитании себя, что одно пальмовое дерево доставляло ему и пищу, и одежду, т. е. плоды этого дерева питали его, а листья доставляли ему одежду. Св. Антоний во время пребывания в пустыне претерпевал сильные искушения со стороны своего тела, не хотевшего вполне подчиниться его духу. Средством в борьбе с греховными пожеланиями был для него усиленный пост. Во время его подвижничества он жил то в полуразрушенной крепости, то в заброшенной пещере, служившей некогда для погребения покойников; единственной пищей его были хлеб и вода, которые он вкушал обыкновенно раз в день после захода солнца, а иногда через два или даже четыре дня; тем и другим, хлебом и водой, он запасался вперед на целые полгода. Ученик Антония, св. Иларион, распространивший аскетические правила своего учителя в Палестине, Финикии и Сирии, руководствовался в своей собственной жизни такой мыслью: «Чтобы укротить осла, т.е. собственное тело, для этого нужно кормить его не ячменем, а мякиной». Иларион довольствовался пищей самой неприхотливой, принимая ее через несколько дней, и наконец достиг того, что ему довольно было вкушать пищу раз в неделю. Много сохранилось древних рассказов о подвижничестве св. Макария Александрийского. Наивероятнейшим из них представляется следующий: однажды в продолжение трех лет принимал он в пищу не более 8–10 лотов хлеба в день, и в чувстве борьбы с голодом воскликнул: «Как жаль, что нет возможности наше тело, этого злого мытаря, совершенно отлучить от пищи!» О другом подвижнике, св. Макарии Египетском история рассказывает много поучительного. Так, она повествует о той мужественной борьбе, какую он вел с чувством жажды. Своему ученику Евагрию, попросившему у него воды, так как Евагрий изнемогал под палящими лучами южного солнца, Макарии сказал: «Довольно с тебя, что ты имеешь тень, которой лишены многие путешественники и мореплаватели. Подумай, сын мой, вот я уже более 20 лет никогда не высыпаюсь и не ем досыта хлеба и не пью вдоволь воды. Все это время я ем хлеб в определенной мере, воду пью тоже в определенной мере, сну посвящаю лишь немного времени, потому что я засыпаю стоя, прислонившись к стене». По долгу гостеприимства Макарии иногда позволял себе выпивать с пришельцами немного вина, но за такое невоздержание он наказывал себя тем, что потом на столько дней совсем лишал себя воды, сколько чаш вина выпито им было вместе с гостями. О другом Евагрий, Нитрийском, Палладий рассказывает, что он был очень умерен не только в употреблении хлеба, но и воды; относительно последней Евагрий говорил: «В избытке принятая в тело вода порождает в голове пустые фантазии и возбуждает воображение, и таким образом дается место злобному демону». Подобного же рода подвижничеством, заключавшемся в самоограничении по части употребления воды, известен ученик св. Антония Пиор: в продолжение тридцати лет он жил в скитской пустыне при колодце, соленую и горькую воду из которого никто не мог пить, кроме него. Подвижник Арсений, чтобы не доставлять удовольствия чувству обоняния, которое у него было тонко развито, не употреблял другой воды, кроме вонючей, в какой он размачивал свой сухой хлеб и пальмовые листья. Также Постумий так мало заботился об удовлетворении чувства жажды, что у него высох и растрескался язык. Мероза, один из монахов, никогда не пил ни вина, ни воды; он довольствовался размоченным хлебом, да и в этом отношении он старался, сколько возможно, ограничивать себя. Иоанн Мосх рассказывает, что один монах, которого он не называет по имени, в продолжение трех лет настолько воздерживался от питья, что, наконец, заболел горячкой. Другие аскеты выражали свое подвижничество в том, что они воздерживались от всякого хлеба. Так поступали Авраам Каррский и Евагрий, так делал Иларион. Последний под старость, от 64 по 80 год своей жизни, питался только кочанными листьями, немного посыпанными мукой. А Посидоний Фиваидский и монах Алас лишали себя хлеба в продолжение целых десятков лет, – первый в продолжении сорока, а второй восьмидесяти! Палладий рассказывает о некоем Иоанне, что он до девяноста лет питался лишь плодами древесными и никогда не употреблял пиши, приготовленной на огне. Другие подвижники показывали свое воздержание в том, что они хотя и имели перед глазами пищу, но старались как можно дольше не вкушать ее, приучая себя как бы совсем не обращать внимания на пищу. Так поступал Павел Препростой. Какую воздержанность проявляли подвижники, когда им представлялся случай съесть что-либо особенно вкусное и приятное, об этом можно составить себе представление на основании следующего факта. Однажды Макарии Александрийский получил в подарок виноградную ветвь с ягодами; не желая доставить себе удовольствия поесть этого вкусного плода, он переслал подарок одному из подвизавшихся с ним монахов, а этот по той же причине – другому, другой – третьему и т.д.; наконец, ветвь виноградная возвратилась к самому Макарию. Еще другие подвижники Востока проявляли свой аскетизм в том, что они совсем не ели помногу дней подряд, ели не более двух раз в неделю, или же если и принимали пищу более двух раз в неделю, то в самом незначительном количестве. Питирион вкушал свой кисель только два раза в неделю; Елпидий в течение 25-и лет вкушал пищу только по субботам и воскресеньям, поэтому на вид он казался скелетом из кожи и костей. Св. Феврония ела понемногу один раз в два дня. Св. Евфросия или Евпраксия, дочь сенатора Антигона, сначала постилась два дня в неделю, потом четыре, наконец – шесть с целью победить лукавого, искушавшего ее в сонном состоянии. Св. Савва, живший в пещере близь Едессы, наконец достиг того, что мог принимать пищу только раз в неделю, и притом самую скудную, состоявшую из просяного хлеба с водой и солью. Некто отшельник Иоанн целых три года ни ложился, ни садился, а только стоял, а силы свои подкреплял единственно Евхаристией, которую принимал каждую субботу. Подобное же рассказывает Иоанн Мосх об отшельнике Марке, именно, что он в течение 63-х лет вкушал немного пищи только по воскресеньям. Некоторые подвижники выдерживали даже сорокадневный пост по подражанию Моисею, Илии и Иисусу Христу. В этом отношении известны: св. Симеон Столпник и описываемый Мосхом отшельник Иоанн Капаразимский; о таких лицах, которые отваживались на двадцатидневный пост, упоминает св. Григорий Богослов. О св. Марии Египетской, которую Восточная церковь представляет образцом постничества, известно следующее: пребывая в восточно-иорданской пустыне, она в продолжение трех лет пропитывалась взятыми ей с собой хлебами, и затем целых сорок лет питалась только злаками и водой, какие доставляла ей пустыня. Когда ее, считавшуюся уже давно умершей, встретил благочестивый монах Зосима и предложил пищу, то она была в состоянии съесть лишь три чечевичных зерна, так как она совсем отвыкла от обыкновенной человеческой пищи²⁶⁰.

Самопроизвольные посты западных аскетов представляют большей частью подражание вышеописанному нами восточному подвижничеству. Начиная с V в. и до позднейших времен история Западной церкви представляет много примеров постничества. В период Меровингов (V – VIII вв.) представителями постничества в исключительном его виде служат следующие лица: Лупициний, основатель одного уединенного монастыря на Юре (460 г.), единственной пищей которого был киселеобразный напиток, состоящий из воды с мукой и отрубями, но без соли, масла и молока, Геновефа († 512 г.), которая, начиная с пятнадцатого года своей жизни постилась по пять дней в неделю, – она по воскресеньям и четвергам вкушала пищу, состоящую из ячменного хлеба и вареных бобов; аббат Сенох († 550 г.), который ежедневно вкушал не более фунта ячменного хлеба и равное же количество воды, но и то в обыкновенные дни, а в дни поста он еще увеличивал свое воздержание; сюда же относятся многие мужи аскетического характера в Галльской церкви, описанные Григорием Турским. К этому же периоду относится св. Григорий Великий, папа, который, по крайней мере, в дни своей молодости, когда он был еще простым римским монахом, питался только зеленью, сваренной в воде; эту пищу посылала ему ежедневно его мать на серебряном блюде (она была из богатого дома), которое впоследствии было заменено простым глиняным, именно, когда Григорий в качестве милостыни отдал серебряное блюдо одному человеку, потерпевшему кораблекрушение. Нужно, впрочем, заметить, что Григорий слишком строгим постом настолько расстроил свое здоровье, что должен был оставить всякое произвольное пощение, ограничиваясь постами, положенными Церковью. Еще следует упомянуть о подвижнике Тиллоне, который во время своего пустынножительства принимал пищу только раз в день, и притом после захода солнца; пищей его обыкновенно были яблоки и сок из злаков, хлеб же и соль он употреблял в пищу единожды в три дня.

Вретище Ветхого Завета и власяница христианских времен; примеры ношения власяницы на Востоке и Западе; предсмертная власяница. – Босоножие, его происхождение; отдельные примеры босоногих. – Полное и постоянное обнажение или отречение от всякой одежды, исторические сведения относительно этого предмета; мысли древних христианских писателей о простоте одежды и борьба их против украшений (Климент, Тертуллиан, Иероним, св. Златоуст). – Самолишения в ночном отдыхе: лишение ночного сна, сон на голой земле или в неудобных положениях на Востоке; исторические сведения по этому предмету о западном христианском обществе. Аскетическая борьба с холодом и стихиями. – Провождение жизни под открытым небом, вне жилища; примеры из истории христианского Востока; крайне малое и тесное жилье.

В настоящей главе опишем проявления христианского аскетизма, состоящие в лишениях удобств домашней жизни, в грубом или нищенском одеянии, в обустройстве себе постели, не соответствующей цели, в проведении жизни без крова или с плохим кровом. Аскетизм этого рода можно назвать аскетизмом домашней жизни. Эти аскетические проявления большей частью основываются на примерах и предписаниях Священного Писания.

Ношение вретища, или волосяной рубашки, на голом теле под верхними одеждами составляет траурный или покаянный обычай, известный с древнейших времен Ветхого Завета; он встречается как у иудейского, так и у восточно-языческих народов (у ниневитян – Ион. 3, 6; патриарх Иаков – Быт. 37, 34). Наряду с ношением вретища употреблялось раздирание одежд, посыпание главы пеплом, сидение на пепле и прахе (2Цар. 3, 31; 3Цар. 21, 27; 4Цар. 19, 1; Мф. 11, 21; Лк. 10, 13). Вретище, эта торжественная траурная одежда Ветхого Завета, по сути дела совершенно то же, что и власяница христианских отшельников и аскетов, по их первоначальной форме и назначению. Оба выражения: вретище и власяница обозначают волосяные, а никак не грубо-холщовые одежды, в высшей степени простого покроя; делались они из грубой шерстяной материи темного, а чаще всего черного цвета (о цвете вретища дают представление следующие места Св. Писания: Ис. 50, 3: «Я облекаю небеса мраком и вретище делаю покровом их»; Апок. 6, 12: «Солнце стало мрачно, как вретище»). Под именем власяницы (Cilitium, ) древние собственно понимают покровы или одежды, сделанные из колючей шерсти киликийских козлов; или вообще это было платье, приготовленное из какой-либо козлиной шерсти. Существует мнение, что будто бы в Ветхом Завете нужно различать вретище от власяницы, и понимать под первой – верхнюю траурную одежду, а под второй – нижнюю траурную одежду. Но такое мнение неосновательно и ошибочно. Вретище Ветхого Завета само по себе было не чем другим, как обыкновенной верхней одеждой, служащей для защиты от ветра и непогоды, а также оно было принадлежностью и обычным отличием так называемых сынов пророческих и вообще пророков. Это открывается из книги пророка Исайи (20,2). Здесь дается Божье повеление пророку, носившему в качестве обыкновенного платья вретище или волосяную верхнюю одежду поверх прочей одежды, – снять вретище и нагому, т.е. в одной нижней одежде (рубашке), и босому, без сандалий ходить по улицам в обозначение скоро последующему отведению египтян и эфиопов в плен ассирийцами. Но ту же одежду надевали на голое тело, когда желали выразить чувство печали или покаяния (4Цар. 6, 30).

В христианские времена власяницей обычно называли шерстяную одежду, носимую прямо на голое тело, причем иногда она скрывалась под верхней одеждой. Ношение на голом теле власяницы основывалось на примерах св. Иоанна Предтечи, обычной одеждой которого была власяница из верблюжьего волоса (Мф. 3,4), и пророка Илии (4Цар. 1, 8). С III в. о ней часто упоминают христианские писатели. Тертуллиан говорит, что кающийся должен облекаться во власяницу и посыпать себя пеплом. Св. Киприан внушает падшим, т.е. отказавшимся от христианства в гонение, умилостивлять Бога слезами, уничиженным лежанием на земле, ношением власяницы. В среде монашества с IV в. эта одежда входит в употребление чуть не во всеобщее. Так как власяница служила выражением чувства покаяния и самоуничижения, то Кассиан Римлянин запрещал монахам носить власяницу постоянно и единственно власяницу, ибо употребление власяницы в качестве обыкновенной и единственной одежды могло воспитать в носящем ее чувство духовной гордости и самомнения. Он внушал монахам носить вместо власяницы холщовую нижнюю одежду подобно тому, как египетские киновиты носили тунику с короткими рукавами и широкую мантию из козлиной шерсти (на основании новозаветного выражения: в милотях (Евр. 11, 37)²⁶¹. С V в. монахи на Востоке и Западе носили власяницу прямо на голое тело большей частью только в известные времена, например, в дни постов или же в знак покаяния в каком-либо прегрешении. В остальное время власяница имела значение верхней одежды и носилась поверх нижнего платья. В начале появления монашества такие великие мужи, как св. Антоний, св. Иларион и другие патриархи монашеской жизни носили власяницу постоянно на голое тело и находили себе подражателей. Впоследствии примеры этого рода встречаются реже; ношение власяницы встречаем только у тех лиц, которые отличались особенным подвижническим терпением. К числу таких подвижников принадлежат – греческий святой Феодор Трихина, т.е. волосатый, память которого празднуется 20 апреля; Елигий (f 695), епископ Нойонский, который снимал грубую власяницу только на ночь, перед тем как отойти ко сну; ее он постилал при этом возле постели и становился на нее коленями во время молитвы.

В Средние века весьма был распространен обычай, по примеру некоторых знаменитых подвижников, как между монахами, так и между мирянами, обычай, состоявший в том, что многие налагали на себя власяницу перед смертью²⁶². Это считалось делом спасительным и душеполезным. Власяницу в этом случае возлагали на себя не только те, кто при жизни хоть иногда надевал ее, но и те, кто совсем не были знакомы с ней. Власяницу или надевали на умирающего, или же расстилали ее на голом полу, посыпанном иногда пеплом, на которую и ложился умирающий. Известный Мартин, епископ Турский, умирая и вознося свои последние молитвы к Богу, одетый во власяницу, говорил окружающим его ученикам: «Христианин не иначе должен умирать, как во власянице и на пепле». Такие же примеры великих подвижников и в среде монашества – св. Антония, св. Илариона, умерших во власянице, – содействовали широкому распространению того обычая, о котором идет речь. А вслед за монахами того же обыкновения стали придерживаться и миряне всех сословий, не исключая самих королей.

В истории древнего и нового монашества, а также в рассказах о различных путешествиях ко святым местам, о крестных ходах известен еще один вид аскетического самоумерщвления, о котором теперь и поведем речь. Имеем в виду босоножие или самолишение обуви. Босоножие основывалось прежде всего на некоторых очень известных примерах из Ветхого Завета; так, Моисею приказано было снять обувь (Исх. 3, 5); Давид босым спасается бегством от Авессалома (2Цар. 15, 30), а Исайи было велено снять сандалии (20, 2–4). В практике язычников босоножие тоже встречается нередко, например, при совершении жертв в обществе пифагорейцев, при молитвенных воззваниях у римлян. В христианской древности встречаем как увещания к босоножию, так и практику того же рода. Уже Климент Александрийский в числе нравственных предписаний, необходимых для мужчины, наставляет и советует ходить без обуви. Он высказывает мнение, что самое приличное дело для мужчины совсем не носить обуви, за исключением военной службы, так как привязывание к ногам сандалий есть, по его суждению, дело постыдное и унизительное, признак рабства, подобно тому как постыдны «цепочки на ногах женщин», против которых вооружался еще пророк Исайя (3, 16–18). И действительно, об ученике Климента Оригене известно, что он в продолжение многих лет ходил босой. Другие основания для босоножия представляет известный описатель жизни древних монахов – Кассиан Римлянин. Он находит такие основания для монахов в Евангелии и указывает, что босоножие предписывает сам Христос своим апостолам (Лк. 10, 4; Мф. 10, 10), хотя Христос только воспрещал апостолам брать с собой запасную обувь, повелевая довольствоваться одной обувью (Мк. 6, 9). В христианском обществе появлялись еретики, как, например, упоминаемые Августином рудипедалы (босоногие), требовавшие, чтобы все обязательно ходили без обуви. Но и вообще обычай при всех известных случаях ходить босыми ногами, например, во время епитимьи – в крестных ходах, в путешествии ко святым местам, считался всегда очень почтенным. Известно, что сами царственные особы не пренебрегали этим обычаем, например Феодосий Великий, Карл Великий. Разутость для монахов считалась делом в особенности приличным. Вообще считалось вполне достопохвальным, если кто, побеждая холод и трудности пути, ходил босой, для угождения Богу. Блж. Августин восхваляет своего друга Алипия за то, что он «будучи в высшей степени мужественным укротителем своей плоти, босыми ногами, оледеневшими от холода, ходил по Италии». Блж. Феодорит за подобное же действие возвеличивает отшельника Мерозу. В подобном же роде Мартин Турский говорит об одном аббате Сенохе. В Средние века встречаем немало подвижников из духовного и светского сословия, заявивших себя указанным родом аскетизма. Путешественники, отправлявшиеся в Иерусалим или по предписанию своих духовников, или по собственному усердию, где можно было, ходили босые. Также поступали и пилигримы, посещавшие Рим и его святыни.

Подобно тому как некоторые из христианских аскетов отказывали себе в обуви, иные из них считали возможным обходиться без всякой одежды, необходимой для покрытия тела. Примеры этого рода аскетизма встречаются в истории с глубоких языческих времен. Так, индийские аскеты еще в древнюю эпоху были известны тем, что лежали на голой земле, или прямо на камнях безо всякой одежды, кроме того покрова, какой у них состоял из клочка древесной коры или какой-нибудь шкуры; эти лица назывались гимнософистами. Их можно и в настоящее время встретить на всех улицах и публичных местах в священных городах Индии – или совершенно нагими, или покрытыми «поясом стыдливости»; они обычно лежат на пепле или на голой земле. Нагим был известный Диоген в своей бочке. Нагими ходят некоторые дервиши ислама.

В истории христианства подобные примеры встречаются нечасто. Вполне нагими ходили отшельники так называемой Скитской пустыни в Египте; при взгляде на них преп. Макарий Египетский вынес для себя то назидание, что при всей суровости жизни он еще не дошел до той степени в самолишениях, до какой дошли эти отшельники. Подобное же история повествует об одной монашеской секте – «пасущихся» (Βοσκοι), жившей в Месопотамии. Встречались также и отдельные примеры обнаженных аскетов, которые или жили в пещерах, или же под открытым небом. Сульпиций Север (IV в.) говорит об одном пустыннике Синайской горы, что он не имел другого покрова в продолжение пятидесяти лет, кроме того, какой доставляли ему его собственные длинные волосы. Нечто подобное известно о подвижниках Онуфрии и Софронии. На Западе бывали подобные же примеры. Знаменитый испанский подвижник Фруктуоз († 675), жил в таком отчуждении от всего света в своей пещере, что его легко можно было принять за дикого зверя.

Гораздо многочисленнее и поучительнее примеры крайней аскетической скудости в одежде, какой умели довольствоваться подвижники христианского общества. Уже со времен глубокой христианской древности раздаются сильные и непрестанные голоса, ратующие за возможную простоту и непритязательность в одежде. Такие знаменитые писатели древней Церкви, как Климент Александрийский и Тертуллиан Карфагенский, в своих сочинениях, можно сказать, начертали систему аскетики. Вот рассуждения Климента. Он рекомендует предпочитать простую белую одежду всякой другой, потому что в белое одеты ангелы и святые люди на небе (Апок. 6,11; 19,8); он предостерегает от пестрых и цветных одежд, так как такие одежды более ласкают взор, чем служат какой-либо практической потребности, и потому что простота есть лучшее отображение христианской правоты и святости. В Ветхом Завете, говорит Климент, уже запрещены были пестрые и смешанные из различных нитей одежды. Шелковые материи совершенно неприличны христианину не только потому, что это совершенно бесполезное изделие, но и потому, что шелк – продукт червей, служащих символом непостоянства и переменчивости духовного расположения. Жемчуг совсем не должен употребляться христианами, потому что само слово Божье уподобляется драгоценному жемчугу (Мф. 7, 6; 13, 45), потому что двери небесного Иерусалима состоят из двенадцати жемчужин, и потому что сама природа, хотя не запрещает, однако сильно затрудняет употребление жемчуга и золота, скрыв первый под водой, а второе под землей.

Носить накладные волосы, как это делают женщины, неприлично и совершенно отвратительно. Ибо носить чужие волосы на своей голове так же мерзко, как и иметь обритую голову. И на кого в таком случае будет возлагать священник свою благословляющую десницу? Не будет ли он благословлять чужую голову, когда будет касаться своей рукой таких волос у коленопреклоненной женщины, которые ей не принадлежат? Также христианину не следует украшать своей головы венками из цветов, ибо он не должен любить противоположное тому, чем украшена глава Спасителя, а Его глава носила на себе терновый венец. Вообще человек, слишком заботящийся о внешних украшениях, но недостаточно пекущийся о внутренней чистоте и красоте, уподобляется капищам египетским, которые хотя снаружи и блистали роскошью, но внутри были наполнены кошками, крокодилами и другими отвратительными животными, служившими для поклонения язычников.

В таком же тоне и даже суровее говорит Тертуллиан о внешних украшениях в особенности женщин. «Вам прилично не великолепное убранство, а траурная одежда. Ибо через вашу праматерь Еву грех вошел в род человеческий. Благодаря тебе, жена, сам Сын Божий должен был уничижиться до смерти. Всякое женское убранство, в особенности состоящее из золота и драгоценных камней, происходит от падших ангелов, есть плод той преступной любви к дочерям Евы (?), о которой говорится в 6-й главе книги Бытия. Ужели должны те, кому принадлежит суд над падшими духами (1Кор. 6, 2), позволять себе пользоваться дарами и выдумками этих последних?» В IV в. и начале V в. блж. Иероним и святой Златоуст также преподают много мудрых советов относительно одежды христианина. Иероним дает уже определенные предписания о том, как должны одеваться монахи или аскеты. Иероним требует, чтобы монахи и монахини носили бедные, грубые и темные платья, предостерегая, впрочем, от грязных и неряшливых одежд, как хвастовства бедностью. Св. Златоуст со своей стороны обличает тех, кто выставлял на вид свою, так сказать, искусственную простоту в платье. Ибо некоторые лица, хотя под предлогом простоты и носили узкую, черную нижнюю одежду, того же цвета плащи и обувь, но при этом старались копировать некоторых лиц, изображенных на античных картинах. Взамен того, он хвалил свою верную ученицу, богатую вдову Олимпиаду, ее бедное одеяние, за то, что она по внешности ничем не отличалась от самых бедных людей.

Переходим к описанию аскетических лишений по части постели. Попытки аскетов если не вполне искоренить в себе потребность во сне и ночном отдыхе, то, по крайней мере, сколько возможно ограничить удовлетворение этой потребности, попытки подобного рода так же древни, как сама аскетическая жизнь вообще. Многие из древнейших египетских отшельников старались отгонять у себя сон в продолжение целого ряда ночей или тем, что они постоянно стояли на молитве, или через напряженные телесные занятия, например, носили взад и вперед песок в какой-нибудь корзине в значительном количестве. Св. Макарий Младший для того, чтобы совсем отогнать от себя сон, в продолжение 20-ти дней и ночей не входил в свою келью, пока чрезмерность напряжения и общее расслабление не заставили войти в келью, лечь на пол и найти себе подкрепление в непродолжительном сне. Тот же Макарий однажды, сильно искушаемый демонами, целую ночь носил короб с песком из двух мер, на значительном расстоянии в пустыне. Когда же ему встретился другой монах, который хотел отнять у него эту ношу, он сказал: «Оставь меня, я мучу того, кто мучит меня и кто может заставить меня сделать еще более длинный путь, так как он знает мою леность». Макарий возвратился в келью полумертвый и совершенно разбитый от усталости. Дорофей Фиваидский днем вместе с другими носил камни, нужные для постройки келий ему и братии, а ночью, для того чтобы отогнать сон, сидя занимался плетением пальмовых веревок и никогда не ложился для отдохновения. Одни, как, например, Ориген, побеждали сон тем, что целую ночь отдавали научным занятиям, другие – тем, что предавались благочестивым созерцаниям и неустанной молитве, как, например, тот Ануф, о котором рассказывает Палладий, или тот Авраам, о котором повествует Феодорит; третьи – через постоянную беседу о благочестивых предметах с братией; так, старец Махет, по рассказу Кассиана, когда занимался такой беседой, то мог не спать несколько ночей подряд, но лишь ему стоило услышать беседу о мирских предметах, как он тотчас же засыпал. Некто Феодул причинял себе мучения тем, что ложился только на спину. Многие другие монахи спали в сидячем положении, как, например, монахи прп. Пахомия в Тавенне, которые на ночь заключались в тесные короба, принимая в них полусидячее положение, или как те монахи, о которых говорил Кассиан, что они подкладывали себе на ночь под головы снопы папируса, служащие днем братии для сидения. Некоторые из аскетов ложились ночью на голой земле. Первоначально такой способ проведения ночи предписывался грешникам в знак покаяния и был тождественен возлежанию во вретище и на пепле, о чем говорит Библия, но уже с древних христианских времен сон на голой земле стал обыкновенным явлением в среде наиболее строгих аскетов. Так, история подобное сообщает об Оригене, св. Антонии, св. Иларионе, св. Иакове Нисибийском, св. Ефреме, Григории Турском. Этот же род аскетизма усвоили себе даже христианские женщины, например Горгония, сестра Григория Богослова, Павла, высокочтимая Иеронимом римская матрона, пустынница Сильвания, о которой сверх того Палладий рассказывает, что она в продолжение шестидесяти лет совсем не мыла тела, исключая рук, перед принятием св. Причастия.

В Средние века аскеты на Западе и Востоке перепробовали все вышеуказанные способы лишать себя крепкого и спокойного сна. Большинство же из них изобретало все новые и новые способы, неслыханные средства в борьбе с потребностью сна. Архип Иерапольский спал на мешке, наполненном острыми камнями, а на том месте, где следовало быть подушке, тот же мешок был набит терновником; вместо этого ложа он иногда ложился на другом мешке, служившем ему единственной одеждой, и в этом заключалось единственное послабление, какое он допускал себе по части ночного покоя. Лупициний, знаменитый подвижник Меровингской эпохи († 460), живший в одном монастыре на Юре, неизменно проводил ночи в дупле, образовавшемся в одном дереве.

Не довольствуясь тем, чтобы делать сон как можно менее спокойным и лишать его подкрепляющего действия на человека, многие аскеты употребляли все усилия на то, чтобы сколько возможно ограничить продолжительность сна. Этого достигали отчасти через то, что старались удлинять вечерние и утренние труды и работы, отчасти через то, что, как это было в монастырях со строгим уставом, не один раз, а несколько раз будили подвижников для совершения молитвы. Как строги в этом отношении были порядки в древних восточных монастырях, об этом можно узнать из описаний Кассиана. Кассиан смотрит уже как на послабление монашеского устава, если в субботние дни бдение продолжалось не всю ночь, а давалось монахам отдохновение на один-два часа перед рассветом между бдением и утренней службой, дабы подкрепить себя тем на целый день. Умереннее были требования в этом отношении св. Бенедикта и большей части западных учредителей монашеской жизни; последние в своих предписаниях следовали его примеру. Они разрешали монахам проводить во сне в зимнее время пять часов ночью от повечерия (9 часов вечера) до восьмого часа ночи, т. е. до двух часов утра. А в летнее время, от Пасхи до первого ноября, сон еще на некоторое время удлинялся ввиду длины дня и соединенного с этим усиленного дневного труда (сон продолжался до 3 и даже до 4 часов утра). От этого более или менее общего правила, однако, отступает очень строгий монашеский устав Фруктуоза († 666). Он ввел ежедневное ночное бдение, ночное богослужение, продолжавшееся до полуночи, каковое бдение, по уставу св. Бенедикта, полагалось только с субботы на воскресенье; после ночного бдения, по уставу Фруктуоза, давалось монахам более или менее короткое время на отдых, до пения петухов (?), после чего начиналась утренняя служба. Очень строги и предписания Колумбана. В уставе Колумбана (VI в.) говорится: «Усталый монах приходит к своему одру, уже дорогой он начинает дремать; но прежде чем он заснет, его снова будят».

В настоящей главе рассказов об аскетизме, в которой шла речь о таких формах плотского самоумерщвления, как босоножие, полное обнажение, весьма кстати сообщить сведения о том аскетическом обычае, который состоит непосредственно в борьбе с чувством холода и в умышленном приучении себя к перенесению самой ужасной стужи.

У некоторых греческих философов, именно киников и стоиков, встречался очень оригинальный способ борьбы с чувством холода, состоявший в том, что они, нагие, обнимали холодные как лед статуи богов из меди или камня и старались остаться в таком положении как можно долее. В области христианской аскетики нельзя ничего указать вполне аналогичного с приведенным выше явлением; однако, можно находить в ней нечто сходное с этим последним. Так, несколько похожим поступком известен сирийский отшельник св. Иаков († ок. 450); он в продолжение двух или трехдневной молитвы стоял на обледенелой земле, причем снег валился на него в таком обилии, что его пришлось откапывать чуть не лопатами. О греческой императрице св. Феофании, жене Льва Мудрого, и других подвижницах Средних веков передают сказатели их жизни, что среди жесточайшего зимнего холода они охотнее преклоняли колена для молитвы и ложились для отдохновения на холодном каменном полу своих спальных комнат или своих молелен, чем на половике или постели. Простейший и более обыкновенный способ борьбы с чувством холода или зимней стужей состоит в постоянном нарочитом нетоплении комнат. Подобное обыкновение встречается в истории аскетизма очень рано. Так, блж. Феодорит об Аврааме, епископе в Карах (400 г.), говорит, что употребление огня он считал излишним для какой бы то ни было цели.

Самый смелый и самый тяжелый вид принимает борьба с неблагоприятным влиянием ветров и непогоды в том случае, когда аскет в продолжение многих дней или даже на всю жизнь остается без всякого крова, под открытым небом. Этот вид аскетизма, что и естественно, встречаем на Востоке, где климат, по крайней мере, в большую часть года благоприятствует такого рода жизни или значительно облегчает его. В истории подвижников древней Церкви находим многих отшельников в Сирии, Палестине, Аравии, Месопотамии, о которых говорит блж. Феодорит, и которые, по его рассказу, или стояли на столпах²⁶³, или же были собственно пустынножителями по примеру Иоанна Крестителя (Лк. 1, 80; 2, 3), или пребывали в цистернах и в открытых, не представляющих никакой защиты, пещерах, или, наконец, поселялись на подверженных холоду скалах и горных шпилях, открытых для всяких перемен погоды. Многие из этих анахоретов проводили подобную жизнь более или менее долгое время, некоторые – всю жизнь. У блж. Феодорита можно найти подобные рассказы даже о благочестивых женщинах, например Марине и Кире, носивших железные рубашки. По рассказу других писателей, известная св. Мария Египетская оставалась без крова более 47 лет, живя в дикой пустыне. Даже в позднейшее время этот род аскетизма сохранился в значительной мере. В сочинениях Евстафия Фессалоникийского, XII в., встречаем указания на многочисленных аскетов, живших вне крова, – он упоминает о столпниках, о живущих на деревьях, об обитателях пещер и т.д. На Западе, сколько известно, столпничество не привилось: когда один отшельник, по примеру восточных столпников, устроил себе столп близ Трира, то галльские епископы взглянули на это неблагосклонно и приказали разрушить столп. Тем не менее аскетическая жизнь в плохих жилищах весьма известна была и на Западе. Многие аскеты жили здесь в незащищенных от ветров пещерах, в жалком шалаше из древесных ветвей, в клетушках, сделанных изо мха. Впрочем, пещерножители в истории западного монашества встречаются очень редко.

Другие из числа восточных и западных пустынников намеренно устраивали такие чрезвычайно малые, такие узкие и такие низкие кельи, что они лишали их обитателей всяких удобств жизни. Пример подобной жизни представляет Маркиан Киррский, который в своей самодельной хижине не мог ни стоять прямо, ни лежать вытянувшись. Такие крошечные и узкие жилища, определенно, были потребностью для замечательнейших аскетов; по крайней мере, исторические свидетельства в этом роде нередки. В древнейшее время монахи прп. Пахомия ночной сон имели в коробах, похожих с виду на гробы; подвижник Варадат, описанный Феодоритом, жил в ящике, похожем на клетку, в котором были сделаны дырочки для света.