Воспитать ребенка креативным – неверная постановка задачи. В каждом есть дары и способности. Раскрыть их, пройти мимо или заглушить на корню – зависит от нашей наблюдательности и любви, – считает нейропсихолог Татьяна Черниговская.
Приведем подробную расшифровку одной из видеобесед, в которой она участвует.
– Здравствуйте, меня зовут Татьяна Черниговская, и в моей передаче мы говорим об интеллекте, мышлении, культуре и развитии человека.
Сегодня будем об этом говорить, и сегодня у нас такая тема: что такое талант, как обращаться с талантливыми или просто одаренными детьми, дается ли нам талант природой, или это результат хорошего образования и воспитания.
И для этого разговора мы пригласили Е.И. Николаеву, профессора кафедры психологии и психофизиологии Государственного педагогического университета имени Герцена.
Елена Ивановна, вы специалист по детям и по тому, как обращаться с тем, что носит название «креативность» – модное слово, но вроде нечем его и заменить.
Действительно, есть два полярных мнения, что талант – это то, с чем родился, были ли небеса милостивы к тебе или не были.
А другое мнение такое, что, какой бы ни родился, если хорошие воспитатели, хорошие учителя, удачные родители (родители как воспитатели), то можно воспитать и из любого человека довольно способную, интересную личность.
Наиболее ярко это видно по способностям к музыке. Именно в музыкальных семьях этот ген (фигурально его так назовем, или на самом деле ген) протягивается из поколения в поколение.
Конечно, всегда можно возразить, что эти дети растут в музыкальной среде, бабушки-дедушки, папы и мамы, все друзья – музыкальные, они как бы толкают их… На самом деле ответ не очевиден.
– Мы действительно не можем поставить эксперимент. Но для того, чтобы ответить на ваш вопрос, все-таки стоит отделить детское творчество от взрослого творчества. Потому что детское творчество – это обязательный атрибут, необходимая часть каждого здорового ребенка.
– Он с этим рождается, или его необходимо в это погрузить?
– Я имею в виду, что любой здоровый ребенок должен быть одаренным. Почему? Каждый из нас когда-то сам восстановил структуру языка из лексики.
Более того, мне часто говорят: музыкальный талант дается не каждому. Но почему каждый ребенок, который освоил язык – почему он так точно воспроизводит музыкальность своего языка?
– Кстати говоря, не все. Есть люди, у которых способность к интонированию, к пониманию интонации, к собственным голосовым модуляциям не очень развита.
– Безусловно, но большая часть детей это делает.
Более того, с моей точки зрения единственный способ адаптироваться ребенку к той культуре, в которую он входит – это наличие детского творчества, то есть умение приспосабливаться или умение создавать то, что уникально и никогда тобою ранее не пройдено.
То есть детское творчество – это создание нового по отношению ко мне самому, то, что я раньше никогда не осваивал.
– Если продолжать вашу логическую линию и перенести это на взрослых, то творец (не с большой буквы, а с маленькой), то есть человек, способный к порождению каких-то новых знаний или новых умений – это именно тот, кто создает то, чего никто другой не делал, то есть вообще творит новый мир.
– Совершенно верно.
– Но ведь это может и у ребенка быть. Ребенок может придумать что-то такое, чего не придумал никто и никогда, и тогда мы говорим: вот эти дети – вундеркинды.
– Таких детей крайне мало, потому что детское творчество – вот то, что является типичным для всех, это создание нового, принципиально нового только для тебя, потому что оно в культуре есть давным-давно, свой язык – все могут на нем говорить, а ты впервые восстанавливаешь его структуру.
Ты впервые начинаешь ходить, ты впервые начинаешь брать карандаш в руки и восстанавливаешь, структурируешь мир с помощью рисунка, потому еще не можешь сказать.
– И не только рисунка, ведь ребенок, когда рождается в мир, он, вообще-то говоря, инопланетянин, потому что ему с этим миром надо как-то справиться, он про него вообще ничего не знает.
Ему надо справиться с пространством, со звуками, с тем, что важно, что неважно, что опасно, что не опасно, ему надо справиться со взаимным притяжением – между прочим, научиться ходить.
– Но у него есть замечательный поводырь – именно его родители.
– А я бы сказала, что у него другой поводырь – гены. Я не могу себе представить здорового ребенка, который вдруг не будет ходить.
– Совершенно верно, но эти гены ему даются родителями.
– Если все-таки мы вернемся к теме про талантливых детей, то какова ваша точка зрения: что все рождаются равно способными, и дальше всё зависит от того, как повезло с учителями?
– Нет. С одной стороны, каждый ребенок имеет вот эту способность к познанию минимума, который есть в культуре, и это – детское творчество. А далее, когда он становится подростком, у него есть выбор: идти уникальным путем или социализироваться, войти в этот мир, походя на других людей.
– А у каждого есть такой выбор? Вы имеете в виду, что каждый ребенок осознаёт, что у него есть?
– Это делается неосознанно, совершенно верно. Многие хотят походить на то близкое окружение, которое у них есть, и тогда они перестают быть талантливыми. А у некоторых этого нет. Но для того, чтобы этого не было, вот здесь вступают, важную роль берут на себя родители.
– У талантливых детей, вообще-то, очень тяжелая жизнь. Они не похожи ни на кого, и, чем более яркая личность, тем ей же хуже.
Потому что если ребенок не похож, то он не хочет вот так сидеть, вот так руку поднимать, занимается все время не тем, чем ему велят, и вообще ни на какие конвенции, так сказать, ни на какие договоры не идет.
Вот мне рассказывал много лет назад один замечательный доктор-психоневролог, который как раз занимался талантливыми детьми.
К нему каждый день приводили детей, с которыми родители просто не знали, что делать, потому что эти дети выше двойки в оценках не поднимались. А при этом я просто два поразительных примера приведу.
Один из мальчиков, обучаясь в первом классе, в начале первого класса придумал паровой двигатель. Причем он не просто его придумал, а он его сделал, и какая-то штука носилась по квартире, брызжа раскаленным подсолнечным маслом.
И я считаю, что этот мальчик гений, он именно гений – не просто способный, а гениальный, потому что он не только выдумал эту всю вещь – он ее умудрился еще и сделать.
Второй мальчик был такой, что, когда его стали обучать простому счету, арифметике, он тоже первоклассник был, – в какой-то момент сказал: а вообще-то говоря, здесь должно быть что-то посредине, это, я думаю, ноль, соответственно, сколько чисел справа, столько чисел и слева.
Это просто кошмар, потому что у человечества тысячелетия ушли на то, чтобы додуматься до такого интеллектуального прорыва.
Все эти дети имели единицу или двойку как за поведение, так и за обучение. Вот что с ними делать, как их социализировать, как их втянуть в контекст, с которым они все-таки были бы не врагами человечества и наказанием для родителей, а чтобы использовать таких детей?
– Для таких детей все-таки должны быть другие школы. Я думаю, что современные школы, даже совершенно замечательные гимназии все-таки рассчитаны на некий стереотип, хотя бы для какого-то круга детей.
– И потом, ведь гимназия – это гораздо более позднее время. В гимназии принимают примерно в пятом классе, а речь идет о самых маленьких детях, как с ними быть?
– Откуда они берутся, эти дети? Мне кажется, что очень важно вспомнить, например, то, что говорят сами гениальные люди.
Вот, например, Гидон Кремер, который сказал удивительную вещь.
В своих воспоминаниях он описывал: все его родственники говорили, что в четыре года он впервые взял палочку и стал дирижировать.
И далее он спрашивает у своих и задает себе вопрос: а почему я взял эту палочку – потому что я очень многое делал, но родители не реагировали на это. И только тогда, когда я взял палочку, только тогда они на это отреагировали.
Когда Моцарт стал Моцартом? Когда Моцарт понял, что отец реагирует только в том случае, когда он сидит за пианино, во всех остальных случаях он вне внимания своего родителя.
И очень часто в этих ситуациях эти совершенно замечательные дети не нужны своим родителям вне той ситуации, которая значима для родителей.
– Это вообще страшная тема, правда. Потому что получается, что родители гораздо более эгоистичные, чем о них принято думать.
Я имею в виду, что родители вроде бы все делают для своих детей, нанимают им тысячи учителей, отправляют в какие-то специальные детские сады и школы.
А на самом деле это нужно трактовать как то, что они удовлетворяют собственное тщеславие, а вовсе не заботятся о детях и о том, чтобы эти дети были счастливы и здоровы, чтобы них развилось то, что на самом деле.
То есть безумная мамаша почему-то решила, что она родила Эйнштейна, и она делает для того, чтобы сделать из него Эйнштейна, а он не Эйнштейн, а Пикассо.
– Но он вынужден быть Эйнштейном, потому что она реагирует только на это. Она любит его только в тот момент, когда он занимается физикой, и тогда мальчик будет прикладывать много-много усилий, а чем больше усилий, тем больший эффект.
– Еще такой есть аспект. Я помню, в одном из ваших докладов и в книжках ваших такая мысль обсуждается: что полезнее, или полезно ли вообще наказывать детей, поощрять детей?
Но все-таки мы знаем, что обучение всех – и зверей, и детей происходит с помощью поощрения и наказания.
В одном из докладов, который на меня произвел большое впечатление, вы сказали, что интеллектуальные дети, способные дети, на самом деле не нуждаются ни в то, ни в другом.
Получается, что ни поощрение, ни наказание роли не играют, что они настолько увлечены своим занятием, что им на самом деле совершенно неважно, это так?
– Вот тот эксперимент, который вам понравился и который меня саму потряс до глубины души. Условно делим детей – в обычной группе детского сада – на тех, у кого интеллект чуть выше, и тех, у кого интеллект чуть ниже. Затем мы им предлагаем следующую ситуацию.
Сначала мы предлагаем им участвовать с нами в ассоциативном эксперименте без всякого подкрепления.
Затем они также участвуют с нами в ассоциативном эксперименте, то есть экспериментатор предлагает слово, а ребенок говорит антоним – противоположное слово, для ребенка в пять лет это удобнее.
Таким образом, мы играем с ребенком, но теперь только за конфетки.
И третий вариант, когда ребенок не сможет подобрать слово на наше слово, мы отбираем у него конфетку. Оказалось, что те дети, у которых интеллект выше среднего, лучше всего выполняют этот ассоциативный тест без всякого подкрепления, им просто это интересно.
Им интересен процесс, а конфеты их отвлекают от основного процесса.
Вторая группа детей – она мало того, что хуже всего работала без всякого подкрепления, а лучше всего, когда отнимали конфеты, но даже на пике вот этого наказания они все равно работали хуже, чем те дети, которые без всякого наказания и поощрения.
Это говорит о том, что высокий интеллект у вот этих детей потому, что им самим интересно получать знания, поэтому он у них высокий.
– Хорошо, тогда можно с легкостью перескочить на другую тему, что образование должно быть организовано таким образом, чтобы ребенок несся туда сломя голову, потому ему интересно там находиться, в этой среде.
А не потому, что учительница поставит двойку, которую, если он еще и способный, найдет химический способ вывести и аккуратненько вместо нее поставить другую оценку.
– Или он может, манипулируя мамой, получить то, что ему хочется… То есть проблема-то здесь в том, почему одни такие, а другие такие.
У меня есть только два предположения, они оба не доказаны, потому что для того, чтобы их доказать, нужно разговаривать с мамами, а мамы детей до пяти лет не очень-то рассказывают, как они наказывают.
Точнее, мы проводили исследование, и оказалось, что мамы и папы, когда говорят о наказании и поощрении, рисуют некую такую идеальную картинку, которая вообще не соотносится с тем, как это ощущает ребенок.
И это многократно показано, то есть это сложно доказать. Но как можно представить, как формируется вот этот ребенок, которому просто интересно знать? Здесь может быть два предположения. Первое: мать любит ребенка просто так – за то, что он есть.
Но при этом есть рядом в семье кто-то, кто говорит ребенку: слушай, я тебя люблю, но вот если ты будешь делать, как я, если ты будешь учиться, если ты будешь расти…
И что ребенок? Для него взрослые – это самые главные объекты, на которые он ориентируется и по которым он строит свою жизнь.
Я такого ни разу не слышала, ни разу не видела такой семьи.
Типичный вариант – это вариант, при котором мать реагирует на ребенка только в том случае, когда он ее не трогает – это называется небезопасная привязанность.
Безопасная привязанность проявляется в том, что ребенок используется как база для достижения – большинство матерей знают это, вот подойдет этот ребеночек, постоит три минутки рядом с мамой, как бы вот наберется этой самой энергией, и пойдет изучать мир.
Побежал, потом опять подойдет, опять вот так вот – это безопасно. А небезопасное заключается в том, что мамочка сидит, а ребеночек, сколько бы времени вы ни находились в комнате, ребеночек сидит на некотором расстоянии, все время отслеживает, что она делает, а при этом делает то, что полезно – например, читает.
Мне рассказывали про ребенка, который полетел с родителями на Карибские острова, и все время – в самолете, на берегу моря читал книжку.
И мама очень гордилась, что у нее такой замечательный ребенок, он не бегал в море, он не плавал со всеми детьми – он не изучал этот мир, но делал то, что очень нравится маме. Это называется небезопасная привязанность.
– Вы знаете лучше меня, что у людей разные психофизиологические типы. И человек, вообще-то говоря, такой рождается.
Может быть, этот ребенок не собирается делать никакой карьеры, он не собирается быть на сцене ни в каком смысле, а он философ, таким родился.
Я не хочу преувеличивать, но по типу он человек, который будет жить одиноко, тихо-спокойно в углу и, возможно, напишет гениальное произведение, а возможно, ничего не напишет, но будет сам счастлив.
Так вот всё, что вы говорите – это что, применимо ко всем детям любых сортов, так сказать, любых типов?
– Ну, дети имеют тот тип, который есть у их родителей, обязательно. Мы не можем это расчленить, потому что этих маму и папу когда-то воспитали дедушки и бабушки.
Получается, ребенок рождается, а ему дают имя, например, в честь бабушки или дедушки, и тогда он должен этот флаг нести и выполнять функцию – не свою, а вот ту.
– Вот это, я думаю, для него самое ужасное, когда он должен флаг нести. Потому что вся семья, так сказать, возлагает надежды на него, и он получается несчастный ребенок.
Он еще только родился, а у него уже тысячи долгов перед всеми, перед социальной средой, в которой он оказался, перед родственниками, все на него, как на скаковую лошадь, ставят, а если он не выигрывает, то все страшно недовольны.
А он, вообще-то говоря, никому ничего не должен, он сам по себе личность. – Но он привык к тому, что он должен ориентироваться только на них.
– Все-таки, каков был бы ваш совет, если перед нами действительно талантливые дети, и хочется, чтобы не получилось то, что всем известно.
А именно, что кругом куча вундеркиндов, а потом что-то не видно ни одного гения, который из этих вундеркиндов получается. Что же надо делать, чтобы этих детей не загубить?
– Есть только единственное качество, которое необходимо для того, чтобы таланты реализовать – это уметь трудиться.
– То есть надо научить работать. Но это, знаете, легко сказать, потому что разная работа, разные типы работы есть. Я имею в виду не профессии, а стратегии работы.
–У Черчилля замечательная фраза, которую я люблю (а Черчилль был Нобелевским лауреатом, он очень известная личность).
Суть фразы: успех – это переживание одной неудачи за другой с сохранением сил для борьбы.
То есть важно научить воплощать свои идеи – несмотря на то, что общество отторгает творческих людей в принципе. Они разрушают это общество, поэтому общество от них закрывается.
И задача любого родителя – научить ребенка воплощать ту идею, которая у него есть, с сохранением сил для борьбы.
– У нас разные позиции – просто потому, что можно по-разному на это смотреть. Потому что я не думаю, что все люди непременно должны борьбой какой-то заниматься, вполне допускаю себе возможность для ребенка, из которого потом получится взрослый, вообще отрицание такого рода позиции.
Ребенок говорит: а мне не нужен успех, мне не нужны ваши пятерки, вообще никакие ваши премии, никакие ваши и кандидатские, и докторские и прочие диссертации, я вообще в эту игру не играю.
Другая игра у меня – я хожу по полям, по лесам, охраняю птиц, цветы.
И слава Богу, а почему он должен борьбу-то бесконечно вести? Я бы закончила на такой ноте, что лучшее, что мы можем сделать для детей – и для наших собственных, и для тех кого мы учим, – это разглядеть их получше.
Посмотреть и по возможности понять, кто это перед тобой находится. Как сделать так, чтобы свойственные именно этой личности – а двух одинаковых личностей, как всякому известно, нет, именно этой личности развить те ее замечательные черты, которые наиболее хороши вот именно в этом человеке?
То есть как учителя, так и родители должны просто более внимательны быть ко своим детям, не в зеркало смотреться в надежде себя, только лучшего, увидеть в ребенке, а восхититься таким, какой достался – вот такой, какой есть, такой есть.
И из того, что девочка считать не умеет, не следует, что она не будет лучшей в мире вышивальщицей, и будет, к примеру, плести такие венецианские кружева, которые уже несколько столетий никто не может плести.
– Или будет воспитывать таких замечательных детей, которым будет приятно жить на свете.
– Вот на этой, в общем-то, не такой и пессимистической ноте мы заканчиваем наш разговор. Пожелаем нашим зрителям подумать над тем, чем мы говорили.
С вами были Е. Николаева и Т. Черниговская».
Соб. инф.
Эфир передачи
Комментировать