Благообразие и благочиние в церковной жизни

Слово в день празднования пятидесятилетия службы о. благочинного, протоиерея Павла Стефановича Лебедевского⁹.

Вся же благообразно и по чину да бывают. (1Кор. 14:40)

Эти слова содержатся в Первом послании ап. Павла к коринфянам. Сказал их апостол в заключение своих обширных обличений и вразумлений по поводу возникших среди них беспорядков в церковной жизни. Как свойственно новообращённым, Коринфские христиане вообще проникнуты были духом живой веры и благочестия, который был питаем и поддерживаем в них обилием многообразных чрезвычайных даров Св. Духа, – чудес, пророчеств, особенно дара языков. Это, конечно, утешало апостола; но были в их обществе некоторые нестроения, которые требовали сильных мер врачевания. Некоторые из этих нестроений касались внешнего благочиния и благоповедения в церковных собраниях. Так на вечерях любви, происходивших прямо после литургии, богатые люди упивались и объедались, a бедным ничего не доставалось, хотя эти вечери имели отчасти благотворительный характер. Женщины, вопреки принятому и доселе на Востоке соблюдаемому обычаю, стояли в церковных собраниях, как и мужчины, без покрывала, может быть по соображению, что во Христе Иисусе несть мужеский пол, ни женский (Гал3:28). Некоторые из женщин, по тому же вероятно соображению, позволяли себе в церкви, под наитием Св. Духа, произносить молитвы и наставления, вместо того чтобы делать это вне церковных собраний. Дар говорить на разных языках употребляем был многими без нужды и без истолкования, в присутствии непонимающих этих языков. Иногда в церковных собраниях многие вставали и в одно время, не дожидаясь очереди, говорили на разных языках. Также поступали и пророки, т. е. лица, которые получали от Духа откровение о будущем, также слово для наставления других в истинах веры и правилах нравственности. Пророки должны были говорить один после другого, дожидаясь очереди, ибо и дуси пророчестии пророком повинуются. Пророчество – от Духа Святаго, употребление же сего дара зависело от человека, и никто не должен был отговариваться неудержимостью Духа или вдохновения. Беспорядочное проявление силы вдохновения не могло быть допускаемо, ибо несть нестроения Бог, но мира (1Кор. 14:30–33). Обличив Коринфских христиан за помянутые беспорядки, апостол заключает: вся благообразно и по чину да бывают.

Увещание апостола поступать благообразно и по чину сохраняет силу на все времена и особенно настойчиво должно быть повторяемо в наше время, когда умножается число христиан, не почитающих себя обязанными подчиняться принятым порядкам церковной жизни, т. е. тем правилам, которые на основании церковных уставов и канонов, иногда на основании обычая, определяют внешний способ исполнения христианских и церковных обязанностей. Например, обязанность молиться есть общая для всех обязанность. Но как исполнять её? Само собой разумеется, что сущность молитвы есть внутреннее молитвенное настроение. Но она же должна быть делом внешним и делом общественным. В первом отношении молитва не подлежит внешним уставам, но в последних двух она непременно должна сообразоваться с ними, а также с общепринятыми добрыми обычаями. Теми и другими определяется: каким руководствам до̒лжно следовать в молитве, где, когда, сколько времени, при каких обстоятельствах до̒лжно молиться, с какими обрядами должна соединяться молитва. И эти уставные определения обязательны для каждого христианина. Худо, если в ком нет духа молитвенного, для кого молитва не составляет внутренней потребности; но худо также, если кто уклонятся от внешних молитвенных упражнений, или при совершении их не подчиняется общепринятым уставам и добрым обычаям, а следует одному личному произволу, как бывает у сектантов. Это называется неблагообразием и неблагочинием. Неблагообразие и неблагочиние нетерпимы и в житейском быту, тем менее они терпимы в церковной жизни. Кто не подчиняется добрым, принятым в общежитии правилам приличия и обычаям, например не обнажает головы при встрече с старшими, отталкивает протянутую ему руку, непристойно себя держит в гостях, грубо перебивает речь старших, и т. под., того называют по меньшей мере неблаговоспитанным человеком, хотя бы он имел золотое сердце и блестящий ум, – с тем неохотно сближаются, даже совсем не принимают в порядочное общество. Не гораздо ли более предосудительно и непростительно пред церковью поступают те из её членов, которые в деле молитвы или другом деле благочестия не соблюдают требуемого ею благообразия и благочиния? Уклонение от исполнения этих требований тем непростительнее, чем они разумнее и основательнее. Ибо что лежит в основе их?

Требование благообразия и благочиния в делах богопочтения, как и вообще в церковной жизни, основывается на понятии о церкви, как о теле Христовом, состав которого, по подобию чувственного тела, должен представлять стройное целое, состоящее из частей, занимающих определённое место и строго исполняющих назначение – согласным взаимодействием одна на другую поддерживать жизнь и благосостояние тела (Рим. 12:5; 1Кор.6:15, 12:12,18); основывается на понятии о церкви, как о здании, которое, по слову апостола, слагаясь стройно, возрастает во святой храм о Господе (Еф. 2:21–22). На сем основании члены церкви должны не только единым сердцем, но и едиными устами славить Господа, должны стремиться к тому, чтобы соблюдением благочиния служить друг другу к назиданию, а не к соблазну. А для сего обязаны строго следовать принятым формам и порядкам церковной жизни не только в общественных церковных собраниях, но и в частной жизни. На первых порах эти формы и порядки могут казаться стеснительными; но с течением времени подчинение им обращается в привычку, и тогда не только не стесняет духа благочестия, напротив споспешествует его раскрытию, ибо эти формы и порядки для этой цели и созданы. Дух благочестия, усвоив их, сроднившись с ними, также свободно движется в них, как воин свободно исполняет строгие требования воинской дисциплины. Как воинская служба немыслима без дисциплины, без всецелого повиновения начальственным распоряжениям, хотя бы последние казались не всегда целесообразными: так и жизнь духовного воина-христианина может идти правильно не иначе, как под руководством церкви, заключающимся в её положительных правилах и уставах. Правда, здесь возможно лицемерие, механическое выполнение правил без духа благочестия; но виной тому конечно не правила, а человеческая недобросовестность, также духовное невежество.

Но чем потребнее и обязательнее для каждого из нас соблюдение благочиния и благообразия в церковной жизни, тем достойнее сожаления противоположные явления. Как много среди нас своевольных христиан, не хотящих знать ничего для себя обязательного в этом отношении и потому достойных более строгого обличения, чем какое навлекли на себя от апостола за несоблюдение благочиния Коринфские христиане! Так многие из Коринфских христиан упивались на вечерях любви, которые происходили при церковных собраниях. Ныне это невозможно; но лучше ли поступают те, которые являются в церковь не всегда в трезвом виде, особенно на всенощное бдение, также те, которые, проведши часть утреннего времени в церкви на литургии, остальное время дня предаются невоздержанию и таким образом, начав духом, кончают плотью?

В Коринфских церковных собраниях некоторые христианки бралась не за своё дело, – покушались наравне с мужчинами говорить поучения. Ныне это опять невозможно; но не случается ли, что свойственная многим женщинам привычка обо всём судить и рядить, собирать и сообщать новости, не оставляет их и в церкви? Они забывают, что находятся в священном месте, а не на улице, не на рынке, не в гостиной. И одни ли женщины позволяют себе это, – не виновны ли в том же иные мужчины, вместо того чтобы подавать им пример благоговения к храму Божию и самообладания?

Коринфских христианок апостол упрекает в нескромности за то, что они стояли в церкви, вопреки тогдашнему обычаю, с обнажённой головой и лицом; но что сказал бы он, если бы явился в наши храмы при совершении Таинства Брака, и заметил здесь лица женского пола в нарядах, не столько закрывающих наготу, сколько открывающих?

В Коринфских христианах апостол не хвалит то, что они в употреблении даров Свят. Духа не заботятся о назидании верующих, позабывая, что эти дары даются им для общей пользы церкви, а не для личного их удовольствия. Если они заслужили упрёк за это, по-видимому, невинное дело, то не гораздо ли тягчайшего упрёка заслуживают те из современных христиан, которые неблагообразным и неблагочинным поведением в церкви и вне её прямо соблазняют и смущают ближних? Так не к великому ли соблазну служит то, что многие приходят в храм поздно к половине и даже к концу службы, уходят из храма преждевременно, не дождавшись конца службы, и это для того, чтобы не слушать проповеди, – ведут себя в храме неблагопристойно, смотрят по сторонам, переходят без нужды с места на место, дремлют, являются в церковь за тем только, чтобы послушать громогласное чтение Апостола и Евангелия и потом бегут из храма?

Не могу при сем умолчать о бесчинии, производимом в храме детьми, в котором однако не дети виноваты. Спаситель любит детей. Он вознегодовал на учеников своих, не допускавших до Него матерей с детьми, и сказал: «пустите детей приходить ко мне, и не препятствуйте им, ибо таковых есть царствие Божие» (Мк. 10:14). На сем основании прекрасно поступают родители, когда приносят детей в храм и здесь вводят их в общение со Христом в Таинстве Евхаристии. Но и доброе само по себе дело до̒лжно делать благоразумно, чтобы не заслужить упрёка в ревности не по разуму. Скажите теперь, разумно ли поступают те из нас, которые больных и неспокойных детей, притом самого раннего возраста, от одного месяца до двух лет, приносят в храм к самому началу литургии и во всё продолжение её заставляют всех присутствующих слушать, как эти несчастные дети кричат без умолку, как матери или няньки тоже громогласно успокаивают их и, занятые этим исключительно делом, ни сами не молятся и не слушают ничего из того, что в церкви читается и поётся, ни другим не дают молиться и слушать?

Говорят в оправдание раннего приноса детей к литургии: их надо непременно подвесть к Евангелию, когда его читает диакон, потом к св. Дарам во время великого выхода. Но спрашивается: для чего желаете ближе к Евангелию стать с ребёнком? Не для того ли чтобы лучше расслышать Евангельское чтение и тем освятить дитя и освятиться? Но можно ли что расслышать, когда крик дитяти спорит с голосом читающего? Для чего подносите младенца к Дарам среди херувимской песни? Для того, конечно, чтобы освятить его приближением к ним. Но не гораздо ли больше освящения младенец может получить от Даров освящённых, причащаясь Крови Христовой, чем от неосвящённых, какими они бывают при великом выходе?

Приходя с неспокойным ребёнком в церковь к началу литургии из-за того только, чтобы не пропустить чтения Евангелия и выхода с Дарами, вы ровно никакой пользы не приносите ни ему, ни себе, и криком его только возбуждаете недовольство в окружающих, отвлекаете их от молитвы и развлекаете их внимание. Что же надобно делать? С детьми спокойными стойте хоть всю литургию, но больных и беспокойных приносите в церковь ко времени причащения. Не беда, если даже не поспеете к этому времени, ребёнка можно причастить и после обедни, доколе ещё не потреблены св. Дары. Бойтесь паче всего неблагочиния.

А какое неблагочиние господствует в церкви при священнодействии брака от любопытствующих зрителей, также на исповеди, когда один другого не ждёт, отчего происходит давка и споры, – лучше не распространяться.

Непростительно также неистовое осенение себя крестным знамением, соблазняющее особенно старообрядцев и поддерживающее их вражду к православной церкви.

К числу противных церковному благочинию принадлежит ещё обычай присутствовать при общем богослужении не для того, чтобы единым сердцем и едиными устами славословить Господа, а для того, чтобы независимо от общих церковных молитв, без всякого участия в них, возносить к Богу свои молитвы, может быть прекрасные и сердечные, но с нарушением благочиния. Церковная служба соединяет людей не в том смысле, что один стоит подле другого, а в том, что все внемлют одним и тем же молитвам, чтениям и песнопениям. В составе церковных молитв всегда найдутся подходящие к вашим личным чувствованиям и потребностям и потому удобные для выражения их.

Мы указали несколько примеров неблагочиния в церковных собраниях, – а мало ли их бывает вне церкви?

К величайшему сожалению, сами совершители богослужения не всегда свободны от справедливого упрёка в неблагочинии. Небрежное и торопливое чтение и пение, пение и чтение одновременное, допущение в церкви пения, чуждого простоты и церковного духа, – всё это подаёт повод многим осуждать служителей церкви, упрекать в неблагочинии тех, которые должны подавать пример благочиния. Неблагочиние всего менее терпимо в совершителях церковных служб, а потому высшая церковная власть принимает против него строгие предупредительные и карательные меры. Она зорко следит за нами. Но она не может следить непосредственно за всеми членами клира и ближайший надзор за ними предоставляет так называемым благочинным, которые в этом случае являются оком и ухом архиерея. Само собой понятно, что в эту трудную и многоответственную должность могут быть избираемы только достойнейшие из достойных, способные не только оправдать доверие к ним архипастыря, но и заслужить уважение со стороны подчиняемого их ведению духовенства. К числу их бесспорно принадлежит досточтимый юбиляр, настоятель здешнего прихода, о. протоиерей Павел. Прежде всего отдадим справедливость его отличным умственным дарованиям, которыми в нескудной мере наделил его Господь и которые он возрастил трудом самообразования. Он обладает многосторонней образованностью не только духовной, но и светской, и, что редко в наше время, основательным знанием древних языков. Несмотря на многосложные занятия по приходу и должности благочинного, несмотря на преклонные годы, он находит время следить за современным движением мысли в области богословской и светской письменности, с юношескою любознательностью знакомится с выдающимися в той и другой явлениями и вся искушая, доброе держит (1Фес.5:21). Муж тонкого ума, он здраво и метко оценивает значение чужих мыслей. Жаль, что он скупо делится с публикой своими знаниями путём печати; но и то немногое, что из его трудов известно в печати, весьма ценно в научном и художественном отношении.

Весьма замечательна его учительская деятельность. Об его преподавании в духовных семинариях с благодарностью вспоминают бывшие его ученики; но особенно достопамятна его законоучительская служба в одной из школ Московского Благотворительного Общества. Службу эту он проходил больше 30-ти лет безмездно, и как проходил! По свидетельству одного из ближайших наблюдателей его службы в этой школе, печатно заявленному, наш досточтимый юбиляр «преподавал учение Веры и Священную историю, до такой степени применяясь к понятиям детского возраста, что даже маленькие девочки свободно отвечали на вопросы, поясняя урок своими словами. Это удивляло всех на годовых экзаменах» (Воспоминания гр. M. В. Толстого. Русский Архив 1881, II, стр. 116).

Как высоко ценило начальство его труды учительские, пастырские, благочиннические, труды по исполнению иных поручений, видно из немалочисленных наград ему. Не от одного начальства, но и от общества он пользуется искренним уважением. От прихожан и вообще от многочисленных посетителей здешнего храма он заслужил его ревностью к исполнению священнослужительских и пастырских обязанностей, к благолепию храма Божия, особенно благоговейным молебствованием пред здешней чудотворной иконой Богоматери. От подведомых его благочинническому надзору причтов он пользуется не менее заслуженным уважением. В сношениях с ними он отличается прямотой, за которую, в похвалу ему, о нём можно сказать словами Христовыми о Нафанаиле: «се воистину израильтянин, в немже льсти несть» (Ин.1:47). Его прямота подчас доходит до некоторой строгости; но эта строгость не тяжело чувствуется в виду доброжелательности и благонамеренности, из которых она истекает.

Возблагодарим, отцы и братья, Господа, благословившего нашего досточтимого юбиляра долголетием, крепостью сил, успехами в его многотрудной и многосторонней деятельности, и помолимся, да продлит Господь на многие лета сие благословение и милости к нему, а через него ко всем, на которых простирается его доброе влияние.