В день Симеона Богоприимца

И бѣ́ ему́ обѣ́щано Ду́хом святы́м, не ви́дети сме́рти, пре́жде да́же не ви́дит Христа́ Госпо́дня. (Лк. 2:26).

Жизнь для праведного Симеона, жизнь долговременная, многолетняя, была и наградою за благочестие, и подвигом испытания в терпении. Ему обещано было, что он не увидит смерти, доколе не увидит обетованного Спасителя миру, и он дождался этой радости, которую пламенно желали видеть все ветхозаветные праведники, и скончались неприявши обетования, удостоился не только увидеть своими очами, но и восприять на свои руки Спасителя. Но долговременная жизнь праведного Симеона была для него и тяжким подвигом испытания в терпении. Преисполненный многих лет старец каких не испытал перемен в своей жизни. В его глазах прошли многие роды и поколения людей, произошло много событий и радостных, но еще более скорбных и печальных в народе Божием. Мир с его переменами вращался около него, a он среди переменчивости лиц, вещей, обстоятельств, оставался, как скала среди волнения непрестанно приходящих и отходящих вод. Сколько было перемен, и непосредственно касавшихся состояния его! В продолжении многолетней жизни он, конечно, всех близких рода своего оплакал, сопроводил в путь всея земли, и давно оставался один без рода, без племени ожидая несомненно узреть обетованного Спасителя.

Какою же ценою стяжал себе праведный Симеон неизглаголанную радость спасения, что узрел и восприял в объятия свои Спасителя? Стяжал ценою многотрудной жизни и тяжким, продолжительным терпением. После того мирно отпущенный Владыкою живота и смерти из томительной жизни, мог ли с небесною радостию не уснуть сладким сном смерти для блаженного бессмертия?

Также мирно упокоеваются смертию и все те, которые в продолжении жизни в неослабном терпении трудятся для Господа. Они смертию упокоеваются от трудов своих.

Христиане! будем и мы в терпении неутомимо трудиться во всю жизнь свою, чтобы уснуть сладким сном смерти.

Побеседуем о сем для приуготовления самих себя к радостному бессмертию.

Необходимо с неослабным терпением трудиться во всю жизнь, чтобы блаженным сном упокоиться в смерти.

Чтобы сделать вожделенным сон ночи, надлежит неослабно трудиться в продолжении дня. Делатель, с солнечным восходом изшедший на делание свое, понесший тяготу и вар дне, с радостию зрит на заходящее солнце, на упадающие вокруг его тени, чувствуя, что все, и внутрь и вне его призывает его к покою. Так и в продолжении дня жизни надлежит бодренно трудиться, дабы вечер жизни встретить с радостным чувством приближающегося успокоения.

Можно сказать, все мы трудимся, каждый своим образом, и, может быть, много, усильно. Но не все труды способны доставить нам покой ночи смертные. Трудится честолюбивый для суетной чести и славы, трудится корыстолюбивый для богатства и благ земных. Трудится легкомысленный в изобретении наслаждений и утех плотских. Такие и подобные труды при часе смертном обременят угрызениями дух наш и породят болезни адские в душе нашей.

Другие должны занимать нас труды, коими можем собрать себе сладкие плоды для вечности, и утешать себя при наступлении часа смертного. Какие эти труды? Труды веры и благочестия в отношении к Богу, труды праведности и благотворения в отношении к ближним, труды чистоты и непорочности в отношении к самим себе. Эти Христианские труды требуют, чтобы мы всегда и во всем служили Богу, как купленные кровию Сына Божия, в страхе и благоговении; чтобы служили ближним нашим, как братии и сонаследникам единого Царствия, воздаянием от души каждому должного; чтобы тщились очищать себя, я́коже о́н чи́ст е́сть, (1Ин. 3:3) Искупитель и Спаситель наш. Многообразны и многоразличны труды жизни по Боге, ибо широка заповедь Господня. Но как закон Господень во всех заповедях составляет один нераздельный союз праведности и святости, так и наша деятельность по закону Божию вообще должна составлять одну совокупность добрых дел для благоугождения Господу. Частнейшие труды, для благоугождения Господу, указаны каждому из нас Божественным Промыслом в нашем состоянии и звании.

Христианин! Трудись в исполнении обязанностей, возложенных на тебя Богом, трудись от сердца, искренно, яко пред Богом и для Бога, терпи мужественно и все сопутствующие спасительным трудам тяжести, и ты будешь издалека уготовлять себе сладкий сон ложа смертного. Ты возвеличен славою и честию, обладаешь обилием благ земных, имеешь в руках своих участь и счастие многих людей; трудись не для времени, a для вечности, умей расстворять внешнее величие внутренним смирением, внешнее обилие нищетою духовною, могущество власти искреннею заботою о вверенных твоему попечению. Ты судишь между братиями твоими, преуспевай сперва в правде сам, потом побеждай правотою неправду других, и изводи правду яко полудне, по любви к свету правды. Ты пасешь народ Божий; предшествуй на пути благочестия сам, как вождь, a в след за собою и словом и примером, и учением и обличением веди и врученных тебе. Ты обременен нищетою, болезнями; вот труды, назначенные тебе на поприще жизни! Неси возложенное на тебя иго, не теряй упования, не уступай мрачным нападениям горести, с крепостию превозмогай уныние и утешай себя надеждою сладкого упокоения.

Но да не речет кто из нас, обретая мир и утверждение окрест себя, да не речет, что путь его ровен, что ни противностей в течении, ни трудностей в делании не предлежит ему. Никто нельсти себя беззаботностию. Кроме внешних дел и обязанностей есть у каждого из нас внутреннее сокровенное дело, доставшееся нам по несчастному наследию от первых прародителей; есть у каждого наследственное достояние, поле дикое и каменистое, тернами и волчцами заросшее, которое трудолюбным деланием мы должны очистить от произрастений проклятия и исполнить плодами благословения. Это поле есть греховное сердце наше, или паче, растленная природа с ее страстьми и похотьми, в каждом из нас своим образом действующими. Один способен с благоразумною дальновидностию совершать предприятия, но от рассеянности и высокоумия беспечен; другой ревностен к делам звания своего, но обладаемый корыстолюбием, недугует недоверчивостию к равным, не имеет снисходительности к низшим; иной мягкосердечен, расположен к благотворению, но предан плотоугодию и побеждается чувственными похотями. Таким образом каждый имеет свою душепагубную страсть.

Посему в возделывании правотою и непорочностию сердца нашего должны мы трудиться постоянно с раннего утра жизни до вечера, a если утреннее, лучшее для делания время уже пропущено, начнем трудиться, хотя с большею тяжестию, в полдень: если и полдень прошел, станем трудиться и под закат жизни нашей. Для твердой решимости не поздно и время позднее. Примечая, что с продолжением лет не уменьшаются в нас греховные склонности, укрепимся решимостию исторгать из сердца нашего самоугодие и привязанность к тлению, нетерпеливость и раздражительность, сластолюбие и плотоугодие; напротив возращать в себе кротость и незлобие, чистоту и свойства Христианского самоотвержения. Со всем усилием исторгая укоренившиеся терны пороков будем орошать слезами бесплодие земли нашей, теплотою сокрушения согревать греховную хладность нашу; бодрственностию внимания к себе охранять посеянное от хищных птиц, страстных помыслов терпением возращать плоды благоделания и тщательно собирать во внутренную житницу зерна добродетелей. Так да не стужа́ем си́ до́брое творя́ще, дѣ́лаим благо́е, до́ндеже вре́мя и́мамы, во вре́мя бо свое́ по́жнем, если́ не ослабѣ́ем (Гал. 6:9–10).

Мир сей есть великое поле; мы, поочередно изводимые и сменяемые всеобщим Домовладыкою, делатели; различные должности, звания и с ними вместе возлагаемые на нас труды суть наше делание; согласные или несогласные с волею Божиею дела–различный посев, вечность есть место собрания плодов, где сообразно сеянию должны пожать вечную радость или мучение, a смерть составляет предел, коим прекращается земное наше делание, и ночь, когда мы, засыпая навеки для сего мира, пробуждаемся в нескончаемой стране вечности. He страшна сия ночь для истинных во Христе трудолюбцев, a паче светла и вожделенна. Души, трудившиеся о Господе, по расторжении союза с тленными храминами тел своих, отрешаясь и от всего тленного, как в сладком сне переносятся в области светлые, воспаряют горе также легко, как бывает в сонном видении, когда душа наша как бы воспаряет в область высшую, поставляется среди дивных явлений, услаждается невиданным зрелищем, забывает скорбную участь свою и чувствует себя в другом блаженнейшем состоянии. Мирно, безболезненно разлучаются от тел своих души, умершие для всего земного и предавшие себя Господу. Оне переходят от трудов в вечное покоище, где начинается другой порядок вещей, другая совершеннейшая деятельность, где ожидает нас блаженное созерцание Бога, жизнь в свете лица Божия, преобразование от славы в славу во свете лица Божия. Не будем теперь беспечно спать и греховно покоиться, чтобы встретить смерть, как сладкий сон и упокоение. Благословенные труды и подвиги дня готовят усладительный вечер и приятный сон. A мирный вечер и сладкий сон готовят легкое, радостное пробуждение.

Когда неослабно, до истощания греховных склонностей наших будем подвизаться для Бога и вечности; тогда с веселием узрим закат жизни нашей. И когда Ангел смерти возвестит нам окончание подвигов наших во времени: тогда без смущения, положив на одр смертный изнуренное спасительными трудами тело наше, умершее для всего чувственного, с покойным духом и ясным взором при последнем дыхании, принесем благодарение Господу, что Он непопустил нам вотще провести жизнь нашу, но даровал благодатию своею по возможности трудиться для славы Его, и изливши моление, чтобы Господь благоволил милостиво приять посильное наше делание в сокровищницу Божественные своея благости, подобно праведному Симеону, в мире предадим самих себя милосердию Божию. С такими чувствиями предаемся мы и обыкновенному сну, когда, по благости Божией, проведем день в душеполезных занятиях, и благоуспешно совершим преднамеренное.

Будем молить Господа, чтобы даровал нам благодать жить не для себя, a для славы Его, делать благое, и богатея добрыми делами собирать себе сокровище для будущего, и так окончить течение жизни, чтобы умерши о Господе, восстать для блаженного бессмертия. Аминь.

Я́ко ви́десте о́чи мои́ спасе́ние твое́. (Лк. 2:30).

Блаженна кончина праведного Симеона. Но особенному откровению восприяв обещание от Бога, что не увидит смерти, доколе не увидит обещанного Спасителя, он в продолжении многих лет с неослабным терпением ожидал исполнения Божественного обещания. Ожидая Спасителя, он и жил только верою, дышал любовию к Спасителю, утешался чаемым от Него спасением. В продолжительном и вместе пламенном, неослабном ожидании наконец он не только узрел своими очами, но и восприял на руки свои Спасителя, и вместе с Ним спасение, и отошел к вечной жизни с радостию.

Так, кто живет во Христе и для Христа, тот, умирая отходит ко Христу, дабы жить и блаженствовать со Христом. Посему для Христианина смерть не страшна, но вожделенна, если только он тщится быть благоугодным Господу в жизни.

Дабы не быть нам беспечными в рассуждении смерти, от которой зависит вечная участь наша, но и без страха, в мирном расположении духа ожидать смерть, близко ли, далеко ли она от нас, по воле Божией, попечемся о том, как можем сделать смерть для себя не страшною, но паче утешительною.

Первое средство не бояться смерти есть то, чтобы непрестанно размышлять о смерти. Все вообще в жизни нашей необычайное, по действию на участь нашу важное, по решительным последствиям добра или зла неизвестное, бывает для нас страшно. Кто бы, оставшись один в глубокой темноте ночи среди обширной, неизвестной пустыни, кто бы и самый неустрашимый не пришел в страх? Но нет для нас ничего столь важного по своим следствиям и вместе неизвестного, как смерть. Хотя она обыкновенна вообще между людьми; но страшна для каждого из нас. Мы непрестанно видим вокруг себя умирающих, однако не только не можем привыкнуть к смерти, напротив ужасаемся собственной смерти, при одной мысли о приближении ея. Но, что во всех нас достойно оплакивания, не смотря на непреложность определения о нашей смерти: лежи́т человѣ́ком еди́ною умре́ти (Евр. 9:27),– мы взираем на смерть неиначе, как издалека, изредка, не намеренно, взираем, как на ужасное разрушение, низвергающее нас в бездну, видим отверстие сей бездны, и то, как непрестанно низлагаются в нее подобные нам человеки, a сами не смеем и нехотим ближе подойти мыслию к ней, опасаясь возмутить покой свой, и близко ли, далеко ли находимся от нашей смерти, идем к ней, с закрытыми глазами, как будто бы лучше нам низвергнуться в могильную глубину вдруг. Таким образом чем более устраняем и от взора и от мыслей наших смерть, тем она становится для нас страшнее. Такое тщетное отдаление от себя мысли о смерти тем неразумнее в нас, чем смерть для нас неизбежнее, тем пагубнее, чем случай смерти нам неизвестнее. Чем неизвестнее для нас смерть, тем более мы должны сближаться с нею размышлением.

Что такое смерть? Смерть есть расторжение естественного союза души с телом. Расторгается союз сей по праведному суду Божию за наше преступление; душа оставляет тело, как свою храмину, и временное существование человека на земли прекращается, вместе с тем прекращается и вся земная деятельность его; расторгаются самые крепкие узы, самые близкие отношения: падает все человеческое могущество, оканчиваются дальновидные замыслы, погасают заботливые предприятия, оставляются все сокровища неимоверными трудами приобретенные, разрушается крепость, увядает красота,– и сие тело, – предмет бесчисленных наших попечений, с толикою заботливостию нами охраняемое, питаемое, украшаемое, сие тело превращается в гнилость и снедь червям, делается для нас предметом отвращения, и тот, кто недавно разделял с нами самые приятные радости и удовольствия, кто был для нас утешением, опорою, ограждением, кто недавно был предметом удивления, тот остается у нас в одном только печальном воспоминании. Так смерть разоряет земную храмину нашу!

Что за причина столь плачевного с нами события? Что значит это разоблачение духа нашего от тела? He дано ли ему телесное облачение только на время земной жизни, по совершении которой он совлекается его, как изветшавшей одежды, оставляет, как разрушившееся жилище? He на время, навсегда, по намерению Божию, дано духу нашему тело, как естественное облачение его. Если бы грехопадением в наших прародителях мы не расторгли блаженного союза с Богом, вместе с тем не растлили и естественного союза души с телом, никогда бы естественный состав наш не подвергся расторжению, но путем безболезненного изменения переходили бы мы из сей юдоли в горнюю область приискреннего единения с Богом. А ныне в наказание за произвольное отступление от Бога должны неминуемо подвергаться смерти, разрушительным действием коея тело наше возвращается в персть, из коей взято (Еккл. 12:7), a душа, отторженная от тела, воззывается на суд к Богу, дабы отдать отчет в том, что она соделала с телом добра или зла (2Кор. 5:10).

Куда же воззывается и отходит душа наша по разрешении от тела? В область вечности, где должна решиться участь наша. В сию-то недоведомую область должны мы простираться размышлением, и следуя за смертию, представлять участь, ожидающую нас по делам нашим. A как по смерти двоякая участь ожидает нас, или участь блаженства, уготованная праведным, или участь осуждения, уготованная грешным; то, сколь возможно, чаще переносясь за пределы времени мыслями, должны представлять себе страшный образ будущей участи грешников, и устремляя мысленный взор в мрачную бездну ада, в жилище вечных ужасов, рассматривать бесчисленные геенские мучения, по свойству пороков, в многоразличных видах определенные грешникам. Пусть раздаются в слухе нашем отчаянные вопли, изображаются во взорах страшные образы на веки отриновенных от лица Божия. Самое лучшее средство сближаться с смертию непрестанно размышлять о смерти; самое лучшее средство не бояться смерти обносить образ смерти, самое лучшее средство истреблять в себе причину смерти, грехи и беззакония, представлять ужасы осуждения грешников по смерти. Помина́й послѣ́дняя твоя́, и во вѣ́ки не согреши́ши (Сир. 7:39).

Но мы по-видимому не забываем о смерти; часто судим о неизбежности, о различных внезапных случаях и бесчисленных бедственных последствиях смерти; при всем том боимся смерти. От чего это? От того, что хотя на словах памятуем о смерти, но в самом деле расположениями нашими поставляя себя в отдалении от смерти, нимало не готовимся к смерти. По привязанности к земной жизни, даже и тогда, когда свирепствует вокруг нас смерть в необычайных болезнях, обыкновенно обманываем себя так, что хотя удары смерти носятся вокруг нас, но минуют нас. Так часто льстит себя жизнию и пораженный смертельными болезнями, и согбенный дряхлою старостью; так и все мы хотя не редко встречаемся с мыслию о смерти, но не готовимся к смерти, a потому и страшимся смерти. Почему, чтобы нам небоязненно ожидать смерти надлежит непрестанно приготовляться к смерти. И вот другое верное средство не бояться смерти.

И к чему для смертных, может быть столько побуждений, как не к тому, что бы приуготовляться к смерти? Опыты веков прошедших, опыты времени настоящего, внутренние опыты бренности нашей природы, неизвестность будушего,–вот сколько для нас побуждений и вне нас, и в нас самих и в прошедшем и в будущем непрестанно готовиться к смерти! Что вещают нам опыты прошедших веков? Миллионы умерших вещают нам из недр земных: человеки! и мы были некогда, как вы, но мы прешли, и вы прейдете подобно нам; будьте готовы и вы в путь всея земли. Что вещают нам опыты настоящего? Непрестанно в бесчисленном множестве то там, то инде, то в обыкновенном, необыкновенном порядке умирающие современники, содруги и знаемые наши, как ближайшие соучастники нашей бренности, вещают нам: братия! Мы были недавно, были вчера и третьего дне, как вы, но теперь мертвы; смотрите на свежие могилы наши, памятуйте, что человек, яко трава, дние его, яко сень, преходят, памятуйте и будьте ежечасно готовы к одинаковой с нами участи. Что говорит каждому собственный опыт? Говорит различное различным; одним говорит об утрате красоты и цвете лет; другим об утрате здоровья и крепости сил; тем о потере счастия и мирных лет, a иным о совершенном расстройстве и телесного и душевного состояния; всем же и каждому в различных превратностях жизни, в непрерывном изменении времен года, непрестанно твердит одно: смотрите, вот вы – еще сделались дряхлее, еще ближе подвинулось к смерти. Что еще говорит нам о приуготовлении к смерти будущее? Оно всего разительнее говорит нам о необходимости непрестанно себя приуготовлять к смерти, говорит своею неизвестностию каждому из нас: как ты можешь усвоять себе будущие времена и лета, когда ты не знаешь, что породит и настоящий день? Ты поставлен на страже делания и служения Господу, тебе определенно сказано бдеть, но не сказано, в утро ли или в полдень или в вечер твоей жизни придет Дому владыка и воззовет тебя к отчету. Будь же готов, дабы пришедши внезапно, он не нашел тебя спящим (Mк. 13:35–36). После сего надобно дивиться, как мы, будучи отвсюду окружены тлением, всюду и в себе и вне себя усматривая знамения нашей бренности, всюду слыша ясную проповедь о своей кратковременности, не научимся быть истинными странниками и пришельцами на земле, дабы жить во времени не для времени, но для вечности.

Будем ожидать смерти, как вестника вечных благ, как проводника в горнее отечество, в обители Отца небесного, в вышний Иерусалим, коего слава и красота неописанны. Дорожа здешнею жизнию до того, что страшимся и подумать о разлуке с нею, мы подобны несчастным узникам. Привыкнув к уничиженному состоянию, мы не хотим чрез смерть, как чрез спасительную дверь, перейти в благоспешное состояние небесной свободы от земных бедствий и сетей греха; не хотим переселиться в премирное общение Ангелов и святых Божиих, в блаженное наследие богатства нетленного, славы божественной, неисповедимых наслаждений.

Христиане! будем чаще воображать в мыслях наших ужасы смерти, особенно в мрачные минуты нападения искушений на душу нашу, дабы страхом суда и геенны обуздывать грехолюбивые стремления страстей наших. Но еще чаще будем восторгать дух наш неописанными радостями блаженства небесного, дабы отторгать себя от суетной привязанности к сей юдоли тления. Будем стараться каждый час умирать для мира и плоти, жить паче всего для Христа, и всеми возможными средствами достойно приуготовлять себя к небесному жительству; да а́ще живе́м, Го́сподеви живе́м, а́ще же умира́ем, Го́сподеви умира́ем, да тако а́ще живе́м, а́ще умира́ем, всегда будем Господни (Рим. 14:8). Аминь.