Седмица 2-я по Пасхе
О блаженном неверии
Неделя вторая по Пасхе
Первое воскресение после Пасхи носит название: «Неделя о Фоме». В этот день Господь через семь дней после явления Апостолам явился еще раз – ради одного Фомы, которого тогда не было со всеми. «Другие ученики сказали ему: мы видели Господа. Но он сказал им: если не увижу ран на руках его от гвоздей и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю». Но как он смел не верить собратьям, которые сами видели и слышали, и свидетельствовали в один голос? Почему за свою дерзость Фома заслужил величайший дар, а не примерное наказание?
О Фоме очень немного сказано в Евангелии, но это не многое очень важно. Когда Господь Узнал о смерти Лазаря и собрался идти в Иудею, Он сказал ученикам: «Лазарь умер, радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали; но пойдем к нему» (Ин. 11:14–15). А что значит «пойдем к нему», если Лазарь мертв, и, если иудеи ищут и Самого Иисуса!?.. И вот, только один Фома сказал со всей решимостью: «Пойдем, и мы умрем с Ним» (Ин. 11:16). Такие слова услышишь не часто, и такие слова не забывают ни люди. Ни Бог.
И вот слова «если не увижу… не поверю» приходится слышать постоянно. Но, как правило, их произносят люди, которые сами не ищут Бога, не ищут истину и уж, конечно, не собираются ни с кем и ни за кого умирать. Такому Господь никогда не явится, чтобы не вызвать прямого богохульства, когда человеку некуда будет деться перед неопровержимой истиной.
Господь явился Фоме, потому что Фома готов был, еще даже не зная о победе над смертью, умереть вместе с Иисусом; потому что еще тогда Фома решил для себя; если Иисуса с ним не будет, то и самая жизнь потеряет смысл.
Господь явился, как и в первый раз, и сразу обратился к Фоме: «подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и будь не верующим, но верующим». И Фома только и мог сказать: «Господь мой и Бог мой!». После этого Господь произнес Свой укор:«ты поверил, потому что увидел Меня; блаженные невидевшие и уверовавшие». Но слышал ли Фома этот укор, переживал ли из-за него, когда он был поглощён радостью снова видеть своего Господа? Теперь не только укоры готов он был терпеть, но и любые страдания, чтобы только доказать свою любовь возлюбленному Иисусу.
Но и нам Господь тоже обещает блаженство, если мы, не видя, будем стараться уверовать в Него, если поймем, что вопрос веры и неверия – это вопрос жизни и смерти. Ведь блаженство в том-то и состоит, чтобы встретить Христа не как доказательство того, что Он есть, но как долгожданного гостя, по которому истомилось сердце и без которого невозможно жить.
Поэтому – блажен Фома, наконец увидевший и уверовавший, и блаженны все, не видевшие, но тоже уверовавшие и ждущие в надежде.
О самом первом Чуде
Понедельник
Сегодня мы читали о самом первом чуде, которое совершил господь Иисус Христос: «… был брак в Кане Галилейской, и Матерь Иисуса была там. Был даже зван Иисус и ученики его на брак». И вот на этой свадьбе «недостало вина». Заметим, что именно не достало; люди уже выпили и еще хотят. Тогда Мать Иисуса говорит Своему Божественному Сыну: «вина нет у них» … В последствии Господь исцелял больных, изгонял бесов, кормил голодных, но самый первый раз Его святой волей было – умножить вино на свадьбе. Он велит служителям налить воду в водоносы, потом почерпнуть и нести к распорядителю пира, который «не знал, откуда это вино; знали только служители, почерпавшие воду». Пробует уже распорядитель и хвалит жениха за то, что он «хорошее вино сберег доселе». Жених, видимо, не стал оправдываться, не стал доискиваться, откуда на самом деле взялось вино, а просто велел подавать его на столы. Очевидно, здесь Господь хотел только утешить людей, а к Себе не привлекать внимания. Так и вышло: сразу в суете никто толком ничего не понял, а открылась истина позже, при сопоставлении свидетельств всех участников, и тогда уже «уверовали в Него ученики его» …
Это самое первое чудо очень поучительно. Ведь у нас как бывает: если мы не веруем, то для нас каждый верующий – сумасшедший, и его надо срочно лечить. А если уж мы с горем пополам уверовали, то для нас становиться сумасшедших любой неверующий, и мы хватаем, тащим его к спасению, бесцеремонно вырывая из рук предметы его земных привязанностей.
Мы сочувствуем друг другу только тогда, когда у нас одни и те же пристрастия, одни и те же интересы. Если мы пьем, то непьющий – гордец, не уважает нас. А если мы не нуждаемся в вине, то пьющий вам противен и непонятен, и, если у него недостанет вина, он никогда не дождется нашего сочувствия.
Но кто менее нуждался в винном утешении, чем Господь, Дух Животворящий, о Котором возвещали «все пророки от Самуила, и после него»? И ведь когда Мать Иисусова говорит служителям, указывая на Своего Сына: «что скажет Он вам, то сделайте», – это слова той же силы и значения, что и слова пророка Моисея: «Господь Бог воздвигнет вам… Пророка… слушайтесь Его во всем, что Он ни будет говорить вам. И будет, всякая душа, которая не послушает Пророка того, истребится из народа».
И вот он посочувствовал бедным людям. Господь пришел на землю, чтобы возвести спасительную волю Отца Небесного, но в данный миг Он – на свадьбе; Он видит, для чего собрались люди, чего им сейчас больше всего не хватает, и, дав им нужное, Господь больше ничего н говорит. Так, хотя и принес Он на землю бесценный дар, но прежде всего Он показывает, что даже самое высшее благо не будет благом, если человек еще не расположен принять Его.
О Божьем суде
Вторник
Священное Писание часто говорит о грядущем Божьем суде; и в церковных песнопениях мы слышим эти мотивы: «Судии сидящу, и ангелом стоящим, трубе гласящей, пламене горящу, что сотвориши, душе моя, ведома на суд? Тогда бо лютая твоя предстанут и тайная обличатся согрешения». Как-то бывает не то по себе от таких слов, и мы начинаем вопрошать: как же так? почему суд? И как совместить Божие милосердие с вечной мукой?
Сегодняшнее чтение тоже посвящено суду. Господь в беседе с Никодимом говорит на эту тему только несколько фраз. И первая из них вовсе не о суде: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную».
Вторая даже прямо отрицает идею суда: «Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтоб мир спасен был чрез Него».
В третьей – тоже не удается увидеть Бога судящим, потому что и «верующий в Него не судится», что вполне понятно, но и неверующий тоже не судится, потому что, оказывается, «уже осужден».
Начало четвертой обещает четкое определение: «Суд же состоит в том…», – но это снова не происходит, и далее читаем: «Суд же состоит в том, что свет пришел в мир» …
В общем, пока мы обращены к Богу, пока мы вопрошаем Его святую волю, мы всякий раз вместо судейского кресла видим Крест Его Божественной любви. И выходит, что не Бога надо вопрошать о суде, а взглянуть на себя. И вот тут оказывается, что свет-то, хотя и пришел в мир, но люди сами «более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы. Ибо всякий, делающий зло, ненавидит свет, и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы. А поступающий по правде идёт к свету, дабы явны были дела его, потому что они в Боге соделаны». Вот, оказывается, в чем дело: мы сами своими делами и своей любовью ко тьме превратили Милостивого Бога в Судию судящего и согревающий свет Его любви – в нестерпимый «пламень горящий». И сами ведем себя на этот суд и на это осуждение.
Бог есть любовь. Он не хочет никого судить. Он принес в мир Свой свет. Но нам почему-то этого не надо, мы не ищем света, не хотим, чтобы он был, иными словами, просто не веруем в него… А неверующий поистине уже осужден, потому что веруем мы или не веруем, а свет этот есть; а что не есть свет, то – во тьме, где «плач и скрежет зубов» (Мф. 8:12).
А верующий в Него поистине не судится, потому что не остается добровольно во тьме осуждения, но – медленно начинает свой путь к свету, где нету суда. Ведь тянет во тьму и отвращает от света лишь до тех пор, пока не прекращаешь делать зло. Но стоит хотя бы раз во имя Христово удержаться от зла или сделать что-нибудь доброе, как сразу почувствуешь, что тебя неудержимо потянуло к свету. И пусть за спиной будет очень много уже содеянного зла, но кто перестал делать новое, тот уже не боится, что свет просветит и обличит все старое, каким бы страшным и многочисленным оно ни было. Кто светом Божиим высветил в себе зло и сам беспощадно осудил его, тот по истине не судится. «Если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы» (Кор. 11:31).
Мы твердо верны, что из любой тьмы можно с Божьей помощью выбраться. Мы верим, что та душа, которая еще не растворилась во тьме, которая еще не стала сама тьмой, которая еще отделяет себя от тьмы, – та душа еще не погибла… Ведь для того явился в мир свет, чтобы помогать нам побеждать даже самую страшную тьму…
Мы помним, что хромому от чрева матери достаточно было только взглянуть на Петра и Иоанна, чтобы исцелиться от своего недуга, когда те «всмотревшись в него, сказал: «всмотревшись в него, сказал: взгляни на нас» (Деян. 3:4–5).
Так и Господь взглядом, полным милосердия и силы, смотрит на нас и ждет, когда же и мы, наконец, ответим Ему взглядом веры и надежды. И Церковь, рисуя картину Страшного суда, всегда тут же показывает нам и ту узкую тропу, по которой этот суд можно миновать: «Тем же прежде конца возопий Судии: Боже, очисти мя и спаси мя!»
«Если сколько-нибудь можешь веровать, все возможно верующему», – говорит Господь.
О служении истине
Среда
Господь говорил своим ученикам: «Когда же поведут предавать вас, не заботьтесь наперед, что вам говорить, и не обдумывайте; но что дано будет вам в тот час, то и говорите: ибо не вы будете говорить, но Дух Святой» (Мк. 13:11). И вот смотрите, как Апостолы, наставляемые Духом истины, отвечают своим обвинителям. Старейшины иудейские «приказали им отнюдь не говорить и не учить о имени Иисуса. Но Петр и Иоанн сказали им в ответ: судите, справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога? Мы не можем не говорить того, что видели и слышали». Сколько здесь спокойного достоинства, простоты и силы! Апостолы помнят, с кем они говорят: со старейшинами богоизбранного народа, которые считают, «что ведом во Иудее Бог». И Апостолы предлагают самим старейшинам рассудить с точки зрения простой справедливости: разумно ли предпочесть чью-либо волю воле этого Бога? Вы велите нам замолчать, но, если бы мы говорили свое, человеческое, то, конечно, должны были бы замолчать перед вашим всенародным авторитетом; но не преступно ли замолчать и перестать свидетельствовать о тех Божьих делах, которые мы сами «видели и слышали»?
В таком же духе защищался и Сам Господь. Его особенно обвиняли в том, что Он исцелил в субботу. И однажды Господь ответил: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю». Господь ссылается на Бога Отца Своего, ведь Он говорит с теми, кто утверждает, что чтит Бога, знает Его и служит Ему. А как же, зная Бога, можно предположить, что Он хотя бы на миг может прекратить заботу о мире? Мир тут же распался бы в прах. Ведь и заповедь о субботе была дана, чтобы обязать людей оказывать милосердие подвластным. Бог заповедал: «не делай» в субботу «никакого дела, ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни раба твоя, ни вол твой, ни осел твой, ни всякий скот твой, ни пришелец твой, который у тебя, чтобы отдохнули раб твой и раба твоя и осел твой, как и ты» (Втор. 5:14).
И если Он обязал людей в субботу, милосердствуя, не принуждать ни к чему своих ближних, то как же Ему может быть неугодно прямое делание добра? Господь говорит людям, которые должны знать об этом. Сам же Он – Сын этого Отца, и он делает только то, чему научен: «Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего: ибо, что творит Он, то и Сын творит также. Ибо Отец любит Сына и показывает Ему все, что творит Сам». Разве может быть у Отца «выходной» от добрых дел? И разве может Сын сказать тому, кто в субботу просит у Него милости, – «приходи завтра»? ведь и в Писании сказано: «не говори другу твоему: «поди и приди опять, и завтра я дам», когда ты имеешь при себе» (Притч. 3:28).
Но иудеи «еще более искали бить Его… за то, что Он ни только нарушал субботу, но Отцом Своим называл Бога, делая Себя равным Богу» …
Очень трудно, многою кровью входит истина в растленный грехом мир, и все же подвизаться за истину –великое счастье. Чтобы защитить истину, не надо специального искусства, не надо особого красноречия.
У истины есть говорящее за себя дело. У истины есть мирное, спокойное слово. Посланец истины твердо знает, кем он послан, у кого научился; для него истина самоочевидно; он не ищет своего, и поэтому никакие лишения его не пугают.
А защитникам лжи приходится и закрывать глаза, когда невозможно не видеть, и закрывать уста, когда «нельзя ничего… сказать вопреки»; им приходится с угрозой запрещать, свидетельствуя о своем окончательном бессилии, – «ибо мы не сильны против истины, но сильны за истину» (2Кор. 13:8). «О, мужи! – говорит Зоровавель во второй книге Ездры, – Велика земля, и высоко небо, и быстро в своем течении солнце; ибо в один день оно обходит круг неба и опять возвращается на свое место. Не велик ли Тот, Кто совершил это? И истина велика и сильнее всего. Вся земля взывает к истине, и небо благословляет ее, и все дела трясутся и трепещут перед нею. И нет в ней неправды… и нет у ней лицеприятия и различения, но делает она справедливое, удаляясь от всего несправедливого и злого, и все одобряют дела ее. И нет в суде ее ничего неправого; она есть сила и царство и власть, и величие всех веков; благословен Бог истины!» (2Езд. 4:34–40).
О молитве
Четверг
Однажды святые Апостолы Петр и Иоанн исцелили человека, который от самого рождения был хромым. Его приносили и сажали у входа в храм для собирания милостыни. В Иерусалиме его знали, и на глазах у многих произошло это исцеление. Изумленным людям Апостолы объяснили, чьей силой совершено это чудо; и по их слову обратилось около пяти тысяч человек. Тут же Апостолы были взяты под стражу и на следующий день предстали перед начальниками. Старейшины, хотя и кипели злобой, но побоялись народа, и Петр с Иоанном благополучно вернулись к своим. И, выслушав их рассказ, никто не стал хвалить друг друга, не проклинать гонителей. «Они, – как сказано, –выслушав, единодушно возвысили голос к Богу», то есть, единодушно встали на молитву и, как от избытка сердца говорят уста, так и в молитве у них вывелось то, что всегда при всех случаях жизни переполняло их сердца. И первым делом они исповедовали перед Богом Его Всемогущество. Они сказали: «Владыко Божие, сотворивший небо и землю, и море, и все, что в них!» Исповедали, что всегда знают и помнят, Кто превыше всего, и от Кого – все, и без Чьей воли ничто не совершается на свете. Потом исповедовали они перед Богом Его Всеведение и Премудрость, ибо в Писании почти за тысячу лет было предречено все, чему они были свидетелями. Они сказали: «Ты устами отца нашего Давида, раба Твоего, сказал Духом Святым: что мятутся язычники, и народы замышляют тщетное? Восстали цари земные, и князя собрались вместе на Господа и на Христа Его. Ибо поистине собрались в городе сем на Святого Сына Твоего Иисуса, помазанного Тобою, Ирод и Понтий Пилат с язычниками и народом Израильским». Но, хотя они и распяли Господа Иисуса, однако же сделали не более, чем предопределила рука Божия и совет Его.
И вот, если уж такие, бесстрашные, богато одаренные люди ни на минуту не забывали, что они сильны только постоянно молитвенной связью с Богом, то и нам необходимо об этом помнить. Молитвой надо начинать каждое дело, с молитвой делать и молитвенно за все благодарить. «Приобретенное многими молитвами и трудами бывает твердо и прочно», – читаем у преподобного Иоанна Лествичника. «Кто непрестанно опирается о жезл молитвы, тот не преткнется; а, если бы это случилось, то не падет совершенно…», потому что молитва по сути своей есть «пребывание и соединения человека с Богом», – Ему честь и слава вовеки.
О первой лжи
Пятница
Известно, что чем ярче свет, тем гущи тени; и, кому больше дано, с того больше спросится. Много было предателей, но страшнее всех Иуда, потому что был в сонме учеников вокруг Солнца правды. Также и грехи первых христиан кажутся особенно уродливыми на фоне общей святости первохристианской общины: «У множества… уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее. Апостолы же с великою силой свидетельствовали о воскресении Господа Иисуса Христа; и великая благодать была на всех них. Не было между ними никакого нуждающегося; ибо все, которые владели землями и домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов» и каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян. 4:32–35).
И вдруг – этот случай с Ананией и Сапфирой. Они тоже продали свое имение, тоже принесли и положили к ногам Апостолов деньги. Но принесли не все, а только часть, сказав при этом, что принесли все. Апостол Петр обличил Ананию: «Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли? Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось? Для чего ты положил это в сердце своем? Ты солгал не человекам, а Богу. Услышав сии слова, Анания пал бездыханен». Та же участь постигла и его жену, которая пришла позже и повторила то же. Если Всемилостивый Господь так сурово поступил, значит, тут произошло действительно нечто из ряда вон выходящее; значит, здесь начиналось то, что надо было пресечь самым решительным образом.
А начиналась здесь ложь…
Бог вечен. Он всегда был и будет. Он всегда есть. А ложь, это как раз то, чего нет. Солгать человеку, это – низко. Но солгать Богу, Всеведущему и Всеблагому, пытаться подсунуть Ему пустоту вместо своего сердца, пытаться вставить в возводимую стену Церкви пустой камень, призрак камня, – этому какое можно дать название?!
Господь умертвил Ананию и Сапфиру, не дав им даже раскрыть рта, потому что кто решился солгать Святому Духу, тот ни за что не покается, но будет оправдываться до конца, прилагая ложь ко лжи, и так – неудержимый поток лжи хлынет в Церковь. И Господь сразу пресек это в назидание и им, и нам.
Этот единственный в своем роде пример показывает, насколько Христовой Церкви чужда ложь во всех ее видах: как притворство, как мнительность и подозрительность, как лицемерие, как ханжество, как все, что имеет лишь благочестия, но не имеет его силы. Этот пример живо показывает, какой смертоносный меч готовит себе лжец.
Преподобный Дорофей пишет, что «нужно большое внимание, чтобы нам не быть окраденными ложью, ибо лжец не имеет общения с Богом». Ложь чужда Богу. В Писании сказано, что «ложь от лукавого, и что он ложь есть и отец лжи» (Ин.8:44). Вот, отцом лжи назван диавол, а истина есть Бог, ибо Он Сам говорит: «Аз есмь путь, истина и живот» (Ин. 14: 6). Видите, посему, от Кого мы отлучаем себя и с кем соединяемся ложью: очевидно с лукавым. Итак, если мы по истине хотим спастись, то мы должны всею силою и всем усердием любить истину и охранять себя от всякой лжи, чтобы она не отлучила нас от истины и жизни.
О Небесном и Земном хлебе
Суббота
Когда после чудесного насыщения пяти тысяч пятью хлебами Иисус переправил на другой берег Генисаретского озера, весь народ последовал за Ним. И даже говорили: «Это истинно Тот Пророк, Которому должно идти в мир». Но Господь с грустью укоряет: «Истинно говорю вам: вы ищите Меня не по тому, что видели чудеса, но по тому, что ели хлеб и насытились». И через минуту это подтвердилось. Когда Господь далее сказал: «вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал» (Ин. 6:29), – то в ответ услышал: «какое же Ты дашь знамение, чтобы мы… поверили Тебе?.. Отцы наши ели манну в пустыне, как написано: хлеб с неба дал им есть» (Ин. 6:30–31). – Вот чего ждали от Иисуса: еще хлеба. И мало того, они еще и хотели «придти, нечаянно взять Его и сделать царем», – чтобы хлеба и всегда было вдоволь.
А Господь говорит: «Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий». Да, от хлеба – жизнь. От земного хлеба – земная, временная жизнь. А от Небесного – вечная, небесная. С земным просто: откусил, разжевал, проглотил, – и продлятся твои дни на земле. А к Небесному порой не знаешь и с какой стороны подойти. Но о земном сказано: «Пища для чрева, и чрево для пищи, но Бог уничтожит и то, и другое» (1Кор. 6:13). А Небесный хлеб таков, что Сам Господь питается им. «Моя пища, – говорит Он, – в том, чтобы творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его» (Ин. 4:34). И этот же хлеб, оказывается, настолько сроден и человеческой душе, что вкусивший не откажется от него даже под угрозой отъятия земного хлеба и земной жизни. Апостолы, когда их в очередной раз привели в синедрион и с угрозами заставляли молчать, – спокойно и твердо ответили: «должно повиноваться более Богу, нежели человекам». Здесь не шутки; здесь вопрос о вечной жизни, и Апостолов поистине питает знание, что «Бог… воскресил Иисуса, Которого… умертвили, повесив на древе. Его возвысил Бог десницею Своею в Начальника и Спасителя, дабы дать… покаяния и прощения грехов». А упорные поклонники земного хлеба при этих словах «разрывались от гнева и умышляли умертвить их».
Человек не сразу привыкает к Небесному хлебу, как и ребенок не сразу привыкает к твердой пище. И первый тут шаг, первое, как сказал Господь, «дело Божие, чтобы веровали в Того, Кого» послал в мир Бог Отец. Заметим, что о необходимости веровать в Самого Пославшего Господь и не говорит, как о чем-то совершенно для всех очевидном. В то время весь мир так или иначе еще веровал в некое Верховное Существо. И мы сразу не увидим в Деяниях Апостолов, чтобы они пришли к совершенным безбожникам. Они приходят или к иудеям и доказывают, что Иисус Тот Самый Спаситель, о Котором писали пророки. Или приходят к язычникам и проповедуют им того Неведомого Бога, Которого те, не ведая, чтут перед воздвигнутым Ему алтарем (Деян. 18). А современному миссионеру зачастую приходится даже доказывать, что насыщение пяти тысяч пятью хлебами – далеко не самое удивительное из Божьих чудес; несравненно удивительно то, что он тысячи лет из года в год произращает столько хлеба, что им кормятся миллиарды обитателей земли… Что же, каждый начинает свой путь со своего места, но все-таки каждому прежде всего надо научиться так смотреть на Божий мир, чтобы все привычное и обычное раскрывалось как величайшее чудо, только что перед нами, специально для нас сотворенное руками Божьими. Вот тогда и самый обычный земной хлеб станет для нас частицей хлеба Небесного, дающего вечную жизнь.