Глава I. Состояние византийского общества в царствование императора Константина V Копронима

Осень 766-го года сменила уже лето. Шумно было в столице Византии, городе Великого Константина. Окончен трудный военный поход. Со славою победителей возвратились византийские воины домой. Им дан отдых, столь желанный после трудов. Только вождь их, император Константин V Копроним, не знает покоя. Мрачно чело его, не веселы взоры. Дума крепкая и глубокая тревожит его мысль. Внешние враги побеждены, а какое множество внутренних? Да и сильны они, но не оружием, а терпением и воодушевлением. Кто же эти враги? Почитатели честных и святых икон.

В наследство от своего отца, императора Льва III Исаврянина (717–741 г.), Константин V получил подданных, разделенных на два враждебных лагеря. Причиной взаимной вражды их и разделения был вопрос о почитании икон. С давних пор, если уже не с первых веков, без споров и заметных разноречий иконопочитание вошло в православной Церкви во всеобщее употребление. Император Лев III по своим недальновидным соображениям¹ в 726 году поставил вопрос о законности и правильности иконопочитания. На вопрос в императорском указе и давался ответ в смысле отрицательном. От слов Лев III перешел к делу уничтожения иконопочитания. Конечно, на первых же порах явились и противники реформаторским затеям императора. Открылась борьба, которая пережила и самого виновника ее.

Преемник Льва III, Константин V Копроним, в первые десять лет своего царствования не имел достаточно времени, чтобы продолжать начатую отцом его борьбу с почитателями икон. Это далеко не значит, что он равнодушен был к нерешенному вопросу. Воспитанный в иконоборческой семье, Константин был и оставался во все время своего царствования строгим иконоборцем. Первые десять лет, кроме других неотложных государственных дел, посвящались им и на подготовку к борьбе с иконопочитателями. Очевидна была бесплодность мероприятия Льва III, потому что он неподготовленным приступил к борьбе. На стороне его была только физическая сила. Конечно, ее недостаточно было для успеха дела. Правда, и Лев III думал о созвании вселенского собора для решения вопроса о почитании икон. Но, не встретив ни в ком сочувствия, он должен был отказаться от мысли. В чем не успел Лев III, то привел в исполнение Константин V. В 754 году в столице империи открылся собор из епископов Константинопольского патриархата. «Будучи твердо наставлены из богодухновенных писаний и отцов, вероопределили отцы иконоборческого собора, а также утвердив свои ноги на камне божественного служения духом, все мы облеченные саном священства, во имя Святой Троицы, пришли к одному убеждению и единодушно определяем, что всякая икона, сделанная из какого угодно вещества, а равно и писанная красками при помощи нечестивого искусства живописцев, должна быть извергаема из христианских церквей; она чужда им и заслуживает презрения»². Известно, что собор 754 года ложно объявлен был вселенским собором. Определение его вошло в силу закона. Неисполнявшие определения являлись противниками императорской власти. Таким образом голос Константинопольской церкви и власть императора за одно восстали против почитателей святых икон.

Соборное определение проводилось в жизнь мерами насилия. Эти последние доводились до крайностей. Заключения в тюрьмы, ссылки, бичевания и убийства совсем были не редки. Вот что писал об этом почти современник событий, патриарх цареградский Никифор: «Теперь уже нечестие царя проявлялось открыто, и всякий вид благочестия отвергался им, и жизнь благочестивых и Богу преданных подвергалась осмеянию и презрению; особенно же беззаконно подвергался преследованию священный чин монашествующих. Ибо тех из них, которые твердо хранили свое исповедание и пребывали в своем звании и восставали против безбожного догмата их, предавали многообразным мукам и различным страданиям: некоторым нещадно поджигали бороды, у других силою вырывали волосы, иным разбивали головы священными досками, с которых выскабливались изображения святых. Случалось, у иных вырывали глаза или бесчеловечно вредили другие члены тела. И совершенно, так сказать, благочестие преследовалось и изгонялось… Весьма многих из сановников, облеченных воинским достоинством, обвинив в поклонении святым иконам, наказывали, как впавших в грех оскорбления святыни, предав некоторых различным родам смерти, других подвергнув страшным пыткам, большее же число осудивши в ссылку. Всех же преданных им решили связать клятвами, что никто из них не будет поклонятся святым иконам»³. Гонение не ограничилось пределами столицы. Оно с равною же беспощадностью разразилось и в провинциальных городах.

В гористой вифинской области при подошве одной горы издавна приютился небольшой монастырь. По имени отшельника одинокого, подвизавшегося когда-то тут, гора получила название Авксентиевой. Во времена гонений на иконопочитателей гора эта наполнялась обитателями. Это были православные, искавшие убежища от гонителей. Многие из них здесь приняли пострижение, а другие уже явились в иноческом чине. Все равно желали подвизаться под руководством дивного мужа, Стефана, уже давно поселившегося при горе той. Приходящих к нему преп. отец не отгонял, помня заповедь Спасителя. Как то в темную ночь в ворота монастыря постучался молодой человек. «Помилуйте меня; помилуйте, христиане, здесь живущие, помилуйте меня заблудившего с пути и неведущего, куда идти в пустыне этой», вопил незнакомец. Стефан благословил впустить его в обитель. Незнакомец поведал, что он из царских палат убежал, не терпя неистовств царя. И вот теперь, желая душу спасти, он припадает к ногам преподобного со слезным прошением сподобить его ангельского чина. Высказал Стефан некоторые опасения, что от царя могут быть неприятности из-за него. Георгий, так назвал себя незнакомец, уверил преподобного, что ему опасаться нечего царского гнева, а «если не пострижешь меня сегодня же, Богу отдашь ответ за душу мою», говорил юноша. Чрез три дня после этой беседы и состоялось пострижение Георгия. Кто же мог узнать, что новый чернец был подослан самим царем? Нимало не медля, покинул он обитель и явился в чернеческом одеянии в столицу. Император начал жаловаться, что без ведома его какой-то старец постриг его слугу. А молодой чернец всем рассказывал, что постриг его Стефан, игумен монастыря на Авксентиевой горе. Во гневе император отдал приказ разрушить монастырь, Стефана самого привести в столицу, а прочих иноков разогнать. Повеление царское было исполнено. В железных цепях, как преступника, привели Стефана в столицу. Зачем? чтобы осудить на заточение. Но это было еще делом неконечным. Чрез год снова потребовали игумена к царю. За дерзновенную речь и своеобразное доказательство истинности поклонения иконам⁴, заключили его теперь в городскую тюрьму.

Не пустою стояла темница. Сырые, мрачные и грязные помещения ее наполнены были обитателями. Не воры и не разбойники содержались тут. Нет, это были почитатели честных икон. Число их на этот раз в темнице простиралось до трехсот. На лицах и других частях тела носили они печати исповедничества. У иных опалены были волосы головы и бороды, у других урезаны носы, отрублены руки. Многие еще имели свежие раны.

Ублажал Стефан насельников тюрьмы. Но эти последние давно уже слышали о нем. Все с радостью предложили Стефану и темницу обратить в монастырь. Вскоре начались и псалмопения, и каноны, и правила – все по чину и уставу монастырскому. В часы досуга старцы вели между собою беседы на пользу души. В одну из таких душеспасительных бесед зашла речь и о современных исповедникам обстоятельствах. Много интересных подробностей могли поведать друг другу узники. Из разных ведь городских и пустынных обителей свезли их сюда. В различных местах империи различно и проявлялась жестокость иконоборцев. Вот Антоний Критянин сообщает о мученической кончине монаха Павла на острове Кипре. Безбоязненного исповедника сдавили между двух досок, затем повесили вниз головою и железным гребнем содрали всю кожу с тела и, наконец, сожгли еще живого на огне. Не выдержали старцы. Теплые слезы глубокого душевного умиления оросили изнеможденные ланиты их. Но вот поднимается старый уже составитель канона в честь Пресвятой Богородицы иеромонах Феостирикт. На лице его явные следы исповедничества: нос урезан, и лице замарано смолою. Слабым голосом поведал он о жестокостях правителя Фракисийской темы, Лаханодракона. Этот нивкий льстец царя немало разрушил обителей, изувечил иноков и многих до смерти довел⁵. Тогда и преп. Стефан сообщил о некоем Петре, которого за поклонение иконам засекли воловьими жилами, и об Иоанне мученике. Этого последнего по приказанию царя зашили в мех и, привязав на шею его тяжелый камень, бросили в море. Следствием таких бесед было то, что дух исповедников возвышался. Некоторые выражали готовность страдать за истину. Ожидать этого приходилось не долго. В числе первых замучен был Стефан. «Безбожные связали веревками ноги его и потащили за ограду, влекли до площади называемой Воас, разрезали на части и тело его, как злодея, бросили в ямы, называемые «у Пелагеи», где сваливались тела некрещеных язычников и осужденных на смерть за злодейство»⁶. Но разве это единичное проявление жестокости императора Константина V? Такими деяниями могут быть значительно испещрены страницы летописей его царствования.

Но чего достиг император? В церковном отношении с Константинопольским патриархатом прервали общение все восточные и римские патриархи. Внутри самого патриархата распространилось религиозное разделение на партии. Простой народ, горожане, низшее духовенство и монахи стояли за почитание икон. Эта партия была многочисленна. На стороне ее были и авторитет предания церковного и сила сравнительно бòльшего образования. Более других образованным и учительным классом были монахи. В тиши монастырских келий они читали и переписывали книги. Это то и придавало инокам силу в борьбе с иконоборцами.

На стороне последних во главе стоял император. Ближайшим помощником его был Константинопольский патриарх, который теперь цело зависел в выборе и назначении своем от императора. Рассказывают, что после известного иконоборческого собора 754 г. император Константин V собственноручно облачал в церкви в патриаршие ризы соименного ему Константина, еп. Силейского, объявленного патриархом по воле царя. Того же Константина патриарха император с патриаршей кафедры низвел на ипподром, поставив на место его невежественного Никиту. Вообще император Константин себя представлял единоличным распорядителем в делах государства и церкви. Еще отец его Лев III провозглашал, что он де царь и первосвященник. Император Константин V оставался верным отцовскому примеру. Далее, к иконоборцам причислялись некоторые из епископов. Не можем утверждать, что таковых было много по искреннему убеждению. Число членов иконоборного собора ничего не доказывает. Деятелей тут было не много, а большая часть епископов по понятной немощи духа раболепствовали пред императором вопреки внутреннему голосу совести. За духовными лицами следовала часть государственных сановников и главным образом войско. Император Константин V любил воинов и ими взаимно был любим. В войске иконоборческие традиции крепко держались со времен Льва Исаврянина.

Ясно, что на стороне императора иконоборца была сила внешняя. При помощи ее он мог производить насилия, давления, гонения и разные жестокости. Но насилие плохой проводник идей. Насилию иконопочитатели противопоставляли непреодолимое терпение. Борьба поэтому затянулась. Государство от борьбы, конечно, должно было чувствовать известный результат – слабость. Средне-Итальянские владения были потеряны, и император должен быль молчаливо помириться с фактом, не имея свободных сил для защиты их. Да и внутри империи благоденствия далеко не наблюдалось. Правда, император сумел скопить значительные суммы в государственную казну. Но народ с трудом выносил государственные повинности. Военные походы на восток и войны с славянскими племенами отвлекали сильных работников от мирных занятий. Добычи далеко не вознаграждали потерь. По местам появлялись народные волнения, составлялись заговоры. Словом, благосостояние государства было только мечтой. Нет решительно оснований составлять панегирики в честь Константина, как это делается некоторыми историками, хотя и, обратно, нет оснований для огульного порицания всей его деятельности.