Август

—303—

трубы, то есть, показавшись на короткое время, уйдут в погибель и обратятся в ничто, потому что облак утренний, то есть – туман, роса, прах и дым из трубы, весьма подвижны и рассеиваются в самое короткое время, лучше сказать – в одно мгновение. В самом деле: что за существование праха, или росы, или испарения, состоящего из дыма?

Ос.13:4. Аз же Господь Бог твой утверждаяй небо, и созидаяй землю, егоже руце создасте все воинство небесное, и не показах ти их, еже ходити вслед их.

Всегда, кажется, безобразие лжемудрования изобличается тем, что выставляется на вид истинное ведение и подобно свету воссиявает во время ночи и тьмы слово, наставляющее к правым помыслам. Посему обличает Израильтян в том, что они, исполнившись крайнего бессмыслия и дойдя до высшего предела несчастья, стали чтить слияние и дела художников, минуя истинного и по естеству Бога, и говорит, что Он – утверждающий небо, укрепляющий и землю и творец звёзд, порицает за то, что они, оставив как мечту возможность познания Творца из творений, сделали их поводом к собственному обольщению. Но не за тем, чтобы бесчестили Божественную славу, появилось то, что у земнородных возведено было на степень богов, а за тем, чтобы, как говорит Священное Писание, от величества и красоты созданий сравнительно (Прем.13:5) ум рассудительных восходил к постижению соответствующей силы и мудрости Творца. Итак, Создатель не показал нам твари, чтобы мы покланялись ей, и даже наперёд засвидетельствовал чрез Моисея, говоря:

—304—

да не когда воззрев на небо, и видев солнце и луну и звезды, и всю красоту небесную, прелстився поклонишися им, и послужиши им, яже раздели Господь Бог твой всем языком, иже под небесем (Втор.4:19). Они же предназначенное к указанию времён и поставленное в виде светил (Быт.1:14–18) именовали богами, дерзнули им покланяться и, ища ещё более позорного, чем это, стали, – несчастные, – почитать за богов слияния и дерево, поклоняясь искусству медников и древоделей.

Ос.13:4–6. И аз изведох тя из земли Египетския, и Бога разве мене да не познаеши, и спасающаго несть разве мене. Аз пасох тя в пустыни, на земли ненаселенней, на пажитех их.

В этих словах великое обличение бесчувствия и виды помощи поставлены рядом, чтобы показать степень неблагодарности Израильтян. Обличает же, как и полагаю, не за неведение, как поступить, но за то, что по величайшему лукавству и ухищрению уклонились к бесчувственности и, так сказать, приведены были к забвению того, о чём всегда надлежало помнить. Именно: проклятый Иеровоам, воздвигнув им телиц, говорил: се бози твои Израилю, иже изведоша тя²²⁴⁷ из земли Египетския (3Цар.12:28). Они же, хотя и знали, что это было у них делом не другого кого, а Бога, приносили благодарственные жертвы рукотворённым телицам и, не знаю как, убеждали друг друга приписывать им превосходнейшие деяния Божии. Поэтому как бы отрезвляет их, как опьяневших от вина Содомского (Втор.32:32), говоря,

—305—

что Он, очевидно, есть и изведший из дома работы (Исх.13:14), и повелевший чрез Моисея: да не будут тебе бози инии разве мене (Исх.20:3), и что Он один спасающий и без усилия совершающий всё, что хочет, Он – питавший в пустыне (Втор.1:31), отверзший источники вод (Числ.20) во земли пусте и непроходне и безводне (Пс.62:2), ниспославший манну (Исх.16 и др.), дарующий с неба хлеб ангельский (Пс.77:25) и подобно доброму пастырю питающий до сытости на пажитех их, или по станам их (Ср. Числ.33:2), потому что Израильтяне в пустыне не терпели нужды ни в чём добром, хотя переходили с места на место и пребывали в земле непроходимой и бесплодной.

Итак должно всегда помнить, что мы получили от Бога, и стараться как можно далее от своего ума держать забвение об этом, как источник гибели и как раздражающее до негодования подателя всякого нашего благоденствия – Бога, ибо неблагодарный есть и хульник (2Тим.3:2), как мудро сказал некто.

Ос.13:6. И насытишася до исполнения, и вознесошася сердца их, сего ради забыша мя.

Подобно тому, как наиболее опытные врачи, весьма тщательно исследуя причины болезней, стараются их прекратить, пособиями искусства, таким же, думаю, образом и Бог, всяческих, взирая внутрь ума и сердца, испытывает причины наших недугов, а затем пользует занемогший ум приличными лекарствами. Посему обвиняет Израильтян в том, что вследствие великого счастья пришли в забвение о Том, Кто им подавал все средства к жизни и всё то, что могло служить к просвещению,

—306—

хотя закон ясно возвещал: вонми себе, не забуди Господа Бога твоего, еже не сохранити заповеди его, и судьбы, и оправдания его, елика аз заповедаю тебе днесь: да не когда ядый и насытився, и домы добры соградив, и вселився в ня, и овцам твоим, и волом твоим²²⁴⁸ умножившымся тебе, сребру и злату умножившымся тебе, и всем елика тебе будут умножившымся тебе, вознесешися сердцем твоим, и забудеши Господа Бога Твоего, изведшаго тя из земли Египетския, из дому работы: проведшаго тя сквозе пустыню великую и страшную ону, в ней же змии угрызающыя, и скорпии, и жажда, в ней же не бяше воды (Втор.8:11–15). Действительно, роскошь и надмение нежданными почестями чуть ли не всегда имеет свойство приводить нас к забвению Бога и силу повергать ум человеческий во всё, что ни есть неразумного. Для доказательства, думаю, достаточно Израиля, который наслаждался всеми радостями счастья и в этой полноте счастья нашёл для себя повод к столь ужасному недугу.

Итак, довольство есть дело опасное и трудное и как бы некий лёгкий путь к отступлению от Бога: гораздо лучше скорбь в меру. Порукою для нас в этом будут изречения святых. Так, некто говорил: Господи, в скорби помянухом тя, в скорби мале наказание твое нам (Ис.26:16): а мудрейший Павел полагал скорбь как бы корнем и источником всякого блага для нас, говоря: скорбь терпение соделовает, терпение же искусство, искусство же упование, упование же не посрамит (Рим.5:3–5): и божественный Давид в одном месте поёт: благо мне, яко смирил мя еси, яко да научуся оправданием твоим (Пс.118:71).

—307—

Ос.13:7–8. И буду им яко панфирь, и яко рысь на пути Ассириев²²⁴⁹ срящу их аки медведица лишаема, и разрушу соключение сердец их: и поядят я тамо²²⁵⁰ скимни дубравнии, зверие²²⁵¹ полстии расторгнут я.

Так как полнота счастья сделалась для них источником гибели и причиною отступления, то насылаются, наконец, скорби на них, и притом соответственно их недугам. Ведь тела, сильно поражённые болезнью и уже загнившие, совсем не поддаются слабым лекарствам, но требуют железа и огня. Так и к Израильтянам, когда им принесло немого пользы (чтобы не сказать совсем никакой) величие божественного милосердия, применяется приличная зверям суровость. Себя уподобляет зверям самым страшным, хищным и имеющим самую большую наклонность к свирепости, не потому, конечно, чтобы божественное и неизреченное естество способно было к такому гневу, по потому, что Ассирияне будут поступать с таким неудержимым гневом и окажутся бесчеловечными и немилостивыми (да и чего другого ожидать от подобных им?) Но это действие можно усвоить Богу, так как Он Сам попустил быть этому, послав на столь тяжко согрешивших соответственную кару. Итак: найду их как панфирь, как рысь, потому что они отведены будут в землю Ассирийскую. Встречу же их как медведица лишаема, то есть: голодная или сильно разъярённая тем, что у неё отняли детёнышей (тогда, говорит, в особенности зверь доходит до пределов свойственной ему ярости). И

—308—

разрушу соключение сердец их. Соключением называет здесь твёрдость, а твёрдость сердца есть мужество, какое обнаруживают против врагов, и когда оно будет сокрушено, то появляются мучения робости, так что победа без боя достаётся врагам, – всё равно, как если бы сказал: приведу их в крайнюю робость, между тем противники будут похожи на голодного и лишённого детей зверя, разумею медведицу. А что и захваченные узами плена и уведённые в Ассирийскую землю не получат никакой отмены бедствий, и что несчастия и туда как бы последуют за ним, показывает, говоря: и поядят я тамо скимни дубравнии, зверие полстии расторгнут я, ибо дикие племена Ассириян, весьма склонные к жестокости, уподобляет скимнам дубравным.

Ос.13:9–12. В разсеянии твоем²²⁵², Израилю, кто поможет тебе? Где царь твой сей? И²²⁵³ да спасет тя во всех градех твоих: да²²⁵⁴ судит ти, о немже глаголал еси: даждь ми царя и князя. И дах тебе царя во гневе моем, и удержах в ярости моей согромаждение неправды²²⁵⁵.

Я уже сказал несколько выше, что Бог обвинял Израильтян за то, что они предпочли подчиниться игу человеческому и отказались от царствования самого Бога, несмотря на то, что он чрез святых пророков царствовал над их предками. Так, он говорил, что пророком изведе Господь

—309—

Израиля из земли Египетския, и пророком снабдеся (Ос.12:13). А вы, говорит, отрёкшись жить под властью Бога, наступали на блаженного Самуила, говоря: се ты состарелся еси, сынове же твоя не ходят по пути твоему: и ныне постави над нами царя, якоже и прочии языки (1Цар.8:5). Ты ждал от него спасения? Где же он теперь? Вот время показаться: пусть ведёт войну твою, пусть с блеском вооружается, пусть спасает города, пусть защищает подданных, пусть отражает противников, бодро прогоняет желающих опустошать дома и города. Но ты, может быть, скажешь: положим – я являлся в качестве просителя, но ведь Ты дал и помазал Саула? Да, говорит: но Я во гневе дал предводителя и удержах в ярости моей согромажденье неправды, как обиженный, говорит, тобою, и, так сказать, низлагаемый с престола царского, касательно твоего решения сильно прогневался. Однако, говорит, хотя Я и знал, что дело не необходимо, Я направил его к пользе, впрочем с тем, чтобы опыт прекрасно доказал тебе, что в этом ты замышлял лукавое и недоброе. Действительно: где он теперь? какая от него польза страждущим от войны? Но если бы снова ты прибегнул под Мою милость и власть, то, конечно, оказался бы сильнее врагов.

Ос.13:12–13. Ефрем, сокровен грех его: болезни аки раждающия приидут ему: сей сын твой мудрый²²⁵⁶, зане²²⁵⁷ ныне не устоит в сокрушении чад.

Это, думаю, и есть: зачат болезнь и роди беззаконие (Пс.7:15). В начале Иеровоам, чтобы не

—310—

потерять скипетра, когда Израиль желал совершать законные жертвы и для этой цели ходил в Иерусалим, измыслил золотых телиц и как бы принял и душу некоторый зародыш злого семени, прикрашенный и как бы сокровенный грех. Но, говорит, придёт время родов. Под ним опять нужно разуметь время войны и плена, потому что если этого не случилось с самим Ефремом, то постигло его потомков или появлявшихся когда-либо преемников власти, за то, что они были подражателями его нечестия. Итак, обращается как бы к сборищу Самарийскому и говорит: кто спасёт тебя? не сей ли сын твой мудрый? Говоря сей, или указывает на современного царя, который пользовался честью считаться разумным (это всегда свойственно державным), или же намекает на нечто другое, относящееся к тому времени, когда было пророческое слово. Так в одиннадцатый год²²⁵⁸ царствования Ахаза над Иудою в Иерусалиме, над Израилем в Самарии воцарился Осия, сын Илы, который творил лукавое в очах Господа. Но в это время Салманасар, царь Ассирийский, воевал против Самарии, и бысть, – говорит, – ему Осиа раб (4Цар.17:3). И весьма разгневался на него царь Ассирийский, – по такой причине: он (Салманасар) послал к нему вестников, требуя дани²²⁵⁹ и обычного, а тот не желая ему повиноваться, оправил посольство к Сигору, царю Египетскому, требуя от него помощи. Рассердившись на это, Салманасар осаждал Самарию целых три года: потом, захватив живым Осию, сделал его

—311—

узником и записал в рабы: переселил и Израиля в горные области Персов и Мидян. Поэтому, кажется, пророческое слово указывает здесь нам на Осию, сына Илы, которого и называет мудрым, не потому, что он поистине был разумен, но как бы в виде насмешки над ним, именно: по мнению Израильтян он оказался разумным и дал весьма мудрый совет, пригласив для них помощь из Египта, но вышло, что он и совершал и советовал пустое и бесполезное. Итак, говорит, кто же тебя избавит от перенесения неисцельных бед? Сей²²⁶⁰ сын твой мудрый, зане не устоит в сокрушении чад, потому что, говорит, когда будут сокрушаемы твои дети, не устоит и он: взят будет в качестве раба и пленника, вместе с прочими уйдёт к Ассириянам. Поэтому мудр поющий: крепость моя и пение мое Господь (Пс.117:14), ибо от Него всякая сила и спасение, и спасающаго несть разве Него (Ос.13:4).

Ос.13:14. От руки адовы избавлю я, и от смерти искуплю я: где пря²²⁶¹ твоя, смерте? где остен твой, аде?

Высказав согрешившим следствия гнева и предвозвестив, что будет за оскорбление, снова возвращается к боголепному милосердию и что род земной не навсегда отвергнут и не устремился к гибели неудержимой и нескончаемой, но со временем будет некая пощада и возвращение к первобытному состоянию во Христе, это поясняет, прибавляя, что спасёт от руки ада и искупит от смерти, – очевидно, тех, которые были повинны

—312—

ей по причине греха против Творца и изначального преступления Адама. А обещание это делается не одному только Ефрему или потомкам Израиля, но всем жителям земли, потому что, как пишет богоглаголивый Павел, Бог не Иудеев токмо, но и языков, ибо оправдал обрезание от веры и необрезание верою (Рим.3:29–30). А искупил нас от руки ада, то есть от владычества смерти, образом же искупления считается смерть Христова, так как он добровольно претерпел за нас умерщвление на древе и восторжествовал над началами и властями, пригвоздив к нему еже на нас рукописание (Кол.2:14). Тогда-то именно всякое беззаконие заградило уста своя (Пс.106:42), уничтожена и держава смерти по истреблении греха, ибо он – победа смерти и жало адово. Так истолковал нам и мудрый Павел, потому что он сказал: жало смерти грех: сила же греха закон (1Кор.15:56). Поэтому, когда грех всех уничтожен во Христе, справедливо и нам самим сказать: где победа твоя, смерте? где остен твой, аде? Ибо – Бог оправдаяй, кто осуждаяй? Христос Иисус есть умерый (Рим.8:33–34) за нас, лучше сказать – давый себе избавление за всех (1Тим.2:6), один – всех достойнейший, чрез Которого и в Котором мы обогатились возвращением снова к нетлению.

Ос.13:14–15. Утешение скрыся от очию моею: зане сей между братиями разлучит.

Первое отделение предлежащего изречения будем читать как вопрос и со знаком (вопроса), – и если будем понимать правильно, то оно может указывать нам вот на что: изнемогла, говорит, природа человеческая многообразием греха и без-

—313—

мерно уклонилась к преступному; поэтому праведно осуждена на смерть: после того какое средство вспомоществования потерпевшим это, или как устранить случившиеся, Я усмотрю Сам, а, лучше сказать, Я уже и определил. Или: найдётся ли между вами кто-нибудь дошедший до такого повреждения ума, чтобы думать и говорить, будто бы существует такой способ утешения и успокоения, которого не видел бы божественный и неповреждённый ум? Ибо Я – художник и ни в чём не имею недостатка силы, но всё знаю хорошо и без замедления совершаю задуманное. Однако говорит, сей между братиями разлучит. Этим возвещает нам Господа Нашего Иисуса Христа, потому что Он утешение всех, орудие исцеления: Его предопределил Отец прежде лет вечных (Тит.1:2) как Спасителя и Искусителя одержимым смертью: о Нём сказал, что Он между братиями разлучит. Что же это значит? Мы слышим, что Сам Спаситель всех нас Христос говорит: не мните, яко приидох воврещи мир на землю: не приидох воврещи мир, но меч; придох бо разлучити человека на отца своего, и, дщерь на матерь свою, и невесту на свекровь свою: и врази человеку домашнии его (Мф.10:34–36), и в другом месте, предвещая будущее святым ученикам, говорит: предаст брат брата на смерть и восстанет отец на сыновей (Мф.10:21). А так как Он сокрушил владычество диавола и избавил обольщённых из рвов идолослужения, то поэтому настолько привязал любовью к себе, что верующие ни во что вменяют естественную привязанность, отказываются от братьев, отцов, домов и рода и им для полного благодушия будет достаточно быть призванными ко Христу. Посему и

—314—

блаженный Давид, как бы от лица исполняющих это, поёт в одном месте и говорит: яко отец мой и мати моя остависта мя, Господь же восприят мя (Пс.26:10).

Ос.13:15. Наведет ветр зноен Господь²²⁶² из пустыни нань, и изсушит жилы его²²⁶³: сей изсушит землю его и вся сосуды его любимыя.

Переносит речь на самое лицо смерти, а южному и знойному ветру уподобляет Христа, Который, говорит, со временем устремится и из пустыни. Нужно, прежде всего, заметить, что Иудейская страна имеет обширную и необъятную пустыню, лежащую в южной части, и когда случалось дуть оттуда сильному ветру, они были в немалом страхе, потому что страна погибала, а по мнению некоторых и самые водяные жилы, находящиеся в земле, производили медленнее доставку (воды) и останавливались от приражения сильного и пламенного дуновения. Таким образом заимствует речи от того, что они знают и изведали на опыте. Итак, пророческое слово изрекло нам, что Христос устремится против смерти подобно знойному ветру, который иссушит все её источники²²⁶⁴ и жилы. Следовательно, выдерживает переносную речь (и весьма правильно) и при помощи обычного явления делает изъяснение таинства. Жилы же и источники смерти, думаем, обозначают пути погибели или злые и супротивные силы, потому что при по-

—315—

мощи их она как бы управляет толпою всех когда бы то ни было погубляемых. Так понимай и сосуды ея любимыя, потому что справедливо назвать сосудами (орудиями), погубляющими земнородных и дорогими для смерти, или злые и супротивные силы, или каких-нибудь нечестивцев на земле, служителей её жестокости и погубляющих вместе с собою других. Итак, говорит, когда подует знойный ветер, иссохнет вся страна смерти. Опять-таки употребляется речь переносная (метафорическая), – подобно тому, как если бы кто сказал: пожирала смерть живущих на земле как бы некоторое обильное кормом место, но оно станет сухо, и смерть не найдёт себе пастбища, потому что тление уничтожилось после того, как Христос предоставил всем жизнь и дал возможность снова снискивать нетление.

Ос.14:1. Погибнет Самариа, яко сопротивися²²⁶⁵ Богу своему: оружием падут сами, и младенцы их разбиются, и во утробе имущыя их разсядутся.

Превосходно закончив слово о Христе и предвозвестив таинство всеобщего искупления, блаженный пророк снова скорбит о бедствиях согрешивших и как бы даже оплакивает жителей Самарии, потому что они, говорит, хотя можно было, и весьма изобильно, пользоваться благами милосердия, самовольно потекли навстречу грядущим на них движениям гнева по причине того, что решились сопротивляться Богу, противопоставить велениям Владыки свою собственную волю, можно даже

—316—

сказать стали противодействовать, или оказались в ряду настоящих его сопротивников. Поэтому-то они без всякой пощады сделаются добычею оружия, а против жён и детей придуманы будут странные по своему бесчеловечию меры, именно: вместе с новорождёнными младенцами преждевременно подвергнутся смерти ещё не вызванные к бытию и жизни, и меч неприятелей предупредит появление на свет путём рождения. Поистине бедственно и гибельно – противиться Богу, что видно и из самого опыта.

Ос.14:2–5. Обратися Израилю ко Господу Богу твоему, зане изнемогл еси в неправдах твоих. Возмите с собою словеса и обратитеся ко Господу Богу вашему: рцыте ему:²²⁶⁶ яко да не приимете неправды, но да приимете благая, и воздадим плод устен наших. Ассур не спасет нас, на кони не взыдем, ксему не речем: бози наши, делам рук наших.

Опять-таки немало можно подивиться искусству пророка и построению речи, потому что она составлена достойно святого и исполнена вышнего тайноводства. Сначала возвестил будущее искупление чрез Христа, и что со временем изнеможет смерть, будет бессилен остен ада, и что, кроме того, нельзя представить решительно ни одного способа утешения и одобрения, который бы не был известен Богу. После этого необходимо было дать совет, чтобы они впредь и мыслили и исполняли потребное для их спасения и стремились как бы

—317—

прийти в трезвенное состояние, опьянённые не от вина какого-либо, но от мирского сластолюбия и привязанности к демонским прелестям. Поэтому, дабы они, поверженные в состояние беспечности обещаниями милосердия и человеколюбия, не стали пренебрегать словом, способным (их) умудрить, он снова благоразумно возводит их к воспоминанию о бедствиях, сказав, что исчезнет Самария, яко сопротивися Богу своему, затем присоединяя к этому то, что представляется наиболее пригодным для устрашения и огорчения слушателей: младенцы, говорит, разбиты будут; вместе с зародышами погибнут и сами матери, прежде чем утроба произведёт на свет вполне сложившийся плод²²⁶⁷. Таким образом, сначала устрашив ужасами, затем уже направляет к сердцам вразумляемых слово, призывающее к покаянию, весьма разумно убеждая в том, что следует возвратиться к Богу. А словами: изнемогл еси в неправдах твоих даёт понять, что вместе с неправдами всенепременно прекратится и их немощь, и вместе с разнообразными отступлениями, если они устранены будут, удалятся и беды. А путь обращения к Богу делает лёгким, ибо весьма ясно говорит, что грешники будут в лучшем положении и в милости у Бога не за то, что будут приносить Ему богатства, или посвящать золото, или чествовать серебряными сосудами, или угождать жертвоприношением волов и закланием овец, но если принесут в дар слова и, услаждая Владыку всяческих, будут восхвалять Его. Посему возмите с собою словеса, рцыте Богу, яко да не примете неправды, но да приимете

—318—

благая, то есть – чтобы не были наказаны соразмерно неправдам, а напротив обогатились подаянием благ. Обещайтесь же приносить Ему из уст благодарственные песни и исповедание, ибо это – плоды языка. Но, говорит, возгласите и твёрдо обещайте, что не скажете: бози наша – делам рук ваших. Это были виды отступления, из-за этого преткнулись, потому что и служили идолам, и, обесчестив всегда спасающего Бога, возложили надежду на пособия человеческие и, когда с ними воевали Египтяне, призывали Ассирийца, а затем, когда Ассирияне подняли оружие, против Самарии, на деньги нанимали Египетских конных стрелков или искусных в войнах конников. Поэтому то и услышали ясные слова Божии: горе сходящим во Египет помощи ради, уповающим на кони и на колесницы (Ис.31:1), и были совершенно справедливо осмеиваемы за то, что старались сделать себе защитником Египтянина человека, а не Бога, конски плоти, (Ис.31:3) по написанному. Таким образом обещаются отстать от служения идолам и уже не иметь надежды на человека. Это и есть исправление прежних прегрешений, призывающее к милосердию Создателя всяческих, Который говорит устами пророка: обращением обратитеся от беззаконий ваших, дом Исраилев²²⁶⁸, и не будут вам в мучение неправды²²⁶⁹ (Иез.18:30).

Ос.14:5. Иже в тебе, помилует сироту²²⁷⁰.

—319—

Это – речь пророка, побуждающего к покаянию, ясно доказывающего снисходительность Владыки и пресекающего медлительность склонных к покаянию: не сомневайся, говорит, Израиль, в том, что получишь просимое, если предпочтёшь покаяние, потому что присутствующий в тебе Бог умеет помиловать и пожаловать сирот. Подобным образом говорит и богоглаголивый Давид: сира и вдову приимет (Пс.45:9), как я полагаю, на одном предмете или на лицах, всего более нуждающихся в милосердии, показывает человеколюбие божественной и неизреченной природы. А если бы кто пожелал приписать сиротство самому Израилю (потому что он, так сказать, удалился от отца – Бога: хотя Он и ясно говорил: сын первенец мой Исраиль²²⁷¹ (Исх.4:22), то я сказал бы, что правильно понимать и так.

Поэтому, уповая на то, что Владыка всяческих благ и расположен к человеколюбию, следует неукоснительно каяться и исправлением к лучшем устранять причины прежних прегрешений.

Ос.14:5. Исцелю селения их, возлюблю я явленно, яко отврати²²⁷² гнев мой от них.

Тотчас же приводится ближайшее и, как бы сказать, находящееся у дверей слово Бога, обещающего исцелить немощных и возлюбить явленно, то есть: явиться уже открыто и нетайно совершающим дела милосердия и любви и подаяние всякого блага. При этом объявляет, что оставил гнев против них и не лишит их желанного человеколюбия. Опять, по-видимому, и здесь речь упоми-

—320—

нает нам не об одном только обращении потомков Израиля, но вместе с тем сообщает и о признании язычников, не вси бо сущии от Израиля, сии Израиль (Рим.9:6), но причисляются к чадам ходящие стопами веры, яже (бе) в необрезании отца нашего Авраама (Рим.4:12). Итак подразумевается и призвание язычников и общение с Богом во Христе чрез веру и освящение, а кроме того указывается подаяние духовных даров и обилие благодати, конечно – во Христе.

Ос.14:6. Буду яко же роса Израилю.

Всячески утучняющая и орошающая ум призванных к покаянию утешением вышним (очевидно от Духа), потому что роса (нисходит) свыше.

Ос.14:6. Процветет яко крин.

Издавать будет, говорит, благоухание во Христе и благовоние благонравного поведения, и будет впредь цветком избранным.

Ос.14:6–7. И прострет корение свое якоже Ливан: пойдут ветви его.

Этим показывает, что ум верующих нелегко поколебать и невозможно скоро победить лукавым духам, потому что будет точно так же крепок и твёрд, как растение Ливана, которое пускает корень очень глубоко, а своими верхними ветвями сильно разрастается вширь, потому что если корень роскошен, то всегда обильны и побеги ветвей.

Ос.14:7. И будет яко маслина плодовита, то есть – всегда цветущая и обильная плодами, потому что таково это растение.

Ос.14:7. И обоняние его аки Ливана.

Ливан – весьма благоуханен. Поэтому-то закон Моисеев признал его посвящённым Богу, так как неоднократно повелевал, чтобы ливаном по-

—321—

сыпали семидал (курение), приносимый в жертву. Итак, будет, говорит, благовонен плод призванных и благоприятен, как жертва добролюбивому Богу.

Ос.14:8. Обратятся и сядут под кровом его.

Отстанут, говорит, от прежних грехов, ревностно обратятся к служению Богу живому и истинному и будут подчиняться единственно только Ему, ни от кого другого не ожидая спасения от врагов, но от Него Одного. Хорошо исполняя это, церковь из язычников говорит о Спасителе всех в Песни Песней: под сень его восхотех и седох (Песн. 2:3). Навыкшим поступать так да возгласит и богоглаголивый Давид, говоря: во дни солнце не ожжет тебе, ниже луна нощию (Пс.120:6). Это совершал Бог для древних, когда облако в пустыне осеняло их и дивно освещало горнюю и божественную скинию. При этом весьма хорошо говорит: сядут, так что в этом усматривается постоянство и непоколебимая основательность мысли обращающихся к Богу.

Ос.14:8. Поживут и упиются²²⁷³ пшеницею.

Вот достоприятные дары обращения и утверждения: будут, говорит, причастниками вечной жизни, и в изобилии силы, разумеется – духовной. Это, думаю, означает: упиются пшеницею. Написано, что хлеб сердце человека укрепит (Пс.103:15). Потому, тело наслаждается сродной ему пищей, а душу укрепляет божественное и горнее слово, ибо как можно сомневаться в том, что обращающийся от

—322—

заблуждения к познанию Бога и мужественно устремляющийся из рвов порока к исканию добродетели переходит от бессилия к силе, если действительно признаком бессилия считается впасть в беспечность, мирские удовольствия и пристрастие к идолослужению, а блестящим обнаружением духовной мощи признается – быть готовым на доброе дело, кроме того не ставить ничего выше любви к Богу и непреткновенно, с бодростью ума шествовать стезею, (ведущею) к этому?

Ос.14:8–9. И процветет яко виноград память его, яко же вино Ливаново Ефремови²²⁷⁴.

Бог в одном месте говорил матери иудеев, то есть синагоге: аз посадих тя виноград плодоносел, весь истинен (Иер.2:21). Поёт нам о ней в одном месте и божественный Давид: виноград из Египта пренесл еси: изгнал еси языки, и насадил еси и: путесотворил еси пред ним (Пс.79:9–10). Итак, Израиль был виноградом благолозным (Ос.10:1). Но так как он многообразно грешил, то Господь низложил оплот его, и объимают и вси мимоходящии путем: озоба и вепрь от дубрави, и осел²²⁷⁵ дивий пояде и (Пс.79:13–14), – значит, отдан на попрание желающим вредить, в добычу кабанам и ослам, то есть – похотям и неразумию. Впрочем, во Христе процвела память его, конечно – Израиля. А память – говорит потому, что не все уверовали, но как бы на память о нём соблюдается остаток. Для Ефрема же, или для Израиля, благодать Божия была якоже вино Ливаново, то есть благовонное и слегка

—323—

приправленное ливаном для запаха. А это есть слово о Христе, и о Нём говорит блаженный Давид: вино веселит сердце человека (Пс.103:15), и к Нему побуждает нас стремиться со всем рвением священное слово, которое гласит так: ядите²²⁷⁶, и пийте, и упийтеся ближнии²²⁷⁷ (Песн.5:1), потому что святым не насытиться тем, что дано чрез Христа, и принятое до опьянения оно ещё более полезно.

Ос.14:9. Что ему ещё и кумиром?

Действительно, если, говорит, насытится и приобщится столь ценных и горних благ, то совершенно отступит от склонности к заблуждению и привязанности к делам собственных рук. В самом деле: в каком ещё из благ терпя недостаток, он станет искать их у кого-либо другого? И не бесполезно ли для обольщённых такое искание, ибо что может дать кому-либо бездушная вещь? О них справедливо было сказано от Бога: благо сотворите, и зло сотворите, и увемы, яко бози есте (Ис.41:23), – но никогда не могут рукотворённые принести вред людям (в самом деле, как и чем?), ни дать что-либо доброе или полезное. Поэтому пусть, и вполне справедливо, услышат: бози иже небесе и земли не сотвориша, да погибнут от земли и от сих, иже под небесем сим²²⁷⁸ суть (Иер.10:11). На этот именно поступок и на укрепление в любви к Богу и указывает, говоря: что ему ещё и кумиром?

Ос.14:9. Аз смирих его, аз и укреплю его.

—324—

Я, говорит, могу озлобить тех, кто, как Я замечаю, пренебрегает искренним расположением ко Мне. Равным образом укрепляю тех, кто будет делать добро и знать сущего по естеству и истинного Бога. Итак, и озлобление или изнеможение Израиля зависело не от них (ложных богов), и переход к силе нельзя считать даром демонов: это богодарованное благо, точно так же, как и бессилие было следствием движений гнева. Поэтому мудро и боголюбиво поёт нам великий Давид: крепость моя и пение мое Господь (Пс.117:14).

Ос.14:9. Аз аки смерчие учащеное, от Мене плод твой обретеся²²⁷⁹.

Растение смерчие²²⁸⁰ настолько густо и обильно листвою, что кажется как бы рукотворённою кровлей и не даёт прохода ни солнечным лучам, ни дождевым струям, хотя бы они и сильно лились на землю. Итак, что они, повинуясь Богу, будут иметь безмятежное осенение или помощь, показывает, говоря: аз аки смерчие учащеное. А что всякое плодоношение повинующихся Богу совершается не иначе, как во Христе или чрез Христа, подтвердит Сам Он, говоря евангельскими словами: без мене не можете творити ничесоже (Ин.15:5). Таким образом, конечно, может сказать всякому верующему, если он славен, досточуден и украшен добродетелью: от мене плод твой обретеся.

Ос.14:10. Кто премудр и уразумеет сия? или²²⁸¹

—325—

смыслен и увесть сия? Зане²²⁸² правы путие Господни, и праведнии пойдут в них: а нечестивии изнемогут в них.

Весьма справедливо называет премудрым и разумнейшим того, кто поймёт это, потому что понимание божественных изречений не даётся немедленно всякому желающему, но, по написанному, никто не может уразуметь притчу и темное слово, речения же премудрых, и гадания (Притч.1:6), разве только при помощи вышнего просвещения, если Христос ниспошлёт в ум и сердце, как бы блистательный луч, благодать Свою. Научает также, что возможность шествовать правою и богоугодною стезёю весьма незатруднительна для любителей благочиния, а для не имеющих этого качества – дело нелёгкое, потому что тех укрепляет влечение и склонность ко всякому добру и побуждает неудержимо стремиться к достижению похвального, а последних увлечение и наклонность к пороку и греху делает трусливыми, робкими и не имеющими от Бога силы для совершения добродетели, так как они ранее не почтили Его.

Итак, если мы разумны и премудры, то будем просить у Бога силы творить должное, а Он, конечно, дарует, как Человеколюбец, и исполнит крепости духовной чрез Христа, чрез Которого и с Которым Богу и Отцу слава со Святым Духом во веки веков. Аминь.

—326—

Богоглаголивый Иоиль, кажется, пророчествует в те времена, к которым относятся (пророки) помещённые прежде него, – разумею Осию, а также и Амоса, потому что, по мнению Евреев, его нужно помещать не после Михея, а рядом с первыми. Как думается мне, он проповедует против Израильтян и делает им самое сильное обличение в том, что они дошли до такого высокомерия, слабоумия и бесчувственности, что их совсем никакое бедствие не останавливает и они не смиряются несчастиями, следующими так быстро, как бы рядом одно за другим, причём не остаётся никакого промежутка времени, в котором бы наступило хотя краткое отдохновение от зла. Найдёт, что и Исаия пользуется одинаковыми словами, – именно, он говорит: и возъярися гневом Господь Саваоф на люди своя, и наложи руку свою на них (Ис.5:25), и немного спустя: и во всех сих не отвратися ярость его, но еще рука его высока. Заметь, сколько они ни потерпели, рука бьющего остаётся поднятой, как бы всё угрожая им другими ударами. Действительно, как трудно излечи-

—327—

мые болезни иногда требуют не одного сечения, но многих, так и ум человеческий, дойдя до состояния бесчувственности, нуждается в частых ударах, которые наконец доводят его до понимания того, как приняться за плодотворную деятельность. Итак, кажется, что Иоиль, когда Израиль и при очень многих ударах остался невразумлённым, мудро делает наставление: он советует, покинув мерзости, устремиться к богоугодному, присоединяет также, как нечто самое приятное для них, обещание, если они вздумают покаяться, и внушает надежду на то, что они найдут Владыку благим и всемилостивым. Таково общее содержание пророчества, а о подробностях будем говорить особо, когда займёмся рассмотрением предлагаемого.

Глава I, 1. Слово Господне еже бысть ко Иоилю сыну Вафуилеву

Пророк говорит, что было к нему слово Божие, дабы мы дали веру пророчеству, были твёрдо уверены и надеялись, что предвозвещённое во всяком случае придёт в исполнение. В этом уверяет нас и Сам Спаситель, говоря: словеса моя не мимоидут (Мф.24:35), потому что истина не есть что-либо лживое, и что Бог скажет, то, без сомнения, окажется справедливым, ибо Он есть уставляя глаголы²²⁸³ раба своего, и совет вестников своих истинен творяи (Ис.44:26). Итак, весьма искусно и мудро снискивает доверие слушателей, ясно высказав, что ни перед кем он не будет лжецом или предлагающим внушение (собственного) сердца, но будет говорить в духе,

—328—

от уст Господних (Иер.23:16). По необходимости упоминается и Вафуил, чтобы не подумали о ком другом помимо самого Иоиля, так как, без сомнения, многие назывались этим именем, но не все происходили от Вафуила. Итак имя Вафуила, как я полагаю, прибавлено для достоверности.

Ст. 2–3. Слышите сия старцы, и внушите вси живущии на земли: аще Быша сицевая во днех ваших, или во днех отец ваших. О сих чадом своим поведите, а чада ваша чадом своим, а чада их роду другому.

Людей престарелых возводит к древним временам и воспоминаниям и побуждает размыслить, когда и при ком виданы были подобные кары божественного гнева, наведённые на их отцов или ещё на их предшественников. Должно сообразить, сказал, не покажутся ли эти события странными, необычными и, быть может, ни для кого из древних неведомыми. Впрочем и другим, говорит, весьма прилично подумать, бывало ли подобное на их памяти, – так что это будет предметом нескончаемых рассказов, которого хватит не на одно, и не на два и на три поколения, но достанет и на гораздо более продолжительное время. На самом деле: как повествования о славных деяниях мы считаем достойным внимания для многих и даже могущими иногда доставлять удовольствие, точно также заслуживают, думается, упоминания и выходящие из ряда обыкновенных бедствия и страдания, потому что этого рода события, как бы пересиливают действительность²²⁸⁴, и обладая вследствие крайней

—329—

неотвязчивости сильнейшим упорством, требуют упоминания и соперничают в известности с событиями величайшими. И думаю, что как не остаётся без пользы память о добром, так и о худом и печальном, потому что одно пробуждает в слушателях стремление к добродетели, другое научает заблаговременно избегать наступления зол и посредством того самого, чем наказаны другие, не позволяет стремиться к одинаковым проступкам.

Ст. 4. Останок гусениц поядоша прузи, и останок пругов поядоша мшицы, и останок мшиц поядоша сиплеве.

Всегда речь святых пророков несколько прикровенна, и слишком печальные повествования они излагают медлительно (не сразу) и в предупреждение неукротимого гнева слушателей затемняют возможной неясностью. Но составляя загадки и притчи, они приносят не малую пользу. А иногда у них речь состоит из полезных примеров, каков есть и предлагаемый Иезекиилем: орел великий, великокрылый, долгий протяжением, и исполнь ногтей, иже нмать повеление внити в Ливан, и взя избранные кедра, верхи мягкости острога, и принесе я в землю Ханаанску (Иез.17:3–4), – указывал на Ассура, владыку земли Вавилонской, который снял всё лучшее у Израильтян и похищенное унёс домой. Священное писание говорит и о том, что многократно, и в самой Иудейской стране, бывали неурожаи полей, недостатки плодов земных и жестокие голода. Так однажды, при изнурительном голоде, дошли до такой нужды, что ослиная голова покупалась за пятьдесят сиклей (4Цар.6:25). Доказательством тяжкого вре-

—330—

мени могут служить женщины, ссорившиеся из-за детей: когда они вдвоём сели одно (дитя), то просили у властителей рассудить об оставшемся в живых. Таким образом, если здесь пророческое слово указывает нам на неурожай полей и погубление плодов, то и в таком случае имеется в виду нечто невыносимое. Действительно: последовательное и непрерывное поражение самыми разнообразными и тяжкими язвами не есть ли нечто весьма обременительной и заслуживающее упоминания? Если же мы должны прикровенные мысли свести к иным представлениям, более ясным, то нам кажется, что пророк под видом гусениц, саранчи, червей и жуков²²⁸⁵ и под видом страшного и нестерпимого вреда от них изображает разных времён опустошения и намекает на разные пленения, которыми они истреблены и погублены вследствие того, что производившие нашествия, так сказать, пожирали их и истребляли как посевы в поле. А отдельных разорений было много, причём иногда воевали против земли Иудейской соседние народы, иногда и цари Египетские. Так, когда в Иерусалиме облечён был царским саном Ровоам, поднялся Сусаким, царь Египетский, взял столицу, опорожнил все её сокровища, и с золотыми копьями и щитами, которые сделал Соломон, и с блестящей победой возвратился назад, домой (3Цар.14:25–26). Также и Азаил Сириянин нанёс им немалые удары (4Цар.8 и д.). Фул, царь Вавилонский, пленил Заиорданские колена (4Цар.15). А на их место Нехао, царь Египетский, в правление Иосии напал на Самарию и наложил

—331—

дань на страну, требуя сто талантов золота (4Цар.23). Итак, очень много бывало по временам бедственных событий, а страшных и достопамятных опустошений было четыре, именно: когда в Самарии царствовал Осия, сын Илы, поднялся Салманасар и выселил Израиля на горы Персов и Мидян (4Цар.); потом, спустя несколько времени, когда пророчествовал Иеремия, Навуходоносор взял приступом Иерусалим (4Цар.24–25); наконец, по прошествии семидесяти лет Израиль был освобождён Киром, сыном Камбиза (1Ездр.1); далее, через несколько времени явился Антиох, по прозванию Епифан: он пришёл в Иудею, сжёг храм Божий, захватил его сосуды и принуждал жителей всей Иудеи покинуть отеческие обычаи; тогда совершались блистательные и досточудные подвиги Маккавеев; четвертая война – против Израильтян была Римская, когда они и были рассеяны по всякому ветру (Иез.5:10:12). – Итак, пророк в этих выражениях неясно, призрачно и как бы в виде притчей, по-видимому, желает передать понятный для нас смысл, косвенно обозначая под образом гусениц, саранчи, червей и жуков или сами войны, или военных начальников, о которых мы только что упоминали.

А если бы кто пожелал здесь предложить нравоучительное истолкование, тот не погрешил бы против справедливости. В самом деле: если будет видно, что душа угрызается многочисленными и постоянными страстями и как бы утрачивает всякую добродетель, в короткое время по легкомыслию присоединяя одно к другому, то не справедливо ли сказать о ней: останок гусениц поядоша прузи, а за ними мшицы, за мшицами сиплеве, по-

—332—

тому что на подобие сиплей и других зол поддают присущие нам блага лукавые и нечистые силы, нападающие на ум и привыкшие пожирать ненасытными зубами. Так превосходна бдительность. Не мало назидает нас и приточник, говоря: аще дух владеющаго взыдет на тя, места твоего не остави: яко исцеление утолит грехи велики (Еккл.10:4), ибо страсти, обуздываемые в начале, утихают и прекращаются, а если получат как бы широкое и неудержимое распространение к худшему, то всецело овладевают душей и не поддаются вразумлению наказующего.

Ст. 5. Утрезвитеся пиянии от вина своего, и плачитеся: рыдайте вcи пиющии вино до пиянства, яко отяся от уст ваших веселие и радость.

И отсюда, полагаю, без труда можно с ясностью усмотреть, как премудр был божественный Павел, который иногда возглашал уловленным верой во Христа ко спасению и говорил: востани спяй (Ефес.5:14), – иногда же, убеждая любить выносливость в труде, по этой причине и говорил: аще наказание терпите, якоже сыновом обретается вам Бог: который бо есть сын, егоже не наказует отец (Евр.12:7), потому что Бог, будучи человеколюбив, поражает грешников неохотно, но как бы по нужде наказуя их и делая для них это средством помощи. Без сомнения так же знающие врачебную науку дают больным и весьма едкие лекарства, доставляя им нанесением боли исцеление недуга. Смотри же, как предуказав побои и предвозвестив излияние гнева, так сказать, броздами и уздою востягает челюсти их, по написанному (Пс.31:9) и как бы побуждает повернуть назад, обращая ум к усвоению того, что

—333—

было лучшим и превосходнейшим. Посему – утрезвитеся пиянии от вина своего. Слышишь: наказует как чад исступлённых и опьяневших, так как если бы они ранее отрезвились, то для них было бы достаточно наказания от одних только гусениц, но после того, как они не унялись при первой наведённой на них каре, то прибавлена другая, за ней – третья, дошло и до четвёртой. Впрочем, хотя и поздно, но просыпающихся, приходящих в себя и оставляющих, как бы некоторое опьянение, любострастие ума и чрезмерную склонность ко греху, Он побуждает прийти к сознанию того, что случилось, плача и рыдая о своих грехах.

Следует заметить, что и каждому из нас присуще как бы некое вино, опьяняющее сердце, именно, мы, так сказать, разделяемся по различным страстям: один из нас, помимо других недугов, необузданно стремится к сребролюбию; другой печётся о мирском и страдает плотоугодием, будучи всемерно привязан к утехам и сластолюбию: иной наклонен к какому-либо другому греху. И стремимся мы к пагубным и богоненавистным страстям, – одни не очень усердно, другие изо всех сил и с неудержимым влечением ума. Поэтому-то пророк говорит: утрезвитеся пиянии, от вина своего, и считает нужным посоветовать пьющим вино до опьянения рыдать, потому что, как я сейчас сказал, не ограничивают любви к удовольствию насыщением и удовлетворением, по напиваются допьяна и пьют выше всякой меры. От таких уст, говорит, отнимается радость и веселие: следовательно прав Христос в том, что плачущий ныне наверно уте–

—334—

шатся (Мф.5:4), а для привыкших роскошествовать настанет нужда проливать слезы, потому что конец наслаждения – плач и стоны, и оно низводит любящих его в область адову; прав и Давид, когда говорит к Богу: яко несть в смерти поминаяй тебе (Пс.6:6), и в другом месте: не мертвии восхвалят тя Господи, ниже вси сходящий во ад, но мы живии благословим тя Господи²²⁸⁶. (Пс.113:25–26). А впрочем смысл предлежащего можно понимать и в применении к земле: если уничтожены гусеницами и прочим источники веселия, то, конечно, вместе с изобилием плодов исчезает радость и веселие у потерпевших, потому что бедствующие обыкновенно до того сокрушаются, что, думаю, могут истощить плоть (похудеть) от жестокой и невыносимой печали.

Ст. 6–7. Понеже язык взыде на землю мою крепок и безчислен: зубы его зубы львовы, и членовныя его, львичища²²⁸⁷: положи виноград мой в погубление, и смоквы моя в сломление: взыскуя объиска и, и сверже, обели лозие его.

Желая некоторым образом упредить события или ожидаемое будущее и вынудить слезу раскаяния, подробно раскрывает будущее и, как бы представляя воочию наступление горестей, предлагает поражаемым некоторый плач, получивших приказание рыдать как бы научает плачевной песни и затем побуждает говорить вышеуказанное: понеже язык взыде на землю мою крепок и безчислен и в крепости зубов мало уступает львам и львичищам. Это справедливо, если даже понимать

(Продолжение следует).

Для богословов ex professione и писателей ex necessitate гораздо больше удобств представлял экзегетический принцип филологической школы: не касаться не только догматико-философских, но и нравственных вопросов и ограничиваться выяснением одной только археологической и грамматико-исторической стороны Писания. По общему складу и направлению своего ума кропотливые филологи, критики и собиратели, а не философы, историки и богословы – многочисленные представители этой школы нашли возможность заниматься научным изучением Писания независимо от христианской веры и нравственности. Главное внимание своё они сосредоточивают па исследовании библейского текста, времени и места написания священных книг, исторических условий происхождения их, внутренней и внешней связи первохристианства с современным ему язычеством греко-римским, иудейством рассеяния и палестинским и пр. Вообще Новый Завет здесь толковался также как Гомер или Зенд-Авеста у классиков и орианталистов, – и христианство рассматривалось как естественное порождение совершенно естественных условий. Но хотя такой принцип и предполагает отрицание чудесной и божественной стороны Писания, однако представители этой школы предпочитали не трогать подобных вопросов, обходя их благоразумным и во всяком случае более безопасным молчанием. Так И. А. Ернести († 1781), теоретик этой школы и знаток классической литературы, перенёс в новозаветную герменевтику правила толкова-

—142—

ния греческих и римских писателей²²⁸⁸. В Новозаветных Писаниях, как и у классических авторов, по Ернести, может быть только один смысл – буквальный, исторический, грамматический или логический²²⁸⁹. Определять и изыскивать этот смысл должно таким же способом, как это делается при толковании светских писателей²²⁹⁰. Не следует смысл слов выводить из анализа предметов, а наоборот – должно предметы определять из слов и дознанного исследованием грамматического их значения²²⁹¹. Аналогия веры и учения (догматика) при объяснении Писания должна употребляться лишь в той мере, в какой она может содействовать точнейшему определению слов не ясных или по своей многозначимости, или по словосочетанию, или по другим причинам, – и в какой (мере) аналогия учения и воззрений, в коих вращается известная книга, может служить к уяснению тёмных мест у светских писателей²²⁹². Таким образом вероучение, по Ерпести, не должно быть каноном экзегеса (как у реформаторов), или верховными, veto, – напротив само вероучение должно определяться буквально – грамматическим смыслом слов Писания. Что же до богодухновенности Писания, то Ерпести не задаётся ближайшим уяснением этого понятия. Впрочем, он стоит, по-видимому, на почве протестантской теории богодухновенности буквы Писания. Так, например, он решительно утверждает, что, „так как священные книги написаны богодухновенными мужами, то в них не может быть никаких действительных противоречий“. Отсюда вытекают следующие правила для согласования видимых разностей в священном тексте:

„Когда с несомненностью может быть доказано, что в священных книгах два места противоречат одно другому в такой мере, что не остаётся уже никакого средства согласовать их (путём экзегеса): то необходимо

—143—

предположить, что то или другое место искажено в обычных изданиях и надо стараться исправить ошибку; – если же подлинность обоих чтений не подлежит никакому сомнению, то, очевидно, тут мы имеем только кажущееся противоречие, которое должно быть уничтожено соответствующим цели образом“²²⁹³.

Это правило Ернести простирает на всё вообще историческое содержание Нового Завета. Выходя из того же понятия о богодухновенности священных книг, Ернести утверждает, что „новые названия новых предметов и понятий“ в Новом Завете „отнюдь не были и не могли быть изобретены Апостолами, но даны им от Духа Святого (напр. τέρας, ἀναγεννῶν, ἅδης и др.), которые поэтому не могут быть объясняемы из употребления их в древних языках, но требуют своего нарочитого изъяснения²²⁹⁴; или: „такие слова,, которые употребляются о других предметах, не должно рассматривать как образные, но принимать их в собственном смысле, напр. слово рождение о Сыне Божием или повеление есть плоть Господа и пить кровь Его“²²⁹⁵.

Герменевтика Ернести хотя и пользовалась огромным уважением при жизни автора в качестве настольной книги школы и учебного руководства, но более последовательным и главным выражением герменевтических начал школы был Семлер († 1791)²²⁹⁶.

Древне-протестантскую теорию богодухновенности библейской буквы Семлер решительно отвергает, называя эту теорию ненаучной, новонзмышленной, неизвестной толкователям отеческого периода и противоречащей новейшим критическим исследованиям новозаветного текста по

—144—

древне-церковным манускриптам и по сравнению текста в творениях отеческих²²⁹⁷. Различая божественное содержание и человеческую форму в священных Писаниях, он ограничивает богодухновенность только первой стороной Писания (содержанием) и не простирает этого понятия на вторую (форму). В отношении формы и буквы Писания, по Семлеру, возможно взаимное уклонение и даже прямые противоречия между священными писателями, поскольку дело усвоения одного и того же и во всём с собою самим согласного божественного откровения стояло в зависимости от субъективных (внутренних) условий и индивидуальных (личных) особенностей человеческих писателей священных книг. Подобные явления встречаем и у светских писателей, которые нередко об одном и том же предмете сообщают разноречивые показания и дают несходственные суждения, напр. Платон и Ксенофонт о Сократе, Тит Ливий и Полибий и др.

Отсюда: для изъяснения Писания, по Семлеру, нельзя ограничиваться одним только грамматико-филологическим исследованием текста, но должно расширить труд изучением обстоятельств происхождения каждой новозаветной книги, времени и места её написания, индивидуально-человеческих особенностей её писателя и читателей и проч. Вообще необходимо знать все географические, исторические и психологические условия происхождения священных книг. Путём такого дознания должно выясняться содержание книги, все её особенности и уклонения от других книг новозаветных. При помощи таких исследований есть возможность узнать, как известный факт или учение Христа у каждого новозаветного писателя получает индивидуальную и субъективную, т. е. не богодухновенную и человеческую окраску, как дела и слова не только Апостолов, по даже и самого Христа отражают на себе те исторические условия, при которых они были (теория исторической аккоммодации).

В частности это обследование касается: во-1-х, учения или речей Христа и Апостолов и, во-2-х, исторических повествований Нового Завета.

—145—

При объяснении дидактической стороны Нового Завета Семлер даёт силу не столько внешним обстоятельствам (месту, времени, обычаям, поводу), сколько духовному состоянию современников Христа и Апостолов, религиозному образу мышления и способу выражения Иудеев с одной стороны, – и тому отношению в каком стоит к ним священный писатель в своих известиях и в своей обработке новозаветного учения (Ап. Павел и Ап. Иоанн или Иаков) – с другой стороны. С этой точки зрения Семлер различает религию от теологии и обычное назидательное употребление Писания от научно-богословского. Если проповедник и каждый христианин вычитывают в священном Писании то, что близко касается их души, удовлетворяет их нравственным запросам и вообще имеет отношение к современному положению вещей: то, напротив, научному экзегесу до этого нет дела; он должен изыскивать в Писании только то, что Христос и Апостолы могли сказать известным лицам (иудеям или первохристианам), стоявшим на известной ступени религиозного и умственного развития и имевшим известные воззрения. Это требование Семлер ближайшим образом применяет к догматическим положениям Нового Завета, из которых „большая часть относится к мнениям и потребностям людей тогдашнего времени“. У евреев, например было символическое и даже мифологическое представление сверхчувственных предметов, которого следы имеются кое-где в священных книгах. Таковы представления о царстве мёртвых, о смерти как властелине и тиране, о рае как чувственном саде. Эти образы, часто встречающиеся не только в священном Писании, но и во многих древних книгах восточных, выражают только особенный дух древних народов востока и древнейшие предания, но не составляют божественного откровения и не имеют непосредственно-божественного происхождения. Священные писатели не могли отрешиться от такого образа воззрений и слововыражений, иначе они представляли бы нарушение законов истинной истории и постепенно-исторического развития человечества, т. е. высказывали бы такие истины и такими словами, какие могли быть понятны лишь спустя несколько веков после их заключения в письмена.

—146—

Итак, если Христос говорит, например, что на страшном суде будут стоять двенадцать престолов, что праведники воссядут в царствии небесном вместе с Авраамом, как это бывает на пирах, – что в человеке могут жить бесы и в известном числе и пр., то всё это, очевидно, говорится так, как говорили и понимали тогдавшие иудеи, применительно к ним, а не так, как этого требует совершеннейшая истина каждого времени²²⁹⁸. Такой же характер аккоммодации (применения) имеет и употребление новозаветными писателями ветхозаветных цитат. Чтобы убедить соотечественников своих и раскрыть им евангельские истины, Христос и Апостолы делают ссылки на такие места Ветхого Завета, которые хотя и имели доказательную силу и авторитет для тогдашних евреев, но которые не имеют такой силы для других народов, т. е. сами по себе. Поэтому, чтобы вполне понять и всесторонне уяснить объективный смысл (безотносительный, имеющий значение для всех времён и народов) новозаветного учения, требуется обстоятельное знакомство с воззрениями и образом речи современных Христу и Апостолам иудеев, с их богословием, религиозными представлениями, суевериями, взглядами на природу, на причины вещей, на ангелов, бесов и пр. – и уже сообразуясь с этими воззрениями, толковать учение Христа и Апостолов.

В историческом содержании Писания Семлер обращает внимание на то, что „известия о происходивших событиях, но имея ошибок и погрешностей в собственном смысле, могут быть весьма различны, смотря по различию чувств и способностей понимания у очевидцев, наблюдавших события и сообщавших о них“²²⁹⁹. Это наблюдение во всей силе прилагается Семлером и к ново-

—147—

заветным священным писателям и потому он применяет понятие богодухновенности к священной истории в том смысле, что „события, как по хронологической последовательности, так и по содержанию не могут стоять между собою ни в каком противоречии и содержат в себе полную истину“. Но это понятие о богодухновенности должно ограничиваться по Семлеру, общим содержанием и при том всех вообще новозаветных книг, т. е. тем, в чём согласны все новозаветные известия, подобно тому как и в других исторических памятниках наидостовернейшим признаётся то, в чём согласны все памятники, и особенно тогда, когда известия их взаимно восполняют себя. Правда, вопреки основному началу своей герменевтики, Семлер, по-видимому, утверждает в супранатуралистическом смысле, что „в Писании не может быть никаких вообще противоречий и что если оказываются такие разногласия, которых нельзя примирить никакими научными средствами, тогда надо смиренно сознать слабость своих сил в понимании Писания, прибегнуть к школе веры и послушания и или оба противоречащих места считать одинаково истинными, или же избрать одно из двух, признав другое за искажение подлинного богодухновенного текста“²³⁰⁰. Но это есть только замаскированное уклонение от прямого и резкого разрыва с церковно-ортодоксальным экзегесом. Сам Семлер, не следует этому правилу в своих комментариях²³⁰¹, как и другие последователи школы, не любившие вообще пускаться в теоретические соображения по богословско-догматическим вопросам и особенно по вопросу о сверхъестественном и естественном.

Благодаря этой неопределённой и нравственно быть может не особенно чистой, но весьма выгодной, позиции по отношению к богословским casus’aм belli своего времени, филологическая шкода в числе более или менее прямых или отдалённых питомцев своих считала огромное большинство тогдашних профессоров богословия²³⁰².

—148—

Впрочем, этот преднамеренный индифферентизм к философским и богословским вопросам своего времени мог удовлетворять только таких учёных педантов, у которых грамматика, лексикон и цитата заняли место принципов и выжили всякие проблески живого религиозного чувства. Там, где мысль рвалась к обобщению или к закону или к идее, где теплилась хотя слабая искра религиозного чувства и хранился какой либо зародыш религиозной жизни – там никакие грамматики и лексиконы не могли искоренить Гамлетовского быть, или не быть для божественно-сверхъестественной стороны Писания. Под таким влиянием среди супранатуралистов и натуралистов появились обоюдные стремления ко взаимному сближению путём ослабления резкостей школьной постановки дела. Достигнуть этого, казалось бы, тем было легче, что, представляя полную противоположность по вопросу о чуде, рационалисты и супранатуралисты²³⁰³ сходились в воззрениях на Бога, как на внемирную или трансцедентную первопричину бытия, не имеющую с тварью постоянного и внутреннего единения (прямой или замаскированный деизм). Различие между школами сводилось только к вопросу о чуде. Выходя из этого внешне-механического разъединения Творца и твари, рационалисты последовательно шли к всем выводам такого представления о Боге, т. е. раз создав мир и дав ему законы, Бог, по учению рационалистов, уже не вмешивается в течение мировой жизни для произведения в ней новых и необычайных явлений (чудес), – и мир, как совершеннейшее создание совершеннейшего Творца, не имеет никакой нужды в этих новых явлениях или в каких либо исправлениях. Напротив, школьные супранатуралисты, желая дать философское основание христианской догматике, допускали, что, как трансцедентная личность, Бог может отдельными актами входить в

—149—

мировую жизнь и производить здесь по временам чудесные явления, после чего мир опять предоставляется самому себе, пока не появится новая потребность в сверхъестественном вникновении непосредственной силы Божества в мировую жизнь.

Несмотря на такое сходство в учении о Боге, примирение между рационализмом и супранатурализмом было невозможно. Как это ни странно, но то несомненно, что легче обратить нехристя, чем воссоединить раскольника, – и труднее сделать христианином еврея или магометанина, чем язычника. Самое это единство воззрений на Бога и делало невозможным достигнуть примирения между обоими школами на почве естественно-логической, ибо всё сводилось к простым может или не может, должен или не должен, без посредствующих логических звеньев. Не смотря на то, взаимное стремление к миру и обоюдное утомление борьбой побуждало заключить хотя бы искусственно дипломатическое перемирие и обусловить себе хотя бы только временный, более или менее сносный, modus vivendi. Прибегают к искусственному ослаблению понятий supra и contra naturam. Не доходя до последних выводов в развитии рационалистических и супранатуралистических начал, останавливаются на какой-то неуловимой средине и в нулевой точке безразличия воображают найти искомое единство и желанное решение проблем. Образуется рационалистический супранатурализм и супранатуралистический рационализм с какими-то смутными воззрениями. В конце концов всё сводится только к неопределённой, искусственно сочинённой, дипломатической фразе, которая не давала однако же никакого решения и не вела к внутреннему миру между врагами.

Так Сторр Семлерову теорию аккомодации и исторический принцип экзегеса ограничивает христианским понятием истинности Писания. С одной стороны он указывает на то, что сохранение общих и частных исторических отношений Христом и Апостолами в их учении было необходимо и что Писанию не причинит никакого вреда теория аккомодации, если только она на коснётся истинности Писания. С другой стороны Семлерово утверждение, что иудейские воззрения и доказатель-

—150—

ства Христос и Апостолы применяли без объективной и для всех имеющей значение истинности, Сторр подвергает обстоятельной и остроумной критике, причём выставляет на вид различие между употреблением таких выражений, с которыми современники Христа и Апостолов связывали ложные представления и пользованием самими этими представлениями²³⁰⁴.

Подобную же попытку объединить религиозные интересы с научными находим в обстоятельном сочинении Сейлера Biblische Hermenevtik (1800). Автор не желает лишать Новый Завет каких-либо всеобщих правил экзегеса. Он принимает за бесспорное, что ложные воззрения вплетаются без всякого вреда в речи Христа и Апостолов, при этом указывая на необходимость различать в Новом Завете, и именно в его чудесах, существенное от несущественного, самый факт от побочных обстоятельств, которых неверность не должна ослаблять веру в центральный исторический пункт. Христа и Апостолов он считает безусловно истинными проповедниками правды и в качестве принципа библейской герменевтики выставляет положение: „существенные стороны религиозного и нравственного учения в Библии вполне согласны между собою и их истинность покоится на непоколебимых основах, – она не может быть поколеблена встречающимися разногласиями, особенно в историческом содержании“. Употребляя выражения своих современников, Христос и Апостолы не вносили этим лжи в своё учение, ибо в другое время ясно раскрывали лежащий в них новый и возвышенный смысл и предоставляли тоже делать посредством размышления и исследования своим будущим последователям²³⁰⁵. Так фактическая сторона в истории рождения Иоанна Крестителя остаётся неложною, хотя бы никакой ангел не говорил Захарии приведённых у Луки слов. Так это и в отношении воскресения Христа и того, что жены видели при гробе. Точно также история зачатия и рождения Христа остаётся исторической истиной, действовал ли

—151—

тут высший Дух, или же видение Марии Бог устроил как-либо иначе?²³⁰⁶.

Подобным же образом Стейн пытается ограничить историко-рационалистическую методу в интересах религии и веры указанием на то, что нельзя толковать Писание только по иудейской догматике и иудейской народной вере и отрицать возможность для выдающихся индивидов (гениев) стоять выше своего века. Потому он указывает на индивидуальность Христа и Апостолов как на высший принцип толкования и отсюда получает такое ограничение историко-рационалистический методы: историческими условиями, т. е. господствовавшими в то время понятиями, Новый Завет можно объяснять лишь тогда, когда это согласуется с интеллектуальным и моральным характером Христа и священных писателей, поскольку этот характер дознаётся из Писания, церковного предания и основывающейся на этих источниках общехристианской веры²³⁰⁷. Люкке указывает на необходимость духовной симпатии толкователя с священными писателями и в качестве конечного и высшего пункта историко-филологических изысканий выставляет идею христианства как универсально-исторического факта; богословский момент должен стоять в органической связи с Писанием и наоборот – исторический экзегес не должен уничтожать или затемнять богословский момент²³⁰⁸.

Гермар²³⁰⁹ выходит из положения, что общие правила толкования далеко ещё не весь экзегес Нового Завета, – что толкование Писания должно быть нераздельно от образования христианских понятий, – и что правило – толковать Писание совершенно также как и другие памятники исторические, когда это правило высказывается с такой неопределённой общностью, несогласно с верой в христианство как в божественное откровение и в содержание его как в совершенную

—152—

истину²³¹⁰. Отсюда получается такое правило: признавать в Писании за содержание божественного откровения то, что стоит в совершеннейшей гармонии как со всеми изречениями Христа, так и с общепризнанными истинами. Где дисгармония оказывается неразрешимой, там основание этому надо искать или в познании и непонимании толкователя, или в искажении текста, или в ошибке референта. Но тут возникало возражение, что предметом экзегеса служит не христианство само по себе, но в Писании данная форма его, – не слова Христа, но изложение этих слов референтом. В виду этого возражения Гермар потом старался раскрыть, каким образом вера во Христа также воздействовала и на избранных Им проповедников Своего учения, – и поставил экзегету в обязанность не жертвовать без необходимости пангармоническим изъяснением священных книг²³¹¹.

Рэтце ставит высшим началом экзегеса религиозный смысл откровенного учения, который заключён в историческом и грамматическом содержании Писания: „без принципа абсолютно моральной божественности Христа экзегет всегда будет вносить только рациональный смысл в высший, исключительно Писанию свойственный, который (рациональный смысл), при всей внутренней, нравственной и рациональной истинности, всё таки никаким образом не исчерпывает специального и высшего смысла Писания“. Отсюда высшим началом экзегеса герменевт ставит христианский принцип веры, который, опираясь на результат Шлейермахеровой философии, он выводит из познания абсолютной божественности Христа в относительной человеческой форме, т. е. откровения абсолютной премудрости, святости и любви во Христе суть в тоже время и откровение человеческой природы в её чистоте. „Абсолютно божественная любовь, жизнь и дело Христа – вот что составляет высший принцип для определения религиозного смысла особенного (специального) учения, истории и событий Нового

—153—

Завета. Никакое учение и никакая история Нового Завета не может быть признана за христианские, коих содержание не может быть поставлено в полное согласие с принципом христианской мудрости, святости и любви. Напротив, каждое Евангелию свойственное (оригинально-евангельское) учение или история, которые содержат в себе смысл согласный с моральною любовью и учением Христа, должны быть признаны за божественные и истинные, хотя бы они по-видимому (увы! всё-таки только по-видимому!..) стояли в противоречии с физическими законами природы“²³¹².

Бэкк говорит, что высшее, называемое у него пневматическим, толкование „выходит из органической связи всей целокупности Писания; оно изыскивает определённые черты мессианско-теологического характера в индивидуальной физиономии“, – он старается поставить герменевтику между чисто-историческим толкованием и аллегорическим или богословским²³¹³.

Можно, наконец, ещё упомянуть о современном Страуссовой книге критическом обзоре недостатков новозаветного экзегеса Маттэи (1835), который не считает за основу толкования историю и язык, потому что, „при выражении религиозного содержания, они дают только ближайшее, на поверхности лежащее, значение слов и часто в нерешительности колеблются между несколькими одинаково возможными значениями“; но основной принцип экзегеса, по нему, должно искать „в библейском веросознании, в содержании и объединении религиозных мыслей“²³¹⁴.

Таковы экзегетические принципы филологической и примирительной школ. Во всех этих туманно-широковещательных фразах о религии, христианской вере, абсолютно моральной божественности Христа и пр. трезвое религиозное чувство и ясное христианское веросознание ничего не увидит, кроме протестантской личины неверия, лицемерной веры или хромлющего семо и овамо рационализма.

—154—

Книга Страусса вскоре потом доказала, что дипломатия в христианском веросознании и началах религии есть дело не только бесполезное, но и вредное.

Педантизм и резонерство школ, отвлечённости супранатурализма и рационализма, равно и дипломатия примирительного богословия: всё это не могло, конечно, удовлетворять тех, кто желал найти в Библии живое и действенное Слово Божие, проницающее до глубины духа и души. Выразителем этого протеста школьному толкованию Библии со стороны живого религиозного чувства был экзегес мистико-поэтический, коего главным представителем является И. Гердер. († 1803) с своими полупоэтическими и полунаучными работами по Новому Завету. Это был, так характеризует Гердера Баур, один из многостороннейших, всеобъемлющих, богатых идеями умов, которые, как немногие другие, действовал возбудительно и животворно в самых различных сферах. Он был поэт, философ, исследователь-историк, богослов, проповедник, практический деятель, педагог, – и всем этим он был сразу. Его величайшая особенность состоит в том, что во всём, чем занимался, он был весь со всей живостью и энергией своего существа, так что он повсюду вникал во внутреннее средоточие самого предмета, всё умел понимать в глубочайшем корне существа, собственного жизненного принципа²³¹⁵. О серьёзно-научном значении большинства этих мистическо-поэтических, обработок Нового Завета речи конечно быть не может. Но они важны как характерные явления своего времени и как показатели неудовлетворительности тогдашнего школьного богословия²³¹⁶.

„Общим характером всего этого богословия, – говорит Шварц, которого замечательную характеристику позволяем себе выписать здесь всю целиком, – была бессодержательность и бессвязность. Древняя ортодоксальная си-

—155—

стема была во всех пунктах разбита и на её место не поставлено ничего нового. Нравственно-практические основы её, учение о грехе и благодати, заброшены или поставлены в стороне, напротив пролегомены догматик, формальные вопросы об откровении и богодухновенности, о чудесах, пророчествах и пр. выступили на первый план. Но и здесь везде нерешительность, колебания, половинчатость, маленькие препирательства из-за мелочных прибавок разума и откровения, о том или этом чуде; трусливое отвращение от старинных догматов, без открытой и острой критики; внешнее, чисто учёное и кабинетное занятие священным Писанием, которое называли „библейской теологией, библейским супранатурализмом“, без живой веры и без содержательной мысли, – при этом много морали и много здравого человеческого смысла, но то и другое вяло и заурядно. Таково было это переходное богословие, которое стояло между древней ортодоксальной и новейшей теологией. Ему недоставало ни надлежащей веры, ни надлежащего разума. У него не было острого и проницательного исторического чувства, как и способности к систематическому развитию и построению мыслей. Всё было казённо, внешне, лишено сознательности. Теологи уподоблялись бухгалтерам, которые ведут счета непринадлежащим им суммам, – или любителям древностей, которые имеют только чисто учёный интерес к доверяемым им сокровищам; или же тем разумникам и лжемудрецам – резонёрами²³¹⁷, которых ум может только критиковать, а не понимать прошлое. История низведена до простого и случайного хлама всякого рода, а разум до плоского sensus communis... Рационализм хотя и старался поставить во главу угла мораль, естественность, человечность и исторический прагматизм... Но какая же могла быть мораль, если нет религии? Мораль общей выгоды, эгоизма и эвдемонизма! Какая человечность! Нега и баловство натуры со всеми её слабостями и дурью, без кормила и закона, без углубления и возвышения духа! И какой это исторический прагматизм на месте чуда и откровения? Прагматизм мелких личных мотивов, от которых ставятся в зависимость великие и решительные моменты истории, – закулисы обычных интриг, обманов,

—156—

подлостей, посредством которых будто бы могла быть основана и утверждена религия!.. И не обращается ли тут церковная история в какое-то непонятное для нашего разума собрание заблуждений, в историю человеческой глупости!.. Да, этот разум в сущности есть только заурядный рассудок, который свою границу имеет как в спекулятивном знании, так и в непосредственном чувстве. Это знание не есть связная, с внутренней необходимостью развивающаяся наука, но мёртвый и без идейный материал, низменный и ограниченный здравый смысл. Эта историко-критическая учёность есть только внешний аппарат, без истинного углубления в прошедшее, без вкуса и чувства как к религиозному, так и к поэтическому зерну канонических писаний. Таким образом отнюдь не слишком велико, как думали супранатуралисты, господство разума в этом рационализме, но слишком мало. Он (разум) должен господствовать всецело и неограниченно, но только тогда, когда он не есть только этот пошлый bon sens или рассудок (Verstand), но когда он есть то, чем должен быть, то есть истинный разум (Vernuft). Только тогда, когда он носит в себе истины откровения, то есть непосредственные и творческие силы духа²³¹⁸. Только тогда, когда он не только теоретический, по и практический разум. Когда он, одним словом, объемлет всю целокупность жизни духа, во всей глубине и высоте. Таков-то древний рационализм, с его возвеличением здравого смысла! Он совсем не слишком разрушителен, как думали ортодоксы. Нет, он только слишком пошл и ординарен! Ему не достаёт религиозного чувства, спекулятивного чувства и исторического чувства”²³¹⁹.

Эта, глубоко-верная и до резкости правдивая характеристика школьного богословия конца 18-го и начала 19-го века объясняет нам не только появление Гердеров, но и раскрывает внутренние пружины того действия, какое в новейшем движении западного богословия имели отрицание, полу-отрицание и ортодоксия.

Как это ни странно, но пред самым появлением

—157—

Страуссовой книги представители этих трёх, взаимно-враждебных, направлений богословско-философской мысли были сосредоточены в одном и том же Берлинском университете. Говорим о Гегеле († 1831), Шлейермахере († 1834) и молодом в то время Генгстенберге (профессор с 1826 года). Эта выставка и это соединение враждебных умов в одном университете служили очевидным показателем с одной стороны той путаницы, какая господствовала в отживавших богословских теориях, – а с другой – того влияния, какое могли ещё иметь сильное убеждение, мощный ум и талантливое слово.

* * *

Богословско-философские воззрения Шлейермахера не представляют вполне законченной и строго-развитой системы. Напротив, мы повсюду встречаемся у него с непонятными противоречиями. Главнейшее из них состоит в соединении искренней преданности христианству, глубокой веры и сильного религиозного чувства с крайним иногда и разрушительным скепсисом²³²⁰.

Не смотря на то, Шлейермахер представляет нам едва ли не единственный в новейшей истории пример продолжительного и устойчивого влияния на богословскую мысль. Между тем как Гегельянство уже давно перешло в область исторических преданий, Шлейермахер и в настоящее время может насчитать у себя не мало учеников и последователей.

Тайна этого влияния заключается в том, что Шлейермахер, по крайней мере по-видимому и для немецкой природы, сумел объединить потребности истинной религиозности с требованиями разума, – примирить религиозное сознание с научным²³²¹.

Вопреки Гегелю, уничтожавшему самостоятельное зна-

—158—

чение религии пред философией, Шлейермахер считает веру и разум или религиозно-практическое и научно-философское сознание совершенно равноправными и одинаково необходимыми проявлениями человеческого духа. Религиозное сознание, по Шлейермахеру, не есть только временный и переходный момент в саморазвитии духа, но есть врождённый ему и неискоренимый факт его жизни. И если философия и наука своё последнее основание имеют в прирождённом человеку разуме – мышлении, то и религия с верой точно также даны человеку в прирождённых ему религиозном чувстве и религиозном богосознании²³²².

В чём, спросим, обнаруживается и чем живёт религиозное сознание? Обнаруживается оно, по Шлейермахеру, в чувстве или сознании человеком раздора между его индивидуальною, т. о. частною и ограниченною, волей и между общемировым, единством или божественной, абсолютной волей, – в чувстве безусловной зависимости себя от Божества²³²³. Следуя своей особной воле, человек на каждом шагу встречает ограничение её в другом, высшем законе, управляющем общемировой жизнью. Индивидуальное хотение человека делать то, чего требуют его потребности и влечения, сталкивается с другою абсолютной волей, требующей полного самоотрицания н подчинения общемировому закону всеобщего единства и необходимости. Так возникает в человеке сознание борьбы, царящей в мире между отдельными особями и общемировым законом, между самосознанием и богосознанием, между своею волею и волей Бога, – между законом греха и законом правды²³²⁴.

Сознание это в свою очередь вызывает в человеке стремление к выходу из противоречия и к примирению своей личной воли с волей божественной, своего самосо-

—159—

знания с богосознанием, т. е. рождает потребность в искуплении²³²⁵.

Достигнуть искупления своими собственными силами человек однако же не может. Он всецело грешен, т. е. ограничен своим личным сознанием, а между тем для искупления требуется подчинение этого самосознания богосознанию, отречение от себя и погружение в божество. Поэтому искупление требует божественного акта, – чудесного перерождения в человеке личного самосознания в безусловное богосознание. Чтобы быть искупленным, человек должен сознавать себя богом или существом святым, безгрешным и божественным, – он должен усвоить себе богосознание и свою органическую волю возвести на степень неограниченной божественной воли²³²⁶.

Такой чудотворный акт и совершается в лице Христа. Невозможное для остальных людей, в Нём осуществляется, т. е. особная воля и личное самосознание в Нём безусловно подчинены воле Отца и богосознанию, – достигнуто единение Бога с человеком, – Он – Богочеловек.

Таким образом по своей воле и своему богосознанию Богочеловек – Христос стоит вне ограничений человеческой особности, – в Нём, следовательно, нет чувства раздора между своим Я и Богом, – Он безгрешен²³²⁷.

Но эта безгрешность Его ограничивается одним только богосознанием и относится только к религиозной области, а отнюдь не простирается на все другие стороны Его духовной жизни, в которых Он мог, разве только количественно, превосходить людей своего века. Так, например, он мог разделять веру своего парода в существование злых духов, в возможность вселения их в людей, – Он не имел таких познаний по философии, астрономии, физике и пр., какие сделались достоянием позднейшей науки²³²⁸.

Итак, Христос, по Шлейермахеру, воплощает в себе всю полноту богосознания, – Он безгрешен, следовательно

—160—

в нём на деле совершено искупление человека и примирение с Божеством, – Он – Богочеловек. Но каким же образом Богочеловек делается Искупителем человечества, т. е. не только Сам безгрешен и примирён с Богом, но и других содевает таковыми же? Это, по Шлейермахеру, совершается путём усвоения себе каждым христианином богосознания Иисусова, путём подражания Ему²³²⁹.

Но если человек в своём данном (эмпирическом) состоянии всецело грешен, – если он никогда, сам собою, не может отказаться от своей личной воли и своего самосознания в пользу богосознания и божественной воли: то как он может сделаться подражателем Христа? Такое усвоение человеком богосознания и богочеловечества Христова, по Шлейермахеру, есть дело особого творческого действия, совершаемого в духе каждого христианина духом Христовым или божественной благодатью.

Чтобы уяснить себе этот творческий акт искупления, совершаемого Христом в душе каждого верующего, можем обратиться к аналогии. Появляются от времени до времени в истории человечества особые личности, именуемые гениями. Эти люди отмечают собой эпохи человеческого прогресса тем, что созидают новые идеи, которые творчески действуют на последующие поколения, перерождают их воззрения, вкусы, наклонности, жизнь. Без подобных гениев заурядные умы никогда бы не додумались до таких творчески-зиждительных идей. Но раз порождённые, эти идеи, уже в силу простой естественно психологической необходимости, живут и развиваются, так или иначе действуя на остальных людей и прививаясь к их сознанию. Под действием таких идей люди неизбежно перерождаются, образуют новые эпохи и созидают новые цивилизации.

Подобное же значение имеет и личность Искупителя в истории человечества. Ни один человек, кроме Христа, не мог осуществить в своём лице полное единение самосознания и богосознания, Божества и человечества. Но раз идея Богочеловека стала действительностью в лице Христа,

—161—

она, эта осуществившаяся идея, не может умереть для человечества, но живёт в нём и развивается, доколе все придём в меру возраста совершенного. Богочеловек становится душой нового искупительного процесса в истории человечестве или главой Церкви, которая есть тело Его, полнота Наполняющего всё во всём. Отсюда у Шлейермахера развивается учение о Церкви, как теле Христовом²³³⁰. Каждый член общества Христова или Церкви должен усвоить себе ум Христов, преобразиться по образу Христа, из душевного сделаться духовным, из врага Богу стать сыном Божиим и уразуметь превосходящую разумение любовь Христову, дабы исполниться всей полнотой Божией. Это и есть благодатное возрождение человека в новую тварь по Богу и по Христу²³³¹.

Мы сказали, что богочеловечество Христово есть единственное и чудотворное явление в истории человечества. Это однако же не значит, чтобы Шлейермахер допускал возможность чуда в церковном смысле, т. е. как действие в мире личной божественной силы. Такая возможность всего менее могла бы мириться с пантеистическим учением Шлейермахера о Боге и его отношении к миру. Бог и мир, по учении Шлейермахера, суть два correlata, т. е. взаимно себя предполагают и один без другого существовать не могут, – они существуют один с другим и в другом, т. е. стоят в имманентном, внутреннем, необходимом и постоянном отношении между собою. Бог – это мир в его живом единстве или целостность всего сущего, как единство²³³². А мир – это Бог или единство в многообразии и множественности частных (индивидуальных) форм бытия. Если Бог есть единство во множественности частных бытии, то мир есть множественность этих бытий в единстве Божества, – тоже, что у Спинозы natura naturans и natura naturata. Поэтому, хотя Бог и мир могут быть мыслимы раздельно один от другого и хотя можно говорить о Боге особо от мира и наоборот, – но только in abstracto, в отвле-

—162—

чённом умопредставлении. В действительности Бог также неотделим от мира, как душа от частных проявлений своей жизни или абстрактная (отвлечённая) форма от конкретного, т. е. частного и действительного содержания²³³³.

Понятно, в таком строго выдержанном пантеизме нет места чуду. Вся действенность Божества исчерпывается миром, совершается в границах природы и движется по её законам. Сверхъестественное и божественное совпадает с естественным и мировым. Бог есть закон природы и мир есть только необходимое раскрытие этого закона в частных видах бытия. И если исторический Христос называется у Шлейермахера чудом, в том смысле, что „Его своеобразное духовное содержание (богосознание и безгрешность) не может быть объяснено из содержания той жизненной среди человеческой, к которой Он принадлежал, но только во всеобщем источнике духовной жизни, в творческом, божественном акте имеет своё основание”²³³⁴: то к этому „творческому акту“, говорит комментатор Шлейермахера Шварц, – слабые и неясные богословские головы легко могли привязать смутные представления о единичных и совершенно исключительных действиях Бога в мире вне и независимо от законов природы, между тем как вышецитованные слова, понимаемые точно, ничего другого не содержат, кроме того, что можно сказать о каждой гениальной, творящей новое, силе, о каждом герое, созидающем новую духовную эпоху; причём даже и этот самый общедуховный источник можно рассматривать как силу природы и производить от творческого акта Божия не иначе, как и всякое действие естественной силы“²³³⁵. Такими образом Христос – Богочеловек у Шлейермахера является „чудом” (Wunder) только в смысле удивительности или неповторимости этого богочеловечества в

—163—

религиозной истории человечества, т. е. в том же смысле, в каком чудом может быть назван и всякий вообще гений в какой бы то ни было области человеческой жизни. Христос есть единственное в религиозной области произведение общемировой духовной или божественной силы, но всё же это – проявление общемировой силы, следовательно явление совершенно естественное и согласное с законами действующей в мире божественной силы. Это, если угодно, чудо совершенно естественное. Воплощаясь и раскрываясь в других человеческих особях частично и ограниченно, духовно-религиозная сторона общемировой божественной силы сосредоточилась в богосознании Христа всецело, неограниченно, сколько возможно и должно. Богочеловек-Христос, поэтому, превосходит богочеловечество других людей только количественно, а не по существу. Он, одним словом, есть только религиозный гений, правда единственный, превосходящий всех других религиозных деятелей, но всё же только человеческий гений, а не Богочеловек в христианском смысле²³³⁶.

Таков путь, избранный Шлейермахером для примирения религии с философией и веры с наукой. Движимый сильным религиозным чувством, Шлейермахер сознаёт греховность человеческой природы и потребность искупления для достижения нравственных идеалов; он говорит о богочеловечестве Христа, Его безгрешности и чудесности. Но в тоже самое время все эти христианские понятия переработаны у него в рационально-философском духе. Грех есть только следствие и выражение естественной ограниченности личного самосознания и воли человека. Искупление состоит только в богосознании Иисусовом и в усвоении его человеком (субъективная сторона искупления), следовательно только в учении Христа, а не в Его чудесах, не в Его сверхъестественном рождении, Его воскресении и вознесении на небо, т. е. не в Богочеловечестве Искупи-

—164—

теля (объективная сторона искупления, как необходимая основа и сила субъективной стороны). Воплощение Бога во Христе хотя и называется чудом и творческим актом Божиим, но в смысле естественного и только неповторяемого проявления действующей в мире божественной силы. Наконец безгрешность Христа ограничена одною только религиозною областью и не простирается на все другие стороны деятельности нашего духа, следовательно не препятствует смотреть на Христа с одной только естественноисторической точки зрения, как на обыкновенного гения.

Не трудно предвидеть, к каким результатам эти общие философско-богословские воззрения Шлейермахера должны были повести и его специальные работы по Новозаветному Писанию²³³⁷.

Прежде всего основные послания Ап. Павла Шлейермахер мог признать подлинно апостольскими творениями, так как содержание их ему легко было истолковать в смысле своего учения об искуплении, грехе, благодати и пр.²³³⁸.

—165—

Евангелие Иоанна он признаёт целостным произведением Апостола и очевидца. Оно во всецелом объёме своём стоит на исторической почве. Мы имеем в нём не позднейшие обработки устного предания, как в синоптиках, но повсюду заметно, что пишет очевидец о пережитом, перечувствованном, продуманном. В пользу этого Евангелия, как открывается из позднее изданных чтений Шлейермахера по Евангельской истории, располагало философа особенно то, что здесь преимущественнее, чем в других Евангелиях, раскрывается богосознание Иисуса Христа, – что в этом Евангелии вообще мало и почти совсем нет необъяснимых для Шлейермахера чудес, – что тут даже прямо порицается вера, основанная на одних только чудесах (20:28–29) и усиленное искание необычайных проявлений божественного всемогущества (6:26–27). Наконец здесь Шлейермахер мог перетолковать в духе своего пантеизма многие изречения, напр. о Логосе: в мире был, – о единении Сына с Отцом и верующими и пр.²³³⁹.

Напротив, к трём первым Евангелиям (синоптикам) Шлейермахер относится с меньшей благосклонностью. Во-первых: в них много чудес, которые не правились Шлейермахеру и не отвечали его понятию о чуде, как естественном и только необычайном явлении. Во-вторых: богосознание Христа в этих Евангелиях стоит не на первом плане, но преимуществует нравственное учение или практические наставления. Поэтому Шлейермахер прибегает к комбинации Эйхгорпова предположения о письменных первоисточниках и Визелеровой гипотезы устного первоевангелия²³⁴⁰.

При таком воззрении на способ происхождения наших синоптиков, Шлейермахер открывал себе возможность предполагать в них много мифологического, образовавшегося в потоке устного предания и в первоначальной письменной обработке этого материала. Таким характером, по Шлейермахеру, особенно отличаются начало и конец Евангельской истории, именно рассказы о рождении и детстве

—166—

Господа и Его вознесении на небо, а также многие из синоптических чудес. Некоторые чудеса, например воскресение Христа, Шлейермахер склонен объяснять рационалистически, т. е. мнимой смертью или обмороком, искушение Христа диаволом в пустыне есть непонятная или искажённая притча и под. Наибольше симпатий философ оказывает чудесам Христа в области человеческого духа (сила слова, прозрение и под.) и человеческого тела (исцеление больных, особенно нервных и душевных), – и менее всего – к чудесам в области внешней природы²³⁴¹.

О других Писаниях Нового Завета Шлейермахер высказывает такие суждения: первое послание²³⁴² к Тимофею он считает позднейшей компиляцией из двух других пастырских посланий (Второе к Тимофею и к Титу); подлинность послания к Ефесянам весьма сомнительна²³⁴³; послание к Евреям решительно не Павлово²³⁴⁴ и Апокалипсис не принадлежит Иоанну Богослову²³⁴⁵; сомнение в подлинности посланий второго и третьего Иоанна он считает трудно победимым, напротив первое послание склонен считать подлинным²³⁴⁶, как и первое Петра²³⁴⁷, – послание Иакова он считает позднейшей подделкой, в которой напечатлелся „ein durchaus äusserlicher und wunderlicher Typus ohne einen innern Gehalt and eigentliche Kraft, cap. 4:13–15... Jene Worte sind inhaltslos, – vieles ist (5:1–6) Wortschwalle, – in der bekannten Diatribe über die Zunge 3flg. ist der Wortschvall und die mangelhafte Anknüpfung besonders auffallend, die Bilder sind gar nicht recht passend und es ist erstaunlich wenig Zusammenhang²³⁴⁸. Столь же резко и решительно отрицаются, подобно

—167—

второму и третьему Иоанна, второе Петра²³⁴⁹ и Иуды²³⁵⁰. Наконец׳ происхождение книги Деяний Шлейермахер объясняет сходственно с образованием синоптиков, т. е. позднейшей обработкой устного предания и письменных кратких записей²³⁵¹.

Характерна для Шлейермахера и всей его школы эта уклончивость и недосказанность в суждениях о чудесах евангельской истории. Вместо того, чтобы прямо поставить вопрос: в том или другом евангельском повествовании имеем ли мы дело с действительным чудом, как действием в мире личной божественной силы, – или же это – действительная быль, явившаяся в сверхъестественной оболочке только уже в евангельском рассказе, – или же наконец это – просто легенда, миф, сказка? – и дать на этот вопрос ясный ответ, – Шлейермахер избирает окольные полудороги. То различает он чудеса по их виновнику, т. е. такие, которые совершал Христос непосредственно, – и такие, которых Христос был только посредником и которые свою непосредственную причину имеют в Боге, как будто это может иметь хоть какое-нибудь значение в суждении о действительности чудес²³⁵². То прибегает он к распределению их по предметам – человеческая душа, тело, видимая природа, как будто превышение законов психических или физиологических есть меньшее чудо, чем властное распоряжение законами внешней природы! Но главное убежище нашему философу представляет рассмотрение чудес с точки зрения их значения для субъективной стороны оправдания человека. Так, например, в отношении чудес рождения, крещения, воскресения Господа Шлейермахер ставит вопрос: име-

—168—

ют ли эти чудеса существенное и необходимое значение для возгревания в нас христианской веры и воспитания в нас религиозного богосознания по Христу и по Богу? И даёт отрицательный ответ, так как Апостолы не знали о событиях рождения и детства Христова, и не считали нужным помещать их в Евангелия (Марк, Иоанн, Пётр в Деян.1:22), – так как все Апостолы и ученики Господа до Его смерти уже были верующими в Него, – так как, наконец, Шлейермахер понимает искупление только как субъективное усвоение каждым верующим учения Христова, а не как веру в историческое боговоплощение и вознесение имманентно (т. е. внутренно и нераздельно) соединённого с Божеством человечества Христова в лоно Отца²³⁵³.

Ясно, что только „слабые богословские головы“ могут считать Шлейермахера примирителем супранатурализма и рационализма, веры и разума, христианства и пауки. Этот раздвой человека с сильным религиозным чувством и человека с холодным рассудочным мышлением навсегда оставался непримирённым ни в натуре, ни в философии Шлейермахера. Но в этом раздвое и заключается тайна как самого Шлейермахера, так и его влияния на богословскую мысль. Новейший протестант ослеплён, как бы принижен поразительными и бросающимися в глаза успехами естествознания, свидетельствующими о строгой законосообразности в природе и не оставляющими среди себя никакого места чуду. Но и та врождённая религиозность, по которой каждая душа человеческая есть христианка, настолько сильна, что не позволяет протестанту, так сказать, спокойно сжечь все свои религиозные корабли и обратиться в полного атеиста. С одной стороны слабость богословско-философского созерцания, подавляемого и развлекаемого практическим строем современной жизни, отнимает у западного человека крылья, чтобы взлететь выше этой естественно-натуральной, внешне-механической и действительно незнающей чудес области законов бессознательного бытия, – чтобы с этих третьих небес посмот-

—169—

реть на наше небо с землёю и в законах духовной, премирно-личной и сверхъестественной жизни Божества увидеть тайные силы тех чудных явлений, о которых читаем в Библии. С другой стороны религиозность протестанта, при сухости культа, даже при полном почти отсутствии его, не только не возгревается, не питается и не укрепляется соборной жизнью в Церкви, ощущением братской любви между собой, общением верующих и духовным единением во взаимном подъёме религиозно-нравственного чувства, а наоборот – ослабляется сухим, уже с детства, в семье, начинающимся безжизненным и педантичным резонёрством, этим гибельным умничаньем над живым и действенным Словом Божиим, так что она – эта врождённая религиозность – оказывается бессильной противостоять напору практицизма и эффектности естествознания. И если в католичестве и православий мы встречаем самую глубокую, действенную, даже чудотворную веру, рядом с последовательным и решительным атеизмом, то протестантизм in magna parte осуждён на роль религиозного Гамлета с постоянным в неразрешимым: быть или не быть? Христос или Beлиар? Бог или Мамона?

И это понятно, ибо при тех средствах религиозного воспитания, коими владеет православие и католичество в богослужении и общем строе церковной жизни, как положительное, так и отрицательное направление в отношении религиозности неизбежно должно получать резкое, решительное и яркое выражение. Если сильна вера, то здесь нет места бессилию и вялости религиозного чувства. Наоборот: возобладала холодная и безыдейная, тупая рассудочность – так, не найдёте уж ни одной искры тёплого религиозного чувства, – светлой, надеющейся и любящей веры, – доброй и искренней, принципиальной или самосознательной и самоопределительной нравственности. Не то у протестанта. Отсутствие перевеса между религиозностью и рассудочностью делает всех их Штейермахерами в большей или меньшей мере. Только протестант может серьёзно защищать Христианство и вообще религию, не веруя в чудо, считая мифом безмужное рождение, воскре-

—170—

сение и вознесение Христа на небо, – наконец не зная даже Искупителя – Богочеловека!

Почитатель Шлейермахера Шварц в цитованной уже нами и считающейся у немцев классическою Истории новейшего богословия²³⁵⁴, назвал таких земляков своих „die schwachen Theologen-Köpfe“, людьми с слабыми богословскими головами. Этим он произнёс жестокий, но справедливый приговор и своему учителю Шлейермахеру, и себе самому, и всем полуверам протестантам.

Таких слабых богословских голов среди них большинство²³⁵⁵. В этом тайна новейшего Шлейермахерианства!

М. Муретов

—171—

По-видимому, приписывать воззрениям Никона на отношение царства к священству особенно важное значение решительно не следует, так как они не имели под собою никакой твёрдой реальной почвы и потому самому не могли иметь никакого практического значения. Казалось, что в тогдашнем русском обществе указанные воззрения Никона не только не могли встретить себе ни откуда сочувствия и поддержи, а наоборот должны были вызвать прямо враждебные отношения к себе. Справедливость последнего предположения как нельзя более подтверждается между прочим теми воззрениями на царство и священство, какие высказывали в своих сочинениях первые противники церковной реформы Никона, первые основатели и распространители русского раскола. Их воззрения в этом отношении являются полной противоположностью воззрениям Никона, так что насколько горячо Никон старался возвысить духовную власть сравнительно светской, настолько горячо противники его реформы ратовали за самодержавную высшую всех власть государя, на которой лежит прямая обязанность верховного руководства и надзора не только за делами гражданскими, но и церковными.

Если Никон, обличая безмерное, по его мнению, превозношение царя, писал: того боятися надобно, иже ныне славою мира сего превозносятся и гордятся, аки бессмертии

—172—

и аки боги славятся от человек безумных, в сладость приемлют таковыя безумныя глаголы: „ты бог земной“, то этими людьми, говорившими царю: ты бог земной и были именно противники церковной реформы Никона. Неронов писал к царю из Спасокаменного монастыря от 27 февраля 1654 года: „припадаю молю твоё благородие, о равноапостольне, послушати изволи в сокрушении сердца вопиющего ти и слёзный источник проливающего ти, государю, и яко богу по Бозе прибегающего к державе твоей... О благочестивый царю, иже воистинну по Бозе бози!... Еще же слышах, о благочестивый царю, и твоё величество от него, владыки (Никона), охуждаемо, и испоругаемо и ни во что же поставляемо. Ведый известно тебе, нашего государя, светлее солнца благочестием цветуща и во истину Божия слуга суща, не стерпех мерзости тая и впреки пред ним, владыкою, за твоё величество глаголах, воспоминая, да не высоко парит, яко орёл, и да не вземлется выше своея меры, но в коем чину призван, в том да пребывает. Должен есмь за благородие твоё страдати, иже всегда всех учащу ми безбоязненно и душу положити за православную веру и за тебя, государя“.. И в другом месте Неронов говорит: „я готов за государское величество, якоже и за Божие имя, аще и до смерти страдать“²³⁵⁶.

Если Никон проповедовал: „власть священства толико гражданския лучши есть, елико земли небо, паче же и много вящше“, что „священство царства преболее есть“, то расколоучитель Лазарь совершенно наоборот учил, что власть царя Божественна и что „якоже отстоит небо от земля, и солнце выше луны и болши светом есть: сице и царская Божественная власть вышши и больши прочих властей“. Где нет царя, или где царская власть восхищена другими, там, по мнению Лазаря, царствует антихрист. „Егда в Риме говорит он, духовный человек, папа, восхити на ся царскую Божию власть: и оттоле антихристово властительство есть в Риме. Сице бо и о царе-граде: яко Божия царския власти не имеют“. За царскую Божественную власть Лазарь, подобно Неронову, выражает

—173—

готовность пострадать. „Аз же грешный, говорит он, закона ради отец твоих и вашего ради благородия, аще Бог изволит, готов есмь не токмо темничное озлобление терпети, но и душу свою за вы положити, яко да пребудет вашего благородия Божественная власть во веки неизвратна и непоколебима, и да управится вами закон отец ваших и умирится святая церковь во едино“. В другом месте он же пишет: „молю в Троицы славимого с прибытием единого Бога и пресвятую всех царицу, Госпожу Деву и Богородицу и святых бесплотных сил и всех святых, да утвердится царская Божественная власть и Богом данных и благородных чад твоих и в вечные роды родов и во веки неизвратна и немятежна, и непоколебима от всяких сопротивных прилог видимых и невидимых враг, молитвами Богородицы всех святых, аминь“²³⁵⁷.

Если Никон усиленно старался доказывать, что царь ни под каким видом не может вмешиваться в дела церковные, как совершенно неподлежащие его ведению, и что вмешательство в них со стороны царя было бы не „строение церкви, но паче гонение“, то совершенно противоположного взгляда на этот предмет, держались противники церковной реформы Никона. По их мнению на царе православном лежит прямая и непременная обязанность наблюдать не только за гражданскими дедами, но и церковными и своей властью исправлять их, если они почему-либо принимают неправильное течение. В этих видах царь может и обязан распоряжаться и приказывать в делах церковных, может созывать соборы и председательствовать на них. Неронов пишет царю: „о, благочестивый царю, устави, молю бурю, смущающую церквы!“ Благочестивый царю! Стани добре, о церковное чадо, и воньми плачу и молению твоих государевых богомольцев, предвари и ущедри матерь твою, святую соборную и апостольскую церковь, да не до копца растлят тоя красоту сынове века сего! Неронов говорил собору иерархов: „без них благочестивых государей, не состоится ничтоже, и вселенстии седмь соборов благочести-

—174—

вых царей имели и в пособие и в помощь призывали с молением: понеже их помощью и советом вера христианская утвердися. И ныне такоже сим благочестивым нашим православным государем царём всяка истина утверждается и правоверие в русийском его государстве яко солнце сияет“. Убеждая царя созвать истинный собор для рассмотрения производимой Никоном церковной реформы и указывая из кого должен состоять этот собор, Неронов говорит: „тебе же, государю, яко превеликому столпу, ту (т. е. на соборе) председати и всех зрети“. Аввакум обращается к государю: „аще архиереи исправить не радят, но не ты, христолюбивый государь, ту церковь от таковыя скверны потщися очистить, да в державе царствия твоего в верных людех соблазн потребится, да и от Бога милости сподобишся“. Дьякон Феодор тоже приглашает царя стать судьёй между стоящими за старое и за новое: „помилуй государь царь, пишет он, не дай нас напрасно озлобити, сотвори праведный суд!... Аще не собереши, государь, всех нас во едино (не о себе аз глаголю, ничто же бо есмь), кои стоят за старое и кои за новое, и обоих стран словес сам не услышиши: не познаешь, государь, истины. Егда будет праведный между нами судия – или ты сам, христианская наша надежда, или ин кто верный твой царёв слуга в тебе место, аще мы пред твоим царским лицем недостойны стати: тогда сии святии себе оправят и лесть прогонят от церкви далее, да паки чиста явится церковная нива от соблазн“. Инок Авраамий пишет государю: „вся тягота церковная ныне на твоей выи висит; а на властей ныне ни на которых нечево смотреть – времени служат, а наперед не озираются беднии пастуси“²³⁵⁸.

Ревность противников церковной реформы Никона о достоинстве и интересах царской власти была так велика, что даже в новоисправленных церковных книгах они старались найти следы покушений со стороны Никона и его последователей на достоинство царской власти. Лазарь,

—175—

например, пишет: „да в служебниках же напечатано, в большом выходе великому государю во всех церквах говорят титлы полные, большие, и сами они говорят великого государя осподарем тишайшим и кротчайшим. И тем они его государьскому имени ругаются, и пред людьми величают лицемерством, а в тайне за упокой поминают. А во октеньях о здравии и спасении не говорят; и о болярех и воях его не говорят, а говорят вместо того полаты каменные и воинство полатное, а не царёво“. В другом месте он же говорит: „на проскомидии о царском здравии и о спасении, вынимая часть, не говорят; только говорят: помяни Господи государя нашего, и проч. и то есть за упокой; и ектеньи сугубые о его царском здравии оставлены же, а вместо тех ектений положены малые, а в них о здравии и о спасении нет же, а повершены те ектеньи заупокоем“²³⁵⁹.

Понятны те побуждения, которые руководили противниками церковной реформы Никона, когда они усиленно старались выставить себя сторонниками и поборниками самодержавной царской власти, которую они ставили во всех отношениях выше духовной, когда они, вопреки Никону, считали царя, имеющим полное право не только вмешиваться в дела церковные, но и распоряжаться ими, если он находит в них что-либо неправильное, требующее по его мнению исправления. Если Никон считал себя потерпевшим от насилия и неправд светской власти, то его противники, наоборот, считали себя потерпевшими от насилия и неправд власти духовной, которая будто бы совратилась в лице Никона и последователей его с правого пути. Отказавшись от повиновения этой духовной власти и вступив с нею в открытую борьбу, противники церковной реформы Никона естественно стремились найти себе опору, поддержку и защиту во власти светской, которую они всячески стараются убедить, что именно она должна вступиться за их проигранное у духовной власти дело, и что она имеет на это полное право, так как духовная власть по отношению к светской есть власть низшая и подчинённая ей. Поэтому то в своих челобит-

—176—

ных они и обращаются только к царю, от него ожидают спасения будто гибнущей церкви, т. е., собственно спасения своего и своего дела. В этих именно видах, т. е. чтобы расположить к себе и своему делу царскую власть, сделать её покорным орудием для достижения своих целей, они и выражают в своих челобитных самую ревностную заботливость о неприкосновенности царской власти, которой будто бы грозит опасность со стороны притязаний власти духовной, выражают заботливость о спасении души благочестивого царя, который может погибнуть, подчинившись руководству духовных властей. Впрочем такие отношения противников церковной реформы Никона и к царю Алексею Михайловичу, а потом и к царской власти и вообще, скоро совсем изменились, как только они окончательно убедились, что все их старания восстановить светскую власть против духовной не имели успеха, что царская власть никогда не станет на их сторону, чтобы вместе с ними действовать против духовной власти²³⁶⁰.

Таким образом воззрения Никона, что священство выше царства, не только не могли быть приняты представителями светской власти (царём и боярами), но и в среде влиятельного духовенства, принадлежавшего к противникам церковной реформы Никона, они встречены были прямо

—177—

враждебно и решительно осуждались как гибельные для государства и церкви. Но отсюда однако вовсе не следует, чтобы эти воззрения прошли совсем бесследно для русского общества и вовсе не находили в нём себе сторонников так, чтобы светская власть могла вовсе не обращать на них никакого внимания. Дело в том, что Никон, когда писал своё „Разорение“, ещё продолжал считаться патриархом и его голос, уже по одному этому, должен был иметь вес и значение в глазах многих. Помимо этого: Никон старался подкрепить свои воззрения обильными ссылками на св. писание, на правила и постановления соборов, св. отцов и т. п. и таким образом утверждал свои воззрения на аргументации, имевшей полную обязательную Силу. И царь Алексей Михайлович и Одоевский, составитель Уложения, были люди искренно благочестивые, стремившиеся сообразовать не только свою частную, но и всю общественную жизнь с требованиями св. писания, церковных правил и постановлений, и в отступлении от них, в их нарушении видевшие тяжкое преступление... В виду этого „Разорение“ Никона не могло пройти бесследным, не могло остаться незамеченным и со стороны противников Никона, не говоря уже о тех, которым его воззрения пришлись как нельзя более по душе, а такие лица действительно были. Поддьяк Фёдор Трофимов в подданной им „росписи вкратце, чем Никон патриарх с товарищи на царскую державу возгордились и его царский чин и власть и обдержание себе похищают“, прямо указывает, кто именно были сторонники Никона, разделявшие его взгляд, что священство

—178—

выше царства. „Патриарх Никон, говорит Трофимов, и власти пишутца и называютца великими государями и свободными архиереями: мы де суду царскому не подлежим, судит де нам отец наш патриарх. Они же во своих паствах поставляют архимандритов и игуменов и протопопов самовольством, кто им годен, без указу великого государя: потому они называются свободными; а что они царскому суду не подлежат, и то есть свобода ж. А что их судити патриарху: подобно сему еже глаголет Господь: аще сатана сатану изгонит, на ся разделился есть. Яко же Бог един судит всем, тако и всеобдержай царь; и аще Бог изволит и великий государь тое их гордость сломит и под свою высокую руку и под суд подклонит, то всё благочестие исправитца. Они бо ради свободного жития законы превращают, и уставы преданные им прелагают, и от веры отступают, а православие с еретичеством соединяют“²³⁶¹. Приведённое сейчас заявление, что вместе с Никоном и другие русские архиереи „на царскую державу возгордились“, что эти „свободные архиереи“, не хотели, по примеру Никона, подчиняться царскому суду, не хотели допускать со стороны светской власти никакого вмешательства в свои епархиальные дела, вполне справедливо.

Нужно признать, как несомненный факт, что русские архиереи очень враждебно вообще относились к патриарху Никону и решительно стремились не только низвергнуть его окончательно с патриаршей кафедры, но лишить его архиерейства и даже священства. В этом смысле они высказались на соборе 1660 года, в этом смысле они составляют и подают царю обличения на патриарха Никона, в этом смысле они действуют и на соборе 1667 года. Причин нерасположения властей к Никону было несколько. Прежде всего власти ненавидели Никона за то, что он, пользуясь своей силою и влиянием у царя, невозможностью для других архиереев бороться с ним, отнимал у них монастыри и церкви в свою пользу, приписывая их к построенным им монастырям. После его удаления архиереи, как например Новгородский и Твер-

—179—

ской, подавали особые росписи с обозначением, сколько у них и где отнято было Никоном монастырей и церквей²³⁶². После низложения Никона, всё отнятое им у епархиальных архиереев снова было возвращено последним. В „обличении на патриарха Никона“ по поводу его удаления в пустыню т. е. Воскресенский монастырь, архиерей, составитель этого обличения, замечает: „ноне в пустынях разжился (Никон) вещми века сего: властне взят патриаршеского дома казну и других епископий и всего царствующего града Москвы и других градов выморных домов животы; едва и твоей государеве цареве казне не коснулся ли“²³⁶³. Дьякон Фёдор, как на причину низвержения Никона, указывает: „яко пса изгнаша его (Никона) земных ради, а не духовных – за землю и за вотчины, а не за Христа и за церковь его. И вси они своих си ищут, а не яже Христа Исуса, по апостолу. Похищай бо той волк, Никон, яко разбойник грабя себе и святых монастырей сёла и вотчины, и у князей такожде отъемля всяко и к своим прилагая. И многие князи ослезил, и монастыри оскорбил и разорил, и простых крестьян тяжкими груды умучил, созидаючи свой горькой Иерусалим²³⁶⁴. Другой причиной крайнего нерасположения архиереев к Никону было то, что он слишком грубо давал им чувствовать свою силу и власть над ними и иногда прямо оскорблял их, относясь к ним с насмешливым презрением. Вятский епископ Александр в своей записке царю, по поводу клятвы Никона на Питирима, об отношениях Никона к архиереям говорит, что Никон при поставлении своём на патриаршество „обещайся церковный мир соблюдати и не единым же нравом противная мудрствовати во всем животе своем, последуя в всем и повинуяся святым апостолом и святым вселенским соборам, обещая им во страсе Божии боголюбивым нравом братии своей и св. Дусе и сослужебником всем преосвященным митрополитом, архи-

—180—

епископом и епископом патриаршества его российского царствия любовь духовную имети, и яко братию тех почитати, и сице любити, якоже владыка наш Господь И. Христос возлюби святыя своя ученики и апостолы, – ниже и аще чрез сие писание что сотворю; или преступлю в чем и аще во едином не исправлю от сих всех написанных зде, лишен буду сана своего без всякого слова, – и сицево исповедание, рукою его писанное, церкви предаде. И по толице обещании странно за рабы святительский чине вмени и толико ругаяся, – яко сошедшимся архиереом к сенным дверем крестовые палаты, на преднем крыльце часа два или три сидети, и ни единому ж даде слова рещи пред собою, ниже молбы тех послушав о исправлении церковных вещей, но странно поработи тех, и люте нападал на братию свою, и страдати многим устрои и умиленне плакати, якож и блаженного Павла епископа коломенского по многих томлениях и несказанных ругательств до смерти муча“²³⁶⁵. Составитель обличения на Никона патриарха спрашивает: „кого бы от архиерей и святых отец единомудрствующих с собою имея Никон“? и отвечает: „ей, никого“. „По которому образу Никон, спрашивает он же, будучи на престоле, поработил свою братию архиереов, обругавши патриаршеский престол, и сыны себе нарицает и обычно архиерейская действующих проклинает, отъемля царствующего града красоту и честь“?²³⁶⁶. Когда Никон узнал, что для суда над ним решено собрать собор, на который будут приглашены и восточные патриархи, то он говорил, что ничего не имеет против собора „только б де собор был праведной а не пакупной׳“. Патриарху говорили: „будет де он лжесвидетелей вменяет московского государства властей, и он за то примет месть от Бога“. И патриарх говорил: ״хто де властей и кому книжным учением и правилы говорить, а они де грамоте не умеют“. И патриарху говорено: „один ли он в московском государстве грамоте умеет и есть ли хто другой“? И патриарх сказал: „хотя де и есть немногие, а Питирим де митрополит и того не знает,

—181—

почему он человек“. Когда вместе с Лигаридом, Одеевским и Стрешневым прибыл в Воскресенский монастырь и астраханский архиепископ Иосиф, то Никон, обращаясь к последнему, говорил: „и ты, бедный, туда же? А помнишь ли своё обещание? Говорил, что и царя слушать не станешь? Что? видно тебе что-нибудь дали бедняку?“²³⁶⁷. Даже о целом соборе русских иерархов 1660 года Никон дозволял себе крайне резкие очень обидные для архиереев, отзывы“: сей собор бывший, писал он в своём „Разорении“, не точию сонмищем иудейским достойно парещи, но и бесовским, яко не по правилом собран, такоже и соборование все по царёву указу делали, якоже он хотел собор собрал по ево государеву указу“²³⁶⁸. Не раз в других местах Никон заявлял прямо, что иерархи присутствовавшие на соборе 1660 года были подкуплены царём и ради принятых ими от царя подарков постановляли на соборе только то, что было угодно и желательно царю, почему Никон и желал, чтобы об нём был собран собор „праведной а не пакупной“. В виду этого понятным становится обращение к царю, от лица всех архиереев, составителя обличения на патриарха Никона: „аще обрящем благодать пред тобою, великим государем, не презри молбы твоих государевых богомолцов: да возмется нечестивый сей (т. е. Никон) от среды нашея, да Божий правдный гнев не постигнет и в правду постраждем, не пекущеся о благих“. А чтобы и на будущее время оградить епархиальных архиереев от патриаршего самовластия, обличитель Никона старается внушить царю, что „первый епископ не начальник епископом, ни крайний святитель, но епископ первого седалища наречётся, рекже царствующего многонародного града: святительский бо сан един есть и тажде на всех (благодать). Не наречется сей убо совершен или несовершен святитель; но вси равни святители, вси епископи, и благодать св. Духа равно приемше“. Затем в тех же видах автор обличения на Никона указывает царю, кого следует на будущее время избирать

—182—

в патриархи. „Царствующего града первого седалища епископа, пишет обличитель Никона, рекша патриарха, избрати благоволи священное писание протолковати могуща и разумеюща все божественное писание со испытанием, и священная правила св. апостол и св. отец известно ведуща, в летех же совершенна суща и добродетельми и крайним смиреномудрием цветуща, своея же воли исправити догматы неимуща, но советом, а недерзостно исправляюща, ревнителя же о благочестии и нестыдящеся лиц, многодетна в чернечестве суща и в послушании, во еже обрезать своя ему воля крепко обучившася. Красота бо старец – со смиреномудрием высокое житие и не своя воля. Архиерею бо совестливу подобает быти и ничтоже дерзостию творити, да не многим соблазн и претыкание будет – во мнозе бо совет спасение бывает“²³⁶⁹.

Таким образом епархиальные архиереи считали себя подавленными и приниженными во время патриаршества Никона, совершенно будто бы их поработившего и поправшего их права, уничтожившего своим обращением самый их сан, почему они как нельзя более и радовались удалению Никона с патриаршей кафедры и всячески содействовали его конечному низвержению. Они надеялись и, как мы видели, хлопотали пред царём о том, чтобы, после низвержения Никона, в отношениях будущего патриарха к другим епископам, был более твёрдо и решительно выражен тот попранный Никоном принцип, что „первый епископ не начальник епископам, ни крайний святитель“, что „святительский сан един есть и тажде на всех благодать“, и что поэтому „вси святители равни“.

Но если для епархиальных архиереев Никон, во своим отношениям к ним, был крайне нежелательный патриарх, и с его низвержением они рассчитывали достигнуть большей самостоятельности и независимости в управлении своими епархиями, большей силы и влияния на обще-церковные дела, от которых будто бы совершенно отстранил их Никон, не терпевший никаких советов и указаний со стороны своих собратий о св. Духе; за то открыто высказанное Никоном учение, что священство выше

—183—

царства, что светская власть вовсе не должна вмешиваться в дела церковные, а следовательно и епархиальные, что над духовными властями она не имеет никаких верховных прав – эти воззрения Никона как нельзя более пришлись по душе русским архиереям, которые решительно и горячо стали в этом отношении на сторону нелюбимого ими Никона. Низвергнуть Никона, поработителя архиереев, и в тоже время доставить торжество его идеям, что священство выше царства, это значило бы для архиереев разом освободиться не только от подавляющего их значения патриаршей власти, которой, в лице Никона, был бы дан хороший урок, но и от вмешательства в их епархиальные дела светской власти, которая, не менее патриаршей, очень сильно давала чувствовать себя каждому архиерею²³⁷⁰. И действительно, под

—184—

влиянием идей Никона о полной независимости власти духовной от светской появляются тогда так называемые „свободные архиереи”, которые говорили: „мы де суду царскому не подлежим“, которые в своих епархиях стали ставить архимандритов, игуменов и прото-

—185—

попов „самовольством, кто им годен, без указу великого государя“.

В виду того, что все русские архиереи по вопросу об отношении царства к священству решительно (как это увидим ниже) стали на сторону заявленных Никоном

—186—

воззрений, положение дел становилось настолько серьёзным, что со стороны светского правительства необходимо требовалось предпринять что-либо решительное, если только оно хотело остановить дальнейшее распространение идей Никона и дальнейшее возникновение „свободных архиереев“, заявлявших, что они не признают над собою царского суда и не желают допускать светскую власть до вмешательства в их епархиальные дела. Очевидно, что светскому правительству необходимо было противопоставить воззрения противоположные, и при том так, чтобы они заявлены были тоже духовными властями, только более авторитетными, чем Никон и русские архиереи. С этой именно целью светское правительство и обратилось на восток к четырём восточным патриархам с просьбой, чтобы они решили предложенные им вопросы о власти царской и патриаршей. Иеродиакон грек Мелетий, отправленный на восток, к патриархам с вопросами, привёз на них ответы патриархов и собора, составленные, как и следовало ожидать, в духе совершенно противоположном воззрениям Никона. В ответе на первый вопрос: „что есть царь?“ между прочим говорится: „царю подобает, да будет глава и верх ко всем членом, подчинённым ему... Добре разсуждати долженствуют царие, еже не дати своея чести иным, ниже новствовати в творении благодеяний по оной причине: не даждь иному чести твоея, да не подвигнеши ос на тя... Царь есть господь всех подданных своих, ожидающих от него дарований и добротворений, – противных паки – казни. Аще убо кто царю видится противен быти, хотя есть и лице церковное, в достоинстве вчиненное, не без ума бо меч носит, но в похвалу добре творящих, в гаждение же зле деющих, ибо местник Божий есть, и того ради в писаниях предадеся: царя чтите и о царе милися дейте“. Второй вопрос, предложенный на разрешение восточным патриархам был следующий: „подобает ли всем, наипаче место держащу епископу или патриарше, подчиненну бьгги и повиноватися царю, царскую власть держащему и ея употребляющему, во всяких гражданских вещех и прениях, тако во еже бы единому быти господу и начальнику, или ни?“ В ответе на этот во-

—187—

прос между прочим говорится: „яко же Бог есть на небеси повсемественне, то на земли суть по Бозе тий, иже держащий царскую власть и престол; и яко же, иже несохранивый веры божественные от общества верных изгнанствуя отвергается, подобне, иже веры к царскому достоинству сотворенные несохраншия, лестию же и отай деющии недостойни, нам мнятся, еже христианское имя на себе к тому содержати, занеже бо помазанник Господень именуется и есть, иже царским венцем увенчан бяше“. Затем приводится исповедание, какое делали греческие патриархи императорам: „исповедую сим писанием моим, еже сохранити ми к тебе, Крепчайшему царю и повелителю, чистую веру и благохотение, яко же долженствую то от естественного некоего мановения и от правильного долга тако, во еже бы мн быти под повелительством и заповедию и под манием царского твоего достоинства и противну противу всякому человеку, противляющемуся сему моему крестному целованию. И по малех: сие же крестное целование, не точию к царю, но и к царице и к ея сыном царевичем принадлежит... И по малех: еже быти ми под изволением и прописанием твоея царския светлости, и еже делати ми по благоизволении твоих царских тако писанием преданных, якоже и кроме писаний изъявленных... Аще же откуду явится некое сомнение, обещаю мя подлагати под суд и его достойные казни по предложению и повелению твоего царского престола“. Приводя эти выдержки из 64 главы великого Номоканона, патриархи делают такое резюме: „из них же собирается: царя убо быти совершенна господа и единого быти законодавца всех дел гражданских; патриарха же быти послушлива царю, яко поставленному на высочайшем достоинстве и отмстителю Божию, ниже коим либо обычаем господствовати еже хотеши или деяти в вещех гражданских, еже есть противно и пакостно царскому непщеванию... Творяща (патриарха) противне церковным уставом или противно царю, неразсудне и безумне деюща и с престола своего весьма быти извержительна и удалительна“.. В ответе на пятый вопрос говорится: „никто не имеет толику свободу, да возможет противитися царскому по-

—188—

велению, закон бо есть. Того ради, аще кто и духовный предстатель, аще и патриархом его наречеши, или иного степени муж, сицевому повелению (словесному) или епистолии сопротивил бы ся, да страждет казнь, яко безправилное нечто сотворивый“²³⁷¹.

Таким образом восточные патриархи на предложенные им вопросы об отношениях власти светской и духовной или власти царской и патриаршей, ответили совершенно противоположно Никону. Вопреки ему и согласно с противниками его реформы, они признали, что царская власть выше духовной, так как царь есть наместник Божий на земле, что патриарх наравне со всеми другими подданными обязан царю безусловным во всём повиновением, что всякое повеление, идущее от царя, будет ли то словесное или письменное, „закон есть“ и потому вполне обязательно для патриарха, который должен „поддавать себя под суд царский“ и наравне с другими подданными нести кару за всякое противление царским повелениям.

Насколько приведённый ответ восточных патриархов был приятен для светской власти, настолько же он был неприятен для властей духовных. Архиереи, льстившие себя надеждой стать в независимые отношения к светской власти, думавшие было освободиться от крайне неприятного и очень стеснительного для них вмешательства её в их епархиальные дела, должны были окончательно разочароваться в своих надеждах. Благодаря ответам восточных патриархов они ещё крепче и решительнее, чем прежде, подчинялись светской власти, которая, опираясь на ответы восточных патриархов, могла теперь распоряжаться ими по своему усмотрению, не стесняясь ничем, так как всякое повеление светской власти и для архиереев „закон есть“.

Понятно само собою, что русские архиереи не могли согласиться с предложенным восточными патриархами решением вопроса об отношении светской власти к духовной, с решением отдававшим архиереев в безусловное распоряжение светской власти; естественно было с их стороны попытаться снова подвергнуть этот вопрос

—189—

обсуждению, в видах добиться более благоприятного для них его решения. За это дело взялись главным образом два архиерея, выдававшиеся тогда своим умом, относительной образованностью, своим нерасположением лично к Никону и в тоже время горячим сочувствием к его церковной реформе и к его воззрениям на отношение царства к священству. Эти два архиерея были известные Павел, митрополит крутицкий и Иларион, архиепископ рязанский. Так как в 1666 году в Москву прибыли два восточные патриарха с некоторыми архиереями для соборного суда над Никоном, то Павел и Иларион решились на смелое дело, именно: решились открыто поднять на соборе вопрос о царской и патриаршей власти с тем, чтобы вновь соборно обсудить этот вопрос и добиться иного его решения, нежели какое дано было ему на востоке, где вовсе не было представителей и защитников того взгляда, что священство выше царства, почему вопрос и был там решён, по их мнению, очень односторонне. По очень понятным причинам прения о власти царской и патриаршей, происходившие на соборе 1667 года, совсем не вошли в состав официальных соборных актов, которые вовсе умалчивают об этом любопытном и важном эпизоде из соборных заседаний. Но за то об этом событии очень подробные и обстоятельные сведения сообщает нам знаменитый, игравший на соборе роль адвоката царской власти, Паисий Лигарид в третьей части своего сочинения о соборном суде над патриархом Никоном. Так как третья часть сочинения Паисия Лигарида о соборном суде над Никоном доселе не переведена на русский язык, а между тем сообщаемые в ней сведения по интересующему нас вопросу и очень любопытны и очень важны, то дальнейший наш рассказ о соборных прениях по поводу власти царской и патриаршей будет буквальным переводом из упомянутого сочинения Паисия Лигарида, лишь сокращённым во всех тех случаях, где Паисий вдаётся в ненужное, вовсе не идущее к делу многоглаголание²³⁷².

В февральской книжке „Русской Старины“ проф. А. С. Лебедевым напечатана статья под заглавием: „Применение наказаний в среде духовенства и мирян в XVIII веке“. Почтенный профессор давно уже занимается этим вопросом и более интересные результаты своих поисков по консисторским и другим церковно-юридическим документам публикует для общего сведения в своих сообщениях. В данном случае читателю даётся ряд фактов применения духовным начальством телесных наказаний „телесного боя“ и „телесного смирения“ – по выражению документов того времени. В особенности распространено было употребление телесного боя в монастырях; здесь за личное преступление и проступок били плетьми и розгами и сажали в цеп. Битьё чем попало практиковалось и просто как мера нападения или началования отцом своего послушника – сына; плетьми наказывали не только монахов и послушников, но и монахинь и послушниц. – „Не было изобижено по части телесных наказаний и приходское духовенство“ по сравнению с монашествующими. Ряд фактов сюда относящихся в названной статье производит в особенности тяжёлое впечатление. Право архиерея назначать „нещадное наказание плетьми в консистории или духовном правлении“ было до того общепризнано, что против него никто не протестовал, даже никто не жаловался за истязание и жестокость, с коими оно применялось. Случаи жалоб – и не редкие – относились к

—192—

жестокости «поповских старост» (нынешних благочинных). Даже и эти органы епархиального начальства иногда пускали в дело плети, „устремляясь с бичами и ударами на тела“ – выражаясь языком канонов, своих собратьев священников; что же касается сажания в цепь на своём поповском дворе, то на оное мероприятие они прямо уполномочивались. Особенно тяжело слышать, что жестокое телесное наказание назначалось священником иногда не за проступки, а просто за дела поведения или неблагоразумия в священнической практике. Напр., преосвященный Иоасаф (Горленко), усмотрев в селе Изюмце у священника в доме в углу нечто в роде рукоумывальницы, в которой в зимнее время священник детей крестил, определил: „наказать попа в духовном правлении плетьми, чтобы он вымыслов не чинил, а содержал бы место к тому потребное по правилам в церкви“. – Телесному наказанию в духовных судах подвергались и миряне, мужчины – плетьми, женщины – розгами. Преступления, за которые назначались таковые наказания, были: нарушение святости брака и целомудрия, второбрачие и в особенности – обиды духовному чину. „Иногда архиерей – говорит почтенный автор – присуждая к наказанию плетьми в консистории таких преступников, которые, по роду их деяний, должны бы подлежать казни гражданской, выставляли это, даже как дело особого пастырского милосердия, спасавшего виновных от более тяжкого наказания“. – Почтенный автор в сообщениях своих ограничивается практикой главным образом Белгородских архиереев. Можем сказать, что такова же практика была дов. обычной в XVIII веке и в других епархиях, напр. Ростовской и в подтверждение представляем следующую выписку из одного судебного приговора Митрополита Ростовского Арсения (Мациевича) от 1762 г. октября 22-го дня.

„По указу Ея Императорского Величества, наше архипастырство слушав происходившего в Ростовской нашей консистории, по прошению града Романова церкви Святыя Живоначалныя Троицы, что на погосте, попа Симеона Васильева, приходу его на сына его духовного, вотчины Спасоярославского монастыря деревни Яковлева крестьянина Василия Иванова, в бою им, Василием, оного попа,

—193—

дела, по коему оказалось: означенной троицкой поп Симеон объявленным, поданным нашему архиерейству прошением представил: июля де 7-го дня сего 1762 года имелся он, поп, быть в Романовском уезде в селе Помогалове для взятия у земского Фёдора Фёдорова духовных росписей с дьячком Александром Фёдоровым, и как они, поп и дьячёк, по взятии оных росписей, шли по дороге сквозь означенную деревню Яковлево, то вышеявленной крестьянин Василий не вем с какого вымыслу его, попа бил смертными и несносными побоями, приговаривая то, что де ты для чево его, Василия, не венчаешь, понеже де ему, по его желанию хотелось взять за себя в замужество солдатку, Ананьей имя, а отечество и чьей она вотчины и муж её находится жив ли, или умер, о том ничего он, поп, не известен, и просил, чтоб от таких неповинных и напрасных, учинённых ему, попу, вышереченным крестьянином несносных побой защитить и помиловать, дабы он, поп, и впредь так напрасно от него обижен не был; а по осмотру и описи в Консистории нашей на нём попе Симеоне оказалось битых мест: знак на лице – над самым левым глазом побагровело; на обоих руках, на правой и на левой, от самых плеч до локтей багровые-ж большие знаки; на спине, на боках и на левой ноге на берце весьма багровые черные битые места, и видно, что нечем тяжёлым бито; а вышеявленной крестьянин Василий Иванов в консистории допросом показал: помянутого июля 7 дня означенной приходской троицкой поп Симеон (которой ему Василию имеется и отец духовной) в селе Помогалове для взятия тамо у земского духовных росписей с дьячком Александром были и с тем дьячком Александром мимо деревни их Яковлева шёл ли, того он Василей ничего не знает и его попа смертными и несносными побоями, приговаривая то, что де ты для чево его Василия не венчаешь, он Василий, ничем не бивал, а на представленного от оного попа во свидетельство объявленного дьячка Александра он не слался, за тем, что де он с просителем попом имеется одной церкви, к тому же оной поп у него дьячка воспринимает детей и потому он дьячёк может по нём Василии

—194—

правды не покажет, а кроме де того никаковой ссоры и приказного челобитья у него Василия с тем дьячком не имеется; он же де Василий в поминаемое июля 7 число имелся быть почти весь день по найму в работе на Волге реке (коя от деревни их состоит верстах в пяти) для скобления и подъёму с той Волги брёвен, и в показанную деревню Яковлево в дом свой приходил около полудень для обеда, и пообедав того ж времени паки на Волгу реку ушёл и пробыл на той Волге до дву часов ночи, токмо де на то во свидетельство ему представить некого. Поп же Симеон на тот допрос в доказательство говорил, что как он поп из показанного в прошении его села Помогалова чрез деревню Яковлево шёл например часа за полтора до ночи, и тогда вышедшего его попа из той деревни Яковлева за овины означенной крестьянин Василей за волосы драл и имеющеюся у него в руках черемошною палкой бил подлинно, в чём на одного прежде писанного в прошении его попа шедшего с ним дьячка Александра слался; а кроме де его во свидетельство представить никого не имеет. И показанной представленной от попа Симеона во свидетельство тояж церкви дьячёк Александр Фёдоров (на коего крестьянин Василей ссылки не имел), заявил, что оной поп с тем дьячком имеется одной церкви, к тому жде он поп у него дьячка воспринимает детей; а ссоры никакой и приказного челобитья с ним дьячком он Василей не показал. А по уложению 10 главы 158 и 159 статей повелено по ссылкам свидетелей допрашивать, а отводу не верить. А по указу 205 году велено свидетелей не допрашивать таких, с коими у истца, или ответчика есть приказная или другая какая ссора, о коей по справке или по сыску окажется, чего по сему делу не оказалось, а кроме того дьячка других никого в свидетельство от них не представлено. И тако того дела разобрать не с кем, и в силу оных Уложенья и указа, и напечатанного в военных процессах во 2 части, 3 главы о свидетелях второго пункта под числом 12 по надлежащем, чтоб он дьячёк показал самую истину, не маня никому, увещании, допросом показал: как де сего 762 году июля 7 дня в вечер например как за час

—195—

до ночи случилось ему дьячку с показанным попом Симеоном из села Помогалова возвратно мимо помянутой деревни Яковлева идти и как де из оной из жила вышли и пошли мимо овинов, то де из оных неведомо каковым образом взявся выбежал к ним означенной крестьянин Василей Иванов, которой ничего не говоря оного попа Симеона ударил вдруг рукою по виску и сшибши его с ног повалил на землю и седши на нём стал его попа бить кулаками по всему, что увидя и испугався чтобы и ему дьячку того ж не воспоследовало (ибо оной крестьянин собою крепок и им двоим его не одолеть) побежал было в ту деревню к крестьянам требовать от них вспоможения и как только подбегал то и стоящие в той деревне многолюдством крестьяне видя его дьячка бежаща к себе говорили между собою что надобно де и ему дьячку таковое ж топтание дать, что услыша он дьячёк не подошёл уже к ним испугався и себе от них (вместо защищения) таких же побой оборотись назад, отворотя с дороги (где означенной мужик попа бил) ушёл в имеющийся близь тоя деревни лес и так едва сам он дьячёк спасся и тайно ушёл в дом свой один, и как уже тот мужик от попа отстал и палкой его бил ли, того он дьячёк не знает, только де палка у него попа в руках (с коею он шёл) имелась. – Православное же исповедание толкуя 10 заповедей Господних, пятую заповедь – чти отца твоего и матерь – не токмо о родителях плотских, но и о духовных в равенстве толкует, и на вопрос 62 како подобает разумети заповедь сию, между прочим тако ответствует: заповедь сия завещевает чествовать родители наша и даяти им всякую честность и блогоговение, понеже они родиша ны и воспиташа ны, но и естественная совесть (аще быхом и не имели и от Бога повеления) учит ны, яко есть праведно любити и чествовати родители наша, понеже есмы должницы тым за блогодеяние яже нам сотвориша, яковых не можем мы когда воздати, не могуще возродити и мы онех, яко они нас, потом же присущая заповедь обдержит в слове, еже глоголет: отца и матерь и вся оныя, от них же вся видехом блогодеяния некая, яко суть духовнии отцы, учителие Господне, владыки, царие,

—196—

сущий в достоинстве и сим подобие и конец всех сие блогоговение и любовь, иже долженствует к предстательствующим, подобает показоватися ко оным в благоумии и покорении, и в словесех честных и подобных сим; по повелению же блаженныя и высокославныя памяти государя императора Петра первого напечатан в С.-Петербурге в 718 году июля 27 дня тестамент или завет Василия царя греческого к сыну его Льву философу, в котором тестаменте о чести священничестей в главе 3 напечатана тако: цело имей мудрование православных догматов и почитай матерь твою церковь, яже о святом Дусе тя воздои и со Христом о Бозе мною на главу твою венец возложи; аще бо плотских твоих родителей должен еси стыдитися и почитати, множае паче иже о Дуси Божии тя родивших предпочитати: они бо временный живот чадом даруют; сии же вечный живот по рождении ходатайствуют; почти убо церковь да почтен будеши от нея; и священников стыдися, яко отцев духовных и ходатаев нам к Богу; честь бо священническая на Бога восходит; якоже бо тебе ради твоя слуги к тебе почитати праведно, тако и ради Бога иудеи Его почитати праведно, якоже яже на них честь на Бога преходит, тако и еже на них безчестие множае паче Бога прогневляет. И от таковыя главы видеть всякому, что блогочестивое узаконение христианское велит священников с превосходством паче родителей плотских почитати и непочитание священников паче непочитания родителей, безбожнейшее. – О родителех же плотских в Соборном уложенье 22 гл. в 4 пункте напечатано: будет кто, сын или дщерь, не помня закона христианского учнёт отцу или матери грубыя речи говорить, или отца или матерь с дерзости рукою зашибёт, и в том на них отец или мать учнут бить челом, и таких забывателей закона христианского за отца и матерь бить кнутом. А в московском Большом требнике в номоканоне в нижеявленных правилах напечатано ж на листу 343-м в правиле 121 четвёртого собора: яко недостоит просту укорити священника или бити или поношати, или клеветати, или обличати в лице, аще убо и истинна суть; аще же постигнет сие сотворити да прокленётся мирский, да отмещется из церкве, разлучён бо

—197—

есть от святыя Троицы и послан будет в Иудино место: писано бо есть: князю людей твоих не речении зла, такожде и настоятеля бесчествуяй; того ж листа на обороте в правиле 126 Апостола Павла: аще же кто укорит священника да запретится лето едино, аще же даст ему заушение или с древом да запретится три лета, аще и священник простит ему согрешения. Соборного же уложения вышеписанной 22 главы в 11 статье напечатано: а будет такой же поругатель кого-нибудь зазвав или силою заволокши к себе на двор учнёт бити ослопом, или кнутом, или батоги и с суда сыщется про то до пряма и такому наругателю за такое его дело учинить бесчестье и увечье вдвое, а в том же соборном уложенье в 10 главе в следующих статьях напечатано ж: в 87– городовых соборных церквей протопопам и протодиаконам, и попам, и диаконам бесчестье править против их денежных окладов; в 88-м: а приходных церквей, к которым руги нет, попам и дьяконам против городовых соборных попов и дьяконов вполы; во 136-м: а будет кто учнёт искать бою и грабежу и ответчик в бое не запрётся, а про грабёж скажет, что не грабил и на нём велеть исцу за увечье и за бесчестье доправить против окладу вдвое, а в пене его что государь укажет. А по справке с экономическою нашею канцеляриею оказалось, что ростовской соборной церкви рядовые священники денежного жалованья получают каждый по семи рублёв в год, а приходской градской церкви попу против того вполне причтётся три рубли пятьдесят коп., а вдвое будет семь рублёв. А вышеписанной крестьянин Василей Иванов сказкою объявил, что ежели за учинённую им Василием вышеименованному приходскому и отцу его духовному троицкому попу Симеону в бое и увечье его продерзость повелено будет в силу правил святых и указов с нею Василия за оказавшуюся по тому делу винность его взыскать оному попу подлежащее число денег, то он Василей заплатить оные повинен, только б благорассмотрением нашего архиерейства повелено было ему, Насилью, в платеже тех денег за неимуществом его дать надлежащий срок, в которой бы он Василий по неимуществу своему заплатить будущего 763 году в

—198—

апреле месяце несомненно. И по вышеписанным обстоятельствам показанной крестьянин Василей Иванов в смертном и несносном объявленного приходского и отца его духовного троицкого попа Симеона бое и увечье (хотя он Василей в том и не признавался и в допросе своём запирался но представленной от попа свидетель дьячёк Александр показал, что он Василей его попа при оной деревне на дороге бил подлинно, также и в консистории при осмотре на нём попе на, лице, на руках, на спине и на ногах битые багровые не малые знаки оказались) остался виноватым. А понеже по вышепрописанным из катихизиса пятой заповеди и блогочестивого царя Василия Греческого, апробованного блаженныя памяти Петром первым императором и самодержцем всероссийским тестамента повелено священников и отцов духовных в равной любви и чести содержать якоже плотских родителей, паче же и в большей, понеже честь священническая на Бога восходит, и яко же еже на них честь на Бога преходит, тако и еже на них бесчестие множае паче Бога прогневляет; бесчестие же Божие и Богохуление в единой силе имеется, а Богохульников гражданское право велит жечь, а показанной крестьянин Василей Иванов в противность заповеди Божией и правил святых и гражданских монарших прав вместо подлежащей оному священнику и отцу духовному чести дерзнул оного отца своего духовного, шедшего дорогой напавши на него разбойнически бить и увечить смертными и несносными побоями, за что подлежал он по силе вышеписанных гражданских прав в гражданском суде жестокому наказанию; однако мы по пастырскому нашему званию и снисхождению, ища наипаче истинного покаяния и души спасения в гражданской суд посылать его оставляем и повелеваем за вышепрописанную его продерзость и несносное объявленному священнику и отцу своему духовному смертными побоями озлобление, в Консистории нашей учинить ему плетьми довольное наказание, и по наказании за бесчестие и увечье оного священника по силе вышеписанных же гражданских прав взыскать с него Василия против соборного священника в попы вышеписанное число семь рублёв, также пошлины, подлежащее по указу число,

—199—

и по взыскании оное число отдать священнику с распиской, а пошлины записать в книгу, и потом его, Василия, доколе он в вышеписанной продерзости своей сам не признается и не принесёт надлежащего покаяния, також и оному попу за бесчестье и увечье оных семи рублёв не заплатит, до толе послать его в монастырь Спасоярославский, в коем содержать его в пристойной работе без отпуску, и быть ему от входа церковного и треб христианских во отлучении; увещевать же его тамошнему наместнику, а иногда всесвятскому ключарю соборному, дабы он в показанной своей учинённой продерзости признался и истинное покаяние принёс и не был ожесточён и совсем сын погибельный; не запрещается же его приводить к пениям при церкви в паперть и в трапезу для слушания слова Божия и поучения. А ежели паче чаяния он Василей покаяния не похощет приносити, то увещевающие да возвестят ему, что он и при церкви погребён не будет, ежели без покаяния ожесточён останется и умрёт. О таковом случае для надлежащего ведома и ради объявления по всем церквам народу повелеваем консистории нашей с прописанием сего нашего определения публиковать во всей епархии указами непременно“²³⁷³.

Читая в настоящее время известия о применении подобных „пастырских“ и снисходительных вразумлений к крестьянам, виновным в нанесении боя и увечья священникам и своим духовным отцам, трудно, конечно, воздержаться от выражения грустной иронии на счёт этого пастырства и снисходительности. Однако же, откинув во всей этой жестокой церковносудебной практике XVIII века, те черты, которые отразились на ней как печать тогдашних грубых нравов, мы найдём в ней нечто поучительное и для настоящего времени.

Так, в этой практике поражает нас прежде всего широкое и глубокое значение церковного суда в общественной жизни России прошлого века. Церковный суд имел за это время весьма широкую юрисдикцию: он рассматривал и издавал свои решения – не говоря о церковных –

—200—

даже по весьма важным уголовным преступлениям мирян. Церковный суд и уголовная юрисдикция... какие не совместимые это понятия по воззрениям нашего времени! Ведь это значит церковь вторгалась в сферу государственную? Отнюдь нет; уголовные суды делили своё дело, не встречая себе стеснения от церкви, но и церковь – по крайней мере в лице наиболее энергичных своих епископов – производила в своих учреждениях своими средствами исследование о преступлении, постановляла, и приводила в действие свои приговоры, не дожидаясь решений по тем же делам судов уголовных, действовала независимо от них и в этом смысле конкурировала с ними. В самом деле, потерпевший побои от крестьянина священник весьма охотно – как мы видели из представленного нами случая – обращается с жалобой не в провинциальную канцелярию – уголовный суд того времени, а в духовную консисторию, да и подсудимый крестьянин не только следует за истцом, но и охотно исполняет решение этого не уголовного суда по его уголовному делу. Почему? Потому, конечно, что священник почитал для себя легче добиться правосудия у своего начальства, чем в провинциальной канцелярии, да и крестьянину выгоднее было подвергнуться хотя и внушительному вразумлению архипастыря, чем подвергаться нещадному и жестокому наказанию уголовного суда. – Но церковный суд XVIII века не только конкурировал с судом уголовным – что хотя всегда и представляет выгоду судящимся, но не всегда бывает желательно в целях правосудия, – но и дополнял его. Разительный пример сего представляет следующее решение Арсения митрополита Ростовского от 1758 года 31 августа.

„Наше архиерейство имея рассуждение, яко подданным нам Ярославского уезду, Верховского стану, села Мороцкого, церкви св. живоначальныя Троицы от священно-церковнослужителей прошением известно есть, что сего 758 году апреля 30 дня одного Мороцкого приходу деревни Козлова помещики, отставные прапорщики, братья родные, Матфей да Иван Афанасиевич, дети Лыткины, собрався многолюдством своим с вотчинными своими крестьяны в том селе Мороцком их, священно и цер-

—201—

ковнослужителей били смертно и немилостивно ножом и топорными обухами, и из них попа Василия бесчеловечно муча и поруби ему голову до мозгу и тайные уды разбив, убили до смерти, а другого священника Алексия мучительством бивше еле жива оставили, о котором оных Лыткиных со крестьяны мучительстве и убивстве происходит ныне в Ярославской провинциальной канцелярии дело, которое, донележе к решению приидет, мы довольно рассмотрели, что оное убивство не имеет никакого правильного резону и никакой благословной причины ко оправданию, но есть сущая и самых христоубийц продерзость, к небу вопиющая: понеже показанные Лыткины не простолюдина брата своего но священника Христов сан на себе носящего дерзнули толь бесчестно и бесчеловечно убить и умертвить; надлежит убо оных Лыткиных со крестьяны, яко осквернённых убийством и кровью священническою по надлежащему правосудию церковному отлучить от входа церковного и от всех треб христианских…²³⁷⁴ Того ради за учинённое ими насилье и безбожную продерзость властью от Бога нам данною архиерейскою по силе духовного регламента (2 части на листу 33-м) отлучаем их, Лыткиных, со крестьяны от входа церковного и от всех треб христианских, дабы к ним со святыней и с требами священники, никто, не приходили; ежели же оные, Лыткины, и крестьяне их сами упорно придут в церковь во время пения или божественныя литургии, то остановить пение и литургию, донележе они из церкви изыдут и о том епархии нашей во всех церквах публиковать“²³⁷⁵.

Мы не знаем, чем кончилось дело Лыткиных в провинциальной канцелярии; возможная вещь, что при тогдашней волоките оно тянулось очень долго и при тогдашнем судейском взяточничестве окончилось их оправданием, и вопиющая продерзость осталась безнаказанной со стороны уголовного суда; как же не признать при таком

—202—

весьма возможном предположении за сравнительно скорым и правым церковным судом значения дополняющего государственное правосудие?

Из судебной практики того же митрополита Арсения (Мациевича) мы знаем далее несколько примеров, что его отлучительные приговоры производили благодетельное влияние на самых подпавших им лиц, не говоря уже о лицах потерпевших, которые в них получили удовлетворение, которого в то ужасное время им тщетно было бы искать где либо. Мы знаем несколько примеров, что лишённые входа церковного, пробыв не далее как год под отлучением, обращались к митрополиту с изъявлением раскаяния в своих продерзостях с сознанием справедливости наложенного на них церковного наказания и с просьбой о снятии с них отлучения. Так в 1755-м году января 4 дня митрополитом Арсением были подвергнуты отлучению помещик Ростовского уезда, Ландмилицкого Елецкого полка капитан Николай Васильев Терпигорев и жена его Екатерина Андреева „за происшедшие от них дому божию архиерейскому и его преосвященству обиды и противности“; а 22 декабря того же года эти отлучённые обратились к митрополиту с прошением, в котором объяснили, что „по продерзостям своим пред его преосвященством состоят виновны и запрещение учинённое им признают быти за правильное и, чувствуя ту вину, приносят обо всём покаяние“. Вследствие этой просьбы митрополит „по долгу пастырскому милосердуя о душах их, повелел дому его преосвященства эконому Иеромонаху Амвросию оного Николая Терпигорева и жену его Екатерину по чиноположению церковному исповедать и разрешить и до входа церковного и до всех христианских таинств паки их приобщить (которые по исповеди оным экономом и разрешены)“²³⁷⁶. В 1751 году к тому же митрополиту обратился с просьбой лейб-гвардии конного полка поручик Тихон Фёдоров Яминский о разрешении своего отца Угличского уезда села Павловского Фёдора Тимофеева Яминского, и митрополит „резолюцией повелел: за просьбу

—203—

его, просителя, как отца его, так и людей и крестьян его по-прежнему в церковь допущать и к ним в домы со всякими требами ходить“²³⁷⁷.

Кто примет во внимание положение помещиков вотчинников прошлого века, их невежество, грубость и всевластие, кривосуд и волокиту судебных учреждений, бедность и приниженность духовенства, тот в виду представленных выше примеров церковно-судебной практики признает конечно, что церковный суд в то время был весьма важным дополнением суда уголовного. Но то было время и прошло. В настоящее время наши уголовные суды, конечно, поднялись неизмеримо высоко по сравнению с уголовными судами прошлого века и тем не менее, можно ли сказать, чтобы общественная жизнь наша не нуждалась совершенно в дополнении их церковными судами?

Что касается соответствия целям уголовно-государственного правосудия современной уголовной юстиции, то, понятно, мы не возьмём на себя смелости рассматривать поставленный вопрос с этой точки зрения. Но мы имеем право стать на иную точку зрения общественной и личной нравственности и с неё посмотреть на дело. Тогда заслуживающими полного нашего внимания окажется напр. следующее, весьма не редкое явление в нашей уголовной практике: суд и присяжные признают факт преступления, но не признают виновными его совершителя, хотя бы он сам признался в его совершении. Спрашивается теперь: ужели таковым решением может удовлетворяться не только общественная, но даже и личная совесть этого оправданного – преступника? Если и может, то разве из 100 подобных случаев в одном случае, а в 99-ти и общество и оправданный должны ощущать некоторое стыдение лица. „Я украл, но не виновен“, „я убил, но не виновен“, „я растратил, но не виновен“ – это суждения, исполненные внутреннего противоречия, с которыми не мирится ни логика, ни совесть. Единственным обстоятельством, несколько примиряющим с такими суждениями разум и совесть, служит, конечно, мысль о не-

—204—

соответствии вины – возмездию: уголовное возмездие во многих из этих случаев было бы превышающим вину в виду смягчающих её обстоятельств, было бы несправедливостью, жестокостью. Уголовное правосудие во многих из таких случаев бывает поставлено в крайность: или оправдать явного и сознавшегося преступника, или подвергнуть одинаковой каре с отъявленным злодеем человека почти безвольно, обстоятельствами вовлечённого в преступление. Средины у него нет и быть не может. И вот совершитель преступления выходит из суда оправданным, при дружных аплодисментах зрителей, т. е. общества. Что же эти аплодисменты? Не суть ли они публичное оплевание разума и совести? Конечно – да, суть!

Наш уголовный кодекс знает и признаёт в некоторых случаях возможность такой аномалии и единственным средством устранения её признаёт предание такого оправданного преступника церковному суду, или церковному покаянию.

Странное, неловкое, унизительное положение и для уголовного суда, и для Церкви создаётся таким исходом судебного процесса. Ибо с одной стороны выступает государственный прокурор, предающий церковному покаянию, с другой церковь – проповедница покаяния – выжидающею повеления прокурора для исполнения миссии, ради которой она установлена своим Божественным Основателем. – В тех случаях, когда оправданный преступник, присуждённый к церковному покаянию – человек действительно совестливый и богобоязненный, определение уголовного суда для духовного начальства совершенно удобоисполнимо: ибо таковой преступник и без определения суда, сам, побуждаемый своею совестью, обратится к священнику для умиротворения. Но совершенно не удобоисполнимо для духовного начальства определение о покаянии по отношению к человеку малосовестному, или не верующему. В данном положении, исполняя предписание уголовного суда, духовное начальство может только назначить определённый срок епитимии и поручить надзор за исполнением её известному священ-

—205—

нику, за тем далее, по прошествии этого срока подсудимый раскланивается, и ни священники, ни духовное начальство не в силах ничего с ними сделать: потому что подсудимый узаконенную епитимию отбыл, а к запрещению подсудимому „входа церковного“, вообще к от лучению от церкви, определениями уголовного суда духовное начальство не уполномочивается. Да, бывают случаи и в настоящее время, когда уголовное правосудие поставлено на должную высоту, при которых свободное, т. е. независимое действие церковного суда сказывается существенным дополнением уголовного – даже по сознанию сего последнего, – и однако же церковный суд этого дополнения в настоящее время не даёт, потому что не имеет независимости и силы.

Как искони, так в частности и в XVIII в. в России церковный суд действовал в качестве censura morum, и сфера его ведения здесь была неограниченная, на столько же не ограниченная, на сколько не ограниченна сфера духовнической исповеди – forum internum, единственным средством ориентироваться в коей служит декалог. По канонам православной церкви на приложение дисциплинарно-церковных мер в этой сфере уполномочивается не только епископ, но и пресвитеры (священники) городские и сельские. По правилам Феофила Александрийского „законное дело соделали пресвитеры в веси Гемине... яко Кирадию, причинявшую обиды и нехотевшую прекратить неправду они отлучали от собрания церковного²³⁷⁸“. Не почитается незаконным, т. е. превышающим власть пресвитеров действием и устранение от должности чтеца – лица „явившегося виновным в преступлении любодеяния“²³⁷⁹.

В упоминаемой нами статье проф. А. Лебедева представлено весьма довольно фактов применения церковным начальством судебно-дисциплинарных мер по проступкам подобного рода. Впрочем, по этому предмету история церковного права знает, кроме фактов, и узаконение с общецерковным значением (для русской церкви).

—206—

В ст. 29-й, т. н. Адриановой инструкции²³⁸⁰ содержится следующее предписание: „которая вдова или девка приживёт с кем беззаконно и родит ребёнка, и тое родильницу молитвою очистить без замотчания, и младенцу имя нарещи, и на тое роженице, в коем дому она живёт, собрать в том поручную запись, чтобы покамест она обможется, куда не ушла. А как обможется и её взять на десятильнич двор и допросить, с кем она того ребёнка прижила. И того, на кого скажет, сыскав, допросить и по розыску учинить ему наказание – бить шелепами нещадно и сослать под начал в монастырь на месяц, и в монастыре велеть ему быти между церковного пения в монастырских трудех, а к церковному пению, к вечерне, утрени и литургии велеть приходить и после литургии на всякий день по 100 поклонов класть земных. А роженице чинить указ против того ж, как ей минет 40 дней, а почеревных денег не имать. А для ведома те распросныя речи их на десятильниче дворе записывать в книгу. А если которые вдовы или девки будут отказываться от поименования своих сожителей, то их наказывать вдвое, чтобы они тех блудников никакими отговорками в беззаконственном деле от наказания ни для чего не укрывали (Ст. 30). Но учинении таковой экзекуции инструкция предписывает беззаконников сочетать браком – обвенчать, „дабы никто беззаконно, без венчания со вдовой, или девкой не жил“ (ст. 31). – Достойны замечания меры Адриановой инструкции против самоубийц и разбойников. Первые безусловно лишаются христианского отпевания и погребения на церковном кладбище; между тем к самоубийству отнесены следующие случаи смерти: „кто купаясь и похваляйся и играя утонет, или вина упьётся, или с качели убьётся“. Вторые (разбойники), тяжело раненные на разбое или грабеже, получают напутствие от священника, но по смерти не удостаиваются отпевания и похорон на церковном кладбище, а без отпевания зарываются в „убогом дому“.

Столетие прошло с тех пор, как эта Адриановская

—207—

censura morum прекратила своё действие в жизни русского преимущественно крестьянского общества. Роль censores morum после того принимали иногда на себя помещики в своих вотчинах, а потом после 1861 г. она отчасти возложена была на Волостные Правления. Последние бездействовали в этой роли и результатом явилось одичание крестьян, для борьбы с коим в последнее время вызван к жизни институт земских начальников, во многих местах искренно приветствуемый даже самими крестьянами. Как повторяется история!

Поповский староста, вооружённый против блудников шелепами, был, конечно, явлением ненормальным с церковной точки зрения, но он был необходимым восполнением пробела в полицейско-государственном организме нашего отечества: это доказывается тем, что по упразднении его сама жизнь, так сказать, логикой фактов, вынуждена была к необходимости восстановить его в более нормальном и совершенном чисто государственном институте земского начальника.

Но censura morum лишь отчасти – задача государства, главнейшим же образом – задача церкви, поскольку религия вообще есть колыбель и опора нравственности, и потому, если 100 лет тому назад церковь упразднила в среде своей институт, более напоминавший полицейского чиновника, чем пастыря²³⁸¹, и если теперь, в настоящие дни это упразднение с успехом выполнено государством, то отсюда никак не следует, конечно, чтобы церковь могла почитать себя вправе бездействовать и покоиться, вместо энергического действования и бодрствования на страже евангельской нравственности.

Правда, нельзя сказать, чтобы в настоящее время

—208—

Церковь православная совершенно утратила в этом отношении всякое действенное влияние на общество и лица – по её учреждениям это даже и невозможно: ибо ей всегда присуще живое и действенное слово обличения, в ней всегда действует таинство покаяния, коим и даётся успокоение и очищение совести каждому преступнику, не получившему надлежащего возмездия на суде мирском и этим тяготящемуся. Но этого весьма недостаточно. Эти средства действования церковной власти живы и действенны только при том необходимом условии, если преступник склонен подчиняться им, если сам он ищет слова обличения и искупления вины своей: только при этом условии применимо с достоинством для церкви и пользой для кающегося назначение духовной епитимия, по определению ли уголовного суда, или по суду духовного отца. Но что делать не только священнику, но и епархиальному начальству с такой личностью, которая смеётся в ответ на увещание, издевается над духовною епитимией? Уголовный кодекс, точно определяющий случаи предания церковному покаянию и Устав духовных консисторий, изображающий порядок церковного судопроизводства, обходят совершенным молчанием этот вопрос. Оба эти кодекса уполномочивают церковный суд на применение власти решительной, но ни одним словом не упоминают о власти вязательной: и последняя в настоящее время совершенно бездействует; в этом отношении церковный суд настоящего времени далеко уступает церковному суду XVIII века по силе и действенному влиянию на внутренний быт и нравы общества, и по самому существу своему есть нечто ненормальное: ибо и Сам Основатель Церкви уполномочил её не только разрешать согрешающего, но и связывать. (Mф.18:17–18).

Николай Заозерский

—209—

В отчётном 1891 году Братство Преподобного Сергия, кроме покровителя и пожизненного члена Братства, сначала Высокопреосвященнейшего Иоанникия, а в конце года Высокопреосвященнейшего Леонтия, Митрополита Московского и Коломенского, имело в своём составе 333 лица, из коих 7 были почётными, 84 пожизненными, остальные действительными членами. Число почётных членов увеличилось одним лицом. В общем собрании 2 мая отчётного года избран был в почётные члены, по предложению председателя Совета Братства, профессор Академии Иван Николаевич Корсунский во уважение многолетнего и полезного служения его в должности казначея Братства и особых трудов, особенно по составлению исторической записки о 10-летии Братства, причём ему приходилось обрабатывать главным образом сырые материалы. С другой стороны в конце того же отчётного года Братство потерпело великую утрату в лице скончавшегося 3 декабря почётного члена и председателя Совета Братства, заслуженного ординарного профессора Академии Виктора Дмитриевича Кудрявцева, имя которого тесно связано с самым основанием Братства и ближайшее, деятельнейшее, многополезное участие которого в делах Братства началось с самого открытия последнего, так как он был сперва (1880–1885 гг.) товарищем председателя, а потом (1885–1891 гг.) председателем Совета Братства. – В число пожизненных членов вступили: Высокопреосвященнейший Никандр, Архиепископ Тульский и Белевский, Преосвященнейший Иоанникий, Епископ Влади-

—210—

кавказский, Преосвященнейший Александр, Епископ Дмитровский, о. Ректор Московской Духовной Академии, Архимандрит Антоний, ординарный профессор тон же Академии Алексей Петрович Лебедев, почётный блюститель Академии Николай Михайлович Федюкин, бывший эконом Академии священник Павел Антонович Соловьев, смотритель Муромского духовного училища Евгений Иванович Орлов, Кронштадтского собора ключарь, протоиерей Иоанн Ильич Сергиев, Московской Воскресенской, на Остоженке, церкви протоиерей Григорий Петрович Смирнов-Платонов, Московской Николаевской, на Болвановке, церкви священник Николай Алексеевич Орлов, Юлия Ивановна Базанова, Варвара Петровна Базанова, Дмитрий Фёдорович Самарин, Дмитрий Степанович Нечаев и Павел Сергеевич Владимирский. Но число пожизненных членов и уменьшилось, кроме упомянутого профессора В. Д. Кудрявцева, ещё на три лица: скончались в отчётном году: Наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры Архимандрит Леонид, бывший профессор Ярославского Демидовского Лицея Протоиерей Алексий Петрович Лавров и Протоиерей Александр Иванович Телегин. Из действительных членов Братства, по сведениям, доходившим разновременно до Совета, в отчётном году скончались: бывший синодальный ризничий Архимандрит Иосиф, Московские Протоиереи: Василий Евфимиевич Световидов, Дмитрий Иоаннович Кастальский, Московский же священник Стефан Васильевич Никольский, преподаватель Московской духовной семинарии Иван Егорович Любимов, Московские потомственные почётные граждане: Николай Михайлович Бостанджогло и Карп Кодратович Шапошников, потомственная почётная гражданка Марья Яковлевна Малютина и купец Александр Дмитриевичи Фролов. Почившие члены Братства, по обычаю лет предшествующих, внесены в братский синодик для поминовения в академической церкви.

В отчётном году Братство расширило свою деятельность, положив начало осуществлению заключающейся в 1 и 2 Устава своего мысли о помощи нуждающимся бывшим воспитанникам Академии. Но так как существующих денежных средств Братства, при множестве

—211—

нуждающихся студентов Академии, не смотря на образовавшийся доселе запасный капитал в 35 тысяч, едва доставало, да и то с помощью ежегодного прилива пожертвований, на удовлетворение первых потребностей Братства, т. е. помощи нуждающимся студентам Академии, ассигнуемых же с 1887 года, по 400–500 р. на год, денежных пособий окончившим курс воспитанникам Академии, едва доставало на оказание помощи только что окончившим курс на их проезд в места родины и на содержание впредь до получения места, то для скорейшего, по возможности, осуществления означенной мысли о помощи бывшим воспитанникам Академии и преимущественно тем из них, которые по каким либо несчастным обстоятельствам попадают в беспомощные и безвыходные положения, лишаются служебных занятий и необходимых средств к жизни, не имеют определённого приюта, подвергаются неизлечимым болезням и т. п., пришлось прибегнуть к особым мерам и к усилению средств Братства специально для этой цели. Ещё в 1889 году 1 октября, в память исполнившегося тогда 75-летия Московской Духовной Академии, на собрании братчиков и других из воспитанников Академии или сочувствующих ей лиц в здании Московской духовной семинарии, разрешённом Высокопреосвященнейшим Иоанникием, Митрополитом Московским, впервые высказана была означенная мысль и положено начало сбору пожертвований на предмет её осуществления. Тогда же избрана была особая Комиссия для разработки проекта по осуществлению этой мысли. Эта Комиссия состояла из пяти Московских Протоиереев: профессора Московского Императорского Университета А.М. Иванцова-Платонова, Г.П. Смирнова-Платонова, А.С. Ильинского, А.Г. Полотебнова и А.А. Доброгорского. Из них профессор протоиерей А.М. Иванцов-Платонов составил проект основных положений дела помощи бывшим воспитанникам Академии, который, после неоднократных обсуждений его в собраниях сочувствующих делу лиц в Москве, сначала без участия Совета Братства, а потом и с участием членов Совета, на основании мыслей по тому же делу, предложенных почившим председателем Совета

—212—

Братства профессором Б.Д. Кудрявцевым-Платоновым, быв подвергнут некоторым изменениям согласно требованиям Устава Братства, представлен был на окончательное рассмотрение общего годичного собрания 2 мая отчётного года. Общим собранием приняты были в руководство по делу следующие меры: I. Открыть со дня настоящего собрания в приходо-расходных книгах Братства особый счёт сумм, назначаемых исключительно на пособие бывшим воспитанникам Академии.

II. Эти суммы образуются: а) из единовременных пожертвований и постоянных взносов с особым назначением на помощь бывшим воспитанникам Академии. Для составления капитала с подобным назначением предложить членам Братства обозначать определённо: для какой цели должны быть употребляемы членские взносы их – для помощи недостаточным студентам или бывшим воспитанникам академии. В посылаемых разным лицам и учреждениям подписных листах сделать две соответствующие графы, объяснив под чертою листа, что сочувствующие Братству лица могут вписывать свои взносы в ту или другую графу. Пожертвования же и взносы без определённого назначения причисляются к общему капиталу Братства, б) Из указанных в § 9 Устава сборов от устройства публичных чтений и духовных концертов, устраиваемых с специальной целью образовать фонд для пособия нуждающимся бывшим воспитанникам академии. в) Из отчислений в означенный фонд единовременных пособий из расходных сумм, назначаемых на вспомоществование недостаточным студентам академии, в количестве, определяемом каждый раз общим собранием Братства (§ 2 лит. в). Такое отчисление, согласно § 2 Устава, может иметь место только „при значительном расширении средств Братства“ и по покрытии всех расходов, обозначенных в том же § под лит. а и б.

III. Приём, расходование и проверка сумм особого фонда для вспомоществования бывшим воспитанникам академии производится в точном согласии с ныне действующим уставом Братства (§ 10:11:16–лит. е, ж. § 24 лит. а, г, е, §§ 33:34).

—213—

IV. В виду заявленной членами комиссии для разработки вопроса об организации помощи бывшим воспитанникам академии готовности живущих в Москве братчиков „служить Братству преподобного Сергия не только увеличением его материальных средств, но и более деятельным участием в осуществлении целей Братства – заявлением мнений, исполнением поручений по делам Братства“ и т. п. (проект комиссии п. 3) просить члена Совета Братства, ректора Московской духовной семинарии, протоиерея Н.В. Благоразумова, составителей проекта помощи бывшим воспитанникам академии пожизненного члена Братства профессора Императорского Московского Университета протоиерея А.М. Иванцова-Платонова и протоиерея Г.И. Смирнова-Платонова, пожизненного почётного члена Братства протоиерея А.Ф. Некрасова, пожизненного члена Братства священника В.А. Быстрицкого и действительного члена Братства, инспектора Московской духовной семинарии А.И. Цветкова – образовать из себя Комиссию для означенной цели. Предметами занятий этой Комиссии, согласно указаниям проекта, могут

а) Обсуждение мер к наилучшей организации помощи бывшим воспитанникам академии.

б) Изыскание средств для увеличения постоянного фонда и расходного капитала в пользу нуждающихся бывших воспитанников академии при помощи мер, указанных в проекте комиссии (п. 2). К этим мерам могла бы быть присоединена организация публичных чтений и духовных концертов с специальной целью помощи бывшим воспитанникам академии.

в) Собрание достоверных сведений о нуждающихся бывших воспитанниках академии и доставление этих сведений в Совет Братства с мнением о размерах помощи, какая может быть оказана им. Подобного рода указания и сведения с благодарностью будут принимаемы Советом Братства, которому по § 24 устава, „принадлежит обсуждение просьб о вспомоществовании и назначении размеров его“. Эти меры, при осуществлении их Комиссией на практике, повели к признанию необходимости дополнения их некоторыми правилами, которые, быв обсуждены пред-

—214—

варительно в Московской Комиссии, получили одобрение и в Совете Братства 23 сентября отчётного года, за исключением двух правил, окончательное одобрение которых отложено до общего майского годичного собрания 1892 года. В том же собрании 2 мая отчётного года главным двигателем дела помощи бывшим воспитанникам академии профессором протоиереем А.М. Иванцовым-Платоновым и представлена была процентными бумагами и наличными деньгами собранная на сей предмет дотоле сумма в 2р. Эта сумма передана была казначею Братства для записи на приход. К концу отчётного года эта сумма, благодаря новым, в иных случаях весьма значительным, пожертвованиям достигла цифры 4р. процентными бумагами и 129 р. 85 к. наличными деньгами.

На основании §§ 15 и 16 устава в отчётном году было два общих собрания Братства: одно годичное 2 мая и другое чрезвычайное 22 декабря. В общем годичном собрании членов Братства (2 мая), кроме обсуждения вопроса о помощи бывшим воспитанникам академии, решённого в вышеизложенном смысле, произведены были выборы на должности председателя совета Братства, его товарища, одного члена совета и секретаря, причём оказались избранными, за исключением секретаря, прежние лица, именно: председателем – профессор Академии Виктор Дмитриевич Кудрявцев, товарищем его – протоиерей Московской Софийской, на Лубянке, церкви Павел Михайлович Волхонский, членом совета – профессор Академии Пётр Иванович Цветков, секретарём же – помощник секретаря Совета и Правления Академии Николай Дмитриевич Всехсвятский. В чрезвычайном общем собрании 22 декабря на место скончавшегося профессора В. Д. Кудрявцева, председателем Совета единогласно избран член совета Братства профессор Академии Димитрий Феодорович Голубинский.

Комиссия, ревизовавшая приходо-расходные книги и журналы, а также и наличные суммы Братства за 1889 год, представила в общее майское собрание отчётного года свой доклад, в котором донесла общему собранию следующее:

—215—

„1) Приходо-расходные книги Братства найдены в полном порядке и исправности: все листы, шнуры и печати в целости.

2) Записи прихода и расхода ведены чисто, без помарок и подчисток; страничные итоги и транспорты показаны правильно; ведение записей установлено в возможно большей простоте и ясности.

3) Расходование сумм Братства производилось в полном соответствовании с состоявшимися на этот счёт постановлениями Общих Собраний и Совета Братства, своевременно занесёнными в журналы.

4) На все произведённые Братством расходы имеются надлежащие расписки и оправдательные документы.

5) По произведённой 6-го (минувшего) апреля 1891 г. поверке сумм, находящихся в кассе Братства, и по соображении прихода и расхода сумм с отчётного времени по день поверки, на основании приходо-расходных книг и советских журналов позднейшего времени, оказалось, что от 1889-го к 1890-му году должна быть в наличности запасного и расходного капитала та самая сумма, которая и имеется“.

Выразив благодарность членам Комиссии за понесённые ими труды по ревизии, Общее собрание единогласно избрало тех же самых лиц и для ревизии книг за 1890 год, именно: священника Сергиева Посада Михаила Петровича Багрецова и профессоров академии: Андрея Петровича Смирнова и Василия Александровича Соколова.

В течение отчётного года Совет Братства имел семь заседаний: пять очередных, одно общее годичное и одно чрезвычайное. Предметами занятий в этих заседаниях служили: слушание периодических отчётов Казначея Братства о положении и движении братских сумм; обсуждение прошений студентов и воспитанников Академии о вспомоществовании; обсуждение и принятие мер к увеличению денежных средств Братства и исполнение других обязанностей, налагаемых на Совет Уставом Братства. В заботе о способах к увеличению средств Совет Братства обращался к мере, давно испытанной и всегда приносившей благие последствия, именно: к рассылке подписных листов о.о. настоятелям Московских цер-

—216—

квей и начальствующим в средних и низших духовно-учебных заведениях. Наибольшее количество пожертвований, как и прежде, поступило через о.о. благочинных и настоятелей церквей г. Москвы, которым Совет Братства посему и поставляет долгом выразить глубокую благодарность за такое тёплое и деятельное их участие.

Продолжалось и действие меры чрезвычайной, введённой в употребление с 1890 года и упомянутой в отчёте за 1890 год: возвращение долгов и поступление пожертвований от пользовавшихся пособиями дало довольно значительные суммы Братству в 1891 году.

Все суммы Братства к началу отчётного 1891 года состояли: а) из 36300 рублей процентными бумагами и б) 2451 р. 95 к. наличными деньгами. В течение 1891 года количество пожертвований увеличилось на 1800 рублей процентными бумагами и 5466 р. 13 к. наличными деньгами. Из этой суммы наличных денег 3300 р. поступило в качестве пожизненных членских взносов и взносов на вечное поминовение, и потому вся эта сумма подлежала обращению в процентные бумаги для образования запасного капитала; остальные же 2166 р. 13 к. поступили как взносы от действительных членов и как единовременные пожертвования от разных лиц и учреждений. Кроме того а) от Московского Епархиального свечного завода получено 300 р.; б) от графа С. В. Орлова-Давыдова, на содержание одного студента Академии в 1891–1892 году, 220 р.; в) от концерта в пользу недостаточных студентов Академии, данного 10 февраля 1891 года, 141 р. 75 коп. По требованию § 11 Устава Братства, из всех этих денежных поступлений подлежало обращению в запасный капитал 20%; остальные же 80%, равно как и полученные по истекшим купонам от бумаг Братства проценты, за вычетом 5% государственного налога, в количестве 1748 р. 52 к., а также возвращённые долги в количестве 325 р., составляли расходную сумму на удовлетворение потребностей Братства, без вычета из них 20% для внесения в запасный капитал. При обращении наличных денег в процентные бумаги, а равно при обмене одних бумаг на другие и при размене их на наличные деньги или при

—217—

выходе их в тираж и конверсию поступило на приход процентными бумагами 4500 р. и наличными деньгами 2493 р. 76 к. Сверх того на дело помощи бывшим воспитанникам Московской Духовной Академии с мая отчётного года поступило пожертвований на, сумму 2800 р. процентными бумагами и 1768 р. 10 коп. наличными деньгами. Из этой суммы наличных денег 1625 р. поступило в качестве пожизненных членских взносов и потому вся эта сумма подлежала обращению в процентные бумаги для образования запасного капитала фонда помощи бывшим воспитанникам Академии, остальные же 143 р. 10 к. поступили как взносы от действительных членов и как единовременные пожертвования от разных лиц и учреждений; из них обращению в запасный капитал подлежало, по § 11 Устава Братства, лишь 20%; – остальные же 80%, равно как и полученные по истекшим купонам от бумаг фонда проценты, за вычетом 5% государственного налога, в количестве 4 р. 75 к., составляли расходную сумму без вычета из них 20% для внесения в запасный капитал. При покупке процентных бумаг на наличные деньги поступило на приход процентными бумагами 1600 р. и наличными деньгами 7 р.

Наиболее значительные пожертвования в 1891 г. были следующие: от Высокопреосвященнейшего Никандра, Архиепископа Тульского и Белевского, в пользу студентов Академии, 2000 р. (наличными деньгами); от Высокопреосвященнейшего Митрополита Московского и Коломенского, а ныне Киевского и Галицкого, Иоанникия, в пользу бывших воспитанников Академии, 1000 р. (наличными деньгами); от потомственной почётной гражданки Юлии Ивановны Базановой, в пользу бывших воспитанников Академии, 1000 р. (наличными деньгами); от потомственной почётной гражданки Варвары Петровны Базановой на тот же предмет 1000 р. (наличными деньгами); от Преосвященнейшего Виссариона, Епископа Дмитровского, а ныне Костромского и Галичского, в память возведения управляемого им Московского Богоявленского монастыря на степень первоклассного, в пользу студентов Академии, 500 р. и сверх того в пользу бывших

—218—

воспитанников Академии 100 р. – (то и другое наличными деньгами); от председателя Совета Братства, заслуженного ординарного профессора Академии В. Д. Кудрявцева-Платонова, на вечное поминовение рабы Божией Капитолины и сродников их, в пользу студентов 500 р. процентными бумагами и в пользу бывших воспитанников 100 р. наличными деньгами; от графа С. В. Орлова-Давыдова, на годовое содержание одного студента Академии 220 р. – и в пользу бывших воспитанников Академии, 300 р., – (то и другое наличными деньгами); от профессора Московского Императорского Университета протоиерея А. М. Иванцова-Платонова, в пользу бывших воспитанников, 300 р. (наличными деньгами); от почётного блюстителя Московской духовной Академии купца И. М. Федюкина, в пользу студентов Академии, 300 р. (наличными деньгами); от Московского Епархиального свечного завода, в пользу студентов Академии, 300 р. (наличными деньгами); от протоиерея Московской Воскресенской, на Остоженке, церкви Г. П. Смирнова-Платонова, в пользу бывших воспитанников Академии, 200 р. (наличными деньгами); от протоиерея Московского Казанского собора А. Ф. Некрасова, на вечное поминовение рабы Божией Елены, в пользу студентов, 200 р. процентными бумагами); от Д. Ф. Самарина, в пользу бывших воспитанников Академии, 200 р. (наличными деньгами); от Преосвященнейшего Иоанникия, Епископа Владикавказского, в пользу студентов Академии, 100 р. (процентными бумагами); от Преосвященнейшего Александра, Епископа Можайского, а ныне Дмитровского, в пользу бывших воспитанников Академии, 100 р. (наличными деньгами); от о. Ректора Московской Духовной Академии, Архимандрита Антония, в пользу студентов, 100 р. (наличными деньгами); от ординарного профессора той же Академии А. П. Лебедева, в пользу студентов Академии, 100 р. (наличными деньгами); от бывшего о. эконома Академии священника И. А. Соловьева, в пользу студентов же, 100 р. (процентною бумагою); от смотрителя Муромского духовного училища Е. И. Орлова, в пользу студентов же, 100 р. (процентными бумагами); от ключаря Кронштадтского собора, протоиерея И. И. Сергиева, в пользу быв-

—219—

ших воспитанников, 100 р. (наличными деньгами); от протоиерея Московской Успенской, в Казачьей, церкви А. С. Ильинского, в пользу бывших воспитанников, 100 р. (наличными деньгами); от священника Московской Николаевской, на Болвановке, церкви, И. А. Орлова, в пользу студентов, 100 р. (наличными деньгами): от священника Московской Воскресенской, на Ваганьковском кладбище, церкви В. А. Быстрицкого, в пользу бывших воспитанников, 100 р. (наличными деньгами); от статского советника А. Р. Ржаницына, в пользу студентов (к прежним 200 р. ещё) 100 р. (наличными деньгами); от статского советника П.С. Владимирского, в пользу бывших воспитанников, 100 р. (наличными деньгами) и от коллежского асессора Д. С. Нечаева, в пользу студентов, 100 р. (наличными деньгами).

В отчётном году Братство, но примеру прошлого года и в исполнение требований Устава своего, главным образом помогало недостаточным своекоштным студентам Академии и притом более всего уплатой такой или иной суммы за их содержание в зданиях Академии и только немногим окончившим курс и одному из бывших воспитанников Академии оказывало пособие на основании постановления общего годичного собрания 10 чая 1887 года. Таким образом в течение 1891 года Братством израсходовано: на уплату за содержание одного студента IV курса, 9 студентов III курса, 27 студентов II курса и 29 студентов I курса в академическом корпусе прямо в экономию Академии, со взносом за каждого из них суммы в размерах от 10 до 110 рублей в полугодие, 5360 р.; на заимообразную выдачу одному из них 30 р.; окончившим курс воспитанникам Академии выдано в виде единовременного пособия 45 р. и заимообразно 280 р.; одному бывшему воспитаннику Академии на лечение его в Московской Преображенской больнице, выслано по почте 85 р. 80 к. Возвращены нескольким, назначенным на места, но отказавшимся от них, воспитанникам Академии, уплаченные было ими долги в количестве 60 р. Всего же израсходовано на студентов и воспитанников Академии 5860 р. 80 к. – На канцелярские, типографские, почтовые и прочие расходы употреблено

—220—

118 р. 96 к. Более значительные расходы по сей статье: уплата за напечатание отчёта и почтовая пересылка подписных листов, экземпляров отчёта и т. д.

В отчётном году Братство должно было внести в запасный капитал из поступлений 1890 года 366 р. 65 к. наличными деньгами и из поступлений отчётного года 3865 р. 58 к.; итого 4232 р. 23 к. На эту сумму оно, в виду конверсий 5% государственных бумаг в отчётном году приобрело две 1000-рублевых и одну 500-рублевую 4% облигации внутренних займов; и только в конце года приобрело 5% билетов Государственного Банка на сумму 400 р.. употребив для такого приобретения и некоторые 100-рублевыя % бумаги с вышедшими или истекавшими купонами, всего на сумму 650 р.; обращение же остальных денег в % бумаги, всего на сумму 1982 р. 23 к., оставлено до 1892 года, тем более, что самая большая часть их поступила в Братство в самом конце отчётного года (пожертвование Высокопреосвященнейшего Архиепископа Никандра), между тем как в начале отчётного года избыток наличных денег, остававшихся за удовлетворением нужд Братства, сие последнее, по примеру лет предшествующих, обращало в билеты Государственного Казначейства, 50-рублеваго достоинства, для приращения процентами, причём, именно в апреле, приобрело сих билетов на сумму 600 рублей, из коих, с прежними и через пожертвование поступившими, к концу отчётного года, осталось сих билетов лишь на номинальную сумму 350 р. Сверх того в сём году одна 1000 рублёвая 5% облигация 3 Восточного займа вышла в тираж и один 5 % билет Государственного Банка вышел в конверсию. Взамен первой приобретена одна 4% облигация 3 Внутреннего Займа в 1000 р., а сумма наличных денег, полученная от второго, причислена к вышепоказанным суммам, подлежавшим обращению в запасный капитал. Кроме того, в конверсию же вышли и 5% облигации 1 Восточного Займа на сумму 1700 р., обмен которых до конца отчётного года, Государственным Банком ещё не был произведён. При всех этих операциях, которые, как прежде, по поручению Совета Братства, совершал казна-

—221—

чей, профессор Корсунский, занесено в расход переходящими суммами в процентных бумагах 4150 р. и в наличных деньгах 3964 р.

По делу помощи бывшим воспитанникам Академии в отчётном году употреблено в расход, исключительно на приобретение процентных бумаг, наличными деньгами 1650 р.

Совет Братства считает долгом своим выразить глубокую благодарность редакциям газет: Московских Церковных Ведомостей, Московских Ведомостей и Русских Ведомостей и журналов: Православного Обозрении и Детской Помощи за бесплатное напечатание объявлений Братства и за помещение тех или иных сведений о состоянии дел Братства на страницах их изданий.

Всего в 1891 году поступило на приход:

1. Остаток от предыдущего года:

а) процентными бумагами 36300 р. 00 коп.

б) наличными деньгами 2451р. 95 коп.

2. Взносы пожизненных членов и на вечное поминовение:

а) процентными бумагами 1000 р. 00 коп.

б) наличными деньгами 3300 р. 00 коп.

3. Взносы действительных членов и единовременные пожертвования 2166р. 13 коп.

4. От Московского Епархиального свечного завода 300 р. 00 коп.

5. От графа С. В. Орлова-Давыдова, на содержание одного студента Академии в 1891–1892 учебном году 220 р. 00 коп.

6. От концерта в пользу недостаточных студентов данного 10 февраля 1891 года. 141р. 75 коп.

7. От промена купонов с процентных бумаг Братства 1748р. 52 коп.

8. Возвращённые долги 325 р. 00 коп.

9. Переходящие суммы:

а) процентными бумагами 4500 р. 00 коп.

—222—

б) наличными деньгами 2493 р. 76 коп.

Итого:

а) процентными бумагами 41800 р. 00 коп.

б) наличными деньгами 13147р. 11 коп.

А всего 54947 р. 11 коп.

Израсходовано:

1. В уплату за содержание своекоштных студентов

в академическом корпусе внесено в экономию академии 5360 р. 00 коп.

2. Выдано заимообразно одному из них. 30 р. 00 коп.

3. Окончившим курс воспитанникам Академии выдано:

а) в виде единовременного пособия 45 р. 00 коп.

б) заимообразно 280 р. 00 коп.

в) в возврат уплаченных долгов 60 р. 00 коп.

4. Вывшему воспитаннику Академии (Т. Оболенскому),

на лечение его в Московской Преображенской больнице, выслано: 85 р. 80 коп.

5. На канцелярские, типографские, почтовые и другие расходы 118 р. 96 коп.

6. Переходящие суммы:

а) процентными бумаги 4150 р. 00 коп.

б) наличными деньгами 3964 р. 00 коп.

Итого:

а) процентными бумагами 4150 р. 00 коп.

б) наличными деньгами 9943 р. 76 коп.

А всего. . . 14093 р. 76

Осталось к 1892 году:

А. Запасного капитала:

а) в 5% билетах Государственного Банка 700 р. 00 коп.

б) в 5% билете 1-го Внутреннего с выигрышами Займа 100 р. 00 коп.

в) в 4% облигациях Внутренних Займов 3500 р. 00 коп.

г) в 5% свидетельствах Государственной железнодорожной непрерывно-доходной ренты 8000 р. 00 коп.

—223—

д) в 5% облигациях 2-го и 3-го Восточных Займов 19000 р. 00 коп.

е) в 5% облигациях Московского Городского Кредитного Общества. 6000 р. 00 коп.

ж) наличными деньгами 1982 р. 23 коп.

Б. Расходного капитала:

а) в билетах Государственного Казначейства разных выпусков и достоинства 350 р. 00 коп.

б) наличными деньгами 1221 р. 12 коп.

Итого:

а) процентными бумагами 37650 р. 00 коп.

б) наличными деньгами 3203 р. 35 коп.

А всего . . . 40853 р. 35 коп.

По фонду помощи бывшим воспитанникам Академии в 1891 году поступило на приход:

1. Взносы пожизненных членов:

а) процентными бумагами 2800 р. 00 коп.

б) наличными деньгами 1625 р. 00 коп.

2. Взносы действительных членов и единовременные пожертвования 143 р. 10 коп.

3. От промена купонов с процентных бумаг 4 р. 75 коп.

4. Переходящие суммы:

а) процентными бумагами 1600 р. 00 коп.

б) наличными деньгами 7 р. 00 коп.

Итого:

а) процентными бумагами 4400 р. 00 коп.

б) наличными деньгами 1779 р. 85 коп.

А всего . . . 6179 р. 85 коп.

Израсходовано:

на приобретение процентных бумаг наличными деньгами, 1650 р. 00 коп.

Осталось к 1892 году:

А. Запасного капитала:

а) в 5% билетах Государственного Банка 200 р. 00 коп.

б) в 5% облигациях 2 и 3-го Восточных Займов 1400 р. 00 коп.

—224—

в) в 4 ½ % билете Московского Купеческого Общества Взаимного Кредита

в принятии капитала на сумму 2500 р. 00 коп.

г) в билетах Государственного Казначейства 300 р. 00 коп.

д) наличными деньгами 28 р. 62 коп.

Б. Расходного капитала – наличными деньгами 101 р. 23 коп.

Итого:

а) процентными бумагами 4400 р. 00 коп.

б) наличными деньгами 129 р. 85 коп.

А всего . . . 4529 р. 85 коп.

Список Членов Братства Преподобного Сергия за 1891 год

Покровители и пожизненные члены Братства:

Сначала – Высокопреосвященнейший Иоанникий,

Митрополит Московский и Коломенский, ныне

Киевский и Галицкий, пожертвовал 2 600 р.

В конце года – Высокопреосвященнейший Леонтий, Митрополит Московский и Коломенский

I. Почётные члены.

1. Архимандрит Антоний, ректор Московской Духовной Академии 110 р.

Протоиерей Павел Мих. Волхонский 1000 р.

Протоиерей Алексий Феодор. Некрасов 1300 р.

Священник Василий Феодор. Руднев доставил от лиц, пожелавших остаться неизвестными 2000 р.

5. Профессор Московской Духовной Академии Павел Иванович Горский-Платонов. 100 р.

Профессор той же Академии Дмитрий Феодорович Голубинский.

Профессор той же Академии Иван Николаевич Корсунский.

—225—

II. Пожизненные члены.

а) Высокопреосвященные:

Амвросий, Архиепископ Харьковский 100 р.

Макарий, Архиепископ Донский 200 р.

10. Никандр, Архиепископ Тульский 2000 р.

Павел, Архиепископ Казанский 100 р.

Палладий, Архиепископ Экзарх Грузии 100 р.

Савва, Архиепископ Тверский 300 р.

Сергий, Архиепископ Херсонский и Одесский. 300 р.

15. Феогност, Архиепископ Владимирский 100 р.

б) Преосвященные:

Александр, Епископ Дмитровский 100 р.

Анастасий, Епископ Воронежский 100 р.

Антонин, Епископ Витебский 500 р.

Виссарион, Епископ Костромской 700 р.

20. Герман, Епископ бывший Кавказский 100 р.

Димитрий, Епископ Подольский 100 р.

Иоанникий, Епископ Владикавказский 100 р.

Макарий, Епископ Селенгинский 100 р.

Мисаил, Епископ Орловский 100 р.

25. Павел, Епископ Олонецкий 100 р.

Сергий, Епископ Могилевский 100 р.

Симеон, Епископ Минский 100 р.

Андреев, Вас. Ал-еев., Моск. куп. 100 р.

Анисимов, Пав. Петр., прот. в г. Сарапуле. 200 р.

30. Ансеров, Алексий Ал-др., прот. Моск. 200 р.

Базанова, Варвара Петровна 1000 р.

Базанова, Юлия Ивановна 1000 р.

Березкин, Иоанн Яковл. прот. Моск. 100 р.

Бухарев, Иоанн Никол., свящ. Моск. 100 р.

35. Быстрицкий, Вас. Андр., свящ. Моск. 200 р.

Варсонофия, игумения Хотькова мон. 100 р.

Виноградов, Иоанн Григ. прот. Моск. 100 р.

Владимирский, Павел Серг., ст. сов. 105 р.

Воронец, Евстафий Никол., пот. двор. 100 р.

40. Глаголев, А-р Ив., Моск, куп. 100 р.

—226—

Глушков, Арс. Арс., Моск, куп. 100 р.

Говорова, Евд. Никиф. 100 р.

Григорий, Архим. Моск. Спасо-Андрон. мон. 100 р.

Грузов, Сергей Феодор. 100 р.

45. Дашков, Вас. Андр., действ. тайн. сов. 100 р.

Епишкин, В. В., комм. сов. и кавал. 100 р.

Иванцов-Платонов, А-р. Мих., проф. прот. 400 р.

Ильинский, А-р Симеон., прот. Моск. 200 р.

Исаев, Ив. Петр., секретарь Унив., св. Владимира 100 р.

50. Кабанов, Д. И., Моск. куп. 100 р.

Клириков, А. В., свящ. Моск. 100 р.

Комаров, Гавр. Матв. 100 р.

Копьев, Никол. Ал-др., Моск. свящ. 100 р.

Кротков, Феофил. Ив., прот. Моск. 100 р.

55. Кузнецов, А. Г., пот. поч. гр. 100 р.

Лебедев, Алек. Петр., проф. М. Д. Акад. 100 р.

Михайлов, А. М., Моск, куп. 100 р.

Модест, Архимандрит 200 р.

60. Мошкин, Афан. Ал-др., Моск. куп. 100 р.

Мухановы, Елиз. Ал-еев. и Параск. Ал. 300 р.

Нечаев, Дим. Степ., колл. асс. 100 р.

Новоселов, И. Сем., Дмитров, куп. 100 р.

Орлов-Давыдов, Серг. Влад., граф. 400 р.

Орлов, Евгений Ив., смотр. Муром, д. уч. 100 р.

65. Орлов, Никол. Ал-еев., Моск. свящ. 100 р.

Растеряева, В. Гавр., жена Моск, купца. 100 р.

Растеряев, И. С., Моск. куп. 100 р.

Ржаницын, Ал-ей Руф., ст. сов. 300 р.

Сазикова, Ан. Ал., поч. гражд. 100 р.

70. Самарин, Дм. Феодор. 200 р.

Сахаров, И. И., свящ. Моск. 100 р.

Сергиев, Иоанн Ильич, прот., кл. Кронш. соб. 100 р.

Скворцов, И. А., регент Моск, хора 100 р.

Смирнов, Андр. Пет., проф. М. Д. Акад. 100 р.

75. Смирнов, Иоанн Ал-еев., Моск. прот. 120 р.

Смирнов, Пётр Ал-еев., каф. прот. в СПБ 100 р.

—227—

Смирнов, Пётр Ал-еев., Моск. свящ. 100 р.

Смирнов-Платонов, Григ. Петр., Моск. прот. 200 р.

Соколов, Ал-ий Ив., каф. прот. Моск. 100 р.

80. Соловьев, Ив. Ив., поч. гражд. 100 р.

Соловьев, Пав. Антон., свящ. 100 р.

Субботин, Никол. Ив., проф. М. Д. Акад. 100 р.

Сыров, Гр. Ал., Моск. куп. 100 р.

Тихомиров, Аполл. Ив., прот. Моск. 100 р.

85. Уткин, Лавр. Петр., Моск, купец 100 р.

Федюкин, Ник. Мих., Моск. Купец 300 р.

Фортинский, Никол. Яковл., Моск. прот. 100 р.

Холмовский, Вас. Авкс., прот. в СПБ. 100 р.

Шумов, Ал. Як., Моск, куп. 100 р.

90. Эггерс, Ник. Борис., Моск, куп. 100 р.

Якубов, Ник. Евграф., каф. прот. и смотр. Волог. д. у. 100 р.

III. Действительные члены.

Абрикосов, Ал-ей Ив., комм. сов. и кав. 5 р.

Агринский, Пётр Феофил., преп. Камышин. д. уч. 5 р.

Азбукин, Матв. Павл., учит. 1-го Орл. д. уч. 5 р.

95. Алянчикова, Пелаг. Ал-др., Моск. куп. 10 р.

Амфитеатров, Валент. Ник., Моск. прот. 10 р.

Антоний, Архимандрит, ректор Виф. д. сем. 10 р.

Афонский, Ал-ий Петр., свящ. Моск. 10 р.

Бабушкин, Егор Ив. и Грачев, Дм. Сем., Моск, куп. 5 р.

100. Багрецов, Мих. Петр., свящ. Серг. пос. 10 р.

Басов, Феоф. Ал-др., свящ. Моск. 6 р.

Берников, А-р Феодор., пот. поч. гр. 5 р.

Благоразумов, Ник. Вас., прот., ректор Моск. д. сем. 15 р.

Бобринский, Ал-ей Ал-еев., граф 5 р.

105. Богородский, Вас. Ник., свящ. Моск. 5 р.

Богословский, Вас. Ив., преп. Нижег. д. сем. 5 р.

—228—

Богословский. Вас. Серг., прот. Моск. 5 р.

Богоявленский, Конст. Иван., протоиерей Моск. 5 р.

Буткевич, Тимоф. Ив., свящ. 5 р.

110. Бутурлина, Марья Серг., вдова генерала 5 р.

Былов, Ник. Ник., смотр. Волоколамск. д. уч. 5 р.

Белкина, Валентина Сергеевна 5 р.

Белкина, Марья Лукин., жена Московского купца 5 р.

Белкин, Серг. Ив., Моск. куп. 35 р.

115. Белокопытов, Ал-ей Григ., ст. сов. 10 р.

Белоусов, Гавр., свящ. соб. ц. гор. Волчанска 5 р.

Беляев, А-р Дм., доц,. М. Д. Академии 5 р.

Виноградов, Ник. Ив., преп. Вифанской д. сем. 5 р.

Виноградов, Феод. Петр., крестьянин Моск, губ. 5 р.

120. Вишняков, Сим. Григ., прот. Моск. 5 р.

Воздвиженский, Мих. Мих., Московский прот. 5 р.

Воздвиженский, Ник. Дм., Московский прот. 5 р.

Воздвиженский, Пётр Дм., Московский свящ. 5 р.

Волконский, Пётр Григ., светл. князь 5 р.

125. Воробьев, Мих. Степ. (Т-во Барановых) 5 р.

Воронцов, Пётр Феодор., Моск. куп. 5 р.

Воронцов, Сергий Герасим., Моск. свящ. 5 р.

Воропанова, Елизав. Мих., дворянка 5 р.

Воскресенский, Григ. Ал-др., проф. М. Д. Акад. 5 р.

130. Всехсвятский, Ник. Дм., пом. секр. М. Д. Акад. 10 р.

—229—

Вышеславцев, Пётр Ал-др., прис. повер. 5 р.

Галаджев, Христоф. Григ., Бахмут. купец 5 р.

Геликовский, Митроф. Яковл., свящ. Москов. 5 р. 30 к.

Глаголев, Вас. Ал-еев., препод. Уральск, д. учил. 5 р.

135. Гогин, Ник. Вас., преп. Харьков, еп. жен. уч. 5 р.

Годнев, Генн. Вас., прот., ректор Нижегор. д. сем. 5 р.

Годнев, Ник. Дм., преп. Задонск. д. учил. 10 р.

Голенищев, А-р Максим., Моск, куп. 5 р.

Головин, Иак. Егор., прот., смотр. Рязан. дух. уч. 5 р.

140. Голубинский, Дим. Феодор., проф. М. Д. Академии 7 р.

Голубинский, Евг. Евсигн., проф. М. Д. Академии 5 р.

Грамматин, Мих. Вас., учит. Муром, дух. учил. 5 р.

Григорий, иером., проф. стипендиат 5 р.

Грузов, А-р Семен., Моск. свящ. 5 р.

145. Гюбнера Альберта Т-во 5 р.

Диомидов, Мих. Иван., свящ. Моск. 5 р.

Дмитревский, Ник. Вас., свящ. Моск. 5 р.

Добролюбов, А-р Феодор., Моск, священ. 5 р.

Добронравов, Дим. Феодор., свящ. Московск. 5 р.

150. Добронравов, Никол. Павл., свящ. Московск. 25 р.

Доброхотов, К-н Павлов., прот., смотр. Сапожк. д учил. 10 р.

Дойникова, Евдокия И., Моск. купч. 5 р.

Елеонский, Ник. Ал-др., Моск. свящ. 5 р.

Елецкий, Пав. Зах., Москов. куп. 5 р.

—230—

155. Жданов, А-р Ал-еев., доц. М. Д. Академии 5 р.

Желяков, Вас. Кондр., Моск. куп. 5 р.

Жуков, Ник. Никит., Моск. куп. 5 р.

Журин, Пётр Серг., Моск. куп. 10 р.

Заозерский, Ник. Ал-др., доц. Моск. Дух. Академии 7 р.

160. Звездинский, Иоанн Гавриил., Моск. священ. 5 р.

Зверев, Сим. Ильич, Моск. прот. 10 р.

Зеведеев, А-р Яковл., инспект. Оренб. дух. сем. 10 р.

Знаменский, Пав. Ильич, смотр. Кашин. дух. учил. 5 р.

Зубов, Пав. Вас., пот. поч. гр. 5 р.

165. Иванцова, Александра Александровна 5 р.

Иванцов, Александр Ал-дров. 10 р.

Иванцов, Ник. Мих., Моск. свящ. 5 р.

Иванцов, Серг. Ал-др. 10 р.

Игнатов, Ал-ей Дм., преп. Задон. дух. учил. 8 р.

170. Ильинский, Мих. Феод., прот. Моск. 5 р.

Ильинский, Ник. Ильич, свящ., преп. Симф. д. сем. 5 р.

Ильин, Пётр Никол., пот. поч. гражд. 5 р.

Казанский, Мих. Конст., секр. М. Д. Академии 5 р.

Казанский, Пав. Иван., Моск. прот. 50 р.

175. Казанский, Пётр Ив., проф. М. Д. Академии 5 р.

Каптерев, Ник. Феод., проф. М. Д. Академии 5 р.

Капцов, Серг. Ал-еев., Москов. куп. 20 р.

Каретникова, А-ндра с С-м (Т-во). 5 р.

Касицын, Дим. Феод., прот., проф. М. Д. Академии 20 р.

180. Касицын, Илья Феодор., прот. Московский 5 р.

—231—

Кедров, Викт. Ив., преп. Заиконосп. дух. учил 5 р.

Кипарисов, Вас. Феодор., проф. М. Д. Академии 5 р.

Кириллов, А-р Григ., Моск, куп. 5 р.

Ключевский, Вас. Осипов., проф. М. Д. Академии 12 р.

185. Ковганкин, Сим. Афан., Москов. священ. 5 р.

Колосов, Никол. Ал-др., библиот. М. Д. Академии 5 р.

Комаров, Ник. Павл., преп. Моск, дух. сем. 10 р.

Константинов, Ив. Вас., Моск. куп. 10 р.

Коншин, Ив. Никол., пот. двор. 5 р.

190. Корнеев Г-н 5 р.

Корсунский, Ив. Никол., проф. М. Д. Академии 7 р.

Коссин Гавриил, свящ. 10 р.

Красновский, Виталий Аникит., Моск, священ. 5 р.

Красновский, Никол. Аникит., Моск, священ. 5 р.

195. Краснокутский, Онисиф. Романов, священ. 5 р.

Кратиров, Иоанн Ал-др., прот., рект. Харьков, д. сем. 5 р.

Крашенинников, Серг. Семёнов., Моск, куп. 5 р.

Крестовников, Валент. Констант., коммерции сов. 5 р.

Кротова Г-жа 6 р.

200. Лавровский, Митроф. Ал-др., преп. Екатериносл. д. сем. 5 р.

Лавров, Дм. Вас., пом. инсп. Нижегор. д. сем. 5 р.

Лапины Братья (Т-во) 5 р.

Латышев, Феод. Евграф., пот. поч. гр. 5 р.

Лебедев, А-р Ал-еев., прот. Казан. соб. в СПБ 10 р.

—232—

205. Лебедев, А-р Стеф., преп. Моск, дух. сем. 5 р.

Лебедев, Ал-ий Ал-др., Моск. свящ. 10 р.

Левкоев, Ив. Григ., преп. Влад, дух. сем. 15 р.

Ливанский, Илья Вас. свящ. законоуч. Орлов, реал, учил. 5 р.

Липеровский, Ник. Дим., Моск. свящ. 5 р.

210. Лихонина, Вера Ал-др., жена колл, ассесс. 5 р.

Лучинин, Вас. Петр., лектор М. Д. Академии 5 р.

Любецкий, Дм. Ив., смотр. Петрозав. дух. учил. 5 р.

Любимов, А-р Иоанн., Моск. прот. 5 р.

Любимов, Ник. Ал-др., преп. Моск. дух. сем. 5 р.

215. Лямин, Серг. Ив., инженер-механик 5 р.

Мальцев, Ал-ий Петр., прот., наст. Посольск. ц. в Берлине 8 р.

Малютина И. С-вей (Т-во) 50 р.

Марков, К-н Мих., Моск. свящ. 10 р.

Марков, Серг. Мих., Моск. свящ. 10 р.

220. Мартынов, А-р Вас., доц. М. Д. Академии 5 р.

Миловский, Ник. Мих., пом. инсп. М. Д. Академии 5 р.

Минервин, Д. М., преп. М. д. сем. 10 р.

Михайлов, Вас. Мих., Моск. куп. 5 р.

Могилевский, Матв. Ив., пом. смотр. Воронеж, д. уч. 5 р.

225. Модестов, Мих. Вас., Моск. свящ. 5 р.

Модестов, Серг. Серг., Моск. прот. 5 р.

Молчанов, А-р Илларион., Моск. священ. 5 р.

Муретов, Митроф. Дм., доц. М. Д. Академии 6 р.

Мухин, Дм. Феодор., пот. поч. гр. 5 р.

230. Мякишев, А-р Феодор., пот. поч. гр. 5 р.

—233—

Невский, А-р Ал-еев., смотр. Заиконосп. д. учил. 5 р.

Невский, А-р Георгиев., прот. Моск. 5 р.

Некрасов, Илья Феодор., прот. Москов. 5 р.

Низовцев, Пав. Ив., преп. Томск, дух. учил. 5 р.

235. Никитский, С. И., преп. М. д. сем. 5 р.

Образцов, Вас. Афиног., преп. Екатериносл. д. уч. 5 р.

Огиевский, Аким Ив., смотр. 1-го Орлов, д. уч. 10 р.

Олсуфьев, Дм. Ал-др., капитан в отставке 10 р.

Орлов, А-р Евфим., прот., рект. Арханг. д. сем. 5 р.

240. Островский, Евг. Петр., свящ. Моск. 5 р.

Павлов, Арсен. Даниил., прот. г. Волчанска 5 р.

Палладий, иеромонах, см. Коломен. дух. учил. 5 р.

Папиров, Григ. Софрон., поч. гр. 5 р.

Перов, Ив. Феодор., инсп. Рязан. дух. сем. 5 р.

245. Пескунов, Захар Павл., Бахмут. куп. 5 р.

Петров, Гавр. Степ., купеч. сын 5 р.

Пётр, Архимандрит, инсп. М. Д. Академии 5 р.

Побединский, Григор. Ал-еев., Моск. священ. 5 р.

Покровский, Елпидиф. Евфим., см. Камышин, дух. учил. 5 р.

250. Покровский, С. И. 10 р.

Поляков, А-р Яковл., пот. поч. гр. 5 р.

Попов, Никол. Никанор., смотр. Задон. дух. учил. 10 р.

Поспелов, Иоанн Григ., Костром. прот. 10 р.

Поспелов, Филар. Никит., Моск. священ. 5 р.

—234—

255. Потапов, Мих. Ал-еев., Моск. куп. 5 р.

Преображенский, Пётр Ал-еев., Московский прот. 5 р.

Приклонская, Александра Сергеевна 5 р.

Приклонский, Петр Вас., прот. Моск. 5 р.

Протасов, Тимоф. Ив., преп. Моск. дух. сем. 5 р.

260. Протопопов, Дм. Ал-еев., преп. Смол. еп. жен. учил. 5 р.

Пшеничников, Вас. Никиф., прот. Москов. 5 р.

Пятницкая, Екатерина Алексеевна 5 р.

Разумихин, Арсен. Иоанн., свящ. Москов. 5 р.

Ремов, Феод. Георгиев., Моск, свящ. 15 р.

265. Рождественский, Серг. Дм., преп. Моск. дух. сем. 5 р.

Россинский, Феод. Ив., смотр. Екатериной. дух. учил. 10 р.

Рубин, Пётр Вас., свящ. Моск. 20 р.

Рудаков, Влад. Алексеевич 5 р.

Руднев, Мих. Иван., свящ. Моск. 5 р.

270. Рукин, Пав. Ал-др., преп. Волог. дух. учил. 5 р.

Садковский, Серг. Максим., свящ. Москов. 5 р.

Сазикова, Анна Александровна 5 р.

Салтыкова, Марья Сергеевна, графиня 5 р.

Самарина, В. П. 20 р.

275. Самарина, С. Д. 5 р.

Самарин, А. Д. 5 р.

Самарин, С. Д. 10 р.

Самойлов, Феод. Никит., Москов. 2-й г. куп. 25 р.

Селезнев, Ник. Дм., пот. двор. 5 р.

280. Семенов, Е. А., пот. поч. гражд. 5 р.

Серебряков, Пётр Филипп., пот. поч. гражд. 5 р.

—235—

Сироткин, Евг. Мих., свящ. Моск. 5 р.

Скалигеров, Серг. Тимоф., преп. Петровок, дух. уч. 6 р. 71 коп.

Скворцов, Митр. Ал-др 5 р.

285. Скворцов, Никол. Ал-еев., свящ. Москов. 5 р.

Славский, Вас. Мих., свящ. Моск. 5 р.

Смиренский, Вас. Серг., Москов. нотариус 10 р.

Смирнов, А-р Ал-еев., прот. Моск. 25 р.

Смирнов, Иоанн Ксеноф., прот., рект. Рязан. дух. сем. 5 р.

290. Смирнов, Серг. Серг., свящ. Моск. 5 р.

Смирнов, Феод. Мих., Москов. куп. 5 р.

Смирягин, Ник. Вас., преп. Рязан. дух. сем. 5 р.

Соболев, Мих. Иван., свящ. Моск. 5 р.

Созонтьев, Ив. Влад., преп. Волчан. учит, сем. 5 р.

295. Соколов, Вас. Ал-др., проф. М. Д. Академии 5 р.

Соколов, Григ. Стеф., прот. Никол, ц. гор. Пензы 5 р.

Соколов, Пав. Петр., доц. М. Д. Академии 8 р.

Соколов, Пётр Ал-др., свящ. Моск. 5 р.

Соловьев, Иоанн Ильич, свящ. Закон. Лиц. Цесар. Николая. 5 р.

300. Соловьев, К. И., преп. 3аиконосп. д. уч. 10 р.

Соловьев, Леон. Вас., преп. Камышин, дух. уч. 5 р.

Сопов, Дм. Семен., пот. поч. гр. 5 р.

Страховский, Дм. Афан., пом. смотр. Бахмутского дух. уч. 5 р.

Строганов, Ив. Адриан., пом. инсп. М. Д. Академии 5 р.

305. Суходский, Ал-ей Никол., Москов. священ. 20 р.

Счастнев, Ник. Мих., преп. Моск. Донск. дух. учил . 5 р.

—236—

Татарский, Иер. Ал-еев., проф. М. Д. Академии 5 р.

Троицкая, Евгения Васильевна 5 р.

Троицкий, Ал-ей Ив., смотр. Единсц. дух. учил. 5 р.

310. Троицкий, Евламп. Ив., свящ. Моск. 5 р.

Троицкий, Ив. Вас., пом. инсп. Моск, дух. сем. 5 р.

Трубецкой, Пётр Никол., князь 5 р.

Тяжелов, А-р Афан., директ. Киржач, учит, сем. 5 р.

Усков, Илья Вас., пот. поч. гр. 5 р.

315. Успенский, Евг. Петр., свящ. Моск. 5 р.

Флерин, Вас. Петр., свящ. Моск. 5 р.

Флоринский, Иоанн Дим., свящ. Моск. 5 р.

Холмогоров, Дим. Косм., свящ. Москов. 5 р.

Хомяков, Серг. Евфим., Моск. куп. 5 р.

320. Хомяков, Стеф. Вас. 5 р.

Цветков, А-р Мих., свящ. Моск. 5 р.

Цветков, Ал-ей Ив., инсп. Моск, дух. сем. 10 р.

Цветков, Пётр Ив., проф. М. Д. Академии 5 р.

Четыркин, Никиф. Никол., преп. Могил, д. сем. 10 р.

325. Чефранов, Ив. Матв., прей. Екатеринодар. дух. учил. 10 р.

Чехиров, Карп Ив., Бахмут. куп. 5 р.

Чижова, Евдок. Петр., пот. поч. гр. 5 р.

Шашин, Яков Артем., Моск. куп. 5 р.

Шостьин, А-р Павл., доц. М. Д. Академии 5 р.

330. Яркин, Лев Варфол., Моск. куп. 5 р.

Ярцев, Феод. Семен., Моск. куп. 5 р.

Фаворский, Дим. Григ., свящ., преп. Моск. дух. сем. 5 р.

333. Фадеев, Леонтий 5 р.

—237—

Список пожертвований на Братство Преподобного Сергия, полученных по подписным листам²³⁸² на 1890–1891 годы

1) Через священнослужителей Московских церквей:

Александро-Невской, в Александровском женском училище, свящ. Н. Д. Липеровского 5 р.

Александро-Невской, в Покровской Мещанской богадельне, свящ. В. С. Касаткина 2 р.

Александро-Невской, в Практич. Академии коммерч, наук, свящ. П. В. Рубина 5 р.

Александро-Невской, при Усачевско-Чернявском училище, свящ. В. А. Модестова 1 р.

Александро-Невской, в училище имени принца Ольденбургского, свящ. А. П. Громаковского 1 р.

Алексеевской, на Малой Алексеевской улице, свящ. В. А. Красновского 5 р.

Алексеевской, на Глинищах, свящ. А. К. Гиляревского 7 р.

Андреевской, при 2-ой Моск, гимназии, свящ. А. П. Соколова 1 р.

Антипиевской, у Колымажного двора, свящ. Д. И. Соколова 5 р.

Архангельского Собора, прот. А. Г. Невского (по двум подписным листам) 5+5 р.

Афанасие-Кирилловской, на Сивцевом Вражке, свящ. Е. И. Троицкого 13 р.

Благовещенской, на Житном дворе, свящ. Н. К. Лебедева (по двум подписным листам) 3+3 р.

Благовещенской, в Петровском Парке, свящ. П. В. Сперанского 5 р.

Богородице-Рождественской, на Кулишках, свящ. Н. Я. Крылова 3 р.

Богородице-Рождественской, в Путниках, прот. М. Н. Апостольского 1 р.

—238—

Богородице-Рождественской, в Рождественском монастыре, свящ. Н. А. Ивановского 7 р.

Богородице-Рождественской, в Старо-Екатерининской больнице, свящ. А. А. Лебедева 1 р. 5 коп.

Богородице-Рождественской, в Столешниках, свящ. М. В. Модестова 34 р.

Богоявленской, в Елохове, прот. И. Я. Березкина 8 р.

Борисоглебской, у Арбатских ворот, свящ. М. И. Руднева 10 р.

Варваринской, на Варварке, прот. М. Д. Никольского (по двум подписным листам) 3+3 р.

Василие-Кесарийской, на Тверской, свящ. Ст. В. Никольского 15 р.

Введенской, на Лубянке, свящ. Н. П. Антушева 6 р.

Власиевской, в Старой Конюшенной, свящ. Д. П. Некрасова 9 р.

Вознесенского девичьего монастыря свящ. А. И. Пшеничникова (по двум подписным листам) 1+1 р.

Вознесенской, на Гороховом поле, свящ. А. В. Румянцева 6 р.

Вознесенской, близь Сретенки, свящ. С. А. Суворовского 4 р.

Вознесенской, на Царицынской улице, свящ. И. Д. Арбекова 10 р.

Воскресенской, на, Малой Бронной, свящ. П. И. Виноградова 1 р. 50 коп.

Воскресенской, в Гончарах, свящ. В. Т. Терновского 6 р.

Воскресенской, при Императорском Екатерининском богаделенном доме, свящ. И. Д. Воздвиженского 5 р.

Воскресенской, на Остоженке, прот. Г. П. Смирнова-Платонова 16 р.

Воскресенской, на Семёновском кладбище, свящ. К. И. Остроумова 3 р.

Воскресенской, в Таганке, свящ. Н. Ан. Красновского 5 р.

Гавриило-Архангельской, при Почтамте, свящ. И. А. Соколова 1 р.

—239—

Георгиевской, на Всполье, близь Кудрина, свящ. С. М. Садковского 10 р.

Георгиевской, в Грузинах, свящ. И. И. Архангельского 13 р.

Григорие-Богословской, на Дмитровке, свящ. Е. П. Островского 7 р.

Девятинской, близь Пресни, прот. А. И. Любимова 20 р.

Евпловской, на Мясницкой, свящ. Д. Ф. Добронравова 10 р.

Екатерининской, при Воспитательном Доме, прот. Н. К. Протопопова (по двум подписным листам) 3+3 р.

Елисаветинской, на Дорогомиловском кладбище, свящ. Д. Д. Виноградова 1 р.

Ермолаевской, на Садовой, прот. С. С. Модестова 5 р.

Зачатиевской, в Зачатиевском монастыре, свящ. А.П. Соколова 11 р.

Зачатиевской, в Углу, прот. М. С. Боголюбского (по двум подписным листам) 6+6 р. 50 коп.

Знаменской, на Знаменке, свящ. Г. А. Ключарева 15 р.

Знаменской, в Переяславской слободе, свящ. В. П. Флерина 10 р.

Илие-Обыденной, свящ. И. М. Лебедева 3 р.

Иоанно-Богословской, в Бронной, свящ. В. Н. Булгакова 3 р.

Иоанно-Богословской, под Вязом, прот. А. И. Телегина (по двум подписным листам) 1+3 р.

Иоанно-Предтечевской, у Варварских ворот, свящ. Г. А. Побединского 5 р.

Иоанно-Предтечевской, на Пресне, свящ. Ф. Г. Ремова 9 р.

Казанского собора, прот. Д. И. Кастальского, (по двум подписным листам) 5+5 р.

Казанской, в Сущеве, свящ. А. С. Грузова 23 р.

Константино-Еленинской, в Кремле, прот. В. Н. Амфитеатрова (по двум подписным листам) 10+10 р.

Козмодамианский, в Старой Кузнецкой, прот. М. В. Соловьева 10 р.

Козмодамианский, в Старых Папех. прот. В. С. Богословского (по двум подписным листам) 5+5 р.

—240—

Крестовоздвиженской, в Алексеевском монастыре, прот. С. П. Смирнова 3 р.

Крестовоздвиженской, в бывом монастыре, прот. Ф. И. Кроткова 19 р.

Крестовоздвиженской, на Убогих домах, свящ. А. И. Голубева 2 р.

Максимовской, на Варварке, свящ. А. С. Смирнова (по двум подписным листам) 3+3 р.

Марие-Магдалининской, при Коммерческом училище, священника И. О. Покровского 3 р.

Марие-Магдалининской, в малолетнем отделении Николаевского Института, свящ. В. А. Крылова 1 р.

Мартеновской, на Б. Алексеевской улице, свящ. А. И. Молчанова 10 р.

Неопалимовской, близь Девичьего поля, свящ. С. Г. Воронцова (по двум подписным листам) 4+4 р.

Никитской, в Старой Басманной, свящ. М. Я. Геликонского 5 р.

Никитской, за Яузой, свящ. П. А. Беляева. 1 р.

Николаевской, на Болвановке, свящ. Н. А. Орлова 2 р.

Николо-большекрестовской, свящ. С. С. Смирнова (по двум подписным листам) 7+6 р.

Николаевской, в Воробине, свящ. И. Д. Флоринского 10 р.

Николаевской, в Дербенском, свящ. М. Ф. Скворцова 12 р.

Николаевской, в Драчах, свящ. И. Н. Рождественского 2 р.

Николаевской, в Звонарях, свящ. А. А. Лебедева 6 р. 50 коп.

Николаевской, в Ковыльском, свящ. И. А. Каринского 12 р.

Николо-Краснозвонской, свящ. Г. Ф. Виноградова 8 р.

Николаевской, в странноприимном доме князей Куракиных, прот. В. Н. Пшеничникова 6 р.

Николаевской, на Курьих ножках, свящ. В. И. Кроткова 4 р.

—241—

Николаевской, в Лицее Цесаревича Николая, свящ. И. И. Соловьева 5 р.

Николо-Мокринской, свящ. В. П. Смоленского (по двум подписным листам) 1+1 р. 50 коп.

Николаевской, на Мясницкой, свящ. Е. М. Сироткина 5 р.

Николаевской, в Новом Ваганькове, свящ. Е. П. Успенского 113 р.

Николаевской, в Новой Слободе, прот. П. B. Приклонского 10 р. 50 коп.

Николаевской, на Песках, свящ. И. И. Благоволина 8 р.

Николаевской, в Плотниках, свящ. А. Ф. Добролюбова 8 р.

Николаевской, в Покровском, прот. М. Д. Глаголева 3 р.

Николаевской, в Столпах, свящ. П. И. Пятницкого 5 р.

Николо-Стрелецкой, у Боровицкого моста, свящ. C. И. Милославина 10 р.

Николаевской, на Студенце, свящ. П. С. Недумова 5 р.

Николаевской, в Хамовниках, свящ. А. Н. Суходского 8 р. 50 коп.

Николаевской, в Щепах, прот. И. О. Некрасова 15 р. 30 коп.

Николаевской, на Ямах, прот. И. А. Смирнова 5 р.

Николо-Явленской, на Арбате, прот. В. П. Рождественского 15 р.

Новодевичьего монастыря, свящ. И.И. Скворцова 8 р.

Панкратиевской, близь Сухаревой башни, свящ. М. Н. Стрельцова 4 р. 50 коп.

Параскевиевской, в Охотном ряду, свящ. С. М. Маркова 5 р.

Петро-Павловской, в Мариинской больнице 1 р.

Петро-Павловской, в Петровской Академии, свящ. П. А. Елеонского 5 р.

Петро-Павловской, у Яузских ворот, свящ. В. И. Цветкова 2 р.

Пименовской, в Новых Воротниках, свящ. В. М. Славского 20 р.

Пименовской, в Старых Воротниках, прот. А. А. Остроумова 5 р.

—242—

Покровского и Василия Блаженного собора, прот. К. И. Богоявленского (по двум подписным листам) 2+7 р.

Покровской, на Варварке, свящ. Н. В. Цветкова (по двум подписным листам) 3+3 р.

Покровской, на Воронцовом поле, свящ. Н. Н. Строганова 57 р.

Покровской, в Красном селе, прот. М. Ф. Ильинского 65 р.

Покровской, в Кудрине, свящ. М. И. Соболева 5 р. 75 коп.

Покровской, на Лыщевой горе, свящ. Ф. Н. Поспелова 10 р.

Покровской, в Общине сестёр милосердия, свящ. И. А. Морошкина 2 р.

Похвальской, в Башмакове, свящ. В. И. Никольского 50 коп.

Предтечевской, в Старо-Конюшенной, свящ. А. Д. Цветкова (по двум подписным листам) 5+3 р.

Преображенской, в Пушкарях, прот. С. Г. Вишнякова 18 р.

Преображенской, в Спасской, свящ. А. В. Рождественского 7 р.

Ржевской, на Поварской, свящ. М. М. Доброва 1 р.

Ржевской, близь Пречистенских ворот, свящ. И. Я. Смирнова 18 р.

Саввинской, на Саввинской улице, свящ. Н. Н. Модестова 8 р.

Сергиевской, в Рогожской слободе, прот. И. Г. Виноградова 13 р.

Сергиевской, в Пушкарях, свящ. П. А. Соколова 10 р.

Симеоновской, на Поварской, свящ. М. Д. Успенского 1 р.

Скорбященской, в приюте неизлечимо-больных женщин, свящ. Ф. М. Бажанова 1 р.

Скорбященской, при Троицкой больнице, свящ. С. С. Понятского 1 р.

Софийской, на Лубянке, прот. П.М. Волконского 95 р.

—243—

Сошественской, у Пречистенских ворот, свящ. В. С. Голубева 1 р.

Спасской, при Барыковской богадельне, свящ. Ф. А. Басова 16 р.

Спасской, в Каретном ряду, прот. А. Ф. Некрасова 13 р.

Спасской, при Работном доме, свящ. М. Н. Соловьева 2 р. 70 коп.

Спасской, в Чигасах, свящ. Н. Г. Патакина 8 р.

Спасо-Божедомской, свящ. И. Н. Сахарова 11 р.

Спиридоновской, за Никитскими воротами, свящ. А. М. Цветкова 8 р.

Стефановской, за Яузой, свящ. В. П. Зверева 5 р.

Тихвинской, в Лужниках, свящ. Н. А. Скворцова 8 р.

Тихоновской, на Арбатской площади, свящ. Н. С. Левитского 3 р.

Трифоновской, в Напрудной слободе, прот. И. И. Приклонского 12 р. 50 коп.

Троицко-Введенской Единоверческой, что у Салтыкова моста, свящ. И. Г. Звездинского 6 р.

Троице-Грузинской, в Никитниках, прот. Н. Д. Воздвиженского (по двум подписным листам) 6+5 р.

Троицкой, на Арбате, свящ. В. С. Маркова. 10 р.

Троицкой, на Грязях, прот. С. П. Зверева 16 р.

Троицкой, в Елизаветинском училище, свящ. Д. Н. Беляева 1 р.

Троицкой, в Ермаковской богадельне, свящ. П. И. Розова 1 р.

Троицкой, в Зубове, свящ. Д. Н. Орлова 3 р.

Троицкой, на Капельках, свящ. Г. Е. Скворцова 1 р.

Троицкой, на Листах, прот. Ф. Г. Беляева 5 р.

Троицкой, в Набилковской богадельне, свящ. М. П. Знаменского 4 р.

Троицкой, в Покровском, свящ. А. М. Невского 3 р.

Троицкой, в Полях, свящ. Н. А. Соловьева (по двум подписным листам) 11+13 р.

—244—

Троицкой, в приюте Цесаревны Марии, свящ. И. П. Троицкого 1 р.

Троицкой, на Пятницком кладбище, свящ. В. С. Казанского 5 р.

Троицкой, в Серебрениках, свящ. А. Д. Харитонова 2 р.

Троицкой, в Шереметевской больнице, свящ. И. Т. Розанова 2 р.

Успенской, в Гончарах, свящ. Н. А. Ремезова 4 р.

Успенской, на Дмитровке, свящ. С. И. Синьковского 3 р.

Успенской, в Крутицах, свящ. Ф. Д. Воздвиженского 2 р.

Успенской, в Могильцах, свящ. Ф. М. Ловцова 3 р.

Успенской, на Остоженке, свящ. В. С. Митропольского 11 р. 50 коп.

Успенской, на Покровке, прот. И. Ф. Касицына 10 р.

Успенской, в Печатниках, прот. К. И. Богоявленского 19 р.

Успенско-Никольской Единоверческой, что при Преображенском богоделенном доме 1 р.

Филипповской, на Мещанской, свящ. А. Ф. Добролюбова 27 р.

Фроло-Лаврской, на Мясницкой, свящ. А. Д. Касимова 4 р.

Харитоновской, в Огородниках, свящ. В. В. Остроумова 2 р.

Христорождественской, в Кудрине, свящ. А. И. Борзецовского 15 р.

2) Через Начальства Духовных Семинарий и Училищ:

Архангельской дух. сем. ректора прот. А. Е. Орлова 5 р.

Бахмутского дух. учил, помощн. смотр. Д. А. Страховского 22 р. 50 коп.

Вифанской дух. сем. рект. архим. Антония 17 р. 60 коп.

Вологодского дух. учил, смотр, прот. Н. Е. Якубова 7 р.

Волоколамского дух. учил, смотр. Н. Н. Былова 12 р.

—245—

Воронежского дух. учил. пом. смотр. М. И. Могилевского 5 р.

Гомельского дух. учил. пом. смотр. С. С. Уклонского (по двум подписным листам) 3 р.

Единецкого дух. учил, смотр. А. И. Троицкого 10 р.

Екатеринославского дух. учил. смотр. Ф. И. Россинского 20 р.

Ефремовского дух. учил, смотр. В. И. Прозоровского 2 р. 50 коп.

Задонского дух. учил, смотр. Н. П. Попова 28 р.

Заиконоспасского дух. учил, смотр. А. А. Невского 15 р.

Камышинского духовного училища смотр. Е. Е. Покровского 15 р.

Московской дух. семинарии рект. прот. II. В. Благоразумова 74 р.

Нижегородской дух. сем. ректора прот. Г. В. Годнева 15 р.

Орловского 1-го дух. учил, смотр. А. И. Огиевского (по двум подписным листам) 15 р.

Оренбургской дух. сем. инсп. А. Я. Зеведеева 19 р.

Петрозаводского дух. учил, смотр. Д. И. Любецкого 5 р.

Рязанской дух. сем. рект. прот. И. К. Смирнова 21 р. 82 коп.

Рязанского дух. учил, смотр, прот. И. Е. Головина 5 р.

Сапожковского дух. учил, смотр, прот. К. Н. Доброхотова 10 р.

Томской дух. сем. рект. архим. Никанора 8 р.

Уральского дух. учил, смотр. М. И. Беляева 8 р.

Харьковской дух. сем. рект. прот. И. А. Кратирова 10 р.

Ярославской дух. сем. рект. прот. Н. А. Барского 15 р.

3) Единовременные пожертвования:

От Московского Епархиального свечного завода 300 р.

От графа Сергия Владимировича Орлова-Давыдова 220 р.

—246—

От Афонского подворья в С.-Петербурге чрез о. ректора академии архимандрита Антония 50 р.

От неизвестного чрез него же 50 р.

От Звенигородского Саввино-Сторожевского монастыря чрез наместника игумена Феофана 25 р.

От соборной Михаило-Архангельской церк. г. Бронниц, чрез градс. благоч. прот. А. Д. Виноградова 10 р.

Приложения к отчёту

I.

В составе „ Амфитеатровского капитала“ за отчётный год произошли следующие изменения:

1) Оставалось от 1890 года:

а) процентными бумагами 550 р.

б) на текущем счету в Сергиево-Посадской сберегательной кассе Государственного Банка 90 р. 47 коп.

в) наличными деньгами 2 р. 5 ½ коп.

2) К сему в 1891 году поступило на приход:

а) процентными бумагами 100 р.

б) наличными деньгами (по купонам от процентных бумаг) 31 р. 87 коп.

3) В 1891 году в расход употреблено процентными бумагами 100 р.

4) Затем к 1892 году в остатке состоит:

а) процентными бумагами 550 р.

б) наличными деньгами, на текущем счету в

Сергиево-Посадской сберегательной кассе Государственного Банка 124 р. 39 коп.

Так как сумма денег, хранящихся па текущем счету таким образом превысила 100 рублей, то требовано было обратить их в 100-рублевую процентную бумагу,

—247—

каковая до конца отчётного года ещё не была получена.

II.

В конце отчётного года при Братстве открыт был приём пожертвований на образование стипендии имени бывшего председателя Совета Братства, профессора Академии В. Д. Кудрявцева-Платонова, для увековечения его памяти в Академии; но самое поступление пожертвований на сей предмет началось уже лишь с следующего за отчётным 1892 года.

Примечание. Приём пожертвований на тот и другой предмет в Братстве продолжается. Пожертвования можно передавать или высылать на имя «Братства Преподобного Сергия при Московской Духовной Академии, в Сергиевом Посаде Московской губернии», а равно в Москве, – на имя товарища председателя Совета Братства, протоиерея Софийской, на Лубянке, церкви Павла Михайловича Волхонского, или на имя члена Совета Братства, ректора Московской Духовной Семинарии (что в Каретном ряду), протоиерея Николая Васильевича Благоразумова.

В один из немногих жарких дней минувшего мая сидел я в вагоне конки, который отправлялся в Сокольники и почти полон был нарядной публикой, состоявшей, по-видимому, большей частью из дачников. Лишь только зазвенели звонки, в вагон вошёл ещё какой-то господин и с глубоким вздохом тяжело опустился на место рядом со мною. Это был сытый, красивый блондин, лет под пятьдесят, с выхоленными бакенбардами, в изящно-сшитой че-сунчевой паре, шёлковой сорочке с бантом и кистями на шее и в непомерно-длинных лыжах с острыми, загнутыми вверх, носками. Массивная часовая цепь и дорогой перстень на мизинце ярко блестели под косыми лучами заходившего солнца. Сняв соломенную шляпу и отирая лоб платком, распространявшим тонкий запах жасмина, мой новый сосед медленно обвёл глазами всех пассажиров и, почему-то остановивши на мне своё благосклонное внимание, тотчас же обратился с вопросом: бывали вы на Сахалине? –

– Нет, говорю, пока Бог миловал.

– Ну, так если желаете получить надлежащее понятие о каторжной жизни, поступайте на службу туда, где имеет честь служить ваш покорнейший слуга, и он назвал при этом одно из солидных московских кредитных учреждений.

– Не слишком ли смелое сравнение, заметил я.

Вы думаете? – Может быть, но, как бы то ни было, я ежедневно чувствую себя Сахалинцем в полной форме.

—249—

В самом деле, изо дня в день с раннего утра и чуть не до поздней ночи приходится неизменно тянуть всё туже вечную лямку, которая всего меньше имеет права назваться разумной жизнью свободного существа. На западе вон последний фабричный или углекоп добивается облегчения условий своего труда, а ты здесь хоть и привилегированным интеллигентом называешься, ни о каких льготах мечтать не моги. Ни в мороз трескучий, ни в зной палящий нет тебе пощады. Коли раз ты себя запродал, так уж знай, что не в узаконенное время тебе никаких чувств и мыслей не полагается. С тебя с живого систематически снимают кожу и ты сознательно изволь присутствовать при собственном истреблении. Кажется, какие бы несметные деньги нужно платить за подобный труд?! Но не тут-то было! Дают лишь жалкие гроши, на которые, живя мало-мальски прилично, едва можно сводить концы с концами. А ведь цена крови это! Никаких сил не хватит служить живой машиной и с каждым годом чувствуешь, что скоро останется от тебя лишь приятное воспоминание.

– Извините, но я опять склонен обвинить вас в преувеличении. Судя по вашей наружности, вы согласитесь конечно, никто не скажет, чтобы ваш труд был особенно изнурителен.

Э, батенька мой, кто не знает, что наружность обманчива и по ней судить не следует. Вы, должно быть, принадлежите к числу таких избранников судьбы, которые нас – Сахалинцев понять не могут, потому что на себе ничего подобного не испытывали. Правда?

– Отчасти, правда. Я служу в таком учреждении, где меня каждый день на службу не тянут, где я могу работать спокойно у себя в кабинете, а на Рождестве, на Пасхе и летом даётся мне по нескольку недель и даже месяцев, которые я могу, если пожелаю, употребить хотя бы на полный отдых.

Ну вот, вы меня, как сытый голодного, разуметь и не хотите. Хорошо вам рассуждать о моих преувеличениях, когда вот вы закатитесь теперь месяца на два, на три, куда-нибудь в деревню и станете там наслаждаться красотами природы, а я по-прежнему, изо дня в

—250—

день буду жариться на солнце и глотать московскую пыль, путешествуя на службу, да сидеть с утра до вечера в духоте комнаты над счетами и разными бухами.

– Так вы мне завидуете?

– Ещё бы нет!

– Ну это только, думается мне, под впечатлением нынешнего жаркого дня. А вот, немножко погодя, закатится солнышко, станет прохладнее и вы будете рассуждать хладнокровнее. Я с своей стороны постараюсь несколько охладить вас. Скажите пожалуйста, сколько даёт вам ваша служба, ведь это не секрет?

– Конечно. Со всеми наградными я не получу в год и четырёх тысяч с половиною.

– И вы называете это „жалкими грошами?»

– А то как же? Развитому человеку при нынешних условиях жизни такой суммы едва хватает.

– Ну а я, при всех завидных прелестях моей службы, получаю только две тысячи, другие же из моих сослуживцев, которые помоложе, – и того меньше, всего тысячу двести.

– Да разве можно жить на такие средства?

– Живём, стало быть можно, хотя, конечно, осторожно, стараясь, как говорится, по одёжке протягивать ножки. А если разрастётся семья, приходится уже напрягать все силы, чтобы заработать что-либо кроме жалованья, конечно, главным образом тем же научным и литературным трудом, затрачивая на него всё свободное время. Заметьте ещё впрочем, что сколько бы кто из нас ни напрягался, почти никогда он не будет в состоянии получить столько, сколько получаете напр. вы на своей будто бы каторжной службе. От приятных досугов же, которые вас так прельщают, не останется, конечно, в этом случае ровно ничего. Ну что же? Желали бы вы поменяться службой со мною и стать на моё место?

Гм!.. Как вам сказать?!... Отчасти, конечно, есть здесь...

– „Рязанский вокзал“ – провозгласил в это время кондуктор. Я встал, пожелал своему соседу побольше хладнокровия и вышел из вагона.

Этот случайный разговор с тех пор часто прихо-

—251—

дит мне на память. Думаю, что сытый франт, которому четыре с половиною тысячи кажутся жалкими грошами, едва ли пожелал бы перемениться местом со мною; но и я ему нисколько не завидую. Конечно, при семье, при необходимости дать детям надлежащее образование, на наши академические оклады существовать очень трудно и во многом приходится себе отказывать; но за то какое блаженство сменить иногда напряжённую мозговую работу счастливым временем отдыха, когда ты можешь насладиться своей свободой, отрешиться на время от неизбежно-утомляющих, обыденных служебных забот и располагать собою так, как тебе угодно. Конечно, у всякого свой вкус, но на мой взгляд эти недели и месяцы имеют такую высокую цену, что я не променял бы их за лишние тысячи. Сытый франт теперь по прежнему жарится на палящем зное московских улиц, озлобленно расточая пред первым встречным свои проклятия тому учреждению, которое даёт ему четыре тысячи с половиною, а я, хотя иногда и весьма ощутительно чувствую, что было бы лучше, если бы академия давала мне несколько больше, за то, покончив учебный год, растянулся теперь на травке в ароматном воздухе сосновой рощи и сам себе барин. „Дорогая волюшка мне милей всего!“ Не с злобным раздражением думаю я о своей академии, а напротив с глубоким уважением и нежной привязанностью. Нравится мне наша скромная жизнь товарищеского кружка академической корпорации, – жизнь простая, без претензий, чуждая всякого влияния табели о рангах, не дающая простора низменному, эгоистическому расчёту карьериста, но всегда готовая дружно откликнуться на всякий призыв ради честного, общего дела. Сытый франт в свои немногие свободные дни вероятно и вспомнить не желает о месте своего служения, а если и вспоминает, то может быть только для того, чтобы лишний раз бросить в него камнем; я же и теперь, отдыхая на лоне природы, охотно переношусь мыслью к своей родной академии и с удовольствием готов сообщить читателю что-либо об её житье-бытье, обыкновенно столь мало ведомом постороннему человеку.

В последние месяцы минувшего учебного года в лич-

—252—

ном составе академии произошли некоторые перемены и передвижения. Экстраординарный профессор по кафедре нравственного богословия П. И. Казанский, по избранию совета и утверждению Свят. Синода, занял кафедру истории философии с званием исправляющего должность ординарного профессора. На освободившуюся вследствие этого вакансию экстраординарного профессора избран и утверждён доцент по кафедре теории словесности и истории иностранных литератур И. А. Татарский. На свободную кафедру нравственного богословия совет академии избрал профессорского стипендиата, окончившего курс в 1891 году магистранта, иеромонаха Григория (Борисоглебского). Согласно требованию академического устава, иеромонах Григорий 24-го и 25-го апреля прочитал публично, в присутствии совета, две пробные лекции, одну на тему по собственному избранию, и другую по назначению совета, а именно: „Ход нравственного возрождения по учению преподобного Макария Египетского“ и „эгоизм и христианская любовь к самому себе“. Обе лекции признаны были советом удовлетворительными и о. Григорий утверждён Его Высокопреосвященством в звании исправляющего должность доцента по предназначенной ему кафедре, как не имеющий ещё степени магистра, которая для доцентского звания составляет необходимое условие. Магистерская диссертация о. Григория впрочем уже готова и печатается в приложении к Богословскому Вестнику под заглавием: „третье великое благовестническое путешествие святого Апостола Павла“.

Исправляющий должность инспектора академии, архимандрит Пётр (Другов), год тому назад переведённый на службу в академию из Владимира, где он несколько лет был ректором семинарии, указом св. Синода от 22-го апреля назначен на должность ректора Киевской духовной семинарии. В высокоторжественный день 6-го мая архим. Пётр в последний раз совершал соборно литургию и молебствие в академической церкви. По окончании богослужения, академическое духовенство и чины инспекции, имея во главе своей о. ректора академии, прощально приветствовали о. архим. Петра с поднесением ему на память большого служебника в бархатном переплёте с

—253—

украшениями. Затем всё академическое духовенство, чины инспекции и др. должностные лица собрались в квартире о. ректора. Здесь вскоре явились проститься с о. Петром студенты академии, причём один из них, от лица всех своих товарищей, в тёплых выражениях благодарил его за исполненные доверия и добрые отношения к студентам при сношениях с ними по должности инспектора, а студенты 4-го курса поднесли при этом о. Петру альбом с своими фотографическими карточками. На прощальный привет молодёжи о. инспектор отвечал прочувствованною речью, в которой, между прочим, с особенной силой указал на то отрадное впечатление, какое он выносил всегда из своих сношений со студентами. После трапезы в квартире о. ректора с обычными тостами и благожеланиями в третьем часу по полудни арх. Пётр выехал из посада, причём многие из студентов собрались проводить его до самого вагона. – На должность инспектора академии указом св. Синода определён исправляющий должность доцента иеромонах Григорий, а на свободную кафедру введения в круг богословских наук избран советом бывший профессорский стипендиат, магистрант курса 1889-го года, ныне преподаватель Вологодской семин. С. С. Глаголев.

В мартовском заседании совета происходило, между прочим, обычное ежегодное присуждение премий за научные труды минувшего года. На премию Высокопр. митрополита Макария представлены были сочинения доцента П. А. Заозерского: „Историческое обозрение источников права Православной церкви. Выпуск первый – канонические источники“ и „О священной и правительственной власти и о формах устройства Православной Церкви“ и докторская диссертация проф. Н. Ф. Каптерева, за которую автор уже удостоен степени доктора церковной истории. Профессоры П. И. Цветков и В. Ф. Кипарисов в отзывах своих о сочинениях г. Заозерского выставляли на вид их серьёзное научное значение, обуславливающееся, помимо высокой важности самых предметов исследования, главным образом тем обстоятельством, что автор их, всесторонне знакомый с литературой изучаемых вопросов, сохраняет полную независимость от каких-либо

—254—

посторонних влияний и основывает свои выводы исключительно на обстоятельной разработке памятников канонической древности, а потому является самостоятельным и часто оригинальным православным канонистом. Второе из указанных сочинений г. Заозерского имеет большую цену, между прочим, и потому, что оно посвящено исследованию одного из основных канонических вопросов, доселе почти не затронутого в русской науке, и притом снабжено некоторыми документами (консисторские указы с решениями ростовского митрополита Арсения Мацеевича) прошедшего столетия, отысканными и впервые изданными автором.

Профессор А. И. Лебедев, представляя на премию сочинение г. Каптерева: „сношения Иерусалимского патриарха Досифея с русским правительством“, в виду уже известных совету отзывов рецензентов об этой книге, как о докторской диссертации, не нашёл нужным повторять в настоящем случае всего того, что уже высказано было прежде о достоинствах этого труда. Он указал лишь на тот факт, что автор за свою книгу уже признан советом и утверждён высшим духовным начальством в степени доктора церковной истории, чего вполне достаточно, чтобы считать труд г. Каптерева заслуживающим премии. – Так как совет в текущем году имел в своём распоряжении лишь одну полную и одну половинную премию, то он не имел возможности наградить обоих авторов в равной мере и присудил полную премию в 500 руб. доценту Заозерскому, а половинную в 250 руб. проф. Кантереву. Премий Высокопр. Макария, установленных за магистерские диссертации, на этот раз были удостоены советом сочинения доцентов А. П. Голубцова и А. И. Введенского под заглавием: „прения о вере, вызванные делом королевича Вальдемара и царевны Ирины Михайловны“ и „вера в Бога, её происхождение и основания“. На премию Преосв. Михаила, еп. Курского, представлена была магистерская диссертация доцента А. А. Жданова: „Откровение Господа о семи азийских церквах“. Представляя это сочинение на премию, доцент М. Д. Муратов в отзыве своём признал его достоинствами: широ

—255—

кое изучение научных пособий, тщательное исследование свящ. текста, систематичность, краткость и сосредоточенность в критике, обстоятельность и основательность в раскрытии автором его собственных толкований и главным образом то обстоятельство, что автор ставит исследуемый отдел Апокалипсиса в тесную связь с явлениями современной Тайновидцу действительности. Совет присудил доценту Жданову одну премию Преосв. Михаила в 250 рублей.

Обозревая последние месяцы минувшего учебного года, позволю себе припомнить теперь и некоторые другие события академической жизни, не имеющие отношения к науке.

За всенощным бдением 8-го мая пришлось мне ещё раз быть свидетелем обряда пострижения в монашество одного из студентов академии. Снова раздались грустно-торжественные звуки песни „объятия отча отверзти ми потщися“, снова появилась в дверях храма густая толпа монахов, среди которой виднелось взволнованно-бледное лицо постригающегося, поднимавшегося после своих покаянных коленопреклонений на пути к алтарю, снова начался трогательный обряд и послышались, вслед за отеческими увещаниями и предупреждениями о. ректора, те же знакомые грозные обеты; но, странное дело, в душе своей я не находил уже той невольной жалости и той тревоги, какие пришлось мне испытать три месяца назад. Я стоял теперь почти вполне спокойно, как будто предо мною совсем не происходило того конечного расчёта с жизнью, того как бы заживо погребения, которое заставило трепетать меня в начале февраля. Что же это значит, подумалось мне. Неужели впечатление утратило свою силу только потому, что в такой короткий срок является вторично? Или, может быть, самое явление имеет в себе такие условия, которые заставляют зрителя смотреть на него с большим спокойствием и уверенностью? Я осмотрелся кругом. Поразивший меня прежде контраст и теперь, по-видимому, оставался в той же силе. Свидетелями решительного отречения от мира и всех утех его, по-прежнему, были полные жизни, сил и надежд, юноши-студенты, с напряженным вниманием следившие за совершавшеюся роковой переменой в

—256—

судьбе своего товарища, а вне академических стен хотя и не слышалось прежнего масленичного шума, но за то в открытые окна храма возбуждающей волной врывался иной шум – „зелёный шум, весенний шум“ расцветавшего мая, более чем что-либо напоминавший о радостях жизни. И всё-таки я не чувствовал прежней тревоги, потому что личность постригавшегося побуждала меня с некоторым спокойствием смотреть на предпринимавшийся им жизненный шаг. Сын диакона села Нижней Ярославки, Тамбовской губернии, Моршанского уезда, Павел Иванович Сосновский окончил курс в местной духовной семинарии с званием студента и два года проходил должность учителя в сельской школе. Затем он принял священный сан и определён был на место диакона при церкви села Верхней Ярославки, где при нём открыта была церковно-приходская школа. Не долго суждено было о. диакону потрудиться на его новом месте служения. Через полтора года по поступлении на это место он овдовел и вскоре после того решился готовиться к поступлению в Московскую духовную академию для получения высшего богословского образования. Принятый по выдержании установленного экзамена в академию, о. диакон прошёл в ней полный курс наук и в последний месяц своей академической жизни удостоился монашеского пострижения. Не много ещё лет прожил о. диакон на свете, а между тем уже не малый жизненный опыт выпал ему на долю. Испытал он и радости семейной жизни, познал в большей или меньшей степени и трудности и утехи деятельности общественной, потрудившись среди народа учителем и священнослужителем. Этот жизненный опыт, способный и молодого человека уравнять с умудрённым годами старцем, служит, думалось мне, достаточным более или менее ручательством в том, что тяжёлый шаг отречения от мира предпринимается в данном случае но в порыве юношеского увлечения, не в восторженной погоне за идеалами, хотя бы и возвышенными, но часто недостаточно продуманными, а по зрелом размышлении и с спокойной решимостью. Вот почему я без тревоги смотрел на величественный обряд и грозные обеты постригавшегося не приводили

—257—

меня в трепет. – Новый инок наречён был при пострижении именем Дионисия в честь преподобного архимандрита Дионисия, мощи которого почивают при Троицком соборе Сергиевой лавры и память которого празднуется 12-го мая. По окончании всенощного бдения, о. ректор обратился к новому священноиноку с исполненным чувства словом приветствия и назидания. „Господь призывает нас к духовной жизни, говорил он между прочим, различными путями. Наше дело спешить к исполнению предначертаний промыслительной благодати, довершать тот подвиг, коему начало она предуказует. Для тебя возлюбленный брат, Господь уже исполнил половину подвига, тяжкими лишениями отвратив твоё сердце от любви к миру. Теперь тебе предлежит усваивать другую сторону благодатной жизни, – её положительное содержание, т, е. те евангельские или духовные добродетели, из которых оно слагается... Наполни же твою монашескую жизнь плодами духа, которые суть: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание“. (Гал.5:22). В особенности же „проверяя свою жизнь и совесть, остерегайся удовлетворяться тою оценкой, какую дадут ей окружающие тебя люди... Возможно, что ты будешь окружён любовью учеников, похвалами начальников, будешь получать всё высшие и высшие полномочия по управлению различными отраслями жизни церковной: но смотри, не упокоивай совести твоей на похвалах и успехах, спрашивай чрез слово Божие и самоуглубление – отзывов иного Судии, Который зрит не на лице, а на сердце. (1Цар.16:7)... Среди многошумной обольстительной жизни внешней да созревает в тебе та незримая внутренняя жизнь, сокровище которой останется известным только тебе одному... Сам Господь да даст тебе, по богатству славы Своей, крепко утвердиться во внутреннем человеке, верою вселиться Христу в сердце твое“... (Ефес.3:16) и т. д.²³⁸³. – Затем новопостриженный, в сопровождении о. ректора академии, доцента иеромонаха Григория, инспек-

—258—

тора Вифанской семинарии иером. Германа и всех участвовавших в пострижении лиц академического и лаврского духовенства, перешёл в квартиру о. ректора, где в привет и благословение от всей академической братии ему поднесена была икона Преподобного Сергия. В день Св. Духа, 25-го мая, в храме Спасо-Вифанского монастыря, о. Дионисий посвящён был Его Высокопреосвященством в сан иеромонаха, а в начале июня окончил академический курс со степенью кандидата богословия.

Четвёртого мая в 5 часов по полудни, в актовом зале академии состоялось годичное общее собрание братства препод. Сергия для вспомоществования нуждающимся студентам и воспитанникам Московской академии. По установившемуся обычаю, пред началом собрания, в академической церкви, в присутствии всех собравшихся братчиков и студентов, совершена была торжественная панихида по всем усопшим деятелям и благотворителям братства, причём впервые на годичной панихиде слышалось и дорогое братству имя его недавнего председателя, проф. Виктора Дмитриевича Кудрявцева-Платонова. Панихиду совершал о. ректор академии в сослужении члена совета братства, ректора Московской духовной семинарии протоиерея Н. В. Благоразумова, пожизненных членов братства и членов его московской комиссии – протоиерея о. Григория Смирнова-Платонова, священника В. А. Быстрицкого и лиц академического духовенства. Пред отпустом панихиды, о. ректор обратился с амвона к присутствовавшим с следующим словом:

„Прежде чем окончить молитвенное поминовение по дорогим нам покойникам, поделимся теми чувствами и мыслями, которые в сей торжественно-печальный час в большей или меньшей степени разделяются всеми нами.

Утешительно бывает для нас принимать участие в тех молитвенных священнодействиях, которыми дорогая всем нам академия освящает различные отрасли своей жизни, соединяясь в стенах сего святого храма, как тесно сплочённое духовное братство. Утешительно и нынешнее собрание, когда к нашему братству присоединяются отцы и братие, учившиеся в Академии прежде, но по-прежнему сохраняющие к ней сыновнюю любовь. Но

—259—

как всё на земле несовершенно, так и наше сердечное утешение взаимной любви и веры омрачается мыслью о разлуке и смерти, которая и собрала нас ныне в этот святой храм. Нет между нами тех, кого так любила Академия, нет многих и из тех, коим Господь вложил мысль об учреждении благословенного Сергиевского Братства. Каждый год умножается число поминаемых, каждый год к ним прибавляется по нескольку поминавших их, молившихся за них. Нынешний год особенно скорбный в этом отношении: среди прочих дорогих покойников наших молитв просит и сам незабвенный председатель Братства, всегда подававший всем столь назидательный пример смиренной и пламенной молитвы. Так он был дорог для нас, что мы, глубоко потрясённые его кончиною, с печалью расстались и с днями его молитвенного поминовения, находя отраду в этом духовном общении с почившим. Правда, высшая ступень духовной жизни не знает скорби об умерших, не боится смерти, остерегаясь только греха: но нам, связанным узами житейских попечений, для полноты общения с любимыми людьми, хотелось бы видеть их лица и слышать их голос. Когда же неизбежная смерть отрывает из нашего Братства и из Академии лучших деятелей, то не только исполняет скорбью сердца наши, но и самих нас устрашает угрозами предстоящего всем нам тления и даже лишает одушевлённой преданности общему делу, по мысли о скоро преходящем течении жизни“.

„Но, возлюбленные отцы и братие, не поддадимся до конца „печали мира сего“ (2Кор.7:10) и от самой смерти, предстоящей ныне нашему мысленному взору, научимся, как бороться с нею, как бороться со страхом смерти и скорбью безвозвратной разлуки.

Любовь и молитва – вот два начала жизни, для которых смерть не страшна, для которых её не существует. Живы в сердцах наших те, которые своей любовью заставляли полюбить себя, которых любовь сильна в наших воспоминаниях настолько, что при каждом обращении к ним духовные образы этих людей вновь пробуждают души наши к высоким настроениям, побуж-

—260—

дают нас к истинной жизни духовной, умягчают сердца, возвышают голос совести. О таких людях и молитва наша теплее и усерднее, так что на них оправдываются евангельские слова о том, как много грехов прощается любящему много; ибо молитва веры и любви очищает грехи усопших. Но неужели те из умерших, в коих было меньше любви, остаются без всякой надежды? О нет! Другое начало, созидающее вечную жизнь, всегда торжествуя над смертью, не оставляет без плода рабов-неключимых. Начало это есть молитва, которая всегда будет возноситься от грешной земли к небу, как умилостивительный фимиам, ибо доколе пребывает Вселенская Церковь, не оскудеют в ней и такие Христолюбцы, которые найдут в своих сердцах довольно сострадательной любви, чтобы облечь в неё всякое произносимое в поминаниях имя, независимо от заслуг усопшего, и вознести о нём молитву не устами только, но от полноты верующего сердца. Так в греховной тьме жизни земнородных во веки сохранится светлый луч молитвы, пробуждающий к жизни всё, на что он устремляется. Любовь вызывает молитву, и молитва питает собою любовь, рождает жизнь и оба эти начала – любовь и молитва торжествуют над смертью. Вооружимся же возлюбленные отцы и братие против скорби смерти любовью и молитвой; не против смерти телесной только, но и против двух ещё других родов смерти, о которых нашему молитвенному собранию особенно благовремению подумать ныне“.

„Телесная смерть близких горька нам, потому что она есть разлука с ними по плоти, в значительной степени лишающая возможности нас слабых и маловерных сохранять и духовное общение с близкими, взаимно назидая друг друга (1Сол.5:11), обмениваясь внешними обнаружениями любви. Но ведь почти такое же значение имеет и другое неизбежное зло жизни, называемое разлукой. А разлука предстоит нам чрез несколько недель: Академию покидает её старший курс и со многими из покидающих нас мы не увидимся никогда. Окончатся для них навсегда часы молитвенных и учёных собраний, часы дружеских бесед, искреннего обмена чувств и мыслей.

—261—

Всему этому прекраснейшему содержанию общей жизни приближается неизбежный конец – как бы смерть. Только взаимная любовь и молитва друг за друга могут торжествовать над нею, могут не на словах только, не в пышных фразах, по „делом и истиною“ (1Ио.3:18) сохранять невидимое общение душ, охранять в разлуке то содержание жизни, какое вливала в них Академия. Охранять его нужно и для того в особенности, чтобы спасти нас от другой смерти, смерти лютейшей, смерти страшной и неумолимой, которой грозная коса висит над каждым из сынов Адама, то с особенной лютостью заносится над вступающими в жизнь питомцами школы, носителями юношеских, высоких, но не подкреплённых опытом, стремлений и надежд. Разумею смерть нравственную; разумею отвержение высшего Божественного звания и то постепенное, но безвозвратное погружение души в самолюбивую и чувственную тину плотской жизни, от которого избавить нас может опять лишь любовь и молитва. Увы, сколь немногие питомцы всяких школ сохраняют в своём дальнейшем существовании хотя некоторые, сколько-нибудь существенные, черты высшей жизни! сколь многие, напротив, всю жизнь свою посвящают исключительно греховному себялюбию, совершенно забывая обо всём том, что было дорого в юные годы. Скрывать ли от себя ту печальную участь друзей, оставляющих ныне нашу Академию, что во взорах и на лицах многих из них Ангел Хранитель скоро-скоро не отыщет следов нравственного и религиозного одушевления, но дряхлуя и стеня будет находить печати страстей и душевного одебеления. О злая смерть души! о печальный жребий наш, жребий изгнанников рая! Ни богословская учёность, ни общественное высокое призвание ничто не может озлатить твоей поражающей десницы! Но и здесь сострадательная любовь и пламенная молитва отгоняет искусителя от слабой души. Разумеете ли вы, юные братие, незаменимую для вас силу этих надёжных кормчих при опасном исхождении в открытое житейское море, воздвигаемое напастей бурей? К сожалению, едва ли разумеете, ибо разумение это даётся обыкновенно горьким опытом, убеждающим человека в его нравственном бессилии и ничтожестве, тем опытом,

—262—

который даёт себя чувствовать в жизни самостоятельной. Да, конечно внимание многих из вас, при вступлении в жизнь, обращено не на себя, духовный взор ваш не видит ужасного облика страшной душевной смерти, витающей над человеком; другие картины привлекают быть может ваши умы и сердца – шум общественной жизни, водоворот борьбы различных направлений, последнее слово журнального и книжного рынка, – все те области жизни, где раздаются громкие слова и заметно сильное, хотя бы и минутное возбуждение. Но возлюбленные мои: там-то и видно преимущественное царство смерти, там всякому восстающему началу полагается быстрый конец, там бытие нетвёрдое, вечно исчезающее, вечно сменяющееся другим и по большей части бессодержательное“.

„Не молю, «да возьмеши их от мира, но да соблюдеши их от неприязни» (Ио.17:15); вступайте в сей жизненный водоворот, боритесь, где и против кого нужно, но знайте, что только те из вас внесут туда добро и свет, чьё жизненное содержание не будет исчерпываться, как у большинства людей светских, шумными интересами текущей минуты, борьбы партий и разных последних слов, – но будете почерпать источники жизненного обновления в мире внутреннем и в Боге. Разумею тех, кто будет заботиться о своём внутреннем человеке, кто будет возгревать в себе любовь и молитву. Только тот будет в Вавилоне, как Даниил, в столице, как Златоуст, в Египте, как Моисей и как Павел в Ефесе и в Риме. Без любви и молитвы нет жизни; любовь и молитва нужны не для неба только, но для того, чтобы и землю делать землёю Господней, чтобы и другим приносить благо, а не зло под видом блага. И если ныне ваши неотягчённые ещё горьким опытом сердца не могут принять печальных предвещаний нелицемерной любви, то вспомните о сих прощальных словах во дни падений, во дни разочарований и уныния, которыми так богата наша жизнь. Вспоминайте тогда молодые годы сравнительной чистоты и искренней дружбы, вспоминайте наши молитвенные собрания и эти сугубо священные панихиды. Вспоминайте усопших наставников ваших, умевших любить и молиться, и того незабвенного нашего недавнего

—263—

покойника, который любил так глубоко и молился так пламенно и постоянно. В сём намерении заключим сегодняшнее наше поминовение близких нашему сердцу усопших и вознесем к престолу Всевышнего последнее молитвенное возглашение о них с любовью и надеждой. Аминь“.

Когда, по окончании панихиды, братчики перешли в актовый зал и заняли места, в числе собравшихся, кроме академической корпорации, были: прот. Н.В. Благоразумов, профессор Моск. университета прот. А.М. Иванцов-Платонов, прот. Г.П. Смирнов-Платонов, священник В.А. Быстрицкий, свяш. М. П. Багрецов и др. Открытое председателем братства, профессором Д.Ф. Голубинским, общее собрание началось чтением отчёта за минувший год. Из сообщавшихся в отчёте данных слушатель выносил то отрадное впечатление, что деятельность и средства братства неизменно развиваются и с каждым годом получают всё бо̀льшие и бо̀льшие размеры. Капитал братства достигает уже в настоящее время до 41 тысячи рублей и, кроме того, организованная при братстве особая московская комиссия, поставляющая своей специальной задачей вспомоществование нуждающимся бывшим воспитанникам академии, имеет свой основной капитал, возросший до четырёх с половиною тысяч. С чувством глубокой признательности выслушаны были братчиками сообщения отчёта о крупных пожертвованиях Высокопреосвященных: Иоанникия, митрополита Киевского (1000 р.), Никандра, архиеп. Тульского (2000 р.), потомственных почётных гражданок Базановых (2000 р.), проф. В. Д. Кудрявцева (500 р.), моск. Богоявленского монастыря через преосв Виссариона (500 р.), почётного блюстителя академии Н.М. Федюкина (300 р.), графа С.В. Орлова-Давыдова (220 р.) и др. Все эти цифры может быть внушат читателю мысль, что дела братства находятся в настоящее время в блестящем положении; но такое заключение было бы слишком поспешным. Параллельно с увеличением средств братства быстро возрастает и та тяжесть благотворительных расходов, которую приходится ему нести на своих плечах, и возрастает в такой ужасающей прогрессии, что братству при

—264—

ходится напрягать свои силы почти до изнеможения. В минувшем отчётном году оно вынуждено было израсходовать на пособия до 6рублей, а в первой половине текущего истратило почти весь наличный расходный капитал, и то понижая размер пособий до возможного minimum’а. Между тем прилив новых членских взносов, под влиянием почти повсеместных бедственных условий неурожайного года, значительно сократился, а потому расходная касса братства в настоящее время оказалась в таком положении, что совет братства счёл необходимым при обычном объявлении о предстоящем приёме студентов в академию, заблаговременно предупредить, чтобы имеющие прибыть в августе текущего года на приёмные экзамены в академию, не рассчитывали на помощь братства, ибо в следующем учебном году оно имеет возможность помогать только тем, которые уже обучаются в академии. Таким образом, молодёжь предстоящего учебного года, желавшая бы получить высшее образование в московской академии, окажется в печальном положении и может быть в большинстве своём напрасно будет стучаться в невольно-запертые для неё двери академии. Грустно будет смотреть на несчастных юношей при их печальном возвращении домой с разбитыми мечтами на светлое будущее, когда вместо желанного гостеприимного приюта в священных лаврских стенах, им придётся вынести лишь горькое разочарование напрасно потраченных трудов и пережитых волнений. Только усиленный прилив пожертвований мог бы вывести братство из его настоящего затруднения. Дай Бог, чтобы всегда многочисленные на святой Руси добрые люди, так горячо выразившие повсюду своё сочувствие недавнему бедствию народного голода, протянули руку помощи и нашим бедным юношам, предотвратив тот духовный голод, который угрожает многим из них в наступающем году с преграждением им доступа к высшему академическому образованию! – Когда отчёт, составленный и прочитанный секретарём братства Н.Д. Всехсвятским, утверждён был собранием, оно выслушало доклад ревизионной комиссии и затем приступило к выборам некоторых должностных лиц. На все подлежавшие выборам должности

—265—

избранными оказались прежде занимавшие их лица и вновь вошёл в состав братского совета только профессор Г.А. Воскресенский, избранный членом совета на место проф. Д.Ф. Голубинского, который в декабре минувшего года занял должность председателя братства, сделавшееся вакантным по кончине В. Д. Кудрявцева. – По предложению председателя, общее собрание избрало затем в почётные члены братства Высокопреосвященных: Иоанникия, митрополита Киевского и Архиепископов: Никандра Тульского и Савву Тверского, сочувственно относившихся к задачам братства и оказавших ему большую помощь своими крупными пожертвованиями. – Деятельность годичного собрания закончилась обсуждением вопросов, касавшихся московской комиссии братства и издания сочинений покойного В.Д. Кудрявцева. Московская комиссия ходатайствовала пред собранием, чтобы ей предоставлено было право иметь в своём распоряжении хотя бы некоторую сумму, при посредстве которой она могла бы оказывать пособия соответственно своей задаче, без необходимости каждый раз сноситься с советом братства. В удовлетворение этого ходатайства общее собрание постановило дозволить комиссии иметь на своих руках из сумм, поступающих прямо в её распоряжение, всё то, что, по уставу братства, должно быть отчисляемо в расходный капитал, а в случае нужды, иметь в виду и проценты с основного капитала комиссии и ежегодно ассигнуемую из общих средств братства на помощь бывшим воспитанникам сумму, увеличив размер её ещё на 100 рублей. – Покойный председатель братства, В.Д. Кудрявцев, завещал в его пользу все свои сочинения, как напечатанные уже, так и остающиеся пока в рукописи, и 1000 рублей на их издание. В виду того обстоятельства, что дело об утверждении завещания уже близилось к разрешению, совет братства ходатайствовал о том, чтобы общее собрание уполномочило его начать некоторые предварительные работы по изданию, а, если возможно, приступить и к самому изданию. Выслушав заявленные некоторыми братчинами по этому вопросу желания, напр.: относительно того, чтобы поскорее была издана вновь докторская диссертация покойного В. Д., напечатанная в

—266—

весьма ограниченном количестве экземпляров и давно составляющая библиографическую редкость, и обменявшись мыслями относительно того или другого плана предполагаемого издания, общее собрание постановило предоставить совету братства приступить к подготовительным работам и к разбору бумаг покойного В.Д., пригласив, в случае нужды, себе на помощь кого-либо из лиц, компетентных в области той науки, которой касаются труды покойного.

Духовно-просветительная деятельность академии на пользу православного народа с конца февраля текущего года получила, сравнительно с прежним, более широкие размеры. Академические деятели, выступавшие прежде с словом духовно-нравственного назидания лишь за академическим богослужением или во внебогослужебных собеседованиях академической церкви, теперь получили возможность являться постоянными проповедниками слова Божия и на амвонах церквей Троицкой Сергиевой Лавры – во время литургии а внебогослужебные собеседования на время перестройки академической церкви перенесены в Христорождественскую приходскую по любезному предложению настоятеля её – священника о. Михаила Богрецова.

Воспитанник Московской академии всегда, конечно, склонен дорожить неизменным сохранением в ней тех добрых преданий и обычаев, которые служат выразителями присущего ей духа. Вот почему с 19-м числом минувшего апреля соединено для меня одно из отрадных воспоминаний. В этот воскресный день молившиеся в академической церкви были свидетелями восстановления в ней прежнего обычая совершать в одну из послепасхальных недель божественную литургию на греческом языке. Начало этого обычая восходит ещё к сороковым годам и связано с высокоуважаемым именем тогдашнего ректора московской академии, архимандрита Филарета, впоследствии архиепископа Черниговского. В первый раз литургия на греческом языке торжественно совершена была собором академического духовенства в 1840 году в домовой церкви митрополичьих покоев, а в следующем году – в приделе Троицкого собора, где почивают мощи Пре-

—267—

подобного Никона. С удалением ректора Филарета из академии, в 1841-м году, прекратился и заведённый им обычай греческой литургии; возобновлён он был лишь двадцать лет спустя, когда ректором московской академии сделался близкий друг Преосвященного Филарета Черниговского, незабвенный о. протоиерей Александр Васильевич Горский. Торжественная греческая служба в первый раз по возобновлении совершена была в 1863 году в трапезной лаврской церкви, где и вообще происходило всегда академическое богослужение до устройства домовой церкви в самом здании академии. С той поры до самой кончины Александра Васильевича не проходило ни одного года, когда не совершалась бы греческая литургия в один из воскресных дней после пасхи в лаврской трапезной или затем в академической церкви. Приснопамятный о. ректор почти каждый раз при этом случае обращался к собравшимся в церкви с поучениями, в которых или разъяснял напр. внутренний смысл сохраняемого обычая, или просвещённым взором глубоко-учёного церковного историка обозревал современные события на единоверном востоке. К сожалению, мне не удалось найти в бумагах А. В. того поучения, которое произнесено было им при первой греческой литургии и которое главным образом посвящено было выяснению смысла восстановляемого обычая; но не могу отказать себе в удовольствии привести здесь начало того поучения, которое сказано было им при греческой службе 21-го апреля 1874 года, когда я оканчивал академический курс. „Слава благодати Всесвятого Духа, говорил о. ректор, сподобившего нас и ныне совершить священнодействие святейшего таинства Тела и Крови Христовой и принести молитву ко Всеблагому Отцу нашему о своих гресех и о людских невежествиих, словами Духоносного учредителя божественной литургии, Св. Иоанна Златоустого! Да будет сие знаком общения нашего с тою церковью, которая предала нам таинственное священнодействие, и да будет во утверждение неразрывного единения с теми Богоносными Отцами, которых время, жизнь, учение и дела наипаче приближают нас к Божественным Апостолам. Св. Иоанн Златоуст сло-

—268—

вом молитвы ведёт нас к Василию Великому; Св. Василий Великий через ряд богопросвещённых преемников Апостольских, – к святому Иакову Епископу Иерусалимскому и брату Господню. Их слово – в устах наших; их молитва восполняет скудость в нас молитвенного духа; их звуками движется воздух наш, оглашается слух наш“. – Каково было греческое пение студентов во времена Филарета, – не знаю; но при Александре Васильевиче, чрез посредство настоятеля Венской посольской церкви протоиерея Раевского, выписаны были для академии из-за границы ноты, которые сохраняются и доселе. Мотивы песнопений, исполняющихся по этим нотам, довольно красивы и часто весьма своеобразны; но, конечно, совсем не напоминают собою обыкновенного греческого напева, который, как и напевы всех вообще восточных церквей, обыкновенно производит на непривычного слушателя сильное впечатление своим обилием носовых звуков и замысловатыми руладами, и который можно слышать напр. хотя бы в московском греческом монастыре. Мотивы академической греческой литургии вероятно стоят к повседневному напеву, употребляемому в греческих церквах, приблизительно в таком же отношении, в каком находятся исполняемые певческими хорами переложения наших композиторов к простому обиходному распеву. Впрочем и за академической службой бывали иногда такие моменты, которые невольно заставляли слушателя переноситься мыслью на отдалённый восток. Это случалось тогда, когда в богослужении принимали участие студенты-Греки, которые, хотя и не в большом числе, нередко обучаются в академии. Живо помню напр. как во времена моего студенчества, курсом старше меня, обучались в нашей академии три Грека-иеродиакона: Прокопий Икономидис, Герман Апостолидис и Феоклит Триантафилидис. В греческих литургиях 1871-го и 1872-го годов все они принимали обыкновенно самое горячее участие, причём произносили ектении, читали Апостол и Евангелие с соблюдением всех музыкальных особенностей греческого произношения. При начале литургии все они втроём исполняли в алтаре троекратное „Христос воскресе“

—269—

также в точном воспроизведении обычного греческого напева. О. Прокопий с таким сочувствием относился к нашему академическому обычаю, что и по окончании курса, оставаясь несколько лет в Москве на службе, кажется, в Катковском лицее, непременно приезжал в назначенный день в посад, чтобы принять участие в совершении академической греческой литургии. По кончине А.В. Горского, преемники его по должности ректора Московской академии архимандрит Михаил, впоследствии епископ Курский, и протоиерей С.К. Смирнов, ревностные почитатели и хранители добрых преданий своей родной академии, неизменно поддерживали и обычай совершения греческой литургии. Лично принимая всегда участие в этом священнодействии, они, как свободно владевшие греческим языком, по примеру своего предшественника не только одни возгласы, но и все тайные молитвы в алтаре читали в этом случае на том же языке. В текущем году впервые восстановлен обычай совершать греческую литургию, прекратившийся с кончиной о. ректора Смирнова. Студенты-певчие с удовольствием стряхнули пыль, скопившуюся за пять лет на греческих нотах, и хотя всем им, начиная с самого регента, приходилось вновь разучивать свою партитуру, они приложили к делу столько труда и усердия, что исполнили службу с таким же успехом, как мы всегда привыкли слышать её и в прежнее время. Священнодействовал сам о. ректор с собором академического духовенства, причём чтение часов поручено было студенту-Греку Христодуло, Апостол читал студент-Араб Хабиб-Ханания, прекрасно знакомый с греческим языком, а Евангелие студент-Грек иеродиакон Каллист. Чтецы исполняли своё дело с соблюдением всех характеристических свойств греческого богослужебного чтения. Особенностью академической службы на этот раз явилось то обстоятельство, что символ веры исполнялся не пением хора, как это бывало, по русскому обычаю, прежде, а внятно и раздельно прочтён был студентом Хабиб-Ханания соответственно тому, как это всегда делается в церкви греческой.

День Св. Троицы, как престольный праздник лаврского Троицкого собора, всегда празднуется в обители с осо-

—270—

бенной торжественностью и Московские Архипастыри, как священноархимандриты Сергиевой лавры, обыкновенно считают своим долгом приезжать на этот день из Москвы и принимать деятельное участие в лаврском торжестве, совершая накануне его вечерню и всенощное бдение, а в самый день праздника божественную литургию. Так как время этого весеннего праздника почти всегда совпадает с периодом академических экзаменов, то нередко бывало, что Архипастыри Московские приезжая за несколько дней до праздника, или оставаясь на некоторое время после него, удостаивали и академию своим посещением, чтобы присутствовать на производящихся испытаниях и присмотреться к результатам её учебных трудов. Так случилось и в настоящем году. Его Высокопреосвященство, Высокопреосвященнейший Митрополит Леонтий, прибыв в лавру вечером 20-го мая, на следующее же утро почтил академические экзамены своим присутствием. Встреченный у дверей академии о. ректором, исправлявшим в то время должность инспектора орд. проф. А.П. Лебедеву и всеми профессорами, долженствовавшими принимать участие в назначенных по расписанию на тот день экзаменах, Владыка, в начале десятого часа, направился к аудиториям и до двенадцати часов присутствовал на испытаниях студентов четвёртого курса, по предметам догматического богословия и церковного права. Внимательно выслушивая излагавшиеся студентами сведения, Владыка с отеческой благосклонностью предлагал экзаменовавшимся многочисленные вопросы и тем придавал экзамену оживлённый характер серьёзного и всестороннего обмена мыслей по тому или другому из поставлявшихся на очередь научных вопросов. – Накануне лаврского праздника, в субботу 23-го мая, был день тезоименитства Его Высокопреосвященства. К десяти часам утра этого дня, по предварительному извещению, вся академическая корпорация, с о. ректором во главе, собралась в приёмных комнатах митрополичьего дома и затем, перейдя в зал, принесла Его Высокопреосвященству своё поздравление. Владыка пригласил всех присутствовавших садиться, и, побеседовав с ними несколько минут, благословил, поспешая к приёму ещё многих других ожидавших его поздра-

—271—

вителей, как из местного духовного и светского общества, так и приехавших из Москвы оо. архимандритов и протоиереев. На состоявшейся затем именинной трапезе в числе приглашённых Владыкой гостей и многих членов лаврской братии академия имела своего представителя в лице о. ректора архимандрита Антония; сам Владыка отсутствовал, уединившись для приготовления к предстоявшим ему четырём богослужениям в продолжении трёх дней. В Духов день он совершал литургию в Вифании при пении семинаристов и сказал им архипастырское слово, напечатанное затем в „Московских Церк. Ведомостях“.

По случаю предполагавшихся в академической церкви переделок, в день Св. Духа в ней совершена была последняя в этом учебном году литургия с благодарственным Господу Богу молебствием, при чем о. ректор обратился к окончившим курс студентам с своим напутственным словом.

Последние по окончании всех экзаменов заседания академического совета состоялись 3-го и 4-го июня, когда таким образом и закончился вполне минувший учебный год. Для членов нашей корпорации эти дни имели особенное значение не только потому, что они полагали границу между периодами напряжённого обязательного труда и вакационной свободы; но также и потому, что к ним приурочились некоторые знаменательные события академической жизни. Третье число июня было днём полугодичного поминовения незабвенного для академии Виктора Дмитриевича Кудрявцева-Платонова. Всенощное бдение накануне и заупокойная литургия с панихидой в самый день поминовения совершены были в Вознесенской кладбищенской церкви, а лития затем на самой могиле покойного. Священнодействовал о. ректор в сослужении академического духовенства и причта Вознесенской посадской церкви, при пении студенческого хора и в присутствии родственников и почитателей покойного, профессоров, служащих и студентов. Во время приобщения священнослужителей, только что окончивший курс первый студент академии г. Попов произнёс следующее слово:

—272—

И сказал им Иисус: „суббота человека ради бысть, а не человек субботы ради“. Ев. Мк.2:27.

Снова, возлюбленные братие, печальное празднество это собрало нас к гробу нашего дорогого наставника, доброго друга и хранителя нашей юности, незабвенного профессора Виктора Дмитриевича. Живее восстаёт в воображении тот холодный, мглистый и безотрадный день, в который наша опечаленная семья доставила в эту священную обитель усопших дорогие останки. Как безотрадно было тогда на душе! Как всё говорило тогда о смерти и только о смерти! Мертва и неподвижна была тогда природа под своим белым и блестящим покровом. Смертельный холод ощущался в порывистом дыхании декабрьского ветра. Жизнь боязливо спряталась в свои временные гробы. Символы нашей горячей любви к почившему не выносили жестокого прикосновения зимы и замерзая увядали на наших глазах. Даже и безжизненный снежный покров природы казался ещё мертвей, ещё холодней в своей молчаливой неподвижности. В этих то рамках окружающей смерти мы видели и соответствующую картину, но ещё несравненно более скорбную: гроб, и в нём дорогого наставника, и сомкнутые вечным сном очи, и беззвучные уста, и мертвенный покой человека, за минуту столь деятельного. Печально двигались мы за милым прахом; в душу прокрадывалось безнадёжное уныние; мы готовы были уподобиться тем, которые не имеют христианского упования. А теперь?!.. Посмотрите, как всё дышит теперь жизнью вокруг этих гробов. Прислушайтесь к тысяче звуков, оглашающих этот воздух. Посмотрите внимательней, и вы увидите на незначительном клочке земли тысячи жизней. Природа проснулась от своего глубокого зимнего сна, лишь только коснулся её живительный луч солнца. Она живёт, она движется, она дышит через каждый листок, через каждую былинку. Какая противоположность! Гробовое молчание сменяют тысячи звуков; мёртвая окостенелость сменяется движением и шумом жизни. Отовсюду веет теплом и радостью. Сильнее бьётся человеческое

—273—

сердце. Доверчивее смотрит оно в даль – в своё тёмное будущее, примиряется с суровостью былых несчастий. Согретое любовью, оно прозревает в этом воскресении природы будущее воскресение своих близких. Ближе, доступнее становится ему мысль о победе жизни над смертью, света и разума над косностью неразумного бытия, живительной теплоты любви над бедностью и мёртвым холодом житейского себялюбия. Ближе и понятнее ему христианские обетования о жизни вечной, о бессмертии человеческого духа. Оно верит и надеется, что раскроется наконец и эта, собравшая нас могила, что восстанет из неё в воскресение, в последний день и наш дорогой наставник, просветлённый, облечённый в новое, духовное тело, (1Кор.15:44) восстанет для той чисто духовной жизни, к которой он стремился ещё в своей бренной оболочке, восстанет для тех радостей богоподобия, которые уготовал Бог любящим Его (1Кор.2:9), будет вечным членом того царствия Божия, благ которого не видело человеческое око, не слышало ни одно человеческое ухо, о котором не мечтало сердце в самых смелых своих порывах.

Но не это только восстание в воскресение, в последний день, ощущает наше сердце, не эту жизнь будущего века, к которой рано или поздно призовёт и каждого из нас промысл Божий, но и бессмертие дела, которое делал Виктор Дмитриевич, бессмертие его духа и тех добрых семян, которые бросил он в нашу душу.

К вам обращаю я, дорогие товарищи, это слабое и неискусное слово. Не обращает ли на себя ваше внимание то знаменательное совпадение, что первое и последнее впечатления, полученные от воспитавшей нас школы, судьба связывает с именем Виктора Дмитриевича? Припомните те мгновения, когда двери Академии впервые открылись пред нами, когда она готова была радушно принять нас в свои стены, когда радостною толпою вступали мы под её священную кровлю! Вхождение наше приветствовал в то время её маститый патриарх, выразитель начал её жизни и её лучших преданий – покойный Виктор Дмитриевич²³⁸⁴. С тех пор быстрой чередой

—274—

прошли четыре года. Наша alma mater, питавшая нас столько времени и духовной и вещественной пищей, готова снова открыть для нас свои двери. Да, ещё день и она откроет их, но уже для того, чтобы выпустить нас в бурный поток жизни. Радостная минута! Так говорит чувство достигнутой цели, чувство трудов, увенчавшихся успехом, чувство побеждённых трудностей. Тяжёлая, многозначительно-серьёзная и печальная минута! Так говорит испытующая мысль, устремляясь в будущее. Окончилась подготовка, настаёт живое дело. Прошло время прекрасных слов и чистых юношеских мечтаний – настало время их осуществления. Ныне жизнь сурово говорит нам: на деле покажите веру вашу. (Иак.2:18). Довольно зеленела и наливалась наша нива, теперь время ей принести плоды. Отныне недостаточно слов и добрых порывов! Отныне мечта, не переходящая в деятельность, для нас преступление! Поток жизни и действительного труда, готов увлечь нас. Взгляните, братие, что происходит в вашем сердце. Кого из нас не посещают сомнения? Кто не боится остаться безответным пред запросами жизни? У кого из вас не сжимается боязливо сердце при мысли, что может быть ваши лучшие порывы не выдержат её суровой пробы? Вот в эту то тревожную минуту пред нами снова восстаёт образ дорогого почившего профессора. Он как бы благословляет исхождение наше отсюда, как прежде приветствовал наше вхождение. Припомним же нравственные начала, которые руководили его жизнью и пусть они послужат последним заветом, с которым обращается к нам наша академия.

„Академия возрастила и воспитала нас. Она дала нам чистые идеалы. Мы ясно сознаём цели и задачи нашей будущей деятельности… Но такова испорченность человеческой природы!... Она делается иногда добычей греха в своих лучших стремлениях. Как часто эти, сами по себе чистые и возвышенные идеалы, т. е. цели и правила жизни служат причиной греховных падений! Как часто в них под личиной добродетели проявляется себялюбивое и горделивое самоутверждение. Как часто в жертву этой отвлечённости приносится живая, чувствующая и страждущая человеческая личность. Сколько крови про-

—275—

лито уже ради отвлечённой идеи! Сколько льётся слёз ради неё и теперь! Сколько скорбных вздохов вылетает из человеческой груди из-за неё, сколько терзаний, скорбей и горя несёт она за собою! В великом и малом живая человеческая личность приносится в жертву этому новому идолу. Припомните кровавые перевороты всех времён и народов. Это человеческие жертвоприношения различным кумирам. Какое противоречие! Громко и торжественно провозглашается идея всеобщего братства, и во имя этой братской любви люди – братья вонзают друг другу в грудь кинжалы. Ради будущего торжества своих идей люди терзают друг друга, как дикие звери, лишают имущества, свободы, безопасности. Лучшие люди падают жертвой гнусной измены и наёмного убийства. Тяжело движется эта новая колесница Молоха. Она давит людей, она безжалостно терзает свои жертвы. Сколько стонов и воплей вокруг неё, сколько ненужных страданий!“

„Но зачем нам останавливаться на мировых переворотах? Обратимся лучше туда, где большинство из нас будет жить и действовать – к средним и низшим уч. заведениям и воспользуемся знакомыми всем нам наблюдениями, дабы не повторять в своей деятельности тех, роковых ошибок, которые придётся оплакивать всякому педагогу, если он будет так легко жертвовать личностью ради идеи, ради поставленной цели. Вам приходилось видеть начальников, которые говорят с своими учениками не иначе, как с строгим и суровым видом. Единственное чувство, которое они внушают подчинённым есть страх; единственное желание их питомцев не попадаться им на глаза и не иметь с ними дела. Но может быть эти педагоги суть бездушные себялюбцы? Нет далеко не всегда; если б вы могли проникнуть к их семейному очагу, вас удивило бы, с какою нежностью и задушевностью эти же самые суровые глаза смотрят на своих семейных. Вас удивила бы их неподдельная весёлость, их доброта, теплота отношений между членами их семьи. Не ясно ли, что у них есть сердце, что они могут говорить иным языком, что у них достаточно сердечности и мягкости. Зачем же эта личина неприступ-

—276—

ной суровости в отношении к подчинённым? Зачем это искусственное подавление лучших сторон человеческой души? Если вы спросите их об этом, они ответят: нельзя поступать иначе: необходимо поддержать авторитет власти.“

„Вы встретите преподавателей, проникнутых сознанием высоты своей просветительной задачи. Они любят повторять, что учебное заведение, в котором они служат, не богадельня и не приют для слабоумных. Они спешат причислить к неспособным всякого, кто дурно идёт по их предмету. Они прекращают доступ к дальнейшему образованию тому, кто усвоил сообщаемые ими сведения с меньшим совершенством, чем хотелось бы им. Они искренно стремятся повысить уровень общественного образования, но их ригоризм разрушает их планы. Запоздалое развитие ребёнка они поспешно признают за слабоумие; равнодушие к одной науке – за полную умственную несостоятельность. И вот вместо того, чтобы понять молодую душу, распознать её наклонности и влечения, её насильственно отторгают от источника просвещения, её оставляют без руководства, её осуждают на пожизненное невежество. Ради принципа убивается личность!..“

„Вы встретите воспитателей, ослеплённых своей высокой задачей. Малейшее отступление от правил дисциплины карается ими с чисто военной строгостью. Как часто невинная шалость ветреного ребёнка даёт ему репутацию порочного и негодного человека на всю жизнь! Как часто за шалости изгоняются из школ и погибают для общества полезные силы! Как часто уста воспитателей открываются только для произнесения выговоров! Как редко нежная детская душа встречает тёплую ласку и сердечность! И вот возникают тягостные и неестественные отношения между воспитателями и воспитанниками. Они видят друг в друге врага. Преследование с одной стороны, самосохранение с другой, взаимное раздражение растёт. Чистое сердце дитяти отравляется ненавистью. Она проникает туда, как ржавчина, принося с собою лицемерие, ложь и притворство; она уже в эти ранние годы учит постыдной борьбе за существование. О если бы открылись глаза у виновников этого положения вещей! Как бы смутились они, убедившись, что насилие над человеч.

—277—

личностью разрушает их собственные планы, их лучшие надежды!

В таких формах проявляется в жизни насилие над человеческою личностью ради отвлечённой идеи. И посредством этих насилий люди хотят служить Богу. Они попирают закон, написанный в сердце каждого человека, ради идеи, которая в своём осуществлении, быть может, принесёт больше зла, чем добра. Они ставят правду свою на место правды Божией (Рим.10:3), как будто человек, эта плоть и кровь, эта сплошная ложь и ошибка от дней юности, может поправлять судьбы Всемогущего.“

„Но на печальной и сухой пустыне настоящего педагогического мира есть зеленеющие оазисы. В нём свободнее чувствует себя человеческая личность. В них теплее, задушевнее отношения воспитателей к питомцам; в них больше сердечности; в них больше свободы развития. Такой оазис и воспитавшая нас академия, а выразителем её начал был покойный Виктор Дмитриевич. Не даром так дружно собралась в день его погребения к его гробу вся академическая семья. Не даром печаль была так искренна, её знаки так единодушны.“

„Не стану рисовать пред вами, братие, образ нашего почившего наставника. Его живописала в печальный день погребения более опытная рука. Не стану напоминать вам подробности его жизни и деятельности. Память о них свежа у всех нас и оживляется видом свежей могилы, около которой мы возносим свои молитвы. Я скажу о том начале, которое лежало в основе его деятельности и отображалось на всех его поступках. Началом этим служило уважение к человеческой личности, любовь и сострадательное участие.“

„Припомните, как сердечно и радушно принимал он нас у себя, как искренно желал он добра всем, кто имел с ним дело. Он умел говорить с студентом, не подавляя его своим учёным величием. Как это свойственно истинным талантам и истинному величию духа, он умел говорить просто. Он умел поднять собеседника до себя. Быть может, не один из нас впервые в беседе с ним почувствовал себя взрослым, нравственно-ответственным членом общества. И как в то

—278—

же время легко и свободно чувствовал себя каждый в этих беседах. Трудно было встретить застенчивость, столь естественную в разговоре с высшими. Но это обращение с нами не было со стороны почившего простой вежливостью, красивой формой без соответствующего содержания. В заученных формах обращения не светится столько искренности и задушевности, они не действуют так непосредственно. Только искреннее чувство способно воспламенить чувство. За этой внешностью скрывалась действительная вера в человеческую совесть и отсюда сочувственное признание её прав на самобытность и уважение.“

„Как истинный христианин, он был проникнут истинным и глубоким христианским смирением, и потому он с христианской терпимостью относился к несовершенствам других, к мыслившим о предметах познания иначе, чем он сам. Он внутренне, сердечно чувствовал, что каждому даётся свой талант, что нельзя подогнать под одну мерку учёных воззрений, что каждый призван осуществить в науке ту сторону великой правды Божией, которая находит наиболее сильный отклик в его душе. Как далёк он был от того, чтобы считать совершенно чуждым истины всё то, что не входило в его собственные философские послания. Как далёк был от исключительности и нетерпимости! С каким участием относился он ко всякому искреннему проблеску мысли, хотя бы и не соглашался с ним! В своих философских работах студенты часто не соглашались с воззрениями Виктора Дмитриевича, подвергали их разбору, посильной критике и в таком виде подавали ему своё сочинение. Вам известны такие случаи, и вы легко их припомните. Как же относился к этому В. Д.? В его заметках нельзя было прочесть ни тени раздражения. Напротив, он с радостью приветствовал пробуждающийся анализ молодого ума. Он поощрял его и воспитывал. На его слова и мысли отзывались наши души, но каждый отзвук отличался своеобразным характером.“

„Без сомнения, жизнь нас, студентов, во многом отклонялась от идеалов покойного профессора. Но припомните, пожертвовал ли он хоть однажды ради них живым человеком? Слышал ли кто-нибудь от него жёсткое

—279—

слово? Тяжело ли было сказать ему правду? Как мягко, как деликатно было его прикосновение к больной совести! Как отзывчиво было его сердце! С каким участием относился он к жизни каждой единицы!

Пусть же воспоминание о нём будет последним заветом нам от академии! Пусть воскреснут дух, сердечность и все жизненные правила дорогого профессора и в нашей деятельности! Будем верны преданиям нашей родной alma mater! Пусть наша верность им будет знаком нашей благодарности! Да будет свята и высокоценна для нас всякая человеческая личность, да будет неприкосновенна ангельская чистота, детской души, к воспитанию которой мы призываемся! Остережёмся служить Богу человекоубийством, к которому по Апостолу причисляется всякое ненавистное чувство к ближнему (1Ио.3:15)! Будем помнить, что осуждён будет виновник всякой напрасной человеческой слезы, а соблазнившему единого от малых сих облежит камень жерновный на выи (Мк.9:42).

Будем же братия тщательно наблюдать за собою, будем размышлять о своей деятельности, чтобы не сделаться подобными тем, для которых не суббота человека ради, а человек субботы ради. Аминь“.

Последний день минувшего учебного года, 4-е июня, ознаменовался светлым для нашей академии праздником. После заключительного заседания совета, в первом часу пополудни, состоялось торжество закладки алтарной пристройки академического храма, чем полагалось начало к осуществлению давнего и пламенного желания о. ректора и многих членов академической корпорации. Мысль о необходимости затеянной перестройки вызвана была прежде всего недостаточной поместительностью нашего храма и вследствие того часто царившей в нём духотой, а затем ещё тем обстоятельством, что алтарь храма, по неизбежным условиям внутреннего расположения здания, обращён был доселе не на восток, как то требуется по правилам церковным, а на юг. Соответственно этому и цель перестройки должна была состоять в том, чтобы по возможности расширить вместимость храма и алтарь его обратить на восток. После долгих переговоров и всестороннего обсуждения вопроса, при участии не-

—280—

давно избранного и утверждённого старосты академической церкви Николая Николаевича Дружинина и почётного блюстителя академии Николая Михайловича Федюкина, приглашённым из Москвы архитектором Ив. Фед. Червенко начертан был план возможной перестройки и составлена, смета предполагающихся на это дело расходов. По выработанному плану предположено присоединить к прежнему помещению церкви ещё весьма значительное пространство, бесполезно занимавшееся доселе широким внутренним ходом, вынув для этой цели большую часть каменной стены и заменив её тонкими колоннами, а на восточной стороне академического корпуса, почти во всю её широту, сделать новую пристройку, которая должна будет вместить в себе алтарь и помещение для ризницы. Составленный в этом смысле план получил надлежащее утверждение; но для его осуществления требовалась довольно значительная сумма денег, а потому нужно было позаботиться об её изыскании. Благое начало в этом случае положено было милостью Его Высокопреосвященства, который благоволил пожертвовать три тысячи рублей из суммы Московской кафедры, а его доброму примеру последовали и некоторые другие благотворители и ревнители церковного благолепия. Староста академической церкви Н.Н. Дружинин принял на себя все расходы по возобновлению и восполнению иконостаса, икон, подсвечников, паникадила, сооружение престола и жертвенника и возобновление, и восполнение всей утвари церковной. Почтенный блюститель академии Николай Михайлович Федюкин принял на себя все работы с материалом по пристройке алтаря. Потомственный почётный гражданин В.П. Ангин уступил 250 р. из условленной цепы купленного у него для постройки материала, а граф С.В. Орлов-Давыдов сделал денежное пожертвование в размере 500 р. Кроме того, академия обратилась к благотворителям, а также и ко всем бывшим воспитанникам своим печатным воззванием, приглашая их оказать посильное содействие доброму делу, и пожертвования мало по малу начали уже поступать в церковный академический капитал. Конечно, многого ещё не достаёт, чтобы капитал этот достиг желанного размера; но если православные добрые люди,

—281—

всегда усердные к храмам Божиим, нередко жертвуют на них многие десятки и сотни тысяч, то неужели посрамит упование на их усердие там, где потребны всего лишь немногие тысячи?! – По составлении и утверждении плана перестройки и по скоплении хотя некоторых денежных средств, признано было возможным приступить наконец к осуществлению задуманного дела. По представлению о. ректора академии, для постоянного заведывания делами по постройке назначен был Его Высокопреосвященством строительный комитет. В состав этого комитета вошли: экстраординарные профессор академии Г.А. Воскресенский и И.Н. Корсунский, староста академической церкви Н.Н. Дружинин, почётный блюститель академии Н.М. Федюкин и священник Христорождественской посадской церкви М.П. Багрецов. Первого мая комитет имел своё первое заседание, причём председателем его избран был священник М.П. Багрецов, а секретарём – профессор Г.А. Воскресенский. Члены комитета постановили, кроме постоянного присмотра за ходом постройки, для обсуждения и решения наиболее важных вопросов два раза в месяц собираться на общие собрания. После переговоров и заключения условий с поставщиками и подрядчиками приняты были комитетом некоторые решения и можно уже было приступить к началу работ. Четвёртого июня назначено было торжество закладки. На месте будущей алтарной пристройки устроен был деревянный помост, устланный коврами, и на нём приготовлены были аналой, чаша для водоосвящения и несколько больших подсвечников с зажжёнными свечами. Здесь же виднелась на блюде и полагаемая обыкновенно при закладке металлическая доска с выгравированной на ней обычной надписью. В начале первого часа с парадного академического крыльца показалась торжественная процессия многочисленного духовенства, в преднесении хоругвей и святых икон, и началось совершение установленного на этот случай церковного чинопоследования. Богослужение совершал о. ректор академии в сослужении инспектора академии иеромонаха Григория, инспектора Вифанской семинарии иеромонаха Германа, профессора протоиерея Д.Ф. Касицына, помощника библиотекаря академии

—282—

иеромонаха Рафаила, председателя строительного комитета священника М. П. Багрецова и всех священствующих и монашествующих студентов академии, при архидиаконе лавры Димитриане и иеродиаконе Флавиане и стройном пении студенческого хора. Место богослужения окружила густая толпа молящихся, в числе которых были: о. наместник лавры архимандрит Павел, казначей архим. Товия, профессор протоиерей А.М. Иванцов-Платонов, староста И.И. Дружинин, почётный блюститель Н.М. Федюкин, архитектор И.Ф. Червенко, все профессора, служащие и студенты академии. Прекрасная погода вполне благоприятствовала торжеству. Яркие лучи полуденного солнца весело играли на позлащённых окладах икон и хоругвей и на блестящих парчовых облачениях духовенства. Громкие голоса священнослужителей и стройное пение хора плавно разносилось в тишине академического сада. Ликующая весенняя природа как бы намеренно усиливала впечатление величественного обряда, возбуждая невольную возвышенную радость в душе молящегося. Полные глубокого смысла молитвы и знаменательные священнодействия заставляли его с напряженным вниманием следить за всеми подробностями чинопоследования и, конечно, надолго сохранятся в его памяти. Вот, после молитвы и окропления святою водою, плавно поднялся на высоком столбе большой деревянный крест, знаменуя пред всеми, что дело предпринимается во имя Божие с призыванием на него Божьего благословения. Раздались затем новые слова молитвы, легла на место приготовленная доска и застучал молоток по окропляемым святою водою первым кирпичам будущего здания, Первый камень положен был о. ректором академии, а затем, подходя по одиночке к месту кладки, приняли в ней участие все священнослужители, благотворители, почётные гости, строители, профессоры, служащие и студенты академии. Богослужение закончилось провозглашением обычного многолетия, причём особо поименованы были благотворители академического храма и участники в трудах по его устройству, и затем процессия прежним порядком возвратилась внутрь академического здания. – По окончании богослужения, в начале второго часа, вся академическая корпорация, свя-

—283—

щеннослужители и почётные гости собрались в квартире о. ректора, где приготовлена была трапеза. Часы, проведённые в оживлённой беседе подле стола и за столом, пролетели и на этот раз также незаметно и задушевно-весело, как всегда бывает в этой гостеприимной квартире радушного хозяина. Непринуждённо лилась беседа, провозглашались тосты, гремели приветствия и отовсюду слышались взаимные благожелания. С большим интересом выслушана была застольная речь профессора Д.Ф. Голубинского, в которой он поделился с присутствовавшими несколькими своими воспоминаниями из истории нашего академического храма. Мысль об устройстве домовой церкви в академии, говорил он, возникла ещё во 2-й половине сороковых годов, когда ректором академии был архимандрит Евсевий, впоследствии архиепископ Могилевский; осуществиться суждено было этой мысли лишь при А.В. Горском, в конце шестидесятых годов. Было первоначально предположение устроить церковь в том академическом корпусе, в котором в настоящее время помещаются аудитории, но так как для надлежащего приспособления этого здания к указанной цели потребовались бы, но расчету, слишком большие затраты, а предприятие должно было осуществиться исключительно на средства тогдашнего почётного блюстителя академии А.В. Толоконникова, то предположение это было признано неудобным. Остановились на мысли избрать местом для церкви академический зал, в котором производились обыкновенно публичные экзамены и совершались всенощные бдения. Вместимость этого зала казалась тогда достаточной; но его внутреннее расположение было таково, что являлась необходимость алтарь предполагаемой церкви обратить не на восток, а на юг. Это обстоятельство немало смущало покойного о. ректора Александра Васильевича, тем более что известный канонист профессор Александр Федорович Лавров-Платонов, впоследствии Высокопреосвященный Алексий, архиепископ Литовский, к которому о. ректор пытался обратиться для устранения своих сомнений, после многих научных справок, решительно заявил, что по церковным правилам обращение алтаря на юг никак не может быть одобрено. Как бы то ни-

—284—

было, но необходимость всё-таки заставила о. ректора допустить неизбежное уклонение от установленного порядка и, с разрешения высшей власти, академическая церковь была наконец устроена с алтарём, обращённым на юг. Только теперь дожили мы до той поры, когда церковь эта, вновь преукрашаемая и расширяемая в своих размерах, обращается алтарём на восток и получает таким образом такое устройство, которому сердечно порадавались бы незабвенные светила нашей академии Александр Васильевич и Высокопреосвященный Алексий. Оратор заключил свои воспоминания провозглашением нового тоста за тех ревнителей церковного благолепия, которые дают возможность и нашему академическому храму получить благолепное и вполне правильное устройство. – После трапезы профессор и доценты академии перешли в актовый зал, где, под председательством о. ректора, более двух часов занимались обсуждением некоторых вопросов по изданию академического журнала, а затем, выслушав товарищески-благожелательное напутственное слово о. ректора, с бокалами в руках пожелали друг-другу всего хорошего и мирно разошлись на вакационный отдых, мечтая запастись снова силами для предстоящего нового труда или посвятить свой досуг учёным работам на полной свободе. – Так закончился наш академический год, а вместе с тем оканчиваются и мои воспоминания.

В. Соколов

—285—

Статья вторая. Служение при Вольмарской церкви священником и благочинным

В конце апреля 1849 г. благополучно прибыл я в Вольмар к месту своего назначения, к Сергиевской церкви²³⁸⁵ единственной в городе; она была построена в 1847 г. на конце города при дороге, ведущей в Ригу. Меня встретила неожиданная мною неприятность. В церковном доме квартиру священника занимал бывший священник Вольмарский; хотя он перемещён был в сельский эшенгофский приход Венденского благочиния; но там не было ещё квартиры для священника. Притом он без всякой вины был лишён городского места; прихожане были расположены к нему, а меня ещё не знали. И вот, поверенный от них поехал в Ригу с прошением к Епархиальному Начальству не лишать их духовного отца и оставить его в Вольмаре, а меня перевести в другое место. И сам священник едва ли не подал о том

—286—

же прошение. Поэтому он вполне надеялся остаться в Вольмаре и не уступил мне своей квартиры, а указал мне, если я хочу остановиться в церковном доме, на большое зало в нём, где обычно останавливались сельские прихожане, приезжавшие к богослужению, и где предполагалось помещение для приходской школы. Ничего не зная о прошении прихожан оставить в Вольмаре прежнего священника и думая, что пробуду в зале не долго, я не стал спорить с предместником своим, покорился обстоятельствам и расположился в указанном мне помещении.

В следующее воскресенье я приготовился служить и приготовил первое к прихожанам поучение на русском языке, так как я ещё не мог говорить и писать по-латышски и так как были в городе и русские прихожане. Служба на славянском языке в первое воскресение прошла для меня благополучно. Но не то было в следующее воскресенье; тогда явились ко мне латыши, желавшие приступить к исповеди и св. Причастию²³⁸⁶, – и явились, как мне говорили по распоряжению прежнего священника. Хотя кроме печатной литургии и был у меня письменный латышский требник и утреня; но я ещё слишком мало был приготовлен для того, чтобы исповедовать латышей. Поэтому я обратился к прежнему священнику с просьбой исповедать латышей; хотя и не охотно, но, спасибо, он не отказался исповедать их. За всем тем эта первая служба по-латышски слишком тяжела была для меня и тем тяжелее, что у меня тогда не было ещё диакона и все эктении и молитвы я должен был говорить сам и всю службу отправил по-латышски. Я и думать не мог, чтобы для православных латышей, приступающих к исповеди и св. Причастию можно было отправлять хоть часть службы по-славянски, как это делалось обычно в городах. Кажется, читать по-латышски я уже умел, но язык, не привыкший к латышской речи,

—287—

как-то не слушался меня и иногда искажал латышскую речь. Страшно я устал от этой службы; но за то я выиграл в глазах латышей: им сказал, что я ничего не знаю по-латышски и буду служить всё по-славянски, для них не понятно. И вдруг они слышат, хоть не совсем верную, но всё же родную им – латышскую службу и как утреню, так и литургию; да многие из простых молящихся латышей конечно и не заметили моих ошибок.

На первых же порах мне пришлось ехать в деревню окрестить младенца у латыша и читать все молитвы по-латышски и по письменному требнику, – опять пришлось понести и тяготу не малую; чувствовал я сильную неловкость от того, что не понимал читаемого и не был уверен в том, что верно читал. Чтобы избежать такой неприятной тягости, происходившей от незнания мною латышского языка, я усиленно стал изучать его и изучать прежде всего по богослужебным книгам.

К усиленному изучению латышского языка побудило меня и следующее обстоятельство. Не много более месяца прошло после вступления моего в должность приходского пастыря, как получено от Преосвященного предписание говорить поучения за литургией в каждый воскресный и праздничный день, так как присоединившиеся из лютеранства к православию латыши прежде привыкли слушать в церкви проповеди пасторов за каждым богослужением. Хоть ещё плохо я знал латышский язык, но не хотел нарушить волю Архипастыря, – написал по-русски поучение, помню, на неделю Всех Святых²³⁸⁷, при помощи причётника, знающего латышский язык, перевёл своё произведение на этот язык и сказал первое своё латышское поучение. Таким образом я составлял несколько латышских поучений, пока наконец не осилил латышского языка и не стал составлять латышские поучения сам, при помощи только грамматики и лексикона. Но разговорный язык ещё не скоро мне дался и только года через два, три – я стал говорить с латышами довольно уже свободно.

Русские прихожане мои, живущие в городе, первое

—288—

время не совсем были ласковы ко мне; они ещё не знали, кто из нас двоих священников останется у них, новый, или прежний. Я терпеливо проживал в одной большой комнате месяца два слишком, пока мой предместник совсем не уехал в Ригу; но именины моей жены, 11 июля, я уже праздновал в своей обычной квартире. Прихожане уже помирились со мною и были ко мне очень расположены. Я с ними жил как с родными; они бывали у меня, и я у них, особенно в дни именин, или при исправлении какой-либо требы у них. Такая близость православных к священству более укрепляла их в преданности православию и родной России; мало близкие к священнику были полу-немцы и полу-православные.

У одного православного купца скончалась молодая жена; на погребение приглашены были почётные лица города, лютеране. Пред литургией был обычный вынос тела в церковь, затем литургия и отпевание; выходя из алтаря ко гробу на отпевание, к изумлению своему, я увидел близь солеи лютеранина в шапочке; не вытерпел я и, подойдя к нему, тихо сказал ему, что у нас в церкви в шапках не стоят. – Скинув тотчас шапочку, немец сказал, что это не шапка²³⁸⁸. При погребении я сказал поучение, прослушав которое, лютеране удивились, что я сказал проповедь. Они думали, что православным священникам запрещено произносить проповеди при требах.

Располагало ко мне моих прихожан и то, что я всякого умершего и бедного из прихожан провожал на кладбище сам; на это обращали внимание и лютеране, потому что их пасторы редко провожали на кладбище умерших, и то только самых почётных из своих прихожан. Располагало ко мне прихожан и то, что с самого приезда моего в Вольмар я обратил внимание на учащихся в школах детей православных, как на девочек, так и на мальчиков, и учил их закону Божию. Затруднение было в том, что в школах не было особых комнат, где я мог бы обучать православных

—289—

закону Божию²³⁸⁹, но я учил их у себя на дому. Особенно благодарны были мне за это девочки, которые под руководством псаломщика выучились петь и пели в церкви церковные песнопения; они пели всю литургию. Помню, один раз они удивили меня: в мои именины рано утром они пришли ко мне и по обычаю немецкому спели мне какую-то поздравительную песнь.

И с иноверцами я жил в мире; по приезде своём я был у бюргермейстера или городского головы, полицейратсгера, ратмана и синдика (секретаря-юриста) – это все члены городского управления. На святках был даже у пастора Вальтера, известного ревнителя лютеранства, впоследствии Рижского Суперинтендента и епископа²³⁹⁰. Это случилось так. Ждали проезда через город Светлейшего Князя Суворова; начальствующие обычно представлялись ему на почтовой станции; мне сказали, что и я должен явиться к Князю. Обязательный полицейратсгер, живший насупротив православной церкви, предупредил меня, что тогда-то будет Генерал-Губернатор и предложил, не угодно ли и мне представиться ему на почтовой станции? Я явился туда и там нашёл пастора Вальтера, с которым и познакомили меня. Князь замедлил, и пастор просил меня передать князю своё почтение и извинение, что он по неотложным делам своим не мог его дождаться; я дождался его и между прочим передал ему поручение г. Вальтера. Князь Суворов, ласково благодаря меня за поклон от пастора, поручил мне передать ему и свой поклон. И вот, на другой, или на третий день Рождества Христова, – дело было пред этим праздником, – я отправился к пастору на его мызу, верстах

—290—

в двух от города, и передал ему поклон от Светлейшего. Пастор счёл нужным отдать мне визит, чему удивились немцы, и некоторые даже спрашивали моего причётника, зачем их пастор был у меня? – „Ваш пастор хотел записаться в число желающих принять православие²³⁹¹, да только не было дома г. Варгаузена, так звали полицейратсгера, и дело отложено“, пошутил причётник.

Быв у меня, г. Вальтер не преминул коснуться и веры, и именно св. таинства причащения. Он утверждал, что мы, православные, отступаем от точных слов евангелия, когда учим, что в этом таинстве хлеб и вино пресуществляются в тело и кровь Христову; там только сказано „сие есть тело Мое“, „сия есть кровь Моя“, – есть, а не пресуществляется.

– Если вы, сказал я, в таинстве причащения признаёте в св. дарах истинное тело и истинную кровь Христову: то вы веруете, как и мы, признаёте пресуществление хлеба и вина в тело и кровь Христову. А если вы думаете, что хлеб и вино в таинстве причащения не пресуществляются в тело и кровь Христову, а суть только мнимые тело и

—291—

кровь, то вы отвергаете евангельское слово есть; хлеб и вино, по вашему мнению, не суть тело и кровь.

– Нет, возразил пастор, мы веруем, что в таинстве причащения есть тело и есть кровь, как сказал сам Спаситель, но Он не сказал, что они пресуществились, как вы допускаете.

– Но Спаситель не сказал и того, что хлеб и вино на тайной вечери не пресуществились в тело и кровь, как вы думаете, возразил я; напротив, хлеб назвал телом, а вино кровью. Равно и прежде тайной вечери, обещав верующим дать в снедь небесную пищу, прямо назвал её телом и кровью: ядый Мою плоть и пияй Мою кровь имать живот вечный (Ин.6:54). И мы веруем, что в таинстве причащения вкушаем не хлеб и вино, – они уже перестали быть хлебом и вином, а пресуществились в тело и кровь Христову, – вкушаем уже истинное тело и истинную кровь Христову. А вы, отвергая пресуществление, вкушаете в причащении не тело и кровь Христову, а хлеб и вино; мало того, отвергая пресуществление, вы отвергаете и Спасителево слово: есть.

– Отнюдь мы не отвергаем этого слова, сказал пастор, а твёрдо держимся его; отвергаем только вами навязываемое Спасителю слово: пресуществление. Что же касается до вкушения даров в таинстве, то и вы и мы вкушаем хлеб и вино, и только для верующего они тело и кровь Христовы.

– Мы верим более словам Спасителя, чем своим чувствам, сказал я, верим, что под видимым хлебом и видимым вином мы приобщаемся истинного тела и истинной крови Христовой. В таинстве причащения хлеб и вино пресуществляются в тело и кровь Христову, не смотря на то, с полной ли верою и по надлежащем ли приготовлении верующие причащаются св. Таин, или же недостойно. Недостойно причащающийся суд себе яст и пиет, по слову св. апостола (1Кор.11:29). Поэтому вы напрасно думаете, что без веры и без надлежащего приготовления причащающиеся вкушают простой хлеб и вино, а не тело и кровь Христову. Если бы недостойно причащающиеся вкушали простые хлеб и вино; они не были бы ни в чём виновны и не были бы осуждены св.

—292—

апостолом за то, что ели простые хлеб и вино. Но пастор и с этим доводом моим не согласился, и мы остались каждый при своём мнении.

Лютеранские пасторы, и прежде стремления латышей и эстов к православию утверждавшие своих прихожан в лютеранстве при помощи школ, после присоединения многих тысяч крестьян к православию обратили своё деятельное внимание на приходские школы, определяли в них деятельных и враждебных православию учителей и вовсе изгнали из школ преподавание Русского языка, а усилили преподавание немецкого. Через школы же при православных церквах главным образом и можно было успешно бороться с лютеранством и утверждать в православии новоприсоединённых и крещённых в православии детей. Существовало Высочайшее повеление, чтобы при каждой православной церкви была открыта школа для крестьянских детей. К сожалению, не везде можно было исполнить это Высочайшее повеление. Не только для школы, но и для церкви, и для причта не находилось помещения в ином новооткрытом приходе православном²³⁹², а построенных церквей и причтовых домов было слишком мало. И приходилось иногда помещать православные церкви в сараях или в домах слишком тесных и неудобных; для школ же в них вовсе не было помещения.

В причтовом доме при Вольмарской церкви школа могла помещаться только в большом зале, недостаточно тёплом; там она и была помещена. Для удобства и более тёплого помещения, где могли бы спать ученики, устроена была в зале к одной стороне перегородка и в ней нары вместо кроватей. Так как большинство прихожан Вольмарской церкви было удалено от ней вёрст на 15–20, а иные удалены были вёрст на 35: то учеников в школе было очень немного, – около десяти, которые и были обучаемы двумя причётниками русскому языку, арифметике и

—293—

пению, а закон Божий преподавал я сам, конечно, на латышском языке, – это способствовало между прочим и скорейшему изучению его мной. Латыши не только православные, но и лютеране, желавшие научить своих детей русскому языку, отдавали их в православные школы, – чему сильно противились лютеранские пасторы. Помню, в Вольмарскую школу для изучения Русского языка привезены были издалека два мальчика, дети отставного солдата – лютеранина. На первых порах эти ученики крепко спорили с учениками православными о вере, восхваляя лютеранство. Узнав об этом, я строго запретил и своим, и пришлым хулить не свою веру, для них совсем незнакомую; нельзя же хулить то, чего не знаешь. Лютеранских детей я не заставлял учить ни молитвы православные, ни уроки по краткому православному катехизису; они обязательно учились только по-русски и арифметике. Но они участвовали в молитве утренней и вечерней наравне с православными учениками; причём некоторые молитвы пелись всеми учениками: Царю небесный, Отче наш, Верую, Богородице Дево, радуйся, и Достойно есть. Тоже было и на уроках пения. Мальчики лютеране охотно пели с другими и через то выучили некоторые молитвы. Слушали они охотно и мои объяснения православной веры и ходили в православную церковь с своими товарищами, с которыми у них был уже полный мир. В великий пост ученики православные исповедовались и причащались св. Таин; приготовляя их к этим таинствам, я объяснял им, как необходимо и спасительно приступать к сим таинствам и детям. Хотели было приступить к тем же таинствам и лютеранские мальчики; но я объявил им, что без присоединения к православной вере, причастить их нельзя. Долго старики-лютеране не позволяли своим детям принять православие; но ученики мои так были настойчивы, что наконец родители уступили и дети их были мною присоединены к св. вере православной.

Присоединялись к православию в моём приходе и другие лица; помню, что ни одного года моего служения в Лифляндии не проходило без того, что бы кто-либо не был приобретён для православной церкви из лютеран-

—294—

ства, или раскола; были мной просвещены св. крещением даже два еврея. Но вообще присоединяемых к православию латышей и эстов во всей епархии было мало в то время, как я служил в ней²³⁹³. Причиной охлаждения лифляндских крестьян к православию, кроме притеснений их от помещиков, о чём было сказано выше, было самое деятельное и дружное старание пасторов прекратить распространение православия и утвердить в лютеранстве оставшихся в нём крестьян, чему вполне сочувствовали и в чём усердно помогали им помещики. Пасторы едва ли не каждый год собирались на собор и совещались о мерах к усилению лютеранства и к ослаблению православия; кроме проповедей, в которых пасторы не боялись и не стыдились называть православие идолопоклонством и верою погибельною, даже собачьею²³⁹⁴, кроме школ, в которых ещё менее стеснялись враждебно относиться к православию и даже осмеивать его, большинство мызных управителей, волостных старшин и писарей, даже корчмарей, были ярые защитники лютеранства и старались и в глазах православных и лютеран унизить православие. Со стороны православия мало было отпора ревнителям лютеранства и мало было средств у духовенства утверждать православных в их святой вере. Не так смелые и беззастенчивые, как пасторы, священники не могли произносить таких проповедей, как пасторы; к этому нужно ещё прибавить, что священникам было официально предписано, чтобы они в своих проповедях не называли лютеранство и по имени, а заменяли оное словом иноверие. Конечно, желающий мира с иноверцами, Архипастырь мог дать такое предписание священникам²³⁹⁵

—295—

для того, чтобы в проповедях священников, опровергающих лютеранство, пасторы не имели повода к порицанию в своих проповедях православия; но едва ли это помешало кому-либо из ревнителей лютеранства враждебно и хульно относиться к православию; между тем простые поселяне, слыша хулу на православие от лютеран и не слыша защиты оного и опровержения лютеранства от православных, могли колебаться сомнением в превосходстве православия пред лютеранством. К тому ещё надобно присовокупить, что у священников не было руководств к опровержению лютеранства; а потому, как в своих проповедях при церковном богослужении, так и в школах при преподавании закона Божия по краткому катехизису, они очень мало и не вполне основательно могли говорить против лютеранства. И ещё, священники из природных русских не могли скоро освоиться с местными наречиями и отправлять, как должно, на этих наречиях богослужение и требы, а тем более не могли, как должно, составлять и произносить проповеди.

Чувствуя настоятельную нужду в руководстве, основательно разъясняющем отличие православия от лютеранства и опровергающем последнее, на первых же порах моего служения в Лифляндии я представил о том Владыке и просил его ходатайства о том, чтобы такое руководство для священников Рижской епархии было составлено при духовной академии, переведено на местные языки и отпечатано. Но на ходатайство моё об этом последовало такое распоряжение. Владыка имеет составить комиссию, которая разделит предполагаемое руководство на части и поручит получившим высшее образование священникам Рижской епархии составить сперва программу, а по одобрении её комиссией и самое сочинение о том или другом предмете учения православной церкви, несогласного с лютеранским. Мне указано было написать сочинение о почитании святых. По рассмотренной программе я уже почти кончал своё сочинение, как узнал, что другие мои то-

—296—

варищи отказались от порученных им сочинений, и я счёл неудобным представлять своё сочинение. Так и было оставлено это дело.

Высокопреосвященнейший Платон нередко обозревал церкви, подведомые ему; Вольмарскую церковь в 1851 г. посетил он уже в другой раз и наградил меня набедренником в Валкской церкви, где я служил с ним ранее, чем в Вольмарской. К служению Владыки я обычно приготовлял проповедь и произносил её, по предварительном одобрении её Архипастырем. В 1851 г., передавая мне проповедь для произнесения, он дал мне совет отпечатать произнесённые мной проповеди; я представил Владыке, что у меня их ещё мало. Что за беда? будет у вас больше, отпечатаете ещё, говорил он мне. Я последовал совету святителя и в 1853 г. вышли в свет мои краткие поучения.

От произнесения своих наставлений в церкви я имел и огорчения. Так, говоря о посте своим прихожанам, которые жили среди лютеран, не знающих поста, и часто нарушали пост, я высказал трудность убедить слушателей хранить пост, установленный св. церковью и употребил такое выражение: чтобы убедить в душеспасительности св. поста и заставить соблюдать оный привыкших нарушать пост, нужно быть Златоустым, а я не Златоуст. И вот, один недруг мой стал осуждать меня за это выражение и с насмешкой говорил: вот какой Златоуст явился к нам! А то вот ещё какая неприятность была мне от моей проповеди о пьянстве. Болело у меня сердце о нетрезвости некоторых моих прихожан, а особенно одного почтенного старца. И вот я сказал поучение против этого отвратительного порока; в нём я изобразил вред от пьянства, известный мне из жизни старца, который и был в церкви. Да к тому же в заключение своего слова я обратился к заражённым этим пороком в единственном числе: брат мой во Господе, удержись от гибельного порока²³⁹⁶. Старец прямо отнёс

—297—

моё обличение к себе, – и сильно разгневался на меня. „Ещё матернее молоко не обсохло на губах“, говорил он другим, „а так честите меня старика“. Близко знакомые ему разделяли его мнение и тоже были очень недовольны мной. Узнав о таком неблагоприятном действии своего поучения на прихожан и желая загладить вред от моего резкого обличения, я в другом поучении к тем же прихожанам высказал, что некоторые из них напрасно гневаются на моё обличение пороков, что я рад был бы говорить только о добродетелях, если бы у нас не было Богу противных пороков. Больно слушать обличение, а разве не больно, когда врач вырезывает поражённую гибельной язвой часть тела? но ужели станет гневаться на него больной? Я молод, – правда; но меня сам Господь поставил пастырем, чтобы заботиться о спасении моих духовных чад и Он строго взыщет с меня, если я не буду стараться об искоренении гибельных пороков. Такое наставление сгладило неприятное впечатление от обличительного поучения, и мои прихожане по-прежнему стали ко мне добры и ласковы.

В 1851 г. в Вольмар прибыл второй священник, определённый в Пальцмарский новооткрытый приход; а так как в Лальцмаре не было помещения для священника, то он несколько лет жил в Вольмаре и служил в Вольмарской церкви. В Пальцмар же, удалённый от Вальмара вёрст на 40, он ездил только по временам; да там и православных было очень немного, едва ли не менее 100 душ; они присоединены были к православию моим предместником, думаю в 1848 г. В последствии в Пальцмаре устроен был дом, в котором и поселился священник с причётником.

Во время Крымской войны, когда в Балтийском море появились Английские неприятельские корабли, нам священникам объявлено было распоряжение Епархиального начальства, чтобы мы, в случае высадки неприятельского войска в Лифляндию, ценные церковные и свои вещи заблаговременно или скрыли, или отправили в удалённые от моря церкви; и ещё, чтобы мы отправили в безопасные места и свои семейства, если того они пожелают, но сами оставались при своих приходах и осторожно и благо

—298—

разумно относились к неприятелям, если они займут тот или другой приход. Благодарение Господу, неприятели не высаживались на берег и мы священники даже прибрежные, не были обеспокоены ими. Посетили англичане только Залисский приход, расположенный по берегу моря. На берегу самого моря построена Залисская лютеранская церковь, – близь её в доме военного постоя помещалась и православная; в этом месте впадает в море река Залис, на которой стояло несколько лодок, принадлежавших частным лицам и возивших по морю дрова и лес в Ригу. Зоркие неприятели с военного корабля заметили эти лодки и на весельном катере приплыли в реку. Издали заметив англичан, плывущих к берегу, лютеранский пастор, священник и ещё некоторые лица подняли белый платок. Английский офицер сошёл на берег и когда ему объяснили, что в Залисе никакого войска нет, а равно и никакого казённого имущества, командующий катером объявил, что ему приказано сжечь ставшие в реке морские лодки и что если в этом будет ему оказано какое-либо препятствие, то мыза Залис подвергнется бомбардированию. Ему сказали, что лодки не военные суда и принадлежат частным лицам. Данного мне приказания отменить я не могу, отвечал офицер и лодки немедленно были зажжены и сгорели. Катер воротился на военный пароход.

С лютеранами-немцами я жил в мире, – не помню, чтобы я на кого-либо жаловался своему начальству. И они ко мне были ласковы и даже предупредительны; всегда и вовремя, например, извещали меня о приезде Генерал-Губернатора – князя Суворова, или о приезде Владыки; предупреждали беспорядки при крестном ходе для освящения воды на протекающую близь самого города реку Аа (по-латышски Гавья) в праздник Богоявления Господня. Особенно внимательна была полиция при проезде, или служении в Вольмарской церкви Высокопреосвященнейшего Платона²³⁹⁷. По один случай чуть меня не рассорил с

—299—

городским управлением. В полуверсте от города близь большой дороги было православное кладбище, которое становилось тесным; при том деревянный забор его сгнил и я вздумал расширить его и обнести канавой и валом, усаженным живой изгородью – деревьями. К городу и дороге неудобно и нельзя было его увеличить; взад к почтовой станции не хотелось мне расширять его, потому что там были ямы; брали в этом месте песок. Ровное место было при кладбище к полю и лютеранскому кладбищу, находившемуся в расстоянии, думаю, не много более полуверсты от православного. В эту сторону мне и хотелось расширить своё кладбище, о чём я и просил городское управление формальной бумагой. Но всегда предупредительный полицейратсгер на этот раз оказался не доброжелательным; он объявил мне, что город охотно даёт земли под кладбище к станции, где ямы, а не может уступить места к лютеранскому кладбищу, которое будто слишком близко будет к православному. „Какая же беда будет от такой близости? спросил я ратсгера; ведь хоть бы и сошлись вместе кладбища, надеюсь, вам не пришлось бы унимать споров, или драки православных покойников с лютеранскими“. Но немец был не сговорчив, – так-де постановлено ратушей. Не хотелось мне брать под кладбище ямы, но не хотелось и жаловаться на городское управление; да едва ли я мог бы что-либо и выиграть своей жалобой. Дело остановилось. Узнаю, что приезжает Светлейший князь Суворов; иду по обычаю встречать его на станцию, – там все уездные и городские чиновники. По приезде князя поздоровавшись с ним, я ему докладываю, что у меня есть просьба до него. „Какая это, батюшка? с видимым неудовольствием спросил он меня; уж не жалоба ли? Сильно наскучили мне эти жалобы от священников“. „Нет, не жалоба“, отвечал я ему. „Мне нужна была для увеличения кладбища небольшая часть городской земли, – и городское управление было так внимательно к этой нужде, что охотно уступает мне нуж-

—300—

ную часть земли безмездно. И вот, я прошу Вашу Светлость передать мою благодарность городу за этот его дар для православной церкви“. Чуть не обнял меня Князь за такую приятную для него просьбу: „этого я и ждал от своего земляка“, сказал он мне, и потом, оборотясь к городским чиновникам, стал по-немецки объяснять им мою просьбу и сам от себя очень благодарил их. Затем я официально ходатайствовал пред Владыкой через светское начальство выразит Вольмарскому городскому управлению благодарность за безмездную уступку ими части земли под православное кладбище. После этого уже не оказалось препятствия увеличить кладбище частью земли и к лютеранскому кладбищу.

Кажется летом 1849 г. скончался Высокопреосвященный Нафанаил Архиепископ Псковский и управление Псковскою епархией поручено было викарию его Епископу Рижскому Платону. Это управление продолжалось и по открытии Рижской епархии, и по возведении бывшего викария в сан Архиепископа Рижского и Митавского, и продолжалось едва ли не шесть лет. Цель была та, чтобы Архипастырю Рижскому удобнее было лучших священников из Псковской епархии перевести в Рижскую, а малополезных – из Рижской в Псковскую. В это время Владыка несколько раз в год ездил из Риги в Псков и обратно и ездил через Вольмар, стоящий на пути. Хорошо сохранился в моей памяти едва ли не первый его приезд ко мне по пути из Риги в Исков 4 января 1850 года. Рано утром часа в четыре разбудили меня, объявивши о приезде Архипастыря, которого я, не предуведомлённый о его проезде через Вольмар, не успел и встретить. „Здравствуйте, о. благочинный“, говорит он мне, благословляя меня. – „Помощник благочинного“, отвечаю я ему. „Архиереев не поправляют священники“, ласково выговаривает он мне. Назначенный несколько месяцев назад тому помощником благочинного, я остался в недоумении и хотел было настаивать на том, что я назначен именно помощником, а не благочинным, как сам Владыка вывел меня из недоумения и объявил, что он назначил меня благочинным (3 января 1850 г.). Оставаясь при прежнем своём убеждении, что я ещё не

—301—

опытен и едва ли могу с успехом отправлять должность благочинного, вместо того, чтобы благодарить Архипастыри за его внимание ко мне, я откровенно высказать ему о своей ещё не готовности к отправлению должности благочинного. „Надеюсь, что вы будете исправны“, говорил мне Владыка; „в случае недоумения спрашивайте меня, советуйтесь с более вас опытными священниками и благочинным – соседом“ (Венденс им в 28 верстах от Вольмара). Дело уже было сделано, и я должен был подчиниться решению Архипастыря.

Прежде меня благочинным довольно времени был Лемзальский священник Стефан Меньшиков, довольно слабый здоровьем, но усердный к православию. Он не редко произносил проповеди и прямо раскрывал в них неправоту лютеранства. Рассказывал он мне, что лютеране в Лечзале проводили великий пяток, как православные масленицу, и он сильно обличал этот противохристианский обычай лютеран. Но с о. Стефаном ещё при Преосвященном Филарете сучилось неприятное событие, которое главным образом и послужило поводом к его увольнению от должности благочинного. Город Лемзаль находится недалеко от Балтийского моря, по берегу которого расставлена пограничная стража. Один из стражников умер в июне или июле и тело его было отправлено в Лемзаль для погребения на православном кладбище. В это время о. Стефана не было дома и отпевать умершего было некому; привезшие покойника вырыли могилу и без отпевания зарыли тело его, а бумагу от начальника стражи о смерти и погребении стражника оставили в Лемзале для передачи священнику. Воротясь домой и найдя бумагу о погребении стражника, чуть ли не через месяц, о. Стефан вздумал неосторожно написать начальнику стражи, что он не хоронил и не будет хоронить стражника, так как в бумаге не означено, от чего именно умер стражник, подразумевая, что если он самоубийца, то его и не следует похоронить по христианскому обряду. Ответ священника пошёл к высшему начальству и дошёл до самого Генерал-Губернатора, которому конечно немцы не преминули представить дело о. Стефана в самом невыгодном для него свете. Сильно

—302—

разгневался на священника Светлейший Князь; „да я сам солдат“, говорил он, „и такое пренебрежение оказывает православный священник умершему христолюбивому воину“. Грозную бумагу об отце Стефане послал Генерал-Губернатор Преосвященному Филарету. Чтобы смягчить гнев Князя, Владыка Филарет написал на отношении резолюцию, признав священника Меньшикова виновным в отказе совершить погребение умершего стражника и приказал отпеть его над могилою. Дело было не решено до приезда нового Владыки; получив объяснение свящ. Меньшикова, Архипастырь без надлежащего исследования не хотел обвинить его и мне с светским депутатом назначено было произвести следствие; депутатом с светской стороны был назначен Венденский Орднунгсрихтер г. Гринблатт, который объявил мне, что ему строго приказано поддерживать обвинение священника Меньшикова. Следствие раскрыло правду, и священник Меньшиков оказался невиновным в том, что не совершил погребения умершего стражника, тело которого уже до возвращения его в Лемзаль зарыли в могилу привезшие его солдаты. Написав вышеозначенную бумагу к начальнику пограничной стражи, он хотел только узнать, от чего умер стражник, чтобы, получив это сведение, необходимое для записи требы в книгу, совершить самое отпевание, если он не был самоубийца. Но Генерал-Губернатор имел большое неудовольствие на Лемзальского священника и пред годовщиной смерти стражника обратился к Владыке Платону с отношением, в котором просил его о совершении панихиды по умершем в день смерти его. По предписанию Владыки священник Меньшиков совершил панихиду и, донося об этом, прописал, что при совершении панихиды сгорело церковных свеч, ладану и углей на 20 копеек, которые и просил взыскать с заказавшего панихиду. Владыка уведомил Князя о совершении панихиды, а священнику Меньшикову приказал написать, что он сам уплатит в церковь 20 копеек. С открытием Пернигельского прихода, ближайшего к морю, чем Лемзальский, и с назначением к нему особого причта, пограничная стража перешла из Лемзальского в новооткрытый Пернигельский приход.

—303—

В Вольмарском благочинии было одиннадцать приходов, из которых только в шести, в том числе в трёх городах – Вольмаре, Валке и Лемзале были построены церкви; в остальных же пяти приходах церквей и причтовых домов не было, церкви и причты помещались в весьма неудобных зданиях. Под постройку церквей и причтовых домов требовалось небольшое количество земли, – едва ли только не один лофштель – 816 квадратных сажен и сверх того для кладбища от половины до целой десятины. В других местах эти земли отводились без особых затруднений; но места под Уббенормскую церковь помещик, – кажется, ещё барон, – ни за что не хотел уступать. Для отвода и оценки земли под церковь и кладбище прибыла на мызу Уббенорм комиссия, в состав которой назначен был и я, как благочинный. Земля особенно нужна была для кладбища, за неимением которого Уббенормские православные прихожане принуждены были погребать своих покойников на Лемзальском православном кладбище и возить их вёрст за 15-ть. Уббенормский пастор и попечители лютеранской церкви и пастората не позволяли православных покойников погребать на лютеранском кладбище, хотя и было распоряжение, чтобы там, где ещё не было особых православных кладбищ, православные покойники погребались на лютеранских кладбищах. Пасторы и помещики иногда не хотели подчиняться неприятным для них распоряжениям²³⁹⁸. Барон и комиссии объявил, что земля, на которой хотят строить Уббенормскую православную церковь, принадлежит ему и он, как владелец её, не со-

—304—

гласен уступать её и за деньги; в его имении уже существует церковь – лютеранская, а другой ему не нужно. Зная настоятельную нужду в отводе земли под православное кладбище, я стал упрашивать помещика уступить такое незначительное количество земли для кладбища; но он наотрез отказал в этом. Я представлял помещику, что православное кладбище нужно между прочим и для его же крестьян и что он дело святое сделает, если уступит немного земли. „Да что вы приступаете с пистолетом к моей груди“? запальчиво сказал мне несговорчивый и сердитый барон. „Видите, барон, у меня нет пистолета“, – отвечал я ему, показав свои руки; но был принуждён оставить в покое неумолимого помещика. Не знаю, как добыта была земля под Уббенормскую церковь и кладбище; но знаю, что эта церковь была построена братством во имя Христа Спасителя едва ли уже не в восьмидесятых годах.

Школ при православных церквах Вольмарского благочиния было очень мало, – пять–шесть, – и эти школы, как например Уббенормская и Пернигельская, помещались в весьма неудобных и тесных комнатах; во всех школах обучающихся было очень мало. Самое значительное количество православных были работники, а не домохозяева, и содержать своих детей в школах затруднялись. При обозрении мною церквей всегда я обращал внимание на школы, – производил в них экзамены, – учеников лучших награждал похвальными листами и книгами, а способнейших из них представлял кандидатами для поступления в Рижскую духовную семинарию. Помню, из Вольмарской школы поступил в семинарию латыш Иван Краулис, с успехом кончивший курс в семинарии, а из Уббенормской Михаил Дрекслер, который из семинарии был послан в Московскую Духовную Академию и так кончил курс магистром. Потом он был инспектором и ректором сперва Рижской, а затем Псковской духовной семинарии. Поступали в семинарию ученики и из Руэнской школы. Очень жаль, что тогда не дано было нужных средств на поддержание православных школ; отпускалось только самое незначительное количество денег на наём помещений для вспо-

—305—

могательных школ в деревнях. А школьные принадлежности, бумага, перья и прочее или доставлялись священниками, или бедными родителями учеников. Учебниками в школах были краткий катехизис и молитвослов; немецкая, латышская или русская арифметика; латышско-русского учебника не было. Учителями в школах были приходские священники и псаломщики; но из последних редкие были способны вести школьное дело, как следует. Нельзя не сказать, что состояние школ при православных церквах было мало удовлетворительно.

Когда я был Вольмарским благочинным, мне поручалось Епархиальным Начальством устранять некоторые недоразумения, или возникавшие несогласия и в других благочиниях; так я был командирован в Пернов, Феллин и Верро. В Пернове и Верро, как помню, мне поручалось с местными благочинными и архитектором освидетельствовать здания церквей, в прочности которых являлось сомнение. Благочинные расходились в своих мнениях по этому делу с архитекторами и мне поручалось тех и других привести к согласию, или же представить своё мнение о деле. В Феллине же местный священник и благочинный не соглашался принять место под православное кладбище, предлагаемое городским управлением, а требовал под него места, дать которое не соглашалось это управление. Послан был я, чтобы вместе с благочинным и городскими чинами избрать и отвести место под православное кладбище, так нужное для Феллинского православного прихода. Городские правители давали место под православное кладбище на северной стороне города; но там оно признано и мною неудобным по низости местоположения; вырыта была яма и на другой день показалась в ней вода. На южной стороне города за рекою на довольно возвышенном месте было расположено лютеранское кладбище; около него и просил места под православное кладбище Феллинский благочинный. Городские чины не соглашались уступить это место из опасения, чтобы не было столкновений при погребальных церемониях лютеранской и православной. Я предложил устроить православное кладбище ближе к реке и городу в полуверсте от лютеранского, на месте довольно возвышенном и

—306—

удобном для кладбища; благочинный и чины городские согласились на это и дело было улажено.

Когда я служил ещё при Вольмарской Сергиевской церкви, с о. ключарём протоиереем Владимиром Григорьевичем Лазаревским случилась большая беда. Как самый близкий к преосвященному Филарету и как член духовного правления, он увидел, что новый Владыка Платон изменяет принятый его предшественником образ действий по отношению к новоприсоединённым к православию Латышам и Эстам. Слышно было, что он несколько раз имел прение с Архипастырем и горячо отстаивал образ действий Преосвященного Филарета; но Владыка не соглашался в пользе для православия действий своего предшественника, и о. протоиерей решился удалиться из Риги в Харьков, куда был перемещён Преосвященный Филарет. Перевод состоялся, и о. Владимир едва ли уже не накануне своего отъезда решился в последний раз отслужить литургию в домовой Архиерейской церкви. Владыки Платона не было в это время в Риге; по случаю предполагавшейся к открытию самостоятельной Рижской епархии, он был вызван в С.-Петербург. За последней своей службой о. Владимир вздумал сказать прощальную речь и к несчастию своему в ней сделал оскорбительный намёк на Преосвященного Платона и восхвалил Преосвященного Филарета. Проповедник говорил о добром пастыре, полагающем душу свою за овец своих и наёмнике, оставляющем овец и бегающем. Жена одного протоиерея, прослушав речь о. Владимира, нашла в ней оскорбление Архипастыря Платона и передала о том своему мужу, а тот поспешил доложить об этом Генерал-Губернатору Князю Суворову, крепко не жаловавшему Преосвященного Филарета и его сторонников. В тот же день, как сказал о. Владимир свою речь, к нему явился жандармский полковник, объявил ему домашний арест и вытребовал у него речь. Генерал-Губернатор препроводил речь о. Лазаревского к Обер-Прокурору Св. Синода, по определению которого проповедник за свою речь отдан был под суд и осуждён на епитимию в монастыре. Сверх того, ему не было дозволено отправиться в Харьковскую епар

—307—

хию, а он был послан в Тульскую – место своей родины. Возвращаясь из монастыря в Ригу, где проживала его несчастная семья, о. Владимир заехал ко мне в Вольмар; разумеется, со всем радушием я принял его и сердечно поскорбел о его несчастии, которое сильно изменило его и возмутило его дух; я почти не узнавал его, прежде так смелого и решительного; теперь он был принижен, не решителен и спрашивал у меня совета даже в маловажных делах. Между прочим была у нас речь о том, нужно ли ему теперь явиться к Генерал-Губернатору? Я советовал ему сделать это и по-христиански проститься с ним. А если он меня не примет? возразил о. Владимир. Это его дело, – но вы будете правы пред Богом, Который оценит ваше намерение проститься с Князем, сделавшим вам большую неприятность, и наградит вас, говорил я о. Владимиру. Не знаю, исполнил ли он мой совет; но знаю, что по ходатайству Харьковского Владыки Высокопреосвященнейший Митрополит Московский Филарет принял его сначала учителем в Московскую семинарию и потом дал ему место священника в самой Москве при приходской церкви, при которой он был добрым и любимым пастырем. Лет пять тому назад он скончался; вечная память труженику Лифляндскому и доброму помощнику Владыки Филарета в деле присоединения к православию многих тысяч Латышей и Эстов.

—308—

Пред нами превосходно-изданная, отлично-иллюстрированная книжка, усердно распространяемая во баснословно дешёвой цене, „во имя преподобного Сергия“, „на бедствующих от неурожая!“ В самое короткое время она стала, известной; некоторые газеты и журналы уже расхвалили её. Интересно поэтому познакомиться с нею.

Следующий за заглавным лист уверяет, что книжка издана „Преподобному и богоносному отцу нашему Сергию... во славу“ (по поводу 500-летия его памяти), „на пользу юного поколения родного края“. В чём же полагается слава, преподобного Сергия, в чём видит составитель пользу юного поколения?

Обильные благочестивые эпиграфы и рисунки, открывающие книгу, возбуждают самые определённые и приятные надежды. Вам, очевидно, предлагают историю России в освещении православной мысли, видящей в этой истории явные признаки непосредственного Промысла Божия. Ход её, по мнению автора, таков. Началом он считает, как это и естественно, крещение Владимира. Затем он переходить к Киево-Печерской лавре, не привлекающей, впрочем, к себе его большого внимания. Лишь кратко поминает он о её просветительной деятельности, добавляя: „В святой тишине монастырской келии зачалась свято-русская летопись“. С этих пор „новая жизнь настала для Руси. В жизни русской начинается повесть о том,

—309—

как не людской лишь силой, а Божьей помощью, стала Руская земля“.

И первой главой этой повести была борьба Андрея Боголюбского с Камскими Болгарами, поражение коих сопровождалось несколькими чудесными обстоятельствами. Следующим чудом было чудо знамения Божией Матери. „Новгородцы повели себя самовластно, исполнились гордыни, совершили много убийств и пролили много крови“. „Андрей Боголюбский послал сына своего Мстислава смирить Новгород“. „Жестокий Мстислав, выступив в поход с 72 князьями, оставлял за собой пепел и трупы“. И вот тогда Новгородцы подняли икону Богородицы, совершилось известное чудо, и князья были побеждены, – „и бысть супостатам тяжек путь той“. Надо заметить, что „супостаты“ это – князья, и помощь свыше оказана здесь „возгордившимся и проливавшим много крови“ (конечно русской) Новгородцам против Мстислава, который хотя и был жесток и также проливал кровь, по на стороне которого во всяком случае была забота об устроении земли Русской.

„Наступила страдная пора“, повествует автор, – „полонили Татары Русскую землю“. – „Подвиги пастырей Церкви, крепкая вера и праведная молитва помогли Русской земле не исчезнуть бесследно, по бодрствовать в тишине, работая для будущего освобождения“. Однако, это только фраза: речь идёт далее вовсе не о какой-нибудь внутренней работе России, а о том, что во всякой другой истории, кроме русской, автор и сам, вероятно, затруднился бы поставить в непосредственную связь с „подвигами пастырей“ и „праведной молитвой:“ речь идёт просто-напросто о военных успехах Александра Невского, который в битве со Шведами „погубил бесчисленное множество врагов“.

Рассказ переходит, затем, к преподобному Сергию. Обетование, данное ему в известном видении Пресвятой Девой о вечной помощи Лавре, автор поясняет так: „Бывали времена, когда, при пленении Москвы, при бедствиях государственных, раздорах гражданских, в те дни, когда всё клонилось к конечной гибели, один Троицкий монастырь Преподобного Сергия стоял незыблемым опло-

—310—

том царства и православия“. 500-летняя история Троице-Сергиевой Лавры, действительно, тесно связана с историей России, ибо народ Русский видит и имеет в Лавре один из своих духовных центров. Автор и признаёт это в витиеватой и неудобопонятной фразе: „Среди негаснущих чудес, у преславной раки преподобного и богоносного Игумена земли Русской, совершается многовековое великое таинство: там, согласно с Сергием, дышит дух народной русской жизни“. Но не сюда направлено его воинственное внимание, а ко временам „государственных бедствий“ и „гражданских раздоров“. Посему, сообщив, как митрополит Пётр обещал Иоанну Калите за построение Успенского собора возвышение Москвы, и что „руки его взыдут на плеща врагов“, и о исцелении митр. Алексием ханской жены – он спешит к Куликовской битве. Затем следует: освобождение Москвы от Тамерлана чудом от Владимирской иконы Божией Матери, встреча Иоанна III-го с Ахматом на берегах Уфы и спасение Москвы от Махмет-Гирея, связанное в народной памяти с видением в Спасских воротах. Из Казанской истории сообщаются чудеса, сопровождавшие взятие города; но ни мирная деятельность государственной власти, ни просветительная деятельность иерархов не оказываются заслуживающими упоминания. Равным образом, лишь несколько строк посвящено и митр. Филиппу, причём одинаковое значение приписано как устройству Соловецкого хозяйства, так и отношениям митрополита к царю.

За время Феодора один лишь момент, по мнению автора, имеет значение в религиозно освещённой истории России; это – нападение Крымцев. „В этот день ужаса, когда пение смешивалось с звуками пальбы и фимиам с дымом пороха, один человек изо всего народа был ясен и спокоен, – тот, за кого умирали пред стенами столицы. Утомлённый долгой молитвой, Фёдор в полдень с высоты своего терема равнодушно смотрел на битву. За ним стоял добрый боярин Григорий Годунов, плача об участи Москвы. Царь обернулся и сказал: „Не бойся: завтра не будет нечестивых. То было пророчество“.

Наконец автор достигает до периода, где ему пред-

—311—

ставляется обильнейший материал для его „повести“, – до Смутного Времени. Все внимание его останавливает на себе осада Троицкой Лавры. „28-го июня заметно было у врагов движение. Иноки кипятили смолу и серу, таскали известь и камни на ограду“ и помощью таких средств, не имеющих особенного христианского характера, приступ был отражён и „окончился позорным отступлением врагов, потерявших.... множество людей“. Дальнейшая борьба с Поляками рассказана весьма подробно, но вслед за ней автор прямо переходит к Петру Великому: время царей из дома, Романовых не вмещается в его построение истории. Но и о Петре сказано коротко, ибо автор спешит к 1812 году, где ему можно разгуляться. За весь XVIII-й век Русская земля – не „строилась“.

Само собой разумеется, что народная борьба 1812-го года изложена с большим увлечением; в пылу красноречия автор даже говорит (или признаётся), что „Русские во всяком неприятеле видели своего личного злодея“. Нельзя, конечно, скрыть, что в то время на ряду с идеальными побуждениями в народе проснулись и зверские инстинкты, но автор не ограничивается одним признанием, а, громоздя на целых страницах всякие ужасы, упорно обставляет их благочестивыми рассуждениями, не понимая всей неуместности такого приёма.

Рассказ о 1812-м годе заключается описанием некоторых чудесных обстоятельств, имевших место во время пожара Кремля, и затем книга кончается защитой Соловецкого монастыря в 1854-м году и, минуя „устройство“ русской земли в прошлое царствование, – событием 17-го октября 1889-го года.

Итак, на всём протяжении Русской истории три чуда (прозрение Владимира, исцеление ханской жены и 17-е октября) – и затем, – только победы над врагами, так или иначе достигнутые. Такова «повесть» г. Поселянина. Коротко говоря, она – сплошная ложь, и даже не благочестивая. Ложь потому, что не в одной же вражде прошла русская история, – потому, что в этой истории, кроме тяжёлых страниц военных – много и ясных страниц внутреннего развития, нравственного подъёма и – что всего

—312—

в данном случае важнее – много страниц просветления религиозной жизни. Ложь эта не благочестива потому, что, признавая непосредственное сверхъестественное воздействие на судьбу народов, христианин не может принять теорию Илиады, по коей явность этого воздействия определяется числом убитых врагов и количеством вылитой на них кипящей серы.

Но вот в чём дело. Книга назойливо рекомендует себя своей усиленно-благочестивой внешностью и получила уже некоторую известность; она „предназначена для распространения среди детей, юношества и народа, в учебных заведениях, городских и сельских школах, полках и богадельнях“, „на пользу юного поколения и во славу преподобного Сергия“. Так что же, эта непрестанная вражда по отношению к людям, это языческое суеверие по отношению к Богу, – об этом проповедуется во славу великого угодника, на пользу юного поколения родного края?!... Гордись и злобствуй, – и тебе поможет сам Бог, таково учение, которым современные зилоты считают нужным назидать народ.

Я говорю: „современные зилоты“. Повесть г. Поселянина, едва ли даже понятная по своему странному языку тем читателям, для коих предназначается, не стоила бы и минуты внимания, если бы она не была своего рода знамением времени, если бы она не была крайним, в своей наивности, выражением тех quasi-патриотических и quasi-православных взглядов, которые не без успеха стремятся теперь получить у нас привилегию „истиннорусского“ направления. Но поэт славянофильства давно уже сказал:

Не терпит Бог людской гордыни,

Не с теми Он, кто говорит:

„Мы – соль земли, мы – столп святыни,

Мы – Божий меч, мы – Божий щит!“ –

так что следовало бы знать, что такое патриотизм, равно как и что такое христианство.

Однако не знают. И притом именно те, кто до хрипоты кричат, что они, так сказать, специалисты в этих делах.

—313—

Мы не можем знать, к чему ведёт Бог Россию, ибо пути Его неисповедимы; но мы знаем то, что нам дано, и что мы должны поэтому беречь, и чем должны жить. А дано нам, прежде всего, христианство в православной его форме. Если католицизм развил царственную сторону церковной жизни; если протестантство своим величайшим сокровищем считает личную свободу христианина, то православию поручено соборное хранение истины, догматической и нравственной. О догматах здесь нет речи; но в чём нравственная истина христианства? В том, несомненно, что царство Божие не от мира сего, а что условием земной жизни должна быть любовь, та любовь, которая забывает даже саму себя. Болезненная, или самонадеянная, забота о спасении своей личной души, как принципа индивидуальности, ведёт, по учению Евангельскому, лишь к гибели её идеальной жизни, и это учение относится вовсе не к отдельным только лицам, а и к целым народам.

И именно, когда народ считает свою истину исключительной, то он тем старается спасти душу свою, и не успевает. Забота становится для него сача целью, а дух, который даёт истине жизнь, угасает; одна форма истины, мёртвая её оболочка, наполняет всё существование; – но какое же единение жизни с смертью?!.. Да не будет того с Россией!

Чудным образом наш национальный характер совпадает с христианской нашей задачей. Достоевский одним словом определил Русского: всечеловек. Да, всечеловек! В нас нет исключительности, и мы во всех отношениях воспринимаем и перерабатываем в себе чужое, к сожалению, дурное так же, как и хорошее. Но может быть мы делали бы выбор тщательнее, если бы ясно сознали, что это наше свойство – не „обезьянство“ одно.

То же и в религиозной нашей жизни. Чтобы взять пример, для всех безобидный: откуда проистекли католические тенденции Стефана Яворского и протестантские Феофана Прокоповича? Были ли они увлечениями лиц, или имели провиденциальный смысл? И должны ли мы относиться к тому и другому только с осуждением? Кто

—314—

больше имеет право носить ими православного? Те ли, кто искали правды или те, кто от неё отвергаются, возомнив, что имеют её уже в полной мере, в той мере, в какой правда, однако, доступна только Богу? И не есть ли мысль человека, который равняет себя с Всеведущим Богом, не правда, а ложь?

Но надо отдать и справедливость такому взгляду. Он упрощает дело до крайности. Не только нет при нём необходимости переводить на практику свои православные убеждения, но нет поводов и знать их положительный объём; ведь вся суть в защите от врагов, в поражении неправославного: задача, очевидно, отрицательная. Надо только припоминать, чего нет в известных формулах, и с этим бороться. Читающие духовные журналы, вероятно, заметили известие о заботах некоторой епархии касательно всенародного пения в церквах, и как, по епархии, было разъяснено, что поющие должны непременно знать текст наизусть, а отнюдь не произносить его по книге, ибо это явно напоминало бы католицизм или протестантство: в Типиконе ведь нет ничего о пении с книгами в руках. Или, выскажет кто-нибудь, что христианская любовь подразумевает не только известный характер личных отношений, по и общественную деятельность, немедленно ревнители православия припоминают, есть ли в катехизисе об общественной деятельности; – нет, значит, мысль – не православна. Долг же православного этим заявлением исполнен во всех своих частях.

Что же бы, однако, было, если бы весь народ стал на эту точку зрения? Если бы вместо того, чтобы творить дела милосердия, молиться, работать над внутренним своим исправлением, он заботился бы только о том, как бы не подпасть под подозрение неправославия? В глухих, лесных углах севера многие „церковные“, живя постоянно с старообрядцами, крестятся двумя перстами: – православны они или пет?

Столь же упрощена и политически-общественная теория г. Поселянина, преимущественно им и развитая. Цель государственной жизни внешнее могущество и возможное

—315—

расширение территории; сюда и ведёт Провидение избранный народ Русский.

Такова её формула.

Но в ней есть одно затруднение. Всякий, знающий кроме истории собственного сочинения, и подлинную, не может забыть, что могущество и обширная площадь – не исключительное качество православной России, но и протестантской Англии, например, а в прежнее время – и Рима, весьма языческого, и разных Персидских и Вавилонских монархий.

Как же тут быть? Затруднение это столь явно, что только зилоты и могут его не видать, а все остальные смертные неизбежно должны о него преткнуться. Но зилотам свойственно не замечать очевидного: ведь не заметили же они всей бессмысленности своего направления в Иудее и тем вызвали разрушение Иерусалима.

Да, разрушение. Велик был Рим, долго существовал и казался неразрушимым, – но погиб. Погиб и Вавилон, и Ниневия, – и от всего их величия остались только разбитые черепки, на которых описано было неразбиваемое могущество их владык. Ужели же только к такой бессильной силе ведёт Бог и Русский народ? И ужели чудо, что полураздетые Французы замерзали среди зимы?

Задача государства далеко не во всех частях совпадает с задачей христианского общества. Первая заключена в пределах земного существования; вторая – переступает её грань. Строго говоря, она исполняется только церковью. Но государство, там, где оно не отделилось от церкви, помогает ей, – однако, в чём же? В нравственном усовершенствовании своих членов. С этой точки зрения внешние успехи не только, вообще говоря, безразличны, – но иногда полезными оказываются неудачи. И поэтому можно видеть иногда руку Провидения в исторических событиях, весьма противоположных желаемым с человеческой точки зрения. Севастопольское поражение заставило Россию оглянуться на себя и, сбросив свою гордыню, отказаться до некоторой хотя бы степени от лишённых любви идеалов, которым она дотоле служила. В чём же больше проявилось смотрение Божие: в этом поражении или венгерских победах?

—316—

Тип внешним образом могущественного и юридически-совершенного государства выработан в классической древности; главным образом, в Риме. Он перешёл и в христианский мир. Всё, что видит г. Поселянин великого в нашей истории, относится именно к развитию этого типа. Освобождение крестьян, суда, стряхнувший иго отвлечённой юридической формулы и некоторые другие реформы прошлого царствования были, действительно, шагами – на христианском пути. Но наши язычники этого не понимают и, проникнутые своими языческими воззрениями, они приписывают славному в Троице Богу те самые благодеяния, за которые Римляне приносили жертвы Зевсу-Громовержцу.

Но Римская история, в нравственном отношении, шла неудержимо к падению, между тем, как христианские народы, в том числе и Русский, непрестанно совершенствуются или должны совершенствоваться. В этом процессе, и только в нём, не трудно рассмотреть Божью помощь. Истинный христианин и истинный друг народа, желая объяснить последнему глубокий смысл его исторической жизни, должен был бы указать именно на эту её сторону, раскрыть в истории действие животворящего и любвеобильного Духа Божия, припомнить все высокие и светлые минуты, когда народ отвращался от земных пристрастий и направлял всё стремление своего духа к полноте христианской жизни; наконец он должен был бы напомнить, что узки врата, ведущие к спасению, что не мало на этом пути соблазнов, но что соблазны эти, однако, могут быть и на пользу, если впадающие в них находят в себе достаточно нравственных сил, чтобы ими же, этими соблазнами, и очищаться.

Вот какова была бы истинная повесть о том, как чудом Божиим строилась земля Русская, – повесть, осмысленная верой в Бога и заботящаяся о пользе народа. Та же, котирую мы имеем перед собой, проникнута прямо противоположным духом, преследует прямо противоположные цели.

Но утешимся темь, что она не страшна Русскому народу. Он вынес Татарщину, вынес Смутное время; он

—317—

претерпел нигилистическую пропаганду 70-х годов; риторика ли современных зилотов ему будет опасна?

Н. Горбов

Примечание редакции. Нужно согласиться с автором, когда он восстаёт против увлечения одностороннею мыслью о «победах и одолениях», как единственной среде, в которой является содействие свыше: но и автор должен согласиться, что монгольское, например, иго не может представляться желательным в видах духовно-нравственного преуспеяния. Нашествия иноплемённых, во всяком случае, создают условия, среди которых и жизнь духовно-нравственная встречает великую помеху к правильному развитию.

—318—

Покровская академическая церковь при значительном умножении числа молящихся становится тесна во время даже воскресных всенощных и литургий, не говоря уже о днях великих праздников. Кроме того, во время ежевоскресных внебогослужебных собеседований в церковь собирается свыше 700 слушателей, из которых многие по тесноте храма стоят в далёком притворе. Ныне по благословению Его Высокопреосвященства предпринимается расширение св. храма с перенесением алтаря на восток и с присоединением к храму посредством выломки стен двух больших прихожих комнат. В надежде на сочувствие к сему начинанию со стороны бывших питомцев Московской Академии и всех ревнителей веры, академическое начальство обращается к ним с воззванием о посильной помощи. Пожертвования принимаются лично и по почте: 1) у ректора Академии Архимандрита Антония: 2) у старосты академической церкви Николая Николаевича Дружинина (Москва. Замоскворечье, Денежный переулок, собств. дом): 3) у почётного блюстителя Академии, Николая Михайловича Федюкина (Москва, Александровский пассаж).

—225—

отправились по его же следам. Быть может, они знали о плане путешествия св. Апостола и ожидали встречи с ним в Антиохии, а может быть, и не знали и пошли в Антиохию только потому, что эта церковь была и наиболее тверда в своей верности принципу христианской свободы и наиболее близка к их обычному местожительству – Иерусалиму. Во всяком случае несомненно, что после того, как пришёл в Антиохию св. Павел, а потом и св. Пётр, прибыли туда же и иудаисты. Св. Ап. Павел впрочем не называет их каким-либо определённым, бесспорно к ним относящимся, именем. Он именует их – некоторыми от Иакова (τινὲς ἀπὸ Ἰακώβου)²³⁹⁹. Это выражение св. Апостола многих западных толкователей вводит в недоумение: они думают, что оно будто бы ясно говорит за связь, в которой стояли эти пришельцы с св. Ап. Иаковом. Одни прямо утверждают, что эти некоторые были никто иные, как посланцы св. Ап. Иакова, и что τινὲς ἀπὸ Ἰακώβου надо понимать в смысле: посланные Иаковом. Такое мнение особенно настойчиво проводит Баур и его ново-тюбингенская школа; его особенно подробно развивает Renan²⁴⁰⁰, кощунственно – ненаучно предполагающий партийную борьбу между иерусалимской церковью во главе с св. Иаковом и – св. Ап. Павлом; ему следуют в своих комментариях на Послание к Галатам Rückert²⁴⁰¹, Meyer²⁴⁰², Reythmayr²⁴⁰³, и др.²⁴⁰⁴. – Не затрагивая общего вопроса о самом основании, на котором зиждется эта мысль (предполагаемая борьба между Иерусалимом и Ап. Павлом), относительно разбираемого места прямо можно сказать, что прилагать к нему эту мысль не позволяет даже и самый грамма-

—226—

тический строй речи: τινὲς ἀπὸ Ἰακώβου никак нельзя переводить: посланные Иаковом; если бы в этом месте заключалась именно такая мысль, то тогда было бы сказано: τινὲς ὑπὸ Ἰακώβου или τινὲς παρὰ Ἰακώβου²⁴⁰⁵ – Другие, воздерживаясь от мысли, чтобы считать св. Иакова вождём партии, рассылающим своих агентов для противодействия Ап. Павлу, на основании упоминания в рассматриваемом месте имени Иакова, утверждают, что эти τινὲς ἀπὸ Ἰακώβου, несомненно, будто бы были во всяком случае единомышленниками и сообщниками св. Иакова: они будто бы были представителями воззрений св. Иакова на значение Моисеева закона в христианстве. Так думает Usteri²⁴⁰⁶, Wieseler²⁴⁰⁷, и особенно Lange²⁴⁰⁸. – Но достаточно самого поверхностного сравнения повествования Ап. Павла об этих пришельцах от Иакова с теми местами книги Деяний, где говорится об учении Ап. Иакова касательно значения Моисеева закона в христианстве, чтобы видеть, что воззрения первых и второго – различны между собой до противоположности, не допускающей никакой взаимной связи между ними. Известно, что когда пришли в Антиохию некоторые от Иакова, то св. Пётр, ранее свободно обращавшийся с тамошними христианами из язычников, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных²⁴⁰⁹, так что св. Павел обличал его за то, что он христиан из язычников принуждал жить по-иудейски²⁴¹⁰. Очевидно, прибывшие были против того, чтобы признавать истинными христианами антиохийских братьев, вступившими в церковь помимо иудейства: они были против общения с ними; очевидно также, что прибывшие от Иакова исполне-

—227—

ние Моисеева закона считали необходимым для всех христиан из язычников. Но также взгляды могут ли принадлежать тем, кого хотят назвать единомышленниками Ап. Иакова? Так ли учил и так ли поступал сам св. Иаков? Хотя, он, живя в центре иудейства – Иерусалиме, и в христианстве являлся ревностнейшим исполнителем всех-требований ветхозаветного закона, так что от самих иудеев получил за сие имя праведного, однако это исполнение им закона отнюдь не основывалось на убеждении в необходимости закона и в христианстве. Это делалось единственно ради воспитательного влияния на окружающих и было временной мерой апостольского благоразумия для привлечения и удержания в христианстве иудеев, не могших возвыситься до мысли, что в христианстве закон уже не нужен. А сам св. Иаков закон отнюдь не считал обязательным в христианстве: на апостольском соборе в Иерусалиме он решительно высказался против обязательности закона для язычников, принимающих христианство²⁴¹¹. Что же общего между тем и другим взглядом на значение закона в христианстве? А Послание Иакова с его возвышеннейшим христианским учением о духовной нравственной чистоте? Неужели его священнописатель и эти антиохийские пришельцы-единомышленники? Конечно, пет. – Но если эти τινὲς ἀπὸ Ἰακώβου ни были посланы св. Иаковом, ни были и его единомышленниками, то почему же однако Ап. Павел, говоря о них, привязывает к ним имя св. Иакова? Св. И. Златоуст²⁴¹² и бл. Августин²⁴¹³ с полной вероятностью полагают, что имя св. Иакова употреблено здесь для обозначения места, откуда явились эти пришельцы. „Некоторые от Иакова – это значит: некоторые, прибывшие из той христианской общины и того места, где жил её предстоятель, св. Ап. Иаков, иначе – из Иерусалима“²⁴¹⁴. Такое

—228—

выражение для определения этих пришельцев находит себе параллель в Деян.15:24, где св. Иаков иудаистов, смутивших антиохийских христиан, прямо называет вышедшими от нас (ἐξ ἡμῶν ἐξελδόντες)²⁴¹⁵. Употребляя выражение: τινὲς ἀπὸ Ἰακώβου, Ап. Павел тем самым, так сказать, делал указание на это место из иерусалимского соборно-апостольского послания. Можно думать также, что эти христианские выходцы, проповедуя в церквах, основанных св. Ап. Павлом, необходимость Моисеева закона и в христианстве, ссылались на авторитет св. Ап. Иакова и прикрывались его именем, выдавая себя за его единомышленников, а, может быть, и посланцев²⁴¹⁶; это – вполне возможно; и вот св. Павел, называя их τινὲς ἀπὸ Ἰακώβου, отчасти, может быть, хотел указать именно на это прикрывательство их именем св. Иакова. Во всяком случае название, даваемое им св. Павлом, даёт право заключать, во-первых, о том, что они пришли из Иерусалима, оттуда, где жил св. Иаков и, быть может, прикрывались его авторитетным именем, и, во-вторых, о том, что св. Ап. Иаков не стоял с ними совершенно ни в какой связи: они ни его посланцы и ни его единомышленники²⁴¹⁷.

Что же касается тех воззрений, с какими были эти люди, то это легко можно усмотреть из краткого повествования св. Апостола о том, что произошло после их прихода. – Когда они явились в Антиохию, то св. Пётр до того времени не исполнявший правил Моисеева закона и пребывавший в полном общении с антиохийскими христианами, вдруг стал вести себя как истый иудей – обрезанный и во исполнение требований закона Моисеева прервал сношения с необрезанными христианами. Последнее, несомненно, сделано было потому, что необрезанные христиане считались не истинными христианами; с ними не сообщались, ибо они не имеют закона. Но, очевидно,

—229—

общение было бы снова восстановлено, если они примут и будут исполнять закон. Вот что произошло прежде всего в Антиохии под непосредственным и прямым воздействием новоприбывших лиц. Как не узнать в этих новоприбывших от Иакова тех некоторых, пришедших из Иудеи, которые учили (антиохийских же) братьев: если не обрежетесь по обряду Моисееву, то не можете спастись²⁴¹⁸ и сторонники которых на апостольском соборе говорили, что должно обрезывать язычников и заповедовать соблюдать закон Моисеев ²⁴¹⁹? Как не узнать в них, если не тех же самых лиц, то, по крайней мере, единомышленников тех лиц, про которых св. Павел в том же Послании к Галатам говорит: а вкравшимся лжебратиям, скрытно приходившим посмотреть за нашей свободой, которую мы имеем во Христе Иисусе, чтобы поработить нас, мы ни на час не уступили и не покорились, дабы истина благовествования сохранилась у вас²⁴²⁰. Очевидно и несомненно, что эти прибывшие от Иакова лица были враги св. Ап. Павла, иудаисты, восстававшие против проповедуемой им христианской свободы и всячески старавшиеся внушать обращавшимся язычникам мысль о безусловной необходимости для них в христианстве Моисеева закона.

Эти пришельцы – иудаисты сами были до фанатизма слепо уверены в том, что язычникам без Моисеева закона принять христианство нельзя; без него они не спасутся в христианстве. Само собою также разумеется, что они сами соблюдали закон Моисеев строго (строго, конечно, по-своему); такой же строгости они требовали и от тех христиан, которые были иудеями по происхождению и по немощи продолжали придерживаться и закона. Но вот приходят они в Антиохию и что же здесь видят? Они видят, что Апостол обрезанных, св. Пётр, который ранее, живя среди христиан из иудеев, не оставлявших

—230—

исполнение закона и в христианстве, сам строго исполнял его, этот св. Пётр теперь оставил этот закон; он презрел его правила и свободно и спокойно трапезовал вместе с христианами из язычников, совсем не знавшими Моисеева закона; он считал их за равных себе, за, чистых; главное – он сам не блюл заповедей закона! Пусть всё это св. Пётр делал ради пользы антиохийских братий – этого иудаисты не хотели знать, не могли понять; пусть он был прав, ибо был уверен самим Богом, что Моисеев закон в христианстве – не нужен: они этого никак не хотели признать. Пред ними был на лицо только один, с их точки зрения – ужасный, факт презрения св. Петра к закону Моисея. – Так как их убеждение в необходимости закона было хотя и ложным, но искренним, то, само собой понятно, что они сильно соблазнились поведением св. Ап. Петра. Соблазн для них ещё более увеличивался потому, что они явились в Антиохию с тем, чтобы противодействовать св. Ап. Павлу в его учении о свободе от закона; они пришли уничтожать свободу – и вдруг находят себе противника в том человеке, которого считали за своего сторонника. Соблазн становился для них ударом. Притом они верили сколько и в правоту, столько и в успех своего дела. Они тотчас же сообразили: какой сильный вред может причинить подобное поведение св. Петра для других иудеохристиан. Те тысячи слабых иудеохристиан, которые, будучи щадимы иерусалимскими Апостолами в своих привязанностях к Моисееву закону, которые видели среди себя и св. Петра, и прочих Апостолов исполняющими закон, которые признавали ли они или не признавали необходимость свободы от закона для язычников – но которые, во всяком случае, считали за великий грех, если иудеохристианин нарушит закон, что скажут они о Петре, если услышат об его измене этому закону? Нужно стать вполне на точку зрения этих немощных иудеев, чтобы понять всю горечь подобного известия для них²⁴²¹. Подобное известие могло при из-

—231—

вестных условиях так неблагоприятно повлиять на них, что они могли поколебаться в своём христианстве.

И вот посему-то св. Пётр, так или иначе узнав о том впечатлении, какое произвело на пришедших его поведение, убоялся обрезанных (φοβούμενος τοὺς ἐκ περιτομῆς)²⁴²². По что же это была за боязнь? Неужели это был обычный „человеческий страх (Menschenfurcht), пред упрёками и порицаниями“?²⁴²³ Неужели он „боялся, чтобы не подвергнуться опасности самому“?²⁴²⁴ „Но прежде, – ответим на эти вопросы словами св. Иоанна Златоустого, – нужно сказать о дерзновении Петра и о том, как он всегда предварял всех учеников Христовых. Ибо и имя сие получил он за твёрдую и непоколебимую веру. Так, когда все вообще были спрашиваемы, он, предварив других, отвечал: Ты ecи Христос Сын Бога живаго²⁴²⁵, за что ему вверены были и ключи царства небесного. Также и на горе он один является говорящим; и когда Господь беседовал о кресте, и все другие молчали, он один говорит: сохрани Бог²⁴²⁶. Таковые слова, хотя и не были плодом зрелого рассуждения, однако проистекали из пламенной любви. Везде мы его видим ревностнейшим пред другими и предваряющим других среди опасностей. Так, когда Господь явился ученикам Своим на берегу, и другие поспешали к берегу на судне, Пётр не захотел дожидаться, пока судно придёт к берегу. И после вознесения Господа, когда Иудеи с неистовством вопияли и искали погибели учеников, Пётр, первый выступив смело, возвысил голос и сказал, что Распятый восстал и находится на небеси… Итак, каким бы образом могло случиться, чтобы тот, кто отдал душу свою в руки такого множества народа, после стал когда-нибудь лицемерить (из-за страха)? Кто предал себя на бичевание и узы и не согласился нисколько уступить своей свободы и своего дерзновения ещё в самом

—232—

начале проповеди, в престольном городе, где угрожала такая опасность, тот почему бы мог убояться уверовавших из иудеев, спустя столько времени и притом в Антиохии, где не было никакой опасности и когда уже приобрёл такую славу, засвидетельствованную столькими и такими делами? Кто самых Иудеев не страшился и притом в самом начале и в престольном городе их, по прошествии столького времени и притом в чужом городе, почему бы он стал опасаться тех, которые отделились от иудеев?“²⁴²⁷. Нет, не человеческим страхом убоялся св. Апостол. „Не того боялся, чтобы не подвергнуться опасности самому (ибо не быв боязливым в начале, мог ли бояться теперь?), но того, чтобы не отпали ученики, чего и сам Павел боялся. Так пиша к Галатам, говорит: боюся о вас, еда како всуе трудихся в вас²⁴²⁸ и к Коринфянам: боюсь, да не како яко же змий Еву прельсти лукавством своим, тако истлеют и разумы ваша²⁴²⁹. Страх смерти ничего не значил для них, но страх погибели учеников сильно поражал души их“²⁴³⁰. Итак, св. Пётр боялся не обрезанных, а за обрезанных. Под этими обрезанными не надо разуметь только пришедших (τινὲς), а всех иудео-христиан, живших по Иудее²⁴³¹. Боялся он, конечно, не того, чтобы они не оставили совершенно христианства: – „тогда бы, совершенно справедливо замечает Usteri, – вера их во Христа оказалась основанною па слишком слабых опорах“²⁴³², – а опасался сильных смущений, волнений и вообще неспокойствия, какие неминуемо произошли бы, если св. Пётр продолжал бы далее своё прежнее отношение к христианам из язычников. Духовному взору св. Петра живо предстала многотысячная масса палестинских христиан из язычников, слабых и немощных, заботливо ревнующих о законе, могущей смутиться

—233—

его свободой, почитающей его своим Апостолом, и он из любви к ним и по чисто апостольской мудрости, по той самой, по которой он и другие Апостолы исполняли закон в Иерусалиме, переменил свой образ поведения, он, по словам св. Павла, ὑπέστελλεν²⁴³³ καὶ ἀφώριξεν ἑαυτὸν²⁴³⁴, стал таиться и устраняться²⁴³⁵. Первый глагол выражает собою мысль о том, что св. Пётр оробёл, устрашился, отступил, возвратился к прежнему образу действий²⁴³⁶; не чужд этот глагол и того значения, которое придано ему в нашем русском переводе: стал таиться, из страха умалчивать, скрывать. Очень возможно и с последующей речью весьма согласно, что он, заботясь о спокойствии иудео-христиан и ради них снова обратившись к закону, боялся опечалить антиохийских братьев и на первых порах, по переходе на сторону пришедших, скрывал от антиохийцев свой новый образ отношения к ним. Он стал таиться, устраняться от случаев к общению, боялся открыто заявить им, что он теперь с ними уже не будет иметь прежнего общения. Но на деле он был уже исполнителем закона; он более его уже не нарушал, он исполнял его предписания и с антиохийскими братиями он уже более не имел прежних отношений; он от них ἀφώριζεν ἑαυτόν²⁴³⁷. Imperfectum обоих глаголов говорит за то, что такое поведение св. Петра, его устранение от антиохийских братий и в этом отношении переход на сторону прибывших, продолжались не один день, а некоторое, более или менее продолжительное, время.

Но эта перемена св. Ап. Петром своего отношения к антиохийским братьям, хотя и происходила из чистых побуждений – желания блага иудео-христианам, однако она была ошибкой в данном случае; тут был выбор двух благ: блага иудео-христиан и блага христиан из язычников, тут можно было выбрать или напрасную защиту искусственно поддерживаемого не по необходимости, а ради

—234—

щажения немощей иудеев, закона или утверждения свободы христианской. И св. Пётр ошибся, – избрав первое, но отринув второе. Но мог ли св. Апостол Пётр, озарённый благодатными дарами св. Духа, ошибаться? Это озарение Духа Святого, правда, делало свв. Апостолов непогрешимыми, но только в одной области, – сообщения людям воли Божией, или Божеств. Откровения; свв. Апостолы, как органы Бож. Откровения, были непогрешимы, но в остальном, в своей личной жизни и деятельности, степень их святости зависела от их личных умственных и нравственных качеств. Посему в личной жизни и деятельности, хотя бы последняя касалась апостольского служения, они могли ошибаться, могли превосходить один другого. В данном же случае св. Пётр ошибся ничуть не в сфере сообщения Откровения, а в своей деятельности, в своей, так сказать, апостольской приспособительности; он понимал положение дела не так, как св. Павел; посему последний обличил его, а первый выслушал покорно это обличение. Сущность ошибки главнейше состояла в том, что опасность для иудео-христиан была не столько действительная, сколько предполагаемся, а вред для антиохийцев – действительный; раз им прежде было говорено, что закон им не нужен, раз они видели, что свв. Павел и Пётр не исполняют закона при них и не требуют от них его исполнения, но теперь они, когда увидели, так сказать, двоедушие св. Петра, его измену самому себе, то могли поколебаться в своих убеждениях касательно христианской свободы; могли поколебаться – главное – антиохийцы, центр и начало христианских церквей из язычников, те антиохийцы, которые смутились от проповеди иудаистов пред апостольским собором²⁴³⁸.

Св. Павел предвидел этот вред; и он не ошибался; сила соблазна начала уже обнаруживаться и всё более и более увеличиваться: вместе с ним лицемерили и прочие иудеи, так что даже Варнава был увлечён их лице-

—235—

мерием“²⁴³⁹. В этом известии св. Павла требуют нарочитого изъяснения некоторые стороны дела. Что такое лицемерие, о котором говорит здесь св. Апостол? Почему он поступок св. Петра, а равно и поведение других, подражавших ему, иудеев и Варнавы называет лицемерием? Лицемерие (ὑποκρίνεσθαι и ὑπόκρισις)²⁴⁴⁰ это есть – притворство, неискренность, двоедушие; неужели в этом повинен был и св. Пётр и св. Варнава и прочие иудеи? Некоторые толкователи²⁴⁴¹ весьма просто разрешают подобные вопросы: св. Пётр, говорят они, и сам знал и открыто свидетельствовал, что закон Моисеев в христианстве не нужен, а здесь между тем он явился исполнителем этого закона; вот в этом будто бы и заключается двоедушие, лицемерие. Но в таком случае надо было бы тогда признать лицемерами всех иерусалимских Апостолов и всё предшествовавшее поведение св. Петра, когда они и он, щадя немощь иудеев, сами хорошо зная, что в христианстве Моисеев закон не нужен, однако исполняли его; тогда даже сам св. Павел, обрезывавший Тимофея, принимавший обет назорейства, для иудеев бывший иудеем, являлся бы лицемером; да не будет этого. Если бы в настоящем случае св. Пётр, ради иудео-христиан разрывая общение с антиохийскими братиями, разъяснил бы окружающим, что он поступает не потому, чтобы считал закон необходимым и в христианстве, а – ради помощи иудео-христиан, тогда его поступок никак нельзя бы было назвать лицемерием. По-видимому, св. Павел уже самым словом ὑπέστελλε дал попять, в чём именно состояло лицемерие св. Петра; он потому именно и таился и удалялся от объяснений с антиохийцами, что понимал всю необходимость того, чтобы объяснить им те мотивы, по которым он так поступает. В отношении к пришедшим он не лицемерил; лицемерил он только в отношении к антиохийцам; он сознавал в глубине своей души, что ему надо было бы

—236—

или совсем не прерывать общения с ними или же объясниться, но он не сделал этого; этим то он именно и лицемерил. Прочие же иудеи (οἱ λυποὶ Ἰουδαῖοι), т. e. или пришедшие с св. Петром или жившие в Антиохии, которые ранее находились в общении с антиохийскими христианами, были увлечены поведением св. Петра просто путём уважения к его апостольскому авторитету и вместе с ним стали удаляться от общения с антиохийскими христианами из язычников, вместе с ним лицемерили. Это обстоятельство ещё более производило опасности для антиохийских братий; антиохийская церковь начинала подразделяться на две половины. Но опасность ещё более увеличилась оттого, что даже сам св. Ап. Варнава, этот сотрудник св. Павла, сам основавший вместе с ним церковь антиохийскую на началах христианской свободы, теперь на глазах той же антиохийской церкви прервал общение с христианами из язычников ради Моисеева закона, стал исполнять его предписания и, так сказать, отделившись от христиан-антиохийцев, примкнул к св. Петру и прочим его сторонникам из иудео-христиан. Это увлечение Ап. Варнавы было весьма большим огорчением для св. Павла; даже Варнава, т. е. тот, на чью верность принципам свободы я рассчитывал вполне, даже и тот был увлечён их лицемерием (συναπήχθη αὐτῶν τῇ ὑποκρίσει)²⁴⁴².

Если ни св. Ап. Пётр, ни Варнава, и ни прочие иудео-христиане не понимали той сильной опасности, которая проистекала из такого их поведения, то её ясно предвидел с самого начала св. Ап. Павел, благопопечительный отец тамошней церкви. Антиохия – эта первая церковь, принявшая благовествование о Христе помимо Моисеева закона, Антиохия, тщательно сохранявшая свою свободу, была дорога св. Павлу именно этой своей христианской свободой. Он теперь и пришёл сюда, чтоб сильнее утвердить верующих в этой свободе на случай лжепроповеди иудаистов; и вот в этой Антиохии свобода презрена; тут нашлись ревнители закона – и кто же? сам св. Пётр и св.

—237—

Варнава! Св. Павел видел, что они лицемерили; он знал, что в глубине их сердца было иное; знал, что это – ошибка односторонности: они заботились об иудео-христианах, но забыли об антиохийских братиях: но в то же время он понимал, что теперь пропущен самый удобнейший по своей естественности момент к тому, чтобы вслух всех христиан – и – из иудеев и из язычников – провозгласить, что закон не нужен в христианстве. И теперь, если этого не сделал сам Пётр, то его ошибку решился исправить сам св. Павел. Поддержку в этом он находил, с одной стороны в том обстоятельстве, что сам Пётр понимал свою ошибку, но не имел только решительности её исправить, а с другой – он уже подвергался нареканию“ (ὅτι κατεγνωσμένος ἦν)²⁴⁴³. Напрасно Vulgata переводит: repregensibilis или repregendendus erat²⁴⁴⁴; такого значения это причастие не может иметь ни в каком случае²⁴⁴⁵; он был зазрен, он был порицаем – вот надлежащий его смысл. Но кем? Едва ли здесь разумел св. Павел внутреннее самопорицание со стороны совести²⁴⁴⁶; в таком случае он выразился бы иначе; вероятнее всего, здесь имеется в виду зазрение от самих же антиохийских христиан из язычников. Некоторые из них сразу же заметили ошибку св. Петра и вслух говорили об этом. И вот св. Павел, пользуясь временем, пока ещё соблазн не распространился особенно широко, ревнуя о благе своей любимой церкви, обратился к св. Петру с словом обличения. Он лично противостал ему (κατὰ πρόσωπον αὐτῷ ἀντέστην). Противостал в лицо – находит себе комментарий в 14 стихе: сказал Петру при всех (ἔμπροσθεν πάντων); противостал в лицо то же, что и א ל פָ ג י ם или צַ ל у евреев²⁴⁴⁷, in os у римлян²⁴⁴⁸, сказать в глаза у нас; сказал св. Павел Петру небоязненно и гласно; это требовалось и самой целью обличения.

—238—

С половины 14-го стиха и до конца главы²⁴⁴⁹; помещается эта самая речь Апостола Павла, сказанная им св. Петру, о которой он упоминает в Гал.2(я лично противостал ему). Собственно лично к самому св. Петру относится только самое начало этой речи, содержащееся во 2-й половине 14-го стиха: тут делается обращение к нему прямо во втором лице (ты); далее же, с 15 и по 17 стих включительно, прямого обращения к нему уже нет: св. Павел говорит в нервом лице множественного числа (мы); наконец, с 18 и по 21 включительно речь Апостола ведётся уже в первом лице единственного числа (я). Нет нужды полагать, что эта запись св. Павлом своей речи в Послании к Галатам представляет из себя полное и буквально точное воспроизведение её в том виде, как она была именно произнесена им в Антиохии. Эта запись – не ipsissima verba речи. За это говорит уже сама форма её записи: хотя речь и передаётся прямыми, а не косвенными оборотами, однако изложение её краткое и сжатое. Сам Ап. Павел придаёт антиохийскому событию весьма важное значение; вопрос, который был затронут в речи, требовал наиболее обстоятельного разъяснения и сам по себе особенно в виду поступка св. Петра; поэтому, несомненно, св. Павел, если решился, в Антиохии, лично противостоять св. Петру²⁴⁵⁰ и обличить его при всех²⁴⁵¹ ради всеобщего назидания²⁴⁵² и защищения евангельской истины²⁴⁵³, то ради всего этого он, конечно, сказал бы такую речь, которая вполне достигала бы своей цели, т. е. убеждала всех в истине, не нуждаясь в пояснениях. Но запись речи в Послании – не такова: речь сжата и многосодержательна на столько, что вполне понимать её без наро-

—239—

читого истолкования – нельзя. Кроме того, если, напр., в книге Деяний, где свящ. Писатель главнейшим образом преследует исторические цели: полнее воспроизвести события известного времени – и то многие, если не все, приводимые там, речи воспроизводятся обычно в сокращении, то какая была, надобность св. Павлу воспроизводить буквально свою речь в Послании к Галатам, которое отнюдь не преследует исключительно исторических целей? Собственно рассказ об антиохийском событии нашёл себе место в этом Послании только потому, что мог служить подтверждением развиваемой в начале Послания мысли св. Павла об его апостольской самостоятельности; а воспроизведение речи сделано потому, что её содержание обще с содержанием самого Послания. Посему, св. Апостол, очевидно, воспроизводил свою речь лишь настолько, насколько она могла быть полезна для Галат. Этой-то, весьма заметной, приспособительностью св. Павла в приведении речи к задачам Послания и обусловливается то, что некоторые толкователи большую половину текста речи не могут отличить от текста самого Послания и ограничивают речь только двумя–тремя стихами. Но во всяком случае, если запись речи в Послании сделана и не особенно точно, однако, надо признать, она вполне сохраняет в себе всю сущность подлинной антиохийской речи.

14-й стих заключает в себе ту часть речи, которая обращена лично к св. Ап. Петру и содержит его обличение. Εἰ σὺ Ἰουδαῖος ὑπάρχων ἐθνικῶς καὶ οὐχ Ἰουδαϊκῶς ζῇς, πῶς τὰ ἔθνη ἀναγκάζεις ἰουδαΐζειν? если ты, будучи Иудеем, живёшь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски? – Этими немногими словами Ап. Павел разъясняет собственно всю сущность антиохийского события. Из них становится вполне ясным: почему св. Пётр склонился на сторону прибывших из Иерусалима, в чём состояло его лицемерие и какова была его ошибка. Самый строй речи, как бы иронический²⁴⁵⁴ при котором из обеих посылок невольно выводится заключение: „какая странная непоследователь-

—240—

ность!“, употребление настоящего вместо прошедшего (ζῇς), пользование слишком сильными выражениями для обозначения сравнительно слабых понятий (ἐθνικῶς, ἔθνη, αναγκάζεις) – всё это говорит за то, что обличение св. Павлом Ап. Петра пред всеми было сильно и властно.

Εἰ σὺ Ἰουδαῖος ὑπάρχων ἐθνικῶς καὶ οὐχ Ἰουδαϊκῶς ζῇς. – Свою речь св. Павел начинает с союза ἐἰ, который имеет здесь не проблематическое, или гипотетически-условное значение²⁴⁵⁵, а доказательно-утвердительное: предложение, начинающееся с такого εἰ, должно содержать в себе мысль о факте, вполне доказанном, действительность коего не подлежит никакому сомнению. В таком смысле союз εἰ употребляется в Новом Завете не редко²⁴⁵⁶. – Σὺ Ἰουδαῖος ὑπάρχων, будучи иудеем. – В разбираемом отрывке, равно как и в других местах, Ап. Павел слова: ἰουδαῖος, ἐκ περιτομῆς и ὁ ἔθνος (τὰ ἔθνη) употребляет не в их собственном, ближайшем, значении, а в смысле: иудео-христианин, христианин из язычников. Это особенно ясно из раннейшего, 12 стиха. В таком именно смысле употреблены выражения: ἰουδαῖος, τὰ ἔθνη, ἰουδαϊκῶς, ἰουδαΐζειν и ἑθνικῶς и в 14-м стихе. Поэтому, когда св. Павел начинал говорить Ап. Петру: если ты, будучи иудеем и т. д., то этими словами исключительно старался поставить ему на вид то обстоятельство, что он христианин из иудеев. „Вот смотри, Пётр, – как бы так говорил Ап. Павел, – большинство здешних антиохийских братий – христиане из язычников, не знавшие никогда закона Моисеева. Но ты сам – христианин из иудеев. Ты и рождён, и воспитан, и возрос в лоне строгого иудаизма; раньше ты был ревностным исполнителем Моисеева закона. Припомни: это твоё иудейское происхождение в какое ставило тебя отношение к Моисееву закону даже и в христианстве, до чудесного Божественного откровения, бывшего тебе пред обращением Корнилия? Ты тогда не только считал себя обязанным строго исполнять закон Моисеев, но полагал, что даже и язычники могут приходить ко Христу единственно только

—241—

чрез закон Моисеев. Но что было после этого? Хотя после случая с Корнилием на апостольском соборе и было решено не возлагать ига законного на христиан из язычников, однако христиане из иудеев по-прежнему остались при своём Моисеевом законе. Как живут у вас, в иерусалимской церкви? Там все христиане, будучи иудеями по происхождению, доселе ещё считают для себя необходимым исполнять и закон. Его исполняете там и вы, Апостолы; исполняю во время своих пребываний там и я. У иудео-христиан даже образовалось нечто вроде догмата, что всякий христианин из иудеев должен исполнять и закон. С точки зрения этого-то догмата и обвиняют меня иерусалимские христиане за то, что я позволяю себе, находясь среди христиан из язычников, не нести на себе ига закона. Так вот ты-то принадлежишь к этой иудео-христианской общине; ты – ἰουδαῖος; все иудео-христиане смотрят на тебя, как на своего главу и представителя. Если даже христианам из язычников исполнение Моисеева закона не возбранено, а, им только дозволено его неисполнение; то про тебя, как кровного иудея, нельзя сказать этого; апостольский собор, умолчав в отношении к закону иудео-христиан, этим самым молчанием, так сказать, советует им это исполнение, оставляет его за ними, как сравнительно лёгкое бремя. А практика иудео-христианской общины и твоё авторитетно-апостольское положение в ней обязывают тебя даже к строгому хранению Моисеева закона. И если апостольский собор не возложил этого закона на христиан из язычников главнейше потому, что он – тяжёлое иго, то тебе, как кровному иудею, это иго не столь тяжело, если прямо не легко²⁴⁵⁷. И однако ты, не взирая на всё, живёшь по-язычески, а не по-иудейски“!

Ἐθνικῶς καὶ οὐκ ἰουδαϊκῶς ζῆς, живёшь поязычески, а не по иудейски. Ἐθνικῶς – живёшь по-язычески, как язычник –

—242—

сказано, конечно, очень сильно. Ἐθνικῶς и здесь не надо понимать буквально; оно обозначает: живёшь так, как христианин из язычников. Λ по своему поведению, по жизни христиане из язычников и христиане из иудеев различались между собою собственно только внешней стороной жизни; иудео-христиане выполняли свои религиозные обряды, законы о чистом и нечистом, о субботе и т. п., а христиане из язычников ничем этим себя не связывали; поэтому, если про св. Петра Апостол Павел говорит, что он живёт по язычески, то это значит, что он не соблюдает этих внешне-обрядовых иудейских законов²⁴⁵⁸. Ближайшим образом св. Павел этим, конечно, хотел указать на то, что св. Пётр ел вместе с язычниками, т. е. был с ними в полном общении, как с истинными братьями-христианами²⁴⁵⁹. В данном случае связь между словами: ἐθνικῶς ζῆς и μετὰ τῶν ἐθνῶν συνήσθιεν²⁴⁶⁰ с одной стороны, и между: ἰουδαϊκῶς ζῆς и ὑπέστελλε – περιτομῆς²⁴⁶¹ – с другой – вполне очевидна. Итак, св. Ап. Павел поставляет на вид св. Петру прежде всего то, что он, будучи иудео-христианином, однако живёт, ничуть не отличаясь в своём внешнем поведении от христиан из иудеев²⁴⁶².

—243—

В этом обличении заслуживает, между прочим, особенного внимания глагол ζῆς, живёшь. В то время, когда св. Ап. Павел обратился с обличительным словом к св. Петру, последний уже не жил по-язычески, он прекратил общение в трапезовании с христианами из язычников, устранялся и таился от них и начал жить по-иудейски. Посему св. Павел тогда мог сказать только, что св. Ап. Пётр жил (ἔζησας) по-язычески, а он говорит: живёшь (ζῆς) как будто и доселе²⁴⁶³. De-Wette прямо говорит, что это praesens трудно объяснить²⁴⁶⁴, Flatt хочет придать этому настоящему значение прошедшего²⁴⁶⁵. Rückert прямо видит в употреблении praesens грамматическую ошибку²⁴⁶⁶. Usteri, как бы стараясь об-

—244—

яснить: как мог допустить эту ошибку св. Павел, говорит, что он „употребляет вместо прошедшtго ἔζης настоящее под влиянием аффекта (im Affecte)“²⁴⁶⁷. – Но все мнимыt трудности и предполагаемыt ошибки – создание фантазии. Praesens и в классическом и в библейском греческом языке весьма, часто употребляется вместо imperfectum²⁴⁶⁸. В данном случае употреблённое praesens имеет особенное значение: оно указывает не столько на какой-либо определённый факт или вообще поведение св. Петра, сколько на его постоянные убеждения касательно жизни по язычески; оно указывает на обычное, всегдашнее, вполне и всегда Ап. Петром признаваемое основным, правило касательно этой жизни по-язычески. Поэтому, выражение Ап. Павла: ты живёшь по язычески означает: „ты и раньше и теперь держишься того мнения, что тебе можно жить по-язычески“. Св. Иоанн Злутоуст к ζῆς делает краткое, но глубоко верное замечание: ὤστε καὶ νῦν τὴν αὐτὴν γνώμην ἔχεις²⁴⁶⁹. – Что св. Пётр действительно имел такое убеждение касательно дозволенности для христианина Моисеева закона – это, конечно, хорошо могло быть известно св. Павлу и из прежних поступков св. Петра²⁴⁷⁰ и из его самоличных свидетельств на этот счёт²⁴⁷¹. И в данном случае он говорил правду, ибо в противном случае, как справедливо замечает Olshausen, св. Пётр мог бы возразить Ап. Павлу: „я переменил теперь свой взгляд“²⁴⁷²; но этого не было. Когда св. Павел говорил Ап. Петру, что он считает вполне дозволенным даже для христианина из иудеев жить без Моисеева закона, то говорил правду. – Безразлично: была ли эта мысль выражена св. Павлом полнее и иначе, чем в Послании, или же только заключалась в одном этом слове – она даже и в последнем случае заставляла задумываться св. Петра о тех основаниях, на которых утверждались его

—245—

убеждения. В словах св. Павла: ты, будучи иудеем, живёшь поязычески, и не поиудейски – нет никакого укора. „Пётр, – говорит бл. Августин, – укорён был Павлом совсем не за то, что соблюдал иудейские обычаи, в которых был и воспитан²⁴⁷³. А так как вся тяжесть укора лежит во второй мысли – для чего язычников принуждаешь жить поиудейски?, которая вполне основана на первой посылке, то очевидно, эта последняя содержит в себе безусловно верную мысль о безусловно похвальном и правильном поступке. „Вот ты вполне справедливо поступаешь – как бы так говорит св. Ап. Павел, – что, будучи иудеем, живёшь по-язычески, а, не по-иудейски, но зачем же ты язычников принуждаешь жить по-иудейски?“ Центр тяжести укора лежит именно в том, что св. Пётр является непоследовательным: в одном случае в силу известных оснований поступает вполне правильно, а в другом, упуская те же основания, долженствующие иметь силу и здесь, поступает неправильно. Поэтому слова: ἐθνικῶς ζῆς должны были прежде всего воскрешать в памяти св. Петра эти законные основания его языческой жизни. „Ты хорошо, правильно, и законно делаешь – такие мысли слышались св. Петру в обличении Апостола Павла, – что не считаешь даже для себя, как христианина из иудеев, обязательным исполнение закона Моисеева, хотя ты и иудей родом, хотя тебе законное бремя и легко, хотя ты и представитель иерусалимской, живущей в законе, христианской общины, однако ты вот дозволяешь же себе тогда, когда этого требуют интересы христианской проповеди в Антиохии, жить вне закона Моисеева. Почему это ты делал и почему это законно и плодотворно? Да потому, что тебе Сам Господь в чудесном видении открыл, что закон Моисеев в христианстве уже теряет свою очистительную силу²⁴⁷⁴, почему ты властно и провозгласил на апостольском соборе: Бог не положил никакого различия между христианами из язычников и христианами из иудеев, верою (а не

—246—

законом) очистив сердца их²⁴⁷⁵. Поэтому-то ты, хотя из-за апостольски-пастырской приспособительности и исполнял закон, когда жил среди иудео-христиан, но вот, когда ты пришёл, напр., в Антиохию и интересы христианской проповеди потребовали от тебя, чтобы ты явился чуждым закона Моисеева, то ты по той же мудрой и вполне законной апостольской приспособительности, вполне уверенный в необязательности для христиан Моисеева закона, добровольно снял с себя иго закона и, забыв иудейские правила, ел вместе с язычниками²⁴⁷⁶. И ты поступал вполне законно и похвально, ибо твоё поведение сильнее утверждало антиохийских братий в христианской свободе. Эту плодотворность своего языческого поведения ты знал ранее и из-за ней-то ты так и повёл себя. Но вот явилось в Антиохию несколько иудействующих, которые привыкли видеть тебя исполнителем Моисеевых постановлений, – и ты, опасаясь обрезанных, стал таиться и устраняться²⁴⁷⁷. Обратясь снова к исполнению Моисеева закона, ты не изменил своих убеждений касательно его необязательности для христиан; в душе, в сердце, ты, и исполняя закон, не видел в этом исполнении чего либо существенно-важного для твоей христианской жизни; ты и с законом жил только одним Христом; поэтому то я и говорю, что и теперь, исполняя закон, ты собственно живёшь совершенно так же, как живут и все христиане из язычников, ζῆς ἐθνικῶς²⁴⁷⁸. Но так как ты о своих внутренних убеждениях никому открыто не говоришь, таишься (ὑπέστελλε ст. 12-го), то другим и кажется, что ты считаешь исполнение Моисеева закона необходимым и в христианстве. Это и ставит тебя в такое положение что ты оказываешься лицемером²⁴⁷⁹, думаешь одно, а поступками даёшь повод

—247—

истолковывать твои убеждения в ином смысле. И смотри: твоё поведение приняли за выражение твоих внутренних убеждений не только иудеи, по даже и сам Варнава“²⁴⁸⁰. – Итак, св. Павел прежде всего поставил на вид Ап. Истру его лицемерие.

Но особенно сильно Ап. Павел обличает Петра за то, что он язычников принуждает жить по-иудейски. Πῶς τὰ ἔθνη ἀναγκάζεις ἰουδαΐζειν? Для чего язычников принуждаешь жить поиудейски? – Начальное вопросительное πῶς, стоящее в лучших кодексах и переводах²⁴⁸¹, служит выражением крайнего недоумения; оно прямо указывает на deductio in absurdum²⁴⁸² и по-латыни лучше всего может быть переводимо: qui fit, ut. Под τὰ ἔθνη в соответствие c τὰ ἔθνη 12 стиха и ἐθνικῶς 14 стиха нужно разуметь христиан из язычников. Но следует думать, что глагол ἰουδαΐζειν есть только другое выражение для того же самого понятия, которое обозначено выше словами: ἐθνικῶς ζῆν; в данном месте ἰουδαΐζειν употреблено не без преднамеренной цели и не без особого значения²⁴⁸³. Вообще глаголы с окончанием ιζω или αζω, произведённые от собственных имён народов или людей, обозначают обыкновенно усвоение нравов, обычаев, языка н под. этих народов или лиц. Такое именно значение имеют обычно у классиков глаголы: μηδίζειν, ἐλληνίζειν, δοριάζειν, φιλιππίζειν, λακονίζειν, ἀρχαΐζειν и др.²⁴⁸⁴. Такое же именно значение должно иметь и ἰουδαΐζειν. Этот глагол в данном случае относится к христианам из язычников (τὰ ἔθνη) к язычникам, а не к иудеям; а для язычников усвоить и начать исполнять иудейские законные постановления и правила, установленные их обычаями, значило забывать свою национальность и из природных греков или сирийцев становиться иудеями. Иу-

—248—

дейские постановления настолько суть специально-иудейские и столь несвойственны иным народам, что усвоение их людьми иной нации неминуемо влечёт перестрой всех национальных привычек и обычаев; язычнику – не иудею принять иудейские постановления значит объевреиться, объиудействоваться²⁴⁸⁵; потому-то эти постановления, названные игом (ζυγόν)²⁴⁸⁶, тяготой и бременем (βάρος)²⁴⁸⁷, и не возложены, как весьма тяжёлые, на язычников. Употребляя глагол ἰουδαΐζειν, св. Ап. Павел именно и хотел показать Ап. Петру всю тяжесть того бремени, какое он принуждает язычников возложить на себя. „Для тебя, как бы так говорил он, соблюдать известные иудейские постановления значит только ἰουδαϊκῶς ζῇν, т. е. жить так, как тебе, иудею по рождению и воспитанию и прилично, значит исполнять то, что для тебя вполне естественно и даже необходимо; однако ты сам снимаешь с себя это лёгкое бремя, живёшь по-язычески, а не по-иудейски. Но после этого как же ты решаешься принуждать христиан из язычников понести тягчайшее иго потери своей национальности и исполнения несродного им закона Моисеева?“ – В кратком, но сильном укоре св. Павла Ап. Петру заслуживает ещё особенного внимания употреблённый им глагол ἀναγκάζεις. Ἀναγκάζειν имеет специальное значение: принуждать кого-либо силой (cogo aliquem ita, ut vim adhibeam, vi adigo)²⁴⁸⁸ или, по крайней мере, – убеждением, доказательством необходимости (jubeo aliquem aliquid faceve, invito persuadeo, moveo aliquem rationibus)²⁴⁸⁹. Но неужели возможно допустить со стороны св. Ап. Петра какой-либо вид такого прямого

—249—

принуждения христиан из язычников исполнять закон Моисеев, как это делает, напр., Ritschl²⁴⁹⁰? Конечно, нет. Тот, кто лично получил откровение от Самого Бога о том, что язычникам доступно христианство помимо Моисеева закона, кто на, апостольском соборе, в виду многочисленных противников христианской свободы, не убоялся провозгласить эту свободу, как закон, тот, несомненно, не мог сознательно и деятельно принуждать язычников к исполнению Моисеева закона ни силой, ни приказаниями, ни убеждениями. Но тогда какое же имел право св. Ап. Павел сказать про Ап. Петра, что он принуждает язычников жить по-иудейски? Да, это право у него было. Св. Ап. Пётр, хотя и бессознательно, ненамеренно и не прямо действиями, но всё-таки своим поведением принуждал христиан из язычников иудействовать. Глагол ἀναγκάζω весьма часто у классиков имеет значение именно такого непрямого, ненамеренного принуждения²⁴⁹¹. Сам св. Пётр сознательно и активно принуждать антиохийских христиан иудействовать, как сказано выше, совершенно не мог. А что это принуждение, косвенное и не активное, от поведения св. Петра уже было, об этом он сам, несомненно, не подозревал; этого он не видел; отсюда-то и проистекала вся его ошибка. В противном случае св. Павел такой формой обличения (для чего язычников принуждать жить по-иудейски?) не мог бы воспользоваться; а теперь в неожиданном поставлении на вид св. Петру этого принуждения и заключается вся сила обличения. Но если св. Пётр даже и не подозревал того, что он является виновником принуждения для антиохийских христиан жить по-язычески, то как же на саном деле это принуждение явилось? Ключ к изъяснению этого дают свв. толкователи. „Пётр укорён был Павлом, говорит бл. Августин, за то, что соблюдением иудейских обычаев понуждал к тому же и язычников в угодность тем, кои

—250—

считали необходимым для спасения соблюдение иудейских постановлений, он давал вид, что считает необходимым иго работы законной и на язычников“²⁴⁹². Ещё лучше ту же мысль развивает блаж. Иероним. „Если ты, Пётр – перефразирует он слова св. Ап. Павла, – по естеству иудей, в младенчестве обрезанный и все предписания закона соблюдавший, ныне, по благодати Христовой, зная, что всё это ничто же есть само по себе, а было только образом грядущих благ, стал с верующими язычниками вкушать пищу с полною свободою, без смущения, – то как же ты, отстраняясь теперь от них, как будто от нечистых, понуждаешь их иудействовать? Ибо, если нечисты те, от которых ты отстраняешься, а отстраняешься ради того, что они не обрезаны, то этим заставляешь их обрезаться и стать иудеями, между тем как сам ты, будучи иудей, по-язычески живёшь. Павел выставляет причиной своего восстания против Петра то, что он своим лицемерством понуждал язычников иудействовать ибо они располагались подражать ему“²⁴⁹³. „Твоё это постановление – передаёт обличение св. Павла бл. Феодорит, – чтобы не законом водились язычники в жизни, а дела твои противоречат тому, что уже написано“²⁴⁹⁴. Итак, принуждение заключалось в самом поведении св. Петра. – Насколько важно было для антиохийских христиан общение с ними св. Петра, ибо сим утверждалась проповедуемая Апостолом Павлом христианская свобода, настолько и прекращение этого общения, удаление св. Петра от антиохийских христиан могло иметь серьёзные последствия для них. Св. Пётр был в их глазах столпом церкви, самовидцем Господа. И вдруг он прерывает с ними сношение, отделяется от них в силу требований Моисеева закона и таким образом становится на сторону тех, которые настойчиво проповедуют необходимость Моисеева закона и для хри-

—251—

стиан из язычников. У антиохийских христиан с пришедшими иудео-христианами, на сторону коих перешёл св. Пётр, общим было – их христианство, вера во Христа и принятие Его Евангелия; разница же заключалась в том, что первые не соблюдали Моисеева закона, а те – соблюдали. И если вот теперь св. Пётр вместе с иудео-христианами не имеют с ними общения, то, следовательно, должно заключать, что существующая между ними разница столь важна, что общность будто совсем лишается всякого значения. От них удаляются; следовательно, они не чисты. „Ты отстраняешься от них – передаёт бл. Иероним речь св. Павла, – как будто от нечистых“²⁴⁹⁵. Раз отделение св. Петра вместе с иудео-христианами от антиохийцев произошло, то антиохийская церковь поделилась на две половины, из коих одна, оглавляемая св. Ап. Петром, самым делом показывала, что она, с верой во Христа соединяющая и исполнение Моисеева закона, права и истинна, а та, антиохийская половина, имеющая только одну веру во Христа, но не знающая Моисеева закона, – не права и не истинна настолько, что с ней даже нельзя иметь и общения. Если бы антиохийские христиане вполне твёрдо, непоколебимо и уверенно стояли за принцип христианской свободы, если бы их тогда, в опасную минуту разделения, поддерживал бы сам св. наставник их, Ап. Павел²⁴⁹⁶, если бы Варнава и прочие иудео-христиане, раньше усвоившие свободу, не перешли на сторону св. Петра и пришедших иудаистов, то несомненно, дело приняло бы совершенно другой оборот: антиохийские христиане, не взирая на, отделившуюся иудействующую половину, продолжали бы жить вне закона Моисеева. Но в силу отсутствия вышеуказанных условий нетвёрдые в свободе антиохийцы, оставленные св. Павлом, видя, как прежние их сторонники: Варнава и прочие иудеи переходят на сторону иудаистов, заколебались и стали рассуждать так: „если св. Пётр отделился от нас, а

—252—

за ним пошли и Варнава и прочие иудеи, то, очевидно, – правда на их стороне; очевидно, веровать во Христа, мало, а надо ещё и исполнять закон Моисеев; вера ещё не даёт оправдания и не есть сущность христианства; оправдание и христианство не в вере только, а непременно ещё и в законе, даже более – оно только в законе, ибо они от нас отличны только законом, а у них истина; следовательно, она – в законе“. И антиохийские христиане, жаждая спасения и истинного христианства, считали необходимым для этого приобретать то, из-за чего отделились от них иудео-христиане и чем отличалась от них отделившаяся половина, т. е. считали необходимым иудействовать, ἰουδαΐζειν. „Отделяясь от язычников в угодность тем, кои считали необходимым для спасения соблюдение иудейских постановлений, Пётр давал вид, что считает необходимым наложить иго работы законной и на язычников“²⁴⁹⁷. Вот в этом-то и заключалось всё принуждение св. Петра. Хотя оно и не было прямым, хотя сам св. Пётр и совершенно не подозревал такого течения дела, однако он, хотя и бессознательный и не активный, но – виновник этого принуждения.

Когда св. Ап. Павел сказал св. Петру: для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски? ²⁴⁹⁸, то эти слова были совершенной новостью для обличаемого. Отделяясь от антиохийских христиан и начав ради иудео-христиан снова исполнять закон, он отнюдь не думал ни изменять своих убеждений касательно христианской свободы язычников от закона, ни считать антиохийцев неправыми или нечистыми, а иудео-христиан – истинными христианами или что-либо подобное. Он и отделившись от антиохийцев, в душе по-прежнему оставался защитником их свободы и продолжал жить по-язычески. В том, что св. Пётр об этих убеждениях не говорил – его лицемерие, а в том, что он бессознательно и ненамеренно явился виновником принуждения для антиохийцев иудействовать – в этом его ошибка, за которую его собственно и обличает св. Павел. – Подробнее и полнее ошибочный

—253—

поступок св. Петра представляется в таком виде. Он, вполне убеждённый в том, что закон Моисеев для христиан из язычников не имеет никакого значения, когда прибыл в Антиохию, где обращённые св. Ап. Павлом христиане жили вне закона же, по прибытии, повёл себя одинаково с ними, т. е. закона Моисеева не исполнял, общение имел с ними полное и т. п. Это он делал по мудрой апостольской приспособительности. И в Антиохии был мир и любовь среди братии. Но вот явились иудаисты. Увидев св. Петра живущим вне закона, они возмутились духом и начали усиленно и настойчиво проповедовать о всеобщей обязательности Моисеева закона для христиан; они подняли страшную тревогу; говорили о том, что подумают и что станут делать иудео-христиане, исполняющие закон и считавшие доселе св. Петра своим главой. Св. Пётр, – от природы необыкновенно впечатлительная и подвижная натура, всецело поддался наплыву этих новых впечатлений. Его мысль теперь была занята той опасностью, которую рисовали его воображению и пришедшие и собственная мысль. Он только думал о том, что вот он теперь своим поведением смутит палестинских иудео-христиан. Приспособлявшийся ранее к антиохийским христианам из язычников, св. Пётр теперь, боясь за обрезанных христиан, стал приспособляться только к ним; он начал строго соблюдать Моисеев закон и в силу этого прервал сношение с антиохийцами. Быть может, желая скорее сгладить первое впечатление своего перехода на сторону закона, он уже слишком строго охранял себя от общения с антиохийцами; так, по крайней мере, можно понимать, слова св. Павла, что Ап. Пётр стал таиться и устраняться²⁴⁹⁹. Он совсем как бы забыл антиохийских христиан; он исключительно стал заботиться о том, чтобы поправить впечатление от своего прежнего поведения у иудаистов и иудео-христиан. Подумать о том: как повлияет эта его новая приспособительность на антиохийцев, к чему она поведёт их – он просто не имел ни случая, ни времени; тогда он жил исключительно для

—254—

иудео-христиан. То обстоятельство, что он стал таиться и устраняться от антиохийцев, может быть, не давало даже ему и возможности узнать о том, что его поведение служит причиной не только начинающегося соблазна, но даже и прямой измены христианской свободе со стороны некоторых иудео-христиан и Ап. Варнавы. А может быть, если он об этих случаях и знал, то видел в них ту же простую приспособительность, которая была и у него. Во всяком случае св. Пётр тогда об антиохийцев не думал, а, вполне только жил для иудео-христиан; а такое увлечение настоящим – в природе этого Апостола. Эта то впечатлительность и здесь, как раньше, повела его к ошибке. Собственно, с своей точки зрения он был прав. Почему он начал снова исполнять закон? Из-за вполне похвальной апостольской приспособительности. Замечательно: за это его св. Павел и не обличает. „Пётр укорён был Павлом – говорит бл. Августин – не за то, что соблюдал иудейские обычаи“²⁵⁰⁰. В чём же виновность св. Петра? В том, что он,

—255—

приспособляясь к одним только иудео-христианам, совершенно оставил без внимания антиохийских христиан из язычников и своим поведением дал им повод думать, что он считает исполнение закона всеобщеобязательным. В этом и вся сила укора св. Павла: „если ты, будучи иудеем, живёшь поязыческц, а не поиуденски, то для чего язычников принуждаешь жить поиудейски? Я – как бы так говорил св. Павел – не касаюсь твоего иудействования ради иудео-христиан: это – похвальная и мудрая приспособителыюсть; но оглянись на антиохийцев; ведь они смущены твоим поведением; ведь ты их, язычников, принуждаешь своим поведением жить по-иудейски; уж если приспособляться, то – к обеим сторонам и соблазна в церкви не производить. Если ты даже, будучи природным иудеем и представителем иудео-христиан, однако живёшь вне закона, то как же это ты допускаешь принуждать христиан из язычников – антиохийцев перерождаться в иудеев и в христианстве исполнять закон?! Ведь если ты живёшь вне закона, то потому, что знаешь, что христианину, даже и из иудеев, он не нужен; а вот теперь ты принуждаешь к исполнению этого ненужного закона даже тех христиан, которые вышли из язычников. Какая несообразность!“²⁵⁰¹.

Следующая половина речи св. Ап. Павла (стт. 15–21) главным образом по внешней форме построения, по от-

—256—

сутствию обращения к св. Петру, по общему тону и под. резко отличается от первой (ст. 14). Причина этого различия, как показано выше, лежит в том, что первая половина главнейше, если не исключительно, обращена к св. Петру, а вторая к другим слушателям. Но если упустить из виду эту причину различия, то последнее может казаться столь большим, что ведёт к отрицанию всякой связи этих двух половин между собою. По крайней мере толкователи Послания к Галатам делятся на две группы; одни утверждают, что стихи 15–21 суть продолжение обличительной речи, сказанной св. Павлом в Антиохии в присутствии св. Петра и прочих слушателей; а другие, напротив, говорят, что антиохийская речь оканчивается 14 стихом, а дальше, с 15 и по 21 стих, идёт уже продолжение наставления св. Ап. Павла Галатам, прерванного с 13 стиха I главы историческим рассказом св. Апостола; тут будто бы сжато и в существенных чертах развивается общая тема всего Послания к Галатам. К числу последних, т. е. защитников самостоятельности 15–21 стихов, не видящих в них продолжения антиохийской речи, относятся следующие толкователи: из древнейших – Феодор Мопсуестский²⁵⁰² и Экумений, а из позднейших: Calvin,²⁵⁰³ Beza, Catharinus²⁵⁰⁴, Justiniani²⁵⁰⁵, Grotius, Semler, Borger, Koppe, Matthies. Hofmann, Lachmann, Hermann, Wieseler²⁵⁰⁶ и Преосвящен. Иннокентий²⁵⁰⁷. К разряду первых, простирающих антиохийскую речь до конца главы (21 ст.),

(Продолжение следует)

—13—

щать академические лекции; если же рукопись будет выслана в Академию, то Совет ручается за её сохранность, потому что студент Греков будет заниматься ею в фундаментальной академической библиотеке под наблюдением библиотекаря Академии.

XXII. Отношение Совета С.-Петербургской духовной Академии от 24 декабря минувшего года за № 2067, при коем препровождён экземпляр сочинения экстраординарного профессора Академии Н.В. Покровского под заглавием: „Евангелие в памятниках иконографии, преимущественно византийских и русских“. С.-Петербург. 1892.

XXIII. Отношение Совета Казанской духовной Академии от 4 января за № 9, при коем препровождены: а) магистерское сочинение С. Предтеченского: „Развитие влияния папского престола на дела западных церквей до конца IX в.“, б) протоколы заседаний Совета Академии за 1890 г., и в) Годичный акт в Академии 8 ноября 1891 года.

XXIV. Отношения Московского Археологического Общества от 13 декабря и 26 января за №№ 1309 и 254, при коих препровождены: „первый том трудов VIII Археологического съезда“ и один экземпляр „Правил для IX Археологического съезда в г. Вильне“.

XXV. Отношение Московского Архива Министерства Юстиции от 16 декабря за № 81, при коем препровождена восьмая книга „Описания документов и бумаг, хранящихся в Архиве“.

XXVI. Отношение Ректора Императорского Казанского Университета от 16 января за № 255, при коем препровождён экземпляр докторской диссертации приват-доцента Университета Г. Ф. Шершеневича, под заглавием: „Авторское право на литературные произведения“.

Определили: Присланные книги сдать в фундаментальную библиотеку и благодарить за пожертвования их.

XXVII. Отношение Канцелярии Московского Архива Министерства Юстиции от 22 января за № 24: „Отношением от 13 октября 1886 года за № 576 Совет Московской духовной Академии, приняв предложение Московского Архива Министерства Юстиции, изъявил согласие вступить в обмен изданиями, вследствие чего Архивом были высланы в библиотеку Академии как все прежние издания оного, так и после продолжали высылаться все вновь выходящие, причём последняя 8 книга „Описании документов и бумаг, находящихся в Московском Архиве Мини-

—14—

стерства Юстиции“ была выслана в Академию очень недавно, именно 16 декабря 1891 года за № 81; Редакционный же Комитет по изданию „Творений свв. Отцов“ доставлял бесплатно и своевременно для библиотеки Архива „Творения свв. Отцов“ по 1891 год включительно. В виду же того, что в настоящее время Московская Духовная Академия, вместо издания „Творений свв. Отцов“ предприняла издание журнала „Богословский Вестник“, Канцелярия Управляющего Московским Архивом Министерства Юстиции имеет честь покорнейше просить Совет Академии, не найдёт ли он возможным сделать распоряжение о высылке в Архив для его библиотеки журнала „Богословский Вестник“, начиная с 1-го выпуска, в обмен на издания Архива, которые им в Московскую Духовную Академию высылались и будут обязательно высылаться впредь, по мере их выхода“.

Определили: Высылать, по примеру прежних лет, в Московский Архив Министерства Юстиции издаваемый при Академии „Богословский Вестник“.

XXVIII. Записки профессоров И. Горского, Г. Воскресенского, В. Соколова, В. Кипарисова, И. Корсунского и доцента А. Жданова о выписке книг, которые они считают нужным приобрести для академической библиотеки.

Определили: Поручить библиотекарю Академии Н. Колосову выписать для академической библиотеки, по справке с её наличностью, означенные в записках книги и о последующем представить Правлению Академии.

XXIX. Донесение библиотекаря Академии Николая Колосова:

„Честь имею донести Совету Академии о следующих пожертвованиях, поступивших в библиотеку:

1. От Г. Обер-Прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева – Отчёт по ведомству Православного Исповедания за 1888–1889 гг.

2. От проф. Н. И. Субботина: В. Д. Кудрявцева – Введение в философию и Начальные основания философии в 2 экз.

3. От проф. А. П. Лебедева – его сочинение: Очерки истории византийско-восточной церкви от конца XI до половины XV в.

4. От Инспектора Академии Архим. Петра: Revue politique et litteraire за 1887 г.

5. От доцента Н. А Заозерского – его сочинения: а) О священной и правительственной власти и о формах устройства Пра-

—15—

вославной церкви и б) Историческое Обозрение источников права Православной церкви, вып. 1-й.

6. От профессора С.-Петербургской духовной Академии Н. П. Покровского – его сочинение: Евангелие в памятниках иконописи, преимущественно русской.

7. От профессора Варшавского Университета В. Д. Цветаева – пять брошюр его сочинений разных названий.

8. От Московского Общества Истории и древностей Российских – Чтения в сем Обществе, 1891 г. кн. 3-я.

9. От вдовы протоиерея Е. Н. Булгаковой – Опыты сочинений семинарские и академические Макария, Митрополита Московского.

10. От Преподавателя духовного училища г. Струнникова – его сочинение: „Искра любомудрия“.

11. От кандидата Академии С. Н. Введенского – 20 томов книг разных названий.

12. От студента 2 курса Прокопия Явловского – издания священных и богослужебных книг на инородческих языках в количестве 10 тт.

13. От гг. Профессоров Академии Вестник Европы 1890 г. кн. 12 и 1891 г. кн. 5; Русское Богатство 1891 г. кн. 3 и 4 и Русская Мысль 1890 г. кн. 3–5.

Определили: Благодарить жертвователей.

XXX. Прошение Секретаря Ярославского Епархиального попечительства о бедных духовного звания Николая Берсенева:

„В конце 1878–79 учебн. года, после подачи трёх семестровых сочинений, я принужден был, но расстроенному здоровью, оставить Академию, будучи во втором курсе. Ныне чувствую себя вполне здоровыми, и способным к продолжению учёных занятий. Но так как я человек семейный и не имею достаточно средств для того, чтобы содержаться в посаде во время обучения в Академии, то прошу совет Академии, не найдёт ли он возможными дозволить мне сдачу экзаменов и подачу кандидатской диссертации, которую я мог бы представить в непродолжительном будущем“.

Справка: 1) Николай Берсенев был принят в число студентов I курса Академии в 18⁷⁶/₇₇ учебн. году; после годичных испытаний, бывших в копце, означенного учебного года, был переведён во II-й курс. В феврале месяце 1878 года он, будучи уволен для лечения болезни к своим родителям в Ярославскую губернию, в Академию не возвращался до конца

—16—

18⁷⁷/₇₈ учебного года и годичным испытаниям не подвергался, а потому и был уволен, по определению Совета от 9 июня 1878 г. из числа студентов Академии в Ярославское епархиальное ведомство. По определению Совета от 1 сентября 1878 г., согласно его прошению, вновь был принят в число студентов II курса, в конце того же сентября месяца, по причине возобновившейся болезни, вторично уволен был для лечения в Ярославскую губернию, а 20 января 1879 г. совершенно был уволен из числа студентов Академии в Ярославское епархиальное ведомство. 2) Сочинений во II курсе Н. Берсеневым подано было только два, а не три, как указано в прошении, а всех сочинений за первый и второй курсы им подано 5 и 2 проповеди. 3) По § 123 устава Духовных Академий 1884 года, „в течение года в первых трёх курсах студентам назначается не менее трёх сочинений“. Кроме того, для студентов всех курсов обязательно составление по одной проповеди в год.

Определили: В просьбе бывшему студенту Академии Н. Берсеневу о предоставлении ему права искать степень кандидата богословия на началах устава Духовных Академий 1869 г. отказать, так как означенный устав заменён Высочайше утверждённым 20 апреля 1884 г. новым уставом, согласно с которым он обязан подать 9 семестровых сочинений и 4 проповеди.

XXXI. Прошение бывшего студента 4 курса Московской Духовной Академии Алексея Цветкова:

„Тяжёлая мысль, что, сдавши лишь три экзамена, я мог бы иметь звание окончившего курс высшего учебного заведения, – не менее тягостное положение моё, как не окончившего курс учебного заведения, в отношении приобретении должности, соответствующей моему образованию, – скорбное сознание того, что я мог бы быть полезным обществу несравненно более, чем теперь, в должности сельского учителя, – наконец скудость материального обеспечения, какое я имею, проходя означенную должность, а равно и беспомощное положение моей матери, дряхлой, всегда болезненной, старухи, на пропитание которой я уделяю из своего же содержания, – всё это повергает меня в тяжёлую скорбь. А посему я покорнейше прошу Совета Московской Духовной Академии войти в моё положение и дать мне возможность в текущем учебном году покончить экзамены, не сданные мною на 4 курсе и дать мне звание окончившего курс Академии.

—17—

А вместе считаю нужным присовокупить, что в удостоверение о своём исправном и трезвом прохождении мною должности учителя в сельской школе, я могу в непродолжительном времени представить в Совет Академии надлежащее свидетельство от моего Училищного Начальства. При сем прилагаю: I) свидетельство, выданное мне от Правления Московской Духовной Академии от 7 июня 1889 г. за № 708 и 2) бумагу от Александровского Училищного Совета от 12 февраля 1891 года за № 25, свидетельствующую о моём учительском звании“.

Справка: 1) Алексей Цветков был уволен из числа студентов IV курса, по определению Правления Академии от 10 мая 1889 г., за нетрезвое состояние, в котором замечен был в спальне Инспектором Академии во время совершения всенощного бдения 6 мая. 2) Из предметов IV курса Цветковым уже сданы были три экзамена и представлено кандидатское сочинение. 3) Зачисление в студенты Академии значится в числе дел Совета, представляемых на утверждение Епархиального Преосвященного.

Определили: Имея в виду тяжёлое положение А. Цветкова, благопочтительнейше ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством о разрешении дозволить ему сдать экзамены по всем предметам IV курса и иметь суждение о поданном им в 1889 г. кандидатском сочинении.

XXXII. Прошения на имя О. Ректора Академии бывших студентов Киевской Духовной Академии:

а) III курса – Кирилла Перевозчикова:

„Оставив в ноябре месяце истекшего 1891 г. Киевскую духовную Академию вследствие значительного расстройства семейных дел, я в настоящее время, по приведении расстроенных дел в надлежащий порядок, снова имею возможность продолжать прерванное образование и, находя более удобным для себя, вследствие особенностей моего телосложения, московский климат, покорнейше прошу Ваше Высокопреподобие принять меня в число студентов вверенной Вам Академии для окончания в ней полного курса наук. При сем прилагаю мои документы“.

б) II курса – Дмитрия Соловьева:

„Вынужденный, вследствие домашних обстоятельств, в октябре минувшего 1891 г выйти из состава студентов Киевской Духовной Академии, я в настоящее время, когда домашние мои обстоятельства устроились, желаю снова поступить в Академию

—18—

для продолжения своего образования. Но так как те же обстоятельства требуют, чтобы я жил ближе к месту своей родины, а между тем Киевская Академия, в коей я до сих пор обучался, находится от моей родной Владимирской епархии более, чем на тысячеверстном расстоянии, то я покорнейше прошу Вас, Ваше Высокопреподобие, принять меня в число студентов Московской духовной Академии. Документы мои находятся во Владимирской духовной Консистории, и я обязуюсь представить их по первому требованию“.

XXXIII. Словесное заявление О. Ректора Академии о том, что им получено конфиденциальное отношение от Ректора Киевской Духовной Академии, Преосвященного Епископа Сильвестра, о благонадёжности студента Перевозчикова для дальнейшего прохождения академического курса; о студенте же Соловьеве Преосвященным даны такие сведения, по коим видно, что принять его в Академию можно лишь по разрешении высшего духовного начальства.

Определили: Благопочтительнейше ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством о разрешении принять бывшего студента Киевской духовной Академии Кирилла Перевозчикова в число студентов III курса Московской Академии, а прошение бывшего студента Дмитрия Соловьева оставить без последствий.

XXXIV. Рассуждали о назначении: 1) трёх премий – а) Протоиерея Невоструева в 175 руб., б) Покойного Митрополита Литовского Иосифа в 165 руб. и в) покойного Ректора Академии протоиерея Сергия Смирнова в 100 руб., из коих первые две назначаются за лучшие кандидатские сочинения вообще, а последняя – за лучшее кандидатское сочинение по русской церковной истории; 2) двух премий, по 100 руб. каждая, из процентов с капитала покойного Митрополита Московского Макария – за лучшие сочинения студентов Академии, написанные ими в течение первых трёх, курсов, и 3) одной премии в 32 р. 75 коп. за лучшие успехи в сочинении проповедей из процентов с капитала, пожертвованного протоиереем Орловым.

Справка: 1) Положения о прениях покойного Высокопреосвященного Митрополита Московского Макария и.и. 7 и 8: „третья и четвёртая премии назначаются по переходе студентов на IV курс в одно из заседаний сентябрьской трети тем из них, которыми поданы были все семестровые сочинения, назначенные им в течении первых трёх курсов, и из них более поло-

—19—

вины означены баллом 5 и нет ни одного, имеющего балл менее 4. Деньги могут быть выданы им, по их желанию или тотчас, или по окончании курса. В случае, если окажется более двух студентов одного курса, которых сочинения удовлетворяют изложенным в предыдущем § условиям, преимущество отдаётся тем, у которых сумма баллов на сочинениях больше; в случае же равенства, преимущество отдаётся за сочинения позднейших курсов предпочтительно пред предшествующими“ . 2) На соискание прений прот. Невоструева, Митрополита Литовского Иосифа и бывшего Ректора Академии прот. Сергия Смирнова представлено было 5 сочинений студентов бывшего IV курса, признанных отлично-хорошими: Тихона Синьковского, Михаила Тареева, иеромонаха Григория (Борисоглебского), Федота Кудринского и Александра Халанского Для обсуждения сравнительного достоинства представленных сочинений прочитаны были отзывы о них и, по мере надобности, рассмотрены сами сочинения. 3) Лучшие сочинения за первые три курса представили следующие студенты настоящего IV курса: Павел Борисовский (5–. 5. 5–. 4 ½. 5. 5. 5. 5. 5), Иван Попов (4 ½. 5. 4+. 5. 5. 5. 5. 5. 5), Иван Николин (4+. 5– . 4 ½. 5. 4 ½. 5. 5. 5. 5), Иван Андреев (4½. 4½. 5–. 5. 4½. 5– .5. 5. 5–) и Иван Тюрнин (4½. 4½. 4½. 5. 4½. 5–. 5. 5–. 5).

XXXV. Слушали: представление преподавателя гомилетики, э.-ординарного профессора Василия Кипарисова:

„Честь имею представить Совету, что из воспитанников Академии, окончивших курс в минувшем 1891 году, лучшие проповеди, в течение четырёхгодичного курса, были представляемы следующими студентами: Тихоном Синьковским, Павлом Рижским и иеромонахом Григорием (Борисоглебским). С своей стороны долгом почитаю рекомендовать означенных лиц в качестве вполне достойных кандидатов на получение премии протоиерея Орлова“.

Определили: 1) Премию протоиерея Невоструева назначить студенту бывшего IV курса Михаилу Тарееву, премию Митрополита Литовского Иосифа – студенту того же курса Тихону Синьковскому и премию бывшего Ректора Академии протоиерея С. Смирнова – студенту Федоту Кудринскому. 2) Премии, по 100 руб. каждая, покойного Митрополита Московского Макария назначить студентам настоящего IV курса Павлу Борисовскому и Ивану Попову. 3) Премию за лучшие успехи в сочинении проповедей

—20—

назначить студенту бывшего IV курса иеромонаху Григорию. 4) Постановление сие благопочтительнейше представить на Архипастырское утверждение Его Высокопреосвященства.

XXXVI. Доклад Секретаря Совета Академии Михаила Казанского:

„По смете доходов и расходов по содержанию Академии в минувшем году ассигновано: а) 500 руб. на выдачу премии за лучшие сочинения наставников Академии и 300 руб. за лучшие магистерские сочинения воспитанников Академии из процентов с капитала покойного Митрополита Московского Макария и б) 221 руб. на выдачу премии за лучшие печатные труды по Священному Писанию наставников и воспитанников Академии из процентов с капитала покойного Епископа Курского Михаила. Кроме того от 1890 г. остались: половинная премия в 250 р. за лучшие сочинения наставников Академии, полная премия в 300 руб. за лучшие магистерские сочинения воспитанников Академии и 247 р. 80 к. процентов с капитала покойного Преосвященного Епископа Михаила. Все эти деньги значатся в числе остаточных сумм по содержанию Академии в минувшем году. Честь имею доложить о сем Совету Академии“.

XXXVII. Представление ординарного профессора Академии Алексея Лебедева о сочинении э.-ординарного профессора Николая Каптерева: „Сношения Иерусалимского патриарха Досифея с русским правительством“ (Москва, 1891 г.).

„Честь имею представить на соискание полной премии имени Высокопреосвященнейшего Макария, митрополита Московского, сочинение профессора Н. Ф. Каптерева, под заглавием: „Сношения Иерусалимского патриарха Досифея с русским правительством» (Москва, 1891 г.). Книга заключает в себе 359 страниц текста и 91 стр. приложений.

Не повторяя всего того, что уже было сказано мною в похвалу автора в подробном отзыве, который был представлен Совету нашей Академии относительно книги г. Каптерева, принятой этом Советом, на рассмотрение в качестве диссертации на высшую учено-богословскую степень, в настоящий раз только укажу на тот факт, что автор книги Советом признан, а высшим духовным начальством утверждён в искомой им степени доктора церковной истории.

По моему суждению, этого одного более, чем достаточно, чтобы г. Капторев удостоен был вышеозначенной премии“.

—21—

XXXVIII. Отзыв ординарного профессора Петра Цветкова о сочинении доцента Николая Заозерского: „Историческое обозрение источников права православной церкви. Выпуск 1 (канонические источники)“. Москва, 1891 г.

„Честь имею в виду предстоящего присуждения премий покойного Митрополита Московского Макария представить сообщение о сочинении г. Заозерского: „Историческое Обозрение источников права православной церкви. Выпуск 1 (канонические источники)“. Москва, 1891 г.

„Названное сочинение вышло в прошлом году и имеет предметом один из важнейших отделов науки церковного права, После общего указания источников права православной церкви, действовавших в первые два века христианства, г. Заозерский обстоятельно обозревает „Апостольские Постановления (Constitutiones apostolicae) или, как он называет, „Апостольские Уставы“, говорит об их содержании, составе и времени происхождения. Он соглашается с мнением, что „Апостольские Постановления“ представляют в первой своей части (первые шесть книг) распространение произведения, имеющего название „Дидаскалия“, и сохранившегося в своём первоначальном виде у восточных христиан, а во второй части (седьмая книга) – распространение „Учения 12 апостолов“ и получили начало в IV веке. Он думает, впрочем, что „Дидаскалия“ не есть первичная форма кафолического учения в области обряда и церковного права. Далее, – что особенно важно, – допуская, что „Апостольские постановления“ в своём настоящем виде получили начало от какого-либо полуарианина, он относительно „Правил свв. Апостолов“ утверждает, и доказывает, что это есть памятник апостольской мудрости и правды, не подвергавшийся переделкам и имеющий несомненные признаки глубокой древности.

От „Постановлений апостольских“ автор переходит к обозрению источников церковного нрава в III, IV и V веках.

„Задачей автора в рассматриваемом сочинении было указать и охарактеризовать те факторы церковного правообразования, произведения коих в виде общецерковных канонов и предписаний церковного права иных форм дошли до настоящего времени в кодексах церковного нрава“ (стр. 229). При указании и характеристике таковых факторов даётся разъяснение разных вопросов, к ним относящихся. Обстоятельно, наприм., разъясняется отличение поместных соборов от вселен-

—22—

ских как по составу, так и по юридической значимости; разъясняется, каким образом единолично отцами церкви составленные правила могли стать общецерковной нормой права. Иногда решаются разные недоумения относительно того или другого фактора церковного правообразования. Так доказывается, что присутствие императоров или императорских чиновников на вселенских соборах нисколько не изменяло их церковного характера и не преобразовало их в церковно-государственные соборы (стр. 187). Так подробно рассматривается, каким образом определения Антиохийского собора 341 года, руководимого полуарианами и низложившего св. Афанасия, включены были в канонический кодекс вместе с правилами соборов православных.

„Сама характеристика источников права православной церкви опирается в сочинении г. Заозерского на тщательное их изучение и отличается строгой обдуманностью. Пользуясь трудами католических и протестантских учёных, он сохраняет независимость воззрения и содержания и является православным канонистом“.

„На основании сказанного нахожу справедливым, чтобы г. Заозерскому за его сочинение: „Историческое обозрения источников права Православной церкви» присуждена была полная премия Митрополита Макария и тем более, что он в прошлом же году издал другое сочинение по церковному праву под заглавием: „О священной и правительственной власти и о формах устройства православной церкви“, и вообще развивает значительную научно-литературную деятельность, вполне заслуживающую поощрения“.

XXXIX. Отзыв э.-ординарного профессора В. Кипарисова о двух исследованиях того же доцента Николая Заозерского: а) „Историческое обозрение источников права православной церкви. Выпуск 1 (канонические источники). Москва, 1891 г. и б) „О священной и правительственной власти и о формах устройства православной церкви“. Москва, 1891 г.

„Доцент Академии Н. А. Заозерский в минувшем году издал два свои исследования под следующими заглавиями, а) „Историческое обозрение источников, права православной церкви. Выпуск первый – канонические источники» Москва, 1891 г. и б) „О священной и правительственной власти и о формах устройства православной церкви». Москва, 1891 г. Долгом почитаю

—23—

представить названные труды г. Заозерского как труды, вполне заслуживающие поощрения от Совета премией Митрополита Макария. Так – „а) Первое сочинение, будучи не кратко по своему объёму (около пятнадцати печатных листов), хотя по мысли самого автора является в свет только как первая часть исторического исследования, но эта первая часть и сама по себе представляет нечто в известном отношении законченное, Именно: первая половина изданного выпуска совершенно исчерпывает вопрос об источниках права в первые два века христианской церкви. Вторая же половина заключает в себе, совершенно законченный трактат „о церковно-правообразующей деятельности св. соборов, вселенских и поместных“ и трактат „о церковно-правообразующей деятельности св. отцов“; последний закончен настолько, насколько автору нужно было решить принципиально вопрос о том, почему правила, составленные несколькими епископами единоличию, получили значение равное с канонами соборов (стр. 105–6). – Относительно свойств этого труда, прежде всего, нельзя не отметить здесь того, что в своём исследовании автор является полным хозяином дела. Каноническая литература, очевидно, известна, автору не в качестве так называемых „пособий“, при помощи которых и в зависимости от которых новички науки пишут диссертации на заданные темы напротив, литература эта для автора – материал лишь исторический, т. е. дающий возможность видеть, как тот или другой вопрос был решаем в науке. К положительному же решению вопросов, предлежавших автору, он приходит совершенно независимо от когда-либо существовавших решений (см. напр. относительно гипотезы Дрея стр. 87–90; относительно книги г. Суворова – 191 и дал.). Каждый отдельный труд в литературе предмета, автору совершенно известен как в его сильных, так и в слабых сторонах. Затем, самые памятники канонической древности известны автору, опять, не только в том виде, в каком они известны дилетантам науки – в общедоступных печатных изданиях, но и в необнародованных ещё рукописях (стр. 67 и дал., а также 109). Неудивительно, что при таком отношении автора к науке церковного права он оказался, так сказать, вынужденным предложить свою гипотезу о происхождении всех осьми книг так называемых Апостольских Постановлений, или, по терминологии автора, Апостольских Уставов (стр. 101 и дал.).

—24—

б) Второе сочинение г. Заозерского (семнадцать печатных листов) представляет собой монографию уже из области догмы, положительного церковного права. Если позволительно догадываться о ещё незаявленных намерениях автора, то должно будет сказать, что автор, по-видимому, имеет намерение издать, параллельно с исследованиями по истории источников канонического права (см. Истор. обозрение стр. 7), и систему права церковного положительного, иначе – систему церковного законоведения. Естественно, что первый трактат в этой последней области должно составлять исследование „о священной и правительственной власти“ церкви и „о формах устройства церкви“, как исходный пункт системы церковного права, – каковое исследование в своём труде автор и предлагает, скромно называя этот труд „попыткой разрешения вопроса о церковной власти по его существу с точки зрения положительная права православной церкви и истории её устройства“ (стр. 2). Содержание этого исследования таково: о церковной власти вообще; роды и виды её (стр. 2–47). А. Епархиальное управление. Епархиальное управление принимает три различные формы, а) епископально-общинное устройство (стр. 51–109); б) епископально-клерикальное устройство (110–198); в) епископально-консисториальное устройство (199–259). В. Окружное управление. В окружном управлении автор различает и исследует: а) синодальную (соборную в собственном смысле) форму правления с её подразделениями (260–290), так называемые автором – б) синодально-национальную и в) синодально-государственную формы (290 – до конца). – О достоинстве исполненного автором труда и о положении, которое эта монография должна, занять в русской канонической литературе, по моему мнению, должно сказать следующее: если специалисты церковного права, может быть, и найдут в труде г. Заозерского нечто такое, с чем они не согласятся, то во всяком случае и вне всякого спора останется то обстоятельство, что с появлением названного труда русская литература имеет трактат об основном вопросе канонического права (между тем, как, по справедливому замечанию автора, вопрос этот до сих пор почти не был затронут в нашей литературе; см. введение), – трактат независимый ни от каких ненаучных влияний по своей идее, ни от каких литературных направлений в своей обработке, что как известно, не всегда можно бывает утверждать о появляющихся произведе-

—25—

ниях нашей канонической литературы и указания на что можно найти и в труде автора. Словом, Н. А. Заозерский своей книгой „о власти“ и проч. дал монографию совершенно оригинальную в высшем смысле этого слова и вполне стоит на высоте своего положения. – Яркий пример собственно независимости мнений автора, кажется, представляет его взгляд на так называемый канонический процесс (хотя подробно этот взгляд развит автором не в этом его произведении, а в другом ранее изданном; см. стр. 43); а в пример научной оригинальности его несомненно можно указать на то, что трактат о русском консисторском судопроизводстве прошлого столетия снабжён несколькими указами, заключающими в себе собственные решения известного в истории ростовского митрополита Арсения Мацеевича (стр. 221–234, а также стр. 200–202). Указы эти отысканы и впервые изданы г. Заозерским; важность их не только для характеристики знаменитого Арсения, но и для характеристики церковно-приходского быта и даже общественного быта нашего клира прошлого столетия – нельзя не видеть с первого взгляда. Например, документом, изданным под № 3, доказывается, что у нас в прошлом столетии, по крайней мере в ростовской епархии, церковная власть употребляла против непокорных ей так называемый интердикт.

„Как известно Совету, доцент Н. А. Заозерский с 1878 г. достойно преемствует своему знаменитому предшественнику по кафедре церковного права разумею, конечно, покойного Преосвященного Алексия, Архиепископа Литовского. В этот период не проходило ни одного года, чтобы г. Заозерским не была напечатана какая-либо работа, относящаяся к области церковного права. О достоинстве таковых работ, хотя иногда и не крупных по внешности, можно судить, как думаю потому, что эти работы Н. А. всегда принимаются во внимание другими нашими специалистами церковного права. Между тем Н. А. Заозерский в течение почти четырнадцатилетней учёной службы не получал никогда никакой премии, хотя, конечно, по причинам, в существовании которых никто не может быть признаваем повинным. С своей стороны я полагал бы, что это обстоятельство увеличивает право г. Заозерского на поощрение премией Преосвященного Макария, и я полагал бы также, что присуждение полной премии было бы делом, преимущественно отвечающим как достоинству названных сочинений г. Заозерского, так

—26—

равно и свойству всей вообще его учено-литературной деятельности“.

ХL. Отзыв доцента Митрофана Муретова о сочинении доцента Александра Жданова: „Откровение Господа о семи азийских церквах (опыт изъяснения первых трёх глав Апокалипсиса). Москва, 1891 г.“.

„Честь имею предложить Совету Академии исследование А. А. Жданова. „Откровение Господа о семи азийских церквах (опыт изъяснения первых трёх глав Апокалипсиса). Москва, 1891 г.“ на двойную премию Преосвященного Михаила, руководствуясь при сем, во-1-х научными достоинствами книги и, во-2-х, особыми условиями премии.

„1. Незаурядные научные достоинства книги А. А. Жданова, после двух отзывов о ней как о магистерской диссертации (Журналы Совета 1891 г. 18 мая, ст. VI и VII, стр. 149–156) и после магистерского коллоквиума уже совершенно известны Совету. Посему могу ограничиться только кратким перечислением этих достоинств, широкое изучение научных пособий на древних и новых языках, – тщательное исследование Священного текста, – систематичность, краткость и сосредоточенность в критике неразделяемых автором толкований, – обстоятельность и основательность в раскрытии автором его собственных толкований, – отчётливость, стройность и ясность в изложении; но наиболее выдающимся в научном отношении достоинством книги служит то, что исследуемый отдел Апокалипсиса автор ставит в теснейшую связь с реальными явлениями современной Тайновидцу действительности, т. е. с действительно-историческим положением и действительно-историческими отношениями седми азийских церквей, чем избегает свойственного сектантам антинаучного произвола в изъяснении Апокалипсиса.“

„2. На соискание премии Преосвященного Михаила, согласно § 4 положения о премии, могут поступать печатные сочинения только по Священному Писанию. Между тем уже не малолетний опыт убеждает меня, что не только хорошие, но и посредственные научные работы по Свящ. Писанию крайне редки в России вообще и в нашей Академии в частности. Одною из главных причин этого, по моему мнению, служит широкая разработка науки на Западе, требующая от исследователя не только предварительной обширной филологической подготовки, и незаурядной усидчивости, но и значительной умственной силы,

—27—

способной разобраться в обилии разнообразного материала мнений и гипотез, принадлежащих светилам западной богословской науки. Поэтому не только с успехом кончить, но даже и взяться за подобную работу может только такой человек, который сознает за собой серьёзную филологическую подготовку и имеет опытные основания доверять своим умственным силам, так что хорошие научные труды по Свящ. Писанию, можно думать, долго-долго будут весьма редкими явлениями в России“.

„А как книга А. А. Жданова есть не только исследование по Свящ. Писанию, но и исследование незаурядное во всех отношениях, то и почитаю долгом почтительнейше предложить вниманию Совета Академии эту работу на двойную премию Преосвященного Михаила“.

Справка 1) § 9 утверждённого Святейшим Синодом положения о премиях покойного Митрополита Московского Макария: „Ежегодно в январском заседании Совета каждый член Совета может предложить, какое из сочинений, напечатанных наставниками Московской духовной Академии в прошедшем году, он считает заслуживающим премии, при чём он должен представить письменное указание главнейших достоинств сочинения“. 2) Того же положения § 11: „В том же заседании Совета решается вопрос, какие из сочинений, за которые в прошедшем году авторы их удостоены в Московской духовной Академии степени магистра, могут, сообразно с изложенными в 4 и 5 §§ условиями, быть допущены к соисканию премии“. 3) В 1891 г. степени магистра богословия удостоены были Советом Академии и утверждены в сей степени Святейшим Синодом следующие лица: доценты Академии – Алексей Введенский, Александр Жданов, Николай Глубоковский (ныне доцент С.-Петербургской духовной Академии), и. д. доцента Александр Голубцов, преподаватель Тверской духовной семинарии Дмитрий Скворцов, преподаватель Херсонского духовного училища Анемподист Дородницын, младший секретарь Святейшего Синода Пётр Гурьев и чиновник Московского Главного Архива Министерства Иностранных Дел Сергей Белокуров. 4) § 7 утверждённого Святейшим Синодом положения о премиях покойного Епископа Курского Михаила: „Ежегодно, ко времени январского заседания Совета, каждый преподаватель Академии может внести в Совет, через Председателя Совета, предложение, какое из сочинений, напечатанных в прошедшем году, он находит

—28—

заслуживающим премии, причём представляет письменное указание достоинств сочинения“. 5) Того же положения § 11: „Премия, оставшаяся от предыдущего года, может быть соединена, по усмотрению Совета, с премией текущего и составившаяся из двух премий сумма в 500 руб. может быть присуждена за одно сочинение, но более 500 руб. не может быть назначено за одно сочинение“.

Определили: 1) Представленные на соискание премий сочинения профессора Н. Каптерева и доцентов И. Заозерского и А. Жданова иметь в ввиду при назначении премий в мартовском собрании Совета Академии. 2) Право на соискание премий за лучшие (магистерские сочинения признать за доцентами Алексеем Введенским, Николаем Глубоковским, и. д. доцента Александром Голубцовым и Сергеем Белокуровым.

ХLI. Словесное заявление О. Ректора Академии, Архимандрита Антония о том, что Его Высокопреосвященство выразил желание, чтобы предстоящий 25 сентября сего года 500-летний юбилей со дня кончины Преподобного Сергия ознаменован был со стороны Академии каким-либо изданием на духовную пользу русского народа и богословской науки.

Определили: 1) В виду того, что академические издания отеческих творений мало доступны простому народу по своей дороговизне, составить из означенных творений извлечения наиболее доступных по смыслу поучений и толкований и издать их отдельными брошюрами по самой низкой цене, избрав для составления предполагаемых брошюр комиссию из профессоров – Петра Казанского, Василия Кипарисова и доцента Александра Мартынова. 2) Так как русский народ не имеет дешёвых изданий житий учеников Преподобного Сергия, то предложить профессору Евгению Голубинскому составить краткие жития тех из них, о которых имеются определённые сведения; составленные профессором Голубинским жития издать в виде небольших брошюрок 3) Предложить всем наставникам Академии, не найдёт ли кто-либо из них возможным представить к следующему заседанию Совета соображения ещё о каком либо проекте к исполнению выраженного Его Высокопреосвященством желания.

На сём журнале резолюция Его Высокопреосвященства: „1892. Февр. 15-го Утверждается».

—29—

24 февраля

Присутствовали, под председательством Ректора Академии, Архимандрита Антония, все члены Совета Академии, кроме профессора, Николая Субботина, не присутствовавшего по домашним обстоятельствам.

Слушали: I. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: „1892 г. февр. 13. О. Ректор примет указ сей к точному исполнению“ указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 8 февраля сего года за № 619:

„По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали предложенный Г. Синодальным Обер-Прокурором, от 9 минувшего января за № 28, журнал Учебного Комитета, № 8, с заключением Комитета по отчёту о годичном состоянии одной из духовных академий. И, по справке, Приказали: Из имеющихся в Святейшем Синоде сведений усматривается, что, вопреки требованиям § 125 академического устава и одобренных синодальным определением 13–31 января 1889 года, за № 55 правил для рассмотрения сочинений на соискание учёных богословских степеней, преподаватели духовных академий продолжают на соискание означенных степеней предлагать такие темы, которые не имеют строго богословского характера и притом изложены в выражениях неясных и неопределённых, каковы: а) „Конгениальность русского народа христианству по народным былинам и духовным стихам“, б) „Госпожа Гюйон и её значение в истории французского квиэтизма“, в) „Форейк Густава Адольфа“, г) „Юстус Иона и его роль в немецкой реформации“ и многие другие, имеющие отношение к истории западной церкви, её вероисповеданий и религиозных движений, а не к православному богословию и истории православной вселенской и нашей отечественной церкви, между тем как исследование и изучение в области последних предметов, разработанной далеко недостаточно, должно составлять прямую обязанность православных богословов. В виду сего и принимая во внимание, что утверждение тем, предлагаемых преподавателями студентам для сочинений на учёные степени кандидата и магистра, по §126 устава духовных академий, зависит от ректоров академий, Святейший Синод определяет:

—30—

предоставить Вашему Преосвященству предписать ректору Московской духовной академии, чтобы он, при рассмотрении тем на соискание учёных степеней кандидата и магистра богословия, обращал особливое своё внимание как на соответствие тем требованиям § 125 академического устава и одобренных синодальным определением ¹³/₃₁ января 1889 года за № 55 правил для рассмотрения сочинений на соискание означенных степеней, так и на способ изложения их; о чём, для зависящих распоряжений, Вашему Преосвященству послать указ“.

Определили: Указ Святейшего Синода принять к руководству и точному исполнению и объявить содержание его для той же цели прочим преподавателям Академии.

II. Резолюцию Его Высокопреосвященства, последовавшую на представление О. Ректора Академии от 14 февраля сего года за № 79. „1892 г. февр. 18. Поручаю архимандриту Перервинского монастыря Викентию выдать три тысячи рублей из сумм Московской кафедры для потребности изданий Академии по случаю 500-летия кончины Преподобного Сергия“.

III. Представление О. Ректора Академии Его Высокопреосвященству:

„Во исполнение выраженного Вашим Высокопреосвященством желания, чтобы Академия ознаменовала предстоящий 25 сентября сего года юбилей Преподобного Сергия каким-либо приличным событию изданием, Совет Академии в заседании от 31 января постановил издать в форме общедоступных брошюрок различные, особо назидательные творения Отцов Церкви, и кроме того, предложить профессору русской церковной истории Е. Голубинскому составить общедоступную брошюрку: „Преподобный Сергий Радонежский и его ученики и собеседники“, а также всем наставникам Академии, не пожелает ли кто-либо из них представить в следующее февральское заседание Совета ещё какой-либо проект учёного чествования Преподобного Сергия.

Такого именно рода проект представлен мне для внесения в Совет профессором русской церковной истории Е. Голубинским; он заключается в составлении украшенной снимками и гравюрами книги под заглавием. „Преподобный Сергий Радонежский и основание им Троицкой Лавры.

Прилагая при сём составленный профессором Е. Голубинским проект предполагаемого издания, честь имею благопочти-

—31—

тельнейше доложить Вашему Высокопреосвященству, что, при всём сознании благопотребности его для предназначенной цели, Академия, не имея собственных средств для напечатания этого полезного труда, не будет иметь и возможности принять проект профессора Голубинского, не заручившись надеждой на то, что Ваше Высокопреосвященство благоволите простереть своё Архипастырское поощрение сему предприятию настолько, чтобы сделать распоряжение о доставлении на юбилейные академические издания требуемой суммы денег, каковая по сделанному приблизительному расчёту должна дойти до 4000 рублей.

В виду сего долгом почитаю благопочтительнейше просить Ваше Высокопреосвященство изъявить милостивое согласие на покрытие предстоящих по изданию расходов из сумм Московской кафедры“.

Определили. 1) Благопочтителыиейше выразить Его Высокопреосвященству глубочайшую благодарность за милостивое Архипастырское распоряжение о выдаче из сумм Московской кафедры трёх тысяч рублей, необходимых для юбилейных академических изданий. 2) Поручить Правлению Академии получить от о. архимандрита Перервинского монастыря Викентия означенные деньги и разделить их на юбилейные издания.

IV. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: „1892 г. февр. 18. Утверждается“, проект юбилейных изданий по русской церковной истории к 25 сентября 1892 года, составленный ординарными, профессором Академии Евгением Голубинским:

„Для раздачи простому народу напечатать книжку под заглавием. „Преподобный Сергий Радонежский и его ученики и собеседники“. Содержание книжки: кратко жизнь препод. Сергия и весьма кратко об его учениках и собеседниках. Размеры книжки – до трёх листов крупной печати в большую 8-ку. На переднем обёрточном листе над заглавием книжки поместить виньетку с изображением преп. Сергия, окружённого сонмом учеников и собеседников, и вообще украсить этот передний лист так, чтобы простой человек оставался доволен им.

Для раздачи людям почётным и почтенным и вместе с тем более или менее образованным напечатать книгу под заглавием: „Преподобный Сергий Радонежский и основанная им

—32—

Троицкая Лавра“. Повествование о жизни Преподобного Сергия и описание монастыря (в память 500-летия кончины преподобного).

Книга будет состоять из двух частей: в первой части жизнеописание препод. Сергия, во второй части история строения и современное состояние монастыря. Размер книжки от 10–12 листов в большую 8-ку.

Желательно напечатать книгу пощеголеватее, с бордюрами на полях. Экземпляры книги, напечатанные на толстой веленевой бумаге, будут совершенно пригодны для поднесения почётным лицам духовным и светским.

Желательно приложение к книге следующих рисунков:

1. Вид Лавры.

2. План Лавры XVII в.

3. План Лавры теперешней.

4. Наружный вид Троицкого собора с Никоновской церковью.

5. План Троицкого собора с Никоновской церковью.

6. Вид иконостаса Троицкого собора и раки преп. Сергия, или же одной раки.

7. План посада во время осады лавры поляками.

8. План посада теперешний.

9. Вещи преп. Сергия: служебные сосуды, риза, мантия, посох, сандалии и пр.“

Определили: Проект профессора Е. Голубинского принять к исполнению. 2) Просить Учреждённый Собор Свято-Троицкой Сергиевы Лавры о предоставлении ординарному профессору Академии Е. Голубинскому права заниматься в лаврской ризнице и библиотеке для составления юбилейных изданий по русской церковной истории.

V. Резолюцию Его Высокопреосвященства, последовавшую на журнале Совета Академии от 31 января сего года: „1892. Февр. 15. Утверждается».

Справка: 1) В ст. III означенного журнала было изложено ходатайство Совета Академии пред Его Высокопреосвященством об утверждении и. д. доцента Академии Александра Голубцова в должности доцента. 2) В ст. VI того же журнала было изложено следующее определение Совета Академии: благопочтительнейше ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством о разрешении доценту Алексею Введенскому занять освободившуюся кафедру метафизики и, в случае разрешения, иметь суждение о замещении кафедры истории философии.

—33—

3) В ст. XV было изложено ходатайство об утверждении действительных студентов Академии Александра Кудеевского и Сергея Модестова в степени кандидата богословия. 4) В ст. XXXI и XXXII было изложено ходатайство о разрешении: а) дозволить бывшему студенту II курса Московской Академии Алексею Цветкову сдать экзамены по всем предметам IV курса и иметь суждение о поданном им в 1886 году кандидатском сочинении и б) принять бывшего студента Киевской духовной Академии Кирилла Перевозникова в число студентов III курса Московской Академии. 5) В ст. XXXIV и XXXV было изложено определение Совета Академии о выдаче премий протоиерея Невоструева кандидату Михаилу Тарееву, покойного Митрополита Литовского Иосифа кандидату Тихону Синьковскому, покойного Ректора Академии протоиерея Сергия Смирнова кандидату Федоту Кудринскому – за лучшие кандидатские сочинения; покойного митрополита Московского Макария студентам настоящего IV курса Павлу Борисовскому и Ивану Попову – за лучшие семестровые сочинения и покойного протоиерея Орлова кандидату иеромонаху Григорию – за лучшие успехи в сочинении проповедей.

Определили: 1) Об утверждении А. Голубцова в должности доцента внести в формулярный о службе его список и сообщить Правлению Академии. 2) Дать знать доценту А. Введенскому о последовавшем ему разрешении занять освободившуюся кафедру метафизики. 3) Об утверждении А. Кудеевского и О. Модестова в степени кандидата богословия сообщить в Канцелярию Г. Обер-Прокурора Святейшего Синода и в Учебный Комитет при Святейшем Синоде. 4) О выдаче премий М. Тарееву, Т. Синьковскому, Ф. Кудринскому, П. Борисовскому, И. Попову и иеромонаху Григорию сообщить Правлению Академии для зависящих распоряжений, а прочее принять к исполнению.

VI. Заявление экстраординарного профессора Академии по кафедре нравственного богословия Петра Казанского:

„Честь имею заявить Совету Академии, что я желал бы занять освободившуюся, вследствие перехода доцента Алексея Введенского на кафедру метафизики, кафедру по истории философии“.

Определили. Благопочтительнейше ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством о разрешении экстраординарному профессору Петру Казанскому занять освободившуюся кафедру по истории философии.

VII. Предложение о. Ректора Академии Архимандрита Антония:

—34—

„В случае перехода экстраординарного профессора Академии Петра Казанского на освободившуюся кафедру по истории философии, честь имею пред дожить Совету Академии избрать профессора Казанского, во уважение его долголетней службы при Академии, на основании примечания к § 45 устава духовных академий, в звание исправляющего должность ординарного профессора Академии. А так как, в случае утверждения его в означенном звании Святейшим Синодом, в Академии имеет открыться вакансия экстраординарного профессора, то не благоугодно ли будет Совету Академии озаботиться в настоящее время избранием кого-либо из наличных преподавателей Академии, имеющих на то законное право, и на вакансию экстраординарного профессора Академии“.

Справка: 1) Экстраординарный профессор Пётр Казанский, находящийся на духовно-учебной службе двадцать семь лет, а при Академии двадцать четыре года, имеет степень магистра богословия. 2) Примечание к § 45 устава духовных академий: „Преподаватели небогословских наук в Академии, имеющие степень магистра богословия, могут быть определяемы на вакантные кафедры ординарного профессора с званием исправляющих должность ординарного профессора“. 3) По § 106 того же устава: „Восемь вакансий ординарного профессора распределяются по следующим группам предметов: 1) по наукам богословским (введение в круг богословских наук, богословию догматическому и нравственному); 2) Священному Писанию с библейскою историей; 3) Пастырскому богословию, педагогике, гомилетике и истории словесности; 4) Церковному праву, литургике и патристике, 5) церковной истории – общей и русской, истории западных исповеданий и истории русского раскола; 6) философии; 7) гражданской истории – общей и русской и 8) языкам – русскому и церковно-славянскому, еврейскому с библейскою археологией, греческому и латинскому“. 4) В настоящее время всех ординарных профессоров в Академии пять, на группе же 6-й один экстраординарный профессор, один доцент и один и. д. доцента. 5) По § 105 того же устава и по штату в Академии число экстраординарных профессоров определяется 9-ю; все вакансии экстраординарного профессора в настоящее время заняты наличными преподавателями Академии. 6) По § 81 лит. в п. 4 того же устава „избрание кандидатов на должности профессоров“ значится в числе дел Совета Академии, представляе-

—35—

мых через Епархиального Преосвященного на утверждение Святейшего Синода.

Определили: 1) Благопочтительнейше просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом об утверждении экстраординарного профессора, магистра богословия, Петра Казанского в звании исправляющего должность ординарного профессора, Академии со времени его избрания. 2) Принимая во внимание, что, в случае утверждения профессора Казанского в звании исправляющего должность ординарного профессора Академии, должна открыться в Академии должность экстраординарного профессора, благопочтителыиейше просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом об утверждении, со времени избрания, в таковом звании доцента Академии по кафедре теории словесности и истории иностранных литератур Иерофея Татарского, находящегося на духовно-учебной службе шестнадцать лет, а при Академии пятнадцать лет и вполне достойного звания экстраординарного профессора.

VIII. Предложение о. Ректора Академии Архимандрита Антония:

„В случае разрешения экстраординарному профессору Петру Казанскому занять освободившуюся кафедру истории философии, честь имею предложить Совету Академии войти в рассуждение о замещении кафедры по нравственному богословию. С своей стороны рекомендую на эту кафедру окончившего курс в минувшем учебном году и оставленного при Академии для приготовления к замещению вакантных кафедр, кандидата богословия, иеромонаха Григория, усердно изучающего Священное Писание Нового Завета и заявившего себя в печати в области исследований о христианском аскетизме“.

Справка: § 50 устава духовных академий: „ищущие звания профессора или доцента, но неизвестные Совету своими преподавательскими способностями, сверх условий, изложенных в §§ 45 и 48, должны прочесть публично, в присутствии Совета, две пробные лекции: одну на тему по собственному избранию, а другую по назначению Совета“.

Определили: Признавая кандидата иеромонаха Григория вполне способным к занятию кафедры по нравственному богословию, допустить его к чтению пробных лекций по означенной кафедре.

—36—

IX. Отношения Канцелярии Г. Обер-Прокурора Святейшего Синода:

а) от 30 января текущего года за № 592: „Но утверждённому Г. Синодальным Обер-Прокурором, 23 текущего января, докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде, определён на духовно-учебную службу кандидат Московской духовной Академии Александр Плотников учителем по греческому языку в Новоторжское духовное училище“.

б) от 6 февраля того же года за № 722: „По утверждённому Г. Синодальным Обер-Прокурором, 30 минувшего января, докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде, определены учителями в духовные училища кандидаты Московской духовной Академии: Василий Соловьев в Заиконоспасское (в I класс) по русскому языку и Леонид Церковницкий в Кирилловское по латинскому языку“.

в) от 13 февраля того же года за М 867: „По утверждённому Г. Синодальным Обер-Прокурором, 6 текущего февраля, докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде, определены на духовно-учебную службу кандидаты Московской духовной Академии: Павел Ряжений преподавателем по латинскому языку в Симбирскую духовную семинарию и Николай Соколов (состоявший доселе учителем в приготовительном классе Дмитровского духовного училища) учителем по русскому языку в трёх последних классах Перервинского духовного училища“.

г) от 19 февраля того же года за № 977. „По утверждённому Г. Синодальным Обер-Прокурором, 13 текущего февраля, докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде, определён на духовно-учебную службу кандидат Московской духовной Академии Иван Зыков, состоявший доселе надзирателем за учениками в Ярославской духовной семинарии, учителем по русскому языку в I классе Ростовского-Дмитриевского духовного училища с окладом жалованья по 420 рублей“.

К сему Канцелярия Г. Обер-Прокурора Святейшего Синода присовокупляет, что об ассигновании поименованным лицам следующим им, по положению, денег сообщено Хозяйственному Управлению при Святейшем Синоде.

Справка: По распоряжению о. Ректора Академии всем вышеозначенным кандидатам дано знать о назначении их на духовно-учебную службу.

X. Отношение на имя о. Ректора Академии Высокопреосвящен-

—37—

нейшего Саввы, Архиепископа Тверского и Кашинского, от 1 февраля сего года за № 42.

„Приношу Вам и в лице Вашем всем достоуважаемым сотрудникам Вашим на поприще высокого служения духовной науке, почтившим меня, в день исполнившегося полувекового служения моего в священном сане, благожелательным приветствием, глубокую, искреннейшую благодарность.

Желая ознаменовать чем-либо для сугубо родной мне академии этот великий для меня юбилейный день, препровождаю при сем пять сот (500) рублей для присоединения к сумме, назначенной для вспомоществования недостаточным студентам академии“.

XI. Письмо на его же имя Преосвященнейшего Амфилохия, Епископа Угличского, Викария Ярославской епархии:

„Душевно в лице Вашем благодарю весь Ваш добрый Совет Академии за избрание меня грешного в число почётных членов дорогой мне Академии, meae Almae matris. Не знаю, чем ей оплачивать, кроме как пожертвованием в дорогую Вашу библиотеку посильных своих трудов. Тружусь, дóндеже день есть. Особенно усердно работаю над исправлением текста всех печатных сочинений Св. Димитрия, в 5 частях заключающихся“.

XII. Письмо на его же имя Настоятеля ставропигиального Московского Заиконоспасского монастыря Архимандрита Арсения:

„Получив диплом на звание почётного члена Московской Академии, долгом поставляю благодарить Совет Академии за незаслуженное мною внимание к посильным трудам моим письменным и за высокую честь, оказанную мне; сколько будет от меня зависеть, постараюсь не уронить оказанной мне чести“.

Определили: Высокопреосвященнейшего Савву искренне благодарить за присланные им 500 рублей, которые препроводить в Братство Преподобного Сергия, а прочее принять к сведению.

XIII. Ведомость о. Ректора Академии о пропущенных наставниками лекциях в январе месяце сего года, из коей видно, что ординарный профессор П. Цветков и лектор немецкого языка В. Лучинин опустили по 4 лекции, ординарный профессор Е. Голубинский и доцент Н. Заозерский – по 1 лекции. Все лекции опущены по болезни.

Определили: Ведомость напечатать вместе с журналами Совета.

—38—

XIV. Записки – профессора П. Казанского и доцента А. Шостьина о выписке книг, которые они считают нужным приобрести для академической библиотеки.

Определили: Поручить библиотекарю И. Колосову выписать для академической библиотеки, по справке с её наличностью, означенные в записках книги и о последующем представить Правлению Академии.

XV. Прошение священника Георгиевской, на Всполье, близ Кудрина, церкви Сергия Садковского:

„Представляя при сём составленную мною книгу под заглавием: „Артемий, игумен Троицкий“ на соискание степени магистра богословия, покорнейше прошу дать делу надлежащее движение“.

XVI. Прошение профессорского стипендиата при Московской Академии Михаила Тареева:

„Прилагая при сём моё сочинение на тему: „Искушения Богочеловека, как единый искупительный подвиг всей земной жизни Христа, в связи с историей дохристианских религий и христианской церкви“, – покорнейше прошу Совет Академии принять это соискание в качестве диссертации на соискание степени магистра богословия“.

Определили: Сочинение священника Сергия Садковского передать для рассмотрения ординарному профессору Евгению Голубинскому, а профессорского стипендиата Михаила Тареева – доценту Митрофану Муретову.

XVII. Отношение Ректора Императорского Казанского Университета от 5 февраля сего года за № 412:

„Препровождая при сём один экземпляр объявления о конкурсе для замещения в Казанском Университете должности лектора английского языка, имею честь покорнейше просить Совет Академии о приведении в известность г.г. преподавателей Академии о настоящем конкурсе“.

Определили: Изложенное в отношении г. Ректора Казанского Университета привести в исполнение.

XVIII. Отношения: а) Правления Черниговской духовной семинарии от 28 января за № 40, б) Совета С.-Петербургской духовной Академии от 7 февраля за № 114, в) Учреждённого собора Свято-Троицкой Сергиевы Лавры от 10 февраля за № 172 и г) Ректора Воронежской духовной семинарии от 20 февраля за № 525, при коих препровождены в Совет Академии разные книги и рукописи.

—39—

Справка: Присланные книги и рукописи переданы для научных занятий о. Инспектору Академии и студентам IV курса: Василию Грекову, Василию Сибирскому и Василию Георгиевскому.

XIX. Отношения – Совета Казанской духовной Академии от 6 февраля за № 146 и Ректора Императорского Новороссийского Университета от 18 февраля за № 482 с уведомлением о получении рукописных сборников, препровождённых из Совета Академии при отношениях от 23 января и 1 февраля сего года за №№ 33 и 52.

XX. Отношение Правления Харьковской общественной библиотеки от 17 февраля за № 1716 с выражением благодарности за присылку в библиотеку прежнего академического журнала, „Творения святых отцов“.

Определили: Принять к сведению.

На сём журнале резолюция Его Высокопреосвященства; „1892. Мар. 7. Исполнить“.

23 марта

Присутствовали, под председательством Ректора Академии, Архимандрита Антония, члены Совета Академии, кроме профессоров. Н. Субботина, Е. Голубинского, свящ. Д. Касицына, не присутствовавших по домашним обстоятельствам.

Слушали: I. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: „1892. мар. 17-го. В Совет Академии“ указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 11-го марта текущего года за № 1058:

„По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали представление Вашего Преосвященства, от 14 минувшего февраля за № 101, в коем, донося, что Совет Московской духовной академии в собрании 31 января сего года избрал Преосвященного Митрополита Киевского Иоанникия в звание почётного члена академии, ходатайствует об утверждении его, Митрополита Иоанникия, в таковом звании. Приказали Преосвященного Митрополита Киевского Иоанникия, избранного Советом Московской духовной академии в звание почётного члена сей академии, утвердить, согласно представлению Вашего Преосвященства, в таковом звании;

—40—

о чём, для зависящих распоряжений, Вашему Преосвященству послать указ“.

Определили. Изготовив диплом для Его Высокопресвященства, Высокопреосвященнейшего Иоанникия, Митрополита Киевского и Галицкого, избранного в звание почётного члена Академии, просить Его Высокопреосвященство о принятии сего звания.

II. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью. „1892. мар 18. В Совет Академии для зависящих распоряжений“ указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 14 марта текущего года, за № 1126:

„По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали представление Вашего Преосвященства, от 7 сего марта за № 136, в коем, изъясняя, что Совет Московской духовной академии в заседании своём 24-го минувшего февраля на вакансию ординарного профессора исправляющим означенную должность избрать экстраординарного профессора названной академии, магистра богословия, Петра Казанского, занимающего кафедру истории философии, а экстраординарным профессором доцента той же академии, магистра богословия Иерофея Татарского, занимающего кафедру теории словесности и истории иностранных литератур, ходатайствует об утверждении Казанского и Татарского в означенных званиях. Приказали: Экстраординарного профессора Московской духовной академии, магистра богословия Казанского и доцента той же академии, магистра богословия, Татарского, избранных Советом Московской духовной академии первого – в звание исправляющего должность ординарного профессора, и второго – в звание экстраординарного профессора, утвердить, согласно представлению Вашего Преосвященства, в означенных званиях со дня избрания Совета, т. е. с 24 минувшего февраля; о чём, для зависящих распоряжений, Вашему Преосвященству послать указ“.

Определили: Об утверждении П. Казанского в звании и. д. ординарного профессора Академии и И. Татарского в звании экстраординарного профессора внести в формулярные о службе их списки и сообщить Правлению Академии для зависящих распоряжений“.

III. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью. „1892. мар. 19. В Совет Академии к исполнению“

—41—

указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 17 марта текущего года за № 1160:

„По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали предложенный Г. Синодальным Обер-Прокурором, от 13 минувшего февраля за № 117, журнал Учебного Комитета, № 52, с заключением Комитета, по представлению Вашего Преосвященства о результатах произведённого в 1891 г. приёма семинарских воспитанников в состав новых курсов Московской духовной академии. Приказали: Рассмотрев журнал Учебного Комитета о результатах приёма в 1891 г семинарских воспитанников в состава, новых курсов в Московской духовной академии, Святейший Синод определяет: разрешить Совету Московской духовной академии принять, согласию ходатайству Вашего Преосвященства, в число студентов Московской духовной академии: студента Московской духовной семинарии, турецкого подданного Ивана Фильдмана, бывшего иудея, крещёного в православную христианскую веру 25 августа 1885 г., и вольнослушателя академии, сирийского уроженца Якова Хабиб-Ханания, предоставив Хозяйственному Управлению сделать распоряжение об ассигновании из подлежащего источника на содержание названных лиц особой суммы, о чём, для зависящих распоряжений, в Хозяйственное Управление передать выписку из настоящего определения, а Ваше Преосвященство уведомить указом“.

Определили: Указ Святейшего Синода принять к исполнению.

IV. Отношения Канцелярии Г. Обер-Прокурора Святейшего Синода:

а) от 12 марта сего года за № 1392:

„По утвержденному Г. Синодальным Обер-Прокурором, I текущего марта, докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде, кандидат Московской духовной академии Сергей Богоявленский определён сверхштатным преподавателем по Св. Писанию в Смоленскую духовную семинарию.

Канцелярия Обер-Прокурора Святейшего Синода долгом поставляет сообщить о сём Совету Академии для зависящего распоряжения“.

б) от 18 марта сего года за № 1461:

„По утвержденному Г. Синодальным Обер-Прокурором, 11

—42—

текущего марта, докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде, определены на духовно-учебную службу кандидаты Московской духовной академии Александр Вознесенский и Николай Парийский помощниками инспекторов в духовные семинарии, первый в Нижегородскую, а последний в Ярославскую.

Канцелярия Обер-Прокурора долгом поставляет сообщить о сём Совету Академии для зависящего распоряжении, присовокупляя, что об ассигновании следующих упомянутым лицам, по положению, денег ныне же сообщено Хозяйственному Управлению при Святейшем Синоде“.

Справка: По распоряжению о. Ректора Академии вышеозначенным кандидатам дано знать об определении их на духовно-учебную службу.

V. Отношение Преосвященного Августина, Епископа Екатеринославского и Таганрогского, от 28 февраля сего года за № 63:

,,Получив диплом на звание почётного члена Московской духовной Академии, от 22 января сего года за № 29, с смущением принимаю, как незаслуженное, предложенное мне звание и выражаю Совету Академии глубокую благодарность за лестное для меня внимания его к моему скудному деланию на ниве богословской науки.

Призываю благословение Божие на Академию – на её начальников, наставников и воспитанников“.

VI. Отношение Правления Елабужского духовного училища от 25 февраля за № 107 с уведомлением о получении метрического свидетельства Смотрителя училища Николая Кацинского.

Определили: Принять к сведению.

VII. Ведомость О. Ректора Академии о пропущенных наставниками лекциях в феврале месяце сего года, из коей видно, что ординарный профессор Н. Субботин и экстраординарный профессор П. Горский-Платонов опустили по две лекции – по болезни и доцент А. Шостьин – две лекции по случаю вызова к мировому судье в качестве свидетеля.

Определили: Ведомость напечатать вместе с журналами Совета.

VIII. Прошение преподавателя Вологодской духовной семинарии Сергея Глаголева:

„Честь имею представить в Совет Академии моё сочинение (в рукописи): „О происхождении и первобытном состоянии рода человеческого“ на соискание степени магистра богословия“.

—43—

IX. Прошение преподавателя Симбирской духовной семинарии Василия Мышцына:

„Препровождая при сём моё сочинение – „Учение Ап. Павла о законе дел и законе веры“, – прошу Совет Академии принять его в качестве диссертации на соискание степени магистра богословия и дать делу о нём надлежащее движение“.

Определили: Сочинение С. Глаголева передать для рассмотрения доценту Александру Беляеву, а сочинение В. Мышцына – доценту Митрофану Муретову.

X. Записки профессоров А. Смирнова, Г. Воскресенского, И. Корсунского, И. Татарского, доцента Н. Заозерского, и. д. доцента Н. Соколова и библиотекаря Н. Колосова о выписке книг, которые они считают нужным приобрести для академической библиотеки.

Определили: Поручить библиотекарю Академии И. Колосову выписать для академической библиотеки, по справке с её наличностью, означенные в записках книги и о последующем представить Правлению Академии.

XI. Прошение экстаординарного профессора Григория Воскресенского:

„В ризнице Свято-Троицкой Сергиевой Лавры хранятся рукописи: I) Евангелие и Апостол по чтениям, на пергаменте, в лист, 266 л.л., XIV в. № 2-й; 2) Апостол, на бумаге, в лист, 578 л.л., XVI в. № 1-й. Встречая надобность в сих рукописях для своих учёных занятий, покорнейше прошу Совет Академии выписать для меня означенные две рукописи сроком ни один месяц“.

Определили: Просить Учреждённый Собор Лавры выслать на месячный срок означенные в прошении проф. Г. Воскресенского рукописи.

XII. Отношение Совета С.-Петербургской духовной Академии от 27 февраля за № 387, при коем препровождена вторая часть одиннадцатого тома: Sacrosanta concilia – Studio Ph. Labbei et Gabr. Cossartii.

XIII. Отношение Учреждённого Собора Свято-Троицкой Сергиевы Лавры от 3 марта за .V» 237, при коем препровождена „Кормчая“ № 207.

Определили: Присланную из Совета С.-Петербургской духовной Академии книгу передать для научных занятии О. Ин-

—44—

спектору Академии, а Кормчую – экстраординарному профессору Василию Кипарисову.

XIV. Отношения Советов – духовных академий. С.-Петербургской от 24 февраля за № 361, Казанской от 27 февраля за № 270 и Императорского С.-Петербургского Университета от 22 февраля за № 206 и Ректоров университетов – Московского от 18 февраля за № 579 и Казанского от 7 марта за № 647, при коих препровождены разные академические и университетские издания.

Определили: Присланные книги сдать в фундаментальную библиотеку и благодарить за пожертвования их.

XV. Прошение студента 1 курса, черногорского уроженца, Фалеса Захараса:

„Честь имею уведомить Совет Московской духовной Академии, что вследствие болезни и по совету академического врача я должен ехать на родину для поправления своего здоровья. В виду этого покорнейше прошу Совет Академии разрешить мне сдать экзамены по предметам первого курса в сентябре месяце текущего года. При сём прилагаю докторское свидетельство“.

Справка: Указом Святейшего Синода от 17 января 1891 г. за № 212 Совету Академии вменено в обязанность на перенесение устных экзаменов каждый раз испрашивать особое разрешение Его Высокопреосвященства.

Определили: Благопочтительнейше ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством о разрешении студенту 1 к. Фалесу Захарасу сдавать экзамены в сентябре месяце текущего года.

XVI. Прошение вольнослушателя С.-Петербургской духовной Академии I курса Василия Буяльского:

„Находя жизнь в Сергиевом посаде, вдали от родственников и знакомых, более удобной для изучения богословских наук и духовной жизни, покорнейше прошу Совет Московской Академии ходатайствовать о моем переходе в Московскую Академию с сохранением тех условий, на которых по указу Св. Синода я был принят в С.-Петербургскую Академию“.

Определили: Благопочтительнейше ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством о разрешении Василию Буяльскому перейти в число вольных слушателей Московской Академии и, в случае разрешения, просить Совет С.-Петербургской духовной Академии сообщить содержание указа Св. Синода,

(Продолжение следует)