Глава X. Взаимные отношения разных классов общества. Местные и экономические условия быта. Управление и суд. Нравы общества. Отношение к ним обличительной литературы и Максима Грека. Признаки закрепощения. Опасность переворота

Когда обстоятельства не позволяют говорить прямо, писатели прибегают к аллегории или мистическому изображению современной действительности. Говоря о вавилонском плене прор. Иезекииль выражается: «Большой орел прилетел на Ливан и снял с кедра верхушку, сорвал верхний из молодых побегов его и в городе торговцев положил его» (XVII, 3, 4). Иеремия свою скорбь о падении родины назвал «книгой плача». В трогательных выражениях изображает языческий поэт Клавдиан плач Рима, обращенный к импер. Гонорию по случаю его посещения вечного города, жалуясь на свои печали¹⁷¹⁶. Не менее горько сетует сорактский монах-летописец на бедствия Рима («горе Риму») по случаю прибытия в Рим Оттона I, напоминая элегии Иеронима по поводу нападения готов и Григория на утеснения лангобардов¹⁷¹⁷, и в том же X веке раздается горький плач в поэме Флора Диакона по поводу распадения Каролингской империи¹⁷¹⁸. Петрарка в письме из Падуи к имп. Карлу IV (1350) изображал стареющий Рим в вечном образе скорбной вдовы с растерзанными одеждами и растрепанными седыми волосами, припоминал ему века славы и глубокое падение города, умоляя о его спасении¹⁷¹⁹. Таковы же плачи и песни на взятие Константинополя латинами и Константинополя и Афин турками («Ω πόλις, πόλις» и т. д.¹⁷²⁰), или плач диакона Афанасия о бедствиях Сербии, посвящ. ц-не Софии (XVII в.¹⁷²¹). Мишле в своем патриотическом увлечении изображает бедствия Франции 40-х годов в виде страдающего ветхозаветного Иова¹⁷²². Мотивы эти не были чужды России. Плач о падении Пскова в его летописи (1510) напоминает призывы прор. Иезекииля и Иеремии. В Воскресенской летописи, среди хронологических записей встречаем след. место: «Некто, ходя по пустыни, обрете жену, стоящу печальну, и рече к ней ты кто еси? Она рече: аз есмь истина. И рече ей человек: которыя ради вины, оставивши град, в пустыни живеши? Она же рече, в прежния лета среди немногих была лжа, ныне же во всех людях и злое житие лукаво будет в человецех, и едва ли будет лучшее»¹⁷²³. Наконец, к этой же категории мучительных вопросов принадлежат и «плачи» раскольничьей литературы на излюбленные ею темы¹⁷²⁴.

Максим Грек современную ему Россию также представляет в «образе жены, сидящей при пути, стонущей горько и плачущей без утехи», облеченной в «одежду черную, каков обычай есть вдовам-женам, вокруг которой кишат звери, львы, медведи, волки и лисицы»¹⁷²⁵. Что же это были за «стоны горькие и плачь неутешный»? Время, о котором говорит М.Грек – было время господства боярщины в малолетство Ивана Грозного (1533–1547).

В древнерусских нравственно-обличительных сочинениях нередко представляется контраст между жизнью богачей, приискивающих себе всеми неправдами лишний прибыток и участью подавленных и угнетенных обстоятельствами жизни бедняков и рабов. «Как звери алчут насытиться плотию, – говорил Серапион (XIII в.), – так мы алчем и не престаем желать, как бы всех погубить, а горькое и кровью облитое имущество сирот захватить. Звери едят и насыщаются, а мы не можем насытиться»¹⁷²⁶. Митр. Фотий в своем поучении замечал современникам «от голода и от нужды все пришли в конечную пагубу, видя естества нашего единородственную нашу братию, происходящую от единых уд, а не от иных,… нами же зримую и видимую повсюду валяющеюся и от зверей и птиц на путях бесчисленно снедаемую... и мы о сих нисколько не болезнуем и не болим»¹⁷²⁷. В Измарагде XV в. читаем: «Как без ума, мятется всякий богатый... сей у того имение исхитил, иной у другого землю отнял, а иной на ближнего зло замыслил, а другие из-за земли бьются и тяжутся¹⁷²⁸; иной, ничего не давая, хочет взять, а другой, взявший, спорит, чтобы не отдать, имея ум ненасытный; из-за богатых жизнь мятежами ниспровергается. Имения ради, свободных людей порабощают и продают, богатые питают мысль о прибытке, должники от печали увядают, златолюбцы на судилища часто ходят и клеветники лжами продают. Имущие отдают на прибыток, а убогим части не отделяют, под клятвою только Бога видят»¹⁷²⁹. Во время татарского ига, многие богатые откупали у татарских властей (посаженных по городам) дани для собственной корысти, а бедные принуждены были работать на них в ростах¹⁷³⁰. «Что ответим мы, – замечает М.Грек, – которые всю надежду спасения нашего полагаем в одном лишении мяс, рыбы и елея во время святых постов, а обидеть и лихоимствовать над бедными подручниками и в судилища враждебно их влачить и ратовать и озлоблять их различными способами не перестаем»¹⁷³¹.

Между тем, те же богачи записывали имения на монастыри, щедро кормили монахов, строили церкви... Однажды к Димитрию Прилуцкому один богач принес съестные припасы, но тот велел ему отнести домой и раздать своим рабам, которые у него голодали¹⁷³². Иосиф Волоцкий писал послание к одному вельможе, который до того дурно обходился с своими рабами, что они «голодом таяли, наготою страдали, терпели тесноту и скудость в телесных потребах»¹⁷³³. Если рабы выкупались на волю, то их владельцы не удовлетворялись «ценою уреченною», а брали сколько смогут, и обыкновенно гораздо больше той цены, какую сами дали за них; если же у выкупившихся рабов оказывались после дети, то прежний владелец снова требовал выкупа и за них. Такие бесчеловечные отношения древние обличители называли «торгом живых душ». Под влиянием подобных отношений сложилось в народе представление, что господа и мужики созданы из двух различных материалов¹⁷³⁴.

По словам Зиновия Отенского подобное зло настолько укоренилось в обществе, что даже во время лютого голода представители власти и владельцы-помещики, проявлявшие до сих пор свое отношение к ближним лишь в жестокости и в разных притеснениях, не изменили своего поведения, не выказали стремления к нравственному улучшению и остались равнодушными к общему несчастью. Когда голод разлился по земле и многие поселяне, бросивши свои рала, разошлись и явились в город, опухли и умерли, оставшиеся в селах ели, как скот, траву, кору и гнилые колоды, то иные земские правители показали свое милосердие тем, что из запустения хотели извлечь пользу казне, налагая на оставшихся дань на дань и подвергая их разным истязаниям, подобно Ксерксу, повелевшему наказать море, рассыпавшее своими волнами его мосты. Хотя и определяется, говорит он, цифры погибших тогда сотней тысяч, но эта цифра не истинна, ибо никто не считал, когда люди падали как пожинаемая трава, а с ними и погребавшие их духовные лица. Самое падение Греческого царства Зиновий связывает с неправдой, царившей в суде; так и, мы казнимы, прибавляет он, за то, что не любим милости, суда и правды¹⁷³⁵.

Один писатель о России XVII в. следующим образом объясняет нам причины этого порядка вещей: «Народу нашему, – говорит он, – природный недостаток есть многопирование и тщеславие в угощении, и затем идет расточительность и разорение. А за сим, по необходимости, следует суровость к подданникам. Несчетны в нашем народе люди, кои себе за честь вменяют, когда много пируют и имение свое без причины раскидают, а выжимают все у подданников своего рода людей»¹⁷³⁶. Замечание это вполне подтверждается словами митр. Даниила. В одном из своих обличений он говорит: «Откуда у нас многогубительные расходы и долги, не от гордости ли и безумных проторов, и на жену и на дети кабалы, и поруки, и сиротство, и рыдание, и вопли, и слезы? Всегда наслаждениия и упитания, всегда пиры и позорища, всегда бани и лежание, всегда праздность и безумные таскания, как неких мошенников и обманщиков, демонским научением»... «Сколько, – замечает он, – тщания и подвигов имеет пища и питие, сколько золота и серебра тратится на сие и сколько подвигов, забот, трудов и болезней употребляют чревоработники»! А вот изображение тогдашних волокит, щеголей и их занятий: «великий подвиг, творишь ты, угождая блудницам, – говорить Даниил, – одежды (ризы) меняешь, сапоги надеваешь красные, от которых ноги твои терпят тесноту и боль. Занимаешься только болтовней, скаканием и ржанием, уподобляясь тем жеребцу..., волосы твои не только бритвой с телом отнимаешь, но и щипцами с корнем вырываешь и выщипать не стыдишься, позавидовав женщинам, мужское лицо твое претворяешь в женское, весь хочешь быть, как женщина...; лицо твое много умываешь и натираешь, щеки твои творишь багряно-красные и блестящие, точно какую пищу из себя делаешь на снедение, уста светлые и багряные дивно уставив, подобно неким женам, стараешься придать себе красоту. Подобно им, ты, украсившись, натершись, умывшись, намазавшись благоуханием¹⁷³⁷, умягчив тело, выставляешь себя, чтобы возмочь многих прельстить¹⁷³⁸. Какая тебе нужда носить сапоги, шитые шелком, какая тебе нужда не только выше меры умывать руки, но и надевать па персты золотые и серебряные перстни¹⁷³⁹? Какой тебе прибыток над птицами дни свои проводить, какая тебе надобность иметь много псов, какая тебе похвала ходить на позорища, какое для тебя любомудрие напрасно спорить... О юные! к вам мое слово: не уподобляйтесь блудным юношам, которые очень заботятся о телесной красоте, украшая себя более жен, различными водами, хитрыми натираниями, ум которых всегда занят мыслью об одеждах, об ожерельях, о пуговицах, о поясах, о сапогах, о стрижении головы, о разных украшениях, о виде глаз, о движении головы, об уставлении перстов, о выставлении ног и о многом другом, что они принуждены творить»¹⁷⁴⁰.

Общественные и экономические условия жизни привели массу населения к печальному состоянию рабства, близкому к полному закрепощению. Частые войны, моровые поветрия, голода, пожары и вообще бедствия физические и общественные губили население и всей своей тягостью ложились на низшие классы. Так, с 1228–1462 было 232 военных опустошения; с 1228–1462 встречается 23 известия о море, но, считая собственно с половины XIV в., придется по одному известию на каждые 5 лет. В Москве за этот же период приходится по одному большому пожару на 7 лет и в Новгороде на 5 лет. Иногда горели целые города. С 1228–1462 было 10 голодов во всей Русской земле, не говоря о местных случаях и неурожаях. Во время голода в Смоленске в 1230 г. было собрано 32 тысячи трупов, в Новгороде за два раза 3030 и 3500. Случалось, что во время голодов и дороговизны, следовавшей за ними, и от неурожаев, народ ел липовый лист, березовую кору, насекомых, солому, мох, конину, детей отдавали даром купцам; от истощения сил многие падали мертвыми на улицах. Недостаток оседлости и опасность от нападений не позволяли низшему классу заботиться о сборе запасов; это даже было запрещено; и потому в случае бедствия он подвергался всем невыгодам безысходного положения; многие решались отдавать себя в кабалу за три рубля на всю жизнь, а иногда и со всем семейством¹⁷⁴¹. Всеми невзгодами, падавшими на низший класс, пользовались люди зажиточные: у них было все в запасе, почему принять человека на пустое содержание, за ничтожную плату, в минуту нужды, им ничего не стоило. Богатый боярин жил как независимый владетель, окруженный многочисленной свитой. С другой стороны, суровое управление и тяжкие повинности заставляли посадских оставлять свои жилища и закладываться за частных владельцев и монастыри, а другие даже постригались в монахи¹⁷⁴². Рядом с тяжестью труда для одних, развивается наклонность к праздности у других, как отличительная черта тогдашнего общества. Митр. Даниил по этому поводу замечает: «всяк ленится учиться художеству, все избегают рукоделия, все пренебрегают торговлей, все поносят земледельцев»¹⁷⁴³. Обедневшие дворяне считали неприличным приобретать содержание трудом и предпочитали просить милостыню¹⁷⁴⁴. Суровая зависимость от климата и окружающих условий жизни не приучали к интенсивному труду. Иностранцы постоянно упоминают о лени и праздности, свойственных разным классам общества (Герберштейн, Флетчер, Маржерет, Олеарий и др.¹⁷⁴⁵). Но положение крестьян и на Западе не было лучше. Уже в половине XIV в. слышатся суровые обличения владельцев в том, что они угнетают бедных людей и отнимают у них с трудом приобретенное, и в 1404 г. герцог бургундский принимал меры против помещиков. В одном дворянском поучении XV в. читаем такие жестокие строки: «Если ты, молодой дворянин, хочешь пропитаться, последуй моему учению, отправляйся в зеленый лес, когда мужик едет с дровами. Хватай его за ворот, услаждай свое сердце, бери у него все, что у него есть, отними и лошаденку. Будь смел и решителен; а если у него денег нет, разрежь ему горло... Щегольство и вместе с тем грубость сделались отличительными признаками рыцаря и везде за это должны были расплачиваться крестьяне: хотя бы у него жена и дети умерли и погибли, нет ему никакой милости»¹⁷⁴⁶. Так подготовлялись крестьянские движения XVI века.

Русские обличители постоянно говорят нам о двух больших пороках, господствовавших в обществе – это пьянство и содомство. Мы не станем распространяться о целом ряде обличений против пьянства, составляющих своего рода литературу¹⁷⁴⁷, но ограничимся более определенными указаниями. «Все без различия, – говорить Mapжерет, – мужчины и женщины, мальчики и девочки, заражены здесь пороком пьянства, самого неумеренного. Духовенство не уступает мирянам, если не превосходит их»¹⁷⁴⁸. Контарини замечает, что «москвитяне даже презирали тех, кто не пьет»¹⁷⁴⁹. Замечательны также частые повторения правительства своим послам, чтобы они, живя при иностранных дворах, не пили и не дрались, и не срамили тем своей земли¹⁷⁵⁰. И Максим писал против тех, которые обещались не есть мяса в понедельник, «будто спасения ради большего, а на винопитии сидели весь день», и постоянно «искали, где братчина, где пирование», откуда не выходили «без брани». Поэтому Максим объяснял им, что «лишнее винопитие всякому злу виновно, от него происходят и брани, и свары, и убийство и всякое богомерзкое блужение, а в мясоядении ничто подобное не случается"¹⁷⁵¹. В устах монаха-аскета это откровенное слово, направленное против пьяниц, требовавших соблюдения поста и молитвы, имеет свое значение.

Не следует, однако, думать, что Россия представляла в этом отношении исключительное явление. Картина нравов, изображаемая в обличениях и описаниях западноевропейского общества, мало уступает приведенным выше фактам. Дж. Бруно знал Германию как страну пьяниц, где много пьют (Alemagna bibace¹⁷⁵²). Эней Сильвий

Пикколомини даже о придворном дворянстве ее отзывался, как о погруженном в варварство и обжорство. Конюшня и винный погреб, по словам Энея, пользовались в Германии таким же почетом, как в Италии музеи и библиотеки. Граф прусский Генрих по ночам будил своих детей и заставлял их пить и если они плохо пили, то винил в том жену. «Немцы, – говорит Поджио, – были некогда воинственным народом, а теперь они отличаются только по части еды и питья и способны к делам лишь по тому, сколько выпили они вина... Жизнь и пьянство там одно и тоже»¹⁷⁵³. Голландцев называли «пьяницами и винными бочками»¹⁷⁵⁴. Поджио удивлялся, что в Англии по четыре часа просиживали за столом, отчего ему часто приходилось вставать из-за стола и мочить глаза холодной водой, чтобы не заснуть в этом обществе. Даже учащееся юношество любило больше проводить время в пирах, чем за перепиской и исправлением книг¹⁷⁵⁵.

Не менее часты и обличения того времени против содомства. На эту тему писали современники М.Грека. Старец Филофей в послании к вел. кн. Василию Ивановичу делает весьма широкое обобщение¹⁷⁵⁶. М. Даниил многократно входил в подробные изображения этого порока. «А ты весь к женам уклонился, – говорит он. – Как же сохранишь чистоту, женские лица обзирая? Какое сердечное умиление воспринимаешь, водворяясь с доброзрачными отроками, беседуя с ними и с любовью взирая на их светлые лица»! Один из страдавших этим недугом, обращался за советом к митрополиту, не будучи в состоянии удалить от себя предмета страсти, и Даниил еще раз возвращается к нему. Он готов был допустить даже оскопление, ссылаясь на примеры из подвижнической литературы и вместе с тем дает любопытную характеристику этого лица с высоким положением, дошедшего до полного физического расстройства, которому м. Даниил писал много раз, но безуспешно¹⁷⁵⁷. Сильвестр в послании к Ивану Грозному, выражается о своих современниках так: «доброе хулят – женитву, а злое хвалят прелюбодеяние – содомский грех»; «тьмою зовет жену, а светом зовет – детину»¹⁷⁵⁸. М.Грек также написал обширное слово «против погибающих без ума в богомерзком содомском грехе»¹⁷⁵⁹. Начав издалека о древних содомлянах, – которых постиг божественный суд, уничтоживший их огнем и жупелом вместе с их городом, Максим признает, что виновных в этом грехе следует жечь огнем и предавать анафеме¹⁷⁶⁰. Он напоминает имп. Юстиниана, который подвергал жестоким наказаниям виновных в этом гнусном пороке¹⁷⁶¹, и венец. дожа, подвергшего сожжению многих и в том числе не пощадившего своего сына (см. выше). Он ссылается на пример агарян, которые хотя предаются этому пороку¹⁷⁶², но мудрейшие из которых говорят, что виновные в этом грехе Бога не узрят и погибнут. С своей стороны Максим грозит им не огнем чистительным, как мудрствуют зломудренные латины, следуя еретику Оригену, но огнем негасимым, которым будут мучиться все нечестивые¹⁷⁶³.

Однако и этот порок не был особенностью только русского общества. По словам Георгия Амартола он был очень распространен среди вельмож и высшего духовенства Византии (см. в.). Современно М.Греку Иер. Савонарола приказывал жечь живыми обвиненных в содомском грехе, который стал сильно распространяться между итальянцами, вследствие превратного изучения римских писателей – отсюда идут запрещения против классиков вообще¹⁷⁶⁴. В 1496 г. Эрколе I, герц. феррарский, издал указ против запрещенных игр, оргий, допущения в дома непотребных женщин, наложничества и мужеложества¹⁷⁶⁵. Порок этот, по словам историка «возрождения», возникши в XV ст., встретил суровое преследование со стороны церкви и законодательства, почти был искоренен, но снова вкрался вместе с эллинскими мифами, которые изображали его в привлекательных формах, и с произведениями римских поэтов, относившихся к нему легкомысленно и с увлечением. Указывают на Неаполь, Сиену и Флоренцию, как на главные центры всякой распущенности и противоестественных наслаждений. И в Неаполе нашелся проповедник, св. Бернардино, который громил своими проповедями античный порок и возвещал грешникам гнев божий, готовый истребить их с лица земли огнем, как города Содом и Гоморру. Гуманисты упрекали друг друга этим пороком, причем Помпоний Лэт в свое оправдание приводил пример Сократа¹⁷⁶⁶. М.Грек, отнесся к этому злу столь же сурово, как и Иер. Савонарола, но из позднейших указаний видно, что последнее продолжало иметь место и в XVII веке¹⁷⁶⁷.

В связи с нарушением семейных нравов возникает другой вопрос – о защите женщины от мужского произвола, царившего в обществе. Аскетизм, свойственный литературе (поучения, жития, сборники вроде Пчелы, Измарагда, поучительные статьи в Сборн. Святослава и т. п.), создал преобладающий характер аскетического идеала, поддерживавшего отчуждение женщины и находившего пример в византийском тереме¹⁷⁶⁸, в политических бедствиях, связанных с татарским завоеванием, и сношениями с Востоком¹⁷⁶⁹. В эпоху процветания монашества (XV-XVI в.) порядок этот укрепляется, считается уже непоколебимым и вполне отражается в известном «Домострое». Правда, подобные памятники известны были и в литературе Запада¹⁷⁷⁰; но общественные условия и развитие светской литературы рано выдвинули новые принципы в жизни и общественных отношениях. В старинных «домостроях», послуживших образцом для настоящего, власть главы семьи приравнивалась к власти «игумена и апостола»¹⁷⁷¹. Тип домовладыки, «государя» в домашнем быту являлся прямым следствием родового строя общества, освященного церковными основаниями¹⁷⁷². В позднейших постановлениях появились статьи ограничительного характера в семейственном праве¹⁷⁷³. В «Домострое» всей семейной обстановке придается характер почти настоящего монастыря, с его особенностями и порядками¹⁷⁷⁴. Понятно, что пострижение являлось уже тогда необходимым актом, хотя бы перед самой смертью, даже по умершем, как неизбежное спасительное средство¹⁷⁷⁵, а стремление к разводам и уход в монастырь, вследствие семейных раздоров и по аскетическому влечению, находят полную поддержку в литературе и мнениях представителей церкви и монашества, руководившего ими – о браке, как снисхождении к слабостям природы и, во всяком случае, как уступающем в превосходстве девству, и даже как неизбежному злу, и относительно греховности женщины вообще, опасной не только для иноков, но и для мирян в близких сношениях с ней¹⁷⁷⁶.

Жены от мужей постригались тайно (посл. м. Фотия, Опис. Рум. муз. № 273). Предостережения о недопущении женщин в мон-ри, об уклонении от беседы с ними и опасности даже взирания на них со стороны представителей разных направлений (Нил Сорский, Иосиф Волоцкий, м. Даниил) понятны при грубости нравов, шаткости монастырской жизни и т. п. (Жмакин, 474–476, 472–488, 682–697, 715, 723), но уже другой характер имеют запрещения: напр., прикасаться к платью и вещам, принадлежащим женщине, целовать крест после женщин и т. п. (Духов. Вестн. 1862, с. 179–180; ср. Герберштейн, 75). В ж. Макария Калязинского сообщается, что он был женат и три года жил с женой «во всякой добродетели и чистоте, не прикасаясь к ней никогда же» (Бычков, Опис. рукоп. Им. публ. библ. 64–65); о Евфросинии Полоцкой (Памятн. рус. литер., IV, 172–173); о Юлиании Лазаревской (Буслаев, II, 254); ср. Степен. книгу I, 235. Артемию сообщали, что некоторые живут с женами, соблюдая девство, на что он отвечал, что это дело совести, а не закона (Рус. Ист. библ., III, 1417–1419).

Но тот же м. Даниил всей силой своего слова вооружился против применения к женщинам суровых домостроевских правил (см. выше). В одном из своих поучений он объясняет, что мир не есть зло, а под миром, как противником спасения, по учению отцов церкви, разумеется совокупность зла нравственного, а не физического. Он возражает против тех, которые находили, что не следует делать, орать, покупать, продавать, строить дома и т п. Он отвергает подобное толкование его слов, а дает совет только не очень заботиться (не выше меры) о делах и славе мира, он вооружается против мнений, что в мире нельзя спастись, что иначе зачем существует монашество¹⁷⁷⁷ и т. д., и дает совет каждому жить по влечению, но у кого есть дом, жена и дети, пусть не смущаются, так как прежние св. мужи, которые жили в мире с женами и детьми, угодили Богу¹⁷⁷⁸. Он советует родителям заботиться о юношах, чтобы они упражнялись в писательном художестве или учении книжном, в слушании духовных бесед, чтобы не были праздны, и мысль о необходимости учения он распространяет всецело на женщин. Он порицает за суровое обращение мужей с женами, которые от такого свирепства могут дойти до умоисступления: «перестань так творить, о, человече!» – взывает он. М. Даниил посвящает целых три слова против развившегося в его время насильственного пострижения жен, чтобы получить право на новый брак, причем ссылались даже на допущенный им развод вел. князя. Он допускает единственную причину развода – прелюбодеяние¹⁷⁷⁹. Он советует не унижать жен, не осуждать их перед другими, не тиранить жестокими наказаниями; настаивает на умеренности в жизни, на недопущении роскоши, украшения лица и платья, в пище и питье: «во всем мера изяществует» – прибавляет он¹⁷⁸⁰.

М.Грек писал отдельное «слово» на современную тему «Слово к хотящим оставити жены своя без вины законныя и итти в иноческое житие»¹⁷⁸¹. Послание это написано к другу, открывшему Максиму свои помыслы, с целью просветить и вразумить его. Он ставит во главу угла три заповеди, которые вмещают все требуемое от человека для нравственного совершенствования, веру, суд и милость. Он советует не отчаиваться в спасении живущим с женами и воспитывающим своих чад¹⁷⁸², но если желаете большего, то разрешите себя самих от всякой злобы, неправды, лукавства, лихоимания, хищения чужих имений, лжи, клеветы, зависти, лихорадства и всякого бесчеловечья, возлюбите правду, человеколюбие, милость и милосердие, довольны бывайте своими супружницами, а чужих не желайте. При этом знайте, что иноческое житие есть не что иное, как прилежное исполнение спасительных заповедей Евангелия (перечисляются христианские добродетели), и если кто это совершит, как любезное Богу, в мирском житии, не отстоит далеко от иноческого жительства и блаженства, как равно и обложенный иноческими платьями, если заповедей Спасовых и отеческих преданий не исполняет, живет бесчинно и недостойно, ходит и живет всегда напиваясь, объедаясь, сребролюбствуя и т. п., таковой только ризами отличается от бесчинного бельца, по апостольскому слову обрезание ничто же есть, но соблюдение заповедей божиих, а кто заповеди исполняет, во угождение Богу, а не человекам, вменен будет и наречется инок, хотя и в мирском чине от жития его изыдет; ибо не ризным изменением и брашенным воздержанием благоверие христианское составляется и хвалится, а пременением от злых поганских обычаев и воздержанием от всякой злобы и душетлительных страстей плоти и духа; ибо как говорит апостол (Иоанн, 14:21), имеяй и творяй заповеди моя, т. е. совершая делом, той есть любяй мя, сиречь друг мой есть любовный и т. д. (ряд текстов). Далее М.Грек рекомендует воздержание вообще и в супружеской жизни в частности, ссылаясь на слова ап. Павла к коринфянам (I:7, 27). И далее, в другом обширном слове, направленном против недостатков современного монашества, увлеченного стремлением к стяжанию, честолюбию и роскоши, он говорит: «Не пользует нам ко спасению ни мало внешнее сие одеяние власяных рубищ, но еще большему осуждению будем подлежать, так как, будучи обложены столь худыми одеждами, житие проводим неприличное им и всячески неподобное»¹⁷⁸³. В другом месте, обращаясь к монашеству, он говорит: «Если не так (добродетельно) устроим себя, вотще явимся труждающимися и всуе окажемся украшающими многопестрыми шелковыми тканями носимый нами куколь великия схимы. Хочешь ли благоугоден быть Владыке всех, не внешний куколь, который в гробе тлеет, украшай многопестрыми шелковыми тканями, ибо не такими лживыми одеяниями страшный и неумытный Судия бываем угождаем, но укрась прилежно мысленный куколь внутреннего человека, честнейшую душевную часть и ум чистыми поучениями богодухновенных писаний, трезвыми молитвами и богоугодными деяниями»; а тем, кто полагал пост в известного роде пище, М.Грек писал, что «воздержание телесное от душетлительных страстей есть истинный пост, приятный Богу, а одно воздержание от брашн не только не приносит пользы, но скорее подлежит осуждению и уподобляет бесам, которые никогда не едят». Подобный пост он называет прямо лицемерием¹⁷⁸⁴. Наконец, на вопрос одного из своих друзей об употреблении свинины, М.Грек пишет, что запрещение ее установлено Моисеем, как и некоторых других мяс и рыб без чешуи. В Новом Завете нет никаких запрещений, ибо, по учению Христа, не то оскверняет человека, что входит в уста, как думали старцы иудейские и книжники, а, наоборот, для чистых, т. е. освятившихся христиан, все чисто, оскверненным же и нечистым ничто не чисто, ибо осквернились их ум и совесть. Замечания свои М.Грек подтверждает рядом изречений апостолов, Василия В. (Постн. слова), допускавшего небольшое употребление свинины в пище («по просту рещи ветчины»), чтобы не быть жидовствующими, воздерживаясь (ошаятися) от мяс, но избегая употребления их, чтобы умертвить плотские скверные движения, наконец указывает на пример великого Пахомия, который, принимая приходящих к нему, тучные части из свиных мяс предлагал мирянам, а худшие и костлявые части – инокам. Пока мы, повторяет М.Грек, пребываем в богомерзких поступках (злоба, лукавство, лесть, неправда, лихоимание, хищение чужих имений, ложь, клевета, зависть, гордость и пр.), то не только не приносит нам пользы воздержание от мяс, рыб, вина и масла, но еще более подлежим мы осуждению, как полагающие все наше упование в одних брашнах (пище)¹⁷⁸⁵.

Древние обличители в пользу угнетенных старались действовать религиозными угрозами, но виновники примиряли свою совесть соблюдением религиозной внешности, которой думали загладить свои поступки против нравственности. Нравственно-обличительные сочинения М.Грека сосредоточиваются именно на этих мотивах. По этому поводу он написал «Словеса к лихоимцам, как скверным и всякия злобы исполненным от лица преч. Богородицы, а каноны всякими и различными песньми угождати чающим». С глубоким осуждением относится он и к подобной религиозности, и к печальным фактам действительной жизни. От лица Богородицы он говорит: «Тогда мне так часто певаемое «радуйся» приятно будет, когда увижу тебя делом совершающим заповеди и отступившим от всякой злобы, блуда, лжи, гордости и неправедного хищения чужих имений, пока же держишься всего этого, и с радостью пьешь кровь живущих в бедности убогих, обременяя их сугубыми ростами¹⁷⁸⁶ и бесчисленными трудами высасывая их мозги, то ничем передо мной не различаешься от иноплеменника скифянина и христоубийц, хотя и крещением хвалишься, и я не внемлю тебе и бесчисленным твоим канонам и стихирям, которые воспеваешь мне красным гласом своим, ибо милости, а не жертвы, слышишь, Господь хочет от тебя и познания разума божия, а не всесожжений»! «Ты же, как свинья, всякими постыдными делами ненасытно насыщаешься и, как хищный волк, похищая чужие стяжания, лихоимствуешь над бедными вдовицами и, изобилуя во всем, обливаешься беззаконными делами...; отринув страх божий, думаешь ли благоугодить множеством канонов и стихирей, воспевая мне высоким воплем. Ты не слышишь проповедника, который ясно говорит, что творящие таковое наследуют не царство божие, а те горькие вечные муки, которые под землею. Не обманывай же себя!.. Ибо иначе нет возможности ни избавиться мучений, ни благоугодить страшному Судии. Если же этих моих советов не послушаешь, о безумный, и будешь продолжать держаться своего беззаконного нрава, то познаешь свое безумие тогда, когда будешь связан по рукам кандалами, как не имеющий одежды, приличной духовному браку, и будешь ввержен в преисподние бесконечные огненные мучения». В другом месте, очевидно имея в виду скептиков, М.Грек замечает: «Если же никакое другое достоверное слово и никакой разум не может заставить тебя ожидать будущего суда, то пусть убедит тебя хотя бы хитроумный (многомудренный) Одиссей, сходивший во ад и видевший в Елисейских полях благородных людей, всегда освещаемых прекрасным светом, а других, преданных горьким мучениям. Пусть уверят тебя Минос и Радамант, эти баснословные судьи во аде, и огненные реки Коцит и Ахерон, в которые осуждаются все беззаконники за свое нечестие... Иначе, – продолжает он, – затворится пред тобою мысленный чертог за то, что не принял ты в сосуд свой елея, но, будучи побежден сребролюбием, никогда не переставал без надобности всех обижать и возненавидел убогих». И М.Грек дает совет позаботиться о бедных подручных, а идущему служить молебен предлагает отдать деньги не иерею, а нищему¹⁷⁸⁷.

Страсть к роскоши, развившаяся в высшем кругу русского общества XVI века, не всегда была следствием вкуса, богач старался удовлетворить себя внешней обстановкой, за неимением более благородных, внутренних потребностей, отсюда та безграничность в удовлетворении прихотей, которая ложилась тяжелым гнетом на низшее, «подручное» население. Под влиянием подобных впечатлений сложились некоторые практические наставления «Домостроя»; в них говорится, «чтобы всякому человеку, богатому и убогому, великому и малому рассудить и установить смету по промыслу и по добытку и по своему имению, а приказному человеку – по государскому жалованью и по доходу, и таков двор себе держать и всякое стяжение, и всякий запас, и по тому расчету людей держать, и всякий обиход», с предостережением, что «если станут они держать у себя людей не по силе и не по достаткам, не удовлетворят пищей, питием и одеждой, – слуги, мужики, женки, или девки, в неволе заплакав, станут лгать, красть, разбивать и всякое зло чинить»¹⁷⁸⁸.

Правый суд М.Грек считал важнейшей функцией государственного порядка (см. ниже), но летописи прошлого дают богатый материал постоянного нарушения этой истины, а суровая действительность в свою очередь, вызывала на новые обличения. О притеснениях правителей и судей постоянно говорят летописцы безотносительно о той или другой области населения¹⁷⁸⁹. Даже самоуправляющиеся общины Великого Новгорода и Пскова далеко не были свободны от неправого суда. Под 1446 годом летописец горько жалуется на это: «В то время, – говорить он, – не было в Новгороде правды и правого суда, встали ябедники, изнарядили четы, обеты и крестныя целования на неправду, начали грабить по селам, волостям и по городу, и были мы в поругание соседям нашим, живущим окрест нас; были по волости съезды великие и поборы частые, крик, рыдание, вопль и клятва от всех людей на старейших наших и на город наш, потому что не было в нас милости и суда правого». О том же свидетельствуют другие литературные памятники¹⁷⁹⁰, и в особенности обличения¹⁷⁹¹, в которых судьи прямо называются «татями и разбойниками», которые «овец Христовых заклали, кровь их испили, плоть их изъели и овчинами их оделись сами», в обличениях заявляется, что вследствие суда «многие сделались босы, наги, голодны и ранены безвинно». Полоцкий епископ Симеон прямо сказал князю, что место его тиунам в аду¹⁷⁹². Под влиянием действительности сложилась сатира («повесть») о «Шемякином суде»¹⁷⁹³, а в известном рассказе, помещенном при «повести о начале и взятии Царьграда» и приписываемом Ивану Пересветову, греки, расхваливая перед латинами русское царство, говорят «если бы к той истинной вере христианской да правда турецкая была, то с русскими людьми ангелы беседовали бы»¹⁷⁹⁴. В этом сказании, современном Ивану Грозному, примером праведного суда выставляется султан Магомет II¹⁷⁹⁵.

Присоединение новых областей давало себя особенно чувствовать в этом отношении. Так, когда в XIV в. Стефан Пермский крестил зырян, то жрецы кудесники говорили: «как слушать пришедшего из Москвы, которая угнетает нас податями"¹⁷⁹⁶. В житии Сергия Радонежского читаем, что с подчинением Ростова Москве, вследствие насилия московских властей, многие дошли »до последнего бедствия, лишившись не только имения, но и раны на плоти своей подняли, и язвы жестокие на себе носили и претерпели»¹⁷⁹⁷, и так было во всех волостях и селах ростовских; многие принуждены были бежать в другие страны. В 1485 г. приехали служить в Москву тверские бояре потому, что не могли сносить обид вел. князя, бояр его и детей боярских при спорах о землях: «где не изобидят московские дети боярские, – прибавляет летописец, – то пропало, а где тверичи изобидят, а то князь великий с поношением и с угрозами шлет к тверскому, а ответам его веры не имеет и суда не дает»¹⁷⁹⁸. Еще до взятия Пскова московский князь посылал туда иногда своих наместников, которые, насиловали жителей, грабили и продавали их поклепами и судами неправедными"¹⁷⁹⁹. Когда же Псков был взят и начались там новые порядки, то, по замечанию летописца, у наместников и у их тиунов, и у дьяков великого князя правда их взлетела на небо и кривда начала в них ходить... и псковичи не ведали правды московской... и начали пригородские наместники пригорожанами торговать и продавать их по великому и злому умышлению, подметом и поклепом, и была людям великая тягость тогда.... Псковитин если молвит, почему от поруки велено брать, и они того убивали, и от их налогов и насильства многие разбежались по чужим городам, пометав жен и детей, а которые иноземцы жили во Пскове, и те разошлись во свои земли, не мочно стало во Пскове жить, – прибавляет летописец, – только одни псковичи остались, ведь земля не расступится, а вверх не взлететь»¹⁸⁰⁰.

И близкий к Максиму Греку Ф.И.Карпов писал¹⁸⁰¹ м. Даниилу: «Поистине златыя теперь времена: златом добываются саны, с златом советуется любовь, всему цена есть – дает кинсон (плата) саны, дает кинсон связи (дружбы) убогий везде остается (лежит) праздным... Никакой порок не скуден, в том числе и похотный грех, от которого все человечество страдает. Много ныне в мире лести и лукавства, кто вредил одному, хочет вредить и другому; рад человек за мед дать яд, за плод – пеню, за благость – лесть. Ныне брани везде; везде живут от похищения: гостинник в боязни от гостя, тесть от зятя, и братская любовь редка¹⁸⁰². Належит пагуба: взявший ризу, хочет взять и сорочку, укравший овцу замышляет отвести и корову и в том конца не полагает, но, если можно, хочет все похитить у ближнего своего – до конца. Но да престанет трость моя описывать пути злых в сем бедном животе. Из сказанного ты уразумел уже, какими вредными и неугодными стезями, хромыми ногами, слепыми очами земная власть и все естество человеческое ходят ныне».

Обыкновенно древние обличители действовали увещаниями и религиозными угрозами. Муками ада грозили они тем, которые преступали заповедь «о нищелюбии». Но жизнь говорила другое. Служилые люди, – различные «властели» и судьи были на «кормлении», и потому средства их жизни зависели от большего или меньшего их умения вести свои дела. Так, боярин Яков Захарьич, назначенный в Кострому наместником вместе с Иваном Судимонтовым, бил челом вел. князю о том, что им обоим на Костроме «сытым быть не с чего»; а Беклемишев, алексинский воевода, запросил у городских жителей посула, и когда они ему дали 5 рублей, то он потребовал еще шестого для жены своей¹⁸⁰³. Современники М.Грека также постоянно говорят об этих явлениях¹⁸⁰⁴.

М.Грек по этому поводу написал следующие статьи: 1) Главы поучительны начальствующим правоверно; 2) Слово на лихоимствующих; 3) Слово пространнее излагающее с жалостию нестроения и бесчиния царей и властей последнего жития; 4) Послание к начальствующим правоверно¹⁸⁰⁵ и некоторые другие, в которых косвенно касается тех же вопросов. «Мы, – говорит он, – которые находимся во властях и начальствах, правый суд, или милость являем не обидимым и требующим помощи, но приносящему нам множайшую мзду, будет ли то обидящий или обидимый, обоим даем веру, волею преслушая страшного Судию... Страсть иудейского сребролюбия и лихоимания до такой степени овладела судьями и начальниками, посылаемыми от благоверных царей по городам, что они приказывают слугам своим вымышлять разные вины на зажиточных людей, подбрасывают в домы их чужие вещи, или – притащат труп человека и, бросивши на улице, а потом, как будто отмщая за убитого, начинают истязать не только одну улицу, но всю часть города, по поводу этого убийства, и собирают себе деньги таким неправедным и богомерзким образом. Слышал ли кто когда от века о таком гнусном способе лихоимания между язычниками, какой придумали ныне наши властели? Разжигаемые неистовством несытого сребролюбия, они обижают, лихоимствуют, расхищают имущество вдовиц и сирот, вымышляют всякие обвинения на невинных, не боятся Бога, страшного отмстителя за обидимых, не срамятся людей, окрест их живущих, ляхов и немцев, которые хотя и латынники по ереси, но управляют подчиненными им с правосудием и человеколюбием... Наши же властители и судьи никогда не внимают, хотя бы и весь город предстал перед ними, свидетельствуя за обидевшего, но велят рассудиться оружием и многими бранями (т е. посредством поединков) и если кто из борящихся победит, считается у них правым, не смотря даже на причиненную обиду»¹⁸⁰⁶.

В послании к Ивану Грозному М.Грек советовал ему князей, бояр, воевод и воинов почитать, беречь и обильно награждать, так как, замечает он, обогащая их, царь укрепляет государство и ограждает вдов и бедных от притеснений"¹⁸⁰⁷. Максиму казалось, что власть простым этим способом может уничтожить веками утвердившееся зло, – но и в этой мысли было более практического значения, чем в ряде одних угроз.

Впрочем, опыт указывал на средство, которое облегчало народ от насилия наместников, их недельщиков и вздохов, – оно заключалось в непосредственном участии общества в делах суда и управления. В правление Бельского стали давать грамоты всем городам, большим пригородам и волостям, на основании которых жители получали право ведаться судебным порядком с лихими людьми, не представляя их наместникам и тиунам, и тогда была, говорит летописец, «крестьянам радость и льгота великая от лихих людей и от поклепцов, и от наместников, и от их недельщиков, и от ездоков и начали псковичи за государя Бога молить о его жалованьи, показанном к своей отчине, милость к своим сиротам»¹⁸⁰⁸. Но лишь только наместники получили снова силу, все пошло по-прежнему. Насилия властей и судей, всей тягостью падавшие на низший класс, заставляли притесненных непосредственно обращаться за защитой к высшей власти. Однако, в древних обличениях, направленных против этих насилий, часто встречаются и обвинения князей и правителей, которые выставляются там даже виновниками самих притеснений. Их называют «причастниками и сообщниками во всем грабителям тиунам»¹⁸⁰⁹. Не говорим уже о тех случаях, когда какая-нибудь волость подвергалась насилиям вследствие политической борьбы. Максим Грек (см. ниже) прямо нападает на тех, кто благочестивый сан царский растлевает неправдами, лихоимством и богомерзким блужением, кто направляет стопы свои на изливание крови по неправедному гневу и зверской ярости¹⁸¹⁰.

«Вел. князь, – говорит Герберштейн, – имеет власть над светскими и над духовными особами и по своему произволу распоряжается жизнью и имуществом всех». Он рассказывает, что когда дьяк Василий Третъяк-Далматов, назначенный послом к Максимилиану, сказал, что у него нет денег на дорогу и на издержки, то его схватили, увезли на Белоозеро и на всю жизнь заключили в тюрьму, где он и погиб жалкой смертью, а вел. князь взял все его имение и ничего не дал его наследникам. Василий Иванович отбирал в свою казну у своих послов подарки, которые они привозили с собой от иностранных государей¹⁸¹¹. По случаю смерти псковского дьяка Мисюря Мунехина (1528 г.), летописец замечает: «и начал князь великий имущество его сыскивать, а на его место прислал Владимира Племянникова и нашли в его казне книги вкратце написанные, кому что дал на Москве боярам или дьякам, или детям боярским, и князь великий все то выискивал на себя, а иные его племянники и подьячий Артюша (Артемий) псковитин, любезный его на Москве, и на пытке были; и был в людях мятеж великий о его имуществе и взыскание великое. И были по Мисюре дьяки частые... и были дьяки мудрые, а земля пустая; и начала казна великого князя множиться во Пскове, а сами они ни один не съехал поздорову со Пскова к Москве, друг на друга воюя»¹⁸¹². Понятно, как подобные примеры должны были отражаться в представлении М.Грека. И он написал «Главы поучительны начальствующим правоверно»¹⁸¹³.

В этом обращении Максим представляет образец царя и дает советы вел. князю, которые, как само собою ясно, были основаны на действительных происшествиях... «Считай, – говорит он вел. князю, – того истинным царем и самодержцем, который заботится устроить жизнь своих подданных – правдой и хорошими законами и старается побеждать бессловесные страсти души своей, т. е. злобу, гнев и беззаконные плотские похоти; потому что тот, кто подчиняется им, уже не может назваться одушевленным образом небесного владыки, но только человекообразным подобием бессловесного естества. Разум, кроме того, что украшает человека мудростью, кротостью и правдой, может еще направлять и внешние члены на правый путь; он удерживает глаза от блудного наслаждения чужой красотой, слух (уши) от постыдных песней и завистливых клевет, язык от выражения досады и злословия, наконец руки – от похищения чужих имений». Самое необходимое для царя – правда, о которой Максим советует позаботиться вел. князю... «Мы, – продолжает он, – всю надежду спасения полагаем в лишении мяс, рыбы и масла, а между тем всевозможным образом обижаем своих подчиненных. Хорошим и желающим добра советником считай не того, кто побуждает тебя на войну, но того, кто советует иметь мир со всеми соседними державами¹⁸¹⁴... Только душевная красота, т. е. правда, имеет значение, а внешняя и телесная есть временная и ложная; она затемняет душу и делает ее мерзкой. Позаботься же, о благовернейший царь, получить разумную красоту души, которая нетленна. Самая светлая планета – солнце, потому что оно одно освещает вселенную, а ему подобна душа царя, украшенная правдой, кротостью, чистотой и щедростью. Царь своим примером побуждает на добрые дела и подданных, подобно тому, как солнце своей теплотой оплодотворяет землю. Но как небольшое яблоко, закрыв солнце, лишает вселенную прежнего света, так и душа царя, если подчинится страстям, то помрачится, а все подвластное царю поколеблется и смутится мятежной бурей частых волнений. Много трезвости требует царский ум, чтобы богоугодно управлять врученным ему царством. Ум подобен воску и бумаге, как на них можно начертать какие угодно знаки, так и он следует тем обычаям и учениям, в которых его наставили. Мудрому царю не прилично желать чужих имений, потому что Судия всех отмстит за обиженных; царю следует удалять развратных советников, потому что беседа со злыми до конца развращает нас... Не столько скорбит мать о нуждах детей своих, сколько заботливый царь печется об устроении своих подданных... Благоверному царю и пастырю следует приобретать милостью и кротостью к подручным небесные сокровища, а не земные – похищением чужих имений и богатств. Царь! утверди себя богомудренно, чтобы ты не был когда-либо побежден страстью иудейского сребролюбия, по слову апост. Павла, который называет такого кумирослужителем... Ничто так не утверждает царские державы, как попечение о нищих и милосердие»... М.Грек скорбит, что милость к бедным и нищим оскудела и даже церковные имущества, назначенные для них от царей и князей, употребляются на свои потребы и житейские дела и он настаивал на восстановлении их прежнего назначения¹⁸¹⁵. Далее М.Грек, на основании святых отцов, дает анализ человеческих страстей.

«Тремя страстями, – говорит он, – смущается душа и особенно царская, именно властолюбием, славолюбием и сребролюбием, и последствия их очень губительны. Отрасль сластолюбия есть «ненасытное угождение чреву и подчревным неприличным похотям». Следствием славолюбия бывает то, что все делают из угождения людям, и, если удается желание, то всем благотворят, если же славолюбцы узнают, что над ними насмехаются, то они начинают мстить хуже всякого дикого зверя. Корень же всякому злу – сребролюбие, которое состоит в собирании всеми способами богатства, как-то: похищением, лихоимством, клеветою, лжею, резоиманием (ростами) и обидами. Если кто победил эти страсти, тот есть угодник Троицы, а царь может назваться самодержцем«. Затем, обращаясь к вел. князю, Максим говорит «и что может сего зазорнейше быть, да не скажу окаяннейше, чтобы мнящему владеть преславными и неисчисленными народами, самому владеему и водиму бывать бессловесными страстями и рабом нарицаться от святых уст Спасовых. Разумеваяй да разумеет внятно сказанное». И в заключение Максим, в виде наставления князю, приводит слова Менандра, который говорит: «три добродетели делают царство твердым и славным» – правда, т. е. правый суд, когда не руководствуются лицеприятием и не берут мзды, целомудрие, когда обуздывают «движения естественные», и, наконец, кротость к подчиненным!.. «Кто, – заключает Максим, – тремя сими добродетелями правит жизнь свою, сущий воистину царь православный, образ воодушевленный самого царя небесного».

Во время боярского правления – в малолетство Ивана IV, насилия правителей достигли чрезвычайных размеров – сам Иван, в приписываемой ему речи на лобном месте открыто признавал невозможность пока исправить обиды и разорения, происшедшие от бояр и властей, бессудства неправильного, лихоимства и сребролюбия¹⁸¹⁶. В это время много людей погибло в междоусобной брани. Пользуясь покровительством самих правителей, их сторонники давали полную волю своим требованиям. Так, в первое правление Шуйских наместниками во Псков были назначены Андрей Михайлович Шуйский и кн. Василий Иванович Репнин-Оболенский, они, говорит летописец, были свирепы как львы, а люди их, как звери дикие, до крестьян, и начали поклепцы добрых людей клепать, и разбежались добрые люди по иным городам, а игумены из монастырей убежали в Новгород. Не только псковичи разошлись от лихих наместников, но и пригорожане не смели ездить во Псков. Андрей Mиx. Шуйский, прибавляет летописец был злодей, дела его злы на пригородах и на волостях, поднимал он старые дела, правил на людях по сту рублей и больше, а во Пскове мастеровые люди все делали на него даром, большие же люди давали ему подарки. Этот Андрей Шуйский разорял землевладельцев, заставляя их силой, за малую цену, продавать ему свои отчины, крестьян разорял требованием большого числа подвод для своих людей, ездивших к нему из его деревень и обратно, каждый его слуга каждый крестьянин, под защитой имени своего господина, позволяли себе всякого рода преступления¹⁸¹⁷. Насилия, происходившие в малолетство Ивана IV, вызвали Максима написать «Слово пространнее, излагающее с жалостию нестроения и бесчиния». В этом слове, в лице жены, Россия жалуется на свои бедствия. На вопрос Максима жене – в чем заключается «вина плача и скорби ея?» – она отвечает: «к прочим моим неисцелимым бедствиям, правящие ныне мною, по многой их жестокости не принимая общеполезных советов от доброхотов, руководятся одними своими страстями, меня же неключимою (непотребною) и поругаемою сотворили, сами же поддаются пленению от живущих вокруг их... Меня, все вместе славолюбцы и властолюбцы по своему праву, стараются подчинить себе, по истине мало заботящиеся о мне, которые были бы достойно названы царскими рачителями, ибо подручных моих, одолеваемые сребролюбием и лихоимством, лютейше морят всякими истязаниями, побуждаемые денежными нуждами и заботами о строении многоценных домов, ничем не способствуя к утверждению их державы, но только излишне угождая веселию блудливых душ своих..; домы их – домы беззакония, как от неправедных истязаний устроенные и исполненные всяким лихоимством и бесчинием..; благочестивый сан царский растлевают всяческими своими неправдами, лихоимством и богомерзким блужением, стопы которых устремлены больше на пролитие крови, по неправедному гневу своему и ярости зверской.., ни учения духовного не приемлют, ни сетования многоискусных старцев, ни прещениям богодухновенных писаний не внемлют, ко всему такому они глухи, как аспиды, затыкающие свои уши, поработившись одним сатанинским играм, пище, пьянству и низменным страстям (подчревным), оставленные Богом, обладаемые лукавыми духами и носимые бесами»¹⁸¹⁸.

Как известно, Иван Грозный отнимал у богатых вельмож родовые имения, а им раздавал земли в отдаленных провинциях, которые уже не приносили прежних доходов¹⁸¹⁹. Он брал взаймы деньги, которых, однако, не думал возвращать, и они были отданы только при первом Самозванце. Вследствие частых походов множество семейств осталось без пропитания, о чем напоминал ему тот же Максим¹⁸²⁰. В 1547 г. 70 псковичей приехали к Ивану (в с. Островку) жаловаться на наместника, а он, вместо управы, стал обливать их горячим вином, палил бороды, зажигал волосы свечою и велел положить их нагих на землю, но в это время большой колокол оборвался в Москве и царь поспешил туда¹⁸²¹, позабыв о суде. Быть может, подобные же факты побудили Максима указать Ивану на прямой его долг. В одном из своих посланий, он писал ему: «Много есть различных художеств, искусств и санов привлекающих людей, которые, стараясь достигнуть в них совершенства, берут себе в пример кого-нибудь из предков, для того, чтобы, подражая им, приобресть славу в потомстве – тебе же, которому вручено царство от самого Вышнего, кому другому следует подражать, кроме царствующего в небесах?"… поэтому «ничего не предпочитай более правды и суда Иисуса Христа, который ни за что так не будет покровительствовать твоей державе, как за твою правду к подданным, правый суд, щедрость и кротость ко всем нуждающимся»¹⁸²².

При общественном неустройстве, при неопределенности в отношениях к власти, при личном произволе самих правящих, являлась необходимость в особенном роде защиты, которая выходила из круга законных мер, а потому совершенно подлежала случайности. Такой мерой было «печалование». В древних наставлениях говорится: «если имеешь дерзновение к царям – поскорби, видя обидимых»¹⁸²³. Правом такого печалования по преимуществу пользовалась духовная власть, в силу того влияния, какое она имела в древней Руси. Вот почему к ней главным образом обращались опальные и угнетенные с просьбами о защите. Печалование было до того необходимым и обыкновенным, вследствие указанных причин, что лишение его, в лице влиятельного человека, для целой области казалось предвестником бедствий. Под влиянием подобного предчувствия написан «Плач земли Пермской на смерть Стефана». Там, между прочим, читаем: «Теперь мы лишились доброго промышленника и ходатая, который Богу молился о спасении душ наших, а князю доносил наши жалобы, хлопотал о наших льготах, о нашей пользе; пред боярами и всякими властями был нашим теплым заступником, часто избавлял нас от насилий, работы, тиунской продажи, облегчал от тяжкой дани"¹⁸²⁴. Государь должен был являться в таких случаях необходимым заступником и покровителем угнетенных. М.Грек сам принимал участие в печаловании и побуждал к тому митр. Макария и Сильвестра, которые в особенности могли помочь в этом деле¹⁸²⁵. Кроме того, почти во всех своих обличениях, он является защитником интересов слабых и угнетенных, не смотря на положение виновных.

Но утвердившаяся государственная власть¹⁸²⁶ в печаловании видела ограничение и потому старалась противодействовать или, по крайней мере, ослабить его влияние. Берсень жаловался Максиму, что митрополит уже «не печаловался ни о ком», а Жареный так объяснил свою беду: «пропал деи есми, печальника не могу добыти, а государь по моим грехам пришел жесток, а к людям немилостив»¹⁸²⁷. Россия жаловалась Максиму в лице жены, что у нее нет Самуила, противоставшего Саулу. Нафана, избавившего от падения Давида, Илии и Елисея, ратовавших против беззаконных царей, Амвросия, не убоявшегося царской высоты, Феодосия Вел., Василия Вел., ужаснувшего своим словом гонителя Валента, и Иоанна Злат., изобличившего Евдоксию¹⁸²⁸. Князь Курбский уже не мог найти «у святителей и преподобных (т. е. духовных лиц) ни малыя помощи, ни утешения бедам своим»¹⁸²⁹, и, подобно жене, представленной у Максима, жаловался, что уже нет Илии, Елисея, Амвросия и Златоуста, которые бы обличали неправду¹⁸³⁰.

Между тем высказывались мнения прямо противоположные этим требованиям. В известной уже нам «Беседе», вследствие злоупотреблений духовенства своим влиянием, заявлялась необходимость его невмешательства в дела светской власти¹⁸³¹. Иван Грозный писал Курбскому: «Разве хорошо, попу и прегордым рабам владеть, царю же только председанием и царской честью почтену быть, властью же ничем же лучше быть раба? И разве не похвально, чтобы самому царю содержать все повеленное им? Как же и самодержцем наречется, если не сам строит"¹⁸³². М.Грек как мы видели, иначе понимал роль самодержца. Известно, чем окончилось печалование митр. Филиппа. Иван даже требовал у духовенства отречения от обычая печалования. Притом теория этой власти создавалась и поддерживалась теми же представителями духовенства¹⁸³³.

Яркие краски, набросанные современными обличителями о положении низшего класса населения, несомненно, свидетельствуют о том надвигавшемся кризисе в народной жизни, который завершился прикреплением крестьян и вместе с тем создал условия, благоприятные предстоявшей смуте. Близкий свидетель современных явлений, Флетчер замечает, что всеобщий ропот и непримиримая ненависть так ясны, что все это должно окончиться не иначе, как всеобщим переворотом¹⁸³⁴; а современник смуты, дьяк Иван Тимофеев источник (корень) ее видит в событиях царствования Ивана Грозного и его личном характере. Если начало смуты¹⁸³⁵ было дано прекращением династии, то это не значит, что помимо этого факта положение вещей, не могло привести к тем народным движениям, какими так богато было царств. Алексея Михайловича.

М.Грек оставил глубокий след в сознании русского общества, захватив своими обличениями все слои этого последнего. Широта сюжетов, разнообразие мотивов и меткость нападений дает иногда право сравнивать его с представителем эпикодидактической и сатирической поэзии в немецкой литературе XVI в. Иос. Фишартом (род. из Майнца, докт. прав, † 1589)¹⁸³⁶, автором многих произведений в прозе и стихах, проникнутых желчной сатирой и грубоватым юмором, направленными против пороков, «столь же бесчисленных, как небесные звезды и морские пески», в которых он касается разных классов общества, современных нравов, воспитания, страсти к генеалогиям, астрологии, прогностикам, гаданиям, невоздержности, пьянства, роскоши, высокомерия учености и в особенности духовенства – францисканцев, доминиканцев и иезуитов.