В чем заключается тюремная миссия Церкви в современных условиях? Можно ли перевоспитать взрослого человека, осужденного за преступление, – и кто этим занимается? Выпускник дистанционной магистратуры ИДО ПСТГУ, сотрудник санкт-петербургского следственного изолятора «Кресты» Алексей Наклёушев на базе крупнейшего в стране исправительного учреждения описал взаимодействие УФСИН и тюремных капелланов в кейсе «Практическое исследование проблем взаимодействия Церкви и пенитенциарной системы в исправительном учреждении». С этой работой можно познакомиться на сайте «Азбука веры», а о том, как проводилось исследование, Алексей Наклёушев рассказал в интервью.
Алексей Михайлович, как Вы выбирали тему магистерской работы? С какими сложностями столкнулись при работе над исследованием?
– Выбор темы был для меня очевиден: я с 18 лет в системе федеральной службы исполнения наказаний и на протяжении долгого времени плотно общался с осуждёнными, так что это один из основных моих навыков. К тому же, проблемы взаимодействия Церкви и пенитенциарной системы – тема актуальная. Не нужно проводить глубокий анализ ситуации, чтобы понимать: если в крупнейшем исправительном учреждении на еженедельной Литургии к Таинствам приступают лишь 2-3 человека – это проблема.
Сложностей при работе, в принципе, не было, все нужные для исследования материалы находились в открытых источниках. Трудно было только иногда сдерживать полет фантазии академическими рамками. За эту работу большое спасибо Татьяне Владимировне Меланиной, моему научному руководителю.
Кстати, об академических требованиях: для работы, описывающей проблему в масштабах страны, не хватало исследовательской базы: потребовалось бы больше отведённого времени для сбора информации. Поэтому мы выполнили исследование в виде кейса: был описана конкретная ситуация в конкретном исправительном учреждении. Выводы, сделанные в исследовании, не представлены как глобальные. С другой стороны, предложенные нами рекомендации, можно использовать и в других учреждениях: если одна ситуация повторяет другую, то и выход из проблемы будет один и тот же. Уверен, что большинство описанных ситуаций вполне типичны для большинства российских исправительных учреждений.
Данную проблему уже пытались исследовать? И если да, в чем особенность Вашей работы?
– Наиболее полная работа, рассматривающая современное взаимодействие Церкви и пенитенциарной системы – докторская диссертация протоиерея Олега Скомороха, председателя отдела по тюремному служению Санкт-Петербургской епархии «Практика тюремного служения Русской Православной Церкви в Российской Федерации в конце XX – начале XXI вв». Это большой обзор миссионерской деятельности Церкви. Очень хорошее исследование, но оно дает только взгляд со стороны священника. Исследований, которые совмещали бы взгляд сотрудника ФСИН и взгляд церковного человека, я не встречал.
Вообще, в научных публикациях священнослужителей часто встречаются штампы, которые кочуют из работы в работу. Характерный пример: использование в качестве надежных источников таких книг как «Архипелаг ГУЛАГ» и «Отец Арсений». В этих книгах, которые являются по сути психологическими драматическими произведениями, описываются факты, принципиально невозможные при функционировании уголовно-исполнительной системы. Для сотрудника исправительного учреждения эти искажения очевидны, священник же не обязан их знать. Мы в своём исследовании постарались быть в этом отношении максимально объективны.
Другой штамп такого рода исследований таков, будто в советское время была принципиально другая система исправительных (многие даже говорят «карательных») учреждений, которая радикально отличалась от нынешней, пенитенциарной. Это не так: сегодня система прежняя – та, которая досталась нам в наследство от советской власти. И большевики её задумывали как пенитенциарную, а не карательную. Хотя раньше система и работала несколько иначе, но и в настоящее время она обладает рядом характерных признаков советской исправительной системы. Церковь должна осознавать данный факт, потому что от этого во многом зависит выстраивание взаимоотношений с сотрудниками.
На первом этапе работы Вы анализировали документацию, законодательную базу, регулирующую тюремную миссию Церкви. Что показал этот обзор?
– Как мне показалось, основная проблема в том, что и у сотрудников исправительных учреждений, и у представителей Церкви отсутствует понимание целей взаимодействия. Один из документов, который мы упоминали, «Соглашение о взаимодействии Федеральной службы исполнения наказаний и Русской Православной Церкви», предусматривает духовное просвещение сотрудников исправительных учреждений. Однако документ не даёт понимания того, с какой целью это необходимо и каким образом должно осуществляться. Задача рядового сотрудника – обеспечивать проведение элементарных мероприятий, проводимых в учреждении. Для выполнения этой задачи не требуется духовное просвещение. Сотрудник должен просто выполнять конкретные правила и соблюдать определенные рамки. Это достигается по-другому. Конечно, сотрудники, особенно те, от которых зависят исправительные процессы, должны представлять, чем занимается тюремный капеллан. Но, пока даже у Церкви не выработаны более или менее чёткие механизмы, связанные с исправлением осуждённых, чего требовать от сотрудников?
Что действительно важно — это снять психологический барьер между капелланом и сотрудниками ФСИН.
Барьер существует даже между священником и прихожанами на обычном приходе (где авторитет иерея не подлежит сомнению), а уж между сотрудниками, которые видят священника только в тюрьме, стена еще прочнее. В учреждении раз в неделю священник перед строем сотрудников произносит проповедь. Но проповедь подразумевает, определённую власть, с которой говорит проповедник и которая не оспаривалась бы слушателями. Но в нашем случае сотрудники не готовы эту власть над собой признавать и их нельзя в этом обвинять: они ведь не церковные люди. Собственно, поэтому проповедь сотрудникам не приносит плодов. Чтобы разрушить данный барьер, необходим диалог. И он совсем не обязательно должен иметь форму занятий по духовной грамотности. Просто священник должен стать «своим» в учреждении, а для этого он должен периодически общаться с сотрудниками, что называется «запросто». Цель здесь: достичь ситуации, когда сотрудники не будут дичиться капеллана, а начнут воспринимать его как живого человека, открытого для разговора с каждым, причём не обязательно на «высокие духовные материи». Нужно, чтобы сотрудник и капеллан могли спросить друг у друга «как дела?» и не почувствовать при этом неловкость. Но это очень сложная задача, как ее решить – тема отдельного исследования.
Каков сейчас статус капеллана в тюремном учреждении, какие возможности у него есть?
– У священников в учреждении помимо проведения обязательных мероприятий (исповедование подследственных, проведение богослужений) есть широкие возможности для осуществления катехизаторской деятельности среди осуждённых. Они не ограничиваются «сверху», но и конкретных задач по реализации духовного образования тоже не ставится. Поэтому потенциальные возможности практически не реализуются – прежде всего, в силу занятости духовенства на своих приходах. Проблему мог бы решить священник, основным местом службы которого было бы исправительное учреждение, которому он бы посвящал все силы. Однако вряд ли это будет реализовано в ближайшее время вследствие ограниченности финансовых ресурсов.
Вы анализировали литературу, написанную тюремными священниками. Какие работы больше всего запомнились?
– Литературное наследие, оставленное тюремными капелланами, представлено достаточно скромно. Конечно, совершенно точно исправительные учреждения видели много замечательных священников, но мало кто из них фиксировал свой опыт письменно. О. Иосиф Фудель однажды замечал по этому поводу: «Пойдешь по камерам, зайдешь в одну, другую – полдня прошло; как вспомнишь, что еще 45 камер, так и руки опускаются. А тут еще литературное дело; какое ни на есть, а все время отнимает часа три в день». Самыми выдающимися пишущими капелланами являются: до революции – протоиерей Иосиф Фудель, а в 1990-х – протоиерей Глеб Каледа. Их объединяет то, что они дали очень мощный пример жертвенного труда. Работать на поприще тюремного церковного служения надо именно так. Думаю, эти священники писали для того, чтобы не опускались руки у тех, кто будет заниматься схожей деятельностью. Из современных литературных примеров отметим практическое пособие для тюремных капелланов иерея Вячеслава Зуева, а также работы протоиерея Олега Скомороха.
Есть ли разница в том, как видели свою миссию тюремные священники в разные периоды?
– Думаю, миссия тюремного капеллана одинакова во все времена — воспроизведение Жертвы Христовой в условиях заключения. Опыт тюремного служения о. Иосифа Фуделя в многом схож о опытом о. Глеба Каледы. Кстати, условия содержания заключенных в царской России и в России начала 90-х примерно одинаковые – нечеловеческие. Однако, возможно, что именно такая ситуация способствовала осуществлению масштабной просветительной деятельности в широком масштабе. Сейчас иерей не сможет зайти в камеру, механизм встречи подследственного и священника намного сложнее, встречи происходят по запросу, необходимо заявление. Чтобы капеллану дали ключи от камер и сказали: «Ну, иди, батюшка» – это сейчас невозможно, а тогда было обычной практикой. Впрочем, бесконтрольное хождение священника по камерам может плохо закончиться, поэтому хорошо, что от этой практики отказались.
Как взаимодействуют тюремные священники и психологи?
– Протоиерей Олег Скоморох описывает иностранный опыт, когда священники, во-первых, берут на себя многие функции психологов, а во-вторых, тесно взаимодействуют, обмениваются информацией и проводят много совместной работы. В нашем учреждении священник, и сотрудник психологической лаборатории очень удивились, когда я задал им вопрос о том, как они взаимодействуют. Думаю, совместная работа священника и психолога — прежде всего, вопрос времени. Напомню, мы работаем, по сути, в системе, запущенной ещё при Советском Союзе. В советской системе не было ни психологов, ни священников. «Переменой ума» в преступнике занимались сотрудники воспитательных отделов. Воспитательные отделы существуют до сих пор. Подразумевается, что воспитатель должен проводить с осуждёнными беседы, занятия.
Но заниматься воспитанием взрослого человека без какой бы то ни было идеологии крайне сложно.
У большевиков идеология была, сотрудники проводили воспитательную работу со спецконтингентом с её учётом. В христианском вероучении тоже есть своя система ценностей, в соответствии с которыми Церковь может выстраивать воспитательные процессы. Но современные воспитатели вынуждены работать в отсутствие эталонной системы ценностей. А когда нет учения о том, «что такое хорошо и что такое плохо», как можно объяснить преступнику, почему плохо то или иное преступление? Не противозаконно с точки зрения Уголовного кодекса, а именно «плохо».
В рамках исследования Вы прочитали в духовном кружке в СИЗО №1 курс лекций по православному вероучению. Как там были восприняты Ваши лекции?
– Курсы разрабатывались по простой схеме: Символ веры разбирается по пунктам. Были подобраны разные материалы, на которых когда-то учился я сам. От лекций у большинства слушателей, думаю, ничего в голове не осталось и это нормально. Но был настоящий живой интерес и это самое главное! Задавали много вопросов: изначально на проведение занятий нами отводилось 40 минут – час. Однако в реальности на вопросы уходил как минимум еще час. Вопросы были житейские: «Правда ли, что иудеи – богоизбранный народ», «Что значит «подставлять другую щеку», а как это в жизни работает?» Много вопросов задавалось про современную жизнь Церкви.
Потом мы взяли интервью у тех осуждённых, которые посещали занятия. Вопросы не были связаны с темами лекций, но успешный ход занятий помог наладить контакт с «духовным кружком».
В чем была главная цель интервью?
– Нам хотелось выяснить, как сами вооцерковляющиеся осуждённые видят себя в Церкви. Что им нравится или не нравится, есть ли у них какие-то пожелания, как они видят свою жизнь на свободе с учётом влияния Церкви на их миропонимание. Выводы, необходимые для исследования, были получены, когда мы познакомили капеллана и сотрудника психологической лаборатории с результатами опросов членов духовного кружка, узнали мнение данных специалистов и обобщили информацию с учётом собственного опыта.
Главный вывод: с людьми надо общаться. Иногда, даже в том случае, если они сами не проявляют инициативы.
Просто, если мы действительно собрались осуществлять в людях «перемену ума», с ними надо разговаривать. Человек должен видеть, что он тебе небезразличен, а живое общение этому очень способствует. Настоящее исправление, метанойя преступника потребует много сил и времени, но именно эти факторы и будут свидетельствовать как нельзя лучше о принесении реальной христианской жертвы того, кто вызвался эту перемену ума осуществлять.
Есть ли у Вас какие-то дальнейшие планы по применению Ваших выводов или продолжению исследовательской работы?
– В ближайшее время планирую заняться разработкой новых учебных программ по духовному образованию осуждённых и практической их апробацией. В долгосрочной перспективе хотелось бы изучить влияние данных программ на духовное развитие осуждённых. Конечно, об этом можно будет судить, лишь проанализировав их поведение в постпенитенциарный период, то есть, в течение определённого времени после того, как они окажутся на свободе.
Комментировать