[Май]

Кому не известно, как настойчиво в настоящее время ведётся пропаганда расколо-сектантства с его многочисленными разветвлениями среди населения! Кому не известно, каким бурным потоком несутся во всех слоях обществу всевозможные лже-мудрования религиозного характера, увлекая своим шумным течением на путь погибели немало чистых, невинных, но неустойчивых натур! Со всех почти концов нашего необъятного отечества раздаются тревожные, грустные повести о том, как фанатизированные вожаки и агитаторы всяких кривотолков, нередко путём торгашеских приёмов, вербуют в свой лагерь материально пришибленных чад православной Церкви, обещая им здесь богатства и блага мира, а там – за гробом – спасение души или вечную нирвану. Как часто ныне приходится слышать, что православные, просвещённые светом Христовым, нередко идут туда, где отрицается власть божественная и человеческая и царит одна лишь власть, – власть непроницаемой тьмы и лжеверия, власть грубого невежества и суеверия, власть греха и неправды... Видно, энергично, упорно идут к своей грешной цели современные лжеучители; видно, грудью отстаивают они свою ложь и обман, многим жертвуют, лишь бы смутить возможно большее число православных.

Что же делают пастыри Церкви Христовой, призванные на защиту божественных истин от врагов Христа? Как встречают они нападки и натиски своих отпавших членов, погрязших в грубых заблуждениях сектантства и раскола? Не с спокойной душой, не с спокойным сердцем выслушивают они скорбные вести о подпольной и открытой пропаганде народных и интеллигентных агитаторов. Вместе с ростом религиозных лжеучений растёт и усердие наших священников; вместе с расширением деятельности секто- и расколо-учителей расширяется и миссионерская деятельность пастырей Христовых. В журналах и газетах, наряду с тяжёлыми известиями о наглой вербовке лжеучителями в свою среду православных, передаются трогательные повести о том, как священники, с болью в душе, с лаской и приветливостью отца, призывают отпадших от Церкви Христовой возвратиться под её спасительный покров; как они целые дни и часы проводят в искренних, задушевных беседах с совратившимися в раскол и сектантство; с риском для здоровья, а иногда и жизни, полемизируют с ними, умоляя их снова сделаться чадами оставленной ими Матери-Церкви. Но к великому огорчению и несчастью, эти искренние пастырские увещания, эти воодушевлённые беседы и назидания, эти апостольские призывы и проповеди, обращённые к уклонившимся от истины, очень часто не приводят к утешительным результатам, и горячие полемики пастырей Христовых нередко остаются бесплодными. Одной из многих причин такого грустного явления несомненно должно признать недостаточное практическое знакомство наших священников с раскольниками и сектантами, их учением, полемикой, их направлением, характером, приёмами борьбы и т. п. В последние годы несомненно сознается этот существенный пробел в специальном богословском образовании и недостаток пастырской подготовки, и принимается поэтому целый ряд мер к его устранению: пишется много статей, издаются десятки и сотни брошюр и серьёзных, научных трудов апологетического характера; издаются специальные миссионерские журналы, защищающие православие и полемизирующие с его врагами; обращается более серьёзное внимание на преподавание в семинариях истории и обличения раскола и сектантства, обличительного богословия и практикуются собеседования с врагами Церкви; устраиваются всероссийские, епархиальные и благочиннические миссионерские съезды и т. п. Как видите, нельзя и стражей Христовых упрекнуть в бездеятельности и равнодушии; как видите, и с их стороны на борьбу с ложью вызывается немало лучших сил, лучших талантов и дарований, – но нужно сознаться, успех миссии от этого не очень много выигрывает, что отчасти и естественно: ведь учёные апологетические труды и брошюры, специальные миссионерские журналы – все это, по чувствительным затратам, для многих pia desideria. Правда, во многих местах открыты уже благочиннические библиотеки, назначаются миссионерские съезды, где предоставляется возможность почерпнуть известную сумму знаний, но этим тоже не развязывается гордиев узел: на епархиальные, а тем более на всероссийские съезды, попадают только избранники судьбы; на благочиннических же миссионерских съездах хотя и каждый бывает, но эти съезды, особенно в местах, не заражённых антиправославными течениями, большею частью обходят вопросы о внешней и внутренней миссии, мотивируя свой обход традиционным „все обстоит благополучно“. И вот, не смотря на дружную и энергичную работу многих истинных сынов Церкви Христовой, болезненное явление не излечивается; сектантство, само продукт расстроенных умов и душ, продолжает больше и больше расстраивать мир и покой среди православных; заблуждения и ошибки религиозного характера растут, фанатизированные агитаторы и вожаки толстовцев, штундистов и других им подобных не умолкают, а завоёвывают все большие и большие территории. Стало быть, того, что предпринимается служителями истины и правды, недостаточно для торжества света над тьмой, – необходимы ещё и другие, более целесообразные меры для борьбы с вкоренившимся злом, необходимы ещё новые средства и пути к распространению, если можно выразиться, миссионерских знаний среди наших священников. Одним из многих средств к этому являются миссионерские курсы, которым давно бы уже пора функционировать, но которые, к сожалению, ещё пока лишь светлая мечта и доброе желание. Я имею в виду не курсы с типом Казанских при духовной академии, в смысле специального учебного заведения, а в роде курсов педагогических, устрояемых в каникулярное время Для учителей церковно-приходских школ. Организация предлагаемых миссионерских курсов, характер их внешней жизни могут быть представлены приблизительно в таком виде. Контингент слушателей должен набираться из одних священников, причём больший процент должен вызываться из мест, заражённых сектантством. Священники должны назначаться на курсы по порядку: в одном году, например, из известного благочиннического округа посылается 10 священников, в другом году уже другие 10 и т. д., пока не побывают все, потом снова повторяется прежний порядок и т. д. Вопрос о том, кто же будет управлять оставленным хотя на месяц приходом, кто будет пасти покинутое стадо, – не должен смущать кого бы то ни было и препятствовать благому начинанию, так как в каждом благочинническом округе есть и двухклирные Церкви, откуда, стало быть, всегда, можно одного священника командировать на временно вакантный приход, а кроме того, на месяц, на полтора, без всякого ущерба для монастырей, можно вызывать и иеромонахов. Если же для некоторых этот вызов и будет чувствителен, то сознание важности того дела, которое совершается на курсах, сознание будущей от них- услуги и пользы Церкви должно притупить эту чувствительность и подавить могущие возникнуть какие бы то ни было недоразумения и несогласия.

Характер занятий на курсах некоторым, быть может, покажется односторонним, – но эта односторонность только кажущаяся; в действительности же занятия могут получить такую организацию, что нужно будет или иметь слишком огрубевшую душу и сердце, или, при священническом сане, быть проникнутым до мозга костей утилитарным направлением, чтобы не рваться на них всеми силами своего существа, чтобы с радостной тревогой не ожидать того года, когда и вы будете призваны изучать великую науку. Неужели могут быть односторонними, сухими и безжизненными лекции по таким разнообразным, животрепещущим вопросам, как толстовщина, штундизм, пашковщина и т. п.? Неужели талантливый лектор, освещая вам пути к верному успеху в борьбе с ложью и тем облегчая вам ваши личные труды и старания, не прикуёт всего вашего внимания, не завоюет ваших симпатий, не будет держать вашу душу в напряжённом состоянии? Неужели, узнавая приёмы и средства к практической борьбе с толстовцами, штундистами и другими сектантами и получая таким, образом, разрешение роковых вопросов и мучительных сомнений вашей пастырской практики, вы можете томиться 2–4 часами серьёзной мозговой работы, ожидая скорее конца такого доброго дела?

Достаточно, мне кажется, одних лекций, достаточно одних даровитых лекторов, чтобы курсы завоевали всеобщее внимание и привлекли массы слушателей, – но программа занятий курсистов должна быть немного расширена. На них, например, в широких размерах должна практиковаться прежде всего полемика, в которой больше всего развивается гибкость ума и диалектика, и которая закрепляет в памяти приобретённое в аудитории. Первое время курсисты должны полемизировать между собой в стенах учебного заведения, не публично, чтобы никто из непричастных делу миссии не был свидетелем естественных первых неудач, и через это не вынес бы ложного представления о целесообразности самой миссии; затем уже, когда будет усвоен известный навык, более решительный тон, когда будут получены более широкие сведения й узнаны необходимые приёмы борьбы, тогда, конечно, уместны и целесообразны будут и публичные собеседования, и публичная полемика с врагами православия; завершением же и, так сказать, финалом занятий должны быть экскурсии, хотя по группам, в места, густо населённые толстовцами, штундистами и другими совратившимися на путь заблуждения и суеверий, и устроения в этих рассадниках лжи и обмана собеседований с самими сектантами.

Экскурсии эти – самый существенный и необходимый образовательный элемент курсов, – без них может заглохнуть и не принести плода всё, что было только сказано и прочитано курсистам в аудиториях, хотя бы то даже и в блестящей внешней форме. Неоспоримый факт, что какое-нибудь важное событие, совершающееся на наших глазах, производит более сильное и глубокое впечатление, чем целые прочитанные тома о явлении аналогичном, и часто от виденного непосредственно сохраняются до преклонной старости не только выдающиеся эпизоды, но и незначительные детали. Несомненно, что подобные экскурсии с полемическими собеседованиями под руководством опытных миссионеров для иереев-курсистов – событие особой важности и значения: здесь они наглядно убеждаются в том, что теоретически раскрывалось им в аудиториях.

Кроме всего этого подобные экскурсии важны ещё и тем, что вызовут живой обмен впечатлений, дум и чувств, навеянных непосредственным столкновением с раскольниками и сектантами; вызовут, быть может, много прекрасных рефератов и статей, заставят многих высказаться по поводу виденного и поделиться полученными сведениями, и кто знает, – быть может, многих так заинтересуют положением и обязанностью миссионера, что они, оставив свои благодатные уголки мира и покоя, простившись с своими благочестивыми православными прихожанами, уйдут в самые центры и рассадники пагубных лжеучений, смело, с юношеской энергией, с риском для жизни, выступят на открытую борьбу с врагами православия; твёрдо, неудержимо, с надеждой на Бога и верой в правоту своего дела ринутся в самые густые ряды агитаторов и вожаков расколо-сектантских разгонять ложь и обман и проводить в тёмную среду яркий свет истины Христовой и высшей правды. А то теперь для многих священников, которые всей душой рады бы послужить великому миссионерскому делу, которые все свои силы и дарования охотно принесли бы на алтарь истины и правды, давно рвутся к своим братьям, погибающим в тьме грубых религиозных заблуждений, – на пути к этому благому желанию, перед этим светлым порывом встаёт, как непроходимая пропасть, неумение практически взяться за великое дело, незнание необходимых, существенных приёмов полемики с врагами православия, и ужасное представление обстановки и условий этой борьбы. Правда, по этим вопросам в настоящее время и пишется немало, но писанное часто подвергается многим толкованиям, а иные и относятся не ко всему доверчиво, – часто, при чтении всевозможных отчётов, докладов и. т. п. трудов, трактующих о борьбе, с раскольниками и сектантами, невольно закрадывается вопрос: „а что делать, если не таковы условия, иная обстановка, или что-либо другое не так?“ И вот человек пытливо ищет ключа к разгадке мучительной тайны, к разрешению своих сомнений; наконец, убеждается, что самому её не разгадать, а обратиться некуда, поговорить с кем-либо по душе негде, и вследствие этого приходится нередко хоронить святые желания, благородные порывы и светлые мечты, – приходится, сказать своему волнующемуся сердцу: „уймись, умолкни, не мучься напрасной тревогой“. Миссионерские же курсы дадут этим пытливым людям ключ к разрешению назревших сомнений и вопросов: здесь эти мучимые сомнениями встретят целые десятки своих собратьев из мест, заражённых расколом и сектантством, которым уже неоднократно приходилось сталкиваться с самыми дикими и необузданными вспышками сектантского фанатизма и при полемике не раз приходилось считаться с самыми хитрыми подходами и уловками. И вот здесь-то на досуге, в товарищеской беседе, эти испытанные в тяжкой борьбе поделятся своими мыслями и наблюдениями с случайными друзьями, расскажут им многое из своей миссионерской практики, поведают многое о жизни и характере раскольников и сектантов.

Некоторые, быть может, с удивлением спросят: неужели же от приобретённых в семинарии знаний остаётся так мало, что забываются даже понятия о самом учении расколо-сектантства? К великому общему огорчению, приходится высказать ту горькую правду, что всё выученное в семинарии о расколе и сектантстве с его разнообразными разветвлениями в микроскопических дозах остаётся в памяти лишь до экзамена, а там улетучивается, как мыльный пузырь, оставляя лишь общее впечатление чего-то ненормального, мрачного, тёмного. Не стыжусь открыто говорить об этом, так как это факт, подмеченный многими; да он и логически необходим: ведь такие многосложные предметы, как сектантство и раскол, нужно изучать по специальным научным трудам, а не по конспектам, как это практикуется в семинариях, в которых обо всём понемногу и ни о чём основательно.

Всё это, скажут, хорошо, но где же взять нужные для этого средства, на что содержать курсистов, предпринимать экскурсии? где источник таких значительных сумм? Охотно соглашаюсь, что и средств много нужно, и добыть их не легко, – но из этого ещё не следует, что это невозможно. Не так ещё давно был поднят вопрос о педагогических курсах для учителей церковноприходских школ, и когда увидели важность и целесообразность этой педагогической новинки, нашлись сразу же и средства, – то же самое может быть и здесь.

Прочитав всё сказанное мною, многие, пожалуй, подумают, что это имеет отношение только к местностям, заражённым расколо-сектантством, где же его нет – там, дескать, и курсы излишни. Но широкое развитие антиправославных учений в наши дни и хитрая противо-церковная агитация вообще побуждают каждого священника, хотя бы то даже чисто православного прихода, быть всегда готовым смело встретить врага Церкви в полном своём оружии и энергично вступить с ним в борьбу; заставляют всех пастырей Христовых настолько утверждать своих пасомых в православии, чтобы они могли сами понять лживость и несостоятельность религиозных лжеучений, если бы о них услышали, свободно могли бы устоять против тонких софизмов и изворотов штундистов и толстовцев, не откликнулись бы на горячие призывы и увещания их вожаков и не соблазнились бы заманчивым обещанием богатств и благ мирских. Нелегко дело, как видите, и пастырей чисто православных приходов: очень часто и они нуждаются в опытных вождях и руководителях; очень часто и они нуждаются в указании целесообразных профилактических мер и верных средств к их осуществлению. Где же обо всём этом можно почерпнуть больше основательных сведений, как не на курсах, где, затрагивая вопрос о приходах, заражённых расколо-сектантством, и о мерах для борьбы с ним, лектор, в силу логической необходимости, не может обойти молчанием и вопрос о приходах чисто православных и мерах профилактических.

Итак, вот программа миссионерских курсов, вот та новая мера, которой, быть может, предстоит сыграть видную роль в борьбе православия с его современными врагами; вот тот новый, неизведанный ещё путь, который, быть может, приведёт стражей Христовых, борющихся против лжи и обмана, к полной победе над фанатизированными нынешними лжеучителями. Говорить о своевременности и неотложности этой меры считаю излишним в виду того, что изумительный рост толстовщины, штундизма и других сектантских разветвлений, их открытая и подпольная фанатическая пропаганда, их беззастенчивое, грубое вторжение в среду православных христиан – стали в последнее время очевидным фактом, резко бросающимся в глаза каждому наблюдателю. Не претендую, конечно, на непогрешимость высказанного, не считаю намеченной программы безусловно удобной и целесообразной, – но предлагаю лишь одну схему, которая в своём развитии под пером опытных и сведущих людей бесспорно может подвергаться многим изменениям и поправкам. Загадочна судьба моего совета; неведом ещё, конечно, исход предлагаемого начинания, – но что бы ни ожидало его впереди, презрение или внимание, суровый ли приговор неумолимого судьи, или снисходительная оценка критика, – я молю Бога об одном, чтобы курсы миссионерские перешли из области добрых желаний в мир действительный и стали совершившимся фактом, и желаю им блестящей организации, широкого развития и плодотворной деятельности; а на всех, имеющих взять на себя нелёгкий труд провести это благое начинание в жизнь и осуществить эту светлую мечту многих, – призываю благословение и милости неба.

Священник Н. Стешенко

Посвящается современным неврастеникам.

(Размышления уверовавшего врача).

Публичное богословское чтение.

Слово крестное погибающим убо юродство есть, а спасаемым нам сила Божия есть (1Кор.1:18).

Ваше Преосвященство! Отцы духовные! М. Г-рй. М. Г-ни! Отечество наше издревле носило название „Русь святая, православная“. Называлась она так не потому только, что наши предки исповедовали православную, а не иную какую-либо веру, но ещё и потому, что они, – деды и даже отцы наши, были крайне тверды в истинной своей вере, любили религию, ставили религиозные вопросы всегда на первый план, свято хранили и строго исполняли все установления Церкви; в половине прошлого столетия и особенно в последнее время неверие, предводительствуемое опытными и искусными в нём вождями, широкой волной вторглось в наше общество и напоило умы большей части нашего высшего интеллигентного класса, стоящего во главе общественной жизни, скептицизмом, индифферентизмом и маловерием; множество хороших обычаев, воззрений, понятий „доброго старого времени“ было предано забвению или видоизменено и переделано до неузнаваемости. Так, например, самое понятие о Боге, как о всемогущем Творце и всемилостивом, всеблагом и человеколюбивом Промыслителе, в воззрениях современной интеллигенции, или точнее, в умах представителей современного неверия, скептицизма подверглось резкому изменению. Не будучи в состоянии совершенно отвергнуть понятие о Боге, современные скептики стали смотреть на Бога, как на силу, создавшую некогда материю и жизнь, другими словами, сотворившую в начале целый ряд непостижимых чудес и затем куда-то сокрывшуюся, переставшую принимать участие в мировой жизни, предоставив всё одним только законам с конечным исходом в вечную смерть и разрушение. Какое противоречивое, бессмысленное и безотрадное мировоззрение! Противоречивое, – ибо ум человеческий отказывается представить себе такую силу, которая некогда сотворила ряд великих чудес – сотворила мир и теперь куда-то спряталась, исчезла, перестала принимать участие в мировой жизни; бессмысленное и безотрадное, – потому, что без веры в Бога, как живую и разумную силу, без всеобщего воскресения и загробной жизни – жизнь является какой-то глупой шуткой, лишённой всякого смысла. Не всё ли равно быть добрым или злым, если конечный удел всех одинаков – смерть и только. Жизнь является тогда царством смерти – зла, и душе человеческой ничего не остаётся, кроме тоски и крайнего пессимизма. Зато сколько радости и смысла при вере в воскресение и загробную жизнь! Другие понятия подверглись ещё большему искажению. Пост, молитва и другие правила религии, признаваемые всеми народами и столь высоко ценимые нашими предками, в глазах современного интеллигента потеряли всякий смысл и значение. Кто из нас не слыхал повсюду самых упорных и настойчивых возражений, которыми силятся поколебать вековое значение этих религиозно-нравственных правил в христианской жизни. „Какой смысл взывать, просить, умилостивлять силу, которая не видит и не слышит, и которая действует всегда хотя и по мудрым, но неизменным законам“, – рассуждают современные маловеры. Другого же, более широкого взгляда на сей предмет, они не хотят ни выработать, ни понять, предпочитая заниматься вопросами более материалистическими, касающимися увеличения жизненных, земных благ вообще и более удобных и доступных способов пользования ими человечества. Я сам был захвачен этой волной, но, благодаря милосердию Божию, некоторые тяжёлые обстоятельства моей жизни отрезвили меня и заставили обратиться к этим вопросам, обдумать, подвергнуть строгому анализу все свои прежние воззрения и убеждения; в результате, во-первых, я был поражён тем легкомыслием, с каким относимся мы к этим основным вопросам человеческой жизни, а затем мне удалось понять всю истинность, глубину, непреложность и жизненность христианского мировоззрения, изложенного в Евангелии, Апостоле и творениях великих Отцов Церкви. Что касается поста и молитвы, то сами по себе они не нужны Богу, а нужны немощному и окаянному человеку, чтобы вести борьбу с этими двумя основными качествами природы человеческой и сделать себя при помощи их более совершенным, достойным милости и благодати Божией.

Это только средства, указанные Богом и Церковью человеку для его спасения. С этой точки зрения их значение громадно и незаменимо.

Богу же нужны то раскаяние, то сокрушение, то умягчение сердца, которые вызываются молитвой, те добрые дела, на которые она нас подвизает.

Глава 1

Исповедаютися Отче, Господи небеса и земли, яко утаил еси сия от премудрых и разумных и открыл еси та младенцем (Лк.10:21).

Итак, пост и молитва есть средство к спасению. Спасение же заключается в нравственном усовершенствовании, в приближении к идеалу. Но что такое идеал? Есть ли это нечто условное, или же это есть нечто абсолютное? Если поверхностно отнестись к этому вопросу, то можно подумать, что идеал у различных людей, у различных народов различен; но это только так кажется при поверхностном рассуждении; это идеал, обезображенный нашими телесными немощами, нашей плотью с её страстями и похотями; такой идеал часто меняется и по большей части не удовлетворяет, не даёт того блаженного, спокойного состояния духа, которое составляет истинное счастье.

Но если всмотреться, вдуматься глубже в жизнь по данному вопросу, то мы увидим, что есть другой идеал, общий всем народам, общий всем людям (у большинства однако затемнённый), и состоящий, с одной стороны, в стремлении подчинить свои телесные похоти и страсти высшим духовным стремлениям человека (презрение к так наз. земным благам и удовольствиям), в борьбе с низшими чувствами, каковы – гордость, тщеславие и т. п., с другой стороны, в выработке противоположных душевных качеств, духовной чистоты, твёрдости воли и духовной силы. Этот идеал в различных своих частях (а не в целом) высказывается в учениях великих мудрецов всех времён и всех народов (Будда, Сократ, древнееврейские мудрецы, Конфуций и т. д.); он есть идеал общечеловеческий. Общечеловечность идеала приводит к тому заключению, что он заложен в природу человека, достоинства его неоспоримые, абсолютные и написаны – по свидетельству ап. Павла – в сердце каждого (см. Рим.2:14,15). К глубокому сожалению, не всякий способен прочесть эти письмена. Обыкновенный человек, душевные очи которого помрачены законом греховным, действующим в теле нашем (страсти, похоти и проч. низшие чувства), только при особых обстоятельствах способен читать несколько строк из этих письмен; великие умы, способные, благодаря обилию дарований, подняться выше житейского идеала, в различные времена читали эти письмена в большем или меньшем объёме, но полностью никто из людей не мог их прочесть. И только Бог, – абсолютная правда и истина, – написавший эти письмена в сердце человека при сотворении его (вдунул в него дыхание жизни, т. е. вложил частицу Самого Себя, Бога, абсолютной истины), воплотившись в лице Иисуса Христа, мог прочесть их полностью от слова до слова и изложил их для большего разумения не только сильных умов, но и немощного большинства через посредство апостолов и евангелистов на бумаге. Итак, современному человеку истинный, абсолютный идеал известен; это есть идеал Христа, в общих чертах совпадающий с идеалом общечеловеческим, как он представлен в учениях различных мудрецов, но превосходящий их по своей полноте, последовательности и законченности. Были и других воззрений мудрецы, ставившие на первый план заботы о плоти, а не о духе, напр., эпикурейцы; но эти не оставили после себя многих последователей; те же создали целые религии, оставили массу последователей; их учение увлекало людей, так как оно совпадало с тем, что написано в сердце человека, так как в нем чувствовалась абсолютная истина. Вот стремление-то к этому идеалу, приближение к нему и составляет спасение. Препятствием к достижению этого идеала служат немощность и окаянство существа человеческого (два основные качества его), т. е., с одной стороны, слабость его духовных сил, немощность представления и разумения человеческого, слабость чувства, слабость воли, немощность выражения и т. д., с другой стороны, наклонность ко всему греховному, злому, наклонность, присущая природе с первобытных времён, со времён грехопадения.

Борьба человека с этой врождённой наклонностью и должна таким образом составлять главную задачу жизни для человека, стремящегося к идеалу, который один только и может дать истинное счастье. Чтобы стремиться к какому-то ни было идеалу, необходимо 1) сознать всю прелесть и значение его и 2) научиться побеждать те низшие желания и страсти, которые мешают его достижению, т. е. укрепить, закалить свою волю. Вот этим двум целям и служат пост и молитва.

Пост прежде всего есть воздержание от известной пищи; уже из самого определения этого следует, что он связан с известным упражнением воли. Как мускул слабеет от бездеятельности, так в большей ещё степени слабеет воля, если человек не упражняет её; жизнь человека, живущего в довольстве, удовлетворяющего всякое своё плотское желание и хотение, обыкновенно приводит к тому, что человек такой потом уже с трудом может устоять от различных соблазнов, – воля его слабеет; и наоборот, нужда, постоянное отказывание себе в своих плотских желаниях делает человека более сильным, закаляет волю. Отказ от известного рода пищи – пост в узком смысле этого слова – является подобным же стимулом. Опасения, что постная пища может повредить здоровью, не выдерживают научной критики, так как, принимая даже выработанные физиологией нормы питания, превышающие, как показывает наблюдение жизненных фактов (питание святых), по всей вероятности, действительный minimum, является несомненным, что при растительной пище мы легко можем доставить организму всё нужное для поддержания питания. Обычное ощущение голода при переходе на постную пищу у привыкшего питаться мясом человека есть не что иное, как ощущение недостатка привычного возбудителя, подобно тому, как это бывает у курильщика, отвыкающего от табака, у алкоголика без водки и т. п., и проходит обыкновенно спустя некоторое время.

Но если бы только к этому сводилось значение поста, то его легко было бы заменить каким-нибудь другим упражнением в воздержании; но в том-то и дело, что средство это в самом существе своём заключает одну особенность. Укрепляя волю путём воздержания, пост укрепляет волю ещё иным путём, путём улучшения функций головного мозга вообще; при этом действует просветляющим образом на наше разумение и представление, а сферу чувств делает более восприимчивой ко всему хорошему. Здесь мы таким образом подходим к вопросу о разнице в влиянии растительной и животной пищи на организм человека, на функцию его органов вообще и в частности на функцию нервной системы и головного мозга. Вопрос этот, к сожалению, в медицинской науке, как следует, не изучался, и я принуждён ограничиться приведением некоторых косвенных доказательств, проливающих свет на данный вопрос. Я постараюсь доказать, во-первых, что деятельность головного мозга зависит до некоторой степени от химического состава соков, омывающих мозговые клетки, 2) что разница в действии растительной и животной пищи на функцию головного мозга человека вполне допустима и 3) что наблюдения жизни, а отчасти и научные говорят в пользу растительной пищи.

Доказательство первого положения мы, кроме априорных соображений, находим в изучении явлений хронического алкоголизма. Это изучение показывает, что постоянное присутствие в соках человеческого организма – в плазме, смывающей клетки, частицы алкоголя вызывает резкие изменения в духовной сфере человека в смысле понижения нравственного чувства, большей наклонности ко всему дурному (inhumanitas ebriosa et ferocitas ebriosa), ослабления воли и, наконец, познавательных способностей; причём все эти изменения психической' сферы наступают ранее, чем успеют развиться органические изменения в органах, – сердце, сосудах, печени, нервной системе, почках и пр. Но, скажут, откуда взяться этой разнице в составе соков при питании растительной и животной пищей, когда химический состав той и другой почти одинаков: те же белки, жиры, углероды – только в другой пропорции. К величайшему прискорбию человечества, сходство это только кажущееся. Органическая химия не дала нам ещё формулы строения белковых тел; эмпирическая формула их одинакова, но отсюда не следует, что это одинаковые тела, с одинаковым физиологическим действием. Мы знаем, что тела более простые, имеющие одинаковый состав, но различную формулу строения, т. е. различное расположение атомов в частице (так называемые изомеры) действуют на человеческий организм совершенно различно, а раз это так, то и белки, растительный и животный, быть может, тоже имеющие совершенно различную формулу строения, могут иметь совершенно различное действие на организм; кроме этих трёх основных веществ (б. угл. и жир.) в животной пище имеется ещё много так называемых экстрактивных веществ, которых нет в растительной пище, или, по крайней мере, нет в таком количестве. Химическая природа их ещё менее изучена, между тем как действие на организм их несомненно и значительно. Насколько пока известно, действие их на животный организм сводится главным образом к действию на нервную систему и в общем аналогично действию так называемых нервных ядов, представителем которых является всё тот же алкоголь. А мы видели, как присутствие алкоголя в крови отражается на духовной жизни человека. Кому не известно возбуждающее действие мясного бульона, заключающего в себе очень немного питательных веществ в буквальном смысле этого слова? Кому не известно вредное влияние этих веществ, аналогичное влиянию алкоголя на некоторые больные органы, например, на почки при их воспалении, на мозг при эпилепсии и т. п? Это, так сказать, общие рассуждения и повседневные наблюдения, а вот что говорят о влиянии мяса на человеческий организм венские физиологи Лихтенфальс и Фрелих: „Мясо, особенно же бычье, производит, подобно спиртным напиткам, искусственное возбуждение, в большей части случаев непродолжительное, за которым следует понижение жизнедеятельности организма и т. д.“. Вот в этой-то физиологической разнице растительной и животной пищи и надо искать главный смысл телесного поста; воздержание от мяса, соединённое с умеренностью в пище, вообще с малоядением, улучшает все духовные функции мозга, просветляет наш ум, делает более восприимчивой сферу чувств и укрепляет волю. Это сознавали постоянно великие люди всех времён: во всех наиболее выдающихся религиях, у всех народов есть пост; великие люди никогда не пренебрегали этим средством, а перед каждым выдающимся духовным подвигом налагали на себя пост, тем самым признавая его значение для просветления духовных сил.

Опыт святых говорит тоже в пользу этого. Постоянный пост не мешал этим людям доживать до глубокой старости и сохранять до конца жизни необыкновенную ясность мысли, чистоту души и твёрдость воли.

Вегетарианство, которое не признаёт другой пиши, кроме растительной, и которое с каждым годом всё более расширяет круг своих сторонников, является новым обличением господствующего у нас предрассудка о необходимости мяса и воочию свидетельствует о его несостоятельности. Наконец, в последнее время и в медицинской науке начинают всё более и более раздаваться голоса, что обычное питание, в особенности мясное, составляет причину многих болезненных состояний и прежде всего вредно действует на нервную систему, на функцию головного мозга, потом на сердце, сосуды, почки и проч., и в конце концов приводит к подагре, тучности и тому подобным состояниям, при которых, как показывает наблюдение и повседневный опыт, и душевная сфера редко бывает в равновесии и чистоте. Таким образом, для души пост является горнилом, очищающим сердце, просветляющим ум и закаляющим волю, для тела же – предохранительным клапаном, предупреждающим чрезмерное накопление в крови вредно действующих продуктов неполного сгорания – окисления белковых веществ при обычном обильном питании и через это предотвращающим развитие многих болезней и преждевременную смерть. Теперь перейдём к молитве.

Молитва является ещё более могучим средством, просветляющими укрепляющим духовную сторону человека и тем способствующим к спасению, т. е. достижению вышеописанного христианского и общечеловеческого идеала. Кто молится, тот знает, насколько трудно каждодневно и долго молиться; трудность эта не физическая, а чисто духовная. Всякий, кто сколько-нибудь анализировал самого себя, свою душу, не мог, конечно, не заметить, что человек составлен как бы из двух половин, из двух начал, которые находятся в постоянном антагонизме друг с другом. Очень хорошо изображено это ап. Павлом в послании к Римлянам.

„Мы знаем, говорит он, что закон духовен, а я плотян, предан греху. – Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. – Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Итак – я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. – Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием, но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек. Кто избавит меня от сего тела смерти?“ (Рим.7:14,15,19,21,22,23,24). Эти два противоположные начала, составляющие естество человеческое – духовное и греховное, доброе и злое, – нигде, кажется, не чувствуются, не сознаются с такой ясностью, как во время молитвы. Здесь человек, так сказать, видит воочию (выражаясь образно) и Бога, и диавола. Попробуйте каждодневно молиться раза два в день хотя бы полчаса, и вы увидите, как часто у вас будет являться сильное нежелание исполнить ваше намерение; но вот вы победили это нежелание, становитесь на молитву и начинаете молиться; вдруг вы замечаете, что целая фраза, иногда целая половина молитвы проскользнули мимо вашего сознания, которое в это время было занято совсем другими мыслями, ничего общего с молитвой не имеющими; вы ловите себя, стараетесь больше сосредоточить ваше внимание и через несколько минут опять то же самое, и только под конец, после нескольких усилий воли удаётся вам (а иногда так и не удаётся) продолжать молитву с должным вниманием и сосредоточенностью. Вот эта-то борьба внутренняя и составляет вышеупомянутую трудность молитвы, но зато в ней же и заключается источник укрепления нашей воли.

Отсюда же следует, что если кто хочет извлечь всю пользу из молитвы, то он должен молиться каждодневно, а не тогда только, как некоторые современные интеллигенты думают, когда является молитвенное настроение; молитва сама по себе создаёт настроение. Да не думает кто-либо, что к этому чисто внешнему влиянию я свожу всё значение молитвы; нет, главное значение её духовное, о чём и будет сказано ниже; этим же я только хочу сказать, что все средства, указанные Церковью для спасения человека, помимо духовного значения, имеют ещё массу побочных, но весьма важных для человека благих воздействий на тело и дух человеческий. Кроме стимулирования воли, молитва оказывает громадное влияние на сознание, на мысль. Каждая молитва имеет известное содержание, содержание часто очень серьёзное и глубокое. Содержание это прямо будет громадно, если мы к молитве присоединим каждодневное чтение избранных мест из Евангелия и Апостола, хотя бы тех, которые читаются каждодневно при церковной службе. Содержание это обнимает собой самые глубокие философские вопросы, вопросы о человеке, о его существе, вопросы нравственности, вопросы жизненные и проч.; читая каждодневно молитвы, мы, прежде мыслившие об одном земном, житейском, невольно начинаем думать о других, более возвышенных предметах, – о Боге, о немощах человеческих, о превосходстве высших духовных качеств перед тем, чему поклоняется мир, и мало-помалу постигаем великие истины, познаём всю прелесть христианского и общечеловеческого идеала.

Я думаю, что все эти рассуждения и мысли явились именно результатом молитвы и чтения Апостола и Евангелия. Ещё большее влияние молитва оказывает на чувство человека. Большинство молитв суть, так сказать, лирические произведения: они проникнуты сильным чувством – чувством восторга перед всемогуществом, величием, благостью и милосердием Божием, чувством умиления, или же чувством сокрушения о немощности и греховности человека, чувством раскаяния и т. п. Эти-то чувства, в силу какого-то психологического закона, невольно передаются молящимся, вызывая в них в большей или меньшей силе те же чувства, какие были в авторе молитвы. А кто будет отрицать благотворное значение известного благородного чувствования для души человека? Почувствовать всю прелесть христианского идеала, почувствовать силу, могущество и благость Божию, почувствовать своё человеческое ничтожество, свою немощность и окаянство – это гораздо большее имеет значение для духовного перерождения человека, чем самые напряжённые и продолжительные размышления по данному вопросу. Тут одна минута истинного восторга, одна минута истинного покаяния стоит целых годов холодного размышления. Так именно и совершилась большая часть перерождений в людях; проповедь апостолов и всякая другая проповедь прежде всего создаёт известное чувствование, а потом уже пробуждает сознание и создаёт убеждение. Чувствование будит сознание и укрепляет веру (ведь и неверие-то наше основано главным образом на недомыслии).

Конечно, возможен и другой путь перерождения, где на первом плане стоит мысль, но то – первый путь и встречается в жизни безусловно чаще и быстрее и вернее ведёт к цели. В этом смысле особенно поучительны некоторые акафисты и каноны, которые представляют из себя высоко художественные, духовные, поэтические произведения, проникнутые сильным чувством. Только для понимания всей прелести их необходимо освоиться с славянским языком, на котором они написаны. Иначе вся красота их скрывается, подобно тому как благодаря малому знакомству нашему с древними языками является для нас непонятной прелесть древне-классическим произведений (Виргилия, Горация, Гомера и т. п.), приводивших в восторг современников. Перевод – уже проза, подчас неуклюжая, которая не может уже вызвать того чувства, которое вызывается поэтическим оригиналом. Ещё большее значение в этом именно отношении имеет общественное моление в храме, которое по какому-то недоразумению отрицается Л. Толстым. Здесь Церковь на помощь немощному человеку призвала так сказать всё, что только можно: все пять чувств: своды храма как бы уединяют вас от всего земного; со всех сторон смотрят на вас лики святых, исполненные кротости, любви, духовного мужества и благородства; церковнослужители провозглашают и читают исполненные вдохновения, чувства и поэтических образов духовные стихи; лик в стройном пении возносит свои мольбы к Богу; вокруг вас ваши братья в молитвенном настроении. В такой обстановке невольно забудешь на время всё земное и отдашься высшим мыслям и чувствованиям, – аффекты умиления, восторга, сокрушения, значение которых для перерождения человека громадно. Даже послы Владимира, грубые язычники, во время богослужения в Константинопольском Софийском соборе не знали, как потом рассказывали Владимиру, где они находятся – на небе или на земле. Но главное значение молитвы чисто духовное. Во время молитвы и особенно в таинствах на человека сходит „благодать Божия“ – особая сила, без которой даже самому сильному человеку невозможно спастись, т. е. приблизиться не на словах, но на деле к истинному христианскому идеалу, победить в себе страсти и похоти человеческие. Это та сила, которая и слабым натурам давала возможность достигать венца мучеников, отказываться от всего земного и делаться великими подвижниками. Теперь нам станут понятны слова Иоанна Златоуста, что „молитва есть царица добродетелей“. Она охраняет их от набегов вражеских. Итак, вот какое действие поста и молитвы на организм человека. Повторяю, и то, и другое является не целью, а средством к спасению, средством ослабить действие злого начала, находящегося в нас, указанным премудрым Богом и святой Церковью немощному и окаянному человечеству.

Христос был лишён немощей духовных; для учеников Его достаточно было присутствие Его – Самого Бога, – и потому они не соблюдали еврейских постов; но „отнимется у них жених“, сказал Христос Господь, т. е. будут предоставлены они самим себе со всеми немощами естества человеческого, и „они будут поститься“. Кроме этих слов Спасителя, мы должны помнить, что перед вступлением на проповедь Иисус Христос выдержал 40-дневный абсолютный пост, тем самым подав нам пример и указав на значение поста для просветления и укрепления духовных сил человека. „Истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине“, – сказал Христос Господь в беседе с самаритянкой. „Вот, видите ли, говорят современные духоборы, как надо поклоняться Богу, – зачем тут храмы, богослужения, внешняя молитва и проч.“. Но не будем забывать, что Христос молился по целым ночам, в саду Гефсиманском до кровавого пота; каждую Пасху посещал иерусалимский храм, следовательно, не относился отрицательно к общественному богослужению; апостолы после вознесения Иисуса Христа на небо постоянно собирались для молитвы в храме иерусалимском в притворе Соломоновом. Слова, сказанные Христом самаритянке, относятся к идеалу, к „истинным поклонникам“, как там и сказано, т. е. прошедшим уже, так сказать, всю эту школу спасения и достигших совершенства духовного; нам же, немощным и окаянным, нужны храмы, нужна хорошая церковная служба, нужно благолепие, чтобы растрогать наше окаменелое сердце и заставить полюбить Бога, не так, как мы Его любим, а действительно всем сердцем, всей душою, всей мыслью. Средствами этими ни апостолы, ни Сам Христос (по своему человечеству) не пренебрегали. В чём же заключается цель? Цель заключается в посте духовном, т. е. в воздержании от порока и в преуспевании в добродетели. Этот пост требует уже больших сил; здесь приходится бороться не с похотями плоти, а с такими сильными страстями, как гордость, зависть, злоба, стяжание и т. п.

Кто не может воздержаться от известной пищи или заставить себя молиться, тому нечего мечтать победить эти страсти; он будет обманывать себя и других, но страсти порочные останутся при нём.

Трудна борьба, но зато здесь каждый успех, каждая истинная победа составляет источник великого и истинного счастья!

Труждающиеся и обременённые! Разочарованные, малодушные и слабонервные! О, если бы вы могли понять, как близко от вас вожделенный покой души! Он в вас самих, только прикрыт покровом вашего маловерия и греховности.

Обратитесь к Христу и научитесь от Него относиться ко всем несчастьям этой временной жизни, ко всем страданиям так, как Он к ним относился, с кротостью, смирением, упованием и покорностью воле Всемогущего „пославшего Его Отца“, и вы обрящете покой душам вашим; мало того, – вы поймёте тогда, что то, что казалось вам игом и тяжёлым бременем, есть в сущности источник великого блаженства и истинного счастья.

Плод такой жизни на земле – есть радость, любовь, мир (Гал.5:22), как говорит апостол; а там, по воскресении, вечная жизнь, вечное блаженство!

Глава II

И как вошёл Иисус в дом, ученики Его спрашивали Его наедине: почему мы не могли изгнать его?

И сказал им: Сей род ничимже можете изыти, токмо молитвою и постом (Mк.9:28,29).

В предыдущей главе мы рассмотрели значение поста и молитвы в деле нравственного совершенствования человека, – значение для души человека; здесь же разберём вопрос о значении поста и молитвы для тела человека и постараемся доказать, что этими средствами можно пользоваться для предупреждения и излечения некоторых заболеваний.

Наш век, как известно, характеризуется сильным развитием нервных заболеваний от простой нервной неуравновешенности до тяжёлых душевных заболеваний включительно; причину этого печального явления принято видеть главным образом в тяжёлых условиях современного существования, созданных цивилизацией, – в напряжённой „борьбе за существование“. Объяснение это представляется слишком односторонним. Мне кажется, что одной из главных причин усиленной нервности в современном поколении является не столько тяжесть внешних условий существования, сколько иное отношение к этим тяжёлым условиям жизни современного человечества. И в прежние времена были иногда в течение целых столетий весьма тяжёлые условия для жизни человечества, по крайней мере для его значительной части; возьмём, например, времена гонения на христиан или время инквизиции, когда не только имущество и другие жизненные блага, но сама жизнь человеческая не были ничем гарантированы от жесточайшего произвола известной группы людей, а между тем эта тяжесть внешних условий не вела к тем последствиям, какие мы наблюдаем в настоящее время. Да и теперь, если ближе всмотреться в жизнь, мы увидим, что наибольший процент нервных заболеваний падает на долю сравнительно лучше обеспеченного класса общества, тогда как наименее обеспеченные классы, терпящие почти ежедневную нужду, не ведающие почти совсем никаких земных радостей и благ являются более уравновешенными в нервном отношении и более здоровыми. Сравните, например, с деревенскими поселянами нашу истощённую, слабонервную городскую интеллигенцию: там – сила и здоровье, а здесь – малокровие, худосочие, нервность и проч. Что же помогало и помогает этим несчастным людям мужественно переносить все невзгоды житейские и не только от этого не слабеть духом, а становиться ещё более духовно-крепкими и здоровыми, способными иногда даже на подвиг?

Помогала глубокая вера в Бога и присутствие в душе их идеала Христова, а вместе с Ним христианского воззрения на жизнь и отношения к несчастиям земной жизни.

Истинный христианин смотрит на здешнюю земную жизнь, как на краткий период общего существования, данный человеку Богом не для того, чтобы возможно больше насладиться всеми радостями земными, а, чтобы, принимая с благодарением всё то, что посылает Бог на долю каждого, подготовить себя, сделать себя достойным благ другой, загробной жизни, „идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная“.

На земные несчастия такой человек смотрит, как на „испытание“, посылаемое Богом часто для блага же или для исправления человека, с надеждой, что, вследствие благости и милосердия Создателя, за ними непременно явятся светлые дни, если не в этой жизни, то в будущей. Он даже боится слишком большого счастья, ибо знает, что оно часто ведёт к пороку.

„Вот горе, что горевать не о чем“, говорит русская пословица.

Даже сама смерть не представляется страшной, ибо такой человек смотрит на неё, как только на переход к иной жизни, за которой последует всеобщее воскресение. „Верно слово: – если мы с Ним умерли, то с Ним и оживём, если терпим, то с Ним и царствовать будем; если отречёмся, и Он отречётся от нас“, говорит ап. Павел (2Тим.2:11–12).

„Только бы не пострадал кто из вас, как убийца или вор, или злодей, или посягающий на чужое; а если как христианин, то не стыдись, но прославляй Бога за такую участь“, поучает апостол Пётр (1Пет.4:15,16).

Такой взгляд на жизнь имели прежние христиане, такой взгляд (хотя не в целом, а в известной части, не в форме философских определений, но в общем жизненном отношении) на жизнь имеет и теперь лучшая часть крестьянства и бедного люда вообще.

Посмотрите, с каким философским спокойствием они, напр., умирают!

В этом-то миросозерцании прежний человек и современный простолюдин черпает духовную силу; этот взгляд служит для него и утешителем, и наставником, и целителем его душевных недугов. В нём заключается причина его нервного здоровья.

Если по немощи человеческой и является на время ропот, уныние или тоска, эти первые источники нервного расстройства, – то такой человек прибегает к Богу, идёт в церковь молиться; и молитва, вызывая в нём известные чувствования и мысли, подкрепляет его поколебавшуюся веру в милосердие и благость Божию и возвращает ему вновь прежнюю бодрость духа.

Не так смотрит на жизнь и относится к ней современный интеллигент и „полуинтеллигент“, заражённый современным неверием и индифферентизмом, в душе которого воспитывался не христианский идеал, как его понимали прежде, а иной идеал, созданный современной цивилизацией, „мудростью“, и в некоторых частях своих прямо противоположный идеалу христианскому. „Мой Коля будет инженер“, говорит своему 5-ти летнему ребёнку современная мать, гладя его по курчавой, невинной, но восприимчивой головке. „Бога нет“, – безапелляционно заявляет гимназист шестого класса, начитавшийся популярных статей Писарева о дарвинизме, позитивизме и т. п. „Жизнь дана для наслаждений“, философствует 18 летняя юница, остригшая себе волосы в знак независимости и равноправности с мужчиной и успевшая уже вкусить различного рода „земных наслаждений“ в слишком достаточном для её возраста количестве. „Это не человек, а тряпка без самолюбия“.

„Задеть себя я не позволю“ и т. п., слышится на каждом шагу, свидетельствуя, что принцип христианского всепрощения ещё очень слабо развит в современном, обществе, что кротость и смирение ставятся ниже гордости и самолюбия, которые не считаются величайшими из грехов и пороков, а необходимым атрибутом каждого „порядочного“ человека. „Не могу, не могу и не могу“, беспрестанно повторяет современная слабонервная барыня, долечившаяся до полной невозможности понять, что средство против её вечного „не могу“ находится в ней самой, в её воле и разуме, а не в тех пузырьках, которых она уже выпила несколько сот и которые, быть может, ещё более расслабляют её волю и помрачают разум. Вступая с подобными взглядами в жизнь, современный человек очень скоро принуждён бывает разочароваться во всём.

Большинство Коленек и Васенек, которых современные маменьки прочили в инженеры, один по малоуспешности, другой по недостаточному благонравию, дурному поведению не проходят даже всего курса средних учебных заведений, а будучи принуждены оставить их, делаются мелкими чиновниками, приказчиками и т. п., недовольными, в силу прежнего воспитания, своим жизненным положением. Многие из достигших после огромных трудов и усилий вожделенного, сделавшись инженерами, докторами, адвокатами и т. п., опять-таки попадают в конце концов в разряды „недовольных“ отчасти вследствие того, что не по своим способностям „дерево зарубили“ и надорвались, а отчасти вследствие чрезмерного честолюбия, развитого современным воспитанием непропорционально духовным дарованиям, которое делает человека вечно к чему-то стремящимся и вечно недовольным своим положением (о том, как прежде смотрели на это, см. 1Тим.6:6–12). Отсутствие веры в Бога, в загробную жизнь и вечное воскресение делает саму жизнь лишённой всякого смысла. „Для чего я живу“, недовольно задаёт себе вопрос прежний гимназист, достигший 25-ти летнего возраста, и, не будучи в состоянии дать на него ответа, погружается в порок, или впадает в уныние, или кончает „глупую“ жизнь самоубийством.

Взгляд на жизнь, как на наслаждение, быстро приводит к разочарованию, отчасти вследствие того, что сами земные наслаждения оказываются обоюдоострыми, иногда даже с очень большими колючими шипами, а главное в силу того, что совсем не в нашей власти ими пользоваться; ты хочешь наслаждаться, а жизнь тебе даёт одни горечи и удары; ты хочешь быть богатым, – достиг богатства – теряешь здоровье; ты хочешь любить, наслаждаться, а неумолимая смерть вдруг безвременно сводит в могилу любимого тобой человека, или по другим каким-либо причинам ты его лишаешься и т. д., и таким образом наслаждение превращается в несчастье, и в душе такого человека ничего не остаётся, – одно разочарование и подавляющая душевная пустота. Принцип „задеть мою амбицию я не позволю вам“ ведёт к вечной борьбе, вечным столкновениям, разрушает дружбу и любовь и в конце концов лишает такого человека навсегда душевного покоя, а потом и здоровья вообще. Таким образом, мы видим, что современное антихристианское воззрение на жизнь может дать только подобие, призрак счастья и приводит к неизбежному разочарованию, за которым следует раздражение, уныние, тоска, приводящие в конце концов к нервному расстройству, начиная от простой, встречающейся на каждом шагу неуравновешенности и нервности до тяжёлых душевных расстройств включительно. Бедный человек! Вместо того, чтобы сказать ему: „вдумайся в причины твоей нервности, наполни верой и упованием на Бога свою душевную пустоту, выработай иное отношение к жизни со всеми её горестями и радостями и т. д.“, ему говорят „ты болен, иди и лечись“, и вот несчастный бежит или едет к докторам, у них искать спасения от своего душевного недуга. Здесь вопрос решается по большей части очень просто: произносится слово „неврастения“, всеобъемлющее слово, хотя и ничего определённого не выражающее (а больной думает, что поняли его болезнь), и начинается обычное лечение обтираниями, обливаниями и т. д., а внутрь – неизменный, одуряющий бромистый натр по новейшей системе в больших дозах.

И что же? В результате – иногда ухудшение, иногда временное улучшение, а потом опять то же самое, та же самая нервность, неуравновешенность. Я, по крайней мере, из своей 10-ти летней практики не знаю ни одного случая, где бы это шаблонное лечение дало прочные положительные результаты, излечило бы нервность, – устраняются разве только некоторые симптомы. Даже дорогостоящее лечение на курортах только на время даёт облегчение, пока человек живёт в искусственной обстановке и не приходит в соприкосновение с жизнью; но так ведь жить нельзя; с курорта человек в конце концов должен уехать, вступить в прежнюю жизнь, отношение к жизненным фактам осталось прежнее, душа тоже ничем не наполнилась, и вот с первого же месяца начинается старая история, раздражение, уныние и прочие нервные симптомы возвращаются.

Так идёт обыкновенно несколько лет (иногда всю жизнь), до тех пор, пока наконец измученный человек не поймёт, что нервное „не могу“ есть только относительное „не могу“, которое под влиянием различного рода факторов легко превращается самим человеком в „могу“. В самом деле, если вы страдаете пороком сердца, то вы ни при каких условиях не можете без одышки влезть на высокую гору; если у вас сильный катар желудка, то после принятия грубой, раздражающей пищи вас вырвет, где бы вы ни находились, чем бы вы ни были заняты; это „не могу“ абсолютное; совсем другое – нервное „не могу“. Самый раздражительный человек, застигнутый во время семейный сцены, например, посторонним, мало знакомым человеком, быстро сдерживает себя, превращает „не могу“ в „могу“.

Нетерпящий возражений от своих подчинённых вследствие нервности – изображает из себя кроткого агнца, когда его самого пробирает начальство и т. д. и т. д. Словом, различного рода воздействие: стыд перед людьми, опасение за своё служебное положение, страстная любовь и т. п. легко превращает нервное „не могу“ в „могу“. Значит, в нас самих есть всегда тот рычаг, которым мы можем себя перевернуть, только надо захотеть им воспользоваться и не выпускать его из рук. И вот только тогда, когда измученный вечным лечением и всеми другими неприятными последствиями своего недуга, человек поймёт это, поймёт, что средство против нервности в нём самом, а не в тех многочисленных пузырьках, которые он прежде опустошал в изобилии и без пользы, только тогда, бросив всякое лечение, он, наконец, достигает часто с помощью Божией мало-по-малу или полного, или, по крайней мере, относительного, но зато прочного выздоровления. „Всё это очень хорошо“, скажут мне, „но где взять веру, если её нет в сердце твоём?“ О, неверующие! На чём основано неверие ваше? На недомыслии и на увлечении соблазнительными теориями человеческими. Но ведь теория, по самому определению, не есть непреложная истина – достоверность, а только известное предположение ума человеческого, объясняющее наиболее удовлетворительно для данного времени известную группу явлений. Пройдут года, явятся новые мыслители, откроются или, вернее, обратят внимание на новые факты, и прежняя теория рассеивается, как дым, уступая место новому человеческому предположению. Тысячу примеров мы можем найти в истории наук, как известная теория, очень долгое время удовлетворявшая умы человеческие с течением веков не только уступала место другим, иногда прямо противоположным воззрениям, но и предавалась полному забвению. Это особенно относится к теориями биологических наук, сами догматы, основные положения которых часто допускают двоякое толкование и во всяком случае далеко не имеют ясности и очевидности, например, математических аксиом. „Несокрушимая теория или теория, близкая к пределу несокрушимости, говорит Карпентер в своей весьма интересной статье „Современная наука“, в сущности есть такая же нелепость, как и несокрушимая броня. Против данных ядер всегда можно найти достаточную броню; но против данной брони всегда можно найти такие ядра, которые её сокрушат“.

Возьмём для примера теорию Дарвина, столь многих соблазнившую и до сих пор ещё соблазняющую. Дарвинисты говорят: мы открыли два великих фактора в природе – закон борьбы за существование и закон естественного подбора, которые проливают свет на тайну мироздания и во всяком случае естественно и просто объясняют всю красоту и удивительную целесообразность видимого мира, заставлявшую прежнего человека видеть во всём этом какое-то чудо и преклоняться перед ним. Но так ли это? Объяснили ли вы три основных великих чуда, – это 1) появление материи, 2) появление жизни и 3) появление разумного существа среди бессловесных. Первый вопрос вы даже не затрагиваете, принимая материю, как нечто вечно существующее. Что касается второго чуда – появления жизни, то здесь опять мы не находим в вашей теории ответа. Непроходимая пропасть, отделяющая живой мир от мира неодушевлённого, нисколько не сделалась менее глубокой от Дарвиновской теории. Переход от материи к жизни вами не найден. Что общего между комком мёртвого белка и живой, организованной клеточкой. Там, в первом, – вечный покой, здесь – жизнь, вечное движение.

Мы можем, правда, заставить атомы материи двигаться, соединяться в более сложные тела до белков включительно, но сделайте, чтобы этот белок сам превратился в химическую лабораторию, сам стал вырабатывать в себе силу и притом силу разумную, дающую движение разумное, целесообразное, направленное к поддержанию индивидуума и потомства. Это человеку невозможно; здесь необходимо допустить присутствие особой разумной силы. Вы отрицаете качественную разницу, разницу по „существу“ между животными и человеком, а признаёте только разницу количественную; смотрите на человека, как только на высшее по организации животное (homo), и ищете и надеетесь найти со временем переходные формы между высоко организованными животными и человеком. Вы говорите, между высшими обезьянами и первобытным дикарём больше сходства, чем между тем же дикарём и современным европейцем. Но так ли это?

Если бы это было верно, то вполне естественно и логично было бы изменить существующую классификацию и отнести некоторые наиболее дикие народы к роду обезьян, а не к роду homo – человек. Однако это, кажется, не приходило в голову ни одному естествоиспытателю; очевидно, следовательно, что в этом рассуждении взят какой-нибудь несущественный признак, только внешнее сходство; существенным же признаком, отличающим каждого самого дикого человека от самого совершенного животного, является присутствие в человеке особого духовного начала, которое проявляется тремя признаками – религией, философией и нравственностью – альтруизмом. Эта разница качественная, существенная, и никакие переходные формы здесь немыслимы. Найдите мне животное с религией и народ без религии. Не найдёте, точно также, как не найдёте животное, способное любить своего врага, не того человека, который его кормит, но который его бьёт. Диогены тоже мыслимы только в человечестве. Вы объяснили будто бы целесообразность в организованной живой природе, но как объяснить эту удивительную целесообразность в неорганизованной природе? Как объяснить, что одна только вода, вопреки общему для всех тел закону, от холода не сжимается, а расширяется, и что было бы, если бы это было бы иначе? Это исключение из общего закона, имеющее столь громадное значение в жизни мира, необыкновенно целесообразное, так и остаётся чудом, необъяснимым никакими человеческими теориями.

Открытые Дарвином законы имеют место в природе, но их значение очень ограниченное, частное, а отнюдь не то общее, какое хотели им придать. Сам Дарвин, по-видимому, вначале сознавал это и назвал свою теорию скромным названием „теория происхождения видов“, а не родов и классов, т. е. теорией, объясняющей происхождение пород, но потом уже последователи этой теории, отчасти и он сам, по свойственной человеку способности увлекаться своими открытиями, увлёкся и без достаточных оснований слишком смело обобщил частный, сравнительно мало значащий факт.

Это теперь сознаётся уже многими мыслителями (Гартман, Соловьев и Толстой) и натуралистами. Очень поучительной и назидательной в этом отношении является вышеупомянутая статья Эд. Карпентера „О современной науке“, удостоившаяся предисловия Л. Н. Толстого, разделяющего взгляды автора на науку, к которой я и позволю теперь обратиться.

В этой статье Карпентер доказывает, что ни астрономия, ни физика, ни химия, ни биология, ни социология не дают нам истинного знания действительности, что все законы, открываемые этими науками, суть только обобщения, имеющие приблизительное – и только при незнании и игнорировании других условий – значение законов, и что даже и законы эти кажутся нам законами только потому, что мы открываем их в той области, которая так удалена от нас по времени и пространству, что мы не можем видеть несоответствия этих законов с действительностью. Вот что мы в этой статье читаем: „надо признаться, что теперь после пятидесятилетнего расцвета науки, не смотря на поклонения, ею вызываемые, и на упование, что наконец-то старый коварный мир попадётся в её тщательно расставленные сети, именно теперь наука почти во всех своих отраслях заблудилась в безвыходном лабиринте; наука потерпела неудачу, потому что она пыталась все исследования природы обосновать исключительно на почве рассудка, пренебрегая остальными основными задачами, необходимо входящими в неё. Она потерпела неудачу, потому что предприняла невозможную задачу, ибо найти и точно обосновать рассудочное изображение мироздания просто невозможно, – такое ограничение достоверности науки признано большинством мыслителей, занимавшихся этим вопросом.“ О теории Дарвина он выражается так: „безнадёжная недостаточность Дарвиновой теории выживания наиболее приспособленных особей...“ и т. д. и заканчивает свою статью следующими словами: „может быть, в один прекрасный день будут завершены те яркие облачения, в которые драпируется современная научная теория (имеющие ту особенность, что только учёные могут их видеть), и когда, как ожидается, человечество будет торжественно шествовать в этом новом облачении на удивление всей вселенной, какой-нибудь ребёнок, как в Андерсеновской сказке о новом царском платье, вдруг с порога своего дома закричит: „да на нём нет ничего“, и среди некоторого общего смущения все увидят, что ребёнок был прав“ (статья Карпентера: „Современная наука“, – соч. гр. Л. Н. Толстого т. XV). Пора оставить это помрачающее увлечение опытной наукой, пора отвести ей истинное место среди человеческих знаний, пора понять, что она изучает только механизм явлений и ни на йоту не осветила нам сущности явлений. Постигнув механизм явления, она может нам его воспроизвести, и этим нас поражает и ослепляет, но сущность явлений, мировые вопросы остаются по-прежнему ею неразрешёнными. Возьмём, напр., физику, – её учение о свете. Пока она изучает механизм этого явления, законы распространения света и проч., она остаётся строго позитивной, но лишь только она вздумает заглянуть поглубже, узнать, в чём сущность света, она должна допустить, что всё мировое пространство наполнено особой невесомой, неощущаемой материей – световым эфиром, который мы можем познать только путём отвлечённого мышления, т. е. что в природе, кроме видимого и ощущаемого, существуют ещё, так сказать, „вещества невещественные“, которые мы постигаем путём отвлечённого мышления. Если сущность таких сравнительно простых явлений, как свет, современная наука не может объяснить без допущения „вещества невещественного“, то что говорить о сущности таких сложных явлений, как явления биологические и др.

Теперь перейдём к положительным доказательствам.

Возьмём пророчества. Может ли просто человеческий ум предсказать за несколько столетий какое-либо историческое событие со всеми его подробностями, как это предсказано в пророчествах о всей жизни Иисуса Христа, о судьбе еврейского народа, о судьбе различных древних городов и т. п.?! „Да... но это всё так кажется лишь в том случае, если мы изучаем пророчества в славянском переводе 70-ти толковников; если же прочесть их в подлиннике, то никаких пророчеств не окажется“, возражал мне один современный скептик. Странное возражение! Еврейский народ уж, наверное, знает пророчества не из перевода 70-ти толковников, но он твёрдо верит в них, твёрдо верит в пришествие Мессии на основании пророчеств; только по понятным причинам (гордость и тщеславие фарисеев помрачили их разумение) утверждает, что Он ещё не пришёл, что не Тот...

Апостолы и евангелисты и вообще писатели первых веков, наверное, тоже изучали пророчества не по переводам, а в подлиннике, однако это не мешало им утверждать то же, что утверждает православная Церковь.

Что касается другого, сходного с предыдущим возражения, что каждое пророчество может иметь два толкования, то, конечно, ум человеческий очень гибок и изворотлив, особенно на злое, и всегда может придумать какое-либо объяснение каждому явлению, каждому событию, противоположное общепринятому. Но именно в пророчествах встречаются столь определённые места, которые при всей изворотливости ума человеческого едва ли могут иметь два объяснения. Возьмём, напр., пророчества о времени пришествия Спасителя; не даром весь мир почти, как гласит история, ждал пришествия Мессии именно около того времени, когда родился Христос. А главное, это возражение применимо только к отдельным пророчествам, если же взять их во всей их совокупности, то мы увидим, что тут никаких других толкований немыслимо допустить, кроме общепринятого.

В этом отношении очень поучительна книга Кейта: „Доказательства истинности христианской веры, основанные на пророчествах“; в этой книге, кроме пророчеств о пришествии Мессии и т. п., рассматриваются ещё пророчества, касающиеся судьбы различных народов и древних городов, причём путём сопоставления их с исследованиями новейших путешественников доказывается, что все пророчества этого рода исполнились с буквальной точностью, в роде того, напр., как исполнилось пророчество Христа о разрушении Иерусалима и иерусалимского храма.

„Не останется камня на камне“, сказал И. Христос, и действительно, история гласит, что император Адриан в конце концов, после нескольких попыток евреев восстановить город, велел вспахать, пройти плугом всё то место, где был древний город, в знак совершенного уничтожения города, основав на развалинах римскую колонию „Элия Капитолина“.

Как бы сознавая всю недостаточность приведённых возражений, некоторые из современных скептиков говорят ещё, что некая шайка обманщиков, в течение целых веков морочащая глупое человечество, составила это пророчество уже после совершившихся событий. Но как могли тогда ими пользоваться писатели первого века, напр., апостол Матфей, написавший своё Евангелие 7 лет спустя после воскресения Христова, а главное, как они могли попасть в еврейский подлинник. Всё это не возражения, а только тенденциозные ухищрения, могущие многих соблазнить, но никого убедить.

А откровения? Напр., откровение апостолу Павлу, о котором он сам лично рассказывает в различных местах своих посланий и которое произвело такой страшный переворот в его убеждениях и жизни. Тысячи ещё подобных откровений написаны и переданы потомству различными лицами, вполне заслуживающими всякого доверия, мало того, лицами святыми, т. е. настолько высоко стоящими в нравственном отношении, что всякая ложь в их устах является немыслимой, невозможной. Вспомним откровение Августину Блаженному, Ефрему Сирину и многим другим святым. Уже одних этих фактов, – пророчества и откровения, казалось бы, было достаточно, чтобы убедить каждого неверующего в том, что Бог не только существует, но что Он – сила живая, разумная, действующая, а не какое-то безличное „начало всех начал“.

А евангельские события, засвидетельствованные пером и кровью четверых евангелистов, учеников Христа и очевидцев всего описанного! Здесь скептики опять указывают на вышеупомянутую шайку мировых обманщиков. Но ведь лгать можно ради корысти, ради славы, просто из любви к этому искусству, но за ложь лишить себя всех земных благ, предать себя гонениям и мучениям идти с радостью на крест и эшафот – противно природе человеческой.

А вся духовная жизнь человека, которая есть вечная борьба двух начал – доброго и злого! Откуда сие? Откуда зло, и откуда добро? Это не праздный вопрос, а вопрос, занимавший умы великих людей и философов. Этим вопросом интересовался наш великий философ и мыслитель Вл. Соловьев, и путём философских соображений пришёл к тому заключению, что зло и добро не есть только идея, понятие, а есть реальная сила, действующая вне нас. – Такого же воззрения держится на этот предмет и православная Церковь (см. „Три разговора“ Вл. Соловьева).

А вся наша внешняя жизнь разве не есть вечное чудо, ряд необъяснимых явлений и фактов? Сегодня ты богат и славен, завтра – сгорело всё твоё имущество, и ты стал нищ и жалок. Сегодня ты здоров и крепок, поражаешь всех своим умом и красотой, – завтра лопается у тебя какая-нибудь глупая кровеносная жилка, или попадает в тебя какой-нибудь. злокачественный микроб, и ты лежишь уже на столе „бесславен и безобразен“ или на всю жизнь делаешься калекой, уродом (см. ев. Лк.12:16–21). Откуда сие? как, зачем, почему? – спрашиваем мы невольно себя и, не будучи в состоянии дать себе определённого ответа, говорим: „так решила судьба“, тем самым признавая и Бога, и промысл Его.

С узкой, земной, современной точки зрения многое здесь может показаться простой случайностью, действием неразумной, „слепой судьбы“, но посмотрите на всё это глубже с другой, более широкой точки зрения, обнимающей не одну только нашу земную жизнь, и вы ясно усмотрите тут во многом руку всемогущего и премудрого Создателя.

А нетление тел святых угодников Божиих! А масса чудесных исцелений, проистекающих и по сие время от них и от чудотворных икон (см. многочисленные описания), и другие свидетельства милости и благодати Божией! Отрицание всего этого голословно, основано не на серьёзном изучении вопроса, а на том только, что признание этого противоречит господствующему материалистическому общему мировоззрению, истинность которого однако никем не доказана. Вот несколько книжек, наполненных описаниями подобных исцелений; некоторые из этих описаний производят неотразимое впечатление. Возьмём, напр., факт исцеления сына старшего врача Волховского полка Матвеева от тяжёлого дифтерита, засвидетельствованный особой комиссией и описанный в статье об открытии мощей св. Феодосия Углицкого („Прав. Вестник“ 1896 г. 30 и 31 июля). Мальчик был при смерти, сыворотки тогда ещё не было. Вот как сообщает об этом отец самого больного, врач: „Лицо и шея представляли одну бесформенную массу. Истощение тела достигло высшей степени, не смотря на хорошее питание. Сердце слабо билось. Все разнообразные медицинские средства не приносили никакой пользы. Тогда я, посоветовавшись с товарищем, доктором Рыбальским, лечившим больного совместно со мной, пришёл к заключению, что надежды на выздоровление нет никакой, о чём и объявил жене. В отчаянии мать пошла в собор, где ей дали пелену от святителя Феодосия Углицкого. По возвращении её домой, мы возложили на голову младенца полену, которую он облобызал.

Минут через 10 больной попросил посадить его в постель поиграть. С этого дня началось медленное поправление здоровья сына, окончившееся полным выздоровлением. Твёрдо верю и убеждён, что выздоровление моего сына Виктора произошло только чудотворением от мощей, а и по молитвам преосвященного Феодосия Углицкого, архиепископа черниговского!“

Ведь всё это игнорировать или объяснить словами: враки, случайность, совпадение и т. п., или придумать для объяснения какое-нибудь хитрое словечко, ничего однако в сущности не объясняющее, вроде „нервное“, „гипноз“, „психоз“ и т. п., ведь по меньшей мере легкомысленно.

Здесь мне невольно припоминается один факт, имевший место в Москве года 4 тому назад, известный из газет, вероятно, всей читающей России. Я говорю о чудесном исцелении благодатью Божией одного из доцентов московского университета от сикоза бороды – особой болезни кожи.

Болезнь эта есть воспаление кожных мешочков, заключающих в себе корни волос, и всегда считалась болезнью паразитарного происхождения, т. е. зависящей от проникновения в волосяные мешочки особых микробов; о том, чтобы болезнь эта имела связь с расстройством нервной системы никому и в голову никогда не приходило. Так, вот вышеупомянутый приват-доцент, известный всему московскому учёному миру, в течение продолжительного времени тщетно лечившийся у всех русских и заграничных знаменитостей (Kaposi в Вене) от своей мучительной болезни, наконец, измученный, разочарованный; идёт по совету кого-то к простой женщине, которая предлагает прийти с ней вместе на другой день в Храм Спасителя и помолиться. Больной в точности исполняет сказанное, и болезнь чуть ли не на другой день бесследно исчезает. Всё это случилось на глазах московского учёного мира; обычное в подобных случаях отрицание, недоверие к самому факту (что-нибудь да не так) было невозможно; факт установлен твёрдо, надо было его так или иначе объяснить, и вот собирается по этому поводу заседание общества невропатологов и психиатров. Здесь всё объяснили двумя словами „нервное“ и „гипноз“. Решили, что и сикоз может быть на нервной почве, а раз нервы, – то всякое излечение может быть объяснено гипнозом. Только вот в чем дело: во всей медицинской литературе нет ни одного случая, где бы сикоз – воспаление волосяных мешочков – был излечен гипнозом, даже самых известных гипнотизёров. Да наконец, у того же приват-доцента болезнь через некоторое время открылась вновь, вероятно, потому, что вместо уверования и благодарения он начал сомневаться, и человеческий гипноз оказался совершенно бессильным.

Конечно, если так относиться к фактам, то не может быть и речи о чудесных исцелениях: всё „нервное“, всё „гипноз“ – нервная чахотка, нервный рак, нервный ревматизм, нервный катар желудка и т. д.

Но немногие из современных неверующих, конечно, обдумывали и изучали все те основания, на которых зиждется вера; большинство просто увлечено общим потоком неверия и ослеплено авторитетами Дарвина, Ренана и авторитетом представителей современной интеллигенции. Для этих я укажу на авторитет известного и великого мыслителя, поэта и философа Владимира Соловьева. Обширная эрудиция, совершенное знание всей современной научной мудрости, прекрасное знание иностранных языков и, между прочим, древнееврейского, в связи с выдающимся природным умом, не помешали, однако, этому человеку остаться глубоко и истинно верующим христианином, признавать все основные догматы православной Церкви и доказывать, что Воскресение Христово есть не только истина веры, но и истина разума.

„Воскресение Христово есть торжество разума в мире. Оно есть чудо лишь в том смысле, в каком первое новое проявление чего-нибудь, как необычное, непостижимое, удивляет или заставляет чудиться. Если мы, забыв о результатах всемирного процесса в его целом, будем только следить за различными новыми его проявлениями, то каждое из них представится чудом.

Как появление первого живого организма среди неорганической природы, как затем появление первого разумного существа над царством бессловесных, было чудом, так и появление первого, всецело духовного, и потому не подлежащего смерти человека, – первенца от мёртвых – было чудом. Если чудесами были предварительные победы жизни над смертью, то чудом должно признать и победу окончательную. Но то, что представляется, как „чудо“, понимается нами, как совершенно естественное, необходимое и разумное событие. Воскресение Христово – истина всецелая, полная – не только истина веры, но, главное, и истина разума. Если бы Христос не воскрес, если бы Каиафа оказался правым, а Ирод и Пилат мудрыми, мир оказался бы бессмыслицей, царством зла, обмана и смерти“.

Вот что говорит наш великий философ на 246 странице своего предсмертного произведения „Три разговора“.

Беда вся в том, что мы слишком много заботимся о развитии наших внешних чувств от зрения до вкуса включительно, и слишком мало о развитии умозрения („очи мысленные“, „ум и очи сердечные, еже ко спасению“, как оно называется в молитвах), данного человеку Богом для познания великих философских истин.

Но простите за это невольное отступление и перейдём снова к оставленному нами вопросу: откуда взять веру, если нет её в сердце нашем, как воспитать в себе христианский взгляд и отношение к жизни.

В том, что вера в нас очень слаба, что отношение к жизни самое невозможное, конечно, более всего виновато наше воспитание; но каждый взрослый человек может перевоспитать себя и выработать правильный христианский взгляд на жизнь, если будет пользоваться средствами, указанными для этого Церковью. Из средств этих самым главным служит молитва. Совсем неверующих мало, большинство маловерных; вот с этим то зерном веры приступите к молитве – и вы скоро почувствуете, что зерно это начинает прозябать, через некоторое время оно уже даст росток, из которого с течением времени вырастет могучее дерево, под сенью которого легко и приятно будет отдыхать от тяжёлого зноя человеческих страстей и от бури житейских непогод, а в своё время пожнёте и плод.

Начните только молиться, и вера сама придёт к вам, а если она была слаба, то укрепится и мало-по-малу постепенно изменится отношение к жизни. Молитва будет отвлекать вас хоть на время от обычных житейских мыслей и интересов; пригвоздит ум к небесному, заставит невольно думать о том, о чём прежде вы вовсе почти и не думали, заставит вас многое почувствовать и, с помощью благодати Божией, изменит ваш прежний образ мыслей, создаст веру и стремление к христианскому идеалу. Исцеляя почти наверное от тяжкого и печального по своим последствиям духовного недуга – маловерия, молитва, соединённая со строгим подчинением церковному режиму, может нам очень много помочь и при телесных наших недугах. Мы видели, насколько полезна молитва, соединённая с упованием и верой в Бога при некоторых нервных состояниях, в основе которых лежит душевная пустота и слабость воли. В настоящее время в подобных случаях в медицине всё чаще и чаще начинают прибегать к лечению, заключающемуся в удалении от домашней обстановки, от семьи и помещении больного в специальное лечебное заведение на более или менее продолжительное время, 4–6 месяцев.

Главными моментами в этом лечении признаются: 1) психическое воздействие врача, который при ежедневном посещении больного старается, так сказать, его перевоспитать, создать у него иной взгляд на болезнь и иное отношение к жизни и 2) необходимость подчиниться известному больничному режиму, что является моментом, стимулирующим ослабленную волю. Результат получается лучший, чем от обычного вышеупомянутого шаблона, но, к сожалению, непрочный: 4–6-ти месячного влияния врача оказывается обыкновенно недостаточным, чтобы перевоспитать больного; отношение к жизни, взгляды на жизнь остаются прежние, и, по возвращении в прежнюю обстановку, снова мало-по-малу развивается прежняя нервность, неуравновешенность, расслабление душевное и телесное. К тому же способ этот доступен немногим.

Вера создаёт те же условия в домашней обстановке; упование на Бога, (с её страхом – прогневить Бога) истинная любовь к Богу лучше всякого врача и наставника могут оказывать психическое воздействие на человека, воздействовать на его волю с тем большей силой, чем сильнее эти чувства развиты в душе человека, А в подчинении режиму, который устанавливает Церковь для каждого принадлежащего к ней члена, заключается вполне достаточный источник для постоянного, каждодневного, ежечасного стимулирования ослабленной воли неврастеников. И действительно, жизнь указывает нам многочисленные примеры, где человек нервный, несколько лет лечившийся без всякого результата, быстро достигает полного или, по крайней мере, относительного, но зато прочного выздоровления после того как, бросив всякое прежнее лечение, обращается к Богу и начинает жить по правилам Церкви. Я, по крайней мере, знаю несколько таких примеров; думаю, что и всякому другому их немало известно. И при других нервных недугах значение вышеприведённых факторов немаловажно. Возьмём, напр., пресловутое мозговое переутомление, которому отводится современной медициной видное место в ряду прочих причин современной нервности. Оказывается, что усиленная работа сама по себе редко вызывает стойкую нервную болезнь, а опасна только тогда, когда соединяется с пороком и страстями человеческими (излишества, онанизм и проч.).

Вот что по этому поводу говорит проф. Штрюмпель. „При неврастении, по преимуществу церебральной, главную роль играет умственное переутомление, особенно если оно соединено с психическим возбуждением. Мы видим, поэтому, что к истощению нервной системы, составляющему сущность неврастении, ведёт главным образом умственная работа людей, смелые спекуляции которых сопровождаются волнениями страха и надежд, далее, умственное напряжение политика, постоянно волнующегося страстной борьбой партий, наконец, усилия ума тех художников и учёных, неутомимое честолюбие которых побуждает их не отставать в конкуренции“.

Отсюда следует, что вера и проистекающее из неё отношение к жизни, к богатству, славе, честолюбию и т. п. является и здесь могучим профилактическим средством.

Обращаясь теперь от нервной неуравновешенности, неврастении, истерии и т. п. к болезням органическим, как то: болезни лёгких, сердца, желудка, печени и проч., мы увидим, что каждый подобный трудный больной является по большей части в то же время и неврастеником. Большинство жалоб и симптомов таких больных, начиная от подавленного душевного настроения, обусловливаются не самой болезнью, а тем психическим состоянием, которое производит в человеке болезнь. Участливое отношение, умело сказанное слово утешения быстро устраняет целый ряд мучащих больного симптомов. Упование на Бога, взгляд на смерть, как на переход. Только к иной, быть может, лучшей жизни и другие религиозные воззрения являются лучшим утешением, лучшим врачебным средством для каждого такого, часто неизлечимого больного.

Да, в тихом пристанище Христовом можно с пороком сердца, со всякой другой болезнью и лучше себя чувствовать, и дольше прожить, чем с здоровым сердцем и лёгкими, вечно носясь по волнующемуся страстями: человеческими морю житейскому „с кораблём, потопляемым грехами“! Замечательно, что силу веры и молитвы при исцелении болезней начинают ценить и в специально-медицинских кружках заграницей. Существуют уже такие больницы, так называемые „христианские санатории“, в которых излечение болезней ведётся не только просто медицинским путём, но и поддерживанием здорового молитвенного настроения в болящих со стороны пасторов, и этим путём достигаются результаты, которых не в состоянии была бы достигнуть одна медицинская наука (см. Lemme. Die Macht des Gebets mit besonderer Beziehung auf Krankheilung. – Лемме. Сила молитвы, особенно в отношении излечения больных). Доктор Э. Лоран недавно издал книгу под заглавием „Медицина души“, в которой: доказывает, что молитва есть великое целебное средство при всех болезнях тела и души.

О влиянии молитвы на настроение, особенно молитвы общественной в храме, говорилось достаточно в первой главе.

Итак, резюмируя всё сказанное, мы приходим к следующему заключению:

Одна из важных причин современной чуть не поголовной нервности есть маловерие. Для успешной борьбы с нервностью надо удовлетворить прежде всего следующим двум требованиям: 1) укрепить веру в Бога и 2) воспитать в душе человека христианский идеал и христианское отношение к жизни.

Лучшим предупреждающим средством является воспитание молодого поколения на строго религиозно-нравственных началах. Главной задачей воспитания (в семье и школе) должно составлять стремление воспитать в душе ребёнка, страх Божий и истинную любовь к Богу. При развившейся уже болезни лучшим средством является молитва.

Необходимо каждодневно молиться утром, вечером, читая утреннее и вечернее правило, хотя бы в несколько сокращённом виде, со вниманием, стараясь вникать в смысл каждого слова.

Кроме того, читать каждодневно те избранные места из Евангелия и Апостола, которые читаются в соответствующий день за церковной службой. Не пренебрегать общественным богослужением, а посещать храм Божий, по крайней мере, в праздничные и воскресные дни (всенощная и обедня), выбирая при этом тот храм, где служба благолепнее, а главное, где читают разборчиво и служат, не торопясь; только при этих условиях может сойти в душу умиление.

Говеть по крайней мере раз в год. Соблюдать посты и все прочие постановления Церкви, памятуя, что созданы они великими людьми, понимавшими природу человека гораздо лучше, чем самые выдающиеся современные мудрецы.

Всеми иными способами: размышлением, душеспасительной беседой, чтением творений великих отцов Церкви – стараться укрепить в себе веру, воспитать в душе своей сознание всей красоты христианского идеала и выработать христианское отношение к жизненным явлениям.

Принятие в дом икон, путешествие по св. местам и т. п. действуют в том же направлении, привлекая наш ум к небесному и воспитывая в нас любовь к Богу.

Помните, что в первое время такой жизни в вас непременно с большей или меньшей силой откроется второй источник мысли, мысли дурной, противоречащей, соблазняющей, создающей целый ряд известного рода „искушений“; не надо поддаваться сему, но молиться настойчиво, с надеждой и терпением, памятуя следующие слова Спасителя из притчи о неправедном судии: „слышите, что говорит судья неправедный. Бог ли не защитит избранных своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их“.

Ещё два слова. Когда статья была уже написана, один мой знакомый прислал мне письменное возражение, сводящееся к следующему: „неужели все люди немощны и окаянны, и неужели среди немолящихся и непостящихся нельзя найти лиц, стоящих ближе к христианскому идеалу, чем среди молящихся“. Это возражение, быть может, и теперь имеется в голове некоторых слушателей.

Что все люди немощны и наклонны к злому, будет отрицать только тот, разве кто гордостью ослеплён до умо-и чувствопомрачения.

Это аксиома, вытекающая из самого элементарного самоанализма. С тем, что среди немолящихся можно найти лиц сравнительно высоконравственных, согласен, хотя с некоторой оговоркой.

Не всякий, говорящий о пользе ближнего и не всякий творящий даже полезные для ближнего дела, есть истинно хороший человек в христианском значении этого слова. Важно знать, из каких побуждений добро это исходит, – из альтруистических или эгоистических побуждений, от доброты душевной или от гордости и тщеславия, или же является продуктом известной хорошо оплачиваемой профессии и только.

Ведь и антихрист, как он изображён в повести Вл. Соловьева, будет творить много добра, облагодетельствует всё человечество, но это не помешает ему при помощи своего мага Аполлония свести небесный огонь на двух честных умных и добрых старцев Петра и Иоанна за то только, чтобы они сказали ему правду в глаза, не сошлись с ним в убеждениях и встали поперёк его дороги („Три разговора“, стр. 183–184).

Две лепты бедной вдовицы оказались угоднее Богу, чем богатый вклад в сокровищницу фарисея.

Согласие моё однако нисколько не умаляет всего написанного мной о молитве и посте. Жизнь человеческая очень сложное явление; указанные средства – являются только одним из факторов, воздействующих на душу и тело человека. Другим немаловажным фактором являются, напр., природные дарования. Не подлежат сомнению, что не все люди от природы наделены одинаковыми дарованиями, одному дан талант, другому два, третьему пять, четвёртому – десять. Дело всё в том, что, не пользуясь средствами, указанными Церковью для нравственного усовершенствования, легко потерять и то, что имеешь; при пользовании же ими, имеющий один талант удвоит его имеющий два учетверит, а имеющий 10, т. е. достаточно высоконравственный и без молитвы и поста, достигнет истинной гениальности, в которой так нуждается современное, живущее по новым взглядам человечество.

Нижний-Новгород.

Врач С. Апраксин

Доселе рассматривались суждения гр. Толстого об отношении христианства к государству, представляющие собой выводы из его христианизированной этики и вращавшиеся около отдельных сторон государственного организма; теперь остановимся на обзоре чисто рациональных оснований, по которым яснополянский реформатор отрицает государство вообще. Все они направлены против защитников государственности и пытаются доказать им бесполезность, невыгодность, ненужность, вред государственной организации жизни. То усердие, с каким граф сравнивает выгоды и невыгоды государственного и безгосударственного строя общественной жизни, довольно ярко иногда оттеняют утилитарно-евдемонистические тенденции толстовства и его анархизм. Так как государственная жизнь существует в действительности, а опыта организации жизни на толстовских началах ещё не было, когда граф писал своё „Царство Божие“, то читатель может предвидеть один из недостатков полемики графа с защитниками государства. Сравнивая существующее с воображаемым, спорящие стороны опираются главным образом на веру и вероятные гадания. „Без государства, говорят противники графа, мы были бы подвержены насилиям и нападениям злых людей в нашем отечестве“. „Но кто же, – вопрошает Л. Толстой, – эти среди нас злые люди, от насилия и нападения которых спасает нас государство и его войско? Если 3, 4 века тому назад, когда люди гордились своим военным искусством, вооружением, когда убивать людей считалось доблестью, – были такие люди, то ведь теперь таких людей нет, а все люди нашего времени не употребляют и не носят оружия, и все, исповедуя правила человеколюбия, сострадания к ближним, желают того же, что и мы, – только возможности спокойной и мирной жизни. Если же под людьми, от нападения которых спасает нас государство, разуметь тех людей, которые совершают преступления, то мы знаем, что это не суть особенные существа, вроде хищных зверей между овец, а суть такие же люди, как и все мы, и точно также не любящие совершать преступления, как и те, против которых они их совершают. Мы знаем теперь, что угрозы и наказания не могут уменьшить количество таких, а уменьшает его только изменение среды и нравственное воздействие на людей. Так что объяснение необходимости государственного насилия ограждением людей от насильников, если и имело основание 3, 4 века тому назад, теперь не имеет никакого. Теперь скорее можно сказать обратное: именно то, что, деятельность правительств с своими отставшими от общего уровня нравственности жестокими приёмами наказаний, тюрем, каторг, виселиц, гильотин – скорее содействует огрубению народов, чем смягчению их, и потому скорее увеличению, чем уменьшению числа насильников².

Л. Толстой прав, поскольку констатирует некоторое смягчение нравов у европейских народов за последние века. Прав он и в том великодушии, с каким приписывает в этом деле некоторую благотворную роль государству, которая в настоящее время признаётся им окончательно сыгранной! Роль эта на деле была громадна: благодаря усилившейся государственной власти уничтожены были на Западе хронические повсюдные разбои и тиранство, исчезли Raubritter’ы и другие герои больших дорог, соединявшие иногда под своим знаменем целые армии и облагавшие контрибуцией мирные города, создалась личная и имущественная безопасность – непременное условие развития мирных экономических предприятий с их могучим цивилизаторским значением. То же произошло и в России, в чём легко каждому убедиться, сравнив города, напр., времён Екатерины II и городскую жизнь настоящего времени. Смягчение нравов под воздействием, между прочим, государства выразилось в том, что жизнь стала цениться дороже прежнего, и число убийц уменьшилось. В Лондоне, напр., тенденция к убийствам была в девять раз сильнее в XVII столетии, чем в XIX; в венецианской области в XVII ст. число убийств было втрое больше, чем в 1880 г., при меньшем населении. Однако, Л. Толстой весьма ошибается, утверждая, что теперь нет таких злодейских натур, как прежде. Вообще сказать, люди и ныне значительно ещё склонны разрешать свои распри кровопролитием. Призрак войны по-прежнему носится над миром, громадные средства тратятся на армии и эскадры. В южной Африке грохочут пушки и льётся кровь, а цивилизованный мир или аплодирует этому зрелищу, или ограничивается сантиментальным: Waffen nieder! Внутри современных обществ политические партии в решительных случаях продолжают прибегать к древнему ultimaratio – оружию (кровавые столкновения либералов и клерикалов в Испании), хотя бы во имя любви и правды. Один современный мудрец справедливо говорит, что мы шесть дней кланяемся Ахиллесу, а в седьмой – Христу. В частности, относительно убийств в современном европейском обществе проф. Тарновский сообщает интересные статистические данные. „В настоящее время в Европе совершается около 20,000 убийств, считая дела об убийстве, а не осуждённых и не жертв. В одной Италии и России возникает около 12,000 дел об убийстве ежегодно. Больше всего убийств в диких, пустынных и гористых местностях, где нет ни крупных центров промышленности, ни развитой сети путей сообщения, ни вообще умственной и материальной культуры. Максимальный коэффициент убийств замечается в Приуралье, среднем Поволжье, Кавказе, степной полосе южной России и, по всем вероятиям, на Балканском полуострове; далее – в южной Италии, Корсике, Сицилии и Сардинии, в Испании, во Франции – в альпийских департаментах центрального плато; в Германии – в южной Баварии, Виртемберге, Силезии, Познани и восточной Пруссии; в Северо-Американских Штатах – в пустынных территориях Far West’a, к западу от Миссисипи³. Что касается воров, то число их должно превосходить число убийц: в 1876–80 гг. во Франции на одного убийцу приходилось 62 вора и мошенника. В русских тюрьмах в некоторые дни 1898 г. единовременно находилось до 114, 561 преступника вообще⁴. Факты статистики, к которой можно присоединить уголовную хронику ежедневных газет и личный опыт каждого, дают ясно понять даже оптимисту, что сей наилучший из миров ещё далеко не превратился в блаженный уголок счастливой Аркадии. В этом отношении, значит, нет глубокой пропасти между XX в. и XVII-м, так что государство, необходимое, по мнению гр. Толстого, 3 века тому назад, может считаться необходимым и теперь. Ещё много среди нас людей, которых приходится бояться и жалеть, много тёмных злодеяний, предупреждать и пресекать которые невозможно без применения физической силы, да и для разрешения столкновений между нормальными людьми ещё необходим властный закон.

Нельзя здесь не заметить, что тот оптимистический взгляд, какой Л. Толстой бросил на современное человечество, весьма не гармонирует с чёрными красками, которыми обильно раскрашивает граф человечество в других местах своего „Царства Божия“. С другой стороны, во второй части этого сочинения он весьма решительным взмахом своего пера зачёркивает ту самую мысль, которую мы рассматривали и опровергали фактами. Здесь гр. Толстой утверждал положительно, что можно и следует упразднить государство, не боясь возникновения какой-нибудь губительной анархии или умножения преступлений и деморализации общества; во второй же части своего сочинения он пишет с большой уверенностью: „нельзя доказать ни того, как это утверждают защитники государства, что уничтожение государства повлечёт за собой общественный хаос, взаимные грабежи, убийства и уничтожение всех общественных учреждений и возвращение человечества к варварству, ни того, как это утверждают противники государства, что люди уже настолько стали разумны и добры, что не грабят и не убивают друг друга, предпочитают мирное общение вражде, что сами без помощи государства учредят всё то, что им будет нужно, и что поэтому государство не только не содействует всему этому, а напротив под видом ограждения людей производит на них вредное и ожесточающее влияние. Нельзя доказать отвлечёнными рассуждениями ни того, ни другого“... Сравнивая эти слова Л. Толстого с вышеприведёнными его рассуждениями, всякий читатель невольно задаст себе вопрос: ужели и то, и другое писала одна и та же рука яснополянского мыслителя?! Противоречие, бьющее в глаза, противоречие построчное!! Покажем это:

Грубые и частые противоречия признаются обыкновенно характерными для людей вырождающихся, к числу которых Макс Нордау, как известно, причислил и Л.Н. Толстого. Мы не компетентны в вопросе о вырождении, но факт резких и немалочисленных противоречий (мы с ними уже встречались и ещё встретимся) в сочинениях графа мы решительно констатируем.

Итак, по несомненным фактам действительности приходится утверждать, что далеко не все люди стали настолько разумны и добры, что не грабят и не убивают друг друга, а предпочитают мирное общение вражде. Государство своим законом и силой сдерживает их и властно заставляет уважать личности других людей, обеспечивая вместе с тем последним условия нормального, беспрепятственного развития. Уничтожить государство – значит дать полный простор антисоциальным элементам, которые, вырвавшись на свободу, разъедающей гангреной расползутся по общественному организму, обрекая его на медленное разложение, смерть.

Л. Толстой говорит, делая некоторую уступку истине, что этого предположения доказать нельзя, как нельзя доказать и противоположного, потому что никто-де не делал нужных для этого опытов. На это мы прежде всего ответим вопросом, куда денутся по упразднении государства те 20,000 убийц и в несколько десятков раз большее число воров, которые ежегодно дают себя знать Европе? Ведь они не исчезнут, яко дым от лица толстовцев, но будут существовать и делать своё дело. А если так, то необходимо по упразднении государства усилится их деятельность, сдерживаемая государственной властью. Если же они исчезнут в силу всеобщего смягчения нравов и морализации человечества, то тогда, конечно, известные функции государства прекратятся сами собой. Но для этого всю деятельность и силы следует направить не на упразднение власти, а на воспитание общества (посредством, между прочим, хороших государственных учреждений) и спасение нравственно-погибающих, на оздоровление преступных натур. Не будет преступников, – не будет карательной власти, а не наоборот: не будет власти, не будет и преступников. Этому делу служит и должно служить всеми силами само государство. А потому оно должно существовать, так как кто может служить этому святому делу, тот и должен содействовать ему, а способное к этому учреждение, чтобы действовать, должно существовать. Стало быть, для самого уничтожения зла, уменьшения преступлений необходимо существование государства.

Однако, Л. Толстой разражается против этого такой речью: „деятельность правительств с своими отставшими от общего уровня нравственности жестокими приёмами наказаний, тюрем, каторг, виселиц, гильотин, – скорее содействует огрубению народов, чем смягчению их, и потому скорее увеличению, чем уменьшению числа насильников⁵“. Много мягче во второй части „Царства Божия“: „нельзя доказать, что под видом ограждения людей (государство) производит на них вредное и ожесточающее влияние“ ⁶. Возражение графа не может достигать и не достигает цели просто потому, что по какому-то недоразумению оно направлено не против государства, как такового, а против его современных учреждений. Допустим, что современные меры борьбы с преступностью „отстали от общего уровня нравственности“ и оказывают вредное влияние на общество. Что же отсюда следует? Следует ли, что государство надо уничтожить? По здравому смыслу, таких выводов делать нельзя. В виду допущенного нами печального факта, всякий здравомыслящий человек придёт только к такому решению: „отставшие от общего уровня нравственности учреждения“ путём упразднения одних и преобразования других поставить в полное соответствие с наличным нравственным состоянием общества. Провозглашать же по этой причине смерть государству значит решаться на тот поступок, неразумность которого отмечена в грубоватой, но меткой, народной пословице: „из-за блох – шубу в печь“. Нерезонность такого отношения к государству выступает тем ярче, что сам, же граф в минуту душевного равновесия не так решительно осуждает современные меры борьбы с преступностью: „нельзя доказать, говорит он, что они под видом ограждения людей производят на них вредное и ожесточающее влияние“. Государство – это колоссальная сила, которая может быть направлена в хорошую или дурную сторону и соответственно с этим приносить пользу или вред; уничтожить эту силу, когда ей можно воспользоваться для добра, весьма нерасчётливо. И истинное христианство отнюдь не отрицает государственную силу, а только стремится христианизировать её мотивы и цели. Итак, вопреки Л. Толстому и согласно с защитниками государственности, мы признаём, что несомненный факт существования преступности создаёт неизбежную опасность с устранением государства разрастись и деморализовать общество. Этого может не быть лишь при крупном прогрессе общественной нравственности. Но уже для такого прогресса в настоящее время, по нашему мнению, необходима правовая организация жизни. Правда, гр. Толстой в минуту раздражения утверждает, что преступность ослабляют „изменение среды и нравственное воздействие на людей“, а не государственные насильнические мероприятия. Но запальчивость заслоняет от графа бесспорный факт, что государство может сильно влиять и действительно влияет именно на „изменение среды“. Государственный акт, отменивший крепостное право и создавший новые условия, новый уклад жизни русского народа, ео ipso создал новую среду, воспитывающим образом действующую на весь наш народ. Отрицать этого никто не может. У самого графа можно прочесть беспристрастные строки: „социальные формы могут включать в себя нравственность и нравственно воздействовать на общество“⁷. Такое же действие оказывают и отдельные разумные мероприятия власти. Для примера укажем на изданный в Корсике закон 1853 г., запрещавший ношение гражданами оружия и сокративший число убийств вдвое⁸.

Против всего сказанного у Л. Толстого, продолжает сохранять некоторую силу его ссылка на то, что не было произведено ни одного опыта осуществления безгосударственного строя жизни, а потому нельзя-де с уверенностью утверждать, будто он окажет деморализующее действие на людей. Когда Л. Толстой писал своё „Царство Божие“, тогда действительно ещё не существовало попыток к водворению рая на земле по его программе. Но теперь мир знает уже, что такая попытка в довольно широких размерах осуществлена и даёт нам некоторые факты для суждения о толстовстве в жизни. Здесь разумеется „духоборческая эпопея“, в общих чертах известная большинству интеллигентных читателей. В 1895 г. 8000 закавказских духоборцев приняли толстовство в его цельном виде – от непротивления до вегетарианства включительно.

Их общество представило из себя великолепный материал для производства опыта над устроением Царства Божия на земле по учению гр. Толстого. Таким прекрасным случаем не преминули воспользоваться интеллигентные сектанты Бодянский, Хилков, Чертков и К° и устроили переселение духоборов-толстовцев в числе 7,400 душ в Канаду, где нет ни становых приставов, ни воинских присутствий, ни других помех к исповеданию непротивления. Сколько и каких бедствий пришлось и приходится переносить несчастным жертвам фанатизма и младенческого незнания жизни столпов толстовства, – об этом читатель может узнать из интересной книги очевидца П.А. Тверского „Духоборческая эпопея“ (СПб. 1900). Мы же позволим себе сделать из неё выписку, говорящую о тех результатах, какие даёт в практической жизни отрицание правового строя и „непротивление“. Сказав о том, что коренные жители Канады враждебно относятся к переселенцам, понижающим там заработную плату и стесняющим их в других отношениях, г. Тверской продолжает речь о духоборах, которые особенно восстановили против себя канадских рабочих своим принципом непротивления злу и постоянным отказом от обращения и суду за обиды, притеснения, недоплату и нерасчёт за работу. „В результате, пишет он, получилось совершенно ужасающее положение дел. Соблазн оказался не под силу даже обыкновенно честному и высоко в нравственном отношении стоящему коренному канадскому населению – местным скотоводам. Не рассчитать, обидеть, даже побить духобора сделалось самым обыкновенным явлением. По этому поводу мной собрана масса самых поразительных фактов, нередко прямо трагических.

При расчётах за работу, духоборов обсчитывают всё больше и больше – обсчитывают одиночек, обсчитывают целые партии. В каждой деревне есть несколько случаев, когда рабочие, в особенности подростки, прогонялись хозяевами после нескольких месяцев работы без копейки платы. Рабочие партии обсчитывают за провоз на место работы и обратно, за продовольствие, за саму работу; 200 человек работали 4 месяца прошлой осенью по колено в воде, не получили ни гроша и остались должны хозяину 450 долларов. Когда я, по возвращении из Иорктона, выложил все эти факты г. Мак-Клири, он только беспомощно развёл руками и сказал: „я сам знал всё это, но что же прикажете делать с ними, когда они не хотят идти в суд и показывать? Я тут совершенно ни причём при всём моём желании помочь им. А негодяев и у нас, как и везде, очень много, и я думаю, что духоборы ваши прямо деморализуют своими нелепостями и наш народ. До их приезда такие факты были у нас невозможны“⁹. Если любознательный читатель хочет знать, на какие же средства живут духоборы в Канаде, и как относятся они к обидам и обсчётам, то его любопытство можно вкоротке удовлетворить немногими выписками из той же брошюры Тверского. Духоборы твёрдо блюдут своё учение и не отступают от него в жизни: не судят, не противятся злу даже законными средствами, терпеливо переносят обиды, трудятся по мере сил, охотно. Живут на добытые трудом деньги; а за недостатком их обращаются к займам. Благодаря своим богатым покровителям, они пользуются кредитом, а потому не унывают. „Я всячески старался узнать, пишет г. Тверской, как именно велик долг на духоборах, но узнал только, что нет деревни с долгом меньше, чем в 400 долларов, а некоторые должны и по 1200; так как их 34, то итог выйдет крайне внушительный. Бодянский говорит, что долгу не больше 4½ тысяч в общей сложности, но я открыл случайно, что они должны в одном Виннипеге 2600 долларов за одну муку и многие тысячи в Иорктоне“¹⁰. Третий источник жизненных средств канадских толстовцев – присылка крупных сумм русскими и иностранными благотворителями¹¹. Два последних источника презренного металла настолько значительны, что духоборам можно довольно смело проводить принцип непротивления и не протестовать в суде против злоупотреблений работодателей, совершенно не опасаясь остаться без куска хлеба. Поэтому-то они довольно равнодушно относятся к обсчётам, недодачам и удержанию заработной платы. Но здесь кроется корень нового зла. „Я не сомневаюсь, говорит П.А. Тверской, что постоянные пожертвования и подачки уже успели оказать на духоборов своё растлевающее влияние и вселили в них до известной степени беспечность и индифферентность к своей собственной судьбе“¹². Но это – между прочим, а главное в том, что опыт устроения толстовской общины говорит против Л. Толстого. Этот эксперимент дал г. Тверскому „самую поразительную массу фактов, нередко прямо трагических“, с чрезвычайной наглядностью свидетельствующих, что „не все люди стали добры и разумны“, но многие из них всегда готовы выйти из пределов законности, нарушить права личности, раз к тому представляется безнаказанная возможность. Стоило только появиться среди канадцев людям, отказывающимся от своих прав, как немедленно дотоле честные рабочие начинают совершать бесчестные поступки: обсчитывать, обманывать, обижать и насиловать непротивленцев. Этот факт тем более красноречиво говорит против толстовских „светлых надежд“, что преступниками здесь явились люди „обыкновенно высоко в нравственном отношении стоящие“, поддавшиеся соблазну безнаказанно эксплуатировать толстовцев. Толстой, как видели, уверяет, что, по меньшей мере, нельзя доказать, будто с уничтожением государства умножатся воровство, разбой, убийство, будто смелее станут воры и насильники. А вот несомненные факты жизни доказывают даже больше того, что предлагалось защитниками государства. Эти факты неоспоримо дают знать каждому, что не только у преступников развязываются руки на беззакония с введением безгосударственного строя, но даже честные люди под влиянием соблазна становятся преступниками. Да и в самом деле, всякий знающий людей человек согласится, что очень многие из них не утерпят усчитать сколько-нибудь денег у непротивленца, успокоив свою совесть каким-нибудь благовидным предлогом, а то и без этого, или наговорить ему в минуту раздражения более резких слов, чем обыкновенному смертному, не любящему оставаться в долгу. „Слабый на руку“ человек сильнее побьёт толстовца, чем другого человека, если ему придёт мысль устроить бокс. Ведь нельзя же отрицать, что опасение встретить отпор является для нашей воли квиетивом, удерживающим от зла и наш язык, и руку. Возможность же безнаказанно пользоваться в своё удовольствие собственностью и даже личностью непротивленца несомненно должна вести к понижению уважения чужой собственности и человеческой личности. Эта возможность ослабляет ту морально-социальную дисциплину, которая с таким трудом, с бесчисленными жертвами, в течение веков наживалась людьми. „Духоборы ваши прямо деморализуют своими нелепостями наш народ. До их приезда такие факты были у нас невозможны“, – вот что устами г. Мак-Клири говорит опыт осуществления толстовства. В тех беззакониях, какие канадцы допускают по отношению к толстовцам, конечно, виновны прежде всего первые; но нельзя вполне оправдывать и вторых; давая повод к соблазну, эти развращают канадцев. Таким людям следует или отказаться от своего учения, или жить вдали и вне общения с миром, или дожидаться, пока общество настолько нравственно разовьётся, что непротивление не будет представлять для него соблазна. Итак, устранение государственности и введение непротивления, по свидетельству фактов, сопровождается усилением преступности в современном обществе. Если прежде Л. Толстой ссылался в своей защите на „отсутствие опыта“, то теперь такой опыт существует и его результаты – на лицо. Этот опыт показывает также, что толстовская община, по-видимому, не имеет будущности, так как для образования её требуются нечеловеческие усилия. Судя по тому, как теперь путём обмана, обсчитывания и хитрого кредита обирают духоборов канадцы, надо полагать, что тоже самое повторилось бы и в других уголках греховного мира. Но при этом непременно должно получиться некоторое различие. Канадские непротивленцы пользуются поддержкой сильных и богатых людей и, оставшись без всякого заработка, могут быть сыты и одеты. Непротивленская же община без такого покровительства при систематическом обирании её любителями лёгкой наживы должна очутиться лицом к лицу с нищетой, с голодом. Чтобы непротивление могло устоять перед этими бичами, для этого исповедникам его надо быть людьми железной воли и самоотречения; а таких людей немного. Вчитываясь в брошюру Тверского, проникаешься таким убеждением, что, как это высказывает сам автор, духоборцы-толстовцы сами готовы идти на значительные компромиссы с требованиями жизни, и что только их вожаки, Бодянский и К.°, удерживают духоборов от этого. Пока эти руководители кормят своих послушников, последние не протестуют против их увлечений, но, – такое впечатление оставляет книга, – как скоро казна их опустеет, а кредиторы, предъявят иски, духоборы скинут с себя тяжёлое иго законников и более здраво отнесутся к живой деятельности. Толстой в первой главе „Царства Божия“ удивляется, что проповедь непротивления всегда являлась в истории „гласом в пустыне“, находя себе очень мало последователей. В объяснении этого факта он с особенной силой указывает даже на то, будто светские и духовные люди намеренно замалчивали речи непротивленцев. Настоящая причина мертворождённости непротивления лежит в нём самом. Не будучи разумным, „непротивление“ даёт лишь вредные последствия в жизни, для своего же осуществления требует неестественных усилий.

Итак, правы те противники проповедуемого Л. Толстым безгосударственного строя (вернее – неустроения) общественной жизни, которые утверждали на основании здравого понимания действительности, что такая реформа поведёт к деморализации человечества¹³. Первый сравнительно широко поставленный опыт осуществления толстовства вполне оправдал их печальные предсказания. Может быть, этот опыт, благодаря исключительно благоприятным условиям, в каких он производится увидит и лучшие времена, но в настоящее время каждого здравомыслящего человека он убеждает в необходимости государственного строя нашей жизни.

К. Григорьев

(Продолжение следует).

От редакции. Вопрос о способе крещения (через погружение или обливание) в греческой церкви давно занимает раскольников. Правда, расколоучители решительно заявляли, что греки „обливаются все, а не в три погружения крещаются“¹⁴, но последователи их, приемлющие австрийское или белокриницкое священство, чтобы придать больше силы и значения своей иерархии, ведущей своё начало от беглого греческого митроп. Амвросия, утверждают, что в греческой церкви крестят через троекратное погружение крещаемого в воду, и что митр. Амвросий был крещён через погружение, а не через обливание. Однако сомнение относительно употребляемого у греков крещения продолжалось. Поэтому для лучшего выяснения этого вопроса старообрядцы несколько раз отправляли своих уполномоченных в Константинополь и его окрестности, и те наводили там тщательные справки. Первая Поездка таких уполномоченных состоялась в 1875 г., вторая – в 1892 г. и третья – в 1900 г. Были и ещё поездки, но о них нет почти никаких сведений. Третью поездку совершили два Екатеринбургских жителя Ф. М. и Г. Г., которые хотя и числятся прихожанами Свято-Троицкой единоверческой церкви, но на самом деле оба – раскольники: первый принадлежит к обществу часовенных, а второй – сначала принадлежал к тому же обществу, а потом перешёл в австрийщину¹⁵. Из Екатеринбурга они выехали 17 марта, а возвратились 24 июня, и по возвращении составили описание своего путешествия под заглавием: „Поездка раскольничьей депутации на Восток в 1900 г. – Результаты исследования о крещении в греческой церкви и сведения о митрополите Амвросии“. Это описание, содержащее в себе стр. in 4°, распространено в значительном количестве экземпляров не только между Екатеринбургскими старообрядцами, но и другими, а на Нижегородской ярмарке оно свободно продавалось. Это новое раскольничье сочинение не заключает в себе каких-либо особенно ценных данных, но всё-таки сообщает довольно интересные сведения о заграничных раскольниках, о Белой Кринице, о самом путешествии и т. д., а потому мы считаем полезным познакомить с ним читателей.

В своём описании М. и Г. так объясняют причины, побудившие их предпринять далёкое путешествие.

„За последний 1899 год в Екатеринбурге и вообще во многих старообрядческих пунктах Урала проявилась заснувшая было религиозная деятельность, и старообрядчество начало производить некоторые анализы своего положения и тех устоев, на коих зиждутся религиозные убеждения различных согласий...

Среди часовенного общества было преобладающим мнение, что первый митропол. Амвросий, переходя к старообрядцам, был под запрещением и, что главное, был обливательного крещения; так как в Греции, будто бы даже в прежде России, обливательное крещение принято во благо и всеобдержно введено и практикуется по всей Греции“. Поэтому некоторые лица и захотели добиться истины о крещении греков и убедиться в точности, каким крещением крещён митрополит Амвросий, и не тяготеет ли над ним в действительности запрещение, извержение из сана, или другое что-либо серьёзное, уничтожающее возможность считать принятие его старообрядцами правильным. Случай не замедлил осуществить предположенное исследование.

В марте месяце сего года соорудилась поездка за границу двумя лицами. После тяжкой болезни, перенесённой одним из нас, по совету врачей было решено поехать для поправления здоровья в южную Францию, а другой отправился для сопутствия первому в такую дальнюю дорогу. И по пути предположили заехать в Румынию и Австрию, с целью всесторонне собрать справки о Белокриницкой иерархии и о митр. Амвросии, а если потребуется, то проехать и на Восток, – в Турцию и Грецию, с целью самолично исследовать крещение греков“.

Однако они не сразу отправились на восток, а побывали сначала в Москве, где побеседовали с лже-архиепископом московским Иоанном Картушиным, были на московском греческом подворье и спрашивали о крещении греков у молодого монаха Каллиста, больше 12 л. не бывшего в Греции и выехавшего оттуда мальчиком; побывали на Рогожском кладбище и в Апухтинской моленной, где им очень понравилась служба. 27 марта прибыли в Киев, а 29 – в Одессу, где осмотрели церковь противо-окружников и посетили протоиерея греческой церкви Николая, который решительно объявил им, что в Греции обливательное крещение не совершается, о чём „твёрдо и определённо подтвердил и псаломщик“. Из Одессы М. и Г. отправились за границу.

* * *

Результаты исследования о крещении в греческой церкви и сведения о митрополите Амвросии

1-го апреля мы переехали границу в Унгени и вступили в первый зарубежный румынский город Яссы – древнюю столицу Молдавии. Это было как раз в субботу на шестой неделе поста. Нам хотелось послушать службу в старообрядческой церкви. В 6 ч. мы были уже на церковном дворе и разыскали священника, живущего в церковном доме при церкви. Имя его Каллистрат. Он представляет собой самый простой великорусский тип. Всенощная у них начинается с полночи, и потому мы вернулись домой отдохнуть до времени начала службы. Церквей две, находятся на одном дворе, – малая зимняя и большая летняя, каменная, с высокими шпилями и колокольней и большими восьмиконечными крестами. Мы ещё из вагона её отличили по стилю русских церквей. Румынские церкви имеют другой стиль. Радостно было увидеть свободные храмы русских людей старообрядцев вдали от родины.

Простоявши всенощную, которая с 12 часов продолжалась до 6 ч. утра, и с 8 до 11 ч. обедню, мы должны вывести самое лучшее заключение о благолепии службы, обрядности и чинном, внятном служении священника (диакона нет). Пение правильное и сходное совершенно с российским, лишь поют высоко, как и у нас на Урале, в заводах, поют гораздо выше против городских часовен. Мужчины и женщины, собравшиеся в церковь, представляют тип чисто русских людей, похожих и по одежде, и по длинным, нестриженным по-модному волосам на наших уральских заводских людей. В церквах масса хороших древних икон. Побывали у одного церковного попечителя Григория Петрова (имеющего лавку с разными припасами и рыбой). Он нам сообщил, что М-в (Мельников) находится в Брайле, и дал нам письмо в Браилу к одному видному человеку – Андрееву, принадлежащему к противо-окружническому обществу. В этот же день, 2 апреля, мы выехали вдвоём с М-вым в Браилу. Наши компаньоны остались нас ждать в Яссах. 3 апреля в 8 ч. утра прибыли в Браилу, находящуюся на берегу Дуная, и там встретили М-ва, которого мы, выезжая из России, уже считали находящимся там.

В лице Егора Борисовича Андреева мы встретили представительного именитого старообрядца, могущего много беседовать и с большим достоинством и самолюбивым упорством отстаивать своё убеждение. В Румынии и Австрии противо-окружников совершенно нет, лишь единственный Андреев представляет крупную величину этого общества и вдохновляет своим упорством Одесского епископа Кирилла, который нередко к нему приезжает из Одессы, и сам Андреев бывает там нередко по своим делам.

В хуторе, где живёт Андреев, имеется большая церковь и приход старообрядцев, принимающих Белокриницкое священство; имеется и беспоповское общество, так называемые „некрасовцы“, у которых также часовня в виде церкви с колокольней. По нашей просьбе были приглашены к Андрееву в дом 4 человека из их общества, которых с трудом удалось вызвать на свидание и разговор с нами, потому что они совершенно уклоняются от всяких бесед с нами и не считают даже нужным рассуждать о вере¹⁶. Некоторые из них уроженцы села Сарыкоя, вёрст за 80 от хутора, где было фабриковано знаменитое письмо в Россию в 1847 году, предупреждающее российских людей не принимать священство от митрополита Амвросия, как от обливанца. При участии Андрева и 4-х вышеупомянутых лиц, которые об этом письме слыхали, выяснилось следующее. Из 4-х лиц, находящихся тут, один – Василий Кириллов Бусуркин оказался сыном Кирилла Бусуркина, который был в числе главарей при составлении письма, каковое составлено было Михаилом Ивановым Кудрявцевым, уставщиком из Сарыкоя, впоследствии присоединившимся к священству и многие годы до смерти своей служившим при церкви уставщиком. Вскоре после присоединения, Михаил Кудрявцев ездил в Москву и при многих свидетелях раскаивался и просил прощения у архиепископа Антония Московского за свои действия против иерархии и лживые письма, разосланные им в Россию и причинившие столько вреда. Причём письменно изложил своё раскаяние, которое и сейчас возможно найти в Москве.

Под влиянием сделанных Андреевым разъяснений, наши собеседники, некрасовцы, хотя и неохотно, но вполне ясно подтвердили справедливость сего. Кирилл Бусуркин с товарищами и Андреевым сообщили нам в таком виде о начале разделения старообрядцев в эпоху принятия митрополита Амвросия. Между сёлами, где живут старообрядцы, существуют расстояния по 50, по 100 и более вёрст, и для обсуждения о принятии собирались многочисленные соборы, на которых происходили горячие споры и пререкания, в особенности между вожаками, кичащимися один перед другим своим старшинством.

И вот на один из последних окончательных соборов, 8 июля, в день праздника Казанской, одна часть старообрядцев в главе с Михаилом Кудрявцевым замедлили приехать к назначенному времени на собор (будто бы вследствие того, что по пути где-то слишком загостились). И собор произошёл без них. На этом соборе журиловцы (из селения Журиловки) окончательно почти решили принять священство, но по требованию сарыкойцев и ради единения и мира соглашаются окончательное решение отложить до Покрова, как того желали сарыкойцы. Но лишь только стали расходиться с собора, как вожаки сарыкойцев дерзко и грубо насмехнулись над журиловцами и оскорбили их своей надменностью, которая выразилась словами, что „всё-таки журиловцы согласились же сделать по нашему. А то хотели, выскочки вперёд нас решить, – наше общество старше, и должны нас слушать“ и т. д. Тогда журиловцы, видя подобное высокомерное отношение в таком серьёзном деле, на том же кругу собирают снова собрание, к которому примыкают все менее буйные и более спокойные, серьёзно относящиеся к делу люди, и постановляют окончательное решение принять священство и тут же выбирают из иноков достойных лиц в священники и дьяконы и отправляют их для посвящения в Белую Криницу. Вот на этом-то собрании и был выбран в священники Аркадий, впоследствии епископ Славский. Уехавшие со своей гордостью сарыкойцы и также запоздавшие Михаил Кудрявцев со своими приверженцами, узнавши о таком решении исполнились ядовитой злобой на журиловцев и стали, сколько есть сил, раздувать ненависть к ним и поносить ставшее им уже ненавистным священство, говоря: „никогда мы им не покоримся (т. е. журиловцам и их единомысленным), смевшим без нас решить вопрос о принятии священства, – мы старшие, и они должны были на нас смотреть, как мы поступим. А уж мы по их стопам не пойдём“. И с того времени начались всевозможные хулы на митрополита Амвросия, называя его обливанцем, и начали писать в Россию письма, одно из которых дошло и до Екатеринбурга нашего и почти полстолетия служило убедительным документом для часовенного общества. Эти сведения подтверждены как в хуторе, так и в Брайле и на следующий день в Галаце, куда мы отправились из Браилы. Просмотревши со тщанием подписи нашей копии с письма некрасовцев 1847 г., каковые у нас были с собой, Бусуркин и товарищи его (один уставщик в их часовне) под влиянием выяснения Андреевым подтвердили, что из числа подписавших письмо присоединились к священству и умерли уже присоединёнными следующие лица: 1) упомянутый выше Михаил Кудрявцев, 2) Евтихий Евстратьев, единственный человек из некрасовцев, случайно ездивший в Грецию с товарищем своим Вавилом Петровым и видевший правильное крещение у греков; по возвращении оба они приняли священство, а один принял иноческий чин под именем Ефрема, и оба в священстве умерли. Родная дочь Евтихия Евстратиева сейчас жива и находится в замужестве за Алимпием Кудрявцевым, который служит уставщиком в Сарыкое в белокриницкой церкви. 3) Из значащихся в письме уставщик Артемий Данилов присоединился к священству и умер в иноческом чине в Славском монастыре, 4) Платон Семенов, 5) Миней Федоров и 6) Василий Спиридонов – присоединёнными и умерли при священстве. Сын Платона Семенова жив в данное время и принадлежит священству. 7) Иван Василисков (Васильев) был почтенный, заслуженный старик, имевший награды от турецкого и русского правительства; умер присоединённым. Об остальных, живших в Сарыкое, не припомнили, и справки навести нужно было уже там. Но относительно иноков по всем справкам всюду было заявлено, что таковых иноков никто не помнит, и их имён никто не слыхивал, да и иноков вообще в то время было очень немного. Есть основание полагать, что иноки выдуманы автором писем для вящшего авторитета. Расставшись уже за полночь с Андреевым, Бусуркиным и его товарищами, мы упросили их назавтра прийти к нам в квартиру в Брайле и во избежание траты времени просили прийти с 5 ч. утра.

Ровно в 5 ч. утра Бусуркин с другими уже товарищами, могущими ему помочь в разговорах из писания, были уже у нас. Вчерашний вечер прошёл больше сначала в беседе с Андреевым и с некрасовцами, в справках о лицах, подписавшихся в письме, и лишь немного касались теперешних их основ беспоповства, тем более что при Андрееве они о настоящем положении своём, видимо, говорить стеснялись.

Наша просьба, обращённая к Бусуркину с товарищами, заключалась в том, чтобы они выяснили нам серьёзные причины и данные, почему его покойный отец и другие общественники не приняли священства, и какие обвинения они сами теперь имеют против митрополита Амвросия и иерархии, оставаясь беспоповцами уже сравнительно в ничтожном количестве, тогда как все зарубежное старообрядчество кругом их принадлежит к священству. Ответы Бусуркина и товарищей свелись к следующему. Старик Бусуркин, уроженец Сарыкоя, принадлежал к вожакам наставникам сарыкойского общества, был человек нрава крутого и злопамятного и после поступка журиловского общества и других на соборе, принявших решение о принятии священства и произведших выбор лиц для постановления в священные степени без их участия, сразу стал во главе сарыкойского общества совместно с Михаилом Кудрявцевым во враждебное положение к иерархии, не допуская никаких советов или проверок со стороны своих приверженцев, и объявил, что митрополит Амвросий должен быть обливанцем, так как слухи неслись, что Греция вся подпала давно папству, и крещения правильного у греков нет, – все обливанцы. На вопрос наш, какие же были доказательства тому? Может быть, кто-нибудь со специальной целью ездил в Грецию, или в Константинополь проверить крещение, – ответили, что никто и никогда из их общества туда не был посылаем, несмотря на сравнительную близость, и разговоров об этом не было, а всё основано на слухах.

В разное время они уже после митрополита Амвросия принимали по году, по два, различных беглых попов, которые или сами от них уходили, или оказывались обманщиками, и они их прогоняли. Белокриницкую иерархию они глубоко осуждают и принять её никогда не могут, уже не говоря о том, что митрополит Амвросий был обливанцем или нет, чего они доказательно и сами не знают верно, но они возмущаются и негодуют, что приемлющие священство по настоянию Румынского правительства имеют и ведут метрические записи рождений, браков и смерти, а также повинуются и обязываются прививать своим детям оспу; во всем этом они видят служение антихристу. Они же, несмотря на настояние правительства, метрики писать и оспу прививать отказываются и за это терпят кары, и платят штрафы, и сидят в тюрьмах, и потому они уже решают оставаться без священства, и теперь их общество в хуторе перестало иметь общение с сарыкойцами, постоянно принимающими всякого проходимца из России за попа своего, как и был принят в 1897 году запрещённый российский беглый поп из единоверческий церкви г. Новозыбкова, Черниговской губернии, который перекрестил и перевенчал многие сотни душ и потом выданный Румынским правительством Русскому, оказался преступником и не бывшим никем исправленным. И в самом хуторе они разделялись на две половины, одни принимают в своё общество под прощение, вторые перекрещивают, и одни против других становятся уже враждебными. Вероятно, скоро будут одни других проклинать, как еретиков. В общем эти люди представляют собой людей недалёких, тупых, закоснелых в упорстве, и не могущих сколько-нибудь логически оправдать свои убеждения, опираясь на священное Писание. Приносили они с собой какие-то старые истлевшие листочки, выписки, каковые и разобрать невозможно. Видимо, что это общество скоро исчезнет с лица земли, так как все более начитанные люди из них и не избегающие проверить Писание и побеседовать с другими, не принадлежащими к их обществу, – перешли и приняли священство.

Из Браилы мы выехали в Галац, где пришлось побывать и у попечителя церкви (Белокриницкой) А. А. Козьмина, который нам выяснил очень многое из отношений, существующих между обществами принимающих и не принимающих священство. Козьмин уроженец Галаца и всё старообрядчество в Румынии и Австрии знает хорошо. Он зажиточный человек, торговец, и произвёл на нас лучшее впечатление своей расположенностью и готовностью с своей стороны, чем может, помочь и облегчить нашу задачу. В Галаце хорошая, большая каменная церковь, и общество тут только одно – принимающие священство. Беспоповцев нет ни одного дома.

Из Галаца мы предполагали проехать в г. Тульчу, на пароходе по Дунаю 60 вёрст, где большое общество принимающих священство и Церковь, и за смертью епископа Алимпия, 4 года назад, епископская кафедра пока не замещена. Из Тульчи мы предполагали на лошадях объехать Журиловку, большое селение, – и церковь одних принимающих священство, Славский монастырь, где имеет пребывание архиепископ Иринарх, и селение Сарыкой, где есть беспоповцы-некрасовцы. От этого предположения пришлось отказаться по многим причинам, и мы порешили из Галаца вернуться в Яссы, где нас ждали наши компаньоны по путешествию, и оттуда проехать в Австрию, в Белую Криницу.

Вернувшись в Яссы 5-го апреля, мы условились с компаньонами дождаться нас в Бухаресте, и 6 апреля: в 6 ч. утра выехали из Ясс. В 2 ч. дня переехали Румынскую границу и вступили в Австрию, а в 5 ч. пополудни вышли на маленькой станции „Руда“, где по нашей письменной просьбе встретил нас монастырский инок и повёз в громадной колымаге (телеге), запряжённой парой больших старых лошадей, в Белокриницкий монастырь, отстоящий от станции в 12 верстах. Дорога сырая, тяжёлая после весеннего ещё таяния. Благодаря поздней весне природа только ещё начала оживать. В Румынии уже всюду было зелено, но здесь трава ещё только начинала зеленеть, и почки деревьев ещё плохо распустились. Вёрст за пять, среди полей, на небольшой возвышенности, показался Белокриницкий монастырь, с высокими шпилями своих двух церквей и большими восьмиконечными крестами.

В 6½ час. въехали во двор монастыря и аллеей фруктовых деревьев подъехали к крыльцу большого каменного двухэтажного корпуса. Нас встретили иноки и с большой предупредительностью пригласили в назначенные для нас две комнаты верхнего этажа. Тут мы были встречены будущим наместником митрополита священно-иноком Макарием (после нашего отъезда уже поставленным во епископа). Оправившись после дороги, мы в этот же вечер были представлены митрополиту Афанасию. Это был вечер великого четверга. Монастырь имеет зимнюю, не слишком большую каменную церковь с примыкающей к ней трапезой. Церковь мрачная, с тёмными древними иконами. Службы до Христовской утрени совершались тут самим митрополитом. Роскоши нет. Видны недостатки и бедность. Освещения мало. Служба страстей с 12 ч. ночи до 6 ч. утра. Царские часы с 8 ч. утра до 11-ти ч. Вечером канон на Богот. погребение. Общее правило ежедневно. В великую субботу утреня с 1 ч. ночи до 6 ч. утра. С 12 ч. дня вечерня и обедня до 6 ч. пополудни. В субботу же с 7 час. вечера уже в большой летней церкви, где много хороших древних икон, повечерница, канон и страсти; с 11 ч. полунощница, встреча Христа, крестный ход кругом церкви, множество народа и окончание около 5 ч. утра, с 8 ч. обедня до 10½ часов.

Братии в монастыре 60–70 человек, молодёжи нет. Большинство престарелые старики. Некоторые помнят митрополита Амвросия. Служение полное, уставное. Митрополит – 70-ти летний бодрый, крепкий ещё старик, служит просто, внятно, благоговейно.

Священно-иноков до 8 человек. На Пасху трое были посланы в сельские и монастырскую церкви женского монастыря. Священно-иноки служат хорошо. Диаконов два; оба не молодые уже иноки. Пение старческое, голосов маловато. Сельские приходящие помогают на клиросах, иногда потруднее что – и попутывают. После обедни с крестным ходом выход митрополита в ограду, при колокольном звоне и чудной весенней погоде, для освящения принесённых во множестве куличей, яиц и пасох, разложенных на скатертях на зеленеющей поляне. Замечательно сильное даёт благоговение и прохождение тем же порядком в трапезную. На второй день служение обедни митрополитом в женском монастыре, находящемся рядом в селении. Чистота и женское старательное украшение небольшой монастырской церкви, полные клироса инокинь и молоденьких девушек, живущих в монастыре, их нетерпеливое, несколько носовое монастырское пение, белое облачение митрополита, его благоговейное служение, торжественность великого праздника- произвели на нас сильное впечатление. После обедни нам предложили обед за столом владыки. Московскими благотворителями выстроена каменная церковь, но у недоконченной ещё постройки провалился свод, и пока теперь средств нет её достраивать. Общее впечатление от всего виденного в Белокриницком монастыре мы получили самое благоприятное. Митрополит Афанасий человек доброй души и вполне стоящий на высоте своего назначения. Братия – все простые русские люди, на половину или более заграничные уроженцы; другие – уроженцы России, не привыкшие к комфорту, богатству и роскоши великороссийских монастырей, может быть, от некоторых лиц могут заслужить упрёк в некоторой уже слишком большой простоте и недостаточной чистоте обихода монастырского, что они по своей простоте жизни и нетребовательным привычкам считают за лишнее. В селении Белая Криница, к которой с одной стороны и примыкает монастырь, имеется большая церковь с высокой колокольней и сельским приходом. Собственно, все поселяне имеют свои сельские приходы, а монастыри приходов не имеют, не имеют и доходов от поселян. В этой старообрядческой общине главными членами является народ трудящийся в поте лица на своей малой и не особенно хорошей земле, – богачей и крезов среди него нет. В общем как в Румынии, так и в Австрии все старообрядцы представляют собой тип людей прошлого века. Одежда, волосы, обычаи, уважение старших, попечительность, строгость семьи, вообще нравов, отсутствие среди молодёжи озорства, пьянства, даже гармоники – переносит вас невольно в древнюю Русь.

Возвратившись из женского монастыря, мы поехали, в сопутствии казначея монастыря Фёдора Петрова, в село Климоуцы, за 5 вер. от Белой Криницы. Громадное село сплошь старообрядческое, в котором есть и некрасовцы и жалкая кучка единоверцев, посаженных тут Павлом Прусским и теперь берущих священников от австрийских руссинских епископов. В Климоуцах также большая церковь; зайдя в неё, застаём отпевание покойницы старушки 70 лет, присоединившейся из беспоповства за три дня до смерти. Совпадение это нас трогает несколько; Церковь полна народа, масса обоих полов молодёжи, все стоят со свечами и все поют. Поёт вся церковь. По случаю праздника отпевание было вместо 1-го дня во второй после полден. Такое необыкновенное отпевание всем народом, стройное, неторопливое пение дивного пасхального канона глубокое производит впечатление. Из церкви мы отправились в дом 85-летнего старика – наставника Исидора Тимофеева, вожака некрасовцев, пережившего уж почти всех своих сверстников и помнящего приезд митрополита Амвросия в Белую Криницу, его пребывание там и удаление по требованию австрийских властей. При входе в дом, мы встретили двух сыновей старика, которые уже каждый имели более 40 лет от роду, и у каждого имелась семья. Старик отдыхал. Спустя несколько времени вышел к нам представительный и крепкий ещё на ногах старик, и мы с ним вступили в продолжительную беседу. Видимо, он заинтересовался нами, как приезжими из очень далёкого края России, и весьма радушно отнёсся к нам. Многое рассказал нам от того времени, когда приехал в Белую Криницу митрополит Амвросий, которого он хорошо запомнил во время крестного хода и освящения воды на реке, что он из любопытства смотрел, находясь очень близко. Причину неприятия ими священства он так же объяснил, как и сарыкойцы, раздором между стариками ихними, недовольными оспариванием один у другого старшинства, и обоюдными оскорблениями и влиянием сарыкойцев, заявляющих после раздора, происшедшего на соборах, и подозрением, что митрополит обливанец, и принять его потому нельзя... Сначала принять старики не решились, а с течением времени всё большая вражда раздувалась между тем обществом и другим, а затем уже привычка к своей особности и к независимому положению стариков среди своего общества совершенно уничтожала пути к примирению и согласию. Оставаясь непринимающими белокриницких священников, они долгое время всё-таки сокрушались о священстве, признавая по Писанию, что священство нужно, и стремились иметь священников от ереси приходящих из России, каковых время от времени и принимали из русских выходцев, которые массой их крестили, венчали, а потом или сами уходили от них к более выгодным обществам, или оказывались проходимцами, шарлатанами, и они их выгоняли с позором и скандалом, притом оставаясь исправленными и венчаными. Тем не менее от этих же очень уж сомнительного качества пастырей они оставляли и имели запасные дары, которыми наставники и руководствовали своих прихожан. В конце концов они так изверились в этих кочующих пастырях, что решили совершенно жить без них, как и остаются в данное время в очень ничтожном и малом количестве. С каждым годом уверенных в своей правоте последователей остаётся меньше и меньше. На нашу просьбу выяснить нам, – какие у них есть доказательные данные в обличение обливательного крещения в греческой церкви в общем и в частности митрополита Амвросия, не имеется ли каких-либо письменных доказательств, или не помнятся ли хотя рассказы очевидцев свидетелей, самолично видевших в каком-либо городе на Востоке – в Турции и Греции – обливательное греческое крещение, или не был ли кто-нибудь из общества посылаем туда с целью проверить слухи о крещении? Категорично старик отвечает, что не может лгать и говорить неправду и потому не может указать ни на какие письменные доказательства, ни на каких людей, самолично видевших, так как таковых он никогда не видал и не встречал, но что слухи и сомнения в обливательном крещении были большие, так-как и сарыкойцы крепко о том заверяли, а они там ближе к Греции живут. На наш вопрос, чем же они сейчас оправдают существование своё без священства, так как уже при существовании и Белокриницкого священства они продолжали время от времени принимать сомнительного и тёмного происхождения попов и, значит, на основании Писания продолжали считать нужным священство? На это старик сказал: „как бы его не нужно! Ну, а уж если не стало его, так стало быть власть антихристова преходит, к последнему времени клонится... Уж раньше не приняли Белокриницких, так уж теперь как принимать-то будешь... Других уж не сомнительных нет... А уж белокриничных-то всё равно принять сейчас немыслимо: они в угоду правительства ведут метрики и прививают оспу, – это уж мы считаем за антихристово дело. Уж мне жить немного осталось, а там уж как хотят“. Как мы ни старались заполучить от него какие-нибудь основательные доказательства, могущие серьёзно служить к обвинению иерархии, но получить не могли ничего. И спросили у него позволения осмотреть часовню, которая в это время была заперта; он позволил, велел сыновьям проводить нас туда и отдал им ключ. Мы распростились со стариком и отправились в часовню, которая находилась в конце улицы. Нас сопровождали оба сына его. Идя дорогой, оба сына высказали нам искреннее своё сокрушение о своём положении без священства. Если только они и остаются в беспоповстве, то лишь в угоду старика, до его уже недалёкой смерти, так как решительно не видят и не разумеют ровно никаких основательных устоев и логики в их обществе, а лишь и держится оно благодаря самому сильнейшему упрямству и строгости на всех общественников, которым запрещается стариками дружиться, или тем более входить в духовные собеседования с белокриничными, которые-де „соблазнить лишь могут“. „Только тем лишь наше маленькое общество и держится теперь, что сами-то ничего не знаем, да и других не слушаем“. А кто только начнёт почитывать Писание да беседовать, так сейчас и переходит к белокриничным. Они, живя близко к Белокриницкому монастырю, в 5 верстах, знают всю внутреннюю жизнь монастыря, личность митрополита Афанасия; высказали самую большую похвалу монастырю и восторженное уважение к личности митрополита.

У одного из братьев жена из семейства, принадлежащего к священству, и выйдя за беспоповца, потом снова туда вернулась и ежегодно говеет в монастыре, по возможности негласно; но в угоду старику принуждена ходить в часовню за службу и вместе молиться, хотя старик и знает её принадлежность к священству, но для показа людям принуждает её бывать в часовне... Мы высказываем своё удивление подобному удивительному положению. На это один из сыновей с горячностью нам говорил о полной запутанности их беспоповства и рассказал нам, что старик в последнее время объявил новые правила: если пришлось бы сейчас принять в их общество нового члена, например, от Великороссийской Церкви, или Греческой, то он считает уже за нужное перекрещивать таковых, от Белокриничной церкви подразделяет (в силу особых поясняющихся ниже причин) и считает возможным принимать под прощение, как и принята была сноха его. Об этом и сам старик нам говорил лично. Дальше ещё нам он рассказал, что когда у старика вышли запасные Дары, года три тому назад, то он по строгой тайне упросил одного Белокриницкого священника дать ему запасные Дары, и тот самовольно, по секрету, отступая от правил, руководствуясь этим совершить объединение этого общества со своим, согласился и дал ему, и теперь старик причащает чад своих запасными Дарами от Белокриницкого священника. Это последнее открытие положительно нас ошеломило и поразило. Есть ли ещё какая возможность иметь большую путаницу и обман в таком серьёзном деле? Вот наглядный пример путеводителя 85-летнего почтеннейшего старика – наставника, некрасовца, пасущего десятки лет своё стадо и представляющего собой своим приверженцам нерукоположенного пастыря, который, „ничтоже сумняся и Бога не бояся“, крестит, благословляет браки, исповедует и причащает... Словом: „вяжет и разрешает“.

Неужели же нет повода призадуматься над подобными примерами и не сообразить о том: не найдутся ли таковые образцы где-нибудь и около нас? Антихрист ли виноват в подобном ужасном самообольщении, или наша собственная косность и отупение, если мы можем закрыть глаза и мыслить, что подобный сему наставник может нас спасти от сетей антихристовых. Не скорей ли он нас туда уготовит. Часовня представляет собой вид длинного бревенчатого амбара, лишь в конце сруба имеются по два небольших окна на сторону, а на коньке над входом маленькая колоколенка с колоколами. Внутри бревенчатые стены, покрытые десятками лет накопившейся сажи и тенётами. Над входной дверью по всей стене развешаны какие-то истлевшие тряпки (это были когда-то повешены, вероятно, также десятки лет женские шали для украшения) и теперь уже распавшиеся, худые, покрытые вековой пылью и сажей, и тенётами. Вместо иконостаса белые простые полки, с тёмными прогоревшими иконами, покрытыми сажей и пылью. Незастланный со щелями пол, покрытый нанесённым с ног песком. Много книг с замасленными переплётами. От этой нечистоты, грязи, неглижерства, мы просто ахнули от поражающего нас удивления... Ничего подобного и представить себе нельзя в каком бы то ни было молитвенном храме. И это на второй день Светлого Христова Воскресения. Поражённые всем виденным и слышанным от столь знаменитых для нашего края столпов старообрядчества, зарубежных некрасовцев, мы вышли из часовни и сочли вполне достаточным наши исследования и дальнейшее ознакомление с этим обществом и его основаниями.

Из часовни мы прошли и осмотрели единственную за границей единоверческую церковь, основанную в Климоуцах знаменитым Павлом Прусским, который, бывши ещё пока самым злым поморцем и живя в Пруссии, приезжал в Буковину и старался насадить именно в Климоуцах поморство и основал маленькое общество своих поборников. Устроили в небольшой избе моленную, где-то под горой в ограде, совершенно в яме. И впоследствии, когда он сделался единоверцем и ярым миссионером господствующей Церкви, и слава его миссионерских подвигов неслась уже по России, он снова вспомнил своих поморцев в Климоуцах и с специальной целью явился туда просветить их единоверием. Но контраст уже до того велик от крайних отрицательных мнений поморства до единоверия, что, несмотря на его выдающиеся красноречие и объяснение и нравственное влияние на прежних своих приверженцев, ему с великим трудом удалось согласить ничтожное единичное количество принять единоверие! Моленную обратили в крохотную церковь, т. е. пристроили к той же избе алтарь и над входом на крыше построили маленькую колоколенку. И доныне эта церковка стоит в таком виде, постепенно разрушаясь, так как ремонтировать совершенно некому. Всё-таки имеется священник, поставленный одним из заграничных, на половину уже окатоличившихся русинских – австрийских, епископов, которые являются ставленниками католического австрийского правительства и задаются впереди всего общей задачей окатоличивать бывший когда-то православным русинский народ. При осмотре церкви собрались до 10 человек беспоповцев, пришедших за нами из часовни, и псаломщик единоверец, который нам сообщил о развитии тут единоверчества в таком виде, что на Христов день в церкви, считая его и священника, было всего на-всего 11 душ. Ясно, что эта церковка должна скоро отойти в область преданий. Затем мы посетили дом Белокриничного священника, предложившего нам угощение и по рассказавшего нам о своём приходе и быте их жизни. Приход в Климоуцах громадный, между ним и прихожанами существуют самые близкие, тесные узы без каких-либо недоразумений, или неудовольствий. Своими поселянами он не нахвалится. По его словам, это честный, трудолюбивый и хорошей жизни народ, в поте лица добывающий свой хлеб, и строго усердно исполняющий свои христианские обязанности. Дьякона не имеют. Певцы все из прихожан, только повседневной службы вести при этих условиях не приходится, так как и сам священник (также и большинство их) со своим сыном сами ведут сельские работы. Богатых людей совершенно нет. Благосостояние у всех равное, зависящее от урожая с небольшой земли. Уже поздно вечером возвратились мы, полные воспринятыми впечатлениями, в Белокриницкий монастырь на ночлег.

Во вторник Светлой недели, 11-го апреля, мы выехали из Белой Криницы в столицу Румынии Бухарест.

Ранним утром 13 апреля мы выехали из Бухареста на Кюстенджи (румынский портовой город на Чёрном море), куда прибыли в 12 час. дня. Осмотревши город, в тот же день в 10 ч. вечера отошли в море на пароходе Румынского общества „Принцесса Мария“ на Константинополь.

Лучшие ли люди своего времени сектанты? – Какой смысл имеет „бесконечная“ борьба с внешними проявлениями сектантского недуга? Имеет ли достаточные основания отделение от Церкви на почве нравственных недостатков лиц, стоящих в среде её? – Как велики недостатки нашего духовенства?

(Ответ на письмо в редакцию „Мисс. Обозр.“, февраль. 1902 г., стр. 414–416).

Вопросы эти ставит на вид письмо в редакцию, помещённое в февральской книжке „Миссионерского Обозрения“ за текущий год, подписанное именем „интеллигент“. Очевидно, они для многих, причисляющихся к классу интеллигентов, недоуменные и потому требуют ответа, который мы и дадим здесь sine ira et studio.

* * *

„Ревность в доме Твоем снедает меня“ (Пс.68:10) – такой эпиграф должен бы быть в начале вашего письма. Если вы действительно скорбите душой о доме Божием, то да наградит вас Господь за эту скорбь! И в ревности, и в достижении всеми членами Церкви и – наиболее – пастырями её „меры возраста Христова“, „святости“ и „беспорочности“ (Еф.4:13,5:27), поверьте, вам могут сочувствовать весьма многие, начиная от великих иерархов Церкви русской.

Обращаюсь к вышепомеченным мной вопросам.

Во-первых, не думайте, что сектанты – „лучшие люди своего времени“. Это не ваша только ошибка, а всей нашей современной интеллигенции. По учению апостола – есть в мире блудники, суеверы, убийцы, пьяницы и еретики; это – параллельные категории (Гал.5:19–21). Всякий идущий против недостатков, ненормальностей (сектантство, по-вашему, есть реакция в ответ на недостатки общественной жизни) тогда становится лучше других, достигает своей цели и чужд лицемерия (Ин.8:2–11), когда он побеждает не злом, не разделением и отрицанием, а добром (Рим.12:21; Мф.12:18–21). Иначе осуждающий в грехе осуждения нравственно бывает гораздо ниже осуждаемого. Я лично знаком с многими сектантами и, Бог тому свидетель, присматривался к ним без ненависти, даже с любовью к ним, и скажу вам, что до сих пор не видел в них ни одной христианской, нравственной, положительной черты, а их отрицания и вражда к православным является злом, внушающим мне опасения (Мф.7:15–20; 1Тим.5:24–25). Что это значит? Нужно полагать то, что ломать ничего не стоит человеку, у которого и ранее не было в душе святыни, ему не нужно перерождаться для отрицания и зла, то, что вы называете „лучшие люди своего времени“, есть один из видов греха и вид наиболее тяжкий.

Какой смысл имеет борьба с внешними проявлениями сектантства?

Какой смысл имеют война и тюрьмы в нашу христианскую эпоху? Перековать „мечи на орала“ государству нельзя ранее того времени, когда все люди выйдут из стадии „младенчества во Христе“ (1Кор.3:1) и будут совершенными, а после сего война, гражданские суды исчезнут сами собой. „Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы“: тогда, конечно, не будет и сектантов. Но сейчас? Сейчас внешне карает проявления сектантства не Церковь, а государство. Церковь борется с ними только добром, проповедью. „О, если бы удалены были возмущающие вас!“ (Гал.5:12), говорил первохристианам апостол: весьма естественно, что представители Церкви иногда и указывают государству на возмутителей церковно-общественного мира и развратителей „сих малых“ и удаление таковых приписывают милости Божией. Государство же препятствует внешним проявлениям сектантства за его нравственно-общественную и политическую неблагонадёжность: хлыстовства и скопчества – за разрушение семьи (семья есть основа государства), штунды – за отрицание существующих форм государственности и властей, т. е. за то, за что любой из членов государства всегда имеет быть судимым и наказанным по государственным законам. Если бы представители государственной власти вопреки разуму восприняли бы теорию непротивления злу графа Толстого, то чернь могла бы убить его; если бы государство не судило сектантов, то „паны“, т. е. большая часть интеллигенции, прежде всего пострадали бы от их расправы.

Далее. На миссионерском собеседовании с сектантами иногда имеет место следующее. „Ваши пресвитера избраны не по закону, а произвольно, по прихоти (2Тим.4:3); покажите, как они идут от Христа?“ говорят сектантам. „Об этом мы говорить не можем, не будем и нет нужды, а вы вот покажите, какие пастыри должны быть“, – отвечают они и, зло улыбаясь, читают 1Тим.3:2–3, очевидно, желая заявить о винах, о которых говорит ваше письмо.

На это обычно даётся тот ответ, что Иуда, несмотря на его грех (Ин.12:6) равен был в служении другим апостолам (Мк.6:7,13), и через него апостольская Церковь не перестала быть святой; Каиафа предсказывал истину „не от себя“, но „будучи на тот год первосвященником“ (Ин.11:51).

Знаете: „Сын человеческий, пришед, найдет ли веру на земле?“ (Лк.18:8), а „Евангелие царствия проповедано будет по всей вселенной“ (Мф.24:14)! Церковь приемлет в свою ограду всех (Мф.13:24–30,47–50): она – на земле „не судилище“, – может ли человек судить внутреннее человека? суд принадлежит не нам, – „а лечебница“. Так, для пастырей Церкви обязательна заповедь о них апостола Петра (1Пет.5:2–3), но не по долгу, а фактически и среди них могут быть больные.

Церковь – свята (Еф.5:26–27); грешники идут в неё, стоят в среде её (Мф.11:10–13; Лк.18:13); но все застывшее во грехе невидимым действием суда Божия отделяется от неё (Еф.5:5).

В ней одной истина и спасение.

Допустим, что во время богослужения вы вводитесь в соблазн, замечаете со стороны певчих или священнослужащих нечто, по вашему мнению, предосудительное. И вам представляется мысль: „естественно отделение от Церкви в сектантство, или неверие“. Не слышится ли и вам тогда голос Христа: „не хотите-ли и вы отойти“?

Куда?

Вот перед вами католичество, иудейство и отчасти наше старообрядчество по духу. Вот перед вами протестантство – первая огромная секта, ведущая, как и все секты, к отрицанию Церкви и неверию, и другие секты – хлысты, молокане, баптисты (штунда), секты не столько „умилительные“, сколь „отвратительные“ по однажды употреблённым выражениям. Всё это – пути к отрицанию, неверию, духовной смерти.

Пусть в Церкви вместе с пшеницей до времени растут и плевелы, пусть она подобна неводу, захватившему рыб всякого рода – и хороших, и плохих, – в ней одной живёт по непрерывному, живому преданию, дух евангелия, любви, смирения, кротости, святости от Христа через апостолов, святых отцов и подвижников Церкви!

„Этого евангельского духа у вас в Церкви очень мало“, – скажет кто-либо (мне приходилось слышать это от сектантов).

Дело Божие измерить величину Духа Христова в Церкви; но дело в том, что вне Церкви православной его нет совсем!

Итак, после конца дней земной жизни Господа, невидимо пребывающего в Церкви (Мф.28:20), только ей одной мы можем сказать: „к кому нам идти? ты одна имеешь глаголы вечной жизни“ (Ин.6:67–68)!

Вы выражаете недовольство пастырями Церкви.

Истина слов ваших определяется вашим внутренним настроением; если это скорбь – благо. Иначе это может быть предосудительным злословием (Деян.13:2–5).

К сказанному вами прибавим по вопросу о значении и жизни духовенства ещё следующее.

Надеюсь, что вы вполне согласитесь со мной в том, что духовенство в силу самой формы своего быта и характера службы наиболее нравственно в его семейной жизни, по количеству делаемого им на пользу общества труда и добра, сравнительно со многими другими сословиями нашего отечества. Самый меньший в духовенстве в этом смысле более большего во многих других служебных местах! Священник – служитель алтаря Господня, большую часть своего труда он проводит в том, что от имени Бога учит, благословляет, молит, испрашивает благодать. Как священник, он всегда учит только добру, проповедует только евангелие. Я никогда не встречал, чтобы священник когда-либо злоупотреблял авторитетом сана, и веры, что нет и не будет такого случая, чтобы пастырь Церкви ex cathedra, как говорят католики, говорил что-либо против духа Христова.

Я знаком близко с бытом и службой сельского (т. е. большинства) духовенства: сколько добра они делают сознательно и бессознательно, исчислить трудно! Идёт семейная неурядица у крестьянина: к кому он идёт? – К батюшке. Мучит его обида, нанесённая соседом, хочется ему высказаться; человек сдавлен обстоятельствами так, что хочет руки наложить на себя; муж бьёт жену; бабу соседки дразнят „колдуньей“; болен опасно кто-либо; женщина – в трудных родах, больного мучат галлюцинации; мать „заспала“ ребёнка и мучится ужасными муками скорби... И во всех этих и подобных случаях нравственных и житейских ран и напастей прихожане идут к священнику, и батюшка мирит, заставляет каяться, именем Христа и Церкви утешает, больных посылает в больницу; и при той вере и простоте отношений, какими отличается наш простой народ, слово священника всегда почти имеет решающую силу и даёт благие результаты. За эти „требы“ батюшка никогда не берет ничего; и так поступают молча, без всякой мысли о нравственной величине этого труда все те пастыри, которые доступны – хотя бы вашим нареканиям. Говорю это, списывая с фактов самой жизни.

Вы пишете наконец, что нужно дать духовенству жалованье, в его образование ввести больше гуманитарных элементов.

Упорядочить получение материальной награды за труд пастырей, получаемой ими по порядку, идущему от времён апостолов (1Кор.9:4–14), естественно, дело не представителей Церкви, а тех, кому они преподают „духовное“. Многие священники, по их признанию, „стесняются“ брать; знаю я таких из пастырей, которые в иных случаях и не берут и через то нуждаются. Относительно гуманитарных элементов в образовании духовенства я вам замечу то, что ни в одном учебном заведении нет столько гуманитарности при широте, всесторонности курса, как в наших духовных семинариях: потрудитесь сравнить когда-либо программы гимназий и семинарий.

Всё же, переносящие частные недостатки лиц, стоящих в Церкви, на само понятие Церкви, – грешнейшие люди своего времени; почему? Потому, что должно обличать согрешающих братски, с добрым расположением; но оправдывать своё отделение от Церкви, перенося на неё язвы исцеляющихся в ней (что делают сектанты), – непростительная хула на Духа Святого: „если кто скажет слово на Сына человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сём веке, ни в будущем“ (Мф.12:32).

Ревнуйте свято об исправлении замеченных вами недостатков в жизни пастырей. Не забудьте, что есть любители обличений, подобных вашим, что члену Церкви только с болью в сердце можно высказывать их. А порой не забудьте батюшек, чаще всего переносящих незаслуженные уколы во многих местах, начиная с обеда в так называемом интеллигентном обществе и кончая железнодорожным вагоном III класса, – и братски ободрить вполне заслуженным ими словом сочувствия – в их нелёгком, добром и святом служении!

Миссионер Д. Грацианский

Новочеркасск.

Русская Церковь переживает тяжёлое время. Не моему случайному перу очерчивать нынешнее настроение во всей целости. Я хочу сказать только несколько слов о том, что самому приходится чувствовать и наблюдать в окружающей среде.

Наша интеллигенция в массе чужда Церкви. Отчуждённость эта выражается в различных формах. Большинство индифферентно вообще к высшим вопросам жизни. Между робберами винта эти люди не прочь иногда „покритиковать“, что дескать то и то в учении Церкви не согласно с разумом, хотя-де есть в религии и хорошие стороны. Но всё это существенно до них не касается. Другие, добросовестно уверовавши в эволюцию и „положительную науку“, уже по самому содержанию своей новой веры, не могут относиться сочувственно к вере церковной. В самом деле, там человек – продукт развития слепых сил природы, представляет из себя лишь калейдоскоп разнообразнейших сочетаний непрестанно движущихся атомов и индивидуален в том же смысле, в каком индивидуален, напр., водоворот в области океана; здесь, т. е. в церковной вере, человек – Богом созданная и воплощённая духовная субстанция, для которой вещество служит лишь временным субстратом земной фазы её существования, субстанция в силу присущего ей самосознания, противополагающая себя всему, что не составляет для неё „я“.

Логического компромисса между этими двумя верами быть не может, и раз человек живёт одной верой, – другая остаётся для него чуждой. Но как закрывший глаза всё-таки чувствует свет солнца, так и чуждые Церкви не могут не замечать её и личности Богочеловека Христа. “Только каждый представляет их себе по-своему; один по-ренановски, другой по-толстовски и пр. Ум, воспитанный на „положительной науке“ с её „точными методами“, обыкновенно склонен судить о всех вещах по внешним проявлениям, игнорируя и даже отрицая возможность познания внутреннего смысла их. И эту свою одностороннюю привычку интеллигенты возводят в непреложный и единственный метод всякого знания. Отсюда, Христос является для них только человеком, правда, выдающимся в истории, но по существу принадлежащим к той же категории, как, напр., Магомет, Будда, Зороастр и пр…

В суждениях о Церкви мысль интеллигента редко идёт далее постов да поклонов. При этом люди серьёзно убеждены, что в этом именно и заключается сущность церковности, этим именно и „спасались“ те „странные люди“, которых в Церкви называют святыми. Церковный Христос, как вечно сущая, живая, реальная Личность, для интеллигентов неведом. Неведома и Церковь, как носительница и выразительница всеобъемлющего христианского миросозерцания и жизни, – Церковь, как целое, живущее Христом и органически с ним связанное. Вторая великая ложь, которая живёт в умах мыслящих интеллигентов и вытекает из новой „учёной“ веры, это то, что церковная вера есть следствие неразвитости и удел людей, непричастных науке, что теперешнее отчуждение от веры и Церкви есть результат научно доказанной их несостоятельности.

Таким образом, „слово крестное“, с самого появления ставшее для известного рода людей, по выражению ап. Павла (1Кор.1:18–24), „юродством“, „соблазном“ и „безумием“, таким осталось для них и доселе. А между тем это „юродство“. покорило мир и прежде всего мудрость мирскую; это „безумие“ доживает уже вторую тысячу лет, и во все периоды христианской истории оно имело в числе своих представителей образованнейших людей своего времени. И шли эти люди в передних рядах воинствующей Церкви, высоко держа знамя Христово, проповедуя Христа – „Божию силу и Божию премудрость“, как это делают они и теперь. Итак, перед нами замечательный факт, красной нитью проходящий через всю историю Церкви: для одних христианство – всеобъемлющее божественное учение, для других христианство с его догматической стороны – сплошная нелепость; нелепостью является и нравственная сторона христианства с точки зрения догмата „учёной“ веры, – теории борьбы за существование, как созидающего начала жизни. Таким образом, Христос лёг в основу разделения людей, как Он Сам предуказал это: „Думаете ли вы, что Я пришёл дать мир земле? нет, говорю вам, но разделение; ибо отныне пятеро в одном доме станут разделяться, трое против двух и двое против трёх; отец будет против сына и сын против отца; мать против дочери и дочь против матери; свекровь против невестки своей, и невестка против свекрови своей“ (Лк.12:51–53). И Церковь в одной из песней ясно изображает это разделение: „нощ несветла неверным, Христе, верным же просвещение в сладости словес Твоих...“, т. е. в сладости слов Твоих, Христос, заключается для верующих просвещение, а для неверующих тьма беспросветная. Теперь это разделение особенно ясно обнаружилось по поводу отлучения графа Л. Н. Толстого. Актом отлучения великого писателя Церковь показала, что, вопреки всяческим враждебным течениям мирской мысли, она стоит на страже истины Христовой и живёт своей самобытной жизнью. Каждый христианин, как часть церковного организма, живущий одной жизнью с Церковью, конечно, чувствует по этому поводу нравственное удовлетворение. Не то чувствуют и думают „интеллигенты“. Синодальное послание и теперь по многих вызывает негодование. И теперь ещё обвиняют Церковь в жестокости, в насилии над чужой совестью, в противоречии заповеди Христовой о всеобъемлющей любви, повторяют мысль графа, что Церковь подобными посланиями сеет раздор между людьми. Находятся даже такие люди, которые вообще ничего не видят в деятельности Церкви, кроме насилия и подстрекательства, и именно в этом смысле ставят ей в упрёк крещение младенцев, миссионерство, отлучение еретиков. Письмо „почётного гражданина Иеронима Преображенского“ к архиепископу Амвросию встретило много сочувствующих. Письмо гр. Толстого до напечатания в „Мисс. Обозр.“ переписывалось и читалось нарасхват. Для Церкви, конечно, никакие нападки не страшны, ибо, с одной стороны, слишком ярко светит в ней личность Христова, слишком живодейственна благодать даров Духа Святого, веющая в таинствах Церкви, жизненна и плодотворна идея спасения, её одушевляющая, а с другой стороны, в основе нападок интеллигенции лежит в лучшем случае незнание и непонимание христианства и духа Церкви, т. е. величины отрицательные. Тем не менее, среди некоторых членов Церкви эти нападки производят соблазн. Есть люди, недостаточно ясно различающие толстовщину от христианства и потому недоумевающие, за что „пострадал“ писатель, у которого всюду цитируются тексты священного Писания. Другие, называя себя „убеждёнными христианами“ в церковном смысле, в то же время заявляют о своём согласии с учением графа. И те, и другие сердцем принадлежат к Церкви, но верных понятий о христианском вероучении не имеют. В виду настоящего настроения умов, думается, каждый образованный человек, кому дорого дело Христово, должен содействовать его успеху, по мере своих сил развивая христианское самосознание в себе и других. Теперь весьма благовременно вспомнить нам заповедь апостола: „будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчёта в нашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением“ (1Пет.3:15). Хорошо бы для этой цели объединиться, чтобы действовать вместе. Но вопрос – как это сделать? У нас есть учёные богословы и богословские журналы. Но вопросы, трактуемые там, большей частью, имеют специальный интерес и нередко далеки от духовных потребностей современной жизни. И выходит, что богословы пишут больше для себя. А между тем, какую услугу оказали бы учёные представители христианской мысли, пойдя на встречу запросам времени. Эти запросы ближе всего известны, конечно, преподавателям богословия в высших и средних светских школах. Отчего бы им не собраться вместе с другими представителями богословской науки и светскими верующими образованными людьми и не порассудить об общих мерах воздействия на светское общество? дружная работа на ниве Христовой, необходимая всегда, теперь особенно желательна

Медик

Томск.

(Письмо к редактору).

На миссионерском съезде в г. Орле, по поводу доклада М. А. Стаховича вы сказали, между прочим, что для решения вопроса о том, наступило ли время отмены гражданских законов о преступлениях против веры, необходимо обратить внимание на состояние народного просвещения. Темнота народа всем известна: она порождает расколо-сектантство и всякого рода изуверства и бессмыслицы.

Это совершенно верно и, следовательно, для прекращения расколо-сектантства и всякого рода суеверий и бессмыслиц необходимо истинное религиозно-нравственное просвещение нашего православного русского народа. Кто же прежде всего должен заботиться об этом? Всё наше православное духовенство.

Вы, конечно, знаете, что православная Церковь, на основании слов Самого Спасителя Иисуса Христа, ап. Павла, постановлений соборных и учителей церковных, ставит первой и главнейшей должностью епископской и пресвитерской учение народа вере и закону.

„Не остаётся ныне более места сомнению о первейшей и главнейшей сей должности епископской и пресвитерской, но только нужно удивляться и сердцем болеть, что она у многих из нас по большей части почитается за последнюю или ни за какую“¹⁷.

В чём же должно состоять учение народа вере и закону, и как оно должно быть совершаемо?

„Под именем закона разумей законные добрые дела. Вера же состоит во многих членах, из которых одни суть главнейшие и так нужны ко спасению, что без знания оных спастись невозможно. А другие не так нужно знать, особенно людям простым и многодельным, яко относящиеся к подробнейшему изъяснению первых.

Если священник догматам веры прихожан своих обучает, и они суть непросвещённые учением, то памятовать должен, чтоб не тяготить их высокими, неудобопонятными богословскими в догматах рассуждениями. Но довлеет нужнейшим ко спасению членом научить, читая и объясняя св. Писание простым, ясным словом, и дотоле от истолкования члена веры приближенного не отступать, доколе оный слушателями ясно не будет понят и устами право исповедован...

Может священник учить через вопросы и ответы, для удобнейшего понимания и чтоб самому учителю можно было после через те же вопросы спрашивать слушателей, понято ими предложенное или нет. И такой способ учения у древних церковных учителей был в употреблении и назван катехизисом.

Понеже вера всегда имеет за предмет благочестие, то для того, уча членом веры, полезно весьма выводить оттуда потребное к христианскому житию и приличное состоянию прихожан наставление.

Что же касается до градских отменнейшего ума и книги знающих прихожан, тем предлагать учение издревле обычай есть через проповеди“.

Из этого видно, что учение вере непросвещённых, неграмотных прихожан не есть произнесение священниками проповедей на воскресных и праздничных богослужениях и других отдельных поучений из житий святых и т. п., но должно быть ведено последовательно и состоит в истолковании простым прихожанам нужнейших членов веры до тех пор, пока они не поймут правильно и не усвоят себе твёрдо и сознательно эти члены веры.

При Александре I у нас образовалось „Библейское Общество“. Пятокнижие Моисея и весь Новый Завет были переведены и напечатаны на русском языке. Одним из деятельных членов общества был архимандрит Филарет, начертавший первый устав духовных училищ, семинарий и академий и бывший первым ректором С.-Петерб. духовной академии.

В 1817 году было введено в гвардейских полках учение солдат вере и закону полковыми священниками. В руководство им были даны вышепоименованная книга архиеп. Георгия Конисского и составленные Филаретом „Начатки христианского учения“, содержащие в себе именно нужнейшие, главные члены православной веры. Священники должны были читать и объяснять солдатам по Библии последовательно те св. истории, которые вошли в „Начатки“, убеждаться, посредством вопросов и ответов, поняли ли солдаты читаемое и объясняемое, твёрдо ли они его усвоили и могут ли „устами правоисповедать“.

Но в 1821 г. „Библейское Общество“ было закрыто, печатание св. Писания на русском языке воспрещено, и учение солдат вере отменено. „Начатки христианского учения“, по распоряжению св. Синода, сделаны непременным учебником закона Божия в приходских и вообще начальных училищах, и Филарету, назначенному на Московскую архиерейскую кафедру, поручено было составить Православный Катехизис для средних учебных заведений.

В 1900 г. в пределах Российской Империи было 66 епархий, управляемых 3 митрополитами, 15 архиепископами и 48 епископами. При епархиальных преосвященных состояло 39 викарных епископов. Всех приходов числилось более 36,000, белого духовенства на лицо состояло более 109,000 челов.; из них до 2000 протоиереев и более 87,000 священников. Не менее ¾ всего числа священников получили образование в духовных семинариях, а некоторые и в духовных академиях. Всем священникам хорошо известна книга архиеп. Георгия Конисского и „Начатки христианского учения“ митроп. Филарета. Поэтому у нас, так сказать, всё необходимое для учения народа закону готово, и нужно только одно: чтобы епархиальные преосвященные и их викарии начали сами лично исполнять первейшую и необходимейшую должность епископскую учить народ вере и закону, посвящая этому святому делу хотя бы только по одной беседе в неделю, пригласили бы священников вверенных им епархиях последовать их личному примеру и преподали бы им все необходимые для сего указания и наставления. Самое удобное время для учения народа вере и закону после Покрова Пресвятой Богородицы до начала весенних полевых работ, т. е. с октября до мая. Если в течение этих семи месяцев священник будет посвящать по две беседы в неделю учению своих прихожан вере и закону, читать, непременно, по Библии и объяснять последовательно те св. истории, которые входят в „Начатки христианского учения“, – ибо народ желает слушать и знать непосредственно Слово Божие, – то в два, много в три года, он объяснит прихожанам и основательно разучит с ними все нужнейшие к спасению члены православной веры. Не может быть ни малейшего сомнения, что прихожане, даже из самых отдалённых деревень прихода, будут усердно посещать эти беседы. Крестьяне, находящиеся на отхожих промыслах в городах, будут учиться вере и закону у городских приходских священников. Приобретая таким образом правильное понимание и твёрдое знание своей св. православной веры, народ сумеет сам доказать правоту её в случае споров с старообрядцами и разными сектантами, и, конечно, скорее возвратит их к православной Церкви, чем сам совратится в ересь. Вместе с тем такое совершенно бессмысленное и странное святотатственное сектантское проявление, как совершившееся в с. Павловках, Сум. у., Харьк губ., сделается впредь невозможным. Что касается до приходских священников, то очень вероятно, что на первых порах многие из них отнесутся не с особенно приятным чувством к учению прихожан вере и закону; но скоро они поймут и почувствуют, что усердным исполнением этой первейшей и необходимейшей должности пресвитерской они приносят великую духовно-нравственную пользу не только своим прихожанам, но прежде всего самим себе. Они приобретут любовь и полное доверие своих простых прихожан и духовно-нравственный авторитет среди помещиков и вообще среди более образованного местного общества. Священники явятся посредниками-примирителям в пререканиях помещиков с крестьянами, а вследствие чего как помещики, так и особенно благодарные крестьяне, не замедлят хорошо обеспечить жизненные нужды и вообще материальное положение своего пртодского священника и его семьи.

Н. Вессель

21 апреля прошедшего 1901 года в г., Боровске умер богатый купец старообрядец-беглопоповец П. М. П. Для отпевания покойника родственниками был привезён из Москвы беглый поп Александр. 24-го им и было совершено отпевание праха покойного в 4 часа пополудни, при большом стечении народа: здесь были раскольники всех толков и согласий – окружники, противо-окружники, беглопоповцы и беспоповцы; немало было здесь также и православных граждан. Вообще, такого наплыва народа, как это было при похоронах П-ва, нам не приходилось замечать ни при одном, когда-либо бывшем, ранее похоронном случае в Боровске. В данное время публику интересовало не богатство и пышность похорон, но торжественное, дотоле небывалое служение беглого попа. В Боровске привыкли видеть у беглопоповцев одну духовную „нужду“; привезут, бывало, беглого попа потаённо, да и служить-то заставят в полунощное время в потаённых местах, стараясь укрыться от наблюдения местной полиции и неподкупной Боровской миссии. Теперь же беглый раскольнический поп явил себя Боровскому раскольничьему миру средь бела дня во всём величии своего священного сана. Такое необычайное явление более всего взволновало старообрядцев, приемлющих австрийское священство...

После похорон за обеденный стол было приглашено почти всё именитое купечество без различия сект и согласий.

Во время обеда некоторые из купцов раскольников австрийского лже-священства начали высказывать свои впечатления и мысли, по поводу только что виденного, купцам-беглопоповцам, и их разговор мало-помалу принял оборот целой беседы, в которой принял большое участие и беглый поп Александр.

Разговор начал купец И.А. Г-в обращением к попечителю моленной беглопоповцев Ф.В. Д-ву такими словами.

– Вот, Федот Васильевич, вам теперь стало свободно: священники ваши никого не стесняются, требы правят свободно. Хорошо бы вам обзавестись у себя в Боровске собственным священником!..

– Очень приятно было бы иметь нам в Боровске своего священника, ответил Д-в, да для этого у нас средств к содержанию мало имеется. Если обзавестить заурядным священником, то его миссионер „заклюёт“, да и ваши то ж попы и начетчики житья ему не дадут. А „хороший“, умный к нам не пойдёт: ему мало 3000 р. в год, а у вас их нет; общество наше не велико и не богато.

Поп Александр, доселе кушавший молча, услышал их разговор и спросил, обращаясь к Д-ву, о чём они беседуют?

– Да вот сосед мой, Иван Алексеевич, – ответил тот, – советует нашему христианскому обществу обзавестись своим священником.

– Позвольте узнать, вы – старообрядец? – спросил беглый поп, смотря на Г-ва.

– Старообрядец, ответил последний.

– А к какому толку принадлежите?

– Он принадлежит к обществу старообрядцев, приемлющих австрийское священство, – ответил за Г-ва Д-в.

– А велико здесь общество приемлющих австрийское священство?

– Австрийских в Боровске впятеро больше нашего общества христиан, – опять ответил Д-в.

– Вот вам бы следовало, – сказал беглый поп, обращаясь к Г-ву, – обзавестись для такого большого общества истинным священством!

– У нас священники имеются, – сказал тот.

– Ну, какие там у вас священники; это не священники, а лже-священники! Ведь так, пожалуй, и моего Евстафия можно назвать священником, – сказал Александр, указывая на сидевшего невдалеке уставщика беспоповцев в Боровске Евстафия.

На такое решительное заявление попа Александра старообрядец Л.А. Г-в возразил: – а как же, отец, вы признаёте нашего бывшего митрополита Амвросия?

– Амвросий был действительный митрополит греческий, – сказал поп Александр, – но когда к вам он перешёл, то он был уже отрешённый от всякого священнодействия.

– Нет-с, вы неправду говорите, что Амвросий был запрещённый, – вставил некто П.Д. Г-в. Профессор Московской академии Субботин свидетельствует в своей „Истории Белокриницкого священства“, что Амвросий не был запрещён в священнослужении; а ведь в Писании сказано, что „от враг свидетельство достоприятнейше есть.“

Алекс. – Зачем нам обращаться к внешним свидетелям. Едва ли эти свидетели скажут в пользу старообрядцев. Притом, если верить профессору Субботину, то придётся верить и тем, которые пишут, что Амвросий, бывший митрополит Босносараевский, был запрещён патриархом и последнее время до перехода в Белую Криницу находился у своего сына Георгия, содержавшего грязный трактир в Константинополе, и раскуривал трубки туркам. Но всем подобного рода свидетельствам мы особенно верить не станем, а лучше обратимся к своим старообрядческим свидетельствам, из которых заслуживает большого доверия, особенно у вас австрийских, свидетельство Климента Перетрухина. Он в своём «Мече» сообщает, что «блаженной памяти митрополит Амвросий, после того, как Павел Великодворский уговорил его перейти в старообрядчество, емлется в дальний путь, презирая все опасности своей жизни, и облекается в воинское платье». Из этого видно, что Амвросию понадобилось зачем-то из подрясника архиерейского переодеться в кафтан донского казака.

П. Д. Г-в. – Отец! разве вы не знаете из истории, как св. Евсевий Самосатский, укрываясь от еретиков, также переодевался в воинскую одежду?

– Так и ждал, – сказал смеясь поп Александр, что вы приведёте мне в пример священно-мученика Евсевия Самосатского. Но, други! ведь пример св. Евсевия нисколько не подходит к вашему Амвросию: св. Евсевий Самосатский переодевался в воинское платье для того, чтобы его, как великого столпа церковного, не познали еретики ариане и тем не воспрепятствовали порученному ему от собора епископов архипастырскому наблюдению за верующими. При этом следует не забывать и того, что св. Евсевий был известен еретикам как борец за истину, поэтому еретики ариане строго следили за ним. Вашему Амвросию не было нужды укрываться от кого-либо, ибо его никто ни за что не преследовал. А если никто Амвросия не преследовал, то почему, спрашивается, ему понадобилось переоблачаться из подрясника в казацкий кафтан?..

– Да потому, что Амвросий ехал в Белую Криницу без всякого письменного вида из Константинополя, как бродяга, а бродяг всюду преследуют.

– Да митрополиту Амвросию и не нужно было никакого вида от еретиков; он в этом не находил и надобности, – возразил купец Л.А. Г-в.

Алекс. – Несправедливо вы, почтеннейший, говорите, что Амвросию не нужно было никакого вида от еретиков. Я думаю, что и вы без письменного вида не отлучаетесь куда-либо далеко; так точно и Амвросий должен был добыть себе письменный вид.

– Мне кажется, батюшка, – сказал тот же купец Г-в, вы напрасно такое важное значение придаёте письменному виду в делах, касающихся веры. Не всё ли равно с паспортом ли или без него был Амвросий митрополит, лишь бы он был незапрещённый.

Алекс. – Не всё равно, почтеннейший! Вот я объясню вам это на себе: я, когда задумал уйти к старообрядцам, – обратился в свою духовную консисторию, где выправил для себя паспорт для путешествия по святым местам, и мне беспрепятственно выдали письменный вид, с которым я и добрался до нужного мне места.

А. И. Г-в. –Значит, вы имели законный отпуск от власти духовной?

Алекс. – Да! я имел законный отпуск.

– Батюшка! объясните им, – сказал беглопоповец О. Д-в с довольной улыбкой на лице, – какой отпуск вы имели от духовной власти. Собеседник ваш, да и все вообще австрийские понимают, что вы будто бы отпущены к нам – старообрядцам по благословению духовной власти совершать для нас духовные требы и под таким предлогом уловлять нас в тайное единоверие.

Алекс. – Я имел из консистории такой отпуск, какой выдаётся всем подданным, т. е. обыкновенный паспорт для беспрепятственного путешествия по России. Паспорт я взял ещё потому, что этот документ удостоверяет меня старообрядцам, что я – священник такой-то церкви, такого-то села, под запрещением не состою. А для духовной консистории не было известно моей прямой цели, – куда и зачем я отлучаюсь, потому что и в слове Божием сказано: „кто весть от человек, яже в человеце, точию дух человека, живущий в нем“ (1Кор.2:11).

Вся эта процедура, чтобы и Амвросию взять паспорт, была очень нетрудная: стоило только Амвросию купить за копейку лист простой бумаги, да на грош чернил, – вот и готово прошение; а канцелярия патриархии не стала бы задерживать его, и ступай он на все четыре стороны беспрепятственно. Но Амвросий этим не захотел воспользоваться и вот почему: ему невыгодно было перед старообрядцами хлопотать о паспорте, потому что в паспорте проставили бы, что Амвросий отрешён от всяких архиерейских обязанностей; а тогда бы его не приняли в Белой Кринице.

– Я готов положить голову на плаху, если митрополит Амвросий был запрещён! – вскричал, подпрыгнув на месте, как ужаленный, П. Д. Г-в, страшно волнуясь и брызгая слюной на близко сидящих.

– Ну, зачем вы так горячитесь? Ведь вы, вероятно, человек семейный, вам голова, чай, нужна, – сказал беглый поп Александр, смеясь.

В это время все обедающие, увлечённые беседой, оставили блюда и со вниманием слушали, а некоторые даже покинули свои места и окружили беседующих.

А купец С.И. Ш-н, видя столь жестокое поражение своих единомышленников-старообрядцев австрийских попом Александром, вздумал было урезонивать поражённых, говоря: „оставьте, братцы, вам ведь с о. Александром не сговорить!“ Но такой откровенностью купец Ш-н, как говорится, только масла в огонь подлил, он не успокоил спорящих, а ещё более подзадорил их и других собратов их: все они начали волноваться и почти кричать: „ишь, Ш-н, не в своё дело влез! Он публично осрамил наших христиан! Как будто мы и на самом деле побеждены“.

Таким образом все гости, созванные на поминальную трапезу, не поминали покойника, а лишь спорили. Тогда, видя нарушение общего порядка и самого поминального обычая, поп Александр сказал: „Господа! не место и не время заниматься рассуждениями. Мы сами не кушаем и других своей беседой отвлекаем от пищи; да и хозяевам причиняем неудовольствие, которым, вероятно, очень неприятно видеть происходящее. Лучше всего давайте покушаем, а после обеда часок-другой можно и побеседовать.“

Наконец, последнее кушанье подано и съедено. Поп Александр первый поднялся из-за стола, а за ним остальные званные гости. Пропели: „Достойно есть“... и „Содетелю и Творче“... Стали благодарить хозяев. Затем поп Александр сказал: „ну, господа! кто же желает со мной побеседовать?“ Молчание. Никто из беседовавших не отозвался, да их уже и след простыл. Оказалось, что они во время пения один по одному тихонько, даже не простившись с хозяевами, постарались оставить дом.

Однако, не смотря на такой для старообрядцев австрийских печальный конец, последние не хотели признать себя побеждёнными и на вопросы православных старались отомстить беглому попу хотя бранью, называя его „прощалыгой.“ Забыв своё всегдашнее „нытьё“ на притеснения от начальства и полиции, они сами готовы бы в данное время пригласить начальство и удалить беглого попа: „куда глядит начальство-то? на что смотрит, говорят они всем и каждому, полиция-то? вот бы каких „прощалыг“ на Сахалин-то отправлять, а не позволять им бродить по белому свету и людей с толку сбивать.“

Миссион.-свящ. Иоанн Жаров

По приезде на станцию „Ланская“, знакомые наши „креститель“ и его пациентка направились по Волын. Сампсониевскому проспекту и вошли в дачу № 93, в квартиру И. И. Зверева, где их уже ожидало большое собрание. На столе кипел блестящий самовар, а на балконе, находившемся у входа, нетерпеливо ходил взад и вперёд, сурово сдвинув брови, тоже наш знакомый „хлыщ“ из „Хиж. дяди Тома“. Так мы будем везде далее именовать сего субъекта. Когда вошли наши пилигримы, то всё собрание встретило их вопросительным взглядом, в котором так и видно было скрытое желание поскорее узнать, совершено присоединение или нет. Отступница села в комнате, а поп направился на балкон к шагавшему там хлыщу. Тот встретил его, не изменяя своего мрачно-сурового вида. Поп тихо начал что-то рассказывать ему; по-видимому, рассказ касался только что совершившегося перекрещивания, так как хлыщ бросил свой тяжёлый, мрачный взгляд на сидевшую в комнате отступницу. Когда поп окончил свой доклад, то оба они вошли в комнату и заняли ожидавшие их стулья; присутствующие нетерпеливо посматривали то на попа, то на отступницу: „да“ или „нет“? – говорил беспокойный взгляд каждого.

Прежде чем начать молитву, поп заявил, что „враг Церкви живой теперь сильно разъярён; да и как ему не метаться: он видит, что от него отпадают и присоединяются к живой Церкви, а он бессилен удержать отпадающих от него; он мечется и будет метаться до тех пор, пока не настанет час, в который он убедится в своём бессилии против живой Церкви. Вот и сегодня ещё одна душа вырвана из его оков и присоединена к живой Церкви“. Слова эти были объявлением собранию о присоединении нашей отступницы к их обществу. Сидевшие в комнате торжествующе взглянули на неё. „Теперь споем стих 87,“ – сказал хлыщ. Собравшиеся раскрыли имеющиеся в их руках книжечки, и комната огласилась унылым пением стиха:

Кто, кто сии, и кем облечены

В светлы ризы снежной белизны?

Их уста хвалой полны,

Агнец их кровью омыл.

Агнец нас привёл в вышний Иерусалим

И Своей кровью омыл;

Мы пребудем вечно в небесной славе с Ним,

Агнец нас кровью омыл.

Путь их земной тернистой шёл тропой,

Но Иисус любовью святой

Вёл их сильною рукой:

Агнец их кровью омыл...

По окончании пения начались молитвы; начал их наш хлыщ. Он принёс благодарение за увеличение Церкви, просил оградить новообращённого члена от всяких вражеских обольщений, которые могут „освобождённую“ отдать снова во власть сатаны. Но молитва его, всегда ясная и живая, на этот раз была как-то глухо безжизненна; затем молился поп, тоже как-то неохотно, а после него отступница. Она благодарила за великую любовь к ней Господа, Который нашёл её и призвал к Себе, оправдал, омыл и ведёт по Своей воле святой, – просила хранить Его святую Церковь от лукавых сетей сатаны, благодарила за то, что Господь хранит Свою Церковь от времён апостольских, проявляя время от времени в ней святую силу Свою, просила и вперёд хранить эту Церковь до второго пришествия Спасителя на землю. „Аминь!“ – закончила она. – „Аминь!“ – торжественно сказали, как бы прикладывая печать, поп, хлыщ и другие члены собрания. После молитв хлыщ начал беседу, которая на этот раз у всех проповедников шла неясно и сбивчиво. Хлыщ прочёл о разрушении иерусалимского храма Навуходоносором и пояснил, что это разрушение было допущено Богом за грехи еврейского народа. „Так разрушает Бог, – ораторствовал хлыщ, – всё, что противится Его воле, так разрушается престол сатаны и царство его“. После хлыща поднялся поп, прочёл из кн. прор. Даниила 2-ю главу и сделал несколько кратких пояснений к прочитанному, начиная с 37 стиха по 45-й стих; по словам попа, из пяти царств, виденных Навуходоносором во сне на истукане, четыре уже миновали; камень, упавший и поразивший истукана, есть Господь Иисус; последнее царство истукана уже поражено в ноги, и близок час, когда оно распадётся на свои составные части (золото, медь, глину, железо); и вот восстанет другое царство, которое во век не разрушится и не будет отдано никому из народов; это царство будет царством Господа Иисуса. – „Пусть. Господь дополнит и разъяснит то, что в моих словах было для кого-либо неясно!“ – закончил поп свою проповедь.

Затем встал тощий брюнет и плаксивым голосом просил прочитать о сделанном царём Навуходоносором золотом истукане (8 гл. Даниила), которому царь велел поклоняться; непокоряющихся же царскому приказанию Навуходоносор приказал карать, как напр., Седраха, Мисаха и Авденого, которые по царскому велению были брошены в раскалённую печь. Что хотел сказать этими словами проповедник, понять на этот раз буквально не было возможности человеку, который слушал эту проповедь в первый раз; вот почему тощий брюнет закончил свою речь словами, что Господь объяснит Сам, кому нужны те слова, которые он, проповедник, объяснить не мог. По окончании проповеди снова начались молитвы разных лиц собрания, а затем поп предложил собранию спеть стих:

Встретимся ли мы с тобою,

Где святые все поют,

Где спокойною рекою

Воды чистые текут.

Да, мы встретимся с тобою

Над чудною, над чудною рекою.

Там с неумолкаемой хвалою

Иисусу мы будем служить.

Над прозрачною рекою,

Чистой, светлой, как кристалл,

Там воскликнем мы с тобою: .

„Вечный день теперь настал!“

Между нами и рекою

Путь непроходимый был,

Но сколь тяжкой ценой

Агнец нам его открыл.

По окончании собрания хлыщ увёл попа на балкон, а другие стали расходиться. – „Вы хорошо знаете дорогу домой?“ – спросила одна из присутствующих отступницу. – „Нет!? – ответила та. – „Так пойдёмте со мной, я провожу вас“, – и они вышли из собрания. –

„Что это за листочек дал поп отступнице после её крещения, когда она сидела на откосе поляны? – спросил Василий: товарища по выходе из собрания, – вероятно, интересный листок: она перечитывала его несколько раз и так внимательно, что кажется не заметила ни ухода попа, ни возвращения его с букетом цветов“. – „Да, – ответил товарищ, – она очнулась только тогда, когда он подал ей букет и спросил, поняла ли она последние слова в листочке; эта брошюрка вручается каждому перекрещенцу, я знаю наизусть её и могу прочесть тебе её заглавие и начало“. – И товарищ прочёл Василию несколько строк из брошюрки, как старый пономарь. читает псалом „Помилуй мя, Боже“: Некоторые предостережения, по которым ты можешь быть предохранён от отступления, ты, который только-что узнал твоего Спасителя. „Мой дорогой новообращённый друг! Ты принял в дар долго ждавшего тебя Иисуса, дар, на который ты, не взирая на то, что диавол утверждает противное, имеешь полное право, потому что он дан тебе Богом“. А вот последние слова, о которых поп спросил отступницу, поняла ли она их: „если бы ты устал в обществе Иисуса, устал бы иметь все так открыто перед Ним, и если б тебе захотелось оставить Его, так не забудь сперва проститься с Ним. Возьми Его за руку, взгляни Ему в глаза, благодари Его за всё хорошее, что Он тебе сделал, когда Ты был в Его обществе, и скажи тогда, если можешь: „Прощай, Иисус“. Сохрани эту книжечку на память об одном брате, который взялся каждый день молиться за тебя и которому хотелось бы встретиться с тобой на небесах у Иисуса. – Заметил ты довольную улыбку на лице попа, когда отступница сказала, что поняла сказанное в брошюрке, и что едва-ли найдётся человек, который может уйти от Того, Кто отдал за него Свою жизнь? – „Следовательно, у кого имеется такая брошюрка, тот перекрещён“? – спросил Василий. – „Да, – ответил товарищ, – они поверяют друг другу о перекрещивании, показывая эту брошюрку и спрашивая: „Вы читали эту книженку? Мне дал её один брат на память. Если получается ответ утвердительный, то, значит, брат или сестра тоже перекрещены; а если ответ отрицательный, то они ещё не перекрещены“.

– А, смотри, брат, какие они хитренные да исподдонные; всё у них условно да обиняками, – что твой жидовский кагал, не нравится мне их вера и обряды, радости никакой нет, глубокомысленно заметил Василий.

– Это ты сущую правду сказал. Вот сегодняшнее собрание у них, что ни на есть самое весёлое должно быть, – потому, значит, по-ихнему „уловили овцу заблудшую“ нашли „спасённую душу“, – а смотри, как они ныли в пении-то, всё равно что погребали „новокрещённую“ то свою, ажь жуть берёт. Это справедливо, – радости никакой у них нет...

– Не могу я взять в толк одного, как это русские, значит, прирождённые православные люди, решаются на такое безумство и святотатство – одни однажды крещённые крестятся снова, а другие крестят... Ведь крещение, что рождение, не повторяемо... Ведь это, значит, паки распинают Христа!.. – А как ты, бр., думаешь, с каким чувством и „поп“, и „она“ делали этакое-то страшное дело: верили и понимали они, что делают, или так себе, для ихнего порядка значит?

– Я думаю, что это одна комедия и больше ничего; ему надо это творить, ибо он выборный наёмник общины, а она, значит, такая любопытная, какая тут вера: одна затея да блажь...

– Ну, а вот когда молились-то, ведь она как будто плакала.

– Слёз у пашковцев сколько хочешь, а вон каюки так те, что твои актёры, иной раз так разнежатся, что сам того гляди белугой с ними завоешь.

Приятели скоро пошли разными улицами по домам.

Но Василий долго сквозь зубы повторял: „Паки, паки распинают окаянные Христа“, вот почему у них так жутко на собрании...

Сестра Агния Двинская

Мнимые мои товарищи шалопуты, братия и сестры о Христе. Да не огорчится слух ваш от моего письма и да не ожесточатся сердца ваши, истомлённые в шалопутстве. Прошу вас именем Господа нашего Иисуса Христа, прочтите это письмо и вдумайтесь хорошенько. Ваша совесть заговорит и подскажет вам, что письмо верно написано и справедливо вас обличает в ваших богомерзких поступках и заблуждениях. Почему я вас выше назвал мнимыми братьями и сёстрами? А вот почему: я ходил к вам на собрания и на все ваши сборища и вечера, не как последователь и приверженец О-ва и Д-ву С., а, как желавший узнать ваше учение, а что я вас назвал братьями и сёстрами о Христе, то это потому, что я вполне уверен, что вы бросите своё ложное упование на О. и Д. и возвратитесь в лоно Церкви православной; а что касается моих постов и сновидений, будто бы я постился много во имя О. и Д. в течение четырёх лет, которые я к вам ходил, то я должен сказать вам на это, что я и одного дня, или часа, одной минуты не постился и не одного сна не видал. Да и к чему мне было поститься и сны видеть, когда я вовсе не думал подражать вам и вашим примерам. Я ходил на ваши собрания, чтобы узнать, что вы на них делаете, прийти домой и записать ваши все дела, как-то: молитву до кровавого пота, пение стихов, поклоны от лица до земли и бессмысленное толкование священного Писания и т. д. Эти ваши тайны все записаны. Если будет Господу угодно, то оные записи: в „Миссионерском Обозрении“ будут напечатаны, пускай добрые люди прочтут и узнают вашу срамоту и все тайны... Эти все ваши пресквернейшие собрания, действия и проделки происходят под влиянием и управлением диавола. Вы сами хорошенько рассудите и вдумайтесь: какой же может быть О. или Д. – Христос, или ковчег завета, перед которым вы скачете и вертитесь до изнеможения сил и безумия, даже падаете на кругу, и этим будто подражаете св. пророку Давиду, который „скакаше и играше перед ковчегом завета“. Тут у вас и похожего-то нет на пророка Давида, а скорее похоже на сатанинское сборище, а с другой стороны похоже на кукольную комедию, производимую маленькими детьми. Св. пророк Давид скакал не перед человеком, а перед ковчегом завета, который был устроен Моисеем по повелению Божию. Прочтите Исх.25:9–22; Исх.87:1; 2Цар.6:10–14,16,21, вот там ясно видите, как был устроен ковчег Господень и из чего и кем. Теперь вы поставьте рядом О. и Д. с этим ковчегом и посмотрите хорошенько, какое сходство между оными. Тут невольно приходится сознаться и сказать: „мы заблудились, признавали ложь за правду, оставили истинного Иисуса Христа, а нашли лжехристов О. и Д., которые ввели нас в ад кромешный на вечное мучение, где будет плач и скрежет зубов“. Теперь что же остаётся вам делать? А вот что: бросить оных лжехристов и их учение и обратиться опять к Церкви православной. Притом ещё, к ковчегу Господню никто не смел и не мог прикасаться и глядеть в него, а если таковые и находились, которые дерзали прикасаться к нему и глядеть в оный, то Господь поражал таковых смертью. „Оза простер руки своя к ковчегу Божию... Но Господь прогневался на Озу, и поразил его Бог там же за дерзновение, и умер он там у ковчега Божия“ (2Цар.6:6,7). „И поразил Господь жителей Вефсамиса за то, что они заглядывали в ковчег Господа, и убил из народа пятьдесят тысяч семьдесят человек, и заплакал народ, ибо поразил Господь поражением великим“ (1Цар.6:19). Теперь посмотрим ваших лже-ковчегов О. и Д., можно ли к ним прикасаться. Разумеется, можно. Вы все знаете, что О. много раз забирали в полицию, и вы слыхали от него, он сам всем рассказывал, что ему там в полиции чистили зубы, да и по шее и под бока попадало, и он никого не умертвил. Кроме того, вы все прикасались к нему, когда целовали его, и он ничего вам не сделал. Также и Д-ву вы все целовали и прикасались к ней, и она ничего вам не сделала и никого не умертвила. Тут является вопрос: не безумие-ли О. и Д. признавать за Христа и ковчег завета? Я вполне уверен, что вы скажете то же, и охладеют сердца ваши к ним, и вы бросите их учение и пойдёте в Церковь православную. А если вы этого не сделаете, то вас постигнет страшная участь, вечное мучение, и вам придётся „идти в геенну огненную, где червь не умирает и огонь не угасает“ (Мк.9:43,44). У вас является робость, страх и сомнение, – „дескать, как мы оставим их, О-ва и Д-ву, они за это нас поразят смертью“. Но это неправда, тут не что иное с вашей стороны, как раболепство и запуганность; они вас запугали разными небылицами и несуразицами. Вам хорошо помнится тот момент, когда собрание было в Лесном, в лесу 1 августа 1899 года; как мы прокрадывались и укрывались по разным закоулкам и переулкам, по двое, в лес, будто бы нас кто-то преследует, а тут не только нас не замечали и не смотрели, но даже и не видали, да и к чему было и кому смотреть за нами. Мы тогда были в Лесном, как одна капля в море; нас тогда было 12 человек, а можно бы пройти никем не замеченными 1000 человек. А мы, глупые и слепые, как краденые, прячемся, – от чего и сами не знаем. Вы теперь и сами вполне уверены, что тогда прятались совершенно безотчётно и бессознательно, а что вам говорят О. и Д., то это все их выдумки, ложь и обман, они ни одного слова правильного не говорят. Также они и в других случаях запугивают вас. Вы только вдумайтесь хорошенько и проверьте все их проказы, которые они строили перед вами, и вы тогда увидите, что они лжехристы, сами ничего не знают и вас тому же учат. Они теперь сами себя обличили своей прозорливостью. Я четыре года ходил на все ваши сборища и вечера, и они меня не могли узнать и моей цели, что я хожу, узнаю и изучаю ваше учение, а они ещё, напротив, меня сделали евангелистом. Я у Д. был самым главным заправилой, слыл за первого евангелиста и был допущен к Д. ближе всех. Она воображала из меня сделать ту израильскую трубу, от которой упали стены иерихонские, даже много раз говорила: „подожди, Коля, надо потерпеть, тогда ты у меня будешь греметь проповедью во всю вселенную, против тебя никто не будет устаивать“ и т. д. Словом, Д. воображала, что я буду по силе, как Сампсон, а по проповеди – второй апостол Павел. Да и вы сами это подтвердите, даже во многом были очевидцами, например, на свадьбе у С., тогда я сидел рядом с Д., и она заставляла меня говорить вам поучения и сновидения, которых вовсе я не видал; также я ездил с разными поручениями от Д. на Охту к М... Это всё свидетельствует и ясно доказывает, что О. и Д. лжехристы; посмотрите в священное Писание, которое ясно говорит: „Тогда если кто скажет вам: вот здесь Христос, или там, не верьте. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки... Итак, если скажут вам: вот, Он в пустыне, не выходите; вот, Он в потаённых комнатах, не верьте“ (Мф.24:23,24–26). „Эти люди (как О. и Д.) имеют вид благочестия, силы же отрёкшиеся, таковых удаляйтеся. К сим принадлежат те (как О. и Д.), которые вкрадываются в дома и обольщают женщин простодушных, утопающих во грехах, водимых растленными похотями, всегда учащихся, и никогда не могущих дойти до познания истины. Как Ианний и Иамврий противились Моисею, так и сии противятся истине, люди, развращённые умом и невежды в вере“ (2Тим.3:5–8). „Ибо таковые лже-апостолы, лукавые делатели, принимают вид апостолов Христовых, и не удивительно; потому что сам сатана принимает вид ангела света“ (2Кор.11:13–14). Далее апостол предупреждает, чтобы не слушали таковых, как О. и Д.: „Были и лжепророки в народе, как и у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси и, отвергаясь искупившего их Господа, навлекут сами на себя скорую погибель. И многие последуют их разврату, и через них путь истины будет в поношении. И из любостяжания будут уловлять вас льстивыми словами (как О. с Д.), за это суд им давно готов, и гибель их не дремлет. Они (как напр., О. и Д.), как бессловесные животные, водимые природой, рождены на уловление и истребление, злословя то, чего не понимают, – в растлении своему истребятся. Они получат возмездие за беззаконие: ибо они полагают удовольствие во вседневной роскоши; срамники и осквернители, они наслаждаются обманами своими, пиршествуя с вами. Глаза у них исполнены любострастия и непрестанного греха, они прельщают неутверждённые души; сердце их приучено к любостяжанию; это сыны проклятия. Оставив прямой путь, они заблуждались (да и вас за собой увели), идя по следам Валаама, сына Восорова, который возлюбил мзду неправедную, но был обличён в своём беззаконии: бессловесная ослица, проговорив человеческим голосом, остановила безумие пророка. Это (как О. и Д.) безводные источники, облака и мглы, гонимые бурей: им приготовлен мрак вечной тьмы. Ибо, произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении. Обещают вам свободу, будучи сами рабы тления“... (2Пет.2:1–19). Эти священные слова сбываются и подходят к О. и Д. Эти-то богоотступники и лжехристы и сочиняют ваши излюбленные стихи, которые вы поёте на ваших собраниях и называете оные боговдохновенными, будто бы они открываются Богом только тому человеку, который много постится, – когда оный уснёт, тогда Бог ему говорит, какие надо написать стихи, и вы в этих стихах услаждаетесь, когда поёте их. Это верно, что они для вас усладительны и завлекательны, и они пленяют ваш слух и разбивают ваши чувства, даже прохватывают до самого сердца и отнимают у вас здравые соображения, – „дескать, какие это стихи и кем они написаны,“ – а вы, напротив, в стихах находите, что каждое слово слышится и поётся вам, будто бы оно самим Богом сказывается вам; поэтому эти стихи вас и завлекают и пленяют; да, они для плоти усладительны, а для духовного человека отвратительны. В этих стихах все фразы, слова и выражения подобраны и подбираются по внушению диавола, ибо в них каждая фраза и каждое слово услаждают плоть и возбуждают в человеке блудные воображения, которые так сильно и действуют на ваши сердца и завлекают вас в оные сети. Если бы вы сначала, чем петь оные, вдумались хорошенько в себя и задали бы себе вопрос: какие это стихи и кем написаны? – тут бы ваша совесть подсказала (она неподкупный свидетель – обличает человека во всех худых поступках); разумеется только надо прислушаться к ней, что эти развратительные стихи написаны богоотступными людьми О. и Д., у которых совесть, стыд и сожаление к ближнему исчезли. Для этих людей, как для О. и Д., ничего не стоит человека обмануть, ободрать его кругом, оставить его совершенно голым, как белочку; на чужой счёт пожить на широкую ногу, наговорить разной небылицы и несуразицы, выдать себя за Христа и содержать гарем, как у султана, в 20 жён и т. д. Это для О., как бы выпить стакан чаю, даже и того легче. Эти-то люди (О. и Д.) и сочиняют развратительные стихи. Но по слову Божию: „По плодам их узнаете. Собирают ли с терновника виноград, или репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а. худое дерево приносит и плоды худые. Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые“ (Мф.7:16–18).

Так и ваши лжехристы О. и Д. не могут написать и сделать хорошего, полезного и доброго, потому что у них развращённые сердца и гордые воображения, они на всех смотрят с презрением, а мысли и воображения их без умолку кричат: „мы не якоже прочие человецы... или как сей мытарь“ (Лк.18:11), а мы боги живые, несите и везите нам в жертву всё, что у вас есть, деньги и вещи. Это факт, когда бы вы ни шли к О. и Д., постоянно что-нибудь да несёте, кто пироги, кто винограду, кто печения и т. д., а Д. поднесли вызолоченый бокал. Притом ещё О. всех вас обобрал, и вы сами подтвердите мои слова, что это верно; О. и Д. обманщики, пустосвяты, лжехристы и т. д.

Но прошу вас, мнимые мои друзья, ради Господа нашего Иисуса Христа (разумеется Которого исповедует св. православная и апостольская Церковь, Который воплотился от Духа Святого и родился от Пречистой Девы Марии, пострадал ради нашего спасения до смерти, даже до смерти крестной), вы не думайте, что я это говорю про О. и Д. в суд или во осуждение. Нет! этого да не будет! „Яко Да не возглаголят уста моя дел человеческих“ (Пс.16:4). Судья нам всем Господь наш Иисус Христос, Который воздаст в день судный: „каждому по делам его“ (Мф.16:27). Мне хорошо известны слова Господа нашего Иисуса Христа: „Не судите, да не судимы будете“ (Мф.7:1). Это я высказал вам от жалости и боли моего сердца, наболевшего в течение 4-х лет, смотря на ваши ложные, богомерзкие и несбывчивые воображения и упования. Жалеючи вас, дабы вы не погибли в этих богомерзких и ложных упованиях, которым вас научают О. и Д., а обратились бы опять в лоно православной Церкви, которая взывает к вам: „Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я вас успокою“ (Мф.11:28). Оставьте свои тщетные, упования и уверенность в О. и Д. Вы воображаете, что О. и Д. боги, или живёт в них Христос. Нет и быть не может, всё это пустые ваши мечты. Бог один, Который сотворил небо и землю и всё видимое и невидимое... и кроме Сего единого Бога нет другого: „Нет иного Бога, кроме единого... Один Бог Отец, из Которого всё, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос“ (1Кор.8:4,6) ... „Один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех и во всех нас“ (Еф.4:6).

Вы на это скажете: „дескать, как же, ведь О. и Д. узнавали наши мысли и тайные наши дела, почему же это так?“ А вот почему. Вы, каждый, возвратите свои мысли и думы на тот момент, когда вы первый раз увиделись с О. и Д. и услыхали их ложное учение. Оно состояло в следующем, будто бы они (О. и Д.) знают все тайны. Если, дескать, вы уверуете в нас и примете наше учение, то и вы будете оные (тайны) знать; это раз, а второе, они обещались сводить вас в Эдемский сад, в котором распевают на разные голоса райские птицы, да притом, в оном саду можно будет увидеть Иисуса Христа и Самого Господа Саваофа. Далее, и это самое главное, вас пленяло и завлекало в оное ложное учение, когда вы согласились уверовать в О. или Д. и быть последователями их учения, тогда они дали вам заповедь, чтобы вы смотрели и узнавали, что делает прочая ваша братия шалопутов; когда узнаете что-либо о таковых, тогда передавали О. и Д. Оная заповедь возлагается и возлагалась на всех, тут и выходит так: я смотрю за тобой и передаю всё видимое О. и Д., а ты смотришь за мной и тоже передаёшь им. И таким образом, когда, ты являешься к О. или к Д., тогда они тебе и расскажут всё то, что ты делал в прошедший период: „вы, дескать, что хотите утаить перед Богом, ведь мне всё известно, что вы делаете и думаете“ и т. д. И вы тогда совершенно приходили в недоумение – „дескать, как он это знает“, и у вас тут является в воображении тот первый момент, когда вы увидали О. или Д., что они тогда вам наговорили разную чепуху и небылицы, что они боги, а вы тогда, без всякого колебания и рассудительности, бросались О. или Д. в ноги, а язык ваш бессознательно лепетал: „Господь мой и Бог мой“! Нет, друзья мои, это вы недоброе сделали, да и теперь продолжаете оное делать. Я не могу без содрогания, слёз и боли сердца моего помышлять об вас, что вы не можете принять хорошего и доброго. Я вам указываю спасение, которое только можно получить единственно в православной Церкви, а вы, как бессловесные, прильнули, одни к О., а другие к Д. Неужели вы не можете различить белое от чёрного и светлого от тёмного? да, на деле выходит, чтобы не можете; если вы сами не можете, то послушайте хоть меня. Прошу я вас и умоляю именем Господа нашего Иисуса Христа, возвратитесь опять к св. православной Церкви Христовой. Она „столп и утверждение истины“ (1Тим.3:15). Вы, не узнавши её учения и догматов, без суда и разбора, оставили святую Церковь Христову, а нашли себе какую-то неслыханную мерзкую еретическую церковь: будто бы в О-ве Христос, а потом перешёл в Д. Об этом даже страшно и подумать, на такое вы согласились богохульство: даже от одной мысли волосы на голове дыбом становятся. Вы вдумайтесь хорошенько, может ли что быть доброго от пьяницы и страшного блудника, как О., женившегося на второй жене, а ещё и первая жива. Кроме того, он всех вас обобрал, вы ведь сами должны хорошо знать, что простота ваша стоила кому рубли, а кому сотни, а одному последователю и тысячи рублей, а вся таблица простоты вашей, по моему подсчёту, простирается до 24.200 рублей; говорю это не на ветер, а, имея верные данные, могу подтвердить, назвав по имени каждого благодетеля. О. такой человек, что не только Христом, но и порядочным человеком он быть не может. Если бы описать его все поступки и действия, то у читавших волосы бы дыбом встали и мурашки заползали, но чувство скромности не дозволяет распространяться обо всех подробностях. А вы эти все поступки и дела знаете и видали, что он проделывает, и всё ещё верите ему. Тут только стоит задать себе вопрос, может ли что быть от О. и Д. хорошего, – в ответе получается: „По плодам их узнаете их“ (Мф.7:16).

Теперь посмотрим Д-ву, кто она? Да она жена старшего дворника А., малограмотная, гордая, самолюбивая, хитрая и своевольная баба, мужа замяла под каблук и сказала ему – молчи и рта не раскрывай, слушай меня во всём. Оно так и есть. О, велие безумие! Д. называет себя Христом, а муж перед ней благоговеет и раболепствует. Положим, что тут А. не виноват, он в знанье-то не далее вас ушёл, у него ещё более вас рисуются разные воображения. „Дескать, вот теперь моя жена Д. – Христос; скоро приидут к ней всяк земнородный и поклонятся ей, тогда-то мы и заживём по-царски; будем ходить в золоте и бархате и будем пить мёд и шипучие вина“. Да, по усам потечёт, а в рот не попадёт. Если это всё здраво разобрать и рассудить, то в итоге и получается кукольная комедия или ребячья игра. „Над кем вы глумитесь? против кого расширяете рот, высовываете язык? не дети ли вы преступления, семя лжи?“ (Ис.57:4). Тот же пророк обличает таковых лжехристов и пастырей, как О. и Д.: „Стражи их слепы и невежды: все они немые псы, не могущие лаять, бродящие лёжа, любящие спать. И это псы – жадные душой, не знающие сытости; и это пастыри бессмысленные; все смотрят на свою дорогу (нельзя ли ещё обобрать кого тысяч на двадцать), каждый, до последнего, на свою корысть; приходите, говорят, я достану вина (это также О. предлагает), и мы напьёмся сикеры; и завтра то же будут, что сегодня, да ещё и больше“ (Ис.56:10–12). Вы на это скажете, что, дескать, в Д. переселился Христос из О. по пророчеству Дуни (которая умерла), а я на это вам скажу, что Дуня постилась не ради Бога, а по наущению диавола, и вот она пропостилась четыре недели (разумеется не к ряду, а постепенно – дня три постится, а потом опять ест), да с голоду нахлебалась окрошки с квасом до того, что и жить не захотела (умерла 13 марта 1900 г.).

О таких пророках в слове Божием пишется так: „Я не посылал пророков сих, а они сами побежали. Я не говорил им, а они пророчествуют. Если бы они стояли в Моём совете, то объявляли бы народу Моему слова Мои и отводили бы их от злого пути их и от злых дел их. Я слышал, что говорят пророки, Моим именем пророчествующие ложь. Они говорят (как ваша лже-пророчица Дуня): мне снилось, мне снилось. Долго ли это будет в сердце пророков, пророчествующих обман своего сердца“ (Иер.23:21,22,25,26). „И сказал мне Господь: пророки пророчествуют ложное именем Моим; Я не посылал их и не давал им повеления и не говорил им; они возвещают вам видения ложные и гадания, и пустое, и мечты сердца своего“ (Иер.14:14). И вы этому ложному пророчеству поверили, да ещё, кроме того, и сами поститесь во имя лжецов и обманщиков О. и Д., и при этом не содрогаются ваши сердца и вы не боитесь суда Божия, на котором вы будете осуждены во ад на вечное мучение, „где червь их не умирает и огонь не угасает“ (Мк.9:46). Но ещё к одному злу прибавили другое зло, которое превосходит все древние преступления, даже горше самих бесов, они (бесы) узнали Иисуса Христа... „Иисусе, Сыне Божий, что Тебе до нас! Пришёл Ты сюда прежде времени мучить нас“ (Мф.8:29). А вы не узнали истинного Иисуса Христа, Который страдал ради нашего спасения, и распят был на кресте, и в третий день воскрес, а нашли себе О., а потом Д., да этим и хвалитесь и гордитесь, даже кричите: вот-де у нас Христос живой среди нас находится, а между тем, оправдания себе и своим лжехристам, вы нигде не найдёте в священном Писании, чтобы можно допустить О. и Д. в Христы, а скорее найдёте в священном Писании следующее: „Тогда, если кто вам скажет: вот, здесь Христос, или вот там, – не верьте. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки“ (Мк.13:21,22). „Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским“ (1Тим.4:1). Вот вам ясное свидетельство, которое обличает вас и ваших лжехристов О. и Д.

А что ещё вам за это готовит будущность, вот послушайте: „Се гряду скоро, и мзда Моя со Мною, воздати каждому по делом его“ (Апок.22:12). Возлюбленные мои товарищи, братия и сёстры о Христе! Трепещу и трясусь от страха, слыша слова сии и рассуждая. Кто сие глаголет? Бог, великий и грозный Судья. О чём глаголет? О том, что Он будет судить вселенную и воздаст каждому по делам его. Бедные вы и заблудшие овцы в шалопутстве! что вы думаете, слышавши слова сии? Сам Бог придёт судить вас и воздаст вам по делам вашим. От Него ничто не сокрыто, Он знает все ваши помышления. и скверные срамные дела и поступки, которые вы творили по приказанию О. и Д. Ужаснитесь и устыдитесь Господа. Я содрогаюсь только от одной мысли, когда думаю: „и если праведник едва спасётся, то нечестивый и грешный где явится?“ (1Пет.4:18). А ваши дела явно показывают: „блудник царствия Божия не наследует“ (1Кор.6:9), а у О. было поставлено за заповедь иметь хотя да десяти талантов, т. е. блудниц. „Пьяницы царствия Божия не наследуют“ (1Кор.6:10), а О., да и вы с ним, опивались до безумия, как и гласит пословица, – „у вас тот аппетит, покуда шапка не слетит“. „Воры царствия Божия не наследуют“ (1Кор.6:10), а О. говорит: воруй, сколько хочешь, да приноси к нему, за это ничего на будет. И за всё оное страшен и ужасен для вас будет тот день и час, в который Бог будет судить вас. Вы страшились и трепетали перед человеческим судом (на который вас хотел представить миссионер), но несравненно страшней будет Божий суд; вы перед миссионером врали, обманывали и не сознавались, когда он вас спрашивал, – ну, а на суде праведном Бог вас не будет спрашивать; на оном суде будут все ваши тайные дела и помышления открыты: „Обличу тя и представлю перед лицом твоим грехи твои“ (Пс.49:21). О ужасно страшно и без содрогания нельзя подумать о той вашей участи, которую вы заслуживаете своими тёмными и грязными делами.

Как вы явитесь в день судный перед Господом нашим Иисусом Христом, Которого вы отвергли, а нашли вместо Него О. и Д.? Апостол писал: „Какое общение Христу с Велиаром“ (2Кор.6:15). Когда в день суда увидите сидящего на престоле Судию праведнейшего, тогда возопиете: „Горы и камни! падите на нас и скройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца; ибо пришёл великий день гнева Его на нас“ (Апок.6:16). Но уже тогда будет поздно ваше раскаяние (Мф.25:30–46). Вы скажете: „за что же такая немилость“, а вот за что: „Обращающие благодать Бога нашего в повод к распутству и отвергающиеся единого Владыки Бога и Господа нашего Иисуса Христа (Иуд.1:4) называют себя мудрыми, а обезумели и славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку (как О. и Д.). „Они заменили истину Божию ложью и поклонялися и служили твари вместо Творца“ (Рим.1:23–25). Кроме того, слово Божие говорит: „за каждое праздное слово дадут Богу ответ“ (Мф.12:36), а вы о праздных словах и не думаете, а называете людей зверями, оскверняете себя разными обманами, и ненавистью ко всем, гордостью, – а „гордым Бог противится“ (1Пет.5:5). Не хотите повиноваться от Бога постановленному священству. Этого мало, вы ещё и поносите его разными неподобающими словами, которые без содрогания и высказать нельзя, а того не подумаете, что, понося и позоря священство, этим произносите хулу на Духа Святого: „Итак внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас (священников) блюстителями, пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрёл Себе кровью Своею“ (Деян.20:28), а „хула на Св. Духа не простится вам ни в сём веке, ни в будущем“ (Мф.12:32).

Теперь обращаюсь к тебе, Д.! Прошу тебя, Господа ради, послушай твоего бывшего мнимого евангелиста и верного слугу. Ты тогда слушала меня и поручала мне разные тайные дела, которые я исполнял аккуратно. Вследствие моей верной и аккуратной службы тебе, ты хотя послушай, Господа ради, не ради моих интересов, а ради своей истомлённой в шалопутстве души. Что же ты, святотатственная похитительница Христовой и церковной власти? Ты хочешь стереть с лица земли Церковь и веру православную, захватываешь в свои объятия ложного учения простецов и неграмотных, и этим думаешь разделить и разрознить православных христиан с Церковью. Но этого никогда тебе не сделать. Ты только могла разделиться с О., уговорила его клевретов и большую половину слепых последователей и стала во главе их „Христом“. А тут трудно тебе идти против рожна, как некогда шёл против оного св. апостол Павел, но его Господь просветил (Деян.8:4–6). Иди в Церковь православную, а там тебе сказано будет, что надо делать. Жалко мне тебя, даже очень жалко, я без слёз не могу подумать о тебе, что ты погибаешь по неведению; но что же делать; сотворившему нас Господу Иисусу Христу, Тому и более жалко. Он нас сотворил и ради нашего спасения пострадал, пролил Свою пречистую кровь на кресте грех наших ради. Пора тебе возвратиться в св. Христову Церковь и насладиться от Бескровной жертвы, которая и за тебя приносится ежедневно за божественной литургией. Пора возвратиться, ибо Господь тебя зовёт: „И беззаконник, если обратится от всех грехов своих, какие делал, и будет соблюдать все уставы Мои и поступать законно и праведно, жив будет, не умрёт. Все преступления его, какие делал он, не припомнятся ему... Разве Я хочу смерти грешника и беззаконника – говорит Господь Бог. Не того ли, чтобы он обратился от путей своих и был жив... Отвергни от себя все грехи твои, которыми грешила ты, и сотвори новое сердце и новый дух; зачем тебе умирать в грехах“ (Иез.8:21–28,31). Пора возвратиться: „Господь опять умилосердится над тобою и изгладит беззакония твои и ввергнет в пучину морскую все грехи твои“ (Мих.7:19). Пора, возвратись, Господь говорит: „Изглажу беззакония твои, как туман, и грехи твои, как облако; обратитесь ко Мне, ибо Я искупил тебя“ (Ис.44:22). Пора, обратись, Господь говорит тебе: „Снимите с неё запятнанную одежду, а тебе говорит: смотри, Я снял с тебя вину твою и облеку тебя в одежды торжественные“ (Зах.8:4). Когда ты возвратишься в Церковь православную и причастишься св. Христовых Таин, тогда в твою душу воротится то спокойствие, которое ты потеряла, блуждая на стране далече, как блудный сын. Наконец, стань, как столп крепкий, против всех колебаний мысленных и козней дьявольских; побори борющих тя супостатов, будь предводительницей твоего заблудшего стада, потеки быстро в Церковь православную с ним, „яко елень на источники водные“. Покажи на деле себя предводителем, который должен всегда идти вперёд и вести за собой своё стадо; будь примером доброго подражания в среде вашей; глядя на тебя и остальные пойдут за тобой; когда ты первая войдёшь в Церковь Христову, то и венец первый получишь от Господа. Раздери все сети вражие, которые удерживают всякого человека, откладывающего время возвратиться в Церковь. Ты подумай, что ты не одна войдёшь в св. Церковь, но ты своим примером многих приведёшь ко Христу. Тогда на тебе исполнится слово Христово: „Се аз и дети, яже ми дал еси“. Обрадуешь на небеси всю небесную силу, полки бесплотных сил восплещут руками и возрадуются о тебе и всех твоих последователях. Прошу тебя, Господа ради, не откладывай спасительного времени, которое ещё благоприятствует к твоему спасению: „вот теперь время благоприятное, вот теперь день спасения“ (2Кор.6:2). Жизнь наша сокращается, дни к смерти приближаются, смертная секира уже давно при корне лежит, только ожидает повеления посечи нас. А после оного, – ах! и увы! да уже будет поздно; тогда нас не спросят, а свяжут по рукам и ногам и бросят „в тьму кромешную на вечное мучение, где плач и скрежет зубов“ (Мф.8:12). Возвратись, зачем медлишь? Господь ожидает тебя к покаянию до последнего издыхания, а когда провидит Его всевидящее око, что ты не искренно к Нему прибегаешь и приступаешь, но леностно, рассеянно и нерадиво, тогда Господь премилосердый отвращает от тебя всю свою святую помощь и попечение, а враг диавол берёт верх полной своей власти и отвлекает тебя от своего спасения, и украдывает от тебя самое дорогое и спасительное время, и оттягивает день за день, неделю за неделей, и это будет без конца. Ты и раньше меня спрашивала, – „а что, Коля, может ли баба Христом быть?“ Я тогда тебе на это ничего не говорил, потому что ты бы меня не стала принимать, а теперь скажу: баба Христом быть не может, также никто и другой не может быть. Вот теперь и смотри: направо грязное и мерзкое болото шалопутского учения, а напротив адская пропасть, влево и назади бездна непроходимая. Что теперь тебе остаётся делать? А вот что: встать, да и бежать в св. православную Церковь. Расскажи Церкви свою глупость и грязное заблуждение. Ты тут не виновата, а это диавол над тобой подшутил, а ты его и послушала, и пошла за ним. Он тебя и увёл в непроходимое и грязное болото к шалопутам, в котором и утопаешь заживо, да ещё не одна только твой муж и дети твои, также твои верные поклонники. Прошу, Господа ради, выходи и выводи за собой оных простецов, тебе подают руку помощи.

В заключение моего длинного письма, обращаюсь к вам, мои мнимые друзья и товарищи. Со слезами и болезнью моего сердца прошу вас и умоляю, именем Господа нашего Иисуса Христа, не оставьте моей величайшей просьбы, бросьте богомерзкое шалопутское учение и возвратитесь опять к матери Церкви православной. Помолимся вместе и прольём слёзы покаяния и попросим Господа Бога Спаса нашего Иисуса Христа Он сказал: „приходящего не изгоню вон“ (Ин.6:87). Да соберёт Он, премилосердый, всех вас во едину св. соборную апостольскую Христову Церковь: „да будет, едино стадо и един пастырь (Христос)“ (Ин.10:16). Также вас зовёт божественным гласом Христова Церковь, глаголя: „Люди мои, что сотворила вам? Или чем, оскорбила вас? Или чем обидела вас?“ Слушайте небеса, и внимай земля, потому что Господь говорит: „Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня. Вол знает хозяина своего и осёл – ясли господина своего“; а вы, шалопуты, не знаете меня. „Увы! народ грешный, народ, обременённый беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные!“ (Ис.1:2–4). Оставили Господа – и нашли О. и Д.

Послушайте вы, слепые шалопуты, что Господь говорит: „переменил ли какой народ богов своих. Хотя они и не боги, а Мой народ променял славу свою“ на О. и Д. Подивитесь сему небеса, и содрогнитесь, и ужаснитесь. Говорит Господь: „ибо два зла сделал народ Мой: Меня, источника воды живой, оставили и высекли себе водоёмы разбитые (О. и Д.), которые не могут держать воды... Накажет вас нечестие ваше, и отступничество ваше обличить. вас: итак, познай и размысли, как худо и горько то, что ты оставил Господа Бога твоего и страха Моего нет в тебе, говорит Господь Бог Саваоф. Ибо издавна Я сокрушил ярмо твоё, разорвал узы твои, и ты говоришь: не буду служить идолам“, а между тем нашли О. и Д. (Иер.2:11–13,19,20). Слыша эти слова, люди стоят без ответа, да им и отвечать нечего, потому что они ничего худого невидали от святой Церкви, кроме попечения и ласки, она их окрестила св. крещением, низвела Св. Духа, а они это все променяли на О. и Д.

Теперь остаётся вам сказать, откуда взялось ваше шалопутское учение, и кто его учредитель. Это некто был Порфирий Петров Катасонов, крест. села Перевозова, Тамб. губ., Борисогл. у. Он сначала был хлыстом, а потом завербовал некоторых из последователей хлыстов и объявил себя Саваофом. Это было около 1875 г., а в 1886 г. Катасонов умер, и его место занял Роман Петров Лихачев, мещ. гор. Ейска, проживавший в ст. Старощербиновке, Куб. обл. В последнее время у Лихачева явились конкуренты – Пётр Лардухин, мещ. гор. Георгиевска, Ставр. губ., а в настоящее время Григорий Шевченко. Что же касается наших лжехристов О. и Д., то их там и не знают. Спросите О. и Д., с которых пор существует шалопутское учение? Они, разумеется, вам скажут: от Порфирия Петровича Катасонова; тогда вполне обличится их лжехристовство, потому что Катасонов жил недавно, а раньше его никого не было. Вера православная существует уже 1901 год от Рождества Христова, а ваша шалопутская вера существует всего около 30 лет.

Затем желаю вам скорого обращения в лоно православной Церкви. Если вам вздумается написать что-либо, то вот мой адрес. Г. Сольвычегодск, Волгодской губ., Николаево-Корятемский монастырь, послушнику Н. Н. Волочугину.

Н. Волочугин

Усов. Я сказал и ещё раз повторяю, что епископы и таинства не составляют существенных признаков Церкви Христовой. В „Книге о вере“ пишется: „ныне никаковым иным образом познати можем, кая бяше истинная Церковь, разве точию от писания, и сие чесо для? понеже вся вещи, иже суть свойственне, и истинно Христовы, и еретицы имут её раздрании, подобные имут Церкви, такожде святого писания, подобные епископы, и иные в духовном чину клирики, подобное крещение, подобные святости, и ины вещи вси наипаче же самого Христа“ (л. 215 об.). Спрашивается: как же познать истинную Церковь? Ответ ясен, что познаётся она по истинной вере, по содержанию святоотеческого учения и преданий, а не по епископам. При содержании одного только правого учения Церковь Христова, и не имея епископов, остаётся святой, непорочной и непобедимой. Это учение св. Иоанн Златоустый выражает в следующих словах: „если епископ не находится среди своего стада, чтобы руководить им, пусть овцы сами возьмут на себя обязанности пастыря. Робкие, которые ссылаются на этот предлог, уклоняясь от собраний, изменяют долгу веры. Разве в Вавилоне нуждались в алтаре, храме и первосвященнике для исполнения закона?“ (Тьерри: „Св. Златоуст и царица Евдоксия“, стр. 389). И в другом послании: „Я пришёл радоваться вашим добродетелям; я слышал, как вы боролись с еретиками и укоряли их в неправильном совершении крещения. Напрасно ли я говорил, что чистая жена во отсутствии мужа отвергает прелюбодеев, овцы в отсутствии пастыря прогоняют волков, что без кормчего пловцы спасли корабль, без вождя воины одержали победу, без учителя ученики сделали успехи, без отца сыновья укрепились“ (Слова и бесед. на разн. случ. т. 2, стр. 520).

Итак, теперь всем ясно, что Церковь Христова может быть без епископов: отсутствие их не препятствует ей оставаться святой. О. миссионер думает, что св. Церковь есть что-то подобное машине, что она всегда должна быть в одинаковом виде... Нет, такое понятие его несправедливо: жизнь святой Церкви не подлежит не только законам техники, но и законам человеческих умозрений, а управляется по иным, высшим законам: „понеже Господь различными образы управляет Церковь свою в мире сём, говорит преосвященный Ириней, архиепископ Псковский, иногда аки во гробе затворяя оную, иногда аки от смерти восставляя, иногда аки древо до корене посекая (что касается до внешнего вида), иногда паки возустрояя, убо блюстися подобает, да не судим о том по чувствам нашим и по плотскому мудрованию, еже Господь провещевает о управлении Церкви своея. Ибо спасение её часто бывает сокрыто от умов и от очес человеческих. Господь не привязывает себя к человеческим средствам, ниже к обыкновенному порядку природы: но хощет силою своею превышать всё то, что не воображают человеческие умы“ (Толк. на 10 ст. 1 гл. пр. Осии). Ум о. миссионера и всех, подобных ему, защитников казённого православия, или никонианской Церкви, предполагает, что общество христиан, не имеющее среди себя епископа, не может именоваться св. Церковью; но такое предположение их ума, как нами основательно доказано приведёнными свидетельствами, есть заблуждение.

О. миссионер читал нам, что епископ есть глава видимой Церкви. Пусть это будет так. Но ведь глава имеет два глаза и, по учению св. отцов, один глаз есть епископы, а другой священники: священники же в нашей Церкви были. Св. Афанасий Великий, толкуя слова св. Евангелия: „аще око твое десное соблажняет тя, изми е и верзи от себе“, говорит: „идя путём непогрешительным и живоносным, исторгнем мы у себя соблажняющее око, но не чувственное, а мысленное; так, например, если епископ, или пресвитер, как очи Церкви, живут худо и соблазняют народ, то надлежит их извергнуть, ибо лучше без них собиратися в молитвенный дом, нежели с ними, как с Анною и Каиафой, ввергнуться в геенну огненную“ (Твор. его, кн. 4, стр. 479). Из этих слов усматривается, что Церковь Христова может оставаться и без епископов, и когда они будут извержены, тогда и она спасётся. Нам возразят, что епископа может извергать собор епископов, но это правило применяется только к епископам, ведущим порочную жизнь, а от еретиков епископы должны отделяться ещё до суда над ними, как это заповедует 15 правило второпервого собора. А так как мы зазрили в ереси всех епископов, то и вправе были отделиться от них. Возразят снова, что все епископы не могут уклониться в ересь, но и это возражение несправедливо: не только все епископы, но и вся Церковь может впасть в ересь, что мы сейчас и докажем. Препод. Викентий Лиринский говорит: „как поступить христианину кафолику, когда какая-нибудь частица Церкви отсечётся от общения со всеобщей верой? Как иначе, если предпочесть заражённому и повреждённому члену здоровье всего тела? А если вновь явившаяся какая-нибудь зараза покусится пятнать не частичку уже Церкви, а всю вместе Церковь? и тогда он должен позаботиться пристать к древности, которая не может уже быть обольщена никаким коварством новизны“ (Памяти, зап. гл. 3). Пятно заразы, как видите, может запятнать, т. е. уклонить в ересь всю Церковь, и не одних только епископов. Что же тогда делать? Держись древности, – и спасёшься. Мы и остались при этой древности, мы не захотели принимать никаких новшеств Никона, и потому мы и есть истинные христиане кафолики. Блаж. Иероним говорит о св. Церкви: „если она впадёт в ересь, повелевается ей выйти из неё, и восприять украшение прежней веры, а если она восстанет, то обещаются ей награды святости и воздержания“ (ч. 8, стр. 261). Видите: вся Церковь может впасть в ересь. Она при Никоне и пала. Но жалко, что повеление – выйти из ереси – она не выполняет, а только некоторые священники, а затем митр. Амвросий послушались этого гласа, восприяли прежнее украшение веры, т. е. все древние обряды церковные, а последние епископы ещё погрязают в заблуждении... Сопоставляя только что приведённые мной доказательства с ранее указанным фактом падения в неверие всех апостолов, мы должны принимать за истину то положение, что все епископы могут уклониться в ересь, и Церковь без всякого ущерба остаётся и без них святой. Эта истина теперь для всех ясна. Но подтвердим её доказательством. В „Книге о вере“ на 213 листе написано, что по отпадении в унию всех епископов малороссийских Церквей – „святая Церковь слепа бяше“. Обратите внимание: и без епископов Церковь называется святой. Следовательно, и наша Церковь, хотя и оставалась без епископов, но была святой, а спасение и возможно получить только во святой Церкви, т. е. в нашей.

Миссионер. „Истину рече св. Павел, и ничтоже дивно есть, ибо сама правда через его глагола, яко еретицы не ведят, что глаголют и о чесом утверждаются“ (Толк. Апост. л. 548). Не ведает и Усов, какое заблуждение он проповедует своим учением, отвергая священную иерархию и таинства. В оправдание своего лжеучения он указал на слова „Книги о вере“ (л. 215), что иерархия и таинства есть и у еретиков, поэтому эти два признака, по его мнению, и несущественны. Но ведь в приведённых им словах сказано, что еретики имеют „наипаче же самого Христа“, значит, и пребывание со Христом не существенно важно, потому что Его имеют и еретики? У еретиков есть крещение, значит, и оно не нужно? По поводу таких рассуждений Усова только можно сказать: „аще кому треба бывает некоего дерева кривого, а не обрящет ли такового; тогда: и правое туды кривит, куды ему надобно есть“ (Книжица о вере, печ. в Остроге в 1588 г. л. 203).

Лжесвященник Василий Механиков, проживавший раньше здесь, в Ростове, а теперь проживающий в Туле, ссылаясь на приведённые мной слова Катехизиса, говорит в своём сочинении, под заглавием „Историко-каноническое обозрение старообрядческого общества“: „Краткое понятие о созданной Господом Церкви, долженствующей существовать, в указанном виде, постоянно, как вечно живой и спасительный организм, как корабль, плавающий по волнам мира сего, может быть выражено так: Церковь есть Богом установленное общество верующих в Иисуса Христа – Бога нашего, соединённое единой верой, законом Божиим, священноначалием и таинствами. Это, между прочим, и есть её существенные признаки православия“ (л. 139–141). „Священноначалие, подразделяемое на три степени или чина – епископа, пресвитера и диакона, – имеет значение для Церкви Христовой весьма важное и необходимое. Важное потому уже одному, что оно есть установление Божие. Необходимое же и потому, что без него не может быт ни Церкви, ни освящения“ (л. 146 об.). „Мы должны веровать с полным убеждением в ту истину, что св. Церковь установила и содержит седмь церковных таинств; и эти седмь таинств есть одни из существенных признаков её православия. Кто приемлет и верует, что в св. Церкви должны быть седмь таинств, тот есть истинно-православный христианин, а кто отрицает, хотя и одно из них, есть еретик“ (л. 201). Кому же, братия старообрядцы, вы должны теперь верить: своему ли бывшему духовному отцу или Усову? А обоим им верить нельзя, так как они резко противоречат один другому и взаимно опровергают и обличают один другого.

В подтверждение той мысли, что Церковь Христова, может быть без епископа, Усов сослался на слова св. Иоанна Златоустого: „если епископ не находится среди своего стада, чтобы руководить им, пусть овцы сами возьмут на себя обязанности пастыря“. Но эти слова св. Иоанн писал таким христианам, которые без епископа не оставались: он был, но только временно не находился среди стада, как ясно видно из следующих слов историка-летописца Барония: „Святый Иоанн и с пути, и с Кукус, идеже лето поживе, многие эпистолии великим витийством писа к епископам, дабы имели попечение о Церкви Божией, сущей в волнении“. Следовательно, несправедливо учит Усов, говоря, что св. Златоуст допускает возможность существования Церкви Божией без епископов: „не может Церковь без епископа быти“, утверждает св. отец (Марг. житие св. И. Злат.). Второе доказательство находит Усов тоже в словах св. Иоанна: „чистая жена и в отсутствии мужа отвергает прелюбодеев“ и далее...

Но слова эти не подтверждают мысли Усова. Они были: сказаны по следующему случаю. Св. Иоанн отправился из Константинополя в Азию для усмирения епископов и улучшения Церквей, а перед отъездом своим временное управление константинопольской Церковью вручил своему другу – сирийцу Севериану, епископу Гавольскому. Сирийцы возгордились этим и употребили все усилия: к тому, чтобы Златоуст был низложен, и на его место назначен Севериан. Партию сирийцев поддерживала и царица Евдоксия. Но приверженцы св. Златоуста твёрдо стояли за своего пастыря, будучи связаны с ним крепкими узами любви. Об этой-то верности паствы своему законному пастырю и говорит св. Златоуст, называя её чистой женой и в отсутствии мужа (т. е. его – Златоуста) отвергающей прелюбодеев, т. е. желавших незаконно» восхитить престол, принадлежавший ему.

Где же здесь подтверждение той мысли, что Церковь. Христова может быть без епископа? Приведённые далее слова преосвященного Иринея: „понеже Господь различными образы управляет Церковь Свою“ показывают только непобедимость св. Церкви, которая без епископов быть, никогда не может. Это не моё учение, не соображение моего ума, как ложно говорит Усов, а учение всей св. Церкви. Чтобы ни случилось со св. Церковью, каким бы нападениям со стороны своих врагов она ни подвергалась, какие бы гонения ни постигали её, она остаётся непобеждённой. Например, ярость гонителей достигает крайних пределов; они думают, что уничтожили, умертвили её, загнали во гроб, выбивают даже медали „в память уничтожения христианского заблуждения“, но горько потом сознают, что ничего не достигли, так как видят св. Церковь торжествующей, как бы восставшей от смерти; кажется им, что они как бы до самого корня посекли её, но и здесь убеждаются потом, что это грубая ошибка с их стороны, ибо видят св. Церковь ещё крепче, ещё сильнее, как бы вновь созданную. Поэтому, поучает преосв. Ириней: „убо блюстися подобает, да не судим о том по чувствам нашим и по плотскому мудрованию, еже Господь провещевает о управлении Церкви Своей“. Плотское мудрствование говорит иногда в лице врагов св. Церкви, что она может быть побеждена, может остаться без епископов, может даже впасть в ересь, т. е. совсем уничтожиться, как это по плотскому мудрованию проповедует и Усов, но такого мудрования, говорит преосвящ. Ириней, как заблуждения, „убо блюстися подобает“, т. е. опасаться и ни под каким видом не доверяться ему.

Далее Усов говорит, что „епископ глава Церкви, но эта глава имеет два глаза: один глаз – епископ, а другой – священник“. А так как у старообрядцев были только одни незаконные священники, то старообрядцы и имели только один, и притом безжизненный, вырванный из чужой головы, глаз. Но этот глаз был для них бесполезен, так как, не имея головы – епископа, они не могли дать ему места в своём теле. Да если бы даже они и умудрились пристроить этот глаз где-нибудь помимо головы, и тогда их Церковь была бы всё-таки одноглазой, кривой, каким-то чудовищем с одним глазом, вставленным в голову. Слова же св. Афанасия: „идя путём непогрешительным и живоносным, исторгнем мы у себя“ худо живущих епископов и пресвитеров, показывают прежде всего, что здесь речь идёт о частных лицах – епископах и священниках, ведущих несоответствующую их сану жизнь, а не о всех епископах и священниках. Затем св. Афанасий говорит, что таких недостойных епископов или священников исторгнем, – извержем из сана мы, т. е. епископы, так как он был епископ. Его слова вполне согласны с 12 пр. Карфагенского собора, в котором определяется: „епископа, в некоей вине суща, аще не весь собор области тоя, обаче дванадесять епископ да судят, пресвитера же шесть, и диакона трие“. Следовательно, в Церкви Христовой всегда будут епископы нравственные, незазорные, которые и будут извергать „сущих в вине некоей“. У старообрядцев же не было ни одного епископа. Как же они могли извергнуть всех епископов, зазрить их в худой жизни, или даже в ереси? Они восхитили не принадлежащее им право суда над епископами и через это сделались, по словам 2 пр., купно всех св. апостол богоборцами. Усов сознаёт это и спешит оговориться, что за нравственный грех нельзя отделяться от епископа, а от еретика – епископа должно отделиться до суда над ним (15 пр. второперв. соб.), Правда, должно отделиться, но должно тотчас же о своём отделении довести до сведения собора епископов и указать ересь епископа, из-за которой отделились. Если суд епископов найдёт по исследовании, что епископ, действительно, еретик, и что отделение его паствы было законное, тогда эта паства принимается, как истинно-правоверная. Если же окажется, что отделение было незаконное, что епископ никакой ереси не содержал и не проповедовал, то отделившиеся подвергаются наказанию, как клеветники на своего пастыря и возмутители церковного спокойствия. Отделение наших русских раскольников также рассматривалось на соборе епископов – русской и восточной Церквей. Собор этот нашёл, что отделение раскольников было незаконное, а так как они и после соборного рассмотрения и определения не захотели подчиниться суду собора, то и преданы отлучению и клятве. Усов, конечно, возразит, что все епископы тогда заблудились, и только одни они не могли заблуждаться и понимали истину лучше, чем вся св. Церковь. Своё нечестивое учение о возможности падения в ересь всей Церкви Усов осмеливается приписывать даже Викентию Лиринскому и бл. Иерониму. Но Викентий Лиринский такого учения никогда не проповедовал. Он только в форме вопроса условна спрашивает: если какая-нибудь зараза (ересь) покусится пятнать св. Церковь, что тогда должен делать христианин? и отвечает, что он должен пристать „к древности“. По понятию Усова, „покусится запятнать“ и „запятнает“ – выражения однозначащие. Но тогда ему придётся допустить, что диавол искусил Господа, так как он покушался на сие. Но как диавол не мог искусить Господа, хотя и покушался на это, так и св. Церковь не может быть запятнана ересью, если еретики и покушаются запятнать её, „зане сам Христос спасает ю“ (кн. В. Катех). „Церковь пребудет на сей земле не на короткое время, поучает бл. Августин, но до конца века... Церковь не будет побеждена, не искоренится, не уступит никаким искушениям, доколе не настанет конец мира“ (толк. на 60 псал.).

Приведённые Усовым слова бл. Иеронима тоже не подтверждают мнения о падении в ересь всей св. Церкви. Они сказаны бл. Иеронимом в толковании на слова прор. Исаии: „восстань, восстань, облекись в силу твою, Сион! облекись в славу одежды твоей, Иерусалим, город Святого: ибо уже не будет более проходить через тебя необрезанный и нечистый“ (гл. 52, ст. 1). Сначала бл. Иероним толкует их по историческому смыслу, доказывая, что Сион и Иерусалим составляют один город, который „по причине богохульства и наложения рук на Господа не мог быть святым“ (Матф. 27); восстал же Иерусалим и облёкся в славу свою тогда, когда в нём „многие тысячи иудеев уверовали“ в Спасителя мира. Затем бл. Иероним эти слова пророка относит к падению и восстанию каждого человека и, наконец, применяет их к Церкви. „Тоже можно сказать и о Церкви, которая есть видение и высота мира. Если она впадёт в ересь, повелевается ей выйти из неё и воспринять украшение прежней веры“. Но это условное выражение – если впадёт – можно применять только к частной или поместной Церкви, а не ко вселенской. О вселенской же Церкви тот же бл. Иероним говорит: „Род человеческий был сохранён в лице одного человека Ноя, которому Я (Господь) поклялся, что более не будет наводим потоп на землю, и обещание Моё доселе исполнялось и никогда не сделается недействительным. Так клянусь Церкви Моей, которую для себя Я искупил Своей кровью, что Я более не буду гневаться на помилованных Мною и милость Моя не переменится ни на какой строгий укор. Ибо скорее горы и холмы поколеблются, нежели Моё определение изменится“. Сообразно этому и в Евангелии говорит: небо и земля мимо идет, словеса же Моя не мимо идут (Мф.24:35). Определение же Божие о св. Церкви таково, что врата адовы – еретики не могут одолеть её и завлечь в свои пагубные сети. И св. Александр Александрийский пишет: „Исповедуем единую кафолическую и апостольскую Церковь, непобедимую всегда, хотя бы вооружился на неё весь мир, и победоносную над всяким нечестивым восстанием неправославных“ (Посл. об арменск. ереси). Итак, г. Усов не мог доказать того, что все епископы могут впасть в ересь, а тем более не может он подтвердить своей нечестивой мысли о возможности падения в ересь всей св. Церкви. Усов говорит, что, хотя их общество было и слепой Церковью, но всё же святой. Так будто бы учит Книга о вере. Но „Книга о вере“ говорит, что святая Церковь – малороссийская только – поместная, лишилась епископов и то не всех, так как и в то время в Малороссии было два православных епископа (л. 210), а в северной России и на востоке все епископы были православные (л. 232), и с этими епископами малороссийская Церковь была в общении; следовательно, она без своих православных епископов никогда не оставалась и потому пребывала святой Церковью. Старообрядческое же общество не таково: оно лишилось всех епископов и, как слепое, не могло быть путеводителем ко спасению.

Усов. Из всей этой речи о. миссионера я пришёл только к такому заключению, что ничего дельного он сказать не мог, а лишь показал своё искусство „перекорёживать“ мои доказательства. Быть может, кто-нибудь не согласится со мной и скажет, что о. миссионер приводил доказательства о необходимости во св. Церкви трёхчинной иерархии. Да, он приводил слова Евангелия из 95 зач. от Луки с толкованиями блаж. Феофилакта, но перекорёжил их так, как ему хотелось. Мы покажем вам настоящий смысл этих слов, и вы тогда сами убедитесь, какого качества его доказательства. Вот слова, приведённые о. миссионером: „Человек некий добра роду иде на страну далече, прияти себе царство, и возвратитися. Призвав же десять раб своих, даст им десять мнас, и рече к ним, куплю дейте доньдеже прииду“. Человек добра роду – Христос Спаситель, рабы – пастыри Церкви: епископы, пресвитеры и диаконы, как толкует бл. Феофилакт. Этим рабам Господь повелел куплю деяти до Своего пришествия. Посмотрим теперь, что вышло из сего повеления Господня. „И бысть, говорится в Евангелии, егда возвратитися, приим царство, рече, пригласит рабы тые, имже даст сребро, да увесть какову куплю суть сотворили. Прииде же первый глаголя: Господи, мнас твоя придела десять мнас; и рече ему: благий и верный рабе... и прииде вторый, глаголя: Господи, мнас Твоя сотвори пять мнас (ублажил Господь и второго раба), и другий прииде, глаголя: Господи, се мнас твоя, тоже имех положену во убрусе, бояхся тебе, яко человек яр еси, вземлеши егоже не положи и жнеши егоже не сеяв. Глагола же ему: от уст твоих сужду ти, лукавый рабе“. Видите, Господь называет верными рабами только двух первых, а третьего лукавым: и этот неверный, но лукавый раб – есть епископ. Поражены, о. миссионер? Но потерпите и увидите доказательство. Бл. Феофилакт говорит: „раби же, имже Церкви поручи... диакони... пресвитери... и архиереи“. Диаконы и пресвитеры оказались верными, а архиереи лукавыми. А у нас эти верные рабы Господни были всегда, без лукавых же можно всегда обойтись. Теперь посмотрим, как толкует о. миссионер наши доказательства. На основании 112 зач. от Луки мы доказали, что все апостолы впали в неверствие, а, следовательно, основательно говорили мы, могут впасть в заблуждение и все епископы. В такой мысли нас утверждает и св. Афанасий Великий, в толковании на слова Псалмопевца: не постыдятся во время люто (Пс.36:19), сказавший: „во время гонений, при оскудении учителей, Сам Господь Духом Своим Святым пропитает верующих в Него“ (кн. 4, стр. 146). А на нашу св. Церковь были и продолжаются такие гонения, что только Сам Господь и мог защитить её и не допустить до полного одоления... Мы не имели епископов не потому, чтобы не хотели иметь, а за их отпадёте от истины, за их злое учение. И в этом мы имеем себе защитником св. И. Златоуста, который поучает: „повинуйтеся наставником вашим и покаряйтеся. Что убо, рече, егда зол будет, не повинемся ли? зол, как глаголеши? аще убо веры ради бегай его и отрицайся“, а несколько выше говорит: „лучше не от единого водиму быти, нежели от злого водиму быти“ (Бесед. на 14 посл. стр. 3113). Итак, мы вправе были оставаться без епископов. Скажет, пожалуй, о. миссионер, что без епископов Церковь безглавная, но где же он найдёт, чтобы епископы считались действительною главою Церкви? Такого учения у святых отцов нет, а принадлежит оно еретикам-католикам. Сошлётся на толкование 55 апостольского правила. Но там сказано, что епископи „именуются“ главою церковного телеси, а не всей Церкви. И в „Книге о вере“ на л. 57 говорится: „а сие и простейший поняти может, яко во едином теле две главы не могут быти. И диво бы то было; обаче змием сие свойственно есть, а не телу церковному. Сего не попусти Бог ниже помыслити нам“. А никонианская Церковь считает своей главой и Христа, и епископов, значит, их Церковь двухглавная, змееобразная! Наша же св. Церковь, хотя и не имела епископов, но никогда их и не отрицала; хотя и не всегда совершалось в ней таинство священства, но священники всегда были. Ведь и в никонианской Церкви не всегда совершается это таинство, а иначе их архиереям пришлось бы постоянно стоять с протянутыми руками. У нас не было только гребцов, а их корабль был дырявый, а на дырявом корабле далеко не уедешь. Св. Синод уж на что не любил нас, а должен был-таки сказать правду, что у нас всё главное, нужное для спасения, есть. Так, в книге „Увещание“ он говорит нам: „скажите вы, именующиеся староверы, скажите вы, вопрошает вас святая Церковь Христова: скажите, почто вы от нас отлучаетесь? Вы в единого Бога, в Святей Троице славимого, веруете так, как и мы; вы Спасителя миру Господа нашего Иисуса Христа исповедуете так, как и мы; вы священное Евангелие и святые вселенские и поместные соборы за правило веры и благочестивого жития почитаете так, как и мы; вы ожидаете воскресение мёртвых так, как и мы; вы содержите, что имеет быть награждение благим, и наказание злым так, как и мы. А в сих членах содержится вся сила веры... В сих членах состоит вся веры Евангельские сила: а в силе сей вы с нами согласны“ (л. 35). Итак, сам ваш Синод заявляет, что мы в спасительной вере не погрешаем. И это правда: мы не погрешаем, а погрешает никонианская, дырявая Церковь, поэтому-то мы от неё и отделяемся, как от еретической. Зато, что у нас 180 лет не было епископа, ваша дырявая Церковь нас никогда не судила, а судила совсем за другое, и при том несправедливо. Итак, наша св. Церковь есть едина святая, соборная и апостольская Церковь, а ваша Церковь новая – Никонова, а не Христова: как до Ария не было арианства, так и до Никона не было никонианства. Вопрос о Церкви теперь для всех ясен, и продолжать об этом беседу будет лишним препровождением времени. Пусть лучше о. миссионер покажет нам, почему он не хочет признать законными пастырей нашей св. Церкви. От этого вопроса я не отступлюсь!

Усов в волнении сел. Встаёт ростовский мнимый священник Филипп М. Привалов.

– Позвольте и мне сказать несколько слов, – обратился он к о. миссионеру. – Видите ли, – продолжал он, – наш почтеннейший защитник вполне основательно доказал, что наше общество есть едина св. Церковь, а что епископы все могут уклониться в ересь. В подтверждение этого он приводил евангельские слова. А что может быть достовернее этих слов? Если же Евангелие поучает, что последний чин иерархии, т. е. епископы, впадут в ересь, так перед таким учением мы должны только благоговейно умолкнуть. Но вы возразите, что последний раб не был обличён Господом в ереси, а только осуждён за леность. Но вот об этом-то я и хочу сказать более подробно, а вы, братия старообрядцы, слушайте. По словам Евангелия, епископ осуждён за леность. Что же это такое леность? Это, по определению учёных медиков, есть особая болезнь, нападающая на людей, и именуется она в науке апатией. Кто впадёт в эту апатию, тот становится ленивым, ко всему окружающему его равнодушным: он ест, пьёт, спит, ничего не делает, о спасении душевном не радеет, религией не интересуется, т. е. становится настоящим еретиком. Так вот за такую-то ересь, – за апатию, – Господь и осудил епископов, за эту же ересь мы отделяемся и от никонианских епископов. Так вот... да, вот чему учит нас 95 зачало от Луки. Так и знайте, что ленивый епископ есть еретик...

Привалов, по-видимому, и сам сознавший шаткость своих умозаключений, совершенно растерялся, покраснел и сел.

Миссионер. Последняя речь Усова и Привалова показала только, что врагу св. Церкви оскудеша оружия в конец. Хотел было Усов опровергнуть мои доказательства о вечности Церкви Христовой с трёхчинной иерархией и седмию таинствами, но ни одного из них даже и не коснулся, за исключением 95 зач. от Луки. А это должно убедить всех, что „трудно против рожна пратися“, что против этих свидетельств нет возражений; поэтому Усов и счёл за лучшее для себя обойти их молчанием. Сделал он слабую попытку извратить смысл 95 зач. от Луки, но неудачно. На основании того, что бл. Феофилакт, в толковании на это зачало, сначала упоминает диаконов, потом священников, а затем уже епископов, Усов проповедует, что епископ есть последний чин в священной иерархии, а диакон первый. До такого лжеучения только и могло довести Усова упорное желание, вопреки даже истине, как-нибудь защитить себя и не показаться перед слушателями безответным. Хотя и без доказательств всем ясна неправота усовского лжеучения, но я считаю нужным привести несколько доказательств, свидетельствующих, что епископы занимают первую, высшую степень в церковной иерархии, что без них не может быть ни священников, ни диаконов. В толковом Евангелий на ту же притчу о рабах и мнасах сказано: „Раби же суть церковнии учители, сиречь архиереи, и священницы, и диакони ввереннии слова службы, и благодати духовные приемлюще: ови убо большая, ови же меньшая“ (гл. 37 и 257). „Чин епископов, учит св. Епифаний, преимущественно назначен для рождения отцов: ибо ему принадлежит умножать в Церкви отцов (духовных): другой чин (пресвитерский), который не может рождать отцов: он рождает Церкви банею пакибытия детей, но не отцов и учителей... Каким же образом пресвитер может быть назван равным епископу“? (На ересь 75). А по учению Усова, даже диакон выше епископа! Св. Игнатий Богоносец, заповедуя повиноватися епископу, аки Господу, и называя его образом Бога Отца, поучает: „Что бо есть епископ, аще не паче всякого начальства и власти над всеми начальствуяй... Презвитери (же)... советницы и соседатели епископу... диакони (же)... служащие ему служением чистым и непорочным“ (1 посл. Тралл.). А Усов служителей считает выше начальника... „Без епископа ниже жертвенник будет, ниже хиротония, ниже миро святое, ниже крещение, ниже убо христиане“ поучает бл. Симеон Солунский, а Усов учит, что и без епископов всё это у них было. „Епископ же отец и глава клириков же и людинов, сущих под енориею его“, учит также бл. отец (Отв. на 35 вопр.), а Усов учит противному. Евсевий Кесарийский утверждает, что из трёх чинов священной иерархии „первый чин предстоятелей (епископов), второй пресвитеров, и третий диаконов“. Слова эти приводит в своём сочинении даже раскольнический писатель Механиков („Воззвание к бывшим брат. наш. по вере“), но Усова и это не убеждает. Следовательно, Усов не соглашается даже и с своими братиями. В „Книге о вере“ читаем: „епископи суть всем чином и степенем духовенству, или священству належащим первыми и начальными... наречены суть, яко начальными над иереями, ихже рукополагают“' (л. 59 об.). Этих свидетельств вполне достаточно, чтобы считать учение Усова неосновательным. Но если мы обратимся и к самому евангельскому повествованию о рабах и мнасах, то и там ничего не найдём служащего к оправданию Усова. Прежде всего, в Евангелии сказано, что рабы, которым Господь поручил Свою Церковь, т. е. епископы, пресвитеры и диаконы, были призваны Господом для отчёта по Его возвращении, следовательно, все они будут в Церкви Христовой постоянно, до самого судного дня, с чем согласуется и известный раскольнический защитник Перетрухин, говоря в своём „Мече духовном“: „В благовестном Евангелии в толковании на зачало 95 от Луки объясняется, что в Церкви должны быть три чина иерархии“. И Механиков пишет: „Христос Спаситель учредил в Церкви Своей особенный класс уполномоченных Им людей, через таинственное рукоположение, который и составляет богоучреждённую церковную иерархию, имеющую три степени или чина – епископа, презвитера и диакона... и вручил ей верховное управление Церковью на вечные времена“ („Воззвание“...). Далее, из слов св. Евангелия не видно, что первый, позванный Господом к ответу, раб был диакон, а последний – епископ: это догадка самого Усова, ни на чём не основанная. Всем известно, что кому много дано, с того много и взыщется; кто занимает здесь первое место, тот и там будет первый в ответе. А кому больше дано здесь: диакону, или епископу? Евангелие говорит, что первый, позванный к ответу, раб имел пять талантов, а последний только один. Следовательно, этот первый раб и есть епископ. „Иерарх (епископ) свещателен есть, говорит бл. Симеон Солунский, яко образует Отца светов и того богатит мощь и всякий чин, и всякое таинство, и всякое совершение через того. Той бо и крещати купно, и миродействовати, и народослужительна (диакона) и совершательна (священника) совершати и свещательна (епископа) хиротониею может, и прочитати, и пети, и монашествующие устрояти, и посвящати домы, и степени подаяти. и к браку спрягати, и действующие составляти, и вся творити благодатию Христовою может: яко бо от источника света вся через того яже церковная совершаются“ (гл. 157). Диакон же не имеет права совершать ни одного таинства: он только помогает в служении епископу и священнику и, как говорит бл. Феофилакт, оглашает учением готовящихся ко крещению (95 зач. от Луки), крещения же совершити и благословения мала али велика преподати он не может (2 пр. к. вс. ап. Кормч. л. 30). Следовательно, диакон, как имеющий менее всех талантов или благодатных даров, и был позван последним. Г. Привалов говорит, что третий раб осуждён за свою леность, как не принёсший плода на полученный мнас: следовательно, он не утратил благодатного дара, не был еретиком, но получает осуждение единственно за своё нерадение. Считать же лень, или, как по-учёному называет её Привалов, апатию, за ересь только и могут такие лжеучители, которые не умеют отличить ересь – извращение божественного учения – от нравственного греха. Грустно слышать, до каких умствований доходят раскольники, желая оправдать себя. Они учат, что все епископы – еретики-апатики, рабы лукавые, без которых легко возможно обойтись, и в то же время потратили столько усилий и миллионов, чтобы сманить к себе хотя одного лукавого раба – Амвросия. Неужели лукавый раб, зарывший свой талант, мог обогатить вас духовными дарованиями?

Не опровергнув моего доказательства, заимствованного от 95 зач. от Луки, Усов, на основании 112 зач. того же Евангелия, утверждает, что все апостолы впали в неверствие, а следов., могут впасть в заблуждение и все епископы, и в подтверждение своего учения ссылается на следующие слова св. Афанасия Вел.: „во время гонений, при оскудении учителей, Сам Господь Духом Своим Святым препитает верующих в Него“. Но св. Афанасий здесь не говорит, что может настать оскудение учителей во всей воеленной; это прибавил Усов от себя. Св. Афанасий, напротив, проповедует, что без епископов не может быть ни Церкви, ни христианства. В письме к Драконтию, отказывавшемуся принять на себя сан епископа, св. Афанасий пишет: „что учредил Господь через апостолов, то прекрасно и непоколебимо пребывает... Если бы все имели ту же мысль, какую ныне имеют твои советники (чтобы Драконтию отказаться от поставления в епископы), то как, сделался бы ты христианином без епископов? Если возымеют такую мысль все те, которые будут после нас, то возможно ли стоять Церкви“ (Твор. ч. I, стр. 394–395)?

Ссылается Усов на св. И. Златоуста, который будто бы учит, что возможно оставаться без епископов. Но у св. Иоанна нет такого учения; он говорит только, что не должно повиноваться злому по вере епископу, т. е. епископу-еретику, а чтобы все епископы могли стать или сделаться еретиками, такой мысли у Златоуста во всех его богомудрых творениях никто никогда не найдёт. Наоборот, он учит, что „Церковь без епископа быти не может“ (Марг. л. 154 втор. счета); что если бы прекратилось в Церкви Христовой апостольство (епископство), то „всё расстроилось бы и разрушилось“ (Беседы на разн. места свящ. Пис. стр. 318). А так как св. Церковь, по неложному слову Спасителя, не может разрушиться и расстроиться, то не может прекратиться в ней и другопреемственный непрерывный ряд православных епископов.

Далее Усов хотел обвинить нашу св. Церковь в „змиеобразии“. По его понятию учение о том, что Христос Спаситель есть невидимая Глава всей Своей Церкви, а епископы видимая глава Церкви, сущей на земли, есть ересь. Не будем сами возражать г. Усову, а лучше пусть за нас поговорит с ним его сотоварищ по защите раскола, лжесвященник Механиков. „Весь... организм (Церкви), – говорит Механиков, – уподобляемый апостолом человеческому телу, имеет единой духовной невидимой главой Самого Господа нашего Иисуса Христа, выражающего свои спасительные действия через видимую главу – священство – совершенных святых, от Него поставленных, а эти последние, будучи уполномочены от Него, преподают благодать Духа Святого, как живительные, освятительные и спасительные соки всему церковному телу обществу, верующих в Иисуса Христа“ („Истор. канонич. обозрен.“ гл. 3). Значит, Усову теперь придётся признать и Механикова еретиком змиеобразным. Не хочет понять Усов, что слова книги о вере направлены в обличение католиков, которые своего папу римского, признавая наместником Иисуса Христа, считают главой всей Церкви: не только одних мирян, но и епископов; тогда как православная Церковь такого учения не разделяет: она признаёт каждого епископа главой только той епархии, какая ему вручена, все они равны по благодатным дарованиям, и вся совокупность их (а не один) составляют видимую главу видимой Церкви.

Такое учение не противоречит и словам „Книги о вере“, в которой сказано: „а еже на некоих местах в святом писании сие (наименование главою) и святым Божиим приписуется, и то от Божия благодати творится почести ради, а не для самого существа“ (л. 57). Но так как об этом мы раньше говорили более подробно, то повторять сказанное ещё раз находим лишним.

Не обвинив ни в чем нашу православную Церковь и сознавая, что нельзя оправдать своё общество в лишении всех епископов, Усов говорит, что „они никогда не отрицали епископов“. Но такое оправдание, по словам св. Игнатия Богоносца, есть лицемерие, свойственное недобросовестным прелестникам: „Аще, говорит св. отец, нецыи епископа убо нарицают, а без него вся творят: таковым речет той, иже истинный и первый епископ, и един по естеству архиерей: что Мя зовете, Господи, Господи, и не творите, яже глаголю? Таковии бо недобросовестнии, но лицемеры и прелестницы быти мне видятся“ (2 посл. Магнез.). Ведь необходимость епископов и полноты таинств не отрицают и беглопоповцы и беспоповцы, так неужели и они правы? Не отрицает необходимости пищи и голодный, так неужели он сыт? „У нас, говорит Усов, хотя и не совершалось таинство рукоположения, но священство было“. Но так как священство есть именно таинство рукоположения, то у старообрядцев не было и священства, а были только одни незаконные, безблагодатные священники: за неимением епископов, у них не совершалось рукоположение и освящение св. мира, не было у них не только гребцов, но и самого корабля. Замечание же о том, что и наши епископы „не всегда“ рукополагают, отзывается наивностью. В нашей св. Церкви, по мере надобности, „всегда“ совершалось таинство рукоположения и другие таинства: нужды в законных совершителях она никогда не испытывала. Поэтому грубое название „дырявая Церковь“, часто употребляемое Усовым, пусть он лучше применит к своему обществу, которое, действительно, подходит под такое название... Всем известно, что наша св. Церковь никогда не лишалась богопоставленных пастырей: епископов, священников и диаконов, никогда она не оставалась и без св. седьми церковных таинств, никогда, и по сознанию более серьёзных, чем Усов, старообрядческих писателей и защитников, она не погрешала в догматах богословия; следовательно, она есть та Церковь, которую создал неодолённой от врат адовых Спаситель²⁰.

Усов говорит, что св. Синод признаёт у них „всю силу спасительной веры“. Но не должен был забывать Усов, что прочитанные им слова „Увещания“ написаны в 1765 году, а их общество явилось на свет Божий в 1846 году. Значит, не о них это писано в Увещании, а вообще о раскольниках. Кроме того, должно помнить, что, кроме веры, св. Церковь имеет ещё два признака: трёхчинную иерархию и седмь таинств, а так как этих двух признаков раскольники не имели, то их и нельзя назвать св. Церковью. Поэтому в том же „Увещании“ и сказано, что если раскольники не соединятся со св. Церковью, то она за незаконное отделение предаёт их страшному суду Божию и всем тем казням, какие на непокорные и ожесточённые сердца ярость Божия определила. Следовательно, „Увещание“ учит, что все раскольники погибнут, а не спасутся: одной веры без принадлежности к св. Церкви недостаточно для спасения.

Усов неоднократно называл нашу св. Церковь никонианской, новой: „как до Ария не было арианства, так и до Никона не было никонианства“. Но никонианства, ответим мы Усову, нет и теперь. Последователями Ария, или арианами называются принявшие за истинное еретическое учение его о Сыне Божием и осуждённые за это вселенским собором. Никон же никакого нового учения не ввёл, никем за это осуждён не был. Что же касается книжного исправления, то этим св. делом занимались и преподобные отцы Максим Грек и Дионисий, исправления их приняты, а однако никто никогда принявших эти исправления максимовцами или дионисовцами не называл, так как исправление книжных ошибок есть не введение новшеств, а восстановление старины, что было и при патр. Никоне.

Никон новой Церкви не основал: Церковь, как до патр. Никона, так равно при нём и после него была, есть и будет едина св. соборная и апостольская Церковь, изобилующая всеми благодатными дарами Св. Духа. Патриарх Никон был не основатель Церкви, а лишь её служитель. Не то приходится сказать о раскольниках. Их Церкви до патр. Никона не было: она явилась при нём, явилась без епископов, без полноты святых церковных таинств, поэтому она, действительно, Церковь новая. А австрийская, или амвросиевская Церковь, к которой принадлежит Усов, и совсем молодая: ей всего только 54 года!

Итак, при помощи Божией, мы уяснили вопрос о богосозданной Церкви и, по мере сил своих, доказали, что общество старообрядцев не может быть названо св. Церковью.

Возблагодарим же Господа Бога за то, что Он сподобил нас быть членами святой Своей Церкви и будем просить Его, чтобы Он показал путь спасения и нашим заблудшим братьям старообрядцам, ввёл их во Свою св. Церковь, вне которой никто не может получить вечного спасения.

Миссионер-священник Шалкинский

(Хроника).

* * *

О присоединениях из раскола и сектантства и православной Церкви. – Из отчёта о деятельности Тамбовского Казанско-Богородичного миссионерского братства.

В одном из последних номеров „Херсон. епарх. Вед.“ мы встретили отдел, составляющий полезный почин и вообще достойное внимания миссии нововведение в епархиальных органах печати. Отдел этот озаглавлен: „Присоединение к православной Церкви“, и заключает в себе историю совращения воссоединяемых, характеристику жизни и значения их в сектантстве, описание торжества воссоединений, с приведением или изложением пастырских миссионерских слов и речей, обращённых к присоединяемым.

Необходимо заметить, что факты и история воссоединений с Церковью отпадших в наших епархиальных хрониках нигде и никогда должным образом не оттеняются и не освещаются. Обыкновенно о воссоединениях вскользь, сухо, глухо, мертво-статистически упоминается в официальном отделе епархиального органа, наряду с цифровыми данными о пожертвованиях, о приходе и расходе сумм каких-либо епархиальных учреждений и т. п. Обыкновенно, сообщаются подряд имена, лета и состояние присоединившихся, отмечаются священники, совершившие обряд.

А кто такое по духовному настроению воссоединённый, какова история его отпадения и возвращения в лоно матери Церкви, в чём заключалось и как обставлено было торжество воссоединения, об этом предание умалчивает. Между тем, нам-то – миссионерам хорошо известно, какого душевного страдания исполнена бывает история совращения того или другого отпадшего простолюдина, теряющего с православием покой, души, вступающего на путь болезненного фанатизма и враждебной православию сектаторской пропаганды. Сердечные откровения воссоединённых и психологические наблюдения пастырей-воссоединителей могли бы проливать здесь новый обильный свет для миссионерского делания. Торжество каждого воссоединения должно быть предварено откровенным признанием, исповедью всей истории совращения и жизни в расколе, с занесением её в летопись Церкви.

Затем воссоединение всякой души, как бесценного достояния Христова, должно составлять радостное торжество всей местной Церкви, ибо даже на небе бывает велия радость и „о едином кающемся грешнике“; факт этот необходимо запечатлеть в душе воссоединяемого, как знаменательное в его жизни событие. Более того – торжество это должно быть запечатлённым в памяти не только воссоединяемого, но и всей Церкви – народа; тогда любовь, участие молитвы народной, как целительный бальзам, прольются на наболевшие раны сердца заблудшего брата и помогут ему скорее возрасти в меру возраста совершенна о Христе Иисусе.

К сожалению, далеко не всегда и не везде на практике так именно совершаются эти торжества. Относясь холодно и неучастливо к миссии вообще, приходские пастыри в большинстве случаев формально, как заурядное требоисправление, совершают и обряд воссоединения. К этому ещё надо прибавить и отсутствие определённой регламентации относительно самого чиноприёма от той или другой секты, и разнообразие действующей в этих случаях практики.

Мы знаем по опыту, что обставленное всенародно торжество присоединения имеет огромное нравственное воздействие, как на душу и сердце неофита, так и на сектантскую общину, а равно и на православную приходскую среду; так именно воссоединённому гораздо труднее и прямо психологически невозможно снова отпасть в сектантство. Совесть народная не позволит этого, а молитвы верующих помогут, – наоборот, присоединяемые втихомолку, негласно, неведомо для приходской православной среды (а так именно любят воссоединяться вступающие в лоно Церкви не по убеждению, а по каким-либо сторонним побуждениям, – в избежание, напр., суда, ради женитьбы и др.), легко снова сбиваются с истинного пути хитрыми лжеучителями. Ради пользы миссии, приходские священники, которым в присоединениях приходится в большинстве случаев пожинать плоды миссионеров, должны и в словах своих, и в действиях делать воссоединения обще-приходскими знаменательными торжествами. Лучшим для этого контролем будет требование со стороны епархиальной власти (и печатание) подробного описания каждого из воссоединений с приложением речей, т. е. заведение такого отдела, почин которого мы приветствуем в „Херс. епарх. Вед.“.

Иначе небрежное отношение духовенства и замалчивание духовной печатью фактов воссоединения всегда будут порождать в лагере, недоброжелательном Церкви, ложное убеждение, что будто бы раскол и секты настолько опустошают русскую православную Церковь, что миссия бессильна и беспомощна в борьбе с ними своими мерами, и что Церковь наша без подпор правительственных репрессий не может существовать. На этой именно почве создалось фальшивое убеждение светской прессы о бездействии пастырей и бессилии миссии, и появились такие газетные глумления, как известная статья г. Цурикова.

На самом же деле воссоединений у нас в Церкви за последние десятилетия гораздо больше, чем отпадений. Это красноречиво подтверждают и статистические данные всероссийской переписи 1897 г., об этом свидетельствуют и собранные нами самые последние данные, помещённые в „Миссионер. Календ.“, где устанавливается, что в 47 губерниях число совращений простиралось до 600, а воссоединений до 6000. Факт – чрезвычайно важный и отрадный, характеризующий положение миссионерской деятельности Церкви совсем в другом свете, чем в каком доселе рисовали гг. Дурново, Стаховичи, Цуриковы et tutti quanti... Авторитет воинствующей Церкви и честь миссии безусловно требуют особого внимания к делу заведения правильных статистических отчётов о воссоединениях и должного отношения со стороны приходского духовенства к совершению чина присоединений, как знаменательных в приходской жизни церковных торжеств.

* * *

Но обратимся к подробностям херсонской хроники воссоединений.

Вдова крестьянина с. Комиссаровки Марфа Чередниченко, имеющая от роду ныне более 40 лет, девицей вышла замуж за православного, будучи сама колеблющейся в вере; через четыре года после замужества совратилась в штундизм и мужа своего скоро увлекла в секту; последний, впрочем, после семилетнего пребывания в секте, возвратился в православие, а в 1895 году было крещено и четверо от их брака детей. Только по смерти мужа, последовавшей в 1900 году, Марфа Чередниченко решила принять православие, и чин присоединения совершён над ней 24-го февраля 1900 года в Успенской церкви села Комиссаровки, Одесского уезда.

Священник с. Комиссаровки Василий Кульчицкий обратился к присоединённой из штундизма в православие с следующей речью:

«С чувством глубокой радости приветствую тебя, сестра наша Марфа, с присоединением к святой и спасительной нашей Церкви православной, куда ты, по внушению свыше, добровольно пришла, желая обрести душевное для себя спасение.

Слава и благодарение Господу Богу, наставившему тебя на путь истины и спасения!

Радуюсь я со всеми здесь предстоящими, что ты после долгих колебаний, блуждая во тьме неведения, нашла, наконец, спасение, обрела свет для своего разума и отраду для сердца, какими благами всегда пользуются истинные чада Церкви Христовой.

Вот здесь молятся теперь с тобой и за тебя все тебе близкие сердцу и знакомые; посмотри, все они радуются твоему обращению, потому что, как чада православной Церкви, веруют, что милосердый Господь кающемуся искренно грешнику подаёт благодать и спасение.

В настоящий радостный для тебя день возблагодари Господа за то, что Он удостоил тебя принятия в недра православной Церкви; беспрекословно подчинись уставам Церкви Христовой и таким образом докажи, что ты до гробовой доски останешься верной её дочерью и живым, а не мёртвым её членом; дай обет перед Господом и перед своей совестью ревностно защищать истинность и правоту православной Церкви Христовой и спасительность её установлений, которыми дарованы нам великие и драгоценные обетования, дабы через них соделаться причастниками Божеского естества, удалившись от господствующего в мире растления похотью (2Пет.1:4).

Благодари же Господа Бога и отселе не будь тростью ветром колеблемою, твёрдо стой на своём спасительном пути и во всеоружии правды охраняй веру православную от наветов вражьих. Господь и Бог наш Иисус Христос благодатью Своею да вразумит и наставит тебя на всякую истину. Аминь».

22-го октября 1900 года в Петро-Павловской церкви села Петровского приходским священником Григорием Грабенко торжественно совершено присоединение к православной Церкви штундиста – петровского крестьянина Никифора Васильева Малого. Ещё с 1899 года Никифор Малый начал проявлять своё расположение к православной Церкви: так, при встрече с священником подходил к нему за благословением; со вниманием выслушивал от священника опровержения неправого учения штундистов и увещания обратиться в лоно православной Церкви, брал на дом для чтения предлагаемые священником книги противо-сектантского направления. Наконец, в последних числах сентября 1900 года Никифор Малый обратился к священнику с просьбой о присоединении его к православию. С великой радостью, конечно, принял священник просьбу Малого, долго с ним беседовал об истинности богоучреждённой Церкви православной; предложил ему выучить некоторые молитвы и символ веры; советовал ходить в церковь и внимательно выслушивать богослужения православной Церкви; приглашал к себе на дом для собеседований, – что Малый охотно выполнял. Торжество присоединения назначено было на 22-е октября. Церковь полна была молящимися, к которым священник обратился с речью, прося их присоединить свои молитвы к молитвам служителя престола, чтобы Господь, по бесконечному Своему милосердию, простил брату Никифору вольные его грехи и невольные и сопричислил его к святому Своему стаду словесных овец. Затем, обратился и к присоединяемому с увещанием принести искреннее, чистосердечное покаяние в содеянных им грехах. И после исповеди торжественно совершил и само присоединение Никифора Малого по 3-му чину. При чтении молитв, положенных в чине присоединения, многие из присутствующих обливались слезами умиления. По присоединении началась Божественная литургия, на которой присоединённый с зажжённой свечой стоял перед образом Богоматери и усердно молился, а в своё время удостоился и причастия святых и страшных Таин Христовых. По окончании литургии, священник Грабенко, благословляя присоединённого образом Христа Спасителя, обратился к нему с речью, в которой,, выражая радость свою о том, что Господь, не хотящий смерти грешника, но ожидающий обращения и покаяния его, обратил единого из заблудших из тьмы штундовой секты к свету и истине православия, призывает новообращённого твёрдо верить, что нет спасения вне богоучреждённой св. православной Церкви, которая основана на земле Самим Господом нашим Иисусом Христом, даровавшим ей все средства к достижению вечного спасения.

Православных же присутствовавших в храме призывал благодарить Бога и радоваться об обращении заблудшего, возлюбить его любовью святой о Христе и молиться, да укрепит его Господь быть до конца жизни истинным членом Христовой православной Церкви, а через то и наследником вечного блаженства.

Торжество закончилось поднесением сельским старостой присоединённому хлеба с приветствием и выражением братской любви к нему о Христе от лица всех православных христиан – прихожан местного храма.

* * *

18 февраля 1901 года, неделя Православия, было днём торжества православия в приходе м. Бузинова. В этот день состоялось торжественное присоединение к св. Церкви бывшего штундиста Николая Березовского с женой и детьми, всего 7 человек.

Приход м. Бузиново заражён штундой около 10 лет тому назад. Развитию и занесению сюда штунды много содействовало близкое соседство немецких колоний, густым кольцом оцепивших приход м. Бузиново. Штунда занесена сюда была из немецкой колонии Шарово, находящейся вблизи дд. Ново-Дариевки и Анастасиевки. Население прихода м. Бузиново находится в близком соприкосновении с немецким и еврейским (м. Яновки) элементом здешних мест. Русские парни и девицы живут в услужении у немцев и евреев и волей-неволей отдаляются от влияния св. Церкви и русских обычаев, не соблюдают постов, часто не бывают у исповеди и причащения св. Таин, так как хозяева, особенно немцы, не отпускают их в Церковь для исполнения святого долга. Таким образом, подготовляется почва для безразличного отношения к вере православной, откуда переход к штунде лёгок.

Вожаком местных штундистов состоит Адриан Сидоренко, закоренелый штундист с сожжённой совестью. Около трёх лет тому назад, он начал проповедовать в среде своих последователей празднование субботнего дня, сначала в частных разговорах, а в декабре 1899 года окончательно провозгласил празднование субботы. Это послужило яблоком раздора в среде штундистов, и они окончательно разделились тогда на два лагеря. Одна партия во главе с Сидоренко, меньшая по числу, стала праздновать субботу, а другая по-прежнему оставила воскресный день. Ещё раньше этого публичные беседы епархиального миссионера вселили в среду здешних штундистов сомнение в истине их веры, а после провозглашения субботы некоторые из них окончательно охладели к своей вере. К числу таких принадлежал и Н. Березовский. Ещё в прошлом году в душу его закрался червь сомнения, правильно ли он поступил, оставивши православную Церковь. Кстати заметить нужно, что год тому назад он часто сходился с местным псаломщиком И. Галущаком, который, под руководством местного священника часто вступал в беседы с штундистами, посещал их собрания и, по мере своих сил, помогал священнику бороться с ними.

Часто посещая псаломщика Галущака, Н. Березовский вступал с ним в откровенные беседы, жалуясь на то, что штунда разочаровала его. Местный священник наделял его через псаломщика полезными душеспасительными книгами, всё более и более утверждавшими его в истине православия. После он стал посещать и священника, вступая с ним в беседы о вопросах веры и пользуясь беседами миссионеров из журнала „Мисс. Обозр.“, который он брал читать на дом, разбирая и тщательно проверяя места св. Писания, которые служат для штундистов камнем претыкания. В октябре 1900 года Н. Березовский заявил приходскому священнику о своём намерении присоединиться к православной Церкви. Желая однако ещё более основательно утвердиться в своём намерении, он откладывал исполнение своего желания на некоторое время. При этом семейные связи с своими родственниками и долговые обязательства родственникам несколько связывали его. В первых числах декабря прошлого года наш приход посетили епархиальный миссионер М. А. Кальнев и разъездной миссионер Белов. Епархиальный миссионер вёл здесь в храме публичные беседы, а после бесед вечером 6 декабря штундисты посетили дом приходского священника, где слушали разъяснения и наставления епархиальных миссионеров М. А. Кальнева и Белова. 7 декабря Н. Березовский высказал желание отвезти миссионеров до соседнего села, куда им предстоял путь. Всю дорогу он беседовал с ними, и это бесповоротно утвердило его в желании оставить свои заблуждения. Посещения его к приходскому священнику ещё более участились, и он ещё усерднее стал читать миссионерские беседы, являясь в столкновениях с штундистами уже защитником православия. В одно из своих посещений приходского священника в конце января месяца он заявил о своём желании крестить своих двоих детей и самому с женой присоединиться к православной Церкви. Об этом было донесено епархиальному миссионеру, который и приехал в Бузиново, чтобы лично принять участие в столь торжественном событии нашего прихода.

Днём присоединения назначено было 18-е февраля, неделя православия. В храме было множество народу. Чин присоединения был отправлен очень торжественно и произвёл сильное впечатление на молящихся. Символ веры был торжественно и умилительно пропет всею церковью. Во время чтения молитв над присоединяющимися многие из народа плакали от умиления. Всю божественную службу присоединяющиеся простояли с возожжёнными свечами. Некоторые песнопения, как-то: „Трисвятое“, „Верую“, „Отче наш“ были пропеты также всей церковью. Присоединившиеся на литургии приобщались св. Таин. Перед причащением их епархиальный миссионер М. А. Кальнев произнёс убедительную проповедь на тему о грехе отречения от Христа, которому многие в той или другой мере подвержены, наиболее же тяжкая степень отречения – это заблуждение сектантства.

Вечером, в 9-м часу, местным причтом было торжественно совершено в доме Н. Березовского крещение 2-х его детей (девочка почти 4-х лет и мальчик 1 году). В доме присутствовало много народу, в том числе некоторые из православных, соблазняющихся штундой. Совершение таинства св. крещения над детьми бывшего штундиста произвело сильное впечатление на присутствующих.

Крестьянин с. Панчева, Елисаветградского уезда, Гавриил Чеголя, почти 38 лет пребывал в православии, но в конце 1900 года, под влиянием штундистов гор. Новомиргорода и с. Петриковки совратился в штунду, чему последовали и братья его Андрей и Димитрий с своими семействами, всего 20 душ. Отступление Гавриила Чеголи от св. Церкви очень тревожило его, и он обратился к священнику с. Панчева Михаилу Гуковичу за разъяснением своих религиозных сомнений. О. Гукович путём долгих убеждений утвердил Г. Чеголю в истинах св. православной веры и в начале декабря минувшего 1901 года присоединил его к православной Церкви, в присутствии множества народа. Новоприсоединённый благодарит Всевышнего Творца, благодатью Своей пронзившего его сердце и обратившего его в лоно православной Церкви, и выражает надежду, что и братья с их семействами последуют его примеру. От всей души желаем, чтобы Господь привёл в лоно св. Церкви православной не только братьев Г. Чеголя, но и других блуждающих во мраке штундового лжеучения.

На страстной неделе по сообщению „Москов. Вед.“ в Троице-Сергиевскую лавру прибыли из Ряз. губ. супруги старообрядцы-крестьяне Егорьевского уезда, Нечаевской вол., дер. Агрызковой, Димитрий Григорьев Гостев, 35 лет, и жена его Анна Степановна, 23 лет. Это пасхальное паломничество их было уже седьмое по счету и особенно утешительное для названных старообрядцев, потому что оно закончилось присоединением их к святой православной Церкви. Что касается этого присоединения Гостева и его жены, то, как выражается Гостев, благодатное заступление преподобного помогло Гостеву соединиться со святой Церковью, а его жене, бывшей до замужества православной, возвратиться в материнское лоно. Впрочем, и жена Гостева имела на него доброе влияние. И не без этого, разумеется, влияния в Дмитрия Гостеве, имеющем родителей закоренелых старообрядцев австрийского согласия, созрела решимость принять православие у мощей преподобного.

Дело присоединения названных старообрядцев началось с того, что епархиальный миссионер, по сильному, неотступному желанию Гостевых, возбудил перед московским первосвятителем ходатайство о дозволении присоединиться им к святой Церкви у мощей преподобного, на что последовало согласие владыки. Чин присоединения их было поручено совершить о. казначею лавры, архимандриту Никону, который с особой торжественностью и исполнил волю владыки. Торжество присоединения – этот редкий и, кажется, даже исключительный в области случай – происходило 20 апреля, т. е. в светлую субботу святой седмицы. С умилением, после исповеди и правиле, выслушали новообращённые в лоно Церкви молитвы чинопоследования, внятно вычитанные о. казначеем лавры. Затем, после миропомазания Гостева, о. казначей лавры сказал воссоединённым с апостольской Церковью тёплое слово, в котором в простых, но выразительных словах определил значение Церкви для её членов, питающихся в таинствах и обрядах благодатными дарами. В заключение он убеждал их примером своей добродетельной жизни показать, как свято звание истинного христианина. Растроганные до слёз Гостевы не скрывали своего подъёма духа, и их особенное настроение передавалось и паломникам, которые, слышно было, задавали вопросы: „почему это у преподобного присоединяют их“? – „Оттого, разъяснили им, что здесь, у его мощей, созрела решимость присоединиться к православной Церкви...“

По окончании литургии новообращённые получили от о. казначея лавры благословение и св. икону преподобного Сергия, а от отца наместника – по просфоре. Проведя некоторое время в назидательной беседе в сообществе о. наместника и о. казначея лавры, новые сочлены Церкви Христовой были приглашены купцами Г. В. и X. И. Ногтевыми, бывшими свидетелями при их присоединении, на трапезу. Напутствуемые потом добрыми пожеланиями и наставлениями о. наместника и о. казначея лавры и Г. В. Когтева, паломники, с обновлённым духовным миром, отправились в обратный путь.

Э. Я.

* * *

Тамбовское миссионерское братство, как читаем в его отчёте за 1900 г., ныне вступило в 27-й год своего существования. Чем же ознаменовало это учреждение 27-летие своей деятельности и подвело ли оно итоги её? Думаем, что в жизни братства 27 лет – вполне достаточный период времени для того, чтобы ему взглянуть на своё прошлое и, при свете последнего, более твёрдой и безошибочной стопой идти вперёд. К сожалению, Тамбовское братство и доселе ходит ощупью в лабиринте своего прошлого... Между тем, освещение последнего могло иметь, помимо местного, и обще-миссионерский интерес...

Просматривая отчёт далее, мы останавливаемся на заявлении, что „сверхштатными членами Совета, с правом голоса во всех заседаниях его по делам миссии, состояли местные епархиальные миссионеры“, и, с одной стороны, удивляемся, почему местная епархиальная миссия в течение девяти лет своего существования в Тамбове стояла вне течения миссионерских дел в Тамбовском же Совете братства?!! С другой стороны, отдаём должную дань уважения благим заботам о нуждах внутренней миссии бывшего преосвященного Георгия, который личной инициативой признал полезным членство миссионеров в Совете братства. Невольно обращаем внимание и на то, что в числе членов Тамбовского братства, а, следовательно, в числе лиц, сочувствующих его деятельности, мы в отчётном году не видим таких видных официальных и общественных светских деятелей, как, напр., начальник губернии, председатели городских, земских и судебных учреждений... да и вообще светское общество блещет почти полным отсутствием!.. Между тем как братство, по идее своего исторического существования, представляет свой союз духовенства и мирян... Причины указанной аномалии кроются, по нашему мнению, отчасти в недостатке популяризации братством своего дела в среде светского общества, склонного смотреть на братство, как на духовно-чиновное учреждение.

Просматривая „миссионерскую деятельность братства“ (3–6 стр.), мы останавливаемся на заявлении, что „братство из своих средств отпускало содержание двум епархиальным миссионерам“, и недоумеваем, почему „из своих средств“?! Ведь по свидетельству того же отчёта, как и отчётов за прежние годы, на содержание двух епархиальных миссионеров в Тамбовской епархии расходуются не братские, а епархиальные суммы, поступающие на сей предмет с духовенства и монастырей епархии подобно тому, как на содержание второго противо-сектантского миссионера расходуются суммы хозяйственного при св. Синоде управления! И, судя по братским отчётам, от означенных сумм даже остаётся ежегодно значительный избыток, который должен образовать собой достаточно крупный миссионерский фонд, так что для открытия последнего и не требуется со стороны братства материальной жертвы! Не понимаем также и того, почему в Тамбовской епархии ещё в начале 90-х годов прошлого столетия упразднили должность самостоятельного епархиального противо-раскольничьего миссионера и отправление обязанностей такового возложили на штатного при кафедральном соборе священника, обременённого сверх сего и уроками Закона Божия в различных школах?!! Ведь количество раскольников в епархии до 8500 человек... Притом и поступающих с духовенства и монастырей епархии сумм на содержание епархиальной миссии, казалось бы, вполне достаточно для содержания 2-х самостоятельных епархиальных миссионеров.

Братство „в отчётном году продолжало отпускать из собственных средств 600 руб. на содержание миссионерско-псаломщической школы в Тамбове“. По сему вопросу мы ограничимся лишь замечанием, что тип означенной школы не соответствует нуждам современной миссии, и возможно скорое преобразование её весьма желательно...

Совет братства в своём отчёте за 1900 г. обратил своё внимание не на голый перечень посещённых миссионерами пунктов и ведённых ими бесед, а главным образом на данную ими характеристику местного расколо-сектантства, и борьбы с ним, отчего и братский отчёт несравненно выиграл в интересе, далеко уйдя от принятой им в прежние годы рамки приходо-расходной книги.

„На ряду с епархиальными миссионерами, по словам отчёта, в минувшем году продолжали существовать окружные миссионеры“... Но, к сожалению, деятельность последних миссионеров (окружных и их помощников, которых всего семь) проявилась лишь в том, что они „продолжали существовать“, и только два из них посетили четыре пункта... Нельзя не удивляться, почему отчёт заявляет, что „окружные миссионеры оо. Писарев и Кедрин беседовали в пределах своего прихода“, как а том же читаем и в отчёте за 1899-й г., „и прочие (за исключением одного из семи) окружные миссионеры поездок по округам не делали, а вели беседы с отступниками от Церкви в пределах своих приходов“... Неужели обязанности окружных миссионеров состоят в том, чтобы они „беседовали в пределах своих приходов“?!! В таком случае, чем же разнится „окружной миссионер-пастырь“ от приходского миссионера-пастыря, – или на обязанности последнего не лежат „беседы в пределах его прихода“? Далее, в 1899 году „по подобию окружных миссионеров Кирсановским и Елатомским отделениями братства учреждены должности уездных миссионеров“, замещённые тремя приходскими священниками. Но в отчётах за 1899 и 1900 г. мы не находим ни слова о деятельности „уездных миссионеров“; уже в отчёте за 1900 г. они не упомянуты в качестве „существующих“?!! Впрочем, не оо. окружные или уездные миссионеры виновны в своей бездеятельности; причина этого кроется, очевидном своеобразной здесь организации этой отрасли внутренней миссии, на что указывал и бывший в Тамбове в 1898 г. второй епархиальный миссионерский съезд.

Обозревая „просветительную деятельность братства“, мы замечаем, что в отчётном году она заметно сократилась, так: не велись при семинарии „от имени братства“ духовные беседы и, что особенно, братство с 1899 года не оказывает денежного вспомоществования церковно-приходским школам в расколо-сектантских приходах, тогда как, напр., в 1898 г. на этот предмет затрачено до 1.300 руб. Впрочем, братство отказало в денежной субсидии церковным школам лишь до окончания постройки здания для своего книжного склада.

Обозревая миссионерскую деятельность отделений братства (стр. 30–34), мы приходим к заключению, что она была крайне вялой и в большинстве случаев не соответствующей задачам братства. В самом деле, нельзя же признать за миссионерскую деятельность отделений: во 1-х, собирание ими от приходских священников сведений о положении расколо-сектантства в их приходах и о деятельности приходской миссии; во-2-х, составление, на основании этих отрывочных и большей частью неточных сведений, из года в год однообразных годичных отчётов, о которых и Тамбовский Совет братства справедливо заметил: „что касается общего положения раскола и сектантства в епархии, то об этом, на основании отчётов отделений, по прежнему трудно высказать какое-либо определённое суждение“ (отч. 1899 г. стр. 39) ... Впрочем, к чему Тамбовскому братству „составлять суждение о положении расколо-сектантства в епархии, на основании отчётов отделений братства“, когда члены советов отделений, как городские жители, лично не знакомы с расколом и сектами, и прибегают для сего к „рапортам“ приходских священников, заражённых сектами сёл? Ведь для означенной цели существует в Тамбовской епархии особый институт специальных миссионеров, к которым и надлежало бы обращаться за сведениями о положении расколо-сектантства.

Такой порядок, во-1-х, облегчит и без того заваленных работой священников расколо-сектантских приходов от представления ими ежегодно „рапортов“ в отделения братства и снова таких же, а иногда и посложнее, рапортов в Совет братства; во-2-х, избавит братство и его отделения от непроизводительной бумажной работы, и в-3-х, даст более верный и точный, как основанный на широких и притом личных наблюдениях, материал для „суждения о положении расколо-сектантства в епархии“. В заключение выскажем пожелание, чтобы Совет Тамбовского братства помещал в своём годичном отчёт более подробные сведения о движении сумм в своих отделениях; тогда станет яснее, на какие миссионерские нужды расходуются средства отделений братства, и в силах ли отделения оказать материальную помощь насущнейшим миссионерским нуждам в епархии, как-то: содержанию церковных школ в расколо-сектантских приходах, учреждению миссионерского фонда и пр....

Э. М.

Добрые отзывы светских писателей о миссионерах; их желание поглубже взглянуть на миссионерское служение; указание причин малоплодности миссии.

Я никак не могу согласиться с теми из собратий своих – духовных писателей, которые восстают против появления на столбцах светской печати статей и заметок по вопросам Церкви, веры, миссии и т. под. Правда, вопросы эти очень часто светской печатью разрешались и освещались односторонне, пристрастно, а иногда и без знания дела, о духовенстве же подбирались только грязные факты. Но где же и нет этой грязи?! Скрывание её только ещё более нареканий приносит, а обнаружение, воспитывая и нас самих, должно и большее внимание, и расположение привлечь к духовным со стороны светских. Одностороннее же и пристрастное освещение богословских вопросов неминуемо ведёт к интересу ими, и, следовательно, к более внимательному и полному изучению их, а потом и к отвращению со стороны читателей от всяких недобросовестных статей по данным вопросам. Некоторое оправдание себе об отношении светской печати, по крайней мере к миссионерству, я нашёл у некоторых светских писателей, – о чём и поведу свою беседу.

Кого больше не любит светская печать, как не миссионеров? На кого, как не на миссионера, она больше любит нападать, унижая их деятельность, страшно критикуя способы их полемики и обесценивая совершенно их служение? И что же? Находятся люди и из светских писателей, которые стараются поглубже вникнуть в это миссионерское служение, внимательнее поразмыслить о нём и сказать о нём искреннее слово. Находятся и такие, которые не решаются, по обычаю прежних лет и своих собратий, замалчивать светлое в миссионерах.

В „Новом Деле“ (восстановленной „Неделе“ с тем же направлением, и даже внешним форматом) рассказывается о состоявшемся в г. Чернигове суде по обвинению некоего Гриценка в самооскоплении и в оскоплении другого.

«На суде в качестве эксперта говорил миссионер. Все готовились к обличительным громам. Выяснив в общих чертах происхождение хлыстовской секты и, как её разветвления, секты скопцов, сущность её вероучения, основанного на идее „перевоплощения Христа“ и на буквально истолковываемых текстах Евангелия, очертив отношения сектантов к господствующей Церкви, к церковной иерархии и к таинствам, эксперт провёл затем параллель между „духовными скопцами“, не только не подвергающимися преследованию со стороны гражданской власти, но даже встречающими всеобщее в себе сочувствие и поддержку, и „скопцами физическими“, причиняющими себе телесное увечье на всю последующую жизнь. В заключение он указал на то, как относится к заблуждающимся наша Церковь, признающая единственным орудием борьбы с ними только слово увещания. С этой точки зрения он признаёт подсудимого таким же чадом православной Церкви, как и всех остальных, близких к ней по духу и жизни своей, хотя и не во всём „согласно верующих“».

Речь эксперта автор заканчивает следующими словами:

«Если у вас светло на душе при чтении этого известия, то почему? – Терпимость? Нечто большее. Терпимость, необходимая, как воздух, безжизненна и безотрадна, как мороз. В словах миссионера чувствуется тепло; трогает то, что эти слова были не только спокойным показанием эксперта, но и сочувственной речью защитника, – и наверно эта защитительная речь приобрела ему больше сторонников и учеников, чем самые громовые „собеседования“ и ревностные „слова увещания“ (№ 2)».

В недавно вышедшей книге г. председателя петербургского окружного суда Бобрищева-Пушкина „Суд и раскольники-сектанты“ автор высоко оценивает деятельность, как миссионера-эксперта, проф. Н. И. Ивановского, который не только не призывает „судебных скорпионов по поводу (одного рассказанного у автора) процесса, но даже не вспоминает о них как о средстве борьбы“ (стр. 16–18).

Мне хорошо известно, что ни черниговский миссионер, ни проф. Ивановский не исключительные примеры; но светской печати спасибо и за то, что, хотя о двух она упомянула и притом с словом одобрения, сделав через это известным для читающей публики хотя кое-что хорошее из деятельности миссии.

В своей интересной книге г. Бобрищев-Пушкин пытается дать надлежащие, с его точки зрения, указания по вопросу об устройстве миссионерского дела у нас и об отношениях миссионеров к разного рода сектантам. По его мнению, „причина того особенного озлобления против приходского духовенства и недоверия к нему, которое так раздражает духовное правительство и его представителей“, кроется в том, что с учреждением у нас особых, не из членов епархии, миссионеров „не доведено до конца устранение епархиального духовного начальства от несвойственной ему миссионерской деятельности“ (стр. 59). Если в этих его словах много и парадоксального, то в следующих, по крайней мере, на мой взгляд, много и правды.

„Как вследствие смешения властей гражданской и духовной, так и в пылу борьбы против сектантов легко зарождается чувство раздражения против заблудшего сына Церкви, который невольно представляется такому миссионерствующему начальству ослушником... Но прямая опасность и для дела, и для лиц возникает там, где, отвлекаясь борьбой, противник сектантов, миссионер – будь он духовный или мирянин, или исследователь – начинает видеть в сектанте врага не только религии, но даже и государства и, кстати, чуть не личного; ещё неудобнее и опаснее, если он отнесётся к нему неприязненно, как к представителю ненавистного принципа, напр., рационалистического или социалистического; тогда, разумеется, и борьба окажется бесплодной, а такой боец и сторонникам своим не без основания покажется неудобным, и нежелательным союзником; ближайшим последствием указанного выше раздражения явится смешение в одно целое под общим именем врага (курсив автора) и сектанта, и мистика, и глубоко верующего „простеца“-рационалиста, и изувера, и умалишённого; совершенно ясно, что изуверы и больные могут оказаться фактически среди истинно верующих членов секты; как умалишённый и изувер не сектанты, а больные; к ним применимы меры полиции, меры призрения, меры медицинские, а не духовные; тот деятель, у которого по каким бы то ни было причинам смешались эти типы или религиозное, полицейское или политическое значение сектантства в одно неразрывное целое, при воспроизведении в речи или в книге общей картины сектантства, – находится в очень опасных условиях и рискует затеять бесплодную борьбу с врагом, стоящим вне его сферы, как миссионера, а в наилучшем случае, если дело до борьбы ещё не дошло, дать неверное представление слушателям или читателям“ (60 стр.).

К вышеприведённым словам светского наблюдателя необходимо прислушаться и не столько самим миссионерам, сколько направляющим миссионерское дело. Не заключают ли они в себе долю, – и громадную долю, – правды, объясняя причины малоуспешности борьбы с сектантством? Действительно, есть ли какой-нибудь резон в беседах и в вразумлениях малеванцев, скопцов, странников и им подобных изуверов-фанатиков? В своих отношениях к сектантам, а иногда и в живых общениях с ними, духовная власть не выражает ли на них своего взгляда не столько как на отпадших членов Церкви, сколько как на ослушников государства, как на опасных членов его? Этим смешением церковного и государственного в наших взглядах на сектантов не отталкиваем ли мы от себя и сектантов, как отталкиваем интеллигентов? – Не даём ли мы им повода смотреть на нас, как только на чиновников государства, ратующих в его интересах, хотя бы и во вред Церкви и нарушением требований христианства? Все эти вопросы новы для нас, и я их отнюдь не думаю предрешать; я их только отмечаю, чтобы обратить на них внимание тех, кому то ведать надлежит. Светские писатели на них уже обратили внимание; не грешно ли будет нам закрывать на них глаза?!?

Весьма интересные и поучительные характеристики миссионеров и их служения даёт и указывает причины малоуспешности их деятельности г. В. В. Розанов в „Новом Времени“ (за 1901 г. № 9216). Миссионеры, по его мнению. „слабые, но честные люди“. Интересно бы знать, в чём он видит „слабость“ миссионеров: в научной ли их неподготовке, что совершенная будет неправда, или в ненормальном и очень униженном их положении в общем строе церковного управления, о чём у него речь далее, и что будет совершенной правдой? „Они, продолжает автор, очень любят Россию, бесконечно преданы Церкви. В самой Церкви, в строе её науки и иерархии они „седьмая спица в колеснице...“ Несколько ниже он продолжает: „Я наблюдал, что самая глубокая тревога миссионеров – за Россию“. Неужели она должна потерять облик православия и стать чем-то другим, невообразимым? – Верность истории своей – их главный мотив. Достаточно их ближе узнать, чтобы искренно их полюбить и начать уважать“. Свой взгляд на способы и результаты миссии он высказал одному миссионеру в такой аллегории: „Вы стреляете из тех пушек, какие вам дают. Не вам же, миссионерам, выдумывать новые аргументы. Это должны делать духовные академии. Но арсенал-то у вас неисправный, и вот вы стреляете: грому много, а результата никакого (?): враг стоит цел и невредим. Пушки устарелые, хотя наводчики их старательны; надо новых литейщиков, надобны орудия по новой системе и с глубокой добросовестностью материала“.

Итак, если миссия и малоуспешна, то причина тому, значит, не в миссионерах: от них, по оценке их посторонним наблюдателем, нужно бы было ожидать только одного успеха. И за это правдивое слово Розанова спасибо ему скажет каждый миссионер. Причина же кроется или в том, что миссионеры – „седьмая спица в колеснице“, т. е. в ненормальности их устройства и положения, или в том, что „арсенал у них неисправный“. Но и исправность арсенала опять-таки не от миссионеров зависит, по словам того же Розанова. Миссионеры, по его свидетельству, уже оставляют прежний путь борьбы с сектантством, – путь, ещё до них и не ими избранный, – чтобы всё в сектантстве держать в тайне, секретно преследуя и секретно подавляя сектантов; миссионеры теперь ясно сознают, что раскол и сектантство надо разъяснить, а не победить, – что его и можно победить, только предварительно разъяснив. Отсюда забота миссионеров об устройстве миссионерских съездов, где открыто обсуждается положение дел, – публичных собеседований с сектантами с печатанием подробных, правдивых отчётов об этих беседах и т. под. Но, став на этот путь и идя по нему, миссионеры встречают очень крупные, для них непреодолимые, препятствия в том, что „в самой Церкви, в совершенно официальном и утверждённом её учении оказываются некоторые недоговорённости, неясности, так сказать „догматические многоточия...“ Для подтверждения своей мысли и для примера г. Розанов останавливается на скопчестве и на возможном к нему отношении миссионера. „Скопчество... да позвольте, что же такое аскетизм, как не скопчество без физического уродства... Миссионеры могут разбить голову о стену, но они не поколеблют этого (скопческого) учения, трудно опровержимого с тех самых точек зрения, которые обязательны и для миссионеров... От этого-то в сектантство и идут нередко люди чистые сердцем и люди с умом. Они доходят, так сказать, до дифференциалов и интегралов того самого учения, в котором гг. миссионеры не могут переступить дальше и выше четырёх правил арифметики. „Дальше – темь! не человеческого, по крайней мере, не нашего разума – дело! Умолкаем, не понимаем“. Но ревностные лезут дальше, но даровитые углубляются. Получаются разные виды сектантства...“

Вот что г. Розанов разумеет под „неисправным арсеналом“ у миссионеров. Не дело настоящего раза входить в подробное обсуждение этих мыслей автора; скажу лишь, что едва ли не всякий миссионер, хотя отчасти, но испытал на себе некоторую справедливость утверждений г. Розанова.

О некоторых из упомянутых выше „многоточий“ говорит сам же Розанов в другом своём фельетоне „Папская непогрешимость, как орудие реформации без революции“ („Нов. Вр.“ за 1902 г. № 9326). Фельетон этот, кстати сказать, самое наилучшее произведение из всего, написанного Розановым, – наилучшее по основательности и ясности раскрытых в нём мыслей. Главная мысль этого фельетона – та, что папская непогрешимость, как современный постоянный орган церковной жизни, откликающийся на все современные жизненные запросы и течения, регулирующий саму жизнь по стезям церковным, – в настоящее время жизни Церкви и общества необходима. Ей противопоставляет автор восточное, т. е. православной Церкви, постоянное обращение, при встрече с современными запросами общества, к древности отеческой, к тому, что по тому или другому вопросу сказали отцы и учители древней Церкви. Отсюда, по автору, постоянно прогрессирующая вперёд церковная жизнь на западе, и постоянное также обращение назад, к старине, на востоке, боязнь востока сказать своё слово по вопросам церковной жизни; отсюда и многоточия востока. Это хорошо сознавали такие представители Церкви, как московские митрополиты Платон и Филарет. Последний это открыто и высказал, оставаясь всё-таки на стороне сохранения этих многоточий. Когда в начале царствования Александра II возник вопрос о реформах в духовном ведомстве, то митрополит Филарет „отметил трудность и почти неосуществимость церковной реформы“. В письме к архиепископу Иннокентию он писал: „Несчастье нашего времени в том, что количество погрешностей и неосторожностей, накопленное не одним уже веком, едва ли не превышает силы и средства исправления...“ Так вот и остаются многоточия в их дальнейшем существовании. И миссионерам при встрече с ними прямо-таки Танталовы муки приходится претерпевать. Но что они могут с ними поделать? Они в данных случаях поистине оказываются „слабыми“ по сравнению со всякого рода раскольниками и еретиками, не знающими пределов в их крайних выводах. И эта слабость их, действительно, очень часто тормозит успех их дела. Поэтому не могут они не желать, чтобы этих многоточий оставалось всё менее и менее, чтобы всё шире и шире прояснялось поле религиозного мировоззрения русской Церкви; а пока этого ещё нет, они желали бы, чтобы и свои посмотрели бы на их дело хотя бы глазами Розанова и не требовали от них непосильной работы и плодов невозможных. Ясным должно быть для всех, что деятельность миссионерская не может быть рассматриваема вне общего течения религиозной жизни и развития религиозного миропонимания в русской Церкви.

Э. О.

Минеи-Четьи св. Димитрия Ростовского, изложенные прекрасным славянским языком, отличаются назидательностью, помазанностью и умилительностью и «издавна и неизменно служат излюбленным чтением для русского православного народа, почему и разошлись в течение XVIII и XIX столетий в громадном количестве. Печатание их продолжается доселе, и требования на них не прекращаются. Но в последние годы, наряду с этими требованиями стали поступать требования на жития святых в русском переводе». Чтобы удовлетворить назревшей потребности читателей самых разнообразных слоёв народа, до простолюдинов и школьников включительно, управляющий московской синодальной типографией С. Д. Войт задумал издать Минеи-Четьи св. Дм. Ростовского на русском языке и обратился к Св. Синоду за разрешением, каковое и было дано в 1900 г. Для изготовления этого обширного издания тогда же была учреждена при московской синодальной типографии комиссия, в состав которой вошли многие духовные и светские лица, а председателем назначен преосвященный Парфений, епископ Можайский, которому, по определению Св. Синода, поручена и цензура нового издания Миней-Четьих. Как дело трудное и в высшей степени важное, оно потребовало, особенно на первых порах, продолжительного и всестороннего обсуждения и осторожности, почему первая книга и могла явиться только теперь, т. е. через два года после решения осуществить задуманное предприятие.

Эта книга состоит из предисловия, в котором изложен ход дела по изданию Миней-Четьих на русском языке, выдержки из сочинения Симеона Метафраста о значении житий святых, введения, где помещён краткий очерк развития агиографии в Греции и в России, житий святых, воспоминаемых Церковью в месяце сентябре, с приложением сказаний о праздниках, слов, тропарей и кондаков и алфавита святых, коих имена и памяти помещены в книге. Согласно выработанному плану, в основу издания положен текст Миней-Четьих святителя Димитрия Ростовского. Но в тех случаях, когда в этих Минеях-Четьих указана только память святого, сведения о нём берутся из пролога. Наконец, жития тех святых, о которых у св. Димитрия Ростовского нет и упоминания, составлены вновь.

Даже при беглом просмотре книги читатель не может не обратить внимания на примерную тщательность исполнения работ и на близость русского текста к славянскому оригиналу. Язык перевода ясный, точный, чистый и правильный, вполне соответствует важному, возвышенному тону повествования. Он весьма близко передаёт подлинный текст, однако не из буквы в букву, не из слова в слово: длинные славянские периоды здесь разбиты на более краткие предложения, и изложению придан характер современной русской речи, но дух четьи-минейный сохранён.

Что касается вновь составленных для настоящего издания, или, по крайней мере, существенно переработанных сравнительна с славянским подлинником житий святых, то нужно сказать следующее. Составление новых житий – работа очень трудная, так как для исполнения её необходимо тщательно изучить рукописные жития, хранящиеся в книгохранилищах разных монастырей и учреждений, сравнить одни рукописи с другими, извлечь только то, что нужно, и изложить в том духе и тоне, в каком написаны жития святых самим святителем Димитрием. Поэтому руководство этой работой поручено известному знатоку житий святых, профессору Московской духовной академии и университета В. Ф. Ключевскому. И к чести составителей нужно сказать, что работа выполнена ими так хорошо, что новые жития имеют совершенно одинаковый характер с житиями святых, написанными святителем Дмитрием Ростовским, почему обыкновенный читатель едва ли и отличит по изложению и характеру одни от других.

В книге помещено 59 изображений святых и 6 изображений празднуемых событий. Эти изображения, выдержанные в тоне строго православного иконописного подлинника, отличаются тщательностью отделки и художественностью исполнения. Они принесут несомненную пользу читателям, особенно же простым русским иконописцам, которые по ним могут познакомиться с правильными иконописными подлинниками.

В конце почти каждого жития напечатаны на славянском языке тропарь и кондак святого, с объяснением непонятных слов и выражений. Благодаря этому нововведению ему, Минеи-Четьи в русском переводе даже внешним образом становятся отличными от обыкновенных книг для чтения и получают характер «божественного» чтения, каким всегда было для русского человека чтение славянских Четьи-Миней, и дают возможность каждому выучить или воспроизвести тропарь и кондак того святого, имя которого он носит.

Так как читателями Миней-Четьих являются, главным образом, простолюдины и школьники, то в подстрочных примечаниях сделаны исторические, географические, церковно-археологические и т. п. пояснения, а также переведены и объяснены тексты священного Писания, приводимые в житиях святых. Важность примечаний этого рода понятна для всякого.

Е. И. В. Государь Император обратил своё внимание рассматриваемую книгу и на всеподданнейшей записке обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева об издании её под наблюдением особой комиссии, состоящей под председательством Московского викария, Можайского епископа Парфения. изволил собственноручно начертать: «Выражаю Моё полное одобрение всем принимавшим участие в составлении и печатании первого выпуска Житий святых. Издание это делает честь Московской синодальной типографии».

В виду всего сказанного, нельзя не пожелать, чтобы издание дальнейших месяцев продолжалось с такой же тщательностью и отличалось такими же и внешними, и внутренними достоинствами. Помоги Бог труждающимся в этом святом деле!

К. Плотников

Предлагаемый вниманию читателей нашего журнала труд миссионера Харьковской епархии Д. И. Боголюбова заслуживает особенного к себе внимания, как вышедший из-под пера многоопытного и талантливого деятеля на миссионерском поприще, стяжавшего себе известность своими глубоко-содержательными и увлекательными беседами с сектантами. – Автор предпосылает своим беседам краткое введение (1–9 стр.), в котором касается вопроса, почему он в своих беседах разбирает такие, а не иные из прорекаемых сектантами истин. Желая оказать посильную помощь миссионерствующей братии, он рассматривает только такие вопросы из миссионерской практики, которые или вскользь затронуты, или совершенно не разобраны в курсах обличения штундизма; при этом он в своих беседах в подтверждение той или другой истины приводит только такие доказательства, сила которых испытана в борьбе со штундой. Доказательства же, предлагаемые в обычных курсах обличения штундизма, но с миссионерской точки зрения мало идущие к делу или совершенно неудовлетворительные, он опускает. При разборе сектантских возражений автор останавливает своё внимание только на тех, которые очень часто повторяются сектантами или являются наиболее характерными. В беседах он ведёт доказательство той или другой истины не шаблонным путём, а старается воспроизвести почти фотографически сходную с действительностью картину своих разговоров с сектантами, дабы сам читатель мог прийти к заключению, каким именно путём следует вести противо-сектантские прения (3–5 стр.). Благодаря такому способу изложения, беседы г. Боголюбова отличаются живостью: диалогическая форма придаёт им особенную занимательность и увлекательность, почему они легко читаются, легко запоминаются и, что самое главное, сущность каждой из них легко усвояется. И читатель видит и чувствует, что беседы нашего автора не подходят под общий тип противо-сектантских бесед, в большинстве случаев представляющих сухой перечень или свод текстов по пререкаемым сектантами вопросам.

В своём предисловии г. Боголюбов делает несколько довольно ценных указаний, как следует вести беседы с сектантами. Первым и самым главным условием успеха наш автор ставит простоту, ясность и краткость построения бесед, так как наш народ не образован и плохо развит. Туманность речи и искусственное построение рассуждений должны быть окончательно изгнаны из миссионерской практики. Иначе доброе усердие миссионеров не достигнет цели (5 стр.). Для того, чтобы беседы отличались простотой, ясностью и последовательностью своего построения, миссионеру предварительно нужно точно определить, о чём он хочет беседовать; при этом нужно для беседы ставить узко-определённый вопрос, так как предложить широкий вопрос для беседы и не рассмотреть его в один раз вредно для дела миссии. Для сокращения речи о спорных предметах миссионеры должны строго следить за своими вопросами и не должны спрашивать о том, о чём сектанты могут бесконечно говорить. Беседу должно вести по пунктам, и главный вопрос, как бастион, должен господствовать над всеми вопросами. На каждый вопрос должно требовать от сектантов ответа от слова Божия. Беседу не следует вести очень долго; ибо продолжительность утомляет слушателей; в подходящих местах можно делать перерывы. Тон беседы должен быть кроткий: гневливости и раздражительности отнюдь не следует допускать. В случае диких выходок со стороны сектантов, на что они большие охотники, миссионеру лучше изобличить сектантов спокойно, но твёрдо и „со властью“. Насмешек над ними отнюдь не следует допускать; благоразумная же ирония положительно необходима: она оживляет внимание слушателей. Так как сектанты-библеисты, то и речь проповедника должна обильно подтверждаться словом Божиим; того же необходимо требовать и от заблуждающихся. В конце беседы необходимо сжато повторить все пройденные пункты и непременно упомянуть о главном вопросе, на который сектанты не дали ответа (5–9 стр.).

Автор, не задаваясь целью исчерпать в своих беседах все пререкаемые сектантами вопросы, останавливается на тех, которые наименее удовлетворительно раскрыты в нашей противо-сектантской обличительной литературе. Потому он, не придерживаясь строгой системы, останавливает своё внимание на вопросах: об источниках христианского вероучения, о крещении младенцев, о священстве, причащении и покаянии, о святости Церкви, о святых мощах и молитвах за умерших, о рукотворных храмах Божиих, о почитании св. икон и св. Креста и о крестном знамении. В ответ на неправильное понимание сектантами учения апостола Павла об оправдании верой, он предлагает беседу и на эту тему и касается также (в отдельной беседе) вопроса о личной христианской святости. Весьма кстати автор разбирает и 23-ю главу св. Матфя, на которую обыкновенно сектанты любят ссылаться в своих нападках на православных священников, сравнивая их с ветхозаветными книжниками и фарисеями.

Не касаясь подробного содержания бесед, мы заметим, что все беседы читаются легко и увлекательно; изложены они талантливо и с миссионерской точки зрения являются единственными в своём роде. К чести автора нужно сказать, что в деле опровержения сектантских заблуждений и обоснования истин православной Церкви, прорекаемых сектантами, он идёт не торной тропой, а прокладывает новые пути: читатель, к удивлению своему, находит массу ссылок в беседах на такие места свящ. Писания, которые впервые приводятся автором для подтверждения того или другого положения; мало этого, автор во многих случаях даёт новое освещение и постановку разбираемым им вопросам. Правда, местами попадаются длинноты (напр., о крещении младенцев), но этот видимый недостаток искупается существом дела: автор ни на одну минуту не забывается, что он имеет дело с малообразованными сектантами, а потому сжатость речи, как опытом дознано, не приносит желанных плодов.

Если бы нас спросили, какой из бесед г. Боголюбова нужно отдать пальму первенства, то мы по совести должны сказать, что все беседы так хороши, что одна другой лучше. Потому мы берём на себя смелость приветствовать этот труд, как вышедший из-под пера миссионера, посвятившего весь свой талант, все свои знания и энергию делу борьбы с сектантством, и потому выдающийся в нашей противо-сектантской обличительной литературе. Для миссионерствующей братии и пастырей труд г. Боголюбова должен служить настольной книгой и быть образцом, как нужно вести противо-сектантские собеседования. Потому пожелаем ему самого широкого распространения.

П. Козицкий

«Миссионерское Обозрение» в нынешнем году подарило своих подписчиков новым приложением – «Миссионерским календарём». Этот календарь настолько не похож на издания подобного рода, что вполне заслуживает, чтобы поговорить о нём подробно. «Миссионерский календарь» – первый опыт этого рода изданий, но он выполнен так удачно, что, несомненно, делает честь его редактору. Перед нами хорошо изданная книжка в 472 страницы и 82 стр. приложений. «Миссионерский календарь», как и всякий календарь, начинается «общими календарными сведениями» (I гл.) и изложением «православного месяцеслова» (II г.). Календарные сведения самые необходимые, а «православный месяцеслов» сопровождается ещё «миссионерским описанием» некоторых «житий св. угодников Божиих», чего нет, конечно, в других календарях. Подобных «описаний» в каждом месяце очень немало, и ими обыкновенно сопровождаются жития таких угодников, на жизнь которых приходится ссылаться в полемике с раскольниками и сектантами. Обыкновенно берётся подходящий факт из жития св. угодника и делается поучительный для раскольников и сектантов вывод. Напр., в житии св. Иакова Персянина (27 ноября) повествуется, что он перед мученической кончиной своей († 421 г.), ободряя себя, между прочим, говорил: «уповай, душа моя, на Бога, силою четвероконечного креста спасающего мя». Отсюда, само собой, следует тот вывод, что четвероконечный крест употреблялся и почитался, вопреки утверждениям раскольников, издревле (стр. 117–118). – После месяцеслова следует изложение «особенностей церковного богослужения» и (III гл.) «указатель евангельских и апостольских чтений на все дни года», а затем глава IV под общим заглавием «Наставления и мысли о миссии Церкви и миссионерах» (163–200 стр.). Наставления и мысли заимствованы – «из слова Божия», «из апостольских постановлений», «из святоотеческих наставлений»: свв. Иринея, Киприана, Иоанна Златоуста, блаженного Иеронима, свв. Василия Великого и Григория, «из наставлений отечественных пастырей и ревнителей миссии»: – Григория м. СПб., Филарета м. Московского, Иоанникия м. Киевского, Аркадия архиеп. Олонецкого, Никанора архиеп. Одесского, Антония еп. Уфимского и архимандрита Павла Прусского. По этим источникам видно, что «самая первая обязанность» каждого священника «есть учить всех вверенных ему людей», как православных, так «и неправославных» (стр. 172) в духе любви, «беседуя с ними снисходительно и кротко» (170 стр.). Но одного сознания миссионерских обязанностей ещё недостаточно пастырю Церкви, нужно «самым делом быть миссионером» (183). Каков должен быть «истинный миссионер» на деле, это очень подробно и живо обрисовывается в следующих статейках той же главы: «Черты истинного миссионера» (183–185) и «Чем должен быть миссионер?» (186–190). «Истинному миссионеру должна быть присуща высокая настроенность, постоянная готовность к самопожертвованию, преданность своему делу, нелицемерная любовь не только к присным, но и ко всем, вопрошающим его о правом учении», чего он может достигнуть прежде всего «через благодатную силу молитвы», которая «есть душа и сила миссии» (статья свящ. И. Дмитревского, стр. 195–200). Впрочем, чтобы миссия имела действительный успех, нужна миссионеру ещё помощь и мирян, о чём довольно подробно и говорится в статье м. Иоанникия: «Чем каждый христианин может служить делу миссии» (стр. 191–194). Глава V посвящена «характеристике учения раскольнических толков или согласий» и «мистических и рационалистических сект» (201–267). Раскольнические толки изложены в алфавитном порядке; учение формулировано сжато, кратко, но в высшей степени точно, ясно и правильно, что можно встретить далеко не во всех справочных книгах.

Перечислены почти все беспоповщинские и поповщинские толки, и что особенно приятно, указано много новейших толков, известия о которых разбросаны по миссионерским журналам за последние годы, напр., адамантовы, белоризцы, горшкова секта, коликовцы, лучинковцы, любушкино согласие, некудышники астраханские и др. Также исторически правильно и точно изложено и учение мистических и рационалистических сект, только с большей подробностью, чем толков раскольнических. – Глава VI говорит «О единоверии и его значении» (стр. 267–272). Изложена в форме вопросо-ответной и может дать каждому интересующемуся единоверием ясный и точный ответ относительно его. – Глава VII носит такое общее заглавие: «православному христианину, живущему среди отпадших от Церкви, наставления о православных догматах веры и обрядах Церкви» (273–332). Эта обширная глава представляет из себя сокращённый катехизис православной Церкви, применительно, конечно, к потребностям миссионера. Догматические и обрядовые истины православной Церкви изложены именно те, против которых можно встретить расколо-сектантские возражения. Каждая истина подкреплена доказательствами из св. Писания. Есть и решение возражений неправомыслящих. – Далее следует VIII гл. – «Миссионерская практика». Это очень ценная по содержанию глава. Начинается с «общих методических указаний для ведения полемических бесед» (333–335); даёт подробные «примерные планы противо-сектантских бесед» (336–358) по каждому спорному вопросу, начиная с св. Предания. Планы выработаны на основании опытов многолетней миссионерской практики и составлены с большим знанием дела. Кроме того, ещё указаны «тексты св. Писания, на которых сектанты пытаются обосновать своё лжеучение» и «тексты по главнейшим вопросам веры, прорекаемым сектантами» (359–365). В этой же главе можно найти и «ответы из слова Божия и из старопечатных книг по вопросам, прорекаемым беспоповцами» (366–373). «Ответы» – это краткое обличение всего беспоповщинского раскола, начиная с вопроса «о Церкви». Они представляют собой изложение православного учения, но только подкреплённого ссылками на старопечатные книги. Самых выдержек, впрочем, нет, указаны одни цитаты, конечно, самые важные и характерные. Жаль только, что пропущено почему-то обличение поповщины – Гл. IX знакомит читателей с «миссионерской литературой» (374–392). Указаны лучшие пособия и для «церковной народно-миссионерской библиотеки», и «для беседы с половцами» и «беспоповцами», «по общим расколу вопросам» и для «бесед с мистико-рационалистическим сектантством». – Глава X содержит «узаконения и распоряжения духовной власти по делам расколо-сектантства» (383–401), начиная с «синодальных правил об устройстве миссии» 1888 г. и кончая последними циркулярными указаниями Св. Синода. Глава XI – трактует «О расколах и сектах, и мерах к ослаблению раскольнической пропаганды» (402–406). Это – извлечения из «Деяний Казанского собора архипастырей». Глава XII – «Пастырская миссионерская памятка» (407–422), главную мысль которой составляет та «непреложная истина, что дело миссии вперёд не пойдёт, пока не сознают пастыри приходские, что они первые и главные миссионеры» (410). Тут же приводится и инструкция для приходских священников в борьбе с расколо-сектантством (410–421). Гл. XIII содержит «юридические сведения» по расколо-сектантству (422–158). Здесь изложены все действующие законы и распоряжения о раскольниках и сектантах, включая циркуляры разных министерств последнего времени. В гл. XIV приводятся «статистические сведения по данным первой всеобщей переписи 1897 г.» (459–460). В главе XV – «программа для составления отчёта о состоянии раскола и сектантства и действиях миссии в NN епархии за N год» (461–465). Далее в гл. XVI-й изложен «устав Вятско-Никольского братства ревнителей православия в Нижне-Тагильском заводе Екатеринб. губ., Верхотурск. уезда» и вообще «проект устава приходских братств» (466–472). – И, наконец, в приложении находятся очень подробные «сведения о современном устройстве миссии в епархиях, о личном составе её деятелей и о состоянии расколо-сектантства», составленные на основании отчётов гг. секретарей консисторий и епархиальных миссионеров.

Как видно из вышеизложенного, «Миссионерский календарь» – книга очень богатая сведениями по расколо-сектантству. Сведения даны самые точные, исторически правильные и современные. В виду этого мы настойчиво рекомендуем этот календарь, как книгу необходимую всем приходским пастырям, которым приходится иметь дело с расколо-сектантством, а также всем интересующимся историей и жизнью последнего и миссией православной Церкви. Смущаться тем, что «Миссионерский календарь» издан только на 1902 г., нечего, – в нём могут устареть к будущему году только одни календарные сведения (и то, конечно, не все), сведения же по расколо-сектантству и православной миссии ещё многие годы будут живучими и, несомненно, не скоро потеряют характер современности. Цена «Миссионерского календаря» – 1 руб. с пересылкой. (Олонец. епарх. вед.).

Вик. Крылов

От редакции

Редакция долгом считает поставить в известность интересующихся новым и единственным пока в русской миссионерской литературе изданием «Миссионерского календаря», что она не считает возможным выпускать подобный календарь ежегодно, так как нынешнее издание настолько полно исчерпало все наиболее необходимые для пастыря и миссионера сведения, что издавать, в ближайшем будущем такой же календарь, значит повторяться.

Для накопления в таком объёме новых сведений по сектоведению и миссионерству нужны годы.

В «Правительственном Вестнике» напечатано следующее сообщение:

В последнее время в Полтавской и Харьковской губерниях произошли серьёзные нарушения общественного порядка. Сущность происшедшего заключается в следующем. Около половины минувшего марта в смежной с Полтавским уездом части Константиноградского уезда, Полтавской губернии, в помещичьи экономии стали являться скопом соседние крестьяне и, ссылаясь на недостаток продовольствия, просить о даровой выдаче им хлеба и корма для скота. Вместе с тем в той же местности заметно возросло количество ночных краж хлеба, картофеля и сена. Вскоре от просьб крестьяне перешли к требованиям, сопровождавшимся нередко возгласами: „всё равно, скоро всё наше будет“, а затем и к угрозам, что в случае отказа возьмут всё силой. Все эти явления наблюдались на сравнительно небольшом пространстве в районе крупных усадеб, близ селений Константаноградского уезда – Максимовка, Варваровка, Федоровка и Лисичье, из коих последнее, как оказывается, было место пребывания некоторых лиц из числа занимавшихся преступной пропагандой. Возбуждение среди населения постепенно усиливалось, и наконец 28-го марта большая толпа крестьян деревни Максимовки и отчасти жителей соседних деревень прибыла на подводах в один из хуторов имения его высочества, герцога Мекленбург-Стрелицкого, Карловку, с угрозами отняла у управляющего ключи амбаров и вывезла несколько тысяч пудов картофеля. Этим в Полтавском и Константиноградском уездах начались явные бесчинства. Крестьяне открыто, целыми обозами, иногда до трёхсот-четырёхсот подвод, нападали на усадьбы помещиков и богатых казаков, отбивали замки у амбаров, сараев и кладовых и увозили хлеб, корм для скота, сельскохозяйственные орудия, а иногда угоняли скот. В некоторых случаях при этом в толпе грабителей слышались крики: „берите, вы должны сделать, как в книжке написано, это всё наше“. 30-го марта Полтавский губернатор, признав необходимым для водворения спокойствия принять чрезвычайные меры, отправился с тремя батальонами пехоты на место беспорядков и 31-го приступил к их прекращению, идя по следам грабителей. Появление войска, производя должное впечатление в тех селениях, которые оно занимало, не могло сразу восстановить порядок в прочих местностях. В обоих уездах Полтавской губернии грабежи продолжались, и 31-го марта была в числе других в Константиноградском уезде разграблена крупная экономия купца Волика, откуда увезено около 20,000 пудов хлеба. Затем волнение стало приближаться к Полтаве. 1-го апреля толпа крестьян произвела нападение на отстоявшую верстах в 10-ти от города мельницу владельца Трепке, при селе Ковалевке. Командированные туда Полтавским вице-губернатором две роты пехоты прибыли на место уже в то время, когда крестьяне возвращались из имения Трепке после произведённого грабежа. Земский начальник, сопровождавший воинскую команду, арестовал 20 человек и приступил к производству дознания. Тем временем вооружённая кольями и вилами толпа стала наступать на команду и, на предупреждение командовавшего штаб-офицера о том, что он будет вынужден стрелять, ответила камнями и глумлением. После этого по толпе был дан залп, коим двое грабителей убиты и семь ранены (один из раненых умер, раны прочих не опасны). 2-го апреля беспорядки в Константиноградском уезде, благодаря передвижениям войск, усиленных ещё четвёртым батальоном, высланным из Полтавы, стали стихать, хотя несколько усадеб под самой Полтавой были ещё разграблены. 3-го апреля произошла новая вспышка волнений в Константиноградском уезде, не имевшая особого значения, и затем беспорядки в Полтавской губернии были окончательно прекращены. Всего в этой губернии разграблено 54 усадьбы. 31-го марта волнения перешли в Харьковскую губернию, охватив в ней Валковский уезд и незначительную часть Богодуховского. После трёхдневного развития в Полтавской губернии, перейдя в Харьковскую, беспорядки здесь проявились в ещё более разнузданной форме: крестьяне, уже не ограничиваясь расхищением хлеба, картофеля и сена, грабили инвентарь, угоняли окот, иногда уносили домашнюю утварь, опустошили несколько усадеб и две из них сожгли.

Донесения о появлении грабителей в Валковском уезде были получены харьковским губернатором князем Оболенским, незадолго перед тем вступившим в управление губернией, вечером 31-го марта. В ту же ночь он выехал, на место беспорядков, взяв батальон пехоты и сотню казаков. Утром 1-го апреля войска застали грабителей в имении генерала-от-инфантерии Перлика, отбили у них награбленное имущество, наказали виновных и арестовали около 50 человек. Захватив затем крестьян на грабежах в двух соседних усадьбах Полтавской губернии, князь Оболенский узнал о разграблении большого свеклосахарного завода купца Молдавского в селе Ново-Ивановском, Валковского уезда, но успел прийти с воинской командой лишь по окончании нападения. С завода этого было расхищено до 30,000 пудов сахара, и всевозможная утварь, а также разобраны по частям и увезены машины и уведено сто пятьдесят пар волов. Толпа дошла здесь до такого неистовства, что кинулась на заводскую больницу, похитила все медикаменты из аптеки, вырывала и уносила тюфяки из-под больных. В это время прибыл губернатор с небольшой горстью казаков, задержал значительное количество грабителей и, подвергнув их наказанию, водворил порядок. Хотя 1-го и 2-го апреля в разных местах Валковского уезда беспорядки и продолжались, но благодаря высланным из Харькова подкреплениям большая часть нападений была войсками своевременно застигнута и остановлена. Тем не менее предупредить случаи разграбления везде не удалось. 1-го числа толпа разграбила усадьбу помещицы Гаевской и подожгла её строения; в тот же день подверглась нападению богатая помещичья усадьба Кантакузовка. В ней разграблены амбары, уведён скот, расхищена вся дорогая движимость дома и библиотека. В имении землевладельца Духовского, Осинове, крестьяне, расхитив всю движимость, разобрала по брёвнам дом и увезли их с собой. К вечеру 1-го апреля толпа грабителей приблизилась к городу Валкам. 2-го апреля на. улицах этого города появились передовые группы крестьян, шедших на грабёж, но по прибытии губернатора вечером 2-го числа, порядок был восстановлен, и бесчинствующие наказаны. На этом закончились беспорядки в Банковском уезде. Всего в этом уезде разграблено 25 землевладельческих усадеб и экономий приблизительно в таком же количестве случаев грабежи были предупреждены. Кроме того, в прилегающей к Банковскому уезду местности Богодуховского уезда были разграблены две усадьбы при селе Рябковке и хуторе Благодатном; хутор же Мирный подвергся нападению, но был вовремя спасён. Энергичный образ действий харьковского губернатора и объявление им народу, что участь добровольно возвративших награбленное будет смягчена заставили участвовавших в грабежах крестьян одуматься, и в последовавшие за прекращением беспорядков дни крестьяне стали представлять в волостные правления, для возвращения потерпевшим, похищенное имущество и приносить повинные, составляя по этому предмету общественные приговоры. Немедленно по возникновении грабежей как в Полтавской, так равно и в Харьковской губерниях на место беспорядков прибыли представители судебной власти и приступлено было к производству предварительных следствий. Одновременно с тем были возбуждены дознания через офицеров отдельного корпуса жандармов. Этими расследованиями выяснено, что в смежных между собой частях Полтавского и Коистантиноградского уездов, где хозяйственное положение крестьян, переживших за последние годы несколько недородов, не вполне удовлетворительно, свила себе гнездо противоправительственная пропаганда, выразившаяся усиленным распространением среди крестьян преступных брошюр и изданий на малороссийском языке, В этих изданиях сельское население призывалось к восстанию против властей и к завладению имуществом помещиков.

К изложенному необходимо добавить, что распространившиеся в обществе слухи о лицах, подвергшихся будто бы насилию со стороны крестьян, так же, как и о крестьянах, засечённых по распоряжениям властей, неверны. Основанием к возникновению последнего рода толков послужило, очевидно, то обстоятельство, что для прекращения грабежей власти были вынуждены применить телесное наказание к вожакам восстания и более упорным его участникам. Наказания эти, оказав должное воздействие на крестьян, устранили необходимость в принятии более крутых мер, подобных тем, к которым пришлось прибегнуть в селе Ковалевке. При подавлении беспорядков лица, руководившие отдельными толпами грабителей, и более виновные из среды последних были задержаны; равным образом заключены под стражу и некоторые лица из числа участвовавших в преступной среди крестьян пропаганде.

В настоящее время общественное спокойствие в Полтавской и Харьковской губерниях восстановлено; следует полагать, что принятые меры к усилению в этих местностях полицейской охраны обеспечат сохранение там порядка и впредь.

* * *

Из Екатеринослава. (О религиозно-философских чтениях для интеллигенции и о беседе с раскольниками). В начале текущего года, с разрешения местного преосвященного Симеона, открылся в Екатеринославе комитет по организации в городе богословско-философских чтений. В состав комитета на первый раз вошли некоторые из преподавателей духовной семинарии и законоучители светских учебных заведений. Местом для чтений избрана обширная зала духовного училища. В истекшем великом посту комитет и открыл свои воскресные чтения на темы: 1-ое чт. „Об отношении науки к церковному учению о Промысле Божием“; 2-е чт. „Радостность, как показатель ценности учения, и христианство, как радостная весть“; 3-е чт. „О бессмертии души“; 4-е – „Религиозно-нравственный элемент в воспитании, как условие образования истинных людей“ и 5-е чт. „Возможна ли истинно-нравственная жизнь без религиозности“. Все чтения велись в присутствии преосвященного и довольно большого числа публики. Желая дальнейшего процветания весьма симпатичной деятельности означенного комитета, в то же время в интересах как лекторов, так и слушателей нельзя не пожелать, чтобы чтения носили более популярный характер и не отличались особенной длительностью²¹. Было бы также желательно, чтобы на будущее время эти чтения преследовали, помимо религиозно-просветительной, и благотворительную цель, применительно к нуждам епархии, как церковным, так и вообще народным, в виду чего стоило-бы установить небольшую плату за посещение чтений. Думаем, что успех чтений от этого не только пострадает, но в некоторых отношениях даже выиграет, особенно со стороны качества слушателей. 31-го марта в актовом зале духовной семинарии с 3-х до 7-ми час. по-полуд. была проведена беседа с старообрядцами на тему: „О церковной иерархии“. Беседу вёл главным образом преподаватель семинарии по кафедре раскола М. С. Брунбендер. Цель беседы, помимо общей, – ознакомить питомцев семинарии с полемикой с раскольниками. На беседе, кроме местных раскольников, присутствовало и много посторонней публики. Интересно, что раскольничий апологет крайне легкомысленно относился даже к чтимым раскольниками старопечатным книгам и все рассуждал от „здравого смысла“. „Оставьте эти книги... пусть другие в них разбираются... мало ли что там написано“, – говорил он в тех случаях, когда ему указывали на свидетельства старопечатных книг... В своих выражениях он был крайне не воздержен, так что даже со стороны слушателей получал замечания. Но просьбы быть мягче в выражениях, логичней в суждениях, не перебегать с одного предмета на другой и пр... мало действовали на ярого раскольничьего апологета. Нельзя опустить одного момента, когда он, после тщетных попыток доказать „бессмыслие“ св. Димитрия Ростовского, вынужденного раскольниками находить в двух перстах: «демон», когда те в трёх перстах отыскали «са-та-на», с непростительной бахвальностью прокричал: «оставьте этих дураков, споривших о чепухе»!..

Думаем, что такое поведение раскольника сравнительно интеллигентного, и притом в присутствии городской публики, слишком ясно свидетельствует о тех мотивах, по коим происходят иногда в деревенской и сельской глуши драки между раскольниками и православными!.. Если бы названный раскольничий апологет так непростительно обозвал св. Димитрия Ростовского на беседе в каком-либо селе, то потребовалось бы слишком много усилий и уменья сдержать физическое проявление гнева православных крестьян!..

И. А-зов

Из Чернигова. (Посвящение в монашество бывшего миссионера). 15 марта в крестовой церкви преосвященным Антонием Черниговским совершено было пострижение в монашество бывшего епархиального миссионера, а ныне преподавателя Черниг. дух. семинарии Анемподиста Яковлевича Дородницына. Чин пострижения был совершён самим Владыкой на утрени, после великого славословия.

Новопостриженный инок, наречённый Алексием, сын диакона Екатеринославской епархии. Высшее образование получил в Московской духовной академии. По окончании курса, со степенью кандидата богословия, был назначен в 1886 году учителем русского языка в Херсонское духовное училище; в том же году, согласно прошению, перемещён на должность учителя латинского языка того же училища; с 1887 года по 1891 год исполнял должность помощника смотрителя; в 1891 г. удостоен степени магистра богословия; в 1892 году был избран Херсонским братством на должность противо-штундистского миссионера в г. Херсоне; в том же году, согласно прошению, назначен помощником смотрителя Бахмутского духовного училища; в 1893 году исполнял обязанности смотрителя училища; в 1894 году поступил на должность противо-сектантского миссионера в Екатеринославскую епархию; в 1901 году по прошению назначен на должность преподавателя Черниговской духовной семинарии по кафедре истории и обличения раскола. Инок Алексий состоял и состоит постоянным сотрудником нашего журнала «Миссионерского Обозрения», а также участвует в Церковных Ведомостях, Екатеринославских епархиальных Ведомостях и Черниговских епархиальных Известиях. В духовной литературе известны следующие сочинения, принадлежащие перу новопостриженного инока Алексия Дородницына: 1) Церковно-законодательная деятельность Карла Великого (762–814 г) – магистерская диссертация; 2) Секта шелапутов; 3) Шелапутская община; 4) Немецкие миссионеры баптизма на юге России; 5) Светская администрация в борьбе со штундой; 6) Опыт противо-штундистского катехизиса и мн. др.

* * *

Из Нижнего-Новгорода. (Публичная лекция по вопросам веры и жизни). С благословения нижегородского епископа Назария, апреля 16 и 17 сего года, на светлой седмице, в Нижнем Новгороде прочёл две лекции доктор медицины Н. Я. Пясновский.

Обе лекции собрали много народу, особенно вторая, посвящённая вопросу о «Болезнях века», унаследованных XX веком от XIX психопатического столетия. Прекрасная дикция, при звучном голосе, художественная форма лекций, но особенно простота и глубина чисто православного мировоззрения учёного лектора – всё вместе произвело отраднейшее впечатление на слушателей, наградивших лектора рукоплесканиями и сердечной благодарностью.

В первой лекции на тему: «как мыслил Владимир Соловьев о воскресении и значение его философии для гигиены духа» – особенно прекрасна критика бредней Штрауса и Ренана, дерзавших разглагольствовать о галлюцинациях св. апостолов и о визионарстве жён-мироносиц. Доктор Пясновский показал психологический абсурд Ренановских химер, показав, что характер галлюцинаций всегда совладает с настроением мыслей и стремлений людей, видящих галлюцинации. Но св. Мария Магдалина настроена была крайне горестно, нашедши пустым гроб; между тем видение ангелов-благовестников, если называть это видение – галлюцинацией, не соответствовало настроению Марии. Для полного ознакомления отсылаем читателя к самой лекции д-ра Пясновского.

* * *

Из Витебска. (Семинарские собеседования с раскольниками). В течении уже оканчивающегося учебного года в нашей духовной семинарии несколько раз были устраиваемы публичные собеседования с местными старообрядцами. Беседы с раскольниками велись самими воспитанниками 6 класса под непосредственным нашим руководством и после обстоятельной подготовки. Открылись беседы 11-го ноября 1901 года, закончились после некоторого перерыва 31-го марта 1902 г. Предварительно старообрядцам, проживающим в нашем городе, было разослано специально для них составленное на славянском диалекте воззвание, и затем о дне и предмете каждой беседы они были извещаемы особыми объявлениями. Каждую беседу открывали обыкновенно мы сами краткой речью, в которой указывали предмет беседы, его важность, устанавливали связь одной беседы с другой и всегда почти напоминали старообрядцам выработанные нами правила поведения во время беседы, которые они давали нам обещание исполнять. Затем, один из воспитанников раскрывал обстоятельно положительное учение по данному вопросу на основании слова Божия и старопечатных книг; если предмет был сложный, то его разъясняли по очереди два или три воспитанника. Если со стороны старообрядцев делались возражения, то воспитанники же давали вопрошающим ответы. В заключение беседы обыкновенно мы обобщали всё сказанное и выставляли на вид перед слушателями всю неправоту старообрядческого учения по данному вопросу.

В первую половину учебного года в нескольких беседах разрешён вопрос „о книжном исправлении при п. Никоне“. Этот важный вопрос, положительное решение которого доказывает несостоятельность нашего старообрядчества с исторической стороны, был разбит на частные пункты: «о догмате и обряде», «изменяла ли вселенская Церковь обрядовые предания», «изменяла ли русская Церковь до п. Никона обряды», «была ли при п. Никоне нужда в исправлении богослужебных книг и чинов», «как происходило это исправление» ...

Для ведения означенных бесед, конечно, нужны были подлинные старопечатные потребники, изданные при первых пяти патриархах, так как неисправность наших книг и необходимость их исправления могла быть доказана не иначе, как через сличение древних книг разных изданий, а в единоверческой типографии потребник перепечатывается только с филаретовского издания, прочие же книги – с иосифовского. Достать эти книги было не легко. Впрочем, в епархии всё-таки мы нашли единственные экземпляры потребников – филаретовского (подлинный), иоасафовского 1636 г., иоасафовского же 1639 г. и иосифовского 1651 г.

Публичные беседы во второй половине учебного года были посвящены раскрытию некоторых частных вопросов: «о покаянии», «о причащении», «о чтении осьмого члена символа веры», «учение Стоглавого собора о перстосложении». На последней беседе были розданы всем присутствующим листки, представляющие из себя извлечение из некоторых прежних бесед²².

Воспитанники семинарии относились к беседам с большим вниманием и усердием и каждый раз с любовью и обстоятельно во всех подробностях изучали подлежащий обсуждению вопрос. Особенно интересными для них были те беседы, на которых делались со стороны старообрядцев возражения. Православные посещали наши беседы с замечательною аккуратностью, и каждая почти беседа происходила при переполненной разного класса публикой громадной аудитории. Постоянные посетители наших бесед относились к последним с большим интересом и иногда принимали в них фактическое участие, то сдерживая раскричавшегося начетчика, то заставляя его читать ту или другую книгу без пропусков и т. п.

Что же касается до старообрядцев, то отношение их к беседам было обычное. Большинство из них, не смотря на личные приглашения воспитанников, чуждались бесед, ссылаясь на свою темноту. Но всё-таки на каждой беседе всегда присутствовало значительное число «староверов», а иногда последние приходили даже и из соседних с городом деревень. Вели себя старообрядцы на беседах спокойно и большей частью прятались назад и только после усиленных просьб зорко следивших за ними воспитанников соглашались занять места впереди, заявляя всегда при этом, что они пришли лишь послушать, а не ответ давать. И в самом деле, они были полнейшими невеждами; не зная даже и того, во что они веруют сами, некоторые из них прямо указывали на свою темноту и даже жаловались на своих наставников, которые их не учат.

Начетчиков в городе, по заявлениям самих же старообрядцев, кажется, совсем нет. На беседах мы познакомились с двумя типами „защитников старой веры“, которых начетчиками едва ли можно назвать. Наиболее возражений на беседах делал нам Е. Ф. Табаков, хорошо известный и редакции „Мисс. Обозр.“ по бывшему в Витебске миссионерскому съезду. Это очень красивый молодой франт-беспоповец, появший себе в жёны чуть ли не польку или немку... По убеждениям он полнейший индифферент, хотя на беседах представляет из себя очень рьяного «старовера». Интересуется Табаков более нашими учёными, заигрывающими со старообрядцами; имена гг. Каптерева, Голубинского, Филиппова особенно ему любезны и повторяются на каждой беседе по нескольку раз... Пишет он «трактат» о Церкви в духе Швецова и опять хвастается знанием мнений по этому вопросу наших православных учёных, причём считает чуть ли не единомыслящими с ним еп. Антония Уфимского и прот. Смирнова... В общем же он всё-таки слабый апологет; защищает старообрядчество не иначе, как по «тетрадкам», в которых заключаются выписки из разных сочинений. Однажды явился на беседу, забыв «тетрадки», г. Табаков был не в состоянии сделать ни одного возражения и просил нас подождать, пока принесут ему из дому «тетрадки». Пришлось уважить его просьбу и подождать минут 20; «тетрадки» были принесены, и Табаков начал вычитывать... У воспитанников семинарии с Табаковым установились деятельные миссионерские сношения: он нередко в свободное время ходит в 6 класс и спорит по разным вопросам, оказывая тем большую услугу делу изучения полемики... Иногда же он наивно обращается к воспитанникам помочь ему составить возражения к предстоящей беседе и дать ему наши учебные пособия...

Другой начетчик – представитель поповщины – Е. А. Рыжков. Этот начетчик крупный невежда. В своём доме он содержит неразрешённую моленную и состоит „духовником“. Единственный вопрос, с которым он всегда навязывается, это „порицания“ в полемических книгах. Больше он на публичных беседах говорить ни о чём не хочет. К воспитанникам и этот главарь нашего рассказа благосклонно относится: он приглашает их на своё богослужение и сам просит их читать по книгам. Всем и каждому он говорит о своём знакомстве с бывшим псковским, а раньше полоцким епископом Антонином. У него есть несколько визитных карточек и писем преосв. Антонина, в которых последний всегда посылал своё благословение (?) дому Е. А-ча и всему витебскому старообрядчеству. Письма эти мы видели лично, с некоторых из них сделали копию. Эти дорогие для Е. А-ча документы от частого показывания их пришли в крайнюю ветхость; некоторые из них уже подклеены. Письма эти, по словам самого Р-ва, переписываются его пасомыми, которые глубоко благоговеют перед своим наставником, «переписывавшимся даже с архиереем». А Е. А. этим всегда пользуется для поднятия своего авторитета. Не стесняется он также говорить, что он имел дело и с «самим царем». Когда вы удивитесь и не поверите, он из стола вытаскивает страшно засаленный лист бумаги и заставляет вас прочитать его, как доказательство правдивости своих слов. Оказывается, что это не более, как заявление из Министерства Внутр. Дел о том, что Государь Император велел благодарить витебских старообрядцев за принесённую ими Ему икону Покрова Пр. Богородицы с выражением верноподданнических чувств по случаю чудесного спасения Его 17 окт. 1888 г. Бумага эта помечена № 145-м; это, по объяснению Е. А-на, значит, что таких людей как он, у Государя всего только 145 человек...

Вот с какими типами раскольников пришлось нашей миссии вести прения на наших семинарских собеседованиях.

Беседы охотно посещались представителями всех слоёв местного общества. Не видали мы, к прискорбию, на своих беседах представителей одного лишь витебского городского духовенства... Духовенство приходское на всех беседах блистало своим отсутствием и игнорировало их своим просвещённым вниманием. Жаль! Факт поразительный... Очевидно, духовенство находило совершенно неинтересным посещения миссионерских бесед. А мы ждали от пастырей ещё помощи.

Препод. Витеб. сем. В. Беляев

Собрание 2 -го мая было одиннадцатым и последним в текущем семестре и окончилось тёплым и дружелюбным прощанием участников и гостей. Учредители и ближайшие его участники обратились к представителю в собраниях со стороны Церкви, ректору С.-Петербургской духовной академии, епископу Сергию, со следующим словом, прочитанным секретарём и вместе деятельнейшим членом собраний, Е. А. Егоровым.

«Прерывая на летние месяцы религиозно-философские собрания, члены-учредители и вообще ближайшие деятели собраний не могут, повинуясь самому живому движению сердца, не обратиться к своему председателю, к вам, владыко, с чувством горячей благодарности. Душевные качества ваши почили на собраниях и определили счастливый и совершенно неожиданный успех их. На второе и первое, особенно на первое собрание, мы, интеллигенция, собирались с самым неясным настроением души и не знали, возможно ли и нужно ли будет собираться после двух–трёх встреч представителей Церкви и общества. Ожидалось недоумение, раздражение, непонимание; ожидалась даже злоба. Об этом переговаривалось в интимных кружках писателей и светского общества. Но уже после 2-го заседания вся литературная часть собраний почувствовала, что дело установилось, что оно крепко, и что сами собой ни представители Церкви, ни представители общества не разойдутся. Ваше преосвященство из груди своей извели прекрасную погоду и установили её над собраниями, в которых всё пошло весело, счастливо, радостно, успешно, при всей терпимости обсуждаемых тем. Вы научили всех не словом, а примером, не искать своего, не убивать чужого, а радеть об одной истине. Вы установили деликатность в отношении всех ко всем и терпимость к слову, какую напрасно было бы где-нибудь искать, кроме наших собраний. Как христианин и абсолютно в себе уверенный человек, вы показали, что никто не может так широко простереть крылья любви и свободы, как хранительница абсолютных истин, непоколебимая и вечная Церковь. Поистине, многие в интеллигенции увидели из вашего способа действий впервые блистание внутреннего света церковного. И ещё недавно раздражённые чувства многих улеглись. Все расходятся ныне с большим миром в душе, чем с каким сошлись. Миротворная роль собраний бьёт в глаза; а мы, спорщики, чувствуем это непосредственно в душах наших. Не иерарха-властелина показали вы нам в себе, а как мудреца первых времён христианства, терпеливо взявшего на себя бремя поздних недоумений и взаимного непонимания. Перед вашим лицом, под давлением вашего обращения должно было замереть самолюбие, и заиграли чистые умственные интересы. Все хотели больше слушать, чем говорить. Установилось внимание, и всякий поворот мысли у спорящих сторон следился всеми присутствующими с глубоким душевным напряжением. Благодаря вас за эти услуги, мы предлагаем и всем присутствующим встать и выразить признательность епископу за ту высокую душу его, которую, выражаясь языком отцов Церкви, он дал нам в «снедь сладкую» и растворил ею то горькое, а иногда и гневливое, с чем мы первоначально собрались сюда».

Выслушав эту речь, епископ Сергий в ответной речи отклонял ему приписанные заслуги и выразил своё отношение к собраниям. Затем, от имени всех гостей посетителей встал и поблагодарил учредителей собраний Юр. Ник. Милютин. Г. Скворцов предложил присутствующим попросить председателя, епископа Сергия, не отказаться передать глубокую признательность от имени всех участников и посетителей высокопреосвященному митрополиту Антонию, без высокого покровительства которого собрания не могли бы ни возникнуть, ни продолжаться. Все живо заволновались и усердно просили епископа Сергия передать владыке-митрополиту горячую от общего имени благодарность, тут же припомнив, что первое и ещё малолюдное собрание было в покоях митрополита, и там же, при его благоприятствовании, была установлена основная точка зрения на независимость прений и безопасность высказываемой мысли. Всё это действительно и осуществилось, и трудно передать одушевление всех присутствовавших, которые воочию в течение 11 собраний имели случай убедиться в полной действительно нестеснённости мысли и теперь издали несли свои благодарности высоким воззрениям первенствующего иерарха России, давшим всему этому осуществиться. Вслед за этим постоянный посетитель собраний В.П. Претейкинский предложил присутствующим попросить В.М. Скворцова передать аналогичную благодарность другому покровителю собраний, обер-прокурору св. Синода К.П. Победоносцеву, без содействия которого также не могли бы установиться эти собрания. И это было принято присутствовавшими с живым чувством, и многие благодарили самого г. Скворцова, между прочим, и за то, что на собраниях ему пришлось не только отвлечённо, но и конкретно, и лично услышать много для себя больного, тяжёлого, упрекающего, и он принял это мужественно и философски, и сам совершенно вошёл в дух собраний, став живым и искренним их участником²³. Можно сказать, что установление истинного воззрения на сектантство и на задачи миссии было одной из крупных заслуг собраний. „Сила сама превозмогает; а в содействии мер человеческих нуждается только бессилие“ (т.-е. не Божие). Таков был итог трёх собраний по вопросу о свободе совести.

Переходя к этим итогам, мы должны заметить, что в 11 собраниях были преемственно обсуждены доклады: 1) „Церковь и интеллигенция“ В.А. Тернавцева, с привходившим сюда докладом Д.В. Философова: „Аскетический идеал в отношении к миру“; 2) „Об основном идеале Церкви, о благодати и о священстве“ В.В. Розанова; 3) „Толстой и русская Церковь“ и „Гоголь и о. Матвей“ Мережковского; 4) „К характеристике общественных мнений по вопросу о свободе совести“ кн. С.М. Волконского, с привходившим сюда анонимным докладом, прочитанным от имени одной просвещённой женщины священником И.Ф. Альбовым. За исключением доклада кн. Волконского, все остальные в сущности имели одну тему: уловление истинного отношения христианства – Церкви – духовенства к природе – культуре – человеку и о том, совпадает ли христианство с аскетизмом, и если да, то вечно ли и принципиально ли это, или это есть случай и отклонение. Невозможно в кратком resume передать бесчисленные разветвления мысли, так сказать, потоки света, которые бегут как от самой постановки этой темы, так и от малейшего поворота в её решении. Главный недостаток прений, особенно чувствовавшийся интеллигенцией, заключался в неопределённости ответов, и добиться определённости и мотивированности – в этом был метод и воспитательная заслуга собраний. Мало-по-малу в них вошла вся молодая половина С.-Петербургской духовной академии. Из мастистых представителей профессуры и вообще науки самое деятельное участие в собраниях принимали протопресвитер И.Л. Янышев и С.А. Соллертинский. От Петербургской духовной семинарии – ректор её архимандрит Сергий и преподаватель догматического богословия И.П. Щербов. Собрания имели посетителями членов Университета. Академии Художеств и Военно-Медицинской академии, редакторов журналов. Среди посетителей-гостей преобладали чиновники, военные, технических служб, моряки и врачи – обычно с их семьями. Ректор С.-Петербургской духовной академии епископ Сергий нашёл полезным ввести в собрание 10–15 лучших студентов вверенной ему академии. Собраниям было очень приятно увидеть у себя хотя и редкими посетителями временно приезжавших в Петербург священников-провинциалов: И. Ф. Егорова из Юрьева (Дерпта), преподавателя гимназии, и И.И. Филевского из Харькова, преподавателя коммерческого училища. Этот состав заставляет думать, что рассуждения, которым отдавали себя собрания, были разнообразны, серьёзны и занимательны. В сущности, собрания не могли бы устроиться или существовали бы искусственно, если бы они возникли не из назревших вопросов и при том таких, на которые интеллигенция привыкла давать одни ответы, а представители Церкви – другие. Таким образом пища для собраний была уже готова. Все главные участники собрались сюда с чрезвычайно разгорячёнными и упорными мнениями, с доводами, в сущности уже готовыми, с миросозерцанием, установившимся; и прения потому и потекли пламенно и регулярно, что они вовсе не формировались на собраниях, а так сказать обтачивались взаимными столкновениями до совершенной точности, до готовности вылиться в формулу. Собственно, невозможно „вообще о религии“ беседовать, „вообще о Церкви“, „вообще о христианстве“: можно беседовать о совершенно определённых на всё это воззрениях. И без предварительного созревания этих мнений собрания бы не удались, но за то, раз созрели очень определённые и очень мучительные воззрения, появление собраний, их обсуждающих, стало исторической задачей и вопросом только времени и места. Вот эта историческая их подготовленность, на ряду с замечательной удачей выбора представителей со стороны Церкви, – как иерархических, так и учёных, и, наконец, священства, и обусловила всё. Интеллигенция нашла полное понимание себя; а со своей стороны увидела в духовных лицах людей высокого характера, ума, полных терпимости, наконец, любви к человечеству и к своей родной русской земле. Собрания, по содержанию прений, можно сравнить с чрезвычайно одушевлённым чтением множества новых книг и с суждением по их поводу. Тёплое прощание участников их 2-го мая, казалось, полно было нетерпеливого ожидания их осеннего возобновления.

(«Новое Время»).

В. Розанов

Крестьянские беспорядки, политическая пропаганда и миссия в сих случаях приходских пастырей. – Верные соображения кн. Мещерского и правдивое письмо священника. – Франко-русские празднества в столице и президент Лубэ в Лавре.

Из событий последнего времени наиболее глубоко и болезненно сильно отозвались на сердце каждого мыслящего и чувствующего русского православного человека крестьянские беспорядки, разразившиеся в пределах Полтавской и Харьковской губерний, как-то неожиданно, стихийно, подобно губительному извержению вулкана на острове св. Мартиника. Страшны и возмутительны эти беспорядки в своих подробностях, представляя собой страничку из пугачёвщины... Но они ещё более ужасны по причинам, порождающим подобные печальные события в нашем тёмном народе, а равно и по сопровождающим их обстоятельствам и последствиям. Правительственное сообщение, выше напечатанное у нас, не оставляет сомнения, что здесь мы имеем дело с злонамеренной революционно-политической пропагандой, как ближайшей и главной причиной беспорядков. Последняя суетливо и упорно „действует“ ныне всюду, ища для себя, подобно некоей смертоносной бацилле, удобной среды и почвы в условиях государственной, – общественной и народной современной жизни России. Ранее несколькими годами пропаганда эта нашла себе такую удобную среду и свила гнездо среди учащейся молодёжи, оттуда перекинулась в фабричное рабочее население, где беспорядки сделались хроническим недугом.

Теперь видим, что и наши мирные деревни агитация смутьянов не оставила в покое. Собственно говоря, покой южнорусской деревни нарушается, давно, – со времени распространения здесь штунды, которая, не будучи сама по себе прямо политической сектой, создаёт в народной массе прекрасную среду для проникновения в неё всяких измов. Мы не раз говорили, что штунда и вообще наше рационалистическое сектантство – это инструмент, на котором политические музыканты могут какую угодно взять ноту и разыграть любую драму. Будем откровенны, – высказанная нами не раз, эта мысль вызывает в либеральном лагере общества и печати против нас, как деятеля и писателя, большое предубеждение, в чём мы имели случай убедиться и в религиозно-философских собраниях во время прений о свободе совести... Но толстовская эпопея и Сумское печальное событие с разгромом сектантами церкви-школы с очевидностью подтверждают наши доводы и показывают, куда и до чего можно довести наше сектантство. Не подлежит сомнению, что Тодосиенко жестоко фанатизированный политический агитатор и он не единственный в штунде... Известно, что он ещё в позапрошлом году расхаживал с каким-то неизвестным господином «в пальто и поярковой шляпе» (выдавая последнего за великую особу) по экономиям Киевской и Харьковской губернии, – при этом Тодосиенко исчислял количество десятин, находящихся во владении помещиков, говоря, что скоро всё это должно переделиться между местными крестьянами.

За такие похождения в одном из имений южнорусского креза г. Терещенки, Тодосиенко был арестован, как подозрительная личность.

Нам пришлось часа два откровенно побеседовать с Ковалевым, которого Тодосиенко избрал „в качестве адъютанта“ из среды павловских сектантов для сопровождения его в Киев.

По рассказам Ковалева и других его односельчан, девизом павловских изуверов было: „церкви разгромлять, попов распинать, а с панов душу вынимать“. После полтавских и харьковских погромов ясно, что не один Тодосиенко и не в одних Павловках вёл такую же пропаганду в благословенной Малороссии.

В сектантских Павловках почва оказалась благоприятнее, и болезнетворная анархическая бацилла появилась скорее, пожар разразился быстрее, чем в других не сектантских пунктах того же юга. Подобно сектантству, пропаганда политическая ведётся также двумя способами – устно и через рассылку и раздачу вредных листков и брошюр. Миссия ближе всего знает, насколько народ наш легковерен, независимо даже от своей темноты, и падок на сенсационные и мистические бредни, особенно когда дело касается „блаженства“ – здесь ли на земле, хотя бы через чёрный передел земли, или на небе, пусть бы даже и через скопчество.

Наглядную, живую иллюстрацию этой просто поразительной, детски наивной и глупой доверчивости представляет собой упомянутый „адъютант господина Моисея“ Ковалев.

Нужно заметить, что Ковалев молодой, бывалый и совсем не глупый парень, ополченец, грамотный, читает „Родину“, охотно и преинтересно беседует.

„Господином Моисеем“ он сразу же увлёкся до обожания. Последний заметив преданность и расторопность Ковалева, решил взять его с собой для услуг и побегушек во время авантюристских похождений.

Преподав „всю науку“ на счёт действий сектантов 16 сентября, Тодосиенко 13 сентября собрался сам скрыться из Павловок и предложил отцу (убит в свалке 16 сентября) и матери Ковалева отпустить сына с ним. Когда последние не решались, Тодосиенко сказал:

– Я его на небо свожу – в Киев.

– Да, разве, батюшка, небо-то в Киеве, – спрашивает мать?

– Дураки, вы ничего не понимаете... Небо – это означает высшее начальство, – а вы мужики – земля... Вот я сына-то представлю в Киев, к начальству, а оттуда вернётся он в красном мундире...

Родители со слезами на глазах от радости и опасения отпустили сына. Поехал Ковалев с Тодосиенко „в высшем классе“. Дорогой Тодосиенко скоро заснул.

– Мне тоже очень хотелось спать, – говорит Ковалев, – но я всю дорогу боролся со сном, зная, что тот, кто сопровождает „великую особу“, не должен спать. Всматриваюсь я в лицо спящего „господина Моисея“ и вижу, Боже мой, да как „они“ похожи на генерала Линевича...

– А ты разве видал этого генерала, – спросили мы?

– Видал на картинке в „Родине“... И вот, когда „они“ встали, за чаем я и говорю: Осмеливаюсь я вас спросить „г. Моисей“, – не генерал ли вы Линевич?

– А ты почему это спрашиваешь?

– Да я видал генерала Линевича в „Родине“, и ваш, „г. Моисей“, образ очень схож с портретом генерала.

– Да, я генерал Линевич...

– Так, вы воевали с Китаем, – воскликнул Ковалев!

– Да, Николай Александрович (т. е. Государь Император) меня посылал туда... А ты думаешь, что война-то там была пушками, да ружьями... Нет, брат, время прошло для такой войны... Теперь война словесная... Я победил китайцев словом в спорах, и Китай сдался, готов сделаться нашим братом...

И Ковалев внимал этим замысловато-безумным глаголам с полной верой.

Опускаем пока подробности о похождениях этого сектантского Дон-Кихота в Киеве и по разным сёлам Киевской губернии... Заметим только, что Т-ко везде собирал, сектантов и при молитве держал свои проповеди, а затем предлагал собрать ему денег для отсылки в министерство, чтобы „оплатить“ 4 пуда измаранной по их делам бумаги... Сектанты верили и собирали, – в Павловках около 80 руб., а в одном селе 1 руб. 90 коп., – Т. не погнушался, и этими копейками. В родном селе своём Яхнах Тодосиенко показывал Ковалеву свою полуразвалившуюся хату, говоря, что в одной из половин жила около месяца „великая особа, инкогнито путешествовавшая с ним по сёлам, чтобы убедиться, как народ страдает без земли“, а в другой была „наша“ канцелярия...

Старосте и родным Тодосиенко властно приказывал поправить хату, так как скоро приедет комиссия „для описания его биографии“... Ковалев и другие верили... Едут Тодосиенко с Ковалевым поздно вечером „на фаэтоне в одно из селений к сектантам... Видит Ковалев какие-то три огонька (надо полагать, на полотне железной, дороги) и спрашивает Тодосиенко:

– „Г. Моисей“, видите вы три огонька?

– Вижу, а знаешь ты, что они означают?

– Как я могу знать!

– Один огонь означает – Государя Николая Александровича, другой – граха Толстого, а третий – меня Моисея, пророка Израиля... Эти огни исчезнут, и будет на небе красное зарево, вроде флага, – это означает, что будет война большая...

Ковалев слушал, млел и верил, как верили Тодосиенко и его односельцы, и Павловцы, как позже верили и полтавцы, и харьковцы таким же „господам пророкам“, как Моисей, а потом от слова перешли к делу, – громили имения помещичьи.

Не менее действенное на массу оказывает влияние печатное зловредное слово, в виде подпольных изданий – лондонских и женевских. Миссионеры нам сообщают, что сектанты и православные юга постоянно снабжаются Чертковскими и другими изданиями листков „Свободного Слова“, с наставлениями гр. Толстого, и в штунде происходит глубокая эволюция мировоззрений. Не мало и других революционных изданий проникает в народ. Судя по аналогии сектантской пропаганды, и здесь дело обстоит также: находится вожак, из „развитых“ рабочих; под председательством его «собираются сначала единицы, а потом и десятки где-либо в укромной хате, закрывают окна, ставят стражу, вожак читает и комментирует по-своему, на мужичий лад... Пропаганда сначала ползёт по земле или подспудным путём, а затем уже вырастает во весь рост, заглушает пшеницу, одурманивает совесть и разум народа и при первой искре готова разразиться в ужасах погрома.

Однако, нужно правду сказать, что нелегко и нескоро можно сдвинуть с своего места нашего православного крестьянина, особенно хохлов – неподвижных, нерешительных, и подбить к таким ужасам, какие представляет нам картина недавних полтавских и харьковских крестьянских бунтов. Для совращения православного в сектантство нужны месяцы. Не менее трудно, думаем, совратить простолюдина и на путь политической анархии. Теперь спрашивается, где же была стража в лице близкой к народу светской власти – земских начальников и духовных опекунов народа, – приходских пастырей? Почему они здесь не были чутки и бдительны? Село – не столичные или городские центры, – там всякое происшествие, даже с «бешеной собакой, скоро же делается общей новостью. Почему зловредной устной пропаганде вовремя не противопоставлено хотя в тех же полтавских и харьковских палестинах начальническое, отеческое вразумление и предостережение и пастырское увещание, и разъяснение, а подпольным брошюркам – полезные народные издания на злободневные темы?

Нам пришлось слышать от управляющего одной огромной фабрики в Петербурге удручающие подробности о том, как среди русских рабочих широко действует, злонамеренная подпольная литература, как заграничные рабочие органы печати зорко следят и точно осведомлены о всём, что происходит на наших фабриках, кто из рабочих на какой фабрике так или иначе влияет и действует. Между тем в противовес – русских благонамеренных изданий специально для рабочих не существует, и никто не позаботится ни создать, ни распространять полезные, просветляющие тьму фабричной жизни и оздоровляющие духовную её атмосферу листки и брошюры. Отметим в этом отношении отрадный и едва ли не первый и единственный почин со стороны всегда отзывчивого и чуткого к знамениям времени генерала Богдановича, на днях выпустившего брошюру ,,Задушевное слово к русским рабочим“; брошюра имеет огромный успех. Мы перепечатали в приложении это отеческое наставление рабочим, генерала-народолюбца.

Вот побольше бы таких изданий. Народ верит печатному слову. А нынешние события слишком много дают и побуждений, и тем. Нельзя людям порядка молчать и спать, преступно умывать руки в происходящем и малодушествовать, когда в противоположном лагере идёт болезненная смута, давно небывалое напряжение разрушительной энергии и неслыханная дерзость. В народном, тем паче в массовом движении важно не упускать благоприятного для воздействия на совесть момента.

Вот почему благовременно теперь же поставить и хорошо обдумать вопрос о миссии приходского пастырства в её отношении к политическим событиям современной общественной и народной жизни, и надо говорить, и действовать.

Вопроса этого коснулся кн. Мещерский в своём „Гражданине.“ И нужно сказать правду, не помним, когда бы из-под пера маститого публициста выходило по адресу духовенства такое тёплое, доброжелательное и глубоко правдивое слово. Приводим полностью эти достойные внимания и признательности духовенства строки нашего публициста.

Понедельник, 22 апреля.

Я намедни писал о том, что если бы мужичку в деревне кто-нибудь наговорил разных небылиц про какие-то его права на чужую землю, и он вздумал бы обратиться за поверкой этих сведений к своему приходскому священнику, то вероятно бы тот ему на это ответил: это не моё дело. И если это так, то тем паче ожидать от этого священника, чтобы он принялся в церкви говорить своим прихожанам о политических темах, вряд ли возможно.

А между тем заметьте, какая странность: как только вы заводите с кем-нибудь разговор о нашем сельском духовенстве, то непременно один из собеседников переведёт разговор на почву сравнения с иноверным духовенством, например, с католическим, и неизбежно скажет своё слово про уменье этого духовенства иметь не только духовное, но и политическое влияние на народ, настолько сильное, что католик-прихожанин без воздействия на него своего ксёндза немыслим. И, действительно, это странно, но это так: на католического ксёндза у нас взирают с известным недоверием только потому, что он имеет политическое влияние на своих прихожан, а у нас, в нашей, русской деревне, приходится горевать над тем, что наш сельский священник не имеет никакого политического влияния на своих прихожан.

Сам собой является вопрос: как это объяснить? Сейчас же на этот вопрос являются Эдипы и сразу его решают: оттого, говорят они, что католические ксёндзы весьма образованы, а наши сельские священники недостаточно образованы.

Но я этим ответом, признаюсь откровенно, очень мало удовлетворяюсь. Я видал на своём веку неграмотного волостного старшину, который не только держал в железных руках и в полном подчинении 3,000-ую волость, но который ежедневно решал всякие вопросы крестьянской жизни, с которыми мужички к нему обращались, как к своему Соломону. Видел я также в соседстве двух священников: один – образованный и, так сказать, элегантный снаружи, говоривший изящно, но без малейшего влияния на свой приход; другой – простейший из простых, бедный, которого с первого взгляда можно было принять за пономаря, но которого весь приход не только любил, но уважал, и к которому мужичок обращался за разрешением разных вопросов его быта веря с его здравый смысл и в его участие к прихожанину. Нет, дело не в образовании.

А всё дело в том, что католический ксёндз и лютеранский пастор поставлены в самостоятельное положение, а наш сельский священник поставлен не только в зависимость, но и в приниженное положение, в котором он ни в ком не находит опоры и поддержки, но всего должен бояться. Зависимость эта – не только гнёт, это – рабство, и я, доживший до старости, без боли в душе и без стыда за свою Русь, называемую православной, не могу думать о том, что за 50 лет моей сознательной жизни обо всех думали, поднимая вопрос об улучшении материального быта, за исключением одного существа на Руси, – за исключением сельского священника. Пусть вымаливает себе, – говорят доселе, – как нищий, гроши на пропитание себя и семьи, – и в то же время, как будто ожидают от этого приниженного слуги Божьего алтаря влияния на паству. Независимость материальная не исчерпает это рабское состояние нашего сельского духовенства: материальная бедность может не мешать подвигам духа; но хуже гнёта материальной зависимости – это гнёт духовной зависимости, под которым обречён жить наш сельский священник. Это положение духовной зависимости можно сравнить только с паутиной, в которой пленён сельский священник в каждом проявлении своей духовной личности, начиная с благочинного, наблюдающего, и кончая ужасной консисторией. В этом плену сельский священник не может говорить с амвона иначе, как с предварительного одобрения его слов, не может говорить ни экспромтом, ни открыто, не может самым безупречным и долголетним служением считать себя защищённым от позора отвечать на всякий донос, извращающий его слово или его действие.

А между тем, через всю историю нашего государства до сего дня, ярко светлой чертой проходит один непреложный факт – самым верным оплотом русского государственного строя был и есть наш сельский священник. В дворянстве уже явились Стаховичи, а в сельском духовенстве, пленённом и приниженном, при всех его недугах, при всех его недостатках, сельский священник – всё тот же верный страж государственной России. За что же о нём не думают? Ведь он нужнее акцизного или контрольного чиновника!..

Разделяя вполне справедливость всего выше сказанного, считаем долгом оговорить лишь некоторые подробности в рассуждении кн. Мещерского.

Кн. Мещерский, по-видимому, разделяет и сам избитое, шаблонное предубеждение против нашего духовенства, будто бы менее образованного, чем инославное. С программами и курсами в руках утверждаем, что здесь глубокое недоразумение. Теоретическое и научное образование нашего духовенства гораздо шире и глубже поставлено, чем, напр., в католических учебных заведениях. В этом наглядно убеждает хотя уже одно то, что во всех университетах наших цвет учёного профессорства выпадает на долю семинаристов... Но у нас в духовной школе много схоластики, нет должного воспитания и выдержки в дисциплине, отсутствует жизненная подготовка питомцев к предстоящему их служению народу. В самом же служении пастырском много таких терний, которые глушат всё живое в живой душе молодого приходского пастыря, а главное – притупляют чувствительность, энергию и самодеятельность. Но об этом позвольте предоставить высказаться одному из пастырей, обратившемуся к нам с нижеследующим письмом, в котором всё так откровенно изложено, что лишним считаем комментировать его.

Милостивый государь,

Василий Михайлович!

Вы взяли на себя благородную миссию, – и, как по всему видится, из любви к делу, – врачевать религиозные недуги нашего православного народа и общества, а между тем не хотите, или считаете совершенно лишним, сделать то, что каждый врач вменяет себе в первейшую обязанность – поставить диагноз или, в данном случае, вернее – происхождение и причины болезни. – Подобного рода попытка сделана мной (конечно, не первым) в статье под названием: „Желательная постановка дела внутренней миссии“, – переданной вам из редакции „Странника“. Ни г. Лопухин, ни вы не хотели дать ей места на страницах своих изданий, – а между тем ныне и вы, и он, и „Душепол. чт.“, и „Православно-русское слово“, и прочие духовные журналы, – все запели то, что приводится в моей статье с тем только различием, что вы все, гг. почтенные и умные руководители общественного мнения, разводите только руками при виде нахлынувшего на нас религиозно-нравственного смятения, констатируя лишь совершившийся уже факт и ограничиваясь одними горькими всхлипываниями и причитаниями по адресу равнодушия духовенства к своему делу, – каковое нытье мы только и слышим от вас, гг. журнальных плачевников.

Но мы разве меньше вашего видим, что творится у нас на св. Руси и разве меньше вашего болим сердцем, – да ведь полагаем, если поезд слетел с рельсов и начал кувыркаться, то ведь в этом нелепо и бессовестно винить только смазчиков, стрелочников и прочую низшую прислугу, не задевая нисколько гг. инженеров и управляющих дорогой... А вы именно только это и делаете. Хнычете, да на нас киваете. Без вас, батюшка, знаем и давно знали, и видели, что творится, и к чему всё идёт, – да у вас, передовых наших деятелей, извините, глазки завязаны. Вы смотрите на поверхность моря житейского, а мы в глубине его, на дне, толчёмся „с гадами, имже несть числа“, и кое-что видим и понимаем, думаем не меньше вас. А вы, между тем, как к нам относитесь? С высоты своего величия только пальчиком умеете поводить: „слушайте-де нас, – вы село, ничего не понимающее!.. И слушаем, да ни до чего не можем дослушаться, кроме нытья. Что вы нам даёте? Полемику с раскольниками и сектантами? Всё это прекрасно, – и с удовольствием всё это мы прочитываем и отдаём вам с сотрудниками должную и вполне заслуженную честь за тёплое отношение к делу св. Церкви и искусное ведение полемики. Но... всё это мало нас трогает. Для нас вся эта ваша борьба то же, что война буров с Англией. Скажите, для чего я побегу за раскольником или сектантом, когда я вижу, что моя паства вся поедет в разные стороны, не смотря на то, что я бегаю вокруг неё, кричу, гоню её в кучу, а она идёт себе, да идёт в рассыпную по разным дорожкам и тропинкам, которые предлагают ей школы с учителями-неверами, попечительства трезвости, земские публичные библиотеки и читальни с тенденциозным подбором книг, гласные суды с прелюбодеями мысли, врачи и фельдшера, не столько лечащие, сколько кричащие и ворчащие о политике, разные кружки, в которых специально штудируются заграничные сочинения Толстого и разные подпольные брошюры, не говоря уже о широком распространении сочинений Ницше, Горького и прочих современных корифеев антихристианского направления. Ну скажите, что и для чего я буду толковать с раскольником, когда церковную ограду моя паства сама ломает... Нет, вы нам покажите, как нам свою паству собрать воедино, сплотить её, закрепить за св. Церковью? Покажите, с чего нам каждому начать, как продолжать и как совершать? Да не общие советы нам подавайте, – они уж оскомину набили, а покажите, как все эти прекрасные советы нам реализовать при наших умственно-нравственных (если не упоминать уж и материальных) средствах. Разложите эту работу по частичкам, покажите шаг за шагом, как её вести, – да кстати приободрите нас и вдохновите, чтобы мы почуяли в себе хоть какую-нибудь крошечную силу? А то ведь нас всё только гнетёте и топчете в грязь. Общество относится к нам со всеполнейшим презрением и почти полным игнорированием, – мы в глазах его нуль, – голос наш в разных собраниях и комитетах по вопросам народного просвещения и отрезвления остаётся гласом вопиющего в пустыни.

А как на нас смотрят наши епархиальные власти, вам, я думаю, нечего объяснять... Тут не возвышение, а скорее угашение духа... Нашим отцам и пастырям давно, давно пора не только властно распоряжаться нами, но и с нами соединиться братски, по-апостольски, с полным взаимным доверием и любовью приняться дружно за общее дело. Печатных дел мастера – гг. редакторы дух. журналов тоже только умеют нас бранить за одно с гг. наблюдателями, а подчас и с миссионерами. Где же тут выработаться у нас доверию к своим силам, откуда попринабраться духу, – а ум-то у нас, т. е. у русского духовенства, уж давно отняли, оставив только при одних недоучках, да бездарности. Из 544 прот. и священников у нас, напр., в епархии 200 из неокончивших курс семинарии, из духовных училищ и набранных из борка да с болотца. С кем тут орудовать Церкви? Кому читать горячие филиппики?..

Нет, батюшка, В. М., – время пришло не речам, а делу. Не только молодёжь, но и старики у нас давным-давно опустили паруса по ветру и поплыли по течению. Место не полемике, а строительству. Надо стены иерусалимские крепить, нашего брата подтянуть и всех вывести на свежую воду, заставить нас работать, и тем только даром, какой ещё в каждом из нас обретается, – а не тем, какой вам угодно из нас вытягивать, и какого в нас нет. Повторяю, – нас надо наперёд сплотить и вдохнуть в нас силу убеждения и уверенность в успехе и затем указать, что и как каждый из нас может и должен делать для религиозно-нравственного подъёма своей паствы. Вот с чего должна быть начата и на чём построена наша внутренняя миссия!.. Об этом я в своей статье и привожу мысли. Но они вам не понравились, – вы увидели в них, по всей вероятности, отрицание своей деятельности; а теперь вот, после толстовской эпопеи, обнаружившей, из каких элементов состоит наше прав. общество со Стаховичами и Цуриковыми, – и вы прочие журналисты то же самое заговорили...

Нет, любезнейший В. М., хотите служить св. Церкви, а не своим только идеям и предвзятым взглядам, так не пренебрегайте, батюшка, голосами, идущими к вам снизу, с самого дна моря житейского, – от нашей малости, – пырхающейся среди донных гадов и мизгирей моря житейского. Наша речь, – будьте уверены, – много будет понятнее и ближе коснётся сердца тех, для коих и вы мните служить своими писаниями.

Статья написана больше 5 лет тому назад, – но и до сих пор ни одна строка не потеряла своего значения. От одного только с глубочайшей горестью должен отказаться, – это именно от мнения о семинаристах, что из них будто бы должны выходить более надёжные священники... Увы, последние факты говорят о противном... Но, если бы не некоторые дурные, бесчестные наставники, пренебрегающие дух. званием и служением священника, а преподающие, между тем, богословские науки, – не было бы тех печальных явлений, с какими теперь приходится встречаться в нашем звании.

Время теперь не проекты писать, – и захватывать то, что благо ещё не ушло из наших рук, что ещё можно удержать. Лет через 5–10 и этого не будет. Спешит, спешит надо удерживать последние позиции, „плохи дела, из деревни пишут, плохи, плохи“.

Если людям нравятся розовые очки, ну и пусть их носят, хотя бы в них предметы и фальшиво отражались. Об этом не спорят.

Свящ. Димитрий Т-цкий

Шадринск.

Заканчиваем нашу беседу в самый разгар франко-русских торжеств по случаю прибытия в гости к Царю и России президента французской республики г. Лубэ и французской эскадры.

Торжества эти прямо грандиозны и необычайны по блеску общей картины и по той единодушной искренности, которая сказалась везде, во всём и во всех слоях общества, и в народной массе.

Поистине, сердце всей России в эти дни билось в унисон с сердцем Царя. Чувствовалось, что это не порыв энтузиазма, не эксцесс возбуждённого, подогретого политиканством чувства, нет, слышится тут какая-то мистическая глубина, – тайна союза сердца народов двух великих держав, столь же противоположных, как мужчина и женщина...

Созерцая эту картину франко-русских торжеств задумчивым взором, слыша это народное „осанна“, эти клики и восторги общества представительству республиканской власти, являющей воочию обаяние своей демократической простоты, невольно задумываешься, не вступила ли неведомо для себя, бессознательно, по влечению рока, наша матушка Россия в зону таких соблазнительных ощущений, которые были ей ранее чужды и неведомы? И невольно спрашиваешь, что век грядущий нам готовит с этой французской дружбой, куда мы идём и придём, крепко схватившись рука с рукой с дружественной и союзной Францией?.. Дружба это – дело великого Императора Александра III, и любящему Россию сердцу патриота хочется думать и чувствовать, что мы на пути созидания великого и славного.,.

Как всегда и во всём, на св. Руси и Церковь наша не осталась в стороне и молчании во время франко-русских торжеств: она благословляла и благожелала своим молитвенным приветом достойнейшего представителя дружественной нации. Президент Лубэ, посетив Александро-Невскую лавру и первоиерарха русской Церкви, митрополита Антония, а также и кафедральный Исаакиевский собор, был до слёз растроган отношением Церкви к нему и Франции.

К приезду президента французской республики высокопреосвященнейший Антоний, митрополит С.-Петербургский и Ладожский, при колокольном звоне прошёл из своих покоев в Троицкий собор, полный народа. В соборе митрополит облачился в голубую святительскую мантию, имея на голове белый клобук с бриллиантовым крестом и в руках золотой усыпанный бриллиантами посох, и стал на нижней ступени амвона по средине церкви. Позади его на амвоне стали викарные архиереи: Иннокентий, еп. Нарвский, Константин, еп. Гдовский и Сергий, еп. Ямбургский. По сторонам пути от входных врат до амвона, стали архимандриты, иеромонахи и монахи в чёрных клобуках и широких монашеских мантиях. По сторонам от амвона до царских врат стали справа воспитанники духовного училища и семинарии в форме и по левую воспитанницы Исидоровского епархиального женского училища в синих платьях с белоснежными передниками.

В 3 часа 15 мин. дня президент Лубэ, в сопровождении г.-ад. барона Фредерикса 2 и всей свиты прибыл в Александро-Невскую лавру. Близ церкви св. Духа президента встретил наместник лавры. В предшествии наместника и некоторых из братий президент со свитой по разостланному красному сукну прошёл в Троицкий собор, где на паперти его встретил товарищ обер-прокурора святейшего синода сенатор В. К. Саблер. Вместе с ним президент и министр иностранных дел Франции прошли в Троицкий собор, где их у амвона ожидал владыка митрополит.

Когда президент приблизился к амвону митрополит Антоний приветствовал президента следующей речью:

„Обитель святого благоверного князя Александра Невского радостно приветствует в вас, господин президент, доблестного главу великого и славного в истории народа французского, дружественного великому народу русскому. Покровитель сея обители, святой великий князь, несколько столетий тому назад неустанно трудился для мирного развития дорогого нашего отечества, ограждая его от натиска вражеских сил с Востока и Запада, и за славные свои патриотические подвиги здесь, на берегах Невы, получил от благодарного потомства именование Невского. И ныне здесь же, на берегах Невы реки, куда обращено теперь внимание всего мира, Русский Царь православный и глава государства французского подают друг другу руки во имя дружбы, для ограждения мирного развития и процветания народов русского и французского. Радостно бьются сердца всех русских, встречающих на родной своей земле высокого гостя, друга миролюбивого Царя своего, мы же сугубо радуемся, встречая вас в стенах нашей обители, и призываем Божие благословение, благословение мира и радости святой на вас и на весь славный народ французский. Буди же благословенно от Господа ваше к нам пришествие“. Перевёл приветственную речь на французский язык священник о. Павел Тидебель.

После этого митрополит Антоний в сопровождении президента, г. Делькассе и других лиц свиты президента прошёл к солее, где и передал посошнику посох и диаконам святительскую голубую мантию. Разоблачившись, митрополит Антоний подвёл высоких гостей к серебряной раке, где покоятся св. мощи великого князя Александра Невского. Поклонившись святыне, высокие гости подробно осматривали Троицкий собор, причём президенту давали объяснения митрополит Антоний и сенатор Саблер. После осмотра собора в предшествии монашествующих, архимандритов и викарных архиереев, митрополит с президентом, сенатором Саблером и всеми лицами свиты президента и состоящими при нём, прошли из собора по красному сукну в митрополичьи покои, где в сенях поместились митрополичьи певчие.

Как только президент с митрополитом приблизился ко входу в покои последнего, певчие запели многолетие.

Президент Эмиль Лубэ поднялся в бельэтаж митрополичьего дома, в приёмную залу митрополита и затем гостиную. В гостиной президент поднёс митрополиту художественно-исполненный крест на грудь с изображением лика Спасителя, сделанный на топазе, замечательной красоты. Перейдя из гостиной в зало, митрополит обратился к президенту и сказал:

„В выражении нашего молитвенного благословения вам и всему народу Франции благоволите принять святую икону Богоматери, Покров всего рода христианского. Некогда Пречистая Дева вдохновила вашу славную соотечественницу Орлеанскую деву к высоким патриотическим подвигам, которая спасла великую Францию от вражеских сил. Да будет же всегда Дева Богоматерь Покровительницей дружественных народов России и Франции и да вдохновляет их и впредь к славным патриотическим подвигам. Их патриотизм достоин её святого покровительства. Это патриотизм охранения мира на земле от посягательств насилия. Да будет же сия св. икона напоминанием для вас нашего благословения мирного к нам пришествия вашего. И да хранит Господь вас, доблестного главу французского государства и весь народ Франции в мире и славе на многая лета“.

После речи митрополит Антоний благословил президента иконой Благовещения Богоматери, дивной работы в серебряном с эмалью окладе.

Президент в самых сердечных выражениях благодарил владыку митрополита. Г. Эмиль Лубэ был глубоко растроган, и у него на глазах выступали слёзы.

После этого певчие пропели „Многая лета“. Президент пробыл в лавре более получаса.

В 3 часа 45 мин. дня президент в сопровождении свиты и состоящих при нём лиц отбыл из лавры по Невскому проспекту и Большой Морской улице в Исаакиевский собор.

При приезде президента к Исаакиевскому собору, его встретил у экипажа диакон собора. В предшествии его президент поднялся к главным входным вратам собора. Ему навстречу вышли настоятель собора протоиерей, Соболев с 4-мя протоиереями. Настоятель собора, приветствуя прочувствованным словом, поднёс ему икону Спасителя. Приняв св. икону, президент благодарил, а затем прошёл в собор со всею свитою для его подробного обзора.

При посещении собора президенту были поднесены изящно изданное описание собора и альбом с его наружными и внутренними видами.

Из Исаакиевского собора президент, сделав несколько визитов, проехал в зимний дворец.

Русскому православному сердцу хочется думать и верить, что это посещение президента и знаки внимания его к Церкви не есть только акт французской вежливости, но и политического такта, – уразумения того величайшего значения, которое Церковь и православие имеют во всех сторонах жизни России. Но народ так это понял, и не было момента более величественного по энтузиазму массы, как проезд президента по Невскому из лавры в Исаакиевский собор.