«Веселая царица» (К 300-летию со дня рождения Елизаветы Петровны)

«Веселая царица
Была Елисавет:
Поет и веселится,
Порядка только нет»

(А.К. Толстой)

История жизни Елизаветы Петровны Романовой хорошо известна. Она родилась 18 (29) декабря 1709 года, вступила на престол 25 ноября 1741 года и скончалась 25 декабря 1761 года (5 января 1762 года по н. ст.). Елизаветинская эпоха – время расцвета отечественной культуры и науки; по словам Гаврилы Державина – «век песен»; а сама Елизавета – «истинная дочь эпохи барокко». Всё это – светские оценки. Хочется понять, какой же православной христианкой была эта далеко не худшая «монархиня», по своему официальному статусу – «верховный блюститель правоверия и всякого в Святой Церкви благочиния». Для этого обратимся к двум важнейшим моментам коронационного обряда – «знакового события» каждого монарха.

Император – библейский царь или «Сам Христос»?

Коронация Елизаветы, проходившая 25 апреля 1742 года в Москве, не предвещала никаких неожиданностей: «Церемониал коронации» был известен. Но вдруг, когда архиерей готовился возложить на нее корону, «Ея Императорское Величество соизволила указать, с того же поставленнаго с Императорскими регалиями стола подать Императорскую корону, которую первенствующему яко то вышеупомянутому Новгородскому Архиерею подал Канцлер, а оной поднес Ея Императорскому Величеству на подушке. Ту корону Ея Императорское Величество, приняв от Архиерея с подушки, изволила возложить на свою главу…» (Описание коронации 1742 года). Так Елизавета стала первым в России монархом, короновавшим «самого себя». (Пример заразителен: все последующие монархи поступали так же.) В чем причина столь неслыханного самовольства, на которое не решился даже ее отец, отношение которого к Церкви хорошо известно? Было бы упрощением объяснять это лишь фактором удачного переворота, возведшего ее на трон. Дескать, Елизавета «демонстративно» взяла корону из рук первоприсутствующего члена Синода архиепископа Амвросия (Юшкевича) «и сама возложила ее себе на голову, подчеркивая тем самым, что обязана властью только самой себе» (Е. В. Анисимов). Всё дело – в особом статусе монарха в Русской Церкви.

Известно, что ни в Византии, ни на Западе помазание миром при коронации не отождествлялось с Таинством Миропомазания. В России такое отождествление произошло. Константинопольский патриарх, помазуя императора, возглашал «Свят, Свят, Свят!», что отсылает нас к ветхозаветной символике посвящения на служение (см. Исайя 6 гл.). Русский же патриарх (митрополит), помазуя царя, произносил «Печать и дар Святаго Духа» (в позднейшей редакции «Печать дара Духа Святаго»), то есть слова из чина Миропомазания. При этом в Константинополе помазывалась лишь голова коронуемого монарха, а в Москве – и другие части тела, как это делается при Миропомазании. Согласно святому Симеону Солунскому († 1429), в Византии помазание производилось от имени Христа: на голове василевса с помощью мира изображался крест, ибо «Сам Христос помазует василевса, ограждая его Своим крестом от поражений, давая ему власть и делая его главой», – главой лишь государства.

Как видим, смысл помазания существенно различен: в Византии (как и на Западе) монарх при помазании уподобляется Израильским царям, в России же – Самому Христу! Историк церковного права Н. С. Суворов даже считал Миропомазание «восьмым Таинством», в котором «русский православный царь получает благодатные дары для управления не только Русским государством, но и Церковью». Составители русского чина помазания на царство в XVI веке (митрополит Макарий и его сотрудники) существенно отклонились от старой традиции, и это имело далеко идущие последствия . Действительно, если русский император «уподобляется» Христу и становится «главой» Церкви, то кто же другой может возлагать на него корону? Больший ведь не благословляется меньшим!

«Соизволила» причаститься…

Особый статус монарха находит свое крайнее выражение в месте и времени его причащения, которое входит в коронационный обряд. Как же причастили Елизавету? Читаем.

После венчания и помазания на царство «Ея Императорское Величество Архиерейскою рукою Царскими дверьми введена внутрь Олтаря и, стоя пред святою трапезою на златом ковре, соизволила принять от него перваго Архиерея святых Таин Тела и Крове Господни причастие, по чину царскому, то есть как причащаются священнослужители: особь от Тела и особь от Крове Христовы…» (Описание коронации 1742 года). (Следует отметить, что русские императрицы причащались в алтаре только в том случае, если они возводились на престол в качестве самодержавных правительниц: супруги императоров причащались у Царских врат.)

Эти строки из официозного «Описания» звучат как кощунство. Что придает человеку столь ярко выраженное чувство собственной значимости при встрече с Богочеловеком Иисусом Христом? Неужели то, что евангельский Помазанник не владел даже крохотным Израильским царством и потому не знал где «главы’ подклонити», а у русского «помазанника» – огромная империя и роскошные дворцы? Для христианина – более чем странная логика…

В алтаре причащались византийские императоры. У нас в алтаре впервые приобщается Алексей Михайлович, а с поставления Федора Алексеевича (1676) такое причащение связывается с помазанием на царство и символизирует особый статус «помазанника». При этом царь, уподобившийся через помазание Самому Христу, подобно Христу – как «Царь славы»! – входит в алтарь Царскими вратами. Одновременно, в соответствии с византийской традицией, царь уподобляется диакону: тело Христово дается ему прямо в руки, а кровь он испивает из потира. (Монарх причащается так только при коронации.)

Но в XVIII столетии в алтарь для причащения стали вводить и коронуемых императриц: первой по диаконскому чину приобщилась Анна Иоанновна (1730). Протоиерей Алексей Мальцев полагает, что такое нарушение канонов, воспрещающих женщинам входить в алтарь, обусловлено тем, что императрица уподобляется диакониссе. Но это объяснение граничит с насмешкой: византийские диакониссы, имевшие право входить в алтарь и брать с престола потир, рукополагались на свое служение (хиротония практически идентична диаконской), при этом они были строгие монахини; российские же императрицы, из-за своей перманентно «неустроенной» личной жизни, которую они почему-то считали «естественной», вообще не имели права причащаться (даже как миряне)!

Все-таки «крайняя судия»…

В целом же, исходя из «духа времени», Елизавета была, по словам А. В. Карташева, «церкволюбивая» императрица, поэтому именно ей в период коронации архиепископ Амвросий подал записку об упразднении синодальной формы правления. (Составителем был его друг архиепископ Арсений Мациевич, непримиримый борец за достояние Церкви и будущий исповедник при Екатерине II.) В ней говорилось и об унизительной для архиерейского сана форме присяги императору как главе Церкви, особенно слов: «Исповедаю же с клятвою крайнего судию сея’ Коллегии (Синода) быти Самую Всероссийскую монархиню Государыню нашу всемилостивейшую». Взамен наивный иерарх предлагал такой текст: «Исповедаю же с клятвою Крайнего Судию и Законоположителя духовного сего церковного правительства быти – Самого Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, полномощного Главу Церкви и Великого Архиерея и Царя, надо всеми владычествующего и всем имущего посудити – живым и мертвым». В пояснении он даже указал, что термин «крайний судия» в приложении к императору – это «излишнее ласкательство во унижение или отвержение Крайнего Судии – Самого Христа»!

Елизавета доклад приняла, но, разумеется, не отказалась от лестного права быть «крайним судиёй» Русской Церкви: всё осталось без изменений. При этом нельзя не отдать должное ее «крайней» снисходительности по отношению к архиепископу Арсению, не только не подписавшему присягу, но и дерзко заявившему, что такая присяга не согласна «с верой в Главу Церкви Христа и более прилична присяге римскому папе»! Она милостиво отпустила Арсения в его Ростовскую епархию, а лист с переделанной присягой был просто сожжен. Логика развития взаимоотношений между Церковью и государством была неумолима, и та же «церкволюбивая монархиня» указом 1757 года положила начало болезненному для Церкви процессу секуляризации церковных земель…

История должна учить. Чему же учит нас пример жизни этой «веселой царицы», как нам судить её? Даже став на «историческую» точку зрения, можно повторить слова мудрого старца Варсонофия из соловьевских «Трех разговоров» – «судить мудрено, а похвалить никак невозможно». А если посмотреть на ее жизнь с позиций Христовых заповедей?

Согласимся, что женщина, которая, – по словам Василия Ключевского, – прожила жизнь «не сводя с себя глаз» и каждый день меняла наряды (реже – фаворитов, в этом её превзошла Екатерина II), – «странная» христианка. Россия – страна контрастов. Но самый резкий, даже кощунственный, – это контраст между статусом «уподобляемого» Христу царя, призванного быть примером (!) своим подданным, и его реальной жизнью. На примерах царей Саула и Давида Бог раз и навсегда показал, что Его требования одинаковы для всех; потому-то Иоанн Креститель и был столь «недипломатичен» по отношению к своему царю. Наши же цари, окруженные «мудрыми» в этом плане иерархами и духовниками, соблазнились «красивой жизнью» языческих императоров по принципу «Quod licet Jovi, non licet bovi», собирая на свою главу горящие уголья. Власть, заставившая Церковь «освящать» языческий образ жизни своих «помазанников», была обречена. Бог поругаем не бывает.

Юрий Рубан, канд. богословия

Литература:

Анисимов Е. В. Елизавета Петровна // Три века Петербурга. Энциклопедия в 3-х тт. Т. I. Осьмнадцатое столетие. Книга первая. – СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2001. – С. 348–351.
Карташев А. В. Очерки по истории Русской Церкви. Том II. – СПб., 2004.
Успенский Б. А. Литургический статус царя в Русской Церкви: Приобщение Святым Тайнам (Историко-литургический этюд) // Ученые Записки Российского Православного университета апостола Иоанна Богослова. Вып. 2. – М., 1996. – С. 130–170.
Успенский Б. А. Царь и патриарх: харизма власти в России (Византийская модель и ее русское переосмысление). – М.: Школа «Языки русской культуры», 1998.