Раздел 2. Современные исследования

В совокупности объектов историко-культурного наследия, особое место занимают сакральные комплексы (монастыри, храмы, святилища малых народов), связанные с традиционной религиозной деятельностью народов России. Соловецкие острова – именно такой духовный центр. Соловки чаруют туристов своими древними памятниками и природой, православных же паломников привлекают сюда совсем другие – духовные устремления. Именно такое сочетание историко-культурных и духовных ценностей делает эту территорию объектом национального наследия России.

Успешное управление культурным и природным наследием исторических территорий невозможно без, адекватного объекту и субъекту управления, описания.

Принятый порядок описания историко-культурных комплексов, в настоящее время недостаточно учитывает духовную составляющую объекта, не фиксирует его духовно-символическую ценность. Такое положение вполне объяснимо, поскольку духовно-символическая оценка памятника (или комплекса памятников) должна проводится на стыке фундаментально различных сфер жизнедеятельности человека, касающихся областей Веры и Знания. Совсем недавно (в советский период) подобные подходы были закрыты по идеологическим причинам, поскольку государство негативно маркировало «идеалистические направления» науки и философии, законодательно признавая приоритет «материалистической» науки. Кроме того, такие подходы не были востребованы, поскольку в советском государстве отсутствовала возможность нормальной общественной духовно-религиозной деятельности, и большинство памятников православия (и иных религий) принадлежало государству.

Подобное положение постепенно меняется. Анализируя современное состояние общества, президент Российской академии наук Ю. А. Осипов констатирует: «Необходимо отличать науку, как рациональную познавательную деятельность от, так называемого, научного мировоззрения, которое, на самом деле, наукой не является, но использует науку, а также опирается на некоторые философские системы, самый яркий пример – это материализм. Проанализировав историю, по крайней мере, трех с половиной столетий, сегодня мы можем признать: такое эксцентрическое мировоззрение, претендующее на универсальность и заменяющее религию, конечно, не состоялось, чего нельзя сказать о науке... В настоящее время, в отношениях науки и религии набирают силу процессы их явного сближения. И, если в начале Нового Времени, в эпоху Просвещения наука стремилась обрести полную автономию от религии и, наконец, вытеснить ее с позиций мировоззренческого и духовного центра культуры, то теперь происходит их сближение и взаимодействие в формировании ценностей культуры, ориентирующейся на человека»²⁷⁰.

Меняется ситуация и в области охраны и использования историко-культурных памятников, относящихся к сфере религии. Множество памятников переходит в управление религиозных общин и объединений, ставится вопрос о полной реституции культовых памятников, насильственно отчужденных советским государством у законных собственников. Иногда, такой переход сопровождается целым рядом конфликтов между уполномоченными органами охраны памятников и их новыми хозяевами. Кроме того, стремительно развивающиеся процессы предпринимательской деятельности и приватизации культурных объектов, резко меняют характер взаимоотношений хозяйственных субъектов на территории, что приводит, в конечном итоге, к возникновению многочисленных конфликтных ситуаций, потере управляемости, ухудшению сохранности памятников и природной среды.

Но эти перемены, происходящие на уровне «практической жизни», еще не встречают адекватных управленческих решений на «верхнем этаже» государственной сферы культуры. И такое положение весьма закономерно, так как еще не выработано четкого представления о новом объекте управления, возможных рамках, подходах и методах управления духовным наследием. Первым этапом выработки новой культурной политики в сфере охраны памятников должно стать уточнение процедуры описания (представления) и критериев оценки сакральных историко-культурных объектов.

Принятая (в советское время) система регистрации сакрального объекта в виде недвижимого «памятника» (или «комплекса памятников») фиксирует «музейную» – историко-культурную, архитектурную, эстетическую, – «общечеловеческую» ценность объекта. Такой подход, безусловно, имеет право на существование, поскольку позволяет вырабатывать чисто инструментальные, «объективные», «государственные» и «международные» критерии оценки памятников. Однако, оставаясь в рамках материалистического мировоззрения, «музейный» подход приводит к явной недооценке объекта духовной культуры в системе национального наследия.

Недостатки подобного подхода вскрыл еще в 1918 году Павел Александрович Флоренский: «Музей, самостоятельно существующий, есть дело ложное и, в сущности, вредное для искусства, ибо предмет искусства, хотя и называется вещью, однако, отнюдь не есть вещь... не есть неподвижная, стоячая, мертвая мумия художественной деятельности... Музей законченную картину подменяет абрисом ее, хорошо еще – если не искаженным. Но, что сказали бы мы об орнитологе, который вместо наблюдения птиц, по возможности, в свойственных им условиях жизни, занялся исключительно коллекционированием красивых шкурок... А разве не так бывает, когда эстет или археолог рассматривает проявление жизни некоторого организма, функционально единого целого, как самодовлеющие, вырезанные из жизненного духа вещи, вне их функционального отношения к целому»²⁷¹.

Критерии второго (локально-территориального) уровня, применяются при оценке памятника (комплекса памятников) в неразрывной связи с окружающей средой. При этом, сакральный объект рассматривается, как часть «культурного ландшафта» – результата взаимодействия человека и природы. Однако, вне рамок подобного представления (особенно – при оценке сакральных ландшафтов) оказываются факторы духовные, исходные предпосылки, изначально определяющие направление такого взаимодействия.

Существующие уровни представления историко-культурного наследия территориальных комплексов, связанных с духовной сферой деятельности человека, предлагается дополнить описанием духовно-символического пространства сакрального комплекса.

Духовно-символическое пространство (как возможная категория описания сакрального комплекса) складывается из совокупности (системы) материально-символических (храмы, реликвии, памятники-символы, сакральные места) и нематериальных (верования, законы, топонимы, предания и т. п.) феноменов религии (духовной культуры), формирующей облик исторической территории.

Представление наследия исторической сакральной территории в дефинициях духовно-символического пространства, дает возможность определить некоторые особенности и законы, по которым формировалось локальное наследие. Однако, следует отметить, что пространство это, лишь в малой части доступно чисто рациональному, научному анализу, поскольку лежит в области Веры и целиком не вербализуется. На других (существующих) уровнях представления кулыурного наследия, такой анализ невозможен, поскольку описание наследия ведется «материально» и «объективно» – жестко привязано к категориям «Памятник» или «Культурный ландшафт». В категории же «Духовно-символического пространства», формообразующей силой выступает религия (духовная культура).

Сложность и особенность анализа духовно-символического пространства состоит в том, что исследование это приходится проводить в пограничной области, на стыке религии и знания. «И сегодня поиск нужных пропорций между элементами научных и религиозных знаний все больше занимает ученых, особенно, работающих на самом переднем крае исследований, там, где они ближе всего соприкасаются с неизведанным» (В. Е. Фортов)²⁷². Успешная работа в этом пространстве возможна только путем эмпатии, взгляда изнутри, вживания в, имманентную духовно-символическому пространству, культуру и религию²⁷³.

В описании духовно-символического пространство сакрального комплекса, нами выделяются следующие значимые параметры:

1. Формообразующие религия и культура. В каждом духовно-символическом пространстве выделяются, в качестве формообразующих сил, основная религия (духовный план) и основная (локальная) культура (материальный план). Для культурно-исторического наследия Соловков, формообразующими являются Православная вера и русская монашеская культура²⁷⁴. Именно памятники Соловецкого монастыря (Соловецкий историко-культурный комплекс) включены в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.

2. Ареал. Духовно-символическое пространство включает в себя определенную географическую территорию, границы которой необходимо обозначить. Для Соловков, это территория всего архипелага, принадлежавшая прежде Спасо-Преображенскому монастырю.

3. Основные законы формирования, функционирования и воспроизводства. Для каждого духовно-символического пространства существует свое, особое сочетание природно-географических предпосылок, предопределяющих технологию освоения территории. На эти природные факторы накладываются духовные законы и ограничения, определяющие формирование духовно-символического пространства и возможность его воспроизводства.

Для христиан, такие законы в самом общем виде определены в Десяти заповедях Божиих и Нагорной проповеди Иисуса Христа. Локальные законы и правила, действовавшие на территории монастыря, определялись его Уставом – Типиконом. В Соловецком монастыре, кроме того, существовали вполне определенные ограничения на хозяйственную деятельность, регламентировалось пребывание паломников на территории архипелага.

4. Священная топография сакрального комплекса (духовно-символический каркас). Священная топография включает в себя систему размещения историко-культурных и природных объектов, несущих символические функции и служащих материальной основой (опорными точками) организации духовно-символического пространства сакрального комплекса.

Священная топография Соловецкого монастыря складывается из мест расположения храмов, часовен, келий отшельников, поклонных и памятных крестов, мест упокоения святых, монастырских кладбищ, священных источников, памятных мест²⁷⁵. Особое место в описании священной топографии занимает анализ исторической топонимики местности. В описании должны отмечаться, также, места хранения чтимых реликвий (икон, церковного убранства и предметов богослужения, мемориальных предметов, принадлежавших святым и т. п.).

5. Духовная история. Для монастырской культуры – это история патериковая – события, связанные с жизнью местных святых, основанием скитов и пустыней; значимые для обители исторические события, явления духовного мира (чудеса) и т. п. Духовная история фиксируется в летописях, исторических грамотах, рукописях, книгах и устных преданиях, топонимике.

6. Локальное время (духовно-символический календарь). Православный календарь годового богослужебного цикла символически включает в себя события времени жизни Господа Иисуса Христа и Его учеников (I–II вв. со дня Р. X.), римско-византийский период православного христианства (по XV в.), святоотеческий период православия на Руси (X–XX вв.). Соловецкий православный календарь (как и годовой календарь любого монастыря) дополняется событиями, связанными с деятельностью местных святых и подвижников²⁷⁶.

Локальное время в духовно-символическом пространстве сакральной территории имеет фиксированные топографические привязки к определенным храмам, их приделам и памятным местам, в соответствии с престольными праздниками и местно-чтимыми памятными датами.

Крест, как священный символ давнего, Животворящего Креста, на котором совершилось Распятие Господне, является изначальным объектом поклонения христиан. Символическое, центральное место креста в православной духовной культуре отражается в Пасхальной молитве (Часы святой Пасхи):

Воскресение Христово видевше, // поклонимся Святому Господу Иисусу, // Единому

Безгрешному. // Кресту Твоему поклоняемся, Христе,// и святое Воскресение Твое

поем и славим: // Ты бо еси Бог наш, // разве Тебе иного не знаем,

// имя Твое именуем. // Приидите вси вернии, // поклонимся святому Христову Воскрссснию:

// се бо прииде Крестом радость всему миру. // Всегда благословящс Господа,

// поем воскресение Его: // Распятие бо претерпев, // смертию смерть разруши.

Анализируя многочисленные исторические изображения, фотографии, иконопись Соловецкого монастыря, нетрудно заметить, что крест был одним из основных элементов священной топографии, опорной точкой духовно-символического пространства Соловков. Многометровые восьмиконечные деревянные кресты воздвигались по всему побережью архипелага и центральной части островов.

В 1429 году первоначальники Соловецкие, преподобные Савватай и Герман, после долгого морского путешествия, «на третий день достигли... острова Соловецкого... И вышли на берег, и поставили шатер свой, и водрузили крест на месте том, где пристали к острову». И лишь после водружения креста, пустынники стали строить себе постоянные кельи²⁷⁷. Другой подвижник Соловецкий, преподобный Елеазар, ища уединения осенью 1616 года добрался на утлой лодочке до пустынных берегов Анзера, выбрал себе место для проживания «и ту абие <тотчас> крест постави, по времени же келию згромаждь»²⁷⁸. Водружение креста на пустынной, не обжитой еще земле было первоочередным и важнейшим делом. Об этом, в первую очередь, заботились подвижники еще до сооружения жилища.

У Креста, при отсутствии храма или часовни, отправлялись молитвы ко Господу. Крест обозначал принадлежность пустынных земель Православному миру. Крест был опорой и защитой в духовной брани против нечистой силы и врагов христианства. «Спаси, Господи, люди Твоя, // и благослови достояние Твое, // победы на сопротивныя даруя, // и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство», – возносился иноками тропарь Кресту и молитва за Отечество.

Традиция воздвижения деревянных восьмиконечных крестов не прерывалась на протяжении многих веков, как на Соловецких островах, так и по всему Поморью. К концу XVIII – началу XIX веков сложилась определенная ставрография Соловецкого Поклонного Креста. Один из типичных соловецких крестов, ныне утраченный (рис. 1), был зафиксирован историком Π. К. Казариновым в 1934 году²⁷⁹. На его лицевой (западной) части вырезаны круглые клейма-монограммы с титлами:

вершина опоры креста – <Ѡ> или <Ѻ ѠН> – Сущий;

малая перекладина – <ЦРЪ> <СВЫ> – Царь Славы;

промежуток между малой и большой перекладинами (на опоре креста) – <ІНЦІ> – Иисус Назаретяин Царь Иудейский;

большая перекладина креста – <ІИС> <ХСЪ> <СНЪ> <БЖІИ> – Иисус Христос Сын Божий;

средняя часть опоры креста – <К> <Т> – Копие, Трость;

<М> <Л> – Место Лобное;

<Р> <Б> – Раю Бысть (Раб Божий);

<Г> <Г> – Гора Голгофа;

подножие креста – <НІ> <КА> – Победитель;

нижняя часть опоры – <Г> <А> – Глава Адама;

изображение черепа;

кладка из валунов, укреплявших крест, символизировала Голгофу.

Иногда на большой перекладине вырезался текст молитвы: <КТПВСВТС> – «Кресту Твоему поклоняемся Владыко и святое Воскресение Твое славим».

Высота Поклонных Крестов достигала 7–9 метров. Часто крест дополнялся копием (слева) и тростью (справа). Обычно, для устойчивости и сохранности, опора креста устанавливалась в сруб (рис. 2). Вершина креста защищалась кровлей с причелинами.

Функции креста в символическом пространстве Соловецкого архипелага были удивительно многообразны. Крест, являвшийся для христиан духовным символом, становился на Соловках вполне материальным, путеводным знаком спасения. Жизнь Соловецкого монастыря, со всех сторон окруженного Белым морем, была тесно связана с мореплаванием. Многометровые приметные кресты по берегам архипелага являлись навигационными знаками, указывавшими мореходам путь к спасительной гавани. Системы приметных крестов обозначали вход в гавань Благополучия у стен Соловецкой обители, располагались в Троицкой губе острова Анзер, стояли по берегам губы Долгой.

Мореходство на Беломорье было весьма опасным. Сильные шторма, изменчивые течения, подводные мели и камни-корги были причиной частых крушений морских судов. Соловки, располагавшиеся в самом центре Онежского залива, для поморов-мореплавателей, обычно, служили промежуточной стоянкой на пути до Архангельска или районов морского промысла в Баренцевом море (у Мурмана, Груманта и Новой Земли), желанный местом отдыха по возвращении, а в случае кораблекрушения – и единственной надеждой на спасение.

Купцы и промышленники перед дальними плаваниями посещали Соловецкий монастырь и возносили молитвы о благополучном путешествии. На доске большого деревянного креста (рис. 3) Фаворской часовни (о. Большая Муксалма) прежде была надпись: «О, преблаженный и честной крест Господень: тебе поклоняемся, православные, и величаем, радующиеся о божественном возвышении твоем. Но яко победительное и оружие непобедимое, огради и покрой твоею благодатию от всякого злоключения, преплывающих сию морскую пучину. На кресте пригвоздитися изволенный, за грехи всего мира, Господи Иисусе Христос! Умоляю тебя пред величеством славы Твоея! Подай и мне руку, в море сем плавающему, якоже подал еси апостолу Петру утопающему. Прими меня, кающегося, яко же принял еси разбойника, блудницу, Павла, и да не потопит меня буря водная. Аще бо и согрешив, но от Православной Церкви в раскольничьи заблуждения не отступив, даруй мне кончину живота моего христианскую, мирну, причастную Святых Твоих Тайн, Тела и Крови, очищающих грехи наша. В час смертный и день судный помилуй мя, Господи! Молитвами пречисты владычицы нашей Богородицы и приснодевы Марии и Преподобных и богомольных отец наших Зосимы, Савватия и Германа и прочих соловецких чудотворцев и сокровенных угодников, на сей горе подвигавшихся и моего Ангела Хранителя помилуй, помилуй, аминь».

Сотни обетных крестов устанавливались мореплавателями на Соловках, «в благодарность», по окончании трудных морских путешествий. Скопления обетных крестов располагались у морских стоянок Анзера (мыс Капорский) и гавани Большого Заяцкого острова (фото 6). Кресты устанавливались и в местах спасения мореплавателей, терпевших кораблекрушения. Очень часто поморские суда выбрасывало на мыс Колгуев острова Анзер (рис. 4).

Памятные кресты воздвигались в честь знаменательных событий. Сохранился Поклонный Крест 1812 года на месте обретения чудотворной иконы Богородицы Корсунской (затем именованной Сосновской). Памятный крест (1702 г.) был установлен на пирамиде-останце у побережья Анзера в честь посещения Соловков Петром I (рис. 5).

Охранительные освятительные кресты устанавливались на древних языческих капищах Соловецкого архипелага. Оппозиция капища и православного креста создавала новое семантическое поле. В этом случае, древнее капище теряло свой первоначальный сакральный смысл и становилось памятником христианской истории. Крест, возвышавшийся над капищем, наглядно демонстрировал торжество христианства над язычеством. Деревянные освятительные кресты сохранились на мысе Колгуев острова Анзер; над древним капищем на горе Сигнальной Большого Заяцкого острова были выложены каменные кресты.

В 1928–29 гг., во времена Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН), тысячи крестов соловецких были уничтожены . Но в глухих уголках архипелага (мыс Колгуев) появлялись новые, наспех сколоченные узниками концлагеря, кресты. Традиция воздвижения многометровых Поклонных Крестов возродилась на Соловках в 1990 г., после восстановления Соловецкого Спасо-Преображенского монастыря. В августе 1992 г., по благословению и при участии Святейшего Патриарха Алексия II, был освящен и воздвигнут поминальный Поклонный Крест в честь новомучеников Соловецких у подножия Секирной горы (где во времена СЛОН был штрафной изолятор). В июле 1994 г., в память о всех новомучениках был воздвигнут поминальный Поклонный Крест у горы Голгофа на острове Анзер.

Знаменательное событие состоялось 3–4 февраля 2001 года. В Москве, на Соловецком подворье у храма великомученика Георгия в Ендове, был воздвигнут и освящен Святейшим Патриархом Алексием II еще один Соловецкий Поклонный Крест. Православный трехчастный крест с копием и тростью, высотой около 9 м изготовлен в Соловецкой обители по древним монастырским и поморским образцам из соловецкого дерева. Размах большой перекладины креста – 4 м. Кровля с причелинами завершается охлупнем, напоминающим форму ладьи – символа спасения. На свесе кровли – сквозные прорези: слева – солнце о двенадцати лучах – символ Иисуса Христа, справа – месяц – символ Пресвятой Богородицы. На причелинах вырезаны тексты оградительных молитв: «Огради нас, Господи...», «До воскреснет Бог...», «Непобедимая сила...». На лицевой части креста вырезаны традиционные клейма, с четырех сторон вертикальной части столпа приводятся выдержки из кондака Кресту Господню, творение прп. Григория Синаита. Крест укреплен в сруб, заполненный валунами, привезенными из Соловков. На табличке у креста надпись:

Поставлен сей Честный и Животворящий Крест Господень во имя Святыя Живоначальныя Троицы, на поклонение православным христианам, в память о новомучениках и исповедниках Соловецкпх, в годину лютого гонения за веру и благочестие пострадавших, благословением Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, Священноархимандрита Спасо-Преображенския Соловецкия обители, при Наместнике архимандрите Иосифе с братией, в лето 2001-е месяца февраля 4-го дня, изготовленный в обители преподобных отец Зосимы, Савватия и Германа в месте, идеже подвизася Святый священномученик и исповедник Российский Филипп, игумен Соловецкий, Митрополит Московский, всея Руси чудотворец, идеже пострада и прославися святый новомученик и исповедник Соловецкий Петр (Зверев), Архиепископ Воронежский, и с нимже сонм архиереев, иереев и монахов, 6ратий и сестер и множество верных чад Русской Православной Церкви, ихже молитвами Господи Иисусе Христе Боже наш помилуй и спаси нас. Аминь.

Величественный Поклонный Крест, по древней традиции, воздвигался вручную, всем миром, без использования современной техники. Он сегодня, как бы, ограждает территорию маленькой монашеской обители в самом центре столицы от вторжения современной цивилизации, противостоит «миру сему» – внешнему блеску респектабельных зданий банков и пятизвездочных отелей. Здесь, на Соловецком подворье, у стен древнего храма, каждый может оценить роль символики в общем восприятии исторического комплекса. Явление новой опорной точки духовно-символического пространства, изменило семантику всей прилегающей территории. Частица Земли Соловецкой, олицетворяющая монашеские традиции и трагедию узников концлагеря, появилась на духовной карте столицы рядом с храмом небесного покровителя Москвы – великомученика Георгия. Именно сюда направляются теперь люди, желающие помянуть своих, погибших в лихую годину, сородичей. Интересно, что установленный на Лубянке Соловецкий камень значимым мемориальным символом так и не стал. Несмотря на церковные свечи, возжигаемые здесь, он притягивает, в основном, политизированное сообщество, а место это служит для проведения митингов.

Рис. 1. Один из крестов мыса Колгуев (восточная оконечность острова Анзер) (с рисунка Π. К. Казаринова, 1934 г.)

Рис. 2. Поклонный крест у Святого источника Елеазара Анзерского (остров Анзер). Крест, сохранившийся до наших дней, установлен 6 ноября 1917 года (с рисунка Π. К. Казаринова, 1934 г.).

Рис. 3. Обетный поморский крест (XVIII в.) из часовни в честь Преображения Господня на горе Фавор острова Большая Муксалма (с рисунка Π. К. Казаринова, 1934 г.)

Рис. 4. Поморские обетные

кресты. Мыс Колгуев, острое Анзер (с рисунка Π. Казаринова)

Рис. 5. Памятный крест (1702 г.) – городок Петра I – воздвигнутый на острове Анзер в честь посещения Соловков Петром I (с рисунка Π. К. Казаринова, 1934 г.)

Прикасаясь к историческому наследию Соловков, человек внутренне прозревает, что это не только совокупность памятников или культурных ландшафтов. Контекст восприятия наследия Земли Соловецкой гораздо шире и не всегда поддается рациональному толкованию, о чем свидетельствуют впечатления многочисленных туристов и ученых (не говоря уже о паломниках). И это «неназванное», складывавшийся и шлифовавшийся веками «монастырский мир» тоже является нашим национальным достоянием и нуждается в охране.

Угрозы сохранению традиционного духовно-символического пространства могут идти с разных сторон. Безусловно, невосполнимый ущерб приносят разрушения опорных символических точек и историко-культурных памятников. Не меньшую опасность могут представлять вторжения на историческую территорию чужеродной символики, экспансия нетрадиционных видов деятельности, демонстрация поведения, нехарактерного для данного места. Причем, последствия этих действий не всегда осознаются. Такое положение характерно и для Соловков.

Международная группа экспертов²⁸⁰, проводившая инспекционную поездку для оценки состояния Соловецкого историко-культурного комплекса, констатировала:

«Меры охраны наследия на Соловках, при существующих механизмах их осуществления на национальном уровне, неадекватны уровню значимости Соловков, как объекта Всемирного наследия. В настоящее время, наряду со вниманием, уделяемым реставрации нескольких отобранных архитектурных памятников, необходимо зафиксировать негативный, продолжающий усиливаться процесс деградации культурного ландшафта и всех его составляющих. Весь целостный культурный ландшафт с его архитектурными и инженерными сооружениями, угодьями, символикой, природными и историческими достопримечательностями, ландшафтными взаимосвязями должен находиться под охраной»²⁸¹.

«Современные ландшафты Соловков являют собой примеры преобразования земли усилиями Православной Церкви и Русского государства в различные времена и в соответствии с насущными нуждами, и, при этом, многие символические ассоциации в ландшафте проявляются через взаимосвязанную сеть приметных знаков и видимых на горизонте ориентиров»²⁸².

«Приоритетные права должны быть представлены монастырю, как носителю культурной традиции, формировавшей культурный ландшафт и его ценности. При этом, недопустимы действия, снижающие аутентичность и целостность ландшафта»²⁸³.

Программу охраны материального наследия Соловков и перспективные планы развития Соловецкого музея-заповедника необходимо дополнить мерами по сохранению аутентичности духовно-символического пространства архипелага. Это пространство, наряду с историко-культурными памятниками и культурными ландшафтами, следует признать культурным достоянием России. Всякие действия, ведущие к вторжению на архипелаг чужеродной символики, равно, как и разрабатываемые проекты развития здесь нетрадиционных для Соловецкого монастыря видов деятельности, должны быть ограничены. Только таким образом можно сохранить в полном объеме уникальное духовное, историко-культурное и природное наследие Соловецкого архипелага.

Географическое пространство, о котором идет речь – это архипелаги Новая Земля и Земля Франца-Иосифа, острова Вайгач, Долгий и Матвеев. Все они омываются водами Баренцева моря. Кроме Земли Франца-Иосифа, открытой австро-венгерской экспедицией в 1873 г., остальные земли много столетий осваивались русскими поморами, ведущими здесь промыслы морского зверя (моржа, белухи, нерпы, тюленя), белого медведя, песца, дикого северного оленя. Было много здесь и промысловой птицы и рыбы.

Издавна, указанный выше, регион осваивался, сменявшими друг друга, народами Севера, а к концу XVI века, в основном, здесь кочевали самоеды (ненцы) и, видимо, продолжали вести морские промыслы остатки покоренного и частично ассимилировавшегося с самоедами легендарного народа сиртя (сихиритя). Именно этими народами был сформирован в этом регионе свой сакральный мир с главным центром на острове Вайгач. Переходившие от одного северного народа к другому главные святилища мифологических «хозяев острова» – Вэсако (Старик) и Ходако (Старуха) располагались, соответственно, на самой южной и самой северной оконечности острова Вайгач. Сотни деревянных, каменных, металлических идолов были зафиксированы вокруг семиликого деревянного Вэсако еще в середине XVI века зарубежными мореплавателями. Так, в 1556 году английская экспедиция Стивена Барроу побывала на Вайгаче. Их небольшое судно встретилось у островов Новой Земли с русской ладьей, кормщика на которой звали Лошак. Затем англичане спустились к Вайгачу, где встретили две «маленькие ладьи», прибывшие из Холмогор.

По описаниям Барроу, а также его шкипера Ричарда Джонсона, самоеды на Вайгаче отличались от остальных своих соплеменников крайне враждебным отношением к русским и к другим пришельцам на остров. Видимо, вайгачские святилища и сакральные места строго охранялись от чужих глаз²⁸⁴. Более того, Джонсон сообщает, со слов самих русских, что за нарушение сакральной границы Вайгача (высадка на его побережье) местные самоеды «убивают и едят» русских пришельцев. И в те годы, и в годы предшествующие и последующие, Вайгач оставался «Хэбидя Я» – Священной землей для многих народов Севера и паломники добирались сюда не только из Большеземельской и Малоземельской тундры, но и из очень отдаленных районов Севера Европейской части России и Сибири.

Но вторжение русских поморов в чужой сакральный мир уже началось. Так, в 1580 г. другая английская экспедиция на двух судах, под командованием Артура Пита и Чарльза Джекмена, на одном из небольших островков около побережья Вайгача обнаружила следы пребывания поморов: «У подножия двух мысов стоял крест, а у подножия креста – могила»²⁸⁵.

К 1594 г., когда к поиску Северо-Восточного прохода (для установления нового торгового пути в Индию и Китай) подключилась Голландия, произошла смена хозяев сакрального мира острова Вайгач. Видимо, на нем окончательно утвердились оленеводы ненцы и культура морских охотников сиртя (сихоритя) была поглощена кочевниками. В этом году три голландских судна направились к Новой Земле и Вайгачу. Одно – под начальством Виллема Баренца – безуспешно попыталось обогнуть север Новой Земли, а два других – пройти в Карское море проливом Югорский Шар. В своих дневниках, участник этой экспедиции Ян Гюйген ван Линсхотен пишет, что на мысе Мушерон (мыс Гребень острова Вайгач), у западного входа в пролив Югорский Шар голландцы увидели много больших деревянных крестов, что указывало на частое плавание здесь русских поморов²⁸⁶. А восточнее, на мысе, названном им мысом Идолов (мыс Дьяконова острова Вайгач), они обнаружили более 400 идолов. Это и было знаменитое святилище «хозяина острова» семиликого Вэсако. Аборигенов они встретили только на материковом побережье пролива Югорский Шар. Самоеды (ненцы) сообщили им, что Вайгач необитаем.

Исследования, проводившиеся нами на Вайгаче с 1986 г. свидетельствует, что возведение поморами крестов именно на мысе Гребень, не случайно. Многометровые кресты использовались русскими мореплавателями, как приметные знаки-маяки. Ведь мыс Гребень не только является северо-западным входным мысом в пролив Югорский Шар. Отходящая от его оконечности к югу, частично надводная и частично подводная каменная гряда – одно из самых опасных мест в этом районе для мореплавания. Недаром лейтенант Μ. Е. Жданко, определивший положение мыса Гребень в 1893 г., установил на нем приметный знак – каменную пирамиду с шестом. Позже здесь была установлена сигнальная пушка, стрелявшая в период густых туманов, а в советское время сооружен деревянный дом-маяк, который в начале 90-х годов XX века был заменен на металлический. Но кресты, о которых упоминает Линсхотен, были не только приметными знаками для мореплавателей. Они, безусловно, утверждали христианство в зоне чужого сакрального мира, тем более, при столь близком расположении древнейших капищ ненцев и их предшественников. Все это нисколько не исключает, что часть крестов могла быть памятными, поклонными или намогильными.

Еще во второй половине XIX века русский писатель В. И. Немирович-Данченко писал: «При некоторых условиях и русские могли бы поселиться там (на Вайгаче. – П. Б.), если бы не общая вера в неминуемую гибель, какая ждет всякого промышленника, осмеливающегося пробыть здесь хотя бы одну зиму»²⁸⁷. Со слов поморов, писатель рассказывает о берегах Вайгача: «Внизу волны выбили целые ряды черных пещер; вход в них почти зарос морскою травою, но когда ветер отпахнет эту живую завесу в сторону, перед вами явится такая адская щель, что вы с ужасом уйдете отсюда к более гостеприимным берегам. Один из промышленников видел, плывя мимо, разбитое бурею и брошенное в такую черную дыру, судно. Экипаж окликал его, – ответа не было. Только волны глухо шумели, вбегая в сияющую пасть пещеры. Были ли там люди? – Едва ли. Море давно своими водорослями оцепило корпус этой шхуны. Если там кто-нибудь и оставался в момент крушения, то его или смыло водою, или он умер более ужасною, голодною смертью»²⁸⁸. Судя по описанию, такая пещера вполне могла находиться у подошвы мыса Дьяконова. Пещера – провал у главного святилища Вэсако, куда сверху сбрасывали принесенных в жертву оленей. И недаром, видимо, в этом сакральном мире северных народов никогда не была возведена православная часовня или церковь. Есть свидетельства, что русские промышленники, ведущие промыслы на Вайгаче даже в начале XVIII века старались, если приходилось зимовать, то не на острове, а на материковом побережье пролива Югорский Шар (в районе будущего Хабарово, где затем, последовательно, были возведены часовня и церковь). Хотя место для стоянки судов здесь не из лучших.

Священная топография осваиваемого русскими пространства не могла формироваться без воздвижения православного креста, без обозначения специальных межевых границ с чужим сакральный миром, а затем, и без крестов, утверждающих христианство, и потому, специально установленных на месте языческих капищ.

Когда в 1595 г. семь голландских судов вновь посетили остров Вайгач, то кроме обнаруженных 21 августа следов явного пребывания самоедов на Вайгаче («различные повозки, нагруженные шкурами, а также следов людей и оленей», огромное количество шкур «на мысе Статуй или Идолов»), голландцы увидели поморские кресты на мысе Сухой нос, который назвали Крестовым мысом. На дошедшей до нас карте участника экспедиции Линсхотена, после этого, был обозначен крест. «Впоследствии, самоеды нам сообщили, что и на Вайгаче, и на Новой Земле живут люди»²⁸⁹, – сообщает участник голландской экспедиции Де Фер в своих дневниках. Через день они встретили у Вайгача русскую ладью, идущую из Печоры. «Оно (судно – П. Б.) шло на север, чтобы, – по словам Де Фера, – привести оттуда клыки моржей, звериное сало и гусей, для погрузки этого на корабли, которые должны были прибыть из России через Вайгач»²⁹⁰.

По документальным источникам, приметный крест на Вайгаче после конца XVI века упоминается впервые знаменитым русским исследователем и мореплавателем Ф. П. Литке в его дневнике от 13 августа 1724 г.: «Приметнейший из всех, пункт (на Вайгаче. – П. Б.) – мыс Воронов; он имеет высоту от 250 до 300 футов и круглую вершину, на которой стоит гурий²⁹¹ или крест – что именно, мы не могли рассмотреть»²⁹². Здесь необходима небольшая поправка. Судя по описанию, судно Ф. П. Литке близко к мысу Воронова не подходило. Сам мыс Воронова, сравнительно, низкий и плоский, и не имеет округлой вершины. Вблизи к мысу находится остров Большой Воронов, на высокой и заметной издалека вершине которого действительно стоял крест. Остатки этого креста были зафиксированы Морской арктической комплексной экспедицией (МАКЭ) в 1989 г. Мы обнаружили в тот год в средней части возвышенности острова триангуляционную вышку второй категории, а к востоку от вышки, на расстоянии 60 метров, деревянное основание креста, вертикально врытое в землю и спиленное сверху. Останки креста имеют высоту над землей 160 см. Внизу, основание было обложено естественными каменными плитами. На боковых поверхностях останков креста читаются лишь некоторые даты: «1838 июля»; «1877»; «1934»; «16.09.73»; буквы «Г», «Б», «С», «X». Видимо, крест был спилен геодезистами при установлении своего знака.

Интересные сведения об этом кресте имеются у художника А. А. Борисова (1866–1934) – ученика И. И. Шишкина и А. И. Куинджи. В 1897– 1898 гг. А. А. Борисов предпринял путешествие по Большеземельской и Малоземельской тундрам, а также, на остров Вайгач. В изданной им в 1907 г. книге «У самоедов. От Пинеги до Карского моря»²⁹³ впервые даны описания многих памятников истории и культуры Севера.

В ночь с 30 на 31 мая 1898 г. А. А. Борисов по льду пешком добрался от Воронова Носа на острове Вайгач до Большого Воронова острова. Здесь, по заснеженному северному склону, он поднялся на вершину острова: «На самом высоком месте стоял крест, сделанный из толстого бревна. Откуда это бревно? Найдено ли в плавнике, или привезено нарочно с материка, решить невозможно, но только одно можно сказать с достоверностью, что крест этот поставлен очень давно. Боже, каким он казался старым! Казалось, что он был старше этих громад, падающих отвесной стеной в море, этих геологических развалин. Как он порос мхом, как он был выеден ветром и как источен неумолимыми снежными бурями суровой полярной зимы! На западной стороне креста священные надписи, а с северной – гласившая, когда крест был поставлен и кем, но, к несчастью, эту надпись и по догадкам положительно разобрать нельзя было, настолько она обветшала. Но все-таки внизу можно было разобрать вот что: «вновь в 1823 году, июля К (20) и в 1838 году июля 23, и буквы Г, Б, С, X.» А наверху сохранились две буквы – К и Е. В надписях было еще труднее разобраться, вследствие того, что всякий грамотный посетитель хотел оставить по себе память и вырезал, как и я, свои начальные буквы...

Здесь, на Вайгаче, и вообще, на севере часто ставят вместо морских знаков кресты, обозначая этим места, удобные для стоянки судов. И сюда, если застигнет буря, идут не боясь ни мелей, ни камней: значит, вход безопасный и есть где укрыться»²⁹⁴.

Постепенно, осваивая Вайгач, поморы ограждали сакральное пространство своей жизнедеятельности многометровыми деревянными крестами. 5 августа 1824 г. Государем Императором был утвержден проект обращения самоедов в христианскую веру. Начальником духовной миссии, для обращения в христианство самоедов Архангельской губернии, был определен архимандрит Сийского монастыря Вениамин. Он приступил к изучению языка самоедов, затем составил первую его грамматику и лексикон, перевел на него Евангелие от Матфея и другие книги Нового Завета. С самоедами архимандрит Вениамин говорил на их родном языке, был терпелив, ласков, приветлив и вскоре завоевал доверие населения Большеземельской тундры. Какое отличие от современных отечественных и зарубежных «исследователей» и «политиков», не знающих даже язык местного населения народов Крайнего Севера, но рьяно выступающих за возврат к шаманизму, к традиционному природопользованию и т. д. и т. п.!!!

Летом 1827 года архимандрит Вениамин побывал и на Вайгаче. Вот его воспоминания об этом событии: «После крещения Самоедов в Югорском шаре, близ Вайгача, идол Вэсако, со всеми прочими истуканами и с многочисленными привесками, был сожжен самими Самоедами, при управляющем Миссией, и на самом том месте, при освящении его Св. Водою, водружен Животворящий Крест Христов»²⁹⁵. Архимандрит Вениамин оставил после себя уникальные этнографические труды с описанием святилища и идолов на южной оконечности Вайгача, культуры, религии и быта ненцев.

Крест, установленный им, упоминается через 10 лет А. И. Шренком, а в 1878 г. – поручиком русской гвардии О. А. Нордквистом, участвовавшим в экспедиции А. Э. Норденшельда. Видимо, указанный крест был снесен в пылу атеистической борьбы в августе 1920 года под руководством «товарищей» Лохтина, Мелетьева и Заславского, или в июле 1930 года под руководством начальника Вайгачской экспедиции ОГПУ Ф. И. Эйхманса. Ведь крест на мысу Дьяконова был слишком близок к лагерю ОГПУ в бухте Варнека. Но восточнее, на мысе Створный (Крестовый) МАКЭ в 1987 г. был обнаружен восьмиконечный приметный крест высотой около четырех метров, вытесанный из бревна диаметром 22 см. Столб креста выполнен из бруса сечением 14x17 см. На подножии креста (нижней наклонной перекладине) вырезан череп и буквы «Г»–«А» – «глава Адама». Большая перекладина расположена на высоте 307 метров от основания. Под перекладиной вырезан тропарь кресту. Малая (верхняя) перекладина расположена на высоте 349 см от основания. На ней вырезана надпись: «ИНЦІ». Крест покрыт деревянной кровлей. Причелены кровли резные. Крест в хорошей сохранности, и, видимо, поставлен на мысе в первые десятилетия XX века. Безусловно, что он служил и важным приметным знаком при плавании в проливе Югорский Шар. Это подтверждает и расположение на том же мысе, построенного уже в советское время, маяка.

Еще один приметный крест был исследован МАКЭ в 1986 и 1987 гг. в северо-западной части пролива Югорский Шар. Восьмиконечный деревянный крест высотой 443 см расположен на наиболее возвышенной северо-восточной части небольшого восточного острова Карпова. Этот приметный крест является, как бы, первым на острове Вайгач приметным крестом на входе в пролив Югорский Шар. Кроме того, крест указывает на расположение здесь удобной стоянки в бухте Белушьей (название дано МАКЭ), где многие десятилетия проводился лов белухи. На побережье бухты сохранилось большое скопление костей морского зверя, к северу расположена старинная промысловая изба. А в западной части острова Карпова имеется старинный вертикальный деревянный ворот²⁹⁶. Таким образом, описываемый поморский приметный крест, хорошо заметный с моря при подходе к юго-западной части Вайгача, указывал на месторасположение Карпова Становья. Основание этого креста заглублено в землю и обложено крупными обломками известняка. Высота каменной кладки – 50 см, диаметр – 1,5 м. На древностъ памятника указывает и то, что камни основания на 60% покрыты желтыми и красными лишайниками. Основание креста имеет форму бруса, сечением 26x17 см, изготовлено из целикового бревна хвойной породы. Тыльная сторона основания, обращенная на восток, сохранила первоначальное округлое очертание, что указывает на первоначальный диаметр бревна около 35–40 см.

К настоящему времени сохранились две перекладины креста. Верхняя малая перекладина, врезанная во встречный паз в полбруса, имеет длину 70 см и прямоугольное сечение (24x17 см); она врезана в основу креста на расстоянии 20 см от верхнего торца. На ее лицевой, обращенной на запад, поверхности вырезаны клейма, вписанные в круг: «ЦРЪ» (слева) и «СЛВЫ» (справа) – «Царь Славы». Средняя большая перекладина была врезана на расстоянии 64 см от вершины креста. Она не сохранилась. Наклонная нижняя перекладина, длиной 89,5 см, имеет прямоугольное сечение (22,5x18 см). На лицевой стороне вырезаны клейма – отдельные буквы, обрамленные двойным кругом. Слева две буквы «Г», справа – «Г» и «А» в кругах с верхним титлом («Гора Голгофа» и «Глава Адама»). Безусловно, что крест этот, также, являлся частью общей системы крестов, ограждавших свое сакральное пространство от чужого, т. е. являлся крестом охранительным, на границе бытия – небытия, каким воспринимали поморы море, Крайний Север и жертвенные места языческих народов Севера.

Теперь мы двинемся выше, на север Вайгача, вдоль западного его побережья, тем путем, каким шли поморские суда к берегам архипелага Новая Земля.

Севернее мыса Карпово Становье, располагается большая бухта Лямчина с малыми и большими островами. В центральной части бухты расположен остров Большой Цинковый (3,5 км длиной и около 3 км шириной). На высоком юго-западном мысе этого острова в 1986 г. МАКЭ обнаружила, а в 1997 г. еще раз обследовала лежащий на поверхности мыса поморский крест. Он не был заглублен в грунт при установке и удерживался вертикально кладкой камней. Остатки этой кладки длиной 2,2 м, шириной 1,6 м и высотой 0,43 м находятся на расстоянии 0,8 м от основания креста. Высота креста около 3,8 м, изготовлен он из целикового соснового бревна. Основание восьмиконечного креста имеет сечение 11x10 см, а в верхней части – 10x9 см. Нижняя часть основания на высоту до 50 см имеет круглое сечение диаметром 15 см. Выше идет брус с, тщательно обработанными топором, боковыми плоскостями. На расстоянии 22 см от вершины креста в брусе врезана малая поперечная перекладина длиной 0,5 м, сечением 10x7 см. С левой ее лицевой стороны вырезаны буквы «В.Е.» (?), с правой – «ХП» (?). На расстоянии 24 см от нижней ее грани врезана большая поперечная перекладина длиной 1 м, сечением 10x7 см. С левой стороны на ней вырезано «Ц.И.» (?), с правой – «К.С.» (?). Центр нижней, наклонной перекладины, находится на расстоянии 2 м 36 см от нижнего торца основания. Под ней вырезана дата «1905» (вероятно, время установки креста). Все три перекладины врезаны во встречный паз в полбруса, заподлицо. Каждая перекладина закреплена по центру железным кованным гвоздем.

В 400 м к северо-востоку от креста, МАКЭ обнаружен на побережье острова поморский вертикальный деревянный ручной ворот. Его, цилиндрической формы, барабан имел рабочую часть длиной 176 см и максимальный диаметр 53 см. Рядом был обнаружен деревянный опорный стакан. Поэтому, можно предварительно утверждать, что упавший крест был приметным и указывал на одно из мест стоянки или промысла. Ворот мог служить, как для вытягивания на сушу небольших промысловых судов, так и для вытягивания больших сетей. Но, может быть, упавший крест (который мог быть установлен и до 1905 г., т. к. сохранилась его древесина очень плохо) связан с другими событиями на острове.

В том же 1986 г. автору этой статьи ненецкий охотник Егор Вылка рассказал, что на Большом Цинковом острове находится старое ненецкое святилище с семиликим идолом, но необычной крестообразной формы (рис. 1). С небольшой группой исследователей мы на мотоботе переплыли пролив в 500 м от зимовья Е. Вылки в восточной части бухты Лямчина, где базировалась МАКЭ, на остров. И действительно, в западной части острова (на расстоянии 650 м северо-восточнее лежащего креста), на скалистом выступе, ближе к его вершине мы обнаружили вертикально стоящего деревянного идола. Идол имеет высоту 128 см от поверхности грунта. Его основание было завалено крупными камнями на высоту 0,5 м. Из камней торчала нижняя часть с продолговатым овалом с поперечным пазом шириной 8 см и глубиной 2,8 см и лицевой овал наверху с рельефно вырезанными надбровными дугами, носом и подбородком под щелью рта. У основания каменной кладки была обнаружена часть недостающих деталей семиликого идола: поперечная планка, вставлявшаяся в паз на туловище, и пять антропоморфных небольших идолов ксоанического типа²⁹⁷; шестой небольшой идол не сохранился. Высота пяти идолов: 43, 44, 47, 46 и 42 см. Стилизованно (двумя боковыми зарубками) передано соединение головы с туловищем. Головы заострены в верхней части, зарубками переданы рот и, иногда, нижняя часть носа.

Следует отметить, что характер обнаруженного идола, его форма и конструктивные элементы аналогов не имеют, в научной литературе не описывались. В архивах Вайгачской экспедиции ОГПУ сохранилась фотография этого идола (с утерянным седьмым), который уже в 1936 г. находился в ветхом состоянии.

Выше, мы уже упоминали об английской экспедиции 1556 г. Стивена Барроу. Он рассказывает о своей стоянке «среди вайгачских островов». По-видимому, где-то в районе острова Долгого, или Матвеева, так как 3 августа судно «подошло к другому острову в 5 лигах (1 лига = 5,57 км. – П. Б.) к востоку-северо-востоку от нас»²⁹⁸. Там снова был встречен знакомый русский кормчий Лошак. Они вместе съехали на берег, где Лошак показал огромное святилище с 300 деревянными идолами. «Некоторые из их идолов были ничем иным, как старыми кольями с двумя, тремя нарезами, сделанными ножом. Я увидел много следов названных самоедов и следов саней, на которых они ездят»²⁹⁹. Таким большим островом у Вайгача мог быть остров Большой Цинковый. Далее, Барроу получил от Лошака интересные сведения о том, что «лодки самоедов сделаны из оленьих шкур; они переносят их к морскому берегу на своих плечах»³⁰⁰. Таких лодок самоеды (ненцы) позже не знали. Не принадлежали ли эти лодки морским охотникам сиртя (сихортя) и не на их ли святилище на острове в бухте Лямчина привел Лошак Барроу? А ведь, именно, на южном побережье бухты, в свое время, экспедиция известного археолога Л. П. Хлобыстина нашло древнее святилище (Сиртя-Сале). Так что на крестообразную форму и «круглоголовость» центрального идола могли повлиять древние, не выявленные влияния культуры сиртя. А, может, сам процесс христианизации ненецкого населения и многометровые поморские приметные, обетные и межевые кресты, стоящие на побережье многих бухт, заливов и на мелких островах Вайгача. И не расположено ли на Большом Цинковом острове одно из древнейших святилищ семиликого Вэсако?! Борьба на межевых границах двух сакральных миров острова Вайгач – православного и языческого – в двух предшествующих веках ни к чему не привела. Исчезло святилище Вэсако на мысе Дьяконова, а потом исчез и крест православный, утверждающий христианство на месте языческого капища. Развалился на части семиликий идол (Вэсако–?) на Большом Цинковом острове и упал, или чьей-то рукой был повален, крест православный на этом острове. Крест, опять же, ограждающий, берегущий православного от древних языческих богов острова Вайгач.

Но влияние христианства оказывало свое воздействие на многих ненцев. Так, появились ненецкие захоронения в земле с установленными на могилах крестами. Два из них находятся в северной части Вайгача, на побережье залива Наталии. Шесть могил, две из них с деревянными крестами. Один могильный крест стоит, останки второго лежат на грунте. На четырех могилах вместо крестов установлены плоские доски (советский период). Рядом – погребальные нарты, осколки стекла (старые бутылки) и граненый стакан.

Севернее бухты Лямчина, сохранился уникальный поморский комплекс с крестами, ограниченный на побережье с севера губой Осьминная, а с юга – бухтой Покойников, в южной и восточной части – граничащий с губой Хальмерпаха. Места эти – легендарные, трагические. «Хальмер» по-ненецки – покойник. Название «бухта Покойников» говорит само за себя. Название «Осьминная» тоже не случайно. Художник А. А. Борисов, о котором мы писали выше, во время своего путешествия по западному побережью Вайгача, записал 28 мая 1898 г.: «Подошел к реке Осьминной (здесь от цинги во время зимовья померло 8 человек русских промышленников, отсюда название – Осьминина и местное название Хальмер-яга – река покойников)»³⁰¹. А в 1914 г. священник Тельвисочного уезда Геннадий Юрьев 20 мая из Хабарова по льду пролива перебрался на Вайгач. Священник ежедневно совершал на острове общую молитву и богослужения под праздники, вел духовные беседы с ненцами. В рапорте он докладывал, что отслужил панихиду в Осьминниках «на могиле неизвестного по имени священника, который умер во время зимовки, но известен по благотворности молитвы за него»³⁰². Участники Вайгачской экспедиции ОГПУ в 1933–1934 гг. обнаружили в районе бухты Покойников, Осьминной и Дыроватой много десятков могил с, написанными на крестах славянской вязью, русскими именами. Но к 1980-м годам, большинство могил было разрушено, кресты повалены и сломаны.

На внутренней косе, примыкающей к разделяющему бухту Покойников мысу в 1987 г. обнаружены МАКЭ остатки древней промысловой избы. Неподалеку от избы, и на западном мысе расположены древние поморские кресты и их останки, всего числом 9. Высота восьмиконечных могильных крестов – 349 и 394 см. Самые небольшие кресты – высотой 145 и 169 см. Остальные 3–4 метра. Самый высокий крест около 6 метров высотой, диаметр его основания 50 см. Крест был закреплен в срубе, поставленном на грунт. Сохранились только остатки первого венца сруба. Скопление поморских крестов на западном мысе, закрывающем бухту Покойников от Баренцева моря, находится в основании мыса, на самой высокой точке, посередине между морем и бухтой. Даже при установке МАКЭ вновь вертикально нескольких упавших и переломленных крестов – они были хорошо видны с моря и указывали на места возможных стоянок, как в Губе Хальмерпаха, так и в Губе Осьминная. Часть крестов явно могла использоваться как створные знаки при входе в бухту Покойников на маломерных судах и лодках. Надписи на крестах настолько стерлись, что почти не читаются. Указанный комплекс сочетает в себе многие виды поморских восьмиконечных многометровых крестов: приметных, обетных, памятных, поклонных, намогильных, межевых (охранительных) крестов. Охранительные кресты на материке, обычно, ставились на перекрестке земных дорог. Здесь тоже был перекресток дорог морских и перекресток море-суша.

Еще севернее губы Осьминина расположена губа Дыроватая. С юга один из проливов – входов в эту большую губу – ограничивает мыс Иньков нос. В 1986 г. нами был обнаружен на северо-западной оконечности мыса, напротив острова Шокальского, упавший восьмиконечный крест длиной около 370 см (около 40 см верхнего окончания отломано) и диаметром столба, в нижней части, 25 см. Крест представляет собой часть ствола дерева с узловатым, в нижней части, корневым утолщением, диаметром около 50 см. В целом, столб креста имеет круглое сечение, обтесана лишь лицевая сторона. На лицевой поверхности столба креста имеются три поперечные врезки (глубиной 5 см) под две верхние, перпендикулярные столбу, и одну нижнюю, диагональную, перекладины. Сами перекладины, судя по врезкам, выполненные из бруса шириной 24,5 см и толщиной 10 см, не сохранились. В теле ствола сохранились остатки деревянных нагелей, диаметром около 15 мм, которыми крепились перекладины. Данный крест имеет некоторые характерные особенности, отличающие его от других, обследованных МАКЭ: малая обработанность ствола дерева (с сохранением неровности поверхности сбоку и сзади), сохранение корневого утолщения (возможно, специально для надежности его крепления), а также очень мощные (относительно высоты креста) перекладины. Крест, стоявший на наиболее высоком месте (западный откос скалы), в 10 м от уреза воды, на высоте 25 м над уровнем моря, вновь был установлен на свое место. Как и прежде, основание креста было вставлено сотрудниками МАКЭ в расщелину скалы глубиной около 0,5 м и обложено кладкой камней. Крест, венчавший скалу, очень хорошо просматривается с дальних расстояний, что делало и делает его весьма важным навигационным знаком в районе губы Дыроватой. Вероятно, это один из древнейших, сохранившихся на Вайгаче, крестов (примерно, начало XVIII в.). Древесина креста находится в весьма деградированном состоянии.

Западнее северного входа в губу Дыроватую расположен залив Наталии, о котором мы упомянули выше. На западном участке побережья залива в 1987 г. МАКЭ были обнаружены сильно разрушенные кладки из необработанного камня на старых могилах. Здесь же находятся остатки надгробных крестов (от 100 до 180 см длиной). Все три креста когда-то были вкопаны в землю, обложены каменными кладками, но позже сломались у основания. Сами основания крестов находятся на расстоянии 1,5 м друг от друга, на одной прямой, имеющей направление север-юг. У каждого из оснований прослеживаются возвышения грунта (холмики), ориентированные на запад-восток. Два холмика длиной 1,8 м, один – 1,3 м. Боковые склоны сильно размыты. Обрушивание крестов связано с очень сильной деградацией древесины (60%). Видимо, как сами могилы, так и кресты на них древнего происхождения.

В 440 м к западу от входного мыса залива Наталии, на самом возвышенном участке побережья, МАКЭ была обнаружена кладка, высотой 120 см, из необработанного камня, в центральной части которой находилось основание приметного поморского креста. Основание креста обломано на высоте 145 см от уровня грунта. Бревно круглое, диаметр 23 см, поверхностъ тщательно обработана топором. Верхняя часть креста обрушилась вниз, к урезу воды. В связи с большой крутизной склона и возможным камнепадом при спуске, мы не смогли провести измерение верхней части креста.

На расстоянии около 200 м на северо-восток от приметного креста находятся две сильно разрушенные кладки из дикого камня. Поверхность кладок на 80% покрыта лишайником. Судя по различным признакам, это остатки поморских могил. Неподалеку лежат и два восьмиконечных поморских креста. Первый, с набором символики, создан в соответствии с традицией поморов-мореходов. Длина сохранившейся части креста 364 см, основание сломано. Нижняя, сохранившаяся часть креста, до 58 см имеет круглое сечение диаметром 29 см, затем основание переходит в брус, сечением 15x16 см. Поверхность бруса очень тщательно обработана топором.

На расстоянии 16 см от вершины креста, в брус врезана малая поперечная перекладина, длиной 49 см, прямоугольного сечения 11x16 см. Врезка встречная в «полбруса». На лицевой стороне перекладины, симметрично от центра, расположены два врезанных круглых клейма диаметром 14 см, с надписями: «ЦРЪ» «СЛВЫ» («Царь славы»). В 15 см от нижней части перекладины начинается врезка большой поперечной перекладины. Длина перекладины 114 см, сечение 11x17 см. На лицевой стороне 4 вырезанных клейма: «ІС», «СНЪ», «БЖЪ», «ХРСЪ» («Иисус сын Божий Христос»), между клеймами вырезаны буквы «КТПВСВТПС», которые являются криптограммой тропаря: «Кресту Твоему поклонимся, Владыко, святое воскресение Твое поем и славим». Ниже поперечной перекладины на плоскости бруса вырезано слово «НИКА», еще ниже – ромб и четырехугольный крест. Под вырезом подножия креста, на плоскости, нанесена дата: «23 сентября 1811 года».

Второй, частично сохранившийся, восьмиконечный крест лежит в районе кладки на поверхности грунта. Его длина 326 см. Нижняя часть основания круглая (диаметр 18,5 см) до высоты 65,5 см, затем переходит в брус, сечением 12,5x11,5 см. Поверхность бруса тщательно обработана топором. На расстоянии 13 см от торцевой (верхней) части креста расположена врезная малая поперечная перекладина, длиной 38,4 см, сечением 8x12,3 см. На ее лицевой стороне вырезаны сокращенные слова «ІСЪ», «СЛВЫ». Выше перекладины на поверхности бруса вырезано сокращение «ЦРЪ», ниже – «ХСЪ».

Большая поперечная перекладина утеряна, врезной ее паз имеет ширину 13 см, глубину 4 см. Ниже паза, на поверхности бруса, вырезано слово «НИКА», под ним буквы «К» и «Т» («копье», «трость»), над буквами вырезаны титла.

Нижняя наклонная перекладина (подножие креста) имеет длину 49,5 см, сечение 12x6 см. На лицевой поверхности перекладины в центре вырезано стилизованное изображение черепа и буквы «Г» и «А» («голова Адама»). Под перекладиной вырезана дата «1811 сентя...» и буквы «Г» и «Г» («Гора Голгофа»), Как мы видим, на двух последних крестах вырезана одна и та же дата. Не является ли эта дата временем установки крестов и к каким типам поморских крестов (в связи с возможной связью их с захоронениями) их можно отнести – остается загадкой. Безусловно одно – уже после установки, они много десятилетий служили приметными крестами для мореплавателей, указывая на места стоянки в заливе Наталии и северный вход в губу Дыроватую. Можно, также, утверждать, что эти кресты, как и все остальные на Вайгаче, отражают древний процесс развертывания поморами сакрального пространства христианской веры и культуры, несмотря на четкое понимание возможности негативного ответного действия в регионе враждебных языческих сил. Причем, необходимо отметить, что ненцы, ведущие здесь промыслы последние два столетия, с уважением относились не только к материализованной знаковой культуре христианства, но и к самим поморам. Об этом свидетельствуют наши многочисленные распросы ненецкого населения острова Вайгач.

Здесь веками складывалась, имея мощную подпитку из Соловецкого монастыря, особая православная островная культура мореходов. И морской перекресток востребовал свой вид межевых крестов на островах, архипелагах и побережье Арктики. Обетные, приметные, поклонные, поминальные и намогильные кресты на побережье выполняли разнообразные функции, порой, глубоко отличные от замысла тех, кто их возводил. Во многих северорусских преданиях остров воспринимается, как место обитания иноземцев, как сакральный центр чужого мира. Здесь, как бы, существовала граница жизни и смерти. И смертельно опасный путь по морю поморa-морехода в колдовском антимире шаманской культуры должен был иметь пристанища, где сам мореплаватель и его душа могли спастись и отдохнуть в привычном духовном пространстве. Центральный символом, обустроенного для христианина, пространства был восьмиконечный православный крест. Сакральная, защитная сила креста диктовала условия формирования зновь осваиваемой земли (островов, архипелагов Севера): воздвижение Креста, как центра окружающего пространства. И кресты первопроходцев вели последующие поколения поморов-мореплавателей от одного залива с другому, от одного места стоянки к следующей. Здесь поминали павших, не побоявшихся вторгнуться в чужое сакральное пространство. Духовное культурное пространство диктовало особенности культурному ландшафту, было изначально по отношению к последнему. И поморский крест становился привычен местному населению. О чем свидетельствует кладбище бывшей фактории в губе Долгой. Здесь 27 погребений 1930–1950-х годов. На отдельных могилах сохранились восьмиконечные кресты, вертикально стоящие доски, круглые или прямоугольные шесты, остатки нарт. Шесть погребений памятников не имеют. Как мы видим, даже в советский период продолжали ставить намогильные восьмиконечные кресты.

В той же губе Долгой имеется бухта Кораблекрушения, ограниченная с юга мысом Омсаля. В средней, возвышенной части мыса, нами в 1986 г. были обнаружена останки приметного креста и неподалеку, его верхняя перекладина. В центре кладки из необработаннаго камня находится срубленный брус основания креста. Сечение бруса 22x24 см; высота каменной кладки 80 см, диаметр основания 1,8 м. Очевидно, этот крест, как и крест на вершине Большого Воронова острова, был срублен строителями геодезического знака. Само место для креста было выбрано с большим знанием дела. Во время штормов, судно могло отстаиваться в бухте южнее аккумулятивной косы, соединяющей коренной берег с небольшим каменистым островом, длиной 350 м. В самой бухте Кораблекрушения (севернее аккумулятивной косы) на песчано-галечном пляже и в воде лежат остатки немецкого парового судна середины 80-х годов XIX века. Видимо, иностранной команде было трудно разобраться в навигационной информации поморского приметного креста и гурия, остатки которого мы обнаружили на аккумулятивной косе.

Поморские кресты когда-то возвышались и на более мелких островах Вайгача, мимо которых проходил морской путь поморов. Одним из таких островов (длиной около 2 км и шириной около 1 км) является остров Большой Олений, расположенный в северо-западных водах Вайгача. Остров лежит в проливе Карские ворота в 2–3 милях на северо-запад от мыса Костяной на Вайгаче.

В центральной, возвышенной части острова расположена триангуляционная вышка 1 категории. На самом острове располагается комплекс памятников, складывающийся на протяжении веков. Здесь МАКЭ обнаружены следы кораблекрушения, промысловая стоянка, неизвестные могилы, гурии. На оконечности аккумулятивной косы в южной части острова найдены останки поморского креста. Судя по сохранившимся деталям, основание креста было установлено в специальный сруб и заложено кладкой из необработанного камня.

Рис. 1. Святилище острова Большой Цинковый. Семиликий идол крестообразной формы

На пути к Вайгачу с запада, поморы заходили на группу островов Долгий, Матвеев и др. В 1594 г. голландская экспедиция, о которой уже упоминалось в предыдущем разделе, посетила остров Матвеев. Здесь ими были обнаружены поморские кресты и один из них зарисован (рис. 2). В книге Линсхотена, опубликованной в 1601 г., на рисунке креста читается надпись, свидетельствующая, что крест был установлен в 1575 г. (7083 от сотворения мира) Березой и Федором Павловым «сыном мало (младшим – ?),а надпись сделал, «подписал» «рлишко» (Орлишко – ?)». Интересно, что обозначенное на карте острова Матвеев в 1594 г. скопление поморских восьмиконечных крестов в основании, выдающегося на север, мыса дошло и до наших дней. Вряд ли это те же многометровые поморские кресты, но по традиции они ставились на том же месте, что и столетия назад. Стоящие здесь более поздние кресты, безусловно, являлись своеобразными маяками и створами, указывающими фарватер и места для стоянки судов.

Упавшие, полуразрушившиеся кресты, лежат и в западной части острова у древних могил. Надписи на них уже не читаются. И почти на каждом мысе острова Матвеев мы обнаружили в 1991 г. останки поморских крестов. И здесь, как и на Вайгаче, станет ясным, – кто же потрудился над их уничтожением. Они так почему-то мешали строителям геодезических знаков и активным атеистам, что спиливались, срубались, или, в лучшем случае, использовались как надежная «несущая конструкция» триангуляционных знаков. Интересно, что в отличие от Вайгача, сакральное православное пространство острова Матвеев было по всему периметру окружено (защищено) многометровыми поморскими крестами.

Рис. 2.

Во многих местах побережья острова Долгий МАКЭ в 1991 г. так же обнаружило останки поморских крестов. Но самое большое их скопление (многие из них до сих пор стоят в изначальном вертикальном положении) сосредоточено в южной части острова, мимо которой часто проходили поморские суда не только из Белого моря, но и из Пустозерска и Печеры. Эти кресты свидетельствуют не только о развитой навигационной системе поморского мореплавания, но и о многих трагедиях, морских катастрофах и спасениях в этом сложном для мореплавания районе. И, как разнообразны судьбы, побывавших здесь в прошлом, людей, рассказывает начальник отряда штурман И. Н. Иванов, побывавший 7 августа 1824 г. у северной оконечности острова Долгого:

«Пошел я (на карбасе. – П. Б.) прямо к северной оконечности, где в небольшой закрытой бухте, называемой Сибирское становье, нашел хорошее укрытие. Вскоре после нас, пришли туда два промышленных карбаса.

Происхождение названия Сибирское становье (по преданиям) следующее: лет около 90 тому назад ходили на ладье из реки Оби в Соловецкий монастырь, по обещанию, богомольцы, числом до 70 человек. Возвращаясь тем же путем на родину, в позднюю уже осень, встретили они, подходя к острову Вайгач, непроходимые льды, почему и решились пристать к острову Долгому и там перезимовать. У северной его оконечности нашли они безопасную гавань; но, не готовые на зимовку, от недостатка во всем и от известной цинготной болезни, все до одного человека померли. Они похоронены на мысе, называемом сибирское кладбище»³⁰³.

В 1991 г. сотрудники МАКЭ обнаружили на северной оконечности острова: комплекс старинных захоронений, могильные, обетные и приметные кресты, остатки полуземлянок. И, как мы видим, места такие не отпугивали русских промышленников и, являясь частью сакрального пространства поморов, продолжали активно ими посещаться.

В отличие от острова Вайгач, с его сакральным языческим пространством различных народов Севера, с его древними святилищами, Новая Земля воспринималась поморами несколько по-другому. Здесь, даже в конце XIX – начале XX веков были воздвигнуты самые северные православные храмы и часовни. В цитируемой уже книге В. И. Немировича-Данченко «Страна холода» помор рассказывает автору о Новой Земле, как о сакральной стране, в которой пребывают души умерших на архипелаге поморов.

По-видимому, первоначально таким сакральным местом была юго-западная часть Новой Земли, носившая название «Гусиная земля». В «Поморском словаре» писатель Б. В. Шергин отмечает: «Гусиная земля – у поморов так называлась северная земля, где покоятся души храбрых и добрых людей»³⁰⁴. В период освоения Новой Земли большой полуостров Гусиная Земля по всей своей западной части был гибельным местом для стоянок судов, т. к. не имеет здесь бухт и заливов, в которых можно укрыться. Но, постепенно освоенный с юга и севера в пеших маршрутах, он перестал восприниматься как пространство потустороннего мира. Загадочной областью осталась гористая часть в районе пролива Маточкин Шар.

И вот, что рассказал помор писателю Немировичу-Данченко:

«– А это, друг, посередь Матки (Новой Земли. – П. Б.) старики говорят – города есть, не нашим, земным городам чета. Церкви в эфтом городу ледяные, дома тоже. А живут там на просторе, в таком захолустье, куда живой душе и не добраться, всё охотнички да ловцы, что на Матке. Однова с нами был на промыслу малец один, парень смирный. Зашел он этто раз за Митюшев камень, что у Серебрянки (губы. – П. Б.) стоит, оттуда и воротился, помертвев весь.

«Видел я, – говорит, – братцы, великое чудо. Будто висит посередь Матки гора Ледяная, а на этой горе все церкви и церкви, и сколько эфтих церквей, поди, не считать, – одна другой выше, одна другой краше. Колокольчики, словно стеклянные, тонкие, да прозрачные такия... И только я стою, вдруг со всех эфтих колоколен звон поднялся. Я, говорит, обмер да скорей назад».

Как прослышали мы, сичас и сказали парню: «Это тебя наши промышленнички, что под крестами лежат, в свой-от город звали. Беспременно, говорили, помрешь». Что же! Стал парень задумываться, опал совсем, а через месяц после того и душу Богу отдал. Ну, мы его там за Митюшевым камнем и схоронили. Таково ли хорошее местечко выбрали. Над крестом, слышь, дикий камень навис, а шагов в десяти от могилы море-океан зыблется... Вот он каков наш мертвый городок-то»³⁰⁵.

Нечто мистическое здесь в том, что и я вместе с сотрудниками МАКЭ, зайдя на судне в губу Серебрянку, а затем за Митюшев камень, в губу Митюшиха, видел ледяную, покрытую снегом гору, а рядом – на боевом поле Центральнаго полигона РФ – комплекс объектов и приборных сооружений для фиксации ядерных взрывов. Здесь производилась серия воздушных взрывов ядерных зарядов, в том числе, и сверхмощных термоядерных. Среди последних – самый мощный термоядерный взрыв 30 ноября 1961 г.

Отличие духовно-символического пространства (см. статью В. П. Столярова в данном издании) Новой Земли от Вайгача изначально во многом обусловлено тем, что архипелаг издавна осваивался поморами. А первые упоминания о том, что на Новой Земле живут самоеды, относится к 1578 г.³⁰⁶ Затем, в 1653 г. три датских судна в поисках северо-восточного прохода достигли архипелага. Судовой врач этой экспедиции Де Ламартиньер упоминает о встрече с местными жителями – «новоземельцами». Как и самоеды (ненцы), они поклонялись солнцу и деревянным идолам, но отличались от самоедов одеждой, украшениями и раскраской лица. В отличие от самоедов, они пользовались легкими каноэ, сделанными «из рыбьих костей и кожи»³⁰⁷. Интересно и указание Ламартиньера на то, что «наконечники копий и стрел были сделаны из рыбьих костей, как и все, вообще, их инструменты»³⁰⁸. Только у этого автора мы встречаем описание неизвестного северного народа (морских охотников), который оказал влияние на морскую культуру самоедов. Аналогичное описание «каноэ» приводит Ф. Белявский, долго живший среди ненцев³⁰⁹. Здесь мы снова приобщаемся к исчезнувшему легендарному народу морских охотников – сиртя (сихортя). По свидетельству Ламартиньера, несколько «новоземельцев» были насильственно увезены в Данию. Видимо, это были сиртя, уже вытесненные самоедами со своего сакрального острова Вайгач. Духовно-символическое пространство сиртя на Новой Земле было ограничено, в нем не было легендарных мест, связанных с пантеоном богов, чьи основные места обитания остались на Вайгаче и перешли к самоедам (ненцам).

Поэтому, духовно-символическое пространство архипелага и духовно, и материально начало формироваться под воздействием православной веры и морской материальной культуры поморов. Именно здесь, еще до XVI века, сформировалась технология освоения поморами новых арктических земель. Именно та технология, изучаемая нами с 1987 г., которая затем была использована русскими первопроходцами при стремительном покорении громадных пространств Сибири, Дальнего Востока и Русской Америки. Законы поморских артелей, сама их внутренняя жизнь во время плаваний, промыслов и зимовок целиком основывалась на десяти заповедях Божиих и Нагорной проповеди Иисуса Христа. Отсюда своеобразие религиозно-мифологической топографии архипелага Новая Земля, носившего у поморов название Матки. И своеобразие островной арктической культуры поморов со своим Морским Богом: «Никола Морской Бог. Так называют поморы св. Николая Чудотворца, который считается покровителем мореплавания»³¹⁰.

Поэтому, в упомянутой выше технологии освоения поморами-мореходами морского и островного пространства, изначально важнейшим делом было воздвижение православного креста на осваиваемом пространстве побережья. Через крест и религиозно-мифологическую топографию, помор входил в материальный мир острова, архипелага, побережья. Преодолев и победив смертоносные воды морские на своем судне, артель ставила на берегу Животворящий Крест, как память о свершенном, как благодарность высшим силам, как символ, ограждающий здесь, у места промыслов или зимовья, от чуждого языческого сакрального мира. И крест становился маяком, навигационным знаком, знаком указующим, и символом надежды в той технологии освоения поморами пространства, о которой упоминалось выше.

В эту технологию входили не только знания и приемы, но и материальные объекты: система приметных крестов, указующих места стоянок, навигационные опасности, проходы среди отмелей и камней; готовые деревянные срубы для строительства главного жилья своего – становой избы; запас дров; продовольствие на год (если шли на зимовку) и припас противоцинготный – моченая морошка, отвар из сосновых шишек, чеснок, хрен, кислый творог; орудия лова и специальная одежда. И, конечно, сами суда; ладьи (суда морские) и кочи (для прибрежного мореплавания и для плавания по системе река-море). Становая изба строилась с сенями, баней и шалашом для провианта. Для зимнего промысла на песца, при установке ловушек, ставили и небольшие – разволочные – избы на расстоянии от 5 до 10 верст одна от другой. В них отдыхали, после проверок ловушек на песца. А по дороге к избам ставили знаки – гурии, сложенные из камней, а, если было время и силы – восьмиконечные кресты.

Так осваивалось и заполнялось пространство и духовное, и физическое.

«Было время, когда Новая Земля считалась могилой для посещающих ее мореходцев» – писал в 1866 г. К. Свенске³¹¹. Действительно, «поморский поход за море, в «немецкие земли» на запад или к «острову мертвых» (на север) воспринимается как движение «вниз», в нижний мир, где располагается царство мертвых»³¹². Здесь «островом мертвых» названа Новая Земля, поэтому, среди восьмиконечных православных крестов на Новой Земле большое место занимали кресты надгробные, намогильные. А, если «море не взяло», то ставились кресты обетные, в благодарность за чудесное спасение. Пройдя по морю путь в мир иной, на Матку (Новую Землю), кроме приметных и обетных крестов возводились кресты памятные, поклонные и своеобразные межевые, отдаляя православное духовное пространство от стороннего, незнаемого и непознанного до конца островного мира. И покоились православные души на Гусиной земле и в районе побережья губы Матюшиха.

Снова обращаясь к давнему прошлому, необходимо отметить, что впервые о поморских крестах на Новой Земле говорится в изданном дневнике упомянутого Де-Фера, который описал первое плавание Виллема Баренца в 1594 г. вдоль западного и северного побережья Новой Земли.

10 июля 1594 года они поднялись на север до «острова с крестами»³¹³. В настоящее время остров называется Крестовым. На гравюре к книге Де-Фера были изображены два восьмиконечных креста, установленных в деревянных срубах. 1 августа голландцы добрались до самых северных островов у Новой Земли – Оранских островов, далее идти на восток помешали льды. Баренц направился вновь на юг вдоль западного побережья. Необходимо отметить, что ледовая обстановка очень часто заставляла голландских мореплавателей далеко отходить от берега. Поэтому, они не могли увидеть все возможные приметные знаки поморов, зачастую этому мешал и туман. 8 августа на одном из мысов (видимо, на северо-западной оконечности острова Междушарского) обнаружили крест и назвали мыс Крестовым. Затем еще один крест был замечен ими в районе мыса Мучного (юго-западное побережье Новой Земли). Высадившись здесь, они «наткнулись на следы людей, которые, очевидно, заметив моряков, успели убежать. Именно там оказалось шесть полных мешков ржаной муки, спрятанных в земле, и куча камней у креста, а в расстоянии ружейного выстрела стоял еще другой крест с тремя деревянными домами, выстроенными по Северному обычаю. В этих домах они нашли много бочарных досок, и поэтому сделали предположение, что тут ведется ловля лососевых рыб; они обнаружили также пять или шесть гробов, полных костями умерших, не зарытых в землю, а заваленных камнями. Там лежала, также, сломанная русская ладья»³¹⁴.

В 1596 г. Виллем Баренц вновь побывал у западного и северного побережья Новой Земли. Де-Фер отметил, что 19 июля они «добрались до Крестова острова, названного так по находящимся на нем двум крестам»³¹⁵. 22 июля голландцы «поставили там еще крест, на котором начертали наши метки»³¹⁶. На следующий год, после вынужденной зимовки на Новой Земле, голландцы оставили запертое льдами судно в Ледяной Гавани и на двух лодках в середине июня направились в обратный путь. У северо-западной оконечности Новой Земли скончался Виллем Баренц. Где и как он был похоронен – неизвестно. 10 июля 1597 г. голландцы вновь пристали к Крестовому острову «с целью посмотреть, не было ли там этим летом каких-либо русских»³¹⁷. А 28 июля они встретили «за мысом (Мучным. – П. Б.) две русские ладьи»³¹⁸. Здесь было около 30 русских.

Необходимо подчеркнуть, что МАКЭ в указанных точках Новой Земли обнаружила останки старинных поморских крестов. Издревле много крестов стояло на южном побережье острова. Ведь именно отсюда, в большинстве случаев, начиналось плавание поморов на север, в основном, вдоль западного побережья архипелага.

В 1991 и 1994 гг. МАКЭ были зафиксированы поморские кресты на северо-восточном скалистом мысе острова Большой Логинов. Остров этот расположен в юго-восточной части Новой Земли, в проливе Карские ворота. Три креста были вкопаны в грунт в одну линию, ориентированную меридиально. Лучше остальных сохранился центральный восьмиконечный крест: его высота без отломленной части, на уровне паза верхней перекладины – 4,6 м. Диаметр у круглого основания креста 0,24 м, выше – квадратное сечение (в средней части – 0,21x0,21 м, а в верхней 0,16x0,15 м). В 9 м к западу от этого креста, лежит нижняя сохранившаяся перекладина (верхняя и средняя не сохранились) длиной 1,31 м, шириной 0,21 м и толщиной 0,1 м. В середине перекладины пропилен паз, шириной 0,35 м и глубиной 0,6 м. Концы перекладины спилены под углом 45°. В центральной части перекладины просверлены три отверстия диаметром 0,3 м для крепления. Крест накренился на восток более, чем на 30°. Останки северного креста расположены в 2,42 м от центрального. Они представляют собой основание круглой, в сечении, нижней части креста высотой 0,28 м и диаметром 0,22 м. Останки третьего креста расположены в 3,2 м к югу от центральнаго. Это, так же, основание круглой, в сечении, нижней части креста высотой 2,23 м и диаметром 0,2 м³¹⁹.

Видимо, и эти кресты в советский период использовались для строительства деревянного реперного знака, остатки которого валяются рядом с останками крестов. В 400 м западнее крестов расположены изба и баня становища, построенного и оставленного в годы советской власти. Но кресты-створы, явно указывая путь на север, мимо восточной оконечности острова, доказывают древность проходивших здесь морских дорог поморов. Пройдя мимо восточной оконечности с крестами, и свернув на запад, судно оказывалось в удобной небольшой бухте, на побережье которой и было возведено упомянутое становище. Западнее этого становища имеются два озера с питьевой водой – удобное место для стоянок маломерных поморских судов.

На юго-запад от острова Большой Логинов находится остров Кусова Земля. У крайней южной оконечности острова, носящей название Кусов Нос, расположен своеобразный древний поморский мемориал, чем-то схожий с комплексом на побережье бухты Покойников острова Вайгач. Здесь сохранились остатки трех больших восьмиконечных крестов, старинные могилы и остатки креста на могиле 1935 г. Еще в 1927 г. здесь побывала советская экспедиция на судне «Персей». Один из участников экспедиции, С. В. Обручев, записал: «На самом Кусовом носу находится несколько гуриев – каменных столбообразных куч, которые промышленники ставят на всех приметных местах. Кроме того, тут же стоят три больших креста и под ними могила с деревянным срубом, в которой мы находим человеческий череп. На самом большой кресте – титулы Христа, изображение копья с губкой, след ног Христа, инициалы поставившего крест (или похороненного) – Н. Ю. Т. Год, когда поставлен крест, разобрать не удалось. На двух других – также, остатки надписей – возможно, что под ними похоронены поморы»³²⁰.

На фотографии С. В. Обручева стоят четыре креста: западный («плоский») наклоненный к югу, в сторону небольшого острова за ним, восьмиконечный, но с сохранившейся только верхней перекладиной. На фото МАКЭ 1992 г. он уже лежит на земле. Средний крест – во времена С. В. Обручева у него были все три перекладины. Восточнее, стоял еще крест без перекладины, остатки которого лежат на земле перед средним крестом. Но восточнее стояли остатки еще четвертого, обломанного, примерно, на две трети, креста. В настоящее время средний крест имеет высоту 5,4 м, а основание в сечении – 25–28 см. Восточный крест обломан в основании на высоте 1 метр от земли. Он имел полную высоту около 4 м. Основание креста в сечении – 30 см. Перед средним крестом – остатки могилы с деревянным срубом, в которой лежит фрагмент человеческого черепа. Видимо, могила задолго до 1927 г. была вскрыта белым медведем или песцами. Неподалеку от указанных крестов, находится еще несколько могил. На одной из них, заваленной сверху камнями, лежит деревянный надгробный восьмиконечный крест. Его высота 1,5 м. На кресте надпись: «Здесь зарыт труп 27 июня 1935 г. Лида Ивановна Вылко. 1 год отроду». Как мы видим, крещеные ненцы и в 1935 г. ставили на могилах православные кресты³²¹.

Отметим здесь, что на кладбище советского становища Русанова, организованного в 1926 г. (расположенного так же в южной части архипелага, западнее острова Кусова Земля, вблизи входа в Петуховский Шар), только на одной могиле установлен деревянный крест. Каменная выкладка этой могилы развалена до основания. У поверхности грунта находится деревянный гроб, верхняя часть которого обнажилась. Доски гроба частично вскрыты. Остатки погребенного не праслеживаются. Деревянный надгробный крест сооружен из длинного, круглого в сечении, бруса и поперечной доски. Высота креста – 1,7 м. На шести могилах установлены заостренные кверху деревянные обелиски, заглубленные нижними концами в каменную кладку. На обелисках укреплены сильно коррозированные металлические таблички. Остальные памятники на могилах не сохранились³²².

Видимо, даже в те советские годы тип захоронения во многом зависел от сопричастности умершего к пространству той или иной, осознанно выранной им, духовной культуры. Так, на кладбище из шести могил бывшей фактории Литке (организована в 1932 г. на побережье залива Литке, на севере восточного побережья Южного острова архипелага) нами обнаружена могила, представляющая собой срубец прямоугольной формы, рубленый из бруса «в лапу», длиной 3 м и шириной 1,8 м. Высота от основания до верхнего венца срубца 0,83 м. В восточной части срубца, по центру, воздвигнут восьмиконечный крест, выполненный из деревянного бруса сечением 0,11x0,13 м. Высота креста 1,57 м. На кресте надпись (часть букв не читается): «Здесь погребена гр. Шенкурского района Арх. обл. Павского совета Елизарова Мария Никитич»³²³.

Аналогичный пример можно привести, исследуя захоронения в проливе Маточкин Шар на мысе Маточкин (неподалеку было расположено становище Маточкин Шар). К сожалению, на этом кладбище не сохранились надгробные памятники на 12 могилах. Но на одной сохранился деревянный восьмиконечный крест, на верхней и средней перекладине которого вырезано: «На сим месте покоится тело раба Божия Изосима Вылка. Скончался ноября 1 дня 1929 г.» Это могила православного ненца из знаменитого рода Вылка³²⁴.

Как мы видим, основные, обнаруженные нами, захоронения на Новой Земле связаны с местами становищ, или основных поморских стоянок. Обычно, рядом с ними соседствуют приметные, обетные и поклонные кресты. В средней части Южного побережья Новой Земли в кутовой части губы Саханихи расположен полуостров Рахманова. Здесь нами в 1992 г. обнаружены останки семи деревянных крестов. Они представляют собой основания вертикально врытых столбов, обложенных камнями. Кресты располагались в линию, с юго-востока на северо-запад, с равными интервалами около 5 м, и находились на расстоянии 60 м от побережья губы Рахманова. В этом же районе нами обнаружены две могилы без сохранившихся надгробных памятников, а также заброшенное становище советского периода³²⁵.

Издавна было известно на Новой Земле становище на побережье губы Валькова, полуострова Ярцева. Этот полуостров расположен в северной части полуострова Междушарского, в юго-западной части архипелага. В. В. Крестинин в 1805 г. писал о кресте на острове Вальков³²⁶, а Π. К. Пахтусов, побывавший здесь в 1832 г., отметил, что «здесь избы, амбары, бани», одновременно характеризуя условия жизни обитателей становища: «воды поблизости нет, и выкидного леса мало»³²⁷. На карте Всесоюзного Арктического института, снятой в 1933 г., показаны постройки становища советского периода. В районе становища, кроме остатков указанных построек, МАКЭ обнаружены: два десятка погребений, сооруженных в срубах и отмеченных на поверхности выкладкой из камней и плит. Неподалеку сохранились останки деревянного креста. Юго-восточнее этого креста – останки еще одного. В этом же районе МАКЭ найдены истлевшие остатки нижних венцов трех изб и опорного столба ворота. Аналогичные старинные строения и останки креста обнаружены севернее³²⁸. Можно предполагать, что в прошлом, становище несколько раз возводилось заново и перестраивалось. Но в каждый его комплекс обязательно входили многометровые восьмиконечные кресты.

Такая же картина складывалась и по всему западному побережью архипелага. Так, в губе Грибовая (в 40 км западнее устья пролива Маточкин Шар) в бухте, названной МАКЭ «заповедной», нами обнаружено зимовье XVIII–XIX вв. Зимовье включало две избы, баню, три могилы и останки деревянного креста, диаметром 16 см. Крест был обложен крупными плитами и в позднее время спилен близко к основанию³²⁹. В одну из могил было похоронено несколько покойников. Датировка этого поморского зимовья сделана на основе археологических находок. Останки крестов обнаружены МАКЭ и на северо-западном побережье губы Грибовая, в южной части полуострова Панькова Земля. Оба креста имеют у основания кладку из плоских камней больших размеров. Диаметр сохранившейся нижней части одного креста – 50 см, высота – 100 см, второго, соответственно, 20 и 60 см. Останки крестов сильно расщеплены³³⁰. Останки еще одного креста, изготовленного из бруса прямоугольного сечения 15x15 см обнаружены МАКЭ на мысе северо-восточной части губы Грибовой, примерно в 250 км севернее острова Кремера³³¹. Высота нижней части креста 60 см.

Упомянутый небольшой остров Кремера, расположенный на севере губы Грибовой, возвышается на 23 м. В центре горизонтальной верхней площадки, установлен поморский приметный крест. Восьмиконечный деревянный крест сооружен из тесаного бруса четырехугольной, в сечении, формы. Высота креста 4,8 м; брус имеет в сечении 0,27 м. На опорном столбе были закреплены три перекладины их бруса, вставленных в пазы. Верхняя перекладина имеет длину 0,78 м и закреплена горизонтально. Средняя перекладина имеет дину 1,69 м и закреплена горизонтально. Нижняя перекладина, длиной 1,03 м, была закреплена наклонно; перекладина выпала из паза и лежит на грунте у основания креста. Высота обкладки основания большими камнями – 0,8 м; диаметр обкладки – 2,2–2,45 м³³².

У самой вершины креста с лицевой стороны над верхней перекладиной и на концах средней перекладины вырезаны по два круга. Круг, также, вырезан в центре нижней перекладины. Это явно следы традиционных, для обетных крестов, надписей и изображения головы Адама. Крест частично порос мхами и лишайниками. Врезанные круги, вернее их канавки, поросли мхом и четко выделяются на поверхности задней части креста – зарубка.

С северной стороны основания креста вырезана надпись: КИРЕЕВ В. 1966.

С лицевой стороны вырезана надпись:

ЦЫБИН 70 г.

ГАЛЯ

КИРЕЕВ

Крест наклонен в направлении запад-северо-запад и лицевой стороной обращен к выходу из губы Грибовая, на запад. Сохранность креста удовлетворительная.

В отчете экспедиции Института по изучению Севера за 10 сентября 1923 г. говорится:

«В губе два острова, из которых небольшой и малодоступный островок Кремера с почти отвесными берегами... На острове сооружен из толстых бревен громадный крест, вышиною не менее 4 метров. На верхней перекладине креста сохранилась отчетливо вырезанная надпись «кресту Твоему поклонимся Владыко». На нижней же едва можно различить 23 ...835... дня»³³³. Судя по этой информации, на нижней перекладине указана дата (установки креста?) 1835 год. Но есть сомнение в правильности расшифровки даты, т. к. на крупномасштабной плане губы Грибовой (масштаб 950 саженей в дюйме), составленной по описи офицера шхуны «Бакан» в 1889 г., этот крест не указан. Кстати, сам остров назван этими офицерами в честь начальника главного морского штаба, генерал-адьютанта О. К. Кремера, который в 1870 командовал корветом «Варяг» во время похода к Новой Земле.

В 1993 г. на побережье бухты, названной МАКЭ Избяная, в проливе Кротова, у самого северо-западного входа в пролив Маточкин Шар, нами были обнаружены остатки сруба старого зимовья с развалом печи-каменки. В этом районе обнаружены и другие более поздние промысловые постройки и их остатки.

На первой морской террасе, на высоте 9,2 м над уровнем моря обнаружены останки поморского креста. Сохранились останки опорного столба высотой 70 см подквадратного сечения, размерами 27x23 см. Обтесанные с четырех сторон грани, ориентированы по сторонам света. Опорный столб укреплен в вертикальном положении, посредством выкладки из валунов средних размеров. Выкладка имеет размеры 180x265 см. В нижней части столба сохранились вставленные в его пазы опорные перекладины. Перекладины находятся на разной высоте и перпендикулярны друг другу. На перекладины уложены валуны. Такая система крепления придает устойчивое положение кресту. Размеры нижней перекладины в основании опорного столба: длина 180 см, ширина 11,5 см, толщина 9,5 см.

В 50 см к югу от фрагмента опорного столба лежит перекладина креста с двумя круглыми отверстиями по центру, для крепления к опорному столбу. По краям перекладины вырезаны надписи: ЦРЬ – слева, СКИ – справа (Царь Иудейский). С обратной стороны перекладины – поперечный пропил, для крепления перекладины к столбу. Длина перекладины 98 см, ширина 17 см, толщина 5 см. Диаметр отверстий 2,5 см. Высота букв 7 см, ширина – 3–4 см. Ширина пропила 18,5 см, глубина 0,9 см³³⁴.

Сравнивая все кресты, описанные выше, можно с большой долей вероятности их реконструировать. Последний крест, судя по его расположению, был приметным, хотя и мог быть первоначально воздвигнут как обетный, поклонный или охранительный.

Другая ситуация связана с останками крестов, обнаруженных МАКЭ в губе Крестовой (в 120 км на север от западного устья пролива Маточкин Шар). Во время исследований губы Крестовой в 1839 г. С. А. Моисеев записал в дневнике: «На меридиане острова Врангеля, по южному берегу залива, вытекает небольшая речка пресной воды; при устье ее стоят три развалившиеся избы и несколько могильных крестов³³⁵. В 1994 г. МАКЭ на траверсе острова Врангеля, на левом берегу ручья Широкий, возле его устья, обнаружены остатки поморского становища XVII–XVIII вв. Были обнаружены остатки трех деревянных строений (видимо, две избы и баня) и несколько могил с останками крестов. Еще один крест стоял, по всей видимости, к востоку от становища, на скалистом, очень узком, до двух метров шириной, мысе с обрывистыми краями. В море от подножия мыса тянется значительное скопление скал и валунов, оставляющих свободный вход в устье ручья, но, тем не менее, представляющих реальную угрозу для мореплавания. Поэтому, здесь мог быть поставлен приметный крест. От него осталось лишь овальное в плане скопление мелких и средних валунов, вытянутое, как и сам мыс, по линии север–юг. Высота кладки около 0,3 м³³⁶.

Остальные кресты, зафиксированные МАКЭ на Новой Земле, в основном, связаны с именами известных промышленников, первопроходцев и исследователей Арктики.

В 1766 г. кормщик Яков Чиракин совершает плавание на судне архангельского купца А. Бармина из Баренцева моря в Карское проливом Маточкин Шар. Сообщением Чиракина заинтересовался архангельский губернатор А. Е. Головцын. Он договаривается с Барминым об отправке в следующем году экспедиции в «новоизобретенные места» и обращается к императрице о снаряжении на Новую Землю судна. Получив от нее согласие, губернатор назначает начальником экспедиции Ф. Ф. Розмыслова. К экспедиции также прикомандировываются подштурман М. Губин и два матроса. Купец Бармин выделил кочмару, экипировал кормщика М. Чиракина и с ним десять работников. Инструкцией губернатора, Розмыслову предписывалось: составить карту пролива Маточкин Шар, измерить его глубину; если будет возможность, пройдя пролив, дойти Карским морем до устья реки Оби, а также изучить возможность открытия пути из Карского моря к Северной Америке.

В июле 1768 г. экспедиция Ф. Ф. Розмыслова отправилась на трехмачтовой кочмаре к западному устью пролива Маточкин Шар. С 15 августа были начаты первые исследования пролива. 7 сентября выпал снег. Экспедиция разобрала промысловую поморскую избу, стоявшую в устье реки Шумилиха и, погрузив ее на кочмару, двинулась вглубь пролива. Эта изба была доставлена к восточному устью пролива и поставлена на его северном побережье, в заливе Тюлений.

Здесь разместятся на зимовку Розмыслов, Чиракин и с ними еще пять человек. На противоположном, южном побережье пролива, на мысе Дровяном, была собрана вторая, привезенная из Архангельска, изба, где зазимовали семеро остальных, во главе с подштурманом Губиным. Во время зимовки тяжело заболел, и к 17 ноября скончался Чиракин. Всего за зимовку, из 14 человек скончалось 7 и один пропал во время пурги. Несмотря на все трудности зимовки, весной 1769 г. Розмыслов продолжил опись и изучение пролива. Закончив большую по объему работу, команда кочмары, имеющей значительную течь, в начале августа направилась на запад по исследованному проливу. Тяжело заболел Розмыслов. У западного устья Маточкина Шара, опять попробовали отремонтировать кочмару, но поняли, что до Архангельска на ней не дойти. Помог случай. К ним подошло поморское промысловое судно. Кормщики А. Ермолин и И. Лодыгин, возвращались с промыслов из губы Митюшиха в Архангельск. Они захватили с собой всех участников экспедиции Розмыслова и 9 сентября доставили всех в Архангельск. До конца 1769 г. Розмыслов составлял карту, закончил редактирование журнала. Рапорт с копиями результатов экспедиции Розмыслова был доставлен императрице.

Безусловно, имя Розмыслова должно занять одно из первых мест в ряду выдающихся русских мореходов и исследователей Арктики. Но не должно быть забыто и имя кормщика Якова Чиракина, благодаря которому был впервые исследован полулегендарный пролив Маточкин Шар.

В 1994 и 1997 гг. сотрудники МАКЭ провели в бухте Тюленей комплексное исследование зимовья Розмыслова и мест захоронения Чиракина и других участников экспедиции. Еще в 1897 г. английская экспедиция на яхте «Лаура» обнаружила на полуострове Чиракина семь захоронений. Около одного из них стоял православный крест без трех перекладин. «Найдена была... – пишет участник английской экспедиции Г. Фейлден, – часть деревянной доски с надписью, которую мы привезли с собой. Надпись оказалось возможным разобрать. Она гласит, приблизительно, следующее: «лета ... воздвигнут крест сей на поклонение православным христианам, и лежит под ним тело раба Божия Чиракина»³³⁷. Англичане завалили гроб с останками Чиракина камнями. В 1901 г. на могиле Я. Чиракина был установлен четырехконечный крест, высотой над каменной кладкой основания около 70 см. С одной стороны перекладины (шириной 17 см и толщиной 7 см) надпись: «Чиракину». С другой – «Пароходъ Пахтусовъ». Этот надгробный крест установил экипаж гидрографического судна «Пахтусов».

Такая же историческая взаимосвязь деятельности поморов на Новой Земле и первых русских экспедиций запечатлена в комплексе объектов на южном побережье архипелага в губе Каменка. Здесь сохранились остатки зимовья 1832 г. известного исследователя Новой Земли подпоручика А. К. Пахтусова и останки двух восьмиконечных крестов. Одного – у захоронения поморов, другого – у могилы участников экспедиции Пахтусова. Он возглавил в 1832 г. экспедицию, средства на которую пожертвовали советник Северного округа корабельных лесов П. И. Клоков и архангельский купец, «коммерции советник» В. Брандт. Их интересовал выбор наиболее удобного пути из Баренцева моря к реке Енисей, изучение восточного берега Новой Земли и возможность создания становища с лоцманом на южной оконечности архипелага. В состав экипажа на одномачтовом беспалубном большом карбасе «Новая Земля», кроме Пахтусова, входило 9 человек.

В губе Каменка экспедиция обнаружила 23 августа 1823 г. «промышленническую избу и при ней крест, поставленный кормщиком Ивановым в 1759 г.; надпись еще можно было разбирать без труда. При кресте найдены [...] две могилы. Изба была так ветха, что едва ли десяток бревен годились на дрова»³³⁸. Исследования южного побережья архипелага были продолжены, но 31 августа сложная ледовая обстановка вынудила Пахтусова перегнать судно в губу Каменка и остаться здесь на зимовку. Для строительства жилья были использованы три нижних венца старой избы. Материалом для зимовки и источником топлива послужил плавник, обнаруженный на побережье.

В 1991 г. нами были обнаружены руины зимовья Пахтусова в губе Каменка, а в 1992 г. МАКЭ были впервые проведены комплексные археологические исследования. Остатки зимовья расположены на крутом скалистом уступе, высотой 8–10 м над уровнем моря. В нескольких десятках метров от обрыва находятся вертикальные останки двух деревянных крестов. Кресты вкопаны в грунт и обложены необработанными камнями, имеющими средние размеры 30x20x10 см. Сохранившаяся высота одного креста – 3,5 м, диаметр основания – 0,25 м. На кресте вырезаны изображения головы Адама и надписи: «ГГА», «ΠΥ», «10 Ж», «Р». Второй крест сохранился на высоту 1,2 м, диаметр основания 0,22 м. Перекладина отделена и лежит на земле. В 1991 г. МАКЭ была взята на анализ нижняя перекладина большого креста. Результат радиоуглеродной датировки определил возраст дерева в 470 ± 30 лет. Т. е., изготовлена она была из плавника, как и большинство поморских крестов в Арктике³³⁹.

Один из крестов, видимо, поставлен в 1759 г. кормщиком Ивановым у могил своих спутников, а второй – над могилами В. Федотова и Н. Подгорского, участников экспедиции Пахтусова, скончавшихся во время зимовки 1832–33 гг. Кресты и зимовье хорошо были видны с моря поморам, проходившим в этом районе на промысловых судах.

6 июня 1833 г. Пахтусов с двумя работниками и запасом продовольствия отправился (на месяц) на лодке через пролив Карские ворота к восточному берегу. Это был тяжелейший поход, во время которого Пахтусов нанес на карту восточный берег Южного острова. В небольшой губе Савиной он обнаружил развалины избы и упавший крест с надписью: «Поставили сей Животворящий Крест на поклонение православным христианам зимовщики, 12 человек, кормщик Савва Ф...анов на Новой Земле, по правую сторону Кусова носа». Это был поклонный крест, поставленный поморами во время зимовки.

В 1991 г., высадившись здесь ненадолго на вертолете, мы не обнаружили останков креста, но увидели на побережье остатки нижнего венца старинной избы. В 1996 г. МАКЭ обследовала остатки избы, в которой, видимо, зимовал легендарный помор Савва Лошкин, впервые обогнувший архипелаг, примерно, в 1760–61 гг.

Обследовав на лодке 150 км восточного берега, Пахтусов вернулся в губу Каменку и в июле направился на карбасе, с оставшимися в живых членами команды, вдоль восточного побережья к проливу Маточкин Шар. Пройдя пролив, он направился в Пустозерск. Во время этого плавания скончался Н. Рудаков. Из Пустозерска экспедиция сухим путем вернулась в Архангельск.

Высокую оценку получила, составленная Пахтусовым, первая карта всего восточного побережья Южного острова Новой Земли. Гидрографическое депо решило продолжить съемку восточного берега за свой счет. Клоков предоставил, построенные по его заказу, шхуну «Кротов» и карбас «Казаков». На шхуне шел начальником экспедиции А. К. Пахтусов и с ним экипаж из восьми человек. На карбасе – заместитель начальника экспедиции, кондуктор А. К. Циволько, пять матросов и два промышленника.

5 августа 1834 г. суда «Кротов» и «Казаков» вышли из Архангельска. 26 августа экспедиция прибыла к западному устью пролива Маточкин Шар. По проливу Пахтусов направился на восток, чтобы встретить судно промышленников с избой для зимовки. Оно было выбрано северо-восточнее западного устья пролива, на его южном берегу, у реки Чиракина. Из сорока привезенных сюда на судах экспедиции бревен и из остатков стоявших на побережье пролива трех промысловых изб были построены зимовье и баня. Для их сооружения были использованы и детали брошенного в устье реки в 1769 г. судна Ф. Ф. Розмыслова³⁴⁰.

Помимо построек, в комплекс сооружений экспедиции входили, также, элементы берегового навигационного оборудования, не указанные А. К. Пахтусовым. Так, в материалах этой экспедиции 1834–1835 гг., подготовленных к печати Μ. Ф. Рейнеке, отмечалось, что подходы с моря к зимовью были обозначены специальными знаками: «идти [...] прямо на крутой мыс южного берега: на нем кресты и гурий»³⁴¹. Эти знаки сохранялись более столетия. Например, в «Лоции Карского моря и Новой Земли» 1930 г. издания, указано: «к югу от западного рукава реки Чиракина, на склоне возвышенности [...] стоит приметный крест высотою в 20 фут на месте зимовья исследователя Новой Земли Пахтусова, зимовавшего тут»³⁴².

В 1993 и 1994 г. МАКЭ были проведены первые археологические исследования зимовья экспедиции Пахтусова³⁴³. В 2,5 м к западу от избы находятся останки основания креста со спиленной верхней частью. Основание обложено булыжниками и плитами. Основание креста около 32 см. Этот крест, безусловно, нес, в свое время, функции креста приметного, хотя и мог быть воздвигнут, участвовавшими в экспедиции, поморами, как обетный.

Несмотря на участие в экспедиции фельдшера, улучшенное питание и строгий режим, к февралю 1835 г. среди зимовщиков было шестеро больных. В марте Пахтусов приступил к береговой описи западной части пролива. В апреле опись была продолжена на восток. Отряд под начальством Циволько был направлен Пахтусовым к восточному устью Маточкина Шара для описи Карского берега, севернее пролива. Циволько удалось пройти и дать описание заливов на 160 км севернее Маточкина Шара, вплоть до полуострова Фон-Флота. В апреле–мае в зимовье скончались матрос Самсонов и плотник Постников. О месте их погребения ничего не говорится в дневнике Пахтусова. Но в 1993 г. сотрудники МАКЭ обнаружили на расстоянии 130 м на юго-запад от зимовья, останки креста и предполагаемую могилу. Нами были замечены две выкладки, сооруженные из камней и плит, частично покрытых мхом и травой. Восточная выкладка, размерами 260x160 см, имеет вытянутую форму и ориентирована по направлению запад–восток. На расстоянии 1 м к западу от нее, находится вторая выкладка из камней и плит размерами около 2x2 м. В центре выкладки сохранилась нижняя часть основания креста: бревно диаметром 19 см. Верхняя часть его была спилена на уровне верхней площадки каменной выкладки. Видимо, это был крест надгробный. Вместе с приметным (обетным) крестом у зимовья он вошел в дальнейшем в систему навигационных знаков, о которых выше упоминает Μ. Ф. Рейнеке.

Экспедиция Пахтусова летом 1835 г., потеряв раздавленный льдами карбас «Казаков» у западного побережья северного острова Новой Земли, и получив помощь от поморов, произвела опись этого побережья, вплоть до полуострова Адмиралтейства. Затем, Пахтусов вернулся к зимовью и на карбасе промышленников вышел через Маточкин Шар в Карское море. Здесь он поднялся на север дальше, чем до него Циволько. Он достиг острова, названного впоследствии его именем. Дальнейший путь преградили льды. Пахтусов со своими спутниками вернулся к зимовью у реки Чиракина 13 сентября. 19 октября экспедиция возвратилась в Архангельск. Через месяц Π. К. Пахтусов скончался, в возрасте 36 лет, и был похоронен на кладбище в Соломбале³⁴⁴. Благодаря его личному мужеству, экспедицией были достигнуты выдающиеся результаты. В 1886 г. Пахтусову был сооружен памятник в Кронштадте.

В 1838 г., по ходатайству Гидрографического департамента, на Новую Землю была отправлена экспедиция на специально построенных шхунах «Новая Земля» и «Шпицберген». Начальство над экспедицией и командование первой шхуной поручили прапорщику А. К. Циволько. Его экипаж состоял из фельдшера Чупова, кондуктора Рогачева и двенадцати нижних чинов. Командовал второй шхуной прапорщик С. А. Моисеев. Его экипаж состоял из кондуктора Кернера и одиннадцати нижних чинов. Для доставки на архипелаг запасов продовольствия и разборной избы, была нанята ладья известного кормщика И. Я. Гвоздарева. Суда шли из Архангельска к юго-западной части Северного острова архипелага, где в губе Мелкой были построены экспедицией две избы и деревянная баня. До начала периода зимовки, Циволько на карбасе отправили дальше на север, но сильные ветры и болезнь вынудили его вернуться назад от мыса Прокофьева. В это время, Моисеев на своей шхуне занимался описью губы Северная Сульменева. Штормовая погода заставила и его вернуться в губу Мелкую. В октябре болезнь Циволько усилилась. Заболело еще несколько участников экспедиции. 16 марта скончался Циволько. Начальником экспедиции стал Моисеев. Во время зимовки скончались еще 8 человек. Первоначально, Циволько и другие умершие были похоронены рядом с зимовьем в забое снега, под восточным утесом. Только 18 июля 1839 г. тела усопших были похоронены в братской могиле.

Смерть А. К. Циволько и восьми товарищей не сломили С. А. Моисеева и оставшихся в живых участников экспедиции. Из тридцати вернется только двадцать один человек. В начале апреля 1839 г. Моисеев, кондуктор Рогачев и девять матросов более двух недель исследовали внутреннюю часть архипелага, восточнее Крестовой губы. Это была первая попытка пересечения Новой Земли. В июле Моисеев с четырьмя матросами на карбасе ушел на север и картировал побережье, вплоть до губы Машигина. Дальше идти воспрепятствовал лед. В начале августа Моисеев со спутниками покинул зимовье. На юге архипелага они выполнили съемку залива Моллера и в проливе Кости Шар. Затем вернулись в Архангельск.

В 1992 г. МАКЭ проводила комплексные исследования на месте зимовки экспедиции А. К. Циволько – С. А. Моисеева в заливе Мелкий. Мы обнаружили фрагменты нижних венцов трех строений на пятиметровой террасе южного берега. Это все, что осталось от двух изб и деревянной бани экспедиции. В 1909 г. здесь побывал В. А. Русанов. Он застал небольшой дом, в котором когда-то жил Циволько, и второй – находившийся на грани полного разрушения. В 250 м к северо-востоку от строений он нашел могилу и упавший крест с надписью: «Здесь покоится прах Н. Э. К. Ф. Ш. Прапорщик Циволько кончил свою жизнь марта 16 дня 1839 г. и еще 8 человек умерли во время зимовки от цинготной болезни из служителей. Крест поставлен К. Ф. Ш. прапор. Моисеевым»³⁴⁵.

В 1992 г. мы обнаружили на высоте 5 м над уровнем моря, на скальном выходе, в 35 м от береговой линии сложенный из камней холмик, размерами 3,2x1,3 м и высотой 0,6 м. Сооружение ориентировано по линии запад-восток. Кладка могилы явно позднего происхождения. На могиле, и рядом с ней, лежат две деревянные доски и остатки охотничьего ружья. В 1910 г. в эту могилу захоронили еще двух, умерших в бывшем зимовье Циволько, промышленников А. К. Павловского и Н. Я. Кулебякина. Видимо, доски и ружье связаны с последним захоронением. Первоначальный надгробный крест не сохранился. На побережье, нами обнаружена была часть деревянного креста с надписями. У восточного края могилы установлен металлический крест с закрепленной у верхнего края табличкой с надписью: «Покоится здесь прах Цивольки, могилы чуть заметен след, его хранить еще настолько, с друзьями постарался Эд. 11.08.76.». Рядом с могилой, врыто вертикально в землю, находившееся в 1992 г. в наклонном состоянии, бревно. Видимо, оно было установлено для того, чтобы заметить с воды и с воздуха (вертолета) расположение могилы. Мы вмонтировали в 1992 г. в это бревно небольшую икону.

В полутора километрах к западу от зимовья А. К. Пахтусова – С. А. Моисеева МАКЭ обнаружила на самом краю безымянного полуострова, на гребне небольшого останца (высотой 10–12 м), поморские кресты XVII– XIX вв. Кресты упоминаются в отчетах экспедиции Циволько – Моисеева и нанесены ими на карту³⁴⁶. Вдоль берега, по направлению север-юг, в линию стояло четыре креста, а пятый располагался на расстоянии 1,4 м к северо-западу от основной группы крестов. Сохранились бревенчатые обгоревшие основания крестов, диаметром 25–30 см и их обкладка из камней или деревянных венцов. Видимо, эти кресты были связаны с деятельностью старинных зимовий в куту залива Мелкий. Их останки обнаружили Циволько и Пахтусов. Безусловно, что не одно столетие они служили приметными знаками, для идентификации самого залива и указателями местонахождения зимовья. Не случаен, видимо, был выбор экспедицией 1838–39 гг. места для зимовки, именно, в заливе Мелкий. Указанные приметные кресты несли для православных участников экспедиции и охранительные функции.

Все кресты в заливе Мелком, включая крест над могилой Циволько и его спутников, а также, строения его зимовки, сгорели во время воздушных ядерных взрывов (1957–1962 гг.), так как находились в зоне «С» испытаний ядерного оружия на Новой Земле³⁴⁷.

В юго-западной части пролива Маточкин Шар, на мысе Маточкин, разделяющем бухту Бакан от Поморской губы, располагаются останки двух крестов, установленных в 1889 и 1895 гг. От первого сохранился развал камней в основании бывшего креста. Развал имеет округлые очертания, диаметром 2,5 м. Признаков самого креста не обнаружено. Этот крест был установлен известным путешественником, писателем и исследователем К. Д. Носиловым в 1889 г.

От второго креста, установленного в 1895 г. экипажем парохода «Диана» вблизи северной оконечности мыса в 15–20 м севернее триангуляционного знака на мысе Маточкин, остался развал каменных глыб. Развал в плане неправильных очертаний, диаметром около 5 м, образован скоплением серых каменных глыб до 0,5 м.

В 1988 г. МАКЭ были обнаружены на побережье залива Седова кресты первой русской экспедиции к Северному полюсу, которую возглавлял Г. Я. Седов. Во второй половине сентября 1912 г. судно его экспедиции «Святой Фока» было затерто льдами у северо-западного побережья архипелага, около полуострова Панкратьева. Пришлось остаться на зимовку в бухте, названной в честь судна. Во время зимовки на Новой Земле, проводились разнообразные научные исследования, изучение и картирование северо-западного и северного побережья архипелага. Отметим и почти неизвестный факт: 24 февраля 1913 г., в последний день масленицы, судно было переименовано в «Михаил Суворин»³⁴⁸. М. А. Суворин был издателем и редактором газеты «Новое время». Он не только был председателем Комитета по снаряжению первой русской экспедиции к Северному полюсу и организатором сборов частных средств на нее, но и сам предоставил часть средств на снаряжение экспедиции Г. Я. Седова. И нынешний залив Седова, в котором зимовало судно, так же был назван губой Суворина. Переименованная в 1918 г., на картах 1930–1943 гг. она помещалась под двойным названием: залив Седова (губа Суворина).

Г. Я. Седов провел уникальное, по точности съемки и по трудности маршрута, исследование Новой Земли с 1 апреля по 26 мая 1913 года. Вдвоем с матросом А. И. Инютиным, он от губы Суворина прошел на север до мыса Желания и далее, уже по северо-восточному побережью архипелага, спустился южнее, до мыса Флиссингенский. Этот переход, проводившаяся маршрутная съемка и возвращение на «Михаила Суворина» были настоящим подвигом. Трудным был и маршрут В. Ю. Визе и М. А. Павлова. С 30 марта по 28 апреля они впервые пересекли ледниковый покров Новой Земли с запада на восток, выйдя к заливу Власьева.

Во время зимовки 1912–13 гг., участники экспедиции Г. Я. Седова установили на полуострове Панкратьева два деревянных креста. В 1992 г. МАКЭ зафиксировала эти кресты. Первый отмечал место астрономического пункта на мысе Обсерватории. Он представляет собой вертикально поставленный брус с тремя перекладинами. Основание креста и перекладины выполнены из квадратного, в сечении, бруса. Основание заглублено в грунт. Перекладины (две горизонтальные и одна наклонная) прикреплены к основанию металлическими гвоздями. У нижнего основания креста устроена обкладка из камней, имеющая треугольную, в плане, форму. Высота каменной обкладки 0,6 м.

На перекладинах креста имеется вырезанная надпись. Верхняя надпись: «зимовка 1912/13 г.» На средней перекладине: «Экспедиціи к Сѣверн. Полюсу Лейтен. Сѣдова». На нижней: «Астрономическ. Пунктъ».

Общая высота этого восьмиконечного креста составляет 3,7 м. Вокруг креста, по периметру каменной обкладки, имеется металлическая оградка из стоек и цепей со сварным переплетением узлов. У основания креста установлена металлическая табличка размером 50^х50 см с алюминиевыми цифрами: «75». Табличка и оградка установлены в 1987 г. в память 75-летия начала зимовки экспедиции Г. Я. Седова.

Безусловно, кроме функции указания места астрономического пункта съемки экспедиции побережья, этот крест был поставлен, как памятный знак, и нес в себе и функции мемориальные, так как на нем была указана фамилия Г. Я. Седова. Т. е., к началу XX века функции приметных крестов менялись участниками полярных исследовательских экспедиций. Традиционная форма восьмиконечного креста, в этом случае, осталась. А изменение функции креста отразилось в изменении надписей на нем. Здесь уже нет православных канонов и символики. Вместо нее запечатляется коллективное или личное «я», по примеру западных первопроходцев и исследователей. И не это ли «я» и переименование судна во время зимовки сыграли свою подспудную роль в трагической гибели ее начальника и одного из участников?

Второй крест расположен на расстоянии около 300 м к северу от креста на мысе Обсерватории, на возвышающейся каменной гряде. Крест представляет собой вертикальное основание, высотой 2 м и одну горизонтальную перекладину из деревянного бруса квадратного сечения. Нижний конец основания заглублен в каменистый грунт. Перекладина прикреплена на врубке и металлических гвоздях. У основания устроена обкладка из камней. Высота обкладки – 45 см.

На опорном столбе, и с боковых и нижних сторон перекладины, вырезана надпись: «Соор въ память былой зимовки». «Экспе. Лейт. Съдова къ Полюсу». Здесь же вырезаны фамилии нескольких участников зимовки: «Кутаковымъ В. Лебедевым А. Инютиным Н. Коршуновым Н. Кузнецов ...ковым Коноплевым». По торцам перекладины вырезаны даты: «1912» и «1913». Из 22 человек, участвовавших в зимовке, здесь фамилии только семи: П. Кушаков (ветеринарный врач), В. Лебедев (матрос), П. Коноплев (матрос), А.Инютин (плотник и каменщик), Н. Коршунов (кочегар) и за «...ковым» скрывается имя матроса М. Шестакова.

Необходимо отметить, что крест этот четырехконечный, памятный (сооружен в память о былой зимовке). Если учесть, что в начале июля 1913 г. Г. Я. Седов отправил с письмами, отчетами, отснятой кинопленкой и с хорошим запасом провианта и снаряжения капитана Захарова и с ним четырех человек в Крестовую избу к первому пароходу, то остается еще 10 участников экспедиции, которые не вырезали свои имена на этом памятном кресте. Видимо, уже к концу первой зимовки в экспедиции не было полного единства³⁴⁹.

И, как бы, последним отголоском установки на Новой Земле четырехконечного креста экспедицией Седова, стал астропункт Экспедиции Северного Ледовитого океана (ЭСЛО), установленный в губе Каменке в 1920 г. Он расположен в 260 м на запад от остатков зимовья А. К. Пахтусова, у бровки третьей террасы, на высоте 15 м над уровнем моря, примерно на полпути между берегом моря и ближайшим озером.

В 1920 г. в проливе Карские ворота работала ЭСЛО, проводившая гидрографические работы, в том числе, определение астропунктов с их закреплением на местности приметными знаками в виде крестов, гуриев, столбов³⁵⁰. Памятник относится к сооружениям указанного типа. Экспедицией была сделана надпись на знаке, с указанием даты определения астропункта. Упоминается в отчете и экспедиции 1924 г. на Новую Землю под начальством Р. Л. Самойловича: «За SW мысом Каменки показался (18 августа 1924 г. – П. Б.) большой крест, сооруженный, как потом оказалось, на астрономическом пункте, определенном 1 августа 1920 г. Б. В. Новопашенным»³⁵¹. Борис Владимирович Новопашенный – астроном Гидрографической Экспедиции Северного Ледовитого океана. Он работал на Белом, Карском и Баренцевом морях. В 1923–1927 годах был начальником гидрометотдела УБЕКО Север.

В 1924 г. экспедиция Р. Л. Самойловича работала у южного и восточного побережий Новой Земли на беспалубном парусно-моторном боте «Грумант», который в августе 1924 г. был доставлен на Новую Землю пароходом «Юшар». Судя по одной из надписей на кресте, в 1927 г. памятник посетили участники экспедиции «ПлавМорНии» (Плавучий морской научно-исследовательский институт, созданный в 1921 г.) на судне «Персей», производившей океанографические работы во всей юго-восточной части Карского моря³⁵².

На месте астропункта Новопашенного поставлен знак, в виде деревянного креста, сделанного из двух, поперечно скрепленных, плах. Исследован МАКЭ в 1991 г. Высота креста 5 м. Крест вкопан в щебенчатый суглинок и обложен камнями. На кресте укреплена табличка с надписью: «Астрономич. пункт 1 авг. 1920». Ниже на деревянном столбе вырезаны две надписи: «8 августа 1924 Сев. науч. пром. эксп. Самойлович» и «Персей 7-ІХ-27 г.». Астропункт-крест хорошо виден с моря.

На Земле Франца-Иосифа МАКЭ в 1993 г. выявлены два деревянных креста, поставленных экспедицией Г. Я. Седова. В 1913 г., после зимовки на Новой Земле, Г. Я. Седов на судне «Михаил Суворин» пробился к архипелагу Земля Франца-Иосифа и вынужден был вновь зазимовать в бухте Тихой острова Гукера. Здесь был поставлен крест на астрономическом пункте экспедиции. Он аналогичен восьмиконечному кресту на Новой Земле. Только надписи сделаны на английском языке, т. к. Земля Франца-Иосифа была своеобразным плацдармом для многих иностранных экспедиций, безуспешно пытавшихся покорить Северный Полюс. Надписи на кресте следующие: «1913–14 г.», «Expedition Leut. Sedov’a.», «Astronom. Point.». Кроме того, позже, уже в 1929 г. в самом низу закрепленного наваленными булыжниками камней креста, прибита доска, надпись на которой сообщает, что в 1929 г. здесь побывала советская экспедиция на судне «Георгий Седов».

Во время зимовки, 12 марта 1914 г. скончался судовой механик, главный механик «Михаила Суворина» Иван Андреевич Зандер. Он был похоронен 13 марта в нескольких метрах севернее астрономического пункта. В 1992 г. МАКЭ обнаружила на могиле четырехконечный крест с остатками коричневой краски на поверхности и с вырезанной на перекладине надписью: «И. А. ЗАНДЕР 12 марта 1914 г.».

Как мы видим, в зависимости от условий, меняется традиция установки крестов у русских исследователей Арктики. Так, крест на астрономическом пункте Г. Я. Седова на Земле Франца-Иосифа, хотя и сохраняет традиционную восьмиконечную форму, но несет уже другие функции, чем поморские кресты. Это не обетный и не приметный крест. Это указатель астрономического пункта и своеобразный памятник экспедиции, застолбивший не пространство, а свое место в истории освоения Арктики. И еще одну функцию несет он – чисто информационную. В случае гибели или поиска экспедиции, крест указывает не только русским, но и иностранцам время и одно из мест пребывания экспедиции Г. Я. Седова. Что касается надгробного креста, то его незаметность и нетрадиционность могли быть связаны с двумя обстоятельствами. Во-первых, он мог быть поставлен здесь позже, когда, уже в советское время, здесь была построена и многие годы действовала полярная станция. Во-вторых, по воспоминаниям художника П. В. Пинегина, участвовавшего в экспедиции Г. Я. Седова, тело И. А. Зандера зашили в мешок из брезента, т, к. на судне «не нашлось и шести досок, годных для гроба»³⁵³.

Но, как мы писали выше, в разделе посвященной Новой Земле, древние поморские традиции, связанные с возведением восьмиконечных крестов с каноническими, традиционными надписями на них, сохранялись и в первой половине XX века.

Деревянным монументальным крестам Русского Севера посвящено достаточно большое число статей и исследований³⁵⁴. В литературе неоднократно поднимались вопросы о функции, назначении и роли креста в культуре поморов, были сделаны попытки классификации этого вида памятников, Тем не менее, исследователями не уделялось должного внимания проблеме взаимоотношения креста и поморских промыслов, хотя сам факт этой связи констатировался неоднократно. В связи с этим, цель работы: 1) выявить связь между промысловым характером поморской культуры и традицией установления деревянных крестов; 2) установить роль и функции креста в границах промысловой культуры.

Наша рабочая гипотеза заключается в том, что именно в рамках промысловой культуры традиция возведения монументальных крестов могла получить наибольшее развитое и просуществовать до наших дней.

В данной статье рассматриваются деревянные не могильные кресты, поставленные на берегах Белого и Баренцева морей, в прибрежных поморских селах и, частично, во внутренних районах поморья.

Статья написана по результатам работ Морской арктической комплексной экспедиции (начальник МАКЭ – Π. В. Боярский) на Терском, Зимнем и Кандалакшском берегах Белого моря в 1999–2000 гг.; так же учитывался богатейший материал, собранный МАКЭ на островах и архипелагах Северного ледовитого океана.

Работа состоит из трех частей – первая посвящена теоретическим проблемам, связанным с традицией установки крестов, вторая – этнографическому анализу полевого материала, третья – представляет собой описание обследованных в ходе полевых исследований крестов.

Поморская культура, являясь частью русской культуры, как известно, формировалась в особых природных условиях, которые почти не позволяли заниматься земледелием. Основой жизни поморов был лов рыбы и бой морского зверя. Среди промыслов значились, также, ловля жемчуга и заготовка сена на пожнях. Как вид промыслов, рассматривались и торговые каботажные плавания поморов, в том числе, и в «Норвегу». Помор, исходя из мировоззренческой позиции «промысла Божьего», любой труд рассматривал, как промысел. (Кстати, на этом основании, а не только потому, что основой жизни поморов был лов рыбы и т. д., можно говорить о промысловом характере рассматриваемой культуры.)

Труд поморов, промысел, являясь Богоугодным делом, должен был быть освящен. Во многом, это было причиной того, что промысловой деятельности поморов везде сопутствовал важнейший символ христианства – крест.

Кроме того, результаты промыслов были очень непостоянными, как говорится, «то густо, то пусто». Они почти не зависели от самих поморов и определялись «Божьим промыслом». В таких неопределенных условиях было естественным желание обратиться за помощью к Богу. Одной из форм такого обращения могла быть установка креста. Его чудесное действие становилось, как бы, залогом успеха на промысле. Примечательно в этом плане соотношение понятий «крестовый» – «богатый» в среде поморов. В Кандалакше один из коренных рыбаков объяснял нам, что топонимы, типа «Крестовый мыс», «тоня Крестовая» и т. д. – это не обозначение места где есть кресты, хотя они там и могли быть, а свидетельство того, что эти места богаты в промысловом отношении.

О том, что кресты имели непосредственное отношение к промысловой деятельности поморов, говорит тот факт, что большинство из них установлены в местах промыслов или связаны с событиями, происшедшими на промыслах.

Для лучшего уяснения проблемы, нами была проведена классификация деревянных «промысловых» крестов, на основе пространственно-хозяйственного фактора – кресты, поставленные в местах промысла и безотносительно к ним.

1. Кресты в местах промысла:

а) кресты на тонях;

б) кресты на становищах;

в) кресты на прочих местах промыслов.

2. Кресты, поставленные безотносительно к местам промысла:

а) кресты, поставленные по случаю экстраординарных событий, связанных с промысловой деятельность поморов;

б) кресты в местах, считавшихся вехами в маршрутах поморов;

в) кресты в поморских селах.

До установления советской власти в Поморье, деревянный крест являлся необходимым атрибутом каждой тони. Чтобы точнее понять причины появления и значение креста на тоне, следует подробнее рассмотреть, что представляли собой поморские тони.

Тоней называли определенный участок водоема с побережьем, приспособленный для ловли рыбы или боя морского зверя. На тонях ставились избы, амбары для хранения сетей и провизии, ледники, в которых держали рыбу, другие сооружения. Каждый промысловый сезон, жители прибрежных сел (в особенности, Терского) покидали свои дома и переселялись на все лето на тони. При этом, брали и детей, и домашний скот, а рядом с избами заводили небольшие огороды. До недавнего времени, все побережье Белого моря было поделено на промысловые участки, которые имели четко определенных и постоянных владельцев в лице сельской общины, монастыря, отдельного человека. За отсутствием хлебопашества, тони заменяли местному населению земельные наделы.

Из этой краткой характеристики видно, что тони играли значительную роль в жизни поморов. Именно поэтому участки нуждались в Божественной защите а сам промысел и промышленники – в Божественной помощи. Наиболее важная функция «тоневых» крестов – охранительная³⁵⁵. В своем раскрытии, она имела несколько пластов. Во-первых, крест «маркировал» освоенное пространство – тоню, и освящал его. Тем самым, тоня становилась «своей» территорией, обжитой и принадлежащей христианскому миру. Здесь уже на все «воля Божья» и какие-то чужие, неведомые силы не имели значения. Во-вторых, в среде поморов были широко распространены элементы промысловой магии. Многие обряды, имевшие в своем основании языческое мировоззрение, были направлены на то, чтобы «отбить» рыбу у более удачливого соседа. К примеру, считалось, что, если рыбак, у которого рыба не идет, унесет незаметно с уловистой тони горсть песка, или кибасок (поплавок) с сети, хорошая тоня «испортится» а у неудачника начнется лов³⁵⁶. Для нейтрализации таких действий и, вообще, «лихих помыслов», мог служить крест.

Второстепенной была памятная функция крестов на тонях. На большинстве осмотренных нами тоневых крестов не было светских надписей. Только на трех из них был указан год, и на одном значилась надпись «СММ работали 1936». Не исключено, что эта надпись появилась гораздо позднее времени установки креста.

Следует отметить, что на тоне ставился, обычно, только один крест, так как для осуществления охранительной функции было вполне достаточно одного. Появление второго креста рядом с тоней могло быть связано только с какими-то экстраординарными событиями – крушением судна в этом районе, выходом на берег промышленников с торосового зверобойного промысла и т. д.

Особняком в этом отношении стояли Соловецкие тони. На них могло располагаться сразу несколько крестов (например, тоня Овсянка). Это было связано с тем, что здесь кресты имели несколько иные функции. Соловецкие острова, сами по себе, являлись сакральным, священным местом. Поэтому, охранительная функция «тоневого» креста автоматически «снималась». На первый план выдвигалась функция памятная или обетная.

Становища отличались от тоней тем, что, обычно, они не имели постоянных владельцев и там могли ловить рыбу и бить морского зверя промышленники из любых уголков Поморья. Пример тому, становища на Мурмане, а также, на арктических архипелагах Новая Земля, Шпицберген, Колгуев, Матвеев, Вайгач и др.

На становищах чаще всего можно было видеть сразу несколько крестов. Исходя из того, что на многих из них ставились надписи с указанием дат и имен промышленников, можно сделать вывод, что большинство из них, помимо религиозных функций, несли еще и памятную. Поморы, путем установления креста, как бы, «отмечались» на становище, отсылая в будущее (а возможно, и Богу) информацию о своем промысле. На Мурман, Новую Землю и в другие отдаленные арктические районы поморам было гораздо труднее добираться, чем на беломорские тони. Одно только успешное попадание в эти места было удачей, за которую следовало благодарить Бога. У поморов была поговорка: «Кто в море не ходил, тот Богу не молился». Постоянные опасности, тяжелые условия жизни и промысла, суровая природа Арктики способствовали особому напряжению религиозного чувства и непрерывной потребности обращаться к Богу с молитвой о помощи и защите. Крест был материальным воплощением этого чувства. Если русская икона считается «умозрением в красках» и древней формой богословия, то и изготовление, и установку креста, можно назвать зримым воплощением молитвы, формой общения с Богом. Вновь прибывшие на становище поморы, молили Бога о помощи, и становище украшалось еще одним крестом.

Нередким явлением на становищах были могильные кресты. Погибших во время зимовки или в ходе промысла поморов, хоронили недалеко от становой избы, водружая на могилах деревянные кресты.

Известен факт установления креста на месте добычи жемчуга. Таковым являлся крест ловцов жемчуга на реке Варзуге. Широко распространенной традицией были кресты на пожнях. По своей функции они были охранительными.

К таким экстраординарным событиям можно отнести крушение судна, неожиданную остановку в пути из-за шторма или отсутствия ветра и т. д. «...По общему обыкновению российских мореходцев, которые, когда в каком месте долго задержаны бывают противными ветрами, из набожности, для испрошения себе попутного ветра делают кресты и вкапывают оные в землю...» писал в 1804 г. Н. Я. Озерецковский³⁵⁷. В принципе, такие кресты могли появиться практически в любом месте на берегах «Студеного моря».

На Белом и Баренцевом морях существовали определенные места, где одновременно и рядом располагалось множество крестов. Эти места считались определенными вехами в промысловых маршрутах поморов. На Новой Земле одним из таких мест считался Костин Нос. Известный мореплаватель Ф. П. Литке писал: «С достижением Костиного Шара важнейшее препятствие преодолено и сделан первый шаг к настоящей цели; это событие каждый промышленник увековечивает крестом, присовокупляемым к числу прежних, и оттого, на Костином Носе этих знамений богобоязненности наших мореходов более, чем в каком другом месте Новой Земли»³⁵⁸.

К числу таких мест можно причислить остров Моржовец, крторый в старину был так же заставлен крестами. Находясь в горле Белого моря, он являлся естественным этапным пунктом. Здесь останавливались промышленники, шедшие на Мурман, Новую Землю, Шпицберген или возвращавшиеся обратно.

Чрезвычайно важным пунктом, куда заходили, отправлявшиеся на далекие и опасные промыслы, поморы, были Соловецкие острова. Там, по большей части, устанавливались обетные кресты.

Многие кресты около домов в поморских селах были поставлены по обету, либо до отправления на промыслы, либо по возвращению. Зафиксирован случай перевоза креста с места промысла в деревню. Из рассказа потомственного помора Семена Виссарионовича Маслова: «...Фома Степанович Маслов ловил семгу на Березовом, там и крест в 1873 году поставил. Потом этот крест увез и поставил в селе Семже»³⁵⁹.

В ходе полевых работ нами выявлены следующие особенности промысловых крестов:

Все кресты на берегах моря и прочих местах промысла, как и почти все поклонные (не могильные) кресты, имели строго восьмиконечную форму и более-менее правильные пропорции. Не зафиксированы кресты с украшениями в виде закруглений или лишних перекрестий на концах брусьев. Ни разу не приходилось нам видеть «выродившиеся» «промысловые» кресты – четырехконечные, неправильных форм, сильно искаженных пропорций и чрезмерно мелких размеров. «Неправильные» же могильные кресты, со всеми вышеописанными отступлениями от строгой традиции, встречались повсеместно. Мы видели их на всех обследованных кладбищах в Кандалакше, Керети, Ковде, Умбе, Варзуге, Кузомени, Чаваньге, Ниж. Золотнице. На каждом из этих кладбищ существовали кресты нескольких типов, как «правильные», так и «неправильные». Они объединены общей традицией, характерной для данной местности – у многих из них схожие пропорции, одинаковый состав надписей и одинаковые ошибки в надписях.

По нашим наблюдениям, «промысловых» крестов, стоящих на берегах моря, не коснулся распространенный обычай привязывания к крестам полос материи или вышитых полотенец. Полотенца привязывали и к могильным, и к поклонным крестам, стоящим в деревнях, на перекрестках, кладбищах, в лесах, у источников, часовен и в прочих почитаемых и не почитаемых местах. Обычай этот касался всех функциональных типов крестов, кроме промысловых, стоящих на морских берегах. Это может объясняться тем, что, чаще всего, полотенца и полосы ткани вешали на кресты женщины, а на тонях и морских берегах они, как правило, не работают, поэтому и привязывать к крестам ткань некому.

Практически все кресты на берегах моря, по нашим наблюдениям, сориентированы точно по компасу – верхний конец наклонной перекладины указывает строго на север. Этим они отличаются от крестов всех остальных функциональных типов, (а также, храмов и часовен) ориентация которых может не совпадать с линией север-юг на величины до сорока пяти градусов. Различие это принципиальное – храмы, часовни и, вероятно, поклонные кресты часто ориентируются в направлении восхода солнца в день закладки, или в праздник, которому посвящены, или имеют довольно свободную ориентацию (в вышеуказанных приделах). Указание сторон горизонта является важной функцией прибрежных крестов. Оно необходимо для определения направления ветра, при котором хорошо ловится рыба и для ориентации судов в море, в случае, если они находятся в пределах видимости. Исключение составляют некоторые упавшие кресты, установленные заново современными поморами без учета ориентации, которая в условиях угасания промысла в наше время не имеет былого значения.

На тонях кресты занимают различное место, относительно прочих построек. По нашим наблюдениям, более чем в половине случаев, кресты ставились рядом с избой, в среднем, в 4–5 м от нее. Чаще всего, крест располагается перед главным фасадом избы. Если изба ориентирована главным фасадом на море, то крест, как правило, стоит ближе к морю, а, если главный фасад «смотрит» вдоль берега, то и крест стоит не между морем и избой, а расположен в одну линию с ней, параллельную берегу.

На трех из этих тоней, крест стоит против левого угла избы (если смотреть изнутри). Вполне возможно, что это связано с распространенной в северных деревнях традицией ставить кресты рядом с домом, напротив его «красного» угла. В большинстве случаев, именно левый угол в избе является «красным».

На нескольких тонях крест стоит в стороне от построек тони, в 30–50 м от избы. В этих случаях не ясно, является ли крест составной частью тони, или поставлен независимо от ее существования.

В ходе экспедиций МАКЭ в Кандалакшский залив, на Терский и Зимний берега была выявлена следующая картина: традиции установления крестов на берегах Белого моря в советское, и «постсоветское» время, в принципе, не прекращалась. Большинство выявленных крестов относилось к 20–30-м годам. В промежутке между 40-ми и 80-ми годами кресты ставились очень редко и почти всегда были связаны с какими-то трагическими событиями. Известен памятный крест в Койдинской губе, в нижней части которого вырезан текст: «Сей крест поставлен в память погибшему в море 1 дек. 1945 года Рабу божему Ивану от роду 64 лет Вечная память Ивану Алексеевичу Малыгину. В 1952 г.» (Малыгин И. А. погиб во время шторма на Кольском п-ве в районе Лицы, доски бота принесло в район с. Койда в 1952 г.)³⁶⁰.

В Кандалакшской губе по нашим опросам большинство местных жителей сейчас связывают деревянные кресты с местами гибели людей.

За годы советской власти отношение поморов к крестам сильно изменилось. Во время бесед, почти никто из них не мог сказать что-либо определенное относительно того, зачем ставились кресты. Многие, причем, далеко не молодые поморы, отвечали, что они воспитывались совсем не в религиозном духе. В связи с этим, символичной является фраза, высказанная одним из рыбаков на тоне «Ручеек» около села Нижняя Золотица (рис. 12): «У этого креста чего только не было – около него и помолишься, и поблюешь после пьянки».

Религиозные реминисценции проявлялись лишь в том, что поморы следили за состоянием крестов – ставили дополнительные опоры, заменяли утраченные детали. Причем, новые детали часто не соответствовали по размеру самим крестам (например, средняя планка на кресте у тони «Быстрица», Зимний берег, рис. 13). Кроме того, полностью утрачено знание и понимание канонических символов и надписей на крестах. После того, как нам удалось прочитать надписи на кресте у тони «Быстрица», поморы стали относиться к нам с большим уважением, из чего мы заключили, что сознание ценности традиции у некоторых из них все же сохранилось.

Иногда местные жители вовсе забывали о крестах и переставали за ними следить – например, крест на тоне «Гремяжские», Терский берег (рис. 9). Этот крест обнаружили, валявшимся в запустении, недалеко от действующей тони. Мы попросили рыбаков поднять его и они пообещали выполнить просьбу. Некоторые попросту перестали замечать кресты: «И не упомнишь где кресты стоят, раньше они на всех тонях были. Их и не замечаешь...» – фраза коренного помора в ответ на вопрос о том, в каких местах еще сохранились кресты. Все эти явления связаны с общей религиозной ситуацией в стране.

Хотя имеются и исключения. В ходе экспедиции на Зимний берег, нами зафиксировано интересное явление: на тоне «Катериниха» стоит крест с датой 1999 (рис. 16). Он выполнен вполне традиционно, с соблюдением всех пропорций, но без церковных надписей. Когда мы поинтересовались у поморов, зачем установлен этот крест, услышали неожиданный ответ: «чтобы лучше шла рыба».

Другой крест, так же с соблюдением пропорций, но уже с церковными надписями, был поставлен краеведом из пос. Умба А. Б. Комаровым на тоне «Тетрина» (Терский берег).

Тем не менее, это единичные случаи, которые трудно рассматривать, как возрождение традиций.

Таким образом, мы видим, что практически все кресты Беломорья имели непосредственную связь с промыслами. Свертывание промыслов на островах Баренцева моря привело практически к полному прекращению установки крестов в регионе. На Белом море, так же очевидно связаны два явления – сокращение промыслов за последние 50 лет и постепенная утрата традиции установки крестов.

Натурные наблюдения показали, что в настоящее время традиция поклонного креста лучше всего сохранилась в промысловых крестах.

1. Промысловые кресты сохранили архитектурную традицию: более-менее правильные пропорции, традиционную форму и размеры.

2. Промысловый крест не несет языческих функций: на него не навешивают полотенца и прочие «жертвы», около него не совершают странные полуязыческие обряды.

3. Основными функциями промыслового креста являются: охранительная, памятная и обетная («просительная»).

4. Хотя значение промыслового креста во многом утрачено поморами, оно не превратилось в собственную противоположность, как на кладбищах, где крест, как символ жизни и воскресения, стал символом смерти. Промысловый крест до наших дней сохранил две основные функции: памятную и обетную – («просительную» – «чтобы рыба ловилась»).

В статье О. В. Овсянникова «Старинные поморские кресты по исследованиям 1982–1984 гг.», приводятся описания крестов на берегах Белого моря в районе села Нижняя Золотица. Мы побывали в этих местах в сентябре 2000 года и обнаружили несколько крестов, не зафиксированных нашими предшественниками. Интересно также отметить изменения состояния крестов за 16–18 лет, прошедших со времени работ экспедиции О. В. Овсянникова.

О кресте на тоне «Ручеек», в описании О. В. Овсянникова сказано: «Крест... сохранился полностью (аббревиатура выполнена с ошибками) высота около 4 м, в нижней части текст: «1927 г. 7 сент. работая Авраам Голуби/н/». К моменту нашего посещения тони, сохранность креста уже не была полной – в настоящее время у него отсутствует нижняя перекладина, замененная доской. Высота креста, согласно нашим обмерам, не около 4 м, а 2,6 м. Текст в нижней части креста полностью утрачен. Вероятно, нижняя часть креста с надписью сгнила и крест был установлен заново, при этом, высота его, естественным образом, уменьшилась (рис. 12).

На тоне Быстрица, «...сохранился ствол креста с верхней перекладиной и аббревиатурой, высота ствола 2,7 м, в нижней части следы букв «АЦИА АВГАКС». В настоящее время, отсутствующие средняя и нижняя перекладины заменены досками. Высота креста, по нашим обмерам, 2,2 м. Следы букв в нижней части ствола полностью утрачены (рис. 13).

На тоне «Колотиха» «...крест высотой 2,7 м. сохранился хорошо (нет верхней перекладины), отчетливо видна аббревиатура». В настоящее время, крест пребывает в таком же состоянии, верхняя перекладина заменена доской, аббревиатура видна менее четко. Высота креста, по нашим данным, 3 м (рис. 14).

На тоне «Анфимова» «...крест высотой 3,7 м сохранился хорошо, аббревиатура в его верхней части». В настоящее время состояние креста по-прежнему хорошее. В нижней части столба нами обнаружена незафиксированная нашими предшественниками, трудно различимая надпись (см. описание) (рис. 15).

Следующий от Нижней Золотицы крест, экспедицией О. В. Овсянникова был обнаружен в с. Инцы. Мы же нашли незафиксированный ею крест на тоне «Могилка», расположенной между тоней «Анфимова» и Инцами (рис. 17).

Кроме этого, нами зафиксирован крест на бывшей тоне «Катериниха», поставленный в 1999 году (рис. 16).

Кандалакшский залив. Село Кереть

Крест № 1

Местоположение. Развилка улиц Передней и Задней.

Описание памятника. Деревянный восьмиконечный крест из бруса сечением 7х14 см с крышей из досок с «пиками» на концах, высота 205 см. Соединение брусьев «в полдерева». Нижняя часть креста сгнила, он установлен на помосте, нижней частью вставлен в основание из досок и опирается на деревянный брус, установленный сзади креста. Помост сделан из досок.

На кресте надписи: «ЦРЬ СВЫ», «ѾОН», «ІСЪ. ХСЪ», «СНЪ БЖІЪ», «НИКА», «МЛ РВ», «ГГ», «КТ», «К. Т. П. И. В. С. В. Т. П. С. И.»

>На кресте сохранились следы покраски. К кресту привязаны куски ткани с вышитыми на них восьмиконечными крестами³⁶¹.

Крест № 2

Местоположение. Найден лежащим у амбара.

Описание памятника. Крест сделан из бруса сечением 19x12 см. Брусья соединены «в полдерева». Нижняя часть с косой перекладиной утрачена (сгнила). На кресте следы от крыши и надписи: «Ц. СВЫ», «ѾОН» «ІС ХС» «СНЪ БЖИІ», «КТ». Поверхность креста подгнившая.

Остров Кемлудский

Крест № 3

Местоположение. Крест расположен восточнее строений кордона, на верхней части каменного мыса, на высоте, приблизительно, 10 м над водой.

Описание памятника. Восьмиконечный деревянный крест, обращен лицевой стороной на юг. Крест укреплен в основании грудой камней, округлой в плане (диаметр около 1,5 м) и высотой 65 см. Сам крест имеет высоту 1,7 м. Столб креста сделан из бруса прямоугольного сечения 12x15 см, в верхней части он частично разрушен, и сечение его – 15x9 см. На столбе закреплены 3 перекладины. Верхняя – из доски длиной 63 см, прибита гвоздями, судя по ее размерам, она поздняя. Средняя перекладина, длиной 124 см, сделана из стесанного с одной стороны бревна, диаметром 10 см, крепится к столбу в полбревна. На ней сохранились следы резьбы. В настоящее время возможно различить лишь 4 круга – по два на концах перекладины, надписи практически исчезли. Нижняя перекладина – из доски сечением 5x9 см закреплена наклонно, один конец ее уходит в камни. Воз

II. Λ. 11111.״, II.

Μ.

можно, она (как и верхняя) более позднего происхождения. Опорный столб креста, видимо, был сломан, а оставшаяся верхняя часть его затем снова установлена. Фрагмент нижней части, длиной, приблизительно, 40 см, лежит рядом на каменном основании.

Крест хорошо виден с моря, и, возможно, служил ориентиром для судов, указывая вход в небольшую тихую бухту. Крест сориентирован неправильно – лицевой стороной на север.

Крест № 4

Местоположение. Установлен на южном берегу острова Кемлудский, приблизительно в 70 м западнее кордона «Красный». Крест установлен на верхней части берегового склона, на высоте приблизительно 5 м над уровнем моря, на расстоянии около 8 м от верхней границы литорали.

Описание памятника. Восьмиконечный деревянный крест, высотой 255 см установлен в узкой (30–45 см) трещине в скальной породе и укреплен в ней грудой небольших камней. Размах креста 127 см. Крест обращен лицевой стороной к северу. С южной стороны крест подпирают (видимо, установленные позже) доска высотой 130 см и два скрепленных проволокой бревна высотой 100 см и 40 см. Столб креста сделан из круглого бревна, диаметром 18 см, почти наполовину стесанного с лицевой части.

Перекладины, креста соединены со столбом в полбревна и закреплены гвоздями. Все они полукруглые в сечении, из стесанных бревен.

Все части креста покрыты реэьбой – традиционными надписями и символами. Надписи следующие: «ЦРЬ СВЫ», «ѾОН», «ІСЪ ХСЪ», «СНЪ БЖИ», «КТ», «МЛРБ», «ГГ», «НИКА», «ГА», «К. Т. Π. В. И. С. В. Т. П. И. С.», «ДВБИРВС... ДБОЛЕНС».

Почти все буквы, за небольшим исключением, еще возможно разобрать. Сохранность креста удовлетворительная, но, если не принять мер по сохранению, возможно скорое исчезновение резьбы и разрушение памятника.

Островок Красный Крест № 5

Местоположение. Расположен на южном берегу острова.

Описание памятника. Восьмиконечный деревянный крест ориентирован лицевой стороной на юго-юго-запад. Основание укреплено в груде камней, высотой около 60 см, размерами 1x1,50 м в плане. Высота креста 2,2 м. Столб креста сделан из стесанного по вертикали почти наполовину бревна, полукруглого, в сечении, 17x13 см, верхняя часть его сильно разрушена. Верхняя перекладина, размером 16x52 см, закреплена в паз и прибита кованым гвоздем; средняя 18x164 см, из обтесанного бревна, крепление «в полбревна». Нижняя перекладина, судя по форме и надписи: «ЦРЬ СВ», является верхней перекладиной от другого креста. Она сделана из тесаного, с одной стороны, бревна, размеры 15x15 см. Прибита более современными гвоздями выше паза утерянной наклонной перекладины. На лицевой стороне креста частично сохранились традиционные надписи: «ІСЪ ХРЪ», «СНЪ БЖ», «КТПВІВП», «КТ», «МЛ», «РБ», «ГГ». Все слова и буквы заключены в круглые «клейма». На камнях, у основания креста, и вокруг них лежат остатки деревянной конструкции, возможно, части разрушенной домовины. Состояние памятника аварийное.

Остров Великий Семужья тоня

Остатки креста № 6

В 10 м к востоку от избы расположена разрушенная каменная насыпь, рядом с которой лежит сильно сгнивший столб креста. Видимо, он был в ней укреплен. Длина столба 284 см.

Полуостров Кузокоцкий Тоня Подволочье (Чупанда)

Остатки креста № 7

Описание памятника. От креста сохранился столб, лежащий на земле. Сечение столба 13x19 см, длина 294 см. В столбе сделаны пазы для перекладин на половину толщины бруса. Рядом, к востоку от остатков креста, находится развал каменного гурия, в который он был установлен.

Терский берег Тоня Тетрина

Крест № 8

Восьмиконечный крест расположен в 30 м к юго-востоку от избы, установлен в 1999 году краеведом из Умбы А. Б. Комаровым. Сориентирован по компасу.

Тоня (?)

Крест № 9 (рис. 6)

Сделан из трехкантного бруса сечением 20x20 см, задняя сторона и нижняя часть столба – круглые. Высота столба 3,1 м. На столбе вырезаны надписи: «ϖ...H, КТ, КТП, ВС, ТС, МЛ, РВ, ГА», под ними изображены череп и кости. Ниже черепа круглая часть столба украшена фигурной порезкой, идущей вокруг столба и расположенной параллельно пазу косой перекладины.

Тоня Трухинская Крест № 10 (рис. 7)

Столб от восьмиконечного креста расположен в 20 м к юго-востоку от избы. Сделан из трехкантного бруса сечением 18x17 см. Высота столба 2,55 м. На столбе вырезаны надписи: «ϖ... КТ, ГГ, ГА», череп с костями и дата «1915».

Рис. 6 Крест № 9 Рис. 7 Крест № 10 Рис.8 Крест №11

Тоня Турилово

Крест № 11 (рис. 8)

Восьмиконечный крест расположен в 200 м к юго-западу от избы. Столб креста сделан из бревна, отесанного на один кант сечением 23x20 см. Перекладины сделаны из досок сечением 23x6 см. Высота креста 3 м, размах 1,45 м. На кресте вырезаны надписи: «ϖ..., ІСЪ, Ъ, ...Б, БЖІ, КТ, РБ». Столб креста сильно треснул по всей высоте и связан в нескольких местах веревками. Крест привязан к, врытому позади него, столбу. Средняя перекладина привязана к столбу веревкой.

Крест № 12

Нижняя часть спиленного креста. Расположена в 1 км на восток от ручья Ольховка. Сделана из отесанного на один кант бревна сечением 20x20 см. Высота 87 см. Сохранились вырезанные надпись: «Г» и череп с костями.

Тоня Гремяжская

Крест № 13 (рис. 9)

Восьмиконечный крест лежит восточнее разрушенной избы. Сделан из бруса сечением 20x10 см, в нижней части, брус расширяется. Высота креста 3,1 м, размах 1,05 м. На кресте вырезаны надписи: «ϖ..., ІСЪ, Х...Ъ, ЦРЬ СВЫ, СНЪ БЖИ, НИ, КА, КТ, КТПКІСкГ» и череп с костями. В нижней стороне средней перекладины сделаны пазы, куда вставлялись Копие и Трость.

Тоня Пинежская Крест № 14 (рис. 10)

Восьмиконечный крест расположен в 100 м к югу от избы. Сделан из бруса шириной 13 см. Высота креста 1,9 м, размах 1,15 м. На кресте вырезаны надписи: «ϖ..., ІСЪ, ХРСЪ, НЪ БЖИ, ЦИ, СО, Т, ГА, С», вырезан череп с костями, под ним надпись MAC. Перекладины прибита к столбу гвоздями фабричного производства.

Крест № 15

Восьмиконечный крест расположен в 200 м к юго-западу от избы. Столб креста сделан из бревна, отесанного на один кант сечением 23x20 см. Перекладины сделаны из досок сечением 23x6 см. Высота креста 3 м, размах 1,45 м. На кресте вырезаны надписи: «ϖ..., ІСЪ, ...Ъ, ...Б, БЖІ, КТ, РБ». Столб креста сильно треснул по всей высоте и связан в нескольких местах веревками. Крест привязан к врытому позади него столбу. Средняя перекладина привязана к столбу веревкой.

Зимний берег Тоня Казаринова

Крест № 16 (рис. 11)

От восьмиконечного креста сохранился лишь столб. Лежит в 8 м к юго-западу от избы, там же, где и стоял. Сделан из бруса шириной 21 см. Высота сохранившейся части столба 3,4 м. На столбе вырезаны надписи: «...О..., НИКА, ТК, ТТ, ДД, РР, ВВ»; остатки неканонической надписи «...вота», и даты «19...» и череп.

Тоня Косичиха

На тоне стоял крест, до нас не дошедший. Был расположен между старой и новой избами.

Тоня Ручеек

Крест № 17 (рис. 12)

Восьмиконечный крест расположен между старой и новой избами, в 9 м к западу от старой избы. Сделан из бруса сечением 15x15 см. Высота креста 2,6 м, размах 1,16 м. Нижняя перекладина утрачена, вместо нее – доска, довольно свежая. На кресте вырезаны надписи: «ϖ...ΟΗ, ИНЪ ЦІИ, ІСЪ ХСЪ, СНЪ БЖИ, ЦРЬ СВЫ, РТ, НТ, КП, РП, КК, ГА». Под нижней перекладиной изображен череп.

Тоня Быстрица Крест № 18 (рис. 13)

Восьмиконечный крест расположен в 10 м к северу от избы, у начала берегового откоса. Сделан из бруса сечением 14x17 см. Высота креста 2,18 м. Средняя и нижняя перекладины утрачены и заменены досками. Верхняя перекладина прикреплена к столбу нагелями. На кресте вырезаны надписи: «...ΟΗ, ИН ЦИ, МЛ, РБ, ИН, ГА». Шрифт надписей классический, с засечками, красивый и строгий. Надписи выполнены очень тщательно. В нижней части столба вырезан череп. Крест сориентирован строго по компасу.

Тоня Колотиха Крест № 19 (рис. 14)

Описание. Восьмиконечный крест, стоит в 1 м к западу от северо-западного угла избы. Сделан из бруса, сечением 19x18 см. Брус вытесан из бревна, углы на задней стороне креста слегка скруглены, в нижней части столб креста слегка расширяется. Высота креста 3 м, размах центральной перекладины 130 см. Верхняя перекладина утрачена и заменена доской. Доска не старая. Средняя перекладина прибита к столбу гвоздем. Крест покрыт трудно читаемыми надписями, на столбе под нижней перекладиной изображен череп и скрещенные кости. Крест ориентирован строго по компасу.

Тоня Анфимова Крест № 20 (рис. 15)

Восьмиконечный крест расположен в 5 м к северу от развалин избы. Сделан из бруса сечением 18x14 см. Высота креста 3,9 м, размах 1,5 м. Перекладины прикреплены к столбу деревянными нагелями. Сориентирован строго по компасу На кресте вырезаны надписи: «ІИС ХСЪ, СЫН БОЖІИ, ИН». В нижней части креста изображен череп и надписи: «ΝΕ 45 г., МСС. Д ЕП, РАБОТАЛИ, 1936 г». Жительница выселка Това Седунова Мария Михайловна поведала, что аббревиатура МСС – это имя, отчество и фамилия ее отца – Михаила Семеновича Седунова.

Тоня Катериниха Крест № 21 (рис. 16)

Современный восьмиконечный крест. Сделан из бруса сечением 15x10 см. Высота креста 3 м, размах 1,84 м. На кресте вырезана дата «1999». Сориентирован строго по компасу.

Тоня Могилка Крест № 22 (рис. 17)

Восьмиконечный крест расположен в 4 м к западу от новой избы. Сделан из бруса сечением 20x15 см. Высота креста 2,5 м, размах 1,78 м. На кресте вырезаны надписи: ІН НІ, ІСЪ ЖЪ, ЦРЬ СВЫ, СНЪ БЖИ, КА, МЛ, КТ, ГГ, ГА». Перекладины прибиты к столбу гвоздями фабричного производства. Сориентирован строго по компасу.

Рис. 9 Крест № 13 Рис. 10 Крест № 14 Рис. 11 Крест 16

Рис. 12 Крест 17 Рис. 13 Крест № 18

Рис. 14 Крест № 19 Рис. 15 Крест № 20

Рис. 16 Крест № 21 Рис. 17 Крест № 22

Интересным явлением в русской мемориальной культуре являются традиционные намогильные памятники – голбцы, домовины, кресты, гробницы. Они составляют наименее изученную часть народной архитектуры, несмотря на то, что исследователи проявляют к ним внимание с 70-х годов XIX века – с самого начала изучения деревянного зодчества. Надгробия также составляют наиболее спорную и загадочную часть народного архитектурного наследия – мнения разных исследователей о происхождении, эволюции, семантике и даже функциях деревянных надгробий часто бывают диаметрально противоположными. Ситуация осложняется малым количеством, дошедших до нас, надгробий и, вероятно, нашим неполным представлением о всем многообразии бытовавших и исчезнувших типов.

Многие авторы отмечали родство надгробий с древними формами народного жилища и большое значение этого родства. Тема дома проходит через большинство разнообразных типов памятников не только русской погребальной культуры, но и культур других народов. Но занимались этой темой немногие, и она, являясь одной из главнейших для формирования различных типов надгробий, разработана меньше, чем того заслуживает.

Все исследователи признают глубокую архаичность традиционных надгробий, притом, что до нас дошли, в силу малой сохранности, образцы не старше начала XIX века, а в основном – второй половины XIX – начала XX века. В результате, мы вынуждены изучать древние формы, типы и эволюцию на примере памятников, относящихся к одному, близкому к современности, периоду существования.

Данная статья посвящена надгробиям Русского Севера, в основном, Беломорского Поморья, Карелии и Архангельской области, где их сохранилось больше всего, и они сохранили больше архаических черт. Но традиция деревянного надгробия, имеющего родство с домом, является не только северной, но и общерусской, и общемировой.

В России носителями этой культуры являются, в основном, старообрядцы, на их кладбищах такие надгробия устанавливаются и сегодня. Довольно много таких кладбищ находится в Нижегородской и Свердловской областях – местах компактного проживания староверов и расположения их религиозных центров. На общегражданских кладбищах деревянные надгробия (голбцы и домовины) были запрещены Синодом, и сохранились лишь в тех глухих местах, где было сильно влияние старообрядчества³⁶². Многие авторы и документы XIX – начала XX вв. свидетельствовали, что голбцы ставились в Нижегородской, Костромской, Калужской, Вологодской, Рязанской и др. областях, в земле Войска Донского, в Москве на Рогожском кладбище и во многих других местах. Эти памятники рассматриваются в работе наряду с северными.

Подобного типа надгробия, которые часто трудно отличить от русских, существуют в традиции народов Сибири и Крайнего Севера, угро-финских народов, у жителей Мадагаскара, у родопских болгар³⁶³ и т. д. По данным археологических раскопок, они известны в древнерусской и древнеславянской культурах, у скифов³⁶⁴, у причерноморских греков, у карел XI–XIII вв., и многих других. Таким образом, временные и пространственные границы исследования не ограничиваются XIX веком и Русским Севером, расширяясь до глубокой древности, и выходя за границы славянского мира.

В работе исследуется пространственная структура и стадиальное развитие надгробий, трансформация смыслов пространства и представлений о нем, логика этих трансформаций. Существует сумма представлений о принципах создания и изменения пространства, возникшая в древности и непрерывно изменявшаяся в связи с появлением новых религиозных верований. В работе принято предположение о том, что в деревянных надгробиях может прослеживаться три «слоя» архитектурно-художественных и мировоззренческих традиций: архаический, языческий, христианский. Предполагается, также, что надгробия разных типов, форм и степени разработанности несут в себе единое, для каждого «слоя», содержание, согласно идеальной модели. Некоторые типы надгробий и отдельные их части несут содержание, общее для трех слоев. Если это так, то можно рассматривать все эти типы, как звенья одной цепи, как этапы единой эволюции.

Значительная часть материала для исследования собрана автором в полевые сезоны 1999 и 2000 годов, в ходе работ в составе Морской арктической комплексной экспедиции Института природного и культурного наследия Министерства культуры и РАН, (начальник экспедиции – д. и. н. П. В. Боярский). Работы проходили на Терском, Кандалакшском, Карельском и Зимнем берегах Белого моря. В ходе работ производились обмеры и фотофиксация надгробий на старинных карельских и поморских кладбищах.

В специальной литературе не существует единой терминологии по данному вопросу: одни авторы используют различные варианты местных названий некрокультовых сооружений, другие вводят собственную, не основанную на традиции, терминологию. Поэтому, имеет смысл ввести в начале этой работы единую терминологию (которую можно считать условной).

В работе изучаются 4 основных типа надгробий:

1) Голбец (голубец) (рис. 1) – представляет собой столбик, круглый, квадратный, восьмигранный или плоский в сечении, с крышей и врезанной под ней иконкой или крестом. Столбик и крыша часто украшены резьбой и росписью. Другие его названия, встречающиеся в литературе – столбец, намогильный столбик, намогильничек, часовенка.

2) Намогильный крест (рис. 2) – гладкий или украшенный резьбой, часто имеет крышу. В большинстве случаев его называют крестом, но крест с крышей иногда называют голбцом.

3) Домовина (рис. 3) – надгробный памятник в виде более-менее условной модели дома, установленной на могилу. Разные авторы называют их голбцами, намогильными домиками, домиками мертвых, гробовинами, срубцами.

4) Гробница (рис. 4) – намогильное сооружение в виде избушки, с дверью и, иногда, окном, в которую могут войти один или несколько человек. Внутри могут быть полки для икон, лавки и т. п. Их еще называют голбцами или часовнями.

Термины «голбец» и «гробница», применительно к указанный сооружениям, до сего дня используются старообрядцами – основными носителями той культуры, в которой эти сооружения дожили до нашего времени. Поэтому, применение в работе именно этих названий представляется справедливым.

Рис. 1 Голбцы. Рисунок Л. Свободиной. МАКЭ-1999

Рис. 2. Намогильный крест. С. Кереть. Кладбище. Крест. Рисунок Н. Фризина. МАКЭ 99

Рис. 3. Домовина. Кандалакшский залив. Кладбище, с. Ковда. Рисунок Н. Фризина. МАКЭ 99

Рис. 4. Намогильные часовни-гробницы в Топозере, Карелия (с фотографии Ф. Калинина). Из книги: Народное зодчество. Межвузовский сборник. Петрозаводск, 1988. С. 70.

Можно выделить несколько основных направлений изучения архитектуры надгробий.

Древнейшими письменными упоминаниями о надгробиях являются: рассказ арабского дипломата Ибн-Фадлана о похоронах знатного руса, относящийся к IX веку и свидетельство Нестора Летописца в Повести временных лет. Ибн-Фадлан пишет, что после сожжения руса, «соорудили нечто, вроде круглого холма и водрузили в середине его большое бревно «хаданга» (сосны или тополя), написали на нем имя этого мужа и имя царя русов, и удалились»³⁶⁵.

Нестор Летописец сообщает, что, после сожжения умершего, славяне «събравше кости, въложаху в судину малу и поставляху на стълпе на путьх»³⁶⁶.

Слово «столп» исследователи Η. Ф. Фрейман³⁶⁷ и Л. А Динцес³⁶⁸ понимали в современном значении, т. е., как столб, на который ставилась урна с прахом, и считали, что «намогильные столбики произошли от древнеславянских погребений на столбах». «Преобразование похоронного столба (по Η. Фрейману) происходило следующим образом: кремированные останки покойного в специальном сосуде помещали на вершине, врытой в землю, опоры. Затем над сосудом устраивалась защитная кровля, а при символической трактовке похоронного столба в виде своеобразного памятника умершему – столба-часовни (или намогильного столбика) – сосуд с прахом заменялся каким-либо сакральным предметом (в относительно поздних модификациях – иконой). Со временем, ствол намогильничка стал украшаться резьбой, нередко навеянной формой балясин, а уширенный оголовок, увенчанный кровлей с резными причелинами и охлупнем, уподоблялся киоту»³⁶⁹.

А. Ю. Котляревский считал, что слово «столъп», «стлъпъ» здесь имеет иное, отличное от обыкновенного знаменование» и выводил значение слова из санскритского stupa – возвышение из земли, высокая могила³⁷⁰.

Б. А. Рыбаков пишет, что «чаще всего, слово «столп», встречается в памятниках XI–XIII вв. в значении башни, небольшого домика, кельи, сторожки, надгробия... Русские путешественники XII–XIV вв. называли столпами саркофаги (раки), обычно, имевшие форму двускатной домовины»³⁷¹.

Адам Олеарий сообщает, что для чтения по умершему Псалтыри «...устраивался на могиле деревянный голубец или голбец, покрытый сверху рогожею; там стоял образ и каждое утро при зажженной свече монах или церковный дьячок читал Псалтырь»³⁷², «Над могилами хоть несколько состоятельных покойников, русские... ставят небольшие избушки, в которых, стоя, может поместиться один человек»³⁷³.

В формах плоских голбцов В. Алымов увидел «остатки былой культуры древнего поморского населения», представляющие собой изображения «...древних промысловых орудий: гарпунов, «кутил», стрел, дротиков, копий», применявшихся поморами. Он писал: «...находясь в деревне Таврилово (Восточный Мурманский берег), я поинтересовался у старого помора-рыбака – почему на одной свежей могиле поставлен простой «кол». Оказывается, это не просто кол, а «палтух», то есть жердь, на которой просушиваются яруса – рыболовная снасть, или сушатся тресковые головы. Умершего рыбака на двух палтухах снесли на кладбище и один из них послужил намогильным знаком. (Видимо, в начале ставили истинное орудие труда)»³⁷⁴.

Π. П. Медведев согласен с возможностью такого происхождения форм голбцов, но добавляет, что, кроме этого, голбцы – «традиция, предположительно восходящая к культу поклонения «святым деревьям», как у карел, или деревянным человекоподобным идолам, как у саамов» и «...многие, внешне абстрактные формы столбиков, а также отдельные элементы и детали их резьбы и росписи, хорошо корреспондируются с известными по иконографии каноническими эмблемами и символами (песочные часы, урны, бабочки, гирлянды цветов и т. п.)»³⁷⁵.

Η. Н. Велецкая также считает, что мотив дерева «...явственно выражен в символике архаических славянских надгробий разных форм»³⁷⁶.

Голбцы делятся на два основных типа – плоские и круглые в сечении.

В. В. Ермонская считает, что «...наиболее старые из них – столбики – балясины круглой формы – бытовали на погостах до середины XIX в.... Со второй половины XIX в. развитие получили столбы плоские, сделанные из толстой доски»³⁷⁷.

Такого же мнения придерживается И. В. Маковецкий, но при этом, считает, что «у плоских столбиков встречаются наиболее архаичные формы украшения: неглубокие круглые отверстия, звездообразный геометрический рисунок и слегка нанесенный на поверхность геометрический орнамент»³⁷⁸.

С. В. Воробьева, наоборот, полагает, что «в формах одной группы подобных сооружений (круглых) прослеживается более глубокая языческая подоснова, а в формах другой (плоских) – более сильное, чем в Заонежье, влияние городской культуры»³⁷⁹.

Согласно исследованию лингвиста А. С. Львова, слово «голбец» имеет три значения: 1) намогильное сооружение, («служили панихиду в голбце»), позже – намогильный столбик; 2) «отгороженное помещение для хранения товаров, устроенное в крыльях церковного здания или в нижних подвальных частях. Слово в этом значении известно только по старым памятникам письменности (XIV в.)»; 3) вход в подполье: «это значение интересующего нас слова повсеместно, за исключением тех территорий южнорусского наречия, где не настилают полов и не делают подполий». Первое из этих значений древнейшее и первичное – «намогильный памятник в виде особого помещения под названием «жаль», зафиксирован в памятнике старославянской письменности, которым переводилось греческое μνημετον. Происходит от общеиндоевропейского корня gel, gol / gol-bh – «собирать в кучу, округлить», от которого и славянское zalь и golba, golbьcь³⁸⁰.

Многие исследователи, изучавшие древнее жилище или деревянные надгробия, считали их родственными, но большинство авторов ограничилось констатацией следующего факта: «Все типы намогильных крестьянских сооружений объединяет один общий признак – в своих деталях они, в той или иной степени, повторяют формы крестьянского жилища»³⁸¹.

Некоторые авторы считают, что формы надгробий имеют, в основном, утилитарное значение: «...кровля голубцов предохраняет концы перекладины и торец вертикального столба от быстрого загнивания... Установка таких высоких крестов в старину имела, в первую очередь, несомненно утилитарное значение: они служили вехами в зимнюю пору»³⁸². Та же утилитарная необходимость защиты иконы от снега и дождя стала, по мнению Η. Н. Соболева, причиной, по которой «...обыкновенный придорожный столб переродился в киот на высоком толстом основании»³⁸³. С таким, сугубо утилитарным, мнением трудно согласиться, ведь, по нашим наблюдениям, сделанным в ходе натурных обследований, основание креста или голбца, зарытое в землю, сгнивает в несколько раз быстрее, чем его верхняя часть, даже не защищенная крышей. В ходе натурных обследований, часто приходилось видеть кресты, сгнившие снизу едва ли не на половину своей высоты из-за того, что они закапывались несколько раз, по мере сгнивания нижней части, в то время, как верхняя часть пребывала в хорошей сохранности.

В. П. Орфинский, исследуя эволюцию надгробий, вывел несколько линий их развития:

1. «Намогильный домик (домовина) – пережиток наземных захоронений – «домиков мертвых». Такие домики в процессе смены погребальных обрядов могли обсыпаться землей и камнями, в виде небольшого кургана или помещаться в могильные ямы. ...После возрождения грунтовых могил в послекурганный период были заменены колодами и гробами. ...После отмирания... курганных обрядов и, параллельных им, ямных захоронений домовин, с рецидивом наземных гробниц (домовин) или без него, гробовища-домовины, как бы, раздвоились: вечное жилище покойного заглубилось в землю, а его символическое выражение (иногда, по-прежнему, именуемое гробницей) стало устанавливаться на поверхности земли в виде намогильного домика»³⁸⁴. А поскольку дом в древности являлся для проживающих в нем еще и храмом, то произошло «отделение его материальной ипостаси – «вечного жилища» от ипостаси духовной – намогильного храма»³⁸⁵. Впоследствии, от домовин произошли намогильные столбики – голбцы, а голбцы, под давлением православного духовенства, превратились в кресты под крышей.

2. Кроме прямой эволюции была еще и обратная (откатная волна, по выражению В. П. Орфинского) – трансформация крестов в голбцы. Цепочка выглядела следующим образом: «намогильные кресты – столбики-кресты – намогильные столбики – столбики-часовни»³⁸⁶.

3. «В процессе эволюции, происходило семантическое переосмысление всех некрокультовых элементов: намогильный домик преобразовывался в храмик, намогильный столбик – в кладбищенский крест»³⁸⁷.

4. «...Πο-видимому, существовал и другой, по христиански «интерьерный» сценарий формообразования, сопровождавшийся превращением символического внутреннего пространства в реальное, используемое для некрокультовых целей»³⁸⁸ – домовина – надмогильный навес – гробница.

На основании определения В. П. Орфинского, надгробия можно разделить на три группы, по принципу наличия или отсутствия интерьера:

1. Голбцы, намогильные столбики (не являющиеся голбцами), намогильные кресты. Не имеют интерьера.

2. Домовины – имеют условный интерьер – внутреннее пространство, которое в языческом варианте используется для приношений похороненному, а в христианском имеет лишь символическое значение.

3. Гробницы – имеют интерьер – внутреннее пространство, которое доступно для человека.

В каждой группе мною проведена систематизация памятников по стадиям развития темы дома, которые выражены визуальными признаками.

а) Намогильные столбики круглого или плоского сечения. Не несут христианской символики. Не имеют крыши и иных признаков дома. Некоторые из них имеют ассоциативную связь с жилищем – воспроизводят формы столбов и балясин, широко распространенных в деревянном зодчестве.

б) Кресты:

без крыши – визуальных признаков дома не имеет

с крышей – крыша с деталями – причелинами, «пиками», охлупнем.

в) Голбцы:

1. Плоские, с крышей и киотом (иконкой, крестом), граница «фасада домика» и столба не обозначена.

2. Объемные, с крышей и киотом (иконкой, крестом), граница «фасада домика» и столба не обозначена.

3. Плоские и объемные. «Фасад домика» обозначен (рис. 7).

4. Крыша имеет детали: охлупень, «пики», причелины. (в разных комбинациях) (рис. 8).

5. Киот окантован «наличниками», (рис. 9).

6. «Фасад» имеет детали: колонки, «балкон».

7. Голбец имеет задний фасад.

1. Условная конструкция стен (доски, каркас), углы условные (на гвоздях); углы реальные (в обло, в лапу и т. п.) (рис. 10).

2. Реальная конструкция стен (сруб) (рис. 11).

3. Окошко.

4. Конструкция крыши условная.

5. Конструкция крыши реальная.

6. Крыша с деталями.

1. Гробница с дверью.

2. с дверью и окном

3. с полкой для икон, лавкой и т. п.

Рис. 7 Голбец Рис. 8. Голбец с крышей

Рис. 9. Голбец. Кандалакшский залив, д. Кереть. Рисунок Л. Свободиной. МАКЭ-1999

Рис. 10. Домовина. Зимний берег Белого моря. Кладбище села Зимняя Золотица. МАКЭ-2000

Рис. 11. Домовины. Из книги: Народное зодчество. Межвузовский сборник. Петрозаводск, 1988. С. 70

Из приведенной систематизации следует, что развитие типов и форм надгробий тесно связано с развитием темы дома и изменением (исчезновением, возникновением) их внутреннего пространства. Чем более развитый вид имеет надгробие, тем лучше развита в нем тема дома.

Крыша является неотъемлемой частью голбца. Именно наличие крыши превращает вкопанный на могиле столбик в «канонический» надгробный памятник с обязательной и самой главной деталью христианского надгробия – крестом или иконкой. Полуязыческие намогильные столбики из села Кучкас, не имеющие крыш, не имеют и христианской символики³⁸⁹. Часто местные жители не считают такого рода надгробия полноценными.

В разных местностях и этнографической литературе голбцом (голубцом) называют любые некрокультовые сооружения, обладающие крышей, от крестов до гробниц. Η. Н. Соболев даже употребляет выражение «кровля голубцом» применительно к этим объектам³⁹⁰.

Голубцами называли, также, каменные надгробия в виде часовен и сеней-навесов на старообрядческих кладбищах не только Севера и прочих отдаленных мест, но и Москвы и Петербурга. Крыша с древнейших времен является знаком дома, обозначает наличие под ней интерьера. Об этом свидетельствуют находимые археологами глиняные модели домиков с крышами и отдельных крыш, использовавшихся в одних и тех же языческих обрядах. Модель крыши заменяла домик, была адекватным его выражением, хранила в себе все, что присуще дому. Традиционное обозначение словом «голубец» столбиков и крестов с крышами, подразумевает наличие у них основного качества дома – внутреннего пространства.

Если голбец стоит под навесом, то он все равно обязательно имеет крышу (рис. 12).

Рис. 12. Навес

над могилами.

Крест же, установленный под уже существующим навесом или в часовне, крыши не имеет. Голбцы и домовины являются заупокойными храмиками, а не просто памятниками. Их неотъемлемая черта и главнейший признак – крыша. Крест, имеющий крышу, занимает гораздо более высокое место в иерархии надгробий, чем крест без крыши. Крест, заключенный под крышу, оказывается, как бы, в помещении, в храме или часовне.

Крыша имела особое, сакральное значение в славянских культурах – «...многими наблюдателями было отмечено особое отношение восточных славян к идее покрытости – непокрытости, причем, все то, что покрыто и имеет верхний предел – оценивалось положительно, непокрытое – отрицательно»³⁹¹. С языческих времен сень, установленная над объектом поклонения (идолом и т. п.) сильно повышала его статус, превращала святилище в храм. Так, один из главных культовых центров славян в Арконе, на острове Рюген, имел высокую сень над огромным идолом и назывался храмом. Сень означает, изображает осенение небесными силами того, что под ней, вычленяет его из окружающего пространства.

Надгробие часто состояло из двух элементов – домовины и голбца (или креста). Если же надгробие состояло из одного элемента, то это был обязательно вертикальный элемент – крест или голбец, по крайней мере, в христианское время. Легче всего это объясняется тем, что именно они несут на себе христианскую символику, которая обязательно должна присутствовать на христианской могиле. Но, видимо, ситуация сложнее, так как известно, что в некоторых местностях существовало следующее правило: «Если к моменту погребения крест не сделан, то на том месте, где он должен стоять, устанавливали шест в высоту креста с полотенцем»³⁹². Полуязыческие надгробия, не имеющие христианской символики, обязательно имеют вертикальный элемент – обтесанный топором столбик. Возникает вопрос, связан ли обязательный вертикальный элемент с домом, или это нечто иное, например, пограничный знак между миром живых и миром мертвых.

На основании этнографических источников, надгробия можно разделить по степени общественной значимости или «священности». В некоторых местностях намогильные кресты «...ставили только зажиточные крестьяне, победнее – ограничивались простыми столбиками...», а столбики и голбцы ставились на могилах у тех, кто при жизни себе «креста не намолили»³⁹³. Кроме этого, крест, как предмет священный, требовал больше заботы и почтения: «Если крест ставить, то место огородить, чтобы собаки и прочие твари креста не поганили»³⁹⁴.

Самой низшей категорией надгробий были столбики без христианской символики: «По словам местных жителей, столбики без образков с навершиями-шишечками отмечали погребения удавленников и умерших не своей смертью»³⁹⁵ (то есть не по-христиански, без покаяния, и не заслуживших христианского погребения). Многочисленные свидетельства подтверждают предположение И. Н. Шургина о том, что умерших не христианской, а «языческой» смертью и хоронили как язычников: «Повесившегося, держали три дня у часовни на лабазе» (помосте)³⁹⁶ – ритуальное отображение древних надземных (воздушных) захоронений на деревьях, помостах, или в домовинах, поставленных на столбы.

Первое место в этой иерархии занимают гробницы – надгробия с реальным интерьером. Они часто ставились над почитаемыми могилами праведников или местночтимых святых. Иногда они превращались в часовни, посвященные этим почитаемым личностям – обретали главку с крестом, крыльцо и прочие атрибуты храмовой архитектуры.

Изучение иерархии типов надгробий показывает, что место каждого типа в ней определялось не только его священностью, но и «интерьерностью». И, чем лучше был развит интерьер, реальный или условный, тем более высокое место занимало надгробие в этой иерархии.

Голбец в изначальном, широком значении слова (будка, домовина), обладал реальным или условным внутренним пространством и был, более или менее, реальной моделью дома (домовина). Голбец более поздний и современный (в значении намогильный столб), внутренним пространством и схожестью с домом не обладает. Но, если функция его такая же, как у голбца-домовины, то, значит, должно быть и сходство, если не внешнее, то смысловое. В традиционной культуре, «отождествление в сфере сакрального, производится не на основе тождества внешнего облика (хотя и внешние аналогии могут в частном случае использоваться), а на основании внутреннего, социального, культурного смысла (значения) объектов»³⁹⁷. То есть, в облике голбца-столба могут быть «зашифрованы» все характеристики голбца-дома, необходимые для выполнения некрокультовых функций. Именно «внутренний смысл» объединяет «столбик» с домом. Для поиска смысловых признаков, по которым отождествляются дом и надгробие, рассмотрим сакральные функции жилища, надгробия и обряда погребения.

В изучаемых надгробиях прослеживаются три «слоя» архитектурно-художественных и мировоззренческих традиций:

1. Христианский.

2. Языческий – славянский и угро-финский.

3. Архаический – характерный для ранних периодов истории.

«Слои» эти, зачастую, накладываются, сливаются, проникают друг в друга так, что трудно отделить один от другого. При смене религиозных представлений, новая традиция может возникнуть на основе старой, в нее могут войти части предыдущих традиций, она может воспринять архитектурно-художественные и религиозные влияния соседних культур. Естественно предположить, что на каждом из этапов развития форм надгробий, которые можно проследить на имеющемся материале и на тех этапах, которые проследить нельзя, а можно только догадываться об их существовании, в формировании надгробий задействованы несколько переплетающихся друг с другом «слоев» из разных традиций.

К христианской традиции в надгробиях относится их ориентация на восток и укрепленные на них кресты и иконки. Другая символика имеет языческое происхождение. Часть языческих атрибутов сохранила первоначальное значение, часть получила новое, христианское прочтение. В некоторых случаях, языческое значение сохранилось, но к нему прибавилось и христианское. Так, например, широко распространенный знак «вращающегося», «играющего» солнца, обозначавший в язычестве белый свет, сохранил это значение и в христианстве, нисколько ему не противореча, но, при этом, приобрел и новое – в христианской традиции считается, что солнце «играет» на Пасху. Таким образом, языческий знак «играющего» солнца стал еще и напоминанием христианам о грядущем воскресении мертвых. Христианской традицией следует считать и полное отсутствие декора на надгробиях, характерное для некоторых кладбищ, в первую очередь, старообрядческих. Считалось не христианским, суетным делом изображать нечто «от пестрин мирских». Именно таким является самый распространенный тип голбца – «даниловский» – названный так по крупнейшему на Севере старообрядческому центру – Даниловскому Выговскому общежительству. Даниловский голбец представляет собой высокий, до двух метров, гладкий столб, с длинноскатной крышей и укрепленной под ней медной иконкой или крестом³⁹⁸ – предельно строгое и лаконичное выражение христианской функции надгробия.

Если отличие христианских элементов от языческих во многом очевидно, то отделить славянскую языческую традицию от более древней, из-за переплетения «слоев», затруднительно. Определенно, языческим элементом является окошко в домовине, служащее для связи живых с умершими предками и предков с этим миром. В некоторых местах, христиане переосмыслили значение окошка и привели его ближе к христианскому культу – в него проникает кадильный дым, при совершении поминальных обрядов.

У карельских, а, возможно, и у славянских домовин окошко изначально располагалось на южной стене. Через него в мир живых, связанный с южным направлением, приходили души покойников из страны смерти, связанной с севером. Под влиянием христианства и, связанных с ним, пространственных представлений, окошко переместилось на западную стену, указывая на восток, в сторону христианского рая.

Но даже в таком виде окошко на домовине – языческий элемент. Славянам же принадлежит идея о покрытости – непокрытости, осененности, как оппозиции положительное – отрицательное, в смысле защищенное-незащищенное. К языческим системам оберегов относится и изображение хода солнца по небу и под землей, хотя сама идея такого устройства вселенной возникла задолго до славян.

К древним общечеловеческим представлениям относится идея мирового дерева, мирового столпа, как модели вселенной, включающей в себя ее ярусы и закрепляющей направления координат пространства. Идея дома – малой вселенной, для проживающих в нем, и, в то же время, организующей внешний мир на все четыре стороны света – такого же древнего происхождения.

Возводя любое жилище, человек создает искусственную среду обитания, собственный микромир, лучше приспособленный к его потребностям и масштабу, чем дикая и бескрайняя природа. Вероятно, создавая самый первый дом-микромир, древний человек представлял его, подобным миру большому, как по устройству, так и по способу создания и функционирования.

По некоторым из представлений древних, мир был сотворен богами из жертвы, поэтому «Через отождествление с человеком, символизировавшееся в глубокой древности человеческой жертвой, сооружение дома осмысливалось, как воспроизведение акта упорядочивания изначального хаоса»³⁹⁹. Устройство Вселенной, в большинстве древних культур, было связано с идеей мирового дерева. Оно служило универсальной моделью мира, ему уподоблялся древний дом: «С идеей мирового дерева смыкается и идеология сооружения жилища у славян. Дом так же делится по вертикали на три части. Три уровня дома соответствуют трем уровням вселенной. Четыре стены обращены к четырем сторонам света. Согласно фольклорным текстам, внутреннее пространство расширяется до размеров вселенной, то есть дом становится, как бы, малым мировым древом (малой вселенной), для проживающей в нем семьи, противостоя окружающему миру, как пространство закрытое – открытому, безопасное – опасному, внутреннее – внешнему»⁴⁰⁰. Этим представлением пронизаны все масштабы земного пространства: дом, поселение, город, страна, ойкумена.

Дом создает упорядоченное пространство не только внутри себя, но и снаружи, вокруг, задает систему координат окружающего мира, обозначив направления на все четыре стороны. «С появлением жилища, мир приобрел те черты пространственной организации, которые на бытовом уровне остаются актуальными и в наше время. Прежде всего, появилась универсальная точка отсчета в пространстве, причем, важно подчеркнуть, что пространство вне дома стало оцениваться, как упорядоченное (по другим правилам), именно, благодаря существованию дома... Дом придал миру пространственный смысл, укрепив, тем самым, свой статус, как наиболее организованной его части»⁴⁰¹. Упорядоченность пространства уменьшается с удалением от дома. Находящемуся рядом с домом, понятно, где право, где лево, где зад, где перед, где свое, где чужое. При удалении от дома, ориентиры стираются и исчезают.

Важнейшее сакральное значение в древнем жилище имел центральный столб (или его рудименты), поддерживавший крышу. Его мистическая функция была универсальна: он изображал и мировое дерево, и обожествленного первопредка-жертву, из которой в мифической древности была развернута Вселенная, а во времена менее отдаленные, возникло данное жилище-микровселенная. В русской срубной избе центральный столб был конструктивно не нужен, но с его исчезновением, присущая ему сакральная функция – не исчезла, а перешла на печной столб, который принял на себя все многообразие значений и свойств центрального столба. Он отмечал центр мира-избы, воплощал идею ее вертикали, горизонтальные же направления, на все четыре стороны, задавали, опирающиеся на него, полки-воронцы (рис. 13). Под печной столб клали «строительную жертву» – что-либо, заменявшее человеческую жертву, необходимую для возведения дома – создания пространства, подобно тому, как пространство мира было создано из жертвы.

В русской избе печной столб является составной частью конструкции голбца (входа в подполье) (рис. 14). Это соседство не случайно – голбец в избе обладает теми же свойствами, что и на кладбище – служит местом перехода из одного мира в другой и из одного состояния в другое. В голбце (подполье) хоронят некрещеных младенцев, «вход в подполье в миропонимании заонежан воспринимался, как путь в пространство, посвященное предкам, причем, предкам женского пола, поэтому в подполье иногда уединялись женщины при родах...»⁴⁰², в нем (или за печным столбом, который разграничивал мужское и женское пространства в избе) в определенные моменты свадебного ритуала пребывает невеста⁴⁰³. (Выход замуж осмыслялся, как переход в другую жизнь, то есть смерть и второе рождение.) Голбец в избе – «место пребывания домового, место семейного культа огня и духа предка»⁴⁰⁴, в дохристианские времена был сакральным центром дома, средоточием его мистических смыслов.

Из всего этого следует, что голбец в избе подобен сказочной «избушке на курьих ножках» – месту, где, путем определенного ритуала, сравнимого по значимости с инициацией, можно было перейти границу между жизнью и смертью, между миром живых и мертвых. Для этих переходов и превращений, необходим священный столб – Мировой столб (Мировое дерево), расположенный в центре мира, роль которого в избе выполняет столб печной.

Возможно, что столб представлялся в избе связующим элементом между миром людей – низом, и верхом – небом – миром, куда уходили души умерших. Столб нижним концом стоит на полу – в мире людей, а верхним – подпирает крышу, которая связана с небом. В некоторых конструктивных вариантах избы, центральный столб поддерживал не крышу, а потолочную балку – матицу. Матица, по этнографическим данным, ассоциировалась с Млечным путем, ее называли «дорожкой умерших, идущих на вечное житье», «тропой душ», «птичьей тропой»⁴⁰⁵ – душа часто ассоциировалась с птицей.

Рис. 13. Схематическое изображение черной печи с обозначением частей ее. 1 – подпечье, 2 – карзина, 3 – печной столб, 4 – шесточница, 5 – шесток, 6 – устье печи, 7 – чело, 8 – жараток, 9 – коник, 10 – печурки, 11 – воронцы, 12 – матица

Из книги: Габе Р. М. Карельское деревянное зодчество. М., 1941

Рис. 14 Вход в голбец

В христианском контексте, дом, для проживающей в нем семьи, является подобием храма. В нем висят иконы, совершается ежедневная личная молитва и общая молитва «за церковную службу». В нем предписывается особо чинное и благообразное поведение. При этом, за домом сохраняется значение микрокосмоса, его устройство, как и устройство древнего жилища на всех этапах развития, подобно устройству Вселенной. Его структура, подобно Вселенной, строго иерархична – он разделен на разные, по степени сакральности, зоны, как в вертикальном, так и в горизонтальном направлениях. Даже если христианский дом лишен языческой декорации – обережной и прочей символики, он, в основном, подобен древнему «перводому», возникшему в незапамятные времена. Некоторые детали получили христианское прочтение – печной столб в народной песне был уподоблен кресту:

«...Помолитесь-ка чудному кресту

Чудному кресту – печному столбу»⁴⁰⁶

В мистическом смысле, погребение совершается для того, чтобы обеспечить умершему переход в другой мир, существование там и «обратную связь».

В христианской традиции переход души в иной мир происходит без участия людей, но от них требуются молитвы о смягчении участи умершего на том свете. Моления эта совершаются и при погребении, и во все оставшееся время жизни родственников. «Обратная связь» мертвых с живыми возможна лишь в том случае, если умерший был праведником или святым – тогда он получает право молиться о живых, а они – просить его помощи.

В языческой и архаической традициях, покойник может попасть на тот свет и должным образом там обосноваться только в результате совершения определенного ритуала. Ритуал должны совершить живые – члены рода или друзья покойного – переправить мертвеца в мир иной. Это обусловлено верой в непосредственное участие человека в круговороте бытия, который без этого участия не может совершаться. Рождаясь и умирая, сея зерно и собирая урожай, убивая добычу на охоте и побеждая в войне, человек сам совершает этот круговорот. Не похоронить мертвого – значит прервать круговорот и обречь душу умершего на скитания в мире живых, где она будет занимать место, необходимое для рождения нового человека. Гомер описывает, как к Ахиллесу явилась душа его убитого друга Патрокла и просила переправить ее на тот свет:

«...Скорее

Тело мое погреби, да проникну в ворота Аида.

Души – подобья усопших – меня далеко отгоняют,

Вместе с собой не дают переправиться мне через реку...

Ныне же руку, молю, протяни мне. Огню приобщенный,

Больше к тебе не вернусь из подземного дома Аида»⁴⁰⁷.

Домовины часто сравниваются со сказочной избушкой на курьих ножках. В. Я. Пропп установил тесную связь между избушкой и домами, где совершались (и у некоторых племен совершаются до сих пор) инициации юношей⁴⁰⁸.

Инициация была важнейшим этапом жизненного пути древнего человека. В этот мир человек приходит через рождение (которое в некоторых традициях считается первой инициацией), а в результате инициации – окончательно в нем утверждается, получает имя и становится «социально определенным индивидом» – полноценным человеком. Инициация «...воспринималась у всех народов, как смерть и второе рождение». Во время нее юноша умирает в своем старом качестве, уходит из мира женщин, детей и подростков, и рождается в новом – мире взрослых мужчин, воинов и охотников. «Вероятно, в результате «возвращения к жизни» в процессе инициации, получение человеческого облика ассоциировалось с получением имени»⁴⁰⁹.

Структура инициации: ритуальное выделение индивида из коллектива – пограничный период (фаза ритуальной смерти, во время которой и происходит переход из одного состояния в другое) – реинкорпорация в коллектив, но уже в другом качестве. «...Всякая инициация предполагает выход посвящаемых за пределы упорядоченного социального мира», для перехода из одной социальной группы в другую и из одного состояния в другое «...необходимо покинуть пространство, в котором господствует упорядоченность и перейти в сферу неупорядоченности»⁴¹⁰.

Вероятно, обряд проходил «в особом «домике смерти», отразившемся в сказках, в виде «избушки на курьих ножках»⁴¹¹. Избушка обращена на север, «во вне», в некое запределье. По мнению некоторых авторов, такая ориентация соответствовала направлению в «страну смерти», куда после смерти и погребения уходили души умерших. Видимо, обряд не мог проходить в произвольно выбранном месте, потому, что «наибольший эффект (ритуала) был возможен лишь в единственной, наиболее сакральной точке пространства (или около нее), определяемой, как «центр мира», ибо именно здесь в мифологическое время была разыграна космическая драма творения мира»⁴¹².

Центр мира маркировался «мировым древом», «избушка на курьих ножках», содержащая в себе мировое древо, была местом перехода из одного мира в другой, и из одного состояния в другое. И, если юноша, проходящий инициацию, уподоблявшуюся смерти и рождению, мог совершить этот переход только здесь, то и умерший мог покинуть мир живых, в большинстве случаев, только через эту избушку-домовину, посредством определенного ритуала. Она же была и местом осуществления связи мертвых с живыми и с этим миром – именно через нее, в определенные дни, умерший попадал в мир живых, в ней или около нее, в поминальные даты, можно было пообщаться с умершим предком. В нее же помещались приношения живых мертвым. «О цели этих построек можно догадаться из слов Козьмы Пражского: «они служили для отдохновения душ, прилетавших навестить свое прежнее жилище и утомленных долгим путем»⁴¹³.

Домовина также является последним пристанищем умершего, его потусторонним жилищем, и, видимо, его микрокосмосом. «Погребение в архаичных культурах рассматривалось, с одной стороны, как дом (домовина), с другой – как символическая ипостась Космоса»⁴¹⁴. Погребая покойного в подобии дома, его близкие достигали сразу нескольких целей: отправляли его на тот свет через единственно возможное место, в котором можно перейти границу между жизнью и смертью; определяли его на вечное жительство в доме, подобно тому, как живут в мире живых; помещали тело в «символическую ипостась Космоса», то есть обозначали, что покойник ушел в запредельный, иной мир.

В погребальных обрядах многих культур выражено стремление отделить мертвых от живых и оградить их какой-либо непреодолимой преградой. Таким образом, известный Хома Брут, очертив вокруг себя священный круг, оградился от, атаковавшей его, нечисти.

Возможно, что ограда вокруг могил и курганов тоже отделяет пространство мертвых от пространства живых. Функция ее может быть двоякой. Она может служить преградой, не выпуская зловредного мертвеца за установленные для него пределы, или служить границей пространства, в котором осуществляются контакты живых и мертвых. В христианских традициях различных мест, к могильным оградам сформировалось различное отношение. Во многих местностях считалось, что могилу не надо огораживать, а в других – наоборот, судя по тщательности отделки оград на старых кладбищах, оградам придавалось серьезное значение.

В христианской традиции мертвый отделяется от живых материально – тело уходит в землю и становится землей, покойник не участвует в земной, суетной жизни. Но мистически, он (его душа) остается в постоянном общении с живыми во время Литургии, объединяющей тех, кто на земле, с теми, кто на небе в единую Церковь, где живущие временной жизнью на земле, приобщаются к вечности, куда ушли предки. У христиан нет надобности нарочито отделять мертвых от живых. Похороненный или не похороненный, мертвец уйдет на тот свет и займет там то место, которое заслужил, и ни при каких обстоятельствах мертвый не повредит живому. Поэтому не нужно отгораживать и защищать живых от мертвых и мертвых от живых. Общение между ними возможно лишь в положительном смысле – в молитве и Литургии.

В языческой традиции покойник был источником многообразных, представлявшихся совершенно реальными, опасностей. Контакты мертвых с живыми имели «материальный» характер. Согласно исследованиям Д. К. Зеленина, покойники у славян делились на две категории: «свои», повсеместно называвшиеся родителями и «чужие» – мертвяки, заложные покойники, домовики. Чужими, заложными покойниками, становились мертвецы их чужого племени, умершие неестественной смертью или при невыясненных обстоятельствах. Кроме этого, не похороненный мертвец, независимо от рода смерти и неважно, свой или чужой, оставался на земле и становился упырем. Заложные покойники «доживают за гробом срок своей естественной жизни, положенной им при рождении, почему после своей первой, неестественной смерти сохраняют также свое тело пока не умрут второй смертью, уже естественной»⁴¹⁵. Живут они близко к живым – в лесах, полях, в воде, иногда, в селениях. Их местопребывание связано с местом смерти и расположением могилы. Отношение заложных покойников ко всем людям, особенно, с которыми встретились, враждебное – их пугают, убивают, насылают болезни. Заложный покойник не гниет – чтобы не осквернял землю⁴¹⁶.

«Свои» покойники – предки, «дзяды» помогали живым родичам. Часто их благорасположение было залогом процветания семьи и рода. Умершие предки живут далеко от живых людей, «...они иногда приходят к живым, но редко, только в поминальные дни, и то – по особым приглашениям. Отношение умерших предков к живым простирается только на потомков данного рода, а других не касается»⁴¹⁷. Предки, в основном, помогают живым, а, если вредят, то только «в назидание». Поэтому одних мертвецов надо было не пускать к живым, а других – наоборот. Для этих многообразных целей создавалось особое пространство.

В христианской традиции надгробие служит памятником человеку, призывающим всякого проходящего помолиться о его душе. Молитва за умерших – одна из важнейших составляющих в христианских церковных обрядах и жизни отдельного человека. Посредством этой молитвы осуществляется церковное единение живущих этом свете – земле, с живущими на том свете – небе. Считается, что усердная молитва за умершего может облегчить его участь на том свете. Молиться за умерших родственников и собратьев по вере – долг каждого христианина, просьба умирающего о поминовении – часто, самая главная в завещании или предсмертном обращении к живым. Это единственное, чем живой может помочь мертвому. Поэтому, памятник, при отсутствии «материальной» функции, имеет, тем не менее, огромное значение – он призывает живых Поминовение может происходить на могиле – в этом случае, надгробие служит заупокойным храмом. Крест на могиле – надежда на грядущее воскресение всех мертвых – победу над смертью, помнить об умерших.

В языческом контексте, простейший голбец состоит из столба и крыши. Столб – (мировой столб) – нужен для перехода в иной мир. Крыша нужна для потустороннего жилища. Надгробие ограждает мертвых от живых. В языческой традиции пространство (интерьер) надгробия – предназначено для мертвых, в христианской традиции – для живых. В языческой традиции надгробие – жилище мертвого и место перехода в другой мир и обратно. В христианской – заупокойный храм и напоминание о том, что умерший ушел в другой мир. «Христианский» вариант домовины не имеет окошка, если рассматривать христианскую традицию «в чистом виде», то для поминальной молитвы оно не нужно. Окно в стене подразумевает наличие а условный интерьер «христианской» домовины никак не связан с окружающим пространством, воспринимается лишь ее внешняя оболочка, домовина представляется монолитом. В таком доме «без окон и без дверей» не предполагается наличие «жильца» – какой-либо ипостаси умершего – такая домовина не нужна мертвому, он не может виней находиться – это не дом, а памятник или храм, предназначенный не для мертвых, а для живых.

с־т:-

ί'Οΐ; .») סו .׳*.ל

2т<·,

Окно в домовине предназначено для общения с духом покойника, возможно, поэтому на нем, за редким исключением не бывает наличников, которые на окнах дома несут охранительную символику. Обережные знаки на окне не позволили бы духу покойника пройти сквозь него.

Если в древней традиции надгробие является средством отправить покойника на тот свет, то для христиан крест – символ перехода в другой мир и другое состояние. Перехода свершившегося – на тот свет, в жизнь вечную и перехода будущего – всеобщего воскресения мертвых.

Исходя из рассмотренных сакральных характеристик дома, столба, обряда погребения и надгробия, можно установить родство и смысловые, сакральные связи между домом, столбом и надгробием.

Столб и в доме, и в надгробии выполняет одинаковые функции: маркирует вертикальную пространственную ось и образует канал связи между верхним и нижним миром, подобно мировому древу. Столб надгробия может символизировать дом, и наоборот.

Столб-надгробие (голбец или столбик без крыши) часто имеет форму балясин, столбов и т. п. деталей дома. Такие формы намогильного столба имеют ассоциативную связь с домом.

Крест – модель вселенной, отмечающая направления в пространстве. Присутствует и в доме, и в надгробии. В доме крест образуется пересечением воронцов и печного столба, соответствующих направлениям осей пространства.

Антропоморфность – дом антропоморфен, его части отождествляются с частями человеческого тела, дом отождествляется с первопредком-жертвой, из которого был сотворен. В надгробии, крест подобен человеку, голбец часто бывает похож на антропоморфного идола (в деталях или в целом).

И дом, и надгробие изображают модель мироздания. И дом, и голбец делятся по вертикали на три яруса, так же, как и вселенная. На них обоих изображаются «детали» мироздания: и на доме, и на «развитом» голбце изображен ход солнца по небу и под землей, признаки и персонажи трех миров: наземного, подземного и небесного.

Оппозиция «мужской – женский» – присутствует в доме и в надгробии в виде «столб – крыша».

Идея о покрытости – непокрытости. Дом всегда имеет покрытие. Сама идея дома происходит от идеи крова, крыши, создания защищенного пространства. Надгробие с крышей обладает таким же «своим», отделенным от внешнего мира, пространством.

Храмовость. Дом является, для проживающих в нем, семейным храмом, посвященным (в числе прочих божеств) предкам-покровителям. Таким же храмом является и надгробие.

Материальная и сакральная функции надгробия, дома и обряда погребения в трех религиозно-художественных традициях показывают, что дом и надгробие состоят друг с другом в прямом и тесном родстве. Родство это является и «материальным» – архитектурно-художественным, и «сакральным» – смысловым.

Стадиальное развитие надгробий не было однонаправленным. Развертывание, усложнение пространства надгробия сменялось свертыванием, упрощением, уменьшением. Происходило это по множеству причин – смене религиозных представлений, влияниям соседних культур, изменениям в жизни общества и т. д. Даже в пределах одной культуры и одной местности свертывание и развертывание пространства могли идти параллельно. Основные этапы и направления стадиального развития надгробий следующие:

1. В глубокой древности появляется идея о том, что мертвое тело не следует оставлять лежать или выбрасывать, а надо каким-либо образом похоронить. По одному из вариантов, представлений, покойника закапывают в землю. В пространственном смысле здесь уже существует идея об отделении, ограждении мертвого от живых, создании для него особого пространства.

2. Возникает представление, по которому мертвому нужен дом для житья на том или на этом свете. Труп помещают в надземное или подземное жилище. В первом случае, это реальное жилище, в котором умер этот человек, или специально сооружаемое. Этот обычай можно наблюдать и сейчас у некоторых племен, сохранивших архаическую культуру. Подземное жилище мертвого отличается от наземного отсутствием экстерьера и средств коммуникации с внешним миром. Крыши у этих жилищ плоские. Внутри же воспроизводился реальный интерьер.

3. Реальное жилище заменяется моделью, появляется идея о том, что маленькая бестелесная душа не нуждается в большом и дорогостоящем доме, идея об условности этого жилища. Модель может иметь все детали жилища или быть предельно упрощенной – как срубы из одного венца без крыши в курганных захоронениях.

4. С появлением курганного обряда, над реальным или условным домиками насыпают курган. На кургане может стоять столб или статуя. При сложном обряде погребения, столбы, по данным археологии, могут использоваться на одном из этапов совершения обряда. При этом, домик может находиться, как ниже уровня земли, так и выше.

5. Структура намогильных сооружений усложняется – курган может быть обнесен оградой, наверху может быть сделан алтарь и при нем поставлен столб.

6. При исчезновении курганов, «домики», в которые захоранивали трупы или прах, остаются в подземном или наземном варианте. При домике может ставиться столб.

7. Устанавливается традиция ставить домики на поверхности земли, а трупы захоранивать в землю. Трупы хоронились в колодах или без них.

8. Домик исчезает, вместо него остается могильный холмик с уложенной на него доской и стоящим в ногах голбцом (по версии В. П. Орфинского).

9. Холмик может исчезнуть, на могиле остается один голбец.

10. Голбец может лишиться крыши – превратиться в столбик – предельный вариант свертывания пространства надгробия.

1. Захоронения на деревьях. Возможно, происходят от стремления сделатъ покойника ближе к небу – поместить в ветвях дерева, которое могло ассоциироваться с мировым древом, ветви которого расположены в верхнем мире.

2. Вместо дерева использовался помост на столбе или на столбах. Вместо помоста может быть сооружение из жердей и досок, куда помещают мертвого.

3. На столбе может находиться домик, подобно шаманским амбарчикам на столбах, где помещались идолы, или охотничьим лабазам.

4. Возможно влияние воздушных захоронений с домиком на столбе на появление голбца, как модели этого варианта надгробий.

1. Основным христианским надгробием является крест. В том или ином виде, его присутствие на надгробии обязательно. Самый простой вариант надгробия – крест без крыши.

2. Крест может стоять рядом с могильным холмиком.

3. Крест может соседствовать с домовиной.

4. На кресте может быть крыша.

5. Над могилой и крестом ставится навес – двускатная или шатровая крыша на столбах и легкое ограждение между столбами.

6. Навес преобразуется в гробницу – маленькую избушку над могилой, где можно помянуть умершего. В избушке над могилой может стоять крест, или голбец, или домовина.

7. Над захоронением почитаемого святого или богатого человека гробница может превратиться в часовню. Мощи святого могут быть захоронены не в земле, а в раке – гробнице и быть доступны для поклонения верующих.

1. При ослабевании религиозного знания людей, крест с крышей может «мутировать». При этом изменяются традиционные пропорции и форма креста. Крыша сохраняет свое значение.

2. Появляется гибрид голбца и креста, в верхней части креста возникает «домик».

3. Надгробие превращается в голбец. Значение «домика» усиливается, крест перемещается под крышу, в домик.

4. Голбец превращается в развитый киот на столбе. В киоте стоят иконы и свечи.

5. Киот на столбе превращается в наземный киот – подобие будки или навеса, где стоят иконы.

6. Будка с иконами может превратиться в гробницу.

1. Раздвоение пространства некрокультового сооружения происходит на позднем, развитом этапе эволюции. На поверхности земли ставится домовина (или другое надгробие), а гроб или колода с телом умершего, закапывается в землю. Такое же раздвоение происходит, если сверху ставится гробница – надгробие с интерьером. Именно в этот момент возникает надгробие в полном смысле слова – «то, что над гробом». По мнению В. П. Орфинского, «жилище мертвого» раздваивается на реальное и символическое. Но, вероятнее, что в землю уходит одна ипостась (тело), а в домовине оказывается (или отправляется оттуда на тот свет) другая (душа). Здесь появляется тема кенотафа – «пустой могилы». Осознается условность надгробия, оно превращается из места обитания покойника в памятник.

2. Дублирование пространства и частей надгробия. Реальный «домик мертвого» или элемент надгробия может быть дублирован условным или наоборот. Рядом с домовиной – более развитым домиком – может стоять голбец – менее развитой, условный домик. Голбец, домовина или крест с крышей могут оказаться под навесом. Получается, что осененное крышей пространство и заданные крышей направления пространственных осей на все четыре стороны повторены в надгробии дважды. Возможно, что при раздвоении «жилища мертвого» тоже происходит дублирование, и гроб, и домовина имеют одинаковое значение.

3. Сакрализация – приобретение надгробием функции заупокойного храма. При этом, происходит больше смысловая, чем пространственная эволюция. Такое превращение более характерно для христианской традиции, чем для языческой. В христианской традиции надгробие с реальным интерьером – гробница – может превратиться в надмогильную часовню с главкой, крестом и прочими атрибутами. Также, домовина – условное надмогильное сооружение, может стать таким же условным храмиком, обретя главку. Главки встречаются и на крышах голбцов и крестов, иногда их может быть даже несколько. В языческой традиции, у надгробия может появиться жертвенник для совершения жертвоприношений обожествленному предку.

4. Развертывание пространства надгробия бывает постепенное – в процессе эволюции, в пределах одной культуры, и резкое – при смене религиозных верований или обряда. При развертывании, в зависимости от культуры, в которой существует надгробие, пространство может развиваться путем увеличения и усложнения структуры интерьера или экстерьера.

Развитие экстерьера. В языческой традиции усложняется внешняя, экстерьерная структура надгробия – поверх домовины насыпается курган, огораживается тыном, наверху кургана ставится столб или алтарь. Если у надгробия появляется или увеличивается до размеров реального интерьер, то он предназначен для покойника, а не для живых, а все обряды совершаются снаружи.

Развитие интерьера. У христиан пространство развивается по «интерьерному» сценарию – стремится к храмовости, интерьерности – для этого крест приобретает крышу, а икона ставится в киот. Крест и прочие надгробия, не имеющие интерьера, «обрастают» пространством – превращаются сначала в навес, потом в гробницу-часовню. Гробница не превращается в домовину или навес-сень – такой «откатной волны» нет. Крыша над крестом возникает, как развитие пространства, от языческой идеи «покрытое– непокрытое» и от христианской идеи храма, и идеи осененности небесными силами.

Свертывание пространства, так же как и развертывание, может происходить постепенно или путем резкого перехода. Предельным вариантом свертывания является полное отсутствие надгробия, которое встречается редко – например, у старообрядцев-бегунов, которые, согласно своему учению, хоронят своих собратьев в лесу, тайно, без гробов, без одежды, и не ставят ни креста, ни столбика. Также, редко встречаются столбики без крыши – самые низшие в иерархии и неполноценные надгробия, лишенные знака дома и ориентации в пространстве. Обычным же пределом свертывания является простейший голбец – столбик с крышей. Это полноценное надгробие, в полной мере хранящее идею дома и столба – места упокоения и транспортировки души на тот свет. Из голбца, при возникновении условий, может начаться развертывание пространства надгробия.

При максимальном исчезновении-свертывании пространства «канонического» надгробия (кроме столбиков), от него остается самое главное – несколько лаконичных деталей, образующих пространственный скелет, систему координатных осей, вдоль которых, при возникновении благоприятных условий, будет разворачиваться новое пространство, подобное старому, и подобное изначальному. В этих деталях «зашифрована» идея пространства: все его свойства, принципы возникновении и развития. «Зашифрованная» информация взаимодействует с пространственными, религиозными и мифологическими представлениями людей, с ощущением и переживанием пространства, свойственными данной культуре, хранящимися в мифологических и религиозных текстах и в человеческом подсознании.

При свертывании, реальное пространство превращается в условное, а потом, как таковое, пространство исчезает. Все его свойства сохраняются в виде декора. Одни детали хранят информацию о характеристиках реального пространства надгробия – направленности и характере развития, координатных осях, свойствах, преимущественном развитии интерьера или экстерьера. Другие – о «мифологической» – символической нагрузке, о свойствах мифологического пространства надгробия. Эти детали образуют систему знаков, рассказывающих о месте надгробия и покойника, похороненного под ним в мифологической структуре пространства «того» и «этого» мира.

«Правильный» покойник имеет правильное надгробие с крышей, подобное дому – покрытое, «положительное», ориентированное в пространстве по горизонтали и вертикали, то есть, являющееся неотъемлемой структурной частью Вселенной, воспроизводящей ее. Такой покойник имеет «дом», он определен на житье на том свете, имеет там свое место. На тот свет он отправлен посредством канонического ритуала, вернуться оттуда может строго определенным путем и в определенное время. Он должным образом взаимодействует с «тем» и «этим» миром, оставшимися на земле родственниками, и, как правило, не вредит живым. Появляется в мире живых (в языческой традиции) только в дни всеобщего поминовения мертвых – то есть занимает правильное место во всеобщем круговороте времени. «Правильный» покойник полностью включен в пространственную и временную структуру Вселенной и действует в гармонии с ней.

«Неправильный» покойник не имеет дома, он не положителен, место его обитания не имеет четкой и полноценной пространственной ориентации. Его жилище-надгробие (если оно есть), обычно, не имеет элементов, закрепляющих горизонтальные пространственные оси, есть только столбик-вертикаль (реже – наоборот). Он не ушел на тот свет, но и на этом свете, среди живых, не может жить как живой. Он обитает не в организованном и упорядоченном мире людей, живых или мертвых, а среди хаотической и неупорядоченной (относительно человека) природы – в лесах, реках, болотах. Могила не является постоянным пристанищем заложного покойника, периодически он ее покидает и скитается на границах освоенного человеком пространства – на дорогах, полевых межах и прочих окраинах мира живых, защищенного системой оберегов и регулярно исполняемых охранительных ритуалов. В освоенных, очеловеченных местах – в деревнях, рядом с жилищами и на прилежащих к ним пространствах, он появляется, в основном, ночью, когда темнота уменьшает безопасный мир до пределов, ограниченных стенами домов. Он не принадлежит полностью ни к миру живых, ни к миру мертвых и не имеет определенного, «своего» места ни во временной, ни в пространственной структуре Вселенной.

Установлено ближайшее и прямое родство дома и надгробия в архитектурном и сакральном смыслах. Детали, образующие сакральное пространство древнего дома – крыша и, поддерживающий ее, центральный столб. Крыша воплощает идею закрытого, защищенного, «своего» пространства и фиксирует его горизонтальные оси, вычленяет дом из окружающего мира. Столб образует вертикальную пространственную ось, изображает первопредка – жертву, из которой был сотворен дом, и мировой столб, делающий дом микровселенной. Сакральный «пространственный каркас» надгробия в наиболее лаконичном воплощении, точно такой же – столб и крыша. В доме пространство вокруг столба, под крышей, является интерьером, отделенным от внешнего мира. Так же пространство вокруг голбца и креста с крышей принадлежит не окружающему миру, а невидимому и неогороженному ничем

Я

1. Н. Фризин «интерьеру», не внутри столба, а вокруг него, и не обязательно буквально под крышей. Крест и голбец, не имея даже подобия интерьера, тем не менее, включают окружающее пространство в себя, организуют его, вычленяя из окружающего мира и присоединяют к себе, «обрастая», таким образом, «интерьером». Присоединяют его к пространству мертвых – тому свету в языческой традиции, или делают его храмовым пространством в христианской традиции. Человек, стоящий у креста с крышей или у навеса-часовни, как бы, находится в храме. Физически, он стоит снаружи, но мысленно и психологически, находится под сенью, обращаясь в молитве к Кресту. Для христиан храм – земное небо, входя в храм, человек входит на небо и стоит, как на небе – с должным благоговением. В храме человека осеняют купол и своды, изображающие небо, у креста – мысленно осеняет крыша. Пространство осененное – не то же, которое вне, это пространство неба, а не земли.

Столб без крыши является, по преимуществу, каналом, по которому возносится к небу душа умершего или жертва (при жертвоприношении). Он указывает направление этого возношения. Столб утверждает вертикаль мира и мировой центр, но не утверждает его горизонтальных осей. Он организует пространство вокруг себя, но не создает из него микрокосмос, ограниченный и упорядоченный по всем направлениям. Поскольку горизонтальных осей столб не создает, то организовывать пространство вдоль них он не может.

Крест является гораздо более развитой и структурированной моделью вселенной. Он образует ее вертикальную и горизонтальную оси. Столб креста называют «высота», центральную перекладину – «широта». В связи с тем, что у христиан четко разработана идея о посмертном бытии человека, в зависимости от его праведной или неправедной жизни на земле, крест воплощает эту идею графически. Косая перекладина креста, которую называют «мерилом праведным», верхним, правым, относительно распятого Христа, концом указывает на благоразумного разбойника, уверовавшего, и этим спасшегося. Нижним, левым концом она указывает на неблагоразумного разбойника. На некоторых иконах по правую сторону от креста изображается рай, а по левую – ад. Таким образом, косая перекладина креста указывает местопребывание праведников и грешников после смерти.

Столб (или крест) с крышей являются не столько каналом, по которому душа уходит наверх, сколько храмом. Они представляют собой наиболее совершенную модель мира. Крыша создает замкнутое, ограниченное со всех сторон пространство – микровселенную – концентрированную, сгущенную модель мироздания.

Традиция постановки деревянных крестов в России существовала с древних времен. Исторические документы и церковное предание хранят сведения о деревянных крестах XI–XV веков.

Правда, сохранившиеся до нашего времени удивительные шедевры русского искусства, относятся к более позднему времени. Так, к 1359 г. относится известный Людогощинский крест в церкви Флора и Лавра в Новгороде⁴¹⁸. Это «закладной» или «поклонный» крест. Жители Легощей улицы взывали к Спасителю о помиловании и помощи. Видимо, произошло что-то тяжкое, возможно, повальная болезнь. Сама форма – крест в круге – христианский символ веры, спасающий мир. Крест напоминает фантастический цветок, в котором растительные побеги сочетаются с трилистниками, плетенками, крестами.

Известен целый ряд крестов, которые ставились в храмах и часовнях. Например, крест с резным изображением древа жизни, находился в часовне при Успенском соборе в Кеми (ХVIII в). Крест был расписан: на черном фоне дерево красного цвета с зелеными листьями. В подножии креста – изображение града Иерусалима⁴¹⁹. Резной деревянный крест стоял на паперти Воскресенской церкви с. Кеврола Пинежского уезда (церковь 1490 г. постройки)⁴²⁰. В притворе и внутри зимнего храма Воскресенской церкви (1630 г., значительно перестроенной в XIX в.) в д. Важины Ленинградской области – деревянные кресты с росписью и раскраской, датируемые XVIII и XIX веками, сохранились до настоящего времени.

Крест XVII века (1694 год) был сделан и поставлен Петром I в Унской губе на побережье Белого моря в знак спасения во время бури 2 июня 1694 года при посещении Соловецкого монастыря. После этого, этот уникальный памятник истории несколько раз менял свое местоположение. В XVIII веке крест, «за подгнитием», был перенесен в Успенскую церковь Пертоминского монастыря. По желанию архангелогородцев и с разрешения императора Александра I, в апреле 1805 года крест был перевезен в Кегостровскую церковь, которую любил посещать Петр I, а в июне, со всеми почестями, был перенесен в Троицкий кафедральный собор г. Архангельска.

По сторонам его были установлены щиты с надписью: «Петр Великий, Самодержец Всероссийский, путешествуя по Белому морю в 1694 г. в Соловецкий монастырь воспящен был морским волнением, но получив благоприятный исход в губу, Унскими рогами называемую, поставил сей крест при Пертоминском монастыре, где вышел на берег июня 2 дня воспев во храме благодарственную Господу Богу, Царю Царей, Помазанников своих спасающему, своими руками соорудив, нес оный из монастыря до того самого места, на котором после бури вступил на берег со своею знаменитою свитою, где и поставил оный во славу Христа Спасителя, и в память грядущим родам положив на подножие креста сего надпись собственную рукою вырезанную: сей крест поставил капитан Петр в лето Христово 1694».

Это перевод. Надпись царь сделал на голландском языке⁴²¹. Крест Петра I – четырехконечный. В настоящее время крест находится в экспозиции краеведческого музея города. Надпись утрачена, внизу креста сохранились цифры «6...4». Но и на этом история этого памятного креста не кончается, через столетие, в 1791 году, на первоначальном месте постановки Петровского креста был поставлен крест Петром Челищевым. «На сем месте водружен крест Петром Великим, деланной им, и обновлен ево подданным и почитателем П. Челищевым 1791 УП».

Предпринимая этот краткий экскурс к наиболее древним, известным и почитаемым крестам, хочу подчеркнуть важность этого вопроса. Деревянные кресты, также, как церковь, часовня, изба, икона, всегда сопутствовали жизни русского и северного человека.

Деревянные кресты – это уникальные источники по многообразию возможных, в их изучении, аспектов. Они могут быть рассмотрены как памятники крестьянской письменности, архитектуры, культа и навигационные знаки поморов, которые были нанесены на лоцманские карты.

Кресты вводят нас, людей XXI века, в еще малодоступный нам древний мир северного крестьянства прошлых веков. И, хотя невелики эти памятники, в сравнении с церковью или колокольней, велика сила их эмоционального воздействия на человека.

Кресты, которые известны и сохранились на Русском Севере до настоящего времени, можно датировать, в целом, XIX веком. Значительная часть их располагалась на побережье Белого моря, на островах Соловецкого архипелага, на Новой земле, в бассейнах рек Мезени, Пинеги, на Каргополье. В 1982–1987 гг. экспедиция Ленинградского отделения Института Археологии АН СССР (при участии Архангельского краеведческого музея) проводила работы по обследованию сохранившихся старинных поморских крестов, всего было зафиксировано 90 крестов⁴²².

В 1989 году, по заданию музея деревянного зодчества, московским институтом «Спецпроектреставрация» были проведены обмеры обетных крестов в Лешуконском и Мезенском районах⁴²³.

Часто деревянные кресты называют обетными («оветными»), хотя значение и случаи, по которым они ставились, гораздо шире. Они могли действительно возводиться по обету – это, своего рода, благодарность Богу. По рассказам моряков, в опасные для жизни моменты, выйдя на берег живыми, они ставили обетный крест на берегу моря, или в непосредственной близости от места спасения, или у себя в деревне, около дома.

Другим поводом для возведения обетных крестов служили болезни, чаще, детские. Самой распространенной формой обета было обещание пожертвовать «на крест» отрез материи или полотенце. Высокие, с двухэтажный дом, обетные кресты Мезени и Поморья украшались, также, фартуками, шелковыми платками, куклами, сюда клали деньги. При этом, чем тяжелее болезнь или серьезней опасность, от которых удалось избавиться, тем длиннее отрез дарственной материи. Существовали наиболее почитаемые кресты, к которым ездили за многие километры из других деревень. Таковыми являлись кресты на берегу Мезени, неподалеку от с. Кимжа, а также около деревень Родомы и Рези. Характерно расположение этих крестов на высоком берегу реки (Кимженский крест), в роще над рекой (Родомский крест), при слиянии двух рек (крест в Рези).

Таким образом, при изучении функциональной типологии, деревянные кресты можно отнести к следующим группам, учитывая то значение и роль, которую они выполняли:

– поклонные;

– обетные;

– памятные;

– маячные;

– поминальные;

– охранительные;

– кладбищенские;

– благодарственные.

Местоположение деревянных крестов могло быть следующим:

– на месте сгоревшей церкви;

– при дорогах, часовни или внутри культовых построек;

– около источника;

– за деревней, на скотном выгоне;

– в лесу;

– на берегу реки, возвышенном месте, мысе;

– среди пахотных полей;

– в усадьбах крестьян;

– при въезде в село, на перекрестке дорог;

– на берегу моря.

Деревянные кресты играют большое значение в ансамбле северной деревни, являются памятниками архитектуры, где в миниатюре повторяются все элементы плотницкого мастерства и декоративного убранства, присущие деревянному зодчеству. Иногда их устанавливали посередине небольшой деревенской площади и они всегда были видны из окон окружающих домов. Вне зависимости от скромности или богатства их облика, они украшались с тем же тактом и пониманием свойств материала, что и наружные детали зданий.

Для предохранения крестов от дождя и снега, над ними делали двухскатную кровлю с миниатюрным охлупнем и резными причелинами. Крыши, если они большие, опирались, по краям, на столбы, врытые в землю или укрепленные в низком, 2–3 венца, срубе. Получалась открытая часовня⁴²⁴.

Такие кресты-часовни до недавнего времени сохранялись в Заостровском приходе Приморского района, часть из них имела форму ротонды. Сотрудниками музея были обследованы и обмерены 8 заостровских, крестов в 1998–99 гг. Об этом исследовании нужно сказать особо.

Деревни Заостровского прихода находятся неподалеку от г. Архангельск. Они сохранили характерную для северных деревень прибрежно-рядовую планировку и традиционное деревянное зодчество. Центр бывшей богатой и древней Заостровской волости – дер. Рикасово. По документам, он известен с XVI века, но есть сведения, что он существовал и в более раннее время. На площади, где сводится несколько деревенских улиц, расположен ансамбль из двух церквей и колокольни. Церковные традиции в Заостровском приходе были очень сильны. Приход не закрывался и существовал в сложный период после установления Советской власти, когда повсеместно храмы закрывались и разрушались. В Заостровье, местные жители не дали закрыть храм. И, несмотря на жестокие репрессии в отношении к священникам, их семьям, прихожанам, последние не боялись поставить свои подписи о не закрытии прихода в начале 1930-х годов.

Установка деревянных крестов в Заостровских деревнях в XIX веке, была делом традиционным. Здесь были, отдельно стоящие, кресты в структуре деревни, очень уместно и живописно входящие в, архитектурный ансамбль поселения. Обычно, в деревне было один-два креста. Часто они имели ограду и небольшую калитку. Кресты относились к церкви, и ухаживали за ними прихожане, как в прошлом, так и в настоящем.

В качестве примера, приведем крест в д. Верхние Валдушки Приморского района (XIX век). Крест – восьмиконечный, сделан из четырехгранных сосновых брусьев, в центре вырезаны трость и копье, орудия истязания Христа – традиционные атрибуты деревянных крестов. Поверхность креста покрыта криптограммами. На большой перекладине вырезаны начальные буквы молитвы: «Кресту твоему поклоняемся Владыко истое воскресение Твое славим». Ранее, крест находился в, специально построенной для него, часовне. Основанием для нее служили камни-валуны, на них располагался восьмигранной формы сруб (ротонда). Такой же формы была кровля часовни, увенчанная крестом. Около входа стояли скамейки. Боковые грани часовни имели сплошное ограждение с полицами. Вход был свободный, в буквальном смысле этого слова – дверей не было. Здесь располагалось крыльцо в четыре ступени. Часовня находилась около большой березы, которую было трудно обхватить руками. Береза была уничтожена грозой, сруб часовни разрушен в 1943–1944 гг.

Особой группой на Русском Севере выделяются поморские кресты, которые возводились на побережье и островах Белого моря. Многие кресты были поставлены монахами Соловецкого монастыря перед тем, как выйти в море и после окончания промысла. Впечатляющая картина изображена на одной из акварелей Атласа 1797 года. На ней нарисованы бухта Большого Заяцкого острова и 20 стоявших на берегу деревянных крестов⁴²⁵.

Многие кресты служили навигационными знаками. Сведения о них содержатся в лоциях которыми пользовались мореходы. В поморской лоции XVIII века встречаются такие описания: «Святой Нос, на коем много крестов», «В реке Коле, на левой руке на наволоке крест». Распространенность крестов на Мурмане объясняется так: «Наши промышленники ставят у своих становищ кресты и каменные груды (кеккуры или гурии), служащие им приметами для входов»⁴²⁶. Поморы ставили кресты на дальних становищах и в арктических зимовьях с целью подать вестъ о себе в случае гибели. Такие кресты поведали миру не одну трагедию, постигшую людей в ледяных просторах Севера. Иногда узнавали о гибели людей много лет спустя. В июле 1911 года, В. А. Русанов обнаружил на Новой Земле «старинное русское промысловое становище», возле которого лежали черепа и другие человеческие останки. Поблизости находились три, сильно наклонившихся, креста, на которых оставались следы больших, глубоко вырезанных славянских букв, но надписи уже нельзя было прочитать: полярные ветры и снежные вьюги иссекли дерево и стерли имена погибших.

Кресты с надписями о пребывании в том или ином месте поморы ставили во время вынужденной остановки (иногда длительной) из-за непогоды, в ожидании попутного ветра или из-за поломки судна. Чаще всего, кресты такого рода ставили на острове Сосновце, лежащем на главном морском пути между Мурманом и Поморьем. Голландцы, в конце XVI века, называли Сосновец Крестовым островом. В пустынных местах кресты заменяли промышленникам часовню⁴²⁷. Поморские кресты – восьмиконечные, выполнены из толстых брусьев.

Исходя из архитектурных признаков, деревянные кресты Русского Севера можно отнести к следующим типам:

– кресты восьмиконечные;

– кресты с навесом и со столбами, установленные по контуру навеса;

– кресты в часовнях-амбарах;

– кресты в часовнях;

– кресты в храмах, в специальных реликвиях (футлярах) для хранения крестов⁴²⁸.

На Русском Севере получил распространение восьмиконечный крест. Вертикальный основной брус пересекают три перекладины: две горизонтальные и одна наклонная. Основание креста – восьмой конец – заключалось в сруб, обкладываемый камнями изнутри и снаружи. Горизонтальные и косая перекладины – атрибуты креста, несшего функцию орудия казни: на нижнюю, распятый опирался ногами, на среднюю – простирались руки, а над головой казнимого находилась дощечка (позже превратившаяся в верхнюю короткую перекладину). Строители церковных крестов высоко чтили церковные каноны, соблюдали принятые пропорции, обязательно украшали крест резьбой. В качестве подписи, использовались изречения из Евангелия, целые предложения или его части, записанные с помощью сокращений и определенных символов. Они создают облик таинственности, святости и неповторимости креста, который так привлекает путника и определяют его эстетическое восприятие. Украшение же креста письменами и орнаментами – это не только исполнение общепринятого канона, но и способ выражения мыслей и чувств, форма обращения к Богу, к предкам и потомкам. Вероятно, в этом и состоит основное предназначение креста, его необычайная привлекательность и ценность.

В собрании музея деревянного зодчества – три деревянных креста с Пинеги и Мезени. В настоящее время они экспонируются на выставке «Священное дерево» в Георгиевской церкви.

Рассматривая художественные особенности мезенских крестов, следует отметить, что от крестов в других районах Севера их отличает особая «стать», они – высокие, собраны из толстых, хорошо вытесанных брусьев, буквы вырезаны не в толще бруса, наоборот, выбран фон, а буквы сделаны высоким рельефом. Все это определенно указывает на специализированное ремесленное производство деревянных крестов на Мезени⁴²⁹.

Уникальным в собрании музея и, думается, самым интересным из сохранившихся крестов на Русском Севере является крест из пинежской деревни Кушкопала, его высота – 6,10 м, с подземной частью – около 8 метров. Ранее крест стоял в двухэтажном амбаре. Лицевая и задняя стороны креста покрыты, как сплошным узором, вязью, текстом молитвы – обращение к Богу. Крест производит очень сильное впечатление, надпись на центральной перекладине: «Крест – хранитель всей вселенной, красота церковная» отражает сущность и художественные достоинства этого памятника. Перед нами подлинное произведение деревянного зодчества и народной монументальной скульптуры. На боковых гранях креста вырезаны: хвойное дерево, с другой стороны – лиственное, с пышной кроной и сердцевидными листьями, обозначающее древо жизни. В основании, так же, древо жизни. Пинежский крест выполнен из лиственницы. Работа по изучению креста не закончена, проведены обмеры, но вопрос с датировкой пока не ясен. Хотя, в основном, деревянные кресты, Русского Севера датируются XIX веком, здесь, возможно, более раннее время. Требуется специальный дендрохронологический анализ древесины, для определения ее возраста, а также, палеографический анализ текста молитвы. Возможны и другие пути исследования.

Практической частью темы по изучению северных крестов, является установка их на территории музея. Согласно генеральному плану и проекту детальной планировки, два креста предполагается восстановить в Мезенском, по одному – в Пинежском и Каргопольско-Онежском секторах музея, вокруг церкви из с. Вершина Верхнетоемского района – восстановить кладбищенские кресты.

Первый крест был установлен в Мезенском секторе, что научно и исторически обосновано, поскольку именно этот регион Севера в прошлом и настоящем, был своеобразным хранителем деревянных крестов. В феврале 1998 года, к постановке в Мезенский сектор был утвержден обетный крест из д. Козьмогородская, Мезенского района. В архиве музея имелись обмеры креста, в структуре сектора предполагалось восстановить точную его копню. Долгое время, из-за отсутствия финансирования, реализовать этот проект было сложно. После изменения статуса музея и перевода его в ранг национального достояния, это удалось сделать. 4 июня 2000 г. в музее деревянного зодчества был установлен и освящен обетный крест, аналогом которого послужил крест дер. Козьмогородская Мезенского района.

Крест, сооруженный в 1899 г., стоял на берегу р. Мезени в усадьбе Яшина И. С. Он представляет собой типичный образец мезенского обетного креста. Это восьмиконечный крест, сделан из четырехгранных брусьев. В центре вырезаны крест, копье и трость, внизу – голова Адама. Сверху крест перекрыт кровлей на два ската, ее украшают причелины. На большой перекрести – начало молитвы – «похвала честному кресту» («кресту Твоему поклоняемся Владыко. Истово воскресение Твое славим»). На лицевой и боковой сторонах креста вырезаны криптограммы. В музее крест выполнен из лиственницы, высота – 4,45 м., с подземной частью 6 м⁴³⁰.

Восстановление деревянного обетного креста в музее на рубеже тысячелетий – явление знаковое. Это и надежда на лучшее, так как сейчас у музея появилась возможность осуществлять и финансировать новые, в том числе, и архитектурные проекты, реставрировать памятники архитектуры. Одним из таких проектов является проведение комплексной экспедиции по обследованию и обмерам еще сохранившихся крестов Русского Севера.

В заключение, хочется отметить, что ценность северных деревянных крестов заключается в том, что они являются своеобразным местом, которое в культурно-генетическом плане связывает «век нынешний и век минувший».

В их содержании – глубокая суть: осмысление длящейся жизни во времени и отношение ее к вечности. А форма этого выражения была традиционна для многих народов – просто деревянный крест.

Сокращения:

АГМДЗиНИ – Архангельский государственный музей деревянного зод- чества и народного искусства.

РЭМ – Российский этнографический музей.

ГНИМА им. А. В. Щусева – Государственный научно-исследователь- ский музей архитектуры им. А. В. Щусева.

ПРИЛОЖЕНИЕ

1. Крест деревянный с. Кельчемгора, Лешуконский район

Дата постройки: конец XIX в.

Историческая характеристика: Крест находился в д. Заозерье, входившей в куст деревень под общим названием Кельчемгора. Все деревни последовательно расположены на правом берегу реки Мезени. Д. Заозерье имеет трехрядную планировку, в структуре которой часто встречаются деревянные кресты. На деревенском кладбище близ Заозерья сохранилось множество резных крестов, которые были выполнены в к. XIX – н. XX вв. мастером Орловым Михаилом Ивановичем. Данный крест стоял рядом с домом М. И. Орлова. В 1976 г. перевезен в музей деревянного зодчества.

Архитектурно-художественная характеристика: Крест восьмиконечный с двускатной кровлей, украшенный резными причелинами. В центре, в высоком рельефе, вырезано Распятие. Фигура Иисуса Христа изображена анатомически точно, с крестьянской основательностью и непосредственностью. Лицо с крупными чертами; волосы, спадающие большими прядями на плечи, помогают создать образ суровый, полный внутренней силы и значительности (Библиография, № 1). По художественным достоинствам – это один из лучших мезенских крестов, он довольно часто публиковался в специальной литературе.

Состояние памятника: Утрачена резная кровля, значительное гниение нижней части креста. Глубокие вертикальные трещины по всей высоте креста, в т. ч. и по Распятию. Утрачены: подножие креста, изображение головы Адама.

Строительный материал: сосна.

Размеры: высота столба 388 см, диаметр столба – 36–40 см, высота утраченной подземной части 150 см. Верхнее большое перекрестие 230*32*16 см, малое перекрестие 104x29*16 см, нижнее наклонное перекрестие 100*32*16 см.

Функциональная типология: крест обетный.

Экспонирование на выставках:

«Декоративные элементы народной архитектуры. Обетные кресты». 1988 г. Авторы: Пермиловская А. Б., Нозикова С. С.

«Священное дерево», 1995 г. Автор: Фокин Е. И.

Обмеры креста выполнены в 1998 г. архитектором Подобиной Н. А.

2. Деревянный крест д. Семжа, Мезенский район

Дата постройки: 1877 г.

Историческая характеристика: Деревня Семжа находится на восточном берегу Мезенской губы, в настоящее время, это почти полностью (а зимой – полностью) покинутое селение. Ранее в Семже на берегу губы стояло несколько больших крестов. Сейчас здесь сохранился только одни крест, с датой «1822 года». Здесь зафиксирован интересный обычай – наследование крестов. Например, на кладбище в д. Семжа на могиле Филатовой Александры Ивановны (1874–1959), о чем свидетельствовала прикрепленная табличка, стоит крест с великолепным горельефом распятого Христа. Как оказалось, крест сюда был перенесен от дома, владельцем которого был Широкий Поликарп Иванович. Крест на могилу Филатовой А. И. перешел к ней, как к родственнице П. И. Широкого, поскольку сделать новый крест было уже некому. Перенос продолжается и в наши дни, переносят кресты дедов, отцов.

Архитектурно-художественная характеристика памятника: Крест восьмиконечный, вырезанный из четырехгранных брусьев. В центре вырезаны крест, копье и трость. Внизу – голова Адама. Здесь же в основании креста вырезана дата изготовления «1877 года февраля 26 дня». Рассматривая художественные особенности мезенских крестов, следует отметить, что от крестов других районов Севера их отличает особая «стать». Они высокие, собранные из толстых, хорошо вытесанных брусьев. Буквы вырезаны не в толще бруса, – наоборот, выбран фон, а буквы сделаны высоким рельефом. Все это определенно указывает на специализированное ремесленное производство мезенских крестов. В литературе уже указывается один из центров производства – Лешуконье (Мильчик М. И. Обетные кресты Мезени // Декоративное искусство. 1974, № 2. С. 50).

Состояние памятника: Крест в хорошем состоянии, практически нет утрат букв, кроме криптограммы «ГА» (голова Адама) – утрачена первая буква «Г». В нижней части креста, до наклонной перекладины, глубокая трещина проходит по центру, по изображению головы Адама. Имеется трещина в верхней части креста до большого перекрестия.

Строительный материал: сосна.

Размеры: высота 433 см, с реконструированной подземной частью столба – 600 см. Верхнее большое перекрестие 220x31,2x19 см. Малое перекрестие 92,4x30,5x19 см. Нижнее наклонное перекрестие 89x29,5x19 см.

Функциональная типология: обетный.

Экспонирование на выставках:

«Декоративные элементы народной архитектуры. Обетные кресты», 1988 г. Авто- ры: Пермиловская А. Б., Нозикова С. С.

«Священное дерево», 1995 г. Автор Фокин Е. И.

Обмеры креста выполнены в 1998 г. архитектором Подобиной Н. А.

3. Деревянный крест д. Козьмогородская, Мезенский район

Дата постройки: 1899 г.

Историческая характеристика: Крест стоял в усадьбе Яшина И. С. на берегу р. Мезени.

Архитектурно-художественная характеристика памятника: Крест восьмиконечный, сделан из четырехгранных брусьев. В центре вырезаны крест, копье и трость; внизу – голова Адама. Сверху крест перекрыт кровлей на два ската, ее украшают причелины с волнообразной порезкой. На большом перекрестии начало молитвы – похвала честному кресту.

Данный обетный крест утвержден в качестве аналога, для установки в Мезенский сектор музея, на мысе в районе домов Кузьмина и Федотова (решение координационного совета музея от 12.02.1988). 4 июня 2000 г. крест установлен и освящен в Мезенском секторе музея.

Состояние памятника: При обмерах, сотрудниками ИСПР (Москва) было выяснено, что с 1963 по 1987 гг. крест лежал около дома Яшина И. С. Сохранность основной части столба, перекладин – 70%, полный износ нижней части столба (около 1 м), утрата двускатной кровли. Утрата букв на нижней перекладине.

Строительный материал: сосна.

Размеры: Вертикальный столб – брус 445x28x19 см. Верхнее большое перекрестие 217x28x14 см. Малое перекрестие 83x28x14 см. Нижнее наклонное перекрестие 84x28x14 см.

Обмеры креста выполнены в 1989 г. архитектором Муравлевой В. А.

Рабочий проект в 1998 г. выполнен архитектором Подобиной Н. А.

4. Деревянный крест д. Заозерье, Мезенский район

Дата постройки: конец XIX в.

Историческая характеристика: Д. Заозерье входит в куст деревень под общим название Кельчемгора, это, так же, деревни Кольшин, Мокшева, Шелява. Все они, последовательно, в 1,5–2 км друг от друга, расположены на правом берегу р. Мезени. Д. Заозерье имеет трехрядную планировку, в структуре которой часто встречаются деревянные кресты. Данный обетный крест находился в середине селения на возвышенном месте, около трех больших лиственниц. На деревенском кладбище, близ Заозерья, сохранилось множество резных крестов, которые были выполнены в конце XIX – начале XX вв. мастером Орловым Михаилом Ивановичем. Кладбищенские и обетные кресты выполнены в одной технике и художественной манере исполнения.

Архитектурно-художественная характеристика памятника: Крест восьмиконечный, сделан из четырехгранных брусьев. В центре вырезаны крест, по краям – копье и крест. Лицевая сторона обращена на запад и имеет чередующиеся ряды букв – начало утренней молитвы. На большом перекрестии – похвала честному кресту. Вся лицевая поверхность покрыта криптограммами.

Состояние памятника: У креста наиболее разрушена верхняя часть, наблюдаются вертикальные глубокие трещины, не сквозного характера. Утрачено покрытие и нижняя перекладина креста.

Строительный материал: сосна.

Размеры: вертикальный столб – брус 352x35x17 см, нижняя часть вертикального столба диаметром 40 см, глубина заложения около 1 м, верхнее большое и малое перекрестие – брус 31x13 см.

Функциональная типология: крест обетный.

Крест деревянный д. Большое Анисимово, Приморский район

Дата постройки: XIX век.

Историческая характеристика: Планировка деревни – прибрежно-рядовая. Крест расположен в плотной застройке поселения напротив жилого дома. Установка деревянных крестов в Заостровских деревнях была традиционной. Здесь были отдельно стоящие кресты в структуре деревни, очень уместно и живописно входящие в архитектурный ансамбль деревни. Обычно, в деревне было один-два креста. Часто они имели ограду и небольшую калитку. Получили распространение крест-часовни, имеющие форму ротонды. Кресты относились к церкви, и ухаживали за ними прихожане, как в прошлом, так и в настоящем.

Церковные традиции в заостровском приходе были очень сильны. Приход не закрывался и существовал в сложный период после установления советской власти, когда повсеместно храмы закрывались и разрушались. В Заостровье местные жители не дали закрыть храм. Несмотря на жестокие репрессии в отношении к священникам и их семьям, прихожанам, последние не боялись ставить свои подписи за незакрытие храма.

Архитектурно-художественная характеристика памятника: Крест восьмиконечный, выполнен из четырехгранных брусьев. Ранее располагался в ограде, в настоящее время огорожен металлической решеткой, примыкает к деревянному низкому забору. Для надписей и криптограмм используется трехгранно-выемчатая резьба, для исполнения которой выбран фон.

На средней длинной перекладине креста помещены начальные буквы криптограммы «Иисус Сын Божий Христос». Далее, в верхней части этой перекладины, помещены начальные буквы молитвы кресту. В нижней половине криптограммы, переходящие на центральный столб креста. Криптограммы, как обычно, размещены в круге. В центральной части креста, по всей поверхности, вырезано изображение восьмиконечного креста (крест в кресте), над ним шестиконечная звезда.

Состояние памятника: Из нового материала выполнена двухскатная кровля на кресте с несложной резьбой на ее концах. Утрачена нижняя часть креста. Глубокие трещины по всей поверхности. Большая трещина на нижней скошенной перекладине. Не сохранилась нижняя часть креста, где находилась голова Адама.

Основание креста сделано из нового материала, следующим образом: отдельное полубревно крепится к кресту с помощью толстых пластин, скрепленных скобами и кованными гвоздями.

Строительный материал: сосна.

Размеры: Вертикальный столб – брус 275x18x16 см. Верхняя малая перекладина 20x21x16 см. Средняя большая перекладина 168x18x16 см. Нижняя наклонная пере- кладина 76x25x16 см.

Функциональная типология: крест обетный.

Обмеры креста выполнены в 1998 г. архитектором Н. А. Подобиной.

Крест деревянный д. Великое, Приморский район

Дата постройки: XIX век.

Историческая характеристика: Планировка деревни – рядовая. Дома поставлены по обеим сторонам дороги, окна главных фасадов обращены на дорогу и друг на друга. Хозяйственные постройки расположены на переду домов в один порядок. Старые строения группируются с новыми, железными гаражами, колодцами. Крест стоит среди этой линии в плотной и уютной деревенской застройке, очень органично входит в ансамбль поселения. В каждой деревне Заостровской волости были свои кресты, крест-часовни, чаще всего, один-два. Они принадлежали церкви, находились под присмотром прихожан.

Архитектурно-художественная характеристика: Ранее крест находился в крест-часовне, где были сделаны скамьи для сидения. В 1995 г. крест упал, в настоящее время он отремонтирован, вокруг него устроена маленькая низкая ограда, круглой формы, внутри посажены цветы.

Крест восьмиконечный, сделан из четырехгранных брусьев. Поверхность покрыта криптограммами. Резьба не очень глубокая, надписи выполнены просечной глухой резьбой. Обратная сторона без надписи, на боковых гранях креста текст молитвы: «Крест хранитель всей вселенной, красота церковная. Крест с царем держава. Крест верхним тверже неба. Ангелам слава (?). Крест бесом язва». На другой половине: «Крест Христов. Христа упование, (далее неразборчиво)», Крест сплошь покрыт криптограммами. На средней, большой перекладине начальные буквы молитвы-поклонения кресту.

Состояние памятника: Утрачена часовня-навес над крестом. Нижняя часть креста прикреплена к вертикальному брусу большими кованными гвоздями. Поверхность креста сохранила следы окраски в желтый цвет, вероятно, более поздний.

Строительный материал: лиственница (?).

Размеры: Вертикальный столб-брус 386x25x20 см. Верхняя малая перекладина 75x25x20 см. Средняя большая перекладина 192x25x20 см. Нижняя наклонная перекладина 74х28х20 см.

Функциональная типология: крест обетный.

Первые обмеры креста были выполнены в 1990 г. архитектором Η. Н. Уткиным.

Вторые обмеры креста были выполнены в 1998 г. архитектором Н. А. Подобиной.

Деревянный крест д. Рикасово, Приморский район

Дата постройки: 1901 г.

Историческая характеристика: Деревня Рикасово – древний богатый центр Заостровской волости. По документам он известен с XVI века, но есть сведения, что он существовал намного раньше. На площади, где сходится несколько деревенских улиц, расположен ансамбль из двух церквей и колокольни. Огромная каменная пятиглавая церковь посвящена Сретению Господню. Она была построена в 1808–1827 гт. (согласно клировым ведомостям). Колокольня соединена с церковью, она построена позднее, в 50-е годы XIX века. Ограда выполнена в это же время. Деревянная Сретенская церковь построена в 1688 г. и так существовала до 1914–1919 гг. В это время ее реставрировали, обшили, побелили и переосвятили в честь Покрова Господня.

Крест расположен в ограде каменной церкви, с алтарной ее части. Он находится строго против алтаря, по центру, между двумя большими березами. Каменная церковная ограда с металлической решеткой подходит очень близко с задней части креста. Расстояние до церкви – 6,5 м.

Архитектурно-художественная характеристика памятника: Крест восьмиконечный, сделан из четырехгранных брусьев. Поверхность покрыта криптограммами. Для резьбы выбран фон дерева, но не очень глубоко, на 0,5–0,6 см. В центральной части вырезан небольшой восьмиконечный крест. По бокам большой перекладины изображение солнечных ликов с человеческими улыбающимися лицами. Наверху, в центра креста, изображена птица с клювом и буквами на ней «С» и «Д» (Святой Дух). На центральной перекладине начальные буквы молитвы кресту. На обратной стороне вырезана надпись: «Воздруженъ сеі честный крестъ жертво крест печища рикасового 1901 года іюня 29 дня».

Состояние памятника: Крест находится в хорошем состоянии. Зафиксирована частичная утрата нижней скошенной перекладины (на 50%) с задней стороны креста. Расслоение древесины. Глубокая трещина по всему кресту. Основание креста укреплено деревянной пластиной.

Строительный материал: сосна.

Размеры: Вертикальный столб-брус 332x20x12 см. Верхняя малая перекладина 60x20x12 см. Средняя большая перекладина 166x20x12 см. Нижняя наклонная перекладина 63x20x12 см.

Функциональная типология: крест обетный.

Обмеры креста выполнены в 1998 г. архитектором Н. А. Подобиной.

Деревянный крест д. Верхнее Ладино, Приморский район

Дата постройки: XIX век.

Историческая характеристика: Планировка д. Верхнее Ладино прибрежно-рядовая. Дома окнами главных фасадов обращены на дорогу и реку Заостровку. Заостровье, куда входит эта деревня, объединяет большой куст из 20 деревень. Ранее, по воспоминаниям местных жителей, в д. Верхнее Ладино было около 70 домов, часовня. Крест расположен в центре поселения, между двумя жилыми домами. Ранее крест имел навес.

Архитектурно-художественная характеристика памятника: Крест восьмиконечный, сделан из четырехгранных брусьев. Поверхность креста покрыта трехгранно-выемчатой резьбой, для этого выбран фон. На средней большой перекладине вырезана молитва кресту: «Кресту Твоему поклонимся Владыко и светлое воскресение Твое славим». Далее, по всей поверхности креста, многочисленные криптограммы, заключенные в двойной круг.

В нижней части интересное, нетипичное изображение горы Голгофы. Маска смерти изображена в окружении витиеватых листьев, веток и цветов. Она очень живописна и красива. Поскольку крест был поставлен в исцеление от болезней, может быть, поэтому он носит такой жизнеутверждающий, оптимистический характер. О чем свидетельствует надпись, выполненная краской на обратной стороне креста: «Пристанище вобраных победа вселенный очтвержение негодующим врачу мертвым воскресение помилуй нас».

Крест расположен внутри специально сделанного навеса, по бокам ограда с Х-образной решеткой.

Состояние памятника: Трещины по всей поверхности креста, сквозная трещина по центральному столбу. В 1990-е годы, силами жителей Заостровского прихода крест восстановлен и укреплен. Нижнее основание укреплено металлическими пластинами.

Строительный материал: сосна.

Размеры: Вертикальный столб-брус 242x22x15 см. Верхняя малая перекладина 61x21x15 см. Средняя большая перекладина 143x21x15 см. Нижняя наклонная перекладина 64x21x15 см.

Функциональная типология: крест обетный, поставлен во исцеление от болезней.

Обмеры креста были выполнены в 1998 г. архитектором Н. А. Подобиной.

Деревянный крест д. Верхние Валдушки, Приморский район

Дата постройки: XIX век.

Историческая характеристика: Деревня Верхние Валдушки расположена на высоком живописном берегу реки Валдушанки. Планировка деревни – уличная, имеет несколько «концов». В одном из таких концов, недалеко от реки, стоит деревянный крест. Он расположен напротив дома Д. А. Антрушина. Этому дому 96 лет. Когда дом строили, крест уже стоял. В настоящее время, за крестом присматривают хозяева этого дома. Ранее в деревне был еще один крест, расположенный в начале поселения. Два креста было и в соседней деревне Нижние Валдушки. История одного из них такова: когда крест упал, местные жители спустили его в реку.

Обследованный крест располагался в часовне, ее реконструкция воспроизведена со слов Любови Николаевны Разживиной (1932 г. р.). Она хорошо помнит крест, который стоял напротив дома ее деда (около 8 м от дома), Федора Ивановича Антрушина (ок. 1889 г. р.). Сейчас крест немного изменил свое первоначальное местоположение, ранее он был ориентирован на восток, в настоящее время – на юго-восток.

Архитектурно-художественная характеристика памятника: Крест восьмиконечный, сделан из четырехгранных брусьев, в центре вырезаны трость и копье – орудия истязания Христа – традиционный элемент деревянных крестов. Крест в центральной части отсутствует. Поверхность креста покрыта криптограммами. На большой перекладине креста вырезаны начальные буквы молитвы: «Кресту Твоему поклоняемся Владыко истое воскресение Твое славим».

Крест ранее находился в специально построенной для него часовне. Основанием для нее служили камни-валуны, на них располагался восьмигранной формы (ротонда) сруб. Такой же формы была кровля часовни, увенчанная крестом (высота 0,5 м). Около входа стояли скамейки. Боковые грани часовни имели сплошное ограждение с полицами. Вход был свободный в буквальном смысле этого слова – дверей не было. Здесь располагалось крыльцо в 4 ступени. Часовня находилась около большой березы, которую было трудно обхватить руками. Береза была уничтожена грозой, сруб часовни разрушен в 1943–1944 гг.

Состояние памятника: Утрачено основание креста до головы Адама. Трещины по всей поверхности. По боковым граням крест обшит деревянными дощечками, сделана новая кровля. Крест прикреплен к деревянному столбу металлическими брусьями, в основании укреплен рубероидом. Крест сохранил следы окраски красным суриком (но не первоначальной). Сравнительно недавно поверхность креста была покрыта машинным маслом, поэтому крест очень темный по цвету.

Строительный матерная: сосна.

Размеры: Вертикальный столб-брус 250х22х16 см. Верхняя малая перекладина 68x23x16 см. Средняя большая перекладина 138х23х16 см. Нижняя наклонная перекладина 70x22x16 см.

Функциональная типология: крест обетный.

Обмеры креста выполнены в 1998 г. архитектором Н. А. Подобиной.

Сделана реконструкция крест-часовни со слов местных жителей деревни Верхние Валдушки.

Ставрография, или наука о крестах, генетически связана с эпиграфикой и зачастую (если речь идет о подписных крестах) с полным правом может рассматриваться как одно из направлений последней. Во всяком случае, при публикации подписных крестов необходимо учитывать те признаки, которые делают их памятниками эпиграфики, – размеры надписи, особенности шрифта, высоту букв, количество строк, наличие лигатур и аббревиатур, так же, как в леммах должны быть отражены разночтения, присутствующие в предшествующих публикациях (при максимальном учете последних). Эта методика, в наиболее законченном виде разработанная для памятников античной эпиграфики, к сожалению, до сих пор почти не применяется при публикации и републикации надписей Древней Руси, что существенно обедняет возможности исследователей, а зачастую – может стать источником неверных выводов. В качестве примера можно привести недавно изданную монографию А. В. Святославского и А. А. Трошина⁴³¹, где эпиграфическая составляющая почти полностью опущена⁴³².

Предметом данной публикации являются надписи на крестах, происходящих из Галичского уезда Костромской губернии. В подавляющем большинстве, это – надписи на напрестольных крестах, наименее изученные с точки зрения эпиграфики, однако, являющиеся важным источником для понимания роли креста не только в богослужебной практике. Вкладные надписи на напрестольных крестах близки по содержанию к, выделяемым в памятниках античной эпиграфики, посвятительным надписям (tituli sacri) – надписям в честь божества на предметах, принесенных ему в дар по обету⁴³³. Как всякая надпись, они содержат определенный набор информационных элементов, отличающих их от надписей иных типов. К сожалению, эти надписи не только не собраны в единый свод, но и не подвергались детальному изучению. Поэтому, пока остаются неясными такие их аспекты, как наличие устойчивых формул, принципы размещения надписи и окружающий ее контекст. Можно лишь отметить определенную последовательность информационных элементов: дата вклада – «построен сей крест/вложил сей крест» (данные формулы – типообразующий информационный элемент вкладной надписи на кресте) – место вклада – имя и социальное положение вкладчика – назначение вклада – условия вклада.

Как кажется, одновременно, надписи на напрестольных крестах вводят нас в мало изученную область социальной психологии Древней Руси, так или иначе связанную с историей повседневности. Я имею ввиду представление о связи напрестольного креста с поминальной практикой, о чем явственно говорят надписи, сделанные вкладчиками этих предметов. Напрестольные кресты вкладываются в церковь или монастырь, в первую очередь, как вклады на помин души – родителей, ближайших родственников вкладчика и/или его самого. Эту связь и закрепляют надписи, где указываются круг поминаемых лиц и условия их поминовения при жизни вкладчика и после его смерти.

Галичский уезд почти не привлекал внимания специалистов по древнерусской эпиграфике. Данные о эпиграфических памятниках, найденных на территории уезда, разбросаны по дореволюционным публикациям, где они даны, главным образом, как памятники письменности. Тем не менее, значимостъ дореволюционных публикаций состоит в том, что они, хотя бы, таким образом сохранили многие источники, бесследно погибшие в годы Советской власти. В первую очередь, это касается напрестольных и запрестольных крестов, сделанных из драгоценных металлов, и в годы гонений на церковь, обращенных в звонкую монету.

Далее следует каталог крестов Галичского уезда, известных по публикациям XIX – начала XX вв.:

1. 1671 г.

Галич. Паисиев Успенский Галичский монастырь. Троицкий собор. Крест напрестольный восьмиконечный серебряный с вкладной записью:

182 году сентября в день сеі и св. Животворящий Крест Господень приложил в дом Пречистые Богородицы в Галицкой уезд в ІІаисеин монастырь вклатчик Евтихей Семенович Сытии по своей душе и по родителех своих⁴³⁴.

Впервые крест упомянут в описи Паисиева монастыря 1701 г., как находящийся в алтаре Успенского собора: «Да в Успенском олтаре на престоле... крест сребряной, данье Евтихея Сытина»⁴³⁵.

Род галичских служилых людей Сытиных имел поместья в Ровдине стане, Галичского уезда, где располагалось основное ядро вотчин Паисиева монастыря, и они из поколения в поколение являлись вкладчиками обители. В качестве примера, можно сослаться на зазвонный колокол, пожалованный Григорием Константиновым, сыном Сытиным, в 1606/1607 г., на котором имелась следующая вкладная запись: Лћта 7115-го поставил колоколъ въ домъ Успенія Пречистыя Богородицы в Паисен монастырь Григорий Константиновъ сын Сытинъ и жены его Маріи⁴³⁶. Напрестольный крест был не единственным вкладом Евтихея Сытина в Паисиев монастырь. Совместно с братом Евстафием, он вложил в придел св. Леонтия Ростовского в Успенском соборе 12-пудовое медное паникадило⁴³⁷.

2. 1683/1684 г.

Галич. Паисиев Успенский Галичский монастырь. Успенский собор. Крест напрестольный восьмиконечный серебряный с позолотой, с вкладной записью:

Лета 7192 года индикта 7 сии святый благословенный крест Господень приложил в дом Пречистыя Богородицы честнаго и славнаго Ея Успения, Галицкого уезду в Паиссин монастырь тоеже обители служитель архимандрит Силивестр по своей душе в вечный помин⁴³⁸.

Впервые крест упомянут в описи Паисиева монастыря 1701 г.: «Да в Успенском олтаре на престоле крест огражалной сребряной, позолочен, положение того монастыря бывшаго архимандрита Силивестра»⁴³⁹.

Архимандрит Сильвестр предстоятельствовал в Паисиевом монастыре в 1677–1689 гг. Надпись, выполненная на вложенном им кресте, дает дату обновления Успенского собора, по-видимому, связанную с общерусской канонизацией преподобного Паисия Галичского, наиболее почитаемого архимандрита обители, почившего в 1460 г. Примечательно, что, помимо креста, наиболее крупные вклады в монастырь в это время также были сделаны «по обещанию» архимандритом Сильвестром. Опись 1701 г. показывает, что в иконостасе Успенского собора были «Спасов образ во облацех на стоящих ангелах, в подножии преподобные отцы Макарий Желтовоцкий да чюдотворец Паисей. У Спасова образа и у ангелов три венца сребреные, резные, построены при архимандрите Селивестре... Да перед теми же месными иконами по правую сторону и по левую пять ломпад медных чеканных, на чепях висящих, да две малые руки, медные ж, построены при архимандрите Силиверсте... Да в пределе Иоанна Богослова настоящии образы двои ж, Иоанна Богослова, во облаце Господь Вседержитель, писан вновь на золоте при архимандрите Силивестре». В приделе св. Леонтия Ростовского «промеж иконами столицы и над теми иконами лотки писаны с разными ж красками на золоте по обещанию архимандрита Селивестра... На правой стране у столпа на месте архимандричьем написан образ Верую во Единаго Бога, на том же столпе по другую сторону над правым крылосом написан образ Собор Архистратига Михаила, да на другом столпе, над левым крылосом написан образ Собор Архистратига Гавриила. И те иконы построения бывшаго архимандрита Силивестра»⁴⁴⁰. Тогда же, так же на средства Сильвестра, был обновлен иконостас Троицкой церкви: «празники и пророки и праотцы построены при архимандрите Филарете на денги бывшаго архимандрита Силивестра». На его же средства был устроен иконостас на надвратной Трехсвятительской церкви Паисиева монастыря – «а над теми враты построены Деисус... дватцать четыре иконы при архимандрите Силивестре». В монастырской ризнице хранились и книги – «Николая Чюдотворца Житие печатное в полдесть да Псалтырь печатная вдесть, вкладу архимандрита Силивестра»⁴⁴¹. Возможно, архимандрит Сильвестр был и автором Жития преподобного Паисия, составленного около 1682 г.

Видимо, одновременно, архимандрит Сильвестр вложил напрестольное Евангелие, отпечатанное в 1681 г., в одну из рязанских церквей, где начиналась его духовная карьера, о чем свидетельствует вкладная запись: «Сие святое Евангелие в церковь Вознесения Господа Бога и Спаса Иисуса Христа, что в Переславле Рязанском, в Митрополевой слободе, на Верхнем посаде, дал вкладу из Галича Паисеина монастыря архимандрит Сильвестр, прежде бывший тоя церкви диакон, будущаго ради вечных благ воздаяния по своей душе и по родителех своих в вечный помин»⁴⁴².

Опись 1701 г. отметила и другие напрестольные кресты, вложенные в Паисиев монастырь: «Крест древянной, сребром обложен, на нем девят сен жемчужных... дал по своему обещанию Евфимий Жураковский»⁴⁴³.

3. 1711 г.

Галич. Николаевский Староторжский монастырь. Троицкий собор. Крест напрестольный восьмиконечный, серебряный позолоченный. Вес 1 фунт 25 золотников. На кресте надпись:

В 1771 году крест сей устроеи на доброхотнодательную сумму рачением Игумении Нимфодоры⁴⁴⁴.

4. 1668 г. Июнь.

Галичский (позднее, Буйский) уезд. Село Ликурги. Архангельская церковь.

Крест напрестольный деревянный, обложенный серебром, с вкладной записью:

Построен в июне 7177 года. Архимандрит Христофор на престол церкви Живоначальные Троицы, что в Ликурге, моля Бога об отпущении грехов, по отце своем и по матери и по всех родителях на вечный помин⁴⁴⁵.

5. 1683/1684 г.

Галичский (позднее, Буйский) уезд. Село Ликурги. Архангельская церковь.

Крест напрестольный деревянный, обложенный серебром. На кресте надпись:

Лета 7192 г. положил сеи крест в церковь каменную во имя Св. Троицы стольник Семен Васильев Готовцев, что построил тое церковь он же Семен по обещанию своему в Галичском уезде в Ликургской волости в вотчине своей в селе Троицком, а Григорьевское тож⁴⁴⁶.

Дополнением к надписи на кресте является храмозданная надпись 1685 г., помещенная в клейме в цоколе в правой части иконостаса Троицкой церкви: Благословенной и благодатию Творца всех Бога создася сей св. храм во имя славы Святыя, Единосущныя, Жпвотворящия и Нераздельныя Троицы, Отца и Сына и Св. Духа при державе благочестивейших Государей Царей и Великих Князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича, всея России Самодержцев и при святейшем Патриархе Иоакиме желанием и прошением у Зиждителя Творца всех Бога стольника Семена Васильевича Готовцева в молитву и моление и воспоминание своих родителей в лето от создания міра 7193, а от Рождества Бога Слова 1685 и освящена мая в 20 день⁴⁴⁷.

Показательно, что, если надпись фиксировала окончание строительства, то крест был вложен в его начале.

6. 1500 или 1552 г.

Галичский уезд. Село Холм. Церковь Собора Пресвятыя Богородицы. Крест храмозданный деревянный с надписью, сделанной чернилами:

Построена бысть и освещена церковь Божии во имя собора Пресвятыя Богородицы на память святых мученик Карпа и Попилы месяца Октября 13 число лето ҂зѳ⁴⁴⁸.

7. 1625/1626 г.

Макарьев. Макарьевский Унженский Благовещенский монастырь. Цер* ковь Благовещения.

Крест напрестольный золотой, чеканный, украшенный 8 драгоценными камнями. По краям украшен жемчугом. Надпись на кресте:

7134 зделан крест в пречестную и великую обитель Пречистые Богородицы Благовещения і преподобнаго Макария Унженскаго Желтоводскаго чудотворца по душе Царя и Великаго Князя Василия Ивановича всея Руси и по его брате Дмитрие Ивановиче, а молитвенное имя Фома, и по княгине Екатерине. И іх за то поминати. А положил сиі крест князь Иваи Иванович Шуйскоі, и за князя Ивана Ивановича им Бога молити, доколе он жив, и за его княгиню Марфу, а как Бог по душу их сошлет, их всех за то поминать. Дан в дом Живоначальные Троицы⁴⁴⁹.

8. 1629 г. Июль.

Чухлома. Авраамиев Городецкий Покровский монастырь. Храм Покрова Пресвятой Богородицы. Крест напрестольный серебряный с позолотой. Надпись на кресте:

Лета 7137 году в месяце июле зделан сии крест и дан в пречестную і великую обитель Пречистыя Богородицы Покрова и преподобнаго Авраамия Городецкаго в Галицкой уезд на Чухлому, а дал князь Иван Шуйской, і им за князя Ивана за его княгиню Марфу Бога молить, покамест оне живы, а как Бог по душе их сошлет, і им поминать их в повседневном поминовение и в сенодике написать⁴⁵⁰.

Разночтения: Пречистыя] Пресвятыя – Церкви... Галицкой уезд] Галичском уезде – Д. Ф. Прилуцкий, а как] и как – Церкви... в повседневном] повседневном – Церкви... поминовение] поминание – Д. Ф. Прилуцкий, сенодике] сенодики – Д. Ф. Прилуцкий.

Два напрестольных креста пожалованы князем Иваном Ивановичем Шуйским, последним представителем рода Шуйских, в наиболее почитаемые обители Галичского уезда, где покоились мощи их основателей. При этом, преподобный Авраамий Галичский и Чухломской, ученик преп. Сергия Радонежского, был основателем первых общежительных монастырей на Галичской земле, а преп. Макарий Унженский в XVII в. почитался молитвенным предстоятелем за Галич и Галичский уезд. Впрочем, вклад Ивана Шуйского в Авраамиев Городецкий монастырь логически продолжал дело его брата, «по вере и обещанию» которого было начато строительство Покровского храма в обители⁴⁵¹. Как и в случае со строительством церкви Св. Троицы в селе Ликурги, напрестольный крест был вложен И. И. Шуйским незадолго до окончания строительства храма: оно было завершено 8 сентября 1631 г., а в 1632 г. храм был освящен.

9. 1680 г. 20 июня.

Солигалич. Собор Рождества Богородицы.

Крест напрестольный восьмиконечный серебряный с позолотой, обложенный по краям жемчугом с 12 частицами мощей⁴⁵².

Надписи над частицами мощей⁴⁵³:

1. Святителя Иоанна Златаустаго. 2. Иоанна Предтечи. 3. Феодора Стратилата. 4. Пантелеимона. 5. Иякова Персиянина. 6. архидиякона Стефана. 7. Евстафия и Плакиды. 8. Апостола Андрея Первозваннаго. 9. Мученика Меркурия. 10. Апостола Тита. 11. Иоанникия Великаго. 12. Феодосии девы.

Лета 7188 иуня в 20 день повелением Великаго Государя Царя и Великаго Князя Феодора Алексеевича всея России. Пожаловать велел сей крест зделать Солигаличской Рождественской девичь монастырь по своей Матушке во блаженном успенин благоверной Царице Марии Ильичне, что она государыня построила во 176 году.

Солигаличский дворянин Ф. И. Нащокин, в составленных им в 1811– 1812 гг. записках по истории Солигалича, дает несколько иной вариант вкладной записи на кресте: «Лета 7188 года, а от Рождества Христова 1680 иуня в 20 день повеленнем Великаго Государя Царя и Великаго Князя Феодора Алексеевича всея Россіи. Пожаловать велел сей крест зделать Солигаличской в Рождественской девичь монастырь по своей Матушке во блаженном успении благоверной царице Марии Ильиничне, что она государыня построила в 7176 году»⁴⁵⁴. При этом, перевод даты от Сотворения Мира в дату от Рождества Христова, без сомнения, принадлежит самому Ф. И. Нащокину: такие же дополнения он делал и к тексту летописца Солигаличского Воскресенского монастыря, помещенному в начале его записок.

Крест, без сомнения, был изготовлен в Москве мастерами Оружейной палаты. Сходный набор мощей имел крест, вложенный в 1682 г. царским духовником Никитой Васильевым в костромскую церковь Воскресения на Дебре. Надпись на нем удостоверяла, что это – частицы мощей святых, хранившиеся в Благовещенском соборе Московского Кремля⁴⁵⁵. Таким образом, крест, вложенный царем Федором Алекссевичем в Богородице-Рождественскую церковь Солигалича, имел статус государственной святыни. При этом, с царской семьей непосредственно связаны частицы мощей лишь трех святых, тезоименитых детям Алексея Михайловича, – свв. Иоанна Златоуста, Феодора Стратилата и Феодосии девы.

10. XVII в.

Солигалич. Церковь Преображения Господня.

Крест напрестольный восьмиконечный деревянный, украшенный по краям жемчугом. Обложен вызолоченными серебряными пластинами с изображением Распятия. В крест вложены частицы мощей 11 святых. Надпись на кресте⁴⁵⁶:

Архимандрита Комненоса.

11. Солигаличское окологородье.

Окрестности дер. Фаладино. Крест деревянный памятный (?). Время установки креста неизвестно.

«... Существует устное предание, что первоначально город (Солигалич. – А. А.) стал возникать в ином месте, а именно, версты на ¹/₂, на 2 – южнее по Галичскому тракту (ближе к дер. Фаладино), на этом месте, у самой дороги, с незапамятных времен стоит деревянный крест, недавно реставрированный»⁴⁵⁷.

В предлагаемой статье речь пойдет об одном памятнике русской эпиграфики конца 50-х гг. XVII в. – так называемом, Елеонском кресте, изготовленном в 1657 г. в память об основании Ново-Иерусалимского монастыря. Первоначально, он был установлен перед Святыми вратами обители, а в конце XVII в. над ним была сооружена часовня, повторяющая черты архитектурного стиля XVI столетия. В начале XX в. из обители к ней дважды в год совершались крестные ходы с водосвятием и благодарственными молебнами – на Пасху и в неделю Всех Святых⁴⁵⁸.

До наших дней крест не дошел⁴⁵⁹, но надпись на нем известна, благодаря монастырской описи, проведенной дьяком Борисом Остолоповым в мае 1685 г.⁴⁶⁰ и дважды опубликована архимандритом Леонидом (Кавелиным)⁴⁶¹. Приведем эту надпись по описи Бориса Остолопова с разночтениями по последующим публикациям:⁴⁶²

Бжственныі крстъ] у архим. Леонида (а) нет. крест Божественный – архим. Леонид (б). ї Спса] у архим. Леонида нет. от востока] на восток – архим. Леонид (а), блгѡсловеніем] благоволением – архим. Леонид (а), великого] великаго – список РГБ, архим. Леонид. і Гдря] в Описи над строкой црствующего] царствующаго] – список РГБ, архим. Леонид. великогѡ] великаго – список РГБ, архим. Леонид. і всеа великия і Малыя і Бѣлыя Росій патриарха, тогѡ ради, понеж тішаишии] у архим. Леонида (а) нет. Росіи] России – список РГБ, архим. Леонид (6). Алеѯѣи] Алексий – архим. Леонид (б). і Малыя] Малыя – список РГБ. Росіи] России – список РГБ, архим. Леонид. сеа] сия – список РГБ, архим. Леонид. древянаго] древяннаго – архим. Леонид. і дошед] – Опись, и дошед до – архим. Леонид (а), возшед] восшед на него – список РГБ, архим. Леонид. на него] в Описи над строкой. В списке РГБ и у архим. Леонида нет. пространства] пронстранства – Опись, полного] польнаго – список РГБ, архим. Леонид. ж] же – список РГБ, архим. Леонид. сребренъ] серебряный – архим. Леонид (а), сребрян – архим. Леонид (б). вѣчное] в Описи вписано позже, ы] в списке РГБ и у архим. Леонида нет.

Обращает на себя внимание то, что часть текста на кресте написана прозой, часть – рифмованной прозой. Расположив эти строки в соответствии с имеющейся в них рифмой, мы, видимо, сможем представить примерное расположение строк на кресте:

Бывший келейник патриарха Никона, иподиакон Иоанн Шушерин, автор «Известия о рождении и воспитании и о житии святейшего Никона, патриарха Московскаго и всея России» не только описал приезд царя Алексея Михайловича на освящение Воскресенского собора, но и сохранил текст «царского рукописания», вложенного в серебряный ковчежец и помещенного под церковным престолом: «Господь Бог издревле предуготовал место сие на создание монастыря, ибо оно по красоте подобно Иерусалиму»⁴⁶³. Иоанн Шушерин оставил и описание самого креста: крест, писал он, «был водружен по изволению благочестивого царя Алексея Михайловича и по благословению патрирха Никона, в знак любви и согласия, и к начинанию святой обители, наименованной Новый Иерусалим, как свидетельствует и самая надпись, высеченная славянскими буквами на святом кресте»⁴⁶⁴.

Не исключено, что резчиком этой надписи был инок Ново-Иерусалимского монастыря Иона, по сообщению Иоанна Шушерина, «владевший художеством среброделия». Он последовал за патриархом Никоном в ссылку в Ферапонтов монастырь, и там вырезал три надписи на белокаменных крестах идентичного содержания: «Никон, Божией милостью патриарх, поставил сей крест Господень, будучи в заточении за слово Божие и за святую Церковь на Белом озере в Ферапонтове монастыре в тюрьме»⁴⁶⁵.

Весьма любопытно то, что надпись на Елеонском кресте имеет явные параллели с некоторыми сказаниями о начале Москвы. Тем самым, оно словно проводит незримую параллель между основателями третьего Рима и нового Иерусалима: «...Князь Юрий взыде на гору и обозре с нее очима своима семо и овамо, по обе стороны Москвы реки и за Неглинною, возлюби села оныя и повеле вскоре сделати град мал, древян... и прозва его званием реки Москва град»⁴⁶⁶.

Для патриарха Никона крест был исходным знаком православной культуры, сопровождавшим человека от крещения до могилы. В эти воззрения органично вписывалась установка крестов с резными надписями, отмечавшими важнейшие пункты жизненного пути самого патриарха. Первым был деревянный крест на Кий-острове в ознаменование спасения от морской бури⁴⁶⁷. Крест этот⁴⁶⁸ был не только памятным, но и, играя роль маяка, должен был оберегать мореходов от опасностей,

– как писал об этом кресте архимандрит Ново-Иерусалимского монастыря Никанор в стихотворной летописи обители⁴⁶⁹. В 1660 г. в Крестном монастыре, возникшем по воле патриарха Никона на Кий-острове, на стене часовни был установлен белокаменный резной крест на освящение живоносного источника⁴⁷⁰. О трех каменных крестах в окрестностях Ферапонтова монастыря говорилось выше. Остается только добавить, что после «реабилитации» патриарха Никона, по повелению патриарха Иоакима, эти кресты были убраны, а надписи на них – стерты⁴⁷¹. Особо почитаем патриархом Никоном был Животворящий Крест Господень. Можно упомянуть его точную копию, выполненную из кипариса и установленную, по благословению патриарха, в Голгофском приделе Воскресенского собора Ново-Иерусалимского монастыря.

Елеонский крест, установленный, как уже говорилось выше, у Святых ворот монастыря, играл особую роль. С него началось составление эпиграфического «путеводителя» по монастырю⁴⁷². Следующими его «листами» были надписи на изразцах и белокаменных плитах, размещавшиеся на барабане купола главного алтаря, на фризах в четверике главного алтаря и ротонде, на стенах и иконостасах Воскресенского собора. Глубоко символично то, что от этого креста начал путь к месту захоронения гроб с телом патриарха Никона⁴⁷³. Позднее, архимандрит Никанор использовал надпись на Елеонском кресте в качестве источника для стихотворной летописи Ново-Иерусалимской обители.

Эта летопись является одним из позднейших «листов» «путеводителя»: сам автор датирует ее временем после освящения Воскресенского храма в январе 1685 г. Но в мае того же года, согласно описи Остолопова, на ее месте находилась белокаменная плита с иной по содержанию надписью⁴⁷⁴. Первую ее часть составляло обширное рассуждение о пользе доброхотного даяния на строительство храма, а, собственно, летопись о строительстве собора занимала несколько строк. Видимо, стихотворная летопись на ее месте была установлена в промежуток между июнем и сентябрем 1685 г.⁴⁷⁵

В летописи о. Никанор даже попытался дать стихотворное переложение надписи на Елеонском кресте⁴⁷⁶:

Здесь мы имеем не только яркий пример барочной культуры, облекающей повседневность в стихотворную ткань. Эпоха русского барокко – это и время первых шагов в осмыслении исторических источников. Неудивительно, что надпись на Елеонском кресте для о. Никанора в меньшей степени явилась примером назидания, но, прежде всего, – источником сведений по истории обители.

Чтобы наглядно представить, как о. Никанор использовал и интерпретировал надпись на Елеонском кресте в качестве исторического источника, составим таблицу:

Как видим, о. Никанор весьма бережно отнесся к источнику и даже вплел в поэтическую ткань отдельные его фрагменты. Более того, он смог сохранить и имевшиеся в надписи на кресте рифмы. Подчеркнем, что задача автора была осложнена тем, что его летопись имела форму акростиха, и каждая строка ее должна была начинаться с определенной буквы. Так, большую часть цитируемых строк в левой половине занимает слово «архимандрит».

Труд о. Никанора интересен еще и тем, что он находился в русле традиций, заложенных основателем Ново-Иерусалимской обители, патриархом Никоном. Существовавшая в ее стенах «никоновская интеллектуальная школа», по-видимому, сыграла исключительную роль в истории русской эпиграфики – не только в плане создания не имеющего аналогов «путеводителя» по обители, но и в плане начального этапа становления этой дисциплины как науки.

В отличие от стран Западной Европы, на Руси, не имевшей «своей» античности, интерес к монументальным надписям, как к явлению истории и культуры, зародился сравнительно поздно – в XVII в. Важнейшим показателем этого являются упоминания о чужеземных надписях, сделанные русскими путешественниками в хождениях по чужим землям и Святым местам. Это тем более важно, что именно с таких – зачастую случайных – копий с надписей, сделанных любознательными путешественниками – в XV в. на Западе начиналась античная эпиграфика. Одним из первых, если можно так выразиться, отечественных эпиграфистов от природы – иеромонах Арсений (Суханов), чье паломничество по Святым местам в 1651–1652 гг. было напрямую связано с замыслом патриарха Никона построить под Москвой точное подобие иерусалимского храма. Побывав в Иерусалиме, он обратил пристальное внимание на древние надписи в храме Гроба Господня и даже сделал перевод с надгробий известных крестоносцев Балдуина Фландрского и Готфрида Бульонского. Описывая двор св. Иосифа Прекрасного в Египте, Арсений (Суханов) отметил то, что, обычно, ускользало из поля зрения других паломников – материал, размеры и сохранность опоясывающей его надписи: «Да сверху была вкруг полаты тоя подпись, строка деревянная, слова резаны из дерева и наклеиваны на стене, величством слова те сажень трех есть, были позолочены, и ныне иное стоит, иное попортилось»⁴⁷⁷. Осматривая в Александрии Египетской знаменитые обелиски, он даже выдвинул гипотезу, весьма смелую для человека, практически не знакомого с древнеегипетской культурой: «на нем письмена (выделено мною. – А. А.) вырезаны кругом от низа и до верха, неведомо какия: сабли, луки, рыбы, головы человечьи, руки, ноги, топорки, а инаго и знать нельзя, видимая и невидимая; а сказывают, будто некоторая мудрость учинена. А другой столб недалече от того, такое же слово в слово, качеством и количеством (выделено мною. – А. А.)»⁴⁷⁸. Как видим, Арсений (Суханов) не только рассматривал обелиски, но и сличал письмена на них, результатом чего и стала столь необычная для человека Древней Руси запись.

Конечно, данный интерес еще не был систематическим. Заморские надписи, прежде всего, привлекали внимание, как чужеземные диковины. Людей той эпохи древние – и современные им – надписи интересовали, в первую очередь, как памятники, содержащие элементы назидания. И тот же Арсений (Суханов) не был исключением. Надписи на египетских обелисках были для него поводом порассуждать о некоей неведомой мудрости. Да и иерусалимские надгробия меньше всего интересовали пытливого иеромонаха, как могильный памятник королей Иерусалимских, католиков по вероисповеданию. Другое дело, этот самый, могущественный Балдуин, как говорилось в надгробии, «был второй Иуда Маккавеос», которого «вси боялись и вси дань давали», а теперь – «увы, в том малом трехлокотном гробе затворен»⁴⁷⁹. Чем не назидание земным владыкам: sic transit gloria mundi. Подчеркну, что этот перевод впоследствии был вырезан на каменных плитах в Воскресенском храме Ново-Иерусалимского монастыря.

В этом же русле находится и опись Бориса Остолопова – первый в России случай широкомасштабного копирования надписей – и стихотворная летопись архимандрита Никанора – едва ли не первый отечественный пример использования надписей в качестве исторического источника. В середине XVIII в., список с надписи на Елеонском кресте был включен в летопись Ново-Иерусалимского монастыря⁴⁸⁰ – показательный пример продолжения традиций.

Таким образом, историко-культурный контекст Елеонского креста выявляет оригинальные элементы барочной культуры XVII в., связанные, в том числе, и с зарождением элементов эпиграфической науки. И немаловажно то, что одним из первых «камней», легших в ее основание, стал Елеонский крест.

Список сокращений

ППС – Православный палестинский сборник.

РГАДА – Российский государственный архив древних актов.

РГБ ОР – Отдел рукописей Российской государственной библиотеки.

Настоящая работа не претендует на всеобъемлющее исследование иконографии горы Голгофы и является лишь попыткой по-новому взглянуть на некоторые, кажущиеся малозначительными и недвусмысленными, детали, присутствующие в изображениях и артефактах, связанных со Страстями Христовыми.

По причине невозможности охватить в небольшом объеме статьи весь доступный иконографический материал, автор ограничивается рассмотрением группы русских памятников XIV–XVII вв. с привлечением примеров из раннехристианского и византийского искусства, необходимых для иллюстрации высказанных соображений.

Евангельское повествование сообщает о внешнем виде горы Страданий Христа очень скупые сведения. Из согласования повествований четырех евангелистов узнаем, что это место называлось Голгофа, что значит «Лобное или Краниево (от греч. Κράνιον – череп)» (Мф. 27:33; Мк. 15:22; Лк. 23:33; Ин. 19:17). Однако, можно найти и косвенные свкдетельства относительно некоторых иконографических деталей. Евангелист Матфей описывает, что в момент смерти Спасителя «земля потряслась и камни расселись» (Мф. 27:51). Этот эпизод соотносится с древнейшим церковным преданием о погребении на Голгофе праотца Адама и о расщелине, образовавшейся в горе от землетрясения, в которую, прямо на череп прародителя, попала кровь из прободенного ребра Христа⁴⁸¹. Из церковного предания этот сюжет перешел и иконографию Распятия. Однако, изображения горы Голгофы отличаются такой вариативностью и многообразием, что для их объяснения, евангельских сведений, кажется, недостаточно.

Наиболее распространенным в изобразительном искусстве является тип скалистых ступенчатых горок-лещадок с расщелиной-пещерой, содержащей главу Адама. По всей видимости, иконография развивается из представлений об особенностях иерусалимского пейзажа, богатого холмами и скалами, окружающими город.

Другим, не менее распространенным, можно считать вариант, в котором вместо острых углов скал появляется круглый холм, что соответствует объяснению топонима «Голгофа» как «выпуклая часть холма, взлобье горы»⁴⁸².

Интересным кажется символическое изображение горы в виде растительного орнаментального мотива – трилистника, бутона или розетки, который, очевидно, соотносится с образом Креста-Древа Жизни. Другие типы изображения Голгофы не находят соответствий в евангельском тексте, и поэтому, для объяснения некоторых иконографических деталей обратимся к церковному преданию⁴⁸³.

Синаксарь Великого Пятка⁴⁸⁴ рассказывает о горе Голгофе неизвестные в Евангелии подробности. «Лобное же место глаголется, занеже в потопе востекшей вне земли Адамовой главе, кости точию носиме быти, яко некоему чуду зримому, юже Соломон честию праотца, со всем своим воинством, каменем множайшим покры. Тем-же и место то оттоле лифостротон, сиесть, каменнопостланное именовася»⁴⁸⁵.

Итак, рассказ о камнепостлании Соломона над могилой праотца Адама помогает объяснить такую тщательно продуманную и многовариантную деталь иконографии Голгофы, как камни, уложенные горкой над черепом Адама, и позволяет утверждать, что ее появление не может быть плодом фантазии художника, но является зримым воплощением многоуровневой символики горы Голгофы.

В Древнем мире был известен ритуал насыпания над могилой близкого или уважаемого человека, а также в почитаемом месте, каменной кучи, символизирующей место обитания человеческой души или духа-гения места. Такие насыпи получили в современной науке название «гермы» – от греческих каменных насыпей на перекрестках вокруг столбов, посвященных Гермесу⁴⁸⁶. На Востоке, в частности, среди арабов и палестинцев, подобный обычай сохранился и доныне. Сооружение каменной вымостки или обкладывание булыжниками намогильного холмика было необходимой принадлежностью и отличительной чертой языческого погребального обряда, в том числе, и русского⁴⁸⁷.

Таким образом, «камнепостлание Соломона» можно интерпретировать как важную составляющую погребального обряда, совершеннаго над прахом праотца Адама его потомком, не только в знак почтения к почившему, но и в качестве фиксации сакрально значимого топоса.

Можно предположить (по причине практически полного отсутствия археологических и нарративных источников), что известное по более поздним памятникам насыпание каменной «голгофы» вокруг поклонного или погребального креста, появилось одновременно с практикой крестоводружения в IV–V веке, и было призвано естественным образом заменить языческую традицию христианской. Помимо широко известных русских северных и греческих афонских поклонных и придорожных крестов, укажем на менее исследованные намогильные кресты в христианских монастырях Египта⁴⁸⁸.

Здесь уместно вспомнить и афонский обычай погребения⁴⁸⁹. На Афоне «гробничные церкви устраиваются для складывания вырытых, по истечении трех или более лет, костей усопших. Для этого, церковь бывает двухэтажная: внизу сохраняются кости, а вверху устраивается самая церковь, в которой совершается божественная литургия о упокоении почивших… На особо устроенных полках, снизу доверху, вдоль восточной стены под св. алтарем складываются рядами черепа», – так описывает устройство афонской костницы русский паломник XIX века⁴⁹⁰. Необходимо добавить, что помещение костехранилища под алтарем имеет символическое значение: помещаясь под местом принесения Бескровной Жертвы, останки афонцев оказывались уподобляемы главе Адама, лежащей под местом Распятия Христа. Интересна еще одна деталь: «Особая забота о сохранении главы усопшего насельниками Афона проявляется в том, – писал в заметках об Афоне русский писатель Борис Зайцев, – что, при погребении тела, голову сбоку обкладывают камнями, а сверху прикрывают каменной плитой»⁴⁹¹. В декоративно-прикладном искусстве, в частности, в литье и деревянной резьбе, достаточно часто встречается изображение Голгофы в виде круглого холма, составленнаго из валунов, плотно окружающих главу Адама, известно и изображение верхнего камня над черепом в виде плоской плиты, лежащей на боковых круглых булыжниках⁴⁹².

Традиционное погребение под крестом, увенчивающим Голгофу, символически изображенную в виде намогильного валуна или плиты, создано христианским соборным разумом⁴⁹³ по «священному образцу» голгофского погребения первого человека, грех которого был упразднен, в буквальном смысле, омыт Кровью Спасителя. Патриарх Никон в XVII веке, завещав похоронить себя в Новоиерусалимском монастыре под Голгофой Воскресенского собора в Предтеченском пределе, расположенном в том месте, где в Иерусалимском храме находится предел главы Адама и, по преданию, был похоронен царь и первосвященник Мелхиседек⁴⁹⁴, по всей видимости, творчески реализовал рассмотренный выше «архетип».

Символически, Голгофа являет не только герму или могильный холм над главой Адама, но и каменный жертвенник, сооруженный согласно ветхозаветному указанию, из нетесаных камней. «Если будешь делать мне жертвенник из камней, то не сооружай его из тесанных, ибо, как скоро наложишь на них тесло свое, осквернишь их» (Исх. 20:25). Древнейшее из известных символических изображений Голгофы, в виде уложенных в несколько рядов валунов, можно увидеть на ампуле Монцы V–VI вв., где процветший крест произрастает из трех, расположенных пирамидой, камней⁴⁹⁵.

Как воплощение иконографического варианта горы-жертвенника в произведениях мелкой пластики интересно изображение Голгофы, как проекции сверху – в виде каменного круга, с помещенной в центре главой Адама. К такому типу относится, например, крест-мощевик 2-й половины XIV века из собрания Государственной Оружейной Палаты⁴⁹⁶, а также, резная икона с изображением Распятия середины XVII века из ГИМа⁴⁹⁷.

В Ветхом Завете был известен тип жертвенника или жертвенного камня «галгал» – от еврейского «круг, каменный круг», «холм или куча камней», который, на основании филологического анализа его названия, считается круглым⁴⁹⁸. Галгал был создан Иисусом Навином из двенадцати камней, расположенных по кругу после перехода через Иордан (Нав. 4:3–9), близ галгала было совершено помазание Саула на царство (1Цар. 11:15).

Семантически, два топоса – Галгал и Голгофа – очевидно, пересекаются. И изображение Голгофы в виде круга – тому подтверждение.

Однако, возможна иная интерпретация. Крест с орудиями Страстей, утвержденный на Голгофе в виде круга, известен в изобразительном искусстве. На иконе «Спас Недреманное Око» 2-й половины XVI века из собрания Павла Корина такой голгофский крест помещен в руках ангела, протягивающего его Христу⁴⁹⁹.

Можно предположить, что крест на круглой Голгофе ведет происхождение от связанного с императорским христианским искусством изображением креста на сфере, нередко помещаемого в руке статуи императора, а затем перешедшего в атрибут царской власти – державу. Подобный крест был, например, в руке колосса императора Юстиниана. Прокопий Кесарийский так описывал эту статую: «У него нет ни меча, ни копья, никакого другого оружия; только крест у него поставлен над шаром в знак того, что им одним он получил и власть над империей, и победу над врагами»⁵⁰⁰.

Сопоставление синаксарного рассказа и иконографических подробностей Голгофской горы позволяет увидеть сознательное следование повествовательному источнику. Однако, в сказании на Великий Пяток можно усмотреть и явное историческое несоответствие. Лобное место-Голгофа получает название Лифостротон – «каменнопостланное» от греческого λιφοστρωτονος – «устланное камнем». В Евангелии от Иоанна лифостротоном названо «судилище» Понтия Пилата, место осуждения Христа на казнь. «И сел на судилище на месте, называемой лифостротон, а по-еврейски – Гаввафа» (Ин. 19:13). Каменный (возможно мозаичный) или мраморный пол «судного места» во дворе Претории послужил причиной евангельской этимологии⁵⁰¹.

В греческом тексте Евангелия, для обозначения «судилища» употребляется слово βήμα «возвышение, судейское место», семантически и этимологически близкое которому – βωμός – «возвышение, помост», имеет, также, значение «алтарь, жертвенник», «ступенчатое возвышение» и «могильный курган»⁵⁰², а, кроме того, используется для обозначения престола в христианском храме⁵⁰³. Все перечисленное выше многообразие смыслов, в семантическом плане больше приложимо не к евангельскому (в Претории), а к синасарному голгофскому лифостротону.

Вымощенная гора Голгофа, в виде круглого или пирамидального холма, покрытого брусками камня или подогнанными булыжниками, чаще всего, появляется на деревянных северных резных крестах, известных с XV–XVII века⁵⁰⁴, что можно было бы связать с особенностями техники резьбы по дереву, но вымощенную горку встречаем и в таком редком, для раннемосковского искусства, жанре, как керамика. Это Распятие конца XV – начала XVI века, помещенное на северном фасаде Успенского собора города Дмитрова (см. рис. 1). Интересно отметить, что Голгофа Распятия с южного фасада больше похожа даже не на каменную, а на мозаичную или мраморную⁵⁰⁵.

Каменный помост-судилище, коррелируя с образом Голгофы Страданий Христа, являя символику суда и жертвы, то есть царского престола, семантически дополняет образ страдающего Христа Царя Славы. Именно эта надпись – «Иисус Христос Царь Славы» помещается, обычно, по сторонам от креста или Распятия, либо в иконографии Страстей Христовых (Снятие с креста, Положение во гроб).

Голгофа, как «царское место», «престол» соотносится с иконографией «Этимасии», или «Престола уготованного» – трона или престола Св. Трапезы с, находящимися на нем, орудиями Страстей Христовых. Этимасия (греч. ετοιμασία του θρόνου – «приготовление престола»), образ, имеющий эсхатологическую символику.

Рис. 1. Распятие северного фасада Успенского собора в г. Дмитрове. к. XV – н. XVII в.

Происхождение указанного сюжета из атрибутики дохристианского языческого императорского культа подробно рассмотрено прот. Николаем Озолиным⁵⁰⁶. Следуя за утверждением Энгеманна о полисемантичности образа «Престола уготованного» и о необходимости интерпретации его «в нескольких временных измерениях»⁵⁰⁷, отметим, что «Престол Господень не только заменяет изображение царственного Христа»⁵⁰⁸, но и являет знак Голгофы – места утверждения Креста и восшествия на него Царя Славы.

Иконографически, такая корреляция осуществляется в изображениях П-образной Голгофы на крестах и, реже, в Распятиях. Достаточно вспомнить кресты с орудиями Страстей на произведениях церковного шитья или во внутреннем и внешнем декоре храмов. Один из наиболее ярких, в декоративном отношении, примеров – рельефные наружные кресты на стенах новгородской церкви Спаса на Ильине.

О том, что Голгофа действительно понималась соборным разумом Церкви как «Царское место», говорит возведение в XVI веке на Красной площади в Москве у стен Покровского собора символического Лобного места. Московский «Лифостротон» (как его называл еще И. М. Снегирев, полагая, что совпадение функционального и символического аспектов при сооружении Лобного места было случайным⁵⁰⁹) создавался в контексте церковно-государственной политики московских царей, направленной на утверждение идеи о богоизбранности русского народа. Лобное место было сооружено, как полагают исследователи, в комплексе с Покровским собором, именовавшимся в допетровской Руси «Иерусалимом». Находясь за стенами храма, и с северной стороны от него, топографически оно повторяло палестинский образец⁵¹⁰.

Вымощенное, первоначально, белым кирпичом, а позднее – и диким камнем, Лобное место типологически повторяло помост вечевого собрания⁵¹¹, однако, именование «Лобное» сообщало месту сакральное значение, указывая на его «священный образец» – иерусалимскую Голгофу-лифостротон, описанную в синаксарном предании.

Функционально, Лобное место служило не только амвоном для совершения богослужебных обрядов: крестных ходов, молебнов и шествия на осляти в Вербное воскресенье, но и играло немаловажную роль в церковно-государственных ритуалах. Здесь, по свидетельству И. М. Снегирева, зачитывались царские указы, а в XVII веке было совершено провозглашение царя Михаила Федоровича, а впоследствии, неоднократно, и объявление наследника престола, которого торжественно поднимали перед народом. «В государственных актах Лобное место иногда называлось «Царевым», без сомнения, потому, что с него возвещали суд царев»⁵¹².

В XVII веке встречаемся еще с одним, творчески осмысленным, воспроизведением голгофского «камнепостлания». Речь идет о созданном патриархом Никоном Голгофском пределе Воскресенского собора Новоиерусалимского монастыря. Рельефное Распятие, изготовленное в меру Креста Христова, помещено здесь не на традиционной Голгофе в виде скалистой или сложенной из валунов горки, но утверждено на прямоугольном возвышении, вымощенном плитами белого камня.

Образец Новоиерусалимской Голгофы известен: мраморные плиты, покрывающие остатки священной горы на месте Страданий Спасителя в храме Гроба Господня в старом Иерусалиме. Однако, следование оригиналу, как представляется, породило новый семантический пласт. У патриарха Никона каменный настил не скрывал под собой святыню (под плитами нет дикой скалы, как в палестинском храме), но являл ее, будучи, одновременно, Голгофой и камнепостланием-лифостротоном.

В иконографии Голгофы известен, также, вариант, когда гора изображается в виде ступеней (обычно, одна или три с каждой стороны), ведущих ко кресту. Возможно, такой тип сложился в процессе декоративной стилизации и схематизации живописного варианта голгофского креста, изображающего остроконечные выступы скалы. Однако, наиболее вероятным представляется другой путь развития указанного типа.

Образцом для христианского сюжета послужил мотив, использовавшийся в языческом культе гения императора. Появление в христианском искусстве «языческих» образов носило характер «перепосвящения» и непосредственным образом было связано с процессом «воцерковления» государственной идеологии, которая приобрела сотериологический и эсхатологический характер.

Символика Страстей Господних и Креста, как знаков триумфа христианского императора, получила, с принятием христианства императором Константином Великим, ведущее значение в измененном придворном церемониале⁵¹³.

А. Н. Грабар отмечал, что тип креста на монументальном ступенчатом основании относится к числу древнейших и появляется впервые в, так называемом, императорском искусстве, где, «вероятно, воспроизводит ex voto, поставленный Константином на форуме Византия»⁵¹⁴. Таким образом, ступенчатое основание креста, известное по ранним памятникам нумизматики (V–VIII век) и декоративно-прикладного искусства⁵¹⁵, изображало постамент константиновского вотивного сооружения.

Можно интерпретировать «голгофу» под триумфальным крестом только как базу креста-колонны и признавать лишь ее функциональное значение, но, скорее всего, здесь следует видеть полисемантичный образ.

Из истории материальной культуры Древнего мира известно, что подобным образом, в виде ступенчатой пирамиды, нередко сооружались языческие алтари. Уже указывалось на одно из значений греческого βωμός – алтарь – «ступенчатое возвышение». Одним из правил при устройстве ветхозаветного жертвенника, было запрещение строить алтари со ступенями (Исх. 20:26), что по мнению некоторых толкователей, могло указывать (подобно надписям на жертвеннике) на их языческую принадлежность⁵¹⁶.

Помещение императором Константином Великим знамения Креста на постаменте в форме языческого алтаря, по всей видимости, имело значение символического утверждения знака Победы Христовой над демонским служением, сакрального замещения идольского культа на почитание Спасителя. Таким жертвенником мог быть и алтарь гения императора, который был свергнут самим василевсом, посвятившим жертвенник своего сердца служению истинному Богу.

Рассмотрение ряда символических изображений голгофской горы позволяет отметить связь практически каждого из указанных типов с традициями императорского искусства, или же с образами царской власти. Таковы – сюжет о «камнепостлании» царя Соломона, отраженный в иконографии вымощенной Голгофы, изображения священной горы в виде круга-сферы или ступенчатого основания креста. Все, выше изложенное, лишний раз подтверждает, высказанный еще А. Н. Грабаром в его, до сих пор не потерявшей ценности и не исчерпавшей научного потенциала, книге «Император в византийском искусстве» тезис о том, что в основе большинства сюжетов христианской иконографии лежит «воцерковленный» волей императора и принятый соборным разумом Церкви языческий изобразительный материал, связанный с культом гения императора.

Пещера Крестовая располагается на левом берегу р. Онеги в 47 км к северу от г. Каргополя. Это уникальный природный и историко-культурный комплекс, не имеющий аналогов на территории Архангельской области и характеризующий одну из сторон северного старообрядчества. Сохранившиеся здесь материальные свидетельства культовой практики, являются ценным источником по истории церковного раскола на Севере России.

Описание пещеры и использование ее раскольниками зафиксировано уже в краеведческой литературе конца XIX – начала XX вв.⁵¹⁷ Связанные с пещерой легенды и поверия сохраняются в устной народной традиции до настоящего времени. По преданию, на стенах высечены загадочные надписи и ниши-кельи, а ходы ведут до Волосова, Ошевенска и даже Каргополя. Рассказывают, что когда-то собака с колокольчиком, выпущенная у входа в пещеру, вышла в Ошевенске⁵¹⁸. Эта легенда была известна уже в XIX веке⁵¹⁹.

Тем не менее, до недавнего времени пещера оставалась неизученной и была неизвестна широкому кругу специалистов. Лишь в 1981, 1993–94 гг. геологи научно-производственного центра ГП «Архангельскгеология» провели ее топосъемку, фотосъемку и видеосъемку. В ходе этих работ обнаружены, вырезанные на стене, текст молитвы и изображение креста. Результаты исследований были переданы в Каргопольский музей-заповедник (КИАХМЗ, НВФ. 5042). В 1999 г. полевое обследование памятника проведено экспедицией Каргопольского музея-заповедника. Собран дополнительный фольклорный материал, в глубине пещеры зафиксирована еще одна надпись, проведены пробные раскопки.

Пещера Крестовая – это неотопоним (по изображению креста), введенный геологами и утвердившийся в современной краеведческой литературе⁵²⁰. Народное название пещеры – Кладовская (Клодовская), поскольку она располагается в русле ручья Кладовец. В дореволюционной печати фигурирует, также, название Колосова (Копосихинская) пещера – по, располагавшейся рядом, деревне Копосиха⁵²¹. Последнее название мы, предположительно, связываем с другой пещерой, находящейся недалеко от Крестовой. Вход в нее отыскать не удалось, так как он, вероятно, закрыт оползнем.

Пещера Крестовая расположена в сухом русле ручья Кладовец на расстоянии около 90 м от р. Онеги. Вход в нее находится в правом борту русла, в ассиметричной воронке, на границе коренного берега и террасы. Высота воронки над руслом 4 м, глубина до входа – 1,5 м. Вход представляет собой горизонтальную щель между скальным выходом известняков и глинисто-щебенистой осыпью. Его размеры 0,4x1,0 м. От входа начинается низкий зал, диаметром около 8 м и высотой 1,5–1,7 м, на полу – известняковые плиты, обрушившиеся со свода. Из зала вглубь известнякового массива ведут два входа. Северный, труднопроходимый, заканчивается выклиниванием. Основной ход, протяженностью около 25 м, ведет на юг. Его ширина 0,4–1,5 м, высота 0,8–2,0 м. На стенах хорошо заметны три уровня проработки хода. Дно пещеры глинистое. Примерно в 10 м от начала хода, появляется ручеек, но его основной поток сейчас проходит на более низких горизонтах и разгружается в виде крупного карстового источника в устье ручья Кладовец. По определению геолога Е. И. Гуркало, пещера сформировалась в доледниковое время с активизацией в современное.

На западной стороне южного хода пещеры, примерно в 20 м от его начала, вырезан текст молитвы. Надпись в пять строк расположена в расширении хода на высоте 1,5–1,7 м. Расположение строк и отдельных слов обусловлено размером и характером скальной поверхности, пригодной для нанесения надписи. Причем, последние два слова, не вместившиеся на основной плоскости, вырезаны сбоку на торце известняковой плиты. Содержание текста следующее (разделение на строки отмечено чертой): «За млтвъ стыхъ оцъ нашихъ гди їсе хрсте сне бжїи помилуи насъ аминь иживотворящаго крта истаго аггла моегѡ хранителу ивсћхъ ради сты» (за молитвъ святыхъ отецъ нашихъ Господи Ісусе Христе Сыне Божій помилуй нас аминь и животворящаго креста и святаго ангела моего хранителя и всехъ ради святыхъ). Необычной особенностью надписи является вписанное между словами двух нижних строк изображение восьмиконечного креста и орудий страстей с соответствующими аббревиатурами: «іс» (Ісус), «хс» (Христос), «к» (копье), и «т» (трость). Их взаимное расположение свидетельствует, что надпись и изображение хронологически одновременны.

В конце южного хода, на западной стене, сохранилась вторая надпись, которая расположена на расстоянии примерно 4 м от первой на высоте 1,5–1,7 м. Визуально, текст слаборазличимый, частично покрыт кальцитовой корочкой. Содержание надписи следующее (разделение на строки отмечено чертой): «Архангльское пздравленіе престѣи бцѣ дво» (архангельское поздравленіе Пресвятой Богородице Дево). Над надписью находится естественный скальный уступ, удобный для размещения свечей и икон. По сообщению священника Д. Островского, в пещере раньше, действительно, находились иконки – Распятия, Богоматери и Св. Николая Чудотворца⁵²².

В статъе того же Д. Островского упоминается, также, третья надпись – шесть слов, из которых можно разобрать только «святый»⁵²³. Отыскать ее пока не удалось.

Около второй надписи предприняты разведочные раскопки. Слой представлял из себя отложения сырой намывной глины. Выяснить его мощность не удалось, так как шурф заполнило водой. При разборке этого слоя, на глубине примерно 40 см найдены деревянная жердь и доска, которые, возможно, являются остатками внутреннего обустройства пещеры, а также факел – кол с остатками обгоревшей бересты на конце. Датировка этих изделий проблематична, поскольку переотложен, а аналогичные факелы используются посетителями пещеры вплоть до настоящего времени.

Самое раннее свидетельство об использовании пещеры старообрядцами, относится ко второй половине XIX в.⁵²⁴ В 1859 г. два крестьянина Волосовского прихода обратились к преосвященному архиепископу Аркадию с ходатайством об устройстве над входом в пещеру часовни Божией Матери Печерской. В ходатайстве им было отказано, так как один из них подозревался в принадлежности к странничеству. После этого, вход в пещеру несколько раз зарывали. Однако, местные жители вновь отрывали его, так как вода пещерного источника считалась целебной.

Несомненно, что пещера была известна староверам значительно раньше. Однако, в настоящее время, с полной определенностью этот вопрос не может быть решен из-за недостатка фактического материала. Пока остается открытой, также, проблема датировки надписей. Это тема специального палеографического исследования.

В качестве аналитического материала, автор использует полевые записи, сделанные во время этнографических экспедиций в южные районы Пермской области.

В системе религиозного мировоззрения русского крестьянства, православная символика маркировала «освоенное» пространство, играла главную роль в организации сакральной топографии русской деревни.

Организация «освоенного» пространства строилась вокруг храма. Храм становился точкой начала, отсчета освоенности, был сакральным центром села и округи. Храм, также, был вертикалью, организующей пространство села, ориентиром округи. В с. Русский Сарс (Октябрьский район), собственно, «селом» называли лишь ту часть, где стояла церковь, остальные части села имели свои названия: Нижняя, Средняя и Верхняя деревни.

Наоборот, идеальным неосвоенным местом, где возможно выйти на контакт с иным миром, считалось пространство, где не слышно колокольного звона, лая собак, крика петуха, не видно церкви. Соответственно, признаки освоенного: церковь, колокольный звон, крик петуха, лай собак, – выступали и своеобразными оберегами.

В деревнях сакральными центрами были кресты, часовни, столбики с иконой или Распятием. Так, например, в д. Горка (Куединский район) на площади, которая считалась центром деревни, где собирались сходы, отмечались праздники, стоял деревянный невысокий столб – «столбик» с медной иконкой. Формирование сакрального центра, видимо, происходило двумя путями: сложившийся центр маркировался православными символами, или, наоборот, центр перемещался к вновь построенному храму или кресту.

В крестьянском доме и у православных, и у старообрядцев, иконы маркировали один из сакральных центров – красный/передний угол.

В Южном Прикамье достаточно устойчивыми были традиции взаимодействия центрального храма и крестьянской избы. Ежегодно на пасхальной неделе, священник с крестным ходом обходил всю деревню, заходя в каждый дом. Иконы расставлялись по лавкам, священник служил молебен, освещал дом и посевное зерно. У старообрядцев юго-западных районов Прикамья, кроме служб в молельных домах, – соборах и молебнах, каждый дом раз в году на один из праздников принимал общину на моление. Таким образом, периферия, в качестве которой выступал дом, нуждалась в дополнительном «усилении сакральности», распределении ее от центра к периферии, что и осуществлялось ежегодно, путем обхода домов священником или совершением в домах старообрядческой службы.

Границы освоенного и неосвоенного пространства, также нуждались в дополнительной маркировке. Такими границами выступали двери и окна дома, ворота усадьбы, изгородь и ворота ограды деревни. Однако, православными символами особо обозначались лишь ворота ограды деревни. Видимо, эта граница расценивалась, как наиболее значимая, последняя при выходе из своего пространства в чужое. На внешних воротах ограды, как правило, помещали небольшие иконки, медные или деревянные кресты: «Где в толоку заезжать, – ворота были, на каждых воротах – крест» (с. Русский Сарс Октябрьского района; информатор Трясцина Μ. В., 1919 г. р.).

Двери и окна дома, ворота усадьбы усиливались сакрально лишь тогда, когда граница освоенного пространства была наиболее уязвима. Практически во всем Южном Прикамье таким временем считалась ночь на Крещенье (с 18 на 19 января по новому стилю), когда потусторонний мир мог проникнуть в жилье человека. Защитить дом можно было, также, используя православную символику. Четырех- или шестиконечный крест рисовали мелом или углем на косяках окон, дверных полотнах, воротах, при этом, рукой (или Распятием, иконой) «перекрещивали» дверь или окно, произносили молитву. В другое время, ежедневно, на ночь перекрещивали с молитвой окна и двери.

Прохождение пространственной границы человеком, сопровождалось произнесением молитвы. Обычно, ограничивались произнесением формулы-благословения: «Господи, благослови...», а иногда, и крестным знамением. Однако, так поступали при выходе из освоенного, в менее, или неосвоенное пространство, проходя двери, ворота, ограду деревни, заходя в лес, и никогда не произносили, входя обратно: «Без креста ворота нельзя открывать. Ворота открываешь – помолишься» (с. Русский Сарс Октябрьского района; информатор Трясцина Μ. В., 1919 г. р.).

За пределами деревни (а, иногда, и в деревне), значимые пространственные локусы маркировались особо. Часовни, большие деревянные и каменные кресты, называвшиеся в Южном Прикамье «крестиками», возводились на родниках, в полях, на возвышенностях, у больших дорог.

Форма «крестика» была самой разнообразной. Это могла быть, собственно, каменная или деревянная часовня с маковкой и крестом на крыше. Чаще всего, «крестиком» называли крышу на столбах, где вместо стен устраивали небольшие перегородки, высотой около метра. Иногда, часовню-«крестик» ставили над ключом, именно такая часовня стояла в д. Уваряж Октябрьского района. Внутри «крестика» висела икона, стоял стол, покрытый скатертью. Невестка, которая только что вышла замуж и носила воду из ключа, заменяла старую скатерть новой. В окрестностях села Русский Сарс, под крышей-«крестиком» стоял большой деревянный крест. Часто «крестик» был выполнен в форме большого деревянного или каменного креста.

Каждый «крестик» был посвящен определенному празднику, в честь которого и был установлен. В селе Русский Сарс «крестиков» было пять: Крещению, Николе Вешнему, Пантелеймонову, Ильину и Богородицыну дням. Почитание именно этих праздников и моления у «крестиков», по свидетельству старожилов, были необходимы общине. А. П. Игошева, 1903 года рождения, так объясняет необходимость этих молений: «В Крещение на крестике воду святили на ключе...»; «Богородицын день. Крестик был на реке. Иконы носили, молились. Службу служили, чтоб озимь дал. Мать Пресвятая Богородица чтоб была с семенами»; «Пантелеймонов день на степе молились, что все исцелились»; «Весной хлебушко поспеет, дак надо ведь, чтоб градом не выщелкало. И на горе крестик – Вешнему Миколе. Веснушкой Миколе дак» (с. Русский Сарс, от Игошевой А. П., 1903 г. р.).

Кресты воздвигались и после стихийных бедствий, неурожаев, больших пожаров, когда жители деревни «обветилися», «обвет (обет) дали» почитать праздник и святого. Иногда, этот праздник становился престольным праздником села или деревни.

В д. Уваряж (Октябрьский район) обетный характер имел «крестик», посвященный Прокопьеву дню: «Там на горе кристик стоял Прокопьеву дню. Тогда пожар был большой, стога горели. Стали служить с тех пор» (д. Уваряж, от Змеевой А. Ф., 1919 г. р.). Такой же обетный крест, установленный после пожара, уничтожившего всю деревню, стоял в д. Осинцево Суксунского района. В д. Тана Октябрьского района «крестик» стоял Вешнему Николе, называемому здесь Заблудным и поставленному, так же, по обету. По преданию, когда основывалась деревня, весной мужиков отправили за семенами в далекое село. На обратном пути они заблудились, и вернулись в деревню только к Николину дню, в честь чего и был определен престольный праздник, и поставлен «крестик».

Даже эти немногочисленные примеры свидетельствуют о важности «крестиков» в пространственной организации округи. Как мы отмечали, часовни-«крестики» ставились в тех пространственных локусах, которые осваивались человеком в процессе хозяйственной деятельности. Праздники, которым посвящались «крестики», приурочивались к тому времени, когда важно было дополнительно сакрально усилить пространство, сохранить стабильность в хозяйственном и природном цикле. В тех местах (или в то время), когда эта стабильность нарушалась: пожар, неурожай, другое стихийное бедствие, тут же ставилась часовня, устанавливался «крестик».

Взаимодействие центра и периферии осуществлялось через систему крестных ходов и молебнов. Крестные ходы из сельских церквей в деревенские часовни совершались, как правило, во время престольных праздников. Крестные ходы и молебны у крестов проводились ежегодно в праздник или день святого, которому был посвящен крест.

Важным, при проведении крестных ходов, было то, что в часовни приносили иконы из местной церкви, святили воду, если часовня стояла на роднике, обходили поля. Так поступали в д. Ваешта (Октябрьский район). «Крестики, просто, не празднику, осередь лета на третий день посыле Троичи, принимали там иконы, молились на полях с краю деревни. Часовня была, на ключике стояла, в ней икона висела Казанской Божьей матери. Когда молятся, ее средят, цветов принесут, в ней помолятся. Потом по полям понесут иконы» (д. Ваешта, от Постных Μ. В., 1912 г. р.).

В некоторых традициях, иконы в деревне «ночевали» несколько дней престольного праздника и только затем возвращались крестным ходом в церковь (д. Ольховка, Чайковского района).

Особое место в пространственной структуре занимали представления о явленных иконах, монастырях, мощах святых. Явленные местночтимые иконы пользовались большой популярностью. Крестные ходы с ними совершались по окрестный селам ежегодно. В неурожайные, тяжелые годы такие иконы «заказывали» и в дальние села.

В монастыри, к мощам святых, явленным иконам, паломничество совершали лишь в случаях личного или семейного недуга. Наибольшей известностью в Южном Прикамье, как цель паломничества, пользовались мощи Симеона Верхотурского в монастыре г. Верхотурье, чудотворная икона Николая Чудотворца в с. Березовка (на р. Кама), а с конца XIX в. – Свято-Николаевский мужской монастырь на Белой Горе в Осинском уезде Пермской губернии.

Подобная организация пространства в Южном Прикамье характерна, прежде всего, для районов со старожильческим населением, и, видимо, генетически связана с традициями Русского Севера.

Православная символика была органично вписана в систему традиционного мировоззрения и выполняла в организации пространства несколько функций: выступала сакральным центром пространственного локуса (в зависимости от статуса объекта: церковь – часовня – крест – икона), являлась символом и оберегом «освоенного» пространства.

Наблюдаемое в настоящее время возрастание интереса к истории православия и положениям христианской догматики происходит одновременно с усилением внимания к фольклорным трактовкам христианской символики и обрядности. Такое сочетание представляется вполне закономерным, поскольку сущностной характеристикой живой традиции является диалогичность, проявляющаяся, как в плане синхронии, так и в диахронном аспекте. Представляется, что жесткое противопоставление элементов христианской традиции, так называемым, «этническим религиям» финно-угорских народов, не всегда является правомерным. Есть основания полагать, что, как в прошлом, так и в настоящее время, в рамках традиционного мировоззрения коми христианская символика органично сочетается с ранними мифопоэтическими представлениями, в ряде случаев, порождая «новые» тексты в описании мифологической картины мира. В настоящей статье предлагается рассмотрение некоторых фольклорных и этнографических материалов о символике христианского нательного креста в обрядах и поверьях коми.

Повсеместно, у коми, христианский нательный крест называют словом перна и лишь у ижемских коми, проживающих на р. Обь в Тюменской области, этим же словом называют намогильный крест. По мнению В. И. Лыткина и E. С. Гуляева, в период, предшествующий христианизации Коми края, слово перна могло означать ‘семейный талисман’, ‘знак рода и семьи’, т. е., может быть соотнесено с коми-зырянским понятием пас – ‘родовой знак’, ‘знак собственности’ или ‘оберег’. Показательны, в этом плане, следующие коми слова и выражения: пернапас – ‘крестное знамение’; пернапас чjтнi, вв., пернапасасьны, печ., скр., сс. – ‘перекреститься’, ‘освятить крестным знамением’, ‘крестообразный магический жест, направленный против действия нечистой силы’.

Не вызывает сомнения тот факт, что в традиционном мировоззрении коми предельно широкий спектр символических характеристик перна, и связанных с ним ритуальных действий (включая крестообразный жест рукой) неразрывно связан с дохристианскими представлениями, универсальными для традиционного мировоззрения многих народов⁵²⁵. Интересно, что некоторые этиологические мифы коми органично включают в себя христианские представления о кресте, как символе и образе Бога – Творца мироздания. Согласно фольклорным текстам коми, крест выступает неотъемлемым атрибутом творений Ена, который помечал им растения и тварей, чтобы отличить их от созданий своего противника – Омjля. Так, например, у коми считается, что щуку можно легко определить как божье творенье, по наличию косточки, напоминающей по форме крест. Интересно, что в фольклоре юганских и салымских хантов, символика упомянутой кости в голове у щуки осмысляется диаметрально противоположно. Во многих семьях у хантов, проживающих на р. Салым в Тюменской области, до настоящего времени сохраняется традиция рассказывать детям сказки о творении окружающего мира, иллюстрируя свое повествование с помощью нескольких десятков косточек, последовательно доставаемых из скелета сваренной щуки. Отметим, что сама щука выступает в образе мифического существа, некогда, проглотившего мир, и считается ‘нечистой’ рыбой. Вышеупомянутая крестообразная щучья кость в фольклоре у хантов связывается с образом отрицательного мифологического персонажа – Порнэ (лесной ведьмой), противостоящей тунху, превращающемуся в птицу⁵²⁶. В ряду деревьев различных пород в фольклоре коми с именем Ена связывается образ ели. У вычегодских коми говорят по этому поводу: «ель – это священное дерево, потому что под ним когда-то укрылся от преследователей Иисус и, впоследствии, пометил это дерево – теперь на его ветвях всегда можно увидеть крестик, и повелел людям делать из этого дерева нательные кресты»⁵²⁷. В структуре ветвей и хвои на ветвях ели, действительно, легко угадывается форма креста. Отметим, что у хантов ель, напротив, считается опасным, нечистым деревом, которое сотворил Атым Пугут Ики – хозяин нижнего мира: «...при этом дернул вверх за макушку дерева так, чтобы из него вся кровь (смола) вышла и чтобы ветер все время качал бы из стороны в сторону...»⁵²⁸.

В традиционных представлениях коми, нательный крест рассматривается не только как символ христианской веры и знак принадлежности к определенной конфессии, но и как символ, посредством которого оформляется и закрепляется переход новорожденного в мир людей. Показательна в этом плане аллитерация названия обряда крещения в коми языке – пыртjм (в буквальном переводе можно трактовать, как ‘ввод’ или ‘введение’ человека в веру) с глаголом пjpтjм (превращение с помощью колдовства). До первой четверти XX века, повсеместно у коми (как у православных, так и у приверженцев старообрядчества) крещение новорожденного совершалось на третий и восьмой день после рождения ребенка. Необходимость совершения обряда на восьмой день объясняется традиционными представлениями о том, что «...и сам Иисус Христос на восьмой день был крещен». Отметим, что у коми старообрядцев бытовал запрет для матерей на кормление грудью некрещеного ребенка, считавшегося ‘нечистым’. Необходимость совершения крещения над новорожденным мотивируется и в целом ряде фольклорных текстов, которые перекликаются по сюжету с этнологическими мифами коми о происхождении, различного рода, нечистой силы. В одной из легенд рассказывается, как женщина родила семерых младенцев, но крестила только одного из них. Впоследствии, эти шестеро некрещеных стали бесами: один к реке спустился – стал Вауса, второй в бане поселился – стал Гуранька, третий в лес ушел – стал Bjpca, четвертый – Дедко, пятый – Шиань, а шестой – Олыся⁵²⁹. В фольклоре коми известны тексты о происхождении нечисти из тела погибшей карликовой чуди⁵³⁰. Интересно, что на Удоре некрещеного младенца до десяти дней шутливо называют ‘чудин’⁵³¹. В данном случае, образ некрещеного младенца отчетливо соотносится с образом чуди – мифологических первопредков коми, совершивших самопогребение, отказавшись принять крещение⁵³². Считается, что любой человек, умерший без крещения, будет слепым на том свете. При этом, взрослого человека, умершего без крещения, ждут страшные адские муки, а умершие некрещеные младенцы, так же, как и крещенные, будут обитать в Раю. Подчеркивается, что «крещеные младенцы на том свете будут летать, как ангелы и собирать пищу с райских деревьев, а некрещеные младенцы будут ползать по земле и вслепую собирать то, что будет падать с райских деревьев». По традиции, характерной для обряда крещения у коми, гайтан от нательного креста не накидывается человеку через голову, а завязывается на его шее узлом, который легко можно развязать: «нельзя завязывать гайтан как кулjм гjpjд, т. е. мертвым узлом». Повсеместно, у коми считается, что гайтан обязательно должен быть из льняных нитей, и ни в коем случае не из шерстяных или шелковых – это может привести к несчастью.

Согласно данным Г. А. Старцева, в ходе свадебного обряда у коми, вежань (крестная мать) дарила невесте новый нательный крест, как бы, совершая вторичное крещение девушки, выходящей замуж⁵³³. По материалам Ф. В. Плесовского, в ходе свадебного обряда у удорских коми жених проходил ритуальное испытание, стараясь накинуть уздечку с нательным крестом на свою невесту и, таким образом, символически оформить переход своей будущей супруги в новый статус⁵³⁴. Пожилые люди могли подарить свой крестик, наряду с другими личными вещами, близкому человеку или родственнику на помин своей души после смерти. Вместе с тем, у коми сохраняется запрет на ношение креста умершего человека – такой крест хранят в доме вместе с другими традиционными оберегами за иконами в красном углу, и нередко используют в качестве магического средства от порчи и болезней. Так, например, крест, перевернутый и поставленный над окном или косяком входной двери, у печорских коми считается надежным оберегом от колдунов.

У современных сельских коми сохраняется традиция изготовления по заказу литых и деревянных нательных крестов. Так, например, в с. Вильгорт на р. Башка Вера Ивановна Патракова продолжает родовую традицию по отливу из олова и меди крестиков для односельчан и жителей соседних деревень. Мастерица отливает крестики в специальных формах, вырезанных в высушенной березовой капе⁵³⁵. В д. Лемты на р. Печора изготовлением нательных крестов с помощью специальных металлических печаток занимался до середины 80-х гг. Николай Григорьевич Мартюшев. В с. Керчемья, вплоть до конца 70-х гг., нательные кресты изготовлял Иван Кузьмич Самарин (1898–1979).

Повсеместно, у коми считается, что умершего человека нельзя хоронить с металлическим нательным крестом. У вычегодских и печорских коми старообрядцев к разряду тяжких грехов, из-за которых душа усопшего может навсегда остаться неприкаянной, относят захоронение человека с серебряным или медным крестиком на груди. У современных печорских коми старообрядцев запрет на захоронение усопшего с металлическим крестом мотивируется тем, что «бесы на том свете притягивают к себе все металлическое, как магнит»⁵³⁶. Отметим, что в фольклоре коми металл является устойчивый атрибутом образов обитателей иного мира (металлическая одежда, стоячие медные глаза, железные детские люльки и игрушки т. д.). Как правило, для усопшего изготовляется специальный пу перна (деревянный нательный крест), гайтан от которого не завязывается, а лишь накладывается концами вокруг шеи погребаемого (так же, не завязывается, а укладывается вдоль тела покойного нательный пояс). Если по какой-то причине не удается поместить пу перна в гроб во время похорон, то, впоследствии, такой крестик хранят в красном углу дома, как память об умершем. У коми считается, что в красном углу нельзя хранить нательные кресты живых людей. Когда шли в баню, крестики оставляли в доме, подвешивая их на край самовара, либо прятали в рот до завершения банных процедур.

У печорских коми покойницкий нательный крест изготовляют из сердцевины черемухи (льjм пу) или осины (пи пу), обладающих темно-коричневым, или красноватым оттенком. В поверьях коми, образ черемухи включается в символический ряд лиственных деревьев, которые наделяются, преимущественно, негативными характеристиками, что во многом обусловлено естественными свойствами древесины этих сортов деревьев – традиционно считаются непригодными для жилых построек из-за хрупкости и легкой подверженности гниению, без определенной обработки. Символическая оценка этих природных качеств наглядно представлена в одном из коми названий черемухи – куль льjм пу – букв. ‘нечистое, принадлежащее черту, дерево’. Отметим, что в традиционной обрядности коми черемуха выступает погребальным деревом. У летских коми под черемухой, растущей на территории усадьбы, проводят поминки по всем усопшим пожилые люди, которые уже не могут посещать кладбище и церковь. У печорских и ижемских коми, черемуху сажали на могилы некрещеных младенцев, которых, как правило, хоронили не на кладбище, а рядом с домом⁵³⁷. Об осине у печорских коми-старообрядцев говорят: это некрещеное дерево, потому что все время шевелится⁵³⁸. Негативное отношение к осине мотивируется и коми фольклорными текстами, апокрифического характера. «Когда Господь ехал в Иерусалим, Он проезжал мимо одинокой осины. Шелест листьев осины испугал осла, на котором сидел Господь. Осел отскочил в сторону и Господь упал. Встав, Господь проклял осину: «Во всякое время да будут шелестеть листья твои – не будет покоя для них! Вот, с тех пор, хоть тихо, хоть ветрено – все время шелестят листья осины»⁵³⁹. В народных преданиях коми, осина связывается и именем Иуды. «Иуда, который предал брата своего, скрылся в лесу, чтобы удавиться. На многих деревьях пробовал удавиться Иуда, но все они не выдерживали – ломались. И только осина не согнулась и не сломалась. А Господь намеревался простить Иуду. Вот, потому и проклял Господь это дерево – за то, что дало возможность Иуде умертвить себя»⁵⁴⁰. Соотнесение образа осины с концептом движения в нижний мир, угадывается в традиции печорских коми повязывать погребальные полотенца на ствол осины, растущей на территории кладбища, а так, в традиции удорских коми оставлять по завету одежду больного человека на стволе осины, растущей у священного озера Келля-ты⁵⁴¹. Подчеркивая нечистую природу осины, у керчемских коми говорят: колдовских кукол, обычно, делают из осины, а добрых – из березы и сосны⁵⁴². В. А. Семенов отмечает, что сопричастность осины иному миру угадывается в поверье коми о том, что подмененный ребенок, после ритуальной перерубки под корытом, должен превратится в осиновую чурку, а так же, за обычаем коми охотников оставлять приношение лешему на осиновом пне⁵⁴³. Отношение к осине, как к нечистому, поганому дереву, древесина которого традиционно считается малопригодной для жилых построек из-за мягкости и легкой подверженности гниению, характерно для многих народов европейского северо-востока⁵⁴⁴.

У вычегодских коми, при изготовления деревянного нательного креста, отдают предпочтение можжевельнику (туся пу). При этом, отмечается, что можжевеловый крест, подобно можжевельнику, является надежным оберегом от болезней и порчи для любого человека. При этом, обращается на устойчивый специфический аромат, исходящий от такого креста⁵⁴⁵. По данным В. П. Налимова, можжевельник применялся у коми, для предотвращения прихода болезни в дом, а так же, для изгнания ее из дома и тела больного человека; можжевельником окуривали предметы для снятия с них порчи⁵⁴⁶. В фольклоре коми, одним из волшебных атрибутов Перы-богатыря выступает лук, сделанный из ствола можжевельника⁵⁴⁷. В молитвенных ритуалах и погребально-поминальной обрядности коми хвоя и смола можжевельника используются наряду с ладаном. У летских коми зафиксирована традиция использования разветвленного ствола можжевельника в качестве вертикального «живого» остова для намогильного креста. Восприятие можжевельника, как священного растения и оберега от нечистой, вероятно, во многом основано на реальных бактерицидных и бальзамических свойствах этого дерева, хорошо известных у многих народов⁵⁴⁸. До настоящего времени плоды и хвоя можжевельника широко используются в быту у коми для стерилизации деревянной молочной посуды, в качестве компонента при консервации продуктов, а также, для удаления неприятных органических запахов из жилого помещения. Так же, как и на Русском Севере и у вепсов Заонежья, у коми можжевеловое дерево нередко называют ‘верес’ или ‘вереск’.

По свидетельствам информантов, в прошлом, нательные кресты для повседневной практики у вычегодских коми делали из березы, в случае, если не было возможности приобрести металлический. При этом, березовый крестик шлифовался до такой степени, что на свете отливал серебристым металлическим цветом⁵⁴⁹. По данным фольклориста О. И. Уляшева у вычегодских коми считается, что можно точно определить из какой породы дерева нужно делать крест для того или иного человека. О правильности выбора судят по направлению перемещения деревянного крестика, укрепленного на запястье руки с помощью повязки. Отмеченный ритуал, вероятно, связан с представлениями о том, что у каждого человека есть ‘свое дерево’ – ас пу⁵⁵⁰.

Рассмотренный выше материал о символической классификации деревьев различных пород в фольклоре коми, позволяет предположить, что, посредством выбора определенной породы дерева, могло подчеркиваться и функциональное назначение креста, который выступает оберегом живого человека, либо маркером сопричастности иному миру, или движения в него.

В прошлом, деревянные наперсные кресты, нередко, изготовлялись полыми внутри и использовались, как пенал, для хранения и постоянного ношения на груди различных оберегов⁵⁵¹. У удорских коми, в таких нательных крестах хранили сулему, которая считалась оберегом от нечистой силы. С целью предохранения от болезней и сглаза, у вымских коми привязывали к нательному кресту ребенка узелок с ртутью⁵⁵². По рукописным материалам В. П. Налимова, относящимся к началу века, женщины у вычегодских коми хранили на своих нательных крестах частицу плаценты, которая считалась эффективной защитой от вомидз (сглаза) и других болезней, насылаемых колдунами. Считается, что в случае эпидемии оспы, человека может предохранить от болезни кусочек еловой смолы, привязанный к нательному кресту. Отметим, что у многих финно-угорских народов известна традиция ношения рядом с нательным крестом амулетов растительного и животного происхождения (различные кости, высушенные коренья и травы, которые считались оберегами). По свидетельствам Н. Заварина, коми охотники, отправляясь на промысел, обязательно запасались Петровым корнем (другое название – Петров крестик), укрепляя его рядом с крестиком на гайтане. Считалось, что этот священный корень способен избавить охотника от всех бед и несчастий⁵⁵³. Отправляющемуся в дальний путь, домочадцы и родители напутствуют: «не теряй свой перна – домой вернешься невредимым». Считается, что потеря нательного креста предвещает беду или скорую смерть владельца. Так же, как и случайное обнаружение чьего-либо креста на дороге рассматривается, как верный знак того, что вскоре, у нашедшего этот нательный крест, умрет кто-то из близких родственников.

Согласно полевым материалам финского этнографа У. Т. Сирелиуса, в начале XX века коми женщины, нередко, носили на груди не один, а сразу три нательных креста, в качестве центрального элемента моль перна – нагрудного украшения из бус – один из вариантов такого украшения хранится в фондах Национального Музея Финляндии. Примечательно, что в последнем случае, крест носился не на теле, а поверх одежды. Аналогичная традиция известна у народов Поволжья: женщины у мордвы, чувашей и Марийцев, нередко, прикрепляли от 2 до 4 нательных крестов к шейным и нагрудным украшениям⁵⁵⁴. Отметим, что ношение нательного креста поверх одежды было характерно и для коми старообрядцев беспоповцев. Причем, женщины-старообрядки носили крест на металлических цепочках, одеваемых поверх кофты, но обязательно подтыкали крест за пояс фартука или юбки так, чтобы его не было видно окружающим. Доставали крест из-за пояса только во время совершения молитв и держали его, при этом, на тыльной стороне правой руки, поскольку ладонь считалась нечистой. В среде удорских, вычегодских и печорских коми до настоящего времени сохраняется традиция различения по форме мужских и женских нательных крестов: равносторонний восьмиконечный крест (новгородского типа) с округлыми окончаниями, либо с фигурным обрамлением, образующим форму распустившегося бутона, считается женским; прямоугольный, по периметру, крест с удлиненный основанием – мужским.

Повсеместно, у коми считается, что нательный крест человека является его главным вуджjром – тенью-оберегом. Согласно поверьям, воздействуя определенным образом на нательный крест, можно повлиять на жизнь и судьбу его владельца. На отмеченных представлениях основываются различные варианты использования нательного креста в колдовской практике и различных гаданиях. Человеку, пожелавшему приобщиться к колдовским знаниям предписывалось бросить свой крестик под ноги, встать на него и произнести молитву ‘отречения от Христа’, сходную по структуре с текстом ‘отречения от Сатаны’, которое читается в ходе обряда крещения. Аналогичным образом, у карел проводился обряд вызывания банного духа⁵⁵⁵. По поверьям, можно легко погубить любую благополучную семейную пару, если взять нательные кресты супругов, переломить их пополам, а затем связать эти обломки вместе льняной нитью и спрятать в деревянный пенал-колоду, предназначенный для хранения церковных свечей. В книге А. С. Сидорова «Знахарство, колдовство и порча у народа коми» описывается гадание, проводимое с помощью нательного креста (перна петкjдлjм), для определения причины болезни, либо поиска пропавшего скота. Тjдысь (знахарь) держит крестик больного человека (либо владельца скота) за гайтан над четырьмя хлебными крошками, каждая из которых символизирует ту или иную причину болезни, либо вероятное месторасположение пропавшего скота. Результаты гадания определялись по направлению раскачивания креста. В полевых записях Л. С. Грибовой приводится описание одного из вариантов ритуала черjшлjн кjртлjн (раскачивание или подвешивание топора), в ходе которого гадальщица использовала в качестве магического маятника медные нательные кресты всех членов семьи пострадавшего человека. Примечательно, что обряд проводился в доме пострадавшего рано утром – задолго до момента пробуждения всех домочадцев. Гадальщица подвешивала одновременно все крестики на отдельные ниточки около красного угла и, читая молитвы, наблюдала – при упоминании кого из святых один из крестов покачнется из стороны в сторону⁵⁵⁶.

В фольклоре коми нательный крест наделяется чудодейственной силой, позволяющей человеку не только противостоять силам иного мира, но и активно воздействовать на них. В быличках коми рассказывается, как человек может завладеть вороным, красноглазым конем и коровами водяного – для этого надо подвязать свой нательный крест к поясу, обойти вокруг скота водяного, а затем успеть накинуть крест на шею коню или корове. В фольклоре летских коми встречается повествование о том, что проклятого, без вести пропавшего и, через некоторое время, вернувшегося домой, в зверином облике, человека можно спасти, накинув на него нательный крест и произнеся определенный заговор. Считается, что человек, купающийся в реке без креста может превратиться в водяного и будет пребывать в таком облике до тех пор, пока кто-либо не решится накинуть на него свой нательный крест⁵⁵⁷.

Приведенные в настоящей статье материалы из фольклорного наследия и традиционной обрядности коми убедительно показывают, что в рамках традиционного мировоззрения, христианская символика отнюдь не противопоставляется ранним дохристианским верованиям, а, напротив, органично сочетается с мифопоэтическими представлениями народа коми. Представления о христианском нательном кресте – предельно емком по своей символике зримом образе единения человека с миром божественного, органично сочетаются в традиционном мировоззрении коми с поверьями о вуджjр (тени-обереге человека) и различных ипостасях души человека. Характер традиционного отношения к образу христианского нательного креста наглядно иллюстрируется коми поговоркой: тэнö пернаö он нин вермы пöртны (букв., ‘тебя в нательный крест не превратить’).

Список сокращений:

вв. – верхневычегодский диалект коми-зырянского языка,

печ. – печорский диалект коми-зырянского языка,

скр. – присыктывкарский диалект коми-зырянского языка,

сс. – среднесысольский диалект коми-зырянского языка.

Обычной находкой во всех ярусах культурного слоя Переяславля Рязанского, от XII в. до XIX в., являются нательные кресты, которых найдено несколько десятков. Сделаны они из разных материалов. Самые массовые изделия – нательные кресты из цветных металлов (медь, бронза). Редко встречаются кресты из янтаря – их найдено всего несколько штук. Единичной находкой является крестик – «корсунчик», сделанный из пестрого, тщательно отшлифованного камня⁵⁵⁸. Если металлические крестики производились, в основном, в мастерских местных литейщиков, то каменные крестики-корсунчики поступали в Рязанскую землю из Киева, а янтарные крестики изготовлялись из привозного прибалтийского сырья, возможно, в местных мастерских⁵⁵⁹.

Редкой находкой являются костяные крестики-тельники с резным рельефным изображением. Они были не массовой продукцией, а индивидуальными изделиями резчиков. Изготовление таких вещей требовало высокого мастерства, знания иконографии и грамотности, для подписи изображений. В данной статье мы рассмотрим три резных костяных крестика-тельника, найденных при раскопках на Остроге.

Рис.1

Первый крестик размером 4,2><2 см при толщине 0,6 см, четырехконечный, односторонний, имеет по краю рельефную рамку с обеих сторон (рис. 1). Изображение на кресте сделано невысоким плоским рельефом и сохранилось достаточно хорошо. На лицевой стороне изображена в рост фигура святого Николы, занимающая средокрестье и весь нижний выступ креста. Руки сложены под грудью. Складки одежды показаны тонкими резными линиями. На спускающейся спереди планке омофора, в нижней части, изображен четырехконечный крест⁵⁶⁰. На поперечной перекладине помещены погрудные изображения святого Никона (?) и святого Николая (?). Все три фигуры представлены в фас, изображены схематично, лица не просматриваются. Изображения головы непропорционально маленькие, по сравнению с телами.

На верхнем выступе креста вырезаны в три строки имена святых. Первое имя прочесть не удалось (возможно, Дмитрий – ?). Второе имя – Николай (?) и третье имя, возможно, Никон. Подобная композиция с тремя святыми известна на оборотной стороне поклонного креста начала XVI в. из с. Толмачи Тверской области⁵⁶¹. Почти полную аналогию представляет костяной резной крестик-тельник XV–XVI вв. из раскопок в Чертолье⁵⁶².

Рис. 2

четырехконечный, двусторонний. С обеих сторон, по периметру креста, идет рельефная рамка. На лицевой стороне невысоким плоским рельефом изображено Распятие с двумя погрудными фигурами предстоящих и двумя летящими ангелами над Христом. Тело Христа тонкое и удлиненное, слегка прогнутое. Ноги сведены вместе и отведены в правую сторону. Руки прямые, без изгиба, кисти опущены вниз. Бедра Христа прикрыты повязкой. Грудь обозначена короткой горизонтальной чертой, живот – двумя вертикальными черточками. Под правой рукой прорезаны нечеткие буквы ІС.

Предстоящие, обращены лицами к Христу, с немного наклоненными головами. По-видимому, справа от Христа изображена Богоматерь, а по левую руку – Иоанн Богослов.

На оборотной стороне изображена фигура святого Николая, занимающая средокрестье и весь нижний выступ креста. Руки у святого подняты к груди. Лик св. Николы сделан схематично, но угадываются глаза, небольшая округлая бородка и усы. Крестчатый омофор прямой планкой спускается спереди. Одежды трактованы тонкими вертикальными линиями. Фигура представлена в фас. На верхнем выступе креста, в рамке, вырезано имя святого: НІКЛ – Никола.

Подобная композиция Распятия имеется на резном костяном крестике-тельнике из раскопок в Зарядье⁵⁶³, датируемом XV в., и на лицевой стороне каменного крестика из коллекции Государственного Русского музея⁵⁶⁴, который датируется концом XV – началом XVI вв.

Возможно, что оба вышеописанных крестика вышли из под резца одного мастера или принадлежат одной школе – они имеют сходную трактовку узких столпообразных фигур, со схожими, схематично изображенными лицами и одинаковой разделкой одежд тонкими резными линиями. Датировать крестики возможно XV в. – началом XVI в.

Рис. 3

Чрезвычайно интересен четырехконечный двусторонний крест с многофигурной композицией на обеих сторонах (рис. 3). Крест имеет размеры 6,6х3,8 см при толщине 0,6 см. По периметру креста, с обеих сторон, идет рельефная рамка. Изображение фигур на крестике выполнено невысоким рельефом с неболыиим закруглением в сторону фона. На лицевой стороне, в верхней части крестика, изображен Нерукотворный образ Спаса, заключенный в рельефную рамку. Центральную часть занимает поясная фигура Богоматери Одигитрии с Младенцем Иисусом в левой руке и приподнятой к груди правой рукой. Справа от Богоматери прочерчена буква Ѳ. Образ Богоматери заключен в рельефную рамку, в форме перевернутаго щита. Слева и справа от Богоматери изображены погрудные фигуры евангелистов, обращенные лицами в сторону Богоматери. У одного евангелиста правая рука протянута в сторону Богоматери, а у другого в левой руке находится кодекс Евангелия. В нижней части крестика изображен святой Никита, бичующий беса. В правой руке он держит занесенную над головой палицу, а левой рукой держит за голову беса.

На обратной стороне крестика изображена в рост фигура архангела Михаила, занимающая центральную часть креста. Михаил одет в воинские доспехи, в правой руке держит поднятый на плечо меч, а левой рукой поддерживает ножны. Волосы у Михаила длинные, расчесанные на прямой пробор. На средней перекладине, слева и справа от архангела, погрудно изображены два евангелиста.

В нижней части креста, в рельефной рамке, погрудно изображен святой Николай Угодник в крестчатом омофоре. Архангел, евангелисты и Никола представлены в фас.

У всех святых нимбы вокруг голов изображены двойной резной линией. Прорезные надписи, которые сделаны над всеми фигурами, кроме Спаса, не читаются. Лица у изображенных на крестике, стерты, однако, общая его сохранность удовлетворительна.

Изображение архангела Михаила на крестике соответствует иконографической традиции XV–XVI вв. и может быть сопоставлено с деревянной резной иконой Михаила Архангела XVI в из с. Путятино Рязанской области⁵⁶⁵.

Находки подобных изделий, сделанных с помощью специальных инструментов, говорят о наличии в Переяславле грамотных, знакомых с иконографическими канонами, высококлассных мастеров – косторезов.

В 1755 году, во Владимирский собор Сретенского монастыря был перенесен, а в 1761 году освящен огромный «Животворящий Крест Чудес и Страстей Господних»⁵⁶⁶ в киоте «вышиною 10 аршин и 14 вершков, шириною 6 аршин и глубиною 1 аршин 9 вершков»⁵⁶⁷. Высота киота с сенью составляет 7 метров 63 сантиметра, а ширина – 4 метра 27 сантиметров. Расстояние вглубь достигает 1 метра 20 сантиметров. Все внутренние поверхности этого объема сплошь заполнены высокохудожественной деревянной резьбой и литьем, образующими около 300 пронумерованных сюжетных композиций назидательного содержания. Это произведение известно, как вклад в Московский Сретенский монастырь купеческого звания резчика и литейщика Московского Монетного Двора Григория Семеновича Шумаева. Оригинальное творение русских мастеров XVIII века давало цельное представление единого христианского образа Мира, служило наглядной книгой научения духовной грамоте.

Сквозь 30 стекол наружных дверей киота ясно читался куб мироздания, в сердцевине которого главная композиция – Распятие Иисуса Христа, с предстоящими у креста Богоматерью и Иоанном Богословом. К трехметровой фигуре Спасителя устремлены взоры и движения Богоматери и Апостола Иоанна Богослова, подчеркнутые складками одежды. Размеры этих горельефов – около 2 м 30 см. В углах квадрата лицевой композиции – фигуры четырех Евангелистов с их символами. Композиция Распятия видна на фоне, ярко раскрашенных зеленым, синим, розовым, оранжерым, строений земного Иерусалима. Сверху куб мироздания венчает Небесный Иерусалим. Макет Горнего Иерусалима обрамлен высокими зеркальными стенами с двенадцатью вратами. Над изгибом Небесной реки, повторяющей изгиб Москва-реки у Кремля, возвышаются церкви барочной архитектуры со стеклянными главками. Внизу главного Распятия, строения земного града переходят в высокий Сион из трех храмов-монастырей, образ земной Церкви, объединяющей земной мир с Небесным. Эти двухъярусные сооружения с многочисленными стеклянными главами с металлическими крестами выдвинуты вперед, на зрителя. По бокам и немного сзади этих сооружений помещены изображения мучений душ в аду. Справа и слева квадрата лицевой композиции расположены вертикальные рельефные полосы с цветными рельефами Евангельских и ветхозаветных сюжетов. Размеры резных изображений передают значимость изображенного в духовном мире. Макеты домиков и фигурки святых, помещенные внизу, в земном мире – от 10 до 20 см. Внизу киота, в картушах написаны назидательные названия пронумерованных композиций.

Очевидно, памятник специально изготовлялся для помещения во Владимирском храме Сретенского монастыря. Киот был вписан между двухсветной стеной и проходом в четверик основного объема собора, а, венчающее киот медное Распятие, упиралось в потолок храма. Описание Сретенского монастыря 1856 года, составленное настоятелем монастыря, строителем Виктором, гласило:

«У северной стены храма находится Распятие Господа Иисуса Христа с изображениями предстоящих Божией Матери и св. Иоанна Богослова, украшенными стеклянными камнями и позлащенными резными звездами, устроенные во весь рост, осеняемые рипидами, которые поддерживают по сторонам изображенные Архангелы.

Над венцем Спасителя находятся резные малые изображения седения Христа одесную Отца. По сторонам, в сиянии, два резных венца, один – терновый, другой – царский.

Пространство между крестом и предстоящими занято изображениями зданий града Иерусалима, гор каменистых, разноцветных путей, растений и плодов Палестины. По углам находятся резные изображения четырех Евангелистов.

Все сие помещено в деревянном киоте, на полях которого, выступающих косвенно, помещены, большею частию, симметрически, резныя и покрытыя красками, и, по местам, позолотою изображения:

На верхнем поле изображен град Божий Иерусалим...

По боковым полям изображены разные предметы и здания Святой земли с помещенными в клеймах вверху – Рождества и Крещения Господня, внизу, в зеркальных рамах – Распятия (Прославления Креста) и Воскресения Господня (Сошествия во ад)...

На низшем поле находятся (Сион) резныя изображения страданий Христовых, как то несение креста, поругание иудеев над Иисусом Христом и Положение во гроб, под сенью, украшенною резными изображениями Ангелов и Спасителя. По сторонам изваяны церкви, внизу которых находятся резные изображения Входа в Иерусалим и Спасителя, окруженного ветхозаветными святыми. По правую и левую сторону сих церквей (слева и справа от Сиона) изображены разные муки грешников в будущей жизни.

За ними к верху (по правой и левой сторонам) – селения праведных и апокалипсические события последних времен.

Внизу всего находятся подписи, служащия к подробному, по номерам, объяснению всех, помещенных внутри киота, предметов.

Киот впереди закрывается деревянною рамою со стеклами, украшенною по местам золоченою порезкою и многими стеклянными камнями в медной оправе. Над киотом находится изображение Господа Саваофа со Святым Духом, окружаемых ангелами и сверху всего медное резное Распятие с изображениями Господа и предстоящих.

На внешних боковых сторонах киота находятся в четырех отделах по три иконы, изображающих двунадесятые праздники. Каждый отдел окружен двадцатью малыми изображениями притчей и событий Евангельских и Священной истории»⁵⁶⁸.

Работы над произведением были начаты в 1717 г., когда Шумаев заказал у иконописца Оружейной палаты Ивана Петровича Ермакова ряд икон по тематике Креста⁵⁶⁹. Крест изготовлялся в доме Шумаева, находившемся в Мещанской слободе. В договоре, заключенном между ними, Ермаков обещал Шумаеву: «Да мне ж в доме ево Распятия написать, а назади крестом написать Страсти Господни, копие и крест все сполна, что надлежит»⁵⁷⁰. Безусловно, Шумаев был организатором работ, резчиком и литейщиком изображений Креста. Ему помогали мастера Оружейной палаты. Художественную роспись мог выполнять Ермаков, а золочение – Никифор Семенович Широкий, который, также, участвовал при заключении вышеупомянутого договора. Заказчиками произведения представляются игумен Сретенского монастыря Моисей Великосельский и, возможно, местоблюститель патриаршего престола Стефан Яворский.

Работами по переносу памятника в Сретенский монастырь из дома Шумаева и устранению недоделок Креста, руководил архитектор князь Дмитрий Васильевич Ухтомский. В разборке и сборке творения Шумаева принимал непосредственное участие и другой будущий знаменитый архитектор – Василий Иванович Баженов. В 1758–1759 гг., указанные перед своей смертью Шумаевым недоделки были выполнены домовладельцем Грузинской слободы Семеном Тулаевым.

Памятник пострадал в 1812 г., во время оккупации Москвы французами, но был тщательно восстановлен. Об этом напоминает надпись в основании киота: «Возобновлен 1843 года».

После закрытия монастыря в 1928 году, Крест Шумаева был перевезен в Антирелигиозный музей в Страстной монастырь, а затем – в филиал Антирелигиозного музея в Новый Большой собор Донского монастыря. Скорые, неподготовленные перемещения привели к значительным утратам на памятнике, подробная опись и фотофиксация частей которого не произведена и по сей день. Произведение Шумаева с конца шестидесятых годов по 1991 год было закрыто щитами, затянуто холстом и было недоступно для осмотра. После возобновления Донского монастыря, современный владелец памятника – Музей архитектуры им. Щусева – разобрал Крест и киот. Сохранившиеся фрагменты произведения хранятся в разных коробках и даже в разных местах.

В 1910-х годах памятник обследовал Η. Н. Соболев. Он опубликовал краткое описание памятника и историю его создания в программной статье «Резные изображения в московских церквах». Вывод о важности и большом значении Креста Шумаева в русской церковной скульптуре Η. Н. Соболев поместил в книге «Русская народная резьба по дереву». В 1990 году, автором данной статьи была подготовлена, изданная в 1992 году, книга «Крест резной. Московский Сретенский монастырь», где были напечатаны фотографии, сделанные Η. Н. Соболевым.

Особенностью творчества Шумаева является изображение нимбов у статуй среднего размера, отдельно от фигуры. Над головами фигур Архангелов Михаила и Гавриила, и четырех Евангелистов подвешены толстые, сияющие колючими лучами круги. Удивительно красивы нимбы распятого Христа, Богоматери и Апостола Иоанна Богослова. Они расположены полосой вокруг глав и изнутри украшены хрусталиками «драгоценных камней» (стразами), а снаружи обведены маленькими Херувимскими ликами, в кружках сияющих лучей. Характерным признаком почерка Шумаева является изображение им сияния, все равно выполненного им или деревянной резьбой, или оловянным литьем, или из жести. Прямые колючие лучи, передающие свет, чередуются с волнистыми, что создает впечатление колеблющегося огня. Такой прием был заимствован Шумаевым у византийской мелкой пластики XVII века.

Основное внимание скульптора сосредоточено на духовных переживаниях своих персонажей. По русской иконописной традиции, он выражает их через лица и ладони рук. Поэтому у всех небольших фигурок, резанных Шумаевым, непропорционально увеличены головы и ладони рук, что также можно считать отличительным приемом его произведений.

В XVIII веке стали возможными отклонения от канонических иконописных композиций. В канонической композиции Распятия под Крестом располагается череп первого человека Адама, чьи грехи искупает Иисус. У Шумаева, на месте Адама оказывается предстоящий перед киотом. Появляется новый смысл: жертва Иисуса искупает грехи предстоящего в данный момент перед Крестом.

Необычно у Шумаева было обращение к новым, нетрадиционным материалам, – зеркалам, стеклу, хрусталю, – и их философское осмысление.

Выражение старых православных истин новыми художественными средствами характерно для русской культуры начала XVIII века⁵⁷¹. На рубеже XVII–XVIII веков Евфимий Чудовский формулировал: «Учение... есть свет, путеводящий к богопознанию... Учение же ясная луча есть, ею же невежества тма разрушается и естественыя человеческого разума очеса просвещаются, и есть велие благо»⁵⁷². Светоносность Небесного Мира Шумаев передает с помощью новых художественных средств. Поэтому, из стекла и хрусталя исполнены чудесные главки многих церквей, «драгоценные камни» в венцах Христа, Богоматери и Апостола Иоанна Предтечи. Особенно много сверкающих материалов в украшениях Небесного Града: «И стогны града злато чистое, ако стекло сквозь цветающее; не имат град потребы солнца, ни луны, ни свящи, ни света солнечного, но светом в нем слава Божия и священный Агнец» [Откр. 21:21–23].

Мудро и осторожно использует мастер такой мирской материал, как зеркало. Его он рассматривает, как инструмент создания нового образа, но, при этом, четко соблюдает приоритет Небесных Сил. Зеркал использовано много, но их размеры невелики и расположены они так, что в них, в первую очередь, отражаются представители Горнего Мира. В результате, Небесные Силы умножались и наполняли число святых покровителей Земли. Зритель же, подойдя к киоту, видит, как он отражается в зеркалах Небесного Мира, и его образ, образ нового верующего, естественно входит в состав обитателей Царства Небесного. При этом, на первом плане всегда будет отражаться Святой, а предстоящий, всегда остается на втором плане. С другой стороны, благодаря этому же явлению, верующий обязательно ощущает свою сопричастность Церкви, чувствует, что он сам воспроизводит образ Небесных Сил. Сделав шаг от Креста, то есть от веры в Бога, зритель исчезает из образа Царства Небесного.

Во Владимирском соборе Крест Шумаева находился напротив иконостаса, отражая все действия внутри храма. Перед иконами горело множество свечей. Каждая горящая свеча отражалась в большом количестве зеркалец Небесного Мира. Богослужение сопровождалось сиянием, озарявшим храм чудесным, Небесным огнем. Таким способом церковной службе придавался вселенский, беспредельный характер, а большое Распятие Животворящего Креста, работы Шумаева, показывало суть происходящего как вечную Евхаристию.

Крест Петра I – один из самых известных, легендарных памятников, связанных с деятельностью Великого преобразователя на Русском Севере. Он был установлен самим Царем в Унской губе Белого моря, во время своего второго посещения Архангельской земли. История с этой петровской реликвией, популярной, как среди простого народа, так и среди исследователей, является очень запутанной и сложной. Отразить ее многообразие – вот главная задача, поставленная перед автором.

19 мая 1694 года Петр I прибывает в Архангельск, для спуска на воду первого корабля, построеннаго на заложенной при участи самого царя, годом ранее, Соломбальской судоверфи. 30 мая он с небольшой свитой и в сопровождении Архангельского архиепископа Афанасия на новой яхте «Святой Петр» отправляется в Соловецкий монастырь, по дороге в который и случилось событие, заставившее молодого российского государя воздвигнуть сей памятный Крест. Проделав 120 километров пути вдоль Летнего берега Белого моря, в районе Унской губы, яхта с царем на борту попадает в сильнейшую бурю. Впервые испытавший буйство морской стихни на себе, Петр с сопровождающей его свитой приготовился было к смерти, но, благодаря вмешательству уроженца поморского берега, монастырского кормщика Антипы Тимофеева, путешественники избежали злой участи и пристали к гостеприимному берегу, в районе Пертоминского Спасо-Преображенского монастыря. По старинному поморскому обычаю, в честь своего спасения от потопления, Петр I решает ознаменовать свое избавление изготовлением и установкой на берегу соснового четырехконечного памятного креста.

«Июня 5 дня, благочестивейший Государь, Царь и Великий Князь, Петр Алексеевич, с преосвященным Архиепископом (Афанасием Холмогорским. – В. А.) и сноим синклитом Царским, сотворишаа праздник Всемилостивому Спасу со всенощным пением. На Литургии, сам Царь на крылосе (клиросе. – В. А.) пел, и послания Апостольские читал. А посем, Великий Государь к память пришествия и бытия своего в Пертоминской обители всемилостивого Спаса, святый крест деревянный, видение четвероконечный сам своими руками содела и нес из монастыря на раменах (плечах. – В. А.) своих со всем синклнтом до места, идеже присташа первее к берегу, и постави его на месте том, и подписа резными письмены на Голландском языке, своима же руками»⁵⁷⁴.

Спустя несколько десятилетий, когда крест от долгого нахождения на открытом морском берегу подгнил, его перенесли в Успенскую церковь Пертоминского монастыря.

Известный историк П. И. Челищев, путешествуя в 1791 году по северу России, посетил Унскую губу. В память о своем посещении Пертоминского монастыря и его главной святыни, он, на месте Петровского, установил небольшой деревянный крест, с вырезанной на ней следующей надписью: «На сем месте водружен крест Петром Великим, деланный им, а обновлен его подданным и почитателем Петром Челищевым 1791. VII»⁵⁷⁵ (рис. 1).

Рис. 1. Крест Петра Челищева у Пертоминского монастыря. Из книги: Путешествие по Северу России в 1791 году. Дневник П. И. Челищева. СПб., 1886. С. 73.

«Крест этот, по устройству, четвероконечный, имеет полторы сажени высоты (5 аршин в высоту и 4 аршина в ширину (по другим данным, ширина креста составляла 3 аршина⁵⁷⁶), он находился в Пертоминском монастыре до 1805 года, когда по усиленной просьбе Архангельского городского общества, Государь Император Александр I дал соизволение на перенесение его в Архангельский Кафедральный Собор».

Из Пертоминского монастыря, 20 апреля, гласным Архангельской городской Думы Михаилом Паршуковым и священником Свято-Троицкого собора г. Архангельска Андреем Марковым, крест был перевезен в Кегостровский приход (Кегостров – остров в дельте Северной Двины, напротив Архангельска, его приходскую церковь Петр I неоднократно посещал во время трех своих визитов на север в 1693, 1694 и 1702 гг. – В. А.), откуда, собственно, и началось торжественное перенесение креста. 29 июня, в день первоверховных апостолов Петра и Павла, при колокольном звоне всех городских церквей, на катере, в сопровождении самых почетных горожан и военного оркестра, крест был торжественно перевезен в Архангельск.

Пертоминскому монастырю «взамен была оставлена точная копия с него», установленная в, специально построенной для этого, часовне⁵⁷⁷.

По внесению в Свято-Троицкий собор, крест был поставлен на южной стороне храма между иконами Святых апостолов Петра и Павла. Спустя некоторое время, по инициативе городского общества было устроено для него помещение под балдахином, основанном на четырех колоннах. Наверху устроен герб Российский и вензельное изображение имени Императора Александра I. По сторонам креста, на тумбах, поставлены были резные изображения ангелов, держащих овальные медные щиты, украшенные при епископе Архангельском и Холмогорском Неофите в 1822 году.

На правом щите была сделана следующая надпись:

«ІІетр Великий, Самодержец Всероссийский, шествуя по Белому морю в 1694 году в Соловецкий монастырь, воспящен был морским волнением, но, улучив благоприятный вход в губу, Унскимн рогами называемую, cей святой крест при ІІертоминском монастыре, где вышел на берег июня 2 дня и воспсв во храме благодарственная Господу Богу, Царю Царей, Помазанников Своих спасающему, своими руками соорудив, нес оный из монастыря до самаго места, на котором после бури вступил на берег со всею знаменитою свитою, где и поставил оный, по слову Христа Спасителя, и в память грядущим родам, положив на подножие креста сего надпись, собственною рукою вырезанную:

СЕЙ

КРЕСТЪ ПОСТАВИЛЪ КАПИТАНЪ ПЕТРЪ ВЪ ЛЕТО ХРИСТОВО

1694»

На левом щите, сделанная надпись гласила:

«Александр Первый, Самодержец Всероссийский, прославляя великие! дела Петра Великого, – сей святый крест, сто и одиннадцать лет на береге при ІІертоминском монастыре стоявший, Всемилостивейше снисходя прошению Архангельского общества, благоизволил повелеть перевести во град Архангельск, который, со священным благоговением, с места своего поднятый и провоженный, и с торжественною почестию из Кегострова прихода усретенный, в сем храме Пресвятыя Троицы поставлен 1805 года нюня 29 дня во украшение и славу града и самим Государем Императором Александром Первым при ВЫСОЧАЙШЕМ посещении града Архангельска и осматриванием сего, достолепным поклонением почтен 1819 года, июня 30 дня»⁵⁷⁸.

В таком виде Петровский крест, сохранялся, видимо, до 1920-х годов. Известный писатель-этнограф С. В. Максимов, неоднократно бывавший в Архангельске в середине 1850-х годов, так описывал реликвию: «Этот крест сосновый, имеет 5 аршин в вышину и 4 аршина в ширину. Концы его сделаны в виде полукружий с шариками на оконечностях. Крест от времени и долгого пребывания на открытом воздухе потрескался и покрылся сизым цветом, но еще можно видеть резную надпись, сделанную руками самого Петра:

Dat

Kruys ma

Кеn Кар

Tein Piter

Van а ch.

S.t.

1694»⁵⁷⁹

Одно из немногих изображений креста из Свято-Троицкого собора г. Архангельска имеется в работе А. Г. Брикнера «Иллюстрированная история Петра Великого» 1883 года. На небольшом рисунке, перепечатанном, в свою очередь, из работы Устрялова «История Петра Великого», можно увидеть потрескавшийся в основании крест (рис. 3).

Рис. 3.

Большой интерес представляет надпись, имеющаяся на нем. В первую очередь, привлекают внимание три цифры в основании: 6, 9 и 2, достаточно четко читаемые. Четвертую, крайнюю слева цифру вертикально пересекает трещина, что затрудняет ее точное прочтение. Тем не менее, сделаем предположение, что данная цифра – это 1 (единица), что в сочетании с 6, 9 и 2 дает нам дату – 1692 год. Но, известно, что Петр I поставил свой знаменитый крест в Унской губе в 1694 году⁵⁸⁰. Прочтение же остальной надписи на голландском языке представляется затруднительным, в следствие плохого качества, как самого текста, так и его изображения. Сомнения в петровской принадлежности креста, находящегося в Троицком соборе порождают также пропорции изо- браженного в работе Брикнера креста и описанного, как С. Максимовым. так и архангельскими епархиальными историками. Соотношение ширины к высоте креста, описанного Максимовым и Н. Голубцовым составляет 0,8 (4 аршина / 5 аршин), в то время, как показанного на рисунке (без более поздней деревянной подставки) ≈ 0,6.

Еще одним зернышком, брошенным на поле сомнения, является наличие на трех оконечностях изображеннаго креста символических букв ІН-ЦІ, ІИСЪ ХРІОС, призванных обозначить имя Иисуса Христа. В доступных автору исторических описаниях Петровской реликвии, об этих символах не упоминается.

Большой интерес представляют воспоминания посетителей и прихожан кафедрального собора города Архангельска, относящиеся к началу XX столетия. По их свидетельству, большая часть креста Петра I была... изгрызена. Таким образом, многочисленные богомольцы, откусив кусочек реликвии, избавлялись от зубной боли, считая все, к чему прикасалась рука главного Реформатора России, чудотворным. Вообще, на Русском Севере, подобный способ зуболечения был достаточно популярен. Причем, этот культ часто связывался именно с Петром I.

К сожалению, о судьбе Петровского креста в XX веке, определенно сказать нельзя. Существует несколько версий развития событий.

Известнейший северный ученый, почетный житель города Архангельска, Ксения Петровна Гемп (1894–1998) в своих воспоминаниях говорит: «...Я помню, как на площади перед Троицким собором (разрушенный на рубеже 1920–1930-х гг. – В. А.) молодежь с песнями и плясками жгла на костре крест. Нет, не церковный, а опознавательный крест, вытесанный и установленный Петром Великим на Красной горе, в устье Унской губы»⁵⁸¹.

Сегодня, в хранилище Архангельского областного краеведческого музея имеется деревянный крест высотою 3,3 метра, на котором не значилось резной надписи, а на обороте была прикреплена ржавая пластина с именем и датой: «Петръ Челищевъ 1791 VII», проходящий по инвентарным документам, как петровский. Этот крест, действительно, похож по описаниям на тот, что был установлен в Троицком Соборе г. Архангельска, как он изображен на одной гравюре прошлого века и фотографиях.

Во время подготовки в 1993 году к выставке «Петровские реликвии», научным сотрудником музея В. П. Соломиной, был проведен анализ этого креста. В результате, был сделан вывод: крест, находящийся в Архангельском краеведческом музее является подлинной петровской работой. В пользу этого, приводятся следующие доводы:

1. Крест Петра Великого получил бирку от «Петра Челищева» в результате его правки путешественником.

2. Фотографии креста в соборе конца XIX столетия подтверждают, что в музее сохранился именно оригинал, о чем свидетельствуют глубокие трещины на дереве, идентичные, как на фото, так и на кресте. В пользу этого, также, говорят места слома, утраченных со временем, маленьких шариков на концах перекрестий.

3. Петровская надпись отсутствует, в следствие упоминавшейся выше порчи святыни богомольцами, отламывавших кусочки, как священную реликвию и средство исцеления от зубной боли. Как доказательство этому факту, приводится замечание о некотором уменьшении толщины креста на месте надписи.

4. Совпадают размеры креста.

5. Были обнаружены следы надписи: в самом низу креста различаются цифры 6 и 4⁵⁸².

Тем не менее, сотрудники музея допускают, что крест из хранилища является подделкой. Но подмена произошла, видимо, еще раньше, в XVII– XIX вв. Крест, установленный в Соборе, изначально не являлся Петровской работой. Это была лишь копия, выставляемая в политических целях, свидетельствующая о роли и месте Архангельского края в истории России и привлекающая немало паломников, готовых выложить деньги ради возможности полюбоваться на реликвию.

Кроме вышеописанных, в литературе встречается еще одна версия происхождения креста, находящегося в краеведческом музее г. Архангельска. Сделан и поставлен он был известным исследователем Новой Земли Π. К. Пахтусовым. Основанием для этого утверждения является бирка на кресте, поставленная в 30-х гг. во время маркировки музейных экспонатов.

В ходе данного исследования, мы, так или иначе, коснулись истории нескольких крестов. Перечислим их:

а) сделанный Петром I (оригинал),

б) крест путешественника Петра Челищева, установленный на историческом месте в Унской губе,

в) копия, оставленная в Пертоминском монастыре взамен оригинала,

г) крест Π. К. Пахтусова, находящийся в Архангельском областном музее.

д) крест, хранящийся в Архангельском краеведческом музее,

е) крест, сожженный на Троицкой площади г. Архангельска в Советскую эпоху.

Ко всему прочему, еще необходимо напомнить о существовании креста петровской работы, установленном на Соловецких островах в 1694 году и поставленным в специально устроенной часовне за монастырем. Кроме того, уже известный нам своей тягой к крестовоздвижению, П. И. Челищев, также, установил на Соловецких островах копию креста Петра I.

Автор, не претендуя на утверждение каких-либо окончательных итогов решения данного вопроса, далек от заключительной идентификации каких-либо крестов, предоставив это сделать читателю. Тем не менее, хочется надеяться, что истинная петровская и православная реликвия все-таки не затерялась в дали эпох и сохранилась до сих пор. Пускай даже в памяти народной.

Кийский Крестовоздвиженский монастырь – знаменитая православная обитель Русского Севера, расположенная на небольшом гранитном островке Кий в Онежской губе Белого моря. Основание и вся история монастыря были тесно связаны с личностью знаменитого патриарха Никона – устроителя и попечителя поморской святыни. Монастырь в честь Воздвижения Креста Господня был учрежден по указу русского Царя и Великого Князя Алексея Михайловича в 1656 году.

Вторым каменным храмом монастыря, построенным в 1660–1661 гг. и освященным 2 сентября 1661 года Никоном, стала Церковь во имя Происхождения Честных древ Креста Господня⁵⁸³, устроенная над колодцем, «ископанном молитвами и трудами самого патриарха»⁵⁸⁴. Долгое время колодец, находящийся внутри этого храма, был для монастырской братии единственным источником пресной воды на маленьком острове.

Среди святынь Надкладезной церкви, особое внимание привлекают два белокаменных четырехконечных креста с, разделанными лопастями, гранями концов. Один из них находится с внешней, восточной стороны стены алтарной апсиды храма. В центре вырезан контур небольшого четырехконечного креста. По всему полю надпись – резаный текст:

Что означает: «Ставропигий освящен, во имя святого Его Происхождения во освящение и Целебного дара приснотекущих вод сих в честней обители Святого и Животворящего Креста Господня во царство Благочестивейшаго великаго Государя Царя и Великаго Князя Алексия Михайловича всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца, по благословению Пресвятейшаго Великаго Господина Никона патриарха, в лето 7168 по воплощению Слова Божия 1660 года Августа в 1 день»⁵⁸⁵.

Второй крест, такой же формы и размера, был установлен с внутренней стороны алтарной стены, над колодцем, находящимся ниже уровня земли: «Таковая же плита с крестом под трапезой, от колодца на востоке, в арке крест из белой плиты...»⁵⁸⁶ На нем в центре изображен семиконечный Крест с орудиями страстей на Голгофе.

Долгое время эти кресты считались закладными, т. е. датировались 1660–1661 гг. – временем постройки храма. Но архивные исследования, проведенные кандидатом искусствоведения, зав. отделом древнерусского искусства Государственного музейного объединения «Художественная культура Русского Севера» (г. Архангельск) Татьяной Михайловной Кольцовой, показали ошибочность данного утверждения:

«...Β числе изменений, внесенных в здание (Надкладезную церковь. – В. А.) после пожара 1855 года (На «возобновлена монастыря», Правительством была выделена единовременная сумма в размере 9 000 рублей. В итоге больших восстановительных и реставрационных работ, многие сооружения были значительно изменены. – В. А.), следует назвать и устройство белокаменных плит. Одна установлена над колодцем, другая – с внешней стороны апсиды, с текстом об основании и освящении монастыря. Обе плиты имеют форму четырехконечного креста с расширенными концами. Плита с текстом хорошо известна, воспроизводилась в литературе. М. А. Ильиным и Г. В. Алферовой она определена как «закладной крест», современный строительству храма. Письменные источники утверждают, что обе белокаменные плиты установлены во время ремонта храма в 1870–1871 гг.»⁵⁸⁷

Друтие же документы говорят о «возобновлении» Церкви происхождения Честных Древ «после пожара, бывшего в 1855 году июля 8 дня» в 1869 году⁵⁸⁸. Видимо, именно на этой дате можно остановиться, говоря о времени установки памятных крестов. Вряд ли достаточно сложные работы по установлению плит были проведены после вторичного освящения храма.

В заключении, наверное, необходимо ответить на вопрос: для каких целей была затеяна эта история с белокаменными крестами? Почему они появляются именно в тот период – во время восстановления монастыря после пожара?

Ответ, как кажется автору, необходимо искать в следующем. Образ Креста для иноков Кийского Крестовоздвиженского монастыря, главной святыней которого несколько веков был знаменитый Кипарисовый Крест-мощевик, торжественно доставленный из Палестины, сделанный по образу и подобию Христова, монастыря, устроенного во многом благодаря народному почитанию Обетного Креста, поставленного молодым монахом Никоном, в честь своего спасения в бурных водах Белого моря, был первичным, главнейшим. Именно Крест – главнейший христианский символ, послужил основанием для устроения монастыря на одиноком северном островке. В честь данного события и были установлены два памятных креста в храме Происхождения Честных Древ.

Но, кроме этих причин, нельзя не упомянуть еще об одной. Возможно, что Крест Надкладезной церкви Кийского монастыря выдавался за работу никоновских времен, чему способствовали внешний вид креста и надпись, что в дальнейшем отразилось на его временной идентификации некоторыми исследователями. Памятные алтарные кресты поморской обители могли привлечь, и привлекали большое внимание паломников, богомольцев, просто путешественников, что приносило в казну бедного монастыря определенный доход. Во второй половине XIX века, как мемориализация, так и поиск дополнительного заработка через мемориализацию, был достаточно распространен среди северных монастырей. Здесь можно вспомнить многочисленные памятники, установленные по инициативе архимандрита Спасо-Преображенского Соловецкого монастыря Александра, свидетельствующие о самых разнообразных событиях из жизни обители.

Однако, говорить о какой-то одной цели воздвижения алтарных крестов нельзя. Видимо, имел место комплекс причин, среди которых были и вышеперечисленные. Зато можно смело утверждать об удачном композиционном и историческом слиянии памятников XVII и XIX столетий.

Тем не менее, несмотря на, как мы выяснили, относительную «молодость» алтарных крестов Кийского монастыря, они остаются одними из самых известных примеров такого явления, как монументальная ставрография на Русском Севере.

В заключение, автор выражает благодарность Татьяне Михайловне Кольцовой за предоставленные материалы и поддержку.