Бытует стереотип: детей нужно оберегать от трудностей, а детей с особенностями развития – по-особому оберегать. Вячеслав Хотченков считает: «Любые дети, если доверять им свободу, развиваются лучше, у них меньше конфликтов и травм».
Вопросы безопасности детей всегда беспокоят родителей. Они становится острее, когда в семье появляются дети с особенностями развития. Нужно ли оберегать детей от трудностей, и как в этом могут помочь детско-родительские туристические походы?
Беседа на эту тему с экспертом по активному отдыху, организатором учебно-тренировочных и инклюзивных походов Вячеславом Хотченковым состоялась на радио «Теос» в передаче «Ничего особенного».
С гостем студии беседует ведущий Игорь Попов:
– Слава, ты для меня воплощение заведённого моторчика, завод которого не закончен. Сегодня мы с тобой поговорим про родительские страхи, и не только, но и просто про наши взрослые страхи.
У тебя колоссальный опыт в организации походов с детьми и родителями. Что может помешать в таких походах, по твоему опыту?
– Наверное, самый-самый большой страх – это те государственные органы, которые призваны защищать. Самая большая сложность – это то, что вдруг ни с того ни с сего на мероприятие может приехать проверка и начать придираться – лишь бы к чему, для галочки. Это самый волнительный для меня момент. Я делаю всё официально, чтобы с документами был порядок, но всё равно прецедентов много.
– Кроме таких ситуаций, были у тебя со стороны родителей и организаторов какие-то проблемы, и как ты их решал?
– Конечно, бывает очень волнительно. Родителям очень хочется максимально обезопасить своего ребёнка, с одной стороны, а с другой – сделать так, чтобы было побольше внимания организаторов их ребёнку, и больше речь идёт про развлечения, хотели бы, чтобы ребёночка развлекали.
Я не занимаюсь развлечениями. Мне кажется, заниматься развлечениями с детьми – это вредно. То есть я стараюсь разделять развивающую и образовательную среду.
– Что ты называешь развлечением, что ты называешь образовательной средой, в чём принципиальные различия, и во что ты готов вкладываться, а во что – нет?
– Например, анимация. Анимация – это не развивающее занятие, это развлечение. Почему выбирают анимацию – потому что это создаёт более-менее безопасную среду, грубо говоря, незанятый ребёнок хуже незанятого солдата, то есть обязательно нужно чем-то занять, чтобы он не пошёл не наделал глупостей.
Действительно, эта среда становится более безопасной, но если ребёнка развлекать, то ответственность за развлечения перекладывается на кого-то из взрослых – но аниматора, на маму.
Мы слышим фразу «Мне скучно!», и сразу же взрослые: надо что-то придумать, если я что-то не сделаю с ребёнком, значит, я плохой родитель, надо срочно его развлекать!
Ответственность за развлечение ложится на взрослого, это нормально, но есть минусы – ребёнку нужно всё больше разных развлечений.
А если говорить про развивающую среду, то можно сказать о том, что именно развивать. Мне, например, в походах очень нравится развивать ответственность, самостоятельность, коммуникацию. Обожаю проектную деятельность, когда ребята собираются в группу для того, чтобы сделать что-то, что не может сделать отдельно каждый из них – например, сделать плот.
Одному плот сделать сложно, для этого нужно собраться; а, чтобы собраться, нужно договориться, нужно распределить роли и что-то делать – и это развивающая среда. Да, действительно, не всем родителям нравится, что в развивающей среде не хватает развлечений, то есть не уделяют внимание каждому ребёнку, а стараются, чтобы всем было весело, вовлекают посильно, чтобы каждый выбрал себе роль.
– Развивающая среда развивает ребёнка в разных направлениях. Во-первых, решает проблемы социальной адаптации. Понятно, что у детей с особенностями это ахиллесова пята, и им нужно выкладываться.
Не все дети готовы вступать в коммуникацию, некоторые хотят быть лидерами, но не хотят быть пассивными участниками, некоторые хотят руководить – и это, кстати, важный настрой.
До сих пор вспоминаю первый неудачный заход Саши в детский сад. Я столкнулся с одним папашей в раздевалке, его девочка шнурки по секундомеру завязывала, то есть она должна была быть первой. Она первой вставала в очередь, она первая раздевалась, одевалась.
Спрашиваю: «А для чего?» Он говорит: «Она должна быть готова к этому миру, она должна уметь побеждать». И у меня остались большие вопросы: с какими комплексами этот ребёнок вырастет, если она поймёт, что в принципе ты не всегда побеждаешь. Проигрыш – это один из, мне кажется, важнейших опытов в жизни человека и в жизни ребёнка.
– Тут ещё вот какой вопрос: чувствует ли эта девочка себя любимой, если она не первая? И вот это фундаментальный вопрос, который действительно откладывается при таком воспитании.
– И ещё много вопросов: про желание первенствовать. Жизнь – это не соревнование, и часто нужно уступать, чтобы победить. Когда надо научиться работать в коллективе, и ты не лидер, ты часть команды и есть командная договорённость о чём-то, и так далее.
Вопросы безопасности ребёнка всегда являются больным местом родители, особенно родителей особенных детей. Как ты считаешь, нужно оберегать детей от трудностей?
– Мы сейчас затронули две темы: трудности и безопасность. Я их точно разделяю, и что касается безопасности, то у меня точно такое же мнение: это первоочередное в принятии решений, самое главное – безопасность.
Понятие безопасности у нас сильно размыто. Если говорить, что безопасность – это страх за безвозвратную утерю здоровья, то это, на мой взгляд, вопрос строго категоричной безопасности жизни. И здоровья тоже, но именно жизни.
В моём понимании безопасность – это вот такие категоричные вещи. Но ведь в глазах кого-то из родителей опасности – это ушибы, царапины, ссадины, небольшие ожоги. Я не понимаю, как можно провести нормальное здоровое детство без синяков.
Имеют ли дети право на травму – я считаю, что имеют. Желание оградить от лёгких ушибов и травм приводит к тому, что нужно больше вводить контроля, и этот самый контроль нарушает большую детскую потребность – я бы даже сказал, страсть, – к свободе.
Постоянно контролируя, мы у детей забираем свободу.
Есть страх получения ожогов – коснулся уголька, палец обжёг, а родителям уже страшно. Я часто детям на маршрутах выдаю пилы, ножовки с мыслями о том, что, наверное, кто-то сегодня подойдёт и скажет, что он порезался.
И мне кажется, это нормальная история, живая. Однако помимо ссадин, синяков, царапин у родителей распространяется вопрос безопасности на одежду: запачкается, упадёт, будет ходить без шапки и прочее.
Говорю на своих мероприятиях, чтобы ребятам больше доверять, больше передавать ответственность за их жизнь и здоровье.
Передавать самим детям, не брать на себя, не подсказывать и не советовать ребёнку, другому человеку, если о совете не спрашивают, и не помогать, если о помощи не просят – то есть устанавливать партнёрские отношения.
– Давай поясним про инициативу ребёнка и про уровень его ответственности. Простой пример по поводу поведения одного мальчика, который очень сложно вёл себя в походе, хотя был жёстко мотивирован, готовился и вдруг пассивно себя повёл.
Ты его ставишь рядом с собой и запрещаешь идти в этой группе, и он продолжает идти, и всё равно на следующий день с этим мальчиком проблемы. Как тогда ты мотивируешь ребёнка на ответственность, на принятие инициативы? Как родителям вести себя в этой ситуации?
– Я сторонник того, чтобы принимать ребёнка именно таким, какой он есть. Считаю преступным требовать с ребёнка то, к чему он не готов. Уверен, что действительно вредно помогать детям, вредно им советовать. Но чего не хватает детям – так это поддержки и поддержки. В каком плане?
Вот мы сейчас вспомнили папу с дочкой, которая всё должна. Важно принимать ребёнка таким, какой он есть, чтобы он чувствовал себя любимым вне зависимости от своих действий, и давать такому ребёнку поддержку.
Получив поддержку, ребёнок начинает чувствовать себя комфортнее в той среде, начинает лучше проявлять себя. В том случае, когда ребёнок в самом конце шёл, часто падал, лежал, не вставал, не шёл по какой-то причине – стоило мне переставить его за собой, дать больше своего внимания: веры, что он справится; веры, что да, это сложно, здесь трудно, и эта задача выходить в лыжные походы – непростая история.
Но сейчас нет другого варианта, кроме как дойти, и я верю, что ты точно справишься.
Я не забирал у него рюкзак, я не тащил его за собой за верёвочку. Просто сказал, что он точно справится, что я его принимаю таким, какой он есть.
И когда на ребёнка не было дополнительного давления, чтобы он стал другим, а были созданы условия, чтобы он мог оставаться самим собой, он менялся и совершенно нормально шёл в общем темпе.
Думаю, многим не хватает поддержки. Если мы говорим про своих детей, то дать образование могут разные системы. Дать какое-то допвоспитание могут разные авторитетные люди. Но любить ребёнка, принимать и поддерживать – это то, чего не могут дать другие. Поэтому единственный совет: если хватает ресурса на поддержку своих – очень классно, если хватает ресурса на поддержку окружающих – ещё лучше.
– К чему может привести желание родителей оберегать ребёнка от любых трудностей и опасностей и оградить от этого?
– Расскажу историю. Есть у меня на протяжении нескольких лет подряд традиционный ноябрьский поход с бродом. Брод – это когда мы пересекаем речку по дну, это речка Воря в Подмосковье, красивая, извилистая.
В месте, где мы её переходим в брод, детям она где-то по пояс. Ноябрь, температура +2-+4, холодненькая, и когда мы подходим к этому броду, никто не знает, что брод будет, то есть это маленький организационный сюрприз.
Мы подходим к этому месту, и дальше я говорю: «Нам надо перебраться на другую сторону, предлагайте варианты». Кто-то предлагает строить мост, кто-то плот, кто-то дерево, кто-то вброд идти, и так далее.
Но в любом случае мы пробуем, пытаемся, и единственное нормальное решение – идти вброд. Так вот, идти вброд страшно, потому что вода ледяная, нужно раздеться по пояс, до трусов, как-то перейти – это как минимум страшно, плюс погода; там иногда снежок лежит, иногда не лежит; где-то лужи тронулись льдом – это от года зависит.
И вот это та самая посильная трудность. Почему я не боюсь вопросов безопасности – после брода сразу же идёт очень сильный, очень большой склон и подъем наверх, и когда после брода дети забираются наверх, кровь начинает циркулировать, они разогреваются, и опасности переохлаждения и того, что заболеют, просто нет.
Шесть лет делаю этот маршрут, и ни один в этом маршруте не заболел. Так вот, действительно очень страшно пройти эту трудность, но когда дети идут, они получают опыт преодоления трудностей. Им страшно, но они, несмотря на этот страх, идут, им больно, ледяная вода очень-очень сильно морозит ножки, и пальчики начинают болеть.
Да, это больно, вброд в ледяную воду, это очень неприятно, это мокро и страшно, потому что родители всю жизнь говорят, что так делать нельзя.
Но когда они пересекают этот брод, когда жар от ледяной воды начинает охватывать ноги и они начинают гореть теплом, это ощущение сильное – и самое крутое, что ребёнок получает опыт преодоления сложностей.
То есть опыт, что было страшно, но ты пошёл, сделал – и вот пришло это блаженство преодоления, даёт радость. Это получается, если ребята идут. И если идут родители в этот поход, то, раз всем надо, то все идут.
А кто-то из родителей сам раздевается, берет своего ребёночка на руки, перетаскивает на другую сторону, сам делает 3-4 ходки туда-обратно по ледяной воде, ещё при этом всём злится, что это вообще не входило в стоимость путёвки, и так далее.
И проецирует на себя то, что для каждого ребёнка это непосильная нагрузка, и это не для каждого ребёнка безопасно, но я за это отвечаю, это моя зона ответственности. И таким образом показывает, что вот я, взрослый, готов оградить ребёнка от трудности.
Почему каждому родителю хочется сделать ровненькую стартовую дорожку для своего ребёночка? Если поначалу ребёночек маленький, дорожка извилистая, то хочется её выпрямить, чтобы он не спотыкался.
Например, в годик ребёнок только учится ходить, а, помимо того что учится ходить, учится падать, а это с точки зрения нейрофизиологии очень полезная учёба.
А здесь мать, бабушка: что такое, не ходи, упадёшь! Ребёнок падает: а я же говорил, ты упадёшь, не надо ходить! И так далее.
– Да, ребёнок учится балансу, учится центр тяжести переносить, это естественно.
– И получается, что сначала хочется проложить такую тропинку. Идёт в школу – хочется убрать с дороги пеньки, коряжки, чтобы ему дать стартовую дорогу, чтобы было легко.
Дальше – институт, и он дальше по этой взлётной ровной полосе полетел, у него карьера, жена красивая, трое детей, все его любят, и так далее. Но, к сожалению, так не работает.
Не работает почему? Потому что нет опыта преодоления, нет опыта испытать сложность и решать.
Мне нравится входить с детьми в сложность, потому что может быть интересно. Но если нет опыта преодоления сложности, то эта сложность – очень страшная.
И поэтому мне кажется, что очень классно давать возможность детям самим, во-первых, войти в сложность, во-вторых, допускать там ошибки и получать позитивный или негативный опыт.
– Вопрос от слушательницы, Людмила написала: «Когда ты видишь, что в 20 лет ребёнок не бережёт своё здоровье, не хочет жить – как себя вести в такой ситуации?»
– Во-первых, моё мнение, что здоровье ребёнка, тем более в 20 лет – это дело собственно самого ребёнка. Во-вторых, да, это действительно очень неприятно звучит для нашей слушательницы, но я действительно очень часто с этим сталкиваюсь: было ли право у ребёнка не беречь своё здоровье, например, в 10 лет?
Мне кажется, чаще всего, нет. Но если не давать возможность получать такой опыт в детстве, то в юности это будет всё тот же уровень свободы, и он будет продлевать вот этот эксперимент на всё больший срок.
Это моё мнение: надо просто доверить детям самим выбирать себе одежду, например, не носить шапку, если не хочешь, следить за своей терморегуляцией, есть чипсы и так далее. Вот те вещи, которые казались опасными, отпустить, снять за это контроль.
– Опасные вещи говоришь…
– Ну, конечно, опасные, больше того скажу, они очень неудобны родителям.
– Тогда как найти золотую середину, потому что можно всё разрешить, и при этом будет тоже отсутствие выбора. Бросить в воду, чтобы они научились плавать, и таким образом всё пустить на самотёк, ребёнку дать полную свободу, полную ответственность, что хочешь, то и делай…
– Бросить в воду – это очень небезопасная история, особенно потому, что когда в воде ребёнок барахтается, не чувствуя поддержки, это страшно, это отчасти травматично. Это грубое решение, не знаю, насколько экологичное.
Если говорить про свободу, то есть вещи, которые категорически нельзя делать, табуированные: если это угроза жизни, здоровью, ущемление чести, достоинства.
Или неприкосновенность чужих вещей – возможно, для кого-то в семье это актуально; вещества, меняющие сознание. И наша задача как родителей, как наставников – следить за тем, чтобы табу ни в каком случае не нарушалось, это наше строгое ограничение.
– Значит, всё равно есть некоторые ограничения, за которыми должны следить родители?
– Следить – не знаю. Договариваться. Если это происходит, то резко пресекать.
Если ребёнок стоит на подоконнике рядом с открытым окном, здесь сложно договариваться, здесь надо это срочно пресечь.
Если начинается травля в школе и дети не реагируют на команду «стоп», которую даёт человек, которого травят – мне кажется, это повод вмешаться. Если речь идёт про наркотики, про зависимость – это то, что табуировано, и взрослые работают как спасатели.
Спасателю всё равно, как о нём подумает спасаемый. Спасателю всё равно, причинит ли он моральную боль или физическую – ударив, чтобы столкнуть с окна, и так далее.
Спасателю очень важно соблюсти табу. Табу немного, совсем немного, и они очень понятные. Это то, что категорически нельзя.
Второе – это про правила. То есть, мы живём в обществе, в сообществе, у нас в доме есть отдельные правила по личной территории, по общей территории, по взаимодействию – запрещён разговор матом, и так далее, и это только правила. Если они нарушаются, мне очень важно получить признание в нарушении правил. Я против наказаний.
Просто получить признание, потому что нам в этом сообществе жить, нам на этой территории вместе жить, и поэтому есть договорённости, о которых важно договориться. Нарушается – получил признание, всё, этого достаточно. Если часто нарушается, значит, правило не очень работает, значит, можно передоговориться, а остальное всё можно.
Чем отличается свобода от вседозволенности – как раз-таки пресловутой безопасностью. Безопасностью физической, что можно нанести ущерб и себе и окружающим; и психологической – это ущемление чести и достоинства – как своего, так и окружающих.
Если это убрать, то получается, что всё остальное не так и страшно. Это поле для ошибок и для действий.
– Мы вошли в важную зону болевых точек родителей. Нина написала: «Моя подруга дала свободу шестнадцатилетнему сыну. Продал телевизор, компьютер, понабрал долгов, в колледж не ходит – как быть, она воспитывает сына одна, муж умер 8 месяцев назад».
– Сочувствую, это действительно неспокойная история. Но тут сложно сказать о том, что происходило. Почему? Потому что это видение подруги матери и односторонний взгляд.
Тут у меня сразу возникает вопрос: а дала ли она свободу, и что это за свобода, или просто это отсутствие желаемого контроля; продолжался ли контроль, есть ли контакт между ребёнком и этой мамой; есть ли доверие, есть ли нормальные адекватные взаимодействия.
Думаю, что здесь, как и в большинстве случаев в таком ключе, родителям надо обратить внимание на себя. Есть замечательные люди, психотерапевты – сходить к психотерапевту, мне кажется, полезно каждому, это во-первых.
Во-вторых, заняться собой – в том смысле, что есть же свои увлечения, иметь интересную любимую работу, ходить на физкультуру, если хочется, ездить отдыхать и так далее.
Если заниматься собой, переместить фокус с ребёнка на себя и становиться самому счастливее, автоматически будет счастливее и ребёнок.
Потому что если родители начинают делать ребёнка счастливыми в ущерб себе, то это очень неблагодарная история, потому что растёт скрытая агрессия, там любовь условная, что я в тебя всё вкладываю, но при этом ты не такой удобный, как мне надо.
Агрессия тут есть? Полно. Личной реализации нет, и самая большая опасность и условность, что ты не приносишь пятёрки, хотя я для тебя на трёх работах работаю, ты не такой любимый для меня, как я хочу, тебе нужно измениться, чтобы быть любимым. Мой совет: просто заняться собой, и вот такие истории просто сойдут, скорее всего, на нет. Но это неточно.
– Людмила пояснила: «Я имею в виду, что если у ребёнка что-то сильно болит и усугубляется, ребёнок не хочет обращаться к врачу, считает мир жестоким и не доверяет никому».
В данном случае я присоединюсь к Славе и скажу, что здесь, в общем-то, нужно обратиться к специалистам помогающих профессий, то есть это психологи, семейные психологи, которые помогут вам вместе с ребёнком разобраться.
– Может быть, у ребёнка нет проблемы, может быть, тут действительно ребёнок просто не такой, каким хотела бы его увидеть его мама, а это уже проблема не ребёнка.
– Елена написала: «Кроме счастливых родителей есть ещё что-то, что даёт ребенку ресурс преодолевать трудности и быть стойким?» Как ты думаешь?
– Это очень широкий вопрос – что делает ребёнка счастливым. Давайте вообще поговорим про фундаментальные потребности любого человека.
Первое – это состояние свободы. Неспроста лишение свободы – это одно из самых страшных наказаний для человека, поэтому лишение свободы делает ребёнка несчастливым, неуверенным в себе.
Лишение свободы – это что? На мой взгляд, это тотальный контроль. У каждого ребёнка есть большая потребность в любознательности. Это то, что помогает человечеству развиваться.
Но, если мы говорим про школьное образование, то зачастую любознательность заменена системой кнута и пряника: оценки, отметки, если ещё дома это подкрепляется вот этими рыночными отношениями: ты получил четыре пятёрки – на тебе 200 рублей, ты получил двойку – не пойдёшь к другу сегодня ночевать, потому что так.
И процесс любознательности заменяется на какие-то отношения кнута и пряника, это во-вторых. А в-третьих, у ребёнка есть своя потребность во взрослости, то есть ему надо быть взрослым. Но откуда это появляется, непонятно, а когда он подрастает, все мы слышим вот это: «Вот, я больсая узе!».
И если мы будем думать о том, как бы снять контроль, дать ребёнку удовлетворять любознательность и дать возможность ребёнку быть любым, то ребёнок точно будет счастливым.
Это во-первых. Во-вторых, как уже сказали, счастливый ребёнок может быть только у счастливых родителей. Поэтому, ещё раз говорю: акцент на родителях.
– Давай перейдем к твоим походам, потому что мне кажется, это действительно уникальный опыт взаимодействия. Опять же, есть родительско-детские походы, где родители вместе с детьми. Расскажи, что это такое, как они проходят.
– С шести лет хожу в походы, хорошо разбираюсь, я в этом хороший специалист. Но походные навыки не очень актуальны. Есть микроволновка, открываешь кран – горячая вода, есть нормальные тёплые места, то есть уметь разжигать костёр не актуально в принципе. Поэтому я походы использую для развития полезных навыков.
И если мы говорим про детско-родительские походы, то мне очень нравится делать эксперименты с родителями. В этом эксперименте участвуют все, а родители пробуют чуть-чуть другие отношения с детьми.
Чуть-чуть другие – это про что? Мы договариваемся об общей технике безопасности, как я говорил: образ жизни, здоровье и так далее. Вот тут вопрос, можно ли детям лазить по деревьям. Первое ощущение, что организаторы, взрослые должны следить, чтобы дети по деревьям не лазили, это какая-то такая небезопасная история.
Но небезопасной она становится тогда, когда начинаются какие-то воздействия на ребёнка. Например, когда ребёнок лезет не из любознательности, потому что на любознательности он легко может залезть на свою безопасный уровень и с него также легко слезет, это тысячами детей в моих походах проверено.
А если кто-то оказывается рядом, который подначивает: «Да ты слабак, ты не залезешь, ты малявка, у тебя не получится!» – и ребёнок лезет для того, чтобы показать и доказать, что он не слабак. Это опасно.
То же самое, если стоит взрослый за спиной и говорит: «Слушай, пожалуйста, залезь на это дерево – ты будешь для меня герой, вон, Машка залезла из соседнего подъезда, а ты не можешь». И когда начинают подстрекать на то, чтобы сделал что-то, что сам бы, наверное, вряд ли сделал, то это точно такая же опасность.
Мы говорим с детьми о том, что есть угроза жизни и здоровью, ущемление чести и достоинства, неприкосновенность чужих вещей, а остальное всё можно и остаётся на контроле самих детей.
Со взрослыми есть правила, что мы не советуем, не помогаем детям, если не просят о помощи, и плюс ещё говорим о партнёрских отношениях, что не заставляем делать ребёнка – надевать шапку или не надевать, а если важно о чём-то говорить, то как с партнёром, с другом: «Слушай, мне было бы комфортнее, если бы ты шапку надел, потому что мне страшно, что ты заболеешь», оставляя у ребёнка право отказать на эту просьбу.
Мы делаем такой эксперимент 4-5 часов, и получаются очень интересные наблюдения. Те родители – таких значительное большинство, которое включается в эксперимент и перестаёт контролировать детей, приходя на поляну, в базовый лагерь.
Так как нет задачи контролировать, следить за ребёнком, то нужно чем-то заниматься, и можно заниматься собой. И тогда родители начинают заниматься собой, пилить дрова, учиться разводить костёр, что-то готовить, где-то отдыхать, идти пофотографировать, посмотреть, погулять и так далее.
И родители вместо контроля начинают сами отдыхать, и отдых получается более комфортным, и оказывается детям можно значительно больше доверять, и совершенно нормально, и с детьми при этом ничего не случается.
Оказывается, классно работает команда «стоп», когда ребёнок может сам решать свои конфликты, а не требовать, чтобы это сделал за него взрослый. И это такая фундаментальная штука по взаимодействию между родителями и детьми, где можно больше доверять детям, и дети чувствуют себя счастливее, потому что они свободны.
– Какие есть правила для участников похода, что нужно, чтобы записаться и принять участие в походе?
– Очень просто. Группы иногда бывают большие, детско-родительские собирались человек по 80 с лишним, чаще – человек 40. Чем больше людей, тем, мне кажется, интереснее, потому что больше людей может кучковаться по интересам.
Найти мой проект легко по моей фамилии и имени в интернете, ввести «Слава Хотченков», или же найти «Слава детям». Выбрать поход – у меня проходит набор в группы на несколько походов в неделю, как правило, в выходные, можно записаться и пойти.
Если есть свободные места, то вы попадаете в общий чат, мы для всех участников его создаём, и дальше всё по программе: техника безопасности и выход на маршрут.
– Бывали острые ситуации между организатором похода и родителями, детьми, и как ты их решал?
– Конечно, бывали. Когда мне доверяют своё самое дорогое – это детей, конечно же, не у всех ожидания совпадают с тем, что они получают. Бывает, что родители хотели бы, чтобы их детей развлекали, но я не занимаюсь развлечением, это такая данность. Хотели бы, чтобы я за детей решал какие-то вещи, что как будто важно детям: например, ребёнок сходил, его не покормили…
Я не слежу за тем, кто что кушает или не кушает, мне кажется нормальной история, когда сам ребёнок выбирает, есть или не есть, но это не всех родителей устраивает. Не всех устраивает и моя техника безопасности, где детям можно многое можно доверить.
Действительно, кому-то из родителей хочется, чтобы как в школе было всё полностью законтролено и тотально обезопашено. Я этим не занимаюсь, именно поэтому не всем комфортно, не всем нравится.
Но мы договариваемся о том, что да, действительно мы просто не подходим друг другу, и на этом заканчивается наше общение. Я накопил три негативных отзыва почти за два с половиной года, но у меня в год проходит около 4000 участников. С точки зрения количества это очень приятный результат.
– Сейчас ты берёшь с собой детей с особенностями развития, насколько у тебя инклюзивные походы?
– Если ребёнок может соблюдать правила, тогда беру. Если выпадает из правил, то, к сожалению, брать не могу, только в сопровождении, например, тьютора, или, если нет тьютора, то тогда родителей по договоренности, но лучше тьютор.
– У тебя были походы в пещеру, как прошли эти походы, они были сложнее, чем обычная вылазка в лес, лыжный поход? И куда ходили – это же, я понимаю, Крым?
– Нет, это у нас в Подмосковье, там есть такие Силикаты, это каменоломни.
Очень люблю пещеры за то, что там совершенно другой мир. Не люблю туда брать родителей, чаще всего дети выходят одни.
Я родителей туда беру, только без детей, потому что там неспокойно с родителями. Родители излишне начинают волноваться, им там точно некомфортно.
Взрослым очень сложно сказать: «мне некомфортно, мне тяжело» – родители начинают злиться, и есть такая штука – скрытая агрессия, эту агрессивность скрытным образом они начинают вымещать на детях, и это некомфортно всем.
Зачем? Там совсем другой мир. Там, во-первых, круглогодично + 6° + 8°, там средняя высота свода около полутора метров, взрослым там нужно ходить, постоянно пригибаясь. Где-то есть узкие ходы, лазы, где-то нужно по-пластунски, где-то очень грязно, и так далее. И там постоянно темно, там просто другой мир.
Взрослые более консервативны, чем дети, им бы зайти туда на 7 минут, посмотрел, сфотографировался, фотки выложил, ушёл, и все довольны. Но мы проводим там по 5-6 часов, и взрослые начинают уставать.
Ещё раз говорю: у нас, взрослых, не всегда есть навык сказать: «мне плохо, мне тяжело, мне трудно, я устал», и поэтому мы, взрослые, привыкли терпеть. Терпеть сложно, и получается, что на ком-то хочется выместить своё негодование, и для этого очень удобны дети, и вот, начинаем вымещать.
Я очень люблю пещеры, потому что там ребятам можно доверить побольше. Из пещер они сами выбираются, и потеряться там очень сложно, там обучаю ребят пользоваться компасом и картой, ориентирами.
Когда мы проходим длину участка, говорю: «Ребят, я забыл дорогу!», или вообще отстаю, теряюсь, и задача самих ребят, используя навыки и знания, которые они получили в течение выхода, самим найти точку нашего базового лагеря. Отличная учёба.
Где-то сложно, где-то непонятно, где-то очень непривычно, потому что система образования у нас другая, но это проблемная ситуация.
И ребята находят выходы, справляются с этими трудностями, и потом они чувствуют большую гордость за то, что они за целый день прошли такой сложный маршрут. Больше скажу: дети, которые идут со мной первый раз, этот поход запоминают на всю жизнь.
Аудио-версия беседы на радио «Теос»
Соб. инф.
Комментировать