Глава 7. Отец Иоанн в храме

1

Люди, знавшие отца Иоанна Кронштадтского или изучившие его жизнь и творения, постоянно свидетельствуют о его светлой, радостной духовности, которая особенно выявлялась, когда он совершал богослужение.

Таких свидетельств, устных или запечатленных, очень много. Вот для примера некоторые, может быть, наиболее яркие из них. Выдающийся русский богослов, лично знавший отца Иоанна, митрополит Антоний (Храповицкий)²⁷ в одном своем посвященном его памяти слове выразился так: «Духом святителя Николая Чудотворца водился и шествовал отец Иоанн Кронштадтский. Ему всегда был присущ дух радостного прославления Бога, как у нас, грешных, в день Святой Пасхи… Он больше радовался, чем скорбел… Отец Иоанн проходил в своей жизни перед нами как носитель веры побеждающей, торжествующей».

Также лично знавший его мученически погибший протоиерей Восторгов²⁸ озаглавил одно из своих слов, посвященное памяти отца Иоанна: «Пасхальный батюшка». В своем слове он пишет: «Отец Иоанн Кронштадтский явился живым носителем христианской радости. В этом отношении он очень близок по духу преподобному Серафиму Саровскому». Наконец, написавший уже упомянутую выше книгу об отце Иоанне архиепископ Вениамин (Федченков) пишет в ней, что «если бы мы не знали ничего о чудесах его, о молитве, о подвигах, добродетелях, а знали бы лишь эту одну особенность его духа – благодарение, хвалу, славословие, дерзновение, радость, восторг, восхищение, то мы обязана были бы сказать: да, поистине это угодник Божий, святой человек».

И все, кто поражался такой светлой духовности отца Иоанна, знали и понимали, что она была в значительной мере порождена литургической его жизнью, являясь в конце концов отражением в нем самом Божественной литургии, которая есть ведь также и Таинство Благодарения.

Как это видно уже из предшествовавших глав, знал это и сам отец Иоанн, относивший все светлое в себе к действию совершаемой им так часто Божественной литургии. Через нее более всего познавал он Бога, потому-то и служил со столь поражавшим свидетелей его служения вдохновением.

2

Архиепископ Вениамин приводит замечательные слова отца Иоанна, в которых выражено, может быть, то самое основное, что отец Иоанн познавал о Боге через свое служение у святого престола, в алтаре. Вот эти слова в некотором сокращении: «Бог в существе Своем благословен, или есть Бог Славы неизреченной, есть… животворящая, страшная слава; …во всех творениях… открылась чудная слава, величие, велелепие (великолепие)… Но явился отступник, хулитель… Вопреки… этому хулению… Церковь Божия… непрестанно славословит Господа», но «…в чем проявилась особенно Слава Пресвятой Троицы?» – спрашивает далее отец Иоанн и отвечает: «В человеке, созданному по образу и подобию Божию, и в искуплении человека воплощением Сына Божия… Еще она (слава)… является… в святых Божии человеках». Приводя эти слова, архиепископ Вениамин замечает: «Много здесь мыслей…а самое главное: Бог – есть Бог Славы по существу». С этим нельзя не согласиться. В познании Бога как Бога Славы – разгадка как всей светлой духовности отца Иоанна, так, в частности, и его необыкновенного служения в храме».

Понятие «Слава Божия» в духовно-религиозном его значении трудноопределимо. Можно только приближенно пояснить, что Божия Слава есть некоторая сверх-красота, самоочевидная, разливающаяся, отражающаяся в творении красота Божественной любви, красота Божественного совершенства. Некоторые богословы, подвергшие это понятие основательному исследованию, например, профессор протоиерей С. Булгаков, отождествляют Божественную Славу с Духом Святым. Отец Иоанн, как видно из приведенных его слов, также сопоставляет ее с красотою (велелепием), а Святого Духа (о чем будет сказано ниже) именует прямо Красотою. Отсюда один шаг до отождествления Славы Божией со Святым Духом. Так или иначе, некоторое видение Славы Божией, Славы Божественного совершенства есть именно то, что более всего вдохновляло отца Иоанна во время его служения в храме. Да может ли вдохновлять нас что-либо, в чем мы не прозреваем Прекрасного?

3

В свете такого, выдвинутого архиепископом Вениамином, понимания духовно-литургической настроенности отца Иоанна, можно живее воспринять приводимые ниже сперва общие, а потом более подробные свидетельства о том, как он служил утреню и Литургию.

В уже упомянутом своем слове митрополит Антоний дает еще нижеследующую характеристику отца Иоанна и вместе с ней и его служения. «Разгадку (дивного влияния) отца Иоанна на людей я получил от моего друга и школьного товарища Таврического епископа Михаила (Грибановского)²⁹. Это – человек (отец Иоанн Кронштадтский), который говорит Богу и людям только то, что говорит ему его сердце… Это высшая степень духовной правды», и митрополит Антоний продолжает от себя: «В служении его Богу в Церкви не было никакого уклонения от этой высшей искренности… (оно) являлось отрицанием всякого актерства».

А вот еще одна общая характеристика, взятая из одного жизнеописания отца Иоанна: «Ясный, резкий голос отца Иоанна, задушевность и уверенность в читаемом, восторженность – производят сильное впечатление»³⁰. Подобную же общую характеристику дает и епископ Евдоким (Мещерский)³¹: «Видно… что… слово льется из глубины чистой, глубокой, верующей души. Это слово – плоть, слово – жизнь, слово – действие».

На некоторых свидетелей служение отца Иоанна Кронштадтского производило такое сильное впечатление, что в одном описании проскомидии, совершенной им в Ферапонтовском монастыре Новгородской губернии, содержится следующее показание одного очевидца: «Все присутствовавшие в алтаре были объяты страхом и сознанием своей греховности, не решаясь временами поднять свои глаза на предстоятеля»³². Из устных свидетельств приводим одно, принадлежащее лично известному автору, очень авторитетному очевидцу Литургии, которую отец Иоанн служил в одном женском монастыре в Петербурге: «Храм был переполнен, в алтаре было множество батюшек, но отец Иоанн служил, ни на кого внимания не обращая. Чувствовалось, что он весь обращен к Богу. Говорил он возгласы и молитвы отчетливо, выразительно, требовательно, порывисто и властно. Причащался со слезами на глазах».

4

То своеобразие, с которым отец Иоанн совершал богослужение и которое производило столь глубокое и благотворное впечатление на множество людей самых различных слоев населения, было запечатлено в довольно подробных его жизнеописаниях. Нельзя не привести, хотя бы в некотором сокращении, самое существенное из них. Читая их, видишь, в какой исключительной и трудной обстановке он совершал свой молитвенный подвиг.

Отец Иоанн в продолжение бόльшей части своей иерейской жизни, когда не путешествовал, служил Литургию ежедневно: в будни, чаще всего раннюю, непосредственно предваряемую утреней, начинавшейся в 6 часов утра. Здесь будут использованы свидетельства, относящиеся преимущественно к более поздней поре его жизни, когда он стал настоятелем собора и приобрел уже всеобщую известность. В эту пору своей жизни отец Иоанн не ходил уже в собор пешком, а вынужден был отправляться или в экипаже, или в санях, так как с самого раннего утра поджидавшая у его дома толпа не дала бы ему возможности дойти до храма. К этому времени вокруг алтаря нарочито для него была сооружена особая ограда и проделан прямой вход в алтарь. Через самый храм отцу Иоанну невозможно было бы туда дойти. Таким образом, первыми, кто мог видеть его в храме, были находившиеся в алтаре священно- и церковнослужители и особо допущенные туда люди.

Вот как описывает его появление в алтаре епископ Евдоким, бывший в то время еще студентом: «Среднего роста, подвижный, бойкий, лицо озабоченное, строгое… Слушая его распоряжения, можно было назвать его человеком резким и, пожалуй, грубым. «Здравствуйте, братцы, здравствуйте, давайте по-братски, по-братски лучше», – говорил отец Иоанн и, благословляя, целовал каждого из нас. Все делал он спешно и быстро. Облачения были красного, любимого им цвета»³³. И далее автор рассказывает, что и в самом алтаре отцу Иоанну не давали покоя: то и дело подходили с различными просьбами. Но и сам отец Иоанн подходил: одного обласкает, другого потреплет по плечу.

Канон на утрени он почти всегда читал сам на клиросе. «Читает, как бы разговаривает с Богом, – описывает тот же очевидец, – голос чистый, звучный, произношение членораздельное, отчетливое, отрывистое. Одно слово скороговоркой, другое протяжно. Во время чтения как бы волнуется – то наклоняется он головой к самой книге, то, наконец, во время пения ирмоса… преклоняет колена… закроет лицо руками. Эта-то горячая, искренняя молитва, льющаяся из глубины его чистой души, и есть истинная причина различных необыкновенных жестов… Не болезненно-нервное состояние, как где-то писали. Кончив чтение канона, (отец Иоанн) быстро входил в алтарь и падал в глубокой молитве перед престолом». Но «начали петь стихиры на стиховне… быстро, стремительно, скорее выбежал, чем вышел он из алтаря на клирос, присоединился к певчим и начал петь вместе с ними. Пел, регентуя сам, опять подчеркивая отдельные слова и замедляя темп там, где это было нужно по логическому содержанию песнопения»³⁴. В общем, как пишет другой свидетель, «богослужение отец Иоанн совершал довольно скоро и не любил протяжного пения певчих».

Уже к концу утрени он облачался полностью для Литургии.

5

В 1880-х годах количество получаемых отцом Иоанном писем и телеграмм было уже огромным. В 90-е же годы, согласно одному его жизнеописанию, отец Иоанн ежедневно получает специальную почту, которую возят из почтамта на квартиру его секретаря (флотского офицера) платяными корзинами. Телеграммы и денежные письма имеют преимущество³⁵; их распечатывает сейчас же и секретарь выписывает имена на особую лентообразную бумагу, которую и вручает отцу Иоанну перед совершением Литургии для поминания.

Уже одно это показывает, что проскомидия, которую отец Иоанн начинал совершать тотчас после утрени около семи с половиной часов утра, должна была отличаться от обычной. Но, по свидетельству многих его биографов, и приносимых просфор было так много, что их доставляли в алтарь также большими корзинами (по некоторым сообщениям – от трех до пяти тысяч).

Отец Иоанн мог вынуть только по несколько просфор из каждой корзины и прочитать только по несколько помянников и записок. Однако, по-видимому, и этого было достаточно, чтобы сделать проскомидию очень продолжительной. По крайней мере, митрополит Евлогий пишет: «Я присутствовал на этой ранней Литургии, которую служил отец Иоанн, и имел случай наблюдать необычный характер этого особенного, только ему одному свойственного священнодействия: бесконечно долгую проскомидию с тысячами имен, которые он повторял то совсем тихо, неслышно, то вдруг усиливая голос, почто громко выкрикивая».

Другой свидетель добавляет еще, что из числа присутствовавших в алтаре «многие во время проскомидии лично подходили к отцу Иоанну и просили его помянуть своих родственников». Тот же свидетель рассказывает, что, когда отец Иоанн не имел времени произнести все имена, он, молясь, говорил: «Помяни, Господи, всех заповедавших мне молиться о них».

Согласно многим письменным и устным свидетельствам, он переживал проскомидию как очень существенную часть Литургии, а иногда, не сдержав своих чувств, говорил служащим с ним: «Смотрите, смотрите, отец Николай, смотрите, отец Павел, – где есть что-нибудь такое, как у нас? Смотрите, вот Он, Христос. Здесь Он, здесь, среди нас, и мы около Него, кругом Его, как апостолы».

Можно с некоторым правом к проскомидии отнести и следующее свидетельство:

«Однажды, во время утрени, отец Иоанн подошел к жертвеннику, стал перед ним на колени, голову склонил на него. Под руками у него были, кажется, всевозможные записки с просьбой помянуть больных и усопших»³⁶.

Архиепископ Вениамин приводит его слова о том, что надо «вынимать частицы и произносить имена непременно с любовью».

В произведениях отца Иоанна можно найти немало горячих слов о значении дискоса, который, по завершении проскомидии, символически изображает всю Церковь: «Литургия есть вечеря, трапеза любви Божией к роду человеческому, – пишет он. – Около Агнца Божия все собираются на дискосе – живые и умершие, святые и грешные, Церковь торжествующая и воинствующая».

6

Что касается самой Божественной литургии (оглашенных и верных), то все свидетельства сходятся в том, что отец Иоанн Кронштадтский служил ее особенно горячо. При описании этого служения здесь использованы преимущественно воспоминания епископа Евдокима:

«Возгласы на Литургии отец Иоанн произносил так же, как читал канон на утрени. В голосе – умиление, взор обращен в горнее место. Тайные молитвы читал часто вполголоса. Служебники почти не раскрывал, знал на память. Чем ближе минуты преложения Святых Даров, тем более и более повышается настроение его души, что отражается и в голосе, и в лице отца Иоанна.

Великое благоговение отца Иоанна к Святым Тайнам обнаруживается и в том, что он много раз, неспешно, без крестного знамения, преклоняет главу свою перед ними. Слезы обильно лились из его глаз. То один, то другой платок вынимал он из кармана и отирал их.

Вот приобщился отец Иоанн… духовная радость… мир, небесный покой… сила и мощь отображались теперь в каждой черте его лица. Его лицо как бы светилось, как бы издавало какое сияние…»³⁷.

Другие многочисленные свидетели описывали это служение почти тождественно. Тем не менее, нельзя не привести здесь еще одно свидетельство очень почитаемого многими известного духовного писателя, протоиерея отца Сергия Четверикова, который в бытность свою студентом Московской Духовной Академии присутствовал в Троице-Сергиевой Лавре на Литургии, которую служил отец Иоанн: «Меня поразила тогда необычайная огненная вдохновенность отца Иоанна, – пишет отец Сергий. – Он служил, весь охваченный внутренним «огнем». Такого пламенного служения я не видел ни раньше, ни после. Он был, действительно, как Серафим, предстоявший Богу. Сослужившие ему священники и наш вдохновенный отец ректор (Антоний (Храповицкий) в сравнении с ним казались вялыми, безжизненными, деревянными, какими кажутся лица при вспышке магния. Лицо отца Иоанна все время обливалось слезами. Все движения его был быстрыми и резкими…³⁸

7

Ко всему сказанному необходимо добавить, что между литургическими молитвами отец Иоанн Кронштадтский вставлял для себя, для усиления своего молитвенного духа, а может быть, от избытка своих переживаний, некоторые собственные молитвы. Их тексты он счел возможным опубликовать. Разумеется, они ни в какой мере не находятся в противоречии со священным литургическим текстом. Это как бы некоторый личный аккомпанемент к ним. Как музыка церковных песнопений нисколько не меняет их смысла, а только по-разному способствует его более живому восприятию, так и молитвенные вставки отца Иоанна помогали ему касаться особых тайных струн его собственной души и будили их. Опубликовав эти тексты, отец Иоанн, разумеется, не думал их никому навязывать, подобно тому, как и церковный композитор предлагает свои произведения на добровольное пользование желающим.

Вот некоторые из указанных молитв. По поставлении Святых Даров на престол после молитвы, заканчивающейся словами: «Сподоби нас обрести благодать пред Тобою, еже быти Тебе благоприятное Жертвы нашей и вселитися Духу благодати Твоея в нас и на предлежащих Дарах сих и на всех людях Твоих, – отец Иоанн прибавлял для себя: и на всех рассадницех юношеских и отроческих, духовных и мирских, мужеских и женских, градских и сельских, и на всем не учащемся юношестве, на всех рассадницех духовных, монашеских – мужеских и женских, – на нищих людях Твоих, вдовицах, сирых, убогих, – на пострадавших от запаления огненного, наводнения, бури и труса (землетрясения), – от недорода хлеба и глада, – на всех заповедавших мне недостойному молиться о них и на всех людях Твоих».

Это перечисление очень характерно для отца Иоанна. Подобные подробные и конкретные перечисления встречаются в древних Литургиях. Универсализм христиан первых веков не удовлетворялся общими формулами. Характерно, что отец Иоанн, как педагог в душе (о чем сказано выше), в первую очередь молится о детях, а также еще и то, что он перечисляет такие национальные русские беды, как пожары, недороды. В последнем сказывается его чувство действительности или духовный реализм.

Лобзая со служителей после возгласа: «Возлюбим друг друга» (остаток древнего всеобщего целования мира), – он к словам: «Христос посреде нас» добавлял: «Живый и действуяй».

По прочтении Символа Веры отец Иоанн прибавлял: «Утверди в вере сей и верою сею сердце мое и сердце всех православных христиан…соедини в вере сей вся великие христианские общества, бедственно отпавшие от единства Святые Православные, Кафолическия и Апостольския Церкви, яже есть Тело Твое и ее же Глава еси Ты и Спаситель тела, – низложи гордыню и противление учителей их, даруй им сердцем уразуметь истину и спасительность Церкви Твоея и неленостно ей соединиться, к сей вере привлецы вся языки, населяющие землю, в сей вере и нас всех соедини духом кротости, смирения, незлобия, простоты, бесстрастия, терпения и долготерпения, милосердия, соболезнования и сорадования».

В этой молитве как бы предвосхищаются современные моления участников «экуменического движения» и ярко выражается универсализм христианской любви.

После возгласа: «Горé имеем сердца!»³⁹ – отец Иоанн от себя тайно говорил: «Сам, Господи, вознеси долу (вниз) преклоншиеся сердца наши»⁴⁰.

Даже и в середине некоторых литургических молитв он вставлял свои добавочные слова. Например, во время молитвы «Достойно и праведно поклонятися» после слов «падших нас восстановил еси паки (снова)» он добавлял: «и стократно на кийждо день восстановляеши согрешающих и кающихся». Здесь звучит постоянно повторяющийся в его дневнике мотив о ежедневном чуде восстановления склоняющейся к духовной смерти души. По единодушному свидетельству многих очевидцев, он с особой одухотворенностью произносил слова: «Твоя от Твоих» и все последующие совершительные молитвы и благословения, во время которых совершается Таинство преложения хлеба и вина в Тело и Кровь Иисуса Христа.

По завершении Таинства Евхаристии и подтвердительного троекратного «Аминь» отец Иоанн добавлял вполголоса: Бог явися во плоти (1Тим. 3:16) и Слово плоть бысть и вселися в ны (Ин. 1:14).

По произношении некоторых последующих молитв он делал также еще некоторые свои добавления.

Совершенно в духе древней Церкви, когда диптихи⁴¹ с именами живых и усопших читались по освящении Святых Даров, отец Иоанн утверждал, что должно «особенно молиться горячо за живых и усопших во время Литургии и преимущественно после преложения Святых Даров».

«Молитесь о всех близких и дальних искренно, – говорил он, – ибо мы можем в сердечной молитве соприкасаться духовно со всеми любовиею своею». Молитвою за ближнего можно столь приблизить его, что «он будет в сердце твоем; и ты можешь согреть сердце его твоею любовью и споспешествовать (помогать) ему в делах его».

После того как отец Иоанн сам причастился, он делал последнее добавление от себя к литургическим текстам. Он говорил: «Господь во мне лично, Бог и человек, ипостасно, существенно, непреложно, очистительно, освятительно, победотворно, обновительно, обόжительно, чудотворительно»⁴².

8

Самое причащение верующих было во время служения отца Иоанна Кронштадтского необыкновенно трудным делом. Нередко, особенно в Великом посту, причащалось не меньше 3000 человек. На престоле стояло до двенадцати Святых Чаш (потиров). Случалось, что уже подходивших к Святой Чаше отец Иоанн не допускал до Причастия. В числе не допускаемых обычно находились иоанниты, сектанты, склонные обожествить отца Иоанна (о них ниже).

Для удобства при столь долгом причащении он иногда снимал фелонь⁴³ и без фелони говорил свою проповедь.

Здесь уместно еще раз повторить, что в его проповеди часто звучал призыв к частому причащению, с напоминанием, что древние христиане «приобщались Святых Таин если не ежедневно, то каждый воскресный день» и что без частого причащения нет прямого пути к святости.

Нельзя также не упомянуть здесь о том, что отец Иоанн скорбел о малосознательном отношении православных к богослужению и, в частности, о незнании так называемых «тайных молитв», читаемых предстоятелем во время Литургии. Об этом он, например, писал: «Священник или архиерей многие молитвы говорит тайно. Гораздо полезнее и много интереснее для ума и сердца христиан знать полный состав Литургии».

Отец Иоанн никогда не служил в храме после Литургии ни молебнов, ни панихид, очевидно, сознавая, что ничего не может быть сильнее молитв, соединенных с Бескровной Жертвой, и что после ее принесения дополнительные молитвы могут явиться как бы свидетельством неверия в силу этой Всеобъемлющей Жертвы.

После окончания Литургии отцу Иоанну приходилось еще в храме выслушивать тех или иных людей и просматривать срочную почту.