Три Вселенских святителя и один из Московских
Слово в день трёх святителей 30-го января 1883 г.
Праздник трёх Вселенских святителей установлен в конце ХІ-го века, по случаю происшедшего из-за них спора в народе. Спорили о том, кому из них надобно отдать первенство. Одни ставили выше обоих Василия, указывая на его твёрдость духа и основательное рассуждение; другие провозглашали преимущество Григория за высоту и глубину богословствования; третьи восхищались в Златоусте красноречием и любовью к грешникам. Разногласие в суждениях о достоинствах трёх святителей дошло до того, что одни стали называться Василианами, другие Григорианами, третьи Иоаннитами. Распря эта наконец прекращена самими святителями, послужившими поводом к ней. Все они явились в видении Иоанну, митрополиту Евхаитскому, сначала каждый порознь, а потом вместе, и заповедали ему объявить всем, что они имеют одинаковое достоинство пред Богом, что между ними нет первого, нет второго. «Итак скажи, – присовокупили святители, – чтобы спорящие перестали спорить, и устрой нам троим праздник в один день, в показание нашего единомыслия!»
Заповедь святителей была исполнена, общий им праздник, сверх особенных для каждого, назначен 30-го января, и канон на сей праздник написан Иоанном Евхаитским. Таково происхождение настоящего праздника.
Установлением совокупного празднества трём святителям воздаётся им церковью величайшая честь. Но не меньшая честь для них выражается в том, что они в ряду святителей именуются Вселенскими. Смысл именования тот, что они суть, по слову церковной песни в честь их, Учители Вселенной. Их учение, содержащееся в оставшихся от них богомудрых творениях, служит образцом для всех Учителей Вселенской Церкви, правилом веры для всех чад Вселенской Церкви. В этом отношении их авторитет, после апостолов, имеет преимущество пред авторитетом прочих Отцов и Учителей Церкви, хотя все они имеют вселенское значение по своему учению, а некоторые, например Афанасий Великий, не уступают им по достоинству учения и по заслугам для Вселенской Церкви.
Кроме общего наименования Вселенских, каждому из трёх святителей Церковь устроила ещё особые названия. Один из них называется Великим, другой – Богословом, третий – Златоустом. Первое наименование дано Василию, архиепископу Кесарийскому. Он действительно велик духовным величием, о котором свидетельствуют многочисленные памятники его деятельности. По силе, одушевлению, изяществу слова он был великим церковным витией, достойным подражания и для светских ораторов. По слову патриарха Фотия, «кто хочет быть отличным гражданским оратором, не нужен ему ни Демосфен, ни Платон, если он принял себе за образец и изучает слова Василия». Он был великим богословом, – он с непреоборимой силой и убедительностью раскрыл в своих писаниях и защитил против лжемудрований арианских учение о единосущии с Богом Отцом Сына Божия и Духа Святаго. Он был велик, как толкователь слова Божия. О его толковании на повествование Моисея о шести днях творения, св. Григорий Назианзин отзывается так: «когда читаю я Шестоднев (Василия), приближаюсь к Творцу и познаю основания творения». Никто с такой силой и ясностью не указал в творении мира следов бесконечной премудрости, благости и всемогущества Творца, как Василий в своём Шестодневе. Он велик по святости жизни, и не только сам был строгим монахом, но и оставил руководство для монашеской жизни в своих подвижнических правилах. В православной восточной церкви нет так называемых монашеских орденов, столь многочисленных в церкви западной. Все наши иноки, в главных чертах монашеской жизни, принадлежат к чину св. Василия Великого, как первого законоположителя для монастырей.
Велик он и вообще, как ревнитель церковного благочиния, о чём свидетельствуют его канонические послания, вошедшие в состав Кормчей и имеющие доселе руководственное значение для церкви. А что̒ он сделал для благоустройства богослужения, о том всяк знает, кто знает чин его литургии, отправляемой в известные дни Великого поста и в некоторые другие дни года. Поистине велик Василий; имя Великого вполне соответствует его достоинствам и заслугам.
Не меньшее соответствие с истиной заключается в именах Богослова и Златоуста. Между апостолами только один Иоанн называется Богословом, между Отцами и Учителями Церкви одному Григорию Назианзину усвоено имя Богослова. Своими возвышенными духовными созерцаниями св. Григорий проникал в самые глубины Божества, насколько это возможно человеческому уму при свете божественного откровения. Особенно же мысль его, как и мысль Богослова апостола, обращена была к предвечному Слову. По возвышенности богословствования Григорий не имеет равного себе, и потому св. Иоанн Дамаскин, первый излагатель систематического Богословия, более чем кем-либо руководствовался учением Григория Богослова в своём Богословии.
Имя Златоустого усвоено Церковью третьему Вселенскому святителю за его красноречие, которым он так прославился, что имя Златоуста, ему собственно принадлежащее, переносится иногда на проповедников, в похвалу за успешное ему подражание: высшая похвала проповеднику состоит в том, когда о нём скажут: это второй Златоуст. Слова Златоустого по силе, по сердечности, по наглядности изложения, по свободе, по искусству приспособления ко всякому случаю, ко всякой духовной потребности, – в сравнении со словами других проповедников – то же что золото в сравнении с прочими металлами. Поистине Златоуст!
Имена трёх Вселенских святителей всегда были дорогими именами для Христовой Церкви. И в наш холодный к благочестию век они с благоговением произносятся. Но чем поддерживается в большинстве это благоговение? Не тем ли только, что Церковь часто воспоминает в своих службах трёх Вселенских святителей и с нарочитой торжественностью чествует их во дни их памяти? Видно, заслужили они столь великой почести, – говорят про себя чтители их. Но в чём их заслуга? Что они сделали для Церкви? Для одних ли современников благотворна их деятельность, или и для последующих родов?
Вопросы, на которые затрудняются отвечать усердные чтители Вселенских святителей. От чего затрудняются? От того, что незнакомы с памятниками их деятельности (за исключением, конечно, литургии с именами Златоуста и Василия), с их богомудрыми писаниями, хотя эти писания все переведены на общепонятный русский язык и легко могут быть приобретаемы. Не так относились к ним наши благочестивые предки. Они любили читать святоотеческие творения, не стеснялись не довольно вразумительным переводом их на церковнославянский язык, знали на память многие изречения из них и украшали ими свою речь. В наше время в среде мирян подобных начетчиков почти нет, – скорее же встретишь их между раскольниками, а не между православными. До какой степени простирается равнодушие последних к отеческим творениям, видно из следующего случая.
Церковный устав требует, чтобы в утрене в промежутках между кафизмами и ирмосами канонов читаемы были святоотеческие беседы и толкования на книги св. Писания (Златоуста, Василия Великого, Ефрема Сирина, Иоанна Лествичника и других). И в церквах монастырских, далеко впрочем не всех, это требование исполняется; но в приходских церквах решительно нет возможности исполнять его: тяготящиеся продолжительностью богослужения с трудом остаются в церкви до конца службы, но от отеческих бесед они просто бегали бы из церкви, или совсем перестали бы ходить в неё, чтобы только не слышать их. Какое возмутительное равнодушие! Невольно подумаешь, что, если бы Вселенские святители жили в наше время, едва ли бы мы ценили их так высоко, как ценили современники их. Современные Вселенским святителям христиане заслушивались их поучений, продолжавшихся час и более, не тяготились их продолжительностью, не тяготились даже их отвлечённостью, их богословским характером. Слушатели с любовью и охотно внимали церковным поучениям о таких возвышенных предметах, как тайна Пресвятыя Троицы; с напряжённым любопытством следили даже за философским раскрытием богословского учения, восхищались тем искусством в состязании с лжеучителями, с какими учители истины разоблачали ухищрения лжи и посрамляли еретиков. Есть ли что подобное в наше время? Правда, и ныне знаменитые проповедники увлекают слушателей, но только в том случае, если проповеди их недлинны, а по содержанию и изложению доступны для лёгкого понимания.
Слова, подобные словам Григория Назианзина о Богословии, протяжённые и отвлечённые, оттолкнули бы слушателей нашего века даже от знаменитых проповедников. И не только подобным проповедничеством, но и вообще великими заслугами в церковной области, в ваше время трудно прославиться. Только служители церкви, близко знакомые с нуждами церкви, могут в наше время ценить великих церковных деятелей. Большинство же светского общества или по невежеству, или по равнодушию к церкви неспособно понимать их заслуги для церкви и готово даже оскорблять их. Печальное подтверждение сему представляет недавний случай.
За 15 лет пред сим скончался великий святитель русской церкви, подобные которому по достоинствам и заслугам для церкви являются вехами. В начале текущего года исполнилось сто лет со времени рождения его. По почину Общества любителей духовного просвещения, с благословения высшей духовной власти, Москва и другие города почтили столетнюю годовщину его рождения особым празднеством в честь его. В Москве в этот день после церковного поминовения великого святителя, устроено было в честь его торжественное собрание членов Общества любителей духовного просвещения и в сем собрании, в присутствии множества посторонних посетителей, читано было несколько сочинений, содержащих оценку заслуг Филарета для науки и церкви. В заключение чтения заявлено было предположение увековечить столетнюю память приснопамятного Филарета изданием сборника сведений о его трудах на поприще пастырском и учёном, и выражена была надежда на сочувствие города Москвы к этому предприятию. В этой надежде вскоре от лица Общества любителей духовного просвещения сделано было предложение Московской городской Думе, не угодно ли ей оказать денежное пособие, хотя незначительное, для издания предположенного сборника. Можно было ожидать, что собрание представителей всех сословий Первопрестольной столицы даст беспрекословное согласие на это предложение, даже обрадуется тому, что ему даётся возможность деятельным образом засвидетельствовать сочувствие к памяти святителя, в продолжение сорока пяти лет управлявшего Московской церковью и, можно сказать, прославившего Москву служением в ней. Так однако не случилось. В собрании представителей Московских граждан поднялись пререкания, в высшей степени оскорбительные и для Общества любителей духовного просвещения, и для памяти великого святителя. Один из почтённых гласных Думы поднял голос в пользу предложения Общества любителей духовного просвещения, присовокупив, что если за два года пред сим Дума не затруднилась отпустить значительную сумму на устроение торжественных похорон одного музыканта, начальника музыкального училища, всего менее можно колебаться, когда идёт дело о пособии со стороны Думы на такое доброе дело, как издание сборника в честь великого Московского святителя.
«Но этот музыкант принёс существенную пользу обществу», – послышался чей-то голос в Думе, поддержанный другими гласными. Вследствие разногласия обсуждение спорного дела отложено до следующего заседания. Ввиду возможности новых оскорбительных для памяти приснопамятного святителя заявлений при дальнейшем обсуждении предложения Общества любителей духовного просвещения, Общество поспешило взять назад это предложение. Лучше и не могло поступить Общество, дорожа своим достоинством, наипаче же честью великого иерарха. Что может быть возмутительнее неблагоприятного для имени его сопоставления с именем какого-то музыканта? Музыкант, видите, принёс пользу обществу. Положим, что принёс, как и всякий добросовестный школьный учитель может быть полезен для своих учеников. Но как ничтожна польза от трудов для распространения музыкального образования в сравнении с заслугами величайшего церковного деятеля, бывшего при жизни и не перестающего быть по смерти правилом веры, светилом православной науки, образцовым пастырем и учителем, к голосу которого с благоговением прислушивалась не только русская, но вся Восточная Церковь, подвижником благочестия и добродетели, к молитвам и благословению которого православные русские люди прибегали с таким же благоговением, как к молитвам и ходатайству святых угодников Божиих!
Сколь ни почтенна деятельность музыканта, заслуги которого в Московской Думе поставлены выше заслуг приснопамятного Филарета; но как узка сама по себе задача этой деятельности в сравнении с высочайшей задачей служения великого церковного деятеля! Музыкальное образование ни для кого не обязательно, есть достояние немногих, и может быть ценимо по достоинству только знатоками музыки, которых весьма немного во всей России. И потому только невежеством, или полнейшим равнодушием к религии и Православной Церкви можно объяснить ту дерзость, с какой позволили себе, и притом торжественно, унизить перед учителем музыки память святителя, с великой честью и пользой служившего такому делу, которое по самому существу своему бесконечно важнее искусства играть на музыкальных орудиях и этой игрой развлекать себя и других часто с отвлечением себя и других от религиозных упражнений, ко вреду для души, – делу служения духовному просвещению и спасению ближних.
Столь возмутительное отношение членов нашего светского общества к приснопамятному святителю поистине есть знамение времени, самое прискорбное. Церковь променяли на музыкальное училище, великого церковного учителя – на школьного музыкального учителя, музыкальное искусство – на религиозное просвещение и спасение!
Судя по этому направлению века с уверенностью можно утверждать, – повторим наши слова, – что если б в наше время жили Вселенские святители Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, они не пробрели бы такой славы, какая окружала их в 4-м веке: им предпочли бы какого-нибудь искусного лицедея, музыканта и писателя светских, часто безнравственных повестей.
Грустно, братие, грустно!