В 1943 г. француженка Мари-Луиз Жиро[1] умерла на гильотине в тюрьме “Ля рокет” в Париже из-за того, что совершала нелегальные аборты. Это – единственная женщина, ставшая жертвой принятого годом ранее французского закона, объявившего аборт преступлением, наказывающимся смертной казнью. Показной процесс и казнь были следствием демагогической пропаганды о возвращении христианских ценностей и морали авторитарной властью режима Виши, тесно связанного с нацистской Германией.
Два десятилетия позднее, в 1975 г., “закон Вейль”[2] (по имени его инициатора Симоны Вейль) официально разрешил добровольное прерывание беременности во Франции. Принятие закона, предшествуемое бурной общественной полемикой, осталось в памяти французов как момент “революции” в нравах. Сегодня “плоды” этой революции – 200 000 абортов в год, что позволяет Франции занять передовые места в статистике абортов[3]. Но на самом деле первый юридический акт, разрешивший аборты, был принят в 1920 г. советской властью, и ему последовали другие государства под влиянием атеистической идеологии[4]. А в настоящее время православные страны Восточной Европы нахоятся на первом месте в годичных данных предродовых детоубийств[5].
Первый французский “ребенок из пробирки” появился на белый свет в 1983 г. Счастливые родители дали своей долгожданной дочери имя Амандин – ”та, которая должна быть любима”. Но уже тогда ее научный “создатель”, биолог Жак Тетар, предупредил о непредсказуемых последствиях бурного развития технологий оплодотворения “ин витро”, при котором “каждый следующий шаг будет все более позволительным и всегда логически аргументированным” – от донорства половых клеток[6] и суррогатного материнства[7] до безграничных манипуляций с человеческими клетками. Будут ли иметь судьбу Амандин замороженные “излишние” эмбрионы, отпавшие при селекции для “родительского проекта”, для которых перспектива жизни уступает перспективе превращения в лабораторный материал или просто уничтожения?
В 2003 г. молодой француз Венсан Юмбер, парализованный, потерявший зрение и речь после тяжелой автомобильной катастрофы, после безуспешных обращений к медикам, законодателям и лично к тогдашнему президенту Жаку Шираку с просьбой разрешить эвтаназию, умер при помощи своей собственной матери. С тех пор мать Венсана неустанно борется за принятие закона, разрешающего эвтаназию в безнадежных случаях. Во Франции известна и другая приверженница этого – Мирей Жоспен, член “Ассоциации за право умереть достойно”, мать бывшего премьер-министра социалиста Лионеля Жоспена. Не будучи безнадежно больной или тяжело страдающей, она сама покончила с жизнью в возрасте 92 лет, следуя своим представлениям о достойной смерти. И если сейчас консервативное большинство в парламенте Франции не поддается натиску узаконить эвтаназию, при другом раскладе политических сил может наступить поворот. Можно только гадать, сбудутся ли после узаконивания эвтаназии апокалиптические прогнозы известного французского современного мыслителя Жака Атали, согласно которому “машины для убивания, позволяющие уничтожать жизнь, ставшую невыносимой или экономически невыгодной… будут обычным делом”[8].
Эти примеры иллюстрируют часть проблем, рассмотренных на девятом коллоквиуме Православной ассоциации биоэтических исследований, провeденном в Париже. Ассоциация основана в 1996 г. несколькими людьми, имеющими важный вклад в освещение православной позиции в вопросах биоэтики – отцом Джоном Брэком, преподавателем биоэтики и патристики в Православном богословском институте им. Св. Сергия Радонежского, одним из ведущих богословов-библеистов, основной труд которого по данной теме известен и болгарскому православию[9], протопресвитером Борисом Бобринским, долголетним деканом института, и дьяконом Домиником Бофисом, имеющим знания и опыт врача-хирурга. Ассоциация собрала ученых, медиков, парламентаристов, духовников, богословов, а также людей, просто интересующихся проблемами биомедицины, и утвердилась как многодисциплинарный центр. Ее годовые исследования посвящаются определенной биоэтической теме, а опубликованные научные материалы способствуют развитию православной этики. Последний коллоквиум Ассоциации вписывается в контекст дебатов во французском парламенте относительно нового закона о биоэтике, касающегося в основном вопросов оплодотворения “ин витро” и исследований эмбрионов, который был принят в июне в сильно рестриктивном виде при учете принципов уважения человеческого достоинства и защиты эмбрионов, анонимности и и добровольности донорства[10]. Докладчики на коллоквиуме – парламентарист, философ и врач-священник – остановились на вопросах отношений между научным прогрессом и этикой, возможности посредством законодательных актов полностью охватить все явления, возникающие при бурном развитии биотехнологий.
Этика и универсальность
Жак Барде, профессор кардиологии, член французской парламентарной комиссии по пересмотру биоэтического закона, член Национального комитета по биоэтике и бывший депутат Национального собрания, имеет заслуженный авторитет в области биоэтики. Он имеет также славу “человека над законом”, ибо, будучи депутатом, не голосовал ни за один биоэтический законопроект. Если на протяжении 2500 лет универсальность клятвы Гиппократа была достаточной этической рамкой для медиков (ее сила и важность подтверждается тем, что и сейчас молодые врачи приносят ее), то биоэтика как сравнительно новое комплексное понятие, по мнению Барде, не может быть ограничена совокупностью законов, дефиниций и правил. Связанные с ней законы должны отвечать трем условиям: быть общими по характеру, иметь простоту десяти Божьих заповедей, отвечать максимальному числу случаев, настоящих и будущих, не приспосабливаясь ко всякой новости медицины; иметь силу во все времена; быть универсальными. При настоящей постоянной изменчивости и приспособлении закона к каждой биотехнологической новости ни одно из этих положений не выполняется.
История запомнила многочисленные ошибки и преступления, совершенные во имя этики, опиравшейся на невежество, предрассудки и табу. Она помнит и терзания Галилея, брошенного инквизицией в темницу и отрекшегося от своего открытия во имя свободы, но повторявшего, что все же Земля вертится; свидетельства врачей, выкапывавших по ночам трупы, нужные им для научных исследований, вопреки угрозам отлучения от Церкви папы Бонифация VІІІ. Помнит и незаконные действия Пастера, спасшего посредством только что открытой вакцины против бешенства жизнь девятилетнего Жозефа Майстера, давшей мощный толчок лечению и предохранению от этой болезни. На чьей стороне мы застали бы людей в различные эпохи истории? Как выполнить условие универсальности законов в сегодняшнем глобализированном мире, когда запрещенные в Ирландии аборты разрешены с различными ограничениями в других европейских странах? Эвтаназия – табу во Франции, но узаконена в Голландии, репродуктивное клонирование запрещено по всей Европе, но в терапевтических целях разрешено в определенных случаев в Великобритании. Все это многообразие разрешений очевидно не предопределяется наличием большей или меньшей степени этичности в данной стране. Стал ли аборт более этичным, если был узаконен? Если на греческом языке эвтаназия означает “хорошая смерть”, то веками ее идеалом было прощание с жизнью в домашней постели в окружении родных и при молитве священника. Едва ли кто бы то ни было тогда принял бы как “хорошую” жестокую внезапную смерть на улице, сократившую страдания и боль, но без заботы о душе и наследниках. Можно ли измерить мерой закона душевную боль или внезапно проснувшуюся волю к жизни больного на последней стадии болезни, даже если до этого он был сторонником эвтаназии? Или смущение заклятого противника абортов или некоторых приемов искусственного оплодотворения, когда он или близкий ему человек окажется один на один перед всей сложностью этой проблемы? Каковы бы ни были возможности, вызовы и ограничения биомедицины, решения в этой сфере – всегда личны, они приняты в таинстве человеческого сознания, не подвластны законам. Этим заключением представитель законодательной власти обозначил тему духовных аспектов биоэтичной проблематики.
Биоэтика и православная антропология
Отец Жан Бобок, доктор медицины, священник и богослов, известный православным во Франции переводами трудов Думитру Станилое, посвятил свое выступление тео-антропологии как дисциплине, наиболее точно отвечающей постоянной связи человека с божественной природой. Если науки о жизни рассматривают все аспекты антропологии и занимаются более всего ее происхождением, то “тео-антропология говорит о конце, основываясь на идее о человеке как образе и подобии Божьем и божественном проекте, участвующем в божественных энергиях”. Православное познание человека строится на познании Христа, “Богочеловека, воплотившегося в нашу природу, чтобы раскрыть нам человека таким, каким он был задуман Богом”, Который в своей человеческой сущности пережил все, присущее нам – стадию эмбриона, жизнь в утробе матери, детство, страдания, смерть. Отец Жан отметил два существенных различия между Православной церковью и остальными христианскими вероисповеданиями – ее соборность, в духе которой исходят ее послания к миру, и “экономийный” подход к проблемам. Православная церковь подвластна не своду законов, а благодати и любви, она не догматизирует, а ведет каждого по отдельности к выбору наилучшего решения и, если нужно, даже наименьшего зла.
Именно к каскаду отступлений вынуждает нас развитие биотехнологий. Законодательные решения уже поставили нас в определенные рамки. Узаконивание абортов открыло дорогу к различным практикам, утвержденным в тех или других странах мира – поощрению, обязательности или облегчению абортов, насильственному ограничению рождаемости и во всех случаях к притуплению чувствительности общества к этому уже ставшему обычным явлению. Оплодотворение “ин витро”, давшее надежду бездетным супругам стать родителями, сделало возможным появление методов, которые ставят под сомнение понятие семьи, отцовства и материнства (донорство половых клеток, суррогатные матери, усыновление гомосексуальными парами ребенка). Отец Бобок обращает внимание на то, что отсутствие точки зрения по фундаментальному вопросу о статусе эмбриона приводит к бесконечной цепи все новых и новых отступлений от закона. Каждая последующая дискуссия о биоэтических законах все менее рассматривает вопрос о ценностях, а сводится обычно к рассмотрению того, какое новое технологическое достижение будет легализовано. Обычно новые биомедицинские методы возникают с благородными и человеколюбивыми мотивами как надежда для страдающего человечества, но затем становятся предметом не совсем гуманных намерений, за которыми стоят значительные рыночные интересы. Полемика в подобном духе развернулась после рождения первого “ребенка-лекарства” во Франции в феврале этого года в больнице “Антуан Беклер”. Он был представлен в СМИ как “ребенок двойной надежды” – принести радость родителям и спасти своих старших братьев и сестер от тяжелого генетического заболевания посредством клеток из его пуповины. Действительно, этот первый случай имел счастливую развязку без всяких “лишних” эмбрионов, как отметил совершивший эту процедуру доктор Фридман[11]. Но дальнейшее развитие техники создания и селекционирования эмбрионов для генетических нужд (ненужные будут подлежать потенциальному уничтожению) прокладывает путь к инструментализации человека, к культуре “генетически корректного человека”, к созданию евгенической цивилизации. Отец Бобок подкрепил свои опасения мыслью лауреата Нобелевской премии Фрэнсиса Кларка, открывшего структуру ДНК: ”Ни один новорожденный ребенок не должен быть признан человеком, если он не прошел через определенное число тестов, касающихся его генетических данных. Если он не выдержит эти тестов, то теряет право на жизнь”[12].
Итак, господство генетики над антропологией дает возможность сбыться научной фантастике, “предугадавшей” создание безличного и анонимного искусственного человека из живых клеток. Отец Жан не преминул подчеркнуть ”вселенской ответственности” Франции как родины Просвещения, воздвигнувшей в культ человеческий разум и отвергшей понимание человека как Божьего образа, что изменяет взгляд на антропологию и создает основу для сегодняшних законов. „Человек – это машина без души и духа, без разума, без добродетелей, без рассудка, без вкуса и без нрава. У него все – тело, все – материя” – произведение ”Человек-машина” Жюльена Офре де Ламетри[13] воодушевляло Вольтера, для которого зародыш был “одной организованной маленькой машинкой”. Ученые и особенно медики-философы в XVIII веке внесли существенный вклад в опровержение нематериальных измерений человека, в объявление всех человеческих недостатков физическими, в создание механической концепции человека и тем самым проложили путь к созданию евгеники. Немало современных исследователей воодушевляются той перспективой для человечества, которую обещают достижения генной инженерии. Уже освоена техника, посредстом которой ”дети рождаются девами, как Иисус, женщины становятся матерями в преклонном возласте, как Сарра, мужчины создают потомство после своей смерти, как Озирис, и выбирают матерей-заместителей, как Авраам”[14]. Наша цивилизация создает проект уродливого антипода обещанного Христом “нового человека”. ”Хомо сапиенс” изменится до такой степени, что скоро естественно исчезнет, уступив место “хомо сциентификус” – немножко животному, немножко растению, в большей степени человеку, господину и рабу своих машин”, – предрекает в своей книге французский врач и бывший министр Бернар Дебре, который с легкостью заявляет, что человек уже вытеснил своего Творца и находится на пути создания существа по своему образу[15].
Едва ли участники коллоквиума ожидали готовых ответов на проблемы, которые были поставлены. Православная церковь, как подчеркнули все выступавшие, не предлагает готовых решений и не опирается на юридическо-морализаторскую этику. Ее роль – не категоризировать проблемы, давая имх оценку однозначными “да” или “нет”, “за” и “против”, а помочь христианам найти верное решение, указывая им путь и уважая их свободную волю. В этом смысле понятно, почему отец Жан Бобок предпочел не оглашать список запретов и разрешений на различные виды практик, а подчеркнул, что Церковь не противостоит никаким достижениям науки, которые во благо человеку. Она не выступил против оплодотворения “ин витро”, которое дарит желанных детей бесплодным супружеским парам, если соблюдены принципы брачного союза между мужчиной и женщиной, биологического происхождения ребенка от обоих родителей и защиты эмбрионов, которые с православной точки зрения с момента своего зачатия являются детьми, имеющими право на жизнь. В этом отношении православные священники имеют свою миссию – не противостоять научным исследованиям, а обратно – поощрять программы, сообразованные с этикой, которые уважают жизнь на каждой ее стадии, предпочитая альтернативную технику перед уничтожением эмбрионов. Отец Жан Бобок и дьякон Доминик Бофис обратили внимание на исследования регенирированных клеток взрослых индивидов и пуповины новорожденных, которые дали и могут еще дать в будущем интересные научные результаты. Возможности лечения с помощью клеток из пуповины новорожденных, по их мнению, является хорошей перспективой, так как в этом случае не нужна селекция эмбрионов, обрекающая на потенциальное уничтожение многие существа ради предполагаемого выздоровления одного[16]. ”Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне” (Мф. 25:40).
Но когда прогресс толкает к действиям, которые прямо посягают на право на жизнь, на долг к жизни и богословие христианского брака, тогда выбор православных сводится к подчинению законам или противопоставлению им. Жизнь в Церкви, личный разговор с духовником – единственный путь к правильному выбору. Своими мыслями в этом плане в конце дискуссии поделился отец Джон Брек, почетный председатель Православной ассоциации биоэтических исследований.
– Отец Джон, вы в своем высказывании описали все еще существующую практику в США, которая потрясла присутствующих – совершение “аборта при рождении” – в сущности жестокое убийство ребенка в момент перед его появлением на свет. Вы говорили и о борьбе, в которой вы также участвовали, с такими варварскими действиями. Как мы можем отстаивать свои позиции по биоэтическим вопросам, когда общество все более скептично относится к религиозным аргументам и наш диалог с ним часто приводит к тупику?
– Это беспокоит всех нас, хотя в каждой стране возможности для диалога и действий Церкви различны. Но где бы мы ни находились, нужно начинать с самих себя, с воспитания в собственных православных кругах, с наших детей. Во Франции мы не можем дискутировать по вопросам биоэтики, даже когда высказываем самые деликатные и умеренные рассуждения в духовном и религиозном аспекте. Так что территория, которая нам остается, это домашняя и церковная среда. Там нужно объяснять детям сложность и значение биоэтики в ее полноте, учить их анализировать проблемы, чтобы они могли приобрести дух, который бы вел их к верным с точки зрения церковного учения оценкам. Это важно как для самых маленьких так и для юношей, когда перед ними встают вопросы биоэтического характера. Нет готового ответа на это. С одной стороны, абсолютно необходимо воспитание в ценностной системе православной и святоотеческой традиции. С другой, при современном ритме развития технологий нам необходимо оценивать каждый отдельный случай – личность, обстоятельства, в которых она находится. Поэтому биоэтические проблемы отмечены постоянным напряжением.
В Соединенных штатах можно столкнуться и с наилучшим, и с наихудшим. Остается висящим вопрос о применении смертной казни. Возьмем, к примеру, Техас, где отнимают жизнь за жизнью, часто по судебной ошибке. Это скандально и люди постепенно начинают это осознавать, организуют протесты, чтобы изменить ситуацию. Сталкиваемся мы и с огромным социальным неравенством, которое оставляет отпечаток и на биоэтике, на человеческом выборе и культуре. Иногда нужно смениться поколениям, чтобы возникла чувствительность общества к данной проблеме. Но, с другой стороны, у нас есть богатство, щедрость и культура американцев, делающих невероятные дарительские жесты и пожертвования ради идей, в которые они верят. Во всем этом неравновесии мы должны в первую очередь укрепиться внутренне на наших православных корнях – библейских, святоотеческих, литургических, постоянно жить с ними и пытаться свидетельствовать в своей среде. Я задумываюсь, например, о роли врачей, психиатров. Возможно, это продиктовано моим личным опытом. Моя невестка – психиатр, и я вижу, какое воздействие она может оказать на своих пациентов, не проповедуя им православие, а просто своей личностью. Она молится за своих больных, присутствует в их жизни, носит их в своем сердце даже тогда, когда возвращается домой. А это иногда очень тяжело. Но действуя как врач, она переходит чисто психологические границы, пытается сделать все возможное, чтобы подтолкнуть этих людей к духовной обстановке и размышлениям. Так может поступать и врач, и адвокат – каждый из нас. Это вопрос чувствительности и интуиции. В этом состоит наша роль. А также, конечно, в распространении нашей позиции через подходящие коммуникацонные формы. Такова цель нашей ассоциации.
– Сегодняшняя дискуссия сосредоточена на статусе и исследованиях эмбрионов, что является актуальной темой во французском парламенте. В связи с этим мне хочется сказать о Венгрии, где новая конституция, принятая в апреле, защищает человеческий зародыш с самого зачатия, запрещает евгенические методы человеческого отбора и репродуктивное клонирование. Ее немедленно атаковали на международном уровне как ограничивающую различные права и свободы. Что Вы думаете по этому поводу?
– Я могу только приветствовать такую конституцию. Она дает жизнь законам, которые увеличивают возможность людей жить истинно христианской жизнью и передавать обществу христианские ценности. Это никогда не могло бы случиться в США, несмотря на фундаментальную религиозность, которая часто фальшива. Конечно, наша позиция всегда будет иметь противников, возникнет полемика, расколы. Это нормально. Воздадим славу Богу за любую такую возможность и используем ее для распространения Его зова, преобразования общества в сторону добра, повышения его чувствительности к ужасам реальности, возвращению человечности и свободы.
Для нас, православных, она в поиске и открытии вновь ценностей, преподаваемых Церковью со дня ее основания до настоящего времени, для достижения истинной и полной свободы. Ее источник – Христос.
Автор: Юлия Талева
Источник: Журнал “Христианство и культура”
Примечания
[1] http://www.wikimanche.fr/Marie-Louise_Giraud
[2] http://www.assemblee-nationale.fr/histoire/interruption/sommaire.asp
[3] http://www.doctissimo.fr/html/sante/mag_2000/mag1215/dossier/sa_3400_ivg_niv2.htm
[4] http://www.demographia.ru/articles_N/index.html?idR=23&idArt=904
[5] http://www.dveri.bg/content/view/11927/62/
[6] Репродуктивные клетки, имеющие единичный набор хромосом и участвующие в половом размножении. – Прим. ред.
[7] Суррогатное материнство предполагает вынашивание ребенка, отказ матери от родительских прав после его рождения и, передачу его для усыновления. – Прим. ред.
[8] Мишель Саломон, Будущее жизни. Интервью Жака Атали. Michel Salomon, l’Avenir de la vie, Seghers, 1981.
[9] Джон Брек. Свещеният дар на живота. Издательство „Омофор“, 2002.
[10] Новый закон от 7 июля 2011 г. подтвердил анонимность донорства половых клеток, запрет на суррогатное материнство и исследования эмбрионов, кроме строго определенных случаев при специальном разрешении Агентства по биомедицине. http://www.net-iris.fr/veille-juridique/actualite/27795/la-loi-bioethique-de-2011-adapte-aux-evolutions-de-la-societe-francaise.php
[11] http://www.lefigaro.fr/sante/2011/02/07/01004-20110207ARTFIG00649-le-premier-bebe-medicament-francais-est-ne.php
[12] http://illuminati-project.kazeo.com/eugenisme,r145759.html
[13] http://atheisme.free.fr/Biographies/La_mettrie.htm
[14] http://www.lexpress.fr/culture/livre/la-grande-transgression_797331.html
[15] Pr. Brenard Debré, La Grande Transgression. L’homme génétiquement modifié. Michel Lafon, 2000.
[16] Интервью отца Жана Бобока и дьякона Доминика Бофиса, данное радио “Франс кюлтюр“ . http://www.franceculture.com/emission-orthodoxie-regard-orthodoxe-sur-les-lois-bioethiques-2011-06-19.html
Комментировать