Состояние учения в церкви апостольской

I. Состояние учения в церкви апостольской вообще. II. Памятники учения в церкви апостольской. III. Изложение апостольского учения. IV. Обзор преподавания оного в церкви апостольской

Время служения апостолов было предназначено Строителем церкви к раскрытию, утверждению и пополнению истин новой религии, данной Им роду человеческому. Оставляя свое земное поприще, Небесный Учитель много еще имел такого, что чувствовал себя обязанным сообщить избранным Своим ученикам, но не мог за немощью их: еще много имам глаголати вам, но не можете носити ныне (Иоан. 16:12). Более трех лет почти непрестанно с ними обращаясь и в публичных наставлениях и в тайных дружеских беседах, Он сообщал им первые основные истины Своего учения, которые постепенно должны были вести их к дальнейшим выводам, но важнейшее и труднейшее для их несовершенного разумения или вовсе оставлял, или скрывал для памяти под покровом иносказания. Если же столь мало были способны к полному разумению своего Учителя самые приближенные Его служители, то тем менее можно было ожидать сего от тех, которые и менее имели случаев слушать Его и меньшей были удостаиваемы доверенности. Таким образом дело религии, принятое на Себя Иисусом Христом, при конце Его земного служения явно представлялось недостаточным, только началом и основанием великолепного здания. Для совершения сего здания, как дела духовного, Иисус Христос, Которого видя во плоти, и разумели по плоти (2Кор. 5:16), оставляя землю, обещал послать приготовленным деятелям Своего Духа, который, будучи Духом силы, имел поколебать в них всякое противоборство ума, еще не совсем чуждого общих предрассудков, и воли, еще не очищенной от естественного растления; будучи Духом премудрости имел прогнать прирожденную мглу души и вполне осветить пред ними как обязанности их служения, так и весь круг истин, которые они должны были возвещать; будучи Духом крепости, имел подать им нужную твердость и мудрость в исполнении оных обязанностей против множества препятствий; будучи Духом страха Божия, имел удержать их волю от собственного поползновения к неправде благовествования: егда же приидет Он, Дух истины, наставит вы на всяку истину (Иоан. 16:13). По Своем воскресении Он Сам предначал сие дело Духа изъяснением им от всех писаний, начен от Моисея и от всех пророк, яже о Нем (Лук. 24:27), и вообще отверзением им ума разумети Писания (24:45). Потом вскоре исполнил и обетование Духа. Тогда помянулись в уме богопросвещенных все глаголы Иисуса, которых цели и отношения к себе они прежде не легко постигали; разрешились все намеки Его и указания, раздражавшие доселе их любопытство; мысли их свободно сами собой воспаряли к высшим тайнам царствия Божия; Дух Святый внутренно возвещал им всю волю Отца Небесного. Уразумели высоту собственного назначения, увидели слепоту рода человеческого, от них ожидающего просвещения; сердце их отозвалось пламенной ревностью на звание Божие, и все принесли себя на пользу братий. Тогда с оружием ума, озаренного высшим светом, они устремляются на лжебожие и нечестие язычников, с мечем слова Божия – на ожесточенное неверие Иудеев, чтобы пленять всех в послушание веры, вместо рабства изводить в свободу чад Божиих. В том же учении доставляют всем потребную по силам их пищу от младенцев, новорожденных о Христе, до мужей совершенных. К большей славе благодати Господа, разделяющего всем и дарования, и служения, и действия комуждо на пользу, – и приемлющие от них истины, сами получают силу быть орудиями дальнейшего их распространения, приемля от излияния Духа или дар учения, или языка, или откровения, или сказания (1Кор. 14:26), так что прежде жатва была многа, делателей же мало, ныне же нужно было убеждать верующих, да не мнози бывают учители (Иак. 3:1).

Когда же Божественное учение во всех необходимейших частях было уже достаточно раскрыто, утверждено и объяснено; когда слово Христово, вселившись в некоторых, столь глубоко укоренилось, так объяло весь дух их, так внедрилось в их уме и сердце, что и без непосредственного Божественного наставления только при помощи сего всесильного слова они достаточны были научити (2Тим. 2:2): тогда источник непосредственных откровений и озарений мало по малу начал сокращаться, и распространение учения христианского, равно как и объяснение его, сделавшись обязанностью некоторого звания людей, стало приближаться к более обыкновенным путям. Дух Божий, взяв от земли живых своих органов, давал и по них учителей церкви, но, так сказать, уже естественно воздоенных собственным млеком ея. Впрочем непосредственная близость всех учителей к первым Богодухновенным проповедникам учения Христова, тесное с ними обращение, равно как глубокое познание тайн внутренней жизни, насаждаемой и развиваемой опытом в человеке, сообщало и слову их некую особенную высокость, простоту и истинность, – это было вечернее отражение лучей солнца истины в день его светозарнейшего явления.

Вот в каком виде представляется нам учение апостолов и так называемых мужей апостольских.

Памятники учения тех и других дошли и до нас. Из первых, т, е. из памятников учения апостолов известное количество несомненных по Божественности происхождения принято церковью в постоянное правило верования и деятельности христиан. Это суть, во-первых: четыре Евангелия. И для засвидетельствования сообразности своего учения с учением Иисуса Христа апостолам, и для всегдашнего руководства в жизни всякому верующему точное и полное познание жизни и учения Иисуса Христа было необходимо. Четыре трости четырех духодвижимых мужей изобразили нам некие черты сего великого образа, покушаясь представить в тесных рамах слова человеческого с высотой и величием природы Искупителя Божественной уничижение и немощь природы Его человеческой. В сей картине все Божественно – и свет, и тень, и слово, и молчание.

Во-вторых: книга Деяний Апостольских, вторая книга нового Завета. Начинаясь историей вознесения Господа, она содержит историю первых влечений народов во след Вознесенного от земли, по обетованию.

Писатели и подлинность сих пяти книг, составляющих первую историческую часть Новозаветной религии, известны и не подлежат никакому сомнению.

В-третьих: семь посланий соборных содержания нравственно-духовного, четырнадцать Павловых, объемлющих преимущественно догматическую часть учения христианского. По замечанию бл. Иеронима, первые столь же таинственны, сколько сжаты; они кратки, говорит он, и обширны; кратки по словам и обширны по правилам, так что мало людей, которые бы совершенно их постигали. Тот же учитель церкви в последних не речи слышит, а громы. Читайте, говорит он, послания Павла, особенно к Римлянам, Галатам и Ефесеям, где он весь представляется в подвиге, и вы увидите в свидетельствах, заимствуемых им из Ветхого Завета, сколько он искусен, сколько благоразумен, сколько скрытен в своих действиях. Просты, кажется, слова его, как будто несведующий и бесхитростный говорит он; как будто не умеет ни поставить, ни избежать сетей: но откуда ни посмотришь – все молнии. Он медлен, но берет все, чего ни коснется; обращается назад, но чтобы победить; притворяется бежать, но чтобы убить.

Из числа сих (21) посланий некоторые не всегда или не всеми были приписываемы тем, которых имя на себе носят, а потому иногда были исключаемы и из Св. Канона. Таковы суть: Послание Иакова, второе Петра, второе и третье Иоанна, послание Иуды и послание Павла к Евреям. Раскроем здесь истину.

О послании Иакова Евсевий (истор. кн. 2 гл. 23) пишет так: «первое из, так называемых, посланий соборных приписывают св. Иакову, хотя некоторые считают оное неподлинным и подложным, и только немногие из древних писателей упоминают о нем». Иероним (в каталоге церков. писателей) говорит: «уверяют, что это послание писано не Иаковом, а кем-нибудь другим под именем Иакова, хотя с течением времени и получило важность, равную с прочими». Вот что противопоставляет древность мнению о подлинности сего послания: но очевидно, что сии свидетельства не содержат в себе ничего решительного в пользу противного мнения. Евсевий соглашается, что некоторые из древних упоминают о сем послании как о подлинном: молчание других конечно не доказывает, но и не опровергает сего. Против Иеронима можно поставить много постановлений соборных и свидетельств стольких же древних Отцев церкви, из которых видно, что сие послание было принимаемо в каноне св. книг не иначе, как под именем Иакова. Повод к сомнению в подлинности апостольского происхождения сего послания может быть подало видимое противоречие учения о вере, содержащегося в оном, с учением о том же Павла. Но сие противоречие, при внимательном рассмотрении, исчезает само собой.

Между причинами, по которым не соглашаются признать известное под именем второго Петрова послания Петровым, поставляют: 1) то, что оно разнится от первого по слогу, как заметил еще то Иероним (in Catalogo); 2) что оно и в древности не всеми было принимаемо за таковое, как пишет Евсевий (Histor. Eccl. L. III, с. XXV et L. VI, с. XXV); 3) что сие послание, или по крайней мере последняя глава его, по мнению Гроция, составляющая особое послание, должна быть писана по разрушении Иерусалима: ибо в оной говорится, что близок последний день мира, – чего никто, говорит Гроций, из древних христиан не ожидал, ранее разрушения Иерусалима. А известно, что Петр умер в царствование Нерона, когда еще Иерусалим не был взят.

Но сии причины не столько сильны, чтобы давали кому-либо право отнимать сие послание у ап. Петра: ибо во 1) различие слога сего послания от первого не таково, чтобы заставляло искать для него другого писателя. В том и другом напротив видна краткость с особенной силой и величественностью – известный характер слова ап. Петра. Надобно взять во внимание и лета писателя, – послание сие второе писано им пред концом жизни в старости (1:14) и предмет послания (более пророчественный и обличительный) отличен от первого (более нравственно-назидательного). Сие различие по слогу двух посланий, приписываемых Петру, Иероним изъяснял тем, что Петр писал их не сам, а поручал кому-либо из своих сотрудников, и могло случиться, что эти два послания были писаны не одним. (Et duae epistolae, quae feruntur Petri, stylo inter se et charactere discrepant structuraque verborum. Ex quo intelligimus, pro necessitate rerum diversis eum usum interpretibus). 2) Предположение, что III гл. второго Петрова послания есть новое послание, равно как и основание сего предположения, будто Петр не мог писать христианам в убеждение к терпению и непрестанному ожиданию Господа о близости дня Господня прежде разрушения Иерусалима – не важны сами в себе: первое потому, что в таком случае предыдущее из сих двух посланий должно было бы иметь обыкновенную заключительную, а последующее вступительную формулу. Второе потому, что допуская даже и то, будто древние христиане полагали пришествие дня Господня не ранее разрушения Иерусалима, нет причин не допускать нужды писать о первом, когда уже открывались признаки приближения последнего и когда в понятии Иудеев, а отсюда и христиан из Иудеев, сии два события долженствовали быть между собой очень близки. 3) Что же действительно писатель сего послания есть ап. Петр, это очевидно из самого послания: а) имя ап. Петра стоит в заглавии послания (1:1); b) писатель называет себя самовидцем величия Иисусова во время его прославления на горе святой (1:16, 17, 18); с) ап. Павел ему возлюбленный брат (3:15); d) он пишет к Иудеям это второе послание (3:1). 4) Климент Александрийский в книге наставлений (ύποτοπώσεων) приписывает оное Петру, за ним Григорий Назианзен, Иероним, Августин, Епифаний.

Второе и третье послания Иоанновы не признаются некоторыми за подлинные его сочинения, поскольку писатель именует себя Иоанном не апостолом, но пресвитером, а в Ефесе, где жил по большей части и правил церковью Иоанн Богослов, действительно был пресвитер Иоанн. Но 1) Климент Александрийский (Stromat.). 2) ссылается на большее т. е. первое послание Иоанна; значит допускает по крайней мере еще одно из сих двух -меньших. В книге ύποτοπώσεων (по свид. Евсевия Histor. VI, 14) сей же Климент вносит их в число канонических книг св. Писания вместе с другими соборными посланиями. Тертуллиан ссылается на второе Иоанново послание, как на каноническое (de Car. Christi с. 24). Ориген говорит, что в его время сомневались о писателе сих посланий, но он приписывает их Иоанну 2) Наименование писателя пресвитером не чуждо может быть и апостола, как старейшего в церкви, что собственно и значит πρεσβύτερος, и едва ли не может быть произведено от смирения возлюбленного ученика Христова.

Возражения против подлинности послания Иудина обыкновенно заимствуются из самого послания: 1) здесь приводится пророчество Енохово, которого у Моисея нет и которое считают занятым из подложных писаний Еноха, известных в позднейшие времена между Иудеями. – Но ничто не препятствовало мужу Богом просвещенному внести в свое сочинение и такие слова или действия исторические, о которых в предшествующих книгах Св. Писания не упоминается – (как напр. то делает и ап. Павел, когда упоминает о Ианние и Иамврие 2Тим. 3:8), когда он мог не сомневаться в исторической достоверности или по единогласному свидетельству преданий, или по внутреннему уверению Духа. 2) Здесь говорится о прении Архангела Михаила с диаволом о телеси Моисеевом, что – думают – заимствовано из упоминаемой у Оригена еретической книги περί άναλήψεως Μοϋσέως. Ответ на cиe тот же. – 3) Иуда для подтверждения своих слов ссылается на слова прочих апостолов: но указывать на исполнение пророчественных предсказаний какого-либо богодухновенного писателя, хотя бы и новозаветного, не стыдно и не низко и для богодухновенного писателя.

О писателе послания к Евреям весьма много разноречащих мнений. Из сличения оных открывается, а) что писателем оного мог быть и апостол Павел, хотя и не поставил своего имени в начале послания, потому что будучи ненавистен Иудеям, к которым писал, счел за полезнейшее совсем об оном умолчать; b) что сие послание по происхождению своему принадлежит временам апостольским, видно из того, что св. Климент и самые древнейшие писатели, упоминают об оном; с) что все церкви греческие и большая часть латинских признавали оное каноническим; d) что хотя некоторые в церкви римской, а может быть и африканской, в том и сомневались; но и в сих самых церквах были писатели, признававшие оное каноническим; сомнения родились в III в., а в V в. прекратились; e) греческие отцы никогда не сомневались, что это послание точно Павлово, по крайней мере по мыслям или в оригинале: только некоторые думали, что оно писано по диктации Павла или Лукой, или Климентом Римским, или Варнавой, а другие – что оно кем-нибудь из сих троих переведено с еврейского на греческий; f) в латинской церкви более сомневались приписывать оное Павлу; напротив усвояли оное или Луке, или Варнаве, или Клименту; g) наконец, принимая все свидетельства в сложности, более найдем церквей и писателей в пользу Павла. Если, не останавливаясь на свидетельстве древних, искать в самом послании сочинителя, то найдутся такие обстоятельства, которые никому, кроме Павла, не могут приличествовать. Кажется, сие послание писано 1) из Италии, поскольку посылается Евреям приветствие от братий Италийских (Евр. 13:24); 2) писано лицом, бывшим в узах, но ожидающим освобождения (10:34; 13:19); 8) лицом, которое имело спутником и соузником своим Тимофея (13:23). Эти три обстоятельства никому не приличествуют, кроме Павла. Есть так же в сем послании места, где характер Павла означается очень ясно: он защищается, приводя в свидетельство свою совесть (13:18. – Сн. Деян. 23:1; 2Кор. 1:12), просит себе их молитв (13:18 сн. Рим. 15:30. – Кол. 4:3), обещается видеть лице их и приветствует (13:23) по обычаю. Наконец, можно ясно видеть, что сие послание не принадлежит ни одному из тех лиц, которым, кроме Павла, усвояется: ни Луке, поскольку он не имел столько важности, чтобы так писать к Иудеям; слог сего послания весьма отличен от слога Луки; еврейские фразы здесь очень часты; кажется, сочинитель был очень сведущ в обрядах и тайнах иудейских, – чего нельзя сказать о Луке по происхождению язычнике; ни Варнаве: из древних только один Тертуллиан приводит сие послание под его именем; при том оно и по слогу отлично от подлинного послания Варнавы, которое гораздо несовершеннее и менее возвышенно, нежели это; неизвестно также, жил ли Варнава в Италии и был ли там узником. Всего бы приличнее могло быть приписано сие послание Клименту по причине сходства в слоге и характере оного с его посланием к Коринфянам. Точно он старается в оном подражать посланию к Евреям, но слог не один; материя послания к Евреям и образ изложения различны; Климент не с такой бы важностью стал говорить Иудеям, не стал бы глубоко проникать в обряды и тайны Иудеев. После всего этого мы имеем право заключать, что послание сие писано Павлом. Впрочем, возражают еще, что 1) слог оного отличается от слога прочих Павловых посланий. Все прочие его послания носят на себе один характер, а это пред ними гораздо возвышеннее, написано более отборными терминами, слогом более ровным; не столько здесь встречается фраз еврейских; есть термины, каких нет в других посланиях (αίώνες). На сие можно отвечать, что слог писателя не всегда бывает одинаков; что Павел более трудился над этим посланием, нежели над другими; что предмет сего послания гораздо выше, нежели других и что поскольку те, к кому он писал, гораздо точнее и образованнее читателей прочих его посланий, то он и сам обязан был возвыситься над обыкновенной своей речью; 2) сему по-видимому противоречит είς ήμάς Евр. 3:3. Но следует понимать это слово per άνακοίνωσιν.

В-четвертых: Апокалипсис, чудная история будущих судеб церкви, последняя книга Нового Завета, соответственно первой Ветхого, содержащая в конце, как та в начале, описание нового неба и новой земли.

Ее писатель, несмотря на сомнение некоторых, апостол Иоанн, – что видно:

1) из текста книги; здесь встречается его имя (1:9); здесь именует себя свидетельствовавшим Слово Божие и свидетельство Иисус Христово и елика виде (1:2, что в особенности ему приличествует сн. Иоан. 19:35; 21:24; 1Иоан. 1:1, 2, 3); присовокупляет, что он был в острове, нарицаемом Патмосе (1:9).

2) Из слога и выражений, здесь встречающихся, которые собственно принадлежат Иоанну; таковы суть наименования: Слово, Агнец; выражения: омывшему нас от грех наших кровию Своею (1:5 сн. 1Иоан. 1:7); Его же прободаша (1:7 сн. Иоан. 19:37).

3) Из свидетельств древних: Иустина, Иринея, Тертуллиана, Климента Александрийского, Оригена, Епифания и др.

Сему противопоставляются: 1) необыкновенное Иоанну в евангелии и посланиях, а здесь часто встречающее именование себя собственным именем: это выясняется из особенной потребности удостоверения чрез сие в истинности своих слов – для книги пророческой, как то видим и у других пророков. Для удостоверения в истинности какого-либо пророчества имя пророка гораздо более значит, нежели имя историка или писателя для удостоверения в такой истине исторической, которая всем известна, или для подтверждения такого учения, которое уже довольно и другими раскрыто. Это объясняется примером прочих ветхозаветных пророков, в особенности Даниила: аз Даниил... 2) Разность слога, которая однако же объясняется и разностью содержания и разностью говорящих. 3) Упущение в каталоге канонических книг у Дорофея и сомнения о ней Анастасия, Дионисия Александрийского и Евсевия или не важны или погрешительны от собственных недоразумений о 1000 лет.

Вот весь состав книг, преданных церкви апостолами! Несмотря на различие писателей, их частных целей, частных обстоятельств тех, к которым писали, предметов, о которых писали, – в них с удивительной полнотой и согласием изложено все учение веры и благочестия и преподано все нужное к достижению вечного спасения каждой душе христианской.

Но в тоже время, как св. апостолы, движимые Духом Святым, составляли на пользу церкви свои Божественные Писания и когда сии Писания, быв раздельно различным церквам преданы, еще не были собраны и приведены в такой порядок, в каком бы могли быть введены во всеобщее употребление; некоторые из христиан, желая сохранить и для себя и для последующего времени деяния и учение Иисуса Христа и его апостолов в большой чистоте, нежели как они могли сохраниться в устном предании, стали также заключать оные в письмах. Так св. Лука, начиная свое евангелие, замечает, что уже многие в то время начали описывать происшествия жизни Иисуса Христа и, замечает, описывать по преданию от самовидцев и служителей Слова. Но Матфей, может быть, и Марк писали не по преданию от самовидцев, быв сами самовидцами и служителями Слова, следов., Лука разумеет здесь не их; он намекает на таких писателей, у которых в жизнеописаниях Иисуса Христа не доставало ни полноты, ни критики, ни порядка: рассудилось, говорит он, и мне на точном исследовании всего сначала по порядку описать... С такими недостатками и действительно должны были быть оные частные собрания преданий о некоторых происшествиях и учении Иисуса Христа и первоначальных распространителях христианства. Каждый записывал то, что слышал; а были и во времена апостолов не чисто проповедующие слово Божие: один мог собрать более, а другой – менее: проповедники не всегда и для всех в одинаковой полноте и обширности предлагали свои наставления, спеша обнять все страны мира с первым известием о Божественном учении, коего полнейшее раскрытие они представляли своими писаниями. Далее, некоторые из сих, желая доставить более важности своим сборникам, или из простой ревности к успешнейшему распространению евангелия, поставляли в начале своих сочинений имя которого-нибудь из апостолов и так выдавали оные для употребления и другим; впоследствии таковая вольность была простерта гораздо далее: некоторые из еретиков стали намеренно искажать предания о жизни и учении Иисуса Христа и апостолов, навязывать им свои мнения, составлять небывалые от них послания. И конечно если бы учение и деяния Иисуса Христа и апостолов не были еще прежде, по внушению Духа, во всей чистоте и истине сохранены в Писаниях Божественных апостолов, или если бы в то время, как предания об оном учении и деяниях начали приходить в такое повреждение, тотчас же не приступлено было к собранию и засвидетельствованию Божественного достоинства оных подлинных писаний апостольских: христианство погрязло бы во множестве нелепых вымыслов. Дух тьмы преображался во все виды ангела светла: писаны были новые евангелия, новые деяния, новые послания, новый апокалипсис: но церковь, имея от Бога Духа дар различати духи, свято соблюла Божественное, отделила от него человеческое, положила печать отвержения на сатанинское.

Некоторые из сих подложных сочинений дошли и до нас, – иные в целости, другие – в отрывках, а большей части известны только наименования.

Между всеми первое место по большой близости своей к чистым источникам евангельской истории заслуживает 1) Евангелие от евреев или назореев. Оно есть ничто иное, как евангелие от Матфея, по местам умноженное и измененное на сиро-халдейском языке.

Происхождение его изъясняют таким образом: известно, что Матфей писал свое евангелие евреям, обращенным в христианство и жившим в Иерусалиме. Прежде, нежели Иерусалим был разрушен, христиане удалились и принесли с собой оное в Пеллу. Большая часть из них, держась еще несколько иудейства, образовала секту евионеев. Тогда-то евангелие Матфея от одних – назореев получило в дополнение весьма много сказаний, которые по преданию тогда принимаемы были за истинные, а от других – евионеев весьма много потерпело отсечений и изменений. Так между прибавлениями, существовавшими в евангелии назореев, считаются у Оригена а) следующие слова Спасителя к богатому юноше, когда сей, получив повеление раздать нищим свое имение, оскорбился оным: « как же ты говоришь, что исполнил то, что закон и пророки повелевают, когда в законе написано: возлюбиши ближняго твоего, яко сам себе, и когда множество чад Авраама покрыты рубищами и умирают с голода, а твой дом полон имения и ничего из него не сходит на них. Но обратившись к Петру сказал»... б) В толковании на евангелие Иоанна Ориген из сего же евангелия Назореев приводит еще слова Спасителя: « мать Моя – Дух св. взял меня за один из волосов моих и вознес на великую гору Фавор». в) Еще изречение Спасителя: « будьте добрыми купцами».

2) У Иеронима, который не только видел и читал сие евангелие, но и перевел его с сиро-халдейского на греческий и латинский, – а) сказание о крещении И.Христа: мать Иисусова и братья Его говорили Ему, пишется в евангелии Назореев, Иоанн Креститель крестит во отпущение грехов; пойдем, примем и мы его крещение. Иисус сказал им: в чем Я согрешил, чтобы идти Мне креститься от Иоанна? Если только Я говорю не по неведению. И после: Когда Иисус вышел из воды, Дух Святый сшел на Него, почил на Нем и сказал Ему: Сын мой! я ожидал Тебя во всех пророках, чтобы, когда придешь, почить мне на Тебе: ибо Ты мой покой и мой Сын Первородный, царствующий вечно.

3) Еще сказание об Иакове: по воскресении Своем Господь пришел и явился Иакову; поскольку Иаков клялся, что он не вкусит хлеба от того часа, как пил чашу Господню, доколе не увидит Его воскресшего из мертвых... и немного спустя: – Господь сказал: принесите хлеба. Принесли хлеба и Он благословил, и преломил, и дал Иакову праведному и сказал: любезный брат, вкуси от хлеба, – Сын Человеческий воскрес из мертвых. Очевидно сие сказание есть предание христиан иерусалимских, у которых Иаков был епископом.

Таким образом можно судить и о других прибавлениях, находящихся в евангелии назореев. Надобно заметить, что Иероним пользовался им для объяснения себе некоторых мест в греческом переводе евангелия Матфея, напр. слова έπιούσιος, – или Мф. XXIII, Захарии сына Варахиина – вместо чего в евангелии назореев стоит: Захарии сына Иоиадова, что согласно с свидетельством ветхо­заветным.

Епифаний свидетельствует, что Назореи имели евангелие Матфея весьма полное; что напротив то, которым пользовались Евионеи, было очень не полно, повреждено и искажено; что родословия Иисуса Христа и всего того, что у Матфея предшествует истории крещения Иоаннова, в нем не было; что оно начиналось следующими словами: человек именем Иисус будучи около 30 лет – избрал нас: Он, пришед в Капернаум и вошед в дом Симона Петра, сказал: проходя вдоль по озеру Тивериадскому Я выбрал себе Иоанна и Иакова сынов Зеведеевых, Симона, Андрея и Фаддея, Симона Зилота и Иуду Искариотского: Я призвал и тебя, Матфей, когда ты сидел на мытнице своей и ты Мне последовал. Хочу же Я, чтобы все вы двенадцать были моими апостолами для свидетельства Израилю. После сего надписания, евангелие начиналось так: был во время Ирода, царя Иудейского, при первосвященнике Каиафе, некто именем Иоанн. Он крестил крещением покаяния в Иордане; говорили об нем, что он от корня Ааронова, сын Захарии и Елисаветы; и все выходили принять от него крещение. – И далее: когда народ крестился, пришел тот же Иисус и был крещен от Иоанна. Но когда вышел Он из воды, небеса над Ним разверзлись и Он увидел Духа Божия сходящаго и пришедшаго на Него в образе голубя, и услышал голос с неба, говорящий: Ты Сын Мой возлюбленный, в Тебе мое благоволение; и потом: Аз днесь родих Тя. За сим тотчас явился великий свет на том месте и Иоанн, увидев то, сказал Иисусу: кто Ты, Господи? Тогда еще услышал глас с небеси: сей есть Сын Мой возлюбленный, в котором все мое благоволение. Тогда Иоанн, павши к ногам Его сказал, молю Тебя Господи крести меня...

Вот отрывки, из евангелия Матфеева, находившегося у евионеев! Мы ныне не имеем ни кодекса назореев, ни кодекса евионеев, ни даже перевода, сделанного Иеронимом.

2. Евангелие от Египтян. Из него приводятся два места у Климента Александрийского, в третьей книге его στρωμάτων; вот одно для примера; Иисус Христос говорит Саломии: Я пришел разрушить дело женщины, т. е. по изъявлению Климента, рождение и смерть – действия похоти. Евангелие это до нас не дошло.

3. Первое евангелие Иакова, или история о рождении, жизни и успении Богоматери, сочиненная будто бы св. Иаковом, первым апостолом и первым епископом христиан в Иерусалиме. Вот отрывки сей истории в сокращении: Иоаким был избран от 12 колен для принесения жертвы за народ. Рувим его не допускал к тому, потому что он не имел детей. Иоаким удалился в пустыню и постился здесь сорок дней. Анна, жена его, также плакала; однажды сошла она в сад и, увидев на лавровом дереве гнездо птичье, стала горько жаловаться, что она не имеет и того, что дал Бог птице (детей). Здесь является ей ангел и говорит, что она будет иметь дочь. Тот же ангел явился и тоже возвестил и Иоакиму; обещанная дочь родилась и начала ходить шести месяцев; она была питаема ангелами в храме; была выдана за Иосифа, потому что из его жезла, представленного вместе с другими первосвященнику, вылетел голубь и сел на главу Иосифа. Св. Иосиф, обретши ее беременною, заставил ее пить воду обличения и проч. Говорится об Иоанне, что он равной подвергался опасности от Ирода, как и Иисус, что Елисавета удалилась с ним в пустыню и только расступившаяся гора пред ними и ангел могли укрыть их от смерти. Между тем Захария, отец Иоаннов, действительно был убит между алтарем и храмом.

4. Евангелие Никодимово, или собрание сказаний о страданиях и воскресении Иисуса Христа, не находящихся в евангельской истории. Напр. Пилат посылал своего чиновника допрашивать Иисуса; сей чиновник, пришед к Нему, поклонился Ему до земли; тоже сделали против воли своей и бывшие с ним воины; преклонялись пред Ним и знамена два раза... На вопрос: что есть истина? Иисус успевает ответствовать... При суде над Иисусом допрашивают Никодима и исцеленных Иисусом Христом, призывают Веронику, исцеленную Иисусом Христом от течения кровей… В истории о воскресении Иисуса Христа, мертвецы, воскрешенные им, имеют между собой разговор и составляют знамение Креста. Наконец здесь утверждается, что когда Пилат убеждал Иудеев наедине сказать ему свои мысли об Иисусе, то они признали, что Он точно был Мессия.

Оба сии евангелия т. е. Иакова и Никодима не считаются между произведениями еретиков. Надпись, имеющаяся в последнем, говорит, что оно найдено в царствование Феодосия.

Из евангелий, писанных еретиками, о которых отцы церкви никогда с уважением не отзывались, которых слог вовсе отличен от простоты апостольской и учение противоположно учению апостольскому: 1) Евангелие Св. Петра; 2) Евангелие истины – произведение Валентиниан; 3) Евангелие совершенства и Евангелие Филиппа – произведения гностиков. Для опыта, как различно учение сих еретических евангелий от подлинных, приведем из Епифания несколько слов из последнего: Господь открыл мне, говорит здесь некто, какия слова должна произносишь душа, когда она восходит на небо и как должна отвечать каждой силе небесной. Именно: я узнала себя и собралась в себя отвсюду; я не рождала детей князю мира, но истребляла корни его; я собрала свои расточенные члены и знаю, кто ты: ибо я от вышних. – Так говорить, замечает Епифаний, имеет право, по мнению гностиков, душа только такого человека, который действительно не имел в жизни детей; имевший же не допускается на небо дотоле, доколе не предстанут с ним и его дети. 4) Евангелие Матфия; 5) Евангелие Св. Фомы – у Манихеев; 6) Евангелие Варфоломея; 7) Евангелие Иуды Искариотского у Каинитов, которые, по свидетельству Епифания и Феодорита, почитали Иуду, как подражателя Каинова; 8, 9 , 10) Евангелия Фаддея, Варнавы, Андрея. Все известны только по имени, как и указываются у некоторых из отцев церкви. К апокрифическим же евангелиям надлежит отнести 1) историю рождения или младенчества Господа нашего Иисуса Христа, где напр., говорится, как Господь учился у Иосифа читать. Когда Иосиф произнес первую литеру альфу, Иисус повторил ее; когда Иосиф произнес и следующую виту; то Иисус его остановил: скажи мне, сказал он, что значит альфа и тогда я произнесу виту; 2) историю о рождении Девы Марии и повивальной бабке, (бесстудная); 3) книгу о рождении Девы Марии, которую выдавал еретик Селевк за произведение св. Матфея. Ее содержание: Дева Мария родилась в Назарете: отца ее звали Иоакимом, а мать Анной. Они разделили все свое имение на три части, назначая одну для храма и левитов, другую для бедных и странников, третью для своих нужд; не имея долго детей, дали Богу обет посвятить Ему свое дитя, если родится мальчик. Однажды в праздник кущей Несахар первосвященник отверг жертву Иоакима, потому что он не имел детей. Иоаким в смущении удалился к пастырям; здесь ему явился ангел и возвестил от Бога, что Анна будет иметь дочь, которая даст Спасителя миру. Тот же ангел явился Анне и сказал ей, что она будет иметь дочь, которая после трехлетнего воспитания в отеческом доме будет жить при храме. Иоаким и Анна возвратились после сего в Иерусалим, Анна зачала и родила дочь, которую по истечении трех лет и принесла в храм. Младенец имел каждый день видения и обращался каждодневно с Ангелами. Но далее четырнадцатилетнего возраста девиц при храме не держали: Марии же хотелось здесь еще остаться и она объявила, что дает обет девства. Великий Первосвященник, недоумевая, как поступить с просьбой девы, собирает собрание; решено вопросить Бога; глас от очистилища ответствовал словами Исаии: изыдет жезл Иессеев и цвет от корене его взыдет. За сим дано было повеление принести всем членам фамилии Давидовой по жезлу к жертвеннику с тем, чтобы чей жезл процветет и на кого сойдет Дух Божий в виде голубя, тому отдать и деву. Когда все принесли жезлы; один Иосиф престарелый не принес своего и ни один из принесенных не процвел. Первосвященник опять вопросил Бога и получил ответ, что тот, кто должен получить деву, не представлял своего жезла. Таким образом Иосиф был узнан и когда представил свой жезл, голубь слетел с неба на его голову. Он взял за себя Марию и возвратил ее к родителям ее в Галилею. Там явился ей ангел; она смутилась, но не от видения, поскольку привыкла уже видеть у себя ангелов, а от его слов: ангел сказывает ей, что она будет иметь сына. В заключение говорится, что потом Иосиф, увидев ее, нашел, что она беременна. Некоторые думают, что это сочинение есть подлинное Матфеево, только искажено.

Так же, как для дополнения евангельской истории были составляемы различными лицами новые евангелия, и для дополнения истории апостольской были писаны новые различные деяния. Первое место между сими заслуживает: 1. Деяния Павла и Феклы. Писатель оных некто священник из Азии, ученик ап. Павла, будто бы склоненный к вымышлению рассказываемых в сей книге происшествий, любовью к своему учителю и апостолом, управлявшим тогда Азией (по Тертуллиану), Иоанном Богословом (по Иринею). Впрочем сочинитель был за сие низведен со степени священства. Ныне известная книга деяний Павла и Феклы не так полна, какой нашел ее Тертуллиан, и конечно переделана из древней; напр. недостает в ней истории о льве крещенном и о женщинах, которые крестили; рассказывается только, что Павел в Иконии обратил одну девицу, именам Феклу; убедил отказаться от того, кому она была обещана в супружество, и дать обет девства; за это девица своим женихом была обвинена и осуждена на съедение зверям, от чего после чудесно избавлена. Одни к сему присовокупляют, что она умерла, от другой казни; а другие, что она всегда была избавляема сперва от огня, потом и от волов, к которым была привязана. О сей Фекле упоминают весьма многие Отцы Церкви.

Далее, приписывали Петру, кроме евангелия, еще четыре сочинения: Деяния, Проповедь, Апокалипсис, Суд; также учение Петра, или апостолов. У Манихеев были деяния Св. Павла, где апостолы говорят, что души людей и животных одного свойства, и те же апостолы творят чудеса, заставляя говорить собак и овец.

Известны еще деяния Св. Андрея (у Енкратитов, Апостоликов и Оригенистов); деяния Св. Иоанна (у Енкратитов); деяния Св. Филиппа и Фомы (у Апостоликов); деяния апостолов вообще (у Евионеев); восхищение или вознесение Св. Павла (у Каионитов – гностическое сочинение); памятные записки апостолов (составленные прискиллианистами); описание путешествий апостольских; книги о смерти и успении Богоматери, приписываемые Св. Иоанну; послания Иисуса Христа к Петру, в которых предлагаются наставления апостолам, как творить чудеса.

Наконец есть подложные апокалипсисы Св. Петра, Св. Павла, Св. Фомы, Св. Стефана.

Показав сочинения, какие в древности приписываемы были кому-либо из апостолов в особенности, должно упомянуть и о таких произведениях, которые приписываются целому обществу апостолов; это суть: символ апостольский и правила апостольские.

Под именем символа апостольского разумеют сокращенное изложение существенных членов веры, составленное будто бы от слова до слова самими апостолами. Не отрицая того, что члены веры, в оном излагаемые, действительно были преподаваемы апостолами в свое время верующим, можно сомневаться в том, чтобы им принадлежала и самая буква оного символа.

К сему подают повод:

1) Молчание о сем Св. Луки, который, упоминая о соборе апостольском, на котором поставлены были правила касательно соблюдения обрядового закона Моисеева, конечно упомянул бы в своей книге о том соборе, на котором, по уверению Руфина, они составили этот символ – как о событии, гораздо важнейшем.

2) Молчание о сем событии древних отцев церкви до пятого века, в котором первый, и один, Руфин о том свидетельствует, замечая впрочем, что так передают предки: tradunt majores nostri.

3) Если был дан апостолами церкви таковой символ, то для чего его не употребляли в своих прениях с еретиками отцы церкви первых трех веков, тогда как всеми силами старались доказывать, что учение, содержащееся в символе веры, есть учение истинно апостольское? Не легче ли было бы православным доказать одним разом истинность своего учения, утвердив однажды навсегда подлинность происхождения сего символа от Божественных апостолов, нежели брать каждый член веры в отдельности и о каждом в особенности из снесения преданий и учения каждой церкви, апостолами основанной, доказывать, что он имеет происхождение от апостолов? К чему бы тогда напр. было Иринею доказывать происхождение своего учения от апостолов таким образом, что он принял его от Поликарпа, а Поликарп был ученик Иоанна Богослова, если бы у него был под руками непреложный свидетель их учения – их символ? Когда притом еретики скорее могли отрицать оное предание апостольского учения чрез Поликарпа, нежели составление символа как дела публичного, открытого?

4) В противность происхождению от апостолов одного символа, принимаемого римской церковью, находим в древних церквах и у древних Отцев церкви различные не по содержанию, но по внешнему виду символы, чего не могло бы быть из одного благоговения к каждому слову богодухновенных составителей символа, если бы только он существовал. Во II и III вв. столько же было символов, сколько писателей: даже у одного и того же писателя в различных местах сочинений его встречаются различные символы; так у Иринея два, у Тертуллиана три. Напрасно сему противополагают, что только в римской церкви символ апостольский сохранился в своей чистоте и целости: различие и множественность символов заметно и между писателями церкви римской, у Иринея, Тертуллиана.

5) Два или три члена сего символа, который выдается за апостольский, как известно, до конца третьего или даже четвертого столетия совсем в нем и не находились. Сам Руфин пишет, что члена о сошествии Иисуса Христа во ад не было ни в символе римской церкви (апостольском), ни в символе восточном, и что вместо оного в сем последнем читалось о погребении Иисуса Христа, что и принимает Руфин за одно, или за изъяснение того. То же замечают о члене касательно общения святых. Не было во многих символах члена о жизни вечной, а может быть и в символе римском, как заключают из слов Иеронима: в символе веры и упования нашего по исповедании Троицы и единства церкви вся тайна учения христианского заключается воскресением плоти – (Epistol. 61).

6) Наконец, все, приводимые в защищение апостольского происхождения оного символа римской церкви, места из отцев церкви оного решительно не доказывают а) слова Тертуллиана: 1) Regula fidei una omnino est; sola immobilis et irreformabilis, credeudi sic licet in unum Deum omnipotentem, mundi conditorem et in Filium Ejus I. Christum et cet. (Ex lib. de veland. virginib). Но здесь ни слова о происхождении сей regulae fidei от апостолов! – 2) Superest ergo, ut demonstremus, an nostra doctrina, cujus regulam supra edidimus de Apostolorum traditione censeatur, et ex hoc ipso, an cetera de mendacio veniant? (Lib. de Praescriptionib. Cap. 31). Что же здесь? Тертуллиан хочет поверять свое учение не с символом, а преданием апостольским, и очевидно сему, а не оному дает предпочтение, и чье то правило веры, или символ, не говорит.

8. Слова св. Амвросия (Lib. 1 Epis. 7 ad Siricium Pontif. Max.); credatur symbolo Apostolorum, quod ecclesia Romana intemeratum semper custodit et servat. Вот сильнейшее из всех защащищений апостольского символа! Но и здесь разве нельзя разуметь наименование символа апостольским в знаменовании происхождения от апостолов только учения в нем содержащегося, а не слов? По крайней мере это темно и требует сильнейшего подтверждения, но его нигде нет. У Целестина 1 говорится тоже: Symbolum ab Apostolis traditum (iu Epist. ad Nestor.) – и только. У Луцифера Кларешанского (Lib. 2. advers. Constant. Imperator.): forma disciplinae et regula fidei, per apostolos tradita. Нет и здесь решительного доказательства в пользу католиков. Одного Руфина объяснение сих слов в смысле буквального происхождения символа римской церкви от апостолов слишком поздне и неудостоверительно.

Итак символ апостольский пусть будет апостольским, но в том же смысле, как и другие, в древности писанные кем-либо из православных верующих.

Книга постановлений апостольских будет подлежать дальнейшему рассмотрению.

Следует сказать о памятниках учения мужей апостольских. Сюда относятся:

1) Послание Варнавы. О подлинности его происхождения от Варнавы не сомневались Климент Александрийский и Ориген; Евсевий полагает его в числе апокрифических, но не по неизвестности происхождения, а по его достоинству, которое не дает ему права стоять между каноническими книгами Нового Завета. У Евсевия три класса апокрифических книг: первый, к которому относятся такие сочинения, которые одними были отвергаемы, а другими принимаемы за канонические; второй, к которому принадлежат сочинения, никем не признаваемые за канонические, но не еретиками однако же писанные, которые принадлежат к третьему классу апокрифических. Послание Варнавы должно состоять по сему разделению в первом или по крайней мере во втором классе. Замечают в сем послании много недостойного св. Варнавы; вероятно ли, говорят, чтобы муж, исполненный Духа Святого и сотрудник св. Павла был виновником таких вещей, какия есть в сей книге, как то: вынужденные аллегории, необыкновенные и чуждые здравого смысла изъяснения Писания, басни о животных и множество других подобных мечтаний, составляющих первую часть сей книги? Но заставило ли это Климента, Оригена, Евсевия искать другого писателя сего послания? Будучи ближе нас ко временам апостолов, имея перед собой книги, писанные их учениками, которые для нас более не существуют, они лучше могли знать и слог и образ сочинения апостолов, их сотрудников и учеников. Итак, если они нашли тогда, что сии аллегории, сии мистические изъяснения, находящиеся в послании Варнавы, могли принадлежать ему, то какое право имеем мы ныне утверждать, что они не могут ему принадлежать. Надобно худо знать дух Иудеев и первых христиан, выросших и воспитанных в синагогах, чтобы почитать несвойственными такие мысли; напротив – это составляло их характер, они учились у Иудеев все Писание превращать в аллегорию и делать замечания на свойства животных, которые воспрещено есть законом Моисеевым. Послание Климента к коринфянам, столь знаменитое в древности, и книга Климента Александрийского στρώματα наполнены такого рода аллегориями и образами. Аллегория крови Иисуса Христа, изображаемой красной веревкой Раавы у Климента Римского, не менее издалека заимствована, как и аллегории Варнавы. Наконец, автор сего послания слишком порочными, по-видимому, представляет апостолов до их обращения: super omne peccatum peccatores... Но изъясняйте cиe из духа смирения писателя и будете иметь такой смысл сих слов, от которого не откажется ни один праведник.

2. Послания Климента к Коринфянам. Первое – подлинное; второго отрывок древний, но не одного с предыдущим достоинства. Постановления апостольские (Constitutiones Apostolicae), сочинение древнее, после дополненное некоторыми заблуждениями и измененное, Клименту, не принадлежит, хотя и приписывает себя Клименту.

Recognitionum libri X, известная под именем S. Clementis acta, historia, chronica – сочинения подложные.

3. Послания Игнатия Богоносца. Ревностный пастырь церкви антиохийской уже веден был в Рим на снедение зверям: на пути занятый состоянием церквей, которые мимоходом посещал, пишет три послания из Смирны к церкви Ефесской, к Магнисиянам, к Траллианам и предпосылает свою просьбу к церкви римской не лишить его ревностью своих молитв венца мученического; дошед до Троады, посылает отсюда еще письмо к Филадельфийцам, к церкви Смирнской и в особенности к епископу ее Поликарпу, поручая ему свою антиохийскую церковь. Св. Поликарп вскоре по кончине его собрал все сии послания и с собственным препроводил к христианам филипийским. О сих посланиях Игнатия свидетельствуют Евсевий, Иероним, отчасти Ириней, Ориген.

Св. Игнатий в послании к Смирнянам опровергает заблуждение тех, которые отрицали, что Иисус Христос был истинный человек, имел подлинную плоть и действительно страдал. Он говорит, что сии еретики не радели о бедных и вдовах, и отделялись от общих молитв с церковью и евхаристии, потому что не верили, чтобы в ней предлагалось истинное тело Иисуса Христа, который за нас был пригвожден ко кресту и потом воскрес. Убеждает смирнян убегать разделений, как источника всех зол, повиноваться своему епископу, почитать священников и диаконов и ничего не делать без соизволения своего епископа, не позволяя даже и крестить и совершать христианские вечери (άγάπη) без него.

В послании к св. Поликарпу дает превосходные советы, убеждает сохранять единение в своей церкви, непрестанно бдеть о своем стаде и подавать приличное врачевание в болезнях своих овец, обходиться с порочными с любовью и кротостью, молиться Богу непрестанно и просить от Него Его благодати, трудиться непрестанно, как достоит подвижнику Иисуса Христа, Который, быв невидим и бесстрастен, стал для нас видимым и смертным. Внушает попечение о вдовах, а сим покорность епископу; супругам взаимное угождение, любовь и чистоту; все браки совершать с соизволения епископа, дабы были по Богу, а не по страсти. Наконец убеждает всех верных повиноваться епископу, священникам и диаконам и трудиться в деле своего спасения.

В послании к Ефесеям свидетельствует свою радость о том, что видел Онисима, их епископа, увещевает жить свято, быть покорными своему епископу и пресвитерам и жить всегда в единении, объявляя, что те, которые отделяются от епископа и не находятся при общих молитвах христиан, коими распоряжается епископ, бывают вне церкви и лишаются хлеба небесного. Потом увещевает их убегать ереси, удаляться еретиков и верить, что Иисус Христос есть Бог и стал плотью, и как Бог – бесстрастен, но как человек страданию подвержен. Наконец, восхвалив их за благочестие, увещевает их молиться Богу за весь мир, чаще собираться на общие молитвы и блюсти ненарушимо веру. (Он говорить здесь, что князь мира, т. е. диавол не знал ни о девстве Марии, ни о ее рождении, ни о смерти Спасителя).

В послании к Магнесианам, после увещания повиноваться епископу, без него ничего не совершать и жить в единении, поучает не увлекаться суетными мнениями, не жить по иудейски, но по христиански, верить в Иисуса Христа, что он есть Слово Божие, Которое не из состояния молчания вышло (когда нам явилось), но послано от Бога Отца и есть единственная наша надежда. Наконец, поручает себя их молитвам.

В посланиях к Филадельфийцам и Траллианам, после изъявления радости о их единении между собой и общих наставлений удаляться разделений, в первом опровергает тех, которые ничему не хотели верить кроме того, что написано в Ветхом Завете, и говорит, что Евангелие есть совершение того, что прообразовано в Ветхом; а в другом предлагает некоторые догматы учения христианского, именно, что Иисус Христос родился от Марии, был истинно человек, пострадал и умер действительно, а не призрачно, как некоторые еретики говорили.

Наконец в послании к Римлянам изъявляет сильное желание мученичества и просит их не отнимать у него сего славного венца препятствованием быть ему отданным на растерзание зверям.

Все эти послания исполнены спасительных правил и полезнейших наставлений, достойны христианина, епископа и мученика и все отличаются помазанием и благочестием. Нельзя читать их, не замечая повсюду, что сей святитель был воодушевляем ревностью по душам совершенно Божественной, повиновением закону Иисуса Христа и хранением Его учения самым строгим. Во всех словах его проявляется любовь к Иисусу Христу, любовь к своим братиям, привязанность к учению церкви и ревность о мире ее.

4. Из посланий св. Поликарпа епископа Смирнского, ученика Иоанна Богослова, сохранилось одно, при котором он препровождает послания Игнатия Богоносца к Филиппийцам, прося их сам в свою очередь доставить подробнейшие сведения о кончине сего святителя, если какие имеют. Сие послание исполнено советов, правил и увещаний, заимствованных из св. Писания, написано с большой ясностью и простотой.

5. К апостольским мужам по времени и наставлению принадлежит еще Папий, епископ Иерапольский (между Фригией и Лидией, близ Лаодикии), ученик св. Иоанна (по Иринею и Иерониму). Он написал пять книг под названием: Изъяснение речей Господних (λογίων Κυριακάν έξήγησις), из которых ныне сохранились только некоторые отрывки у древних, и новых писателей. Это был тот самый Папий, который дал начало мнению древности о временном царстве Иисуса Христа (это мнение принимали Варнава, Иустин, Афинагор, Ириней, Климент, Тертуллиан, Лактанций), которое, как предполагали, должно было начаться на земле за тысячу лет до суда, когда все избранные по воскресении своем соберутся в Иерусалим для наслаждения всевозможными благами чрез целое тысячелетие. Из собственного о себе свидетельства Папия, что он, стараясь собирать точнейшие сведения об учении Иисуса Христа, спрашивал обращавшихся со старейшими (учителями): чему учил Андрей, чему Петр, чему Филипп, Фома, Иаков, Матфей, чему прочие Господни ученики учили; что проповедывали Аристион, Иоанн пресвитер – ученики Господа, – Евсевий заключает, что Папий был учеником не Иоанна Богослова, как свидетельствуют Ириней и Иероним, но Иоанна пресвитера. Если из того, что здесь упоминается о двух Иоаннах, выводит, что Папий не был учеником первого, такое же право имеет всякий сказать, что он не был учеником последнего. Суждение о нем дает Евсевий такое: этот писатель в своих сочинениях выдает под названием преданий некоторые странные притчи и проповеди Спасителя и баснословнейшие сказания: между прочим говорит, что после воскресения тел будет тысяча лет телесного на земле царствования Иисуса Христа: что я думаю, пишет Евсевий, он принял за апостольское учение, не поняв того, что у них говорится в таинственном смысле и под образами (έν ύποδείγμασι). Ибо он очень не далек был умом, как свидетельствуют его писания: οφόδρα γάρ τοι σμικρός ών τού νού, ώς άν έκ τών αύτέ λόγων τεκμαιρομένου είπείν φαίνεται (Eccl. Histor. lib. III, XXX, IX).

6. Квадрата, ученика Иоанна Богослова, провидца и мученика, апология, ныне затерянная.

Из памятников учения времен апостольских, более или менее оспариваемых в рассуждении их происхождения от тех писателей, которых имя они носят, стоят примечания:

1. Три книги Ермы: книга видений, книга заповедей, книга притчей. Евсевий пишет о них: надобно знать, что об этом сочинении у некоторых был спор, почему оно не полагается между признанными за достоверные книгами (όμολουομένοιζ). Но другие считают оное весьма нужным, особенно для первоначального наставления. От чего, как мы знаем, и в церквах оно публично читается, и некоторые из древнейших писателей, как помнится, (κατείληφα) им пользовались (lib. III, с. 3).

2. Сочинения Дионисия Ареопагита. О небесной и церковкой иерархии, о именах Божиих, о таинственной Богословии и девять писем.

Возражения против подлинности сих сочинений:

1. О сочинениях Дионисия Ареопагита молчат писатели первых четырех веков христианства. В первый раз приводится еретиками Северианами на соборе, бывшем в 533 г. и отцами отвергнуты.

Ответ. Молчание древних писателей изъясняют 1) тем, что не все могли иметь под руками эти книги; 2) для опровержения еретиков, когда бы можно было упомянуть и о древних сочинениях сего отца, более приводили свидетельства Св. Писания и определения соборов. 3) Что умолчали о них Евсевий и Иероним в своих переписях сочинений церковных писателей, изъясняют тем, что первый опускает сочинения некоторых и других писателей, напр. Афинагора; а второй, как сам свидетельствует, более пользовался в сем своем сочинении трудами и разысканиями Евсевия. Притом сам Дионисий в своем сочинении о церковной иерархии просит Тимофея, чтобы он его сочинений не давал во всеобщее употребление. 4) Что еретики первые стали указывать на сии сочинения, – их подлинности не препятствует, напротив кажется доказывает уважение церковью желания писателя сохранять их втайне. Отцы собора отвергли потому, что не имели чем на первый раз лучше решить лжеучение своих противников; а после, пристальнее рассмотрев сочинения Ареопагита, церковь не нашед ничего в них здравому учению Христа противного, предала их и для всеобщего употребления. С сего времени не упоминают о них Анастасий Синаит, Григорий Великий, второй Никейский собор, Максим, писавший на них свои примечания. Кажется и древнейшие на них указывают: Григорий Назианзен, когда изъясняя, что троекратное повторение святый, означает равенство достоинства Божества лиц Св. Троицы, присовокупляет: как некто прежде нас прекрасно и высоко любомудрствовал. Эта мысль действительно есть в сочинения Дионисия. Еще: Климент Александрийский, по-видимому, заимствует из Дионисия свое приравнение якорю, более нас к себе влекущему, нежели нами привлекаемому, человека к Богу возносящегося. Это сравнение встречается у Дионисия в книге о именах Божиих. Никифор Каллист пишет, что Ювеналий по требованию императора Маркиана и императрицы Пульхерии дал им сказание о кончине Богородицы из сочинений сего Дионисия, как предание церкви.

Возр. 2. Слог напряжен, далек от простоты слога писателей первых веков христианства.

Отв. И в Св. Писании не везде слог один. Слог зависит от предмета и от характера и образования писателей. Мнимая напряженность соответствует высокости предметов, которыми в своих сочинениях занимается Дионисий. Фотий называет его напротив великим в слове, но еще большим в созерцании: magnus sermone, major contemplatione. Кроме того к сей напряженности, некоторой мрачности его сочинений способствовало его упражнение в философии платонической.

Возр. 3. Писатель, выдающий себя за Дионисия, посылает одну свою книгу Тимофею, ученику Павлову, и приводят слова Игнатия Богоносца, который умер и писал после смерти Тимофея.

Отв. Изъясняют тем, что слова Игнатия внесены в это сочинение после кем-либо другим. Это доказывают и сами слова внесенные, которые вместе с предшествующим пунктом нельзя принимать за подлинные слова Дионисия. Дело идет до различия слов έρως и άγάπη. Дионисий доказывает, что άγάπη прилично приписывать Божеству. К сему вдруг присовокупляется: но некоторым из наших изъяснителей Писания казалось, что έρως Божественнее, нежели άγάπη: как будто в доказательство приводятся известные слова Игнатия: любовь моя распялась и нет во мне страсти ни к чему земному. Очевидно любовь означает здесь привязанность к себе и миру не чистую.

При изложении учения церкви апостольской мы имеем в виду один источник, из которого должны оное почерпать: подлинные произведения апостолов: поскольку прочие памятники учения времен апостольских или содержат в себе одни заблуждения сих времен, или все состоят в изложении того, что содержится в оных подлинных произведениях апостолов. Но и из сих только книга Деяний и их послания могут нам свидетельствовать об учении апостолов. Евангелия могут служить к сему разве только в том отношении, что своей множественностью показывают, сколь важное место в учении апостолов занимало изложение подробнейших, точнейших сведений о жизни и учении Иисуса Христа. Из оных же сочинений книга Деяний представляет опыты первоначального учения апостолов, как в отношении их к собственному служению, так и в отношении к тем, которым оное преподавали. Ибо здесь можно видеть во-первых, чем они начали свою проповедь в Иерусалиме, во-вторых, какие первоначальные истины учения Христова они сообщали и другим народам, кроме Иудеев. Послания их суть уже вторичные их наставления; поскольку все писаны к христианам. Там они повторяют и изъясняют то, что проповедывал о Себе Иисус и чего прежде всего Он требовал от своих последователей.

Стоит обратить внимание на первые две беседы ап. Петра в Иерусалиме (Деян. 2:14–36 и 3:12–26) и две апостольские беседы Павла (Деян. 13:16–41 и 17:22–31). Это суть не что иное, как обширнейшее изложение первой краткой проповеди Иисуса Христа, приводимой св. Марком: исполнися время и приближися царствие Божие: покайтеся и веруйте во Евангелие (1:15). За сим апостолы изъясняли и все то, что слышали от своего Наставника и что внушал им Дух Святый. Опытов таковых дальнейших наставлений в учении христианском или полного изложения их образа учения мы не имеем. Послания главным образом содержат в себе изъяснение только некоторых истин проповедуемого ими учения; о многом говорится только мимоходом; многое должно выводить по заключению.

Оставляя в настоящем изложении учения апостолов то, что известно, как собственное учение Иисуса Христа, постараемся кратко показать то, что изложили они и передали христианам в изъяснение и дополнение оного учения.

Главным предметом учения Иисуса Христа было 1) то, что Он есть Мессия, Который пришел Своей смертью спасти мир и 2) что если кто хочет быть участником сего спасения, тот должен иметь веру в Спасителя.

Приложение оного смотрения спасения к церкви вообще и в частности к каждой душе верующей, равно устроение новой жизни по вере, изображенные Иисусом Христом только загадочно в притчах, предоставлено было изъяснению апостолов.

Апостолы изъясняют смотрение спасения в отношении к церкви: они учат, 1) что смертью Мессии разрешается состояние ее под пестунством закона, что закон заповедей теряет силу – Христос ны искупил есть от клятвы законныя (Гал. 3:13), и закон обрядовый со всеми своими учреждениями упраздняется, поскольку Иисус Христос, единожды принесши Себя в жертву за грехи мира, стал во веки ходатаем нашим к Богу; и так тень не нужна, когда явилось самое тело (Кол. 2:17); пременяему священству по нужди и закону пременение бывает. Наступает царство благодати и истины. Иисус Христос указал Иудеям на сие состояние только краткими намеками: аще сын вы свободит, воистину свободни будете (Иоан. 8:36); и касательно закона обрядового: не хорошо приставлять заплату новую к ризе ветхой (Мат. 9:16). 2. Что в царство Мессии призываются все народы, уничтожается различие между обрезанием и необрезанием; в Иисусе Христе несть Еллин, ни Иудей, ни обрезание, ни необрезание, варвар и скиф, раб и свободь, и хотя народ иудейский на время отделяется от тела церкви, но некогда паки привлечется: Иисус Христос говорил : ины овцы имам, яже не суть от двора сего, и тыя ми подобает привести, и будет едино стадо и един пастырь (Иоан. 9:16).

Апостолы изъясняют смотрение спасения в отношении к каждой душе верующей; здесь они изображают 1) всю бедственность ее состояния вне благодати; показывают растление всех сил человека; их совершенную неспособность к добру; непрестанное стремление ко злу. Иисус Христос для несовершенного ума своих слушателей не иначе мог раскрыть сие, как под образами сына блудного и человека, ограбленного разбойниками. 2) Обновление ее силой благодати: ей прощаются грехи не от дел ее праведных, но по вере в заслуги Иисуса Христа сообщается правда и освящение; Дух Божий действует и еже хотети и еже деяти о благоволении (Фил. 2:13); она становится храмом Божиим. У Иисуса Христа несколько означается такое состояние обновленного человека в беседе с Никодимом, но глубоко-таинственно: рожденное от плоти плоть есть, и рожденное от духа дух есть (Иоан. 3:6).

Наконец апостолы занимаются и устроением сообразной с столь высоким достоинством возрожденных деятельности, приспособляя общий закон любви, данный Иисусом Христом, ко всем их отношениям и состояниям и извлекая отсюда особые обязанности для пастырей и паствы, родителей и детей, господ и рабов, завещевая всем воздавать должное, никогда не давать злу побеждать себя, но побеждать зло добром и всегда помышлять о том, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что составляет добродетель и похвалу (Филип. 4:8).

Чтобы иметь полное понятие о состоянии учения в церкви апостольской, надлежит еще обратить внимание на образ его сообщения.

Образ сообщения изменялся по тому, с кем имели дело апостолы, с неверующими ли еще Иудеями и язычниками, или с верующими сынами церкви, или со вносящими свои заблуждения в церковь. Рассмотрим каждый в подробности.

Апостолы были посланы в мир с семенем слова Божия: но прежде нежели могли ввергать в землю семена свои, они должны были очистить поле от множества былия, камней, тростия и разбить, разрыть ожестевшую его поверхность. Жатвы на полях, возделанных руками пророков, были сняты еще во времена Иисуса Христа: Аз послах вы жати, идеже вы не трудистеся, инии трудишася, и вы в труд их внидосте (Иоан. 4:38). Те, которые, подобно Симеону, чисто сохраняя веру в обещания Божественные, со дня на день чаяли утехи Израилевы, когда Он обходил грады и веси Иудеи, Самарии, Галилеи и обон пол Иордана, – имели случай Его видеть, слышать, в Него уверовать, к Нему прилепиться, от Него принять надежду откровения Его царства. Но сих было немного, и не к сим только были посланы проповедники Христовы. Они должны были возвещать свое учение о Боге народу уже Богоубийственному или народам, заблуждающимся в многобожии. Итак предлежал им там и здесь труд – разрушить наперед все препятствия, которые могли остановить первые начала христианства.

Но очевидно, что нельзя было сего достигнуть одними и теми же средствами там и здесь – между Иудеями и язычниками. Надлежало направлять силы и оружие истины против свойственных тем и другим заблуждений. Не для всех болезней одно врачевство. Проповедники Христовы то знали очень ясно и никогда слово их не посылаемо было на землю напрасно.

Обращаясь к братиям своим и сродникам по плоти, они с сожалением видели, что все ослепление их и их бедствия зависят от той неправильной мысли, какую они составили себе о Мессии и Его царстве: вместо того, чтобы ожидать себе в лице Его не только царя, пророка, но и первосвященника, они привязались мечтой ко славе Его царственного служения, которую понимали также слишком чувственно; не отвергая служения пророческого (Иоан. 6:14), совсем забыли о Его служении первосвященническом, которое долженствовало соединить проявление двух первых и без которого ни ему, ни руководствуемым им нельзя достигнуть престола славы. Отсюда происходило то, что, не помышляя о необходимости усвоения себе всемирного очищения жертвой Мессии, как единственного права на участвование во всех благах, принесенных Им всему роду человеческому, они с гордостью думали, что одно происхождение их от высокого рода Авраамова и наружное соблюдение закона могут и должны отверзать им путь к оным. Таким образом уважение ко всем вещам священным, ко всем обрядам богослужения, ко всем обязанностям, относившимся до храма, было строго соблюдаемо, и еще строже требовалось, как необходимое условие праведности пред Богом, как существенное исполнение закона, суд же, милость и вера были оставляемы; с усилием наружного благоговения охладевало внутреннее, истинное и к истинным предметам направленное. Довольно было одного имени Иудея, чтобы на законе только почивать своей беспечностью и Богом только хвалиться, а не бояться Его: се ты Иудей именуешися и почиваеши на законе, и хвалишися о Бозе (Рим. 2:17). Довольным казалось только разуметь волю Бога и рассуждать лучшая, научаясь от закона, чтобы почитать себя вождем слепых, светом для сущих во тьме. Но на самом деле проповедующий не красть, крал, учивший не прелюбы творити, прелюбодействовал, гнушаться идолов – святотатствовал (ст. 18–22). Вот в каком состоянии видели своих соотечественников Божественные апостолы, как описывает сам один из них.

Как же было приступить им к таким людям с своим новым учением, которое со всеми оными мыслями было противоположно? С чего начать свое слово? Надобно было указать истинного Мессию. Чем же доказать Его истинность? Тем, что еще имело некоторое действие на их религиозное чувство и что сильнее поражало их внешние чувства. И вот апостолы, как мы видели, в первых беседах к Иудеям, первым долгом своим поставляют доказать Иудеям, что Иисус есть Христос, или Мессия, что сие достоинство Его доказывается 1) исполнением на Нем всего предсказанного пророками о Мессии и всех обетований, данных их отцам и 2) множеством благотворных чудес, Им совершенных. Это главный пункт первоначального учения апостолов Иудеям. Рассмотрите речи ап. Петра в день пятидесятницы (Деян. 2:14–36), по исцелении хромого (3:12–26) и в доме прозелита иудейского Корнилия (10:34–43) и речь ап. Павла в Антиохии Писидийской (13:16–41 ), – везде найдете раскрытие этих мыслей в большей или меньшей обширности.

Но вся ясность исполнения пророчественных указаний над Иисусом затмевалась мрачной картиной страданий и смерти Мессии. Какого же было ожидать искупления от Того, Кто сам, быв продан за цену раба, на кресте кончил бедственный живот свой? Это было Иудеям соблазн. Апостолы то предвидели, и сами внутренно уверенные, что в сем мраке судьбы Иисуса совершились воистину судьбы Божественные, старались доказать и соблазняющимся крестом Христовым, 1) что это совершилось не случайно, что это не значит того, будто Провидение в сем Страдальце принимало участия не более, как и во всяком другом, что напротив все произошло по точному предопределению и предведению Божию (Деян. 2:23; 3:18; 13:27, 29); что Его страдания и смерть были необходимы. Впрочем, чтобы таким образом вину смерти Мессии, Которого кровь, несмотря на то, что была пролита за спасение мира, не могла не отмститься на убийцах Его и детях их, не сложить на одного Бога, они замечают, что хотя это совершилось и по точному определению и предведению Божию, но Он был предан; Его вы, взяв, убили, говорили апостолы Иудеям, руки беззаконных, а не руки Божии пригвождали Его ко кресту (2:23); вы от святого и праведного отреклись и просили даровать вам убийцу (3:14); когда же исполнили все, написанное о Нем: то, сняв с древа, положили Его во гроб (13:29). Не довольствуясь сим, апостолы представляли, 2) что все бесчестие страданий и поносной смерти Иисуса Христа вознаграждается славой Его воскресения; Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти (2:24). Это было верх победы Иисуса Христа и верх торжества апостолов, главное основание их учения, предмет сильнейших их уверений. Апостолы с великой силой свидетельствовали о воскресении Господа Иисуса (4:33), замечает Лука. Но вместе это было и труднейшим пунктом в их учении: в доказательство оного они ничего не имели более представить кроме собственного свидетельства; почему, стараясь усилить его, повторяли оное как можно чаще: сего Иисуса воскреси Бог, ему же вси мы есмы свидетели (3:15); изъясняя все частные обстоятельства явлений им Воскресшего, Апостол говорит: сего Бог воскреси в третий день и даде ему явленну быти, не всем людем, но нам свидетелем преднареченным от Бога, иже с ним ядохом и пихом, по воскресении его от мертвых (10:40, 41): Бог же воскреси Его от мертвых, иже являшеся во дни многи совосшедшим с ним от Галилеи во Иерусалим, иже ныне суть свидетели его к людем (13:30, 31). Наконец, в подкрепление того указывали на необыкновенные дары, полученные ими в день пятидесятницы, и все чудеса, совершающиеся их руками, которые все служили знаком силы Воскресшего, Коего проповедывали. Это он десницею Божиею вознесенный, и обетование Святаго Духа прием от Отца, излия сие, еже вы ныне видите и слышите (2:33). Мужи Израильтяне! что чудитеся о сем? или на ны что взираете, яко своею ли силою или благочестием сотворихом его ходити? Бог Авраамов и Исааков и Иаковль, Бог отец наших прослави отрока своего Иисуса... и о вере имене Его Сего, его же видите и знаете, утверди имя Его (3:12, 13, 16).

Таким образом мнимое противоречие судьбы Иисуса, свидетельствуя о Нем как о Мессии, приводило апостолов к новому и сильнейшему оного подтверждению. Но утверждая явление Мессии и призывая к Нему всех (13:40, 41), они старались в тоже время показать, что несть иного имени под небесем, данного в человецех, о нем же подобает спастися нам (4:12), что оставление грехов, в которых каждый должен сознаться, только чрез Него может быть (13:33); ни дела закона, ни очищения, ни освящения обрядовые не оправдывают, а только одна вера: и от всех, от них же не возмогосте в законе Моисеов оправдатися, о сем всяк веруяй оправдается (39).

Итак, вот каким образом апостолы действовали при первых своих беседах с Иудеями, опровергали их заблуждения и утверждали в душах их первые начала истинной Божественной религии. Они излагали здесь главным образом учение о Мессии; но, чтобы не ослепить вдруг очи начинающих прозирать, свет его Божества, как кажется, открывали им не вдруг; проповедывали оправдание от веры, но отношение сего учения к деятельности законной предоставляли дальнейшему наставлению: слишком раннее освобождение могло повредить не укрепившимся силам. Так мудро соразмеряли они свое учение с силами своих слушателей!

Обращаясь к язычникам, апостолы видели, что, несмотря на множества богов, которым они поклонялись, не знали однако же они истинного Бога; что их божества суть не что иное, как воплощенные образы сил, совершенств и действий Высочайшего Духа, которых, не умея совокупить в одном общем представлении и вообразить во всей их чистоте раздробили на множество чувственных, себе подобных, только высшей степенью могущества в своем роде отличающихся существ: что имея пред глазами своими такие образы, они невольно привыкали смотреть на порок, как на добродетель, не считали нужным полагать пределов никаким страстям: ибо чем буйнее и неистовее выражались они, тем более приближались к нелепому своему идеалу; дошедши до бесчувствия, они предавались непотребствам до того, что делали всякую нечистоту с ненасытимостью (Еф. 4:19). Смотря на таковое омрачение в разуме и отчуждение сердца от жизни Божией (18), с чего нужно было начинать апостолам, чтобы предуготовить путь Евангелию? Без сомнения прежде всего воспользоваться тем, что еще сохранилось у них здравого, тем святым чувством потребности Божества, которое не могло затеряться во множестве искаженных его изображений, дало силу той родственной привязанности к Божественному, которая невольно заставляла узнавать Невидимого и в созданном Им видимом и изменяющемся. Потом раскрыть ослепленному язычнику из начал того же разума, что все, что он ни приписывает своим богам, есть дело единого вечного Создателя и Промыслителя, что все раздельные черты благости, могущества, мудрости, вечной красоты, став чужды тем, существенно принадлежали сему Духу чистейшему; что время узнать Его по крайней мере по тем признакам, которые мы носим в самих себе, что время услышать зов Его, переменить свою прежнюю жизнь, внять последнему, недавно, посланному проповеднику. Вот самый естественный план, какой можно было избрать для первых рассуждений с язычниками! Напрасно бы было говорить им о пророках и исполнении предсказаний пророческих, поскольку ни те, ни другие не имели у них силы; нельзя было вдруг сказать им, что сей проповедник, посланный от Бога, есть Сам Бог: язычник поставил бы только ему новый кумир в своей божнице, и проповедники ничего бы более не успели. Надобно было только сказать им еще, что сей проповедник доказал свое Божественное посольство делами необыкновенными, Божественными; что если кто не будет следовать Ему, того ожидает суд, суд праведный! – Это все повыше будет их слабых понятий разума! – За сим пусть следуют наставления собственно христианские.

Так точно и действовали апостолы при начале своей проповеди между язычниками; мы подтверждаем это примером речи, говоренной Павлом в афинском ареопаге (17:22–31). Частью то же свидетельствует речь того же апостола к жителям Ликаонским.

Когда убежденных первоначальным учением, приходящих в умиление и веру, надлежало вводить в церковь или введенных уже в церковь поддерживать и возводить на высшие степени ведения и благочестия, то здесь были употребляемы другого рода наставления. В первом случае они назывались оглашениями; между последними апостолы различают еще два рода наставлений: из них одни содержат в себе млеко слова или начала (Евр. 5:12; 6:3), другие – твердую пищу (Евр. 5:12, 14; 1Кор. 3:1, 2).

Первых бесед, которые, как мы видели, имели апостолы к язычникам и Иудеям и которые без сомнения всякий раз в большей или меньшей обширности, с большим или меньшим изменением по применению к обстоятельствам, повторялись, когда апостолы встречали новых слушателей, для имеющих желание вступить в церковь было недостаточно: поскольку для сего нужно было еще иметь по крайней мере раздельное понятие о лицах Св. Троицы и более ясное сведение о лице Мессии, – чего там не доставало. Посему нет причин сомневаться, чтобы в церкви апостольской не было употребляемо для такового рода слушателей новых наставлений, или так называемых оглашений, и от первых тех бесед они должны была различаться, поскольку направлены к известному, а не к неизвестному и неопределенному классу людей. Что же было предметом сих огласительных поучений? Без сомнения, самые первые и необходимые истины христианского исповедания, которые для памяти верующих заключаемы были с самых древних времен в символы. То есть, сюда входило учение о Боге Отце, Творце неба и земли, о Сыне Божием, распятом, умершем, воскресшем, восшедшем на небеса, сидящем одесную Бога и отсюда грядущем судить живых и мертвых; о Духе Святом, о крещении во отпущение грехов, о воскресении мертвых и жизни вечной. Здесь 1), заметим вообще, что критика находит все сии члены веры в самых древнейших символах; 2), что входили в состав огласительных поучений еще во время апостолов сии три последние члены веры – нельзя сомневаться и потому, что мы видели оные еще в первых о них речах апостолов и потому, что находим сему еще подтверждение в послании к Евреям, откуда (6:1, 2) видно, что они были известны даже младенцам по вере (5:12, 13). В частности же, что было излагаемо в огласительном наставлении учение о необходимости крещения во оставление грехов, свидетельствует о том и самое свойство дела и истории Деяний Апостольских (2:37, 38). Подробному наставлению при оглашениях касательно лиц Святой Троицы по-видимому противоречат все те места книги Деяний Апостольских, где говорится, что крещающиеся крестились во имя одного Иисуса Христа, откуда можно заключать, что первоначально при оглашениях и было излагаемо учение только об одном Иисусе Христе. Места спора суть: Деян. 8:16, 37; 10:48; 22:16. Но здесь, говорит Ириней, in Christi nomine subauditur, qui unxit, et ipse, qui unctus est, et ipsa unctio, in qua unctus est. Что крещению предшествовало наставление о всех трех Лицах, ясным становится из слов ап. Петра к желающим креститься: да крестится кийждо вас во имя Иисуса Христа во оставление грехов, и приимете дар Святаго Духа: вам бо есть обетование и чадом вашим и всем дальним, елики аще призовет Господь Бог (2:38). И это без сомнения есть сокращение огласительного учения, теперь в первый еще раз составленного и преданного апостолами желающим принять св. крещение.

В последствии времени, когда число верующих возрастало, и для каждого обращающегося трудно было найти особого наставника, частные и временные наставления обращены были некоторыми во всеобщие и постоянные – чрез открытие училищ: таковое огласительное училище было открыто св. Марком в Александрии, как догадываются из историй Евсевия (Ц. Ист. к. V. 10. 10), который просвещение Александрии христианством приписывает Марку и весьма рано выводит отсюда и для просвещения других стран мира наставников, управлявших оным училищем и в нем образовавшихся. Кроме того известно, что ап. Павел в Коринфе после безуспешности проповедывания в синагоге, открыл на время своего здесь пребывания свое училище в училище некоего именем Тиранна (Деян. 19:9) для обращения к вере в Иисуса Христа и наставления приходящих в церковь. Вообще же известно, что апостолы старались всегда иметь более у себя наставников (2Тим. 2:2).

Получившие первоначальное наставление в учении христианском, пред вступлением в церковь, должны были потом постепенно быть возводимы к познанию высших и сокровеннейших истин оного. Но как ныне, так и тогда, не все были способны к сему. Ап. Павел укоряет христиан из евреев, что должни суще быти учители лет ради, паки требуют учитися, какая письмена начала словес Божиих (Евр. 5:13); подобно как и христиан коринфских, несмотря на продолжительное время их обращения, все находит младенцами и более плотянными, нежели духовными (1Кор. 3:1, 2), почему таковым достаточно было повторять и внушать то, что они прежде прияли, так как и намеревался то сделать апостол Павел для евреев (6:3). Ап. Петр даже и утвержденным в содержимой ими истине не находил излишним напоминать о их звании и избрании т. е. о первых уроках, полученных ими в христианстве.

Но тщательнейших и ревностнейших в исполнении того, что знали, охотно допускали Апостолы и к высшим тайнам. Под сими тайнами разумелись вообще или высшие Божественные судьбы, непостижимо для человека действующие и совершающиеся и особенно таинственно действовавшие во Иисусе (1Кор. 2:6–8), посему для некоторых изъяснение сих тайн состояло в изображении всей жизни Богочеловека (Лук. 1:4), и таинственно действующие в церкви Его (Ефес. 3:2–6), или тайны внутренней жизни.

Апостолы не менее были деятельны в искоренении возникающих в церкви вредных и ложных учений, сколько в сообщении и утверждении истинного. Чтобы видеть сие, надлежит обратить раздельное внимание на различные виды заблуждений, родившихся и господствовавших в их время.

В отношении к своему началу они могут быть разделены на два главные рода: к первому принадлежат те, которые перешли в церковь с людьми, не совсем очищенными от прежних предрассудков и заблуждений своей религии; ко второму те, которым открыло путь в церковь знакомство с восточной философией.

Поскольку поступающие в церковь были по религии из Иудеев или язычников, то заблуждения ими вносились в оную также двоякого рода.

Иудеи не хотели отказаться от своего закона, хотя сами мало понимали оный. В сей привязанности к закону одни действовали по слабости своей совести (Рим. 14:2), другие по ожесточенному предубеждению. Сих последних ап. Павел называет лже-апостолами (2Кор. 11:13) и описывает их весьма часто в своих посланиях яркими чертами. Берегитесь псов, берегитесь злых деятелей, берегитесь сечения (κατατομή) (Фил. 3:2); мнози ходят враги креста Христова, имже кончина погибель, ихже бог чрево и слава в студе их, иже земная мудрствуют (Фил. 3:18, 19). Молю вы, братие, блюдитеся от творящих распри и раздоры, кроме учения, емуже вы научитеся и уклонитеся от них: таковии бо Господеви нашему Иисусу Христу не рабатоют, но своему чреву, иже благими словесы и благословением прельщают сердца незлобивых (Римл. 16:17; 2Кор. 11:13, 14; Гал. 1:7). Впрочем сих лже-апостолов должно отличать от тех лжеучителей и лжепророков, о которых говорит Петр (2Пос. 2:1 и след.) и Иуда (ст. 4 и след. 16, 18). Сих учение более приводит к той мысли, что они были гностики.

Обращенные из язычников, видя, что христианство не обязывает их к исполнению строгого закона иудейского, злоупотребляли своей свободой, не сохранили и того, что апостолами было признано нужным удержать из оного и в церкви христианской (Римл. 14:1 и след.; 1Кор. 8:1 и след.; Деян. 15) и пренебрегали немощь совести в сем отношении Иудеев; отсюда через дальнейшее уклонение от правоты действования образовалась секта николаитов, которая как бы нарочно пресыщалась всякими нечистотами идольскими и которая, как вероятно, для оправдания своего действования приняла себе это наименование от одного из семи диаконов, Николая, мужа, исполненного Духа, но неосторожным словом и действием давшего соблазн братии (Клим. Алекс. Lib 3. Stromat. Феодорит L. III. H).

Из ревнителей закона Моисеева некоторые, заняв от именования Иисуса Христа назореем имя назореев, а другие, усвоив себе имя Евиона и смиренно именуя себя нищими, соединяли с приверженностью к иудейству мнение о Иисусе Христе, как о простом человеке. Из сих последних одни допускали Его рождение от Духа Святаго во чреве матери Марии, другие почитали Его только сыном Иосифа и Марии. К сим мнениям приставали по времени и назореи. Совершая обрезание, субботы и прочие обряды иудейские, они поклонялись Иерусалиму, яко дому Божию, и отвергали писания «Павловы», называя его отступником своего закона.

Между лжеучителями, заимствовавшими свои заблуждения из философии восточной, представляются:

1. Филатиане, учившие, что воскресение мертвых уже было (Тимоф. 2:17, 18).

2. Керинфиане. Учение Керинфа Ириней излагает так: «Керинф учил, что мир не от верховного Бога создан, но от некоей силы совершенно чуждой оного премирного начала и неведущей сущаго над всеми Бога. О Иисусе показал, что Он не от девы родился (ибо то ему казалось невозможным), но родился от Иосифа и Марии, подобно прочим людям; что праведностью, благоразумием и мудростью превосходил всех; что после крещения сошел на Него от оного верховного начала Христос в виде голубя: тогда возвестил Иисус неведомого Отца и стал совершать силы, напоследок же Христос паки отлетел от Иисуса, и Иисус страдал и воскрес: Христос же пребывал бесстрастен, будучи духовен».

В другом месте, излагая учение Керинфиан, в совокупности с учением Николаитов, Ириней замечает, что те и другие «называли (Верховное) начало единородным и давали оному Сына – Слово». (Cont. Haeres. L. 2, 1, 11).

Из свидетельства других Отцев церкви видно, что Керинф почитал необходимым соблюдение закона Моисеева (Августин): апост. Павла не принимал, а Иуду уважал; учил, что будет царство Христово земное, когда в Иерусалиме будем наслаждаться всеми чувственными удовольствиями и что для сего назначено 1000 лет (у Евсевия L. 3, с. 28. Каий пресвитер Римский, Дионисий Александрийский во II книге повествований).

3. Симониане. Симон именовал себя высочайшей силой; учил, что он как Сын явился Иудеям, как Отец сходил к Самарянам, как Дух Святый пришел к язычникам; Елену – свою сожительницу любодейцу Тирскую, называл первой мыслью (έννοιαν) своего ума, матерью всего, чрез которую в начале он вознамерился сотворить ангелов и архангелов. Сия мысль, говорил Симон, исшедши из него, зная, чего желает отец ее, снизошла и породила ангелов и силы, от которых и сей мир сотворен. Но когда их породила, сама была ими удержана по причине зависти: ибо не хотели сии ангелы быть чьим-либо произведением. Вследствие сего его ένυοια терпела от них всякого рода озлобления; потом заключилась в тело человеческое, и из века в век, как из сосуда в сосуд, переходила в женские тела; была она и в той Елене, за которую была Троянская война; наконец перешла в тело любодейцы. Симон говорил, что он пришел взыскать овцу погибшую, преобразившись и приняв на себя человечество, не будучи прежде человеком; что он страдал от Иудеев, но только мнимо. Всякий, с упованием к нему и Елене прибегающий, получает спасение и свободу творить то, что хочет; нравственный закон был введен злыми ангелами и Симоном уничтожается (Ириней).

4. Менандриане. Менандр был подобен своему учителю Симону и по дерзости, с каковой именовал себя Спасителем, и по учению, в котором признавал происхождение мира от ангелов и сих от Еннии (мысли). В своей магии обещал оружие победы на творцов мира, а в крещении, во имя свое, бессмертие бренному существу человека.

5. Наконец, хотя ни в св. книгах времен апостольских, ни между исчислениями бывших тогда еретиков не находим, но по многим в писаниях Иоанна Богослова признакам заключаем, что и в первом уже веке существовала совершенно искореняющая все основание христианства ересь, которая отвергала действительность явления Христа во плоти, и все видимые действия, приписываемые Ему, почитала призрачными. Это ересь Докетов, которая вполне раскрылась и образовалась во II веке.

Вторым началом ересей, бывших в апостольском веке, была восточная философия. Во время И.Христа и апостолов господствовало в Сирии, Палестине и других восточных странах некоторого рода философское учение, составленное из мнений Халдеев, Персов и Египтян. Последователи оного собирали, сохраняли и соглашали между собой различного рода предания о начале мира и зла, как физического, так и нравственного, и о различных классах богов и духов, и собранные сведения столько любили и уважали, что и переходя в церковь не хотели их оставить, но старались оные предания соглашать с учением христианским. Общие основания учения гностиков были следующие: два начала – совечные: Бог и материя; первый есть источник всякого добра, последняя – причина зла. Из Бога чрез различные истечения происходят ангелы (или ангел демиург, творец), которые создали сей мир; из числа сих ангелов был и Бог иудейский, который установил Ветхий Завет и которого некоторые (Маркион) именовали Богом праведным и строгим и отличали от бога или духа злого и от Бога благого – Отца Иисуса Христа. Поскольку сии ангелы управляли миром несогласно с намерением Верховного Бога, источника добра и истины, Отца Христова, и людей держали в заблуждении, похотях и пороках, или по крайней мере неспособны были привести людей к общению с оным высочайшим и истинным Богом, которого сами не совсем верно знали, то Верховное Божество, умилосердившись над родом человеческим, послало Христа Спасителя, который был одно из первых истечений, существо небесное, которое должно было облечься плотью для того, дабы открыть людям своего отца, и тех, которые вверят себя его учению и, отрешаясь от земной своей оболочки, будут погружаться в созерцание оного совершеннейшего существа, некогда привести в плирому или теснейшее соединение с сим Существом, где, оставив плоть, они будут проводить блаженную вечность, без чего нельзя ожидать и воскресения бренной нашей плоти. То, чего язычники искали тогда у различных народов, Иудеи находили уже у себя в каббале или сокровенном учении, которое, несмотря на приписываемую ему древность, по всей вероятности, одолжено своим началом платоникам, как свидетельствует Тертуллиан, только с изменением некоторых частей. У них были свои генеалогии или родословия или сефироты. Посему те из Иудеев, которые, быв заражены сей философией, переходили в христианство, привносили в оное еще новые заблуждения.

Рассматривая сии лжеучения, возникавшие в церкви во времена апостолов, мы могли заметить, что некоторые из сих по крайней своей нелепости и противоречию с учением христианским не заслуживали и опровержения или по крайней мере для предостережении от них христиан довольно было только о них упомянуть; скрывающие же свой яд под некоторым прикрытием истины требовали явного обличения и сильнейшего опровержения. Апостолы так и действовали.

Обращенные из язычников в противность определению собора Иерусалимского ели идоложертвенное и соблазняли тем своих братий из Иудеев (Рим. 14:1 и сл. Кор. 8:1); сии соблюдали еще некоторые обряды и установления из закона Моисеева: но над ними смеялись.

Апостолы по обстоятельствам церкви находили нужным щадить сих немоществующих совестью и потому писали: изнемогающего в вере т. е. кто еще не имеет столько веры, чтобы принять с радостью отвержение закона обрядов и в особенности о пище, приемлете не в сомнении помышления (без споров о мнениях). Ов бо верует ясти вся, как обращенные из язычников и некоторые уже из Иудеев, другой немощный, изнемогая, зелия яст. Ядый неядущего да не укоряет, как конечно делали язычники и без того презирающие Иудеев за их превозношение и упорство против звания Божия, и не ядый ядущего да не осуждает, как нечистого и законопреступника: Бог бо его прият. Далее в рассуждении святости дней; ов убо рассуждает день чрез день (отличает день от дня), почитает один как праздник, другой как пост; ов же судит на всяк день (о всяком дне равно). Кийждо своею мыслию да извествуется: мудрствуяй день, Господеви мудрствует, – думает, что поступает угодно Господу; а не мудрствуяй день, Господеви не мудрствует, – думает, что поступает согласно с волей Его (Рим. 14). Вообще, утверждая для Иудеев, что брашно или исполнение всех обрядов и установлений закона Моисеева не поставляет нас пред Богом, апостолы в то же время повелевали обратившимся из язычников беречься того, да не како власть (свобода) их сия преткновение будет немощным (1Кор. 8, 9).

Когда же сия свобода их возрастала до наглости своеволия и развращения, когда некоторые, как Николаиты, не хотели стеснять своей чувственности святостью уз брака и все себе позволяли, то апостолы восставали против них с сильным обличением. Так у Иоанна Богослова Сам Господь говорит в послании к церкви Ефесской: впрочем то в тебе хорошо, что ты ненавидишь дела Николаитов, которыя и Я ненавижу (Апок. 2:6), и в послании к церкви Пергамской (ст. 14, 15). С силой против них или по крайней мере против виновных в одних и тех же пороках пишут ап. Петр (2 посл. 2:1, 2, 10, 13–19) и Иуда (ст. 4, 8, 11, 12, 13).

Против лжеапостолов и всех тех еретиков, которые почитали необходимым в христианстве соблюдение закона Моисеева для получения себе оправдания не от веры, но от дел, апостол Павел подвизался в целых своих посланиях к Римлянам и Галатам. Он учил, что никто не может исполнить всех требований закона и след. от дел закона не оправдится всяка плоть пред Богом: что законом только познается грех (Рим. 3:20), что закон гнев соделывает, а не милость (4:15), что когда закон превзошел, то чрез сие только умножилось прегрешение (5:21), что без закона грех был бы мертв, но пришедшей заповеди грех оживе, аз же умрох: и обретеся ми заповедь, яже в живот, сия в смерть (7:7–10), что наконец кончина закона – Христос в правду всякому верующему (10:4). Сию последнюю мысль яснее раскрывает Апостол в послании к Галатам, говоря, что закон нам дан был только пестуном во Христа; показывая нашу немощь в исполнении заповедей его, он должен был приводить нас к Искупителю от клятвы законной, лежащей на всякой душе законопреступной (3:24).

Видя злейших врагов здравого учения веры в возрастающем множестве надменных своим ведением гностиков, апостолы и общими указаниями, и частными опровержениями и пророческими предвещаниями научали узнать их, беречься и сберегать в чистоте преданное им слово спасения. – О Тимофей! писал ап. Павел к своему ученику, храни залог, отвращаясь негодного пустословия и прекословий ложно так называемого знания (τάς βεβήλους κενοφωνίας καί αντιϑέσεις τής ψευδωνύμου γνώσεως 1Тимоф. 6, 20), за которое взявшись, некоторые уклонились от веры (21). О ком здесь именно говорит апостол, видно из слов ψευδωνύμου γνώσεως, от которого звали себя гностики. Нечестивое и суеверное, суетное пустословие, – это вымышленные или странные, отличающиеся нарочитой грубостью, наименования высших сил, учение о высших мирах и духах, ими управляющих. В другом месте сего же послания он называет сие скверными и бабьими баснями. Скверных же и бабиих басней отрицайся (4:7). К сим же басням относит бесконечные родословия (1:4), яже стязания творят паче, нежели Божие строение, еже в вере. Под сими родословиями не иное что можно разуметь, как исчисления и разыскания об оных истечениях из Божества, которые были известны у гностиков из Иудеев под именем Зефирот, а у гностиков из язычников под именем Эонов; они были бесконечны, поскольку восточная фантазия, давшая им бытие, была неистощима в своих произведениях. Валентиниан, говорит Тертуллиан, выдумал 30 эонов, но к сим приложено было еще множество других; первые четыре породили еще четыре эона и так далее. Они производили более споры, нежели Божие назидание в вере; поскольку хотя клонились к тому, чтобы изъяснить смотрение спасения Божия, но только затрудняли правильный и простой образ разумения его чрез веру (См. Тит. 1:14; 2Тим. 4:4).

В частности против отвергавших божественность Иисуса Христа (Евионеев, Керинфиан и Симониан) учение об оной было раскрыто ап. Иоанном и Павлом. В самом начале своего евангелия Иоанн противопоставляет их ложным мнениям, будто Иисус есть сын Иосифа и Марии – человек обыкновенный, будто Христос или Слово – сын Единородного сошел на него только при крещении, будто мир сотворен и управляется ангелами, противопоставляет следующие истины здравого учения: что Слово есть не истечение какого-либо Божества, но Сам Бог, от вечности существующий: в начале бе Слово и Бог бе Слово и притом лице отдельное от Своего Отца – сей бе искони у Бога; что Им все сотворено, а не ангелами; что Слово стало плотию, так с ней соединилось, что никогда ее не оставит; что Слово и Единородный не суть два лица раздельные, но видехом славу Его, славу яко единородного от Отца (Иоан. 1:1, 2, 14). В 1-м своем послании также против них вооружается: кто есть лживый, точию отметаяйся, яко Иисус несть Христос; сей есть антихрист, отметаяйся Отца и Сына (2:22). Что апостол здесь говорит не о неверующих еще Иудеях, а только о тех из обратившихся к вере, которые не хотели признавать в Иисусе Богочеловека, это видно из того, что речь идет об еретиках, вышедших из церкви (2:19). Далее (6, 7, 8) приводятся три свидетеля на небеси и на земли также для подтверждения, что Иисус есть Сын Божий. Если мы принимаем, говорит апостол, свидетельство человеческое, свидетельство Божие более есть (9). Какое же это свидетельство? Это есть свидетельство, которым Бог свидетельствовал о Сыне Своем. Сюда же относится и заключение послания (ст. 20).

Ап. Павел в послании к Колоссаям тем же еретикам противопоставляет, что И.Христос образ Бога невидимого, вечный, Творец мира и промыслитель, Глава церкви; пред страданием на Себя не разделялся, но умер и воскрес: поскольку угодно было Отцу, чтобы в Нем обитала, а не на время только явилась, вся полнота πλήρωμα т. е. Божества. Последние слова прямо противоположны учению в особенности Керинфиан, которые своего Христа почитали только истечением πληρωμ”ою из Божества (1:15–19). Во второй главе снова против тех же Керинфиан и вообще против всех отвергающих Божество Иисуса Христа Апостол замечает: смотрите, братия, чтобы кто не прельстил вас философией и суетной лестью по преданию человеков (таково все учение гностиков у Иудеев и язычников), по вещественным началам мира, а не по Христе: ибо в нем обитает вся полнота Божества телесно (σωματικώς – чрез воплощение, 8, 9). Наконец, в подтверждение того, что в сем послании именно апостол имел в виду Керинфиан и других подобных им в своих заблуждениях и вместе для показания того, как апостолы обращали внимание и осторожность христиан и на другие предметы их учения, следует указать в той же главе на стихи 15–23. Здесь апостол опровергает необходимость соблюдения постановлений закона Моисеева (16, 17) и служение ангелам (18). Но первого кроме некоторых Иудеев держались и гностики из Иудеев, а последнее есть собственно учение гностиков, у которых ангелы творцы мира.

Против учения Докетов восставал в особенности Иоанн Богослов в первых двух своих посланиях. Всяк дух, говорит он в первом (4:3) иже не исповедует Иисуса Христа во плоти пришедша, от Бога несть (2Посл. ст. 7). Зане мнози лестцы внидоша в мир, не исповедающе Иисуса Христа пришедша во плоти: сей есть льстец и антихрист. Ложь сего учения столь была очевидна, что не требовала опровержений. О нем упоминает в своем послании к Смирнянам Игнатий, недолго спустя после Иоанна писавший: Αληϑάς έπαϑεν, ώς καί άληϑώς άνέστησεν έαυτόν, ούχ ώσπερ άπιστοί τινες λέγεσιν, το δοκείν αύτόν πεπονϑέναι, αυτοί τό δοκείν όντες, καί καϑώς φρονούσιν καί συμβήσεται άυτοίς, ούσιν άσώματοις καί δαιμονικοίς.

Внешнее устроение церкви может подлежать рассмотрению в отношении обрядовом и иерархическом.

Обрядовое устроение церкви апостольской было немногосложно; касалось только нужнейшего; где можно, соглашалось с иудейским, впрочем, обновляя его обильнейшими силами; от Духа исходя, само сильно действовало к возбуждению духа. Не видно было в нем ни мелкой разборчивости, ни строгой стесненности, ни множества требований, ни глубокой таинственности закона обрядового иудейского: нарочито удалялось всякого сближения с языческим: было соответственно только высоте и достоинству внутреннего образования оной же церкви. Вводилось не вдруг, но постепенно и во всех своих частях полного развития в сии времена по обстоятельствам церкви еще не достигло.

И обещание Спасителя преимущественно пребывать с теми, которые собираются во имя Его и дух единения и любви соединявший все общество первых христиан, и нужды церкви общие и частные, некоторых ее лиц касающиеся – побуждали верующих, сколько было кому возможно, собираться всем вместе; но сии собрания не были ни строго привязаны к месту как иудейские к храму, ни определенны касательно времени, но однообразны в действиях.

Места собрания сначала имели христиане общие с Иудеями: храм и синагоги. В храме апостолы учили (Деян. 5:20), молились (22:17) и совершали некоторые обряды (21:26). Во храме каждый день сначала пребывали и верующие в Иисуса Христа, после чуда в день пятидесятницы и проповеди ап. Петра, как замечает Лука (2:46). После храма апостолы учили (Деян. 9:20), а христиане собирались (18, 20, 21) и в синагогах. В Коринфе ап. Павел учил и в училище некоего Тиранна (19:9). В Филиппах ходит он неоднократно с Лукой и в молитвенницу иудейскую (16:13, 16). Но когда настояла нужда общего собрания, а обстоятельства или известная цель не позволяли избрать для оного какое-либо из сих мест, то всякий частный дом становился для верующих и храмом, синагогой, и училищем, и молитвенницей; или еще более: поскольку здесь в одном своем кругу христиане совершали такие действия, которых не совершали там. Здесь, и только именно здесь, они преломляли хлеб, или совершали воспоминание таинственной вечери своего Господа (Деян. 2:46). Таковые домы или горницы как в Троаде (20:6, 7, 8, 9) от имени самих собраний – έκκλησίαι получали наименование также έκκλησίαι (1Кор. 11:22) церкви, иногда же именовались έπισυναγωγάι (Евр. 10:25) или просто συναγωγαί (Иаков. 2:2).

Времена собраний еще менее были определенны. В начале они происходили каждый день и во всякое время дня; в последствии конечно были приспособлены по распределению времени священнослужений иудейских, при которых христиане присутствовали (Деян. 3:1) и которые тогда совершались в третий, шестой и девятый часы дня. Только преломление хлеба совершалось в часы ночи (20:11). Впрочем, еще Климент Римский писал, что должно все исполнять строго и в порядке ( τάξει), что Господь повелел в установленные времена (κ ατά καιρύς τεταγμένας) совершать т. е. приношения и литургии ( προσφορ'ς καί λειτουργίας).

В истории времен апостольских находим свидетельства преимущественного уважения воскресного дня под именем дня Господня (Апок. 1:10). Этот ли день разумеется 1Кор. 16:1 и Деян. 20:7, под названием μία σαββάτων, из текста не видно; так изъясняют Златоуст (in Act. et Epist. ad Cor. 1. с.), Иероним, Екумений, Феофилакт. Сам Господь вторичным явлением своим ученикам в оный же день чрез неделю по своем воскресении по-видимому утвердил его для преимущественного о сем воскресении воспоминания; затем – пасхи и пятидесятницы (Деян. 20:16; 1Кор. 16:8).

Действия собраний не были также постоянно однообразны, с одной стороны по причине новости вводимого без особенных правил порядка, с другой – по разности в различные времена обстоятельств и нужд церкви. Более обыкновенными представляются:

1) Чтение из Ветхого Завета, как то совершалось в синагогах иудейских, вместе с ним изъяснение чтенного. Так было сие заповедано ап. Павлом церкви Коринфской (1Кор. 14:29). Можно полагать, что и книги Новозаветные были так же читаемы в оных собраниях. Так свидетельствует Евсевий, что ап. Петр учредил читать в церквах евангелие Марка.

2) Пение священных песней (впрочем без музыкальных орудий) и из иудейского богослужения заимствованных, как то псалмов (Еф. 5:19; Кол. 3:16), по примеру Спасителя и нарочито приготовленных (1Кор. 14:26) или от внезапного восхищения духа, разогретого духовными упражнениями, рождающихся в самом собрании.

3) Совершение молитв не только духом, но и умом (1Кор. 14:15) одним предначинаемых, а от всего собрания заключаемых, по обычаю иудейскому, подтвердительным восклицанием: аминь (16).

Но важнейшее, собственно христианское священнодействие в оных собраниях, часто повторявшееся, было воспоминательное совершение последней вечери Господа Иисуса. Сего требовала любовь к Нему; сим укреплялся союз верующих между собой; в сем обретал каждый пищу и подкрепление для своего духа. С ним соединялось и другое дело любви к своим братиям, устроение общей трапезы для богатых и неимущих из посильных приношений первых. Почему отправление сих двух действий и было предваряемо собранием приносимого для вечери таинственной и общей трапезы. Для первой были избираемы только хлеб и вино; все прочее следовало к последней. Избранные хлеб и вино предлагались не просто, но освящались в таинственные виды произнесением слов Самого Спасителя при первом установлении таинства и благословением или молитвой священнодействующего. Это подтверждается евангелиями и 1Кор. 11:23–25 , где апостол повторяет историю установления сего таинства, как образец его совершения, и где есть слова И.Христа, и благословение или благодарение, и из свидетельств писателей последующего века, которые, говоря о совершении евхаристии в свое время, именно указывают на оные действия освящения, а по близости сего времени к апостолам и в особенности к мужам апостольским нельзя думать, чтобы при совершении столь важного действия допущено было какое-либо изменение в том против первого учреждения.

Матф. 26:26 . Έσϑώντων δε αύτών, λαβών ό Ιησύς τόν άρτον, καί εύλογήσας, έκλασε καί έδίδυ τοίς μαϑηταίς καί είπε λάβετε, φάγετε τέτό έστι τό σώμά μου.

27. Καί λαβών τό ποτήριον, καί εύχαριστήσας, έδωκεν αύτοίς, λέγων πίετε έξ αύτέ πάντες....

Марка 14:22. Καί έσϑιόντων έαυτών, λαβών ό Ίησύς άρτον, εύλογήσας έκλασε καί έδωκεν αυτοίς καί είπε λάβετε, φάγετε τέτό έστι τό σώμά μου.

23. Καί λαβών τό ποτήριον, εύχαριστήσας, έδωκεν αύτοίς, καί έπιον έξ αύτού πάντες.

24. Καί είπεν αύτοίς τέτο έστι τό αίμα μου τό τής καινής διαϑήκης τό περί πολλών εκχυνόμενον.

Лук. 22:19. Καί λαβών άρτον, ένχαριστήσας έκλασε καί έδωκεν αύτοίς λέγων τέτό έστι τό σώμα μον, το ύπέρ ύμών διδόμενον, τέτο ποιείτε είς τήν έμήν άνάμνησιν.

20 . Ώσαύτως καί τό ποτήριον, μετά τό δειπνήσαι λεγων τέτο τό πστήριον, ή καινή διαϑήκη έν τώ αίματι μού, τό ύπέρ ύμών εκχυνόμενον.

1Кор. 11:23–25 : Ό Κύριος 'Ιησύς... έλαβεν άρτον καί εύχαριστήσας έκλασε καί είπε; λάβετε, φάγετε τέτό μον έστι το σώμα τό ύπέρ ύμών κλώμενον τέτο ποιείτε είς την έμήν άνάμνησιν. 'Ωσαύτως καί τό ποτήριον μετά τό δειπνήσαι, λέγων τούτο τό ποτήριον, ή καινή διαϑήκη έστίν έν τώ έμώ αίματυ τέτο ποιείτε όσάκις άν πίνητε είς τήν έμήν άνάμνησιν.

1. Все говорят: λαβών άρτον; 2. Матф. и Мар. εύλόγησεν; Лук. и Пав. έυχαριστήσας; 3. все: έκλασε; 4. все: сие есть тело мое; Лук.: еже за вы даемое; Пав.: еже за вы ломимое; оба: сие творите в мое воспоминание и Павел еще прибавляет в начале всех слов: приимите, ядите. 5. Матф. и Мар. λαβών ποτήριον; у Лук. и Пав. это заключается в ώσαύτως; 6. Мф. и Мар. εύχαριστήσας, у Лук. и Пав. это заключается опять в 'Ωσαύτως; 7. Мф. и Мар. έδοκεν; у Лук. и Пав. в ώσαύτως; 8. пийте от нея вси. 9. Мф.: сия есть кровь моя Нового Завета, яже за многия изливаемая во оставление грехов. Мар. тоже только без последних слов; Лук. и Пав.: сия чаша – Новый Завет в моей крови: Лук. яже за вы проливается; 10. Павел: (также как и о хлебе): сие творите, елижды аще пиете в мое воспоминание.

Ириней: Qui est е terra panis percipiens invocationem Dei, jam non communis panis est, sed eucharistia Lib. 4, cap. 34.

Иустин мученик: ....deinde ei, qui fratribus praeest, offertur panis et poculum aquae et vini, quibus ille acceptis lavdem et gloriam rerum universarum Patri, per nomen Filii et Spiritus Sancti offert et eucharistiam, s. gratiarum actionem pro eo, quod nos donis suis dignatus sit, proliae exequitur (εύχαριστίαν έπί πολύ ποιείται). Atque ubi ille preces ei gratiarum actionem absoluit, populus, qui adest, omnis favsta approbatione acclamat, dicens: amen. Apolog. 11.

Писатель постановлений апостольских: Memores igitur eorum, quae propter nos pertulit, gratias agimus tibi. Deus Omnipotens, non quantum debemus, at quantum possumus, et constitutionem ejus implemus. In qua enim nocte tradebatur, pane sanctis ac immaculatis manibus suis accepto, et elevatis oculis ad Deum suum ac Patrem fregit et dedit discipulis, dicens: hoc est mysterium novi testamenti: accipite ex eo: manducate: hoc est corpus meum, quod pro multis frangitur in remissionem peccatorum. Similiter calicem miscuit ex vino et aqua, sanctificavit et dedit iisdem dicens: bibite ex eo omnes: hic est sanguis meus, qui pro multis effunditur in remissionem peccatorum. Hoc facite in meam commemorationem. Quotiescumque enim manducabitis panem hunc et bibitis hunc calicem, mortem meam adnuntiabetis, donec veniam. – Itaque memores passionis ejus et mortis et a mortuis resurrectionis, atque in coelum reditus, nec non secundi adventus, quem idem facturus est, in quo cum gloria et potestate veniet judicare vivos ac mortuos et reddere singulis juxta opera eorum: Tibi Regi ac Deo panem hunc et calicem hunc offerimus, secundum constitutionem Ejus, gratias Tibi per Eundem agentes, quia nos dignos habuisti, qui staremus coram Te ac sacerdotio fungeremur Tibi; et poscimus Te ut super haec dona in conspectu Tuo proposita placate perspicias, Tu qui nullius indiges Deus et beneplaceas in eis ad honorem Christi Tui, atque supra hoc sacrificium mittas Sanctum Tuum Spiritum, testem passionum Domini Iesu: ut exstibent· panem hunc corpus Christi Tui, et Calicem hunc sanguinem Christi Tui, quo participes illius ad pietatem confirmentur, remissionem peccatorum consequantur, diabolo ejusque errore liberentur; Spirito S. repleantur, digni Christo Tuo fiunt, vitam impetrent, Te illis reconciliato, Domine omnipotens!. Constitut. Lib. 8, c. 12.

Освященные дары преломлялись и раздавались народу чрез диаконов по свидетельству Иустина: οί καλέ μενοι παρ ήμίν διάκονοι διδόασιν έκάστω τών πειρόντων μεταλαβείν άπό τού εύχαρίστέντος άρτον καί όίνου καί ύδατος, καί τοίς ού παρούσι άποφέρουσι Apolog. 11.

За сим предполагаема была и общая трапеза – άγάπη (Тертуллиан). Причины установления сих трапез, кроме побуждений любви, было намерение сильнее действовать к разрушению предубеждения Иудеев против язычников.

Кроме сего тайнодействия, в котором участвовали многократно и все члены церкви вместе, в церкви апостольской были установлены некоторые особые тайнодействия для особых нужд каждого: для желающего вступить в церковь тайнодействие крещения; для крестившегося тайнодействие рукоположения; для каждого тайнодействие покаяния; для избираемого в наставника и пастыря церкви – тайнодействие священства; для вступающего в союз супружества – тайнодействие брака; для немощного – тайнодействие елеосвящения.

При совершении крещения время и место не были нарочито избираемы, но употреблялись так, как прилучилось; требовалось только, чтобы на месте крещения была вода ( Се вода: что возбраняет ми креститися? Деян. 8:36) и служитель церкви. Право совершать сие священнодействие принадлежало всем степеням священноначальства от апостолов до диаконов. Приступающий к крещению должен был 1) принести покаяние в содеянных им прежде грехах: покайтесь и да крестится кийждо вас (Деян. 2:38). Это требовалось и при крещении Иоанновом: и крещахуся во Иордане от него, исповедающе грехи своя (Матф. 3:6); в Ефесе мнози от веровавших из Иудеев и еллинов прихождаху исповедающе дела своя (Деян. 19:18). 2) произнести исповедание своей веры (Деян. 8:37). 3) отказаться от жизни во грехах и обещать жизнь святую и непорочную (1Петр. 3:21): и нас ныне спасает не плотской нечистоты омытие, но (вопрошение) обещание – (έπερώτημα – означает то и другое и показывает, что обещание было делаемо по вопрошению: обещаешься ли....?) Богу доброй совести. О сем свидетельствует и Иустин мученик: όσοι άν πεισϑώσι καί λεγόμενα είναι καί βιούν ούτως δύνασϑαι ύπησχνώνται (Apolog. 2). Крещение совершалось произнесением имени Святыя Троицы и погружением в воде троекратным. Произнесение имени Святыя Троицы при крещении было установлено Самим Иисусом Христом и без сомнения в точности исполнялось, как подтверждает и свидетельство писателей следующего века; погружение, а не окропление только – означается в самом наименовании крещения βαπτισμός и в применении оного ап. Павлом к погребению и восстанию Иисуса Христа, или к погребению сим действием в водах ветхого человека и восстанию нового (Рим. 6:34; Кол. 2:12). Крещаемы были и младенцы: о чем можно заключать из поставления сего таинства на место обрезания, из крещения целых домов, из учения писателей последующего времени. Ириней (Lib. 2. с. 39) пишет: Christus omnes venit per se ipsum salvare. Omues, inquam, qui per Eum renascuntur in Deum, infantes in parvulos et pueros et juvenes et seniores. Renasci – здесь означает по сличению сего слова с другими местами его сочинения regenerari per baptismum. Писатели ранее Иринея говорят вообще о необходимости крещения для спасения каждого, откуда можно заключить и о младенцах. Писатель трех книг, известных под именем Ермы, в одном видении представляет апостолов по отшествии из мира идущими крестить ветхозаветных святых: только водой они могут достигнуть покоя, говорит он (Lib. 3 Simii., 9, n. 16).

Омывшийся водой крещения от грехов получал утверждение во Христе, запечатление Богу и обручение Духа чрез рукоположение, которое вначале совершалось, как видно из истории апостольской, только апостолами, так что в тех случаях, когда недоставало сих, Дух Святый хотя и нисходил видимо на крестившихся, но без рукоположения крестившего (Деян. 8:39). В конце второго или в начале третьего века рукоположение заменено помазанием мира. О нем упоминает первый Тертуллиан. Caro abluitur, caro ungitur, caro signatur, ut anima muniatur (De Res. c. 8).

Покаяние частное (Иак. 5:16; 1Иоан. 1:9) и общественное для обще-виновных соблазном преступников (2Кор. 6:5–11), конечно, сопровождалось и особыми делами благочестия по примеру Иудеев постом, молитвой, милостынями (Евр. 6:4, 5, 6).

К священству призываемы были или по откровению, как Тимофей: (1Тим. 4:14) не неради о своем даровании живущем в тебе, еже дано тебе бысть пророчеством с возложением рук священничества, или отделением начатков веровавшего язычества, поколику сие большую оказывало ревность к вере, как о сем пишет Климент Римский: κατά χώραν καί πόλεις κηρύσσοντες (άπόστολοι) καϑίστаѵоѵ τάς άπαρχάς αύτών δοκιμάζοντες τώ πνεύματι είς έπισκόπους καί διακόνους τών μελλόντων πιστεύειν (1Epist. ad Corin.) или общим избранием всей церкви, как седмь диаконов (Деян. 6:3–5). Были ли избираемы на степени священства по жребию, не известно. Пример Деян. 1:23–26 ничего в сем отношении не свидетельствует, поскольку здесь избрание было не на степень священства, но в служение апостольское и притом, как замечает Златоуст, έπεί ούδέ οί απόστολοι πνεύματος μετείκον (Hom. 5, in Tim). Впрочем кажется позволительно было только не из честолюбия и искать степеней священства, даже высших (1Тим. 3:1): верно слово: аще кто епископства хощет, добра дела желает. В случае избрания кого-либо церковью, требовалось, чтобы избираемый отличался особенными пред прочими верными достоинствами и был испытанный в вере и образе жизни. Требования сего рода для епископства и диаконства излагает ап. Павел 1Тим. 3:1–10 и Тит. 1:7–9. Найденный достойным был посвящаем рукой апостолов (Деян. 14:23) или и епископов (Тит. 1:5) после общего пощения посвящающих и посвящаемого и молитвы (Деян. 14:23).

О браке, как оный в апостольской церкви совершался, никаких сведений не имеется, впрочем, из того понятия, какое о нем дает ап. Павел (Еф. 5:32), можно догадываться, что совершение оного не было оставлено без особых учреждений. В начале 2 века Игнатий пишет, что для вступающих в брак нужно согласие (γνωμή) епископа.

Для облегчения болящих заповедали апостолы такой способ, каким сами по данной им от Господа силе врачевали немощных – и именно помазание елеем больного с молитвой и упованием.

Так Помазанник Божий Господь Иисус от обилия Духа, в Нем почивающего, открывал чрез Своих апостолов всюду новые источники освящения и силы для новой Своей церкви, и чтобы не казались одни только времена апостолов богатыми множеством даров благодатных, благодать заключена для всех времен и для всех людей, для всех возрастов под седмью священными печатями седми таинств.

Наконец к обрядовым установлениям времен апостольских некоторым образом относятся и посты. Впрочем, должно заметить наперед, что апостолы, желая, сколько можно, ослабить уважение к обрядовому закону Моисееву, как в других случаях, так и в рассуждении постов не оставляли церкви никаких общих распоряжений или повелений ни касательно их времени, ни касательно продолжения, ни касательно строгости наблюдений оных, хотя сами весьма часто пользовались оными как действительнейшими средствами для приготовления своего духа к высшему духовному упражнению или для укрепления себя в важнейших подвигах своего служения. Был только один общий пост в церкви апостольской, который, так сказать, предназначил еще сам Иисус Христос в память Своих страданий: приидут дние, егда отъимется от них жених, и тогда, постятся. – Но историческое свидетельство об оном столько неопределенно ныне, что нельзя сказать утвердительно, сорок ли дней или сорок часов или еще менее содержал в древности сей пост четыредесятницы. Ириней (apud. Ius. lib. 5. с. 24) о сем пишет так: Ούδέ γάρ μόνον περί τής ήμέρας (τού Πάσχα) έστίν ή άμφιοβήτησις, άλλα καί περί τού είδους αύτού τής νηστείας οί μέν γάρ οίονται μίαν ήμέραν δείν αύτούς νηστεύειν οί δέ δύο, οί δέ πλέιονας οί δέ τεσσαράκοντα ώρας ήμέρινάς τε καί νυκτέρινας συμμετρούσι τήν ήμέραν (νηστείαν) αύτών, καί τοιαύτη μέν ποικιλία τών έπιτηρούντων ού έφ ήμών γεγουτία, όλλά καί πολύ πρώτερον έπί τών πρό ήμών. – Если держаться настоящего чтения, то необходимо надлежит вместо ήμέραν поставить νηστείαν, иначе будет нелепость: считая во дню сорок часов дневных и ночных. Если же не изменять текста, а допустить после τεσσαράκοντα точку, как в других кодексах читается и τεσσαράκοντα относить к ήμέρας к предыдущему, а не к ώρας – последующему слову, то получим такой смысл: считая во дни и дневные и нощные часы; в первом случае будем иметь пост в сорок часов, во втором – сорок дней.

Поскольку были люди в церкви, которые, представляя себе первоначальное состояние церкви в виде такого братского общества, где нет никакого различия степеней взаимной подчиненности членов, где во всём и между всеми равенство и независимость, или по крайней мере одна внутренняя непосредственная зависимость от невидимой Главы, утверждали, что первые начала власти относимые ко временам апостолов было ничто иное как позднейшее злоупотребление свободы христиан и предвосхищение у простого множества верующих прав, никому в частности над всеми не принадлежащих, то имея рассматривать церковь апостольскую в отношении к ее иерархии, прежде всего мы должны защитить законность ее установления. Во-первых, свидетельствует история, что первоначальное установление иерархии церковной ведет свое начало от учреждения апостольского: ибо как скоро получила начало церковь Христова, то постоянно является под распоряжением, управлением, надзором апостолов, их помощников и споспешников. Когда апостолы собирали где-либо новые церкви Иисусу Христу, поставляли им начальников, как то видно из посланий к Тимофею и Титу. Во-вторых, свидетельствуют апостолы, что Сам Бог вверяет некоторым особые служения и особые дарования (1Кор. 12:28; Еф. 4:11; Рим. 12:4, 9). Но сии дарования и служения, смотря по тому, кому в каком деле, в какой мере и в коликое время были сообщаемы, необходимо поставляли сих в известном отношении выше прочих и налагали на них самих новые обязанности, а других заставляли им подчиняться. Наконец, в-третьих, в церкви как во всяком обществе и не могло быть без порядка, степеней и известного рода власти. Не все члены церкви и в первенствующие времена были одинаково крепки и сильны, не все в одинаковой мере достаточно и твердо были наставлены в истинах веры: кто же бы стал носить немощи немощных, ослабевающих поддерживать, неверующих наставлять и вразумлять, если бы не были на то избраны и поставлены особые строители и попечители?

Итак нужно было быть в церкви какому-нибудь начальству и власти; история показывает, что она была; апостолы свидетельствуют, что Сам Бог учреждал оные их руками. Но напрасно бы мы стали искать в общем устроении управления церковного какого-либо из правлений обществ гражданских. Иисус Христос свидетельствовал пред судиями мира, что царство Его не от мира. Но то, что не от мира, не так и устроено, как устрояются царства мира. Един в нем Царь и Глава, но невидим – на небесех; видимые правители, хотя и с знаками власти, но суть слуги: тако нас да непщуют человецы яко, слуг Христовых; видимые подчиненные, хотя и покорены власти, но Самому Царю Богу Отцу, и никто да не дерзает пасти сие стадо яко обладая (1Пет. 5:23); оно имеет право общим приговором поставлять себе и пастырей.

Вот общее понятие об устроении церкви апостольской. Теперь покажем общее разделение всех членов оной, степени лиц правительственных и правила их управления.

Все общество церкви апостольской главным образом разделялось на клир и мирян. Хотя самих наименований сих в писаниях апостолов и след. во времена их не встречаем, но разделение существовало, ибо находим наименования: наставников и стада, которые первым подобозначущи. Не смотря на то, что всех Иисус Христос соделал священниками Богу, все имели помазание от Святаго, все утверждены и запечатлены Духом Святым, никто не отрицался иметь у себя особых строителей таин Божиих и учителей.

Церковь апостольская в высшем своем классе содержала: 1) лица чрезвычайные по своим дарованиям и служению и 2) такие, коих служение должно было перейти в звание для последующих времен. К первым принадлежали апостолы, пророки и евангелисты, к последним: епископы, пресвитеры и диаконы.

Сколько высоко было назначение апостолов, столь же велики были даны преимущества их служению. Мы говорам сие только о 13 первых апостолах, которые имели второе утвердительное назначение к своему служению после воскресения И.Христа. Хотя сии избранные посланники Господа имели много общего с своими преемниками – епископами и пресвитерами, так как и сии именовались пастырями, учителями, предстоятелями, наставниками, слугами Христовыми, строителями церкви, так как и сим принадлежало право вязать и решить, удерживать и отпускать грехи, проповедывать, учить, крестить, преломлять хлеб, пасти овец Христовых, управлять церковью, возлагать на других руки: но при всем том апостолы имели такие особенные дарования и права, которые далеко превосходят все частные дарования и права их преемников. И Златоуст имел вою справедливость назвать апостольство начальством высочайшим, духовнейшим, верховным, началом всех начал αρχήν μεγίστην, πνευματικότατην, τήν άνω, άρχήν τών άλλων άρχών.

Первое преимущество апостольского служения было непосредственное их звание и посланничество от Иисуса Христа, равно как также непосредственное от Иисуса Христа наставление в том, что они должны возвещать миру. Об одиннадцати апостолах, оставшихся после смерти Иисуса Христа, касательно сего нет никакого сомнения. Матфий избран жребием, т. е. гласом Божиим, и избран из таких, которые были вместе с апостолами во все время, когда пребывал и обращался на земле Иисус, – начен от крещения Иоаннова даже до дне, в он же вознесеся (Деян. 1:21–29); Павел, причисленный к лику апостолов, тогда же призван к апостольству, когда и ко Христу. Бог соизволил, говорил ему Анания, его креститель, чтобы и ты видел праведника и слышал глас от уст Его, яко будеши Ему свидетель у всех человеков о сих яже видел еси и слышал (Деян. 22:14). И призвавший его своей благодатью Сам благоволил открыть в нем сына Своего, так что ему не нужно было ни в чем до его служения касающемся и советоваться с плотью и кровью, с наставниками от человеков (Гал. 1:16). В другом месте (1Кор. 11:23) Апостол Павел, пересказывая историю установления тайной вечери, говорит, что передает то, что сам принял от Господа. Сие преимущество служения апостольского, – быть званным и посланным на оное от Самого Бога столько важно, что учители лжи старались себе усвоить оное: и Манес или Манихеи именовали себя апостолами Иисуса Христа и Магомет – апостолом Божиим. Из непосредственности оного звания следовало и то, что служение сие было беспреемственно; в собственном смысле апостолы себе преемников не имели и иметь не могли. Петр и Павел, говорит Ириней, передали Лину не апостольство, но епископство.

Второе преимущество апостольского служения было такое обилие причастия Духа, которое всему их учению и всем правилам, ими преподаваемым, сообщало характер непреложной истинности, не требующей никаких более подтверждений и свидетельств. Таковыми и надлежало быть сим посланникам Иисуса Христа, которым обещано было, что они будут говорить не свои слова, но глаголы Духа, которые имели обратить к вере все языки и свидетельствоваться Самим Богом в знамениях и чудесах. Изволися Духу Святому и нам – вот основание всех их определений и учения, которые они предали церкви. От сей то силы Духа – такая сила и действенность их учения, так что о них можно бы было тоже сказать, что говорили о Иисусе Христе: никогда никто не говорил так! Глас их подобен был тому гласу, который так поразил Савла, что вдруг соделал его Павлом. Не Иоанн только и Иаков были сыны громовы, все говорили громами и молниями. Во истину, яко огненни язы́цы их, воспламеняющие сердца любовью ко Христу! Истинно это трубы евангельские, которые звуком своим разрушают забрала иерихонские – мира и диавола! Истинно слова их меч обоюду острый, оружие, проходящее душу. Кто не удивится? Христос распятый – недавно жертва злобы и ненависти, клеветы – посылает требовать себе от мира веры, поклонения и вечной покорности; проповедуется слово креста и воскресения, странное по самому роду учения, соблазн Иудеям, безумие еллину, непонятное уму, противное самой природе, враждебное всем религиям, особенно ненавистное плоти, несогласное нигде ни с какими отечественными законами, страшное закореневшим в зле нравам и страстям: и вот! как бы в одно мгновение тысячи людей принимают его, чувство увлекается, ум воспламеняется, сердце тает, совесть обличается и облегчается; священники, проконсулы, судии, философы – смиряются; софисты приходят в смущение, ораторы заикаются, тираны содрогаются. Идолы падают, оракулы умолкают, Иудей горько плачет, взирая на пронзенного, Грек и Римлянин, Инд и Парфянин, Мавр и Ефиоплянин подъемлют знамя креста Его, и не только города, пишет язычник, но и все заражается учением евангельским. Какими же все это силами производится? Не вожди Александровы, не искусства богатых Кесарей, не препретельное слово Демосфена или Цицерона, не приманки Магометовы, не чаяние богатств, удовольствий, почестей, не воинство ангелов, не явление Самого Христа с небеси или с небесного престола, нет, все сие произвела Божественная сила слова тринадцати человек, по рождению не знатных, по виду ничтожных, по силам немощных, в науках несведущих, всюду гонимых, мучимых, терзаемых. От сего-то исполнения Духа проистекала и полномощная власть их в правлении. Они уже как бы воссели на престолы; а с сих престолов дают законы и суд не только 12 племенам израилевым, но и всему миру; связуют совести заповедями, запрещениями и наказаниями и разрешают от обязательности оных и от страха сих. – Постановляют законы, снимают с Иудеев иго обрядов, запрещают язычнику требы идольские, поставляют епископов, уставляют порядок церковный, предписывают правила суда церкви. Полагают наказания: приходят с палицей, действуют без пощады, поражают страшными казнями: Анания падает мертв к ногам апостолов от одного обличения Петрова; Елима лишается зрения; Именея и Александра связует проклятие, плотоугодник коринфский отлучается от церкви и предается сатане в измождение плоти.

Третье отличительное свойство служения апостольского было совершенное всех согласие в учении, так что кто осмеливался противоречить одному, тот противоречил всем, тот уже почитался лжеапостолом, подлежал проклятию, и напротив, что кто принял от одного апостола, было признаваемо вообще за апостольское. Отсюда что прибавлял в своем евангелии Иоанн к евангелию Матфея, нимало сего не разрушало и сему не противоречило. Отсюда несправедливо Валентин принимает одно евангелие Иоанново, Маркион – Луки, Керинф – Марка, Евион – Матфея; напрасно думают найти противоречие между собой у евангелистов; напрасно Павлу противополагают Иакова, надобно принять в рассмотрение, что апостолы говорят о различии живой и мертвой веры, о различном оправдании пред Богом и пред людьми, о различном состоянии греха и благодати, – к различным лицам: одни из них опирались на дела закона, другие – на веру, но на суетную, мертвую, подобную вере бесов. Так премудрость всегда оправдится от чад своих.

Четвертое преимущество служения апостольского было видение Иисуса Христа, которого они долженствовали быть свидетелями-очевидцами, в особенности свидетелями Его восстания от мертвых. Вот почему Иоанн говорит: еже видехом. Вот почему Петр поставляет себя между самовидцами величия Его. Вот почему являлся Христос Павлу и на пути, и в восхищении, и в других случаях. Лука передает более слышанное им, нежели виденное: за то он и не апостол, как замечает Иероним. Чтобы быть избранным в апостолы, по мнению Петра, нужно быть свидетелем воскресения Иисуса Христа. И конечно не мало придавало важности свидетельству апостольскому то, что они свидетельствовали не слышанное только, но что сами видели, видели часто, видели порознь многократно, не одни, но и с многими другими, – свидетельствовали с таким согласием, с такой простотой, с такой твердостью духа, в таких опасностях, что всякое подозрение об обмане должно быть совершенно удалено.

Пятое преимущество служения апостольского повсеместность оного в целом мире, посланничество во вся языки до последних земли, в концы вселенной, от востока до запада. Отсюда им вверяемо было попечение не об одной какой-либо церкви, но о всех церквах; отсюда основание церквей по градом, рассеяние их из Иерусалима, путешествия, проповедание в целом мире; отсюда писанное одним было преподаваемо и другим; что установляли здесь, то должно было иметь силу и везде. Глас их подобен гласу небес; свет их как свет лучей солнечных, разливающийся по всем странам. И посланные проповедывать Евангелие всем языкам, Божественным снабдены ведением всех языков. Посему нельзя в собственном смысле назвать их епископами каких-либо частных церквей: Петра – антиохийской или римской, Иакова – иерусалимской, Иоанна – ефесской и проч. Правитель целой области избирал для своего местопребывания какой-либо город. Царь имеет власть не над одной своей столицей, в которой живет, но и над всей своей землей. Никто не делил сим посланникам земли на тринадцать частей. как разделена была земля обетованная 12-ти племенам израилевым; у всех одно служение, одно апостольство, хотя не имея возможности быть в одно время везде, были они более или менее там или здесь: Иаков в Иерусалиме, Иоанн в Малой Азии, Петр в Сирии.

Шестое преимущество апостольского служения было такое обилие в чудесных дарованиях, что казались они в них не способностью, не силой, но как бы непрестанным сверхъестественных сил действованием. Они говорили на неизвестных им прежде языках, изгоняли духов, уничтожали силу ада, врачевали больных, воскрешали мертвых. Их чудотворения славны в рассуждении способа совершения: ибо совершаемы были и словом, и прикосновением, и мановением, даже тенью в глазах бесчисленного множества людей, в глазах непримиримых их врагов; важны в рассуждении цели и действия: ибо спасительны были для сердца врачуемых, благовременны и приятны несчастным, славны Богу, сильны к утверждению величия Божия как и к разрушению лести идольской, всякого суеверия, нечестия, коварства. Правда и многие другие в первенствующей церкви изобиловали даром чудотворений: но сообщать самый дар чудотворений никому не дано было, кроме апостолов (Τό πνεύμα διδόναι τοίς βαπτιξομένοις τούτο τό δώρον μόνων τών δώδεκα ήν. Chris. in Act. Hom. XVIII).

Седьмое, наконец, преимущество служения апостольского было право писать канонические сочинения и вот почему. Павел везде почти в начале своих посланий пишет: Павел апостол... (равно как Петр, Иаков, Иуда); и вот почему что написал церквам, то поставил для них неизменным правилом: в своем послании к Тимофею начертал образ исправления ему своего служения в церкви. Так апостольскую свою власть писания обнаруживает и в других своих посланиях к Коринфянам, к Галатам. Не посему ли в древности евангелие Луки – писателя и апостола приписывали Павлу и евангелие Марка – Петру? Не посему ли и Игнатий полагает различие между своими и Петровыми и Павловыми писаниями? Не как Петр или Павел, говорит он к Римлянам, заповедаю вам: те апостолы, а я ничто έγώ δέ έλάχιστος.

Итак вот преимущества апостольского служения, которые признавали все от самой древности и которые не признавать – почитать апостолов обыкновенными учителями, – значит соглашаться признать совершенную свою слепоту.

Уже из раскрытия сих преимуществ служения апостольского само собой открывается, что носившие оное в рассуждении своих прав должны быть все между собой равны и, следовательно, что те несправедливо поступают, которые одним из апостолов усвояют какое-то первенство власти и унижают других, делая их подчиненными оных. Каждый может видеть, что сие замечание направлено против важного предмета спора латинской со всеми другими церквами о первенстве и власти ап. Петра над прочим ликом апостольским, на которых утверждает первенство и власть церковь римская над всеми прочими церквами. Важность, каковую имеет сей вопрос в истории церкви, обращает на него наше внимание. При разрешении оного испытаем прежде предлагаемые основания решения оного в церкви католической. Потом исследуем, было ли действительно в намерении Иисуса Христа дать церкви вид единоначального правления и поручить сие единоначалие ап. Петру? Наконец, как в сем отношении смотрел на себя сам ап. Петр и как смотрели на него его соапостолы?

Церковь католическая утверждает, что ап. Петру дано было Самим Иисусом Христом первенство власти над прочими апостолами, следовательно верховная власть над всей церковью (ибо власть апостолов была высшая в церкви и иметь первенство над апостолами значит иметь верховную власть над всей церковью) и свое мнение утверждает:

1) на следующих словах Иисуса Христа, ап. Петру сказанных: и аз же тебе глаголю, ты еси Петр и на сем камени созижду церковь мою (Мф. 16:18). По-видимому здесь за верность Петрова исповедания обещается ему быть основанием всей церкви христианской, или, что тоже, главой. Но рассматривая различные образы изъяснения оных слов Спасителя у древних и новых изъяснителей св. Писания, из коих одни – слова: на сем камени относят к Иисусу Христу, что напряженно, хотя само в себе не содержит противоречия; другие ко всем апостолам, что не ясно; иные к одному ап. Потру, что не верно, поскольку основанием главным паче лежащего никто более быть не может, а вторичным, о котором говорит ап. Павел: наздани бывше на основании апостол и пророк – суть все апостолы; и так повторяю – сличая все сии мнения между собой, не находим ближе к истинному того, которым в сем камне указывается оное исповедание веры Петровой: ты еси Христос, Сын Бога живаго. Ты Петр, говорит ему в ответ, тебе имя каменный: но отчего и за что сие наименование? Очевидно, не за сие исповедание, которое, как Сам Спаситель заметил, открыл ему Отец Небесный, но от того камня, который тебе первому дано было положить в основание церкви; от того исповедания, которое необходимо для всякого приходящего в церковь, как основание его веры. И врата адовы не одолеют ей; дух тьмы со всеми силами ада будет стараться поколебать ее в самом сем основании: он найдет себе на земле орудия, чрез которых, отняв у меня жизнь, возмнит доказать миру, что я не Христос Сын Бога живаго: но врата адова не одолеют – Сыну Божию не мощно держиму быти от смерти. Я восстану и дам тебе ключи царствия небесного, тебе дам первому ввести в церковь мою Иудеев и язычников: и еже аще свяжеши на земли, связано будет на небеси и еже разрешиши на земли, будет разрешено и на небесех. Силой власти апостольской ты с прочими братиями по внушению Духа будешь возвещать новый закон благодати, и отменишь ветхий закон Моисеев.

2) на следующих словах Иисуса Христа ап. Петру: аз же молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя, и ты некогда обращся утверди братию твою (Лук. 22:31) и

3) (Иоан. 21:15, 16, 17) паси агнцы моя и паси овцы моя. Но что отсюда следует к утверждению власти ап. Петра над апостолами? Иисус Христос повелевает ему утвердить некогда братию: но замечает, что сам прежде других падет и должен думать об обращении: обращся. Ты падешь: ты отречешься от меня, но я восставлю тебя с тем, чтобы ты утвердил, исправил, поставил тверже и прочие столпы моей церкви, твоих братьев, имеющих так же поколебаться в своей вере. Утверди, но не утверждай над ними своего владычества. Пасти же овец поручено не одному Петру, но и всем апостолам. В указываемом месте для того после троекратного исповедания любви вверяется ему служение стаду Христову, что он троекратным своим отречением от Христа сделал себя в глазах прочих недостойным оного.

Итак предлагаемые основания верховной власти Петра над всей церковью не имеют сами твердости. Обратим внимание на то, согласно ли еще такое единовластие в церкви с волей Иисуса Христа? У учеников произошел спор о том, кто из них должен почитаться большим? вопрос – к нашему делу. Посмотрим только, как решил его Небесный Учитель; и из его ответа выведем решение своего вопроса. Он же рече им: царие язык господствуют ими и обладающие ими благодетели нарицаются. Вы же не тако: но болий в вас да будет яко мний: и старей яко служай (Лук. 22:25, 26). Что отсюда видно? видно, что Иисус Христос ни одному большему и начальствующему в своей церкви не хотел дать верховной, независимой, самодержавной царской власти. Далее еще присовокупляет: и Аз завещаваю вам якоже завеща мне Отец мой царство; но и здесь завещевается царство не одному, но всем; никто не сделан верховным распорядителем оного, всем равные престолы: и сядете на престолех. Правда, Иисус Христос отличал Петра пред прочими любовью и доверенностью напр. на Фаворе, в дому Иаира, на горе масличной, в саду Гефсиманском: но никогда одного, а всюду вместе с Иаковом и Иоанном, иногда с Андреем; притом еще Иоанн именуется по преимуществу возлюбленным учеником Господа: его же любляше Иисус. Но как нельзя согласиться, чтобы Иисус Христос отличной своей доверенностью к сим ученикам хотел всем дать первенство власти, ибо это невозможно, то следует, что ни сим, ни одному Петру, ни кому-либо другому Иисус Христос не хотел поручить и управление всей церковью.

Покажем наконец, как смотрел на сие единовластие в церкви и как думал о себе в сем отношении сам ап. Петр, и как думали о том другие апостолы?

Получивший себе имя от камня церкви в своем послании указывает единый живой камень от человек уничиженный, от Бога же избранный, к которому все верующие, подобно как и он Петр, должны приступать, и сами, как живые камни, устроят из себя дом духовный (1Петр. 2:4, 5). Очевидно здесь между Иисусом Христом – основанием дома Божия и верующими зиждимыми камнями церкви не полагается никакого еще посредствующего камня – Петрова ила чьего-либо т. е. все здание держится на одном основании; и как оно еси храм духовный, то в его строение не должно входить ничто от мира и не надобно искать для его крепости каких-либо связей человеческих напр. единоверховного владычества.

Тот же ап. Петр, пиша к пресвитерам, называет себя сопресвитером их; учит пасти стадо не яко обладающе ему, указывает единого Пастыреначальника Иисуса (2Петр. 5:1, 3, 4). Так писать несвойственно бы было верховному правителю церкви.

Не так как на верховного правителя церкви смотрели на него и прочие апостолы, когда напр., ап. Павел писал:

a) наздани бывше на основании апостол и пророк (Еф. 2:20), и не отличил здесь никого из апостолов, как преимущественное основание.

b) Той дал есть овы убо апостолы, овы же пророки, овы же благовестники, овы же пастыри и учители к совершению святых, в дело служения, в создание тела Христова (Еф. 4:11), и не сказал, чтобы к совершению святых в дело служения для созидания тела Христова поставил тот же Иисус Христос из апостолов видимой главой церкви Петра.

Когда c) усвояет себе равную область в церкви с областью Петра: уверено ми бысть благовестие необрезанию, якоже Петру обрезанию (Гал. 2:7).

Когда d) поставляет между столпами церкви не одного Петра, но первее Иакова и притом еще Иоанна (Гал. 2:9).

Когда e) говорит, что сии мнимии столпи ему дали сии десницы, чтобы ему идти во языки, а им в обрезание (Гал. 2:9), чего не должно бы было быть, когда бы Петр один имел верховное право распоряжаться всеми служениями и служителями церкви.

Когда f) говорит христианам: аще Павел, или Аполлос, или Кифа, или мир, или живот, или смерть, или настоящая, или будущая: вся ваша суть; вы же Христовы, Христос же Божий (1Кор. 3:22, 23), что и он, и Петр, и все апостолы по своему званию равные служители церкви, церковь же Христова, Христос же Божий.

Когда g) в лицо противостоит Петру в Антиохии (Гал. 2:11).

Когда h) собрание апостолов отправляет Петра и Иоанна в Самарию для преподания Духа Святаго. Слышавше же иже в Иерусалиме апостоли, яко прият Самария слово Божие, послаша к ним Петра и Иоанна. Может ли быть посылаем начальник своими подчиненными?

Когда, наконец, i) в трудных делах прибегали к решению собора, а не мнимого верховного всей церкви предстоятеля.

Итак не будем отрицать, что во многих случаях Петр имел пред апостолами первенство порядка, но никогда – первенство власти.

Далее, к чрезвычайным лицам иерархии времен апостольских принадлежали пророки. В исчислении различных степеней служения церкви, какое делает ап. Павел в послании в Ефес. 4:11 и 1Кор. 13:28, они стоят непосредственно после апостолов и выше так называемых учителей. Служение их церкви состояло или в предвозвещении целому обществу христиан, в частности кому-либо из членов церкви будущей судьбы, что собственно значит пророчествовать, или в изъяснении пророчеств и прообразований древних применительно к учению Иисуса Христа и апостолов: ибо должно знать, говорит ап. Петр, что никакого пророчества в писании нельзя разрешить самому собою (2Петр. 1:20). Первого рода – был напр. Агав, предвещавший в Антиохии всей земле голод (Деян. 11:27, 28), а в Кесарии Павлу узы (21:11); последнего – напр. Иуда и Сила, подтверждавшие в Антиохии своим учением определение апостольского собора (15:32). Но подтверждать оное было нельзя предсказаниями, а разве изъяснением относящихся к сему предмету древних пророчеств. В рассуждении последнего порядка пророчествующих Павел дает особые правила в 1-м своем послании к Коринфянам (14) и именно: пророки пусть говорят двое или трое (в одно собрание), а прочие пусть рассуждают, т. е. о том, что сии говорят. Если же другому из сидящих будет откровение; то первый молчи. Ибо все один за другим можете пророчествовать... (29:30, 31). И духи пророков подчиненны пророкам (32). Бывающие от Бога внушения не так насильственны, чтобы нельзя было удержаться произносить оные другим (как бывает при вдохновениях духа тьмы); а удержаться надобно, когда сам Бог яснейшим откровением повелевает говорить другому; наконец: братия мои, с ревностью желайте пророчествовать (39).

Евангелисты – писатели и благовестники (Еф. 4:11).

К степеням иерархии постоянно принадлежали:

1. Епископы. Неопределенность свидетельств св. писания касательно происхождения сего звания от апостолов ⁷⁴ разрешается множеством ясных свидетельств последующих писателей, в достоверности которых не можем сомневаться. Так пишет Тертуллиан: ordo episcoporum, ad originem recensus, in Iohannem stabit avctorem (adver. Marcion. L. 4. c. 5). Так пишет Климент Александрийский об Иоанне Богослове: quum ex insula Patmo Ephesum rediisset ad finitimas quoque provincias se contulerit, ut episcopos constitueret... (In оrat. quis dives salvetur). Ириней показывает, какие где постановлены по городам епископы от апостолов; говорит о своем учителе св. Поликарпе, епископе Смирнском, что он поставлен в епископа от Иоанна Богослова. Сего последнего рода свидетельства находим у Евсевия, Епифания и Иеронима. Отличительные права епископа пред пресвитером были следующие: 1) сей все действия по церкви должен был совершать не иначе как с ведома своего епископа: того напр. требует Игнатий в своем послании к Смирнянам, запрещая без оного совершать и крещение и вечерю (αγέπη). 2) Некоторые священнодействия исключительно принадлежали епископу, как поставление пресвитеров. 3) Епископ имел право вызывать к суду неисправных пресвитеров, но не наоборот. Что в некоторых церквах был не один епископ, это очевидно из послания ап. Павла к Филипписеям 1, 1. Павел… всем святым... в Филиппех с епископы и диаконы. Некоторые догадываются посему, что вообще в каждом городе, где христиане были не из одних Иудеев и не из одних язычников, было по два епископа, у тех и других по одному своему, и сию мысль свою подтверждают тем, что находят в некоторых церквах именно по два епископа при апостолах: в Риме Лина и Анаклета; в Антиохии Еводия и Игнатия. Впрочем, могло статься, что сии стоящие на втором месте епископы Анаклет и Игнатий поставлены апостолами и по случаю смерти первых.

2. Пресвитерами-старцами именовались у Иудеев и судии и начальники синагог (patres synagogarum). Должность пресвитеров христианских учить и священнодействовать; права – быть советниками епископов как напр. на соборе иерусалимском Деян. 15:6, и возлагать свои руки при посвящении вместе с посвящающими (1Тим. 4:14; 2Тим. 1:6).

3. Диаконы. Причина и место первоначального учреждения сей степени священства; должности: попечение о трапезе, служение при таинствах и проповедание.

Диаконисы. Их первоначальное состояние – вдовицы; должность, – не степень священства ⁷⁵.

Давши церкви пастырей, которые должны были представлять в себе верным образ словом, житием, любовью, духом, верой, чистотой (1Тим. 4:12), апостолы однако же и сами и своим преемникам показали пример по частному усмотрению или по общему совещанию установлять новые правила, относящиеся 1. до сохранения чистоты веры и нравов и неповрежденности учения как в целом обществе церкви, так и в каждом из принадлежащих к оному и 2. до установления сколько можно более единообразного и постоянного порядка во внешнем устроении оной. Первое касалось внутреннего, второе – внешнего благосостояния церкви. От первого зависела и поддерживала здравость всего тела церкви; последним сообщалось приличное оному телу одеяние и благолепие. Первое как важнейшее заключено ими в собственных их писаниях, последнее по большой части сохранилось для вас в виде предания, более или менее близкого к апостолам и более или менее чистого, в писаниях последующих отцев церкви и в особенности в так называемых правилах апостольских. Пастырям церкви последующих времен апостолы для тех же нужд в особенных случаях показали пример прибегать к общему совещанию в своем соборе иерусалимском. Скажем о всех сих предметах подробнее.

Ограждая чистоту веры и нравов церкви, апостолы естественно должны были иметь в виду два рода людей, сохраняющих и не сохраняющих оную, и иметь попечение о здравых и немощных или уже и отпадших членах церкви. По сему рассуждению будем рассматривать и правила их относительно сохранения оной чистоты.

Для первых верхом своих требований апостолы поставляли, чтобы учению, которое приняли, были послушны от сердца, и правде, к которой признаны, совершенно себя поработили: благодарение Богу, что вы, быв прежде рабами греху, сердечно стали послушны образу того учения, которое приняли; и свободясь от греха стали рабами правде (Рим. 6:17, 18); посему внушали верующим, чтобы они всегда держались образа здравых словес с верой и любовью во Христе Иисусе и хранили залог Духа Святаго, живущего в них (2Тим. 1:13, 14), то помазание от Святаго, которое учит всему, что для спасения нужно (1Иоан. 1:27), все испытывали и хорошее удерживали (1Сол. 5:20), не всякому духу верили, но испытывали духов, от Бога ли они (1Иоан. 4:1). Таких людей, которые учат иному и не следуют здравым словам Господа Иисуса Христа и учению, которое по благочестию, – которые, ничего не зная, заражены страстью к состязаниям и словопрениям, от коих рождаются зависть, распри, злоречия, лукавые подозрения, – удалялись (1Тим. 6:3, 4, 5) . Еретика по первом и втором вразумлении отвращались (Тит. 3:10). Как новорожденные младенцы любили одно чистое словесное млеко, дабы от него возрасти во спасение (1Петр. 2:2). И в тоже время старались все достигать в единство веры и познания Сына Божия, в зрелость мужа, в меру полного возраста Христова, дабы не быть такими младенцами, которых может колебать всякий ветр учения по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения (Еф 4:13, 14), не сообразовались с веком, но преобразовались обновлением ума, дабы узнавать, что в отношении к воле Божией хорошо, благоугодно и совершенно; не мудрствовали паче еже подобает мудрствовати, но мудрствовали в целомудрии коемуждо якоже Бог разделил есть меру веры (Рим. 12:2, 3), служили друг другу тем даром, кто получил, как верные домостроители многоразличной благодати Божией (1Петр. 4:10). Если кому дано пророчество, пророчествовал бы соответственно вере; если служение, пребывал бы в служении; если кто учитель – в учении; если увещатель – в увещании; если раздает, раздавал бы в простоте; если начальник, начальствовал бы рачительно; если делает дела милосердия, делал бы с радостью; любовь была бы непритворна; отвращались бы зла; прилеплялись к добру, были братолюбивы друг к другу с нежностью; отдавали один другому предпочтение; были тщательны, неослабны, духом пламенны, в бедствии терпеливы, в молитве постоянны, помогали в нуждах святым; упражнялись в странноприимстве; благословляли гонителей; радовались с радующимися, плакали с плачущими; были единомысленны между собой; если возможно и сколько зависит от самих, со всеми людьми жили в мире (Рим. 12:6–18); властям предержащим повиновались, и повиновались не только из страха наказания, но и по совести; отдавали всякому что должно: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь (Рим. 13:1, 7); впрочем не делались бы рабами человеков (1Кор. 7:23); в случае нужды судились лучше у своих, нежели у неверных (1Кор. 6:1–6), повиновались паче Богу, нежели человекам (Деян. 5:29). Кто страждет как христианин, да не стыдится, да прославляет же Бога в части сей (1Пет. 4:16). Каждый пусть остается в том звании, в каком призван; рабом ли кто призван, не беспокойся; но если может сделаться и свободным, воспользуйся (1Кор. 7:20, 21); рабы должны быть послушны господам своим по плоти с уважением и страхом в простоте сердца, как Христу, не при глазах только служа, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души (Еф. 6:5, 6). Господа же обязаны доставлять должное и справедливое, зная, что и сами имеют Господа на небесах (Кол. 4:1). Холостым и вдовым хорошо оставаться в своем состоянии, но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак: кто же твердо положил в сердце своем оставить девицу свою незамужнею, тот хорошо делает (1Кор. 7:8, 9, 37). Если какой брат имеет жену неверующую, но она хочет с ним жить, то он не должен оставлять ее (12). Молодые вдовицы пусть вступают в браки, рождают детей, управляют домом и не подают противнику никакого случая к злоречию (1Тим. 5:14) . Муж пусть отдает жене должное; подобно и жена мужу (1Кор. 7:3); впрочем пусть помнят, что имеющие жен должны быть как не имеющие (29). Отцы не должны детей своих огорчать, но воспитывать их в учении и наставлении Господнем (Еф. 6:4). Дети должны повиноваться родителям для Господа. Юноши – быть благонравны (Тит. 2:6). Старцы – трезвенны, степенны, скромны, здравы в вере, в любви, терпении; старицы также одевались бы прилично святым, не были клеветницы, не порабощались бы пьянству, учили добру (2, 3). Пастырям церкви предписывали проповедывать слово постоянно, во время и не во время, обличать, угрожать, увещавать со всяким долготерпением и учением (2Тим. 4:2), заниматься чтением слова Божия (1Тим. 4:12), глупых и невежественных состязаний уклоняться, не ссориться, но быть приветливыми ко всем, учительными, незлобивыми, с кротостью наставлять противников: не даст ли им Бог обращения к познанию истины (2Тим. 2:23–25). Пастве завещали повиноваться своим наставникам (Евр. 13:7), воспоминать о них (7), уважать трудящихся и начальствующих в Господе и почитать их преимущественно с любовью за дела их (1Сол. 5:12, 13), наставляемым делиться всем добром с наставником (Гал. 6:6). Вообще всех учили не оставаться никому ничем должным кроме любви, немощи немощных носить, и не себе угождать; словом, что ни делают, словом или делом, все делать во имя Господа Иисуса Христа, благодаря Бога и Отца чрез Него (Кол. 3:17).

В отношения к заблуждающим умоляли всех и каждого бесчинных вразумлять, малодушных утешать, слабых поддерживать и долготерпеть ко всем (1Сол. 5:14). Кто несмотря на увещания и убеждения церкви слову Божию не повинуется, такового иметь в замечании и не сообщаться с тем, дабы устыдить его, впрочем не почитать его за врага, а исправлять как брата (2Сол. 3:12, 14, 15). Кто, называясь братом, есть блудник, или сребролюбец, или идолослужитель, иди злоречив, или пияница, или хищник: с таковыми даже и не есть вместе (1Кор. 5:11), но извергать развращенных из среды себя (13); зараженных грехами тяжкими, не только оскверняющими имя христианина, но редкими и между язычниками, – отлучать от церкви с общественным плачем (1Кор. 5:1, 2); смущающих церковь и превращающих Евангелие Христово предавать анафеме (Гал. 1:7–9); равно кто не любит Господа Иисуса Христа – анафема, маранафа (1Кор. 16:22). Апостолы кроме сего поражали иногда противников Евангелия чудесными казнями телесными (Деян. 13:11) или предавали сатане (1Тим. 1:29) в измождение плоти, да дух спасется (1Кор. 5:5); но ни права, ни силы не оставили совершать тоже и церкви.

Все сии правила, коими ограждалась чистота учения и нравов церкви, открыто содержатся в св. Писании. Правила, касающиеся единообразного устроения порядка церковного по большей части сохранились в одном предании. Понятие о преданиях нет нужды нам ограничивать. Предание или то, что было оставляемо преданию, дополняло правила апостолов писанные. Апостолы не занимались только тем, чтобы писать книги, говорит Евсевий (L. III. с. XXIV; σπεδής τής περί τό λογογραφείν μακράν ποιούμενοι φροντίδα). Посему многое, чему они учили и что различным церквам заповедали во время личного своего у них пребывания, или совсем должно было затеряться или сохраниться только в предании. Ириней в свое время действительно (I. II. 2) ссылался на предание, как на остатки учения апостолов, хранимые в церквах чрез преемство пресвитеров. Евсевий пишет о Папие, ученике Иоанна Богослова, что он тщательно собирал сведения, что говорил Андрей, Петр и другие ученики Господа, не надеясь получить столько пользы от чтения книг, сколько от устного наставления остававшихся в жизни их слушателей (ού γάρ τά έκ τών βιβλίων τοσούτόν με ώφελείν ύπελάμβανον, όσον τά παρά ξώσης φωνής καί μένεσης Eccles. Hist. Lib. III, с. 39). – В сем предании заключались конечно более, нежели одни постановления, касающиеся церкви: Ириней вызывает на суд сего предания лжеучения еретиков, отступивших от церкви в самых главных догматах веры. Известно также и то, что самое символическое учение от времен апостольских, сохранялось только чрез предание. Впрочем, что входило сюда, частью и особые распоряжения, и установления апостолов касательно порядка и благочиния церкви, можно видеть напр. из слов Тертуллиана в рассуждении одного церковного учреждения: si legem postulas scripturarum, nullam invenies: traditio tibi praetendetur auctrix, consuetudo confirmatrix, et fides observatrix (Lib. de coron. milit. c. 4. August. Epis. 118 et 119. См. 1Тим. 3:14, 15; 2Сол. 2:15). Такового рода установления преемственно сохранялись в непрестанном употреблении церкви, и были по временам случайно или нарочито заносимы и в книги древними отцами и учителями церкви.

Первый древнейший памятник такового собрания преданий касательно внешнего устроения церкви есть книга правил апостольских. Что наименования оных правил апостольскими не должно принимать в том смысле, будто они точно в том виде и количестве принадлежат апостолам, в каких имеем оные ныне: в том нельзя сомневаться потому, что находим в числе оных такие, которые апостолам и даже их временам принадлежать не могли; именно: правилом VII воспрещается праздновать пасху с Иудеями прежде весеннего равноденствия; но о времени празднования пасхи еще только спор был в конце II-го века; и если бы самими апостолами было сделано касательно сего установление, то Виктору и церквам азиатским было бы удобно решить оный ссылкой на правило апостольское. Правило XXII воспрещает скопцу, скопившему самого себя, быть клириком: Димитрий еп. Александрийский в сем обвинял и за сие требовал низложения Оригена: но если бы было в то время известно оное постановление апостольское, то без сомнения сие действие Оригена не было бы защищаемо Александром, епископом Иерусалимским и Феоктистом, епископом Кесарийским, которые, когда он был изгнан по обвинению Димитрия из Александрии, дали ему у себя не только приют, но ему одному поручили у себя проповедывать слово (Евсев. Церков. Истор. Кн. VI, гл. 8 и 27). Притом такое постановление не могло быть во времена апостолов и потому, что, без сомнения, должно быть введено по случаю усиления такового беспорядка в церкви; но во времена апостолов не видно и начала оного. Правило XXVII дозволяет брак из поступивших в клир в безбрачном состоянии только чтецам и певцам, но и степеней сих во времена апостолов не находим. Правила XXXIV и XXXV говорят об отношениях епископов к своему первому (τόν έν αύτοίς πρώτον) как к главе (т. е. митрополиту) и о правах епископа только над своей парикией: но ни сих первых, ни разделения парикий во времена апостолов не встречаем. Правило LII, которое подвергает извержению епископа и пресвитера, не принимающих обращающихся к церкви с покаянием направлено против еретиков Монтанистов и Новациан, которые существовали во II и III веке. Правило LXVI подвергает извержению клирика и отлучению мирянина, постящихся в субботу (кроме одной субботы πλήν τού ένός μόνου σαββάτου т. е. великой): но сего обычая во времена апостолов не находим; его вводил было еретик Маркион, но за то церковью осужден, и кажется против него прямо стоит это правило. Правило LXIX повелевает соблюдать пост четыредесятницы и посты в среду и пяток: но и первый еще был предметом сомнений во времена Иринея; а о последних никаких свидетельств древних не находим. Далее говорится в сих правилах о елее, сосудах златых и серебряных, завесах; исчисляются св. книги с ветхими и Нового Завета, что не может принадлежать апостолам. В правилах XLII, XLVI и XLVII отвергается крещение еретиков: но о сем во времена апостолов еще и не рассуждали. Итак очевидно, что сии правила не суть собственно апостольские, впрочем древние и не позже как в конце третьего века собранные. Это доказывается тем, что у писателей четвертого и пятого века они уже приводятся под общим именем: canones или canones antiqui и canones ecclesiastici. (Так Афанасий Александрийский пишет: ού γάρ νύν κανόνες καί τύποι ταίς εκκλησίαις έδόϑησαν, άλλέκ πατέρων ήμών καλώς καί βεβαίως παρεδόϑησαν et caet. ad ubique Orthodox. T. 1. p. 943. Conf. pag. 945. ubi έκκλησιαστικοί κανόνες тоже у Василия Великого и на Никейском соборе). Мнение сие подтверждается тем, что обычаям и нравам сих веков ничего противного в них уже не находится. Касательно же настоящего их вида должно заметить, что 1) эти правила первоначально составлены вероятно из определений соборов, бывших во II и III веках на основании преданий апостольских, ибо многие из оных прямо направлены против известных во II и III веках заблуждений и ересей; а соборы в сии времена были часто, и, как известно из свидетельства Тертуллиана, соборы занимались между прочим и общими рассуждениями о всех древнейших постановлениях (agentur praecepta per Graecias illas certis in locis concilio ex universis ecclesiis, per quae et altiora quaeque in commune tractantur, et ipsa repraesentatio totius nominis christiani magna veneratione celebratur): и собор Никейский – 1-й вселенский – ничего нового не вводил, но постановил держать древние обычаи (τά αρχαία έϑη κρατείϑω Can. VI). 2) Притом должно думать, что сии правила составлены были не все вдруг: от чего у некоторых считалось их менее: напр. Дионисию Малому они известны были только в числе 50; в нынешнем сборнике их 85; в нашей Кормчей к сим приложены еще 17 правил ап. Павла и 17 – Петра и Павла, и два общие всех апостолов. Общепринятое число их есть среднее 85. 3) Собраны и отчасти повреждены сии постановления писателем заповедей апостольских (Constitutiones apost.), который, в последнем правиле предложив исчисление ветхозаветных и новозаветных книг, как досточтимых и святых (σεβάσμια καί άγια), с ними наравне поставляет два послания Климента; приведем собственные его слова: «заповеди (διατάξαι) вам епископам чрез меня (δί έμού) Климента в осьми книгах данные, которые не должно однако же всем обнародовать по причине содержащихся в них таин и деяния наши апостольские». Повреждение этих правил состоит в том, что собиратель издавал их от имени апостолов, а не как определения церковные, составленные на основании преданий апостольских; почему в некоторых местах и писал от лица апостолов: так напр. в правиле XXIX, где поставляющие на степени священства за сребро подвергаются извержению, прибавляется: «как я Петр сделал то с Симоном», между тем как в вышепоказанном сборнике Дионисия Малого сего упоминания нет. В правиле V говорится: «как Господь нам сказал»; но в манускриптах греческих и в издании Зонары и Вальсамона стоит просто: «как Господь сказал».

Итак, обращаясь к главному нашему предмету, – скажем опять, что еще самими апостолами даны были некоторые правила до устроения внешнего порядка церкви относящиеся.

Но поскольку ни внутреннее, ни внешнее состояние церкви не могло быть всегда одинаковым; поскольку и божественное учение, по мере удаления от светоносных времен апостольских, более и более требовало раскрытия, и уклонение от первоначальной истины нравов – сильнейших мер и преград, – и устройство внешнего порядка церкви с течением времени и при усилении оных недостатков – большей определенности и полноты; поскольку к этому апостолы предвидели, что по отшествии их войдут в церковь многие волки, не щадящие стада, и из среды самих чад ее явятся люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь за собой учеников: то сии же самые апостолы, которые так деятельно старались преградить всякий путь злу в св. церковь Христову, – доколе сами пребывали на земле, своим примером показали вернейший способ помогать всем оным нуждам церкви и по отшествии их – в общих совещаниях и определяемых вследствие оных постановлениях соборов. Несмотря на то, что каждый из сих богодуховенных мужей сам в себе мог найти божественное решение в предстоявших недоумениях, – апостолы во всех подобных случаях прибегали к общему рассуждению. В общем собрании церкви были избраны и поставлены семь диаконов; в общем собрании положено было Павлу совершить над собой обряд очищения, в общих собраниях повелевали обличать согрешающих (1Тим. 5:20). Но полнейший образ производства оных соборов показан в том соборе Иерусалимском, на котором рассуждаемо было о законе Моисеевом обрядовом. В настоящем месте нам не более нужно сказать как только о сем образе и порядке производства: ибо что касается самого спора на оном предложенного и потом разрешенного, то это собственно относится к истории учения церкви апостольской. Виной собора был такой предмет, от которого по мнению лиц спорящих зависит спасение – вы не можете спастись, если не обрежетесь по обряду Моисееву (15:1), учили Иудеи братию антиохийскую. На соборе присутствовали апостолы и пресвитеры и представители спорного мнения с той и другой стороны. По долгом рассуждении, в котором конечно участвовали и пресвитеры, высшие члены собора предлагали свои голоса; и когда они найдены между собой согласными и всем собранием признаны, то составлено было из них определение и отослано с особыми поверенными лицами к церкви, требовавшей разрешения своего спора, как определение самого Духа Божия.

Наконец мы не имели бы еще полного и правильного понятия о целом составе внешнего образования церкви апостольской, если бы представляли себе оную только в виде множества раздробленных частей, между собой не сложенных и одна от другой независимо существующих, если бы видя стройное образование всех частей сего тела порознь, не видели еще общего их союза. Мы не говорим уже здесь об их союзе внутреннем, в единстве упования веры, крещения, Бога и Отца всех, иже над всеми и чрез всех, и во всех (Еф. 4:4, 5, 6). Мы говорим о единении церквей внешнем, коего впрочем основание также лежало в неразрывности внутреннего. Всегда соблюдаемое любовью в сердце оно обильными плодами разверзалось в делах, как скоро требовали того нужды хотя бы и отдаленных и неведомых братий. В Самарии просвещены веровавшие крещением, но не получали еще Святого Духа: церковь иерусалимская спешит сообщить им участие в высоких дарованиях, послав к ним Петра и Иоанна. Церковь антиохийская избыточествовала в учителях и не умедлила отпустить их от себя, как скоро воззвал их Дух Божий на проповедание у других народов. «По всей земле будет великий голод», сказал Агав, – и христиане антиохийские, каждый по достатку своему, положили послать пособие братиям живущем в Иудее и исполнили. Церковь антиохийская страждет от раздоров, посеваемых лжебратией: церковь иерусалимская полагает конец прениям соборным рассуждением. Подобные в свое время несогласия церкви коринфской примиряет римская. По таким нуждам имели между собой частые сношения и другие церкви соседственные и соплеменные напр. колосская и лаодикийская (Кол. 4:16) или отдаленные церкви малоазийские, в различных странах основанные, упоминаемые в начале послания Петрова (1:1). Далее, по действию сего же единения все верующие с преимущественным уважением относились к церквам, или самими апостолами основанным и их пребыванием отличенным, как напр. церкви антиохийской, ефесской, александрийской, римской, или богатством дарований духовных знаменитым, в особенности до падения Иерусалима – матери всех церквей церкви иерусалимской, Самим Иисусом Христом первоначально собранной и Его здесь обращением, проповедью, страданиями, смертью и вознесением пред прочими прославленной. Наконец сие единение частных церквей еще яснее выражалось в беспрекословном повиновении всех одним общим своим наставникам – апостолам. Впрочем, это не было следствием какого-либо насилия или принуждения, но действием кроткого духа и несомненной уверенности в Божественное назначение их служения. К чему было принуждать, когда тот сам себя назвал, делал несчастным и достойным сожаления и слез, кто от сего единения уклонялся или в наказание за грехи свои был отлучаем. Кто оставлял союз верующих, тот сам сим свидетельствовал, что он не был от них и в сем уже имел ясный признак вечного своего отвержения. Итак вот в чем состояло единение церквей апостольских; единение мира и любви – вот то общение святых, которого только имя нам осталось в именуемом символе апостольском, которого каждодневно наша православная апостольская церковь от времен древних доселе просит в соединении веры, и которым разве только на небесах может насладиться.

Прежде нежели приступим к изображению нравов церкви апостольской, считаю нужным изложить свои мысли касательно необходимости предмета и важности сего обозрения в общем преподавании церковной истории.

По избранному и предположенному нами порядку прохождения церковной истории, в изложении событий каждого века, периода, или скажем общее, отделения, первое место должно занимать обозрение распространения христианства, равно препятствий и пособий к оному, или начертание видимой судьбы церкви христианской; второе – изображение учения церкви, рассматриваемого как в самом себе – положительно, так и в противоположении возникающим ересям, или изображение внутреннего устроения церкви; третье – рассмотрение богослужения, обрядов и иерархического постановления, или внешнего устроения церкви. Если на этом и остановиться, то наше изложение истории, а отсюда и понятие о состоянии церкви в известном отделении времени, не будет иметь надлежащей полноты. Недовольно знать только то, где, кем, с какими трудами и при каких пособиях учение Иисуса Христа распространялось; как и в каком виде оно было излагаемо; какия учреждения были вводимы для его подкрепления, содействия; здесь я не нахожу еще покоя моему уму и сердцу, которые смотря на совокупною деятельность сил Божественных и человеческих в оном непрестанно-продолжающемся деле наставления, образования, или лучше – воспитания рода человеческого к жизни небесной, не могли не возбудить меня к глубокому вниманию и ожиданию достойного оной деятельности разрешения. Мне нужно знать, что было следствием всех оных трудов, пособий, учреждений? Какое действие имело оное Божественное учение на сердце человеческое? Какой ответ образовался на Божественное звание, из действия над ним Духа Божия, из воздействия его собственных сил, из влияния возраста целого человечества, духа века, качества наставников и проч.? Я знаю, что каждое семя приносит плод по роду своему, хотя не каждая земля равно способна питать оное; пред моими глазами вверяли семя земле; собственными моими чувствами я испытывал качества и доброту его; видел потом, как земледелец старался утвердить безопасность своего поля укреплением ограды и стражей: не захочется ли мне после того знать, чем это поле наградило земледелателя за его пот и труды? Так точно, когда история показывает нам в известное время и в известном месте сеяние Божественного слова; мы непременно желаем видеть и плоды оного. Правда, из нашего обозрения истории церкви с показанных трех сторон уже можно видеть первые начатки действия оного живоносного семени, напр. уверование и обращение ко Христу каких-либо народов; но это не есть еще плод, а только приготовление к плодоношению, залог и предобручение истинных плодов Божественного учения. Учение христианское имеет своим предметом и целью не просвещение только ума правильнейшими понятиями о Божестве, но наипаче исправление сердца и воли; оно есть учение еже по благоверию (1Тим. 6:3), истина яже по благочестию (Тит. 1:1), таинство веры в чистой совести раскрывающееся (1Тим. 3:9). Оно должно значить и породить новую жизнь в человеке, переменить его образ мыслей о себе, о своей жизни, о своих отношениях на земле, вложить в него новые святые чувства, стремящиеся к небу: настроить его волю, приучить человека посильными опытами к тому высокому служению, которое ему предназначено разделять с высшими силами в вечности. Вот где совершается плод действования Божественного учения! Вот что нужно еще знать для того, чтобы иметь полное понятие о состоянии церкви: какими плодами и в каком обилии она украшалась! – Какими доблестями и добродетелями и в какой славе в известное время она процветала? Вот что во-первых мы назначаем для исследования в этом отделении о нравах, впрочем не совсем точно соответствующем своим наименованием предмету.

Но сему противополагать будут: что эти доблести и слава духовных подвигов вполне сведомы единому Богу, а для ока человеческого по большей части совсем бывают сокрыты; или – что изображение оных, хотя бы то и в различных временах, будет всегда единообразно: поскольку Иисус Христос вчера и днесь, тойжде и во веки; слово Его неизменно и пребывает в век тоже; Дух Его всегда тойжде, действует вся во всех.

Так. Мы не можем видеть всего богатства славы церкви внутренней; и сокровенность столько оной любезная, и отдаленность времен, и недостаточность памятников, и немощь и нечистота собственно духовного зрения, – все препятствует видеть в раздельности все черты ее Божественного лика; полное откровение оного предоставлено дню Господню, последнему дню мира и не у явися что будем (1Иоан. 3:2). Признаемся еще более, что не все бы могли и изобразить, если бы даже все могли видеть; величие дел духовных часто зависит от сложности таких обстоятельств, коих множество и разнообразие никак не могли бы вместить в тесные рамы исторического начертания; и доблести духовные, от сердца пламенеющего любовью к Богу рождающиеся, иногда понятные и нашему холодному сердцу, отзывающемуся на оные сладостным трепетанием, вскоре охлаждаются, когда переходят в мертвое слово: но что же, – ужели посему мы должны лишить себя и того последнего сияния, которым из сумерек веков ударяет на наше потемненное око путеводствующий свет церкви, уже достигшей пристанища небесного? Будем по крайней мере пользоваться тем, чем можем. От нас будут ускользать только черты особенностей известных времен церкви: но не может не быть явным, когда более, когда менее изливается света из лучей ее, и какие добродетели были ей более общими в то или другое время. Может скрыться для нас имя подвижника или некоторые его подвиги, но они еще при жизни его отразились на век его, если не видимым и ощутительным образом, то верно невидимо: сумма даров, если позволено так выразиться, получаемых достойными от Духа Божия, никогда не задерживается в них одних; она их тяготила бы как млекососцы матери, которой не кого питать; эти дары необходимо разливаются на все современное ему, если еще не далее; пусть напр. имел кто-нибудь сей самый сокровенный дар – предстательствовать в своих молитвах в уединении о сохранении чистоты веры, его дело осталось неотличенным, неизвестным: но церковь от того ничего не терпит; история свет его видит в усилении света его времени. – Что нужды в имени, когда везде един и тот же Дух действует.

Что же касается того мнения, будто эта картина нравов или высоких доблестей христианства всегда должна быть одна и та же, то в несправедливости оного может всякий убедиться и из следующего рассуждения. Как в частных членах церкви, одушевляемых присутствием Духа Божия, действует одна и та же всеосвящающая благодать; но различие склонностей и расположений духа в них остается, и смотря потому один отличается такими, другой другими добродетелями, сей милосердием, тот подвижничеством: так и в целом продолжении церкви от ее начала ничего не препятствует усматривать по местам и по временам различные и особенные достоинства от естественной рода человеческого неспособности к полному вдруг во всех частях раскрытию и предназначению только к повременному и постепенному и разнообразному в целом развитию.

Но одного указания доблестей, украшающих церковь в известном продолжении времени, в истории нравов ее недостаточно. В настоящем состоянии своем не может быть она и вся только чиста, так чтобы не имела никаких пятен; всегда будет в ее пределах и добрая земля, и каменистая и тернием поросшая. Сего мало, – история во многих случаях не может даже сокрыть ощутительного огустения мрака над областью света. Итак при изображении нравов каждого века или периода, необходимо должно обращать внимание и на дела тьмы, как начало и продолжение дела, коему надлежит разрушиться в последних своих следствиях вместе с судьбой вселенной. И вот необходимость, важность, предмет, назначение, главное разделение сего отделения о нравах.

Вслед за сими замечаниями приступаем к изображению нравов века апостольского, которое и предложим: 1) в общем суждении об оных; 2) в частном раскрытии некоторых преимущественных добродетелей сего века; 3) в указании некоторых особых учреждений, упражнений и действий благочестия сих времен; 4) в начертании жизнеописаний некоторых, особенно сильных внутренними совершенствами, мужей, и наконец 5) в означении и недостатков и слабостей некоторых членов церкви сих времен.

Век апостольский был веком славы церкви внутренней, для последующих времен недостижимой. Все частные общества, в различных отдаленных странах к ней принадлежавшие, были еще не многочисленны, не всегда заметны для современников, отнюдь не имели никакой славы внешней: но всегда, стоя выше всех доблестей их, были живыми, здравыми, сильными, достойными членами великого тела Христова. Если можно уподобить сие тело тому телу, виденному Навуходоносором, – впрочем не разумея здесь Иисуса Христа в виде камня оное разрушающего, но в златой главе самого тела, – то для означения достоинства в целом теле церкви – церкви апостольской, ничто не может служить ближе, как сребро рук, персей и мышц оного видения, коему только соответствующую так сказать заднюю страну может представлять церковь двух или трех веков последующих. Напрасно хотят подчинить возрастание церкви общему ходу человечества: оно спеет к своему видимому совершенству, а сия умаляется и сокращается, так что в конце времени лжеименный разум, непрестанно новыми успехами и открытиями в мнимой области истины обогащающийся, сядет в храме Божием, как Бог, и за Бога будет выдавать себя (2Сол. 2:4), а в церкви Сын Человеческий, пришед на землю, едва ли обрящет и веру, любы же за умножение беззакония совсем иссякнет. Итак о деле Божием не будем судить, как о деле человеческом: церковь, кажется, идет не возрастая, но уменьшаясь: мы может быть последние хранители последних частей сего тела; вся слава, все достоинство сих частей в близости к главе. И здесь-то первое, не только в порядке времени, но и во внутреннем совершенстве, место занимает церковь апостольская. Внутреннее состояние церкви тем выше и совершеннее, чем более в ней действует Дух Божий: а здесь-то, если можно так сказать, Он и представляется в самом напряженном действовании, и Сам свидетельствует о плодах Своего действования не только в некоторых избранных лицах, но и в целых обществах или церквах. Соберем сии свидетельства, как неопровержимое доказательство высокой славы внутренней церкви апостольской. Нужно ли более похвалы для церкви Иерусалимской, когда слово писания говорит о ее христианах, что они постоянно пребывали в учении апостолов и в общении и в преломлении хлеба, и в молитвах, и далее: по вся дни терпяще единодушно в церкви и ломяще по домом хлеб, приимаху пищу в радости и простоте сердца, хваляще Бога и имуще благодать у всех людей (Деян. 2:42, 47) ; народу же веровавшему бе сердце и душа едина (4:32) . Антиохия – мать церквей собранных от язычников, в которой столь деятельно трудились Павел и Варнава, которая славна была своими учителями, которую столько любил ап. Павел, что при начале и при конце своих апостольских путешествий всегда считал как бы обязанностью навестить ее, – разве малым изобразила свою ревность ко принятому от апостолов учению, когда несмотря на возникающие за оное всюду гонения, первая приняла и передала верующим всех стран и всех веков имя христианина. Сколько процветала внутренней славой церковь христиан Римских, можно видеть из того, что вера их, по слову апостола, возвещалась во всем мире, что сей апостол свидетельствуется самим Богом, Которому служит в духе благовествованием Сына Его, что он непрестанно воспоминает о них и всегда молится в молитвах своих, чтобы воля Божия наконец устроила ему путь к ним: для чего же? чтобы, говорит, соутешиться мне с вами верой общей, вашей же и моей (1:8, 9, 10, 12). Кто говорит так? Апостол Павел. – Далее тот же апостол благодарит о них Бога, что, быв прежде рабами греху, от сердца повинулись образу того учения, которое приняли и, освободясь от греха, стали рабами правде (6:17, 18), что Дух Божий живет в них (8:9), что они исполнены благости, исполнены всякого познания и могут наставлять и других (15:14). – Церковь Коринфская, несмотря на свои разделения, на слабость и пороки некоторых членов, все еще показывала, что свидетельство Христово утвердилось в ней, и что ни в едином даровании она не недостаточествует пред прочими (1Кор. 1:4–7). Но и самые оные слабости не затмевали ее достоинства: я вижу, писал к Коринфянам ап. Павел, что письмо то, в котором я обличал вас, опечалило вас; но и радуюсь: ибо сама сия печаль ваша ради Бога, смотрите, какое произвела в вас усердие, какие извинения, какое негодование на виновного, какой страх, какое желание, какую ревность, какую строгость: по всему – вы показали себя чистыми в сем деле (2Кор. 7:8–11). Галаты, свидетельствует тот же апостол, начали духом (Гал. 3:2), не презрели искушения Павлова в плоти и не возгнушались оным, но приняли его как Ангела Божия, как Христа Иисуса. О, как вы были блаженны тогда, присовокупляет еще к сему апостол: ибо свидетельствую о вас, что если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне (4:13–15). Вы шли хорошо: кто остановил вас, чтобы вы не покорялись истине? (Галатов возмущали лжеапостолы). Но я уверен о вас в Господе, что вы не будете иначе мыслить, а смущающие вас подвергнутся суду, кто бы они ни были (5:10). Христиане Ефесские были запечатлены обетованным Святым Духом (Ефес. 1:13). стали уже не чуждые пришельцы, но сожители святых и свои Богу (2:13); а с какой нежностью пастыри церкви Ефесской прощались с ап. Павлом в последний раз его пребывания в Ефесе! Они проливали обильные слезы, пишет Лука (Деян. 20:37–38) и повергались на выю Павлову, целовали его, скорбя наипаче о том слове, которое он сказал, что они уже не увидят лица его, и провожали его до корабля. Держащий седмь звезд в деснице своей знал дела и труд и терпение Ангела Ефесской церкви, и что он не может сносить развратных (Апок. 2:1, 2). Но никто так, кажется, не веселил сердца Павлова, как церковь Филиппийская, которая первая и была основана после призывания некоего македонянина в видении; всегда во всякой молитве моей говорит он, за всех вас приношу с радостью молитву мою – за участие ваше в Евангелии от первого дня даже до ныне.... я имею вас в сердце и во узах моих при защищении и утверждении благовествования, – вас всех моими соучастниками в благодати; далее – сообщает им об успехах своего благовествования; желание имея уже разрешитися и быти со Христом, он затрудняется нуждой своего пребывания во плоти для них и уверяет, что останется и пребудет с ними для успеха их и радости в вере (Филип. 1:4, 5, 7, 12–15, 23–25). Наконец, говорит им: тем же братие моя возлюбленная и вожделенная, радость и венче мой, тако стойте о Господе, возлюбленнии (4:1). В Колоссянах слово истины благовествования с того дня, как они услышали и познали благодать Божию в истине, возрастало и приносило плод веры во Христе Иисусе и любви ко всем святым, как и во всем мире (Колос. 1:4, 5, 6); Апостол приписывает им такое достоинство, в котором одном выражается верх совершенства христианского: вы умерли, говорит он, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге (3:3). Фессалоникийцы были подражателями апостолам и Господу, среди многих бедствий приняв с радостью Духа Святаго, стали образцом для всех верующих в Македонии и Ахаии (1Солун. 1:7, 8). Апостол говорит, что он многим желанием старался видеть лице их: ибо кто наша надежда, продолжает он, или радость, или венец похвалы? Не вы ли пред Господом нашим И.Христом в пришествие Его? Ибо вы слава наша и радость (2:17, 19, 20. См. 2. Посл. 1:3, 4). Мы могли бы еще указать на дела, скорбь и нищету, впрочем богатящую, церкви Смирнской, на твердость веры церкви Пергамской, жившей там, где престол сатаны, не отвергшейся оной и тогда, когда убит был верный свидетель Божий, Антипас, на дела, любовь, служение, веру, терпение и на последние больше первых церкви Фиатирской, на несколько имен в Сардии, иже не оскверниша риз своих и ходити имут в белых, яко достойни суть (Апок. 2:9, 13, 19; 3:4). Но не довольно ли уже и сих свидетельств, чтобы на основании оных от толико высокого совершенства столь многих частных церквей иметь право заключать о высоком внутреннем совершенстве всей церкви во времена апостольские?

Гораздо труднее нам будет показать после сего, какие были преимущественные добродетели сего светоносного века церкви: все кажутся в нем славны, все возвышенны, все Божественны. Но конечно, не будет ни для кого странным, если первой высочайшей добродетелью церкви апостольской назовем любовь к Иисусу Христу. Эта добродетель – море всех добродетелей. Погружайтесь в него, сколько хотите, вы не коснетесь его дна; не достигните его глубины, не измерите всех вод его. Это ключ неистощимый всякого духовного совершенства, поскольку в струях его отражается образ Бога всесовершенного; каждый приступай к нему, и в каждом струи его будут иметь свое действие: в одном из вкусивших от сего живоносного источника вы увидите – кротость, кроткого и смиренного сердцем; в другом – ревность к славе Божией, того, о ком написано: ревность дому твоему снедает мя; в том глубочайшее самоотвержение – не пришедшего, да сотворит волю свою, но волю Пославшего его; в том – любовь к братии положившего за нас душу Свою: одним словом аще кая добродетель или аще кая похвала – все отсюда, из любви в Иисусу Христу истекает; сия любовь в каждом христианине и в духе каждого века изображается в том или другом виде: но вместить ее во всей ее бесконечности и неистощимости – было предоставлено широте сердца апостолов и их ближайших учеников. Что ны разлучит от любве Божия? скорбь ли или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или опасность, или меч? Как написано, за тебя мы умерщвляемся всякий день; с нами поступают как с овцами обреченными на заклание. Но все сие преодолеваем силой Возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни начальства, ни власти, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Иисусе Христе Господе нашем (Римл. 8:35–39). Вот любовь во всей ее бесконечности и неистощимости! Никогда никто так ее не чувствовал; и в такой полноте она разорвала бы всякое тесное сердце. Будут ли требовать от нас яснейших доказательств на то, что в таком обилии наполняло всех апостолов сие священное чувство? Мы укажем на Божественные подвиги апостолов в целом мире, на опасности, которым они подвергалась в своих путешествиях от единоплеменников, от других народов, в городе, в пустыне, в море, между лжебратиями; на их труд и изнурение, бдение, глад, жажду, часто – наготу, темницы, раны, палицы, камни, кресты, мечи и припомним только слова одного из претерпевших почти все сии мучения: любовь Христова увлекает нас рассуждать так: что если один умер за всех, то все умерли, все должны умереть. Более не нужно отвечать: о других апостолах нет нужды говорить, потому что все они были движимы одним духом.

Но чтобы нам не приписать всем членам церкви хотя бы и апостольской одинаковой высоты и совершенства, мы укажем и другие отличительные сего века добродетели, которые впрочем ничто иное суть, как частные видоизменения или раздельные отрасли общего всех добродетелей христианских корня, любви к Иисусу Христу. Это суть: ревность о имени Божием, отречение от себя и от всего земного, любовь и благопопечение о своих братиях. Как вытекают они из своего первого источника, очевидно. Заметим кроме этого еще то, что все они носят на себе характер своего века, который имел особое назначение сколько можно более содействовать распространению христианства и оставить образец жизни для последующих родов; и что действительно в сих трех направлениях отразился образ совершеннейшей жизни христианина в трех главнейших его отношениях: к Богу, самому себе и ближнему. Таковым надлежало быть добродетелям века образцового; таковы они и были. Ревность о имени Божием явилась во множестве проповедников христианских: в начале, когда церковь всего более имела нужду в людях способных к дальнейшему его распространению и утверждению, Дух Божий при первом освящении крещения изливался на крещаемых в различных дарах, относящихся к сему служению, как то в способности к пророчеству и различению духов, в сообщении ведения различных языков и истолкования оных, или слова премудрости и слова знания. Снабженные сими дарами, поступая под непосредственный надзор верховных строителей церкви – апостолов, с неутомимой деятельностью подвизались на поприще вверенного им служения. Сколько из сих проповедников отмечено в одних посланиях ап. Павла, хотя везде говорит о них только мимоходом; напр. Лука по всем церквам похваляемый за Евангелие (2Кор. 8:18); Тимофей, трудящийся в деле Господнем, как сам апостол и служащий ему как сын отцу (1Кор. 16:10; Фил. 2:19–22); Тихик, верный в Господе служитель (Еф. 6:21); Епафрас, верный служитель Христов (Кол. 1:7); Аристарх, Марк, и Иуст – сотрудники для царствия Божия и отрада Павлова (4:10, 11); Аполлос (1Кор. 16:12), который, еще быв наставлен только в начатках учения Господня и зная одно крещение Иоанново, с жаром учил о Господе в Ефесе (Деян. 18:25). Сколько найдем их в краткой истории деяний апостольских! Но всего вернее за ревность проповедников ручается сие уверение ап. Павла, что еще прежде разрушения Иерусалима по предвещанию Господа уже по всей земле разнесся голос их и до пределов вселенной слова их (Рим. 10:18). Сравните с сим успехи распространения христианства веков последующих: как они и медленны и не обширны пред сими!

Далее отречение от себя и совершенное хладнокровие ко всему земному: это были, так сказать, домашние добродетели первых христиан. Они не искали в обществе церкви над братией никаких преимуществ: охотно подчинялись всем его распоряжениям и приносили все на жертву Евангелия. Так, преследующие проповедников Евангелия Иудеи фессалоникские заставили верных удалить и препроводить Павла из Верии в Афины; а Тимофей и Сила остались здесь среди всех опасностей (Деян. 17:14, 15). В Ефесе ученики Павловы спасают его от буйства разъяренной толпы, не страшась самим быть ею растерзанными (Деян. 19: 30). Павлу предсказано уже было в Кесарии, что в Иерусалиме его свяжут: верующие не могли отклонить его сюда путешествие, и сами пошли с ним разделить его участь (Деян. 21:14, 15). Апостол Павел припоминает Евреям прежние дни, в которые они, быв еще только просвещены верой, совершили великий подвиг страданий, то сами, будучи пред всеми подвергаемы поношениям и оскорблениям, то принимая участие в тех, которые находились в таком же состоянии: ибо вы, продолжает он, участвовали в моих узах и расхищение имения вашего переносили с радостью, зная, что имеете для себя лучшее и вечное имущество на небесах (Евр. 11:32–34). Прискилла и Акила, говорит тот же апостол, полагали за жизнь мою выю свою (Рим. 16:4). Дом Онисифоров не стыдился уз его (2Тим. 1:16). Церкви Македонские не только то, чего надеялись апостолы, но самих себя отдали во-первых Господу, потом и им по воле Божией (2Кор. 8:5). Галаты желали бы и очи свои отдать Павлу, если бы только было то возможно. – Так в первенствующих христианах отречение себя внутреннее, всегда готово было на все жертвы внешние. Мы увидим то и в веках последующих: но там это будет добродетелью публичной, здесь домашней.

Наконец, любовь и благопопечение о братиях. В сем веке, который начинается рождением Сына вечной любви и оканчивается смертью возлюбленного ученика воплощенной любви, никаких не было других отношений, верующих друг к другу, кроме отношений любви. Они и не называли себя иначе, как братьями и сестрами, и не думали ничем владеть одни. Напрасно почитают сие хитрым искусством привлечь к себе большее число последователей. Кто бы захотел вступать в сие святое общество с видом корысти, а не от искреннего расположения, тот устрашился бы участи Анании и Сапфиры!

От влияния сих добродетелей века на собственную каждого деятельность и по соображению с главным оного назначением происходили особые учреждения, упражнения и действия благочестия. Это суть: a) вечери любви, b) милостыни святым, c) общение имений, d) лобзание мира, e) аскеты.

a) Вечери любви: как, когда, в каком духе, по каким побуждениям оные совершались, уже известно.

b) Милостыни святым. Такт назывались все подаяния, собираемые для содержания братии из бедных и неимущих преимущественно в Иудее. В некоторых церквах, как то известно о Галатийской и Коринфской, Павел установил производить оные в день воскресный, оставляя каждого усердию количество даяния (1Кор. 16:1), впрочем, всегда стараясь расположить сие усердие к большим пожертвованиям; для сего ревность одних он поощрял и большей ревностью других (2Кор. 9:1–4) и обещанием благословения жатвы – о благословении сеющему и избыточеством благодарений Богу, и молитв приемлющих за подающих (12–14). Присовокупляя и то, что деньги, как и манна, не долежат до утра вечности в что надобно с ними поступать так же, как узаконил в свое время поступить с сей Моисей, чтобы и тот, кто собрал много, имел не более, и кто мало, не менее (2Кор. 15; Исх. 16:18). Особенной щедростью отличались церкви Македонские (2Кор. 8:2, 3), и между ними Филиппийская (Фил. 4:15–18). Для собрания сих приношений и препровождения нуждающимся были употребляемы люди испытанной верности и усердия (2Кор. 8:22, 23).

c) Общение имений. Так оно изображается в книге Деяний (2:44, 45): вси же веровавшие бяху вкупе, и имяху вся обща: и стяжания и имения продаяху, и раздаяху всем, егоже аще кто требоваше. Это сказано о самых первых христианах. Далее то же подтверждается и о церкви, уже довольно умножившейся, впрочем еще в пределах Иерусалима заключенной: у многочисленного общества верующих было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все было у них общее... Не было между ними никого бедного, ибо все владельцы поместий или домов, продавая оные, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов: и каждому давалось, в чем кто имел нужду (4:32–35). На основании сих слов Писания от древних времен господствует мнение, что дух братолюбия побудил первых христиан совсем отказаться от всякой собственности и ввести между собой полное общение стяжания. Впрочем, если и согласиться на сие, то нельзя не назвать учреждение такового общения таким уклонением от естественного порядка, какому надлежало быть допущену разве только по требованию порядка сверхъестественного. Точно, кажется, первое явление Божественной жизни в человечестве столько было сильно, что не могло не проторгнуться сквозь все связи порядка естества. Для последующих времен церкви могли остаться в нем образцом только дух и расположение, с какими смотрели первые христиане на всякую земную собственность: в самом же деле христианство никогда не требовало разрушения обыкновенного общественного устроения человечества, но напротив еще освящает оное своим духом и указывает только новые случаи и побуждения к упражнению в сообразных добродетелях – в настоящем неравенстве достояний всех существующих обществ. Между тем хотя мы и представляем такой образ общения собственным только первенствующей церкви, однако и при сем не избегаем всех трудностей; ибо видим, что первенствующие христиане составляли не какое-либо отдельное общество, – в гражданском смысле сих слов; но оставались в прежних гражданских отношениях; никогда никто не укорял их в нарушении общественного порядка и постановлений. И как бы представить себе обратный переход их от оного совершенного общения к обыкновенному устроению гражданскому? Притом находим и в истории Деяний апостольских нечто такое, что, как кажется, такому общению противоречит. Петр говорит Анании ясно: непроданное не тебе ли принадлежало, а продажей приобретенное не в твоей ли власти находилось (5:4)? В 6-й главе Деяний говорится о раздаянии милостыни вдовицам, а не об общественной кассе для содержания целого общества. В гл. 12:12 находим в Иерусалиме дом, которым владела Мария, мать Марка, как собственным, который значит не был продан в пользу общей кассы. Из этих указаний видно, что в первой церкви не были совершенно отвергнуты права собственности. Посему слова писания: и не един же что от имений своих глаголаше свое быти, но бяху им вся обща, как кажется довольно понимать только о таком расположении братской любви первых верующих, по которому каждый свою собственность не более почитал принадлежащей себе, как и своему нуждающемуся брату и готов был с ним разделить оную. Сообразно сему должно рассуждать и о продаже поместий и домов. Была учреждена общая касса, из которой удовлетворяли потребностям большей части бедных сочленов общества и из которой, может быть, делались все расходы для устроения вечери любви; и для восполнения оной богатые продавали свои поместья. Это было нечто подобное тому, что было в обществе Иисуса Христа при Нем Самом, и что учредил позднее ап. Павел в церквах обращенных из язычников. Как бы то ни было, в том и другом разуме общение имений всегда пребудет свидетельством беспримерного 1) самоотвержения, 2) упования на Бога, 3) мудрости духовной, скрывающей себе сокровища на небесах, и 4) любви к ближнему христиан первенствующей церкви. Впрочем, были люди, которые в сем учреждении находили пищу в лености и праздности: но сии конечно забыли апостольское правило, что только трудившийся имеет право вкушать пищу.

d) Святое лобзание мира – печать непорочности, живой выразительный знак братской любви, святого единения, взаимного мира, радости сердца, равенство духом и мира с Богом; им встречали и провожали верующие друг друга; им предваряли и заключали приобщение таинственной вечери (Тертуллиан).

e) Аскеты. Наименование это языческое, но оно усвоялось издревле высоким подвижникам христианским, которые с ревностью упражнялись в самоотвержении. Подобно некоторым из древних пророков и сии, стремясь к высшему совершенству духовному, отлучая себя от супружества, оставляли свой дом и имущество, изнуряли плоть свою постом, трудами и бдением, питаясь непрестанной молитвой. Несправедливо противники всех благочестивых учреждений на западе пытаются доказать, что во времена апостолов такого рода подвиги были неизвестны и даже учению их противны. Несправедливо относят сюда слова Павла о внемлющих учению бесовскому и возбраняющих женитися и удалятися от брашен, яко Бог сотвори в снедение (1Тим. 4:1–3), и о самовольном смиренномудрии (Кол. 2:18); в том и другом случае порицаются не святые упражнения христиан, но нелепые учения язычников, вводящих свои заблуждения в церковь; апостолы сами подавали в оных высокий образец церкви: Павел говорил безбрачным и вдовицам: добро им есть, аще пребудут яко же и аз (1Кор. 3:8), умерщвлял тело свое и порабощал, да не како иным проповедуя, сам неключим будет (9:27), множицею пребывал в бдениях, многащи в пощениях (2Кор. 11:27), чтобы не соблазнить брата своего, отрекся и мясо ясти во век (1Кор. 8:13). Высокий хранитель Девы Богоматери по смерти ее Божественного Сына сам был девственник (см. предисловие к Евангелию от Иоанна в славянской библии). Иаков – сродник Господень, от чрева матери освященный Богу, он вина и сикера не вкушал; мясами животных не питался; ножницы влас главы его не касались; тела своего елеем не намащал и в банях не мыл; колена его от частого припадания к Богу в своих молитвах и по прошению других покрыты были как у верблюда наростами, так описывает его Евсевий (II кн. 23 гл.), собирая о нем сведения из Иосифа Флавия и Егезиппа. Иероним к сему присовокупляет, что он соблюдал и девство. Пусть начин всех сих подвигов был положен еще в иудействе по закону Назорейства, но продолжение до самого конца жизни его делает уже подвижником христианским. Игнатий Богоносец в послании к Поликарпу говорит: кто может пребывать в чистоте (т. е. безбрачен), тот в славу плоти Господней пусть пребывает – только без тщеславия. Если же будет хвалиться тем, то он пропал; и если будет считать себя больше епископа, то погиб... (Не видно ли из сих последних слов, что девственники имели право на особенное уважение церкви пред прочими: иначе бы к чему приравнивать их к епископам?). Есть многие и многие, лет 60 и 70, которые, из детства сделавшись учениками Христовыми, живут в девстве; а я хотел бы показать таковых всему роду человеческому – говорит Иустин в 139 г. от Р. X. в своей апологии (1. § 18). Образ жизни этих аскетов некоторые смешивали с учреждением монашества: но сколько они между собой ни сходствуют, однако же довольно и различаются и 1) тем, что монахи между первыми своими правилами поставляли совершенное удаление от мира и по внешности; почему и жили или одни в особых келлиях или, если в обществе, то в удалении от городов – в горах и пустынях: между тем как аскеты жили в городах так же как и прочие и ничем от других не отличались, кроме только ревностнейшего стремления к достижению высших добродетелей христианства; 2) тем, что монахи, по первоначальному установлению, должны были быть миряне, поскольку с их уединением не могли быть совмещаемы обязанности священства, привязанного своим званием к миру: жизнь аскетическая такого неудобства в себе не заключала, потому была путем к совершенству для всех званий и состояний в церкви; 3) монахи держались в своих упражнениях известных правил или устава своего основателя: у аскетов все правила деятельности определяли собственная ревность и рассуждение. – Евсевий впрочем находит еще во времена апостолов целое общество уединившихся и общим правилам следовавших аскетов в Египте, в Александрии. Сказав о евангелисте Марке, что он проповедывал в Египте и в самой Александрии основал церковь, он присовокупляет: «толикое множество уверовавших тогда мужей и жен с самого начала пребывало в строгом любомудрственном подвижничестве, так что и Филон нашел достойными описать их упражнения, собрания, пиршества и весь образ жизни в своей книге: περί βίου ϑεωρητικού ή ίκετών αρετών)… Он называет оных подвижников терапевтами, а жен – терапевтрами; наименование сие производил или от того, что они как врачи, очищая души приходящих к ним от страстей злых, их некоторым образом целили и врачевали (ϑεραπεύειν), или от чистого и искреннего их служения (ϑεραπεία) Божеству. Сам ли Филон от себя дал им такое наименование, соображая оное с их образом жизни, или в самом деле так называли их еще прежде их начальники (οί πρώτοι), когда имя христиан еще не везде было известно, – об этом нет нужды спорить. Далее Евсевий по порядку извлекает содержание этой книги и показывает между всеми упражнениями сих подвижников ближайшее сходство с древними и своего времени обычаями церкви. Их отречение имений и общежительство вне города на уединенных лугах или в садах – он приписывает ревности веры того времени и находит подобное в первоначальном обществе церкви Иерусалимской. Сего рода подвижники были рассеяны в различных странах вселенной, хотя главное местопребывание их было в Египте: что по-видимому также приличествует христианству. – В каждом доме у них была особая священная комната Μονασιήριον, где в уединении совершали они тайны святого жития, ничего не внося сюда – ни пищи· ни пития, ни всего нужного для тела, но только закон, пророков, духовные песни (ύμνους) и прочее подобное, чем умножается и совершенствуется ведение и благочестие. Все время дня от утра до вечера посвящали упражнению (άσκησις) чтению св. книг и (любомудрому) иносказательному изъяснению древнего любомудрия, изыскивая во всех словах оных смысл сокровенный. Евсевий при этом замечает, что так говорить может разве тот, кто слышал изъяснения нашего св. Писания что древние оные сочинения суть ничто иное, как евангелия и писания апостолов; что под иносказательным изъяснением должно разуметь истолкование древних пророков, какового опыты находим в послании к Евреям и в других посланиях Павловых. Но не только они занимались созерцанием, но и слагали песни (άσματα) и гимны (ύμνους) во славу Бога. Положив в своем сердце основание воздержания (έγκράτεια), на нем назидали и прочие добродетели: пищи и пития прежде захождения солнца не принимали, почитая одно свое упражнение в любомудрии достойным занятием дня – времени света, а нуждам телесным предоставляя только ночь – время мрака. Некоторые из них через три дня постились; другие едва в шестой день нужной пищи приобщались. – Евсевий замечает: это ясно и без всякого сомнения, говорит Филон о первых мужах нашей веры, – и далее пишет: около празднества страстей Господних все они в особенности проводили время в постах, бдении и чтении св. книг: и все сие в таком же виде, как соблюдается у нас, описывает и Филон; он упоминает о бдениях великого праздника, о благочестивых упражнениях с ними соединенных, о песнях у нас обычных и о том, как в след за одним мерно, скромно начинающим псалом, прочие сперва внимавшие только ему с молчанием, начинают также петь и окончания песней поют вместе; как в оные показанные дни от вина вовсе воздерживаются и мяса совсем не вкушают, а только одну воду употребляют в питие и ничего к хлебу кроме соли. За сим описывает степени предстоятелей т. е. исправляющих у нас церковные службы, – потом диаконов и наконец епископства, как над всеми высочайшего предстательства; – все сие, заключает Евсевий, не позволяет сомневаться, чтобы Филон имел при сем в виду что-либо другое кроме первых проповедников апостольского учения и преданных ими правил (Евс. Цер. Ис. кн. II, глав. XVI, XVII). С Евсевием согласно утверждают Иероним и Епифаний. Первый конечно заимствовал это мнение из указанного места Евсевия (поскольку вообще историю церковных писателей, в которой об этом сочинении Филона говорится, он почерпал из истории Евсевиевой) впрочем, вероятно, не без критики. Епифаний же сам без указания Евсевиева приведен был к той же мысли об этих Александрийских или, лучше, Мареотских (от озера Мареота, близ их находящегося) аскетах: что видно из особого наименования, которое им усвояет, именно Иессеев, предполагая в Филоновом наименовании ферапевтов только перевод сего и производя имя Иессеев от имени Иисус, подобно тому, как другие верующие назывались от имени Христа.

Против сих свидетельств представляют: 1) что Филон дает своему обществу терапевтов название древних основателей (παλαιοί αρχηγέται) и сим основателям приписывает многие памятники аллегорического учения (τής έν τοίς άλληγορουμένοις ίδέας); 2) что эти терапевты по его же свидетельству производили при богослужении различные движения рук и пляски (έπιχειρονομείν καί έπορχείσϑαι); 3) что было наблюдаемо такое различие в пище, которое, как кажется, вошло в церковь гораздо позднее. Но и на сии возражения отчасти можно отвечать: 1) под именем древних основателей общества терапевтов и сам Евсевий разумел и другим указал разуметь апостолов, когда в начале своего рассуждения о сем предмете заметил, что Филон писал эту свою книгу долго спустя (είς ύστερον καί μετά χρόνου) после того, как был в Риме и познакомился с ап. Петром; след. довольно должно пройти времени от первого учреждения сего общества св. Марком до того, когда писал эту книгу Филон; и потому при недостаточности точных сведений о начале оного, смотря на строгий сего общества порядок, какой в обыкновенных учреждениях человеческих вводится не скоро, не вдруг, но многими годами, можно было ему назвать и основателей общества древними и счесть книги, которыми они пользовались, также древними (если не разуметь здесь некоторые изъяснения св. Писания в аллегорическом духе, существовавшие у Иудеев еще до апостолов); 2) из различных телодвижений, употребляемых терапевтами при богослужении можно заключать только то, что они еще не совсем оставили свои прежние иудейские обряды и узаконения старцев; 3) касательно древности различения пищи в постах мы имеем другие древние свидетельства; так между постановлениями апостольскими есть правило (кн. V, гл. 18) следующего содержания: поститесь (шесть дней пред пасхой) и не употребляйте в пищу ничего кроме хлеба, соли и растений, а в питие кроме воды (νηστεύετε μόνω χράμενοι άρτω καί άλί, λαχανοις, καί ποτώ ύδατι). Что это постановление довольно древнее, видно из того, что у самого Епифания именуется διάταξις τών άποστόλων (LXXV. п. 5). Тертуллиан о постах христиан своего времени пишет, что они состояли simplici pabulo puroque aquae potu (De patient. Cap. XIII). Pane et aqua victi abant (De Jeiun. c. 13). Вот то сухоядение, столько похваляемое у древнейших писателей церкви! Писатель под именем Ермы, вводит своего пастыря говорящим: illo die quo ieiunabis, nihil ommino gustabis praeter panem et aquam (Herm past. lib. III. 1. 5).

Почитают наконец сих аскетов терапевтов другой половиной Ессеев, умозрительной: но это мнение основывается на невыразумении слов Филона. Начиная книгу о терапевтах, он говорит так: Έσσαίων περί διαλεχϑείς, οί τον πρακτικόν έξήλωσαν καί διεπόνη σαν βίον έѵ άπασιν, ή τό γούν εύφορητότερον είπείν τοίς πλειστοί μέρεσι, διενεγκόντες αύτίκα καί περί τών ϑεωρίαν άσπασαμένων άκολουϑία τής πραγματείας έπόμενος, τά προσηκοντα λέξω. Postquam de Essaeis disseruimus, qui vitam activam exercent omnibus, aut quod minus invidiosum dictu est plerique felicius: ordo postulat, ut deinceps de iis qui contemplationi dediti sunt, dicamus ea quae dicenda sunt. – Но о Ессеях ли он хочет говорить именно так, как и выше, отсюда не видно. В продолжение сочинения однажды названные терапевтами нигде Ессеями не называются, тогда как сему наименованию как общему тем и другим деятельными и умозрительными здесь было бы не неприлично встречаться.

К предположенному нами порядку теперь следует приложить замечания о жизни людей наипаче славных по своему внутреннему совершенству: под этим разумеем во-первых апостолов, а потом мужей апостольских. Но история первых, сколько о ком есть оной памятников в неподлежащей касательно своей достоверности никакому сомнению книге Деяний апостольских, уже изложена нами по частям – при обозрении с различных сторон истории церкви, коей они были первыми видимыми движителями: и именно всех более – история ап. Павла, за сим – Петра, отчасти Иоанна и двух Иаковов. Нам хотелось бы видеть следы и прочих событий жизни сих апостолов, ибо имеющиеся о них сведения весьма кратки; хотелось бы знать хотя что-нибудь положительное и о других: но достоверных на сие памятников весьма мало.

Полнейшие пред прочими сведения могла бы представить historia certaminis apostolici Авидия Вавилонского, который выдает себя за современника апостолов и ученика Иисуса Христа, но сей ученик Иисуса Христа в своем сочинении часто ссылается на Егезиппа, который жил во II веке и Юлия Африканского, который жил в III веке. О нем ни у Евсевия, ни у Иеронима в каталоге церковных писателей не упоминается. В сочинении его столько басней касательно Иисуса Христа и апостолов, что никак нельзя приписать оное ученику Христа. Так напр. упоминается о 75 храмах в одной провинции во время апостолов (?!). Такого же рода суть: жизнь св. Иоанна, сочинение приписываемое Прохору; две книги о страданиях св. Петра и Павла под именем Лина. В первом напр. рассказывается, что ап. Иоанн, когда выпал ему жребий апостольства в Азии, пал в ноги прочим апостолам, чтобы его туда не посылали; что когда он вышел невредим из кипящего масла, то верующие поставили церковь во имя его. Во втором – говорится, что Петр умерщвлен был против воли Нерона; что часть правительства римского состояла из христиан, и указывается на переписку Павла с Сенекой. Сомнительным почитается у критиков и акт страдания св. Андрея, писанный пресвитерами Ахаии: сочинение здраво само в себе и важно по своему содержанию, только его стали указывать с конца VIII века (см. Historia ecclesiastica Natalis Alexandri T. III, p. 46. 6). Для нашей церкви этот памятник особенно замечателен по содержащемуся в нем учению о Духе Святом, сообразному с учением церкви Греческой: а Patre procedere, et in Filio permanere.

Кроме этого есть частные отрывочные сведения о некоторых событиях жизни апостолов из древних у Иринея, Климента Алекс., Евсевия, Иеронима, Амвросия, Августина. Позднейшие писатели истории церкви представляют сих подробностей и более, но не представляют подтверждений на свои сказания. Таков Никифор, XIV века историк.

Очистив таким образом неточности частных жизнеописаний апостолов, соберем, сколько можем, рассеянные черты оных в неподлежащих сомнению писаниях. Егезипп (de Ex. Indaico L. III, с. 2) и Амвросий (orat. in Auxent.) пишут, что Петр возбудил против себя Нерона победой над Симоном волхвом в воскрешении мертвого и в разрушении покушения Симона взлететь вверх; что во время опасности, по убеждению верных, выходя из Рима, увидел идущего в Рим Господа, который и сказал ему, что идет на второе распятие; поняв смысл сих слов он и возвратился. Апостол Петр распят был в извращенном положении потому, что недостойным себя почитал умереть точно смертью Господа.

Акт страдания св. Андрея содержит в себе прение его с Егеем, своим мучителем, о смерти, пребывании в жизни и снедении на таинственной трапезе Иисуса Христа, его мучении, и прикрепление вервием ко кресту, двухдневное поучение со креста, обращение мучителя и желание снять со креста апостола, но обретение святого уже мертвым. (Подробнее можно читать в Четьих Минеях под 30 числом ноября).

В дополнение исторических сведений, какие имеем из Деяний апостольских об Иоанне Богослове, достойны войти во 1) сказание Иринея, который говорит, что когда апостол встретился в одной бане с Керинфом еретиком, то не только сам бежал, но и другим советовал, чтобы не погибнуть со врагом Божиим (L. III, 3; 2). Сказание Евсевия, который из Климента Алекс. приводит следующую историю: после смерти Тиранна, оставив Патмос, возвратился Иоанн в Ефес; на пути он был в одном городе, недалеко от Ефеса отстоящем, где, занимаясь утверждением братий, поручил тамошнему епископу юношу, крепкого телом, прекрасного лицом, пламенного духом, сказав: «я вверяю его всему твоему попечению пред Христом и церковью». Старец взял юношу, воспитал в христианстве и просветил крещением. Но прежние его товарищи опять его развратили; он стал начальником шайки разбойников. Случилось Иоанну опять быть в этом городе: исправив свои дела, он приступил к епископу и сказал: отдай же мне сокровище, которое я тебе пред Христом и церковью поручил. Епископ сперва изумился, думая, что апостол требует с него денег, которых ему не вверял. Но когда Иоанн сказал: я требую юноши и души брата, – то старец, склонив взор, возрыдал и сквозь слезы сказал: он умер. Как? спросил его Иоанн, какой смертью? Он умер Богу, отвечал епископ: ибо стал разбойником и теперь с своей шайкой занимает близ лежащую гору. Апостол, разорвав на себе одежду и с великим плачем ударяя себя в голову, говорил: доброго же я стража нашел о душе брата!.. Потом сказал: дайте мне лошадь и проводника, и немедленно отправился к показанному месту. Здесь караульные шайки его схватывают; но он ни бежал, ни противился, но только кричал: я за тем и пришел; ведите меня к вашему начальнику, который между тем стоял в вооружении и ждал к себе пленника; но едва узнал в нем Иоанна, от стыда бросился бежать. Старец преследует бегущего, забыв свои лета и крича: сын мой, что ты бежишь от отца, бедного старика? Сжалься надо мной, сын любезный; не бойся; еще есть надежда спасения; я за тебя дам ответ Христу; понесу и самую смерть, если будет то нужно, как и Христос за нас. Душу мою отдам за тебя; поверь мне: Христос меня послал к тебе! Услышав это, он сперва остановился, но потупив взоры; потом бросил оружие, вдруг вострепетал и горько заплакал. Апостол привел его в церковь, долго за него молился и постился, долго наставлял его различными поучениями и не оставил дотоле, пока совсем возвратил церкви. 3) Сказание Иеронима, что он в старости, когда входил в собрание верующих, всегда говорил: чадца, любите друг друга, и когда братия, наскучив сими повторениями, спрашивали его: для чего он все одно и тоже говорит? Он отвечал: для того, что это заповедь Господня; и если бы она была только одна, то этой было бы нам достаточно (Lib. III, in Gal. cap. 6).

Этим должно и заключить указание исторических подробностей касательно жизни апостолов, потому что более этого ничего не находим у древних писателей, кроме одних случайных замечаний о месте проповеди или образе кончины апостолов. То же следует заметить и об истории ближайших сотрудников апостолов – Луки, Марка, Варнавы, Тимофея. Писание свидетельствует о их ревности; предание присовокупляет некоторые замечания о их кончине, и только.

Промысл, кажется, для того сокрыл всю славу жизни и деяний апостолов, чтобы дело распространения христианства тем казалось божественнее.

Из мужей апостольских процветали славой совершенства христианского св. Климент, еп. Римский, св. Игнатий, еп. Антиохийский, св. Поликарп, еп. Смирнский, Симон, еп. Иерусалимский. Сих не столько известна жизнь, сколько кончина, а кончина разве только первого может быть отнесена к первому веку христианства. При начале гонения Траянова он изгнан из Рима и сослан в заточение в Херсон, где и скончался, имев еще от ап. Павла сладостное уверение, что имя его написано в книге животной (Фил. 4:3).

Наконец следует сказать и о недостатках, и пороках, известных в церкви во времена апостолов. – Что церковь и во времена апостолов не совсем была чиста от скверн мира, довольно привести одно место из 2 послания к церкви Коринфской (12:20, 21): я опасаюсь, чтобы мне по пришествии моем не найти вас такими, какими не желаю; также чтоб и вам не увидеть меня инаковым, нежели каким хотите; чтобы не найти у вас раздоров, зависти, гнева, ссоры, клеветы, ябед, гордости, беспорядков. Чтобы опять, когда приду, не опечалил у вас меня Бог мой и чтобы не оплакивать мне многих, которые пред сим согрешили и не покаялись в нечистоте, блудодеянии и непотребстве, какое делали. – Непрестанно обращаясь среди нечестивых и развращенных язычников, христиане и особенно еще не утвердившиеся в правилах своей веры, удобно могли заражаться их пороками, в которых прежде сами ходили и к которым привыкли. (Для предостережения от сих опасностей для нравов, как кажется, и написал свое послание ап. Иаков, повелевая блюстись гордости (Иак. 1:9–11) и похотей (12–16). – Замечают вообще, что, особенно около времени смерти Нерона, чистота нравов церкви начала упадать от умножения лжебратии, и церковь ослабевать в прежней своей ревности; в таком состоянии находят ее чрез все время правления Веспасиана, Тита и Домициана; но при Нерве, Траяне, Адриане и Антонинах она снова является в прежней славе чистоты и ревности. Подтверждение находим в словах Лактанция Lib. d. mortibus persecutorum: rescissis igitur Actis Tyranni (Domitiani) non modo in statum pristinum Ecclesia restituta est, sed etiam multo clarius et floridius enituit; secutisque temporibus, quibus multi ac boni Principes Romani imperii clavum regimenque tenuerunt, nullos inimicorum impetus passu, manus suas in orientem occidentemque porrexit, ut jam nullus esset terrarum ungulus tam remotuo, quo non religio Dei penetrasset, nulla denique natio tam feris moribus vivens ut non suscepto Die cultu ad institiae opera nutesceret. О состоянии церкви между смертью Нерона и Домициана Лактанций ничего не говорит, но прямо после изображения гонения первого переходит к последнему, не сказав о жестокостях сего государя, описывает живыми красками цветущее состояние церкви при последующих государях: clarius ac floridius enituit, – значит пред этим была не столь славна и чиста. Евсевий, предположив в своей истории показать преемников апостольских, приводит весьма немногих и замечает: сколько из сих преемников и кто именно, как истинные подражатели апостолов, признаны были от них достойными пасти основанные ими церкви, не легко сказать, исключая разве тех, о которых прямо упоминается в посланиях Павла. Все сказания его, относящиеся к сему времени собираются не из подлинных сих времен произведений, но из писателей второго и третьего века и притом часто с присовокуплением λόγος κατέχει; παλαιός κατέχει λόγος. На это, как кажется, время падает упрек ангелу церкви Ефесской, под которой как первой из седми таинственных церквей разумеют первый период существования целой церкви: яко любовь твою первую оставил еси. Помяни убо, откуду спал если, и покайся, и первая дела сотвори (Апок. 2:4, 5). Сюда, как кажется, относятся ближайшим образом пророчественные указания Иисуса Христа в наставительной беседе к апостолам о их служении (Мф. 10:21, 22) и в последнем грозном пророчестве о Иерусалиме (24:10, 11–14), и ап. Павла (Деян. 20:29, 30; 1Тим. 4:1, 2, 3), ап. Петра во 2 послании и Иуды. Из всех этих указаний видно, что церкви угрожали близкие враги не только веры, но и нравов. Ибо как всякое учение, уклоняющееся от правоты учения христианского, вносило свои заблуждения и касательно деятельности христиан, так были и в особенности такие учители нечестия, которые прямо действовали к развращению нравов. – На основании свободы христианской они а) следовали плоти и ее скверным похотям и б) презирали начальства, будучи дерзко своемысленны и не страшились злословить высших (2:10).

Anna tribus nupsit, Ioakim, Cleopha Salomeque.

Et quibus ipsa viris peperit tres Anna Marias,

Quas duxere loseph, Albhaeus Zebedaeusque

Prima lesum; lacobum, Ioseph, cum Simone ludam

Altera dat lacobum dat tertia datque Iohannem.

Но эта родословная во многом ничем не подтверждается

разрешения языка Захарии. – Изумление присутствовавших при этом случае (63) и молва, распространившаяся об оном по Иудее (65), совершенно независимы от песни Захарии. Выражение удивления: что убо отроча сие будет? показывает, что тем, которые произносили его, не известна была

пророческая песнь Захарии, в которой довольно ясно для того времени высказывалось что будет отроча это

Итак волхвы, упоминаемые в евангелии были из Персии, или вероятнее из Вавилона. Иустин мученик, увлекшись применением слов Исаии, 8:4, думал видеть в волхвах Аравитян дамасских (Dialog. cum Tryph. cap. 77, 78). Так и Тертуллиан adv. Marcionem III, 13. Но это объяснение не удержалось в церкви. Древнейшее показание можно находить в первоевангелии Иакова, где в главе 21 вместо: από άνατολών по другим спискам читается: έχ Περσίδος. Климент Александрийский (Strom. I р. 359) называет их магами персидскими; Василий Великий (hom XXV р. 510) έϑνος Περσικόν οί μάγοι; ДиодорТарсийский (Phot, (cod. 223), Златоустый (hom. VI и VII) и Феофилакт (на Мф. 2 гл) тоже. Но другие, преимущественно западные, ищут родины волхвов в Вавилоне (См. Evseb. Alexandr. orat. advers. astronom.). Их насчитывают троих – вероятно по числу даров, ими принесенных. Но автор Op. imperf. in Matthaeum (Opp. Chrysost. Т. VI, XXVII) насчитывает их до 12. Впрочем общепринятое мнение действительно не простирается далее троих и вызывает их царями, кажется, в соответствие пророческим применением Исаии 49:7.

Что разумели под звездой? – Игнатий Богоносец говорит о простой звезде (Ephes. cap. 19. Есть и в Сирском тексте, только с пропусками). Ориген (Contr. Cels. 1:60), Феофил Александрийский (Ер. Pashal. II), Амвросий (in Evang. Luc. II. cap. 48), Иероним (in Esaiam cap. 19) допускают, что в этом исполнилось пророчество Валаама и видят в звезде комету. Так и Василий Великий видит в этом новую необыкновенную звезду (hom. XXV, 210), а равно и Григорий Богослов. Другие отрицали звездную натуру в этом явлении. Диодор, Златоустый (VI hom. in Matth), Феофилакт видели в звезде «силу невидимую», а не звезду вещественную. Школа Антиохийская думала быть рациональнее других. Путь звезды необыкновенный, ее остановка ради вразумления путешественников показывают, что она была не из ряда обыкновенных звезд. Другие допускают, что в звездное вещество облечена была духовная сила