(15 голосов: 3.6 из 5)

Оглавление

Книга шестая

Три кольца — владыкам эльфов под небесами,
Семь — царям гномов в дворцах под горами,
Девять — для смертных людей, обреченных тленью,
Одно — Властелину Мордора
На чёрном троне под тенью.
Кольцо — чтоб найти их, Кольцо — чтоб свести их
И силой Всевластия вместе сковать их
В ночи Мордора под тенью.

Крепость Кирит Ангола

Сэм с трудом заставил себя подняться с земли. На какое-то мгновение он задался вопросом, где это он, а потом к нему вернулись все страдания и отчаяние. Он был в глубокой тьме с наружной стороны нижних ворот твердыни орков; её медные двери были заперты. Должно быть, он упал, оглушённый, когда с силой бросился на них, но как долго он лежал здесь, Сэм не знал. Тогда он был в огне, отчаянии и ярости, теперь замёрз и дрожал. Сэм подполз к дверям и прижал к ним ухо.

Далеко внутри он слабо различил голоса галдевших орков, но вскоре они замолчали или вышли из пределов слышимости, и всё стихло. Его голова болела, а перед глазами мельтешили в темноте призрачные огни, но Сэм постарался взять себя в руки, успокоиться и подумать. Было ясно, что, во всяком случае, нечего и надеяться попасть в крепость орков через эти ворота: он может прождать здесь дни, прежде чем их откроют, а он не должен ждать. Время было отчаянно драгоценно. Сэм больше не испытывал никаких сомнений относительно своего долга: он должен спасти своего хозяина или погибнуть, пытаясь сделать это.

— На гибель-то больше похоже, да и, как ни посмотри, сделать это гораздо легче,- мрачно пробормотал он себе под нос, спрятал Разитель в ножны и повернулся к медным дверям спиной.

Медленно нащупывал он обратный путь в темноте туннеля, не смея воспользоваться эльфийским светильником, и на ходу пытался свести воедино события, происшедшие с тех пор, как они с Фродо покинули Перепутье, а заодно прикидывал, сколько сейчас времени. По его предположению, где-то между одним днём и следующим, но даже дням он совершенно потерял счёт. Он был в краю тьмы, где дни, существующие там, в мире, казалось, были забыты, и все, попавшие сюда, были забыты тоже.

— Интересно, вспоминают ли они о нас вообще,- пробормотал он,- и что приключилось с ними со всеми там? — Он неопределённо взмахнул рукой в воздухе перед собой, но на самом деле Сэм был сейчас лицом к югу, поскольку возвращался в туннель Раконы, а не к западу.

Далеко на западе, в мире, дело шло к полдню четырнадцатого марта по счёту Шира, и именно сейчас Арагорн вёл чёрный флот от Пеларгира, а Мерри скакал с ристанийцами вниз по Камневозной долине, пока в Минас Тирите разгорались пожары и Пин наблюдал, как в глазах Денетора растёт безумие. Однако среди всех забот и страхов мысли их друзей постоянно обращались к Фродо и Сэму. Их не забыли. Но они были далеко за пределами помощи, и ничья мысль ничем не могла сейчас помочь Сэммиуму, сыну Хамфаста; он был совершенно один.

Наконец Сэм вернулся к каменной двери используемого орками коридора и, всё ещё не в состоянии обнаружить щеколду или засов, держащие её, вскарабкался, как и прежде, наверх, и мягко плюхнулся на землю. Затем он с опаской двинулся к выходу из туннеля Раконы, где обрывки большой паутины до сих пор развевались и колыхались в холодных струях воздуха. Потому что холодными показались они Сэму после душной, зловонной тьмы позади, но воздух, принесённый ими, оживил его. Он осторожно выбрался наружу.

Всё было угрожающе тихо. Света падало не больше, чем в сумерки под конец пасмурного дня. Густые испарения, поднимавшиеся в Мордоре и медленно плывшие к западу, тянулись чуть ли не над головой: огромная, колышущаяся пелена дыма и туч, сейчас опять подсвеченная снизу багровым заревом.

Сэм посмотрел вверх, на крепость орков, и внезапно её узкие окна загорелись огнями, сделавшись похожими на маленькие красные глаза. Вдруг это какой-то сигнал? Его страх перед орками, забытый на время в ярости и отчаянии, вернулся опять. Насколько Сэм мог судить, для него был единственный возможный путь: он должен идти вперёд и постараться отыскать главный вход в эту ужасную крепость,- но его колени ослабли и он почувствовал, что трясётся. С усилием оторвав глаза от башни и рогов Ущелья перед собой, Сэм заставил повиноваться непослушные ноги и медленно, вслушиваясь во все уши, вглядываясь в плотные тени скал вдоль дороги, вернулся по своим следам, миновал место, где пал Фродо и всё ещё висела вонь Раконы, а затем зашагал вперёд и вверх, пока не очутился снова в той самой расщелине, где надел Кольцо и увидел отряд Лохмача, проходящий мимо.

Здесь он остановился и сел. Сейчас он не мог заставить себя двинуться дальше. Сэм чувствовал, что, как только он минует вершину перевала и спустится на один шаг в самый Мордор, шаг этот будет бесповоротным. Ему никогда не вернуться. Без какой-либо ясной цели, он вытащил Кольцо и надел его снова. И тут же он ощутил великое бремя его тяжести и вновь почувствовал, но сильнее и гораздо определённее, чем когда-либо, злобу Глаза Мордора, ищущего, пытающегося пронзить тени, которые он создал для своей собственной защиты, но которые теперь мешали ему в его беспокойстве и сомнении.

Как и прежде, Сэм ощутил, что слух его обострился, но что до зрения, то все предметы этого мира выглядят разреженными и смутными. Скалистые стены тропы стали бледными, словно проглядывающими сквозь туман, но вдали он всё ещё слышал бульканье страдающей Раконы, зато резко и отчётливо и, как ему показалось, совсем рядом, раздались крики и лязг металла. Сэм вскочил на ноги и прижался к стене рядом с дорогой, радуясь Кольцу, потому что тут явно был на подходе ещё один отряд орков. Или так он подумал сначала. Потом до него внезапно дошло, что это не так: его слух обманул его, крики орков доносились из крепости, чья верхняя башня-рог была теперь справа над ним, по левую сторону Расщелины.

Сэм содрогнулся и попробовал заставить себя двигаться. Здесь явно творилось что-то ужасное. Возможно, вопреки всем приказам, жестокость орков возобладала, и они мучают Фродо или даже свирепо кромсают его на куски. Сэм прислушался, и тут в его душе появился проблеск надежды. Сомнений быть не могло: в крепости драка. Должно быть, орки сцепились друг с другом, Лохмач и Живоглот перешли к ударам. Хоть и слаба была надежда, которую давало это предположение, её хватило, чтобы подбодрить Сэма. Может быть, это и есть шанс. Любовь к Фродо возобладала над всеми прочими мыслями, и, забыв про грозящую ему самому опасность, он громко крикнул:

— Я иду, мистер Фродо!

А затем побежал вперёд, к перевалу, и через него. Тропа тут же свернула влево и круто ринулась вниз. Сэм пересёк границу Мордора.

Он снял Кольцо. Быть может, им двигало некое внутреннее предчувствие опасности, хотя про себя он подумал только, что хотелось бы видеть всё более отчётливо. «Лучше уж сразу разглядеть самое худшее,- пробормотал он.- а не бродить вокруг да около, спотыкаясь в тумане!»

Сурова и жестока, и горька была страна, которую встретил его взгляд. Под ногами Сэма высочайший хребет Эфель Дуата круто падал огромными утёсами вниз, в чёрный прогал, на дальней сторонке которого вздымался другой хребет, много ниже. Его выщербленный, скалящийся утёсами, похожими на клыки, край, чернел на фоне красного свечения за ним: это был мрачный Моргай, внутренне кольцо оград этой земли. Далеко позади него, но почти прямо впереди, за широким озером тьмы, испещрённой крошечными огоньками, полыхало яркое зарево, из которого гигантскими столбами поднимался крутящийся дым — сумрачно-красный у корней, чёрный вверху, там, где он сливался с клубящимся плотным покровом, который крышей висел над всей проклятой страной.

Сэм смотрел на Ородруин, Огненную Гору. Время от времени горнила у подножья её пепельного конуса раскалялись и судорожно выплёскивали из глубоких расселин в склонах реки расплавленных скал, одни из которых стекали, пылая, вниз по большим каналам к Барат-дуру, другие змеились по каменной равнине, пока не остывали и не ложились, словно изогнутые тела драконов, извергнутые измученной землёй. В час такой работы Сэм и увидел Роковую Гору, и её свет, отрезанный высокой ширмой Эфель Дуата от тех, кто взбирался по тропе с запада, теперь ослепительно бил в жёсткую поверхность скал, так что они казались пропитанными кровью.

В этом страшном освещении Сэм стоял, поражённый ужасом, потому что теперь, глядя влево, он мог видеть крепость Кирит Ангола во всей её мощи. Рог, который он заметил с другой стороны перевала, был только её верхней башенкой. Восточный фасад твердыни поднимался тремя большими ярусами с широкого уступа на горной стене далеко внизу; её тыл представлял собой огромный утёс, из которого крепость выступала остроконечными бастионами, один над другим, каждый последующий меньше предыдущего, с отвесными стенами искусной каменной кладки, которые смотрели на северо- и юго-восток. Вокруг нижнего яруса, двумя сотнями футов вниз от того места, где стоял Сэм, шла зубчатая стена, окружавшая узкий двор. Её ворота на ближней, юго-восточной, стороне открывались на широкую дорогу, внешний парапет которой бежал по краю пропасти, пока не сворачивал к югу и уходил, извиваясь, вниз, в темноту, навстречу тракту, который шёл через перевал Моргула. Затем он выводил по зазубренной расщелине в хребте Моргай в долину Горгорот и дальше, к Барат-дуру. Узкая верхняя тропа, на которой стоял Сэм, круто спускалась по склонам и лестницам к основной дороге под грозно хмурящиеся стены близ ворот крепости.

Пристально разглядывая её, Сэм внезапно понял, почти с шоком, что твердыня эта была построена не для того, чтобы не подпускать врагов к Мордору, а для того, чтобы удерживать их в нём. Это действительно было одно из древних творений Гондора, восточный форпост защитных сооружений Итилии, сделанный, когда — после Последнего Союза — люди Запада продолжали пристально следить за злой землёй Саурона, где по-прежнему скрывались его создания. Но, как было и в Башнях Клыков, Нархосте и Кархосте, здесь бдительность тоже угасла, и предательство сдало крепость предводителю призраков Кольца, и ныне уже долгие годы была она во власти зла. Возвратившись в Мордор, Саурон нашёл её полезной, так как у него было мало слуг, но много рабов из страха, и её основной целью, как и встарь, было препятствовать бегству из Мордора. Хотя если бы нашёлся опрометчивый враг, который рискнул бы тайно пробраться в эту страну, тогда крепость послужила бы заодно последним, неусыпным стражем против любого, кто смог обмануть бдительность Моргула и Раконы.

Слишком ясно Сэм понимал, как безнадёжно было бы для него красться под этими многоглазыми стенами и мимо охраняемых ворот. Впрочем, удайся ему это, он не ушёл бы далеко по просматриваемому с крепости тракту. Даже глубокие чёрные тени там, куда не проникало багровое зарево, не защитили бы его надолго от орков с их ночным зрением. Но, каким бы безнадёжным ни был этот путь, его теперешняя задача была много хуже: не пробраться мимо ворот и бежать, а войти в них. Одному.

Сэму пришло на ум Кольцо, но мысль эта не поддержала, а лишь принесла страх и ощущение опасности. Только когда Сэм завидел Роковую Гору, пылающую вдали, он заметил, наконец, перемену в своей ноше. По мере приближения Кольца к великому горнилу, где в пучине времён оно было оформлено и выковано, мощь его возросла, и оно стало гораздо сильнее, не подчиняясь уже никому, кроме некой могучей воли. Пока Сэм стоял здесь, даже при том, что Кольцо было не на пальце, а висело на цепочке на шее, он чувствовал себя укрупнившимся, словно бы облачённым в громадную искажённую тень самого себя: безбрежная и зловещая угроза, задержавшаяся на стенах Мордора. Он чувствовал, что отныне у него есть только два выбора: отказаться от использования Кольца, хотя оно будет мучить его, или посягнуть на него и кинуть вызов Силе, которая сидит в своём тёмном замке по ту сторону долины теней. Кольцо уже искушало его, подтачивая волю и рассудок. Дикие фантазии возникали в его уме, и он видел Сэммиума Сильного, Героя Эпохи, стремительно шагающего с пламенным мечом сквозь затемнённую страну, и армии, стекающиеся на его зов, пока он идёт так, чтобы низвергнуть Барат-дур. И затем все тучи уносятся прочь, и сияет белое солнце, и по его приказу долина Горгорота становится садом с цветами и плодоносными деревьями. Ему надо только надеть Кольцо и назвать его своим, и всё это сбудется.

В этот час испытания любовь к хозяину в основном и помогла Сэму остаться непоколебимым, но, кроме того, глубоко в душе, в нём, всё ещё не побеждённый, по-прежнему сохранился простой здравый смысл хоббита: в глубине своего сердца он знал, что недостаточно велик, чтобы нести такое бремя, даже если бы подобные мечты и не были явным обманом, чтобы предать его. Всё, о чём он мечтал, это один маленький сад в полном его распоряжении, но не сад, распухший до королевства; ему хотелось работать своими руками, а не командовать руками других.

— И в любом случае, все эти видения — только трюк,- сказал он себе.- Он заметит меня и окоротит прежде, чем я успею крикнуть. И Он заметит меня весьма быстро, если я надену Кольцо сейчас, в Мордоре. Ладно, что уж тут говорить: всё это выглядит столь же безнадёжным, как весенние заморозки. Даже когда невидимость была бы действительно полезной, я не могу воспользоваться Кольцом! И даже если мне удастся пройти дальше, кроме как ноши, тормозящей каждый шаг, ждать от него нечего. Так что же делать?

На самом деле Сэм не сомневался. Он знал, что должен перестать мешкать и спуститься к воротам. Пожав плечами, словно бы стряхивая тень и гоня от себя призраки, он принялся медленно спускаться. И ему казалось, что с каждым шагом он уменьшается. Сэм ушёл недалеко, прежде чем снова превратился в очень маленького и испуганного хоббита. Теперь он был под самыми стенами крепости и слышал крики и звуки драки и без помощи Кольца. В данный момент шум, как будто, доносился из двора за внешней стеной.

Сэм успел преодолеть только половину спуска, когда из чёрного проёма ворот выбежали на красное зарево два орка. Они направились не к нему, а ринулись к главному тракту, но прямо на бегу споткнулись и упали на землю, застыв без движения. Сэм не видел стрел, но догадался, что орков застрелили другие, прячущиеся за зубцами на стене или в тени ворот. Он продолжал идти, как можно теснее прижимаясь к стене слева от него и цепляясь за неё руками. Один взгляд вверх показал ему, что вскарабкаться по ней нечего и думать. Каменная кладка без единой щели или выступа вздымалась на тридцать футов, а затем выступала вперёд и нависала над тропой, как перевёрнутая ступенька. Ворота были единственным путём.

Он крался вперёд и на ходу прикидывал, сколько орков живёт в крепости с Лохмачом, сколько было у Живоглота и из-за чего они сцепились, если это именно то, что сейчас происходит. Отряд Лохмача, похоже, насчитывал около сорока, а Живоглота по меньшей мере раза в два больше, но, конечно, патруль Лохмача был только частью всего гарнизона. Почти наверняка они поссорились из-за Фродо и трофеев. Тут Сэм вторично остановился, потому что внезапно происходящее показалось ему очевидным, как если бы он видел это своими глазами. Мифрильная кольчуга! Конечно, она же была на Фродо, и её нашли. И, судя по услышанному Сэмом прежде, Живоглот наверняка возмечтал получить её. Но сейчас единственной защитой Фродо был приказ из Чёрной Крепости и, если он будет нарушен, Фродо могут убить в любую минуту.

— Живей, жалкий увалень! — крикнул Сэм самому себе.- Теперь за это!

Он обнажил Разитель и побежал к открытым воротам. Но, когда он уже собирался пройти под их большой аркой, то ощутил удар, словно бы вбежал в паутину, похожую на паутину Раконы, только невидимую. Он не мог различить никакого препятствия, но нечто слишком сильное, чтобы быть побеждённым его волей, преграждало дорогу. Он огляделся и увидел в тени ворот Двух Стражей.

Они были похожи на громадные статуи, сидящие каждая на своём троне, и каждая имела три сросшихся тела и три головы, обращённые вперёд, назад и поперёк прохода. Головы эти были головами каких-то хищных птиц, наподобие грифов, а на больших коленях лежали руки, похожие на когтистые лапы. Они казались высеченными из громадных каменных блоков, неподвижные, и в то же время обладающие сознанием, словно в них пребывал некий ужасный дух злой бдительности. Они узнали врага. Видимый или невидимый, никто не мог бы пройти мимо незамеченным. Они запретили бы ему войти или спастись бегством.

Собрав свою волю, Сэм ещё раз рванулся вперёд и, судорожно дёрнувшись, остановился, зашатавшись от удара в голову и грудь. Тогда с дерзкой решительностью, поскольку он не мог придумать, что ещё делать, отвечая на внезапно пришедшую к нему мысль, Сэм медленно вытащил фиал Галадриэли и поднял его. Белый свет быстро усилился, и тени под тёмной аркой бежали. Чудовищные Стражи сидели здесь, холодные и неподвижные, обнажившиеся во всей своей отвратительной форме. На мгновение Сэм уловил блеск в их чёрных каменных глазах, злоба которых заставила его дрогнуть, но постепенно он почувствовал, что их воля поколебалась и в страхе осыпалась осколками.

Он прыжком пролетел мимо Стражей, запихивая фиал обратно за пазуху, но в тот же момент ощутил так ясно, словно позади него клацнул металлический засов, что их бдительность восстановилась. А из зловещих голов раздался высокий, пронзительный крик, который эхом отразился от крепостных стен перед ним. И, словно в ответ, высоко вверху хрипло тренькнул колокол.

— Это сделано! — сказал Сэм.- Я сейчас позвонил в дверной колокольчик! Ладно. Эй, кто-нибудь там! — крикнул он.- Скажите капитану Лохмачу, что тут большой эльфийский воин! С эльфийским мечом!

Ответа не было. Сэм зашагал вперёд. Разитель в его руке полыхал синим светом. Внутренний двор лежал в глубокой тени, но Сэм мог видеть, что всё мощёное пространство усеяно телами. Прямо под его ногами лежали два стрелка-орка с ножами в спинах. За ними валялось гораздо больше тел: некоторые поодиночке, словно их зарубили или застрелили, другие парами, так и вцепившись друг в друга в смертельной агонии, заколотые, задушенные, загрызенные. Камни были скользкими от тёмной крови.

Сэм отметил, что тут две формы обмундирования: одна помечена Красным Глазом, другая Луной, обезображенной призрачным изображением черепа,- но он не стал задерживаться, чтобы рассмотреть поподробнее. На дальнем конце двора большая дверь в Башню стояла полуоткрытой, и из неё пробивался красный свет; на пороге лежал мёртвым крупный орк. Сэм перепрыгнул через тело и вошёл, а потом растерянно оглянулся.

Широкий и гулкий коридор вёл от двери вглубь, к боку горы. Он был тускло освещён факелами, горящими в держателях на стенах, но его дальний конец терялся во мраке. По обеим сторонам виднелось много дверей и проёмов, но коридор был пуст, если не считать двух или трёх тел, распростёртых на полу. Из того, что прозвучало в разговоре капитанов, Сэм знал, что, мёртвый или живой, Фродо, скорее всего, находится в верхней камере, в башенке на самом верху, но Сэм мог искать целый день, прежде чем найдёт туда дорогу.

— Полагаю, она будет ближе к тылу,- пробормотал он.- Вся крепость так построена: чем дальше назад, тем выше. И в любом случае, я лучше последую за этими огнями.

Он двинулся по коридору, но теперь медленно, всё с большим трудом заставляя себя переставлять ноги. Ужас снова начал овладевать им. Здесь не было ни звука, кроме лёгкой поступи его ног, которая, казалось, звучала, как гулкое эхо от шлепков по камням больших ладоней. Мёртвые тела, пустота, тёмные стены, которые в свете факелов казались обрызганными кровью, страх перед внезапной смертью, подстерегающей в тенях или в дверях, и всё это на фоне мыслей о поджидающей его бдительной злобе у ворот,- это было едва ли не больше того, что он мог принудить себя выдержать. Он приветствовал бы битву — желательно не со слишком большим количеством врагов за раз,- охотнее, чем эту кошмарную, зловещую неопределённость. Он заставил себя думать о Фродо, который лежит связанный, или в муках, или мёртвый где-то в этом страшном месте. Сэм шёл вперёд.

Он прошёл освещённый факелами коридор и почти добрался до большой сводчатой двери в его конце — внутренней стороны нижних ворот, как он правильно догадался,- когда где-то высоко вверху раздался страшный, резко оборвавшийся визг. Сэм застыл на месте. Затем он услышал приближающиеся шаги. Кто-то поспешно сбегал сверху по гулкой лестнице.

Воля Сэма была слишком слаба и медлительна, чтобы удержать его руку. Он потянул за цепочку и сжал Кольцо. Но не надел, потому что как раз в тот момент, когда он прижимал его к груди, в коридор с грохотом влетел какой-то орк. Он выпрыгнул из тёмного проёма справа и побежал по направлению к Сэму. До хоббита оставалось не более шести шагов, когда орк, подняв голову, заметил его, и Сэм мог слышать его затруднённое дыхание и видеть свирепый взгляд его налитых кровью глаз. Орк застыл от ужаса. Потому что он увидел не маленького испуганного хоббита, пытающегося твердо поднять меч, он видел большую безмолвную фигуру, закутанную в серую тень, которая смутно вырисовывалась на фоне дрожащего света: в одной руке она держала меч, самый блеск которого был горькой мукой, а в другой, прижатой к груди, скрывала некую безымянную угрозу, могучую и роковую.

На мгновение орк припал к земле, а потом, безобразно заверещав от страха, повернулся и помчался назад, откуда пришёл. Никогда ещё ни одна собака не воодушевлялась, когда её враг поворачивал хвост, сильнее, чем Сэм при этом неожиданном бегстве. Он завопил и рванулся в погоню.

— Да! Эльфийский воин на свободе! — кричал он.- Я иду! Немедленно покажи мне путь наверх, или я спущу с тебя шкуру!

Но орк был в своём собственном притоне, шустрый и сытый, Сэм же был чужаком, голодным и усталым, а лестницы — винтовые, высокие и крутые. Сэм начал задыхаться. Орк вскоре скрылся из виду, и теперь только слабое шлёпанье его ног указывало, что он продолжал мчаться дальше и вверх. Время от времени он взвизгивал, и эхо бежало вдоль стен. Но вскоре весь производимый им шум стих где-то вдали.

Сэм, тяжело ступая, плёлся вперёд. Он чувствовал, что находится на правильном пути, и это его изрядно подбадривало. Он выпустил Кольцо и подтянул пояс.

— Так, так! — пробормотал он.- Если только они все чувствуют такое отвращение ко мне и моему Разителю, всё может обернуться гораздо лучше, чем я надеялся. Во всяком случае, похоже, что Лохмач, Живоглот и их отряды проделали почти всю мою работу за меня. Если не считать этой мелкой перепуганной крысы, сдаётся, что в живых здесь не осталось никого!

И тут он резко остановился, словно стукнувшись головой о каменную стену. Полный смысл сказанного обрушился на него, как удар. В живых не осталось никого! Чьим был тот ужасный, предсмертный вопль?!

— Фродо! Фродо! Хозяин! — воскликнул он прерывающимся голосом.- Если они убили вас, то, что же мне делать? Ладно, в конце концов я приду на самую вершину, а там посмотрим.

Вверх, вверх шёл он. Было темно; лишь изредка на поворотах или у входов, ведущих в верхние яруса башни, торчали горящие факелы. Сэм попытался считать ступени, но после двух сотен сбился. Теперь он двигался тихо, потому что ему казалось, что всё ещё немного сверху до него доносятся какие-то голоса. По-видимому, в живых осталась не одна крыса.

Наконец, когда он почувствовал, что больше не сможет ни вздохнуть, ни заставить свои колени снова согнуться, лестница кончилась. Сэм замер. Голоса звучали теперь громче и ближе. Сэм внимательно огляделся вокруг. Он выбрался прямо на плоскую крышу третьего, самого высокого, яруса крепости: открытое пространство около двадцати ярдов в диаметре с низким парапетом. Лестница выводила в маленькую сводчатую беседку в центре крыши с низкими дверями, обращёнными к востоку и к западу. На востоке Сэм мог видеть внизу равнину Мордора, безбрежную и тёмную, и пылающую гору вдали. Новое волнение поднималось, кипя, в её глубоких расщелинах, и огненные реки сверкали так яростно, что даже на таком расстоянии, за много миль, свет их заставлял вершину крепости отливать ярким красным заревом. На западе взгляд упирался в основание большой верхней башни, которая замыкала собой верхний двор и вздымала свой рог высоко над гребнем окружающих холмов. В оконной щели горел свет. Дверь была меньше чем в десяти ярдах от того места, где стоял Сэм. Она была открытой, но тёмной, и именно из её теней доносились голоса.

Сначала Сэм не слушал; он шагнул из восточной двери и огляделся. Ему сразу стало ясно, что здесь, наверху, драка была самой свирепой. Весь двор был завален мёртвыми орками и их отсечёнными и разбросанными головами и конечностями. Воняло смертью. Рык, последовавший за ударом, и крик заставили его метнуться обратно в укрытие. Голос орка стал гораздо громче от гнева, и Сэм сразу узнал его: резкий, грубый, холодный. Это говорил Лохмач, капитан крепости.

— Так ты не пойдёшь снова, говоришь? Будь ты проклят, Снага, жалкий ублюдок! Если, по-твоему, я настолько изранен, что надо мной можно безнаказанно насмехаться, то ты ошибаешься. А ну, поди сюда, и я выдавлю тебе глаза, как только что Клопчику. А когда появится немного свежих парней, я расправлюсь с тобой: я пошлю тебя к Раконе!

— Они не придут; во всяком случае, не раньше, чем ты сдохнешь,- угрюмо отозвался Снага.- Я дважды сказал тебе, что свиньи Живоглота добрались до ворот первыми, и никто из наших не вышел. Лагдуф и Музгаш выскочили было, но их застрелили. Я видел это из окна, говорю тебе. А они были последними.

— Тогда придётся идти тебе. Мне по любому надо торчать тут. Но я ранен. Чтоб этому грязному бунтовщику Живоглоту пропасть в Чёрных Ямах! — Голос Лохмача принялся сыпать грязными именами и проклятиями.- Я отделал его лучше, чем он меня, да он, мразь, достал меня ножом раньше, чем я придушил его. Тебе придётся идти, или я съем тебя! Вести должны быть доставлены в Лугбурз, или нас обоих ждут Чёрные Ямы. Да, да, и тебя тоже. Тебе не спастись от них, если будешь торчать здесь.

— Я не пойду опять по этим лестницам! — прорычал Снага.- Капитан ты там, или нет. Ша! Держи лапы подальше от ножа, или я пропорю твои кишки стрелой. Тебе недолго быть капитанам после того, как Они услышат обо всем, что тут было. Я дрался за Крепость против этих вонючих крыс из Моргула, однако хорошенькое варево замутили тут вы, два прелестных капитана, сцепившись из-за шмоток.

— Хватит! — огрызнулся Лохмач.- Я исполнил, что приказали. Это всё Живоглот начал, попытавшись подцепить ту красивую сорочку.

— Ладно, ты уложил его на лопатки, потому как высок и могуч. Только вот соображал-то он получше тебя. Он не раз повторил тебе, что самый опасный из шпионов всё ещё на свободе, только ты не пожелал слушать. И не желаешь слушать теперь. Живоглот был прав, говорю тебе! Тут ошивается великий воин, один из этих кровожадных эльфов или из грязных тарков. Он идёт сюда, говорю тебе. Ты слышал колокол. Он прошёл мимо Стражей, а они сделаны тарками. Он на лестницах. И пока он там, я вниз не пойду. Не пошёл бы, будь ты хоть назгулом.

— Так вот как, вот как?! — взвыл Лохмач.- Ты будешь делать то, и не будешь делать это? А когда он появится, ты удерёшь и бросишь меня?! Нет, не выйдет! Сначала я проделаю в твоем брюхе красную дырку для червей!

Из дверей башни выскочил, удирая, относительно мелкий орк. За ним появился Лохмач: крупный орк с длинными руками, которые, когда он бежал скрючившись, достигали земли. Однако одна рука безвольно болталась и, по-видимому, кровоточила, другая сжимала большой чёрный узел. В красном зареве Сэм, съёжившийся за дверью лестницы, мельком увидел злое лицо орка, когда тот промчался мимо: оно было раскорябано, будто разодрано когтями, и перемазано кровью, с торчащих наружу клыков капали слюни, пасть скалилась, как у рычащего зверя.

Насколько Сэму было видно, Лохмач гонялся за Снагой по всей крыше, пока, подныривая и уворачиваясь, орк помельче не метнулся обратно в башню и не исчез. Лохмач остановился. Через восточную дверь Сэм наблюдал, как тот, отдуваясь, стоит у парапета, его левая лапа слабо сжималась и разжималась. Орк положил узел на пол, вытащил правой лапой длинный красный нож, плюнул на него, затем, подойдя к парапету вплотную, перевесился через него и глянул на лежащий далеко внизу внешний двор. Он дважды крикнул, но ответа не было.

Внезапно, пока Лохмач перевешивался через парапет, повернувшись спиной к крыше, Сэм к своему изумлению увидел, что одно из распростёртых тел шевелится. Оно поползло. Оно вытянуло лапу и схватило свёрток. Оно встало, шатаясь и сжимая в другой руке копьё с широким наконечником и коротким сломанным древком. Оно приготовилось нанести колющий удар. Но в этот миг с его клыков сорвался шип: вздох боли или ненависти. Лохмач быстро, как змея, скользнул в сторону, извернулся и погрузил свой нож в глотку врага.

— Получай, Живоглот! — крикнул он.- Не вполне мёртв, э? Ладно, я доделаю мою работу теперь.

Орк вспрыгнул на упавшее тело и принялся яростно давить и топтать его, время от времени наклоняясь, чтобы полоснуть или проколоть ножом. Наконец, удовлетворившись, он откинул назад голову и издал отвратительный, булькающий победный вой. Затем облизал свой нож и, зажав его зубами и подхватив свёрток, направился, хромая, к ближней двери лестницы.

У Сэма не оставалось времени на раздумье. Он мог бы выскользнуть из другой двери, но едва ли остался бы незамеченным, а он не мог долго играть в прятки с этим ужасным орком. Сэм сделал, вероятно, лучшее из того, что мог сделать. Он с криком прыгнул навстречу Лохмачу. Он больше не держался за Кольцо, но оно было здесь — тайное могущество, угроза, внушающая непреодолимый страх рабам Мордора; и в руке хоббита был Разитель, свет которого поразил глаза орка, словно блеск безжалостных звёзд в страшных землях эльфов: кошмар, вызывающий леденящий ужас у всего его рода. И Лохмач не мог одновременно держать своё сокровище и сражаться. Он замер на месте, рыча и скаля клыки, затем ещё раз прыгнул вбок на манер орков и, когда Сэм бросился на него, с силой пихнул свёрток в лицо врага, используя его одновременно как щит и оружие. Сэм пошатнулся, и, прежде чем успел оправиться, Лохмач метнулся мимо, вниз по лестницам.

Сэм, ругаясь, побежал было за ним, но ушёл недалеко. Вскоре мысль о Фродо вернулась к нему, и он вспомнил, что другой орк скрылся в башне. Ещё один страшный выбор, а времени, чтобы всё взвесить, не было. Если Лохмач удерёт, он вскоре вернётся с подмогой. Но если Сэм погонится за ним, другой орк тут, наверху, может сделать что-нибудь ужасное. И в любом случае, Сэм может упустить Лохмача или быть убитым им. Он быстро повернулся и побежал вверх по лестнице.

— Небось, опять неверно,- вздохнул он.- Но прежде всего я должен подняться на самый верх, а там будь что будет.

Далеко внизу Лохмач проскакал до конца лестниц и через двор, за ворота, унося свой драгоценный груз. Если бы Сэм мог увидеть его и знать, какое горе принесёт бегство орка, он бы перетрусил. Но сейчас его мысли были заняты последним этапом поисков. Он осторожно подошёл к двери башни и вступил внутрь. Дверь открывалась в темноту. Но вскоре широко раскрытые глаза хоббита уловили свет по правую руку. Он шёл из проёма, который вёл к другой лестнице, тёмной и узкой: по-видимому, она вилась изнутри вдоль круглых внешних стен. Где-то наверху тускло светил факел.

Сэм начал беззвучно подниматься. Он дошёл до оплывающего факела, который был укреплён над дверью слева от него. Дверь эта открывалась к щели окна, глядящего на запад: тот самый красный глаз, который они с Фродо видели снизу, у выхода из туннеля. Сэм быстро прошёл в дверь и заспешил на второй этаж, в любой момент ожидая нападения сзади и опасаясь почувствовать удушающую хватку пальцев на шее. Потом он вышел к окну, глядящему на восток, и к другому факелу над дверью, что вела в коридор в центре башни. Дверь была открыта, коридор тёмен, если не считать тусклого свечения факела и красного зарева, просачивающегося снаружи через оконную щель. Лестница здесь кончалась. Сэм прокрался в коридор. С обеих сторон тут было по низкой двери, та и другая закрытые и запертые. Ни одного звука.

— Тупик,- пробормотал Сэм,- и после всех моих восхождений! Это не может быть вершиной башни. Но что же мне теперь делать?

Он побежал назад, на нижний этаж, и потолкал дверь. Она не поддавалась. Он опять побежал вверх; по его лицу струйками потёк пот. Сэм чувствовал, что каждая минута драгоценна, но они убегают одна за другой, а он не в силах сделать ничего. Его больше не заботил ни Лохмач, ни Снага, ни любой другой когда-либо появившийся на свет орк. Сэму нужен был только его хозяин, он мечтал хотя бы ещё раз взглянуть на его лицо, ещё раз коснуться его руки.

Наконец, устав и окончательно сдавшись, он сел на первую ступеньку, ведущую вниз из коридора, и опустил голову на руки. Было тихо, устрашающе тихо. Факел, который уже догорал, когда появился Сэм, зашипел и погас, и хоббиту показалось, что тьма заливает его, словно прилив. И тут, к собственному изумлению, в конце своего долгого, но тщетного пути, в последнем отчаянии, в ответ на какой-то порыв своего сердца, который он сам не мог назвать, Сэм тихонько запел.

В холодной тьме башни зазвучал его тонкий, дрожащий голос: голос потерявшегося и усталого хоббита, который ни один прислушивающийся орк не принял бы за чистый голос эльфийского воина. Он мурлыкал старые детские песенки Шира и отрывки стихов мистера Бильбо, которые всплывали в его памяти, словно мимолётные видения родной страны. А затем в нём внезапно поднялась новая сила, и его голос зазвенел, когда собственные строки сложились, непрошенные, чтобы лечь на простодушный мотив:

Быть может, в западном милом краю

Реки струятся весной,

Луга расцветают и звонко поют

Птицы в листве молодой.

А может, там ясной ночью горят

Среди шелестящих ветвей

Эльфийские звёзды — роскошный наряд

Меж буковых пышных кудрей.

Хоть здесь в глубокой могильной тьме

Лежу я в конце пути,

Над горными кручами в вышине

Любым крепостям вопреки,

Выше теней всех солнце плывёт

И вечные звёзды сияют.

Я не скажу, что день не придёт,

И с небом не распрощаюсь.

— Выше всех твердынь крепостных,- начал было он следующий куплет и тут примолк. Ему почудилось, что в ответ доносится чей-то слабый голос. Но теперь не было слышно ничего. Да нет, он слышит что-то, но не голос. Приближались шаги. Затем в коридоре наверху тихо открылась дверь: скрипнули петли. Сэм скорчился на ступеньке, вслушиваясь. Дверь закрылась с глухим хлопком, а потом раздражённо загремел голос орка:

— Хо ла! Эй ты, там, наверху, крыса навозная! Прекрати свой писк, не то я приду и займусь тобой. Слышишь?

Ответа не было.

— Порядок,- прорычал Снага.- Но я всё-таки приду и посмотрю, чем ты там занимаешься.

Петли опять скрипнули, и Сэм, осторожно приподняв голову над порогом коридора, увидел в открытом дверном проёме колеблющийся свет и смутную фигуру выходящего орка. Он, похоже, нёс лестницу. Неожиданно Сэма осенила догадка: в верхнюю камеру вёл люк в потолке коридора. Снага поставил лестницу вертикально, закрепил её и затем, поднявшись, скрылся из виду. Сэм услышал звук отодвигаемого засова, а потом снова заговорил мерзкий голос:

— Лежи смирно, иначе поплатишься! Не думаю, что тебя надолго оставят в покое, но если не хочешь, чтобы забава началась прямо сейчас, держи свою пасть закрытой, понял? Вот тебе, чтоб не забыл!

Раздался звук, похожий на свист кнута.

В сердце Сэма внезапно полыхнула неистовая ярость. Он вскочил, подбежал к лестнице и вскарабкался по ней, словно кошка. Его голова высунулась из люка в центре пола большой круглой камеры. С потолка свисал красный фонарь, с западной стороны, очень высоко, темнела узкая оконная щель. У стены под окном на полу что-то лежало, но сверху нависала чёрная фигура расставившего ноги орка. Он поднял плеть во второй раз, но удара так и не последовало.

С криком ярости Сэм выскочил из люка с Разителем в руке. Орк круто обернулся, но прежде, чем успел шевельнуться, Сэм отрубил его кисть с плетью от руки. Взвыв от боли и страха, орк в отчаянии бросился на Сэма головой вперёд. Следующий удар хоббита прошёл мимо, и, потеряв равновесие, Сэм упал навзничь, цепляясь за споткнувшегося об него орка. Прежде, чем он успел подняться на ноги, он услышал крик и глухой удар. Вырвавшийся от него орк в панике зацепил за вершину лестницы и рухнул в открытый люк. Сэм больше не думал о нём. Он подбежал к скорчившейся на полу фигуре. Это был Фродо.

Он был гол и лежал, словно в обмороке, на куче грязных тряпок, вскинутая рука заслоняла голову, а на боку вздулся безобразный рубец от удара плетью.

— Фродо! Мистер Фродо, дорогой мой! — крикнул Сэм, почти ослеплённый слезами.- Это Сэм, я пришёл!

Он полуприподнял хозяина и прижал его к груди. Фродо открыл глаза.

— Я всё ещё сплю? — пробормотал он.- Но предыдущий сон был ужасен.

— Вы совсем не спите, хозяин,- сказал Сэм.- Это всё правда. Это я. Я пришёл.

— Я едва могу в это поверить,- отозвался Фродо, сжав его.- Тут был орк с плетью, а теперь он превратился в Сэма! Значит, я всё-таки не спал, когда услышал то пение внизу, и попытался ответить? Это был ты?

— Да, мистер Фродо, я. Я потерял надежду. Почти. Я не мог найти вас.

— Что ж, теперь ты нашёл меня, Сэм, дорогой Сэм,- проговорил Фродо и, откинувшись в ласковые руки Сэма, закрыл глаза, словно дремлющий ребёнок, когда ночные страхи прогнаны прочь любящим голосом или рукой.

Сэм почувствовал, что может сидеть так бесконечно, наслаждаясь счастьем, но это было непозволительно. Найти хозяина мало: он ещё должен попытаться спасти его. Сэм поцеловал Фродо в лоб.

— Ну же! Просыпайтесь, мистер Фродо! — сказал он, постаравшись, чтобы его голос звучал так же жизнерадостно, как в Торбе, когда он летним утром отдёргивал полог.

Фродо вздохнул и сел.

— Где мы? Как я попал сюда? — спросил он.

— Некогда рассказывать, пока мы не попадём куда-нибудь ещё, мистер Фродо,- ответил Сэм.- Но вы на вершине той башни, которую мы с вами видели снизу из туннеля ещё до того, как орки захватили вас. Насколько давно, я не знаю. По-моему, больше, чем день назад.

— Всего лишь? — проговорил Фродо.- А кажется, что прошли недели. Ты должен будешь рассказать мне обо всём, когда представится случай. Что-то ударило меня, не так ли? И я провалился во тьму и кошмары и, проснувшись, обнаружил, что явь хуже. Меня со всех сторон окружали орки. По-моему, они только что влили мне в горло какое-то отвратительное, жгучее питьё. Голова у меня прояснилась, но мне было больно, и я устал. Они содрали с меня абсолютно всё, а потом появились два громадных зверя и допрашивали, допрашивали меня до тех пор, пока мне не почудилось, что я схожу с ума. А они всё стояли надо мной, пожирая глазами и поигрывая кинжалами. Я никогда не забуду их поганых лап и глаз.

— Вы не забудете, если будете говорить об этом, мистер Фродо,- сказал Сэм.- И, если мы не хотим увидеть их снова, чем скорее мы пойдём, тем лучше. Вы можете идти?

— Да, могу,- ответил Фродо, медленно поднимаясь на ноги.- Я не ранен, Сэм. Но я очень устал, и мне больно вот тут.- Фродо коснулся шеи над левым плечом, выпрямился, и Сэму показалось, что его хозяин одет в пламя: его голая кожа алела в свете потолочного фонаря. Фродо сделал шаг, потом другой.

— Так лучше! — сказал он, немного приободрившись.- Я не осмеливался шевелиться, даже когда оставался один, иначе тут же появлялся кто-нибудь из охранников. Пока не началась свара и потасовка. Эти два зверя: по-моему, они повздорили. Из-за меня и моих вещей. Я лежал здесь в жутком страхе. А потом наступила смертельная тишина, и это было ещё хуже.

— Да, судя по всему, они повздорили,- подтвердил Сэм.- Тут, должно быть, было с пару сотен этих грязных тварей: слишком много для Сэма Скромби, как вы могли бы сказать. Однако они поубивали себя сами. Удачно получилось, но складывать об этом песню рановато, пока мы не выбрались отсюда. А теперь, что будем делать? Вы же не можете ходить по Чёрной Стране без ничего, кроме вашей собственной кожи, мистер Фродо.

— Они взяли абсолютно всё, Сэм,- сказал Фродо.- Абсолютно всё, что у меня было. Ты понял? Абсолютно всё!

Он снова скорчился на полу, свесив голову, будто его собственные слова открыли ему всю полноту катастрофы, и отчаяние захлестнуло его.

— Поручение провалено, Сэм. Даже если мы выйдем отсюда, мы не сможем спастись. Только эльфы спасутся. Далеко-далеко от Средиземья, очень далеко, за Морем. Если только оно достаточно широко, чтобы не пропустить Тень.

— Нет, не абсолютно всё, мистер Фродо. И поручение не провалено, пока нет. Я взял Его, мистер Фродо, прошу вашего прощения. И я сберёг Его. Оно сейчас на цепочке у меня на шее, и, надо сказать, здорово тяготит её.- Сэм нащупал цепочку с Кольцом.- Но, наверное, вы должны взять его назад.

Теперь, когда дошло до этого, Сэм почувствовал, что не желает отдавать Кольцо, а вместе с ним и бремя, своему хозяину.

— Оно у тебя? — проговорил Фродо, задыхаясь.- Оно у тебя, здесь? Сэм, ты — чудо!

Затем его тон мгновенно и резко изменился.

— Дай мне его! — крикнул он, вскочив и протягивая дрожащую руку.- Сейчас же отдай его мне! Ты не можешь носить его!

— Пожалуйста, мистер Фродо,- отозвался Сэм, несколько ошарашено.- Вот оно!

Сэм медленно вытащил Кольцо и стянул через голову цепочку.

— Но вы теперь в Мордоре, сударь, и когда выйдете наружу, то увидите Огненную Гору и всё такое прочее. Вы поймёте, что Кольцо теперь очень опасно и что носить его тяжело. Если это окажется слишком сложным делом, может быть, я смогу разделить этот труд с вами?

— Нет, нет! — крикнул Фродо, вырывая из рук Сэма кольцо и цепочку.- И не мечтай, вор!

Он тяжело дышал, уставившись на Сэма расширившимися от злобы и страха глазами. Затем внезапно застыл в ужасе, стиснув Кольцо в сжатом кулаке. Туман, застилавший его взор, рассеялся, и он провёл рукой по раскалывающемуся от боли лбу. Ему, всё ещё не оправившемуся от раны и страха, отвратительное видение, представившееся его глазам, показалось исключительно реальным: Сэм опять превратился в скалящего зубы орка, который жадно тянет лапу к его сокровищу,- грязная мелкая тварь с алчными глазами и слюнявой пастью. Но теперь видение прошло. Тут, на коленях перед ним, был Сэм с лицом, перекошенным от боли, словно его ранили в самое сердце, и слёзы катились из его глаз.

— О, Сэм! — воскликнул Фродо.- Что я сказал? Что я наделал? Прости меня! После всего, что ты совершил… Это ужасное могущество Кольца. Я хотел бы, чтобы оно никогда, никогда не было найдено. Но, Сэм, не обижайся. Я должен нести это бремя до конца. Это невозможно изменить. Ты не можешь встать между мной и этой судьбой.

— Да всё в порядке, мистер Фродо,- сказал Сэм, размазывая рукавом слёзы. — Я понял. Но я всё-таки могу помочь, правда? Я должен вывести вас отсюда. Немедленно, понимаете? Но сперва вам нужно что-нибудь из одежды и снаряжения, а потом немного еды. Легче всего будет с одеждой. Раз уж мы в Мордоре, нам лучше всего одеться по здешней моде; и в любом случае, у нас нет выбора. Боюсь, мне придётся позаимствовать для вас что-нибудь из тряпья орков, мистер Фродо. Да и для себя тоже. Если мы идём вместе, то лучше не отличаться друг от друга. А пока закутайтесь в это!

Сэм расстегнул свой серый плащ и набросил его на плечи Фродо. Затем, сняв с плеч мешок, опустил его на пол и вытащил из ножен Разитель. На клинке не было даже синеватой искры.

— Я совсем забыл, мистер Фродо,- сказал Сэм.- Нет, они забрали не абсолютно всё! Если помните, вы одолжили мне на время Разитель, и фиал Владычицы. Они всё ещё у меня. Но оставьте мне их ещё ненадолго, мистер Фродо. Я должен пойти и посмотреть, что удастся найти. Вы оставайтесь тут. Походите немного, разомните ноги. Я быстро. Мне не нужно ходить далеко.

— Будь осторожен, Сэм! — сказал Фродо.- И поторопись! Здесь могут оставаться живые орки, притаившиеся в засаде.

— Придётся рискнуть,- ответил Сэм.

Он подошёл к люку и соскользнул по лестнице. Через минуту опять показалась его голова. Сэм бросил на пол длинный кинжал.

— Вот штучка, которая может пригодиться,- сказал он.- Он мёртв: тот, который хлестнул вас. Похоже, сломал шею впопыхах. Теперь, мистер Фродо, если сможете, втяните лестницу и не спускайте, пока не услышите от меня пароль. Я позову «Элберет». Так говорят эльфы. Ни один орк этого не скажет.

Некоторое время Фродо сидел и дрожал, в его мыслях мелькали одна за другой всякие напасти. Потом он поднялся, закутался в серый эльфийский плащ и, чтобы занять голову, начал расхаживать взад и вперёд, пристально и пытливо разглядывая все углы своей камеры.

Прошло не очень много времени, хотя страх сделал его похожим по меньшей мере на час, когда Фродо услыхал снизу тихий оклик Сэма: «Элберет, Элберет». Он спустил вниз лёгкую лестницу. Появился пыхтящий Сэм с огромным узлом на голове. Он уронил его на пол с громким стуком.

— Теперь быстрее, мистер Фродо! — сказал он.- Мне пришлось поискать, чтобы подобрать что-нибудь не слишком большое, впору таким, как мы. Можем приодеться. Но мы должны спешить. Я не встретил никого живого и ничего не видел, но мне что-то беспокойно. По-моему, это место под наблюдением. Толком объяснить не могу, да ладно: мне всё чудится, будто сверху, высоко в черноте, где его не видно, болтается кто-то из этих мерзких летучих Всадников.

Он развернул узел. Фродо с отвращением взглянул на содержимое, но делать было нечего: он должен был надеть это или идти голым. Здесь были длинные косматые брюки из шкуры какого-то неведомого животного и грязная кожаная рубаха. Он надел их. Поверх рубахи шла кольчуга из прочных колец, короткая для обычного орка, но для Фродо слишком длинная и тяжёлая. Поверх неё он затянул пояс, на котором висели короткие ножны с широким не то мечом, не то кинжалом. Сэм принёс несколько оркских шлемов. Один из них пришёлся Фродо вполне по мерке — чёрная каска с железным ободом и железной макушкой, обтянутая кожей, на которой над похожей на клюв пластиной, прикрывающей нос, был намалёван красной краской Злой Глаз.

— Тряпки и оружие из Моргула, у отряда Живоглота, подходили больше, да и сделаны лучше,- сказал Сэм,- но, полагаю, не стоит разгуливать с его знаками по Мордору, особенно после того, что произошло здесь. Ну вот, мистер Фродо. Теперь вы настоящий маленький орк, если я осмелюсь сказать такую дерзость. По крайней мере, были бы, если бы могли прикрыть лицо маской, удлинить руки и стать кривоногим. Вот, это немного спрячет недостатки.- Сэм накинул на плечи Фродо длинный чёрный плащ.- Теперь вы готовы! А по дороге прихватите себе щит.

— А как насчёт тебя, Сэм? — спросил Фродо.- Разве мы не должны выглядеть одинаково?

— Да я, мистер Фродо, всё думаю,- отозвался Сэм,- что лучше бы мне не оставлять тут ничего своего; уничтожить-то мы эти вещи не можем. И я ведь не могу нацепить поверх своей одежды оркскую кольчугу, правда? Стало быть, мне придётся просто прикрыть её.

Он опустился на колени и бережно свернул свой эльфийский плащ, который превратился в поразительно маленький свёрток. Затем уложил его в лежащий на полу походный мешок. Встав, Сэм закинул свой мешок за спину, надел на голову шлем и набросил на плечи чёрный плащ.

— Ну вот! — сказал он.- Теперь мы вполне под пару. А сейчас — самое время смыться. Бежим!

— Я не смогу бежать всю дорогу, Сэм,- сказал Фродо, криво улыбаясь.- Надеюсь, ты навёл справки о придорожных гостиницах? Или ты забыл о еде и питье?

— Ох ты, а ведь и правда забыл! — отозвался Сэм, смущённо присвистнув.- Знаете, мистер Фродо, вы мне только сейчас вот взяли — и напомнили, насколько мне пить и есть хочется! Уж и не знаю, когда моих губ коснулась хоть крошка или капля. Я совсем забыл про это, пытаясь найти вас. Но дайте подумать! Последний раз, когда я смотрел, у меня оставалось достаточно дорожного хлеба и того, что нам дал капитан Фарамир, чтобы худо-бедно продержаться на ногах пару недель. Но вот в бутылке, если что и осталось, то не больше капли. На двоих этого не хватит, никоим образом. Орки, что, не едят и не пьют? Или они просто живут гнилым воздухом и ядом?

— Нет, Сэм, они и едят, и пьют. Плодящая их тень способна лишь имитировать, а не творить: она не может создавать самостоятельно никаких по-настоящему новых вещей. Я не думаю, что она породила орков: она только совратила их и привела к гибели. И если уж они живут, то им приходится поддерживать свою жизнь, как и всем другим существам. Они довольствуются тухлой водой и гнилым мясом, если не могут получить ничего лучшего, но не ядом. Меня они покормили, так что я в лучшем положении, чем ты. Где-то здесь должны быть и пища, и вода.

— Но нет времени искать их,- возразил Сэм.

— Что ж, дела обстоят всё-таки малость лучше, чем ты думаешь,- сказал Фродо.- Мне посчастливилось найти кое-что, пока тебя не было. Они действительно забрали не абсолютно всё. Среди лохмотьев на полу я нашёл свою сумку с едой. Конечно, её перерыли, но, по-моему, вид и запах лембас понравились им ещё меньше, чем Горлуму. Они расшвыряли галеты, кое-что растоптали и разломали, однако я собрал их. Получилось чуть меньше, чем у тебя. Но они взяли еду Фарамира и разрубили мою бутылку с водой.

— Ладно, говорить больше не о чем,- сказал Сэм.- Для начала у нас достаточно. Однако с водой дела плохи. Но идёмте, мистер Фродо! Бежим, или нам не поможет целое озеро воды!

— Нет, пока ты не проглотишь что-нибудь, Сэм,- возразил Фродо.- До тех пор я с места не двинусь. Вот, съешь эту эльфийскую галету и выпей ту последнюю каплю из твоей бутылки! Всё выглядит достаточно безнадёжно, так что нет смысла беспокоиться о завтрашнем дне. Возможно, он не придёт.

Наконец, они тронулись. Хоббиты спустились по лестнице, а затем Сэм снял её и положил в коридоре рядом со скрюченным телом погибшего орка. На винтовой лестнице в башне было темно, но площадку на крыше всё ещё освещало зарево Горы, хотя теперь оно потускнело, став тёмно-красным. Сэм и Фродо подобрали два щита, чтобы дополнить свой маскарад, а затем двинулись вперёд.

Они медленно спускались по длинным лестницам. Оставшаяся позади верхняя камера в башне, в которой они встретились снова, казалась теперь почти уютной: сейчас хоббиты опять были на виду, и от стен на них веяло ужасом. Крепость Кирит Ангола вымерла, но в ней всё ещё обитали страх и зло.

В конце концов, они добрались до двери, ведущей во внешний двор, и остановились. Даже отсюда они чувствовали бьющую в них злобу Стражей: чёрных безмолвных фигур с обеих сторон ворот, сквозь которые тускло виднелось зарево Мордора. Пока они пробирались среди безобразных тел орков, каждый шаг давался всё с большим трудом. Ещё не доходя до портала, им пришлось остановиться. Продвинуться дальше хоть на дюйм было мучительно и невыносимо трудно для воли и тела.

У Фродо не было сил для подобной борьбы. Он опустился на землю.

— Я не могу идти дальше, Сэм,- пробормотал он.- Я теряю сознание. Я не знаю, что овладело мной.

— Я знаю, мистер Фродо. Крепитесь! Это ворота. Тут какое-то чёрное колдовство. Но я прошёл в них и собираюсь выйти. Вряд ли это опаснее, чем прежде. Теперь вот так!

Сэм снова вытащил фиал Галадриэли. И, словно делая честь его смелости и озаряя славой верную смуглую руку хоббита, свершившую такие деяния, фиал внезапно полыхнул так, что весь тенистый двор залил слепящий свет, подобный блеску молнии, но только он был ровным и не мерк.

— Гилтониэль, а Элберет! — воскликнул Сэм, ибо, он сам не знал, почему, в мыслях его внезапно мелькнуло воспоминание о эльфах в Шире и песне, которая прогнала прочь Чёрного Всадника в деревьях.

— Айя эленион анкалима! — ещё раз воскликнул Фродо позади него.

Воля Стражей была сломлена столь же внезапно, как лопается струна, и Фродо с Сэмом заковыляли вперёд. Затем они побежали. Сквозь ворота, мимо огромных сидящих фигур с их блестящими глазами. Послышался треск. Замковый камень арки с грохотом рухнул почти им на пятки, стена над головой начала осыпаться и обрушилась. Лишь волосок отделял хоббитов от гибели. Звякнул колокол, и от Стражей поднялся высокий, устрашающий вой. Далеко сверху, из темноты, пришёл ответ. С чёрного неба упала, как стрела, крылатая фигура, разорвав тучи ужасным, пронзительным криком.

Страна Тени

Сэму как раз хватило ума затолкать фиал обратно на грудь.

— Бегите, мистер Фродо! — крикнул он.- Нет, не туда! Там за стеной отвесная пропасть. Следуйте за мной!

Они помчались по дороге вниз от ворот. Шагов через пятьдесят, нырнув за острый угол бастиона на утёсе, они скрылись за ним от взгляда из крепости. На данный момент они были спасены. Вжавшись в скалу, хоббиты перевели дух, а затем схватились за сердца: назгул, который успел опуститься на стену рядом с разрушенными воротами, испустил свой смертоносный крик. Утёсы ответили эхом.

В ужасе хоббиты заковыляли вперёд. Вскоре дорога опять резко свернула к востоку, и на страшный миг они оказались в виду крепости. Перемахнув опасное место, хоббиты на мгновение обернулись и увидели над зубцами огромную чёрную фигуру; затем они нырнули в расселину между высокими скалистыми стенами, которая круто спускалась навстречу Моргульскому тракту. Они достигли перекрёстка. До сих пор не было ни следа орков, ни ответа на крик назгула, но они понимали, что безмолвие продлиться недолго. Сейчас, в любой момент, начнётся охота.

— Так не пойдёт, Сэм,- сказал Фродо.- Будь мы настоящими орками, мы должны были бы со всех ног бежать назад, к крепости, а не удирать прочь. Нас опознает первый же встречный враг. Нам необходимо как-нибудь убраться с этого тракта.

— Но мы не можем,- возразил Сэм.- Без крыльев, просто никак.

Восточная сторона Эфель Дуата была отвесной, срывающееся утёсами и обрывами в чёрный проход, что лежал между горной цепью и внутренним хребтом. На небольшом расстоянии от перекрёстка, после очередного крутого спуска дорога взбегала на повисший над пропастью каменный мост и уводила к изломанным склонам и узким долинам Моргая. Фродо и Сэм отчаянно рванулись через мост, но еще не успели добраться до его противоположного конца, как услышали поднявшуюся тревогу и крики. Позади них, теперь уже высоко наверху, на горном склоне, маячила крепость Кирит Ангола, её камни тускло рдели в зареве. Внезапно её хриплый колокол ударил снова, а затем рассыпался дребезжащим трезвоном. Заревели рога. И тут с другой стороны моста донеслись ответные крики. Фродо и Сэм не могли видеть, что творится впереди, на дне тёмной расселины, отрезанной от угасающего зарева Ородруина, но они уже слышали топот обутых в железо ног, и на дороге загремел быстрый перестук копыт.

— Живей, Сэм! Перелезаем! — крикнул Фродо.

Они вскарабкались на низкий парапет моста. К счастью, здесь не было уже того страшного обрыва в пропасть, потому что склоны Моргая успели подняться почти до уровня дороги; но для хоббитов было слишком темно, чтобы угадать высоту.

— Ладно, пошли, мистер Фродо,- сказал Сэм.- До свиданья!

Он разжал пальцы. Фродо последовал за ним. И уже падая, они услышали грохот от промчавшихся по мосту всадников и тяжёлый топот орков, бегущих позади. Однако Сэм рассмеялся бы, если б посмел. Опасавшиеся, что сейчас разобьются о невидимые скалы, хоббиты упали в овраг не более чем в дюжину футов глубиной и приземлились с глухим стуком и хрустом в последнюю вещь, которую они здесь ожидали встретить: густой колючий кустарник. В нём Сэм и лежал, не двигаясь, посасывая расцарапанную руку.

Когда звуки копыт и ног стихли, он рискнул присвистнуть.

— Увольте меня, мистер Фродо, но я и понятия не имел, что в Мордоре может что-то расти! Правда, знай я о здешних растениях, то как раз ожидал бы чего-то подобного. Судя по ощущениям, эти шипы длиной в фут, не меньше; они прокололи всё, что на мне надето. Надо было ту кольчугу нацепить!

— Оркская кольчуга от них не спасает,- сказал Фродо.- Даже от кожаной куртки никакого толку.

Им пришлось попотеть, чтобы выбраться из зарослей. Шипы и колючки были толсты, как проволока, и цепки, как когти. Прежде, чем хоббиты, наконец, выбрались на свободу, их плащи были изодраны в лохмотья.

— Теперь спускаемся, Сэм,- прошептал Фродо.- Скорей вниз, в долину, а потом сразу, как только сможем, свернём к северу.

В мир по ту сторону гор снова пришёл день, и далеко за пределами мрака Мордора над восточным краем Средиземья всходило солнце, но здесь повсюду было ещё темно, как ночью. Гора дымила, её огни угасли. Зарево на утёсах померкло. Восточный ветер, непрерывно дувший с тех пор, как хоббиты покинули Итилию, теперь словно умер. Медленно и мучительно пробирались они ощупью, спотыкаясь и царапаясь, средь скал, колючек и валежника, в непроглядных тенях, всё вниз и вниз, пока уже не достало сил идти дальше.

В конце концов, они остановились и уселись рядышком, прислонившись спинами к валуну. Оба были в поту.

— Если бы Лохмач предложил мне стакан воды, я пожал бы ему руку,- сказал Сэм.

— Не говори таких вещей! — отозвался Фродо.- От этого только хуже.

Затем он лёг плашмя, поддавшись головокружению и усталости, и некоторое время молчал. Потом сделал над собой усилие и снова поднялся. К своему изумлению он обнаружил, что Сэм спит.

— Проснись, Сэм! — позвал он.- Поднимайся! Пора предпринять очередную попытку.

Сэм с трудом взгромоздился на ноги.

— Ну и ну! — сказал он.- Должно быть, меня вырубило. Уже давно, мистер Фродо, я не спал по-настоящему, и мои глаза просто закрылись сами собой.

Теперь Фродо шёл впереди, стараясь, насколько он мог судить, как можно точнее двигаться к северу среди нагромождения скал и камней, густо усыпавших дно большой расселины. Но вскоре он опять остановился.

— Так не годится, Сэм,- сказал он.- Я не могу с ней справиться. Я имею в виду кольчугу. Не в моём теперешнем состоянии. Когда я уставал, даже мифрильная рубашка казалась мне тяжёлой. Эта гораздо тяжелее. И какой от неё толк? Мы не сможем пробиться с боем.

— Но нам всё-таки может понадобиться драться,- возразил Сэм.- И есть такая вещь, как кинжалы и шальные стрелы. А главное, Горлум не мёртв. Мне не нравится думать, что на вас нет ничего, кроме тонкой кожи между вами и предательским ударом из темноты.

— Но пойми, Сэм, паренёк,- сказал Фродо.- Я устал, измотан, у меня не осталось надежды. Но мне надо идти вперёд, к Горе, до тех пор, пока могу двигаться. Хватит и Кольца. Его чрезмерный вес убивает меня. Я должен идти. Но не считай меня неблагодарным. Мне претит даже думать, какую грязную работу пришлось тебе проделать, чтобы найти среди тел для меня эту кольчугу.

— Не говорите об этом, мистер Фродо! Да что вы! Да я на спине бы вас понёс, если бы мог. Снимите её, коли так!

Фродо отложил в сторону плащ, стянул оркскую кольчугу и отшвырнул её прочь. Он слегка дрожал.

— Что мне действительно необходимо, так это немного тепла,- сказал он.- Стало холодно, или я подхватил простуду.

— Вы можете взять мой плащ, мистер Фродо,- предложил Сэм.

Он развязал свой мешок и достал эльфийский плащ.

— Как насчёт этого, мистер Фродо? — сказал он.- Вы закутайтесь поплотнее в эти оркские тряпки и наденьте поверх них пояс, а поверх всего прикроетесь этим плащом. Он, конечно, не слишком-то похож на оркский, но в нём вам будет теплей и, осмелюсь сказать, он защитит вас лучше любых доспехов. Ведь он сделан Владычицей.

Фродо надел плащ и заколол брошь.

— Так лучше! — сказал он.- Мне гораздо легче. Теперь я смогу идти дальше. Но эта слепая тьма проникает, кажется, в самое сердце. Когда я лежал в плену, Сэм, я пытался вспомнить Брендидуин, и Лесной Предел, и Речку, текущую через мельницу в Хоббитоне. Но я не могу представить их сейчас.

— Вот теперь вы, мистер Фродо, на этот раз вы завели разговор о воде! — упрекнул Сэм.- Если бы только Владычица могла видеть или слышать нас, я бы сказал ей: «Ваша светлость, всё, чего мы хотим, это свет и вода,- просто чистая вода и ясный дневной свет, которые, прошу вашего прощения, лучше любых алмазов». Но до Лориэна далеко.

Сэм вздохнул и махнул рукой по направлению к высотам Эфель Дуата, которые сейчас едва угадывались как более глубокая тьма на фоне чёрного неба.

Они снова двинулись, но ушли недалеко, когда Фродо замер.

— Над нами Чёрный Всадник,- сказал он.- Я чувствую это. Лучше ненадолго притаиться.

Они сидели, скорчившись под большим валуном, лицами к западу, и некоторое время не разговаривали. Потом Фродо облегчённо вздохнул.

— Он промчался мимо,- сказал он.

Хоббиты поднялись и вытаращили глаза от удивления. Далеко влево от них, на юге, небо становилось серым и на его фоне начали проявляться, постепенно обретая форму, чёрные вершины и тёмные высокие хребты великой гряды. За ними разгорался свет и медленно пробирался на север. Там, в высоких воздушных сферах, происходила битва. Клубящиеся тучи Мордора гнало назад, и края их рвал пришедший из живого мира ветер, который сметал все дымы и испарения обратно в породившую их тёмную страну. Под редеющим подолом мрачного покрова в Мордор просачивался тусклый свет, словно бледное утро сквозь угрюмое окно тюрьмы.

— Вы только посмотрите на это, мистер Фродо! — проговорил Сэм.- Посмотрите! Ветер переменился. Что-то происходит. Ему не удалось поставить всё по-своему. Там, в мире, его тьма прорвана. Хотел бы я узнать, что там творится!

Это было утро пятнадцатого марта, и над долиной Андуина над восточной тенью поднималось солнце, и дул юго-западный ветер. Теоден лежал, умирая, на полях Пеленнора.

Пока Фродо с Сэмом стояли и смотрели, светлый край протянулся вдоль всей линии Эфель Дуата, а потом они увидели какую-то форму, стремительно мчащуюся с запада: сначала лишь чёрное пятнышко на фоне сияющей над макушками гор узкой полосы, но увеличивающуюся, пока она не вонзилась, как стрела, в тёмный покров и не пронеслась высоко над ними. Пролетая, она издала пронзительный крик: голос назгула; но крик этот более не вызвал в них ужаса, это был стон боли и отчаяния, злая весть для Чёрной Крепости. Предводитель призраков Кольца встретил свою судьбу.

— Что я говорил вам? Что-то происходит! — воскликнул Сэм.- «Война идёт хорошо»,- сказал Лохмач, но Живоглот, он не был так уверен. И в этом он тоже был прав. Дела-то налаживаются, мистер Фродо. Ну, как, у вас не появилось теперь немножко надежды?

— Да нет, Сэм, не особо,- вздохнул Фродо.- Это далеко, за горами. Мы идём не на запад, а на восток. И я так устал. И Кольцо такое тяжёлое, Сэм. И я начинаю видеть его мысленно всё время, словно большое огненное колесо.

Живой дух Сэма снова поник. Сэм встревоженно посмотрел на своего хозяина и взял его за руку.

— Пойдёмте, мистер Фродо! — сказал он.- Одну вещь, которую я хотел, я уже получил: немного света. Достаточно, чтобы помочь нам, но всё же, полагаю, он также и опасен. Попробуем пройти ещё немного, а потом ляжем рядышком и отдохнём. Но сперва поешьте чуть-чуть, кусочек эльфийской пищи, она подбодрит вас.

Поделив галету лембас и прожевав её, насколько смогли, своими запекшимися ртами, Фродо и Сэм побрели вперёд. Света, хоть это был только серый сумрак, было теперь для них достаточно, чтобы понять, что они находятся в глубокой долине между горами. Она постепенно поднималась к северу, и по её дну шло русло потока, сейчас пересохшего. За его каменным ложем хоббиты увидели утоптанную тропу, которая вилась вдоль подножья западных утёсов. Знай они прежде, то могли бы попасть на неё скорее, потому что это была дорога, ответвлявшаяся от Моргульского тракта у западного конца моста и спускавшаяся на дно долины по длинной лестнице, высеченной в скале. Ею пользовались патрули или гонцы, торопящиеся к малым заставам и укреплениям на севере, между Кирит Анголом и теснинами Скальзубья, стальными челюстями Карах Ангрена.

Хоббитам было опасно пользоваться этой тропой, но им было нужно спешить, а Фродо чувствовал, что он не сможет осилить тяжкий труд карабканья среди валунов и бездорожных лощин Моргая. И он полагал, что, может быть, те, кто охотятся за ними, будут искать их в северном направлении в последнюю очередь. Сначала они тщательно обшарят дорогу на восток, к равнине, или перевал, ведущий назад, к западу. Он собирался повернуть только когда окажется значительно севернее крепости, и уж тогда только поискать какую-нибудь дорогу, которая поведёт его на восток: на восток, к последнему, безнадёжному этапу его путешествия. Поэтому теперь они перебрались через каменистое русло, вышли на дорогу орков и некоторое время шагали по ней. Утёсы слева нависали над тропой, так что сверху хоббитов заметить было нельзя, но дорога делала много изгибов, и на каждом повороте они хватались за рукояти мечей и продвигались вперёд с опаской.

Свет не усиливался, поскольку Ородруин продолжал извергать клубы дыма, который, гонимый вверх сопротивлением воздуха, вздымался всё выше и выше, пока не достигал региона над ветром и растекался там неизмеримой крышей, чей центральный столб поднимался из теней за пределами горизонта, открытого хоббитам. Они тащились через силу больше часа, когда услышали звук, заставивший их остановиться. Невероятно, но вне всяких сомнений! Журчание воды. Из расселины слева, такой отвесной и узкой, что казалось, будто чёрный утёс был расколот каким-то громадным топором, сочилась вода, быть может, последние остатки какого-то живительного дождя, собравшегося над солнечным морем, но обречённого злой судьбой пролиться под конец на стены Чёрной Страны и бесплодно сгинуть в пыли. Он сбегал тут со скалы маленьким отвесным ручейком, тёк поперёк тропы, затем поворачивал к югу и устремлялся дальше, быстро исчезая среди мёртвых камней.

Сэм подскочил к нему.

— Если я когда-нибудь опять увижу Владычицу, я расскажу ей! — воскликнул он.- Свет, а теперь вода!

Затем он остановился и сказал:

— Позвольте мне попить первому, мистер Фродо.

— Пожалуйста, но здесь хватит места для двоих.

— Я не это имел в виду,- сказал Сэм.- Я в том смысле, что, если она ядовитая или вроде того, что скажется быстро, так лучше я, чем вы, хозяин, если вы понимаете меня.

— Я понял. Но думаю, Сэм, что мы вместе попытаем счастья или, точнее, воспользуемся вымоленным даром. И всё же будь осторожней: вдруг он очень холодный!

Вода была холодной, но не ледяной, и имела неприятный вкус, одновременно горький и маслянистый, по крайней мере, так они сказали бы дома. Здесь она казалась выше всяких похвал, и их не могли остановить ни страх, ни осторожность. Хоббиты напились вволю, и Сэм наполнил свою бутылку. После этого Фродо почувствовал себя легче, и они прошли ещё несколько миль, пока расширение тропы и появление вдоль её края грубой стенки не предупредило их о том, что они приближаются к другому притону орков.

— Тут мы свернём, Сэм,- сказал Фродо.- И нам придётся повернуть на восток.- Он вздохнул, глянув на угрюмые хребты на той стороне долины.- Мне едва-едва хватит сил, чтобы отыскать там, наверху, какую-нибудь дыру. А потом я должен немного отдохнуть.

Пересохшее русло было сейчас немного ниже тропы. Хоббиты спустились к нему и начали переходить на другой берег. К их удивлению, они набрели на тёмные лужи, подпитываемые ручейками, которые сочились из какого-то источника в верховьях долины. Близ своих внешних границ у подножья обращённых на запад гор Мордор был умирающей страной, но ещё не окончательно мёртв. И здесь всё ещё сохранилась кое-какая растительность: жёсткая, искривлённая, жгучая, борющаяся за жизнь. В лощинах Моргая по другую сторону долины прятались вцепившиеся в землю малорослые деревца, грубые кочки серой травы сражались с камнями, на которые вползали тощие мхи, и повсюду расползлись спутанными клубками извилистые плети куманики. Некоторые растения имели длинные острые шипы, другие — загнутые колючки, которые вспарывали кожу, словно ножи. На ветвях, шурша и потрескивая в тусклом воздухе, висела унылая, иссохшая прошлогодняя листва, но побитые червяками почки уже слегка приоткрылись. Гудели и больно жалили бурые, серые и чёрные, помеченные, словно орки, красной кляксой в форме глаза мухи, и над колючими зарослями танцевало и кружилось облако голодной мошкары.

— Оркское-то снаряжение плоховато,- заметил Сэм, отмахиваясь от неё руками.- Хотел бы я заиметь оркскую шкуру!

Наконец Фродо не смог идти дальше. Они поднялись по узкой отлогой расщелине, но им предстоял ещё долгий путь, прежде чем им открылся бы вид на последний, скалистый хребет.

— Я сейчас должен отдохнуть немного, Сэм, и поспать, если удастся,- сказал Фродо.

Он огляделся, но в этом мрачном краю, казалось, негде было укрыться даже зверьку. В конце концов, совершенно измотанные, они заползли под занавес из куманики, который свисал ковриком с невысокой скалы.

Тут хоббиты уселись и, как смогли, перекусили. Отложив драгоценные лембас на грядущие злые дни, они съели половину того, что оставалось в сумке Сэма от провизии Фарамира,- немного сухих фруктов и маленькую полоску вяленого мяса, и сделали по нескольку глотков воды. Они пили ещё раз из луж в долине, но опять страдали от жажды. В воздухе Мордора был горький привкус, который сушил горло. Когда Сэм думал о воде, то даже его полный надежды дух трепетал. После Моргая предстояло пересечь страшную равнину Горгорота.

— Теперь ваша очередь спать первому, мистер Фродо,- сказал он.- Опять темнеет. По-моему, этот день на исходе.

Фродо вздохнул и заснул чуть ли не прежде, чем Сэм договорил. Сэм из всех сил боролся с собственной усталостью Он взял Фродо за руку и сидел так, пока не упала глубокая ночь. Тогда, наконец, чтобы не заснуть, Сэм выполз из укрытия и огляделся. Местность, казалось, была наполнена треском, скрежетом и таинственными звуками, но не было ни голосов, ни шума шагов. Далеко на западе, над Эфель Дуатом, ночное небо всё ещё было тусклым и бледным. Там, в разрыве клубящихся туч над тёмной вершиной скалистого хребта Сэм увидел блеснувшую ненадолго белую звезду. Красота её поразила хоббита, глядящего вверх из пустынной страны, до глубины души, и надежда вернулась к нему. Потому что его, словно стрела, пронзила ясная и холодная мысль о том, что, в конце концов, Тень — это всего лишь незначительная, преходящая вещь, поскольку далеко за пределами её досягаемости есть вечный свет и возвышенная красота. Его песенка в крепости была скорее вызовом, чем надеждой, потому что тогда он думал о себе. Теперь же собственная судьба и даже судьба его хозяина, на время перестали заботить Сэма. Он заполз назад в куманику, улёгся рядом с Фродо и, отбросив весь страх, погрузился в глубокий бестревожный сон.

Они проснулись вместе, рука в руке. Сэм был почти свеж, готов к другому дню, но Фродо вздохнул. Сон его был беспокойным, полным огненных кошмаров, и пробуждение не принесло облегчения. Всё же, сон этот не был совсем уж лишён целительного действия: Фродо чувствовал себя слегка окрепшим и более способным на то, чтобы снова нести своё бремя дальше. Хоббиты не имели понятия ни о том, сколько сейчас времени, ни как долго они спали, тем не менее, слегка подкрепившись и пригубив воды, они двинулись вверх по расщелине, пока она не кончилась обрывистым склоном каменной осыпи. Здесь последние живые растения прекратили тщетную борьбу: вершины Моргая не покрывала трава, они были голы, зазубрены и пусты, как грифельная доска.

После долгих блужданий и поисков хоббиты нашли место, где могли подняться, и, вскарабкавшись ещё на добрую сотню футов, очутились наверху. Они подошли к проёму между двумя тёмными скалами и, пройдя по нему, очутились на самом краю последней ограды Мордора. У их ног, на дне стопятидесятифутового обрыва лежала внутренняя равнина, которая простиралась вдаль, в бесформенный мрак, за пределы их взора. Ветер дул сейчас с запада, и огромные тучи, уплывая на восток, поднялись высоко, однако лишь серые сумерки упали на унылые поля Горгорота. Дымы стлались по земле и таились в провалах, а сквозь трещины в земле сочились едкие испарения.

Всё ещё очень далеко, не меньше, чем в сорока милях, хоббиты увидели Роковую Гору, подножье которой покоилось в пепельных руинах, а громадный конус возносился на огромную высоту, туда, где её чадящая голова была окутана тучами. Огни её сейчас приугасли, и гора стояла в курящейся дрёме, предательская и опасная, словно спящий зверь. Позади неё висела безбрежная тень, зловещая, как грозовая туча,- занавес Барат-дура, воздвигнутого ещё дальше, на длинной, выброшенной с севера шпоре Изгарных гор. Тёмная Сила пребывала в глубоких раздумьях, и Глаз был обращён внутрь, изучая известия, несущие сомнения и опасность: он видел яркий меч, и звезду, и королевское лицо; и на некоторое время эта Сила перестала уделять внимание прочим вещам, и вся её великая твердыня — ворота над воротами и башня над башней — была окутана в густой мрак.

Фродо и Сэм разглядывали эту ненавистную страну со смешанным чувством отвращения и удивления. Всё пространство между ними и дымящейся горой, а также к северу и югу казалось разрушенным и мёртвым: выжженная, удушливая пустыня. Они задавались вопросом, каким образом Властелину этого королевства удаётся содержать и кормить своих рабов и свои армии. Ибо армии у него были. Повсюду, куда только достигал их взор, вдоль края Моргая и дальше к югу стояли лагеря: одни палаточные, другие устроенные наподобие небольших городов. Один из таких военных городков, причем самых крупных, располагался прямо под ними. Он стоял на равнине всего в миле от хребта, похожий на огромное гнездо каких-то насекомых своими унылыми регулярными улицами из хижин и длинных, низких, однообразных бараков. Вокруг лагеря сновало множество народу: с юго-востока к нему подходил широкий тракт, который соединялся с дорогой из Моргула, и по нему торопливо двигались многочисленные колонны маленьких чёрных фигурок.

— Что-то мне это совсем не нравится,- сказал Сэм.- Выглядит достаточно безнадёжно, если не считать того, что где есть такая толпа народа, обязательно должны быть колодцы или вода, не говоря уж о еде. И там люди, а не орки, или мои глаза совсем никуда не годятся.

Ни он, ни Фродо ничего не знали о больших, возделываемых рабами полях далеко на юге этого обширного королевства, у тёмных, мрачных вод озера Нурнен, куда не достигают испарения Горы, ни о больших трактах, тянущихся к востоку и югу к странам-данникам, из которых солдаты Крепости издавна пригоняли вереницы повозок с добычей и данью и свежих рабов. Здесь, в северной области, были размещены рудники и кузницы, и армии, собранные для давно подготавливаемой войны, и сюда Тёмная Сила стягивала свои войска, передвигая их, как шашки по доске. Её первые ходы, первая проба сил, были парированы на западном фронте и к югу, и к северу. На данный момент она отвела их и двинула свежие войска, скапливая их у Кирит Горгора для ответного удара. И если ей нужно было обезопасить Гору от всякой попытки приблизиться к ней, вряд ли бы она могла сделать большее.

— Ладно! — проложил Сэм.- Что бы они там ни ели или пили, нам-то этого не получить. Насколько я понимаю, здесь нет пути вниз. И даже если мы спустимся, нам не пересечь всю эту открытую местность, усыпанную врагами.

— И всё же нам придётся попытаться,- отозвался Фродо.- Это не хуже, чем я ожидал. Я никогда не надеялся пересечь эту равнину. Сейчас я не вижу и тени надежды на это. Но всё же я должен сделать всё, что смогу. В данный момент это значит постараться как можно дольше остаться на свободе. Так что, я думаю, нам нужно продолжать идти к северу и посмотреть, на что это будет похоже там, где открытое пространство уже.

— Я догадываюсь, на что это будет похоже,- проворчал Сэм.- Где уже, там люди и орки будут упакованы теснее. Вот увидите, мистер Фродо.

— Надо полагать, что увижу, если мы когда-нибудь доберёмся так далеко,- сказал Фродо и повернул прочь.

Они вскоре обнаружили, что идти по изрезанному глубокими трещинами, без признаков любых троп хребту Моргая и близ его вершины совершенно невозможно. В конце концов, хоббитам пришлось спуститься обратно по той расщелине, по которой поднялись, и поискать пути вдоль долины. Это было тяжело, потому что они не рискнули снова пересечь её и выйти к тропе на западной стороне. Примерно через милю или больше они увидели лепящийся к впадине у подножья скал тот притон орков, о близости которого догадались: стена и скопление каменных бараков вокруг тёмного устья пещеры. Никакого движения там не наблюдалось, но хоббиты прокрались мимо него как можно осторожней, держась поближе к густому колючему кустарнику, который густо сплетался тут по обоим берегам старого русла.

Они прошли ещё две или три мили, и притон орков скрылся из виду позади, но едва Фродо с Сэмом перевели дух, как отчётливо услышали громкие голоса орков. Хоббиты быстро нырнули под чахлый бурый куст. Голоса приближались. Вскоре в поле зрения появились два орка. Один был одет в бурые лохмотья и вооружён луком из рога. Он относился к мелкой породе с чёрной шкурой и широкими, сопатыми ноздрями: очевидно, что-то вроде сыщика. Другой был крупный боевым орком и носил знак Глаза, как и те, что состояли в отряде Лохмача. У него за спиной тоже был лук, и он нёс короткое копьё с широким наконечником. Как обычно, они пререкались и, будучи разных пород, пользовались по своему обыкновению всеобщим языком.

Не дойдя двадцати шагов до места, где прятались хоббиты, мелкий орк остановился.

— Хватит! — проворчал он.- Я иду домой. — Он махнул рукой в сторону оставшегося той стороне долины притона орков.- Хватит уже тереться носом о камни. Я говорю, здесь не осталось ни малейшего следа. Я потерял чутьё из-за того, что поступил по-твоему. Говорю тебе, что след вёл вверх, в холмы, а не вдоль долины, бестолочь.

— От вас не слишком-то много проку, мелкие ищейки,- огрызнулся большой орк.- По-моему, глаза лучше, чем твой сопливый нос.

— Тогда скажи, что ты ими видел,- оскалился другой.- Ха! Ты даже не знаешь, что высматривать.

— А кто виноват? — возразил солдат.- Не я. Так спущено от Верховных. Сперва они говорят: высокий эльф в ярких доспехах, затем — род мелкого гнома, затем — что это может быть шайка мятежных урхов или, возможно, всё это вместе.

— Гр! — отозвался сыщик.- Они потеряли головы, вот что. А кое-кто из боссов, надо понимать, скоро потеряют и шкуры тоже, если то, что я слыхал, правда: налёт на Крепость и всё такое, и сотня ваших парней перебита, и пленник удрал. Если ваши вояки действуют тем же образом, то плохие вести с полей сражений не удивляют.

— Кто сказал, что есть плохие вести? — крикнул солдат.

— Гр! Кто говорит, что их нет?

— Это проклятые мятежные разговорчики, и я заколю тебя, если ты не заткнёшься, понял?

— Ладно, ладно! — ответил сыщик.- Я больше ничего не скажу, но продолжу думать. Только вот как во всё это замешался чёрный пролаза? Тот огрызок с болтающимися руками?

— Не знаю. Может, никак. Но держу пари, он не затевает ничего хорошего, вынюхивая тут вокруг. Будь он проклят! Стоило ему только ускользнуть от нас и смотаться, как пришёл приказ, что он нужен живым, нужен быстро.

— Ладно, надеюсь, они получат его и поработают с ним,- прорычал сыщик.- Он там все запахи перепутал, подцепив ту брошенную кольчугу, которую нашёл, и истоптав всё вокруг, прежде чем я смог попасть туда.

— Во всяком случае, это спасло ему жизнь,- сказал солдат.- Я же ещё до того, как узнал, что он нужен, выстрелил ему точно в спину, тютелька в тютельку, с пятидесяти шагов, но он продолжал бежать.

— Ха! Да ты промазал,- отозвался сыщик.- Сначала ты стреляешь наугад, потом бежишь слишком медленно, а потом посылаешь за бедными следопытами. Ты мне обрыд.

С этими словами он рванулся было прочь.

— А ну, вернись! — крикнул солдат.- Или я донесу на тебя!

— Кому? Не твоему драгоценному Лохмачу. Ему больше не быть капитаном.

— Я сообщу твоё имя номер назгулам,- прошипел солдат.- Один из них сейчас командует Крепостью.

Другой остановился, и его голос был полон страха и ярости.

— Проклятый наушник! — взвыл он.- Ты не способен делать своё дело и не можешь даже держаться своих. Отправляйся к твоим мерзким Визгунам, и пусть они оледенят твоё мясо, чтоб оно отвалилось! Если только враг не доберётся до них первым. Они покончили с Номером Один, как я слышал, и надеюсь, это правда!

Большой орк с копьём в руке прыгнул к нему, но сыщик, отскочив за камень, пустил подбегавшему стрелу в глаз, и тот с шумом рухнул. Другой перебежал на ту сторону долины и исчез.

Некоторое время хоббиты сидели молча. Наконец Сэм шевельнулся.

— Что ж, я бы сказал, чисто сработано,- проговорил он.- Если только эта нежная дружба распространится в Мордоре, считайте, половина наших забот исчезнет.

— Тише, Сэм,- шепнул Фродо.- Поблизости могут быть и другие. Похоже, мы едва спаслись, и погоня гораздо ближе, чем мы предполагали. Но это и есть дух Мордора, Сэм, и он проник здесь до каждого уголка. Орки всегда вели себя так, даже когда никому не подчинялись, по крайней мере, так говорят все предания. Но тебе не стоит возлагать на это особых надежд. Нас они ненавидят гораздо сильнее, причём все и всегда. Если бы те двое заметили нас, они бросили бы свою свару до тех пор, пока мы не были бы мертвы.

Они опять надолго замолчали. Тишину снова нарушил Сэм, но на этот раз шёпотом:

— Вы слышали, что они сказали об «огрызке», мистер Фродо? Я говорил вам, что Горлум ещё не мёртв, верно?

— Да, я помню. И я тогда удивился, откуда ты это знаешь,- отозвался Фродо.- Ладно, давай-ка приступим! Думаю, нам лучше не вылезать отсюда, пока совсем не стемнеет. Так что ты можешь рассказать мне и об этом, и обо всём, что произошло. Если только ты сможешь сделать это тихо.

— Я попытаюсь,- сказал Сэм.- Но когда я думаю об этом Вонючке, я так горячусь, что могу крикнуть.

Хоббиты сидели под покровом колючего кустарника, пока унылый свет Мордора постепенно угас в глубокой, беззвёздной ночи, и Сэм говорил в ухо Фродо все слова, которые он мог найти, о предательском нападении Горлума, ужасной Раконе и его собственных приключениях с орками. Когда он кончил, Фродо не ответил ничего, но взял Сэма за руку и крепко сжал её. В конце концов, он шевельнулся.

— Что ж, по-моему, мы опять должны идти,- сказал он.- Интересно, долго ли нам удастся продержаться, прежде чем нас действительно схватят и все тяжкие труды и попытки проскользнуть на том и окончатся, и притом впустую.- Он встал.- Темно, а фиалом Владычицы мы воспользоваться не можем. Сохрани его для меня, Сэм. Мне негде держать его сейчас, разве что в собственной руке, а в этой слепой ночи мне понадобятся обе. А Разитель я отдаю тебе насовсем. У меня есть оркский клинок, но не думаю, что на мою долю выпадет нанести ещё хоть один удар.

Трудно и опасно было двигаться ночью по бездорожью, но, медленно и часто спотыкаясь, двое хоббитов час за часом пробирались к северу вдоль восточного края каменистой долины. Когда над западными высотами опять несмело забрезжили серые сумерки — спустя много времени после того, как в странах по ту сторону начался день,- хоббиты забрались в укрытие и поспали немного, сначала один, потом другой. Во время своего дежурства Сэм был занят мыслями о еде. Когда Фродо проснулся и предложил поесть и приготовиться к очередной попытке, он задал, наконец, вопрос, который особенно беспокоил его.

— Прошу прощения, мистер Фродо,- сказал он,- но вы имеете какое-нибудь представление, сколько ещё осталось идти?

— Нет, никакого ясного представления, Сэм,- ответил Фродо.- В Раздоле, перед выходом, мне показывали карту Мордора, которая была составлена до того, как Враг вернулся сюда, но я помню её довольно смутно. Яснее всего я вспоминаю, что на севере есть место, где западный хребет и северный выбрасывают навстречу друг другу почти смыкающиеся отроги. Это должно быть примерно в двадцати лигах от моста у крепости. Возможно, там будет удобно перебраться на ту сторону. Но, конечно, если мы доберемся туда, мы окажемся дальше от Горы, чем сейчас. Милях в шестидесяти, я думаю. По-моему, мы прошли к северу от моста уже около двенадцати лиг. Даже если всё пойдёт хорошо, едва ли мне удастся добраться до Горы меньше, чем за неделю. Боюсь, Сэм, что ноша станет очень тяжела, и по мере приближения к Горе я буду идти всё медленнее.

Сэм вздохнул.

— Это именно то, чего я боялся,- сказал он.- Ну, не говоря уж о воде, нам придётся есть поменьше, мистер Фродо, или двигаться чуть-чуть скорее, во всяком случае, пока мы ещё в этой долине. Ещё разок, и вся еда кончится, кроме эльфийских галет.

— Я попытаюсь двигаться чуть-чуть скорее, Сэм,- пообещал Фродо и глубоко вздохнул.- Идём! Начнём следующий переход!

Стемнело, но пока ещё не совсем. Хоббиты брели всё вперёд, в ночь. Часы проходили в томительном, трудном, изнурительном движении с немногими короткими остановками. При первом же намёке на серый свет под краем завесы теней они снова спрятались в тёмном углублении под нависающем камнем.

Свет медленно разгорался, пока не стал даже ярче, чем прежде. Сильный западный ветер сметал мордорские испарения из верхних сфер. Немного спустя хоббиты смогли разглядеть окрестную местность на несколько миль. Ложбина между горами и Моргаем неуклонно суживалась по мере подъёма вверх, и внутренний хребет был теперь не более, чем уступом на отвесной стене Эфель Дуата, но с востока он по-прежнему обрывался к Горгороту столь же круто, как и раньше. Русло впереди кончалось, уперевшись в растрескавшуюся ступенями скалу, потому что там от основного хребта отходил высокий голый отрог, протянувшийся к востоку, словно стена. Навстречу ему от серых, туманных гряд Эред Литуи на севере был выброшен длинный скалистый кряж, и между концами отрога и кряжа оставался узкий горловидный проход: Карах Ангрен, Скальзубье, позади которого лежала глубокая долина Удана. В этой долине позади Мораннона были туннели и подземные арсеналы, сделанные слугами Мордора для защиты Чёрных Ворот этой страны, и сюда их Властелин спешно стягивал теперь великие силы, чтобы встретить атаку полководцев Запада. На выступающих вперёд отрогах были воздвигнуты башни и зажжены сторожевые костры, поперёк прохода воздвигнут земляной вал и вырыт глубокий ров, перейти который можно было лишь по единственному мосту.

В нескольких милях к северу, высоко в горах, там, где западный отрог отходил от основного хребта, стоял древний замок Дуртанг, ныне — один из многочисленных оркских притонов, кучкующихся вокруг долины Удан. От его подножья змеилась вниз уже заметная в усиливающемся свете дорога, которая примерно в паре миль от того места, где лежали хоббиты, круто сворачивала на восток и бежала по уступу, пробитому в стене отрога, вперёд, к равнине, и дальше, к Скальзубью.

При взгляде на всё это хоббитам показалось, что всё их путешествие к северу было напрасным. Равнина справа от них была тусклой и задымлённой, и на ней не было видно ни лагерей, ни движущихся отрядов, но вся эта местность была под неусыпным наблюдением укреплений Карах Ангрена.

— Мы зашли в тупик, Сэм,- сказал Фродо.- Если мы продолжим идти вперёд, то всего-навсего поднимемся вон к той оркской крепости. Единственное, что остаётся, это пойти по спускающейся от неё дороге, или вернуться обратно. Карабкаться по скалам вверх на западе или вниз на востоке мы не можем.

— Тогда нам придётся идти по дороге, мистер Фродо,- сказал Сэм.- Мы должны выйти на неё и попытать нашу удачу, если только в Мордоре можно говорить о какой бы то ни было удаче. Что кружить тут дальше, что вернуться, что сдаться — для нас всё едино. Не хватит еды. Придётся рвануть прямо по тракту!

— Хорошо, Сэм,- согласился Фродо.- Веди меня! Веди до тех пор, пока у тебя сохранится хоть тень надежды. Моя вся кончилась. Но я не в силах рвануть за тобой, Сэм. Я могу только плестись следом.

— Прежде, чем вы поплетётесь дальше, мистер Фродо, вам надо поспать и поесть. Давайте, займитесь тем и другим, пока можно.

Он дал Фродо воды и добавочную порцию лембас, а потом сделал из своего плаща подушку для головы хозяина. Фродо слишком устал, чтобы спорить, а Сэм не сказал ему, что он выпил последнюю каплю их воды и съел не только свою, но и Сэмову долю. Когда Фродо уснул, Сэм склонился над ним, прислушался к его дыханию и внимательно вгляделся в лицо. Оно было морщинистым и исхудавшим, но во сне всё же выглядело довольным и спокойным.

— Ладно, годится, хозяин! — пробормотал Сэм себе под нос.- Я оставлю вас ненадолго и попытаю счастья. Мы должны найти воду, или нам не уйти далеко.

Сэм выполз наружу и, перебегая от камня к камню с осторожностью даже большей, чем хоббитской, спустился к руслу и затем прошёл немного вдоль него вверх, к северу, пока не достиг уступчатой скалы, из которой, без сомнения, когда-то бил источник, стекая вниз небольшим водопадом. Всё сейчас выглядело сухим и безмолвным, но Сэм, отказываясь отчаиваться, стоял и слушал и, к своему облегчению, уловил слабое журчание. Поднявшись на несколько уступов, он обнаружил тоненький тёмный ручеёк, выбегавший из склона горы и наполнявший небольшое углубление в скале, из которого он потом снова выплёскивался и затем исчезал под голыми камнями.

Сэм попробовал воду, и она показалась ему достаточно хороша. Затем он напился, наполнил бутылку и повернул было назад, но тут заметил, как среди скал вдали, близко к месту, где укрывался Фродо, мелькнуло чёрное тело или тень. Сдержав крик, он рванулся вниз, перескакивая с камня на камень. Это была осторожная тварь, которую было трудно разглядеть, но Сэм мало сомневался на её счёт: он жаждал схватить её за горло. Но она услышала, что он приближается, и быстро скользнула прочь. Сэму показалось, что в последний раз он на мгновение видел, как она заглядывает через край восточной пропасти, затем фигура нырнула и исчезла.

— Что ж, удача не изменила мне,- пробормотал Сэм.- Однако чуть было не отвернулась. Мало нам тысяч орков, так теперь вокруг ещё этот вонючий негодяй шныряет! Жаль, что его не застрелили!

Он уселся рядом с Фродо, будить его не стал, но сам заснуть не рискнул. Наконец, чувствуя, что глаза закрываются, и понимая, что все его старания не заснуть, скоро перестанут помогать, он осторожно разбудил Фродо.

— Боюсь, что этот Горлум опять поблизости, мистер Фродо,- сказал он.- По крайней мере, если это был не он, то его двойник. Я отошёл, чтобы поискать воду, и заметил, как он шныряет вокруг, как раз в тот момент, когда возвращался. По-моему, нам небезопасно спать вместе, и, прошу вашего прощения, но я не могу больше держать веки открытыми.

— Что ты, Сэм! — воскликнул Фродо.- Ложись и выспись в свой черёд, как полагается! Но по мне уж лучше Горлум, чем орки. Во всяком случае, он нас им не выдаст — если только не попадётся сам.

— Но он может попытаться ограбить и убить нас самостоятельно,- проворчал Сэм.- Держите глаза открытыми, мистер Фродо! Вот бутылка, полная воды. Напейтесь. Мы сможем опять наполнить её, когда пойдём дальше.

С этими словами Сэм погрузился в сон.

Когда он проснулся, опять смеркалось. Фродо сидел, опершись спиной о скалу, но спал. Бутылка была пуста. Горлума было не видно и не слышно.

Тьма Мордора вернулась, и сторожевые костры на высотах пылали яростно и красно, когда хоббиты приступили к самой опасной стадии своего путешествия. Сначала они направились к маленькому источнику, а потом, опасливо поднявшись выше, выбрались на дорогу там, где она сворачивала на восток к Скальзубью, до которого было около двадцати миль. Она оказалась неширокой, и край её, идущий вдоль обрыва, который по мере спуска становился всё глубже и отвеснее, не огораживала стена или парапет. Хоббиты не слышали никаких признаков движения и, послушав ещё чуть-чуть, двинулись по этой дороге с приличной скоростью.

Сделав около двенадцати миль, они остановились. Совсем недавно дорога сделала небольшой поворот на север, и отрезок, который они прошли, оказался загорожен от взгляда. Это оказалось катастрофическим. Хоббиты отдохнули несколько минут, затем двинулись дальше, но успели сделать не так уж много шагов, как внезапно тишину ночи нарушил звук, которого они всё время в тайне страшились: топот марширующих ног. Он был ещё далеко, но, обернувшись, они увидели мерцание факелов, выходящих из-за поворота, оставшегося всего в миле позади, и факелы приближались быстро: слишком быстро для Фродо, чтобы спастись, убегая вперёд по дороге.

— Я боялся этого, Сэм,- сказал Фродо.- Мы попытали счастья, и оно отвернулось от нас. Мы попались.

Он окинул диким взглядом хмурую отвесную стену, которую древние строители дорог прорезали в скале и которая возвышалась над головой на много фатомов. Потом подбежал к другой стороне и глянул через край в тёмную беспросветную яму.

— Мы, наконец, попались! — повторил он.

Он опустился наземь близ скалистой стены и склонил голову.

— Похоже, что так,- отозвался Сэм.- Что ж, подождём и посмотрим.

И с этими словами он уселся рядом с Фродо в тени утёса.

Им не пришлось долго ждать. Орки приближались быстро. Те, что в передних рядах, несли факелы. Они надвигались: красные огни в темноте, быстро увеличивающиеся в размерах. Теперь Сэм тоже наклонил голову, надеясь, что это скроет его лицо от факельного света, и он поставил их щиты перед коленями, чтобы спрятать ноги.

«Если бы только они торопились и оставили пару усталых солдат в покое, и прошли себе мимо!» — думал он.

И казалось, что так они и сделают. Передовые орки неуклюже протопали мимо, тяжело дыша и опустив головы. Они принадлежали к более мелкой породе, и их гнали на войну по приказу Чёрного Властелина против их воли: всё, о чём они мечтали, это окончить переход и избежать кнута. Сбоку отряда сновали взад и вперёд два огромных ярых урха, которые хлопали хлыстами и кричали. Ряд за рядом проходили мимо, и сигнальные факелы были уже довольно далеко впереди. Сэм затаил дыхание. Прошло уже больше половины колонны. Затем один из погонщиков внезапно заприметил две фигурки у обочины дороги. Он щёлкнул кнутом в их направлении и взвыл:

— Эй, вы! Встать!

Они не ответили, и погонщик криком остановил весь отряд.

— Живей, слизни! — крикнул он.- Не время провисать!

Он шагнул к ним и даже в темноте разобрал девизы на их щитах.

— Дезертиры, э? — прорычал он.- Или подумываете об этом? Все ваши должны были быть в Удане ещё до вчерашнего вечера. Подымайтесь — и в строй, или я узнаю ваши номера и сообщу их.

Они с трудом встали и, не распрямляясь и хромая, будто стёршие ноги солдаты, прошли, пыхтя, назад, к хвосту колонны.

— Нет, не в хвосте! — крикнул погонщик.- Тремя рядами вперёд. И оставаться там, а то узнаете, когда я пройдусь мимо!

Он с затяжкой хлопнул плёткой над их головами, затем другим щелчком и воем снова двинул отряд бодрой рысью.

Это было достаточно тяжело даже для бедняги Сэма, учитывая всю его усталость, но для Фродо это оказалось мукой, а вскоре стало кошмаром. Он стиснул зубы, попытался ни о чём не думать и продолжал ковылять вперёд. Вонь потных орков, окружавших его, была удушающей, и он хватал воздух пересохшим ртом. Они бежали всё вперёд и вперёд, и Фродо направлял всю свою волю на то, чтобы сохранить дыхание и заставить ноги идти, и при этом даже не осмеливался думать, к какому горькому концу приведут его тяжкие труды и терпение. Не было никакой надежды выйти из строя незамеченными. Орк-погонщик то и дело возвращался, чтобы поглумиться над ними.

— Вот так! — ржал он, стегая их по ногам.- Где кнут, там и охота, мои слизни. Держись! Я вас сейчас славно освежу, да ещё вы получите столько плетей, сколько выдержит ваша шкура, когда придёте в лагерь с опозданием. И поделом. Вы не знали, что мы воюем?

Они прошли несколько миль, и дорога, наконец, побежала по пологому склону вниз, к равнине, когда силы Фродо начали сдавать и воля его дрогнула. Он шатался и спотыкался. Сэм отчаянно старался помочь ему и поддержать, хотя чувствовал, что он сам едва ли сможет долго выдерживать эту скорость. Теперь он понимал, что конец приближается с каждой минутой: его хозяин потеряет сознание или просто упадёт, и всё будет открыто, и их горькие усилия пропадут впустую. «По крайней мере, я хоть доберусь до этого гада погонщика»,- подумал он.

Но только Сэм протянул руку к рукояти меча, как пришло неожиданное избавление. Они уже вышли на равнину и приближались ко входу в Удан. Немного впереди, перед воротами у моста, дорога с запада пересекалась с другими, шедшими с юга и из Барат-дура. И по всем дорогам двигались отряды, так как полководцы Запада наступали, и Чёрный Властелин спешно стягивал свои силы к северу. Случилось так, что к месту слияния дорог в темноте, за пределами света сторожевых костров на стене, одновременно подошло несколько отрядов. Моментально поднялась жестокая толкотня и ругань, так как каждый отряд пытался первым войти в ворота и окончить переход. Несмотря на вопли погонщиков и щелчки кнутов, началась потасовка и кое-где засверкали клинки. Отряд тяжеловооружённых урхов из Барат-дура врезался в колонну Дуртанга и смешал её.

Ошалевший от боли и усталости Сэм встряхнулся, быстро ухватился за представившийся шанс и бросился на землю, потянув за собой Фродо. Орки попадали на них, рыча и ругаясь. Медленно, бок о бок, хоббиты поползли подальше от свалки, пока, наконец, не перевалились незамеченными через противоположную обочину дороги. Она была огорожена высоким бордюром, по которому вожаки отрядов могли ориентироваться в чёрной ночи или тумане, и поднималась на несколько футов над окружающей равниной.

Некоторое время хоббиты лежали неподвижно. Было слишком темно, чтобы искать укрытие, если только его вообще здесь возможно было найти хоть что-то похожее на него, но Сэм чувствовал, что они обязаны хотя бы уйти подальше от дорожной насыпи и факельных рядов.

— Давайте, мистер Фродо! — прошептал он.- Ещё немного ползком, а потом вы сможете лежать, не двигаясь.

В последнем отчаянном усилии Фродо поднялся на руки и прополз, быть может, ещё ярдов двадцать. Затем он сорвался в какую-то неглубокую яму, которая неожиданно открылась перед ним, и лёг там, как мёртвый.

Роковая Гора

Сэм подсунул под голову хозяина свой рваный оркский плащ, а потом укрыл себя и его серой одеждой Лориэна; при этом мысли его унеслись к той прекрасной стране, к эльфам, он надеялся, что сотканное их руками полотно имеет, быть может, силу спрятать их в этой страшной пустыне вопреки любым ожиданиям. Он слышал, как драка прекратилась, и шум, когда отряды прошли через Скальзубье, утих. Сдавалось, что в возникшей суматохе и смешении различных отрядов их исчезновение осталось незамеченным, по крайней мере, пока.

Сэм глотнул воды и принудил Фродо попить. Когда его хозяин немного оправился, он дал ему целую галету из их драгоценного дорожного хлеба и заставил съесть её. Затем они растянулись на земле, слишком измотанные для того, чтобы бояться, и поспали немного тревожными урывками, потому что покрывавший их пот остыл, и жёсткие камни впивались в них, и они дрожали. С севера, от Чёрных Ворот, через Кирит Горгор тянул, шурша по земле, холодный ветерок.

Утром серый свет пришёл снова, потому что высоко в небе всё ещё дул Западный Ветер, но внизу, на камнях за оградами Чёрной Страны, воздух казался почти мёртвым, холодным и в то же время душным. Сэм выглянул из ямы. Местность вокруг была мрачной, плоской и тускло-серой. Сейчас дороги вблизи были пусты, но Сэм боялся бдительных глаз на стене Скальзубья, которая была всего в фарлонге к северу. Далеко на юго-востоке, словно тёмная стоячая тень, маячила Гора. Из неё сочились дымы: одни вздымались вверх и тянулись вдаль, к востоку, другие стекали клубящимися тучами по её склонам и расстилались над землёй. В нескольких милях к северо-востоку неподвижно темнели, словно серые привидения, подножья Изгарных гор, за которыми поднимались туманные серые высоты, будто пелена дальних туч, едва ли более тёмных, чем нависавшее над ними небо.

Сэм попытался прикинуть на глазок расстояния и решить, куда им следует идти.

— Выглядит миль на пятьдесят, не меньше,- мрачно пробормотал он, разглядывая грозную гору.- И это займёт неделю, если только это займёт хоть день с мистером Фродо, как он есть.

Сэм покачал головой, и тут, среди прочих размышлений, в его голове постепенно утвердилась новая мрачная мысль. Надежда никогда не умирала надолго в его верном сердце, и вплоть до настоящего момента он всё же подумывал об обратном пути. Но ему пришлось, наконец, принять горькую правду: их провизии в лучшем случае хватит, чтобы продержаться до цели, и, когда она будет достигнута, здесь они и встретят свой конец, одни, без крова, без пищи, посреди ужасной пустыни. Отсюда не было возвращения.

— Так вот что было предназначено мне с самого начала,- думал Сэм.- Помогать мистеру Фродо до последнего шага, а затем умереть вместе с ним? Ладно, коли так, я это сделаю. Но мне так хотелось бы снова увидеть Приречье, и Рози Хлопкинс, и её братьев, и старика, и Мэригольд, и всех! Вот уж не думал, что Гэндальф послал бы мистера Фродо с таким поручением, если бы совсем не было никакой надежды на его возвращение. Всё пошло наперекосяк с тех пор, как он сгинул в Мории. Если бы он не погиб тогда! Он сделал бы что-нибудь.

Но в тот миг, когда надежда умерла в Сэме, или казалась умирающей, она вернулась с новой силой. Простое лицо хоббита стало суровым, почти мрачным, когда воля его окрепла, и Сэм почувствовал, как по нему пробежал трепет, словно он превращался в существо из камня и стали, которое ни отчаяние, ни усталость, ни бесконечность пустынных миль не могут подчинить.

С новым чувством ответственности он перевёл глаза на окрестности, обдумывая следующий шаг. Когда немного рассвело, он к своему удивлению увидел, что земля, которая издали казалась обширной и невыразительно плоской, на деле вся изрыта и изломана. Действительно, вся поверхность равнин Горгорота была покрыта оспинами больших ям, будто, когда она была ещё пустыней мягкой грязи, её осыпал ливень стрел и град огромных метательных камней. Крупнейшие из этих дыр были окружены вздыбленной кромкой разбитых скал, и от них разбегались по всем направлениям широкие расщелины. Это была местность, позволявшая красться от укрытия к укрытию незаметно для любых, разве что самых бдительных глаз, во всяком случае, тем, у кого есть силы и кто не торопится. Но для голодных и усталых, для тех, кому предстоит ещё много пройти прежде, чем жизнь угаснет, это был зловещий вид.

Размышляя над всем этим, Сэм вернулся к своему хозяину. Ему не понадобилось будить его. Фродо лежал на спине с открытыми глазами, уставившись в покрытое тучами небо.

— Ну вот, мистер Фродо,- сказал Сэм.- Я огляделся и подумал немного. На дорогах никого, и лучше бы нам убраться подальше, пока есть такой случай. Вы можете справиться с этим?

— Я могу справиться с этим,- ответил Фродо.- Я должен.

Они опять двинулись, переползая от дыры к дыре, пробегая за обнаруженными укрытиями, но постоянно продвигаясь по косой к подножью северного хребта. Но именно тем же курсом шла и самая восточная из дорог, пока не прижималась к краям гор и не убегала в стену густой чёрной тени далеко впереди. Сейчас на её плоской серой ленте не было ни человека, ни орка, потому что Чёрный Властелин почти окончил передвижение своих сил, и даже в твердыне своего собственного королевства он искал тайны ночи, боясь ветров мира, которые повернули против него, разрывая его завесы, и озабоченный вестями о дерзких шпионах, которые пробрались за его ограды.

Хоббиты прошли несколько томительных миль, прежде чем остановились. Фродо, казалось, был на пределе сил. Сэм понимал, что его хозяину не уйти далеко вот так, то ползком, то пригнувшись, то медленно нащупывая сомнительную тропку, то бегом, спотыкаясь впопыхах.

— Я собираюсь вернуться на дорогу, пока ещё светло, мистер Фродо,- сказал он.- Попытаем счастья ещё раз! В прошлый раз оно чуть не изменило нам, но не совсем. Ещё несколько миль с постоянной скоростью, а затем отдых.

Он шёл на гораздо больший риск, чем предполагал, но Фродо был слишком занят своей ношей и мысленной борьбой, чтобы спорить, и практически потерял надежду, чтобы сохранять осторожность. Они поднялись на насыпь и побрели по жёсткой, жестокой дороге, которая вела к самой Чёрной Крепости. Но им продолжало везти, и до исхода этого дня хоббиты не встретили ничего живого или движущегося, а когда упала ночь, они растворились в тьме Мордора. Вся страна теперь замерла в тревожном ожидании, как перед приближением великой бури, потому что полководцы Запада миновали Перепутье и пустили пламя в тлетворные поля Имлад Моргула.

Так продолжался безнадёжный путь: Кольцо двигалось к югу, а знамёна королей стремились к северу. Для хоббитов каждый день, каждая миля давались горше, чем предыдущие, потому что их силы таяли, а земли становились все более злыми. Они не встречали врагов днём. Ночами, когда они сидели, съёжившись, или беспокойно задрёмывали в каком-нибудь укрытии при дороге, они иногда слышали крики и топот многочисленных ног или быстро проносящийся мимо стук копыт нещадно погоняемого скакуна. Но гораздо хуже, чем все эти опасности, была постоянно приближающаяся угроза, которая, пока они шли, била в них волнами: страшный вызов Силы, что ждала, клубясь в глубоких думах и неусыпной злобе позади тёмной завесы вокруг её Трона. Ближе и ближе подступала она, маяча чернее и чернее, будто надвигающаяся стена ночи, что стоит на самом краю мира.

Наконец пришла страшная ночь; и как раз тогда, когда полководцы Запада приблизились к концу живых стран, два путника дошли до часа абсолютного отчаяния. Четыре дня миновало с тех пор, как они спаслись от орков, но время это лежало позади них как постоянно сгущающийся кошмар. Весь этот последний день Фродо молчал, и шёл полусогнувшись, часто спотыкаясь, будто глаза его больше не видели дороги под ногами. Сэм догадывался, что из них двоих Фродо страдает больше, неся всё тяжелеющее Кольцо, бремя для тела и мучение для мыслей. Сэм с тревогой подметил, как часто левая рука хозяина поднимается, словно чтобы отвратить удар или прикрыть прищуренные глаза от страшного Глаза, который пытается заглянуть в них. А иногда его правая рука хваталась за грудь, сжималась, а затем медленно, по мере того, как воля снова вступала в свои права, оттягивалась назад.

Сейчас, когда вернулась ночная тьма, Фродо сидел, опустив голову на колени и устало свесив руки к земле, его ладони слабо дрожали. Сэм не сводил с него глаз, пока ночь не укрыла их обоих и не спрятала друг от друга. Сэму нечего было больше сказать хозяину, и он обратился к своим собственным мрачным раздумьям. Что до себя, то он, пусть усталый и окутанный страхом, всё ещё сохранил кое-какие силы. Лембасы обладали свойством, без которого хоббиты давно бы уже улеглись умирать. Они не давали желаемого, и временами голова Сэма наполнялась воспоминаниями о еде и жаждой простого хлеба и мяса. И всё же галеты эльфов имели силу, которая возрастала, когда путники полагались только на них и не мешали их с другой пищей, Они питали волю и давали выносливость и способность распоряжаться своими мышцами и сухожилиями в гораздо большей степени, чем доступно смертным. Но сейчас следовало принять очередное решение. Хоббиты не могли больше идти по этой дороге, потому что она вела к востоку, в великую тень, тогда как Гора теперь маячила справа от них, почти на юге, и они должны были свернуть к ней. Однако перед нею простиралась обширная равнина, дымящаяся, голая, покрытая пеплом.

— Вода, вода! — бормотал Сэм.

Он урезывал собственную порцию, и язык в его пересохшем рту казался толстым и разбухшим, но, как он ни старался, воды у них оставалось совсем мало, наверное, не больше, чем полбутылки, а идти предстояло, должно быть, еще дни и дни. Вода давно кончилась бы, если б они не осмелились идти по оркской дороге, потому что вдоль неё на больших интервалах были сооружены для нужд отрядов, спешно посланных через безводные области, цистерны. В одной из них Сэм нашёл немного воды: вонючей, загрязнённой орками, но всё ещё годной в их отчаянном положении. Но это было уже день назад. Больше надеяться было не на что.

Наконец, устав от своих забот, Сэм задремал, оставив завтра до того момента, пока оно не придёт. Он больше не мог ничего сделать. Сон и явь беспокойно смешались. Он видел огоньки, похожие на алчные глаза, и чёрные крадущиеся фигуры, и слышал звуки, напоминающие рёв диких зверей или страшные крики пытаемых, но, когда он рывком просыпался, то мир вокруг него был тёмен и он видел вокруг себя лишь пустую черноту. Только однажды, когда Сэм вскочил, дико озираясь, ему почудилось, что он, хоть больше и не спит, всё ещё видит бледные огоньки, похожие на глаза, но вскоре они мигнули и исчезли.

Полная ненависти ночь медленно и неохотно прошла. Сменивший её свет дня был тусклым, так как здесь, вблизи Горы, воздух всегда был мглистым, а из Чёрной Крепости ползли завесы тьмы, которые Саурон ткал вокруг себя. Фродо лежал на спине, не двигаясь. Рядом стоял Сэм, не желая говорить, и в то же время понимая, что слово теперь за ним: он должен подвигнуть волю хозяина на очередное усилие. Наконец, нагнувшись и гладя Фродо по лбу, он сказал ему на ухо:

— Проснитесь, хозяин! Пора идти дальше.

Словно разбуженный неожиданным звоном, Фродо мигом встрепенулся, поднялся и посмотрел на юг, но когда перед его глазами открылись пустыня и Гора, он снова дрогнул.

— Я не могу справиться с этим, Сэм,- проговорил он.- Такой груз тащить, такой груз.

Ещё не успев открыть рот, Сэм знал, что это напрасно и что такие слова принесут скорее вред, чем пользу, но, охваченный жалостью, он не мог смолчать.

— Так позвольте мне понести его немного за вас, хозяин,- сказал он.- Вы знаете, я сделал бы это, и с радостью, до тех пор, пока у меня остались хоть какие-то силы.

Глаза Фродо дико вспыхнули.

— Отойди! Не прикасайся ко мне! — крикнул он.- Оно моё, говорю я. Прочь!

Его рука рванулась к рукояти меча, но затем голос Фродо быстро изменился.

— Нет, нет, Сэм,- произнёс он печально.- Но ты должен понять. Это моё бремя, и никто другой не может нести его. Теперь уже слишком поздно, Сэм, дорогой. Ты не можешь помочь мне опять таким способом. Теперь я почти в его власти. Я не смог бы отдать его и сойду с ума, если попытаюсь сделать это.

Сэм кивнул.

— Я понимаю,- сказал он.- Но я думаю, мистер Фродо, что тут есть вещи, без которых мы вполне можем обойтись. Почему бы немного не облегчить груз? Теперь мы пойдём вон туда, так прямо, как только сможем.- Он указал на Гору.- Не стоит тащить то, что нам вряд ли понадобится.

Фродо снова провёл глазами по направлению к Горе.

-Нет,- сказал он.- Нам не понадобится много на этом пути. А в его конце — ничего.

Подняв с земли свой оркский щит, он швырнул его прочь, а вслед за ним полетел и шлем. Затем, скинув серый плащ, он расстегнул тяжёлый пояс и уронил его на землю вместе с мечом в ножнах. Сорвал и раскидал лохмотья от чёрного плаща.

— Ну вот, я больше не орк! — воскликнул он.- И я не несу оружия, чистого или грязного. Пусть хватают меня, если хотят!

Сэм поступил так же: он снял свое оркское снаряжение и вынул все вещи из своего мешка. Каждая из них стала в некотором роде дорога ему хотя бы уже потому, что он нёс их так далеко и с такими великими трудами. Тяжелее всего было расстаться с кухонной утварью. Глаза его наполнились слезами при мысли, что придётся её бросить.

— Вы помните того кролика, мистер Фродо? — спросил он.- И наш привал под тёплым склоном в краю капитана Фарамира, в день, когда я видел слона?

— Нет. Боюсь, что нет, Сэм,- сказал Фродо.- По крайней мере, я знаю, что всё это было, но я не могу представить это. Ни вкуса пищи, ни ощущения воды, ни звука ветра, ни воспоминаний о деревьях, или траве, или цветах, ни того, как выглядит луна или звёзды, не оставлено мне. Я гол во тьме, Сэм, и никаких завес нет между мной и колесом огня. Я начинаю видеть его даже с открытыми глазами, и всё остальное меркнет.

Сэм подошёл к нему и поцеловал его руку.

— Тогда, чем скорее мы избавимся от него, тем скорее отдохнём,- произнёс он, запинаясь и не находя лучших слов.- Разговорами тут не поможешь,- пробормотал он себе под нос, собирая все вещи, которые они решили оставить. Ему не хотелось оставлять их валяться посреди пустыни кому-нибудь напогляд.- Похоже, Вонючка подобрал ту оркскую кольчугу, и он не должен добавить к ней меч. Его руки достаточно плохи и когда пустые. Да и кастрюли свои я ему пачкать не дам!

С этим Сэм отнёс всё к одной из зияющих расселин, которыми была перечерчена вся местность, и швырнул вниз. Грохот его драгоценных кастрюль, падающих в темноту, был для его сердца подобен похоронному звону.

Затем Сэм вернулся к Фродо, отрезал от своей эльфийской верёвки короткий конец для пояса своему хозяину и плотно обвязал серый плащ вокруг его талии. Остаток верёвки он заботливо свернул и положил обратно в мешок. Кроме этого он сохранил лишь остатки галет и бутылку с водой, а также Разитель, всё ещё висевший на его поясе, а также глубоко засунутый в нагрудный карман на рубахе фиал Галадриэли и маленькую коробочку, которую она подарила ему.

Теперь они наконец повернулись лицом к Горе и отправились в путь, уже не заботясь о том, чтобы прятаться, и направляя слабеющую волю лишь на одно: идти вперёд, вопреки усталости. В сумеречном свете этих мрачных дней мало кто сумел бы обнаружить их даже в этой стране неусыпной бдительности, разве что оказавшись совсем рядом. Из всех рабов Чёрного Властелина только назгулы могли бы предупредить его об опасности, которая ползёт, маленькая, но упорная, в самом сердце его охраняемого королевства. Но назгулы с их чёрными крыльями были заняты другим: они собрались далеко за его пределами, отбрасывая тень на движущиеся войска Полководцев Запада, и в ту же сторону была обращена мысль Чёрной Крепости.

В этот день Сэму казалось, что его хозяин обрёл новые силы, гораздо более значительные, чем можно было бы объяснить небольшим облегчением бремени, которое ему приходилось нести. За первые переходы они ушли дальше и быстрее, чем надеялся Сэм. Местность была пересечённой, враждебной, и всё же они сильно продвинулись, и Гора постепенно приближалась. Но под конец дня, когда тусклый свет начал быстро и чересчур рано меркнуть, Фродо опять сник и начал пошатываться, словно сделанный ими рывок растратил его последние силы.

Наконец он опустился на землю и сказал:

— Я хочу пить, Сэм.

И замолчал. Сэм дал ему глоток воды; осталось только ещё на один глоток. Сам он обошёлся без этого, и теперь, когда ночь Мордора в очередной раз сомкнулась над ними, все его мысли заполнили воспоминания о воде, о каждом ручейке, речке или роднике, которые он когда-либо видел под зелёными тенями ив или искрящимися на солнце, рябящими и играющими к его вящему мучению перед ничего не видящими глазами. Он чувствовал холодный ил под пальцами ног, когда бултыхался в пруду Приречья с Йолли Хлопкинсом, Томом, Нибсом и их сестрой Рози.

— Но это было годы назад,- вздохнул он.- И очень далеко. Обратный путь, если только он существует, идёт через Гору.

Ему не удавалось заснуть, и он принялся спорить сам с собой.

— Что ж, ладно, у нас вышло лучше, чем ты надеялся,- решительно заявил он.- Во всяком случае, начало хорошее. По-моему, мы, прежде чем остановились, прошли половину дороги. Ещё один день — и дело сделано.

Тут он перебил сам себя.

— Не будь дураком, Сэм Скромби,- возразил ему его собственный голос.- Он не сможет идти ещё один день так же, как этот, если только сможет идти вообще. Да и ты долго не протянешь, отдавая ему всю воду и большую часть пищи.

— Я смогу продержаться ещё добрый отрезок пути, и я дойду.

— Докуда?

— До Горы, конечно.

— Но что потом, Сэм Скромби, что потом? Когда ты дойдёшь до неё, что ты собираешься делать? Он будет не в состоянии сделать что-нибудь сам.

К своему смущению и ужасу Сэм понял, что у него нет ответа на это. У него не было никаких ясных идей. Фродо не слишком-то много рассказывал ему о своем поручении, и Сэм только смутно представлял, что Кольцо следует каким-то образом отправить в огонь.

— Роковые Щели,- пробормотал он, припомнив слышанное когда-то название.- Ладно, если хозяин и знает, как их найти, я точно нет.

— Вот именно! — прозвучал ответ.- Всё это совершенно бесполезно. Он сам так сказал. Ты дурак, что продолжаешь с таким трудом плестись вперёд и надеяться. Вы давно уже могли улечься рядышком и почить много дней назад, если бы ты не был так упрям. Но вы всё равно умрете именно так, если не хуже. С тем же успехом ты можешь лечь прямо сейчас и бросить всё это. В любом случае, вам никогда не добраться до вершины.

— Я доберусь, даже если брошу всё, кроме собственных костей,- сказал Сэм.- И я сам отнесу туда мистера Фродо, даже если сердце лопнет или спина сломается. Хватит спорить!

И тут Сэм почувствовал, как земля под ним содрогнулась, и услышал, или ощутил, глубокий, отдалённый рокот, похожий на гром, который ворочается в недрах земли. Под тучами коротко полыхнула красная вспышка и угасла вдали. Гора тоже спала беспокойно.

Настал последний этап их путешествия к Ородруину, и он был гораздо мучительнее того, что Сэм вообще полагал себя способным вынести. Он страдал, а рот его так запёкся, что он не мог больше проглотить ни кусочка пищи. Оставалось темно, но не только из-за дыма Горы: похоже было, что надвигается гроза, и вдали, на юго-востоке, под чёрными небесами сверкали молнии. Хуже всего, что воздух был полон испарений: дышать было больно и трудно, их охватило головокружение, так что они шли, шатаясь, и часто падали. И всё же воля их не сдавалась, и они пробивались вперёд.

Гора подползала всё ближе, пока не заполнила весь горизонт, маяча, если они поднимали тяжёлые головы, прямо перед ними: огромная масса пепла, шлака и обожжённых камней, из которой поднимался в тучи крутой конус. Прежде чем дневные сумерки кончились и снова пришла настоящая ночь, они дотащились и дохромали до самого её подножья.

Фродо, ловя воздух ртом, бросился на землю. Сэм сел рядом с ним. К своему удивлению, он, несмотря на всю усталость, чувствовал облегчение, и голова его, казалось, опять прояснилась. Сомнения больше не смущали его. Он знал все доводы отчаяния и не прислушивался к ним. Его воля укрепилась, и лишь смерть могла сломить её. Он не ощущал больше желания или необходимости спать, скорее необходимость бодрствовать. Он понимал, что все шансы и риски сошлись теперь вместе, в одну точку: следующий день будет роковым, день последней попытки или окончательной катастрофы, последнее усилие.

Но когда он придёт? Ночь казалась бесконечной, выпавшей из времени; минута за минутой умирали и добавлялись к тянущемуся без конца часу, не принося перемен. Сэм начал уже было подумывать, не началась ли опять тьма, так что день теперь никогда не вернётся. Наконец он ощупью нашёл руку Фродо. Она была холодной и трепещущей. Его хозяин дрожал.

— Я не должен был бросать своё одеяло,- пробормотал Сэм и лёг рядом с Фродо, стараясь поудобнее прикрыть его своими руками и телом. Потом его одолел сон, и тусклый свет последнего дня их пути застал их лежащими бок о бок. Ветер, дувший прежде с запада, стих ещё вчера, а теперь он пришёл с севера и начал постепенно усиливаться, и свет невидимого солнца просочился в тени, где лежали хоббиты.

— Ну, пора! Последнее усилие! — сказал Сэм, с трудом поднимаясь на ноги. Он склонился над Фродо и осторожно потряс его. Фродо застонал, но, напрягши всю свою волю, встал, шатаясь, и затем снова упал на колени. Он с трудом поднял глаза на тёмные склоны Роковой Горы, вздымающиеся над ним, а потом пополз вперёд на руках, вызывая жалость.

Сэм увидел это и зарыдал в глубине своего сердца, но слёзы не выступили на его сухих, жгучих глазах.

— Я сказал, что понесу его, даже если сломаю спину,- пробормотал он,- и понесу!

— Давайте, мистер Фродо! — Я не могу нести его за вас, но я могу нести вас и его заодно. Так что залезайте! Садитесь, мистер Фродо, дорогой! Сэм повезёт вас. Только скажите ему, куда идти, и он пойдёт.

Когда Фродо уцепился за его спину, плотно обхватив руками за шею, Сэм надёжно прижал его ноги локтями, поднялся, пошатываясь, и тут к своему удивлению обнаружил, что ноша легка. Он боялся, что у него едва достанет сил, чтобы поднять одного хозяина, а сверх этого он ожидал разделить страшную, гнетущую тяжесть проклятого Кольца. Но это оказалось не так. То ли из-за того, что Фродо был так изнурён своими долгими муками, кинжальной раной, ядовитым жалом и горем, страхом и бесприютными скитаниями, то ли благодаря некоему дару последних сил, приданных ему, но Сэм поднял Фродо так же легко, как поднял бы хоббитёнка, которого решил прокатить по лугам и полям Шира. Он поглубже вдохнул и двинулся дальше.

К подножью Горы они подошли с севера, немного к западу; здесь ее длинные серые склоны, хоть и разбитые, не были чересчур крутыми. Фродо молчал, поэтому Сэм пробивался вперёд на свой страх и риск, стараясь только забраться как можно выше прежде, чем его силы иссякнут и воля сломается. Он с трудом карабкался вверх и вверх, то и дело сворачивая на менее крутые склоны, часто спотыкаясь и падая на руки, и, наконец, ползком, словно улитка с тяжёлой ношей на спине. Когда воля уже не могла гнать его дальше, а руки и ноги окончательно отказали, он остановился и бережно спустил хозяина.

Фродо открыл глаза и глубоко вздохнул. Тут, наверху, над испарениями, которые свивались кольцами и тянулись над землёй далеко внизу, дышать было легче.

— Спасибо, Сэм,- хрипло прошептал он.- Далеко ли ещё идти?

— Я не знаю,- ответил Сэм,- потому что я не знаю, куда мы идём.

Он посмотрел назад, а затем глянул вверх и поразился, увидев, как далеко привело его последнее усилие. Гора, вздымавшаяся одиноко и зловеще, казалась выше, чем была. Теперь Сэм видел, что она ниже, чем высокий перевал на Эфель Дуате, на который они с Фродо карабкались по лестницам. Беспорядочные и разбитые плечи её гигантского подножья поднимались над равниной, возможно, тысячи на три футов, а над ними ещё на половину этой высоты воздвигался центральный конус, похожий на огромную печь для сушки табака или дымоход и увенчанный зазубренным кратером. Но Сэм уже преодолел добрую половину подъёма, и долина Горгорота тускнела под ним, окутанная тенями и испарениями. Когда он посмотрел наверх, то непременно вскрикнул бы, если бы его запёкшееся горло было способно издать крик, так как среди истерзанных бугров и уступов над собой Сэм ясно разглядел тропу или дорогу. Она поднималась, опоясывая Гору, с запада и змеилась по её склонам, пока не достигала, прежде чем заворачивала за Гору и терялась от взгляда, восточного подножья конуса.

Сэм не мог видеть этой дороги прямо над собой, там, где она была ближе всего, потому что его отделял от неё крутой склон, но он полагал, что, если только ему удастся пробиться ещё немножечко вперёд, они попадут как раз на эту тропу. К нему вернулся проблеск надежды. Они всё-таки покорят Гору!

— Ну, её, видно, недаром проложили! — сказал он сам себе.- Не окажись её здесь, мне пришлось бы признать, что меня таки побили под конец.

Тропа была проложена, разумеется, не для Сэма. Он глядел, не зная этого, на дорогу Саурона из Барат-дура к Саммат Наур, Палате Огня. Она выходила из огромных западных ворот Чёрной Крепости, перекидываясь через глубокий провал по бесконечному железному мосту и затем, спускаясь в долину, на протяжении лиги бежала между двумя дымящимися пропастями и так достигала длинной наклонной насыпи, которая вела вверх по восточному склону Горы. Там она, опоясывая Гору с юга на север, поднималась, наконец, к верхнему конусу, но всё ещё гораздо ниже его курящейся вершины, подводя к тёмному входу, который смотрел вспять, на восток, прямо в Окно Глаза в окутанной тенью твердыне Саурона. Часто заваливаемая и разрушаемая возмущениями в горнилах Горы, она постоянно восстанавливалась и снова расчищалась трудами бесчисленных орков.

Сэм глубоко втянул в себя воздух. Тропа была, но как ему добраться до неё по этому склону, он не знал. Сначала он должен дать отдохнуть своей ноющей спине. Некоторое время он лежал плашмя рядом с Фродо. Оба они молчали. Свет постепенно усиливался. Внезапно Сэма, непонятно почему, охватило ощущение необходимости спешить. Это было почти так, словно его окликнули: «Сейчас, сейчас, или будет слишком поздно!». Он взял себя в руки и поднялся. Фродо, похоже, тоже почувствовал этот зов. Он, шатаясь, встал на колени и выдохнул:

— Я поползу, Сэм.

Так, шаг за шагом, словно маленькие серые насекомые, они ползли вверх по склону. Они добрались до тропы и обнаружили, что она широка и утрамбована пеплом и мелким щебнем. Фродо вскарабкался на неё, затем медленно, словно по некоему принуждению, повернул лицо к востоку. Вдали висела теневая завеса Саурона, но — не то разорванные порывом ветра из внешнего мира, не то двинутые изнутри каким-то сильным беспокойством — густые тучи всклубились и на мгновение разошлись, и тогда Фродо увидел вздымающиеся вверх чёрные — гораздо чернее и темнее безбрежной тени, посреди которой они стоят,- беспощадные шпили и железную корону самой верхней башни Барат-дура. Всего на миг проглянула она, но оттуда, словно из какого-то громадного окна на неизмеримой высоте, ударила в северном направлении красная вспышка, пронзающий блеск Глаза, а затем тени сдвинулись снова и ужасное видение пропало. Глаз был обращён не к ним: он уставился на север, туда, где были загнаны в западню полководцы Запада, и туда сейчас была направлена вся его злоба, поскольку Сила готовилась нанести свой смертельный удар; но Фродо при виде этой страшной вспышки упал, как заколотый насмерть. Его рука нащупывала цепочку на шее.

Сэм опустился рядом с ним на колени. Он услышал как Фродо слабо, почти беззвучно шепчет:

— Помоги мне, Сэм! Помоги мне, Сэм! Удержи мою руку. Я не могу остановить её.

Сэм взял руки хозяина, сложил их вместе, ладонь к ладони, и поцеловал их, а потом бережно зажал в своих. Внезапно к нему пришла мысль: «Он заметил нас! Всё кончено, или будет кончено очень скоро. Вот теперь, Сэм Скромби, это окончательный конец».

Он снова поднял Фродо на спину и потянул его руки вниз, к своей груди, оставив ноги хозяина болтаться. Потом он склонил голову и побрёл вверх по дороге. Путь был не таким уж и лёгким, как показалось сначала. Но по счастью огненные реки, выплеснувшиеся в полном беспорядке, когда Сэм стоял на Кирит Анголе, хлынули в основном по южным и западным склонам, а с этой стороны дорогу не завалило. Однако во многих местах она осыпалась или была пересечена зияющими трещинами. Некоторое время она поднималась к востоку, потом круто повернула под острым углом к самой себе и потянулась к западу. Здесь, на повороте, тропа была глубоко врезана в древнюю выветрелую скалу, когда-то, очень давно, извергнутую из горнил Горы. Отдуваясь под своей ношей, Сэм свернул, и в тот же миг краем глаза заметил, как со скалы падает что-то похожее на небольшой обломок чёрного камня, который сорвался, когда он проходил мимо.

Неожиданная тяжесть обрушилась на него, и он рухнул ничком, ободрав тыльную сторону ладоней, которые всё ещё сжимали руки хозяина. Потом он понял, что произошло, так как, ещё лёжа, услышал над собой ненавистный голос.

— Лживый х-хозяин! — прошипел он.- Лживый х-хозяин обманул нас, обманул Смеагорла, горрлум. Он не долж-ж-жен идти этой дорогой. Он не долж-ж-жен вредить Прелес-с-сти. Отдай её Смеагорлу, да-с-с, отдай ей нам-с-с!

Яростно поднатужившись, Сэм вскочил, мгновенно обнажил меч, но — не мог сделать ничего Горлум и Фродо сцепились друг с другом. Горлум рвал одежду на хозяине, пытаясь схватить цепь и Кольцо. Возможно, это была единственная вещь, способная раздуть угасающие угольки сердца и воли Фродо: нападение, попытка вырвать у него его сокровище силой. Он отбивался с неожиданной яростью, которая поразила Сэма и Горлума тоже. Но даже так дело могло обернуться совсем по-другому, если бы сам Горлум не изменился; однако те страшные, одинокие, голодные и безводные тропы, которые он прошёл, гонимый всепожирающей страстью и неимоверным ужасом, оставили на нём тягостные следы. Он превратился в высохшую, умирающую от голода, измождённую тварь: лишь кости да туго натянутая землистая, желтоватая кожа. Глаза его горели неистовым огнём, но прежней хватки под пару его злобе у него уже не было. Фродо отшвырнул Горлума и поднялся, сотрясаемый крупной дрожью.

— На колени, на колени! — выдохнул он, прижав руку к груди так, что нащупал и схватил Кольцо через кожу прикрывавшей её рубахи.- На колени, ползучая тварь, и прочь с моей дороги! Твоё время кончено. Теперь ты не можешь предать меня или убить.

И тут внезапно, как тогда, у подножья Эмин Муила, Сэм увидел этих двух соперников в ином облике. Припавший к земле силуэт, чуть больше, чем тень живого существа, тварь полностью изничтоженная и потерпевшая окончательное поражение, однако исполненная отвратительного вожделения и неистовства, а перед ней стоит суровая, теперь уже недоступная для жалости фигура, одетая в белое, но держащая на груди огненное колесо. И оттуда, из огня, донёсся приказ:

— Прочь отсюда, и не тревожь меня больше! Если ты когда-либо коснёшься меня снова, ты сам кинешься в Роковой Огонь!

Съёжившаяся на земле тварь попятилась с ужасом, но одновременно и с неутолимой жаждой в моргающих глазах

Потом это видение исчезло, и Сэм увидел стоящего с рукой на груди, тяжело дышащего Фродо и Горлума у его ног, на коленях, с широко раскинутыми по земле руками.

— Берегись! — крикнул Сэм.- Он прыгнет!

Он шагнул вперёд, потрясая мечом.

— Живей, хозяин! — выдохнул он.- Вперёд! Вперёд! Не теряйте времени. Я разделаюсь с ним. Вперёд!

Фродо взглянул на него, словно бы издалека.

— Да, я должен идти вперёд,- проговорил он.- Прощай, Сэм! Вот и конец. На Роковой Горе свершится судьба. Прощай!

Он повернулся и двинулся вверх по продолжающей подниматься дороге, шагая медленно, но прямо.

— Ну! — сказал Сэм.- Наконец-то я смогу покончить с тобой!

Он рванулся вперёд с обнажённым мечом, готовый к битве. Но Горлум не прыгнул. Он упал плашмя на землю и захныкал.

— Не убивай нас,- скулил он.- Не рань нас мерз-с-ской жестокой сталью! Оставь нас жить, да-с-с, пожить ещё немного. Пропажа пропала! Мы пропали. И когда Прелесть уйдёт, мы умрём, да, умрём в пыли.- Он скрёб длинными костистыми пальцами пепел на дороге и шипел: — Прах-х-х!

Рука Сэма дрогнула. Голова его пылала от гнева при воспоминании о причинённом зле. По правде говоря, следовало убить эту предательскую, душегубную тварь, такой приговор был справедлив и неоднократно ею заслужен; кроме того, это был единственный правильный поступок с точки зрения безопасности. Но в глубине сердца Сэма было нечто, мешавшее ему: он не мог ударить это лежащее в пыли существо, потерянное, уничтоженное, совершенно жалкое. Он сам, пусть совсем недолго, носил Кольцо, и теперь смутно догадывался об агонии, которая терзала ум и тело Горлума, порабощённого этим Кольцом, не способного больше найти в этой жизни мир или облегчение. Но Сэм не мог подобрать слов, чтобы выразить то, что он чувствовал.

— Ох, будь ты проклят, вонючка! — сказал он.- Убирайся! Вон! Я не верю тебе, и это так же верно, как то, что я с удовольствием отвесил бы тебе пинка, но проваливай. Или я раню тебя, да-с-с, мерзкой жестокой сталью!

Горлум поднялся на четвереньки, попятился на несколько шагов, потом повернулся и, только Сэм нацелился дать ему пинка, метнулся вниз по тропе. Сэм больше не обращал на него внимания. Он внезапно вспомнил про хозяина. Он провёл глазами вверх по дороге, но не увидел его. Тогда он быстро, насколько мог, заковылял следом. Если бы он обернулся, то увидел бы, что не успевший отбежать далеко Горлум опять повернул, а потом с неистовым светом безумия в горящих глазах, проворно, но осторожно, пополз следом, как скользящая среди камней тень.

Дорога шла вверх. Вскоре она снова и в последний раз повернула на восток и по уступу, пробитому в крутом боку конуса, достигла тёмного проёма в склоне Горы, двери Саммат Наур. Вдалеке, пронзая дымы и испарения, поднималось сейчас к югу солнце — тусклый, затуманенный, зловещий красный диск, но весь Мордор лежал вокруг Горы, как мёртвая, безмолвная, окутанная тенью страна, ожидающая какого-то страшного удара.

Сэм подошёл к зияющей пасти и заглянул в неё. Было темно и жарко, и воздух сотрясался от низкого рокота.

— Фродо! Хозяин! — позвал он.

Ответа не было. Мгновение он стоял так с гулко колотящимся от дикого страха сердцем, потом нырнул внутрь. Тень последовала за ним.

Сначала он не различал ничего и потому вновь достал фиал Галадриэли, но тот остался бледен и холоден в его трясущейся руке и не осветил эту душную тьму. Сэм вступил в сердце королевства Саурона, кузницу его древней мощи, сильнее которой не было в Средиземье, и все прочие силы здесь подавлялись. Боязливо он сделал во тьме несколько неуверенных шагов, и тут внезапно взметнулась вверх красная вспышка и ударила в высокий чёрный потолок. Сэм увидел, что он находится в длинной пещере или туннеле, который вгрызается вглубь дымящегося конуса Горы, но на небольшом расстоянии впереди пол и стены расколоты огромной щелью, из которой вырывается красное зарево, то устремляющееся вверх, то умирающее в тёмной глубине, а из её недр доносится непрерывный рокот и вибрация, будто там работает на холостом ходу огромный мотор.

Свет снова взметнулся вверх, и тут, на краю пропасти, у той самой Роковой Щели, стоял Фродо, чёрный на фоне зарева, напряжённый, прямой, но неподвижный, словно он обратился в камень.

— Хозяин! — крикнул Сэм.

Затем Фродо шевельнулся и заговорил звонким голосом, на самом деле более звонким и более властным, чем Сэму доводилось когда-либо слышать от него, и голос этот перекрыл гул и рокот Роковой Горы.

— Я пришёл,- сказал Фродо.- Но теперь я не стану делать то, ради чего пришёл. Я не желаю совершить это. Кольцо моё!

И, надев Кольцо на палец, он внезапно исчез с глаз Сэма. Сэм раскрыл рот, но так и не успел крикнуть, потому что в этот момент произошло многое.

Что-то яростно ударило Сэма в спину, он был сбит с ног и отлетел в сторону, ударившись головой о каменный пол как раз тогда, когда через него перескочила чёрная фигура. В глазах у него потемнело, и какое-то мгновение он лежал неподвижно.

А вдалеке, в миг, когда Фродо надел Кольцо на палец и объявил его своим прямо в Саммат Науре, в самом сердце Чёрного королевства, Сила в Барат-дуре содрогнулась, и Башня её сотряслась от фундамента до гордого и острого венца. Чёрный Властелин внезапно обнаружил его, и его Глаз, пронзая тени, взглянул поверх равнины на дверь, которую он сам создал, и в ослепительной вспышке открылась ему вся величина его собственной глупости и, наконец, понятны стали все планы его врагов. Тогда ярость его вспыхнула всепожирающим огнём, но и страх поднялся огромным облаком удушливого чёрного дыма, ибо он видел грозившую ему смертельную опасность и нить, на которой висела теперь его судьба.

Все его замыслы, вся паутина страха и предательства, все хитрости и военные уловки слетели с его мысли, как пустая шелуха, и всё его королевство содрогнулось, его рабы затрепетали, и армии его остановились, и его полководцы, неожиданно оставшиеся без руководства, лишившиеся воли, заколебались и отчаялись. Потому что они были забыты. Вся мысль и стремление Силы, владевшей ими, были теперь с сокрушительным могуществом направлены на Гору. И, повинуясь Его призыву, с раздирающим воем развернулись и в последнем, отчаянном порыве, быстрее ветра, помчались назгулы, призраки Кольца, и в буре крыльев устремились к югу, к Роковой Горе.

Сэм поднялся. Голова его кружилась, и кровь струилась по ней, заливая глаза. Он ощупью двинулся вперёд, а потом увидел страшную и ужасную вещь. На краю бездны Горлум, как безумный, боролся с невидимым врагом. Он качался то туда, то сюда, то так близко к краю, что почти опрокидываясь, то оттягиваясь назад, падая наземь, поднимаясь и падая снова. И при этом он непрерывно шипел, но ничего не говорил.

Огни внизу пробудились в гневе, полыхнуло красным, и вся пещера наполнилась заревом и жаром. Внезапно Сэм увидел, как длинные руки Горлума тянутся вверх, к его пасти; сверкнули белые клыки и щёлкнули, сомкнувшись в укусе. Фродо вскрикнул, и очутился тут, упав на колени у края пропасти. Но Горлум, танцуя, как сумасшедший, поднял кверху Кольцо, в ободе которого всё ещё торчал воткнутый палец. Теперь оно сияло, словно воистину было сделано из живого огня.

— Прелесть, прелесть, прелесть! — кричал Горлум.- Моя Прелесть! О, моя Прелесть!

И с этим, пока он пожирал поднятыми глазами свой трофей, он шагнул слишком далеко, опрокинулся, мгновение качался на краю, а затем с пронзительным криком упал. Из бездны в последний раз донёсся его вопль: «Прелесть!»,- и замолк.

Раздался грохот, и в недрах заклокотало. Огни взметнулись вверх и лизнули крышу. Вибрация перешла в громкий рёв, и Гора задрожала. Сэм подбежал к Фродо, подхватил его на руки и понёс к двери. И тут, на тёмном пороге Саммат Наур, высоко над равнинами Мордора, его охватило такое удивление и ужас, что он застыл, забыв обо всём, и смотрел, будто окаменев.

На краткий миг он увидел водоворот туч и в центре его воронки башни и увенчанные зубцами стены, высокие, как холмы, воздвигнутые на могучем горном троне над неизмеримыми безднами, огромные дворы и башни, безглазые темницы, отвесные, словно утёсы, и зияющие ворота из стали и адаманта, а потом всё исчезло. Башни пали, а горы сползли; осыпались и расплавились стены, и рухнули в бездну; ввысь взметнулись широкие спирали дыма и пара, затем опрокинулись, будто побеждённые валы, и их дикий гребень загнулся и, пенясь, обрушился на страну. И лишь потом, сквозь мили и мили, донёсся грохот, усилившийся до оглушительного треска и рёва; земля закачалась; волна прошла в недрах равнины, и она треснула, и Ородруин пошатнулся. Огонь извергся из его расколотой вершины. Загромыхавшую небесную грудь опалили молнии. Поток черного дождя хлынул вниз, подобно сыпящимся ударам хлыстов. И в сердце бури с криком, пронзившим все другие звуки, разорвав на куски тучи, появились назгулы и промчались, словно огненные стрелы, ибо, настигнутые пламенем небес и огнём агонизирующей горы, они затрещали, рассыпались пеплом и исчезли.

— Ну, вот и всё, Сэм Скромби,- произнёс рядом с ним голос.

И тут был Фродо: бледный, измождённый, но снова ставший самим собой, и взгляд его теперь был спокоен — ни напряжения воли, ни безумия, ни следа страха. Бремя его было снято. Здесь был любимый хозяин милых дней в Хоббитании.

— Хозяин! — воскликнул Сэм и упал на колени.

В этот миг, посреди рушащегося мира, он чувствовал только радость, великую радость. Бремя пропало. Его хозяин был спасён, был снова самим собой, он был свободен. А потом Сэм увидел его кровоточащую руку и нанесённое ему увечье.

— Ваша бедная рука! — проговорил он.- И у меня нет ничего, чтобы перевязать или уложить её. Я бы охотнее отдал ему всю свою кисть. Но он теперь ушёл безвозвратно, ушёл навсегда.

— Да,- сказал Фродо.- Но ты помнишь слова Гэндальфа: «Даже Горлум может на что-нибудь пригодиться»? Если бы не он, Сэм, я не смог бы уничтожить Кольцо. Путь оказался бы тщетен, даже в его горьком конце. Так что простим ему! Потому что Поручение выполнено, и всё теперь позади. Я рад, что ты здесь, со мной. Здесь, в конце всего, Сэм.

Поле Кормаллен

Повсюду вокруг холмов бушевали войска Мордора. Полководцев Запада заливало, как морским приливом. Тускло рдело солнце, и под крыльями назгулов тёмные тени смерти упали на землю. Арагорн стоял под своим стягом молчаливо и сурово, словно потерявшись в думах о давно прошедшем или очень далёком, но глаза его мерцали, будто звёзды, что сияют тем ярче, чем глубже ночь. На вершине холма застыл Гэндальф, и он был бел и холоден, и тень не падала на него. Атака Мордора обрушилась на осаждённые холмы, как бурун; голоса средь стука и лязга оружия ревели, подобно бушующим волнам.

Гэндальф шевельнулся, словно глазам его открылось неожиданное видение, и он обернулся назад, к северу, где небеса были бледны и ясны. Затем он воздел руки и громко крикнул голосом, который прозвенел над всем гулом:

— Орлы приближаются!

И многочисленные голоса подхватили этот крик:

— Орлы приближаются! Орлы приближаются!

Войска Мордора взглянули вверх, пытаясь понять, что может означать это знамение.

И тут появился Гваихир Ветробой и Землегон, его брат, величайшие из всех орлов Севера, самые могучие из потомков старого Торондора, что строил свои гнёзда на недосягаемых пиках Окраинных Гор, когда Средиземье было молодо. Позади них летели длинными стремительными вереницами все их вассалы северных гор, подгоняемые крепнущим ветром. Внезапно, оставив верхние воздушные струи, они устремились вниз, прямо на назгулов, и шум их широких крыльев, когда они проносились над головой, был подобен буре.

Но назгулы развернулись и бежали, и исчезли в тенях Мордора, услышав внезапный отчаянный призыв из Чёрной Крепости, и в тот же момент все войска Мордора дрогнули, сомнение сжало их сердца, их хохот стих, руки затряслись и ноги ослабели. Сила, которая гнала их вперёд и наполняла ненавистью и неистовством, была поколеблена, её воля оставила их, и, глядя теперь в глаза своих врагов, они видели смертоносный свет и трепетали.

Тогда все Полководцы запада громко крикнули, ибо сердца их исполнились средь тьмы новой надеждой. Рыцари Гондора, всадники Ристании, дунедаины Севера, тесно сомкнув ряды, бросились с осаждённых холмов на своих колеблющихся врагов, пронзая толпу жгучими ударами копий. Но Гэндальф поднял руки и опять воззвал ясным голосом:

— Стойте, люди Запада! Стойте и ждите! Это час рока.

И, едва он договорил, земля под их ногами качнулась. Затем, поднимаясь стремительно выше Башен Чёрных Ворот, выше гор, взметнулась в небо безбрежная тьма в сполохах пламени. Земля стонала и тряслась. Башни Клыков дрогнули, зашатались и рухнули, мощный крепостной вал осыпался, Чёрные Ворота легли в руинах и издалека, смутно, затем нарастая и поднявшись к облакам, донёсся рокочущий грохот, рёв и гулкое эхо крушения.

— Кончилось царство Саурона! — вымолвил Гэндальф.- Хранитель Кольца исполнил свой долг.

И когда Полководцы посмотрели на юг, к Мордору, почудилось им, что там, чернее, чем пелена туч, встала огромная тень, непроницаемая, увенчанная молниями, заполнившая всё небо. Чудовищная, воздвиглась она над миром и с угрозой протянула к ним огромную руку, ужасную, но бессильную, ибо в тот миг, когда она склонилась над ними, сильный порыв ветра подхватил её и сдул прочь, и тень исчезла, и затем упала тишина.

Полководцы склонили головы, а когда они снова подняли глаза — смотрите! — враги их бежали, и могущество Мордора было развеяно, словно пыль по ветру. Как муравьи мечутся бессмысленно и бесцельно, когда смерть сражает огромную разбухшую матку, что живёт в глубине их холма и держит их в повиновении, так и творения Саурона — орки, тролли, зачарованные звери — тоже заметались в безумии, и некоторые покончили с собой, или бросились в ямы, или с воем помчались назад, чтобы укрыться в норах и тёмных беспросветных пещерах без всякой надежды. Но люди Рхана и Харада, вастаки и южане увидели, что война их проиграна и постигли величие и славу Полководцев Запада. И тогда те из них, что дольше и вернее всего служили злу, ненавидя Запад, но вместе с тем были людьми гордыми и храбрыми, в свою очередь сомкнули ряды для последней, отчаянной битвы. Но большая часть со всех ног бежала к востоку, а некоторые бросали оружие и молили о пощаде.

Гэндальф, оставив все эти военные дела и командование Арагорну и другим владыкам, поднялся на вершину холма и позвал, и вниз к нему спустился громадный орёл, Гваихир Ветробой, и встал перед ним.

— Дважды нёс ты меня, Гваихир, друг мой,- сказал Гэндальф.- Третий раз, если ты согласишься, будет последним. Ты почувствуешь, что я ненамного отяжелел с тех пор, как ты унёс меня с Заркзигила, где сгорела моя прежняя жизнь.

— Я отнёс бы тебя, куда ты пожелаешь, даже будь ты сделан из камня,- ответил Гваихир.

— Тогда вперёд, и пусть твой брат и самые быстрые из твоего племени сопровождают нас! Ибо мы должны мчаться быстрее любого ветра, быстрее крыл назгулов.

— Дует северный ветер, но мы обгоним его,- сказал Гваихир.

И он поднял Гэндальфа и устремился к югу, и с ним помчались Землегон и Менелдор, молодые и быстрые. И они пронеслись над Уданом и Горгоротом, и увидели под собой всю страну в смятении и крахе, и Роковая Гора пылала перед ними, извергая огонь.

— Я рад, что ты здесь, со мной,- сказал Фродо.- Здесь, в конце всего, Сэм.

— Да, хозяин, я с вами,- отозвался Сэм, бережно прижимая раненную руку Фродо к своей груди.- И вы со мной. И путешествие окончено. Но, после такого пути, я пока ещё не хочу сдаваться. Это как-то совсем не в моём духе, если вы меня понимаете.

— Может быть, и нет, Сэм,- ответил Фродо.- Но так уж устроен этот мир. Надежды гаснут. Приходит конец. Нам теперь осталось недолго ждать. Мы затеряны средь всеобщего краха и падения, и отсюда нет спасения.

— Ладно, хозяин, но, по крайней мере, мы можем уйти подальше от этого опасного места, этих Роковых Щелей, или как их там. Ну, почему бы нет? Идёмте, мистер Фродо! Давайте хотя бы спустимся по тропе!

— Отлично, Сэм. Если тебе этого хочется, я пойду,- сказал Фродо.

И они встали и медленно пошли вниз по петляющей дороге. И как раз когда они подходили к содрогающемуся подножью Горы, мощный дым и пар изверглись из Саммат Наур, и бок конуса разверзся и выплеснул из себя гигантский огненный поток, который грохочущим каскадом медленно потёк вниз по восточному склону горы.

Фродо и Сэм не могли идти дальше. Их последние телесные и духовные силы быстро угасали. Они добрались до невысокого холма из пепла, наваленного у подножья Горы, но отсюда не было больше спасения. Теперь это был остров, который не мог сохраниться надолго средь мук Ородруина. Земная твердь вокруг него зевала, и из недр открывающихся расселин и ям вырывались дым и пар. Гора позади них тряслась в конвульсиях. Огромные трещины разверзлись в её склонах. Медлительные реки огня подбирались к ним по пологим спускам. Вскоре они будут поглощены ими. Дождём сыпался горячий пепел.

Теперь они просто стояли, и Сэм всё ещё заботливо лелеял руку своего хозяина.

— В какой же истории мы с вами побывали, мистер Фродо, правда? — со вздохом проговорил он.- Вот бы услышать, как её рассказывают! Как вы думаете, они скажут: «Сейчас начнётся история о Девятипалом Фродо и Роковом Кольце»? И тут все замолчат, как мы когда-то, когда в Раздоле рассказывали историю о Берене Одноруком и Великом Алмазе. Хотел бы я послушать это! И ещё интересно, как всё продолжится после нашей части.

Но, даже говоря так, чтобы до самого последнего момента отогнать от себя страх, он неотрывно глядел на север, на север, в самое око ветра, туда, где высокое небо было чистым, поскольку холодный порыв, поднявшись до бури, смёл тьму и обрывки туч.

И случилось, что Гваихир, примчавшийся с диким ветром и круживший в воздухе, невзирая на опасное небо, заметил своим острым взглядом две маленькие затерянные фигурки, стоявшие рука об руку на невысоком холме, тогда как мир качался под ними и зевал, и огненные реки подступали. И в тот миг, когда он заметил их и скользнул вниз, он увидел, что они падают без сил, захлебнувшись испарениями и жаром или сражённые, наконец, отчаянием, закрыв глаза перед смертью.

Бок о бок лежали они, и вниз падал Гваихир, и вниз спускались Землегон и быстрый Менелдор, и во сне, не зная, какой жребий постиг их, путники были подняты и унесены далеко от тьмы и огня.

Когда Сэм очнулся, он обнаружил, что лежит на каком-то мягком ложе, но над ним слегка колеблются широкие буковые сучья, и сквозь их молодую листву мерцает зелёный и золотой солнечный свет. Воздух был напоён свежим благоуханием.

Он вспомнил этот запах: аромат Итилии. «Ничего себе! — подумал он.- Как же долго я спал?» Потому что аромат этот перенёс его назад, в день, когда он развёл маленький костёр под залитой солнцем насыпью, и на миг всё остальное исчезло из его просыпающейся памяти.

— Ух, ну и кошмар я видел! — пробормотал он.- Я рад, что проснулся!

Он сел и тут увидел, что рядом с ним лежит Фродо и мирно спит: одна рука под головой, а другая поверх покрывала. Это была правая рука, и третий палец отсутствовал.

Нахлынули воспоминания обо всём, и Сэм громко вскрикнул:

— Это был не сон! Но где же мы тогда?

И голос позади него тихо ответил:

— В землях Итилии и под защитой Короля, и он ждёт вас.

С этими словами перед ним появился Гэндальф, одетый в белое; борода его теперь мерцала, как чистый снег в рябящем в листве солнечном свете.

— Ну, мистер Сэммиум, как ты себя чувствуешь? — спросил он.

Но Сэм упал навзничь и уставился на него, открыв рот, и какую-то минуту не мог ответить, раздираемый замешательством и великой радостью. Наконец он выдохнул:

— Гэндальф! Я думал, что ты мёртв! А потом я подумал, что сам умер. Неужели всё печальное стало неправдой? Что случилось с миром?

— Великая Тень исчезла,- ответил Гэндальф, а затем рассмеялся, и звук этот был подобен музыке или воде посреди пустыни, и Сэму вдруг подумалось, что он не слышал смеха, этого чистого звука веселья, бессчётные дни, целую вечность. Он ударил ему в уши, словно отзвук всех радостей, какие он когда-либо знал. Но сам он разразился слезами. Затем, будто лёгкий дождик, который был унесён весенним ветром, и после которого солнце сияет яснее, его слёзы прекратились, и выплеснулся смех, и, смеясь, он вскочил со своего ложа.

— Как я себя чувствую? — воскликнул он.- Да я даже не знаю, как выразить это. Я чувствую, чувствую,- он замахал руками в воздухе,- чувствую, словно весну после зимы, и солнце на листьях, и словно трубы и арфы, и все песни, какие только доводилось мне слышать!

Тут он замолк и обернулся к хозяину.

— А как мистер Фродо? — спросил он.- Какая беда с его рукой-то. Но, надеюсь, в остальном он в порядке? Он пережил тяжёлое время.

— Да, в остальном я в порядке,- отозвался Фродо, сев и рассмеявшись в свой черёд.- Я просто заснул снова, пока дожидался тебя, Сэм, соня ты этакий. Я проснулся сегодня ранним утром, а сейчас уже должно быть близко к полудню.

— К полудню? — переспросил Сэм.- Полудню какого дня?

— Четырнадцатого дня Нового года,- ответил Гэндальф.- Или, если угодно, восьмого апреля по счёту Шира. Но в Гондоре Новый год отныне всегда будет начинаться двадцать пятого марта, когда пал Саурон и когда вы были принесены из огня к королю. Он выходил вас и сейчас он ждёт вас. Вы поедите и попьёте с ним. Когда вы будете готовы, я отведу вас к нему.

— Король? — спросил Сэм.- Какой король, и кто он?

— Король Гондора и Владыка Западных Стран,- ответил Гэндальф.- Он вернул себе всё древнее королевство. Скоро он отправится на свою коронацию, но он ждал вас.

— А что нам одеть? — спросил Сэм, так как всё, что он мог увидеть, были старые изодранные плащи, в которых они путешествовали и которые лежали свёрнутыми на земле рядом с их постелями.

— Одежду, которую вы носили на вашем пути в Мордор,- сказал Гэндальф.- Должны быть представлены даже оркские лохмотья, которые были на тебе в Чёрной стране, Фродо. Ни шелка, ни лён, никакие гербы или доспехи не могут быть более почётными. Но позднее, возможно, я найду какие-нибудь другие одежды.

Затем он протянул к ним руки, и они увидели, что в одной из них что-то сияет.

— Что ты там держишь? — воскликнул Фродо.- Может ли это быть…

— Да, я принёс вам два сокровища. Их нашли на Сэме, когда вас спасли. Дары Владычицы Галадриэли: твой фиал, Фродо, и твоя коробочка, Сэм. Вы будете рады получить их опять в целости и сохранности.

Вымывшись, одевшись и слегка перекусив, хоббиты пошли за Гэндальфом. Они вышли из буковой рощи, в которой их уложили, на длинную зелёную лужайку, яркую в сиянии солнца, окаймленную стройными деревьями с тёмной листвой и усыпанными алыми цветами. За спиной они услышали шум падающей воды, а перед ними меж цветущих берегов бежал ручей, который спускался по лужайке к лесу в зелёном наряде и исчезал в арке между деревьями, сквозь которую они видели блеск воды вдалеке.

Приблизившись к лесной прогалине, они поразились, увидев стоящих здесь рыцарей в ярких кольчугах и высоких стражей в серебряном и чёрном, которые с почётом приветствовали их и склонялись перед ними. И потом запела одинокая труба, и они пошли вперёд по проходу между деревьями сбоку от поющего потока. Так они вышли на широкое зелёное поле, за которым в серебристой дымке раскинулась могучая река, а из реки поднимался длинный лесистый остров, и много кораблей лежало у его берегов. А на поле, на котором они сейчас стояли, было выстроено рядами и отрядами большое войско, и доспехи сверкали на солнце. И когда хоббиты приблизились, мечи были обнажены, и копья склонились, и трубы и рога запели, и люди вскричали на многих языках, слив голоса в едином хоре:

— Долгая жизнь Невысокликам! Воздайте им великую славу!

Куио и Периаин ананн! Аглар’ни Перианнат!

Воздайте им хвалу, Фродо и Сэммиуму!

Даур а бергаэль, Кинин ен Аннун! Эглерио!

Слава им!

Эглерио!

А лаита те, лаита те! Андаве лаитувальмет!

Слава им!

Кормаколиндор, а лаита тариенна!

Слава им! Хранителям Кольца, великая слава и хвала!

И так, с вспыхнувшими от бросившейся в них крови лицами и сияющими от удивления глазами, Фродо и Сэм двинулись вперёд и увидели, что среди славящего их войска были поставлены три высоких трона, сложенные из зелёного дёрна. За троном справа летела в свободном беге большая лошадь, белая на зелёном; за левым было голубое с серебром знамя,- корабль-лебедь, бегущий по морю; но позади самого высокого трона в центре развернулся на свежем ветру громадный стяг, и там, под сияющей короной и семью сверкающими звёздами на чёрном фоне цвело белое дерево. На троне сидел одетый в кольчугу человек, большой меч лежал на его коленях, но шлема на нём не было. Когда хоббиты приблизились, он поднялся. И тут они узнали его, такого изменившегося, такого высокого и радостного, величавого, владыку людей, темноволосого, с серыми глазами.

Фродо бегом бросился навстречу ему, Сэм по пятам за ним.

— Ну, это просто венец всего! — воскликнул он.- Бродяжник, или я всё ещё сплю!

— Да, Сэм, Бродяжник, — сказал Арагорн. — Не правда ль, это был долгий путь от Пригорья, где мой вид так тебе не понравился? Долгий путь для всех нас, но ваш путь был самым тёмным.

И потом, к удивлению и полнейшему замешательству Сэма, он преклонил перед ними колено и, взяв их за руки — Фродо правой, а Сэма левой,- повел их к трону и, усадив на него, повернулся к людям и стоявшим рядом полководцам и воскликнул так, что голос его прозвенел над всем войском:

— Воздайте им великую славу!

И тут, когда радостный крик взметнулся и опять умер вдали, к окончательному и полному удовольствию и чистой радости Сэма выступил вперёд менестрель Гондора и встал на колени, и попросил дозволения петь. И — подумать только! — он сказал:

— Внимайте! Лорды и рыцари, и люди незамутнённой доблести, короли и принцы, и прекрасный народ Гондора, и всадники Ристании, и вы, сыны Элронда, и дунедаины Севера, и эльф, и гном, и храбрецы Шира, и весь свободный народ Запада, слушайте теперь моё лэ. Ибо я спою для вас о Фродо Девятипалом и Роковом Кольце.

И, услыхав это, Сэм громко рассмеялся от полнейшего восхищения, и вскочил, и воскликнул:

— О, великий блеск и великая слава! И все мои желания сбылись!

А потом он заплакал.

И всё войско смеялось и плакало, и средь их веселья и слёз зазвучал чистый, как золото и серебро, голос менестреля, и все люди замолкли. И он пел им, то на эльфийском языке, то на наречии Запада, пока сердца их, раненые мелодичными словами, не переполнились, и радость их не стала подобна мечам, и они унеслись мыслями в края, где страдание и наслаждение текут вместе и слёзы — истинное вино блаженства.

И наконец, когда солнце покатилось с полудня и тени деревьев удлинились, он кончил.

— Воздайте им великую славу! — сказал он и преклонил колени.

И затем Арагорн поднялся, и всё войско встало, и они пошли к поставленным шатрам, чтобы есть, пить и веселиться, пока длится этот день.

Фродо и Сэма отвели в сторону под навес, и здесь их старые одежды были сняты, однако свёрнуты и с почётом отложены, и им дали одеяния из чистого льна. Затем появился Гэндальф, и в руках, к удивлению Фродо, он держал меч, и эльфийский плащ, и мифрильную кольчугу, которые были отобраны у него в Мордоре. Для Сэма он принёс позолоченную кольчугу и его эльфийский плащ, очищенный от пятен и заштопанный; а потом он положил перед ними два меча.

— Я не хочу никакого меча,- сказал Фродо.

— По крайней мере, нынешним вечером тебе следует надеть один,- возразил Гэндальф.

Тогда Фродо взял маленький меч, который принадлежал Сэму и был положен рядом с Фродо на Кирит Анголе.

— Разитель я отдал тебе, Сэм,- сказал он.

— Нет, хозяин! Мистер Бильбо дал его вам, и он шёл вместе с его серебряной кольчугой; он не захотел бы, чтобы теперь его носил кто-нибудь другой.

Фродо уступил, и Гэндальф, словно он был их оруженосцем, встал на колени и опоясал их, а потом, поднявшись, он надел им на головы тонкие серебряные венцы. Наряженные так, пошли они на великий пир, и сидели за королевским столом вместе с Гэндальфом и герцогом Эомиром из Ристании, и принцем Имрагилом, и прочими главными полководцами, и здесь были также Гимли и Леголас.

Но когда, после Молчания Стоя, было внесено вино, появились два оруженосца, чтобы прислуживать королям, или, по крайней мере, они выглядели, как оруженосцы: один был одет в серебряное и чёрное Стражи Минас Тирита, а другой в белое и зелёное. Но Сэм удивился, что делают такие молодые парнишки в армии могучих воинов. Затем внезапно, когда они подошли поближе и он смог их отчётливо разглядеть, он возопил:

— Ой, гляньте-ка, мистер Фродо! Гляньте сюда! Да это же Пин! Мистер Перегрин Крол, хотел я сказать, и мистер Мерри! Как они выросли! С ума сойти! Надо понимать, они могли бы порассказать побольше, чем мы.

— Разумеется,- сказал Пин, поворачиваясь к нему.- И мы начнём рассказывать сразу же, как кончится пир. А пока ты можешь попытать Гэндальфа. Он теперь не такой скрытный, как раньше, хотя смеётся больше, чем разговаривает. Потому что в настоящий момент мы с Мерри заняты. Мы рыцари Гондора и Рохана, что, я надеюсь, ты заметил.

Наконец радостный день кончился, и, когда солнце ушло и круглая луна медленно заскользила над туманами Андуина, пронизывая трепещущую листву, Фродо и Сэм уселись под шелестящими деревьями, окружённые ароматами прекрасной Итилии, и заговорились глубоко за полночь с Мерри, Пином и Гэндальфом, а чуть погодя к ним присоединились Леголас и Гимли. Тут Фродо и Сэм узнали многое из того, что произошло с Отрядом с тех пор, как в злой день товарищество их распалось на Парт Гален у водопада Рэрос, и, тем не менее, рассказов и вопросов не убывало.

Орки и говорящие деревья, и лиги травы, и мчащиеся галопом всадники, и сверкающие пещеры, и белые башни, и золотые залы, и битвы, и высокие корабли под парусами — всё это промелькнуло перед мысленным взором Сэма, пока он не ощутил себя окончательно запутавшимся. Но средь всех этих чудес он не переставал всё время изумляться размерам Мерри и Пина и в конце концов поставил их спина к спине с собой и Фродо. Потом почесал голову.

— Не могу этого понять в вашем возрасте! — сказал он.- Но это так: вы на три дюйма выше, чем должны были быть, или я гном.

— Вот уж это ни в коем случае,- вмешался Гимли.- Но, что я могу сказать? Смертным не дано пить напитки энтов с тем, чтобы они подействовали на них не больше, чем кружка пива.

— Напитки энтов? — спросил Сэм.- Снова ты об этих энтах; но что они такое, превосходит моё понимание. Да целые недели пройдут, прежде чем мы разберёмся во всём этом!

— Вот именно, что недели,- подтвердил Пин.- А потом Фродо запрётся в башне в Минас Тирите и запишет всё это. Иначе он половину забудет, и бедный старина Бильбо будет ужасно огорчён.

В конце концов Гэндальф поднялся.

— Руки Короля — руки целителя, дорогие друзья,- сказал он.- Но вы подошли к самому обрыву смерти, прежде чем он отозвал вас, приложив все свои силы, и отправил в светлое забытьё сна. И, хоть вы действительно спали долго и блаженно, всё же теперь время поспать снова.

— И не только Сэму и Фродо,- добавил Гимли,- но и тебе тоже, Пин. Я люблю тебя хотя бы уже за все те страдания, которых ты мне стоил и которых я никогда не забуду. Как не забуду я и того, как искал тебя на холме последней битвы. Если бы не гном Гимли, тебя бы так и не нашли. Но, по крайней мере, я теперь знаю, как выглядит подошва хоббита, хотя это было всё, что было видно под грудой тел. И когда я стащил с тебя ту огромную тушу, я был уверен, что ты мёртв. Я чуть было не вырвал тогда всю свою бороду. И всего сутки пока прошли с тех пор, как ты впервые поднялся и снова вышел. Иди немедленно в кровать. Да и я пойду тоже.

— А я,- сказал Леголас,- погуляю в лесах этой прекрасной страны, ибо это достаточный отдых. В грядущие дни, если позволит мой Владыка эльфов, кое-кто из нашего народа переселится сюда, и, когда мы придём, благословенна будет эта земля на время. На время: на месяц, поколение, сотню лет жизни людей. Но Андуин близок, и Андуин течёт к Морю. К Морю!

К морю, к морю! Слышны ли вам чаек крики?

Белоснежные чайки, вьются и стонут они.

Ветер, ветер, пену несёт он клочками;

Запад, запад, там солнце садится вдали.

Парусник светло-серый… Слышите зов печальный

Эльфов звонкоголосых, которые прежде ушли?

Я навеки оставлю пущи, что нас растили,

Кончились древние годы, угасли былые дни.

Под парусами тугими умчусь за широкие воды,

Уйду на Берег Последний, где вечно шепчут валы.

Там, в Эрессее, призывно звучит, не смолкая, пенье,

Там, в Краю Позабытом, листья всегда зелены.

Там, неведома смертным, эльфов родная обитель,

Там, средь бессмертных деревьев, жить будем вечно мы!

И так, напевая, Леголас спустился с холма.

Прочие также разошлись. Фродо и Сэм отправились в свои постели и уснули. А утром они встали снова в надежде и мире, и они провели в Итилии много дней. Поскольку поле Кормаллен, где сейчас расположилось войско, было недалеко от Хеннет Аннуна, и речка, что брала начало от его водопадов, пела в ночи, стремительно проносясь сквозь его скалистые ворота и сбегая по цветущим лугам, чтобы влиться в струи Андуина близ острова Каир Андрос. Хоббиты гуляли здесь и там, навещая опять места, где они проходили прежде, и Сэм всё надеялся хоть на миг увидеть где-нибудь в лесной тени или на тайной прогалине великого Слона. А когда он узнал, что в осаде Гондора участвовала масса таких животных, но все они были уничтожены, то счёл это прискорбной утратой.

— Что ж, нельзя ведь успеть сразу повсюду,- сказал он.- Но, кажется, я пропустил многое.

Тем временем войско приготовилось к возвращению в Минас Тирит. Усталые отдохнули, а раненные исцелились. Ибо части войска пришлось потрудиться и долго сражаться с остатками вастаков и южан, пока все они не покорились. И, последними из всех, вернулись те, кто ходил в Мордор и разрушил крепости на севере страны.

Но наконец, когда май был уже близок, Полководцы Запада выступили опять; и они взошли со всеми людьми на корабль и поплыли под парусами вниз по Андуину от Каир Андроса к Осгилиату, и там они задержались на день, а на следующий день дошли до зелёных полей Пеленнора и снова увидели белые башни под высоким Миндоллуином: Город гондорцев, последнюю память о Заокраинном Западе, который прошёл сквозь тьму и огонь к новым дням.

И тут, средь полей, они разбили шатры и стали ждать утра, ибо это был Канун Мая, и Король собирался вступить в свои ворота на восходе солнца.

Правитель и Король

Над городом Гондора висели сомнение и великий страх. Прекрасная погода и ясное солнце казались насмешкой людям, чьи дни содержали мало надежды и которые каждое утро ожидали роковых известий. Их владыка был мёртв и сожжён, мёртвым лежал в их цитадели герцог Ристании, и новый король, который пришёл к ним ночью, снова ушёл воевать с силой слишком тёмной и ужасной для того, чтобы её можно было одолеть мощью или доблестью. А вестей всё не было. После того, как войско оставило долину Моргула и ушло по северному тракту под тень гор, ни один гонец не вернулся и не было никаких слухов о том, что происходит на грозно нахмурившемся востоке.

Когда мигнуло всего два дня с ухода полководцев, госпожа Эовин велела ухаживающим за ней женщинам принести её одежду и поднялась, не слушая никаких уговоров, и, когда её одели и подвесили её руку на льняную перевязь, она пошла к Смотрителю Лечебниц.

— Сэр,- сказала она,- я в великой тревоге и не могу лежать дольше в праздности.

— Госпожа,- ответил он,- вы ещё не поправились, а мне приказано окружить вас особым уходом. Вам не следует подниматься с кровати ещё семь дней, во всяком случае, мне так велели. Я умоляю вас вернуться обратно.

— Я здорова,- возразила она.- Здорова, по крайней мере, телом, исключая только мою левую руку, а она не беспокоит. Однако я заболею опять, если не найдётся ничего, что я могу сделать. Нет ли известий с войны? Женщины ничего не могли сообщить мне.

— Известий нет,- сказал Смотритель,- кроме того, что Владыки поскакали к долине Моргула, и люди говорят, что их ведёт новый капитан с Севера. Он знатный лорд и целитель, и странным кажется мне то, что рука, способная исцелять, в равной степени владеет и мечом. Так не бывает теперь в Гондоре, хотя когда-то так было, если старые легенды правдивы. Но уже многие годы мы, целители, лишь стараемся залатать дыры, проделанные людьми мечей. Хотя у нас и без того было бы достаточно дел: мир полон опасностей и болезней и без войн, чтоб множить их.

— Для войны достаточно даже одного врага, а не двух, мастер Смотритель,- ответила Эовин.- И не имеющие мечей всё же могут умереть от них. Вы предпочли бы, чтобы народ Гондора собирал только ваши травы, когда Чёрный Властелин собирает армии? И телесное исцеление не всегда является благом, как не всегда является злом гибель в сражении, пусть даже в жестоких муках. Имей я возможность, то в этот чёрный час я избрала бы второе.

Смотритель внимательно посмотрел на неё. Она стояла здесь высокая, с горящими глазами на бледном лице, и рука её сжалась, когда она отвернулась и поглядела в окно, выходящее на восток. Он вздохнул и покачал головой. Помолчав немного, она повернулась к нему снова.

— Разве здесь нечего совершить? — спросила она.- Кто командует в этом городе?

— Я точно не знаю,- ответил Смотритель.- Такие вещи не заботят меня. Здесь есть маршал над всадниками Ристании, а людьми Гондора, как мне говорили, командует господин Хурин. Но Правителем Города по праву является господин Фарамир.

— Где я могу найти его?

— В этом доме, госпожа. Он был тяжело ранен, однако теперь снова вернулся на путь выздоровления. Но я не знаю…

— Вы не проводите меня к нему? Тогда вы узнаете.

Господин Фарамир гулял в одиночестве по саду Лечебниц, и солнечные лучи согревали его, и он чувствовал, как жизнь снова бежит по его жилам, но на душе у него было тяжело, и он смотрел через стены на восток. Приблизившись, Смотритель произнёс вслух его имя, и он обернулся и увидел госпожу Эовин из Ристании, и в нём шевельнулась жалость, ибо видел, что она ранена, и постиг своим ясным взором её скорбь и тревогу.

— Мой господин,- сказал Смотритель.- Вот госпожа Эовин из Ристании. Она прискакала вместе с герцогом и была тяжело ранена, и находится сейчас на моём попечении. Но она недовольна и желает поговорить с Правителем Города.

— Не поймите его неправильно, господин,- произнесла Эовин.- Не недостаток заботы огорчает меня. Нет более прекрасных домов для тех, кто мечтает поправиться. Но я не могу лежать праздно, в бездействии, в клетке. Я искала смерти в сражении. Но я не умерла, а сражение всё ещё продолжается.

По знаку Фарамира Смотритель поклонился и удалился.

— Что же вы хотите от меня, госпожа? — спросил Фарамир.- Я тоже пленник целителей.

Он посмотрел на неё и, поскольку он был человеком, способным испытывать глубокую жалость, показалось ему, что горестная её красота пронзает его сердце. И она взглянула на него и прочла в его глазах спокойную доброту и однако поняла, ибо росла среди воинов, что перед нею тот, кого не превзойдёт в битве ни один всадник Ристании.

— Что вы хотите? — повторил он.- Если это в моей власти, я сделаю это.

— Я хочу, чтобы вы призвали Смотрителя и велели ему отпустить меня,- сказала она, но, хоть слова её всё ещё оставались гордыми, сердце её дрогнуло, и впервые она усомнилась в себе самой. Она догадывалась, что этот высокий человек, одновременно сильный и мягкий, должен счесть её просто капризной, словно ребенка, у которого не достаёт терпения и сосредоточенности, чтобы довести скучное дело до конца.

— Я сам нахожусь на попечении Смотрителя,- ответил Фарамир,- и не принял ещё своих полномочий в Городе. Но и прими я их, всё равно я прислушался бы к его совету и не стал бы перечить его воле в делах его мастерства, не будь на то крайней необходимости.

— Но я не желаю исцеления,- возразила она.- Я хочу скакать в бой, как мой брат Эомир или лучше как герцог Теоден, ибо он мёртв и обрёл одновременно славу и покой.

— Слишком поздно, госпожа, следовать за полководцами, даже если у вас есть силы,- ответил Фарамир.- Но, тем не менее, смерть в бою может постигнуть нас всех, хотим мы того или нет. Вы лучше подготовитесь встретить её на ваш собственный лад, если, пока ещё есть время, будете делать всё, как велит целитель. Вы и я, мы должны терпеливо выносить часы ожидания.

Она не ответила, но, когда Фарамир взглянул на неё, ему показалось, что в ней что-то смягчилось, словно злая стужа уступила первому, слабому предвестию весны. Слёзы брызнули из её глаз и побежали по щекам, как искрящиеся капельки дождя. Её гордая голова слегка склонилась. Затем тихо, будто обращаясь скорее к себе, чем к нему, она сказала:

— Но целители хотят, чтобы я лежала в постели ещё семь дней. А моё окно не смотрит на восток.

Теперь её голос был по-девичьи молод и печален.

Фарамир улыбнулся, хоть сердце его было полно жалости.

— Ваше окно не смотрит на восток? — сказал он.- Это можно поправить. В этом я прикажу Смотрителю. Если вы останетесь здесь, в доме, под нашей заботой, госпожа, и отдохнёте, тогда вы сможете, когда захотите, гулять в этом саду на солнце, и вы будете смотреть на восток, куда ушли все наши надежды. И здесь вы найдёте меня, прогуливающегося, ждущего и тоже смотрящего на восток. Моя тревога станет легче, если время от времени вы будете гулять или беседовать со мной.

Тогда она подняла голову и снова посмотрела ему в глаза, и краска появилась на её бледном лице.

— Чем же я облегчу вашу тревогу, мой господин? — спросила она.- И я не хочу бесед с живыми людьми.

— Вы извините меня за откровенность? — сказал он.

— Да.

— Тогда, Эовин из Ристании, я скажу вам, что вы прекрасны. В долинах наших гор есть цветы, светлые и красивые, и ещё более красивые девушки, но доныне я не видел в Гондоре ни цветка, ни госпожи столь прекрасной и столь печальной. Быть может, осталось лишь несколько дней, прежде чем на наш мир падёт Тьма, и, когда она придёт, я надеюсь встретить её стойко. Но моё сердце стало бы легче, если бы сейчас, пока солнце ещё светит, я мог видеть вас. Потому что мы с вами оба попали под крылья Тени, и одна рука вытащила нас назад.

— Увы, не меня, господин! — сказала она.- Тень всё ещё лежит на мне. Не ждите от меня исцеления! Я дева-воительница, и моя рука не нежна. Но, по крайней мере, я благодарю вас за то, что мне не придётся безвылазно сидеть в комнате. Я буду гулять на воле, благодаря любезности Правителя Города.

И она сделала ему реверанс и вернулась в дом. Но Фарамир долго ещё гулял в одиночестве по саду, и взгляд его теперь чаще устремлялся к дому, чем к восточным стенам.

Вернувшись в свою комнату, он вызвал Смотрителя и выслушал всё, что тот мог сообщить о Госпоже Ристании.

— Но я не сомневаюсь, господин,- сказал Смотритель,- что вы узнаете больше от невысоклика, который у нас, потому что он участвовал в скачке герцога и, как говорят, находился при госпоже до конца.

И так Мерри был послан к Фарамиру, и в течение всего этого дня они долго беседовали друг с другом, и Фарамир узнал много, даже больше, чем Мерри вложил в слова; и ему сдавалось, что теперь он кое-что понимает в горе и тревоге Эовин из Ристании. И тихим и светлым вечером Фарамир с Мерри вышли в сад, но она не пришла.

Однако утром, когда Фарамир вышел из Лечебниц, он увидел её, стоящую на стене, и она была вся в белом и блистала на солнце. И он окликнул её, и она спустилась, и они гуляли по траве или сидели вместе под зелёным деревом то молча, то беседуя. И все следующие дни они поступали так же. И Смотритель, глядя из своего окна, сердечно радовался, потому что он был целителем, и забота его теперь облегчалась, поскольку, хотя тяжело давили на сердца людёй страх и дурные предчувствия этих дней, очевидно было, что эти двое на его попечении идут по пути выздоровления и с каждым днём крепнут.

И так пришёл пятый по счёту день с тех пор, как госпожа Эовин впервые пришла к Фарамиру, и сейчас они снова стояли вместе на стенах Города и смотрели вдаль. Известий всё ещё не было, и на душе у всех было черно. Погода тоже не была более ясной. Было холодно. Ветер, поднявшийся ночью, теперь был резок и дул с севера, и он усиливался, однако окрестные земли казались серыми и мрачными.

Они были одеты в тёплые одеяния и тяжёлые плащи, и поверх них на госпоже Эовин была большая синяя мантия цвета глубокой летней ночи, усеянная по подолу и вороту серебряными звёздами. Фарамир послал за этой одеждой и закутал в неё Эовин; и он думал, насколько же благородно и действительно по-королевски выглядит она, стоящая здесь, рядом с ним. Мантия эта была сделана для его безвременно умершей матери, Финдуилас из Амрота, и была для него памятью о её красоте в те далёкие дни и его первом горе; и её одежда казалась ему подходящим облачением для красоты и печали Эовин.

Но сейчас она дрожала под усеянной звёздами мантией и смотрела на север, поверх высоких серых нагорий прямо в око холодного ветра, где, очень далеко, небо было суровым и ясным.

— Что вы ищите, Эовин? — спросил Фарамир.

— Не там ли лежат Чёрные Ворота? — отозвалась она.- И не сейчас ли он должен был прийти туда? Семь дней прошло с тех пор, как он уехал.

— Семь дней,- подтвердил Фарамир.- Но не думайте обо мне плохо, если я скажу вам: они принесли мне одновременно радость и боль, каких я и не думал узнать. Радость видеть вас, но и боль, потому что теперь страх и сомнение этих злых времён действительно стали темны. Эовин, я не хочу, чтобы этот мир сейчас кончился, не хочу так скоро потерять то, что я нашёл.

— Потерять то, что вы нашли, господин? — молвила она, однако серьёзно взглянула на него внимательными глазами.- Не знаю, что нашли вы в эти дни такого, что могли бы потерять. Но тише, мой друг, не будем говорить об этом! Не будем говорить совсем! Я стою у какого-то страшного края, и в бездне под моими ногами совершенно черно, но я не могу сказать, есть ли какой-нибудь свет позади меня. Потому что я пока не могу обернуться. Я жду какого-то удара рока.

— Да, мы ждём удара рока,- сказал Фарамир.

И они замолчали, и показалось им, стоявшим на стене, что ветер умер, и свет померк, и солнце затмилось, и все звуки в Городе и окрестных землях смолкли: ни ветра, ни голоса, ни птичьего свиста, ни шороха листвы, ни собственного дыхания не было слышно, само биение их сердец стихло. Время остановилось.

И пока они стояли так, руки их встретились и сжались, хотя они не заметили этого. И они всё ещё ждали, не зная чего. Затем им внезапно почудилось, что над хребтами отдалённых гор поднялась другая, безбрежная, гора тьмы, которая воздвиглась, словно волна, готовая поглотить мир, и молнии сверкали вокруг неё, а затем земля дрогнула, и они почувствовали, как затрепетали стены Города. Звук, похожий на вздох, поднялся со всех окрестных земель, и сердца их внезапно забились снова.

— Это напоминает мне Нуменор,- произнёс Фарамир и удивился, услышав свой голос.

— Нуменор? — переспросила Эовин.

— Да,- сказал Фарамир.- Страну Запада, что погрузилась в пучины, и огромную чёрную волну, поднявшуюся над зелёными землями и выше гор и надвигающуюся, как необоримая тьма.

— Так ты думаешь, что приближается Тьма? — спросила Эовин? — Необоримая Тьма?

И неожиданно она тесно прижалась к нему.

— Нет,- ответил Фарамир, глядя в её лицо.- Это была мысленная картина. Я не знаю, что происходит. Здравый смысл говорит мне сейчас, наяву, что великое зло случилось и мы стоим у конца дней. Но моё сердце говорит «нет», и все мои члены легки, и надежда и радость вернулись ко мне, чего никакой здравый смысл не в силах отрицать. Эовин, Эовин, Белая госпожа Ристании, в этот час мне не верится, что осталась хоть какая-то тьма!

И он умолк и поцеловал её в лоб.

И так они стояли на стенах Города Гондора, и поднялся и задул сильный ветер, и их волосы, вороные и золотые, смешавшись, развевались в воздухе. И Тень исчезла, и солнце прояснилось, и свет вспыхнул, и воды Андуина сверкали, как серебро, и во всех домах Города люди запели от радости, что хлынула в их сердца, но источника которой они не могли назвать.

И прежде, чем солнце успело скатиться далеко за полдень, с востока прилетел большой орёл, и он принёс от Владык Запада вести, превосходящие любые надежды, прокричав:

Пойте, вы, люди Башни Анора,

Навеки кончена власть Саурона,

И пала Чёрная Крепость.

Ликуйте и пойте, вы, люди Сторожевой Крепости,

Ибо стража ваша не была тщетной,

И разбиты Чёрные Ворота,

И Король ваш вошёл в них,

И он — победитель.

Пойте и ликуйте, вы, дети Запада,

Ибо Король ваш вернётся опять,

И он будет жить среди вас

До конца ваших дней.

И на смену засохшему вырастет новое Дерево,

И Король посадит его в высоком дворе,

И благословен будет этот Город.

Пойте все, вы, люди!

И люди пели на всех улицах Города.

Последующие дни были золотыми, весна и лето соединились и соперничали в полях Гондора. И теперь с быстрыми гонцами пришли с Каир Андроса вести обо всём, что было сделано, и Город готовился к приходу Короля. Мерри был вызван и уехал с повозками, которые везли запасы добра к Осгилиату, а оттуда кораблями к Каир Андросу, но Фарамир не ушёл, потому что теперь, после выздоровления, он принял на себя свои полномочия и правление, хотя лишь на краткий срок, и его долг был приготовить всё для того, кто займёт его место.

И Эовин не пошла, хотя её брат прислал слово, приглашающее её прийти на поле Кормаллен. И Фарамир удивился этому, но он видел её редко, будучи занят многочисленными делами; и она так и жила в Лечебницах и гуляла одна по саду, и лицо её снова побледнело, и казалось, что во всём Городе она одна была больна и печальна. И Смотритель Лечебниц был встревожен, и сообщил Фарамиру.

Тогда Фарамир пришёл и отыскал её, и опять они стояли на стенах вместе; и он спросил её:

— Эовин, почему вы медлите здесь и не идёте на празднование в Кормаллен за Каир Андросом, где ваш брат ожидает вас?

И она ответила:

— Вы не знаете?

Однако он сказал:

— Этому могут быть две причины, но какая истинна, я не знаю.

Она ответила:

— Я не хочу играть в загадки. Скажи яснее!

— Тогда, если вам угодно, госпожа,- сказал он,- вы не идёте потому, что вас позвал только ваш брат, и вид господина Арагорна, наследника Элендила, в его триумфе не принесёт вам сейчас радости. Или потому, что я не пошёл, а вам всё же хочется быть близ меня. И, может быть, по этим двум причинам вместе, и вы сами не можете выбрать между ними. Эовин, вы не любите меня или не хотите любить?

— Я хотела быть любимой другим,- ответила она.- Но я не хочу мужской жалости.

— Это я знаю,- сказал он.- Вы хотели получить любовь господина Арагорна, потому что он высок и могущественен, а вы хотели известности и славы, и быть поднятой высоко над толпой, что ползает по земле. И, как великий полководец молодому солдату, он показался вам несравненным. Поскольку он именно таков: владыка среди людей, величайший из живущих ныне. Но, когда он подарил вам лишь понимание и жалость, тогда вы не пожелали ничего, кроме доблестной смерти в сражении. Посмотри на меня, Эовин!

И Эовин посмотрела на Фарамира долгим и ровным взглядом, и Фарамир сказал:

— Не пренебрегай жалостью, что есть дар доброго сердца, Эовин! Но я не предлагаю тебе своей жалости. Ибо ты высокородная и доблестная госпожа и сама завоевала славу, которая не померкнет. И я считаю тебя госпожой прекрасной настолько, что даже на языке эльфов нет подходящих слов, чтобы выразить это. И я люблю тебя. Некогда я сострадал твоему горю, но сейчас, будь ты беспечальна, без страха, обладай всем, будь ты блаженной королевой Гондора, я всё равно любил бы тебя. Эовин, ты не любишь меня?

Тогда сердце Эовин изменилось, а может, она наконец поняла его. И внезапно зима её миновала, и солнце засияло над ней.

— Я стою в Минас Аноре, Крепости Солнца,- сказал она.- И смотри! Тень исчезла! Я больше не хочу быть девой-воительницей, не хочу соперничать с великими всадниками или находить радость только в песнях об убийствах. Я хочу быть целительницей и любить всё, что растёт и не бесплодно.

И опять она взглянула на Фарамира.

— Я больше не хочу быть королевой,- сказала она.

Тогда Фарамир весело рассмеялся.

— Это хорошо,- ответил он,- потому что я не король. Но я хочу обвенчаться с Белой госпожой Ристании, если такова будет её воля. И, если она согласна, тогда давай пересечём Реку и в грядущие счастливые дни будем жить в прекрасной Итилии и превратим её в сад. Всё с радостью будет расти там, если придёт Белая госпожа.

— Так я должна оставить свой народ, гондорец? — спросила она.- И ты захочешь, чтобы твои гордые люди сказали о тебе: «Вот идёт владыка, который приручил дикую воительницу Севера? Не было здесь, что ли, женщин из расы Нуменора для выбора?»

— Захочу,- ответил Фарамир.

И он подхватил её на руки и поцеловал под солнечным небом, не заботясь о том, что они стоят высоко на стенах и на виду у многих. И действительно, многие видели их и свет, что струился вокруг них, когда они спустились со стен и пошли рука об руку к Лечебницам.

И Фарамир сказал Смотрителю Лечебниц:

— Вот госпожа Эовин из Ристании, и теперь она исцелилась.

И Смотритель сказал:

— Тогда я выпускаю её из-под своей опёки и прошу позволения проститься с ней, и пусть никогда вновь не страдает она от раны или болезни. Пока не вернётся её брат, я поручаю её заботе Правителя Города.

Но Эовин ответила:

— Вот теперь, когда я получила позволение уйти, я предпочла бы остаться. Потому что этот дом стал для меня самой благословенной из обителей.

И она осталась там, пока не прибыл герцог Эомир.

Всё в Городе было теперь готово, и здесь было великое стечение народа, так как вести достигли всех частей Гондора, от Мин-Риммона вплоть до Пиннат Гелин и дальних морских побережий, и все, кто мог прийти в Город, поспешили прийти. И Город вновь наполнился женщинами и красивыми детьми, которые вернулись в свои дома, нагруженные цветами; и из Дол Амрота пришли арфисты, искуснее которых не было в стране; и были здесь скрипачи и флейтисты, и играющие на серебряных рогах, и звонкоголосые певцы из долин Лебении.

Наконец настал вечер, когда со стен можно было увидеть шатры на полях, и всю ночь горели огни, ибо люди караулили рассвет. И, когда ясным утром солнце поднялось над восточными горами, на которых больше не лежала тень, зазвонили все колокола и взметнулись и поплыли по ветру все знамёна, и в последний раз на Белой Башне поднялся над Гондором стяг Правителей: чистое, словно снег на солнце, серебро, не несущее ни надписи, ни девиза.

Теперь Полководцы Запада повели войска к Городу, и народ смотрел, как они приближаются шеренга за шеренгой, вспыхивающие в лучах восходящего солнца и мерцающие, как серебро. И так они приблизились к Воротам и остановились в фарлонге от стен. Ворота пока ещё не были восстановлены, но вход в Город преграждал барьер, и там стояли воины в чёрном и серебряном с обнажёнными мечами. Перед барьером стоял правитель Фарамир, и Хурин, Хранитель Ключей, и другие капитаны Гондора, и госпожа Эовин из Ристании с маршалом Эльфхельмом, и множеством рыцарей Герцогства, а по сторонам Ворот толпился красивый народ в разноцветных одеждах и цветочных гирляндах.

Таким образом перед стенами Минас Тирита образовалась широкая площадь, окружённая со всех сторон рыцарями и солдатами Гондора и Ристании и гондорцами из Города и всех частей страны. Молчание упало на собравшихся, когда из войска выступили дунедаины в сером и серебряном, и перед ними медленно шёл господин Арагорн. Он был одет в чёрную кольчугу с серебряным поясом и облачён в длинную снежно-белую мантию, сколотую у горла большим зелёным камнем, сиявшим издалека, но голова его была обнажённой: лишь звезда на узкой серебряной перевязи горела на его лбу. С ним были Эомир из Ристании, и принц Имрагил, и Гэндальф в белых одеждах, и четыре маленькие фигурки, при виде которых многие люди дивились.

— Нет, кузина! Это не мальчики,- сказала Иорет своей родственнице из Имлот Мелуи, которая стояла рядом с ней.- Они периаины из далёкой страны невысокликов, где все они прославленные принцы, как говорят. Уж я-то должна знать, потому что ухаживала за одним из них в Лечебницах. Они невелики ростом, но доблестны. Подумать только, кузина, один из них отправился лишь со своим оруженосцем в Чёрную страну, и бился один на один с самим Чёрным Властелином, и пустил огонь в его Крепость, если ты можешь поверить в это. По крайней мере, так говорят в Городе. Это должно быть тот, что идёт рядом с нашим Эльфийским Камнем. Я слышала, что они ближайшие друзья. Сейчас он просто чудо, господин Эльфийский Камень: учти, что он не слишком-то мягок в своих речах, но сердце у него, как говорится, золотое; и его руки исцеляют. Я сказала: «Руки Короля — руки целителя»,- и именно таким образом всё и открылось. А Митрандир, он сказал мне: «Иорет, люди долго будут помнить твои слова», и…

Но Иорет не получила возможности продолжить просвещение своей деревенской кузины, потому что запела одинокая труба, и вслед за этим повисло мёртвое молчание. Тогда от Ворот выступил вперёд Фарамир вместе с Хурином, Хранителем Ключей, и никто больше, если не считать, что за ними шли четверо мужчин в высоких шлемах и доспехах Цитадели, которые несли большой ларец из чёрного лебетрона, окованный серебром.

Фарамир встретил Арагорна в центре площади, образованной собравшимися, опустился на колени и сказал:

— Последний Правитель Города просит позволения сложить свои полномочия.

И он подал на вытянутых руках белый жезл. Но Арагорн принял жезл и вручил его обратно со словами:

— Эта служба не кончена, и она будет твоя и твоих потомков до тех пор, пока будет продолжаться мой род. Исполни теперь свой долг!

Тогда Фарамир поднялся и сказал ясным голосом:

— Люди Гондора, выслушайте сейчас Правителя этого королевства! Смотрите! Наконец вновь появился человек, предъявляющий права на престол. Вот Арагорн, сын Арахорна, вождь дунедаинов Анора, предводитель войска Запада, хранитель Звезды Севера, владелец Возрождённого Меча, победоносный в сражении, чьи руки приносят исцеление, Эльфийский Камень, Элессар из колена Валандила, сына Исилдура, сына Элендила из Нуменора. Будет ли он королём, и вступит ли в Город, и поселится ли здесь?

И всё войско и все люди крикнули в один голос «Да».

А Иорет сказала кузине:

— Это просто такая церемония, принятая у нас в Городе, кузина, потому что он уже входил, как я тебе рассказывала, и он сказал мне…

Но тут ей снова пришлось замолчать, потому что опять заговорил Фарамир:

— Люди Гондора! Сказители говорят, в древности был обычай, что король должен принять корону от своего отца, прежде чем тот умрёт, или, если это невозможно, тогда он должен пойти один и взять корону из рук своего отца в склепе, где тот положен. Но, поскольку теперь всё должно быть сделано иначе, я, пользуясь властью Правителя, принёс сюда с Рат Динен корону Эарнура, последнего короля, чьи дни кончились в глубокой древности во времена наших предков.

Затем стражники выступили вперёд, и Фарамир открыл ларец и поднял вверх древнюю корону. По форме она была похожа на шлемы стражников Цитадели, но выше и была целиком белая, и крылья по её бокам были выполнены из жемчуга и серебра в подобие крыльев морских птиц, ибо это было эмблемой королей, пришедших из-за Моря, и семь драгоценных адамантов были вставлены в обод, а самую маковку украшал единственный алмаз, свет от которого взметнулся, словно пламя.

Тогда Арагорн взял корону, поднял её и сказал:

— Эт Эарелло Эндоренна утулиен, Синоме маруван ар Хилдтниар тенн’ Амбар-метта!

И то были слова, произнесённые Элендилом, когда он пришёл с Моря на крыльях ветра: «Из-за Великого Моря пришёл я в Средиземье. Здесь буду жить я и мои потомки, пока не кончится мир!»

Но потом, к удивлению многих, Арагорн не надел корону на голову, а вернул её Фарамиру со словами:

— Я получил моё наследство благодаря трудам и доблести многих. В знак этого я приму корону от Хранителя Кольца, и пусть Митрандир наденет её на мою голову, если он хочет, ибо он был инициатором всего, что свершилось, и это его победа.

Тогда вперёд выступил Фродо, и взял корону у Фарамира, и подал её Гэндальфу, и Арагорн преклонил колени, и Гэндальф надел ему на голову Белую Корону и сказал:

— Теперь пришли дни Короля, и да будут благословенны они, пока высятся троны Валар!

Но когда Арагорн поднялся, все, видевшие его, взирали в молчании, ибо казалось, что лишь теперь он вполне открылся им. Высокий, как морские короли древности, стоял он, выше всех окружающих, древний годами, и в то же время в расцвете лет, и мудрость светилась на его лбу, и сила и исцеление были в его руках, и свет был вокруг него. И тогда Фарамир воскликнул:

— Да здравствует король!

И в тот же момент запели все трубы, и король Элессар выступил вперёд и подошёл к барьеру, и Хурин, Хранитель Ключей, отодвинул его, и под музыку арф, скрипок, флейт и звонкоголосое пение Король прошёл по усыпанным цветами улицам и поднялся к Цитадели, и вступил в неё, и знамя Дерева и Звёзд было развёрнуто на верхней башне, и началось правление короля Элессара, о котором говорит много песен.

При его жизни Город сделался прекраснее, чем был когда-либо прежде, даже в дни его первой славы; и он наполнился деревьями и фонтанами, и ворота его были сделаны из мифрила и стали, а улицы вымощены белым мрамором; и Горный народ трудился в нём, и Лесной народ с радостью приходил сюда, и всё было исправлено и налажено; и дома заполнились мужчинами и женщинами, и смехом детей, и не стало слепых окон или пустых дворов; и когда третья эпоха окончилась, он и в новой эпохе продолжал хранить память и славу тех лет, что ушли.

В дни, которые последовали за коронованием, Король сидел на троне в Зале Королей и правил суд. И приходили посольства от многих стран и народов, с востока и юга, и с границ Лихолесья, и с Сирых равнин на западе, и Король помиловал тех вастаков, которые сдались, и отпустил их свободными, и заключил мир с харадримцами, а рабов Саурона он освободил и дал им во владение все земли вокруг озера Нурнен. И к нему приводили многих, достойных хвалы и награды за их доблесть, и последним капитан Стражи привёл к нему Берегонда, чтобы судить.

И Король сказал Берегонду:

— Берегонд, твой меч пролил кровь в священном месте, где это запрещено. Ты также покинул свой пост без разрешения Владыки или капитана. За такие дела в древности карали смертью, и потому я должен теперь определить твою судьбу.

Тяжесть наказания смягчается, ибо ты проявил доблесть в битве, и ещё более потому, что всё сделанное тобой было сделано из любви к владыке Фарамиру. Тем не менее, ты должен покинуть ряды Стражи Цитадели и должен уйти из города Минас Тирита.

Кровь отхлынула от лица Берегонда, и он склонил голову, поражённый в самое сердце. Но Король продолжил:

— Так должно быть, потому что ты причислен к Белому Отряду, Страже Фарамира, принца Итилии, и ты будешь его капитаном и будешь жить в почёте и мире в Эмин Арнене, служа тому, ради кого ты рискнул всем, чтобы спасти его от смерти.

И тогда Берегонд, осознав, наконец, смыл сказанного и милость и справедливость Короля, исполнился радости и, склонив колени, поцеловал его руку и удалился довольный и весёлый. И Арагорн дал Фарамиру в удел Итилию и велел ему поселиться в холмах Эмин Арнена в виду Города.

— Ибо,- сказал он, Минас Итил в долине Моргула будет полностью разрушен, и, хотя со временем он, быть может, и очистится, ни один человек не сможет жить там ещё множество долгих лет.

И последним из всех Арагорн приветствовал Эомира из Ристании, и они обнялись, и Арагорн сказал:

— Между нами не может быть речи о дарах или наградах, ибо мы побратимы. В счастливый час прискакал Эорл с Севера, и никогда ни один союз между народами не был более благословенным, ибо как никто не подводил друг друга прежде, так не подведёт и впредь. Сейчас, как ты знаешь, мы положили Теодена Славного в склеп в Святынях, и там он будет лежать вечно среди королей Гондора, если ты хочешь. Или, если пожелаешь, мы поедем в Рохан и принесём его назад, чтобы он покоился с собственным народом.

И Эомир ответил:

— С того дня, как ты поднялся передо мной из зелёной травы низины, я полюбил тебя, и эта любовь не угаснет. Но сейчас я должен удалиться на время в своё герцогство, где многое надлежит восстановить и привести в порядок. Что до Павшего, то, когда всё будет готово, мы вернёмся за ним, а пока оставь его спать здесь на некоторое время.

И Эовин сказала Фарамиру:

— Теперь я должна вернуться в свою родную страну, чтобы увидеть её снова и помочь брату в его трудах; но, когда тот, кого я долго любила, как отца, будет, наконец, положен на отдых, я вернусь.

Так проходили радостные дни, и на восьмой день мая Всадники Ристании окончили сборы и ускакали по северному тракту, и с ними ушли сыновья Элронда. Вдоль всего тракта, от Ворот Города до стен Пеленнора толпились люди, чтобы воздать им честь и восславить их. Затем все, кто жил далеко, отправились по домам, чтобы продолжить праздновать там; но в Городе множество добровольных рук трудились над восстановлением, обновлением и над тем, чтобы удалить все шрамы войны и напоминания о тьме.

Хоббиты всё ещё оставались в Минас Тирите вместе с Леголасом и Гимли, так как Арагорн не хотел, чтобы товарищество сейчас распалось.

— Со временем все подобные вещи должны кончаться,- сказал он,- но я прошу вас ещё немного подождать, потому что не пришёл ещё конец делам, которые вы разделяли. Близится день, о котором я мечтал все свои зрелые годы, и, когда он придёт, мне хотелось бы, чтобы мои друзья были со мной.

Но больше он об этом дне ничего не сказал.

В те дни Хранители Кольца жили вместе с Гэндальфом в прекрасном доме и прогуливались по окрестностям, когда им хотелось. И Фродо спросил Гэндальфа:

— Ты не знаешь, что это за день, о котором говорил Арагорн? Потому что, хоть нам хорошо здесь и мне не хочется уходить, дни бегут, и Бильбо ждёт, и мой дом — Шир.

— Что до Бильбо,- ответил Гэндальф,- то он ждёт того же самого дня, и он знает, что удерживает тебя. А что до убегающих дней, то сейчас только май, и лето ещё не в разгаре, и, хоть всё кажется изменившимся настолько, словно в мире прошла целая эпоха, тем не менее, для травы и деревьев не минуло и года с тех пор, как ты отправился в путь.

— Пин,- сказал Фродо.- Не ты ли говорил, что Гэндальф стал не таким скрытным, как раньше? Я думаю, что тогда он просто устал от своих трудов. Теперь он оправился.

И Гэндальф ответил:

— Многие норовят узнать заранее, что будет подано на стол, но те, кто трудились, чтобы приготовить пир, предпочитают держать это в тайне, потому что удивление делает слова хвалы громче. И Арагорн сам ждёт знака.

Настал день, когда Гэндальф куда-то исчез, и Хранители изнывали от любопытства, пытаясь угадать, что готовится. Гэндальф же ночью увёл из Города Арагорна и пришёл с ним к южному подножью горы Миндоллуин, и здесь они отыскали тропу, проложенную в глубокой древности, по которой мало кто ныне отваживался ходить. Ибо она вела вверх, на гору, к священному месту в вышине, куда поднимались некогда одни лишь короли. И они пошли вверх по крутой дороге, пока не дошли до высокого луга под самыми снегами, одевавшими величественные вершины, который смотрел на пропасть, что была позади Города. И, стоя там, они обозревали земли, ибо пришло утро; и они видели глубоко под собой похожие на белые карандаши башни Города, тронутые солнечным светом, и вся долина Андуина была подобна саду, и Чёрные горы окутывала золотистая дымка. С одной стороны горизонта их взгляд достигал серого Эмин Муила, и блеск Рэроса был похож на звезду, мерцающую вдалеке, а с другой стороны они видели Реку, лежащую внизу, подобно ленте, до самого Пеларгира, а за ним, на самом краю неба был свет, который говорил о море.

И Гэндальф сказал:

Вот твои владения и сердце более обширного королевства, которое будет. Третья эпоха кончилась, и начался новый век, и на твою долю выпало упорядочить его начала и сохранить всё, что может быть сохранено. Ибо, хоть спасено многое, но многое должно теперь уйти, и сила Трёх Колец тоже иссякла. И все земли, которые ты видишь, и те, что окружают их, будут обителью людей. Потому что наступило время Владычества Людей, и роду эльдер придётся угаснуть или удалиться.

— Я хорошо знаю это, дорогой друг,- отозвался Арагорн.- Но мне всё ещё нужны твои советы.

— Теперь уже ненадолго,- сказал Гэндальф.- Третья эпоха была моей эпохой. Я был врагом Саурона, и моя работа окончена. Я скоро уйду. Бремя теперь должно лечь на тебя и твой род.

— Но я умру,- возразил Арагорн.- Ибо я смертен, и хотя будучи тем, кто я есть, из чистого рода Запада, я проживу жизнь гораздо более долгую, чем остальные люди, всё же это будет скоро, и когда те, кто сейчас во чреве женщин, родятся и начнут стареть, я тоже состарюсь. И кто тогда будет править Гондором и теми, кто смотрят на этот город, как на их исток, если мои чаяния не сбудутся? Дерево во Дворе Фонтана остаётся засохшим и голым. Когда увижу я знак, что когда-нибудь будет иначе?

— Отвернись от зеленеющего мира и посмотри туда, где всё кажется голым и холодным! — сказал Гэндальф.

Тогда Арагорн повернулся, и за ним был каменистый склон, взбегающий к кромке снегов, и, посмотрев на него, он заметил в этой пустыне одинокий росток. И он взобрался к нему и увидел, что у самого края снегов пробивается деревце высотой не более, чем в три фута. Оно уже выбросило молодую листву, длинную и изящную, тёмную сверху и серебряную снизу, и в своей жидкой кроне оно несло единственное небольшое соцветие, и белые лепестки его цветов сияли, как освещённый солнцем снег.

Тут Арагорн воскликнул:

— Ио! Утавиениос! Я нашёл его! Смотри! Это росток Старейшего из Деревьев! Но как он попал сюда? Потому что ему не более чем семь лет.

И Гэндальф, приблизившись, взглянул на него и сказал:

— Воистину это росток из рода Нимлота Прекрасного, который был сеянцем Галатилиона, а тот плодом Тельпериона многоимённого, Старейшего из Деревьев. Кто скажет, как он появился здесь в назначенный час? Но это древнее святилище, и, прежде чем угас род королей или засохло во дворе Дерево, плод должен был быть посажен здесь. Ибо сказано, что хотя редко созревает плод этого Дерева, однако жизнь внутри него может спать множество долгих лет, и никто не в силах предсказать время, когда она проснётся. Помни это. Ибо, если когда-нибудь плод созреет, он должен быть посажен, чтобы род этот не ушёл из мира. Он лежал здесь, на горе, тайно, точно так же, как род Элендила скрывался в северных пустошах. Но род Нимлота древнее твоего, король Элессар.

Потом Арагорн бережно дотронулся до ростка,- и, гляди-ка! — оказалось, что он лишь слегка цеплялся за землю и вынулся без всякого вреда, и Арагорн вернулся с ним в Цитадель. Тогда засохшее дерево было бережно выкорчевано, и его не сожгли, но положили отдыхать в тишине Рат Динен. И Арагорн посадил во дворе у фонтана новое дерево, и оно начало расти быстро и радостно, и, когда наступил июнь, сплошь покрылось белыми цветами.

— Знак дан,- сказал Арагорн,- и день уже недалёк.

И он послал часовых на стены.

В день перед Серединой Лета в Город примчались гонцы с Амон Дина и сказали, что с севера скачет прекрасный народ и теперь они уже должны были приблизиться к стенам Пеленнора. И король воскликнул:

— Они пришли, наконец! Пусть весь Город приготовится к встрече!

В самый Канун Середины Лета, когда небо синело, как сапфир, и на востоке загорались белые звёзды, но запад ещё золотился, и воздух был свеж и благоуханен, к воротам Минас Тирита подъехали по северному тракту всадники. Впереди скакали Элроил и Элладан с серебряным стягом, а за ними следовали Глорфиндель и Эрестор и все домочадцы Раздола, а за ними ехали владычица Галадриэль и Келеборн, Владыка Лотлориэна, верхом на белых скакунах и с ними множество прекрасного народа их страны, одетых в серое, с белыми каменьями в волосах, и последним ехал господин Элронд, владыка эльфов и людей, держа скипетр Аннуминоса, и рядом с ним на серой лошади ехала боком его дочь Арвен, Вечерняя Звезда её народа.

И Фродо поразился, увидев её, блистающую в вечернем свете, со звёздами на её лбу и свежим благоуханием, струящимся вокруг неё, и он сказал Гэндальфу:

— Наконец-то я понял, чего мы ждали! Это окончание. Теперь не только день будет желанен, но и ночь тоже станет прекрасной и благословенной, и все ночные страхи уйдут!

И король приветствовал своих гостей, и они спешились, и Элронд передал скипетр и вложил руку дочери в руку Короля, и вместе они поднялись в Высокий Город, и небо расцвело всеми звёздами. И Арагорн, король Элессар, обвенчался с Арвен Андомиэль в Городе Королей в день Середины Лета, и повесть их долгого ожидания и трудов пришла к полному завершению.

Разлуки

Когда дни празднования миновали, Хранители начали, наконец, подумывать о возвращении в родные дома. И Фродо пришёл к Королю, когда тот сидел с королевой Арвен у фонтана, и она пела песнь о Валиноре, а Дерево росло и цвело. Они приветствовали Фродо и поднялись навстречу ему, и Арагорн сказал:

— Я знаю, что ты собираешься сказать, Фродо: ты хочешь вернуться в свой дом. Хорошо, дражайший друг: дерево растёт лучше всего в стране своих отцов, но тебе всегда будут рады во всех странах Запада. И хоть немногое сказано о твоем народе в легендах о великом, отныне он обладает большей славой, чем многие обширные королевства, которых больше нет.

— Это верно, что я хочу вернуться в Шир,- сказал Фродо.- Но сначала я должен идти в Раздол, потому что, если и можно желать чего-нибудь ещё в такое блаженное время, мне не хватает Бильбо, и я очень огорчился, когда увидел, что он не пришёл со всеми домочадцами Элронда.

— Ты удивлён этим, Хранитель Кольца? — спросила Арвен.- Ты ведь знаешь силу вещи, которая ныне уничтожена, и всё, что было сделано этой силой, теперь уходит. Но твой родич владел этой вещью дольше тебя. Он сейчас очень стар по счёту своего рода, и он ждёт тебя, потому что он не хочет отправляться вновь ни в какое долгое путешествие, за исключением одного.

— Тогда я прошу позволения удалиться поскорее,- сказал Фродо.

— Мы выедем через семь дней,- сказал Арагорн.- Потому что мы будем долго скакать с тобой одним путём, до самой Ристании. Уже через три дня Эомир вернётся сюда, чтобы перенести Теодена на отдых в Герцогство, и мы поедем с ним, чтобы почтить павшего. А сейчас, прежде чем ты уйдёшь, я хочу подтвердить слова Фарамира, сказанные тебе: ты до конца жизни волен свободно ходить по всему королевству Гондор, и все твои спутники тоже. И, если бы я был в силах вручить тебе дары, сравнимые с твоим подвигом, ты получил бы их. Но ты возьмёшь с собой всё, что пожелаешь, и ты поедешь с почётом и в наряде принцев страны.

А королева Арвен сказала:

— Я дам тебе один дар, ибо я дочь Элронда. И я не пойду теперь с ним, когда он отправится к Гаваням, ибо мой выбор — выбор Лучиэнь, и как она, так и я выбрала свою судьбу, и на радость, и на горе. Но вместо меня пойдёшь ты, Хранитель Кольца, когда придёт твоё время и если ты тогда захочешь уйти. Если твои раны всё ещё тяготят тебя и память о твоём бремени тяжела, тогда ты сможешь уйти на Запад, пока все раны не залечатся и усталость не пройдёт. А до тех пор носи это в память об Эльфийском Камне и Вечерней Звезде, с судьбой которых переплелась твоя жизнь!

И она сняла белый камень, подобный звезде, который лежал на её груди, подвешенный на серебряной цепочке, и она надела эту цепочку на шею Фродо.

— Когда воспоминания о страхе и тьме встревожат тебя,- сказала она,- он поможет тебе.

Через три дня, как и сказал Король, в Город прибыл Эомир из Ристании, и с ним пришёл эоред благороднейших рыцарей Герцогства. Его радушно встретили, и, когда все сели за стол в Меретронде, Большом Пиршественном Зале, он увидел владычиц и их красоту и был сильно поражён ею. И, прежде чем отправиться отдыхать, он послал за гномом Гимли и сказал ему:

— Гимли, сын Глоина, наготове ли твой топор?

— Нет, господин,- ответил Гимли,- но я могу сбегать за ним, если нужно.

— Ты сам решишь это,- сказал Эомир.- Поскольку имеются некие определённо поспешные слова, касающиеся Владычицы Золотого Леса, которые до сих пор лежат между нами. И теперь я видел её собственными глазами.

— Так, господин,- подтвердил Гимли.- И что вы скажете теперь?

— Увы! — ответил Эомир.- Я не скажу, что она — прекраснейшая госпожа из всех живущих.

— Тогда мне придётся сходить за топором,- произнёс Гимли.

— Но сначала я хочу привести оправдание,- сказал Эомир.- Увидь я её в другом обществе, я сказал бы всё, что ты мог бы пожелать. Но сейчас я поставлю выше королеву Арвен, Вечернюю Звезду, и сам готов биться с любым, кто поспорит со мной. Должен ли я послать за своим мечом?

Тогда Гимли низко поклонился.

— Нет, лично я прощаю вас, господин,- ответил он.- Вы выбрали вечер, тогда как моя любовь отдана утру. И сердце моё предвещает, что вскоре оно уйдёт навеки.

Наконец, настал день отъезда, и большой и прекрасный отряд приготовился скакать из Города на север. Тогда король Гондора и герцог Ристании отправились в Святилище, и они спустились к склепам на Рат Динен и вынесли на золотых носилках герцога Теодена, и в молчании прошли через Город. Затем они положили носилки на большую повозку, окружённую со всех сторон Всадниками Ристании, впереди которой несли его стяг, а Мерри, будучи оруженосцем Теодена, сидел на повозке и держал оружие герцога.

Прочим членам Отряда подобрали коней в соответствии с их ростом, и Фродо и Сэммиум ехали верхом рядом с Арагорном, и Гэндальф ехал на Тенегоне, и Пин ехал вместе с рыцарями Гондора, и Леголас и Гимли, как всегда, ехали вместе верхом на Ароде.

В этой скачке участвовали также королева Арвен, и Келеборн, и Галадриэль, и весь их народ, и Элронд с сыновьями, и принцы Дол Амрота и Итилии, и много капитанов и рыцарей. Никогда ни один герцог Марки не имел в пути такой свиты, какая шла с Теоденом, сыном Тенгеля, в его родную страну.

Спокойно и без спешки въехали они в Анорию и приблизились к Серым Зарослям под Амон Дином, и тут услышали звук, похожий на рокот барабанов в горах, хотя не было видно ни одного живого существа. Тогда Арагорн приказал трубить в трубы, и герольды прокричали:

— Смотрите! Идёт король Элессар! Лес Друадан он отдаёт Гхан-бури-Гхану и его народу в вечную собственность, и отныне ни один человек не войдёт в него без их позволения!

И вслед за этим барабаны раскатились громкой дробью и умолкли.

В конце концов, на пятнадцатый день путешествия, повозка герцога Теодена миновала зелёные степи Ристании и вошла в Эдорас, и здесь все они отдохнули. Золотой Зал был украшен прекрасными шпалерами и залит светом, и в нём был дан самый роскошный пир из всех, какие он только знал со времени своей постройки. Ибо, спустя три дня, люди Герцогства приготовили погребение Теодена, и он был уложен в каменном доме с оружием и множеством других прекрасных вещей, которыми он владел, и над ним был насыпан большой курган, укрытый зелёным дёрном с белыми вечнопамятками. И теперь там восемь курганов на восточной стороне Могильного Поля.

Потом всадники Герцогского Дома на белых конях проскакали вокруг кургана и спели хором песнь о Теодене, сыне Тенгеля, сложенную его менестрелем Глеорвином, и с тех пор он больше не складывал других песен. Торжественные голоса всадников тронули даже сердца тех, кто не знал наречия этого народа, но слова песни заставили зажечься глаза ристанийцев, словно они вновь слышали далёкий грохот копыт с Севера, и голос Эорла, разносящийся над битвой на поле Келебранта, и повесть о королях разворачивалась дальше, и рог Хельма громко разносился в горах, и под конец пришла Тьма, и герцог Теоден поднялся и поскакал под Тенью в огонь, и умер в славе в миг, когда вернувшееся сверх всяких надежд солнце заблистало над Миндоллуином в то утро.

Из тьмы, из сомнений, к дневной заре

Мчался он с песней, с мечом в руке.

Надежду зажёг, и с надеждой в конце

Над страхом, смертью и над судьбой

Поднялся от жизни к славе живой.

А Мерри стоял у подножья зелёного кургана и плакал, и, когда песня окончилась, он выпрямился и воскликнул:

— Герцог Теоден! Герцог Теоден! Прощай! Ненадолго, но ты был для меня, как отец. Прощай!

Когда окончились похороны и стих плач женщин, и Теоден был, наконец, оставлен один в своей могиле, тогда люди собрались в Золотом Зале на великий пир и оставили скорбь, потому что Теоден прожил долгую жизнь и закончил не в меньшей чести, чем величайшие из его предков. И когда пришло время выпить по обычаю герцогства за память его королей, Эовин, госпожа Ристании, выступила вперёд, золотая, как солнце, и белая, как снег, и поднесла полную чашу Эомиру.

Тогда поднялись менестрели и сказители и назвали по порядку имена всех владык Герцогства: Эорл Младший, и Брего Строитель Зала, и Алдор, брат Балдора Злосчастного, и Фреа, и Фреавин, и Голдвин, и Деор, и Грам, и Хельм, который скрывался в Теснине Хельма, когда Герцогство было опустошено, и с тем кончились девять курганов на западной стороне, ибо в это время род прервался; и затем пошли курганы на восточной стороне: Фреалаф, племянник Хельма, и Леофа, и Валда, и Фолка, и Фолквин, и Фенгель, и Тенгель, и Теоден, самый последний. И когда был назван Теоден, Эомир осушил чашу. Тогда Эовин приказала тем, кто прислуживал на пиру, наполнить чаши вновь, и все собравшиеся встали и выпили за нового владыку, воскликнув:

— Да здравствует Эомир, герцог Рохана!

Под конец, когда пир завершился, Эомир поднялся и сказал:

— Сейчас погребальный пир герцога Теодена, но, прежде чем мы разойдёмся, я хочу объявить радостную весть, потому что он, который всегда был для Эовин, моей сестры, как отец, не рассердился бы на меня за это. Так слушайте все мои гости, прекрасный народ из множества королевств, подобных которым никогда прежде не собиралось в этом зале! Фарамир, правитель Гондора и принц Итилии, попросил руки Эовин, госпожи Ристании, и она охотно согласилась. Поэтому они будут обручены перед всеми вами.

И Фарамир с Эовин выступили вперёд и взялись за руки, и все с радостью выпили за них.

— Теперь,- сказал Эомир,- дружба Гондора и Герцогства скреплена новыми узами, и тем сильнее моя радость.

— Тебя не назовёшь скрягой, Эомир,- промолвил Арагорн,- раз ты так охотно отдаёшь в Гондор прекраснейшую драгоценность в твоем королевстве!

И Эовин посмотрела в глаза Арагорну и сказала:

— Пожелай мне счастья, мой сеньор и целитель!

И он ответил:

— Я желал тебе счастья ещё тогда, когда впервые встретил тебя. И вид твоего сегодняшнего блаженства исцеляет мое сердце.

Когда пир кончился, те, кто собирались уйти, распрощались с герцогом Эомиром. Арагорн со своими рыцарями и народ Лориэна и Раздола готовились к отъезду, но Фарамир и Имрагил остались в Эдорасе, и Арвен Вечерняя Звезда осталась тоже, и она простилась со своими братьями. Никто не видел её последней встречи с Элрондом, её отцом, ибо они ушли далеко в холмы и долго говорили друг с другом, и горькой была их разлука, которой предстояло длиться и после конца этого мира.

Наконец, прежде чем гости тронулись в дорогу, Эомир и Эовин пришли к Мерри и сказали:

— Прощай пока, Мериардок в Шире и Холдвин в Герцогстве! Да будет счастлив твой путь и возвращайся поскорей к нам на радость!

И Эомир сказал:

— Короли древности нагрузили бы тебя за твои деяния на полях Мандбурга дарами так, что повозка не могла бы свезти их. Но ты сказал, что не хочешь взять ничего, кроме данного тебе оружия. Мне приходится смириться с этим, потому что у меня действительно нет достойного дара, но моя сестра просит тебя принять эту небольшую вещь на память о Дернхельме и рогах Герцогства, запевших утром на подходе.

Тут Эовин подала Мерри старинный рог, маленький, но искусно выкованный из светлого серебра, с зелёной перевязью; и мастера выгравировали на нём вереницу быстрых всадников, которая обвивала рог от мундштука к раструбу, и на нём были нанесены руны великой силы.

— Он из наследия нашего дома,- сказала Эовин.- Он сделан гномами и происходит из сокровищницы Ската Червя. Его привёз с севера Эорл Младший. Тот, кто протрубит на нём в нужде, вселит страх в сердца врагов и радость в сердца друзей, и друзья услышат его и придут к нему.

Тогда Мерри взял рог, потому что отказываться было нельзя, и поцеловал руку Эовин, и они обняли его, и так расстались на время.

Теперь гости были готовы, и они выпили напутственную чашу и расстались с хозяевами, провожаемые с великим почётом и дружбой, и, в конце концов, прибыли в Теснину Хельма, где отдохнули два дня. Тогда Леголас исполнил своё обещание, данное Гимли, и пошёл с ним в Блистающие Пещеры, и, когда они вернулись, он был молчалив и сказал только, что один Гимли может найти подобающие слова, чтобы говорить о них.

— И никогда прежде гном не претендовал на победу над эльфом в словесном поединке,- добавил он.- Поэтому давай теперь отправимся в Фангорн и сравняем счёт!

Из Теснинного ущелья они поехали к Скальбургу посмотреть, чем занимаются энты. Весь каменный круг был разрушен и убран, и земля внутри была превращена в сад, полный фруктовых и иных деревьев, и быстрая речка пересекала его, но в самом центре было озеро чистой воды, из которого всё ещё поднималась башня Ортханка, высокая и неприступная, и её чёрный утёс отражался в пруду.

Некоторое время путники сидели там, где некогда были старые ворота Скальбурга и где теперь в начале окаймлённой зеленью дороги, которая вела к Ортханку, стояли, как часовые, два высоких дерева, и с удивлением смотрели на проделанную работу, но ни вблизи, ни вдали не могли различить никаких живых существ. Однако вскоре они услышали голос, гудящий хум-хом, хум-хом, и тут показался широко шагающий по дороге, чтобы приветствовать их, Древобород, и рядом с ним Быстрокив.

— Добро пожаловать в Древесный Сад Ортханка,- сказал он.- Я знал, что вы приближаетесь, однако я был занят наверху долины, там всё ещё остается много дел. Но я слышал, что вы тоже не бездельничали там, на юге и на востоке, и всё, что я слышал, хорошо, очень хорошо.

Затем Древобород воздал хвалу всем их деяниям, о которых он, по-видимому, знал всё; наконец он остановился и окинул Гэндальфа долгим взглядом.

— Итак, твоя очередь! — сказал он.- Ты оказался сильнейшим, и все твои труды завершились успешно. Куда теперь собираешься ты идти? И почему ты пришёл сюда?

— Взглянуть, как идут твои дела, друг мой,- ответил Гэндальф,- и поблагодарить тебя за помощь во всём, что было достигнуто.

— Хум, что ж, это вполне справедливо,- сказал Древобород,- поскольку, несомненно, энты сыграли свою роль. И не только в том, что управились с этим, хум, проклятым убийцей деревьев, который жил здесь. Потому что было ещё внезапное и большое вторжение этих, бурарум, этих дурноглазых-черноруких-кривоногих-кремнесердых-когтистопалых-грязнобрюхих-кровожадных-моримаите-синкахонда, хум, ладно, поскольку вы торопливый народ, а их полное имя длинно, как годы мучений, этих вредителей орков; они появились из-за Реки и спустились с севера, и окружили лес Лаурелиндоренан, в который они не могли войти, благодаря Великим, что были там.- Он поклонился Владыке и Владычице Лориэна.- И эти самые грязные твари были более чем удивлены, встретив нас на Нагорье, поскольку они не слыхали о нас прежде, хотя то же самое может быть сказано и о лучшем народе. И немногие будут вспоминать нас, потому что мало кто спасся от нас живым, и Река поглотила большую часть их. Но для вас это было хорошо, поскольку, не повстречай они нас, герцог травяных равнин не ускакал бы далеко, а если бы ускакал, здесь могло бы не быть дома, куда вернуться.

— Мы хорошо знаем это,- сказал Арагорн,- и об этом никогда не забудут ни в Эдорасе, ни в Минас Тирите.

— Никогда — это слишком долгое слово даже для меня,- возразил Древобород.- Ты хочешь сказать, не забудут, пока стоят ваши королевства; однако, они будут стоять долго, действительно, настолько долго, чтобы это показалось долгим даже для энтов.

— Начинается новая эпоха,- сказал Гэндальф,- и в эту эпоху очень может статься, что королевства людей переживут тебя, Фангорн, друг мой. Но сейчас лучше скажи мне, как обстоят дела с моим поручением? Как поживает Саруман? Он всё ещё не устал от Ортханка? Поскольку вряд ли он думает, что вы улучшили вид из его окон.

Древобород кинул на Гэндальфа долгий, почти хитрый, как подумалось Мерри, взгляд.

— А! — сказал он.- Я так и думал, что ты перейдёшь к этому. Устал от Ортханка? В конце концов очень устал, но не так от своей башни, как от моего голоса. Хум! Я поведал ему несколько долгих историй, по крайней мере, они могут считаться долгими на нашем языке.

— Тогда почему он не перестал их слушать? Ты вошёл в Ортханк? — спросил Гэндальф.

— Хум, нет, не в Ортханк! — Но он подходил к окнам и слушал, потому что не мог получить новости никаким другим образом; и хотя новости были ему ненавистны, он с жадностью ловил их, и я видел, что он выслушал всё. Но к новостям я добавил массу вещей, которые ему неплохо было бы обдумать. Он очень устал. Он всегда был торопыгой. Это и погубило его.

— Я замечаю, мой добрый Фангорн,- перебил Гэндальф,- что ты весьма старательно говоришь жил, был, устал. Но как насчет настоящего? Он умер?

— Нет, не умер, насколько мне известно,- ответил Древобород.- Но он ушёл. Да, он ушёл семь дней назад. Я отпустил его. От него мало что осталось, когда он выполз наружу, а что касается той пресмыкающейся твари, которая с ним, он был похож на бледную тень. Нет, не говори мне, Гэндальф, что я обещал стеречь его, потому что я помню это. Но с тех пор вещи изменились. Я стерег его, пока его нужно было обезопасить, обезопасить от причинения ещё большего вреда. Ты должен знать, что больше всего я ненавижу держать живые существа в клетке, и я не хочу держать в ней даже таких тварей, как они, если на то нет крайней необходимости. Змея, лишённая ядовитых клыков, может ползать, где ей хочется.

— Может быть, ты и прав,- сказал Гэндальф.- Но, по-моему, у этой змеи всё ещё сохранился один клык. Он несёт яд в своём голосе, и я полагаю, что он убедил тебя, даже тебя, Фангорн, зная мягкие места в твоём сердце. Ладно, он ушёл, и здесь не о чем больше говорить. Однако теперь Башня Ортханка возвращается Королю, которому она принадлежит. Хотя, быть может, она ему и не понадобится.

— Увидим со временем,- сказал Арагорн.- А пока я отдаю энтам всю эту долину в их полное распоряжение до тех пор, пока они будут стеречь Ортханк и смотреть, чтобы никто не вошёл туда без моего позволения.

— Башня заперта,- сказал Древобород.- Я заставил Сарумана запереть её и отдать мне ключи. Они у Быстрокива.

Быстрокив согнулся, будто дерево, клонимое ветром, и протянул Арагорну два больших чёрных ключа сложной формы, соединённых стальным кольцом.

— Я ещё раз благодарю тебя,- сказал Арагорн,- и прощаюсь с тобой. Пусть лес ваш снова растёт спокойно! Когда эта долина заполнится деревьями, здесь достаточно места к западу от гор, где ты бродил некогда в седой древности.

Лицо Древоборода стало печальным.

— Леса могут расти,- ответил он.- Чащи могут распространяться. Но не энты. Здесь нет энтят.

— Но, быть может, теперь больше надежды для ваших поисков,- сказал Арагорн.- Страны, лежащие к востоку, открыты для вас. А они были долго закрыты.

Однако Древобород покачал головой и ответил:

— Туда слишком далеко идти. И там слишком много людей в эти дни. Но я становлюсь невежлив! Не хотите ли остаться здесь и отдохнуть немного? И, может быть, среди вас найдутся те, кому будет приятно пройти через лес Фангорна и сократить, таким образом, дорогу домой?

Он посмотрел на Келеборна и Галадриэль.

Но все, кроме Леголаса, сказали, что они должны сейчас распрощаться с ним и уйти на юг или на запад.

— Идём, Гимли! — сказал Леголас.- Теперь, с разрешения Фангорна, я навещу глубины Энтова леса и увижу такие деревья, каких в эти дни не найти нигде больше во всём Средиземье. Ты должен сдержать своё слово и пойти со мной, и так мы и вернёмся вместе в родные края, в Лихолесье и за ним.

Гимли согласился на это, хотя, как казалось, без особого удовольствия.

— Вот и пришёл конец товариществу Хранителей,- сказал Арагорн.- Однако я надеюсь, что вскоре вы вернётесь в мою страну с помощью, которую обещали.

— Мы придём, если наши владыки разрешат это,- сказал Гимли.- Что ж, прощайте, мои хоббиты! Теперь вы должны в целости и сохранности дойти до ваших родных домов, и я не буду больше мучиться бессонницей от страха за вас. Будем посылать друг другу весточки, когда представится возможность, а некоторые из нас со временем могут ещё и встретиться, но я боюсь, что никогда уже больше не собраться нам всем вместе.

Затем Древобород по очереди распрощался с каждым и медленно склонился трижды с великим почтением перед Келеборном и Галадриэлью.

— Много, много времени прошло с тех пор, как мы встречались у ствола или у камня. А ванимар, ванималион ностари! — проговорил он.- Сказано, что мы должны встретиться только так, перед концом. Ибо мир меняется: я чувствую это в воде, я чувствую это в земле и я чую это в воздухе. Не думаю, что мы встретимся вновь.

И Келеборн сказал:

— Я не знаю, старейший!

Но Галадриэль ответила:

— Не в Средиземье, не раньше, чем будут подняты вновь страны, что лежат под волнами. Тогда в тени ивовых зарослей Тазаринана мы повстречаемся весной. Прощай!

Последними из всех сказали «до свидания» старому энту Пин и Мерри, и он стал веселее, когда посмотрел на них.

— Ну, мой беспечный народ, предложил он,- хотите выпить со мной ещё глоточек, прежде чем уйдёте?

— Разумеется, хотим,- ответили они.

Он отвёл их в сторонку, в тень одного из деревьев, и там они увидели большой каменный кувшин. Древобород наполнил три кубка, и они выпили и заметили, что он смотрит на них поверх обода своего кубка своими странными глазами.

— Осторожно, осторожно! — сказал он.- Потому что вы уже выросли с тех пор, как я видел вас в последний раз.

И он рассмеялся и осушил свой кубок.

— Итак, до свидания! — сказал он.- И не забудьте, что если вы услышите в вашей стране какие-нибудь новости об энтках, вы должны прислать мне весть.

Затем Древобород помахал своими большими руками всему отряду и скрылся в деревьях.

Теперь путешественники ехали быстрее, и они направили свой путь к Ущелью Рохана, и Арагорн расстался с ними, наконец, близ того самого места, где Пин смотрел в Камень Ортханка. Хоббиты были опечалены этой разлукой, потому что Арагорн никогда не бросал их и провёл их через много опасностей.

— Мне бы хотелось, чтобы у нас был Камень, в котором мы могли бы видеть всех наших друзей,- сказал Пин,- и чтобы мы могли говорить с ними из дальнего далека!

— Теперь остался только один Камень, которым ты мог бы воспользоваться,- ответил Арагорн,- потому что ты не захочешь видеть того, что покажет тебе Камень Минас Тирита. Но палантир Ортханка король оставит у себя, чтобы видеть, что происходит в его королевстве и чем занимаются его слуги. Потому что не забывай, Перегрин Крол, что ты рыцарь Гондора, и я не освобождаю тебя от службы. Сейчас ты отправляешься в отпуск, но я могу призвать тебя. И помните, дорогие друзья из Шира, что моё королевство находится также и на севере, и однажды я приеду туда.

Затем Арагорн простился с Келеборном и Галадриэлью, и Владычица сказала ему:

— Эльфийский Камень, пройдя сквозь тьму, ты обрёл свою надежду, и теперь все твои мечты исполнились. Так не трать дни!

Но Келеборн сказал:

— Прощай, родич! Пусть твоя судьба будет иной, чем моя, и твоё сокровище останется с тобой до конца!

С этим они расстались, и это было время заката, и, когда немного спустя они обернулись и взглянули назад, они увидели Короля Запада, сидящего на своём коне в окружении рыцарей, и закатное солнце сияло над ними, заставляя их доспехи сверкать, подобно красному золоту, и белая мантия Арагорна превратилась в пламя. Затем Арагорн взял зелёный камень и поднял его, и зелёный свет взметнулся из его руки.

Вскоре уменьшившийся отряд, следуя вдоль Скальтока, свернул к западу и проехал через Ущелье в лежащие за ним пустоши, а затем они повернули на север и пересекли границу Сирых равнин. Полеване бежали и спрятались, потому что боялись эльфов, хотя поистине немногие из них приходили когда-либо в их страну, но путники не обратили на них внимания, потому что все ещё оставались большим отрядом и были полностью обеспечены всем необходимым; и они неторопливо продолжали свой путь, раскидывая шатры тогда, когда им хотелось.

На шестой день после разлуки с Королём они ехали через лес, который спускался с холмов у подножья Мглистых гор, что тянулись сейчас по их правую руку. Когда на закате они снова вышли на открытое пространство, они нагнали старика, опиравшегося на посох и одетого в серые или грязно-белые лохмотья, по пятам за которым, ссутулившись и скуля, брёл другой нищий.

— Привет, Саруман! — сказал Гэндальф.- Куда ты идёшь?

— Что тебе до того? — ответил он.- Ты всё ещё хочешь распоряжаться моими делами и не довольствуешься моим падением?

— Ты знаешь ответы,- сказал Гэндальф.- Нет и нет. Но, в любом случае, время моих трудов теперь близится к концу. Бремя принял Король. Если бы ты подождал в Ортханке, ты бы увидел его, и он явил бы тебе мудрость и милосердие.

— Тогда тем больше причина поскорее уйти,- возразил Саруман,- поскольку я не желаю от него ни того, ни другого. Собственно говоря, если ты хочешь получить ответ на свой первый вопрос, я ищу дорогу, ведущую прочь из его королевства.

— Тогда ты опять пошёл ложным путём,- сказал Гэндальф,- и я не вижу никакой надежды в твоем странствии. Но отвергнешь ли ты помощь от нас? Ибо мы предлагаем её тебе.

— Мне? — проговорил Саруман.- Нет уж, пожалуйста, не улыбайся мне! Я предпочитаю твои нахмуренные брови. А что касается Владычицы, присутствующей здесь, я не верю ей: она всегда ненавидела меня и интриговала в твою пользу. Я не сомневаюсь, что она повела тебя этой дорогой, чтобы насладиться зрелищем моей нищеты. Знай я заранее о вашей погоне, я испортил бы вам развлечение.

— Саруман,- сказала Галадриэль,- у нас есть другие дела и другие заботы, которые кажутся нам более важными, чем охота за тобой. Скажи лучше, что ты был настигнут счастливой судьбой, потому что теперь ты получил последний шанс.

— Если он воистину последний, я рад,- ответил Саруман,- потому что тогда я избавлюсь от заботы отказываться от него снова. Все мои надежды рухнули, но я не разделю ваших. Если они у вас вообще есть.

На миг его глаза вспыхнули.

— Ступайте! — сказал он.- Я недаром потратил долгое время на изучение этих вопросов. Вы обрекли сами себя, и вы знаете это. И мне доставляет некоторое удовлетворение думать, скитаясь без приюта, что, разрушив мой дом, вы снесли и свой собственный. А теперь, «какой корабль чрез Море всех вас навеки назад унесёт»? — насмешливо передразнил он.- Это будет серый корабль, полный призраков.

Он расхохотался, но голос его был хрипл и отвратителен.

— Поднимайся, идиот! — крикнул он другому нищему, который тем временем уселся на землю, и ударил его посохом.- Поглядывай назад! Если этот прекрасный народ пойдёт нашей дорогой, тогда мы выберем другую. Пошли, или ты не получишь от меня на ужин и корки!

Нищий повернулся и заковылял следом, скуля:

— Бедный старый Грима! Бедный старый Грима! Вечно битый и проклинаемый. Как я ненавижу его! Хотел бы я оставить его!

— Так оставь его! — сказал Гэндальф.

Но Злоречив лишь коротко зыркнул своими мутными, полными ужаса глазами на Гэндальфа и затем живо зашаркал вслед за Саруманом. Проходя мимо отряда, жалкая пара добралась до хоббитов, и Саруман остановился и пристально уставился на них, но они смотрели на него с жалостью.

— Так вы тоже пришли полюбоваться, не так ли, мои ёжики? — сказал он.- Вам нет дела до того, в чём нуждается нищий, правда? Потому что у вас есть всё, что вам нужно: еда, и нарядная одежда, и лучший табак для ваших трубок. О да. Я знаю! Я знаю, откуда он. Но вы не дадите на трубочку нищему, верно ведь?

— Я бы дал, если бы было что,- сказал Фродо.

— Можешь взять то, что у меня осталось,- сказал Мерри,- если подождёшь минутку.

Он спешился, порылся в своей сумке при седле, затем протянул Саруману кожаный кисет.

— Возьми, что здесь есть,- сказал он.- Тебе это будет приятно: он из того, что уцелело при крушении Скальбурга.

— Мой, мой, да, и дорого купленный! — воскликнул Саруман, вцепившись в кисет.- Это только символическое возмещение, потому что вы взяли больше, чтоб мне пропасть. Впрочем, нищий должен быть благодарен, если вор вернёт ему хоть крошку его собственности. Что ж, поделом вам будет, когда вы, вернувшись домой, обнаружите, что дела в Южном уделе идут не так хорошо, как вам хотелось бы. И чтоб вам всем не хватало табачку как можно дольше!

— Спасибо! — сказал Мерри.- В таком случае я хочу получить обратно свой кисет, потому что он не твой и проделал вместе со мной долгий путь. Заверни табак в собственный лоскут.

— Один вор заслуживает другого,- ответил Саруман, повернулся к Мерри спиной, пнул Злоречива и пошёл прочь к лесу.

— Ладно, вот это мне нравится! — сказал Пин.- Действительно, вор! А как насчёт наших претензий по поводу подкарауливания, ранения и волочения нас орками через Ристанию?

— А! — отозвался Сэм.- И он сказал куплен. Интересно, каким образом? И мне не понравился тон, которым он говорил о Южном уделе. Нам явно пора вернуться.

— Я уверен, что это так,- сказал Фродо.- Но мы не можем идти скорее, если хотим увидеть Бильбо. Что бы ни произошло, я сперва иду в Раздол.

— Да, я думаю, тебе лучше поступить именно так,- сказал Гэндальф.- Но увы Саруману! Боюсь, что для него больше нельзя сделать ничего. Он полностью выродился. И всё-таки я не уверен, что Древобород прав. Полагаю, что он ещё может убого напакостить по мелочи.

На следующий день они углубились в северную часть Сирых равнин, где сейчас никто не жил, хотя это был зелёный и милый край. Пришёл сентябрь с золотыми днями и серебряными ночами, и они ехали не торопясь, пока не достигли реки Лебедянки и не нашли старый брод восточнее водопадов, там, где она внезапно срывалась в низины. Далеко на западе лежали плавни и островки, сквозь которые Лебедянка прокладывала свой путь к Сивочу; здесь, в краю тростников, обитали бесчисленные лебеди.

Так они очутились в Остранне, и, наконец, над мерцающими туманами заблестело прекрасное утро, и, взглянув из своего лагеря на невысоком холме, путники увидели, как вдали на востоке солнце коснулось трёх пиков, которые стремились в небо сквозь плывущие облака: Карадрас, Келебдил и Фануидхол. Они приблизились к Воротам Мории.

И здесь они задержались на семь дней, потому что пришло время для другой разлуки, которую они медлили совершить. Вскоре Келеборн, Галадриэль и их народ повернут к востоку и пойдут через Багровые Ворота и вниз по Тёмнореченскому каскаду к Серебрянке и к своей собственной стране. Они зашли так далеко по западным дорогам потому, что им нужно было о многом поговорить с Элрондом и Гэндальфом, и они не спешили расстаться с друзьями и сейчас. Часто сидели они под звёздами, когда хоббиты давно уже спали, и вспоминали ушедшие эпохи и все свои радости и труды в мире, или обсуждали грядущие дни. Если бы какому-нибудь страннику случилось проходить мимо, мало что смог бы увидеть он и услышать, и показалось бы ему только, что он видит серые каменные скульптуры, забытые памятники, затерянные в глуши. Ибо они не двигались и не пользовались речью, но глядели из мысли в мысль, и только их мерцающие глаза меняли выражение и зажигались вслед их думам.

Однако, наконец, всё было сказано, и они опять расстались на время, пока не придёт срок Трём Кольцам уйти. Быстро исчезая среди камней и теней, одетый в серое народ Лориэна поскакал к горам, а те, кто направлялись в Раздол, сидели на холме и смотрели им вслед, пока из густеющего тумана не донеслась до них вспышка, и потом они не видели ничего больше. Фродо знал, что Галадриэль подняла в воздух своё кольцо в знак прощания.

Сэм отвернулся и вздохнул:

— Хотел бы я возвращаться сейчас в Лориэн!

Наконец, однажды вечером они, едучи по вересковым пустошам, внезапно, как всегда казалось путникам, очутились на краю глубокой долины Раздола и увидели далеко внизу огоньки ламп в доме Элронда. И они съехали вниз, и перешли через мост, и вошли в двери, и весь дом наполнился светом и пением, радуясь тому, что Элронд вернулся.

Первым делом, даже прежде, чем поели, умылись или просто сбросили с себя плащи, хоббиты ринулись на поиски Бильбо. Они нашли его совсем одного в его маленькой комнатке, которая была завалена бумагами, ручками и карандашами, но сам Бильбо сидел в кресле перед небольшим ярким огнём. Он выглядел очень старым, однако умиротворённым и спящим.

Когда хоббиты вошли, он открыл глаза и посмотрел на них.

— Привет, привет! — сказал он.- Так вы вернулись? И к тому же завтра мой день рождения. Как вы кстати! Вы знаете, ведь мне будет сто двадцать девять! И если я протяну ещё одним годом больше, то сравняюсь со Старым Кролом. Я бы с удовольствием побил его, но там видно будет.

После празднования дня рождения Бильбо четвёрка хоббитов на несколько дней задержались в Раздоле, и они много сидели со своим старым другом, который теперь проводил большую часть времени в своей комнате, исключая лишь трапезы. Потому что в этом он по-прежнему был крайне пунктуален и редко забывал проснуться к ним вовремя. Сидя вокруг огня, друзья поведали Бильбо всё, что могли припомнить из своих странствий и приключений. Сначала он делал вид, что записывает, но часто задрёмывал, а когда просыпался, то восклицал:

— Как великолепно! Как удивительно! Но на чём мы остановились?

Тогда они продолжали историю с того места, где он начал клевать носом.

Единственное, что, казалось, действительно взволновало его и захватило внимание, был подробный рассказ о коронации и женитьбе Арагорна.

— Конечно, я был приглашён на свадьбу,- сказал он.- И мне пришлось дожидаться её достаточно долго. Но как-то, когда дошло до дела, оказалось, что у меня тут так много работы, да и сборы ужасно хлопотны.

Прошло уже почти две недели, когда Фродо выглянул из своего окна и увидел, что ночью были заморозки, и паутинки тянутся, словно белые сети. И тут он внезапно понял, что должен уйти, и проститься с Бильбо. Погода, после одного из чудеснейших лет, какое только можно было припомнить, по-прежнему оставалась мягкой и ясной, но пришёл октябрь, и вскоре она должна была испортиться, и снова начнутся ветер и дождь. А им всё ещё предстоял очень долгий путь. Однако в действительности не мысль о погоде подтолкнула его. Фродо чувствовал, что настала пора вернуться в Хоббитанию. Сэм разделял это ощущение. Всего прошлым вечером он сказал:

— Ладно, мистер Фродо, мы были далеко и видели всякое, но, по-моему, не встречали места лучше, чем это. Здесь есть что-то от всего сразу, если вы понимаете меня: и от Шира, и от Золотого Леса, и Гондора, и королевских покоев, и харчевен, и лугов, и гор, всё вместе. Но всё же мне почему-то кажется, что мы должны поскорее уходить. Сказать по правде, я беспокоюсь за своего старика.

— Да, что-то от всего сразу, Сэм, кроме моря,- ответил тогда Фродо, и сейчас он повторил это себе: — Кроме моря…

В тот день Фродо поговорил с Элрондом, и было решено, что они уйдут на следующее утро. К их великой радости Гэндальф сказал:

— Думаю, я пойду тоже. По крайней мере, до Бри. Я хочу повидать Буттербура.

Вечером они пошли попрощаться с Бильбо.

— Что ж, если вы должны идти, так должны,- огорчённо сказал он.- Жаль. Мне будет не хватать вас. Так приятно просто знать, что вы где-то здесь, рядом. Правда, я стал таким соней.

Потом он подарил Фродо свою мифрильную кольчугу и Разитель, забыв, что уже сделал это, и кроме того отдал ему три книги преданий, которые собрал в различное время, написанные его мелким, паучьим почерком и с наклейками на тыльной стороне их красных обложек: «Переведено с эльфийского Б.Т.»

Сэму он вручил небольшой мешочек с золотом.

— Почти последняя капля Смоговых сокровищ,- пояснил он.- Может пригодиться, если ты подумываешь о женитьбе, Сэм.

Сэм вспыхнул от смущения.

— У меня почти ничего не осталось, чтобы подарить вам, ребята,- сказал он Мерри и Пину.- Разве что добрый совет.

И он преподнёс им прекрасный образчик этого, завершив его в чисто хоббитанской манере:

— Не давайте своим головам становиться больше ваших шляп! Если вы не прекратите расти, то, пожалуй, разоритесь на одежде и шапках!

— Но если ты мечтаешь побить Старого Крола,- возразил Пин,- я не понимаю, почему бы нам не попытаться побить Бычьего Рыка?

Бильбо рассмеялся и вытащил из кармана две прекрасные трубки с жемчужными мундштуками и изящно окованные серебром.

— Вспоминайте обо мне, когда будете курить их! — сказал он.- Эльфы сделали их для меня, но я теперь не курю.

А затем он внезапно клюнул носом и ненадолго задремал, а когда опять пробудился, то сказал:

— Так, на чём же мы остановились? Ах да, конечно, на раздаче подарков. Это, кстати, напомнило мне: что сталось с моим кольцом, Фродо, которое ты унёс?

— Я лишился его, дорогой Бильбо,- сказал Фродо.- Ты же знаешь, я отделался от него.

— Какая жалость! — вздохнул Бильбо.- Я охотно взглянул бы на него ещё разок. Но нет, что за глупость! Ведь именно для этого ты и уходил, отделаться от него, не так ли? Но всё это так запутанно, потому что сюда приплелось множество других вещей: и приключения Арагорна, и Совет Светлых Сил, и Гондор, и всадники, и южане, и слоны… ты действительно видел одного, Сэм?… и пещеры, и башни, и золотые деревья, и небеса знают, что ещё. Очевидно, я вернулся из моего путешествия слишком прямым путём. Думаю, Гэндальфу следовало немного показать мне окрестности… Но тогда распродажа кончилась бы прежде, чем я вернулся, и на меня свалилось бы ещё больше хлопот, чем в тот раз. Да и в любом случае, теперь слишком поздно; и на самом-то деле я считаю, что гораздо уютнее сидеть здесь и слушать обо всём об этом. Камин здесь такой приятный, и еда очень хороша, и эльфы тоже тут, если захочешь их видеть. Чего ещё можно желать?

Дорога вдаль и вдаль ведёт

С порога, где начало ей.

Но впереди конец мелькнёт,

Другие пусть идут по ней!

Пусть новый путь они начнут,

А я уже устал шагать.

Хочу туда, где мирно ждут

Вечерний отдых и кровать.

И, пробормотав последние строки, Бильбо уронил голову на грудь и захрапел.

Вечер сгущался в комнате, и огонь разгорался яснее; друзья смотрели на Бильбо, пока он спал, и видели улыбку на его лице. Некоторое время они сидели молча, потом Сэм, оглядывая комнату и пляшущие на стене тени, тихонько произнёс:

— Не думаю, мистер Фродо, что он много написал, пока мы отсутствовали. Он теперь даже не захотел записать нашу историю.

Тут Бильбо, словно расслышал это, открыл глаза и выпрямился.

— Понимаете ли, я стал таким соней,- сказал он.- И когда у меня есть время писать, мне по-настоящему нравится писать только стихи. Я всё хотел спросить, Фродо, мой дорогой, не согласишься ли ты немного прибрать здесь всё, прежде чем уйдёшь? Собери все мои заметки и бумаги, и дневник тоже возьми, и захвати их с собой, если хочешь. Понимаешь, мне не хватает времени, чтобы разобрать всё это и расположить, как надо. Возьми на помощь Сэма, а когда подколете всё по порядку, возвращайтесь, а я прогляжу. Я не стану особенно придираться.

— Конечно, я сделаю это! — сказал Фродо.- И разумеется, я скоро вернусь. Теперь это совершенно безопасно. Сейчас есть настоящий король, и скоро он приведёт дороги в порядок.

— Спасибо, мой дорогой преемник! — растроганно сказал Бильбо.- Это снимет такой груз с моих мыслей.

И с этими словами он опять заснул.

На следующий день Гэндальф и хоббиты простились с Бильбо в его комнате, потому что на дворе было холодно, а затем они распрощались с Элрондом и всеми его домочадцами.

Когда Фродо стоял на пороге, Элронд пожелал ему счастливого пути, благословил и сказал:

— Я думаю, Фродо, что, может быть, тебе не понадобится возвращаться, если только ты не придёшь очень скоро. Потому что примерно в это время года, когда листья пожелтеют перед тем, как опасть, встречай Бильбо в лесах Шира. Я буду с ним.

Этих слов больше никто не слышал, и Фродо сохранил их для себя.

Возвращение домой

Наконец хоббиты повернулись лицами к дому. Они стремились поскорее снова увидеть Шир, но сначала ехали довольно медленно, потому что Фродо было не по себе. Когда они добрались до Брода через Бруинен, он задержался и, казалось, медлил въехать в поток, и друзья заметили, что на какое-то время глаза его, по-видимому, перестали замечать их и окружающее. Весь этот день Фродо молчал. Это было шестое октября.

— Тебе больно, Фродо? — тихо спросил Гэндальф, ехавший рядом с ним.

— Есть немного,- отозвался тот.- Это моё плечо. Рана ноет, и память о тьме так тяжела. Сегодня минул год с тех пор.

— Увы! Некоторые раны нельзя залечить полностью,- сказал Гэндальф.

— Боюсь, что так обстоит дело с моей,- ответил Фродо.- Тут нет настоящего возвращения. Хоть я и приду в Шир, он не покажется мне прежним, потому что я уже не тот. Я ранен кинжалом, жалом и клыком, и долго нёс бремя. Где найду я покой?

Гэндальф не ответил.

К вечеру следующего дня боль и беспокойство прошли, и Фродо снова повеселел, повеселел так, словно он не помнил черноты прошлого дня. После этого их путешествие продолжалось хорошо, и дни быстро проходили, потому что они ехали неспеша и часто медлили в прекрасных лесах, где листва алела и желтела в осеннем солнце. Наконец, они добрались до Заверти; дело шло уже к вечеру, и тень горы чернела на тракте. Тогда Фродо попросил их ехать быстрее, и он не взглянул в сторону горы, а проехал сквозь её тень с опущенной головой и тесно запахнувшись в плащ. Этой ночью погода переменилась. С запада пришёл ветер и принёс дождь, и жёлтые листья порхали в воздухе, словно птицы, и ветер дул громко и резко. Когда они добрались до Старолесья, сучья уже почти оголились и плотная завеса дождя скрыла холм Бри от их взора.

Так и вышло, что под конец бурного и мокрого вечера в последний день октября пятеро путников поднялись по тракту к Южным воротам Пригорья. Ворота были крепко заперты, и дождь бил в лица друзей, и по быстро темнеющему небу неслись низкие тучи, и хоббиты несколько приуныли, потому что ожидали более радушного приёма.

Они долго звали, наконец вышел привратник, и они разглядели, что тот держит большую дубину. Привратник смотрел на них со страхом и подозрением, но когда увидел, что это Гэндальф и что его спутники — хоббиты, несмотря на их странную одежду, он просветлел лицом и приветствовал их.

— Входите! — пригласил он, отпирая ворота.- Не станем обмениваться новостями здесь, в холоде и сырости. Разбойничий вечерок. Но старина Барли, без сомнения, радушно примет вас в «Пони», и там вы узнаете обо всём, что здесь слышно.

— И там же ты попозже ты услышишь всё, что мы скажем, и даже больше,- рассмеялся Гэндальф.- Как поживает Гарри?

Привратник нахмурился.

— Ушёл,- коротко бросил он.- Но лучше спросите Барлимана. Вечер добрый!

— И вам вечер добрый! — ответили они и въехали в ворота, а потом заметили, что позади живой изгороди сбоку от тракта был выстроен длинный низкий барак, из которого высыпало довольно много людей, изумлённо уставившихся на них поверх ограды.

Проходя мимо дома Билла Осинника, путники увидели, что живая изгородь здесь потоптана и запущена, а все окна заколочены досками.

— Думаешь, ты убил его тем яблоком, Сэм? — спросил Пин.

— Я не настолько полон надежд, мистер Пин,- ответил Сэм.- Но я охотно узнал бы, что сталось с тем бедным пони. Он не раз приходил мне на ум, и волчий вой, и всё прочее.

Наконец, они дошли до «Гарцующего пони», который, по крайней мере внешне, не изменился, и свет горел за красными занавесками в окнах нижнего этажа. Они позвонили в колокольчик, и к двери подошёл Ноб, приоткрыл её и выглянул через щёлку наружу. Когда он увидел их, стоящих под фонарём, то завопил от удивления.

— Мистер Буттербур! Хозяин! — закричал он.- Они вернулись!

— Ах, вернулись? Вот я им покажу! — раздался голос Буттербура, и тут с грохотом выскочил сам хозяин гостиницы, держа в руке дубинку.

Но когда он увидел, о ком шла речь, он резко остановился, и свирепая выражение на его лице сменилось удивлением и облегчением.

— Ноб, дурень ты шерстолапый! — воскликнул он.- Ты что, не мог назвать старых друзей по именам? Больше не пугай меня так, как сейчас, в такие-то времена! Так, так! И откуда же вы явились? Вот уж никак не ожидал увидеть кого-либо из вас снова, и это факт: уйти в глушь с этим Бродяжником, да ещё со всеми теми Чёрными вокруг… Но я и вправду рад вас видеть, особенно Гэндальфа. Заходите, заходите! Те же комнаты, что и прежде? Они свободны. Большинство комнат в эти дни пустует, не буду от вас скрывать, потому что вы и сами обнаружите это достаточно скоро. И я погляжу, что там можно сделать по поводу ужина, как можно скорее, разумеется, да только руки у меня теперь коротковаты. Эй, телепень Ноб, скажи Бобу… Ах да, я и забыл. Боб ушёл, он теперь ходит ночевать домой, к своим. Ладно, отведи пони гостей в конюшню, Ноб! А вы, Гэндальф, без сомнения, предпочтёте отвести вашего коня в стойло сами. Отличное животное, как я сказал, ещё когда впервые увидел его. Ну же, заходите! Будьте, как дома!

Во всяком случае, своей прежней манеры трещать без умолку мистер Буттербур не изменил, как, по-видимому, и привычки суетиться без продыху, хотя не похоже было, чтоб в доме были другие постояльцы. Всё было тихо; из общей комнаты едва доносился говор двух или трёх голосов, и, рассмотрев поближе лицо хозяина в свете двух свечей, которые он зажёг и нёс перед ними, друзья увидели, что он выглядит постаревшим и озабоченным.

Барлиман провёл их по коридору к гостиной, которую они занимали в ту странную ночь больше, чем год назад, и они следовали за ним немного обеспокоенные, потому что им сдавалось, что старый Буттербур делает хорошую мину при плохой игре. Дела шли не так, как прежде. Но они не сказали ничего и ждали.

Как и ожидалось, после ужина Барлиман пришёл в гостиную проверить, всё ли сделано к их удовольствию. И всё действительно было прекрасно: во всяком случае, с пивом и провизией в «Пони» никаких перемен к худшему пока ещё не произошло.

— Теперь я не дерзну предложить вам зайти в Общий Зал сегодня вечером,- сказал Барлиман.- Вы устали, да и, как бы то ни было, там сегодня мало народу. Но если бы вы уделили мне полчасика прежде, чем отправитесь по кроватям, я охотно потолковал бы с вами, спокойно так, чисто между нами.

— Нам бы тоже хотелось именно этого,- ответил Гэндальф.- Мы не устали. Мы принимаем вещи легко: мы промокли, устали и проголодались, но ты всё это поправил. Так что давай, присаживайся! А если у тебя найдётся табачок, мы просто благословим тебя.

— Эх, если б вы попросили чего другого, мне было б куда приятнее,- сказал Барлиман.- Это именно та вещь, которая у нас в недостаче, потому что мы припасли только то, что вырастили сами, а этого явно мало. Из Хоббитании теперь ничего не поступает. Но я постараюсь что-нибудь сделать.

Вернувшись, он принёс им пачку пресованого листа, которой им должно было хватить на пару дней.

— Южный,- сказал он.- И лучший из того, что у нас есть, но с Южноудельским, конечно, не сравнить, как я всегда говорил, хотя, прошу прощения, но в большинстве случае я всегда стою за Пригорье.

Они усадили его в большое кресло у камина, Гэндальф уселся с другой стороны очага, а хоббиты разместились в низких креслах между ними, а потом они поговорили много полчасиков подряд, и обменялись всеми новостями, которые мистер Буттербур пожелал сообщить или услышать. Большинство вещей, о которых они рассказывали, повергало хозяина гостиницы в смущение и изумление и находилось далеко за пределами его кругозора. Практически единственным комментарием, который они смогли извлечь, было «Не скажите!», часто повторяемое в защиту от показаний собственных ушей мистера Буттербура:

— Не скажите, мистер Торбинс, или мистер Накручинс? Я что-то совсем запутался. Не скажите, господин Гэндальф! Ну и ну! Кто бы мог подумать в наше-то время!

Но он много поведал на свой собственный счёт. Дела, можно смело сказать, были далеки от хорошего. Они были неблестящи. Да что там, шли просто из рук вон плохо.

— Теперь никто и близко не подходит к Пригорью со стороны,- сказал Барлиман.- А весь местный народ в основном сидит дома и держит двери на запоре. Всё это из-за тех приезжих и бродяг, которые в прошлый год начали подтягиваться по Зелёному, то бишь, Неторному тракту, если припоминаете, но потом их объявилось ещё больше. Некоторые были просто бедолагами, которые убегали от всяких неприятностей, но большинство оказались плохими людьми, вороватыми и шалыми. Да и в самом Пригорье стало беспокойно, ужасно беспокойно. Да, у нас ведь была тут настоящая драка, и даже кое-кого убили, убили до смерти! Если вы только можете мне поверить.

— Разумеется, верю,- сказал Гэндальф.- Скольких?

— Трёх и двух,- ответил Буттербур, подразумевая большой народ и маленький.- Беднягу Мэта Верескора, и Роули Яблокса, и малыша Тома Рожка с Захолмья, и Вилли Норкинса с верхнего конца, и одного из Накручинсов из Столбов,- все хорошие парни, и их сильно не хватает. А Гарри Козолист, который обычно стоял на Западных воротах, и Билл Осинник, они перешли на сторону чужаков, и ушли вместе с ними. И по-моему, они-то и впустили их тогда. В ночь драки, я имею в виду. А она как раз была после того, как мы указали им на ворота и вытолкали их взашей, перед самым концом года; а драка была уже в самом начале нового года, после обильного снегопада, который у нас тут был.

И теперь они подались в разбойники и живут снаружи: прячутся в лесах за Лучниками и в пустых землях к северу. Это немного напоминает недобрые старые времена из легенд, вот что я скажу. На дорогах небезопасно, так что никто не ездит далеко, и народ запирает двери рано. Нам приходится держать часовых вокруг всей ограды, а по ночам ставить кучу людей на ворота.

— Да? А нас никто не потревожил,- сказал Пин,- хотя мы ехали медленно и часовых не ставили. Мы думали, что оставили все тревоги позади.

— А! Вот это нет, господин, и тем больше жалость,- отозвался Буттербур.- Но неудивительно, что они оставили вас в покое. Они не станут вязаться с вооружённым народом, при мечах, шлемах, щитах и всем прочим. Подумают дважды, прежде чем станут. И я должен признаться, что это и меня немного застигло врасплох, когда я увидел вас.

Тут хоббиты неожиданно поняли, что люди изумлённо глазели на них не столько поражённые их возвращением, сколько тем, как они одеты. Сами они настолько привыкли к войне и путешествию в хорошо вооружённых отрядах, что совершенно забыли, что сверкающие кольчуги, выглядывающие из-под плащей, шлемы Гондора и Герцогства и красивые эмблемы на их щитах будут казаться чужеземными в их собственной стране. Да и Гэндальф, ехавший теперь на своём высоком серебристом коне, был весь одет в белое с наброшенной поверх всего великолепной синей с серебром мантией и длинным мечом Яррист на поясе.

Гэндальф рассмеялся.

— Ладно, ладно,- сказал он.- Если они испугались лишь нас пятерых, то тогда во всех наших путешествиях нам приходилось встречать врагов и похуже. Но во всяком случае, пока мы здесь, они оставят вас по ночам в покое.

— Надолго ли? — спросил Буттербур.- Не буду отрицать, мы были бы рады, если б вы задержались здесь ненадолго. Видите ли, мы не привыкли к таким волнениям, а следопыты все ушли, как мне рассказывали. Раньше мы просто не понимали, чем мы им обязаны. Потому что тут есть кое-что и похуже разбойников. Волки выли прошлой зимой вокруг ограды. А в лесах есть какие-то тёмные фигуры, что-то совсем страшное, при мысли о котором кровь стынет в жилах. Всё это весьма беспокойно, если вы понимаете меня.

— Весьма беспокойно, как и ожидалось,- подтвердил Гэндальф.- В эти дни почти все страны пережили большие волнения, если не сказать больше. Но не унывай, Барлиман! Вас задело самым краешком очень больших бед, и меня только радует то, что вас не захлестнуло поглубже. Однако теперь наступают лучшие времена. Может быть, лучше тех, чем кто-либо из вас помнит. Следопыты вернулись. Мы пришли вместе с ними. И теперь здесь снова есть король, Барлиман. Он скоро подумает о вас.

Тогда Неторный тракт опять оживёт, и королевские посланцы поскачут по нему на север, и появятся прохожие и проезжие, и всё зло будет изгнано из пустошей. Да и сами пустоши со временем перестанут быть ими, и там, где царила глушь, будут люди и поля.

Мистер Буттербур покачал головой.

— Если б только на дорогах появилось немного порядочного, респектабельного народа, который не собирается вредить,- сказал он.- Но нам не нужно ещё разбойников и всякого сброда. И уж совершенно ни к чему чужаки ни в Пригорье, ни в окрестностях Бри. Мы хотим только, чтобы нас оставили в покое. Я не хочу, чтобы целые толпы бродяг становились лагерем здесь, да селились там, и драли на части дикий край.

— Вас оставят в покое, Барлиман,- успокоил его Гэндальф.- Между Скальтоком и Сивочем и вдоль морских побережий к югу от Брендидуина вполне достаточно места для целых королевств и без того, чтобы кто-либо селился ближе, чем во многих днях пути от Бри. А многие привыкли жить далеко на севере, за сотни миль отсюда, на дальнем конце Зелёного тракта: на Cеверном Взгорье или у Сумеречного озера.

— Это там, у Мертвяцких Стен? — переспросил Буттербур ещё более недоверчиво.- Говорят, что там земли призраков. Туда не пойдёт никто, кроме разбойников.

— Туда пойдут Следопыты,- возразил Гэндальф.- Мертвяцкие Стены, говоришь? Так называли их долгие годы, но их истинное имя, Барлиман, Форност Эраин, Некрополь Королей. И однажды Король опять вернётся туда, и тогда мимо тебя поедет немало порядочного народа.

— Что ж, допускаю, что это звучит более обнадёживающе,- согласился Буттербур.- И, без сомнения, это будет неплохо для дела. До тех пор, пока он оставит Пригорье в покое.

— Оставит,- сказал Гэндальф.- Он знает и любит его.

— Как это? — спросил Буттербур, выглядя окончательно поставленным в тупик.- Определённо не могу понять, откуда бы он мог узнать про него, сидя на своём большом троне в огромном замке за сотни миль отсюда. И попивая вино из золотого кубка, что меня не удивило бы. Что ему за дело до «Пони» или пивных кружек? Хотя у меня прекрасное пиво, Гэндальф. Оно необыкновенно хорошо с тех пор, как ты появился прошлой осенью и помянул его добрым словом. И я должен сказать, что это было кое-каким утешением в неприятностях.

— А! — вмешался Сэм.- Но он говорит, что твоё пиво всегда было хорошим.

— Он так говорит?

— Ну да. Он же Бродяжник, вождь следопытов. До тебя, что, это так пока и не дошло?

Сказанное, наконец, дошло, и физиономия Барлимана могла послужить образцом крайнего удивления. Глаза на его полном лице округлились, рот широко открылся, а сам он аж задохнулся.

— Бродяжник! — возопил он, когда смог наконец справиться с дыханием.- Он — и при короне, и при всём прочем, и с золотым кубком?! Да что ж это будет-то?!

— Лучшие времена, во всяком случае, для Бри,- сказал Гэндальф.

— Надеюсь, что так, просто уверен,- отозвался Буттербур.- Ну, это была милейшая беседа за последний месяц, состоящий сплошь из понедельников. И не стану отрицать, что этой ночью я усну спокойно и с более лёгким сердцем. Вы дали мне массу всего, над чем надо будет подумать, но я отложу это до завтра. Я в постель, и, без сомнения, вы тоже будете рады вашим кроватям. Эй, Ноб! — позвал он, подойдя к двери.- Ноб! Телепень!…

— Ноб! — повторил он сам себе, хлопнув себя по лбу.- О чём это мне напоминает?

— Надеюсь, не о другом забытом письме, мистер Буттербур? — спросил Мерри.

— Ну, ну, мистер Брендизайк, и не напоминайте мне об этом! Ну вот, вы перебили мою мысль. О чём это я? Ноб, стойла… А! Вот что. У меня есть кое-что, принадлежащее вам. Если припоминаете Билла Осинника и угон лошадей, тот пони, которого вы купили, он здесь. Вернулся самостоятельно, сам по себе, да, да. Но вот откуда, вам знать лучше, чем мне. Он был космат, как старый пёс, и тощ, как вешалка для одежды, однако живой. Ноб приглядывает за ним.

— Что? Мой Билл?! — воскликнул Сэм.- Ну, чтобы там ни говорил мой старик, а я уродился счастливчиком. Вот и ещё одно желание сбылось! Где он?

Сэм отказался ложиться, пока не навестил Билла в его стойле.

Весь следующий день путешественники оставались в Пригорье, и мистер Буттербур уж никак не мог бы пожаловаться на свои дела, во всяком случае, этим вечером. Любопытство победило все страхи, и его дом был переполнен. Из вежливости хоббиты на этот раз посетили ненадолго Общий Зал и ответили на массу вопросов. Поскольку пригоряне на память не жаловались, Фродо часто спрашивали, написал ли он свою книгу.

— Нет ещё,- отвечал он.- Я теперь возвращаюсь домой, чтобы привести свои записи в порядок.

Он обещал заняться поразительными событиями в Бри, чтобы придать этим хоть немного интереса книге, которая, судя по всему, касалась в основном далёких и менее важных событий «там, на юге».

Затем кто-то из молодёжи предложил спеть, однако тут же воцарилась мёртвая тишина и на него посмотрели так косо, что призыв не повторился. Похоже, никто не хотел, чтобы в Общем Зале снова произошло что-нибудь необъяснимое.

Пока путешественники оставались в Пригорье, ни беспорядки днём, ни какой-либо шум ночью не нарушали его мира, но на следующее утро они поднялись рано, поскольку, хотя погода так и оставалась дождливой, они собирались добраться до Шира до наступления ночи, а это был долгий путь. Посмотреть на их отъезд высыпало всё Пригорье, причём в более весёлом расположении духа, чем год назад; и те, кто до сих пор не видел странников, теперь в изумлении глазели на них — на Гэндальфа с его белой бородой и светом, который, казалось, лучился от него, словно его синяя мантия была только облаком на солнечном сиянии; и на чётырёх хоббитов, похожих на странствующих рыцарей из почти забытых преданий. Даже те, кто смеялся на все россказни про Короля, начали подумывать, что в них, пожалуй, может быть кое-что от правды.

— Ну, удачи вам в пути и доброго возвращения домой! — напутствовал их мистер Буттербур.- Наверное, мне следовало бы раньше предупредить вас, что в Хоббитании не всё ладно, если то, что мы слышали, верно. Но одно гонит из головы другое, а я совсем замотался от собственных забот. Однако, смею сказать, вы вернулись из своего путешествия сильно изменившимися, и похоже, что способны сейчас самостоятельно справиться с любой бедой. Не сомневаюсь, что вы скоро приведёте всё в порядок. Удачи вам! И чем чаще вы будете возвращаться, тем мне приятнее.

Они распрощались с хозяином гостиницы, и ускакали, миновали Западные ворота и двинулись по направлению к Ширу. Пони Билл был с ними и, как и прежде, вёз порядочно поклажи, но он трусил рядом с Сэмом и выглядел вполне довольным.

— Интересно, на что намекал старина Барлиман? — сказал Фродо.

— Кое о чём я догадываюсь,- отозвался Сэм мрачно.- Я видел это в Зеркале: срубленные деревья и всё такое прочее, и своего старика, вышвырнутого из Исторбинки. Наверное, мне следовало поспешить с возвращением.

— И совершенно очевидно, что-то неладно в Южном уделе,- добавил Мерри.- Налицо явная нехватка табака.

— Что бы ни было,- вставил Пин,- можешь быть уверен: в основе всего Лотто.

— Глубоко, но не в основе,- возразил Гэндальф.- Ты забыл про Сарумана. А он начал проявлять интерес к Хоббитании раньше Мордора.

— Ладно, ты же с нами,- сказал Мерри,- так что вскоре всё прояснится и наладится.

— Я пока с вами,- поправил его Гэндальф,- но скоро меня не будет. Я не собираюсь в Хоббитанию. Вам придётся устраивать ваши дела самостоятельно: к этому вы и готовились. Вы ещё не поняли? Моё время прошло. Приводить вещи порядок или помогать другим делать это — больше не моя забота. А что касается вас, мои дорогие друзья, то вам и не понадобится никакая помощь. Вы теперь выросли. Действительно, вы очень сильно выросли. Вы сравнялись с великими, и я больше нисколько не боюсь ни за одного из вас.

А я, если вы хотите знать, скоро сверну в сторону. Я направляюсь к Бомбадилу, чтобы подольше побеседовать с ним, так побеседовать, как мне не удавалось сделать это за всё моё время. Он — собиратель мха, а я был камнем, обречённым катиться. Но дни моих странствий миновали, и теперь мы многое скажем друг другу.

Немного погодя они достигли того места на Восточном тракте, где расстались с Бомбадилом. Проезжая мимо, хоббиты надеялись и наполовину ожидали увидеть его, стоящего там и весело машущего им рукой. Но не было и следа Тома: лишь серый туман стлался над Могильниками, да глубокая вуаль висела над Вековечным Лесом вдали.

Они остановились, и Фродо задумчиво и слегка печально посмотрел на юг.

— Я охотно опять повидал бы старину Тома,- проговорил он.- Интересно, как он поживает?

— Так же хорошо, как и всегда, можешь быть уверен,- ответил Гэндальф.- Совершенно беззаботно и, как я полагаю, не особенно интересуясь тем, что мы сделали или видели, за исключением, возможно, нашего визита к энтам. Быть может, позднее у тебя найдётся время прийти и повидаться с ним. Но на твоём месте я сейчас спешил бы домой, а то вы не успеете добраться до Брендидуинского Моста до закрытия ворот.

— Но там нет никаких ворот,- вмешался Мерри.- Ты же прекрасно знаешь, что на Тракте их нет. Конечно, есть ворота Забрендии, но меня-то через них пропустят в любое время.

— Ты хочешь сказать, что там не было никаких ворот,- возразил Гэндальф.- Думаю, что теперь ты наткнёшься на кое-какие. И даже у ворот Забрендии тебя ждёт больше хлопот, чем ты рассчитываешь. Но вы справитесь. До свидания, дорогие друзья! Не прощайте, пока ещё нет. До свидания!

Он повернул Тенегона с Тракта, и громадный конь перескочил через поросший травой ров сбоку от дороги, а затем, повинуясь команде Гэндальфа, исчез, помчавшись к Волглому Логу, словно северный ветер.

— Ну вот, нас опять четверо, как в самом начале пути,- сказал Мерри.- Всех остальных мы оставили позади, одного за другим. Это почти похоже на сон, который медленно исчезает.

— Не для меня,- возразил Фродо.- Напротив, мне чудится, что я снова засыпаю.

Очищение Хоббитании

Уже сгустились ночные сумерки, когда мокрые и усталые путешественники достигли, наконец, Брендидуина и обнаружили, что путь перегорожен. По обеим конца моста были сооружены большие ворота из металлических прутьев, а на другой стороне реки виднелось несколько новых построек: двухэтажные дома с узкими прямоугольными окнами, пустыми и тускло освещёнными,- всё очень мрачно и совершенно не по-хоббитански.

Они постучали молотком во внешние ворота и покричали, но сначала никакого ответа не было, а потом к их изумлению кто-то протрубил в рог, и огни в окнах погасли. Из темноты раздался чей-то голос:

— Кто это там? Проваливайте! Вы не войдёте. Вы, что, не можете прочесть табличку: «Между закатом и восходом вход воспрещён»?

— Разумеется, мы не можем прочесть табличку в темноте,- крикнул в ответ Сэм.- И если хоббиты из Хоббитании будут оставлены мокнуть снаружи в такую ночь, как эта, я сорву вашу табличку, когда найду её.

Тут хлопнуло окно, и из левого дома толпой высыпали хоббиты с фонарями. Они открыли дальние ворота, а некоторые прошли дальше по мосту. Увидев путешественников, они, похоже, перепугались.

— Пойди-ка сюда! — велел Мерри, узнав одного из хоббитов.- Если ты до сих пор не признал меня, Хоб Сенохранкинс, так давай, признавай. Я Мерри Брендизайк, и я охотно узнал бы, что всё это значит и что тут делает такой забрендиец, как ты. Ты же обычно сидел на Сенных воротах.

— Чтоб меня! Это же господин Мерри, точно, и одетый, словно для сражения! — воскликнул старый Хоб.- Да ведь говорили, что ты умер! Сгинул в Вековечном Лесу по общему мнению. Рад видеть, что ты всё-таки жив!

— Тогда перестань глазеть на меня сквозь решётку и открой ворота! — сказал Мерри.

— Извините, господин Мерри, но у нас приказ.

— Чей приказ?

— Шефа из Торбы.

— Шефа? Шефа? Ты имеешь в виду мистера Лотто? — спросил Фродо.

— Я полагаю, так, мистер Торбинс, но нам теперь следует говорить просто шеф.

— Неужели! — сказал Фродо.- Что ж. меня радует, что он, по крайней мере, перестал зваться Торбинсом. Однако ясно, что семье самое время заняться им и поставить его на место.

Молчание упало на хоббитов за воротами.

— Такая болтовня не принесёт ничего хорошего,- проговорил один.- Он услышит про это. А если вы будете так шуметь, то разбудите Большого человека Шефа.

— Мы разбудим его так, что он удивится,- отозвался Мерри.- Если вы имеете в виду, что ваш драгоценный Шеф нанял головорезов из Глухоманья, то мы вернулись не слишком рано.

Он спрыгнул со своего пони и, увидев в свете фонарей табличку, сорвал её и кинул за ворота. Хоббиты попятились и не сделали и движения, чтобы открыть их.

— Пойдём, Пин! — позвал Мерри.- Двоих достаточно.

Мерри и Пин взобрались на ворота, и хоббиты бежали. Ещё раз прозвучал рог. Из большого дома справа на фоне освещённого дверного проёма показалась крупная тяжёлая фигура.

— Это что ещё тут? — прорычал человек, выступая вперёд.- Взлом ворот? Убирайтесь, или я посворачиваю ваши грязные шейки!

И тут он резко остановился, потому что заметил блеск мечей.

— Билл Осинник,- сказал Мерри.- Если ты через десять секунд не откроешь эти ворота, то пожалеешь об этом. Если ты не подчинишься, я всажу в тебя этот клинок. А когда ты откроешь ворота, ты выйдешь в них и никогда больше не вернёшься. Ты негодяй и разбойник с большой дороги.

Билл Осинник вздрогнул, заспешил к воротам и отпер их.

— Дай мне ключ! — велел Мерри.

Но негодяй швырнул ключ ему в голову и метнулся в темноту. Когда он проносился мимо пони, один из них взбрыкнул и точно достал его на бегу копытами. Билл с воплем скрылся в ночи, и больше про него никто никогда не слышал.

— Отлично сработано, Билл,- сказал Сэм, имея в виду пони.

— Ну вот и всё с вашим Большим человеком,- сказал Мерри.- С Шефом мы увидимся попозже. А пока нам нужна комната на ночь, и поскольку вы, как видно, снесли харчевню при мосте, а вместо неё соорудили вон тот ужас, вам придётся нас приютить.

— Мне жаль, мистер Мерри,- сказал Хоб,- но это не позволено.

— Что не позволено?

— Радушно принимать гостей, и угощать, и всё такое прочее,- ответил Хоб.

— Что случилось? — спросил Мерри.- Плохой год, или что? Я-то думал, что лето было прекрасное и плодоносное.

— Да нет, год был неплох,- сказал Хоб.- Мы вырастили отличный урожай, но, признаться, понятия не имеем, что нам от него останется. По-моему, это всё «сборщики» и «дольщики». Ходят тут вокруг, подсчитывают, измеряют и забирают на склады. Они собирают больше, чем делят, и основной части запасов мы так уже никогда и не видим.

— Ну, вот что,- перебил Пин, зевая.- Для меня всё это слишком утомительно, чтобы слушать сейчас дальше. У нас в сумках есть еда. Дайте нам просто комнату, чтобы улечься в ней. Это будет получше многих мест, которые я видел.

Хоббитам у ворот всё ещё было явно не по себе: очевидно, то или иное правило тут тоже нарушалось, но никто осмелился противоречить четырём столь уверенным в себе путникам, к тому же в полном вооружении, да вдобавок двое из них были необычайно крупными и выглядели весьма сильными. Фродо распорядился опять запереть ворота. В любом случае, в сохранении бдительности имелся некий смысл, поскольку вокруг пока ещё бродили разбойники. Затем четверо друзей пошли в хоббитскую караульню и расположились в ней настолько уютно, насколько смогли. Это было пустое, безобразное помещение со скверной и маленькой каминной решёткой, не позволявшей развести хороший огонь. В верхних комнатах имелись короткие ряды жёстких кроватей, а по всем стенам были развешаны доски со списком Правил. Пин сорвал их. Пива не было, да и еды было очень мало, но с тем, что привезли с собой и разделили на всех путешественники, вышла прекрасная трапеза, а Пин нарушил Правило 4, подкинув в огонь большую часть дровяного пайка на следующий день.

— Ну а теперь, как насчёт подымить, пока вы будете нам рассказывать, что творится в Шире? — спросил он.

— Теперь тут нет табака,- вздохнул Хоб.- Он только для людей Шефа. Похоже, все запасы были вывезены. Мы слыхали, что из Южного удела целые повозки, гружёные табаком, ушли по старой дороге к Сарн Форду. Это было, кажись, в конце прошлого года, после вашего исчезновения. Но они уходили и раньше, потихоньку да помаленьку. Этот Лотто…

— Заткнись, Хоб Сенохранкинс! — предостерегающе закричали некоторые хоббиты.- Знаешь ведь: подобная болтовня не дозволена. Шеф узнает об этом, и мы все схлопочем неприятности на свою голову.

— Он ничего не узнал бы, если б тут кое-кто не наушничал,- раздражённо бросил Хоб.

— Тише, тише! — сказал Сэм.- Этого совершенно достаточно. Я не хочу слышать ничего больше. Ни привета, ни пива, ни табака, а вместо этого — масса правил и оркские разговорчики. Я надеялся отдохнуть, да уж вижу, что впереди сплошные хлопоты да работа. Давайте спать и забудем про всё до завтра!

У нового «Шефа» явно имелись свои способы узнавать новости. От Моста до Торбы было добрых сорок миль, но кто-то живо проделал этот путь, как вскоре обнаружили Фродо и его друзья.

У них не было никаких определённых планов; кроме смутного намерения отправиться вместе в Кроличью Балку и отдохнуть там немного. Но теперь, увидев, что творится, они решили пойти прямиком в Хоббитон. Так что на следующий день они выехали пораньше и трусили по Тракту всё вперёд да вперёд. Ветер стих, но небо было серым. Местность выглядела довольно унылой и заброшенной, однако, в конце концов, было уже первое ноября, самый конец осени. Тем не менее, было похоже, что тут все ещё продолжали жечь необычайно много костров: дымы поднимались буквально отовсюду. Особенно большой столб вставал вдали, в направлении Лесного Предела.

Под вечер они приблизилось к Лягватону, деревушке прямо на Тракте, примерно в двадцати двух милях от Моста. Здесь они думали остановиться на ночь: «Золотой шесток» в Лягватоне считался хорошим постоялым двором. Но когда они добрались до восточной окраины деревни, то наткнулись на барьер с крупной табличкой, гласящей «ПРОХОДА НЕТ», за которым стоял большой отряд шерифов с посохами в руках и перьями на шляпах. Выглядели они одновременно важно и довольно испуганно.

— Это ещё что такое? — спросил Фродо, чуть не рассмеявшись.

— Это вот что, мистер Торбинс,- сказал предводитель шерифов, хоббит с двумя перьями.- Вы арестованы за Взлом Ворот, и за Срывание со стен Правил, и Нападение на Стражу Ворот, и Нарушение Границ, и Ночлег в строениях Шира без Позволения, и Подкуп Стражи Едой.

— И ещё за что? — спросил Фродо.

— Для начала этого вполне достаточно,- ответил предводитель шерифов.

— Могу кое-что добавить, если угодно,- вмешался Сэм.- Обзывание вашего Шефа всякими Именами, Желание треснуть кулаком в его Прыщавую Морду и Мнение, что вы, Шерифы, похожи на толпу Придурков.

— Хватит, мистер, довольно уже. Приказ шефа гласит, что вас следует для начала просто препроводить. Мы собираемся доставить в Приречье и передать людям Шефа. Вот когда он займётся вашим делом, там вам и дадут слово. Но, если вы не хотите оставаться в Подземельях дольше, чем вам положено, так, будь я на вашем месте, я бы попридержал язык.

К замешательству шерифов Фродо и его спутники покатились со смеху.

— Не глупите! — сказал Фродо, отсмеявшись.- Я иду, куда хочу и когда хочу. И так уж получилось, что в данный момент я направляюсь в Торбу заняться делами, но, если вы настаиваете на том, чтобы сопровождать меня, пожалуйста, это ваше личное дело.

— Очень хорошо, мистер Торбинс,- ответил предводитель, сдвигая барьер в сторону.- Но не забудьте, я арестовал вас.

— Не забуду,- сказал Фродо.- Никогда. Но я могу простить вас. Сегодня я и шагу дальше не сделаю, так что буду вам весьма признателен, если вы окажете мне любезность и сопроводите меня в «Золотой шесток».

— Этого я не могу сделать, мистер Торбинс. Постоялый двор закрыт. На том конце деревни есть шерифская. Я доставлю вас туда.

— Пожалуйста,- согласился Фродо.- Идите впереди, а мы за вами.

Сэм, оглядывавший шерифов с головы до ног, приметил одного, которого он знал

— Эй, поди сюда, Робин Мелкокоп! — позвал он.- Я хочу перекинуться с тобой парой слов.

Робко глянув на своего предводителя, который казался рассерженным, но не осмелился вмешаться, шериф Мелкокоп приотстал от остальных и пошёл рядом с Сэмом, который слез со своего пони.

— Слушай сюда, петушок Роб,- начал Сэм.- Ты же уроженец Хоббитона и должен бы соображать получше, чем устраивать засаду на мистера Фродо и всё такое прочее. И с чего это у вас вдруг харчевня закрылась?

— Они все закрыты,- ответил Робин.- Шеф не выносит пива. По крайней мере, так это началось. Но теперь я считаю, что всё получают его люди. И он терпеть не может, когда народ шатается по окрестностям, так что теперь те, кто хочет или должен куда-нибудь пойти, должен явиться в шерифскую и объяснить, зачем ему это понадобилось.

— Тебе должно быть стыдно участвовать в подобной чепухе, — заметил Сэм.- Ты же всегда охотнее торчал внутри харчевни, чем снаружи, и постоянно заскакивал туда, по делу или без.

— И сейчас поступал бы так же, Сэм, если б мог. Но не ругай меня. Что я могу сделать? Ты знаешь, почему я пошёл в шерифы семь лет назад, когда ничего подобного и в помине не было. Служба давала мне возможность бродить по стране, видеть людей, слушать новости и знать, где имеется хорошее пиво. А теперь это совсем другое.

— Но ты же можешь бросить всё, прекратить шерифствовать, раз уж это перестало быть респектабельным делом,- возразил Сэм.

— Нам не позволено,- ответил Робин.

— Если я буду так часто слышать «не позволено»,- сказал Сэм,- то начну сердиться.

— Не скажу, чтоб меня это огорчило бы,- отозвался Робин, понизив голос.- Если мы все вместе как следует рассердимся, кое-что может и выйдет. Но тут эти люди, Сэм, люди Шефа. Он рассылает их повсюду, и если кто-нибудь из нас, невысокликов, встаёт за свои права, они волокут его в Подземелья. Первым они схватили старого Обсыпного Пудинга, в смысле, старину Вилли Белолапа, старосту, и ещё очень многих. А недавно пошло ещё хуже. Теперь они их частенько ещё и бьют.

— Тогда почему вы хватаетесь за их работу? — гневно воскликнул Сэм.- Кто послал вас в Лягватон?

— Никто. Мы постоянно сидим тут, в Большой Шерифской. Теперь мы Первый отряд Восточного удела. Теперь здесь сотни шерифов, а хотят ещё больше, со всеми этими новыми правилами. Большинство служат против своей воли, но не все. Даже в Шире есть такие, которые охотно лезут в чужие дела и разыгрывают из себя начальство. И ещё того хуже: некоторые шпионят для Шефа и его людей.

— Ага! Так вот как вы узнали про нас, да?

— Верно. Нам не позволено теперь отправлять письма прежней Быстрой Почтой, но они используют её и держат специальных бегунов в разных точках. Один из них явился прошлой ночью с Белополья с «секретным посланием», а другой унёс его отсюда. А этим вечером гонец вернулся с приказом, что вы должны быть арестованы и доставлены в Приречье, а не прямиком в Подземелья. Очевидно, Шеф хочет видеть вас немедленно.

— Он не будет так настойчив, когда мистер Фродо покончит с ним,- сказал Сэм.

Шерифская в Лягватоне оказалась не лучше караульной у моста. В ней был только один этаж, но окна такие же узкие, и выстроена она была из безобразных бледных кирпичей, вдобавок плохо уложенных. Внутри было сыро и уныло, а ужин собрали на длинном голом столе, который не скоблили неделями. Правда, еда лучшего и не заслуживала. Путешественники были рады оставить это место. До Приречья оставалось миль восемнадцать, и в десять часов утра они двинулись в путь. Вышли б и раньше, кабы проволочка эта не вызывала столь явной досады у предводителя шерифов. Западный ветер сменился северным и стало холодать, но дождь кончился.

Покидающая деревню кавалькада выглядела весьма забавно, хотя мало кто из жителей вышел поглазеть на «препровождение» путешественников, поскольку были не вполне уверены, насколько позволено смеяться. Для эскорта «арестантов» была выделена дюжина шерифов, но Мерри заставил их маршировать впереди, тогда как Фродо и его друзья ехали следом. Мерри, Пин и Сэм держались совершенно беззаботно, они смеялись, болтали и напевали, тогда как шерифы вышагивали впереди, пытаясь выглядеть сурово и важно. Но Фродо был молчалив и казался печальным и задумчивым.

Последним, кого они миновали, был крепкий старик, подстригавший живую изгородь.

— Так, так! — расхохотался он.- Это кто ж кого арестовал?

Двое из шерифов немедленно оставили отряд и двинулись по направлению к нему.

— Предводитель! — окликнул Мерри.- Немедленно отзови своих парней на место, а то я сам ими займусь!

По резкому приказу предводителя оба хоббита угрюмо вернулись с надутым видом.

— Теперь вперёд! — скомандовал Мерри, после чего путешественники не забывали следить, чтобы их пони двигались достаточно резво и гнали шерифов со всей доступной им скоростью. Показалось солнце, и, несмотря на резкий ветер, те очень скоро запыхались и вспотели.

У Трёхудельного Камня они, наконец, сдались. Бедняги проделали четырнадцать миль всего с одной коротенькой остановкой в полдень. Сейчас было три часа. Они проголодались, сильно стёрли ноги и больше не могли нестись так быстро.

— Ладно уж, подтягивайтесь, когда получится! — милостиво разрешил Мерри.- Мы идём дальше.

— Пока, петушок Робин! — сказал Сэм.- Буду ждать тебя у «Зелёного дракона», если только ты не забыл, где это. Не замешкайся по дороге!

— Вы уходите из-под ареста, вот что вы делаете,- уныло сказал предводитель.- И я не могу за это отвечать.

— Мы нарушим ещё массу всяких правил и не потребуем от тебя ответа,- рассмеялся Пин.- Счастливо!

Путешественники трусили вперёд и, когда солнце начало клониться к Белым Взгорьям далеко на западе, они достигли Приречья с его широким прудом; и тут они впервые получили действительно мучительное потрясение. Это был родной край Фродо и Сэма, и теперь они вдруг почувствовали, что он заботит их больше, чем любое другое место в мире. Многих домов, которые они помнили, не хватало. Некоторые были сожжены дотла. Весёлый ряд старых хоббитских нор в крутом берегу с северной стороны Пруда был заброшен, а их маленькие яркие садики, которые обычно сбегали к самой воде, заросли бурьяном. Ещё того хуже: вдоль Пологой Стороны, там, где Хоббитонский Тракт примыкал к берегу, протянулась целая линия безобразных новых домов. Раньше там была аллея деревьев. Они все исчезли. И, в ужасе глянув вдоль тракта по направлению к Торбе, они увидели вдали высокую кирпичную трубу, которая извергала в вечерний воздух чёрный дым.

Сэм был вне себя.

— Я немедленно скачу дальше, мистер Фродо! — воскликнул он.- Я хочу посмотреть, что происходит. Мне нужно отыскать моего старика.

— Сначала нам нужно выяснить, к чему готовиться, Сэм,- сказал Мерри.- Полагаю, что «шеф» держит под рукой банду головорезов. Лучше поискать кого-нибудь, кто сможет сообщить нам, что творится в округе.

Однако в деревне Приречье все дома и двери были заперты, и никто не приветствовал их. Друзья удивились этому, но вскоре обнаружили причину: добравшись до «Зелёного дракона», последнего дома со стороны Хоббитона, теперь безжизненного и с разбитыми окнами, они обеспокоились, увидев полдюжины крупных неприветливых людей, развалившихся у стенки. Люди были желтолицыми, с раскосыми глазами.

— Как тот дружок Билла Осинника в Пригорье,- заметил Сэм.

— Как многие из тех, кого я видел в Скальбурге,- пробормотал Мерри.

Головорезы были вооружены дубинками, на поясах у них висели рога, но другого оружия видно не было. Когда путешественники подъехали, они оторвались от стены и вышли на дорогу, загородив путь.

— И куда это вы, по-вашему, направляетесь? — сказал один из шайки, самый крупный и выглядевший особенно противно.- Для вас пути дальше нет. И где эти драгоценные шерифы?

— Идут себе потихоньку следом,- ответил Мерри.- Немного стёрли ноги, возможно. Мы обещали подождать их здесь.

— Во! Что я говорил? — проворчал негодяй, обращаясь к своим напарникам.- Я говорил Шаркуну, что не стоит доверять этим мелким придуркам; нужно было послать кого-нибудь из наших.

— А что бы это изменило, скажите, пожалуйста? — отозвался Мерри.- Мы не привыкли к нахлебникам в этой стране. Но мы знаем, как обходиться с ними.

— Нахлебники, э? — сказал человек.- Так вот как вы заговорили? Смените тон, или мы сменим его по отношению к вам. Вы, недоростки, слишком уж задаётесь. Не слишком-то рассчитывайте на мягкое сердце Шефа. Теперь пришёл Шаркун, и он будет делать всё, что скажет Шаркун.

— И что же он такое скажет? — спокойно поинтересовался Фродо.

— Этот край следует встряхнуть и привести в порядок,- ответил головорез.- И Шаркун собирается сделать это, и сделает жёстко, если вы принудите его к этому. Вам необходим Шеф покрупнее. И вы его получите ещё до конца года, если добавите хлопот. Тогда вам преподнесут пару уроков, крысы вы мелкие.

— Неужели! Я рад, что услышал про ваши планы,- сказал Фродо.- Я как раз собираюсь навестить мистера Лотто, и, возможно, ему тоже будет интересно их послушать.

Разбойник захохотал.

— Лотто! Он и так в курсе. Не беспокойся. Он сделает всё, что скажет Шаркун. Потому что, если шеф доставляет хлопоты, мы можем сменить его. Понял? А если недоростки пытаются лезть, куда не надо, мы можем упрятать их подальше, чтоб не баловали. Понял?

— Да, я понял,- сказал Фродо.- Понял одну вещь: вы тут отстали от времени и событий. С тех пор, как вы ушли с юга, многое изменилось. Ваше время кончилось, и всех других головорезов тоже. Чёрная Крепость пала, и в Гондоре есть Король. И Скальбург разрушен, а ваш драгоценный хозяин стал оборванцем в Глухоманье. Я встретил его по дороге. Теперь по Зелёному тракту поскачут гонцы Короля, а не забияки из Скальбурга.

Человек с уставился на него, а потом усмехнулся.

— Оборванец в Глухоманье! — передразнил он.- Да неужели же? Кукарекай, кукарекай, нахальный петушок. Но это не помешает нам жить в этой тучной маленькой стране, где вы бездельничали достаточно долго. А что до посланцев короля,- тут он щёлкнул пальцами под носом Фродо.- Вот им! Если я увижу хоть одного, возможно, я и приму это к сведению.

Для Пина это оказалось уж чересчур. Его мысли вернулись к полю Кормаллен; а тут косоглазый мошенник смеет обзывать Хранителя Кольца «нахальным петушком»! Он отбросил за спину свой плащ, блеснул мечом и, когда он выехал вперёд, на нём засверкало серебро и чернь Гондора.

— Я посланец Короля! — заявил он.- Ты говоришь с другом Короля и тем, кого почитают и прославляют во всех странах Запада. Ты дурак и негодяй. На колени, в пыль, и проси прощенья! Или я всажу в тебя вот эту Гибель Тролля!

Меч вспыхнул в клонящемся к западу солнце. Мерри и Сэм тоже обнажили мечи и выехали вперёд поддержать Пина, но Фродо не двинулся. Головорезы попятились. Наводить ужас на пригорянских фермеров или третировать растерявшихся хоббитов — это они привыкли. Но бесстрашные хоббиты с яркими мечами и суровыми лицами были огромным сюрпризом. И в голосе этих вновьприбывших были нотки, которых они не слышали прежде и которые повергли их в озноб от страха.

— Прочь! — велел Мерри.- Если вы опять потревожите эту деревню, вы сильно пожалеете.

Трое хоббитов начали надвигаться, и негодяи, повернувшись, бежали вверх по дороге на Хоббитон. Но на бегу они трубили в рога.

— Да уж, мы вернулись совсем не рано,- сказал Мерри.

— Ни на день раньше, чем следовало. Возможно даже, что слишком поздно, во всяком случае, чтобы спасти Лотто,- ответил Фродо.- Он несчастный дурак, но мне жаль его.

— Спасти Лотто? Ты о чём? — изумлённо спросил Пин.- Прихлопнуть его, я бы сказал.

— По-моему, ты не вполне разобрался в происходящем, Пин,- возразил Фродо.- Лотто никогда бы не подумал, что всё так обернётся. Он просто злобный дурак, однако сейчас здорово попался. Всем заправляют головорезы: обирают, третируют и творят, что хотят, от его имени. А теперь даже уже и не от его имени. Думаю, что в настоящий момент он пленник в Торбе, и очень напуган. Мы должны попытаться выручить его.

— Ну, у меня просто слов нет! — сказал Пин.- Самое последнее, что я мог ожидать под конец нашего путешествия, так это ввязаться в битву с разбойниками и полу-орками в самом Шире, чтобы… спасти Лотто Прыща!

— В битву? — переспросил Фродо.- Что ж, по-моему, может дойти и до этого. Но помни: здесь не будет убийства хоббитов! Нет, даже если они перешли на другую сторону. Я имею в виду, действительно перешли, а не подчиняются из-за страха приказам разбойников. В Хоббитании никогда ни один хоббит не убивал другого умышленно, и это не должно начаться сейчас. И, если этого можно избежать, лучше вообще никого не убивать. Умерьте свой пыл и придержите руки до последней возможности!

— Но если этих головорезов тут много,- возразил Мерри,- то непременно придётся драться. Ты не спасёшь ни Лотто, ни Хоббитанию, если просто потрясёшься или опечалишься, мой дорогой Фродо.

— Да,- согласился Пин.- Второй раз их так легко не запугать. Они были ошарашены. Вы слышите звуки рогов? Очевидно, тут поблизости есть другие головорезы. Они станут гораздо нахальнее, когда соберутся толпой. Мы должны подумать о каком-нибудь укрытии на ночь. Помимо всего прочего, нас тут только четверо, хоть мы и вооружены.

— Есть идея,- сказал Сэм.- Айда к старому Тому Хлопкинсу, что внизу Южного Проулка! Он всегда был крепким мужиком. И у него много сыновей, которые все были моими друзьями.

— Нет! — возразил Мерри.- Укрываться не стоит. Это именно то, чем все здесь занимаются, и именно то, что на руку этим головорезам. Они просто-напросто задавят нас силой, загонят в угол, а потом выкурят или сожгут. Нет, надо немедленно заняться делом.

— Каким? — спросил Пин.

— Поднимать Хоббитанию! — ответил Мерри.- Прямо сейчас! Будить весь наш народ! Вы же видели: они ненавидят всё это, все, за исключением пары мошенников да нескольких дураков, которым хочется поважничать, но которые совершенно не понимают, что происходит в действительности. Нужна лишь спичка, и всё мгновенно полыхнёт. Люди Шефа должны понимать это. Они попытаются затоптать высеченную нами искру, причём быстро. У нас в запасе совсем немного времени.

Сэм, ты можешь сгонять к ферме Хлопкинса, если хочешь. Он главная персона во всей округе и самый крепкий. Давай! А я собираюсь протрубить в рог Ристании и сыграть им напев, которого они прежде не слышали.

Друзья поскакали назад к центру деревни. Тут Сэм свернул и помчался вниз по южному проулку, который вёл к Хлопкинсам. Он ушёл недалеко, когда услышал внезапный, звонкий призыв рога, взлетевший в небо. Он раскатился эхом далеко над полями и холмами, и так притягателен был этот зов, что Сэм чуть было не повернул и не рванулся назад. Его пони встал на дыбы и заржал.

— Вперёд, паренёк, вперёд! — крикнул Сэм.- Мы скоро вернёмся.

Затем он услышал, как Мерри изменил ноту, и вверх взвился, сотрясая воздух, боевой сигнал Брендизайков:

Вставай! Напасть! Пожар! Враги!

Беда! Пожар! Враги! Вставай!

Позади Сэм услыхал гам голосов, грохот и хлопанье дверей. Впереди внезапно вспыхнули в вечерних сумерках фонари, залаяли собаки, раздался топот ног. Прежде чем он добрался до конца улочки, появился фермер Хлопкинс с тремя сыновьями — молодым Томом, Йолли и Ником, которые спешили навстречу ему. С топорами в руках они преградили дорогу.

— Нет, это не один из тех разбойников,- услышал Сэм голос фермера.- По размеру это хоббит, но одет больно чудно. Эй! — окликнул он.- Ты кто такой, и что тут творится?

— Это Сэм Скромби! Я вернулся!

Фермер Хлопкинс подошёл вплотную и уставился на него в полумраке.

— Ну и ну! — возопил он.- Голос тот же, и лицо твоё не хуже, чем было, Сэм. Но из-за твоего наряда я прошёл бы на улице мимо. Похоже, что ты побывал в чужих краях. Мы уж боялись, что ты умер.

— Только не я! — сказал Сэм.- И не мистер Фродо. Он здесь, и его друзья тоже. И это самое и творится. Они поднимают Хоббитанию. Мы пришли, чтобы выгнать этих головорезов, и их Шефа тоже. Мы начинаем немедленно!

— Прекрасно, замечательно! — воскликнул фермер Хлопкинс.- так это началось наконец! У меня руки чесались от беспокойства весь этот год, да никто не помог бы. Да и о жене и о Рози приходилось думать. Головорезы всё ж таки не привязывались без повода. Но теперь вперёд, пареньки! Приречье поднялось! Мы должны участвовать в этом!

— А как же миссис Хлопкинс и Рози? — спросил Сэм. Это всё-таки небезопасно оставлять их совсем одних.

— С ними мой Нибс. Но ты можешь пойти и помочь ему, если имеешь такую задумку,- ухмыльнулся фермер Хлопкинс.

Затем он и его сыновья побежали в деревню.

Сэм заторопился к дому. У большой круглой двери, к которой вела лестница, стояли миссис Хлопкинс и Рози, а перед ними — Нибс, сжимающий вилы.

— Это я! — закричал Сэм, подлетая быстрой рысью.- Сэм Скромби! Так что не пытайся проткнуть меня, Нибс. В любом случае, на мне кольчуга.

Он соскочил с пони и поднялся по ступенькам. Хозяева уставились на него в молчании.

— Добрый вечер, миссис Хлопкинс,- сказал Сэм.- Привет, Рози!

— Привет, Сэм! — отозвалась Рози.- Где ты был? Говорили, что ты умер. Но я ждала тебя с самой весны. Ты не торопился, верно ведь?

— Возможно, нет,- сказал Сэм в замешательстве,- но я тороплюсь сейчас. Мы выступаем против разбойников, и я должен вернуться к мистеру Фродо. Но я подумал, что должен посмотреть, как охраняют миссис Хлопкинс и тебя, Рози.

— Спасибо, мы под хорошей охраной,- ответила миссис Хлопкинс.- Или будем, когда не станет этого ворья.

— Ладно, прочь отсюда! — сказала Рози.- Если ты присматривал за мистером Фродо всё это время, так что ж решил бросить его, как только запахло опасностью?

Для Сэма это было уже чересчур. Ему нужно было отвечать неделю или не отвечать совсем. Он повернулся и сел на пони. Но, когда он тронул поводья, Рози сбежала по ступенькам.

— По-моему, ты прекрасно выглядишь, Сэм,- сказала она.- Сейчас вперёд! Но береги себя и возвращайся прямо сюда, когда покончишь с этими головорезами!

Вернувшись, Сэм обнаружил, что вся деревня поднялась. В стороне от многочисленных мальчишек уже собралось побольше сотни крепких хоббитов с топорами, тяжёлыми молотами, длинными ножами и толстыми дубинками, у некоторых были охотничьи луки. И постоянно подтягивался ещё народ с окрестных ферм.

Кто-то из селян разжёг большой костёр, чтобы вещи выглядели повеселее, а также потому, что это было запрещено Шефом. Костёр ярко пылал в сгустившейся ночи. Другие под руководством Мерри сооружали поперёк дороги на обеих концах деревни барьеры. Когда к нижней околице подошли шерифы, они онемели от изумления, но поняв, какие дела творятся, почти все побросали свои перья и примкнули к восстанию. Остальные потихоньку улизнули прочь.

Сэм нашёл Фродо и его друзей у костра, беседующими со старым Томом Хлопкинсом; их окружала толпа восхищённо глазеющих приречан.

— Ладно, какой следующий ход? — спросил Хлопкинс.

-Пока не знаю,- ответил Фродо.- Мне нужно побольше сведений. Сколько здесь этих головорезов?

— Трудно сказать наверняка,- отозвался фермер Хлопкинс.- Они бродят по округе, приходят и уходят. Иногда их собирается до пятидесяти в сараях вверх по дороге на Хоббитон, но они выходят оттуда грабить окрестности, воровать или, по-ихнему, «собирать». Всё же при Шефе, как они его называют, их редко остается меньше двух десятков. Шеф в Торбе, или был там, но сейчас он не показывается. Собственно говоря, никто вообще не видел его неделю или две, но люди никого не подпускают поближе.

— Но ведь они не только в Хоббитоне? — спросил Пин.

— К сожалению, нет,- сказал Хлопкинс.- Я слышал, что их порядочно на юге, в Длинной пойме, и у Сарн Форда, и ещё больше засело в Лесном Пределе, и у них есть сараи у Перекрёстка. И, кроме того, ещё Подземелья, как они их называют: старые подземные склады у Михелевых Норок, которые они превратили в тюрьму для тех, кто противился им. Однако я думаю, что во всей Хоббитании их не больше трёх сотен, а может быть, и поменьше. Мы вполне можем справиться с ними, если ударим вместе.

— У них имеется какое-нибудь оружие? — спросил Мерри.

— Кнуты, ножи и дубинки, которых им хватало для их грязных дел; больше они пока ничего не показывали,- ответил Хлопкинс.- Но, если дойдёт до битвы, ручаюсь, что у них найдётся и другое оружие. Во всяком случае, у некоторых есть луки. Они застрелили одного или двух из нашего народа.

— Вот, Фродо! — сказал Мерри.- Я знал, что нам придётся сражаться. Ладно, они начали убивать первыми.

— Не совсем так,- возразил Хлопкинс.- По крайней мере, не стрелять. Это начали Кролы. Понимаешь, твой отец, мистер Перегрин, он с самого начала не имел дел с этим Лотто: говорил, что если уж кто и решил разыгрывать шефа в эти дни, то он должен быть из танов Шира, а не выскочкой. И когда Лотто послал своих людей, они не добились от него ничего другого. Кролам повезло, у них есть те глубокие норы в Зелёных Холмах, Большие Смиалсы и всё такое, и головорезы не смогли добраться до них, а они не дали им шататься по своим землям. Если те появлялись, Кролы охотились на них. Кролы застрелили троих, которые пробрались и грабили. После этого разбойники обозлились. Они плотно обложили Кролтанию, так что теперь никто не может ни попасть туда, ни выбраться оттуда.

— Молодцы Кролы! — воскликнул Пин.- Но теперь кое-кто туда попадёт. Я в Смиалсы. Кто-нибудь пойдёт со мной к Кролгорду?

Пин ускакал в сгущающуюся ночь с дюжиной крепкий парней на пони.

— Скоро вернусь! — крикнул он.- Полями тут не больше четырнадцати миль. Утром я приведу армию Кролов.

Мерри протрубил им вдогонку роговой сигнал. Собравшиеся возликовали.

— Всё равно,- сказал Фродо всем, кто находился поблизости,- я не хочу никого убивать, даже разбойников, разве что придётся сделать это, чтобы не дать им калечить хоббитов.

— Пожалуйста! — сказал Мерри.- Но я думаю, что банда из Хоббитона может теперь появиться в любую минуту. И они придут не вести переговоры. Мы постараемся обойтись с ними бережно, но надо приготовиться к худшему. У меня есть план.

— Вот и отлично,- сказал Фродо.- Ты и командуй.

Сразу вслед за этим примчались несколько хоббитов, которые были высланы в направлении Хоббитона.

— Они приближаются! — сказали они.- Двадцать или больше. Но двое отправились к западу прямо по полям.

— Должно быть, к Перекрёстку,- заметил Хлопкинс.- За подмогой. Ладно, это пятнадцать миль в один конец. Об этом пока можно не беспокоиться.

Мерри поспешно отдавал приказы. Фермер Хлопкинс очистил улицу, отправив всех за двери, кроме хоббитов постарше, которые были вооружены. Им не пришлось долго ждать. Вскоре послышался гам и топот тяжёлых ног. Вслед за тем по дороге спустился целый отряд головорезов. Они увидели барьер и расхохотались, поскольку просто не представляли себе, что в этой маленькой стране могут найтись силы, способные противостоять двум десяткам людей, собравшимся вместе.

Хоббиты отодвинули барьер и встали по бокам.

— Спасибо! — загоготали люди.- А теперь бегите домой в постельки, пока вас не выпороли!

Затем они двинулись вдоль улицы, крича:

— Погасить огни! По домам, и сидеть там! Не то пятьдесят из вас отправятся в Подземелья на год! По домам! Шеф теряет терпение.

Никто им не противоречил. Но по мере продвижения головорезов хоббиты тихонько пристраивались за ними и шли следом. Когда люди приблизились к костру, там был только фермер Хлопкинс, который стоял совсем один и грел руки у огня.

— Кто ты такой и чем, по-твоему, ты занимаешься? — сказал главарь разбойников.

Фермер Хлопкинс неторопливо посмотрел на него.

— Именно об этом я собирался спросить тебя,- ответил он.- Это не ваша страна, и вы тут не нужны.

— Ладно, как бы там ни было, ты-то нужен,- сказал главарь.- Ты-то нам и нужен. Хватай его, парни! В Подземелья его, да всыпьте ему хорошенько, чтоб заткнулся!

Люди шагнули вперёд и замерли. Вокруг них раздался гвалт голосов, и внезапно они поняли, что фермер Хлопкинс был не один. Их окружили. В темноте, по краю светового круга от костра, стояло кольцо хоббитов, которые выступили из теней. Их было около двух сотен, все с каким-нибудь оружием.

Вперёд вышел Мерри.

— Мы уже встречались,- сказал он главарю.- Я предупреждал тебя, чтоб ты не смел возвращаться. Я предупреждаю тебя снова: вы стоите на свету и окружены лучниками. Если вы хоть пальцем тронете этого фермера или кого-нибудь ещё, вас тут же перестреляют. Сложите оружие!

Главарь огляделся. Они попались в капкан. Но он не испугался, не в этот раз, когда за ним стояло два десятка парней. Он слишком мало знал о хоббитах, чтобы понять грозящую опасность, и самонадеянно решил драться. Прорваться будет несложно.

— На них. парни! — крикнул он.- Зададим им!

Он ринулся на кольцо хоббитов с длинным кинжалом в левой руке и палицей в правой, пытаясь прорваться обратно к Хоббитгону. Он намерился было нанести Мерри, стоявшему у него на пути, жестокий удар и упал мёртвым, пронзённый четырьмя стрелами.

Для остальных этого было достаточно. Они сдались. У них отобрали оружие, связали всех вместе одной верёвкой и отвели к пустой хижине, выстроенной ими же, где связали уже по рукам и ногам и заперли под стражей. Мёртвого главаря отволокли прочь и закопали.

— В итоге получилось даже как-то уж слишком просто, а? — заметил Хлопкинс.- Я говорил, что мы могли бы справиться с ними. Но нам нужен был сигнал. Вы вернулись как раз во время, мистер Мерри.

— Но большая часть работы ещё впереди,- ответил Мерри.- Если ты не ошибся в подсчётах, мы пока не разделались и с десятой их частью. Правда, сейчас темно, и я думаю, что следующий удар нужно отложить до утра. Тогда-то мы и вызовем их Шефа.

— А почему не сейчас? — спросил Сэм.- Ведь всего-то не многим больше шести часов. И я хочу увидеть моего старика. Не знаете ли, что с ним сталось, мистер Хлопкинс?

— Ему не очень хорошо, но и не очень плохо, Сэм,- ответил фермер.- Они срыли Исторбинку, а это был для него очень тяжёлый удар. Он в одном из новых домов, которые люди Шефа обычно строили, когда ещё занимались хоть чем-то, кроме поджогов и воровства,- меньше мили от околицы Приречья. Однако он заходит ко мне, когда улучает такую возможность, и я присматриваю за тем, чтобы он питался получше, чем другие бедняги. Конечно, всё в обход Правил. Я вообще оставил бы его у себя, кабы это не было запрещено.

— Спасибо вам большое, мистер Хлопкинс, я никогда этого не забуду,- сказал Сэм.- Но я хочу увидеть его. Этот Шеф с Шаркуном, о котором они говорили, они до утра могут там натворить бед.

— Хорошо, Сэм,- ответил Хлопкинс.- Прихвати одного-двух парней и веди его ко мне. Тебе не понадобится подходить близко к старому Хоббитону над Прудом. Мой Йолли покажет тебе.

Сэм ушёл. Мерри расставил часовых вокруг деревни и распорядился охранять барьеры в течение ночи. Затем они с Фродо отправились к фермеру Хлопкинсу. Они сидели вместе с его семьёй в тёплой кухне, и Хлопкинсы задали несколько вежливых вопросов по поводу их странствий, но ответы выслушали с трудом: гораздо больше их заботили события в Шире.

— Всё это началось с Прыща, как мы его прозвали,- рассказывал фермер Хлопкинс.- И началось сразу после вашего ухода, мистер Фродо. У Прыща были забавные идеи. Похоже, он хотел захапать себе всё, а потом командовать вволю. Вскоре вышло наружу, что он уже нахватал значительно больше, чем стоило бы, и он всеми способами урывал ещё и ещё, хотя где он брал деньги, было загадкой: мельницы и солодоварни, харчевни и фермы, и табачные плантации. По всему выходит, что мельницу Пескунса он купил ещё до того, как попал в Торбу.

Конечно, он начал с изрядного наследства в Южном уделе, которое получил от отца, и кажется, что он год или два втихаря приторговывал табачком, отправляя куда-то массу лучшего листа. Но в конце прошлого года он услал туда же не только лист, но и целые возы прочего добра. Возникла нехватка того-сего, а тут ещё зима на носу. Народ начал сердиться, но у него был свой ответ. С большими повозками пришло множество людей, в основном негодяи, некоторые — чтобы увезти добро на юг, другие — чтоб остаться. И подошло ещё больше. И, прежде чем мы поняли, что к чему, они окопались здесь и там по всей Хоббитании, и валили деревья, и рыли, и строили для себя сараи и дома по своему вкусу. Сперва за ущерб и припасы расплачивался Прыщ, но вскоре они начали хозяйничать повсюду и забирать, что хотели.

Тут-то и начались волнения, но слишком уж слабые. Старина Вилл Белолап, Староста, отправился в Торбу протестовать, но так и не дошёл туда. Разбойники схватили его и заперли в дыру в Михелевых Норках, он и теперь там. А затем, это было вскоре после Нового года, поскольку Старосты больше не было, Прыщ провозгласил себя Главным Шерифом, или попросту Шефом, и начал творить, что хотел, а если кто слишком «заносился», как это они называли, то такие следовали за Виллом. Так дела и тянулись от плохого да к худшему. Курево вышло, осталось только для людей, и Шеф не варил больше пива, кроме как, опять-таки, только для людей, и закрыл все харчевни, и всего остального, за исключением Правил, становилось всё меньше и меньше, разве только кто успевал припрятать немного своего же добра, когда разбойники собирали его для «справедливого распределения», что означало, что они получат его, а мы нет, разве что отбросы, которые можно получить в шерифских, если сумеешь переварить их. Короче, всё очень плохо. Но с тех пор, как появился Шаркун, тут-то и началось полное разорение.

— Кто такой этот Шаркун? — спросил Мерри.- Я слышал, как один из головорезов упоминал о нём.

— Надо понимать, самый большой разбойник из всех,- ответил Хлопкинс.- Это было в пору последней жатвы, стало быть, в конце сентября, когда мы впервые услышали о нём. Мы его никогда не видели, но он наверху, в Торбе, и по-моему, он-то теперь и есть настоящий Шеф. Все разбойники делают то, что он говорит, а говорит он в основном руби, жги, круши, а теперь дошло и до убивай. И во всём этом не осталось вообще никакого смысла: они рубят деревья и оставляют их лежать, жгут дома и не строят новых.

Взять к примеру мельницу Пескунса. Прыщ снёс её почти сразу, как появился в Торбе. Затем он привёз толпу каких-то чумазых людей, чтобы построить мельницу побольше и наполнить её всяческими колёсами и всякими зарубежными штуковинами. Только этот дурень Тед был доволен, и теперь работает, протирая колёса для людей, там, где его отец был мельником и хозяином самому себе. Замыслом Прыща было молоть больше и быстрее, по крайней мере, он так говорил. У него есть и другие мельницы, подобные этой. Но, прежде чем молоть, следовало бы припасти зерно, а дел для новой мельницы тут было не больше, чем для старой. Но с тех пор, как появился Шаркун, они и вовсе прекратили молоть зерно. Они постоянно грохочут, дымят и воняют, и в Хоббитоне нет покоя даже ночью. И они специально разливают грязь: нижнее течение Реки уже изгадили, а теперь всё это пошло дальше, в Брендидуин. Если они собрались превратить Хоббитанию в пустыню, то взялись за дело правильно. Не думаю, что за всем этим стоит дурак Прыщ. Это Шаркун, говорю я.

— Верно! — вмешался молодой Том.- Да что! Они ведь забрали даже старую мамашу Прыща, Лобелию, а уж он-то любил её, если даже никто больше и не любил. Кое-кто из Хоббитона видел это. Она шла вниз по улице со своим старым зонтиком, а несколько разбойников поднимались вверх с большой повозкой.

«Куда это вы направляетесь?» — спросила она.

«В Торбу»,- сказали они.

«Зачем это?» — спросила она.

«Построить сараи для Шаркуна»,- сказали они.

«А кто вам разрешил?» — спросила она.

«Шаркун»,- сказали они.- «Так что прочь с дороги, старая карга!»

«Я вам покажу Шаркуна, грязные ворюги!» — закричала она, подняла зонт и накинулась на их главаря, который был раза в два выше её. Так вот они её и взяли. Оттащили в Подземелья, это в её-то возрасте. Они забрали и других, которых не хватает больше, но, спору нет, она выказала больше отваги, чем большинство прочих.

В разгар этой беседы ввалился Сэм со своим стариком. Старый Скромби выглядел не намного старше, чем прежде, разве что оглох ещё больше.

— Добрый вечер, мистер Торбинс! — сказал он.- Я очень рад видеть, что вы вернулись целым и невредимым. Но, если вы позволите мне такую дерзость, я хотел бы вам, так сказать, попенять. Вы никак не должны были продавать Торбу, как я всегда говорил. С этого-то и начались все беды. А пока вы блуждали по чужим краям и гонялись по горам за этими Чёрными Всадниками, как говорит мой Сэм, хотя зачем, он так толком и не объяснил, они пришли и срыли Исторбинку, и погубили мою картошку!

— Мне очень жаль, мистер Скромби,- ответил Фродо.- Но теперь я вернулся, и я сделаю всё, что в моих силах, чтобы поправить это.

— Что ж, вы не могли бы сказать честнее,- отозвался старик.- Я всегда говорил, что мистер Фродо Торбинс действительно почтенный хоббит, что бы там ни думали насчёт некоторых других, носящих это имя, прошу вашего прощения. И я надеюсь, что мой Сэм вёл себя хорошо и делал всё, как полагается?

— Он вёл себя просто замечательно, мистер Скромби,- ответил Фродо.- Более того: если вы поверите в это, он теперь один из самых знаменитых героев во всех странах, и о его подвигах слагают песни отсюда и до Моря, и за Великой Рекой.

Сэм вспыхнул, но посмотрел на Фродо с благодарностью, потому что глаза Рози засияли, и она улыбнулась ему.

— Трудновато поверить,- проворчал старик,- хотя, как я вижу, он затесался в странную компанию. Ну, что это, спрашивается, за жилетка? Я не стал бы цеплять на себя жестяной одёжки, какой бы ноской она не была.

На следующее утро домашние фермера Хлопкинса и все его гости поднялись рано. Ночь прошла спокойно, но было очевидно, что им предстоит гораздо больше хлопот ещё до того, как день успеет состариться.

— Похоже, что в Торбе никого из головорезов не осталось,- сказал Хлопкинс.- Но банда с Перекрёстка может теперь подойти в любую минуту.

После завтрака прискакал гонец из Кролтании. Он был в самом приподнятом настроении.

— Тан поднял весь наш край,- сообщил он.- И новости распространились повсюду, словно огонь. Разбойники, которые стерегли нас, бежали на юг: те, что ушли живыми. Тан погнался за ними и занял дорогу, чтобы не подпустить большую банду, а мистера Перегрина послал назад со всеми остальными, кого смог выделить.

Следующие новости были менее добрыми. Около десяти часов прискакал Мерри, который отсутствовал всю ночь.

— Примерно в четырёх милях отсюда большая банда,- сказал он.- Они идут по дороге от Перекрёстка. Но к ним присоединилось порядочно встречных головорезов. Их около сотни, и они поджигают всё по пути. Проклятье им!

— А! Эта толпа не станет разговаривать, они будут убивать, если смогут,- сказал фермер Хлопкинс.- Если Кролы не появятся раньше, нам лучше бы укрыться, да пострелять без всяких доводов. Придётся-таки подраться, прежде чем всё устроится, мистер Фродо.

Кролы пришли раньше. Вскоре они появились — сотня крепких хоббитов из Кролгорда и Зелёных Холмов с Пином во главе. У Мерри было теперь довольно бойцов, чтобы заняться головорезами. Разведчики сообщили, что они держатся вместе. Они знали, что весь край поднялся против них, и, очевидно, думали безжалостно покончить с восстанием прямо в его центре, в Приречье. Но, как бы серьёзно они ни были настроены, похоже, что среди них не нашлось вожака, смыслящего в войне. Они подходили без всяких предосторожностей. Мерри быстро составил план.

Головорезы появились, притопав по Восточному Тракту, и без задержки свернули на дорогу в Приречье, которая спускалась меж высокими склонами с живыми изгородями наверху. За поворотом, примерно в фарлонге от основного тракта, они наткнулись на прочную баррикаду из перевёрнутых старых фермерских телег. Это остановило их. В тот же миг они поняли, что за живыми изгородями с обеих сторон дороги прямо над их головами стоят шеренги хоббитов. Позади них другие хоббиты уже выкатывали дополнительные телеги, которые были спрятаны в поле, перегораживая путь к отступлению. Сверху раздался голос.

— Итак, вы забрели в ловушку,- сказал Мерри.- Ваши из Хоббитона попались так же, и один из них мёртв, остальные — пленники. Сложите оружие! Затем отступите на двадцать шагов и садитесь. Любой, кто попытается прорваться, будет застрелен.

Но теперь головорезов было не так-то легко запугать. Некоторые подчинились, но были тут же подняты своими. Десятка два бросились назад и напали на телеги. Шестерых застрелили, но оставшиеся прорвались, убив двух хоббитов, и врассыпную кинулись бежать по полям в направлении Лесного Предела. Ещё двое пали на бегу. Мерри громко протрубил в рог, и издалека послышались ответные сигналы.

— Им не уйти далеко,- сказал Пин.- Весь край теперь кишит нашими охотниками.

Тем временем запертые на дороге люди, которых всё ещё было около восьмидесяти, пытались перелезть через баррикаду и вскарабкаться по склонам, и хоббитам пришлось застрелить или зарубить топорами многих из них. Однако целая группа самых сильных и наиболее отчаянных поднялась по западной стороне и яростно атаковала своих врагов, теперь склонная скорее убивать, чем спасаться бегством. Несколько хоббитов пало, остальные дрогнули, но тут Мерри и Пин, бывшие на восточной стороне, перешли к ним и напали на разбойников. Мерри собственноручно убил главаря — большого узкоглазого громилу, похожего на крупного орка. Затем он оттянул свои силы, забрав последние остатки людей в широкое кольцо лучников.

Наконец, всё было кончено. Около семидесяти головорезов лежали мёртвыми на поле, дюжина была взята в плен. Девятнадцать хоббитов было убито и около тридцати ранено. Мёртвых разбойников погрузили на возки, оттащили к старому песчаному карьеру поблизости и там закопали — в Боевой Яме, как её звали потом. Павших хоббитов положили всех вместе в одну могилу на склоне холма, где позже был водружён большой камень с садом вокруг него. Так окончилась Битва в Приречье, 1419, последняя битва в Хоббитании и единственная со времен битвы на Зелёных Полях, 1147, далеко в Северном уделе. Впоследствии, хотя, к счастью, она стоила немногих жизней, эта битва составила отдельную главу в Красной Книге и имена всех, кто участвовал в ней, были внесены в Список и легко перечислялись наизусть всеми историками Шира. С этого же времени неимоверно возросли слава и статус семейства Хлопкинсов, но во главе Списка, бесспорно, стояли имена капитанов Мериардока и Перегрина.

Фродо участвовал в битве, но не обнажил меча, и главным его вкладом было не дать хоббитам впасть в ярость от своих потерь и убить тех врагов, которые побросали оружие. Когда битва кончилась и были отданы все распоряжения по поводу дальнейших работ, Мерри, Пин и Сэм присоединились к нему и поскакали назад вместе с Хлопкинсами. Они съели поздний обед, а затем Фродо сказал со вздохом:

— Ну, что ж, по-моему, самое время заняться «Шефом».

— Разумеется. Чем скорее, тем лучше,- отозвался Мерри.- И не очень деликатничай! Он в ответе за то, что привёл сюда этих головорезов, и за всё зло, которое они причинили.

Фермер Хлопкинс собрал эскорт из двух дюжин крепких хоббитов.

— Потому что это лишь предположение, что в Торбе не осталось разбойников,- пояснил он.- Наверняка мы не знаем.

Затем они отправились в путь пешком. Впереди шли Фродо, Сэм, Мерри и Пин.

Это был один из горестнейших часов в их жизни. Перед ними поднималась большая труба, и. приблизившись к старой деревне за рекой между новыми рядами людских домов по бокам тракта, они увидели новую мельницу во всём её угрюмом и грязном безобразии: большое кирпичное строение раскорячилось над руслом и загрязняло его вонючими чадящими стоками. Абсолютно все деревья вдоль Приречного тракта были повалены.

Когда они перешли мост и посмотрели верх на Кручу, у них перехватило дыхание. Даже видение Сэма в Зеркале не подготовило его к открывшемуся перед ними зрелищу. Старая Усадьба на западной стороне холма была снесена, и на её месте стояли ряды временных сараев. Все каштаны исчезли. Оградки и живые изгороди были уничтожены. На поле в беспорядке теснились большие возы, а само поле было вытоптано наголо. Место Исторбинки занял зиявший песком и гравием карьер. Саму Торбу видно не было из-за тесно прижатых друг к другу длинных бараков.

— Они срубили его! — крикнул Сэм.- Они срубили Гостевое Дерево!

Он указал туда, где прежде стояло дерево, под которым Бильбо произнёс свою Прощальную Речь. Теперь оно лежало на поле, обкорнанное и мёртвое. Словно это стало последней соломинкой, Сэм разразился слезами.

Смех остановил их. Через низкую стенку мельничного двора перевесился чумазый хоббит с чёрными руками и перепачканным сажей лицом.

— Что, Сэм, не нравится? — ехидно осведомился он.- Впрочем, ты всегда был неженкой. Я думал, ты ушёл с одним из тех кораблей, про которые привык болтать, что они мол, уплывают, уплывают… Чего ради ты вернулся-то? Мы тут в Шире теперь делом заняты.

— Так я и понял,- сказал Сэм.- Некогда помыться, но есть время подпирать стенку. Только слушай сюда, мастер Пескунс: в этой деревне у меня кое к кому изрядный счёт, так что не делай его длиннее своими насмешками, а то, пожалуй, он окажется чересчур велик для твоего кошелька.

Тед Пескунс смачно плюнул ему под ноги.

— Иди ты! — сказал он.- Ты не посмеешь тронуть меня. Я приятель Шефа, а уж он-то тебя тронет, будь уверен, если я услышу из твоей пасти ещё хоть словечко.

-Хватит препираться впустую с этим дураком, Сэм! — вмешался Фродо.- Надеюсь, что очень немногие хоббиты стали такими, как этот. Это было бы гораздо худшим бедствием, чем весь ущерб, причинённый людьми.

— Ты грязен и нагл, Пескунс,- сказал Мерри.- И, вдобавок, весьма сильно просчитался. Мы как раз поднимаемся на Кручу, чтобы избавиться от твоего драгоценного Шефа. С его людьми мы разделались.

Тед аж задохнулся, так как в этот момент впервые заметил эскорт, который по знаку Мерри теперь маршировал через мост. Стремительно метнувшись в мельницу, он выбежал оттуда с рогом и громко затрубил.

— Побереги дыхание! — рассмеялся Мерри.- У меня лучше.

Затем, подняв свой серебряный рог, он дунул в него, и его чистый зов прозвенел над Кручей, и из нор, бараков и убогих домишек Хоббитона ответили хоббиты, которые высыпали наружу и с ликующими восклицаниями и громкими криками устремились вслед за отрядом вверх по дороге, к Торбе.

На вершине отряд задержался, а Фродо и его друзья пошли дальше и, наконец, попали в некогда дорогое им место. Сад был заставлен хижинами и бараками, некоторые так близко к прежним западным окнам, что полностью закрывали весь свет. Повсюду кучи мусора. Дверь ободрана, цепочка от колокольчика оборвана, так что колокольчик уже не звенел. На стук ответа не было. В конце концов, они толкнули дверь, и та поддалась. Друзья вошли внутрь. Там воняло, было очень грязно и царил полный беспорядок. Не похоже было, чтобы жильём в последнее время пользовались.

— Где же прячется этот жалкий Лотто? — спросил Мерри. Они обследовали каждую комнату и не нашли ни единой живой души, кроме крыс и мышей.- Не кликнуть ли нам на помощь остальных, чтобы осмотреть сараи?

— Это хуже, чем Мордор,- сказал Сэм.- В некотором роде гораздо хуже. Он, так сказать, пришёл прямо домой, потому что это дом, и ты помнишь его таким, каким он был, прежде чем всё разрушили.

— Да, это Мордор,- отозвался Фродо.- Как раз одно из его дел. Саруман всегда работал на него, даже когда думал, что старается для себя. И все остальные, кого Саруман обманул, как Лотто, тоже.

Мерри огляделся вокруг с ужасом и отвращением.

— Давайте выйдем! — предложил он.- Знай я обо всём том зле, которое он причинил, я впихнул бы Саруману свой кисет прямо в глотку.

— Без сомнения, без сомнения! Но ты этого не сделал, так что у меня есть возможность приветствовать тебя дома.

В дверях стоял Саруман собственной персоной, выглядевший сытым и довольным, его глаза блестели от злобного удовольствия.

Внезапно Фродо осенило.

— Шаркун! — воскликнул он.

Саруман расхохотался.

— Так вы уже слышали это имя, верно? Полагаю, так звали меня в Скальбурге все мои люди. Знак привязанности, возможно. Но вы явно не ожидали увидеть меня здесь.

— Не ожидал,- сказал Фродо.- Хотя я должен был догадаться. «Убого напакостить по мелочи»,- Гэндальф предупреждал меня, что ты всё ещё способен на это.

— Вполне способен,- подтвердил Саруман.- И не только по мелочи. Вы насмешили меня, этакие важные хоббитишки, скачущие вместе со всеми теми великими и знатными, такие уверенные в собственной безопасности и такие самодовольные. Вы думали, что прекрасно выпутались из всего и теперь можете с приятностью вернуться к себе и мило и спокойно пожить в этой стране. Пусть дом Сарумана разрушен до основания, а сам он вышвырнут прочь, но никто не посмеет тронуть ваши дома. О, нет! Гэндальф, разумеется, присмотрит за всеми вашими делишками.

Саруман снова расхохотался.

— Только не он! Когда его инструменты сделали своё дело, он их бросает. Но, тем не менее, вам пришлось-таки волочиться за ним, даром теряя время, болтая попусту и сделав крюк вдвое больший, чем требовалось. «Ладно,- подумал я.- Если они такие дураки, я обгоню их и преподам им урок и воздам злом за зло». И урок был бы более жестоким, если бы только вы дали мне чуть больше времени и больше людей. Однако я уже успел натворить много такого, что вам и за всю жизнь толком не поправить и не загладить. И мне будет приятно думать об этом, противопоставляя обидам, которые были причинены мне.

— Что ж, если это то, в чём ты можешь найти удовольствие,- сказал Фродо,- мне жаль тебя. Боюсь, что это удовольствие будет лишь мысленным. Немедленно уходи и никогда больше не возвращайся!

Местные хоббиты видели, как Саруман вышел из одной из хижин, и тут же столпились у дверей Торбы. Услышав приказ Фродо, они гневно зароптали.

— Не давайте ему идти! Убейте его! Он убийца и негодяй. Убейте его!

Саруман оглянулся на их враждебные лица и улыбнулся.

— Убейте его! — передразнил он.- Убейте его, если считаете, что вас тут достаточно, мои бравые хоббиты! — Он выпрямился и мрачно уставился на них своими чёрными глазами.- Но не думайте, что, если я лишился всего моего добра, я утратил и всю свою силу! Тот, кто ударит меня, будет проклят. И если моя кровь запятнает Шир, он придёт в полный упадок и никогда уже не оправится.

Хоббиты попятились. Но Фродо сказал:

— Не верьте ему! Он утратил всю силу, кроме своего голоса, который всё ещё способен запугать и обмануть вас, если вы поддадитесь. Но я не хочу, чтобы его убили. Бесполезно отвечать местью на месть, это ничего не исправит. Ступай, Саруман, и как можно скорее!

— Злыдь! А, Злыдь! — позвал Саруман, и из ближайшей хижины выполз Злоречив, похожий на прибитого пса.

— Снова в путь, Злыдень! — сказал Саруман.- Эти славные ребята и господинчики снова гонят нас прочь. Пойдём!

Саруман повернулся, чтобы уйти, и Злоречив зашаркал следом за ним. Но в тот миг, когда Саруман проходил мимо Фродо, в его руке блеснул кинжал, и он молниеносно ударил. Лезвие со звоном отскочило от скрытой кольчуги. Дюжина хоббитов с Сэмом во главе с криком прыгнули вперёд и опрокинули негодяя на землю. Сэм обнажил свой меч.

— Нет, Сэм! — сказал Фродо.- Даже сейчас, не убивай его. Потому что он не ранил меня. Да и в любом случае, я не хочу, чтобы он был убит в таком злобном настроении. Некогда он был великим и из благородного рода, на который мы не осмелились бы поднять наши руки. Он пал, и излечить его не в нашей власти, но я всё же пощажу его в надежде, что он может обрести её.

Саруман поднялся на ноги и уставился на Фродо. В его глазах было странное выражение: смесь удивления, уважения и ненависти.

— Ты вырос, невысоклик,- сказал он.- Да, ты очень вырос. Ты мудр и жесток. Ты отнял сладость у моей мести, и теперь мне придётся уйти отсюда в горечи, в долгу перед твоим милосердием. Я ненавижу его и тебя! Что ж, я уйду и не потревожу тебя больше. Но не рассчитывай, что я пожелаю тебе здоровья и долгой жизни. У тебя не будет ни того, ни другого. Но я тут ни при чём. Я просто предрекаю.

Он зашагал прочь, и хоббиты расступились, освобождая ему дорогу, но костяшки их пальцев, сжатых на оружии, побелели. Злоречив заколебался, но затем последовал за своим хозяином.

— Злоречив! — окликнул его Фродо.- Тебе не обязательно следовать за ним. Я не знаю ни о каком зле, которое ты причинил мне. Ты можешь остаться и некоторое время кормиться здесь, пока не окрепнешь и не сможешь пойти собственной дорогой.

Злоречив остановился и оглянулся на него, почти готовый остаться. Саруман обернулся.

— Ни о каком зле? — хихикнул он.- О, нет! Даже когда он ночью выскользнул наружу, это лишь для того, чтобы взглянуть на звёзды. Но я слышал, кто-то спросил, где прячется бедняга Лотто? Ты знаешь, не так ли, Злыдень? Ты скажешь им?

Злоречив скорчился на земле, закрыл голову руками и заскулил:

— Нет, нет!

— Тогда я скажу,- продолжил Саруман.- Злыдень убил вашего Главного Шерифа, этого бедного малыша, вашего замечательного крошечного Шефа. Не так ли, Злыдь? Заколол его во сне, я полагаю. Надеюсь, похоронил его, хотя последнее время Злыдень был очень голоден. Нет, по-настоящему этот Злыдь не особенно приятен. Лучше оставьте его мне.

Налитых кровью глаза Злоречива полыхнули дикой ненавистью.

— Ты сказал мне, ты заставил меня сделать это,- прошипел он.

Саруман расхохотался.

— Ты всегда делал то, что говорит Шаркун, не так ли, Злыдь? Ладно, сейчас он говорит: следуй за мной!

Он пнул корчившегося Злоречива в лицо, повернулся и пошёл прочь. Но тут что-то щёлкнуло. Злоречив неожиданно вскочил. Вытащил спрятанный нож и с рычанием, словно пёс, прыгнул Саруману на спину, запрокинул его голову назад, перерезал горло и с воем помчался вниз по дороге. Прежде чем Фродо успел прийти в себя или вмешаться, пропели три хоббичьих лука, и Злоречив упал мёртвым.

К ужасу тех, кто стоял рядом, вокруг тела Сарумана сгустился серый туман и, медленно всплыв на громадную высоту, словно дым от костра, навис над Кручей как бледная, завёрнутая в саван фигура. Мгновение она колыхалась, глядя на запад, но с запада дунул холодный ветер, и она повернула прочь и со вздохом растаяла в ничто.

Фродо посмотрел вниз, на тело, с жалостью и страхом, потому что прямо под его взглядом в нём, казалось, внезапно проявились долгие годы, протёкшие с момента смерти: оно словно усохло, а покрытое морщинами лицо превратилось в лохмотья кожи на безобразном черепе. Подняв край грязного плаща, который валялся рядом, он прикрыл его и отвернулся.

— Вот и конец всего этого,- сказал Сэм.- Мерзкий конец, и хотел бы я, чтоб мне не пришлось видеть его, но это и счастливое избавление.

— И, надеюсь, самый-самый конец Войны,- добавил Мерри.

— Я тоже надеюсь,- сказал Фродо и вздохнул.- Самый последний удар. Но, подумать только, что он должен был пасть здесь, у самых дверей Торбы! Вот уж чего я никак не мог ожидать средь всех моих страхов и надежд.

— Я не назвал бы это концом, пока мы не приберём весь этот хлам,- мрачно сказал Сэм.- И это потребует массу времени и труда.

Серые гавани

Приборка действительно потребовала массу труда, но заняла меньше времени, чем боялся Сэм. На следующий день после битвы Фродо поскакал в Михелевы Норки и освободил из Подземелий пленников. Одним из первых, кого они нашли, был бедняга Фредегар Боббер, больше не Толстик. Его забрали, когда разбойники выкурили группу восставших, которых он вёл из верхних укрытий в Мелконорьях у Заячьих холмов.

— После всего этого лучше б ты уж пошёл с нами, бедный старина Фредегар! — сказал Пин, когда выносил его, слишком ослабевшего, чтобы идти.

Фредегар открыл глаза и попытался храбро улыбнуться.

— Кто этот молодой гигант с громким голосом,- прошептал он.- Только не малыш Пин! Какой у тебя теперь размер в шляпах?

Потом была Лобелия. Бедняжка! Она выглядела очень старой и тощей, когда её освободили из тёмной и узкой камеры. Она настояла на том, чтобы проковылять наружу на своих собственных ногах, и её ждало такое приветствие и раздались такие аплодисменты и радостные крики, когда она появилась, опираясь на руку Фродо и всё ещё сжимая свой зонтик, что она была совершенно растроганна и разрыдалась. Прежде она никогда в жизни не пользовалась популярностью. Но её сразило известие об убийстве Лотто, и она не захотела вернуться в Торбу. Лобелия отдала её назад Фродо и отправилась к своей родне, Толстобрюхлам из Куражки.

Когда следующей весной бедная старушка умерла — ведь, помимо всего остального, ей было больше ста лет,- Фродо был поражён и очень тронут: все остатки своих сбережений и денег Лотто она завещала ему для помощи хоббитам, которые потеряли свои дома в результате беспорядков. Так окончилась эта родовая распря.

Старый Вилл Белолап пробыл в Подземельях дольше всех остальных и, хотя, возможно, с ним обращались не так жестоко, как с некоторыми, ему пришлось долго отъедаться, прежде чем он стал хоть частично похож на прежнего Старосту. Так что Фродо принял дела в качестве его Представителя, пока мастер Белолап опять не будет в форме. Единственная вещь, которую он сделал в качестве Представителя Старосты, было уменьшение количества шерифов до их надлежащего числа и возвращение их прежних функций. Охота за последними остатками головорезов была предоставлена Мерри и Пину, и вскоре она завершилась. Южные банды, прослышав о Битве в Приречье, бежали из страны, почти не оказав сопротивления Тану. Ещё до конца года немногие уцелевшие разбойники были окружены в лесах и тем из них, кто сдался, указали на границы.

Тем временем работа по восстановлению шла полным ходом, и Сэм был очень занят. Хоббиты могут работать, как пчёлы, когда их подгоняет желание или необходимость. Сейчас тут были тысячи добровольных рук всех возрастов, от маленьких, но ловких ручек пареньков и девчат, до морщинистых и покрытых мозолями рук стариков и старух. Уже к йолю ни кирпичика не осталось от новых шерифских или каких-либо других строений, сложенных «людьми Шаркуна», однако эти кирпичи пошли на починку многих старых нор, сделав их уютнее и суше. В сараях, амбарах и пустых норах, и в особенности в туннелях Михелевых Норок и старых карьерах в Заячьих Холмах, были найдены огромные запасы добра, пищи и пива, спрятанные там разбойниками, так что йоль вышел гораздо веселее, чем кто-либо надеялся.

Одной из первых вещей, которую сделали в Хоббитоне, раньше даже, чем разобрали новую мельницу, было приведение в порядок Кручи и Торбы и восстановление Исторбинки. Передняя сторона новой песчаной ямы была выровнена и превращена в большой укромный сад, а в южном склоне Кручи были прорыты новые норы, вход в которые был облицован кирпичом. Старика Скромби вернули в № 3,и он частенько повторял, не заботясь о том, кто его слышит:

— Плох тот ветер, который никому не приносит добра, как я всегда говорил. И Всё хорошо, что хорошо Кончается!

Немного поспорили о том, как назвать новый ряд. Предлагали Боевые Сады, или Обновлённые Смиалсы, но потом так и прижилось по-хоббитски практичное наименование Новый Ряд, и лишь шутники Приречья говорили о нём, как о Конце Шаркуна.

Деревья были несравнимо более тягостной потерей, потому что по приказу Шаркуна их безрассудно вырубали по всей Хоббитании, и Сэм горевал об этом больше, чем обо всём прочем, поскольку лишь эту рану невозможно исцелить быстро, и лишь его пра-пра-правнуки, как он думал, увидят Шир таким, каким он должен быть.

Но однажды — неожиданно, потому что был слишком занят целые недели, чтобы вспоминать о своих приключениях,- он подумал о даре Галадриэли. Он достал коробочку, показал её остальным Странникам (ибо так их теперь все называли) и попросил их совета.

— А я всё задавался вопросом, когда ты вспомнишь о ней,- сказал Фродо.- Открывай!

Внутри оказался серый порошок, лёгкий и тонкий, а в центре лежало семя, похожее на небольшой орех в серебряной скорлупе.

— И что мне делать с этим? — спросил Сэм.

— Брось его в воздух в ветреный день и дай ему сделать своё дело! — сказал Пин.

— Какое? — спросил Сэм.

— Найди местечко для питомника и посмотри, что там произойдёт с растениями- предложил Мерри.

— Но я уверен, что Владычице не понравилось бы, если бы я всё сберёг для собственного сада, когда столько народу пострадало,- возразил Сэм.

— Используй весь свой ум и знания, которыми ты обладаешь, Сэм,- сказал Фродо,- и затем употреби этот дар в помощь своим трудам, чтобы улучшить их. И расходуй его экономно. Порошка здесь немного, и я полагаю, что каждая пылинка обладает силой.

Вот так Сэм и посадил саженцы везде, где были уничтожены особенно красивые или любимые деревья, и в почву под корни каждого он поместил по пылинке драгоценного порошка. В этих трудах он прошёл по всему Ширу, но если он и уделил при этом особое внимание Хоббитону и Приречью, никто его не порицал. И под конец он увидел, что у него всё ещё остаётся немного порошка. Тогда он пошёл к Трёхудельному Камню, который был ближе всего к центру Хоббитании, и с добрым напутствием бросил порошок в воздух. Маленький серебряный орешек он посадил на Гостевом Поле, где некогда было дерево, и изнывал от любопытства, что же из него вырастет. Всю зиму он терпел, как мог, и пытался удержаться от того, чтобы не бродить постоянно вокруг, выглядывая, не происходит ли что-нибудь.

Весна превзошла самые дикие его надежды. Его деревья принялись давать побеги и расти, словно само время торопилось и хотело превратить один год в двадцать. На Гостевом Поле взметнулся прекрасный молодой росток: у него была серебряная кора и длинные листья, а в апреле он расцвёл золотыми цветами. Это был, разумеется, мэллорн, и он стал чудом для всей округи. В позднейшие годы, когда он вырос изящный и красивый, слава о нём пошла вширь и вдаль, и многие проделывали дальний путь, чтобы взглянуть на него — единственный мэллорн западнее Гор и восточнее Моря, и один из прекраснейших в мире.

В целом 1420 стал в Хоббитании удивительным годом. Тут было не только дивно сияющее солнце и восхитительные дожди в должное время и в идеальном количестве, но и, как казалось, нечто большее: само дуновение изобилия и роста и мерцание красоты, превышающей обычные, смертные лета, блеснули и пронёслись над этим местом Средиземья. Все дети, рождённые или зачатые в этот год, а их было много, были красивы и крепки, и у большинства были густые золотые волосы, что прежде было исключительной редкостью среди хоббитов. Плоды были так обильны, что хоббитята просто купались в клубнике со сливками, а позднее сидели на лужайках под сливовыми деревьями и ели, пока не воздвигли из косточек кучи, похожие на маленькие пирамиды или груды черепов побеждённых, а затем продолжали в том же духе. И ни один не заболел, и все были довольны, кроме тех, кому надо было косить траву.

Виноградные лозы в Южном уделе были усыпаны гроздьями, и урожай «листа» просто поразительным: и повсюду уродилось столько зерна, что в жатву каждый амбар был заполнен под завязку. Ячмень в Северном уделе был так хорош, что пиво урожая 1420 года вспоминалось долго и вошло в пословицу. Собственно говоря, даже поколение спустя можно было услышать от какого-нибудь старика в харчевне, который со вздохом удовлетворения ставил свою кружку после хорошей пинты отличного эля:

— А-а! Это прямо как четырнадцать-двадцать, вот что!

Сперва Сэм с Фродо оставался у Хлопкинсов, но когда Новый Ряд был готов, он ушёл жить со стариком. Вдобавок ко всем своим прочим трудам, он распоряжался очисткой и восстановлением Торбы, но часто уходил в отдалённые районы Хоббитании на лесопосадки. Так что он не был дома в начале марта и не знал, что Фродо был болен. Тринадцатого числа этого месяца фермер Хлопкинс нашёл Фродо лежащим на его постели: он сжимал белый камень, который висел на цепочке у него на шее, и, казалось, был в полубреду.

— Оно ушло навсегда,- произнёс он,- и теперь всё темно и пусто.

Но приступ прошёл, и, когда двадцать пятого марта Сэм вернулся, Фродо оправился, и он ничего не сказал о себе самом. Тем временем Торба была приведена в порядок, и Мерри с Пином явились из Кроличьей Балки, привезя назад всю прежнюю мебель и утварь, так что вскоре старая нора стала выглядеть практически так же, как и раньше.

Когда, наконец, всё было готово, Фродо сказал:

— Сэм, когда ты собираешься вселиться сюда и присоединиться ко мне?

Сэм явно смутился.

— Да нет, если не хочешь, не обязательно делать это прямо сейчас,- сказал Фродо.- Но, понимаешь, старик же будет под боком, да и вдовушка Ворчь отлично за ним присматривает.

— Да не в этом дело, мастер Фродо,- промямлил Сэм, отчаянно покраснев.

— Так в чём же?

— В Рози, в Рози Хлопкинс,- ответил Сэм.- Конечно, ей, бедной девочке, совсем не по душе мои хождения туда-сюда, но, раз я не говорил, она тоже не могла сказать. А я не говорил, потому что сначала должен был сделать, что полагается. Но теперь я сказал, а она и говорит: «Что ж, ты потерял даром год, так зачем ждать дольше?» «Потерял даром? — говорю я.- Я бы так не сказал». Но я понял, что она имела в виду. Я, можно сказать, буквально разрываюсь пополам.

— Я понимаю,- сказал Фродо.- Ты хочешь жениться, и в то же время хочешь жить со мной, в Торбе? Но, мой дорогой Сэм, это же так просто! Женись как можно скорее, а затем въезжай вместе с Рози. В Торбе хватит места для такого большого семейства, какого ты только пожелаешь.

Так всё и решилось. Весной 1420 года (на который, помимо всего прочего, пришлось множество свадеб) Сэм Скромби женился на Рози Хлопкинс, и они переселились в Торбу. И если Сэм считал себя счастливчиком, то Фродо знал, что самый большой счастливчик он сам, потому что во всей Хоббитании не было хоббита, за которым бы так заботливо ухаживали. Когда все работы по восстановлению были спланированы и запущены полным ходом, он обратился к спокойной жизни, много писал и проглядывал все свои заметки. На Свободной Ярмарке в день середины лета он отказался от должности Представителя Старосты, и милый старина Вилл Белолап ещё семь лет председательствовал на застольях.

Мерри и Пин некоторое время жили вместе в Кроличьей Балке, и между Забрендией и Торбой было оживлённое хождение взад-вперёд. Два молодых Странника вызвали в Шире настоящее смятение своими песнями, и историями, и изысканностью, и своими чудесными угощениями. Их прозвали «властными», не имея в виду ничего, кроме хорошего, потому что все сердца согревались при виде того, как они едут мимо в таких сверкающих кольчугах и с такими ослепительными щитами, смеясь и распевая песни дальних-предальних стран, и хоть теперь они были крупными и величественными, в других отношениях они не изменились, если не считать того, что стали гораздо обходительнее, общительнее и веселее, чем когда-либо прежде.

Однако Фродо и Сэм вернулись к обычной одежде за исключением того, что, когда было нужно, они надевали длинные серые плащи, отлично сотканные и заколотые у горла прекрасными брошами, а мастер Фродо всегда носил на цепочке белый камень, который он часто трогал.

Всё теперь шло просто замечательно, обещая пойти ещё лучше, и Сэм был так занят и так счастлив, как только может пожелать хоббит. И весь этот год ничто не портило ему настроения, кроме смутной тревоги за своего хозяина. Фродо полностью отошёл от всех дел в Шире, и Сэму было больно замечать, насколько малым почётом он пользовался в своей собственной стране. О его подвигах и приключениях знали или хотели знать немногие; общее восхищение и уважение было отдано большей частью мистеру Мериардоку, и мистеру Перегрину, и (если Сэм знал об этом) ему самому. Кроме того, осенью появилась тень старых тревог.

Однажды вечером Сэм зашёл в кабинет и обнаружил, что его хозяин выглядит очень странно. Фродо был исключительно бледен, и казалось, что глаза его смотрят на что-то очень далёкое.

— Что случилось, мистер Фродо? — спросил Сэм.

— Я ранен,- проговорил Фродо,- ранен; это никогда по-настоящему не излечится.

Однако потом он встал, и припадок, по-видимому, прошёл, а на следующий день он снова был совсем как всегда. И всё бы ничего, да потом Сэм припомнил, что было это шестого октября. Два года спустя с того чёрного дня в ложбине под Завертью.

Время шло вперёд, и настал 1421 год. В марте Фродо снова был болен, но весьма успешно скрыл это, потому что у Сэма и без того забот хватало. Первенец Сэма и Рози родился двадцать пятого марта: дата, записана Сэмом.

— Ну, мистер Фродо,- сказал он,- я в небольшом затруднении. Мы с Рози решили назвать его Фродо, с вашего позволения, но это не он, а она. Хотя такая милая девочка, о которой только можно мечтать; к счастью, больше похожа на Рози, чем на меня. Так что мы не знаем, что делать.

— Что ж, Сэм,- сказал Фродо.- Что плохого в старом обычае? Выбери имя цветка, наподобие Розы. Половина девочек в Хоббитании носит такие имена, и что может быть лучше?

— По-моему, вы правы, мистер Фродо,- согласился Сэм.- В своих странствиях я слышал немало прекрасных имён, но мне кажется, что все они чересчур роскошны для повседневной носки, если можно так сказать. Старик, он что говорит: «Сделай его коротким, и тогда тебе не придётся его укорачивать, прежде чем пользоваться». Но если это будет имя цветка, то длина меня не заботит: это должен быть прекрасный цветок, потому что, понимаете, я думаю, что она очень красива и будет постоянно хорошеть.

Фродо с минуту подумал.

— Хорошо, Сэм, как насчёт эланор, солнечной звёздочки? Помнишь маленькие золотые цветы в траве Лотлориэна?

— Вы опять правы, мистер Фродо! — воскликнул Сэм в восхищении.- Это то, что я хотел!

Маленькой Эланор было около шести месяцев, и 1421 г. клонился к осени, когда Фродо позвал Сэма в кабинет.

— В четверг будет день рождения Бильбо, Сэм,- сказал он.- И он побьёт Старого Крола. Ему исполнится сто тридцать один!

— Так ему и хотелось! — ответил Сэм.- Он просто чудо!

— Ладно, Сэм,- сказал Фродо.- Я хочу, чтобы ты пошёл к Рози и узнал, не согласится ли она отпустить тебя, чтобы мы могли выехать вместе. Конечно, теперь ты не можешь отправиться далеко или надолго,- добавил он немного печально.

— Ладно, да не очень, мистер Фродо.

— Конечно, нет. Но не беда. Ты сможешь проводить меня в путь. Скажи Рози, что тебя не будет не так уж долго, не больше, чем две недели, и ты вернёшься в совершенной целости и сохранности.

— Мне хотелось бы, чтобы я смог проделать с вами весь путь до самого Раздола, мистер Фродо, и повидать мистера Бильбо,- сказал Сэм.- И всё же, единственное место, где мне по-настоящему хочется быть, оно здесь. Я будто разрываюсь напополам.

— Бедный Сэм! Боюсь, это будет ощущаться именно так,- вздохнул Фродо.- Но ты поправишься. Ты просто создан быть солидным и целым, и ты будешь.

За следующий день или два Фродо проглядел свои бумаги и записи вместе с Сэмом, и он передал ему свои ключи. Тут была большая книга в ярко-красной кожаной обложке; её длинные страницы были теперь почти заполнены. В начале шло много листов, покрытых мелким, несколько паучьим почерком Бильбо, но большая их часть были исписаны твёрдым плавным почерком Фродо. Книга делилась на главы, но восьмидесятая глава была незакончена, и после неё шло несколько чистых листов. На титульной странице было много заглавий, вычеркнутых одно за другим, а именно:

Мой дневник. Моё Неожиданное путешествие. Туда и Обратно. И Что Случилось Потом.

Приключения пяти хоббитов. Повесть о Великом Кольце, составленная Бильбо Торбинсом по его собственным наблюдениям и сообщениям его друзей. Что мы делали в Войне за Кольцо.

На этом рука Бильбо кончалась, и Фродо написал:

ПАДЕНИЕ

ВЛАСТЕЛИНА КОЛЕЦ

ВОЗВРАЩЕНИЕ КОРОЛЯ

(с точки зрения невысокликов, по воспоминаниям Бильбо и Фродо из Шира,

дополненное сообщениями их друзей и поучениями Мудреца)

Вместе с выдержками из Книг Знаний, переведённых Бильбо в Раздоле

— Как, да вы почти закончили, мистер Фродо! — воскликнул Сэм.- Ну, я должен сказать, вы сдержали своё обещание.

— Я совсем закончил, Сэм,- возразил Фродо.- Последние страницы для тебя.

Двадцать первого сентября они вышли вместе. Фродо на пони, который нёс его всю дорогу из Минас Тирита и звался теперь Бродяжник, а Сэм на своём любимом Билле. Это было прекрасное золотое утро, и Сэм не спросил, куда они направляются: он думал, что догадывается.

Они поехали по дороге на Сток через холмы к Лесному Пределу, позволив своим пони идти так, как тем хотелось. В Зелёных Холмах они остановились, а двадцать второго сентября, уже после полудня начали неспеша спускаться к лесу.

— Это чуть ли не то самое дерево, за которым вы прятались, когда в первый раз показался Чёрный Всадник, мистер Фродо! — сказал Сэм, указывая влево.- Теперь всё это кажется похожим на сон.

Был вечер, и на восточном небосклоне мерцали звёзды, когда они миновали упавший дуб, свернули и поехали вниз по склону сквозь заросли орешника. Сэм молчал, погрузившись в свои воспоминания. Но вскоре он заметил, что Фродо тихонько напевает про себя, напевает старую песню странствий, только слова были немножко другими:

За каждым углом ждать могут пока

Неведомый путь, потайные врата.

Хоть мимо идти заставлял меня рок,

Однажды, наверно, настанет мой срок

Уйти укромной тропой, что ведёт

От лунных краёв до солнца ворот.

И, словно в ответ, из долины внизу зазвенела другая песня:

А! Элберет Гилтониэль!

Силиврен пенна мириэль

О менель аглар эленат,

Гилтониэль, а! Элберет!

Мы жили средь лесной тени,

Но в памяти хранили мы

В теченье всех бессчётных лет

Над морем дальним звёздный свет.

Фродо и Сэм остановились и молча сидели в мягких тенях, пока не увидели мерцание, когда путники направились к ним.

Здесь был Гилдор и много прекрасных эльфов, и здесь, к удивлению Сэма, ехали Элронд и Галадриэль. Элронд был облачён в серую мантию, и звезда была на его лбу, а в руке он держал серебряную арфу, и на его пальце было золотое кольцо с большим синим камнем: Вилия, могущественнейшее из Трёх. А Галадриэль сидела боком на белой лошади и на ней были искристо-белые одежды, словно облако вокруг луны, ибо, казалось, она сама сияет мягким светом. На её пальце была Нения, кольцо из мифрила, с единственным белым камнем, вспыхивающим, будто холодная звезда. За ними медленно трусил на маленьком сером пони и, по-видимому, клевал носом в дрёме Бильбо собственной персоной.

Элронд приветствовал их степенно и учтиво, а Галадриэль улыбнулась им.

— Итак, мастер Сэммиум,- сказала она,- я слышала и вижу, что ты хорошо использовал мой дар. Теперь Шир будет милее и красивее, чем когда-либо прежде.

Сэм поклонился, но не нашёл, что ответить. Он забыл, как прекрасна Владычица.

Затем Бильбо проснулся и открыл глаза:

— Привет, Фродо! — сказал он.- Ну вот, сегодня я обогнал Старого Крола! Так что с этим покончено. И теперь я, кажется, вполне готов отправиться в другое путешествие. Ты идёшь?

— Да, я иду,- ответил Фродо.- Хранители Кольца должны идти вместе.

— Куда вы идёте, хозяин? — воскликнул Сэм, хотя наконец он понял, что происходит.

— К Гаваням, Сэм,- сказал Фродо.

— Но я не могу идти!

— Нет, Сэм. Во всяком случае, не сейчас, не дальше, чем к Гаваням. Хотя ты тоже был Хранителем Кольца, пусть лишь на краткий срок. Может прийти и твоё время. Не огорчайся слишком уж сильно, Сэм. Ведь нельзя же тебе вечно разрываться пополам. Ты будешь один и целый на много-много лет. У тебя столько радостей, дел и будущего.

— Но,- сказал Сэм, и слёзы навернулись ему на глаза,- я думал, что вы тоже собираетесь наслаждаться жизнью в Хоббитании ещё годы и годы, после всего, что вы сделали.

— И я так думал одно время. Но я слишком тяжело ранен, Сэм. Я пытался спасти Хоббитанию, и она спасена, но не мной. Это часто так бывает, Сэм: когда вещи в опасности, кто-то отказывается от них, теряет их, чтобы другие могли хранить. Но ты — мой наследник: всё, что у меня было и могло быть, я оставляю тебе. И ещё у тебя есть Рози, и Эланор, и появится Фродо-мальчик, и Рози-девочка, и Мерри, и Златовласка, и Пин, и, может быть, другие, которых я не могу увидеть. Твои руки и твой ум будут нужны повсюду. Ты, конечно, станешь Старостой и будешь им так долго, как пожелаешь, и самым известным в истории садовником; и ты будешь читать отрывки из Красной Книги и сохранишь живой память об ушедшей эпохе, чтобы народ помнил о Великой Опасности и тем больше любил свою прекрасную страну. И это доставит тебе столько занятий и счастья, сколько можно пожелать, до тех пор, пока продолжается твоя часть Истории.

А сейчас, поедем со мной!

Элронд и Галадриэль поскакали вперёд, потому что третья эпоха кончилась, и дни Колец миновали, и завершились истории и песни тех времён. С ними уходили многие высшие эльфы, которые не хотели больше оставаться в Средиземье, и среди них, исполненные печали, но печали благой, без горечи, ехали Сэм, Фродо и Бильбо, и эльфы с радостью оказывали им знаки уважения.

Хотя они ехали весь вечер и всю ночь по самому центру Хоббитании, никто, кроме диких зверей, не видел, как они проходили, разве что редкие путники в темноте могли заметить беглый отблеск под деревьями, или свет и тень, скользящие по траве, когда луна повернула к западу. Миновав Хоббитанию и пройдя по южным окраинам Белых Взгорий, они добрались до Дальних Всхолмий и до Башен, и увидели вдали Море, и спустились наконец к Митлонду, к Серым гаваням в длинном заливе Луны.

И когда они подошли к воротам, Кирдан Корабел вышел приветствовать их. Очень рослым был он, и борода его была длинной, и он был сед и стар, только глаза его были ярки и пронзительны, как звёзды. И он посмотрел на них, поклонился и сказал:

— Теперь всё готово.

Потом Кирдан провёл их к Гавани, и там был белый корабль, и на причале рядом с большим серебристым конём стояла фигура, вся одетая в белое, и поджидала их. Когда Гэндальф обернулся и пошёл к ним навстречу, Фродо увидел, что теперь он открыто носит на руке третье Кольцо, Нария Великое, и камень его был красен, как огонь. Тогда те, кто уходил, обрадовались, потому что поняли, что Гэндальф тоже взойдёт на корабль вместе с ними.

Но Сэм был теперь огорчён до глубины души, и казалось ему, что, какой бы горькой ни была разлука, ещё более горестным станет долгий путь домой в одиночестве. Однако как раз, когда они стояли там, а эльфы поднимались на борт, и всё было готово к отправлению, примчались в великой спешке Мерри и Пин. И Пин рассмеялся сквозь слёзы.

— Ты уже пытался однажды ускользнуть от нас, Фродо, и потерпел провал! — сказал он.- Сейчас ты почти преуспел в этом, но снова провалился. Хотя теперь тебя выдал не Сэм, а сам Гэндальф!

— Да,- сказал Гэндальф,- потому что назад лучше возвращаться втроём, чем одному. Что ж, тут, на берегах Моря, пришёл, дорогие друзья, конец вашему товариществу в Средиземье! Идите с миром! Я не скажу «не плачьте», потому что не все слёзы — зло.

Потом Фродо поцеловал Мерри, Пина и последним из всех Сэма, и взошёл на борт, и паруса были подняты, и ветер дунул, и корабль медленно заскользил вдаль по длинному серому заливу, и свет фиала Галадриэли, который взял с собой Фродо, вспыхнул и исчез. И корабль поднялся в Верхнее Море и пошёл на Запад, пока, наконец, однажды дождливой ночью Фродо ощутил в воздухе свежее благоухание и услышал пение, донёсшееся по водам. И затем показалось ему, что, как тогда, в его сне в доме Бомбадила, серый занавес дождя превратился в серебристое стекло, и откатился назад, и он увидел белые берега, а за ними далёкий зелёный край в быстром восходе солнца.

Но для Сэма вечерние сумерки сгустились в черноту, когда он стоял в Гавани и глядел в серое море, но видел только тень на воде, которая вскоре исчезла на Западе. И долго ещё он неподвижно стоял в ночи, слыша лишь вздохи и ропот волн на берегах Средиземья, и звуки эти глубоко запали в его сердце. Рядом с ним стояли Мерри и Пин, и они молчали.

В конце концов трое товарищей повернули прочь и, ни разу не оглянувшись, медленно поехали по направлению к дому; и они не говорили ни слова друг другу, пока не вернулись в Хоббитанию, но каждого из них сильно утешало присутствие друзей на длинной серой дороге.

Наконец они переехали Всхолмья и вышли на Восточный Тракт, и тогда Мерри и Пин поскакали в Забрендию, и они уже опять пели, пока ехали. Но Сэм повернул к Приречью, и поднялся этой дорогой на Кручу, снова уже под вечер. И он пошёл вперёд, и тут был жёлтый свет, и огонь в очаге, и ужин был готов, и его ждали. И Роза втащила его внутрь, и усадила в его кресло, и положила к нему на колени малышку Эланор.

Он глубоко перевёл дух и сказал:

— Ладно, я вернулся.

Пред. глава Оглавление

Джон Толкин
Властелин колец. Возвращение короля - Книга шестая

Книга шестая

Крепость Кирит Ангола

Страна Тени

Роковая Гора

Поле Кормаллен

Правитель и Король

Разлуки

Возвращение домой

Очищение Хоббитании

Серые гавани

Комментировать

Отменить ответ

Книга шестая

Крепость Кирит Ангола

Страна Тени

Роковая Гора

Поле Кормаллен

Правитель и Король

Разлуки

Возвращение домой

Очищение Хоббитании

Серые гавани

Рекомендуем

Комментировать

Отменить ответ