3. Состав и устройство церкви

Церковь, по авторитетному определению «Пространного катехизиса» митрополита Филарета, является «Богом установленным обществом человеков, соединенных между собою православною верою, законом Божиим, священноначалием и Таинствами»²⁰³.

Основатель Церкви Иисус Христос всем апостолам дал одинаковую власть в ней, удержав за Собой верховное главенство, называя Себя Пастырем добрым (Ин. 10:14). Подобно тому как между апостолами, по заповеди Христа, не было первенства власти, так и все епископы, какую бы кафедру каждый из них ни занимал, равны в достоинстве и сакраментальной власти, хотя и различаются по объему административных полномочий. В Церкви поэтому нет места для вселенского главы, замещающего Самого Спасителя.

Церковь, являясь Телом Христовым, имея своей Главой Самого Спасителя, состоит из членов – братьев, равных между собой перед лицом правды Божией, имеющих одинаковую надежду на Царство Небесное. Народ Божий, по слову апостола Петра, род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет (1Пет. 2:9).

Члены Церкви связаны между собой не общностью национальности, языка, сословия, а иной общностью, более высокой – единством веры и единством духовной жизни.

Все члены Церкви равны в своих надеждах на спасение, на вхождение в Царство Небесное. Но, как и во всяком живом организме, в церковном Теле каждый член имеет свое назначение: Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же, – учит апостол Павел (1Кор. 12:4–5). В Послании к Ефесянам сказано: Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова, доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова; дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения, но истинною любовью все возращали в Того, Который есть глава Христос, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви (4:11–16).

Все члены Церкви разделены на два основных разряда. Первый разряд составляют призванные Святым Духом через поставление совершать церковное служение: проповедовать, преподавать Таинства, заботиться о внешнем устройстве храма. Это клирики. Второй разряд составляют миряне, которые тоже являются участниками церковной жизни. Они участвуют и в учительстве церковном, но лишь по благословению священнослужителей и, как правило, вне храма, и в богослужении – своими молитвами, и в церковном управлении – в избрании священнослужителей, в распоряжении церковным имуществом.

Восточные патриархи в Окружном послании от 6 мая 1848 г. писали, что «стражем благочестия» является «само Тело Церкви, то есть сам народ»²⁰⁴. Этим они выразили одну из основных истин православного вероучения, отличающегося от католической доктрины с ее теократическим и клерикальным оттенком, с подчеркнутым разделением единого Тела Церкви на две церкви: учащую и учащуюся, – разделением, не принятым в Православии.

Помимо клира и мирян – состояний, возникших одновременно с началом бытия самой Церкви, исторически в ней сложилось еще одно особое состояние – монашествующие. Причем нельзя представлять Церковь состоящей как бы из трех сословий: клириков, мирян и монахов, хотя в синодальную эпоху у нас принята была именно такая классификация. Так, А. С. Павлов писал: «Между этими двумя классами (мирян и клириков) исторически образовалось в Православной и Католической Церквах еще третье состояние: монашество»²⁰⁵. Но монахи, как известно, могут быть как клириками, так и лицами, не имеющими посвящения, и в этом смысле мирянами. Особое положение монашества в составе Церкви было вызвано другими причинами нежели разделение всех членов Церкви на два основных состояния: мирян и клириков. Монашествующие выделяются не служением, а особым образом жизни, который вытекает из даваемых ими обетов: целомудрия, бедности и послушания. Принятое в синодальный период разделение церковного народа на три сословия: клириков, мирян и монашествующих, – нарушает фундаментальный логический принцип всякой классификации, которая должна строиться на едином основании.

Причина столь очевидной логической ошибки заключается, конечно, не в личной несостоятельности канонистов, а в том, что они должны были сообразовываться в своих классификациях церковного народа с законодательством Российской империи, которое включало монашествующих, в том числе и не имеющих священного сана, в духовное сословие. Другая возможная причина неудачной классификации лежит уже в языковой области. На русском языке нет двух разных слов, которые бы были антонимами понятий «клирик» и «монах». В обоих случаях в обыденном языке употребляется слово «мирянин». Греческая лексика лучше, чем русская, позволяет различать основания для деления церковного народа. Одно – по отношению к служению: «κληρικός» (клирик) и «λαικός» (мирянин), a другое – по отношению к образу жизни: «μοναχός» (монах) и «κοσμικός» (по-русски нет вполне адекватного перевода этого термина, может быть, приблизительным эквивалентом могло бы быть слово «мирской», смысл которого, однако, осложнен его специфическим употреблением в старообрядческой среде, где оно носит негативный характер, в нашем случае, разумеется, неуместный).

Вступление в благодатный живой организм Церкви начинается Таинством крещения. «В области церковного права, – писал А. С. Павлов, – крещение имеет такое же значение, как рождение в сфере права гражданского. Поэтому оно в наших источниках и называется вторым, или духовным, рождением. Но как родится человек однажды, так и креститься действительным образом он может только однажды»²⁰⁶.

Правильно совершенное крещение не может быть повторено, поэтому священник, повторно крестящий кого бы то ни было, подлежит прещению: «Епископ или пресвитер, аще по истине имеющаго крещение вновь окрестит, или аще от нечестивых оскверненнаго не окрестит, да будет извержен, яко посмевающийся Кресту и смерти Господней и не различающий священников от лжесвященников» (апост. 47).

Крещение не повторяется и над теми, кто после отпадения от Церкви приносит покаяние и возвращается в нее, ибо печать этого Таинства неизгладима.

Крещение совершается посредством троекратного погружения в воду с призыванием Святой Троицы. Для совершения Таинства употребляется чистая естественная вода. В Православной Церкви возбраняется крестить через обливание или окропление, о которых ничего не говорится в Священном Писании, если к тому нет особых оснований. Но если даже крещение совершено через обливание или окропление, причем без достаточных оснований для такого отступления от установленного порядка, действительность его тем не менее под вопрос не ставится. Распространение у нас предосудительного обычая крестить не через погружение вызвано двумя основными причинами: во-первых, тем, что для крещения взрослых не приспособлены купели, которые сооружены были во времена, когда крестили почти без исключения младенцев, а во-вторых, влиянием обычаев Униатской церкви, особенно заметным в 50–80-е годы, когда значительную часть нашего духовенства составляли выходцы из Галиции, где в 1946 г. униаты воссоединились с Православной Церковью. В настоящее время это злоупотребление у нас изживается, отчасти ввиду того, что для крещения взрослых в восстанавливаемых храмах сооружаются приспособленные для этого баптистерии.

Совершителем Таинства крещения могут быть епископы и священники (апост. 46, 47). При этом, однако, епископы, будучи монахами, обыкновенно ради соблюдения монашеской дисциплины воздерживаются от совершения этого Таинства. Но безусловная необходимость крещения для спасения человека, а также принадлежность всякому христианину высокого достоинства «царского священства» является основанием для признания действительным крещения, совершенного в случае смертельной опасности для крещаемого мирянином и даже женщиной. При этом от совершителя Таинства требуется сознательное отношение к своему поступку²⁰⁷.

Крещение, совершенное мирянином, признается действительным в случае смертельной опасности, также и там, где нет священников или где их мало. Патриарх Константинопольский Фотий в ответ на вопрос Калабрийского епископа Льва о действительности крещения, совершенного мирянином, писал: «Если в свободной стране, где христиане наслаждаются миром и где много священников, кто-либо из мирян, презирая порядок церковных священнодействий и надмеваясь гордостью, дерзнет совершить это дело, то есть крещение, таковые, после строгой епитимии за свой проступок, совершенно устраняются от получения священства… Ибо кто презрел благодать до ее получения, тот не усомнится попрать и полученную. Тех же, которые крещены ими, мы никак не признаем приявшими благодать Духа, а поэтому и определяем, что они должны быть крещены водою и помазаны миром… Но если святое крещение совершают (простые) христиане, живущие под варварским владычеством и не имеющие довольно священников, то совершенное по нужде заслуживает снисхождения, и требующие благодати не должны быть лишаемы ее вследствие тирании неверных. Поэтому крестившие, хотя бы они и не имели рукоположения, не подлежат суду и наказанию. О крещеных же определяем, чтобы они были помазуемы миром, хотя бы уже и получили миропомазание от неосвященных. Но крещение, совершенное по нужде (мирянином), да не устраняется. Ибо хотя оно и несовершенно (по недействительности прежнего миропомазания), однако почтено призыванием Всесвятой Троицы, благочестивым намерением призывающих и верою воспринимающих… Ибо Церковь Божия издревле допускала очень многие случаи крещения, правильно совершаемого, по нужде времени и места, мирянином»²⁰⁸.

В Православной Церкви, однако, отвергается католическая практика признавать на основании учения об «ех opera operatum» действительным крещение, совершенное лицом некрещеным, не принадлежащим к христианской Церкви. Безусловно, недопустимо, ничтожно и всякое самокрещение.

Если крещенный мирянином выздоравливает, то священник должен восполнить Таинство молитвами и священнодействиями, которые не могли быть совершены при самом крещении; но при этом не повторяется ни троекратное погружение, ни крещальная формула.

Священник, по небрежности которого кто-либо умер некрещеным, подлежит церковному наказанию, равно как и родители, из-за нерадения которых ребенок умирает вне Церкви²⁰⁹.

Согласно 84-му правилу Трулльского Собора, необходимо крестить и найденышей, если достоверно не известно, были ли они крещены: «Последуя каноническим постановлениям отец (Карф. 83(72)), определяем и о младенцах: каждый раз, когда не обретаются достоверные свидетели, несомненно утверждающие, яко крещены суть, и когда сами они, по малолетству, не могут дати потребный ответ о преподанном им Таинстве, должно без всякаго недоумения крестити их: да таковое недоразумение не лишит их очищения толикою святынею».

Во избежание повторного крещения в тех случаях, когда есть серьезное основание предполагать, что то или иное лицо уже восприняло Таинство, но полной уверенности в этом нет, принято совершать крещение в условной форме: «Крещается раб Божий (имя рек), аще не крещен».

В Требнике митрополита Петра Могилы предусмотрены и совершенно особые случаи, с которыми может столкнуться священник, решающий вопрос о совершении крещения: «Аше многовиден див родится и недоумение будет, аще един или многие суть, да не будет крещен, дóндеже разсудится сие, разсуждение сицево да будет, аще едину или многия имеет главы, едины или многия перси: ибо толикожде многия будут сердца, и души, и раздельние человецы, и в сицевом надежи, кийждо их особне да крещен будет… аще же беда смертная наступит, и скратится время, ко еже коегожде особно крестити, может служитель, на коегожде главе воду изливая, всех единою крестити, глаголя: крещаются раби Божии, имя рек, во имя Отца и проч… Егда же есть известие, яко во диву суть два лица, якоже две главе и две перси не имать добре раздельны, тогда первее един да будет добре крещен совершен обычно, потом же другий под конец сим образом: аще несть крещен, крещается раб Божий (имя рек)…»²¹⁰.

В наше время приходится сталкиваться и с более необычными случаями при решении вопроса о крещении. Речь идет о лицах, которым по их желанию хирургическими и вообще медицинскими средствами изменили пол. В «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» содержится указание на то, как надлежит поступать священнику в подобных казусах: «Стремление отказаться от принадлежности к тому полу, который дарован человеку Создателем, может иметь лишь пагубные последствия для дальнейшего развития личности. «Смена пола» посредством гормонального воздействия и проведения хирургической операции во многих случаях приводит не к разрешению психологических проблем, а к их усугублению, порождая глубокий внутренний кризис. Церковь не может одобрить такого рода «бунт против Творца» и признать действительной искусственно измененную половую принадлежность. Если «смена пола» произошла с человеком до крещения, он может быть допущен к этому Таинству, как и любой грешник, но Церковь крестит его как принадлежащего тому полу, в котором он рожден. Рукоположение такого человека в священный сан и вступление его в церковный брак недопустимо» (13, 1).

59-й канон Трулльского Собора требует, чтобы крещение совершалось в храме: «Крещение да не совершается в молитвеннице, внутри дома обретающейся; но хотящие удостоится пречистаго просвещения к кафолическим Церквам да приходят, и тамо сего дара да сподобляются. Аще же кто обличен будет не хранящим постановленнаго нами, то клирик да будет извержен, а мирянин да будет отлучен».

Исключение допускается лишь в случаях необходимости и с разрешения епископа: «Определяем, чтобы священнослужители, священнодействующие, или крещающие в молитвенных храмах, находящихся внутри домов, творили сие не иначе как по изволению местного епископа» (Трулл. 31). И только крайняя нужда, вызванная, например, смертельной опасностью, может явиться основанием для совершения Таинства крещения на дому без предварительного благословения со стороны епархиального архиерея.

В православных семьях дети получают крещение в младенчестве. Что же касается крещения взрослых, то церковные законы требуют, чтобы перед крещением они проходили оглашение. В Древней Церкви чинопоследование оглашения совершалось отдельно от крещения; и оглашенные составляли особый разряд неполноправных членов Церкви. Продолжительность пребывания в чине оглашенных могла быть разной: от многих лет до нескольких дней. Она зависела от духовной зрелости оглашенного. Для оглашения крещаемых в древности отводилась Четыредесятница Великого поста, а само крещение совершалось в Великую Субботу.

В 45-м каноне Лаодикийского Собора сказано: «По двух седмицах Четыредесятницы, не должно принимати к крещению». В толковании на это правило Зонара писал: «Церковь приняла от обычая совершать крещение в Великую Субботу, потому что крещение есть образ погребения и воскресения Господа, а эта Суббота есть средина между погребением и воскресением. Итак, те, которые готовятся просветиться в Великую Субботу, должны во всю Четыредесятницу поститься и предочищаться воздержанием и таким образом приступать к просвещению».

О            древней практике крещения в Великую Субботу напоминает ныне песнопение «Елицы во Христа крестистеся…», которым заменяется в этот день Трисвятое пение.

Чин оглашения у нас соединяется с самим Таинством крещения. Поэтому «оглашенных» в точном смысле этого слова у нас нет. Однако взрослые люди должны проходить в течение определенного срока подготовку к принятию Таинства. Согласно указу Святейшего Синода от 22 января 1862 г., иноверцы, не достигшие гражданского совершеннолетия (21 года), но достигшие совершеннолетия церковного (14 лет), перед крещением обучались закону Божию в течение 6 месяцев, а для лиц, которые перешли через рубеж гражданского совершеннолетия, оставлен был древний канонический 40-дневный срок. Что же касается детей до 14 лет, то их в синодальную эпоху крестили вместе с родителями и без предварительного обучения православной вере.

Лиц, болезнь которых представляла опасность для их жизни, разрешалось крестить немедленно, без оглашения. Но при этом требовалось, чтобы священник был убежден в том, что больной находится в здравом уме и полной памяти. О крещении больного иноверца без предварительного оглашения его истинам веры священник обязан был немедленно сообщить архиерею. По выздоровлении новокрещеный вручался опытному пастырю для научения. Такая практика отвечает требованию 47-го правила Лаодикийского Собора: «В болезни приявшим крещение и потом получившим здравие подобает изучати веру и познавати, яко Божественнаго дара сподобилися».

Крещение иноверцев, достигших совершеннолетия, в синодальную эпоху совершалось в воскресные и праздничные дни перед Божественной литургией, чтобы новокрещеный мог причаститься Святых Таин.

К крещению не допускаются бесноватые, за исключением тех случаев, когда им угрожает смертельная опасность: «Когда беснуемый не очистился еще от духа нечистаго, то не может прияти святое крещение: но при исходе от сея жизни крещается» (ап. Тимоф. 2). Данную норму применяют и по отношению к буйно помешанным, а также и вообще к лицам с поврежденным умом и подавленной волей, хотя, разумеется, душевную болезнь нельзя отождествлять с беснованием.

В крещении детей и взрослых с древности участвовали восприемники. При крещении взрослых они являются свидетелями и поручителями за серьезность намерения и за правую веру крещаемого, а при крещении младенцев и больных, лишенных дара речи, они дают за них крещальные обеты и произносят Символ веры . Институт восприемничества существует в Церкви с древности. Древнейшее свидетельство о поручителе, участвовавшем в приеме нового члена в христианскую общину, содержится в «Апостольском предании» святого Ипполита Римского. Впрочем, у него речь идет не о восприемничестве в собственном смысле слова, ибо поручитель участвовал в оглашении, а не в самом крещении. Участие поручителя (восприемника) в самом крещении зафиксировано в 54-м правиле Карфагенского Собора: «Болящие, которые за себя отвещати не могут, да будут крещаемы тогда, когда, по их изволению, изрекут свидетельство о них другие, под собственною ответственностию». Функции восприемника описаны в книге «О церковной иерархии», которую церковная традиция усваивает святителю Дионисию Ареопагиту. Обстоятельства крещения, описываемые в этой книге, относятся, вероятно, к 5 столетию.

На восприемников возлагается обязанность следить за ростом религиозного и нравственного сознания новокрещеного. В случае необходимости восприемники должны оказывать покровительство своим крестникам или даже брать их на свое попечение.

По обычаю Древней Церкви в крещении, как правило, участвовал один восприемник, одинакового пола с крещаемым. При преобладавшем тогда крещении взрослых это вытекало из естественного чувства стыдливости. Но впоследствии в крещении, которое, по учению Церкви, является духовным рождением человека, по аналогии с рождением плотским, стали участвовать одновременно и восприемник, и восприемница – крестные отец и мать. Этот обычай легко вошел в жизнь Церкви, тем более что со временем по преимуществу стали крестить младенцев. Впервые он распространился на Западе. Папа Лев Великий, а позже Майнцский собор 888 г. осуждали эту практику, но тем не менее она получила там всеобщее распространение.

Позже этот обычай проник и на Восток. В Русской Православной Церкви он получил широкое распространение уже в 13 в. Этой практике противодействовали еще свв. митрополиты Киприан и Фотий, но уже после 15 в. участие в крещении одного младенца двух восприемников – крестного отца и крестной матери – не встречает более возражений со стороны церковной власти.

В Католической и Протестантских Церквах сложился обычай участвовать в крещении в качестве восприемников нескольким восприемникам и восприемницам. Подобная практика существует также в некоторых западных епархиях Русской Православной Церкви, являясь, подобно «заочному» восприемничеству, злоупотреблением, когда ввиду родственных или дружеских отношений с семьей новокрещеного крестным отцом или матерью признается лицо, не участвовавшее в крещении.

Не всякое лицо допускается до восприемничества. От восприемничества устраняются родители крещаемого. Случаи восприятия родителями своих детей от купели имели место в Древней Церкви, но такая практика встречала осуждение со стороны церковной власти. Она воспрещена св. императором Юстинианом, на Западе – епископом Римским св. Львом Великим, Майнцским собором 813 г. От восприемничества должны уклоняться монахи – об этом говорится в 84-й и 209-й статьях «Номоканона при Большом требнике». Не допускаются до восприемничества малолетние: по указу Святейшего Синода от 23 мая 1836 г. восприемниками могут быть лица, достигшие церковного совершеннолетия – 14 лет. Не могут быть восприемниками и недееспособные лица. Не допускаются до восприемничества инославные христиане. Впрочем, в авторитетной и даже имевшей в известном смысле официальное значение в конце 18 – первой половине 19 в. «Книге о должностях пресвитеров приходских» говорится о том, что инославные могут быть восприемниками православных, но при крещении они должны читать Никео-Цареградский Символ без добавления Filioque. Поскольку на восприемниках лежит обязанность участвовать в религиозно-нравственном воспитании своих крестников, от восприемничества следует устранять лиц, не имеющих твердой и сознательной веры, а также лиц с сомнительными нравственными качествами.

Со своими крестниками и их родителями восприемники вступают в отношения, которые именуются духовным родством. Факт духовного родства имеет особое значение в брачном церковном праве, являясь одним из препятствий к браку.

С Таинством крещения в Православной Церкви, в отличие от Католической, соединяется Таинство миропомазания, которое сообщает принимающему его благодатные дары Святого Духа. Как гласит 48-е правило Лаодикийского Собора, «подобает просвещаемым быти помазуемым помазанием небесным и быти причастниками Царствия Божия». Совершителями Таинства миропомазания являются исключительно епископы и пресвитеры. Христианин, крещенный мирянином, миропомазание от него получить не может ни при каких обстоятельствах, поэтому ему должно быть при первой возможности преподано это Таинство священником. В Католической церкви миропомазание совершает епископ. В Православной Церкви епископу принадлежит сакраментальная власть совершать освящение святого мира. Но в Церкви установился порядок, при котором освящение мира совершают, как правило, предстоятели Поместных Церквей, у нас Святейший Патриарх Московский и всея Руси, – один раз в два года. При этом получение мира от кириархальной Церкви служит одним из символов канонической зависимости.

Кроме крещения, существует и другой способ вступления в Православную Церковь, но открыт он, разумеется, только для тех, кто уже принял Таинство крещения, однако вне Православия. Различают три чина присоединения инославных, желающих стать православными. О них идет речь в 8-м и 11-м канонах 1 Вселенского Собора, в 1-м правиле Василия Великого, в 7-м правиле 2 Вселенского Собора, в 68-м каноне Карфагенского Собора.

Итог правотворчеству Древней Церкви по вопросу о присоединении раскольников и еретиков подводит 95-е правило Трулльского Собора: «Присоединяющихся к Православию и к части спасаемых из еретиков приемлем по следующему чиноположению и обычаю. Ариан, македониан, новатиан, именующих себя чистыми и лучшими, четыренадесятидневников, или тетрадитов, и аполлинаристов, когда они дают рукописания и проклинают всякую ересь, не мудрствующую, как мудрствует Святая Божия Кафолическая и Апостольская Церковь, приемлем, запечатлевая, то есть помазуя святым миром, во-первых, чело, потом очи и ноздри, и уста, и уши, и запечатлевая их глаголем: «Печать дара Духа Святаго». А о бывших павлианами, потом к Кафолической Церкви прибегших, постановлено: перекрещивати их непременно. Евномиан же, единократным погружением крещающихся, и монтанистов, именуемых здесь фригами, и савеллиан, держащихся мнения о сыноотечестве, и иное нетерпимое творящих, и всех прочих еретиков (ибо много здесь таковых, наипаче выходящих из Галатския страны): всех, которые из них желают присоединены быти к Православию, приемлем яко же язычников. В первый день делаем их христианами, во второй оглашенными, потом в третий заклинаем их, с троекратным дуновением в лице, и во уши: и тако оглашаем их и заставляем пребывати в Церкви и слушати Писания, и тогда уже крещаем их. Такожде и манихеев, валентиниан, маркионитов и им подобных еретиков».

Таким образом, 95-е правило Трулльского Собора требует принимать по первому чину, через крещение, как язычников, магометан и евреев – крайних еретиков: павлиан, евномиан, савеллиан, монтанистов; по второму чину, через миропомазание, – македониан, новациан, ариан, аполлинариан; и наконец, по третьему, через покаяние, – несториан (несториане же должны творити рукописания и предавати анафеме ересь свою, и Нестория, и Евтихия, и Диоскора, и Севира, и прочих начальников таковых ересей, и их единомышленников, и все вышеуказанные ереси: и потом да приемлют святое причащение) и монофизитов, впрочем, о монофизитах прямо в правиле речь не идет, но из контекста ясно, что они тоже имеются в виду.

Что же касается инославных Церквей, отделившихся от Вселенского Православия после Трулльского Собора, то ныне существует такая практика: католиков, если они миропомазаны, присоединяют к нашей Церкви с начала 18 в. по третьему чину, хотя Константинопольский Собор в 1756 г. постановил перекрещивать католиков и протестантов, а у нас, в России, их перекрещивали в 17 в. Аналогичным образом принимаются и униаты. Старокатолики, англикане, протестанты и старообрядцы принимаются по второму чину, аналогичным образом принимались у нас и те, кто приходил из расколов, возникших в 20 столетии: обновленческого, григорьевского, самосвятского. Подобным же образом присоединяются к Православной Церкви ныне и те, кто приходит из новейших расколов: автокефалистских или валентиновского, а также «старокалендарных», возникших в тех Церквах, которые в 1920-е годы перешли на так называемый «новоюлианский» календарь, если, конечно, они не получили крещения и миропомазания в канонической Церкви до ухода в раскол. В зависимости от местных условий церковной жизни практика присоединения раскольников, а в отдельных епархиях Украины также и униатов может варьировать, изменяясь в сторону ее ужесточения. Сектанты крайнего толка, вроде хлыстов, молокан, духоборов, субботников, адвентистов, иеговистов, мормонов, а также недавно у нас появившихся адептов «Богородичного центра», виссарионовцев, присоединяются к Православной Церкви, как и нехристиане, – через крещение.

Умершие в православной вере и угодившие своей жизнью Богу христиане остаются членами Церкви, но уже торжествующей, небесной, а не воинствующей, земной, и поэтому, естественно, не подлежат суду земной церковной власти. В этом смысле церковная дееспособность христиан утрачивается с наступлением смерти. Однако церковная правоспособность усопших сохраняется в том отношении, что молитвы о их упокоении «в селениях праведных» возносятся земной Церковью.

Церковная правоспособность утрачивается вследствие отпадения от Церкви и через анафему. Но в том и другом случае утрата эта не имеет безусловного характера. Печать крещения неизгладима. Поэтому и отпадшему от Церкви и анафематствованному ею за тяжкие преступления открыт путь для присоединения к Церкви через покаяние. Причем в обоих случаях вновь принимаемый в Церковь не нуждается в том, чтобы над ним повторено было Таинство крещения.

Иерархическое священство – богоустановленный институт. От начала Церковь знает три степени иерархического служения: епископскую, пресвитерскую и диаконскую.

Епископы – преемники апостолов, имеющие через чреду рукоположений благодатную с ними связь. Это архипастыри, первосвященники и высшие учители своих Церквей. По учению прп. Иоанна Дамаскина, им вручена Церковь.

Пресвитер по своему полномочию, полученному от епископа, совершает все священнодействия, кроме хиротонии, хиротесии, освящения антиминса и освящения мира. Он учит народ догматам веры и благочестия, пастырски окормляет вверенных его попечению христиан.

Диакон помогает епископу и пресвитеру в исполнении их служения, участвуя в совершении священнодействий в алтаре.

Согласно 39-му апостольскому правилу, «пресвитеры и диаконы без воли епископа ничего да не совершают, ибо ему вверены людие Господни, и он воздаст ответ о душах их».

Церковь изначально имеет священную иерархию с ее тремя степенями: диаконской, пресвитерской и епископской. Эти степени апостольского происхождения, и они пребудут до скончания века. Церковь не властна отменить ни одну из них; не может она и умножить число священных степеней.

Помимо высших клириков, священнослужителей, в Церкви существует также институт низших клириков – церковнослужителей, в настоящее время в Русской Церкви это иподиаконы и чтецы. Они прислуживают при отправлении богослужения в храме.

В некоторых, и даже весьма авторитетных православных книгах отразились иные представления о границе между степенями низших и высших клириков. В «Православном исповедании» митрополита Петра (Могилы) (1667) различаются высшие и низшие степени священства. К высшим у него отнесены епископская и пресвитерская, а к низшим – степени диакона, иподиакона, свещеносца, певца и чтеца, иными словами, низшая священная степень – диаконская и церковнослужительские чины²¹¹. В своем труде митрополит Петр (Могила), в сущности, повторяет католические классификации священства. Католики различают в иерархии священнодействий священников (епископов и пресвитеров) и служителей (диаконов, субдиаконов, аколуфов, экзорцистов, лекторов и остиариев); а по несению особых канонических обязательств (например, безбрачия) – высшие и низшие степени, причисляя к высшей епископов, пресвитеров, диаконов и субдиаконов, а к низшей всех остальных церковнослужителей. И в Православной Церкви диаконы, равно как и низшие клирики, не являются самостоятельными совершителями богослужения. И у нас иподиаконы в отличие от чтецов, при отсутствии обязательного целибата, не могут, как и священнослужители, вступать в брак после посвящения. Казалось бы, налицо обстоятельства, которые могут служить обоснованием для классификации, заимствованной святителем Петром (Могилой) из католического права. Но для общепринятого у нас разделения на высших и низших клириков, граница между которыми проходит между диаконами и иподиаконами, есть самое веское – догматическое основание: три степени священства – богоустановленные институты, восходят к апостольскому веку и пребудут в Церкви до скончания мира, а степени низших клириков – церковнослужителей учреждались самой Церковью в процессе ее истории и упразднялись в ходе этой истории. Так, чин иподиакона стал известен в Церкви не ранее Ш столетия. Уже то обстоятельство, что Церковь не знала его изначально, не позволяет относить этот чин к богоучрежденным священным степеням.

Вызывает возражения и точка зрения Н. С. Суворова, который полагал, что «иподиакон не составляет особой степени священства, а означает должность тех диаконов, которые прислуживают при архиерейских служениях, и в частности при совершении посвящения в степени духовного сана»²¹². На практике диаконы действительно исполняют в известных случаях обязанности иподиаконов, но в канонах эти два чина различаются вполне однозначно. Так, в 14-м и 15-м правилах Трулльского Собора установлен разный канонический возраст для посвящения в диаконы (25 лет) и в иподиаконы (20 лет).

Высшие клирики, священнослужители, получают благодать священства через хиротонию в алтаре. Низшие клирики (иподиаконы, чтецы и певцы) поставляются на свое служение чрез возложение руки епископской, хиротесию, вне алтаря, в храме.

«Поставление на священные степени, – по словам профессора И. С. Бердникова, – состоит из двух моментов: избрания и посвящения»²¹³.

В избрании кандидатов священства участие клириков и мирян в разные эпохи истории и в разных Поместных Церквах было фактором преходящим и изменчивым, но во все времена решающее значение имела воля епископов. Так, в Древней Церкви избрание производилось общим голосованием клира и народа, но решающим был голос епископов. Впоследствии в Византии при избрании епископов мирян стал представлять император. Избрание ставленников в пресвитеры и диаконы производилось в Древней Церкви по усмотрению епископа, хотя и с участием клириков и народа.

Феофил Александрийский в 7-м правиле так описывает порядок избрания: «Весь собор священнослужителей да согласится и да изберет, и тогда епископ да испытает избраннаго, и с согласием священства да совершит рукоположение среди церкви, в присутствии народа, и при возглашении епископа, аще может и народ свидетельствовати о нем».

На Руси в древности священнослужители избирались приходской общиной. Избранного представляли архиерею для испытания и посвящения. В 18 в. в России выборное начало при замещении священнических мест постепенно сходит на нет. Избрание кандидата становится прерогативой епархиального архиерея. Таким остается порядок избрания ставленников в диаконы и пресвитеры и ныне.

В избрании епископов в Древней Руси, помимо митрополита (впоследствии патриарха) и Освященного (Архиерейского) Собора, участвовали великие и удельные князья, позже цари. В синодальную эпоху кандидаты на архиерейские кафедры избирались Священным Синодом и представлялись на утверждение императора. По ныне действующему Уставу Русской Православной Церкви избрание епископа является исключительной прерогативой Священного Синода.

Важнейшим актом поставления на священные степени является хиротония (рукоположение), которая следует за избранием. Для того чтобы хиротония была действительной и законной, требуется соблюдение ряда условий, касающихся как лиц рукополагающих и рукополагаемых, так и самого совершения Таинства.

Власть совершать рукоположение принадлежит епископам, и только им, как преемникам святых апостолов. Рукополагающий епископ должен быть православным. Если же он получил архиерейскую хиротонию от иерархии, отделившейся от Вселенской Церкви, то для положительного решения вопроса о действительности совершенных им рукоположений безусловно требуется, чтобы схизматической иерархией сохранялось апостольское преемство, и чтобы отступления отделившейся общины от православного вероучения не касались основных догматов. Право окончательного решения вопроса о возможности присоединения инославных клириков к Православной Церкви принадлежит всегда суду Православной Церкви.

Отцы 1 Никейского Собора в 8-м правиле признали действительность рукоположений у кафар: «О именовавших некогда самих себя чистыми, но присоединяющихся к Кафолической и Апостольской Церкви, благоугодно Святому и Великому Собору, да, по возложении на них рук, пребывают они в клире».

Зонара в толковании на это правило писал: «Если они рукоположены во епископов, или пресвитеров, или диаконов, то присоединяемые из них к Церкви остаются в клире в своих степенях».

Иначе судили отцы 1 Никейского Собора о еретиках-павлианах. В 19-м правиле говорится: «О бывших павлианами, но потом прибегнувших к Кафолической Церкви, постановляется определение, чтобы они все вообще вновь крестимы были. Аще же которые в прежнее время к клиру принадлежали, таковые, явясь безпорочными и неукоризненными, по перекрещении, да будут рукоположени епископом Кафолическия Церкви».

Ныне наша Церковь признает действительность хиротоний, совершаемых в Католической и нехалкидонских Церквах. Однако невозможно признавать благодатным иерархическое значение протестантских ординаций. Вопрос о действительности англиканской иерархии обсуждается православными богословами уже более ста лет²¹⁴. Допущение Англиканской Церковью женского священства, и даже посвящение женщин во епископы, лишает этот богословский вопрос всякой актуальности. До сих пор официально не признана нашей Церковью действительность старообряднической иерархии обоих толков: белокриницкого и новозыбковского. Что касается рукоположений, совершаемых в таких новейших отделениях от Православной Церкви, как греческие старостильники, обновленцы или украинские автокефалисты, то решения об их признании принимаются священноначалием соответствующих Поместных Церквей. Русская Церковь и до воссоединения с нею Зарубежной Церкви принимала в сущем сане епископов и клириков, хиротонисанных в ней, если рукоположенный не был ранее клириком Московского Патриархата и, если он не был посвящен для служения на канонической территории Русской Церкви. Но наша Церковь в свое время не признала и не признает действительности обновленческих посвящений, «рукоположений» у самосвятов и иных украинских автокефалистов, в так называемой «Русской свободной церкви» и других подобных им бесчинных схизматических и еретических образованиях.

Еще одним условием действительности поставления со стороны лица, совершающего ее, является пребывание его у церковной власти. В древности хорепископы, как не вполне самостоятельные архиереи, могли рукополагать лишь по поручению правящего епископа (Анкир. 13; Антиох. 10; 7 Всел. 14). В наше время это правило применяется в отношении викарных архиереев и епископов, ушедших на покой.

Епархиальный архиерей вправе преподать хиротонию лишь лицам, находящимся в его юрисдикции, клирикам своей епархии (Сард. 15; Карф. 9, 10). Епископ может совершать рукоположения только в пределах своей епархии и для служения в ней. 35-е апостольское правило гласит: «Епископ да не дерзает вне пределов своея епархия творити рукоположения во градех и в селех, ему не подчиненных. Аще же обличен будет, яко сотвори сие без согласия имеющих в подчинении грады оные или села: да будет извержен и он, и поставленнии от него». О том же идет речь во 2-м правиле 2 Вселенского Собора, 13-м и 14-м правилах Антиохийского Собора.

Рукоположение в епископскую степень, согласно 1-му апостольскому правилу, совершается собором архиереев: «Епископа да поставляют два или три епископа». Вопреки этому канону в Католической церкви папа усвояет себе право единолично рукополагать епископов. Это представляет собой, по сути дела, implicite (скрытое) притязание на то, что папство – иная степень, высшая относительно епископской.

Пресвитера и диакона поставляет один епископ: «Пресвитера и диакона и прочих причетников да поставляет един епископ» (апост. 2).

При совершении самого акта хиротонии требуется, чтобы, во-первых, он осуществлялся в храме, в алтаре, в собрании молящегося народа, который призван свидетельствовать о рукополагаемом при самом его поставлении. Ныне это свидетельство выражается символически – пением слова «аксиос» хором от лица народа.

Второе условие действительности хиротонии заключается в том, чтобы она совершалась в определенном порядке: от низших степеней к высшим, чтобы никто не поставлялся на высшую степень, минуя низшую. Срок пребывания на каждой из иерархических степеней в канонах не определен. Вместе с тем в них предусмотрено, чтобы кандидат на более высокую степень успел обнаружить способность к занятию ее достойным исполнением своего служения на низшей степени (Сард. 10; Двукр. 17).

Вальсамон в толковании на 17-е правило Двукратного Собора отмечал: «…рукоположение на каждую степень по необходимости (то есть по нужде) должно совершаться через семь дней». Практике, однако, известны случаи, когда срок прохождения служения на низшей степени перед рукоположением на высшую был меньше (особенно часто при посвящении диакона в пресвитеры).

Хиротония действительна, если она связана с назначением на определенное место, к определенной церкви – это третье условие. В Православной Церкви не допускается так называемое абсолютное рукоположение, дающее сан без определенного места служения.

6-е правило Халкидонского Собора гласит: «Решительно никого, ни во пресвитера, ни во диакона, ниже в какую степень церковнаго чина, не рукополагати иначе, как с назначением рукополагаемаго именно к церкви градской, или сельской, или к мученическому храму, или к монастырю. О рукополагаемых же без точнаго назначения Святый Собор определил: поставление их почитати недействительным, и нигде не допускати их до служения, к посрамлению поставившаго их».

Вопреки ясному смыслу этого канона в Католической церкви абсолютные поставления (ordinationes absolutes) стали нормой при хиротонии пресвитеров и диаконов, а в отношении епископов аналогией абсолютных поставлений является рукоположение в епископы in partibus infidelium (в страны неверных), иными словами, в епархии, которых нет и которые лишь предстоит образовывать в нехристианских странах. При этом весьма широко употребляются титулы городов, где в прошлом существовали, но впоследствии исчезли епископские кафедры вместе с самими христианскими общинами, например, городов древней Африканской Церкви. Аналогичный характер имеет у нас употребление титулов: Сурожский, Корсунский.

Четвертое условие, касающееся самого акта хиротонии, – это ее неповторяемость. Рукоположение, единожды правильно совершенное, не повторяется ни при каких условиях. Повторение его означало бы отрицание действительности ранее совершенной хиротонии.

В 68-м апостольском правиле сказано: ««Аще кто епископ, или пресвитер, или диакон, приемлет от кого-либо второе рукоположение, да будет извержен от священнаго чина, и он, и рукоположивый; разве аще достоверно известно будет, что от еретиков имеет рукоположение. Ибо крещенным, или рукоположенным от таковых, ни верными, ни служителями Церкви быти невозможно».

Зонара, толкуя это правило, писал: «О двукратном рукоположении можно различно думать. Ибо рукополагаемый второй раз ищет второго рукоположения или потому, что осуждает рукоположившего его в первый раз, или потому, что от рукоположившего его во второй раз надеется принять некую большую благодать Духа и освятиться, так как имеет в него веру, или, может быть, оставив священство, опять рукополагается как бы сначала, – и по другим причинам. Каким бы образом ни сделал это, но и дважды рукоположенный и рукоположивший его подлежит извержению, исключая того случая, если первое рукоположение было от еретиков, ибо ни крещение еретиков не может никого сделать христианином, ни рукоположение их не сделает клириком. Итак, рукоположенных еретиками вновь рукополагать нет опасности».

Непременным условием действительности рукоположения во епископа является то, что оно не должно совершаться на место архиерея, законно занимающего кафедру.

2 Вселенский Собор отверг действительность хиротонии некого Максима Киника на Константинопольскую кафедру, занятую святителем Григорием Богословом. 4-е правило этого Собора гласит: «О Максиме Кинике и о произведенном им безчинии в Константинополе: ниже Максим был, или есть епископ, ниже поставленные им на какую бы то ни было степень клира: и соделанное для него, и соделанное им, все ничтожно».

Из обстоятельств, в которых совершено было поставление Максима, видно, что одним из оснований для признания Собором его недействительности послужило то, что он был хиротонисан на кафедру, которую в ту пору занимал святитель Григорий Богослов. Зонара так писал об обстоятельствах, подвигших отцов Собора изречь это правило: «Этот Максим был египтянин, философ, циник. Циниками эти философы назывались за их наглость, дерзость и бесстыдство. Пришедши к великому отцу Григорию Богослову и получив оглашение, он был крещен. Позже причисленный к клиру, Максим Киник совершенно был приближен к сему святому отцу, так что и пищу имел с ним вместе. Но, возжелав архиерейского престола в Константинополе, он посылал деньги в Александрию и оттуда призывал епископов, которые должны были рукоположить его в архиерея Константинопольского при содействии одного из самых близких к Богослову. Когда они были уже в церкви, однако же прежде совершения посвящения, верные об этом узнали и их прогнали. Но и по изгнании они не успокоились, а удалившись в дом одного музыканта, там рукоположили Максима, хотя он не извлек никакой выгоды из этого злодеяния, ибо не мог ничего и совершить. И так настоящим правилом он отлучен от Церкви собравшимися на 2 Собор святыми отцами, которые определили, что он не был и не есть епископ, потому что был рукоположен незаконно, и что рукоположенные им не суть клирики. А напоследок, когда открылось, что он держится Аполлинариевых мнений, он был предан анафеме».

Среди преступлений Максима Киника Зонара упоминает и симонию. Присутствие греха симонии при поставлении на священную степень, согласно канонам, является таким обстоятельством, которое упраздняет действие благодати, делает рукоположение недействительным.

29-е апостольское правило гласит: «Аще кто, епископ, или пресвитер, или диакон, деньгами сие достоинство получит, да будет извержен и он, и поставивший, и от общения совсем да отсечется». О симонии идет речь и в Канонических посланиях Константинопольских патриархов святых Геннадия и Тарасия. Из церковной истории известно, что в разные времена условием рукоположения считалось внесение пошлины в казну Архиерейского дома. Подобная практика, очевидно предосудительная, вызывала подчас обвинения в симонии, но в строгом смысле слова о симонии здесь речь идти не должна, если само решение о рукоположении не мотивируется размером пошлины, который устанавливается одинаковым для всех кандидатов на данную степень. Во всяком случае, такой вывод вытекает из церковно-судебной практики прошлого.

Согласно 30-му апостольскому правилу, епископы, которые получили свой сан чрез мирских начальников, подвергаются извержению и отлучению: «Аще который епископ, мирских начальников употребив, чрез них получит епископскую в Церкви власть, да будет извержен и отлучен, и все сообщающиеся с ним». 30-е апостольское правило не распространяется, разумеется, на случаи санкционирования поставления на священные степени гражданской властью. Оно действует лишь в отношении интриганов и карьеристов, ищущих содействия «мирских начальников».

Вальсамон в толковании на 29-е и 30-е апостольские правила пояснял: «Но, может быть, кто спросит, поскольку 30-е правило упоминает об одном епископе, а равно и 29-е не упоминает об иподиаконах и чтецах, то как поступить, если кто сделается по ходатайству светского начальника пресвитером, или диаконом, или иподиаконом, или чтецом? Решение: и они Должны подлежать извержению и отлучению на основании последних слов настоящего 30-го правила, ще говорится, что не одни главные виновники зла извергаются и отлучаются, но и сообщники их». Аргументация не совсем убедительная, но вывод, бесспорно, верный. Нет разумных оснований не распространять действие этого правила, направленного против симонии, и на церковнослужителей.

В 25-м апостольском правиле цитируется Библия: «…не отмстит дважды за едино», воспрещающая двойное наказание за один грех. В данном случае извержение из сана вместе с отлучением от церковного общения, казалось бы, служит примером отступления от этой нормы. Однако отступления нет. Дело не только в том, что симония представляет собой особо тяжкое преступление, подрывающее основы церковного строя, и потому совершивший его заслуживает самой суровой кары. Извержение из сана в этом случае само по себе не является наказанием, ибо покусившийся на приобретение благодати священства чрез подкуп или интриги не получает этой благодати. Хиротония, совершаемая по отношению к симониату, ничтожна и недействительна с самого начала. Настоящим же наказанием лжесвященнослужителя, в сущности оставшегося мирянином, является отлучение его от церковного общения.

Священнослужители являются духовными руководителями и наставниками народа Божия. Поэтому кандидаты священства должны отличаться глубиной и крепостью веры, высокими нравственными качествами, безупречной репутацией. Далеко не все христиане могут быть рукоположены или поставлены в церковнослужители. Необходимо, чтобы кандидаты священства отвечали определенным требованиям. Несоответствие их этим требованиям служит препятствием к священству.

Как православное, так и католическое право различает: 1) абсолютную неспособность к посвящению (incapacitas); и 2) неправильность (irregularitas), то есть недостаток, являющийся препятствием к рукоположению, который, однако, допускает диспенсацию (отступление от неукоснительного соблюдения закона) со стороны компетентной церковной власти. В случае абсолютной неспособности рукоположение недопустимо, а если оно фактически исполнено, то все равно признается недействительным, ничтожным. Этого, однако, нельзя безусловно утверждать и о рукоположении, совершенном при наличии того или иного недостатка у рукополагаемого, расцененном как «неправильность».

Совершенно неспособны к священству некрещеные лица и женщины. Некрещеные лица не являются членами Церкви, поэтому очевидно, что они не могут входить в состав ее иерархии. Что касается женщин, то, по слову апостола Павла, жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит (1Кор. 14:34). Это не значит, конечно, что женщины не могут прислуживать в храме или петь на клиросе. Не устраняются женщины-прихожанки и от управления хозяйственными делами в приходе, а также от службы в различных церковных учреждениях, не связанной со священнослужением. Что же касается диаконисс и пресвитерисс древности, то они, разумеется, не были лицами иерархическими.

Некоторые канонисты разделяют препятствия к священству на те, которые связаны с совершением кандидатом преступлений, грехов (con culpa) и которые не связаны с виной или грехом (sine culpa). «Другой разряд канонических препятствий, – отмечал А. С. Павлов, – имеет своим источником преступления или такие деяния члена Церкви, которые если не с точки зрения уголовного, то с точки зрения канонического права должны быть признаны преступлениями. Сюда относятся: 1) отпадение от веры, не вынужденное муками (апост. 62; 1 Всел. 10; Анкир. 3); 2) ересь… (1 Всел. 19; Каноническое послание Афанасия к Руфиану); 3) оскопление себя и других; 4) все так называемые плотские грехи, состоящие в нарушении седьмой заповеди закона Божия (апост. 61; Неокес. 9, 10). Виновные и уличенные во всех этих преступлениях, по древним церковным правилам, подвергались публичному покаянию. Отсюда общее каноническое положение: кто раз подвергся публичному церковному покаянию, тот навсегда устраняется от рукоположения в церковноиерархические степени»²¹⁵.

На практике различие между недостатками, например, нравственного порядка, и так называемыми недостатками веры, с одной стороны, и преступлениями – с другой, провести трудно, так как вторые невозможны без первых. Поэтому при классификации препятствий к священству их удобнее разделить иначе, препятствия: 1) физического характера; 2) духовного характера; 3) социального характера.

Среди них одни связаны с возрастом, а другие – с состоянием здоровья или телесными недостатками ставленника.

Для исполнения иерархического и даже причетнического служения необходимы зрелость ума, твердость убеждений, известный жизненный опыт, которые предполагают достижение определенного возраста.

Для поставления в диакона каноны устанавливают возраст 25 лет, в пресвитера – 30 лет. Правило 14-е Трулльского Собора гласит: «…дабы во пресвитера прежде тридесяти лет не рукополагати, аще бы человек и весьма достоин был, но отлагати до уреченных лет. Ибо Господь Иисус Христос в тридесятое лето крестился и начал учити. Подобно и диакон прежде двадесяти пяти лет, и диаконисса прежде четыредесяти лет да не поставляется».

В 15-м правиле того же Собора говорится: «Иподиакон да поставляется не прежде двадесяти лет возраста. Аще же кто, в какую бы то ни было священную степень, поставлен будет прежде определенных лет: да будет извержен».

На практике, однако, и в древности, и в новое время от этого правила допускались и допускаются отступления. Во всяком случае, почти неизвестны факты применения санкций, предусмотренных 15-м правилом Трулльского Собора.

Что касается возраста лиц, поставляемых во епископа, то каноны об этом умалчивают. Древние «Апостольские постановления» (11,1) предусматривают для кандидата в епископы 50-летний возраст. В Фотиев Номоканон (Тит. 1:23) внесено положение из 123-й новеллы Юстиниана, которая устанавливает для кандидата на высшую иерархическую степень 35-летний возрастной ценз, а в исключительных случаях – 25-летний. Но церковной истории известны отступления от этой нормы, и даже весьма значительные. Имели место случаи поставления во епископа лиц, не достигших 20 лет²¹⁶.

О возрасте поставляемых в чин чтецов в канонах также ничего не говорится. 123-я новелла Юстиниана, включенная в сокращении в Номоканон, дозволяет ставить в чтецы 8-летних детей. А Вальсамон в толковании на соответствующую главу Номоканона пишет о том, что иногда в чтецы ставили и 3-летних младенцев.

В синодальный период канонический возрастной ценз применялся только по отношению к ставленникам, не имеющим школьного духовного образования, выпускники же духовных школ поставлялись до достижения канонического возраста при отсутствии иных канонических препятствий. По ныне действующему Уставу Русской Православной Церкви в диаконы и пресвитеры можно посвящать по достижении гражданского совершеннолетия (то есть в 18 лет), а кандидаты епископства должны быть не моложе 30 лет. Аналогичные положения содержались и в предыдущем Уставе 1988 г.

Физические недостатки и недуги сами по себе не могут служить препятствием к посвящению. Препятствием являются лишь те телесные недостатки, которые затрудняют священнослужение. 77-е апостольское правило гласит: «Аще кто лишен ока, или в ногах поврежден, но достоин быти епископ: да будет. Ибо телесный недостаток его не оскверняет, но душевная скверна». А в 78-м апостольском правиле говорится: «Глухий же, и слепый да не будет епископ, не аки бы осквернен был, но да не будет препятствия в делах церковных». Как отмечал А. С. Павлов, «по смыслу этого общего правила должны быть разрешаемы вопросы о безруких, безногих, одержимых падучею или неизлечимою душевною болезнию»²¹⁷.

Что касается скопцов, то согласно 1-му правилу 1 Вселенского Собора, «аще у кого в болезни врачами отъяты члены, или кто варварами оскоплен, таковый да пребывает в клире. Аще же, будучи здрав, сам себе оскопил, такового, хотя бы и к клиру причислен был, надлежит исключити».

По толкованию Зонары, «оскопившим самого себя называется не только тот, кто собственными руками отсек этот член, но и тот, кто добровольно и без принуждения отдает себя другому на оскопление».

На основании 79-го апостольского правила в клир не допускаются лица, страдающие душевной болезнью: «Аще кто демона имеет, да не будет принят в клир, но ниже с верными да молится. Освободясь же, да принят будет с верными, и аще достоин, то и в клир».

Католическое право расширительно толкует условия рукоположения, связанные с телесными недостатками, запрещая посвящать горбатых, хромых, карликов, лишенных левого глаза (так называемого канонического глаза – oculus canonicus), а также указательного пальца правой руки.

Они связаны либо с недостатками веры у ставленника, либо с его нравственными пороками, либо, наконец, с отсутствием необходимых знаний.

Вера кандидата священства должна быть строго православной, глубокой, твердой, деятельной. О недостатке твердости в вере свидетельствуют случавшиеся прежде отпадения от Церкви. Поэтому в 10-м правиле 1 Вселенского Собора говорится: ««Аще которые из падших произведены в клир, по неведению, или со сведением произведших: сие не ослабляет силы правила церковнаго. Ибо таковые, по дознании, извергаются от священнаго чина». По толкованию Зонары, «не должно производить во священство тех, которые отверглись от Господа нашего Иисуса Христа и потом покаялись. Ибо каким образом может быть священником тот, кто во всю жизнь не удостаивается Святых Таин, разве только при смерти».

В наше время, естественно, было бы неразумно рассматривать как вероотступника в прошлом человека, который, будучи крещенным в детстве, религиозного воспитания не получил и до своего сознательного обращения жил вне церковного общения.

Тщательному рассмотрению подлежат те кандидаты священства, которые обратились в Православие из ереси или раскола. В 19-м правиле 1 Никейского Собора о бывших павлианах говорится, что они, «явясь беспорочными и неукоризненными» по перекрещении, да будут рукоположены».

Недостаток веры естественно предполагать и в том, кто обратился к ней в исключительных обстоятельствах, например из-за страха смерти в случае тяжкой болезни – в так называемых «клиниках». Однако в случаях с «клиниками» речь идет не о безусловном запрете рукоположения. 12-е правило Неокесарийского Собора гласит: «Аще кто в болезни просвещен крещением, то не может произведен быти во пресвитера: ибо вера его не от произволения, но от нужды; разве токмо ради после открывшияся добродетели и веры, и ради скудости в людях достойных». Поскольку «клиников» крестили обыкновенно обливательным крещением, в наше время в церковно невежественной среде возникло совершенно превратное представление о том, что сам обливательный способ крещения составляет уже препятствие к посвящению. Совершенно иная мотивировка препятствия, усматриваемого для посвящения «клиников», сформулирована в самом 12-м правиле Неокесарийского Собора. Надо также заметить, что в настоящее время, когда крещение и детей и взрослых совершается при самых разных обстоятельствах, едва ли уместно буквальное соблюдение нормы, содержащейся в данном каноне, чего, разумеется, нет и на практике.

Наконец, недостаток веры предполагается и в новообращенных – неофитах. Апостол Павел писал Тимофею о епископе, что тот не должен быть из новообращенных, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом (1Тим. 3:6).

80-е апостольское правило гласит: «От языческаго жития пришедшаго и крещеннаго, или от порочнаго образа жизни обратившагося, несть праведно вдруг производити во епископа. Ибо несправедливо еще не испытанному быти учителем других: разве только по благодати Божией сие устроится». Согласно 2-му правилу 1 Вселенского Собора, эта норма распространяется и на пресвитеров, а в соответствии с 3-м правилом Лаодикийского Собора – на все священство вообще: «Недавно крещенных не подобает производити в чин священнический».

Недостаток твердости христианской веры можно подозревать и в том, кто не смог обратить всех своих домашних, ибо, по слову апостола Павла, епископом можно ставить того, кто детей имеет верных (Тит. 1:6). 45-й канон Карфагенского Собора гласит: «Епископы и пресвитеры и диаконы не прежде да поставляются, разве когда всех в доме своем соделают православными христианами».

Вера ставленника должна выражаться в его жизни и делах. Вера без дел мертва – учит апостол Иаков (2:20). Поэтому 12-е правило Лаодикийского Собора требует: «Епископов… поставляти на церковное начальство… таких, которые с давняго времени испытаны и в слове веры, и в житии, сообразном правому слову».

Тяжкие грехи, виновные в которых в Древней Церкви подлежали публичному покаянию, составляют препятствие к священству, даже если они совершены были единократно.

К таким грехам относятся убийство, кража, гробокопательство, святотатство (Григ. Нисск. 6); блуд, прелюбодеяние, содомия. Церковные правила не допускают в клир даже невольных убийц (Вас. Вел. 43; Григ. Нисск. 5). 61-е апостольское правило гласит: «Аще верный обвиняем будет в любодействие, или в прелюбодействе, или во ином каком запрещенном деле, и обличен будет: да не вводится в клир».

От служителей Церкви требуется смирение, миролюбие, кротость. Апостол Павел учит: Епископ должен быть непорочен, как Божий домостроитель, не дерзок, не гневлив, не пьяница, не бийца, не корыстолюбец, но страннолюбив, любящий добро, целомудрен, справедлив, благочестив, воздержан (Тит. 1:7–8). В отличие от таких грехов, как убийство или блуд, в данном случае препятствием к поставлению является не единократное совершение действий, за которые можно справедливо укорить в гневе, корыстолюбии или иных подобных пороках, но, когда это страсть, от которой не освободился кандидат священства.

Согласно 14-му правилу Василия Великого, ростовщик только в том случае может быть принят в клир, «аще восхощет неправедную корысть истощити на нищих, и впредь от недуга любостяжания свободен быти».

От кандидата священства требуется учительность, умение наставлять пасомых. В Послании к Титу сказано апостолом, что епископ должен быть силен и наставлять в здравом учении, и противящихся обличать (Тит. 1:9). А для этого нужна основательная подготовка, твердое знание вероучения.

2-е правило 7 Вселенского Собора требует от кандидатов во епископы твердое знание Псалтири, а также хороший навык в чтении Священного Писания и канонов. Требования относительно богословских познаний епископов, выраженные в данном правиле, не высоки. Вальсамон объяснял это в своем толковании на рассматриваемое правило трудными обстоятельствами, в которых жила Православная Церковь в иконоборческую эпоху, предшествовавшую созыву 7 Вселенского Собора.

В синодальный период в Русской Церкви ставленниками на степени диаконов и пресвитеров были у нас главным образом выпускники духовных семинарий, а кандидатами во епископы – кандидаты богословия.

Кандидаты священства в основном готовятся у нас в духовных школах. Духовные учебные заведения, как высшие, так и средние, состоят, согласно ныне действующему «Уставу Русской Православной Церкви», под начальственным наблюдением патриарха, осуществляемым через Учебный комитет. При этом канонически они входят в юрисдикцию соответствующего епархиального архиерея. Духовные учебные заведения учреждаются решением Священного Синода по представлению правящего архиерея, поддержанному Учебным комитетом.

В Уставе содержится также положение о том, что «в случае принятия духовным учебным заведением решения о выходе из иерархической структуры и юрисдикции Русской Православной Церкви духовное учебное заведение лишается подтверждения о принадлежности к Русской Православной Церкви, что влечет прекращение деятельности духовного учебного заведения как религиозной организации Русской Православной Церкви и лишает его права на имущество, которое принадлежало духовному учебному заведению на правах собственности, пользования или на иных законных основаниях, а также права на использование в наименовании названия и символики Русской Православной Церкви»²¹⁸.

Система духовных школ Русской Церкви включает в настоящее время пять Духовных академий (Московскую, Санкт-Петербургскую, Киевскую, Белорусскую (Минскую) и Кишиневскую), более 40 семинарий и примерно такое же число Духовных училищ. Существуют также теологические факультеты в государственных университетах, декларирующие свою связь с Православной Церковью, а также негосударственные высшие учебные заведения, которые позиционируют себя в качестве православных, в частности Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, подобные учебные заведения существуют также в Новосибирске, Волгограде и Черновцах.

В настоящее время, после многих десятилетий гонений на Церковь, необходимость заставляет подчас поставлять на священные степени и лиц, не получивших специального богословского образования, впрочем, не без соответствующего испытания их на знание догматов, основных канонов и богослужебного устава.

Одни из них касаются семейного положения ставленника, другие – его обязанностей перед государством, третьи – обязанностей перед частными лицами, четвертые – профессии, пятые – репутации.

В отличие от католического права православное церковное право не признает незаконнорожденность препятствием к рукоположению. В 8-м правиле святого Никифора Исповедника, которое помещено в Пидалионе и Афинской синтагме, сказано: «Дети, рожденные от наложниц, или второбрачных, или третьебрачных, если проводят жизнь, достойную священства, могут быть священнослужителями».

Поэтому неосновательно суждение Н. С. Суворова, который считал, что в «восточном каноническом праве требование от посвящаемого законнорожденности» всего лишь «не высказано с такой ясностью, как в западном»²¹⁹. В восточном церковном праве такого требования не существует вовсе.

Вместе с тем, не принимая во внимание происхождения рукополагаемого, Церковь предъявляет строгие требования, касающиеся его поведения в браке. Церковные законы не допускают в клир второбрачных. «Кто по святом крещении двумя браками обязан был, или наложницу имел, тот не может быти епископ, ни пресвитер, ни диакон, ниже вообще в списке священнаго чина», – гласит 17-е апостольское правило.

При этом, разъясняя этот канон, Зонара отмечал: «Мы веруем, что Божественная баня святого крещения омывает всякую скверну, которою крещеные были осквернены прежде крещения, и никакой грех, соделанный кем-либо прежде крещения, не препятствует крещеному быти произведенным в священство. Но кто после крещения совершит блуд или вступит в два брака, тот признается не достойным никакой степени священства».

Требование безусловной моногамии Церковь предъявляла к кандидатам священства издревле. Александрийский патриарх святой Иоанн Милостивый в 641 г. в ответ второбрачному богачу, обещавшему в благодарность за посвящение его в диаконы пожертвовать большую сумму на голодающих, сказал: «Лучше погасить солнце, чем нарушить Божественный закон». А Киевский митрополит Петр (Могила) в 1663 г. ответил шляхтичам, просившим не лишать второбрачных сана: «Я не смог бы это сделать, если бы это сказал и Ангел с неба»²²⁰.

Поскольку от ставленника требуется абсолютная моногамия, даже брак на вдове или женщине, оставленной своим мужем, то есть так называемая пассивная бигамия, составляет препятствие к священству. 18-е апостольское правило гласит: «Вземший в супружество вдову, или отверженную от супружества, или блудницу, или рабыню, или позорищную (актрису. – В. Ц.) не может быти епископ, ни пресвитер, ни диакон, ниже вообще в списке священнаго чина».

Не допускаются к хиротонии и лица, продолжающие сожитие с женой, уличенной в прелюбодеянии: «Аще жена некоего мирянина, прелюбодействовав, обличена будет в том явно, то он не может прийти в служение церковное. Аще же по рукоположении мужа впадет в прелюбодейство, то он должен развестися с нею. Аще же сожительствует, не может касатися служения, ему порученнаго» (Неокес. 8).

Брак кандидата священства должен быть не только моногамным, но также беспорочным и в других отношениях. На основании 19-го апостольского правила возбраняется священство вступившим в брак с близкой родственницей – племянницей. 36 (45)-е правило Карфагенского Собора не допускает к рукоположению лиц, связанных браком с нехристианками и вообще с неправославными женами.

Все эти требования относятся лишь к низшим клирикам, диаконам и пресвитерам, ибо для епископов, согласно 13-му правилу Трулльского Собора, обязательным является безбрачие.

В Католической церкви со времен папы Григория VII все клирики связаны обетом безбрачия. Впрочем, в Римской Церкви целибат утвердился в древности, когда она еще хранила единство со Вселенским Православием, хотя обязательность его и отвергается канонами (Трулл. 13).

Кандидат священства должен быть свободен от исполнения таких обязанностей перед государством, которые несовместимы со священнослужением.

Согласно 81-му апостольскому правилу, не дозволяется епископам или пресвитерам заниматься «делами народного управления», а 83-е апостольское правило гласит: «Епископ, или пресвитер, или диакон, в воинском деле упражняющийся, и хотящий удержати обое, то есть римское начальство и священническую должность, да будет извержен из священного чина. Ибо кесарево кесарю, а Божие Богу».

В древности, когда существовало рабство, рабам тоже возбранялось священство (апост. 82), а уже в новое время и крепостные не допускались до рукоположения. Не могут быть кандидатами священства и лица, лишенные свободы по судебным приговорам.

Кандидатами священства не могут быть лица, занятые профессиями, которые признаются недостаточно почтенными в обществе: ростовщики (Вас. Вел. 14; Григ. Нисск. 6), актеры (Карф. 55), содержатели игорных домов.

Клирики непременно должны иметь добрую репутацию не только у верных. По слову апостола Павла, надлежит ему (епископу) также иметь доброе свидетельство от внешних, чтобы не впасть в нарекание и сеть диавольскую (1Тим. 3:7). Иными словами, если кандидат священства хотя бы и несправедливо в общественном мнении приобрел дурную репутацию, в этом нельзя не усматривать препятствия к рукоположению, по меньшей мере для служения в той местности, где его несправедливо подозревают в совершении неблаговидных поступков.

 Все перечисленные выше препятствия к рукоположению, за исключением двух, касающихся крещения и пола, не имеют безусловного значения. Поэтому в случае необходимости, вызываемой часто недостатком безукоризненных кандидатов священства, или ввиду выдающихся качеств кандидата, имеющего некое препятствие, законной церковной властью может быть допущена диспенсация (отступление от общих правил).

Не о всех препятствиях к рукоположению того или иного лица может быть известно. Поэтому каноны предписывают подвергать ставленников предварительному испытанию: либо публично, в присутствии всей общины (Феоф. Алекс. 7), либо тайно, через исповедь, которая совершается перед рукоположением (Неокес. 9; 1 Всел. 9).

Для ставленнической исповеди назначаются особые духовники, которые свидетельствуют перед архиереем об отсутствии у кандидата канонических препятствий к священству. Если же после исповеди обнаружатся пороки, не открытые духовнику, то в зависимости от их тяжести рукоположенный, согласно канонам, подлежит либо извержению из сана, либо запрещению священнодействовать (1 Всел. 2, 9,10; Неокес. 9).

О достоинстве кандидата священства свидетельствует и церковный народ. В чине хиротонии иподиакон, прежде чем ввести ставленника в алтарь, обращается к народу со словом «повелите». Народ же, в лице хора, пением «аксиос» свидетельствует достоинство рукоположенного, хотя, конечно, ныне это только литургические символы.

Испытание ставленника для выявления наличия у него знаний, необходимых для служения, производится либо архиереем, либо специально назначенным на то экзаменатором.

Ставленник во епископа в чине наречения торжественно исповедует православные догматы, являя тем самым перед сонмом епископов, клириков и народом чистоту своей веры.

Сакраментально лица, принадлежащие к одной и той же степени, равны между собой. В слове, которое патриарх Сергий произнес при своем наречении во епископа, он сказал: «Само епископское служение в его сущности… всегда и всюду остается одним и тем же апостольским служением, совершается ли оно в великом Царьграде, или в ничтожном Сасиме»²²¹.

Однако, будучи равными на уровне сакраментальном, епископы, а также пресвитеры и диаконы могут различаться по объему полномочий и месту, занимаемому в диптихах или перед престолом. Различие священнослужителей по этому признаку называется правительственной иерархией.

Так, носители высшей епископской степени священства как члены правительственной иерархии могут носить сан, или титул, пап, патриархов, католикосов, экзархов, примасов, митрополитов, архиепископов и хорепископов.

Появление каждого из этих титулов связано с той или иной территориальной областью, входящей в систему административного деления Вселенской Церкви, хотя впоследствии различия между ними могли утратить обусловленность объемом реальной правительственной власти, превратившись в титулярные отличия и преимущества, усвояемые либо епископским кафедрам, либо лично занимающим их архиереям.

Исторически первым епископским титулом являлся сан митрополитов. Митрополиты были епископами первенствующих городов провинций; под их председательством проходили епископские соборы. В 34-м апостольском правиле о них говорится так: «Епископам всякаго народа подобает знати перваго в них и признавати его яко главу…». Зонара в толковании на этот канон называет первенствующих епископов «архиереями митрополии», а митрополиями на административном языке Римской империи именовались центры провинций (ἐπαρχία – епархия). Термин «митрополит» впервые упоминается в канонах 1 Никейского Собора. В конце 4-го правила сказано: «Утверждати же таковыя действия в каждой области подобает ея митрополиту». Своеобразие устройства Африканской Церкви заключалось в том, что там только епископ самого Карфагена был первоиерархом всей Поместной Церкви, а в митрополичьих округах первым был не епископ центрального города провинции, а старейший по хиротонии.

Титул экзарха имеет длительную историю; в течение веков значение этого термина радикально менялось. Как пишет митрополит Сардийский Максим, «в истории употребления этого термина можно увидеть три стадии: 1) древнюю, когда экзарх был самостоятельным иерархом; 2) последующую, когда экзарх был только органом патриаршей власти; и 3) новую, которая представляет собой до некоторой степени возвращение к первоначальному значению титула»²²². На второй стадии титул экзарха не был непременно связан с епископской степенью, его носителем могли быть пресвитеры, диаконы и даже миряне.

Впервые в канонах рассматриваемый термин встречается в 6-м правиле Сардикийского Собора, но там он не имеет особого самостоятельного значения. В этом правиле ясно сказано, что экзарх – это митрополит: «Экзарх области, разумею епископа митрополии».

Что же касается употребления данного термина для обозначения титула (не митрополита), то оно связано с образованием более крупных, чем митрополичий, округ, Поместных Церквей. Появление таких образований связано с развитием административного деления Римской империи, ибо процесс церковной централизации направлен был на то, чтобы привести церковную организацию в соответствие с тем новым административным делением, которое сложилось в 4 столетии. При святом Константине Великом территориально империя была разделена на четыре префектуры: Галлию, Италию, Иллирик и Восток, самую обширную из всех. В свою очередь префектуры были разделены на диоцезы, и в каждом диоцезе было по несколько провинций. Экзархами (лат. – vicarios) первоначально именовались не первоиерархи, а гражданские начальники диоцезов, а потом этот титул был перенесен на первоиерархов этих областей.

Впервые экзархов как иерархов, отличных от митрополитов, упоминают отцы Халкидонского Собора в 9-м правиле: «Аще же на митрополита области епископ или клирик имеет неудовольствие: да обращается или к экзарху великия области, или к престолу царствующаго Константинополя».

Исторически одни Экзархаты (Александрийский, Антиохийский) действительно выросли в Патриархаты; другие, епископы которых чаще именовались экзархами – Понтийский, Асийский и Фракийский – с кафедрами в Кесарии Каппадокийской, Ефесе и Ираклии, соединившись, составили новообразованный Константинопольский Патриархат. Таким образом, титул экзарха утратил свое первоначальное значение. У нас Патриаршим Экзархом всея Украины именовался до 1990 г. митрополит Киевский и Галицкий как первый епископ особой части Русской Церкви – Украинской Православной Церкви, а также архиереи, возглавлявшие округа, состоявшие из нескольких зарубежных епархий. В настоящее время сан Патриаршего Экзарха Белоруссии имеет глава Белорусской Церкви, митрополит Минский и Слуцкий.

На Западе, в латиноязычной части Римской империи, экзархам соответствовали примасы. Этот титул употребляется там и поныне, обозначая главу Поместной национальной Церкви.

Отцы Карфагенского Собора в 48(39)-м правиле изрекли: «Епископ перваго престола да не именуется экзархом иереев или верховным священником или чем-либо подобным, но токмо епископом перваго престола (то есть примасом. – В. Ц.)». На Востоке, однако, титул экзарха сохранился, несмотря на это правило.

По-другому древних экзархов именовали архиепископами. В Русской Православной Церкви сан, или титул, архиепископа, как известно, ниже сана митрополита, но в некоторых других Церквах этот сан и ныне выше сана митрополита и усваивается предстоятелям автокефальных или автономных Церквей.

Впервые сан архиепископа появляется именно в этом значении как титул предстоятеля более крупного образования, чем церковная область, возглавляемая митрополитом, иными словами, как равнозначный с титулом экзарха.

Ныне титул архиепископа имеют наряду с патриаршим предстоятели Церквей: Константинопольской, Грузинской (архиепископ Мцхетский и Тбилисский), Сербской (архиепископ Печский) и Румынской (архиепископ Бухарестский).

Но по преимуществу архиепископами стали именовать предстоятелей Автокефальных Церквей, которые не имели патриаршего сана: первоепископа Кипрской Церкви, епископа Новой Юстинианы, с которой преемственно связана Охридская архиепископия и Болгарская Патриархия, хотя ныне титул архиепископа Новой Юстинианы носит как раз предстоятель Кипрской Церкви. В настоящее время помимо предстоятеля издревле Автокефальной Кипрской Церкви сан архиепископа имеют Первосвятители Автокефальных Элладской и Албанской Церквей. Причем в соответствии с древним значением титула предстоятели Церквей в сане архиепископа стоят выше по диптиху предстоятелей с саном митрополита. Впрочем, предстоятели Автокефальных Церквей: Чешских земель и Словакии, а также Православной Церкви в Америке – наряду с титулом митрополитов имеют также титул архиепископов: первый – Пражского, а второй – Вашингтонского.

Архиепископами титулуются ныне и предстоятели Автономных Церквей: Синайской, Финляндской, глава Японской Автономной Церкви наряду с саном митрополита имеет также титул архиепископа Токийского.

Из истории Русской Церкви известно, что ее второй после святителя Михаила предстоятель митрополит Леонтий в некоторых греческих памятниках именовался архиепископом, что в титулатуре Константинопольской Церкви обозначало более высокий сан, чем сан митрополита. Однако в дальнейшем предстоятели Русской Церкви именовались уже только митрополитами. При учреждении у нас патриархии в ходе переговоров патриарх Константинопольский Иеремия предлагал даровать автокефальному предстоятелю Русской Церкви сан архиепископа со значением более высокого титула, чем митрополичий, каким уже ранее обладали наши Первосвятители.

Между тем уже в ранневизантийскую эпоху на Востоке, первоначально в Константинопольском Патриархате, титул архиепископа стал употребляться и в ином значении. Архиепископами начали титуловать епископов, чьи области, находясь на территории митрополичьего округа, тем не менее изымались из юрисдикции митрополита и переводились в прямую юрисдикцию патриарха. Естественно, что такие архиепископы занимали в диптихах места ниже митрополичьих. Еще позже сан архиепископа становится уже только отличием кафедры или лично архиерея, не связанным ни с какими особыми властными полномочиями в сравнении с обычными епископами.

В Русской Церкви титул архиепископа впервые употребляется в 12 столетии, а именно применительно к новгородским владыкам, впоследствии архиепископами стали также титуловаться епископы других кафедр, в частности Ростовской, Крутицкой, позже Казанской. В Русской Церкви титул архиепископа никогда не был связан с особыми административными Полномочиями и является только почетным отличием. При этом наши архиепископы занимают по старшинству положение после митрополитов. В разные времена титул архиепископа усваивался у нас архиереям на разных основаниях: либо в зависимости от ранга кафедры – так было по преимуществу в досинодальную эпоху, а также в отдельные периоды синодальной эпохи (в 18 столетии, после 1764 г. – в зависимости от класса епархии), в другие периоды синодальной эпохи сан архиепископа являлся личным отличием архиерея. Именно так обстоит дело в нашей Церкви в настоящее время.

На Западе, в Католической церкви, титул архиепископа получил значение, идентичное титулу древних митрополитов и, по существу, вытеснил употребление титула митрополита. Сан архиепископа Кентерберийского принадлежит главе Англиканской Церкви.

Что же касается патриархов, то, как писал митрополит Сардийский Максим, «не все экзархи носили титул патриархов, а лишь те, которые стояли во главе главных диоцезов, епископы городов, которые были важнее других как политические центры, либо ввиду исторических воспоминаний, как в случае с епископом Иерусалимским»²²³.

Патриархов в древности было, как известно, пять: Римский, Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский. Но сначала первые епископы этих Церквей именовались не патриархами, а архиепископами: Александрийские епископы – с первой половины 4 в., Римские – со второй. В эпоху Халкидонского Собора еще не существовало сана патриарха, во всяком случае, он не упоминается в канонах этого Собора. Патриарший титул получил распространение в 6 столетии.

В каноническом своде впервые о нем идет речь в 7-м правиле Трулльского Собора.

Слово «папа» в 3 в. было еще не титулом, а почетным званием, которое могло относиться к любому епископу. Однако со временем оно закрепилось как титул за епископами трех первых престолов христианской Церкви, первенствовавших до возвышения Константинополя на 2 Вселенском Соборе, – Римским, Александрийским и Антиохийским. Что касается Римского епископа, то титул «папа» стал самым употребительным из многих его титулов, среди которых и горделивый «викарий Христа», и смиренный «раб рабов Божиих» (servus servoram Dei).

Католикосами называли в древности предстоятелей Церквей, находившихся за восточными границами Византийской империи. Первое упоминание титула католикоса относится к 410 г. и связано с именем епископа Селевкии Вавилонской, возглавлявшего христианскую Церковь в Персии и находившегося в зависимости от Антиохийского архиепископа (согласно 6-му канону 1 Никейского Собора), однако с очень широкой автономией, поскольку из-за военных действий между Византией и Персией связи католикоса с Антиохийской кафедрой были затруднены.

Кроме того, католикосами титуловались первоиерархи Армянской Церкви. Затем сан католикоса усвоили себе Грузинские Первосвятители, зависимые от Антиохийской кафедры, но с середины 8 в. фактически самостоятельные, хотя их автокефалию и не признавали в Константинополе и Антиохии. В Армянской Церкви титул католикоса стал более высоким, чем патриарший.

Происхождение титула хорепископа – сельского епископа (χώρα – село) – связано с появлением в середине 2 в. (сначала на Западе, в Италии) христианских общин вне городов, в местах, удаленных от городских стен. Христианам этих мест было затруднительно участвовать в воскресных богослужениях в городском храме. В эти удаленные места и назначались хорепископы, поскольку в ту пору христианские общины возглавлялись епископами, а пресвитеры только сослужили им. Со временем институт хорепископов начал терять свое значение, пока наконец хорепископы не были заменены периодевтами в пресвитерском сане.

В 13-м правиле Анкирского Собора сказано: «Не подобает хорепископам поставляти пресвитеров или диаконов…» Согласно 14-му канону Неокесарийского Собора, хорепископы посвящались во образ не двенадцати, а семидесяти апостолов, «яко сослужители епископа».

Тем не менее хорепископы – это все-таки епископы, а не пресвитеры. Правило 10-е Антиохийского Собора гласит: «Святый Собор за благо разсуждал, чтобы состоящие в малых градах или селах предстоятели, или так именуемые хорепископы, знали свою меру, хотя бы они и по чину епископства прияли рукоположение: чтобы они управляли токмо подчиненными им церквами и ограничивали ими свое попечение и распоряжения; чтобы поставляли чтецов, иподиаконов и заклинателей и довольствовались производством токмо в сии чины, а поставляти пресвитера или диакона не дерзали без воли сущаго во граде епископа, которому подчинен хорепископ и его округ».

В конце 4 в. институт хорепископов исчезает из церковной жизни. Согласно 57-му правилу Лаодикийского Собора: «Не подобает в малых градах и селах поставляти епископов, но периодевтов; а поставленным уже прежде ничего не творити без воли епископа града. Такожде и пресвитерам ничего не творити без воли епископа».

В новое время институт викарных епископов явился отчасти повторением древнего хорепископства, хотя они не тождественны.

В течение веков значение епископских титулов менялось. В Русской Церкви, где нет и никогда не было митрополичьих округов, только патриарх по своим властным полномочиям отличается от прочих архиереев. Другие же титулы: митрополит, архиепископ – являются у нас исключительно почетными отличиями.

Существуют различные степени правительственной иерархии и для пресвитеров. В Русской Церкви ныне есть священники, протоиереи и протопресвитеры; в монашестве – иеромонахи, игумены и архимандриты.

Сан протоиерея в Русской Церкви в синодальный период был почти во всех случаях сопряжен с настоятельством в соборном, реже – в приходском храме. Но жаловалось это звание не как принадлежность должности, а ввиду личных заслуг. Сану протоиерея предшествовало звание протопопа, вышедшее из употребления в начале 19 в. Протопопы обыкновенно занимали должности благочинных или председателей уездных духовных правлений. В настоящее время в связи со значительным увеличением числа протоиереев носители этого сана часто не являются даже настоятелями приходов.

Высший сан пресвитера в Русской Церкви – протопресвитерский. Этот сан всегда был и остается сопряженным с высокими церковными должностями, хотя, имея как титул постоянный характер, он естественно сохраняется за награжденным этим отличием священником, когда тот ввиду ухода на покои или по другой причине перестает исполнять протопресвитерскую должность. В синодальный период у нас было четыре протопресвитерские должности: настоятеля Большого придворного собора в Санкт-Петербурге, который одновременно был протопресвитером московского Благовещенского собора, духовником императорской семьи и начальствовал над придворным духовенством, а также, одно время, над духовенством гвардейских и гренадерских полков; протопресвитера армии и флота, начальствовавшего над военным и морским духовенством, на которого впоследствии возложено было также управление духовенством гвардейских и гренадерских полков. Этот титул носили также настоятели московских кремлевских соборов: Успенского и Архангельского. Во второй половине 20 столетия сан протопресвитера принадлежал по должности настоятелю Патриаршего собора. В соответствии с ныне действующим «Положением о наградах Русской Православной Церкви» награждение саном протопресвитера «производится в исключительных случаях, за особые церковные заслуги, по инициативе и решению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси»²²⁴.

В диаконской степени кроме собственно диаконов мы знаем также протодиаконов и архидиаконов. В синодальный период сан протодиакона у нас жаловался главным диаконам кафедральных соборов, а также диаконам дворцовых церквей. В иных случаях этим титулом награждали, хотя и крайне редко, ввиду исключительных личных заслуг. Ныне званием протодиакона могут быть награждаемы и диаконы приходских храмов.

Титул архидиакона первоначально, в 4 столетии, присваивался первому диакону кафедрального собора епархии. В ту эпоху архидиакон помимо участия в совершении богослужения исполнял обязанности, связанные с попечением о бедных. В следующем столетии на архидиаконов стали также возлагаться административные обязанности: управление хозяйством епархии, надзор над низшими клириками, представительство епископа на соборах, отправление по поручению епископа судебных полномочий. Нередко преемником почившего епископа избирался архидиакон, над которым, разумеется, после этого совершалось последовательно две хиротонии: во пресвитера и сразу потом во епископа. Такое преемство имело место часто и на важнейших кафедрах, таких как Римская или Александрийская.

Как церковные администраторы архидиаконы возвысились над пресвитерами, что стало со временем рассматриваться как злоупотребление. В связи с этим Трулльский Собор издал 7-е правило, в котором воспретил диакону «аще бы имел и достоинство, то есть какую-либо церковную должность, занимати места выше пресвитера, разве, когда, представляя лице своего патриарха или митрополита, прибудет во иный град для некоего дела». Злоупотребление, которое пресекали отцы Трулльского Собора, совершали, очевидно, чаще других именно архидиаконы. В конце 7 столетия в греческих церквах повсеместно исчезает употребление этого титула, остается только архидиакон в Константинополе.

В Русской Православной Церкви сан архидиакона употребляется с двумя разными значениями: он принадлежит первому диакону Патриаршего собора (в синодальную эпоху первому диакону первенствующего в Российской Церкви Успенского собора Московского Кремля), кроме того, сан архидиакона является наградой для монашествующих диаконов (иеродиаконов), аналогичной сану протодиакона для диаконов из белого духовенства. Архидиакон Патриаршего собора занимает первое место среди диаконов Русской Православной Церкви, старшинство среди монастырских архидиаконов и протодиаконов устанавливается в зависимости от их должностей и старшинства по хиротонии.

По своему богослужебному облачению архидиаконы не отличаются от протодиаконов, награжденных правом ношения камилавки, то есть им усвоены камилавка и двойной орарь.

Между тем на Западе в 9 столетии архидиаконами были приобретены исключительно широкие полномочия: они стали осуществлять там полноту юрисдикции в округах, на которые были разделены епархии – так называемые архидиаконства, являясь своего рода викариями епископов и, несомненно, занимая как церковные администраторы и судьи более высокое положение, чем пресвитеры. В 11–12 вв. архидиаконы стали самыми влиятельными прелатами в Католической церкви, соперничая уже с епископами. В своих округах они пытаются свести до минимума или вовсе исключить юрисдикцию епископа. Реакция на чрезмерное возвышение архидиаконата началась в 13 столетии, и с этих пор значение их начинает падать. Их административно-судебные функции переходят к епископам-суффраганам, официалам, генеральным викариям. В 15–16 столетиях они лишаются судебных полномочий. Тридентский Собор лишил архидиаконов всех прежних полномочий, сохранив за ними только титул. В Католической церкви в настоящее время этот титул употребляется редко.

В Англиканской Церкви архидиаконы сохранили поныне административные полномочия, являясь представителями епископов по управлению, и в особенности по надзору, за епархиями. В некоторых Протестантских Церквах титул архидиакона присваивается вторым священникам соборов больших городов.

Все степени правительственной иерархии, в отличие от священных степеней, исторического происхождения. Они устанавливаются и упраздняются самой Церковью, которая то увеличивает, то уменьшает их число.

48(39)-м правилом Карфагенского Собора запрещены титулы экзарха, верховного священника и все вообще титулы первого престола, кроме примаса. Но 9-м и 17-м правилами Халкидонского Собора этот запрет был отменен. Противоречит 48(39)-му канону Карфагенского Собора и множество Других правил, в которых говорится о патриархах, экзархах, митрополитах и архиепископах.

В отличие от священных степеней, которые сообщаются через Таинство священства – хиротонию, степени правительственной иерархии присваиваются либо по чину хиротесии, либо просто путем назначения, награждения, производства в ту или иную степень законной церковной властью.

Как видно из истории происхождения степеней правительственной иерархии, поначалу каждая из них была связана с определенным объемом властных полномочий, но со временем эта связь ослаблялась и утрачивалась, и степени правительственной иерархии превращались в титулы. В Византии не только церковные, но и придворные, военные и гражданские должности зачастую теряли свое первоначальное значение и обращались в титулы.

От степеней правительственной церковной иерархии, которые носят постоянный характер, следует отличать церковные должности, имеющие временный характер, связанные с совершенно определенными властными полномочиями и обязанностями. В отличие от степеней правительственной иерархии на церковные должности ставят только путем назначения и производства, без церковного обряда.

Во 2-м правиле Халкидонского Собора, осуждающем симонию, проводится различение между степенями священной и правительственной иерархии, с одной стороны, и церковными должностями – с другой: «Аще который епископ за деньги рукоположение учинит, и непродаваемую благодать обратит в продажу, и за деньги поставит епископа, или хорепископа, или пресвитера, или диакона, или иного коего от числящихся в клире, или произведет за деньги во иконома, или екдика, или парамонария, или вообще в какую-либо церковную должность, ради гнуснаго прибытка своего, таковый… да будет подвержен лишению собственнаго степени…».

Чрезвычайно сложной была иерархия церковных должностей в Константинопольской Церкви, выросшая из константинопольского пресвитериума, хотя носителями некоторых из должностей могли быть не пресвитеры, а диаконы.

Эти должности были поделены на 9 рангов (9 пятериц). В первую пятерицу входили великий хартофилакс, великий эконом, великий сакелларий, великий скевофилакс, сакелий. Затем в первую пятерицу была внесена и шестая должность – протэкдика. Перечисленные чины именовались церковными архонтами (князьями) и составляли особое сословие, подобное сословию римских кардиналов.

Хартофилакс, часто в сане диакона, исполнял обязанности главного секретаря патриарха. Он заведовал архивом кафедры, хранил грамоты и акты, в которых были определены права или преимущества церковных учреждений; выдавал грамоты на построение церквей и монастырей; руководил избранием и определением на церковные должности пресвитеров и диаконов; наблюдал за состоянием веры и благочестия в епархии; разрешал спорные вопросы, касающиеся церковной дисциплины, особенно по поводу брачных дел. Кроме того, по полномочию, полученному от Первосвятителя, хартофилакс вершил суд над клириками и мирянами по духовным делам, а в отношении клириков и по гражданским спорам.

Великий эконом был главным из экономов, заведовавших церковным хозяйством. Должность эконома учреждена отцами Халкидонского Собора, что получило отражение в сформулированном ими 26-м правиле.

Великий скевофилакс ставился для хранения церковной утвари и казны, а также для наблюдения за порядком при совершении богослужений соединяя в себе обязанности нашего ризничего, казначея и благочинного храма.

Великий сакеларий назначался для управления монастырями, и в первую очередь монастырским имуществом.

В ведении сакелия находились приходские церкви, а также, по некоторым свидетельствам, и женские монастыри.

Протэкдик возглавлял коллегию экдиков (церковных адвокатов), которые защищали интересы Церкви в гражданских судах. Обыкновенно в должности экдиков состояли диаконы.

Весьма высокое положение в системе церковного управления занимали так называемые патриаршие синкеллы (сожители), поначалу являвшиеся чем-то вроде келейников патриарха, наблюдавших за порядком в их домашней жизни. Впоследствии, однако, синкеллы стали чрезвычайно влиятельными помощниками и даже заместителями патриарха в делах Церковного управления. Это почетное звание в средневековье стремились получить и епископы.

Аналогичные должности существовали и в других Патриархатах Востока, а также при кафедрах митрополитов и епископов. Причем в истории Церкви наблюдалась явная тенденция превращения и этих должностных чинов в титулы.

В настоящее время наиболее распространенными должностями пресвитеров у нас являются настоятель прихода, благочинный, секретарь епархиального управления и член епархиального совета.

Низших клириков называют еще церковнослужителями. Их степени устанавливаются самой Церковью. Она может вводить новые степени и должности церковнослужителей, равно как и упразднять уже существующие.

На свои должности церковнослужители назначаются, а в степени поставляются чином хиротесии – руковозложения, которое, в отличие от рукоположения, хиротонии, совершается вне алтаря, в храме. Право поставлять младших клириков на церковнослужительские степени принадлежит епископу, а в монастырях хиротесию могут совершать и их настоятели – архимандриты и игумены. 14-е правило 7 Вселенского Собора гласит: «Рукоположение же чтеца творити позволяется каждому игумену в своем, и токмо в своем монастыре, аще сам игумен получил рукоположение от епископа в начальство игуменское, без сомнения, уже будучи пресвитером».

Игумен в древности являлся непременно настоятелем монастыря, в некоторых случаях он мог даже и не иметь пресвитерского сана. Совершенно очевидно, по смыслу правила, что ныне совершать хиротесию вправе лишь те игумены и архимандриты, которые начальствуют, настоятельствуют в монастыре.

Степени низших клириков введены в жизнь Церкви исторически, они не существовали в ней с самого начала. Но уже в апостольский век в христианском богослужении участвовали лица, на которых возлагались обязанности, подобные тем, какие исполняют ныне церковнослужители. Это были миряне, служившие привратниками храма, блюстителями порядка за богослужением, чтецами, и действовали они под началом диаконов.

Число должностей церковнослужителей со временем увеличивалось. Постепенно они составили иерархию от высших до низших и тем самым превратились в степени низшей правительственной иерархии Церкви.

Из мирян исполнители церковнослужительских обязанностей переходили в разряд клириков. Этот процесс в латинских Церквах происходил быстрее, чем в греческих.

Как отмечает исследователь этой темы Евдоким Ревва, «первое бесспорное известие о субдиаконах на Западе и именно в Риме дает нам письмо папы Корнилия к Антиохийскому епископу Фабию»²²⁵. Переписка относится к 250 г. В своем послании папа Корнилий перечисляет должностных лиц Римской Церкви и среди них упоминает субдиаконов. Он пишет, что «в Риме под главенством епископа состояло 46 пресвитеров, 7 диаконов, 7 иподиаконов, 42 аколуфа, а также заклинатели, чтецы и привратники»²²⁶.

По словам профессора Н. С. Суворова, «так как в Риме крепко держались предания о семи мужах иерусалимских как родоначальниках диаконской должности, то, несмотря на громадную численность христианской общины в таком городе, как Рим, Римская Церковь не считала возможным увеличить число диаконов, а вместо того создала семь вспомогательных к ним иподиаконов, или субдиаконов»²²⁷.

К той же эпохе относится и известное из истории Карфагенской Церкви поставление священномучеником Киприаном исповедника Оптата субдиаконом. В 29-м послании святой Киприан вслед за сообщением об этом поставлении пишет, что предварительно он испытал Оптата, «есть ли в нем все то, что должно быть в тех, кто готовится к клиру»²²⁸. Значит, иподиакон (субдиакон) в ту пору считался не мирянином, а клириком.

На Востоке иподиаконат в 3 в. получил большое распространение, но нет источников, относящихся к этой эпохе, в которых бы упоминались иподиаконы как вполне определенная степень низших клириков. Косвенным образом о существовании особого чина церковнослужителей свидетельствует 10-е правило Неокесарийского Собора (314), согласно которому «диакон, аще впадет в тот же грех», должен быть низведен в чин простого служителя Церкви (ἑπερέτης).

Слово «иподиакон» впервые на Востоке встречается у Евсевия Кесарийского. Он упоминает о неком иподиаконе Диосполийской общины. В «Церковной истории» (ок. 325) Евсевий говорит также об анагностах (чтецах) и экзорцистах (заклинателях)²²⁹. Степени иподиаконов, равно как и чтецов, певцов, заклинателей, упоминаются в апостольских правилах, в канонах Антиохийского и Лаодикийского Соборов.

В 43-м апостольском правиле читаем: «Иподиакон, или чтец, или певец, подобное творящий (в 42-м апостольском правиле речь идет о пьянстве и увлечении азартными играми епископов, пресвитеров и диаконов. – В. Ц.), или да престанет, или да будет отлучен. Такожде и миряне». Церковнослужители здесь отличаются как от священнослужителей, так и от мирян.

На Западе имеются многочисленные источники, свидетельствующие о существовании степени субдиакона в 4 в.

Ниже иподиаконов, или субдиаконов, в иерархии степеней низших клириков в Древней Церкви стояли аколуфы. В первые два столетия истории христианской Церкви аколуфат не представлял собой особого чина. Когда же число верующих возросло и иподиаконы были уже не в состоянии исполнять обязанности низшего служения, им в помощь назначались особые служители – аколуфы. Слово «аколуф» (ἀκόλουθος) означает «спутник», «служитель своего господина в пути». Святой Игнатий Богоносец называет Реоса «избранным мужем, который мне последует (ἀκολουθει̂) из Сирии, после того как он отверг мир»²³⁰.

Первоначально аколуфы, как низшие служители, помогали принимать жертвенные дары – хлеб и вино, наблюдали за чистотой священных сосудов, исполняли обязанности, подобные тем, которые несут ныне алтарники.

Некоторые авторы усваивают аколуфам и несение других обязанностей. Немецкий ученый Крюлл считает, что аколуфы сопутствовали со светильниками диаконам, направлявшимся читать Евангелие, то есть были свещеносцами (ламподариями)²³¹. Другой автор, Зайдл, полагает, что аколуфы составляли почетный караул епископа²³². Подобно нашим алтарникам, они в первые века христианства не поставлялись в особую степень и не причислялись к клиру.

На Западе аколуфов, как и иподиаконов, уже в 3 столетии начинают причислять к клирикам, что очевидным образом вытекает из процитированных выше строк из письма Римского епископа Корнилия к Антиохийскому епископу Фабию.

На Востоке аколуфы упоминаются у Евсевия в рассказе о Никейском Соборе, на который, как он пишет, прибыло более 250 епископов, «имея при себе священников, диаконов, аколуфов и многих других»²³³. Одни авторы считали, что Евсевий говорит об аколуфах западных епископов, другие – что под аколуфами Евсевий подразумевает всех вообще епископских слуг, составляющих свиту, а не церковнослужителей особой степени»²³⁴.

Во всяком случае, в 24-м правиле Лаодикийского Собора, содержащем перечень священнослужительских и церковнослужительских степеней, не упоминаются аколуфы: «Не подобает освященному лицу, от пресвитера до диакона, и потом кому-либо из церковнаго чина, даже до иподиаконов, или чтецов, или певцов, или заклинателей, или дверников, или из монашескаго чина, в корчемницу входити». Эта степень сохранилась ныне, кроме Римско-Католической, также в Армяно-Григорианской Церкви.

Степень экзорцистов, или заклинателей, восходит к тем христианам апостольского века, которые, независимо от того, являлись они священнослужителями или мирянами, обладали особой харизмой – даром заклинания злых духов. В эпоху гонений (1 – начало 4 вв.) этот дар был распространен среди христиан. Святой Иустин Философ в «Разговоре с иудеем Трифоном» говорит: «Мы, верующие в распятого при Понтии Пилате Иисуса Христа Господа нашего, заклинаем всех демонов и нечистых духов и держим их в нашей власти»²³⁵. Ориген писал: «Тех (то есть демонов. – В. Ц.) многие из христиан прогоняют из одержимых не посредством каких-либо измышлений, магического или медицинского искусства, но только молитвой и простыми заклинаниями, и притом такими, которые может употреблять и самый простой человек, как вообще простецы (ἰδιω̂ται) делают это»²³⁶.

Упоминание «простецов», несомненно, свидетельствует о том, что этот дар в век Оригена не был связан со служением в клире, но на Западе заклинание уже в начале 3 столетия, а, возможно, и еще раньше, становилось делом клириков.

Тертуллиан писал: «Сами еретические женщины, как они смелы! Они осмеливаются учить, спорить, делать экзорцизмы, обещать исцеления и даже крестить»²³⁷. Осуждая еретичек за их поползновения на исполнение обязанностей, не свойственных женщинам, Тертуллиан тем самым выразил, вероятно, господствовавшее в Православной Африканской Церкви убеждение, что заклинание – это дело мужчин, и, вероятно, клириков, поскольку «деланию экзорцизмов» отведено место рядом с учительством и совершением крещений.

Святой Павлин Ноланский (5 в.), рассказывая об иерархическом служении святого пресвитера Феликса, писал: «В первые годы он служил лектором, потом занял ступень, служение которой состояло в том, чтобы голосом веры заклинать злых и изгонять их священным словом»²³⁸. Речь здесь идет, несомненно, о служении экзорциста. Святой Феликс скончался в 256 г., следовательно, ступени чтеца и заклинателя (экзорциста) он прошел в начале или, во всяком случае, в первой половине 3 в.

На Востоке же лишь в 4 столетии экзорцитат институализируется. Это связано было с тем, что по мере угасания харизматических даров росло число случаев бесчинных злоупотреблений практикой совершать заклинания, поэтому Церковь вынуждена была закрепить соответствующее служение за определенной степенью клириков.

В 24-м правиле Лаодикийского Собора экзорцисты причисляются к «церковному чину», а согласно 26-му правилу того же Собора, лицам, не поставленным епископом, запрещено совершать заклинания в церквах и частных домах.

Огласительные заклинания стали со временем составной частью чинопоследования Таинства крещения, совершаемого епископом или пресвитером. Поэтому наконец отпала необходимость в особом чине экзорцистов. На Востоке эта степень также исчезла из жизни Церкви. На Западе же она сохранилась, хотя и утратила связь с действиями, соответствующими своему названию.

Появление чина чтецов (лекторов) связано с чтением Священного Писания за богослужением. В первые века истории христианской Церкви читать в храме могли все члены Церкви – священнослужители и миряне, но впоследствии соответствующее служение закрепилось за лицами, особенно искусными в чтении. Эти лица были подчинены диаконам и вошли в состав низшего клира.

В конце 2 столетия лектор (αναγνώστης – анагност) становится должностным лицом в Церкви. Разные авторы неодинаково отвечают на вопрос о том, было ли это связано с учреждением особой степени в иерархии церковнослужителей. Так, профессор В. Н. Мышцын, основываясь на том, что чтец формально поставлялся, а перед поставлением подвергался строгому испытанию, делает вывод о его принадлежности к клирикам²³⁹. Западный ученый Виланд считает, что чин чтеца при этом «не изменил по существу своего светского характера», но чтецы вошли в состав официально служащих лиц, иными словами, чтец – это должность, а не сан»²⁴⁰.

Существование чтецов в 3 в. на Востоке подтверждается «Дидаскалией». В ней читаем: «Обычная часть приношений уделяется епископу, одна часть дается вдовам, вдвойне против этого диаконам, если желают почтить пресвитеров, то им должно дать, как и диаконам, вдвойне против вдов, и наконец, если есть лектор, то и он получает вместе с пресвитерами»²⁴¹.

Замечание святого Павлина о том, что до поставления в заклинатели Феликс служил чтецом, свидетельствует о существовании этого чина на Западе уже в начале 3 в. В середине 3 в. о лекторах (чтецах) как об особой церковнослужительской степени пишут уже Римский епископ Корнилий и священномученик Киприан Карфагенский.

В 26-м апостольском правиле чтецы причисляются к клиру. В 4 в. чтецы упоминаются в 10-м правиле Антиохийского и 24-м правиле Лаодикийского Соборов, а 10-е правило Сардикийского Собора требует, чтобы кандидаты епископства предварительно проходили служение чтеца, диакона и пресвитера.

Низшая из церковнослужительских степеней в Католической церкви – это остиарии, привратники. В первые три столетия христианской истории не было особой степени остиариев. Как на Западе, так и на Востоке обязанности привратника возлагались на мирян, а затем – на иподиаконов (субдиаконов). На Востоке еще в середине 4 в. обязанности привратников исполняли иподиаконы: 22-е правило Лаодикийского Собора предписывает им «не оставляти церковных дверей».

Позже, возможно во второй четверти 4 в., как считает Е. Ревва, «иподиаконам были приданы специальные церковнослужители, составившие собственный церковный чин»²⁴². В 24-м правиле Лаодикийского Собора говорится уже о привратниках как об особой степени церковного чина. Правила Лаодикийского Собора представляют собой, в сущности, синопсис канонов разновременных Соборов Фригийской области, поэтому в них могут быть отражены разные стадии в истории становления церковных институтов.

На Западе в 4 столетии остиариат приобретает значение клирикальной степени, а 4 Карфагенским Собором (398) был установлен порядок посвящения в остиарии.

Чин певца на Западе не вошел в иерархию клириков; тем не менее на Востоке некоторое время певцы посвящались в свою степень и причислялись к клирикам. В апостольский век пение в христианском богослужении было общим, всенародным. Однако вскоре всенародное пение стало заменяться хоровым. И на Востоке, и на Западе хоровые певцы не составляли особого состояния в Церкви и были, несомненно, мирянами. Вместе с тем, кроме хоровых певцов в пении участвовали особые певцы, исполнявшие соло (попеременно с народом или хором, так называемые cantores (ψάλτες). Большинство историков считает, что первоначально cantores (певцы) причислялись к чтецам, а в первой половине 4 в. отделились от них как особый чин. Псалмы в храме читались нараспев или пелись, поэтому те, кто читал или пел их, исполняли служение чтеца особого рода.

Отделение певцов от чтецов в качестве особой степени зафиксировано в 15-м каноне Лаодикийского Собора: «Кроме певцов, состоящих в клире, на амвон входящих и по книге поющих, не должно иным некоторым пети в Церкви». Очевидно, до издания этого правила могли петь на амвоне кроме посвященных певцов-клириков и миряне. В 24-м правиле Лаодикийского Собора упоминаются певцы наряду с чтецами, а 23-е правило того же Собора гласит: «Не должно чтецам и певцам орарь носити и тако читати и пети».

Так, прежде бывали случаи, когда чтецов и певцов награждали орарем. В этом обстоятельстве заключено доказательство того, что те и другие мыслились состоящими в клире. Отделение чина певцов от чтецов произошло, однако, только на Востоке. На Западе же служение певцов не выделялось как особая степень и продолжало составлять один чин со служением чтецов (лекторов). В нашей Церкви псаломщики, совершающие служение древних певцов, не получают особого посвящения и являются мирянами.

Таково происхождение степеней низших клириков, каждая из которых сохранилась в Католической церкви латинского обряда. Аколуфы, экзорцисты, лекторы и остиарии, однако, уже не исполняют тех обязанностей, которые соответствовали бы их названиям и которые действительно связаны были с этими степенями в древности.

При совершении богослужения в католических храмах прислуживают миряне, особенно часто мальчики. Но для занятия степени иподиакона требуется предварительно пройти все четыре низшие степени. Низшим степеням предшествует у католиков так называемая тонзура – пострижение. Оно состоит в том, что на темени выстригается кружок, который должен был и впредь оставаться выстриженным и позволял отличать католического клирика от мирянина. В древности этот обычай был распространен во Вселенской Церкви; в Древней Руси у духовных лиц на темени тоже выстригалось «гуменце».

Традиционная католическая доктрина всем церковнослужительским степеням усваивает апостольское происхождение, рассматривая каждую из них как производную от диаконского служения. Поэтому в Католической церкви в отличие от Православной церковнослужители не отделяются от священнослужителей, причем последовательное поставление в каждую из этих степеней обязательно.

В Православной Церкви, как известно, степени низших клириков не считаются богоучрежденным институтом. По сравнению с 4 в. в наше время в Православной Церкви осталось меньше степеней низших клириков – только иподиаконы и чтецы; причем поставление в обе эти степени часто совершается в день диаконской хиротонии, а в современной Сербской Церкви вообще нет церковнослужителей-клириков. В некоторых Православных Поместных Церквах сохранилась лишь одна церковнослужительская степень – иподиаконская. В нашей Церкви тоже обязанности иподиаконов и чтецов обыкновенно исполняют миряне, не получившие поставления по чину хиротесии.

Помимо церковнослужительских степеней Древняя Церковь знала еще и такие должности, с которыми хотя и связано было определенное служение, но оно не означало принадлежности их исполнителей к клиру.

Во 2 в., в эпоху гонений, на Западе появляется такое церковное состояние, как фоссоры, или копиаты, – «труждающиеся» («гробокопатели»). Почитание останков христианских мучеников вызвало стремление противопоставить убийствам христиан и обесчещению их святых мощей заботу о правильно устроенном погребении и охране мощей.

Таким образом, возникла особая группа лиц, для которых погребение мучеников и всех усопших в христианской вере стало их главной обязанностью.

На Западе фоссоры составляли особую коллегию. На Востоке они появляются позже, лишь в 4 в. Рескриптом императора Констанция от 357 г. фоссоры освобождались от налогов. В этом рескрипте они именуются клириками. Однако клириками они были в том смысле, что являлись церковно-должностными лицами. Вероятно, лишь руководители коллегий копиатов поставлялись через хиротесию. Большинство ученых считает, что только в отдельных общинах копиаты составляли особую степень; повсеместного распространения обычай поставления копиатов на церковнослужительскую степень не получил ни на Востоке, ни на Западе. В более позднюю иерархию клириков эта степень не вошла.

Еще одна церковная должность, не сопряженная с пребыванием в клире, – эксцепторы. В обязанности эксцепторов входило составление стенографических мученических актов. Выполняли эти обязанности и миряне, и клирики низших степеней, обыкновенно люди молодого возраста.

Древняя Церковь знала и такую должность, как герменевты. Они тоже могли быть и мирянами, и клириками, и особенно часто – чтецами. Герменевты переводили Священное Писание и поучения предстоятеля во время богослужения там, где общины были смешанными греко-латинскими по языку или в их состав входили люди, державшиеся местных языков (сирийского, армянского, коптского – на Востоке; германских или кельтских наречий на Западе) и не владевшие классическими языками. Возможно, что эта должность выросла из харизматического истолкования пророческих речей апостольского века.

Древняя Церковь знала и такие служения, которые исполнялись женщинами, именовавшимися церковными вдовицами, диакониссами и пресвитериссами, или пресвитериадами. Отцы Халкидонского Собора изрекли в 15-м правиле: «В диакониссы поставляти жену не прежде четыредесяти лет возраста, и притом по тщательном испытании». Вальсамон в толковании на это правило писал: «То, о чем говорится в настоящем правиле, совершенно вышло из употребления, ибо ныне не рукополагают диаконисс, хотя некоторые подвижники не в собственном смысле и называются диакониссами, потому что есть правило, определяющее, чтобы женщины не входили во святый алтарь». Последнее упоминание о церковных вдовицах в канонах содержится в 40-м правиле Трулльского Собора. Служения пресвитерисс и диаконисс были высшими по отношению к служению церковных вдовиц, но не было необходимости последовательного прохождения этих служений, как если бы они были степенями низших клириков или священнослужителей.

 В Священном Писании служение церковных вдовиц упомянуто в 1Тим. 5:9–11: Вдовица должна быть избираема не менее, как шестидесятилетняя, бывшая женою одного мужа, известная по добрым делам, если она воспитала детей, принимала странников, умывала ноги святым, помогала бедствующим и была усердна ко всякому доброму делу. Молодых же вдовиц не принимай, ибо они, впадая в роскошь в противность Христу, желают вступать в брак. Служение церковных вдовиц упоминается также в ряде правил: Карф. 38 (47), Вас. Вел. 18 и 24.

На церковный статус церковных вдовиц более всего света проливает 24-е правило Василия Великого, в котором, в частности, говорится: «Вдову, причтенную в число вдовиц, то есть от Церкви снабдеваемую, апостол повелевает оставити без попечения, аще посягнет за мужа… Вдова шестидесятилетняя, аще паки восхощет сожительствовати мужу, да не удостоится приобщения святыни, доколе не престанет от страстныя нечистоты. Аще же, прежде шестидесяти лет, причтем ее в число вдовиц, то наша вина, а не жены сия». Из этого правила вытекает, что если вдова, посвященная в чин церковных вдовиц, пожелает вступить в брак, то, во-первых, она лишается содержания со стороны христианской общины, а во-вторых, по толкованию епископа Никодима (Милаша) на данное правило, «таковую сумасбродную женщину надлежит лишить святого причащения до тех пор, пока не перестанет сумасбродствовать и не излечится от нечистой страсти». Это прещение, однако, не распространяется на пожелавшую выйти замуж вдову, посвященную в церковные вдовицы в возрасте до 60 лет, поскольку такое посвящение совершено было вопреки ясному указанию апостола Павла. Это уже вина епископа, совершившего незаконное поставление.

Поскольку церковные вдовицы и диакониссы упомянуты в одном ряду в 40-м правиле Трулльского Собора, то сказанное о диакониссах в 19-е правиле 1 Вселенского Собора одинаковым образом касается и церковных вдовиц: «Они никакого рукоположения не имеют, так что могут совершенно быть счисляемы с мирянами». Вальсамон в толковании на 24-е правило Василия Великого пишет о том, что церковные вдовицы носили «мирское одеяние». В этом можно видеть еще один аргумент в пользу того положения, что церковные вдовицы хотя и составляли определенный церковный чин, но при этом не принадлежали к числу клириков, подобно тому как не принадлежали к клирикам древние копиаты, или фоссоры (гробокопатели), как не принадлежат к клиру и современные пономари или певчие, хотя, в отличие от современных пономарей, алтарников или певчих, древние церковные вдовицы, равно как диакониссы и пресвитериссы, имели некое посвящение в свой чин.

В канонах и вообще в древнехристианской литературе нет обстоятельных описаний процедуры избрания и поставления в чин церковных вдовиц, но несомненно, что полномочия на такое избрание и поставление имели епископы. Вдовицы церковные содержались, как это видно из 1-го Послания апостола Павла к Тимофею и из ряда правил, здесь цитированных или упомянутых, христианскими общинами.

Что касается служебных обязанностей церковных вдовиц, то они, очевидно, заключались в посещении больных, при этом церковные вдовицы не только оказывали помощь страждущим христианам, и в особенности христианкам в их телесных нуждах, ухаживали за ними, но также и вели с ними душеспасительные беседы, утешали их. Таким образом, они выполняли каритативное служение. Подобное служение исполняют у нас в России начиная с 18 в. насельницы некоторых женских монастырей, а также члены ряда сестричеств («диакониссы», «пресвитериссы». – О служении см.: Православная богословская энциклопедия).

В наше время женщины могут прислуживать в храме, участвовать в управлении приходским хозяйством, но для них не существует поставления в особый чин. Во всяком случае, между древними поставлениями во вдовицы, диакониссы и пресвитериссы и поставлением в церковнослужительские степени не следует ставить знак равенства. Это было всего лишь благословением на исполнение церковного служения.

Обязанности клириков вытекают из их должностей. Но помимо служебных обязанностей, есть еще и такие, которые связаны с образом жизни духовных лиц и нравственными нормами, которым они должны подчиняться.

Общее правило тут таково: все, что служит препятствием для рукоположения со стороны кандидата в клир, возбраняется и уже посвященному священнослужителю или церковнослужителю. Даже единократно совершенное тяжкое греховное деяние: убийство, хотя бы и невольное, блуд, прелюбодеяние, воровство – влекут за собой, согласно канонам, извержение из сана (апост. 25, 66; Вас. Вел. 3, 32, 51 и 70).

Клирики должны быть высоконравственными лицами. Каноны запрещают им пьянство и азартные игры. «Епископ, или пресвитер, или дьякон, игре и пиянству преданный, или да престанет, или да будет извержен» (апост. 42), «иподиакон, или чтец, или певец, подобное творящий, или да престанет, или да будет отлучен» (апост. 43).

62-е правило Трулльского Собора запрещало духовным лицам под угрозой извержения из сана, равно как и мирянам, под угрозой отлучения, участие в празднествах, связанных с языческими обрядами, переодеванием мужчин в женские одежды, надеванием масок.

Клирикам возбраняется поднимать руку на человека, даже на провинившегося. 27-е апостольское правило гласит: «Повелеваем епископа, или пресвитера, или диакона, биющаго верных согрешающих, или неверных обидевших, и чрез сие устрашати хотящаго, извергати от священнаго чина. Ибо Господь отнюдь нас сему не учил: напротив того, сам быв ударяем, не наносил ударов, укоряем, не укорял взаимно, страдая, не угрожал».

Высокие требования предъявляются к семейной жизни клириков. Неженатым священнослужителям вступление в брак запрещено. Как гласит 26-е апостольское правило, «повелеваем, да из вступивших в клир безбрачными, желающие вступают в брак одни токмо чтецы и певцы».

10-е правило Анкирского Собора дозволило диаконам вступать в брак и после хиротонии, но при условии, чтобы о таком намерении было объявлено епископу перед рукоположением. Однако уже 6-е правило Трулльского Собора строго запретило брак не только диаконам, но даже и иподиаконам после поставления.

Было бы противно закону духовного роста вступать в плотский брак после хиротонии, совершаемой в образ обручения с паствой. В то же время опыт семейной жизни, опыт управления «малой церковью», по выражению святителя Иоанна Златоуста, может послужить хорошей школой для подготовки к окормлению народа Божия.

Брак клириков должен быть строго моногамным. Второй брак вдовым священнослужителям и церковнослужителям безусловно запрещается.

Поместный Собор Российской Православной Церкви 1917–1918 гг. вынес Определение, призванное оградить достоинство священного сана. Опираясь на апостольские наставления о высоте священного служения (1Тим. 3:2,12; Тит. 1:6) и на каноны (Трулл. 3 и др.), Собор подтвердил недопустимость второго брака для вдовых и разведенных священнослужителей²⁴³.

Для клирика недопустима и так называемая пассивная бигамия. 8-е правило Неокесарийского Собора гласит: «Аще жена некоего мирянина, прелюбодействовав, обличена будет в том явно, то он не может прийти в служение церковное. Аще же по рукоположении мужа впадет в прелюбодейство, то он должен развестися с нею. Аще же сожительствует, не может касатися служения, ему порученнаго».

В толковании на этот закон Зонара писал: «Так как жена прелюбодейна осквернена, а тот, кто телесно с ней сожительствует, составляет с ней одно тело, то и он участвует в осквернении. Но как может быть дозволено священнослужение оскверненному?».

Если нарушение брачной верности женой клирика несовместимо со священнослужением, то нарушение ее самим духовным лицом, равно как и блуд безбрачного священнослужителя, тем более не допустимы.

Трулльский Собор в своем 12-м правиле строго запретил брачное сожительство епископам: «Дошло до сведения нашего и то, что в Африке, и Ливии, и в иных местах некоторые из тамо сущих боголюбезнейших предстоятелей, и по совершившемся над ними рукоположении, не оставляют жити купно со своими супругами, полагая тем претыкание и соблазн другим. Имея убо великое тщание, дабы все устрояти к пользе порученных паств, признали мы за благо, да не будет отныне ничего таковаго. Сие же глаголем не ко отложению или превращению апостольского законоположения, но, прилагая попечение о     спасении и о преуспеянии людей на лучшее и о том, да не допустим какого-либо нарекания на священное звание».

Причина введения безбрачного епископата заключалась в том, что в эпоху Трулльского Собора большое распространение получило монашество, и кандидатов на архиерейство из числа монашествующих было вполне достаточно, а, по слову апостола Павла, неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу, а женатый заботится о мирском, как угодить жене (1Кор. 7:32–33).

Впрочем, отцы Трулльского Собора не требовали, чтобы кандидаты епископства были лишь из числа безбрачных; они только настаивали, чтобы «жена производимаго в епископское достоинство, предварительно разлучася с мужем своим, по общему согласию, по рукоположении его в епископа, да вступит в монастырь, далеко от обитания сего епископа созданный, и да пользуется содержанием от епископа» (Трулл. 48).

Впоследствии в Церкви сложился обычай поставлять в епископы только монахов. Если же кандидатом избирался не монах, он перед хиротонией должен был принять постриг. Каноны и церковная традиция однозначно свидетельствуют о беззаконии обновленческого опыта введения белого епископата, а также дозволения вступать клирикам во второй и третий брак.

Из жизни духовных лиц должно быть устранено все, что может соблазнить паству. Согласно 24-му правилу Трулльского Собора, «никому из числящихся в священном чине, ни монаху, не позволяется ходити на конския ристалища или присутствовати на позорищных играх. И аще кто из клира зван будет на брак, то при появлении игр, служащих к обольщению, да восстанет и тотчас да удалится: ибо так повелевает нам учение отец наших. Аще же кто обличен будет в сем: или да престанет, или да будет извержен».

Предосудительно для клирика и посещение корчемниц: «Аще кто из клира в корчемнице ядущий усмотрен будет, да отлучится, кроме случая, когда на пути по нужде в гостинице отдыхает» (апост. 54). 55-й канон Лаодикийского Собора запрещает духовным лицам устроение пиршеств у себя дома.

Во избежание соблазна правила возбраняют вдовым или неженатым клирикам держать у себя дома посторонних женщин: «Великий Собор без изъятия положил, чтобы ни епископу, ни пресвитеру, ни диакону, и вообще никому из находящихся в клире, не было позволено иметь сожительствующую в доме жену, разве матерь, или сестру, или тетку, или те токмо лица, которыя чужды всякаго подозрения» (1 Всел. 3).

77-е правило Трулльского Собора угрожает клирику извержением, а мирянину отлучением за мытье в общественной бане вместе с женщинами – такой обычай был распространен в языческой среде и сохранялся в христианской Византии. Как гласит 22-й канон 7 Вселенского Собора, «священническое житие избравшим не совсем позволительно ясти наедине с женами, а разве купно с некоторыми богобоязненными и благоговейными мужами и женами, дабы и сие общение трапезы вело к назиданию духовному».

Многие занятия и профессии несовместимы со священнослужением. Согласно канонам, клирикам запрещается исполнение общественных и государственных должностей и военная служба (апост. 6, 81; Двукр. 11). Как гласит 6-е апостольское правило, «епископ, или пресвитер, или диакон да не приемлет на себя мирских попечений. А иначе да будет извержен от священнаго чина». Канонический запрет распространяется на исполнение клириками текущих административных обязанностей. История свидетельствует о том, что Церковью не возбранялось участие клириков в коллегиальных органах государственной власти.

Клирикам запрещается ростовщичество (Лаод. 4) и торговля, особенно винная (Карф. 18; Трулл. 9). Священнослужители также не должны брать на себя поручительство по частным делам, заниматься откупами и всяким предпринимательством.

Отцы Халкидонского Собора в 3-м правиле изрекли: «Дошло до Святаго Собора, что некоторые из принадлежащих к клиру, ради гнуснаго прибытка, берут на откуп чужия имения, и устрояют мирския дела, о Божием служении небрегут, а по домам мирских людей скитаются, и поручения по имениям приемлют, из сребролюбия. Посему определил святый и великий Собор, чтобы впредь никто, ни епископ, ни клирик, ни монашествующий, не брал на откуп имений и в распоряжение мирскими делами не вступал, разве токмо по законам призван будет к неизбежному попечительству над малолетними, или епископ града поручит кому иметь попечение о церковных делах, или о сиротах и вдовах беспомощных, и о лицах, которым особенно нужно оказать церковную помощь, ради страха Божия. Аще же кто впредь дерзнет преступити сие определение, таковый да будет подвергнут церковному наказанию».

Духовным лицам запрещаются также занятия, связанные с пролитием человеческой и даже животной крови, например, врачебная практика, особенно хирургия («Номоканон при Большом требнике», ст. 132; постановление патриарха Луки Хрисоверга). Несчастный случай во время операции подвергает хирурга обвинению в невольном убийстве, и если он клирик, то это, согласно канонам, влечет за собой извержение из сана. Священнослужителю, приносящему бескровную Жертву, возбраняется и охота, неизбежно связанная с пролитием крови.

Каноны касаются и внешнего вида клириков, их одежды. Отцы Трулльского Собора в 27-м правиле изрекли: «Никто из числящихся в клире да не одевается в неприличную одежду, ни пребывая во граде, ни находясь в пути: но всякий из них да употребляет одежды, уже определенныя для состоящих в клире. Аще же кто учинит сие, на едину седмицу да будет отлучен от священнослужения». Под неприличной одеждой Зонара понимает следующее: «светлые, пестрые и дорогие одежды» или «воинские одежды». А по толкованию Вальсамона, «одежда, не свойственная клирику, не есть та, какую носят воины, ибо клирик, когда-нибудь надевший такую, подвергнется строгому наказанию, но дорогие златотканые одежды, так называемые в народе перловые узоры, и бахромы, и пурпурные одежды, ибо клирики, – заключает Вальсамон, – должны быть примером и добродетели, и благообразия, а не роскоши и неблаговидной жизни».

В Русской Церкви «Инструкция благочинным» обязывала благочинных наблюдать, чтобы священники, диаконы и причетники носили соответствующую их званию одежду: священники и диаконы – рясы темного цвета, а причетники – платья, приличные духовному чину²⁴⁴. Постановлением Присутствия по делам православного духовенства от 16 апреля 1869 г. церковнослужителям было дозволено по желанию носить светское платье и стричь волосы²⁴⁵. В 19 в. такое же право предоставлялось клирикам, служащим за границей при посольских и консульских церквах.

В 20 столетии впервые стали носить светское платье священнослужители-обновленцы. В послевоенные годы носить светское платье было дозволено у нас и клирикам канонической Православной Церкви. Священнослужители Русской Православной Церкви ныне обыкновенно надевают светское платье и подстригают усы и бороду. Ничего противоречащего канонам и обычаям Древней Церкви в этом нет. Но, очевидно, нельзя упрекнуть и священника или диакона, который в своем внешнем виде вполне следует традициям, сложившимся на Руси. Совершенное удаление бороды хотя и не запрещено канонами, все-таки предосудительно, ибо представляет собой вызов многовековой традиции и противоречит тому представлению о внешнем виде священника, который сложился в благочестивом народном сознании.

Согласно 16-му правилу 7 Вселенского Собора, клирикам возбраняется щегольство и пышность в одежде: «Всякая роскошь и украшение тела чужды священническаго чина и состояния. Сего ради епископы, или клирики, украшающие себя светлыми и пышными одеждами, да исправляются. Аще же в том пребудут, подвергати их епитимии, такожде и употребляющих благовонныя масти».

По словам Зонары, «люди из внешнего заключают о внутреннем и неизвестном. И если увидят, что лица, посвятившие себя в удел Богу, не держатся устава и обычая по отношению к одежде или надевают на себя светские, пестрые и дорогие одежды, то от бесчиния во внешнем отношении будут заключать и о внутреннем состоянии посвятивших себя Богу».

Долг клирика – хранить верность своему призванию до конца жизни. В 7-м правиле Халкидонского Собора содержится угроза анафемой оставляющему служение пред алтарем Господним: «Вчиненным единожды в клир и монахам определили мы не вступати ни в воинскую службу, ни в мирской чин; иначе дерзнувших на сие, и не возвращающихся с раскаянием к тому, что прежде избрали для Бога, предавати анафеме».

Лица, сложившие с себя сан, в Византии лишались и некоторых гражданских прав. В России синодским Указом 1831 г. впервые было дозволено просить о снятии с себя сана в исключительных обстоятельствах, особенно по вдовству в молодых летах. Такие лица, лишенные священства по прошению, могли приниматься на государственную службу после сложения сана лишь через 6 лет – диаконы и через 10 лет – пресвитеры.

В наше время в связи с отделением Церкви от государства сложение с себя сана влечет за собой не гражданско-правовые, но только церковные последствия.

Рукоположение наделяет принявших его не только особыми благодатными дарами, но и некоторыми отличиями от мирян в церковно-правовом отношении. Лицо, облеченное в духовный сан, окружено особым почтением со стороны мирян. Однако, принимая знаки уважения, священнослужитель должен помнить слова Спасителя: цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются, а вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий – как: служащий (Лк. 22:25–26).

В первые века христианства, когда Церковь рассматривалась в Римской империи как «недозволенная коллегия», когда она была вне закона и гонима, особое положение клириков в христианской общине не давало им никаких преимуществ в государстве; напротив, епископы и пресвитеры подвергались первому удару со стороны гонителей.

После Миланского эдикта и утверждения симфонии – гармонических отношений между Церковью и империей – духовенство получило многие гражданские привилегии. Византийское правительство, сознавая, что служение Церкви требует всех сил от клириков, освобождало их от некоторых финансовых обязанностей, которые возлагались на прочих граждан. Кроме того, по большей части гражданских дел духовенство в Византии было подсудно епископскому суду, а не светским магистратам. Духовенство в Византии, в соответствии с канонами (апост. 83; Халк. 7; Вас. Вел. 55), освобождалось от военной службы. На основании 6-го апостольского правила клирики освобождались и от гражданской службы, для того чтобы, как отмечал Зонара, они «беспрепятственно проходили божественное служение». Духовенство устранялось от адвокатской деятельности, поручительства и опеки, от так называемых черных работ.

Учение о привилегиях духовенства в области гражданских правовых отношений с особой тщательностью разработано католическими канонистами.

Совершенно очевидно, однако, что привилегии духовенства вытекают не столько из норм внутреннего церковного права, сколько из положений внешнего права Церкви, обусловлены ее правовым статусом в государстве. В новую эпоху в тех странах, где Церковь отделена от государства, большая часть этих привилегий утратила под собой почву.

Западные канонисты выделяют пять привилегий клира: 1) привилегию канона (privilegium canonis); 2) привилегию подсудности (privilegium fori); 3). иммунитет (privilegium immunitatis); 4) привилегию чести (privilegium honoris); и 5) привилегию посильной ответственности (privilegium competentiae).

Название первой привилегии происходит от особого канона 2 Латеранского Собора (1139), согласно которому оскорбление духовного лица или монаха действием влекло за собой экс- коммуникацию – отлучение, снять которое мог только папа.

В православном церковном праве нет столь сильной защиты неприкосновенности духовных лиц. Каноны ограждают, правда, неприкосновенность личности епископа особыми прещениями в отношении покушающихся на нее. В 3-м правиле Собора в Святой Софии содержится предупреждение мирянину, который дерзнет поднять руку на епископа, о предании его анафеме.

Право клириков на особую защиту их личной неприкосновенности признавали византийские законы, помещенные в Кодексе и Новеллах св. Юстиниана, в Василиках. Это отражено и в нашей Кормчей. В синодальную эпоху оскорбление, нанесенное священнослужителю при отправлении им своей должности, в уголовном законодательстве расценивалось как квалифицированное преступление.

Современное законодательство не предусматривает такой привилегии духовенства, как и всех прочих его привилегий, во всем рассматривая клириков наравне с остальными гражданами. Вторая привилегия клириков по римско-католическому праву – привилегированная подсудность – получила свое развитие и в Византии, и на Руси. В средневековье духовенство по всем гражданским, и даже по некоторым уголовным делам, было подсудно исключительно церковной власти.

На Руси только в случае совершения особо тяжких преступлений (убийство, разбой, татьба с поличным) клирик прежде лишался сана по святительскому суду, а потом отдавался в руки светской власти для уголовного наказания. Но в синодальную эпоху привилегированная сословная подсудность духовенства практически была упразднена. Тем более не имеют такой привилегии клирики в странах, где Церковь отделена от государства.

Третья привилегия, иммунитет, свобода от личных и имущественных повинностей, получила широкое распространение в Византии. При Константине Великом духовенство было освобождено от воинской повинности, от исполнения гражданской службы, от налогов.

На Руси эта привилегия предоставлялась духовенству далеко не в тех масштабах, как в Византии. От воинской повинности клирики освобождались, но подать с церковных земель взималась, хотя лично духовенство не облагалось подушной податью. Лишь в 1915 г. был введен подоходный налог, который взимался со всего населения, не исключая и епископов.

Привилегия чести касается внутрицерковных отношений, не связана с государственным законодательством и в этой своей части не подлежит изменениям в зависимости от изменения статуса Церкви в государстве. Апостол Павел учит в 1-м Послании к Тимофею: Достойно начальствующим пресвитерам должно оказывать сугубую честь, особенно тем, которые трудятся в слове и учении (5:17).

В Церкви сохранился древний обычай: диаконы, церковнослужители и миряне испрашивают благословение у пресвитеров и епископов, а пресвитеры – у епископов.

Во взаимных отношениях между клириками разных степеней преимущество чести имеет тот, кто принадлежит к высшей степени. Во взаимных отношениях между духовными лицами одной степени, согласно 97-му правилу Карфагенского Собора, первенство чести определяется старшинством хиротонии: «поставленные после других отдают преимущество поставленным прежде», а также для епископов значением занимаемых ими кафедр: «да сохраняется право первенствующих епископов Нумидии и Мавритании».

В Византии при определении первенства среди архиереев преобладал второй принцип: ранг кафедры. Вальсамон в толковании на 97-й канон Карфагенского Собора писал: «Ныне… престолы Церквей пользуются честью по расписанию, изданному императором господином Львом Мудрым, которое хранится в архиве Святой Божией Великой Церкви». Во внимание принималось, безусловно, и то место, которое занимал епископ в правительственной иерархии степеней. Архиепископы имели преимущество чести перед митрополитами, а те, в свою очередь, перед епископами. В Русской Церкви ранг чести между архиереями одной правительственной степени определяется старшинством хиротонии во епископа.

Места первоиерархов в диптихах Вселенской Православной Церкви сложились исторически. Места четырех восточных патриархов определяются 6-м и 7-м правилами 1 Вселенского и 3-м правилом 2 Вселенского Соборов. Ранг предстоятелей других Автокефальных Церквей, согласно Афинской синтагме, зависит от времени получения автокефалии, хотя из этой нормы есть исключения.

Первенство среди пресвитеров, диаконов, низших клириков определяется их саном, а для клириков одного сана – наградой. При определении первенства имеет также значение занимаемая клириком должность. Священник, подчиненный по должности, уступает место своему начальнику, даже если тот имеет более высокую награду. При равенстве по сану, награде и должности преимущество вытекает из старшинства хиротонии или хиротесии. При одновременной хиротонии первенство может определяться образованием.

С. В. Булгаков в «Настольной книге для священно-церковнослужителей» писал о порядке соборного служения клириков, установленном распоряжениями церковной власти: «Настоятель церкви при всех соборных богослужениях предстательствует пред прочими священниками той же церкви… При соборном служении иерей безусловно должен уступить место протоиерею. Не имеющий набедренника обыкновенно уступает первенство священнику, награжденному набедренником, и так далее до скуфьи, камилавки, синодального наперсного креста и пр. Кроме того, в отношении к порядку стояния при соборном священнослужении принимаются во внимание условия служебные. В силу этих условий благочинные из священников уступают место только протоиереям, а в остальных случаях первенствуют, хотя бы находились священники более заслуженные. Точно так же первенствуют и окружные духовники, как отцы духовные, избранные самими же священниками. Кроме этого, в нашей Церкви искони существуют отличия ученые, которые тоже принимаются в данном случае во внимание и на основании которых священник, окончивший академию, первенствует перед священником из семинаристов, точно так же и протоиерей-академик перед протоиереем из семинаристов, но при этом следует иметь в виду, что первенство при соборном служении приобретается не столько учеными степенями, сколько старшинством службы в священном сане и вместе знаками служебных отличий (каковы – камилавка, наперсный крест, палица и т.д.), так что отступление от такого обычного порядка может быть допускаемо только по особому распоряжению местной епархиальной власти… Если настоятель известной церкви из не окончивших курс, а служащие с ним иноприходные священники, хотя моложе его, но окончившие полный семинарский курс, то из них первенствует в священнослужении настоятель местной церкви. В данном случае право старшинства обусловливается не степенью школьного образования, а служебным положением священнослужителей… Если же служат лица равной иерархической или служебной степени и ученого положения, то первенствует раньше рукоположенный или раньше получивший протоиерейство, камилавку и т. п. Вообще при служении нескольких священников старшинство по обычному порядку предоставляется тому, кто имеет высшие отличия, а при равенстве таковых тому, кто ранее рукоположен в сан священника, при равенстве же времени посвящения тому, кто выше по образованию»²⁴⁶.

Порядок, описанный С. В. Булгаковым применительно к положению дел в конце синодальной эпохи, в основных чертах сохранился поныне. В настоящее время порядок награждения у нас установлен «Положением о наградах Русской Православной Церкви», принятым Архиерейским Собором 2004 г. Последовательность награждения пресвитеров из белого духовенства такова: набедренник, камилавка фиолетового цвета, наперсный крест – право награждения этими отличиями принадлежит епархиальному архиерею; и более высокие отличия, которыми удостаивает Святейший Патриарх: сан протоиерея, палица, крест «с украшением», митра, право служения Божественной литургии с отверстыми царскими вратами до Херувимской; далее – с отверстыми вратами до «Отче наш» и патриарший крест. Высший сан пресвитеров – протопресвитерский. Награждение монашествующих пресвитеров имеет некоторые особенности: иеромонахов не награждают камилавкой, место протоиерейства в иерархии отличий занимает сан игумена, а место митрофорного протоиерея – сан архимандрита: возведение в этот сан сопровождается награждением правом ношения митры. В Украинской Церкви Блаженнейший митрополит Киевский награждает пресвитеров теми же отличиями, что и Святейший Патриарх, за исключением, естественно, патриаршего креста. До 2004 г. у нас существовала и такая награда, как право ношения двух крестов, следовавшая за награждением правом совершения Божественной литургии с отверстыми царскими вратами до «Отче наш».

С. В. Булгаков, в заключение справки о порядке стояния перед престолом при соборном служении справедливо и уместно замечает: «Пастыри всячески должны избегать у престола Господня споров о месте, помня заповедь Спасителя, чтобы «болий» между ними был, «яко мний», и «старей», «яко служай» (см.: Лк. 22:26), тем более что первенство ничего не прибавляет к достоинствам пастыря и, напротив, неимение его нисколько не унижает»²⁴⁷.

Для диаконов у нас награждением служит право совершения богослужений с двойным орарем, для протодиаконов – камилавка фиолетового цвета. Право награждения этими отличиями принадлежит Святейшему Патриарху, а в Украинской Православной Церкви – Блаженнейшему митрополиту Киевскому.

Церковные каноны, законы и обычаи, предписывая низшим клирикам оказывать честь высшим, возбраняют неумеренные знаки почтения, противные христианскому духу.

В «Духовном регламенте», не без сарказма, свойственного этому документу, читаем: «Се же того ради предлагается, чтобы укротити оную вельми жестокую епископов славу, чтобы оных под руки, донеле же здрави суть, не вожено, и в землю бы оным подручная братия не кланялась… И оные поклонцы самоохотно и нахально стелются на землю, чтобы степень себе исходатайствовать недостойный, чтобы так неистовство и воровство свое покрыть»²⁴⁸.

Государственные законы императорской России предоставляли духовным лицам большие преимущества и отличия. Архиереи приравнивались к особам трех первых классов по «Табели о рангах» – высшим военным и гражданским чинам. Актом 1869 г. совершеннолетним детям священнослужителей, не состоявшим на церковной службе и не обучавшимся в духовных школах, были предоставлены права личных дворян или почетных граждан. Со времен императора Павла I духовные лица сопричислялись к орденам (за исключением тех, которые были приняты Российской короной от Польского королевства: Станислава и Белого Орла), награждение этими отличиями влекло за собой присвоение прав личных или потомственных дворян.

В наше время, когда сословный строй упразднен, священнослужители не имеют никаких привилегий в гражданских правоотношениях, но, как и все граждане, они могут получать государственные награды, почетные звания и т.д. Существует также церковная система наград, которая распространяется как на клириков, так и на мирян, включающая в себя ордена и медали Русской Церкви, а также патриаршие знаки и грамоты. В соответствии с действующим «Положением о наградах Русской Православной Церкви» существуют следующие ордена Русской Церкви: Святого апостола Андрея Первозванного, Равноапостольного князя Владимира, «Славы и чести», Святителя Алексия Московского, Благоверного князя Даниила Московского, Преподобного Сергия Радонежского, Преподобного Серафима Саровского, Святителя Иннокентия Московского, Равноапостольной княгини Ольги, Святителя Макария Московского, Благоверного князя Димитрия Донского, Преподобной Евфросинии Московской, Преподобного Андрея Рублева, а также Святого мученика Трифона и Благоверного царевича Димитрия. Все эти ордена, кроме Апостола Андрея Первозванного, «Славы и чести» и Царевича Димитрия, имеют по три степени.

Пятая привилегия по католическому праву – право посильной ответственности по судебным взысканиям (privilegium competentiae). Заключалось оно в том, что имущество клириков, составляющее их материальное обеспечение, не могло быть взыскано и за долги. Российское законодательство такой привилегии духовенства никогда не знало.

Слово «монах» (μοναχός) означает «уединенный». На православном Востоке монахи называются также калугерами (добрыми старцами).

Монашество – особое состояние в Церкви, при этом, однако, оно не представляет собой третьего, наряду с клириками и мирянами, сословия в церковном народе, поскольку одни монахи принадлежат к чину клириков, а другие, как и простые миряне, не имеют сана.

Монашество – институт, выросший исторически, но корни его заложены уже в самой евангельской проповеди. Господь Иисус Христос призывал Своих учеников к совершенству и отречению от благ мира. Путь к такому отречению лежит и через обет девства.

В Евангелии сказано: Говорят Ему ученики Его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться. Он же сказал им: не все вмещают слово сие, но кому дано, ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит (Мф. 19:10–12).

Евангельское совершенство предполагает, помимо целомудрия, нестяжательность, бескорыстие, вплоть до отказа от всяких земных имений: богатому юноше, пришедшему к Спасителю, чтобы узнать у Него, как обрести вечную жизнь, Господь сказал: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною (Мф. 19:21).

Апостол Павел писал к коринфянам: Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как угодить жене. Есть разность между замужнею и девицею: незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою и телом, и духом; а замужняя заботится о мирском, как угодить мужу. Говорю это для вашей же пользы, не с тем, чтобы наложить на вас узы, но, чтобы вы благочинно и непрестанно служили Господу без развлечения (1Кор. 7:32–35).

Девственниками были святой Иоанн Богослов и другие апостолы. В первые века церковной истории многие христиане, стремясь к совершенству, давали обеты безбрачия, раздавали свое имущество нищим. Святой Игнатий Богоносец в послании к Поликарпу писал: «Кто может в честь Господа плоти пребывать в чистоте, пусть пребывает без тщеславия»²⁴⁹. Святой Иустин Философ, апологет и мученик, говорил: «Есть много мужчин и женщин лет 60 и 70, которые издетства, сделавшись учениками Христовыми, живут в девстве, и я готов указать таких из всякого народа»²⁵⁰. Другой апологет, Афинагор, писал о христианах: «Между нами найдешь многих мужчин и женщин, которые состареваются безбрачными, надеясь тоже соединиться с Богом, ибо жизнь девственная, или целомудренная, более приближает нас к Богу»²⁵¹.

Свидетельства об обетах девства есть и у других древних христианских писателей: Оригена, Тертуллиана, Минуция Феликса. Климент Александрийский писал о том, что обет безбрачия был обязателен для тех, кто его дал²⁵².

Первоначально христианские девы и девственники не разрывали связи с семьей и миром. Потом, в 3 в., некоторые из давших обет девства стали уходить в пустыню. Так родилось монашество. Первые монахи были отшельниками, анахоретами, проводившими аскетическую и духовносозерцательную жизнь в пустыне, в пещерах, в лесах. Основателем пустынножительства явился преподобный Антоний Великий.

Другой египетский монах – Пахомий Великий – соединил многих отшельников в одном обиталище, которое было устроено в Фиваидской пустыне. Это была первая киновия. Преподобный Пахомий Великий составил первый общежительный монастырский устав. Вскоре такие киновии, получившие название монастырей, стали появляться и в других христианских странах – в Палестине, Сирии и Понте.

Подробная регламентация монастырского устроения принадлежит св. Василию Великому. Он составил 55 пространных и 313 кратких правил для монастырей и монахов. Эти правила и поныне являются законом для монашества. Они сводятся к неукоснительному соблюдению монахами трех обетов: послушания старшим, начальствующим с отречением от собственной воли; целомудрия; нестяжательности, с отречением от всякой собственности.

В 4 в. монашество получает самое широкое распространение в Римской империи. Расцвет монастырей объясняется главным образом снижением общего уровня нравственности церковного народа вследствие наплыва в Церковь недавних язычников после Миланского эдикта и христианизации государства. Люди, стремившиеся осуществить в своей жизни высокий евангельский идеал, порывали связь с миром, который уже не гнал их, и уходили в пустыню, чтобы там претерпеть иное гонение, воздвигаемое врагом спасения. В 4 столетии появляются первые женские монашеские общины.

В этом же веке монашество распространяется и на западе империи: вначале на Британских островах. Монастыри у британских и ирландских кельтов были связаны с существовавшим тогда клановым строем, и настоятель общины являлся одновременно главой родового клана²⁵³. У кельтов монастырская покаянная дисциплина впервые стала применяться и в отношении мирян, получив выражение в особых уставах – пенитенциалах. Шотландский монах Колумбан основал несколько монастырей во Франкском королевстве и в Северной Италии.

Еще большая роль в распространении монашества на Западе принадлежит преподобному Венедикту Нурсийскому († 543), основателю монастыря в Монте-Кассино, близ Неаполя. Устраивались и другие обители на Западе; и среди них монастырь в Клюни, который оказал огромное влияние на жизнь всей Западной Церкви в 11 столетии.

На Западе со временем появились различия между монастырями по их целям, строю жизни, уставам – так сложились монашеские ордена. Древние монастыри, жившие по уставу св. Венедикта (лат. – Benedictus), и те обители, которые позже принимали этот устав, составили орден бенедиктинцев. В средневековье появились ордена доминиканцев, францисканцев, предикаторов, в эпоху Контрреформации – иезуитов.

«Специализация» католических монастырей по орденам связана с тем, что уже в уставе преподобного Венедикта акцент сделан не на духовно-созерцательных и аскетических целях, а на церковно-практических. А цели эти многообразны. У одного ордена она церковно-просветительская, у другого – миссионерская, у третьего – собственно аскетическая, у четвертого – благотворительная. В Католической Церкви монастыри, управляемые аббатами, приорами, ректорами, супериорами, объединяются в орденские провинции, во главе которых стоят провинциалы, которые, в свою очередь, подчинены генералу всего ордена.

Между тем на Востоке различие между разными видами монашеского подвижничества сводилось всегда к делению монастырей на общежительные и особожительные.

Общецерковное законодательство впервые коснулось монастырей только в 5 в. отцы Халкидонского Собора в 4-м правиле изрекли: «Истинно и искренне проходящие монашеское житие да удостаиваются приличныя чести. Но поскольку некоторые, для вида употребляя одежду монашескую, разстроивают церкви и гражданские дела, по произволу ходя по градам, и даже монастыри сами для себя составляти покушаются, то разсуждено, чтобы никто нигде не созидал, и не основывал монастыря, или молитвеннаго дома, без соизволения епископа града. Монашествующие же, в каждом граде и стране, да будут в подчинении у епископа, да соблюдают безмолвие, да прилежат токмо посту и молитве, безотлучно пребывая в тех местах, в которых отреклись от мира, да не вмешиваются ни в церковныя, ни в житейския дела, и да не приемлют в них участия, оставляя свои монастыри; разве токмо, когда будет сие позволено епископом града, по необходимой надобности. Да не приемлется также в монастырях в монашество никакой раб, без воли господина его. Преступающему же сие наше определение определили мы быти чуждым общения церковного, да не хулится имя Божие. Впрочем, епископу града надлежит имети о монастырях должное попечение».

Как видим, отцы Халкидонского Собора ставили своей целью оградить церковное управление от бесчинного вмешательства беспокойных монахов. Монашеские общины, согласно приведенному правилу, должны пребывать в совершенном подчинении у епископов. Таким образом, из частного общества они превращаются в церковный институт. Между тем на Западе монашеские ордена были изъяты из юрисдикции местных епископов и подчинены непосредственно папе.

Первоначально монахам возбранялось принимать на себя духовный сан. Они приглашали для богослужения в свои обители священников, которым запрещалось даже переночевать в монастыре. Когда преподобному Пахомию предложили сделаться пресвитером, он бежал, а пустынножитель Антоний отсек себе ухо, чтобы уклониться от епископства.

Однако уже по уставу Василия Великого каждый монастырь должен был иметь своих священников из числа монашеской братии. Впоследствии монахи, служащие в монастырских церквах пресвитерами, стали именоваться иеромонахами, а служащие диаконами – иеродиаконами. Со времени Трулльского Собора, узаконившего безбрачие епископата (12 прав.), монахи, прославившись безукоризненной чистотой своего жития, стали чаще других возводиться на епископские кафедры. В Русской Церкви даже установился обычай, получивший силу церковного закона, хиротонисать во епископы исключительно монахов. Как отмечал А. С. Павлов, «Греческая Церковь до сих пор не знает этого правила. Там большею частию в архиереи посвящаются только так называемые монахи, то есть не принявшие полного монашества. Но если кто рукоположен в епископа, не будучи монахом, то он уже не может принять монашество и при этом сохранить и сан, и власть епископа, ибо, говоря словами 2-го канона в храме Святой Софии, – «обеты монашествующих содержат в себе долг повиновения и ученичества, а не учительства или начальствования», каково епископство, монахи «обещают не иных пасти, но пасомыми быти». Отсюда Собор совершенно логически выводит то заключение, что епископ, принявший монашество, подлежит удалению со своей кафедры в монастырь на монашеские подвиги. Само собой, понятно, что он при этом не лишается своего сана, а теряет права власти епископской»²⁵⁴.

Далее А. С. Павлов ставит вопрос: «Если в данном случае монашеские обеты признаются несовместимыми с епископством, то почему они не препятствуют получению епископского сана и соединенной с ним иерархической власти?… В ответ должно сказать, – продолжает он, – что в этом последнем случае монашество является как бы приготовлением к архиерейству, которое дается высшею церковною властию и принимается рукополагаемым именно по долгу повиновения установленной духовной власти»²⁵⁵.

Сами по себе монашеские обеты не сообщают монахам звания духовных лиц. Согласно 2-му правилу Халкидонского, 81-му правилу Трулльского, 5, 9-му и 13-му правилам 7 Вселенского Соборов, монахи стоят в одном ряду с мирянами, а не с клириками. Но между клириками и монахами (даже не рукоположенными в священный сан) много общего. Целью и тех, и других является служение исключительно Церкви и делу духовного совершенства. И отрекшиеся от монашеского сана монахи подлежат прещениям, подобно тому как караются клирики за произвольное свержение с себя духовного сана. 7-е правило Халкидонского Собора гласит: «Вчиненным единожды в клир и монахам, определили мы не вступати ни в воинскую службу, ни в Мирский чин; иначе дерзнувших на сие, и не возвращающихся с раскаянием к тому, что прежде избрали для Бога, предавати анафеме». Монахи, подобно клирикам, во всем подчиняются своим епископам. Поэтому государственные законы Российской империи всех монахов причисляли к духовенству²⁵⁶, отличая только черное (или монашествующее) духовенство от белого. В синодальную эпоху монахи пользовались теми же сословными привилегиями, что и клирики: освобождались от податей и личных повинностей; по гражданским делам были подсудны своему духовному начальству.

Для принятия пострига не требуется строгой богоугодной жизни в прошлом, какая предполагается для рукоположения кандидата в священный сан. Необходимо только искреннее покаянное настроение. Даже самый порочный образ жизни в прошлом не препятствует постригу, ибо монашество суть подвиг непрестанного покаяния.

Об этом ясно говорится в 43-м правиле Трулльского Собора: «Позволительно христианину избрати подвижническое житие, и, по оставлении многомятежной бури житейских дел, вступити в монастырь, и пострищися по образу монашескому, аще бы и обличен был в каком-либо грехопадении. Ибо Спаситель наш Бог рек: приходящего ко Мне не изгоню вон (Ин. 6:37). Понеже убо монашеское житие изображает нам жизнь покаяния, то искренно прилепляющегося к оному одобряем, и никакой прежний образ жизни не воспрепятствует ему исполнити свое намерение».

Для принимающих монашеский постриг существует, однако, ряд условий. Что касается возраста, то каноны дозволяют принимать для подготовления к постригу 10-летних (Трулл. 40), а для произнесения самих обетов – 17-летних (Вас. Вел. 18). В России же в синодальную эпоху государственное законодательство дозволяло постриг мужчинам не ранее 30 лет от рождения, а женщинам – 40 лет. Из этого закона допускались и отступления, но при рассмотрении ходатайств Святейшим Синодом. На учащихся духовных семинарий и академий этот возрастной ценз не распространялся. Им дозволялось принимать постриг в 25 лет. Не распространялся возрастной ценз и на вдовых священников. Поместный Собор 1917–1918 гг. в определении «О монастырях и монашествующих» снизил возрастной ценз для постригаемых до 25 лет. Для пострига послушника в более раннем возрасте, согласно Определению, требовалось благословение епархиального архиерея. В последующий период, в послевоенные годы, постриги у нас совершались без соблюдения возрастного ценза, установленного Собором. В отдельных случаях это влекло за собой негативные последствия ввиду недостаточной духовной зрелости принимавших постриг в молодые годы. В связи с этим Архиерейский Собор 2000 г. принял определение: «Для улучшения духовной подготовки к постригу и повышения ответственности лиц, его принимающих, признано необходимым перейти к практике пострижения в мантию только по достижении 30 лет, за исключением студентов Духовных школ и вдовых священнослужителей»²⁵⁷. По существу дела, это возвращение к испытанной временем практике синодальной эпохи, за исключением только того, что для пострижения женщин устанавливается одинаковый с мужчинами возрастной ценз.

Постригу предшествует предварительный послушнический искус, который нормальным образом должен продолжаться 3 года, но в случае тяжкой болезни или для лиц, очевидно расположенных к иноческому житию, послушнический искус мог быть сокращен (Двукр. 5). Согласно указу Святейшего Синода от 25 мая 1832 г., лица, окончившие духовно-учебные заведения, и вдовые священнослужители освобождались от послушнического искуса.

Необходимое условие для пострига – свободное и непринужденное стремление к иночеству. В 40-м правиле Трулльского Собора говорится, что «мы должны не без испытания безвременно приимати избирающих житие монашеское, но и в отношении к ним соблюдати преданное нам от отец постановление: и сего ради должно приимати обет жизни по Бозе, яко уже твердый и происходящий от ведения и рассуждения…».

В российском законодательстве синодальной эпохи принуждение к монашескому постригу квалифицировалось как уголовное преступление. Обеты родителей, обрекающих своих детей на постриг, сами по себе, без согласия на то детей, признавались и в церковном, и в государственном праве не имеющими силы.

В Византии и Древней Руси существовало ошибочное мнение, что принудительный постриг и даже только облачение в монашеские одежды (хотя бы и в шутку) делает монахом. Истории известно много примеров насильственных постригов государственных деятелей – политических соперников государя.

В российском законодательстве особое значение придавалось тому, чтобы ищущий пострига был свободен от обязанностей, несовместимых с монашеством. Законами запрещалось постригать мужа при живой жене и жену при живом муже, если только не было взаимного согласия со стороны и того и другого поступить в монастыри. При этом требовалось также, чтобы супруги были бездетными или чтобы их дети уже не нуждались в родительском попечении. В таком случае жену можно было постричь в любом возрасте, но муж должен был достичь 30 лет.

Запрещалось постригать лиц, обремененных долгами, находящихся под судом, состоящих на военной или гражданской службе без увольнения от городских или сельских обществ. До реформы 1861 г. крепостных нельзя было постригать без согласия на то их помещиков.

До издания «Духовного регламента» (1721) право пострига в монахи принадлежало всякому игумену – настоятелю монастыря. Но Синодским указом от 3 марта 1725 г. этого права были лишены не только игумены, но даже и епархиальные архиереи. Ходатайствовать о постриге стало можно лишь перед Святейшим Синодом. И только почти полтораста лет спустя после этого, в 1865 г., Святейший Синод предоставил власть решать вопрос о принятии монашества епархиальным архиереям. Архиерейский Собор 2000 г. подтвердил этот порядок: «Постриги должны совершаться только по благословению епархиальных Преосвященных»²⁵⁸.

Постриг совершали в древности настоятели монастырей. В 6 в. считалось, что пострижение может совершать только монах-пресвитер. Об этом говорится в 45-м правиле патриарха Никифора Исповедника. Профессор С. В. Троицкий отмечал, однако: «Распространенную практику пострижения только монахами нельзя считать единственно допустимой. По 19-му правилу 7 Вселенского Собора пострижение может совершать всякое лицо из священного чина»²⁵⁹. Блаженный Иероним называл постриг «вторым крещением»²⁶⁰. Подобно тому как при крещении присутствует восприемник, так и при постриге присутствует духовный отец, или старец, который берет на себя обязательство научить новопостриженного монашеской жизни. Согласно 2-му правилу Двукратного Собора, духовным отцом должен быть настоятель монастыря.

Из содержания монашеских обетов, смысл которых в отречении от обыкновенного человеческого общежития, вытекают определенные ограничения: монахи не могут вступать в брак; российскими монастырскими уставами им запрещается употребление мяса; монахи не могут быть восприемниками, поскольку восприемничество налагает обязанности, несовместимые с удалением от мира; монахам в священном сане, согласно 84-й статье «Номоканона при Большом требнике», возбраняется служение в приходских церквах и совершение приходских треб, в особенности венчание браков; по Уставу Василия Великого и в соответствии с 6-м правилом Двукратного Собора монахи не могут иметь личной собственности; все имущество, внесенное ими в монастырь, должно принадлежать монастырю.

Поэтому законы Российской империи предписывали, чтобы перед постригом ищущий монашества распорядился своим имуществом: отдал родовое имение законным наследникам, а благоприобретенное – по усмотрению. На этом же основании государственные законы не признавали за монахами ни права на завещание, ни права получать имущество по наследству и по завещанию. Однако по российским законам из этих правил делались исключения, во-первых, для начальствующих монахов, во-вторых, для монахов необщежительных монастырей. Начальствующие лица из числа монахов (архиереи, архимандриты, игумены, настоятели и настоятельницы, наместники монастырей и ризничий Московского Синодального дома) имели право иметь движимую собственность, передавать ее по наследству и по завещанию, кроме вещей ризницы (митр, крестов, панагий). Эти вещи, даже приобретенные на личные средства, переходили в собственность церкви, где служил почивший.

Как писал А. С. Павлов, «канонический принцип монашеской нестяжательности не выдерживался во всей строгости и по отношению к простым монахам монастырей необщежительных»²⁶¹. К таким монастырям в России принадлежали те, которые до 1764 г. владели вотчинами и которым после секуляризации церковных земель назначалось штатное жалованье. От штатного монастыря насельники получали только общую трапезу, а все остальное они приобретали собственным трудом, на доходы от монастырской службы и жалованье от казны, по штатам. Монахи штатных монастырей могли на свои средства строить и покупать кельи, но с условием, чтобы они оставляли их монастырю после своей смерти или по выходе из монастыря. По завещанию монахи таких монастырей могли приобретать от архиереев и других монастырских начальников иконы, панагии, кресты, книги.

Однако в общежительном заштатном монастыре правило монашеской нестяжательности выдерживалось строго. Все здесь было общим, все принадлежало монастырю. Даже настоятели общежительных монастырей не имели права завещать имущество.

В настоящее время у нас ни гражданские, ни церковные законы не запрещают монахам иметь собственность, но при этом идеал нестяжательности сохраняет свое значение в полной мере.

Всем монахам канонами запрещается торговля: исключение делается только относительно продажи изделий, выполненных их руками (с дозволения начальства и через посредство особо выделенных престарелых братий). Монахи не могут принимать на хранение чужие вещи, кроме духовных книг. Монахи также лишены права вмешиваться в гражданские и общественные дела, права быть опекунами, попечителями и поверенными в делах, не касающихся монастырей. Об этом говорилось уже в 3-м и 4-м правилах Халкидонского Собора.

Обеты монашеские даются пожизненно. Поэтому самовольное сложение с себя иноческих обетов и возвращение в мир рассматривается как тяжелое каноническое преступление. Согласно 7-му правилу Халкидонского Собора, такие преступники подвергаются анафеме. По византийским законам, монаха, сбежавшего из монастыря и отложившего монашеские одежды, возвращали в монастырь в принудительном порядке, а за повторное бегство обращали в податное состояние. Этот закон вошел в Кормчую книгу (ч. 2, л. 59 об.). В России в синодальную эпоху дозволялось просить о сложении с себя монашеского сана. Эта просьба исполнялась после шестимесячного увещания через монастырского настоятеля и старшую братию, потом через духовных лиц, назначенных архиереем, и, наконец, в консистории. Постановление о снятии сана выполнялось Духовной консисторией, но в исполнение оно приводилось только с разрешения Святейшего Синода. Уволенный из монашества возвращался в то сословие, к которому принадлежал по рождению. При этом он лишался тех званий, чинов, отличий, которые мог приобрести до пострига. Не возвращалось ему и имущество, внесенное им в монастырь; он навсегда лишался права поступать на гражданскую службу.

По степени приближения к идеалу иноческого жития монахи разделяются на три чина: рясофорных монахов, то есть получивших черную монашескую рясу в залог будущих обетов монашества; действительных, или мантийных монахов, уже произнесших три установленных обета – послушания, целомудрия и нестяжательности – и получивших при постриге мантию; и схимников, или схимонахов, связанных обетом совершенного отречения от мира и человеческого общества и отличающихся особыми одеждами, которые называются все вместе «великой схимой».

Монахи, принимающие великую схиму, которая предполагает совершенное отречение, обыкновенно оставляют исполнение церковных должностей, уходят на покой. Второе правило Собора в храме Святой Софии, согласно которому епископ, принявший постриг, подлежит удалению с кафедры в монастырь на монашеские подвиги, прилагается у нас применительно к архиереям, принимающим великую схиму, ибо в буквальном смысле этот канон у нас не может быть применен, поскольку поставлению во епископы в Русской Церкви непременно предшествует постриг. Понятно, что принявший великую схиму епископ при этом не лишается своего сана, но только утрачивает епископскую власть. Аналогичный порядок установлен и для принявших великую схиму наместников монастырей и других должностных лиц в пресвитерском или диаконском сане.

По церковным законам, монастырь может быть основан только с согласия правящего епископа, им он должен быть и освящен.

Монастырь должен находиться в полной зависимости от епископа, подлежать его надзору и суду (Халк. 4). Освященный монастырь не может быть превращен в мирское жилище. Он призван всегда служить благочестивым целям. Отцы Двукратного Собора в 1-м правиле изрекли: «Созидание монастырей, дело толико важное и достохвальное, древле блаженными и преподобными отцами нашими благорассудно изобретенное, усматривается ныне худо производимым. Ибо некоторые, дав своим имениям и усадьбам имя монастыря, и обещаваяся посвятити оныя Богу, пишут себя владельцами пожертвованнаго. Они ухищренно умыслили посвятити Богу единое наименование: ибо не стыдятся усвояти себе ту же власть и после пожертвования, какую не возбранялось им имети прежде. И такое корчемство примешалося к сему делу, что к удивлению, и огорчению видящих, многое из посвященнаго Богу явно продается самими посвятившими. И не токмо нет в них раскаяния о том, яко попускают себе властвование над тем, что единожды уже посвятили Богу, но и другим бесстрашно передают оное. Того ради Святый Собор определил: да не будет позволено никому созидати монастырь без ведения и соизволения епископа; но с его ведением и разрешением и с совершением подобающей молитвы, якоже древле богоугодно законоположено, монастырь да созидается: все же к нему принадлежащее, купно с ним самим да вносится в книгу, которая и да хранится в епископском архиве. И пожертвователь без воли епископа отнюдь да не имеет дерзновения, самаго себя, или вместо себя другаго поставити игуменом. Ибо аще не может кто-либо быти обладателем того, что подарил человеку: то како может быти попущено кому восхищати обладание тем, что он посвящает и приносит Богу».

Имущество монастыря должно, согласно канонам, навеки оставаться в монастыре. Ряд правил угрожает тяжкими прещениями всякому, кто осмелится нанести ущерб монастырскому достоянию. 24-е правило 4 Вселенского Собора гласит: «Единожды освященным, по изволению епископа, монастырям пребывати монастырями навсегда: принадлежащия им вещи сохраняти, и впредь не быти оным мирскими жилищами. Попускающие же сему быти, да подлежат наказаниям по правилам».

Эта норма повторяется в 49-м правиле 6 Вселенского Собора. А в 13-м каноне 7 Вселенского Собора читаем: «При случившемся, по грехам нашим, бедствии в церквах, некоторые святые храмы епископии и монастыри некиими людьми расхищены, и соделалися обыкновенными жилищами. Аще завладевшие оными восхотят отдати их, да будут восстановлены по-прежнему, то добро и благо есть; аще же не тако, то, сущих от священническаго чина, повелеваем извергати, а монахов или мирян отлучати, яко осужденных от Отца, и Сына, и Святаго Духа, и да вчинятся, идеже червь не умирает, и огнь не угасает… Понеже они гласу Господню противятся, глаголющему: не творити дому Отца Моего домом купли».

Зонара в толковании на это правило писал об обстоятельствах, которые послужили его изданию: «Во время иконоборческой ереси много совершалось дерзновенного против православных. А более прочих подвергались преследованиям отцы священного сана и монахи, так что многие из них оставили свои церкви и монастыри и сбежали. Итак, когда церкви и монастыри оставались пусты, некоторые занимали их и присвояли себе и обращали в мирские жилища».

Общее правило о зависимости монастырей от епархиальных епископов было «в 17 в. подвергнуто частному изменению установлением так называемых ставропигиальных монастырей. Ставропигией (σταύρο πἤγιον) называлось водружение креста при основании известного монастыря не местным епископом, а патриархом, вследствие чего монастырь получал самостоятельное управление и не зависел от епархиального епископа»²⁶².

В ставропигиальных монастырях возносится имя не местного епископа, а патриарха. Патриарху, который управляет такими монастырями через своих наместников, принадлежит право надзора за управлением и жизнью монастыря, право вершить суд по делам братии. Как отмечал епископ Никодим, «ставропигиальным правом мог пользоваться всякий патриарх во всех епархиях своей области, а Константинопольский патриарх и вне своей области по всему Востоку»²⁶³. В России в синодальную эпоху ставропигиальными называли монастыри, находившиеся в непосредственном ведении Синода, а не местных епархиальных архиереев. В 19 в. семь обителей в России числились ставропигиальными: Ново-Спасский, Симонов, Донской и Заиконоспасский монастыри в Москве, Ново-Иерусалимский в Московской епархии, Спасо-Яковлевский в Ростове Великом и Соловецкий на Севере. После восстановления патриаршества ставропигиальные монастыри находятся у нас в непосредственном ведении Святейшего Патриарха, который назначает в мужские ставропигиальные монастыри своих наместников. Женские ставропигиальные монастыри имеют своих настоятельниц, но при этом состоят в ведении Патриарха как правящего архиерея, даже если они находятся на территории иных епархий.

Внутреннее управление в монастырях возглавляет настоятель, во всем подчиненный епархиальному епископу. Первоначально настоятеля обители именовали «авва» (ἄββας) – «отец». Впоследствии настоятелей больших и особо важных монастырей стали именовать архимандритами (от άρχων – начальник; τις μάνδρας – загон для скота, обозначает в данном случае общину монахов как стадо Христово). Первоначально это наименование появилось в Антиохийском Патриархате. В 5 в. распространилось повсеместно на греческом Востоке. Имя некоего архимандрита Василия упомянуто в деяниях Ефесского Собора (431). Ряд архимандритов упомянуты поименно в актах Константинопольского Собора 448 г. Этот термин употреблен также в Энотиконе императора Зенона 482 г. Так назывались вначале игумены, которых епископы назначали для надзора за всеми монастырями епархии. Затем, после того как эта обязанность стала возлагаться на великих сакеллариев, звание архимандрита стало почетным титулом игуменов важнейших монастырей епархии. В 5 и 6 вв. архимандритами, равно как и игуменами, могли быть не только пресвитеры, но также монашествующие диаконы и монахи, не имевшие священного сана. Позже архимандритами могли поставляться исключительно пресвитеры. Согласно 120-й новелле святого императора Юстиниана назначать архимандритов может епископ. С 1908 г. в Константинопольском Патриархате право возводить в архимандриты принадлежит исключительно патриарху.

В Русской Церкви титул архимандрита впервые упоминается под 1174 г. применительно к игумену Киево-Печерского монастыря Поликарпу, причем он назван одновременно архимандритом и игуменом. Под 1226 г. упомянут архимандрит новгородского Юрьевского монастыря, под 1230 – архимандрит Рождественского монастыря во Владимире-на-Клязьме, под 1261 г. – архимандрит Богоявленского монастыря в Ростове. Вероятно, что, как это имело место в Константинопольском Патриархате, сан архимандрита в Киевскую эпоху у нас мог иметь только игумен одного, и важнейшего, монастыря епархии; впоследствии архимандритами могли уже титуловаться настоятели и других значительных монастырей епархии. При этом из употребления исчезает одновременное именование настоятелей игуменами и архимандритами.

После разделения монастырей на классы в 1764 г. звание архимандрита было закреплено за настоятелями первоклассных и второклассных мужских монастырей. Сан архимандрита даже и в синодальную эпоху был почти во всех случаях и обозначением должности. Титулярных архимандритов, не являвшихся одновременно настоятелями монастырей, было мало, причем чаще всего это были наместники больших монастырей, настоятелями и священноархимандритами которых являлись архиереи.

В новейший период у нас большинство архимандритов не являются уже ни настоятелями, ни наместниками монастырей. Сейчас это уже не должность, а только сан, или титул. Причиной этой метаморфозы в употреблении термина «архимандрит» может считаться как универсальная тенденция к превращению наименований и государственных и церковных должностей в почетные отличия, ранги или титулы, так и особенности церковной жизни у нас в эпоху гонений, когда монастыри были повсеместно закрыты, а потом возобновлены в незначительном числе, так что в некоторых из них оказалось по нескольку архимандритов.

Из того обстоятельства, что в синодальную эпоху кандидатами на архиерейские кафедры были исключительно архимандриты, у нас сложился обычай в тех случаях, когда во епископы избирается не архимандрит, возводить его прежде епископской хиротонии в сан архимандрита. Право возводить в архимандриты в синодальную эпоху принадлежало Св. Синоду, в настоящее время оно принадлежит Святейшему Патриарху, в Украинской Православной Церкви – ее предстоятелю митрополиту Киевскому.

В Русской Православной Церкви в настоящее время во всех случаях возведение в сан архимандрита сопровождается награждением правом совершать богослужение в митре. Поэтому по старшинству архимандриты стоят на одной ступени с митрофорными протоиереями, если они не являются настоятелями или наместниками монастырей, принадлежностью каковых, помимо митры, является также и посох.

Настоятелей менее значительных монастырей именовали в древности игуменами (ἡγουμενος). В России по монастырским штатам 1764 г. звание игумена принадлежало настоятелям третьеклассных монастырей. Настоятельницы женских монастырей именуются игумениями; на Востоке сохранилось также наименование архимандрита. Ныне у нас, как правило, игумены, подобно архимандритам, не являются ни настоятелями, ни даже наместниками монастырей. В настоящее время это не должность, а сан, или титул, приравниваемый к протоиерейскому.

Пока архимандриты и игумены были настоятелями монастырей, их права были одинаковы. Согласно Уставу Василия Великого и 123-й новелле (34 гл.) Юстиниана, братия избирает настоятеля из своей среды, но если среди братии нет лица подходящего, то его поставляет епархиальный епископ. Однако и кандидатуру настоятеля, избранного братией, утверждает епархиальный епископ или патриарх (в ставропигиальных обителях). В России в синодальную эпоху был принят такой порядок: настоятели общежительных монастырей избирались братией и утверждались Святейшим Синодом по представлению епархиального архиерея, а настоятели необщежительных монастырей, так называемых штатных, назначались епархиальным архиереем или Синодом (в ставропигиальных монастырях). Настоятель избирался не по летам, а по способностям и заслугам. Главной заботой настоятеля являлось попечение о духовном преуспеянии братии и об имуществе, находившемся в распоряжении или собственности монастыря.

Как гласит 3-й канон Двукратного Собора: «Аще который настоятель монастыря, подчиненных себе монахов отбегающих, не взыщет с великим тщанием, или, нашедши, не восприимет, и не потрудится приличным и недугу соответствующим врачевством возстановити и укрепити падшаго, такового святый Собор определил подвергати отлучению от Таинств. Ибо аще имеющий в смотрении бессловесныя животныя, вознерадит о стаде, не оставляется без наказания, то приявший пастырское начальство над паствою Христовою, и своим нерадением и леностию расточающий спасение их, како не подвергнется наказанию за свою дерзость. Призываемый же возвратитися монах, аще не повинется, да будет отлучен епископом».

В обязанности настоятеля входит наблюдение за строгим исполнением братией монашеских обетов и правил, попечение о регулярном и благочинном совершении богослужений, надзор за монастырским хозяйством. Не злоупотребляя властью, настоятель должен поучать братию примером своей жизни и своим пастырским словом. Настоятелю следует посещать кельи монахов и смотреть, живет ли братия по уставу, следить, чтобы никто из братии не выходил из обители без его ведома. Но ничего важного, касающегося жизни в монастыре, настоятель не должен предпринимать без совещания с братией. В надлежащее время настоятель монастыря представляет отчет епархиальному архиерею или патриарху о поведении монахов, монастырской жизни и монастырском хозяйстве. С обязанностями настоятеля связаны и его особые права. Вся монастырская братия должна повиноваться ему и почитать его как отца. Никто не смеет прекословить ему. Для исправления нерадивых и провинившихся монахов и послушников настоятель может налагать на них наказания. Во всем настоятелю принадлежит первенство в монастыре.

Под его началом и в зависимости от него в монастырях назначаются должностные лица, отвечающие за те или иные стороны жизни монастыря: наместник, управляющий монастырем по благословению настоятеля и в пределах, указанных самим настоятелем; духовник, на которого возлагается духовное окормление братии, обязанность исповедовать монахов; благочинный, на котором лежит по преимуществу ответственность за порядок и дисциплину в обители; эконом, помогающий настоятелю и наместнику в заведовании монастырским хозяйством. Все эти лица во главе с настоятелем образуют духовный собор, который обсуждает и решает важнейшие монастырские дела. Среди должностных лиц монастырей следует упомянуть также казначея, ризничего, келаря.

Церковная служба в монастырских храмах совершается по очереди иеромонахами и иеродиаконами монастыря.

В синодальный период во главе монастырей епархии стояли монастырские благочинные, действовавшие под началом епархиального архиерея. В некоторых епархиях существовало по нескольку монастырских благочиннических округов.

Монастыри оказали огромное влияние на жизнь Православной Церкви. В эпоху догматических споров монахи многое сделали для того, чтобы православные обращались к монастырям за поддержкой. Во времена иконоборчества монахам на себе пришлось вынести основную тяжесть борьбы за иконопочитание. За это они подвергались жестоким гонениям. На иконоборческом Соборе 754 г. только три епископа было осуждено еретиками за иконопочитание. Значит, почти все остальные восточные иерархи присоединились к иконоборцам. Между тем монахи продолжали отстаивать почитание икон. 7 Вселенский Собор, на котором был сформулирован догмат о почитании икон, особенным образом почтил заслуги монахов в отстаивании Православия: монахи подавали на Соборе голоса вместе с епископами. Под соборными актами стоят подписи 130 иноков.

В 10 в. центром монашеского подвижничества на Востоке становится Афон. Сложившийся там в 10 столетии, при прп. Афанасии, строй жизни сохраняется без существенных перемен и сегодня. Афонские монастыри ныне расположены на территории Греции, но обладают широкой автономией в Греческом государстве. Как и в самом начале своей истории, Афон находится в юрисдикции Константинопольского патриарха. Однако обители Святой Горы имеют достаточно широкую независимость и от своего первоиерарха.

Насельники афонских монастырей принадлежат к разным национальностям: как в древности, так и теперь там преобладают греки; в 19 в. большинство монахов составляли выходцы из России. На Святой Горе подвизаются также монахи арабы, болгары, сербы, румыны. 20 святогорских монастырей вместе с зависимыми от них скитами и кельями составляют своеобразную монашескую республику. Святая Гора управляется кинотом – общим собранием (σὔναξις) 20-ти представителей от монастырей, возглавляемым протосом. Общее собрание в качестве первой инстанции рассматривает споры между монастырями и скитами. Апелляции подаются на имя Константинопольского патриарха. Среди афонских монастырей есть обители общежительные (киновии) и особожительские (идиоритмические).

Русские монастыри в первые века после Крещения (а расположенные на окраинах страны – и в последующие века) являлись центрами христианского просвещения, а также главными очагами духовной жизни. По своему устройству они не отличались от монастырей православного Востока. Всесторонняя регламентация монастырской жизни была предпринята Стоглавым Собором.

Реформы Петра I по-настоящему потрясли монастырскую жизнь. Он постарался приостановить рост числа монастырей и сократить число уже существующих обителей. В «Духовном регламенте» (1721) запрещалось строить новые монастыри без разрешения Святейшего Синода и Высочайшей власти; малые монастыри предусматривалось объединять вместе или приписывать их к более крупным. В результате этой меры многие монастырские церкви были обращены в приходские. В обязанность высшей церковной власти Регламент вменил искоренение распространившегося на Руси убеждения, что без пострига нельзя спастись (оно толкало многих на принятие пострижения хотя бы перед смертью). Монастырскому приказу велено было составить точную роспись всех монашествующих – монастырские штаты. Желающих принять постриг дозволялось принимать в монастыри лишь на убылые места.

По Указу 1723 г. прекращен был постриг и при наличии убылых мест; на открывавшиеся вакансии стали принимать исключительно инвалидов – старых солдат. Это могло привести к полному уничтожению монашества, поэтому Указ был отменен. Однако вместо этого Синодом было издано предписание: постриг в епархиях мог совершаться исключительно с его разрешения. Для того чтобы заставить монашество служить утилитарным общественным делам, Петр I распорядился устроить при монастырях школы, воспитательные дома, приюты, дома сумасшедших, учебные мастерские. Ученые монахи, предназначавшиеся для занятия высших церковных должностей, стали пользоваться рядом привилегий в сравнении с монахами неучеными. Простую братию использовали на разного рода ручных работах, инокинь – в качестве прях, вышивальщиц.

При преемниках Петра I правительство продолжало проводить его церковную политику. В особенно жестких условиях монастыри оказались при императрице Анне Иоанновне (1730–1740), в эпоху бироновщины, когда был издан Указ о пострижении только отставных солдат и вдовых священнослужителей. Всех монахов, постриженных ранее в обход закона, велено было расстригать, подвергать телесным наказаниям, отдавать в солдаты или даже отправлять на каторгу. Тяжким наказаниям подвергались и лица, совершившие незаконные постриги. Тысячи монахов были отправлены в застенки Тайной Канцелярии. В 1740 г. Синод докладывал регентше Анне Леопольдовне, что в монастырях остались одни старики, не способные совершать богослужения, и церкви стоят «без пения».

При императрице Елизавете (1741–1761) отменены были прежние строгости. Набожная царица щедро одаривала монастыри. По Указу 1760 г. позволено было постригать всех желающих посвятить себя иноческому подвигу.

Новым после реформ Петра I радикальным переворотом в жизни монастырей явился Указ Екатерины II о секуляризации церковных земель (1764). Этот Указ положил конец монастырскому землевладению в России. Все населенные церковные земли, большая часть которых принадлежала монастырям, переходили в казну. Государство, однако, принимало на себя обязательство часть средств, поступавших от секуляризованных земель, выделять на церковные нужды, в том числе и на содержание монастырей.

Для этой цели заново составили монастырские штаты, а монастыри в этих штатах распределили по трем классам. В 1-й класс вошли лавры (впоследствии, в середине 19 в., их было четыре: Киево-Печерская, Троице-Сергиева, Александро- Невская и Успенская Почаевская), ставропигиальные и крупнейшие, особенно знаменитые монастыри. Оклад монастырей зависел от их класса. Большая часть монастырей осталась, однако за штатами, и лишь некоторые из них дозволено было сохранить, с тем чтобы они содержались на доброхотные приношения православных людей, а также трудом своих насельников на оставшихся у них не населенных землях – огородах, покосах. Все заштатные монастыри, в отличие от штатных, жили по общежительному уставу. Таким образом, значительная часть монастырей была закрыта.

Однако на протяжении всего 19 и в начале 20 вв. происходил неуклонный рост числа православных обителей. При Екатерине II вновь открыто было только 3 монастыря, в царствование Александра I (1801–1825) – 4, при Николае I (1825–1855) –15, а при Александре II (1855–1881) –уже 31 монастырь. Множество монастырей, особенно женских, было открыто в два последних царствования. Определением Синода от 9 мая 1881 г. учреждение новых монастырей предоставлялось власти епархиальных архиереев. С 1865 г. существовал порядок, согласно которому жизнь всех новых монастырей строилась на началах общежития.

В начале 20 столетия число православных монастырей приблизилось к тысяче, что составило почти столько же, сколько их было при Петре I; но теперь они представляли собой не малобратственные, а зачастую весьма многолюдные обители.

Издание Декрета об отделении Церкви от государства в январе 1918 г. и ряд позднейших мероприятий советской власти поставили монастыри в совершенно новые условия. Содержание монастырей за счет средств из государственной казны прекратилось. Монастыри стали закрываться уже в начале 1920-х годов. К 1939 г. на территории Советского Союза не осталось ни одного монастыря. Большинство монахов погибло во время репрессий. Стремительный рост числа монастырей наблюдался у нас после обретения Церковью свободы, в 1990-е годы, так что ко времени Архиерейского Собора 2000 г. Русская Церковь насчитывала уже 541 обитель. Ко времени открытия Поместного Собора 2009 г. Русская Православная Церковь насчитывала 804 монастыря. Из них в России мужских – 234 монастыря, женских – 244; в других странах СНГ и Балтии – 142 мужских и 153 женских обителей; в странах дальнего зарубежья – 3 мужских и 3 женских монастыря. 16 мужских и 9 женских обителей находятся в юрисдикции Русской Православной Церкви Заграницей. Кроме того, в Русском Церкви существует 203 монастырских подворья и 65 скитов.

Поместный Собор 1917–1918 гг. издал особое Определение «О монастырях и монашествующих». На основании 4-го правила Халкидонского, 21-го правила 7 Вселенского и 4-го правила Двукратного Соборов монашествующим предписывалось до конца жизни нести послушание в тех монастырях, где они отрекались от мира.

В соответствии с этим Определением восстанавливался древний обычай избрания настоятелей и наместников братией, с тем чтобы епархиальный архиерей, в случае одобрения избранного, представлял его на утверждение в Священный Синод. Такой же порядок предусматривался и для поставления настоятельниц женских обителей. Казначей, ризничий, благочинный и эконом должны, согласно Определению, назначаться епархиальным архиереем по представлению настоятеля. Поместный Собор подчеркнул преимущества общежительства перед особожительством и рекомендовал всем монастырям по возможности вводить у себя общежительный устав. Важнейшей заботой монастырского начальства и братии должно было стать строго уставное богослужение, «без пропусков и без замен чтением того, что положено петь, и сопровождаемое словом назидания»²⁶⁴. Собором было высказано пожелание, чтобы в каждой обители для духовного окормления насельников имелись старец или старица, начитанные в Священном Писании и святоотеческих творениях и способные к духовному руководству. В мужских монастырях духовник должен избираться настоятелем и братией и утверждаться епархиальным архиереем, а в женских – назначаться епископом из числа монашествующих пресвитеров.

Этот порядок изменен Архиерейским Собором 2000 г., который, опираясь на выдержавшую испытание временем практику синодальной эпохи, постановил: «Собор подтверждает необходимость тщательного подбора духовников женских обителей. В частности, желательно, чтобы таковыми были семейные священнослужители, исключения же могут делаться только для пастырей, имеющих богатый духовный опыт и находящихся в преклонных летах»²⁶⁵.

Всем монастырским насельникам Поместный Собор 1917–1918 гг. предписал нести трудовое послушание. Духовнопросветительное служение монастырей миру должно, согласно Определению Собора 1917–1918 гг., выражаться в уставном богослужении, духовничестве, старчестве и проповедничестве.

В «Уставе об управлении Русской Православной Церковью», принятом на Поместном Соборе 1988 г., статусу монастырей и устройству монастырского управления посвящена отдельная глава, основные положения которой сохранились и в ныне действующем Уставе 2000 г.

Монастырь в 12-й главе Устава 2000 г. определяется как «церковное учреждение, в котором проживает и осуществляет свою деятельность мужская или женская община, состоящая из православных христиан, добровольно избравших монашеский образ жизни для духовного и нравственного совершенствования и совместного исповедания православной веры» (12, 1). Решение вопроса об открытии монастырей Устав предоставляет Святейшему Патриарху и Священному Синоду, которые рассматривают при этом соответствующее представление епархиального архиерея. «Ставропигиальными монастыри провозглашаются, согласно Уставу, решением Патриарха Московского и всея Руси и Священного Синода с соблюдением канонической процедуры» (12, 3). Ставропигиальные монастыри состоят под начальственным наблюдением и каноническим управлением патриарха или синодальных учреждений, которым патриарх препоручает такое наблюдение и управление, а епархиальные – под наблюдением и каноническим управлением правящих епархиальных архиереев.

«Зачисление в монастырь и увольнение из монастыря, в соответствии с Уставом, – производится распоряжениями епархиального архиерея по представлению настоятеля (настоятельницы) или наместника» (12, 7).

В Уставе Русской Церкви перечислены основополагающие документы, которыми регламентируется жизнь монастырей: сам Устав, Гражданский устав, «Положение о монастырях и монашествующих» и собственные уставы каждого монастыря, которые утверждаются епархиальными архиереями.

Устав предусматривает существование подворий, состоящих в ведении монастырей, но находящихся за его пределами. «Деятельность подворья при этом регламентируется уставом того монастыря, к которому данное подворье относится, и своим собственным гражданским уставом. Подворье находится в юрисдикции того же архиерея, что и монастырь. В случае, если подворье располагается на территории иной епархии, то за богослужением в храме подворья возносится как имя епархиального архиерея, так и имя архиерея, на территории епархии которого находится подворье» (12, 9).

Устав содержит в себе также положение о том, что в случае выхода монастыря из юрисдикции Русской Православной Церкви он лишается «права на имущество, которое принадлежало монастырю на правах собственности, пользования или на иных законных основаниях, а также права на использование в наименовании названия и символики Русской Православной Церкви» (12, 10). Ныне действующий Устав не содержит имевшегося в прежнем Уставе положения о том, что все монастыри Русской Церкви должны быть общежительными.

Относительно монастырей и монашествующих Архиерейский Собор 2000 г. принял Определение, согласно которому «для улучшения подготовки к постригу и повышения ответственности лиц, его принимающих, признано необходимым перейти к практике пострижения в мантию только по достижении 30 лет, за исключением студентов духовных школ и вдовых священнослужителей. Нельзя признать нормальным, – говорится далее в соборном Определении, – положение «тайных» и «странствующих» монахов и монахинь, не несущих церковного послушания. Собор напоминает, что постриги должны совершаться только по благословению епархиальных преосвященных. Недопустимо необоснованное исключение монашествующих из монастырей, которое признается возможным лишь в крайних случаях и только указом правящего архиерея»²⁶⁶. Собор подтвердил необходимость тщательного подбора духовников женских обителей. В частности, желательно, чтобы таковыми были семейные священнослужители, исключения же могут делаться только для пастырей, имеющих богатый духовный опыт и находящихся в преклонных летах»²⁶⁷.