Толкования на Псалтирь 118:103

Коль сладка гортани моему словеса Твоя. Сладки они, потому что в них заключено разумное наслаждение, сладки паче меда, потому что медом означается у людей все приятное.

Ст. 102-103 от судеб Твоих не уклонихся, яко Ты законоположил ми еси. Коль сладка гортани моему словеса Твоя: паче меда устом моим

Эти слова внушают нам не уклоняться никогда от суда и заповедей Божиих. Зная, что Ты – Законодатель их, я был привязан к ним всею душою. Потому он и прибавил, «как сладки гортани моей слова Твои! Слаще меда для уст моих». Мед сладок только для горла, а потом он идет в чрево и извергается, слова же Божии услаждают сердце и душу. И в другом псалме пророк говорит: «вожделеннее золота и многоценного камня и слаще сотового меда« (Пс.18:11). Не так услаж­дает мой вкус сладость меда, как радует мою душу поучение от Твоих слов. О гортани упомянул здесь, как об органе голоса: голос служит для поучения, и при их (гортани и голоса) помощи душа извлекает отсюда пользу себе.

«Коль сладки гортани моему словеса Твоя паче меда устом моим». Не столько сладость меда приятна ощущению уст моих, сколько увеселяет душу мою размышление о словесах Твоих. Пророк упомянул «гортань», как орудие слова, а посредством слова образуется и мысль. Душа, употребив то и другое, извлекает из сего пользу.

Коль сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устом моим

Остается еще отогреть сердце, хладное ко всему святому и Божественному. Человек создан по образу Божию; стало быть, все Божественное должно находить в нем теплое чувство. Но когда человек ниспал от своего чина и вкусил от благ чувственных, – вкус к духовному закрылся, и область та стала для него землею неведомою; совсем забыл он, что это за блага духовные и божественные. Как слепой не понимает, что такое цветы, о красоте которых ему рассказывают, как глухой смотрит даже на инструменты, гармонические звуки которых чаруют всех, и ничего не может понять, что такое деется вокруг него, так и тот, у кого закрылось чувство к духовному, видя, не видит его, и слыша, не слышит, ибо одебеле сердце его.

Кому неизвестна эта дебелость, огрубение и нечувствие сердца? Знают его и все боящиеся Бога и путем заповедей Его идущие. Но это временами лишь находящее замирание сердца; а где в силе страсти и разные пристрастия, там нечувствие и холодность к Божественному есть уже постоянное состояние. Тут душа мертва; воскресение ее начинается оживлением чувства духовного.

Первые удары в это чувство бывают очень болезненны. Оно поражается страхом смерти, суда и мук вечных. Отсюда обычным путем рождается страх Божий, который оживляет совесть и вместе с нею доводит до покаяния и решимости – оставить путь злой и прилепиться к Господу угождением Ему чрез исполнение заповедей Его. Но и тут полагается только начало оживлению духовного чувства. Больной встал, но он еще не имеет ни к чему аппетита: ест и пьет по убеждению, что надо есть и пить, чтоб не умереть. Таков и тот, кто вступил на путь Божий покаянием: нудит себя на добро и противится злу, но вкуса еще не находит в делах своих, делает по убеждению, что нельзя иначе, по обету и решимости делать все по заповедям.

Постоянство в самопринудительном делании начинает потом понемножку оживлять и чувство. Душа начинает ощущать приятность и сладость в том, в чем прежде не находила вкуса. И молитва начинает услаждать, и селения Божии (храмы) становятся возлюбленными, и милостыня доставлять утешение, и всякое воздержание радовать. Тут бывает то же, что при окостенелости холерной: трут больного без жалости и мало-помалу возвращают теплоту в охлажденные члены его. И в душе, пораженной холерою греха, делается то же: начинает тереть себя человек самопринужденным доброделанием – милостынями, постами, молитвами, – и понемножку оттирает свое замершее духовное чувство. Отсюда выходит наконец то, что он только и удовольствия находит, что в делах, угодных Богу; туда только его и тянет, на чем есть печать воли Божией; там только ему и приятно, где может он быть с Богом и в делах Божиих. Кто достиг сего, в том чувство духовное, значит, ожило. Вот это-то состояние и выражает пророк словами: коль сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устом моим. Словеса означают заповеди Божии. Не такую, говорит, сладость оставляет в гортани мед, какую в душе – исполнение заповедей.

Коль сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устом моим

Весьма, говорит, сладостны слова Твои, Господи, как для чувственной моей гортани и таких же уст моих, так и для мысленной гортани и для душевных моих уст; так как чувственною моею гортанью и моими устами произносятся божественные слова Твои, а умственные и душевные постигают смысл их. Сими словами Давид выражает то удовольствие, которое он находил в словах Божиих, и которое рождается в имеющих здравые и сильные душевные чувства; так как для имеющих испорченный желудок и сладкий мед кажется горьким по обыкновенной пословице.

Не столько, по словам Феодорита, сладость меда чувствительна и приятна для рта, сколько упражнение в Божием слове веселить мою душу, где употребил гортань, как орган голоса, означая голосом упражнение. Пользуясь оным душа получает из того полезный плод. Другой говорит: Сладость Писаний естественно соединена с удобоприемлемостью и прочностью для всякого сердца, предпочитающего истину вероятности, как и псалмопевец, изображая весьма ясно сладость истины, говорит: сколь сладки гортани моему слова Твои! Ибо слово мудрое и полезное, как мед для душ и способно уничтожить горечь испорченности нрава. Афанасия: Сладки слова Божии по словесной приятности своей; а выражением: «более меда» означается то, что у людей приятнее всего. Аполлинария: Здравое чувство ощущает сладость меда; а расстроенное лихорадкою еще более получает от него горечи: таким же образом когда чувство умственного твоего вкуса здраво, то оно услаждается словом Божиим, а когда повреждено, то не принимает его и не услаждается им; почему и сказано: в уши безумного ничего не сказывай, чтобы он когда-либо не посмеялся разумным твоим словам (Прит.23, 9). Дидима: Медом называет внешнее учение по причине сладости и приятности речи, а равно и по причине ласкательства, которое поощряет и побуждает к удовольствиям. Итак, слова Божии слаще оной (речи) для уст и гортани праведника по причине напоения, т. е. исполнения, ибо исполнитель предписания закона услаждается тем, что ведет ко спасению, а не тем, что доставляет приятность.

Ст. 103–104 Коль сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устом моим. От заповедий Твоих разумех: сего ради возненавидех всяк путь неправды

Тем, у кого разум просвещен светом заповедей и свидений Божиих, у кого воля направлена по пути этих же заповедей и ноги возбранены от всякого пути лукава, остается еще отогреть сердце, хладное ко всему святому и Божественному. Человек создан по образу Божию, стало быть все Божественное должно находить в нем теплое чувство. Но когда человек ниспал от своего чина и вкусил от благ чувственных, вкус к духовному закрылся, и область та стала для него землею неведомою, совсем забыл он, что эти-то блага духовные и божественные. Как слепой не понимает, что такое цветы, о красоте которых ему рассказывают; как глухой смотрит на инструменты, гармонические звуки которых чаруют всех, и ничего не может понять, что такое делается вокруг него; так и тот, у кого закрылось чувство к духовному, видя, не видит его, и слыша, не слышит, ибо одебелело сердце его (Деян. 28:27).

Душа его пребывает как бы мертвою, и воскресение ее начинается оживлением чувства духовного. Первые удары в это чувство бывают очень болезненные. Оно поражается страхом смерти, суда и мук вечных. Отсюда обычным путем рождается страх Божий, который оживляет совесть и вместе с нею доводит до поклонения и решимости оставить путь злой и прилепиться к Господу угождением Ему чрез исполнение заповедей Его. Но и тут полагается только начало оживлению духовного чувства. Душа начинает ощущать приятность и сладость в том, в чем прежде не находила вкуса. И молитва начинает услаждать, и селения Божии (храмы) становятся возлюбленными, и милостыня доставлять утешение, и всякое воздержание радовать. Отсюда выходит, наконец, то, что человек только и удовольствия находит, что в делах угодных Богу, туда только его и тянет, на чем есть печать воли Божией, там только ему и приятно, где может он быть с Богом и в делах Божиих.

Кто достиг сего, в том чувство духовное, значит, ожило. Вот это-то состояние и выражает пророк словами: Коль сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устом моим. Словеса означают заповеди Божии. Не такую, говорит, сладость оставляет в гортани мед, какую в душе – исполнение заповедей. Нужно заметить, что сочувствия к плотскому, страстному, самоугодному, долго еще прорываются из сердца и по обращении, и после опытов трудничества над очищением сердца. Можно сказать, что на первых порах сочувствие все лежит на стороне прежней, страстной жизни, оно только удерживается в пределах силою решимости. Потом начинает являться сочувствие к добру, далее оно уравновешивается с противоположным сочувствием к страстному, после берет верх над сим последним, затем сочувствие к страстному умирает, а наконец и все страстное, плотское, самоутодливое становится неприятным, душа начинает мерзить им. Это уже есть, как замечают св. отцы, свидетельство очищения сердца от страстей. Об этом и говорит здесь пророк: возненавидел всяк путь неправды. А как он дошел до этого? Разумех, говорит, от заповедей Твоих, уразумел, что шествие по заповедям Твоим есть едино на потребу (см. Лк. 10:42) и вступил на путь их; шествуя же ими, возлюбил их, так как они производили сладость в душе моей.

Объяснение священной книги псалмов.

См. также Толкование на Пс. 118:97