Источник

Глава VII. Отношение церковного устройства к строю общественному и государственному в первые два века

Самобытность христианских учреждений

Церковная иерархия явилась не сразу. На первых порах в христианской церкви не было ни епископов, ни пресвитеров, ни диаконов; все руководство первоначальной иерусалимской общиной принадлежало одним апостолам. Лишь с течением времени благодаря несогласиям, возникшим между христианами из палестинских иудеев и христианами еллинистами, был учрежден институт „семи“, бывший прототипом позднейшего диаконата. Еще позднее, когда преследования со стороны иерусалимских иудеев заставили христиан еллинистов, а вместе с ними и „семь“, уйти из Иерусалима, и когда в нем остались преимущественно христиане из местных иудеев, „ревнители закона“ (ср. Деян.21:20), возник институт пресвитеров. Впервые они выступают в апостольской истории в 44 г. Что же касается епископов, то первое упоминание о них мы находим лишь в милетской речи ап. Павла, произнесенной приблизительно в 58 г., и в послании к Филиппийцам (Флп.1:1), написанном вероятно в 63 г. Если так постепенно учреждались самые церковные должности, то еще медленнее должны были слагаться их взаимные отношения, их права и обязанности.

При таком постепенном возникновении форм церковного устройства естественно ожидать, что на них сознательно и бессознательно будут влиять те общественные отношения, среди которых жили и к которым привыкли принявшие христианство иудеи и язычники, что те и другие при организации своих общин отчасти намеренно, отчасти непроизвольно будут пользоваться имевшимися у них образцами. Этого тем более можно было ожидать, что большая часть древних христиан до своего обращения в христианство принадлежала к частным обществам, чрезвычайно распространенным тогда в римском государстве. Как известно, в начале христианской эры все государство буквально было покрыто бесчисленным множеством всевозможных ассоциаций, преследовавших самые разнообразные цели: религиозные, художественные, научные, технические и промышленные630. И мужчины и женщины, и свободные и рабы одинаково стремились освободиться от старых форм гражданской жизни и вступить в новые связи, образовать новые товарищества на почве общих верований, вкусов и занятий. Вполне естественно, что новообращенные христиане не спешили резко порывать связей с обществами, членами которых они состояли ранее. Еще более естественно, что они, когда представлялась возможность, вступали в новые специально христианские товарищества для тех же целей, для которых существовало большинство коллегий, особенно для целей погребения. То и другое имело место в действительности. Еще во времена Киприана христианский епископ Марциал правильно посещал пиршественные собрания языческой коллегии и в этой коллегии похоронил двух своих сыновей631. По свидетельству надписей существовали и христианские коллегии с тем же приблизительно внешним устройством, какое имели языческие632.

Но не только отдельные христиане и маленькие кружки, а целые христианские общины имели серьезные побуждения выступать под видом иудейских и языческих частных обществ. Римское правительство вообще говоря неприязненно относилось к разного рода обществам и собраниям. Оно закрывало молодые ассоциации и строго запрещало без разрешения правительства открывать новые633. Правителям провинций было дано строгое предписание, хотя и не строго соблюдавшееся, следить за выполнением этого закона. Единственное исключение сделано было римским правительством для коллегий funeraticia. Оно даже покровительствовало им, дав им право юридического лица, право иметь собственную землю, рабов, деньги, выбирать представителей, вести процессы и т. д.634. Чтобы иметь право общественных собраний и земельной собственности для своих кладбищ, христианским общинам всего естественнее было выступать под видом дозволенных, особенно погребальных ассоциаций. Что так было в действительности, в этом убеждает нас Тертуллиан, который старается представить христианские общины в виде дозволенных коллегий (collegia licita), при чем употребляет в описании христианских собраний те самые термины (stips menstruas)635, которые находились в правительственных указах о коллегиях и дошли до нас в тексте Марциана636. Что христианские общины с внешней стороны имели вид обычных ассоциаций, это можно видеть отчасти из свидетельств языческих писателей. Так Плиний в письме к Траяну637 подводит христианские общины под категорию гетерий (haeteriae), т. e. столовых обществ, и применяет к ним выражения (carmen dicere; se sacramento obstringere), которые были обычны в языческих коллегиях. .Лукиан638 называет христианскую общину ϑίασος и предстоятеля её ϑιασάϱχης и ξυναγωγεύς. Цельс639 именует христиан ϑιασῶται. Еще более фундаментальным доказательством того, что христиане пользовались тем покровительством, какое оказывал закон дозволенным коллегиям, служат недвижимые имущества христиан, их общественные здания, храмы и кладбища, которыми они владели задолго до миланского эдикта. Но само собою понятно, что для того, чтобы выступать под видом коллегий и пользоваться покровительством законов, христианские общины по своему внешнему устройству должны были походить на эти коллегии. С другой стороны у христиан были не менее сильные побуждения ассимилироваться с внешней стороны с иудейскими общинами. Последние пользовались особым покровительством римских законов и потому могли служить для христиан убежищем от преследований языческой власти. Тертуллиан прямо говорит, что христиане жили под сенью иудейской религии (sab umbraculo insirgnissimae eligionis, certe licitae)640. А из истории Евсевия (VI, 12) мы знаем, что некоторые из христиан во время гонений обращались в иудейство.

Все эти соображения дают основание ожидать, что древние христианские общины в своей организации подражали современным им иудейским и языческим обществам, что христианские учреждения были в известной степени приспособлениями к иудейским и языческим институтам. Исходя из этих соображений, многие ученые прежнего времени действительно пытались объяснить происхождение главнейших элементов церковной организации влиянием иудейского и языческого строя. Они думали, что основные христианские учреждения: епископат, пресвитерат и диаконат как по имени, так и по функциям не были оригинальными, но перешли в христианство, хотя и в несколько преобразованном виде, из иудейской и языческой организации641. Однако все априорные предположения о генетической связи христианского строя с языческим и иудейским, равно как и попытки прежних ученых установить ее, после тщательной обработки богатого эпиграфического материала решительно не оправдались. Стало более или менее очевидным, что главнейшие христианские учреждения в большей своей части являются самобытными, возникшими из собственных недр христианства. Таков прежде всего христианский епископат, составляющий, так сказать, сердцевину церковной организации. Все попытки объяснить его происхождение путем заимствования из строя религиозных и городских обществ, в которых епископами назывались управители финансов, опровергаются эпиграфическими данными. Не говоря уже о том, что управление имуществом вовсе не составляло существа и даже центральной функции епископской должности, что в последней одновременно соединялись функции богослужебные, пастырские и материальные, каковое соединение не имеет никаких аналогий ни в частных, ни в городских языческих обществах642, имя ἐπίσϰοπος в надписях реже всего означает чиновника, заведующего финансами. В цветущую пору Афин титул ἐπίσϰοποι, по словам Гарпокрациона643, носили обыкновенно чиновники, командируемые для управления, точнее для преобразования подчиненных городов. Такие эмиссары-епископы упоминаются у Аристофана в его комедии Aves (1022)644, где им усвояется между прочим судебная власть (1032, 1052), и в некоторых надписях645. Они были по всей вероятности чрезвычайными комиссарами, а не постоянными должностными лицами646. В надписи от II века до Р. Х., найденной на острове Тера, ἐπίσϰοποι называются чиновники, обязанные принимать подарки и деньги647. От I и II века до Р. X. сохранились три надписи с острова Родоса, в которых с титулом ἐπίσϰοποι поименовано несколько лиц648. Какие обязанности несли они, неизвестно; но судя по тому, что рядом с ними упоминаются ταμίαι, заведовавшие экономической частью управления, следует думать, что они не были финансовыми чиновниками649. В нескольких надписях II и III в. по Р. X., найденных на восточной стороне Иордана, с именем ἐπίσϰοποι и ἐπισϰοποῦντες упоминаются должностные лица, по-видимому заведовавшие постройками или ремонтом зданий650. Наконец в IV веке по Р. X. имя епископов носили в некоторых городах чиновники, имевшие надзор за продажей съестных припасов651.

Итак мы видим, что только в одной надписи, да и то принадлежащей II в. до Р. X. и найденной на острове Тера, епископы являются финансовыми чиновниками. Во всех же остальных надписях им усвояются самые разнообразные функции. То, что в них есть общего, составляет надзор, наблюдение; объекты же наблюдения самые различные: целые города, постройки, провизия и т. д.

Таким образом термин ἐπίσϰοπος не имел в языческом употреблении определенного технического значения, но сохранял приблизительно тот же общий смысл наблюдателя, какой он имел у LXX. Если теперь принять во внимание, что и с таким широким значением имя епископа в начале христианской эры в языческой терминологии встречается крайне редко (от II века до Р. X. до III века по Р. X. около пяти раз, а в первом веке по Р. X. ни разу – и это на несколько тысяч надписей!), тогда как в греческой библии, которая была в постоянном употреблении у христиан, оно встречается довольно часто, то естественнее всего думать, что именно библейское употребление имени епископ дало повод христианам назвать своих предстоятелей епископами. Но откуда бы ни было взято это слово христианами, во всяком случае оно заимствовано не как технический термин, не из юридического языка, а в общем, этимологическом своем значении. Такое происхождение термина епископ в христианской церкви устраняет всякую мысль о зависимости христианского епископата от соименной должности в языческих коллегиях и муниципиях652. Вот почему новейшие исследователи истории иудейских и языческих обществ, Шюрер, Цибарт, Либенам признают самобытность христианского епископата653.

То же следует сказать и о диаконате. Хотя в языческих обществах религиозного характера и встречаются должностные лица с именем διάϰονοι, однако о генетической связи между ними и христианскими диаконами не может быть и речи. Против этого говорит чрезвычайно редкое употребление этого термина в надписях и различие в положении и функциях тех и других. В то время как христианские диаконы были почетными помощниками апостолов и епископов и принимали участие в совершении евхаристии и делах церковной благотворительности, диаконы в языческих обществах были низшими храмовыми служителями наряду с поваром и виночерпием654. В других подобных же надписях655 вместо διάϰονος стоит ὑπηϱέτης, т. е. служитель, из чего можно заключать, что имя διάϰονος не было техническим обозначением должности656. Самое же важное то, что понятия διαϰονεῖν, διαϰονία, διάϰονος являются специфически христианскими понятиями, составляющими замечательную особенность новозаветного·языка. В то время, как в еллинистическом и классическом употреблении эти слова обозначают служение раба, прислуги, в христианском употреблении они выражают существенный момент в понятии должности. Διάϰονος и διαϰονία прилагаются здесь к Самому Христу, к апостолам, их сотрудникам и всем должностным лицам657. Такое значение этих терминов, отразившее в себе дух христианской любви, совершенно неизвестно языческому миру; оно не встречается ни в литературе, ни в надписях658. Отсюда, искать в языческой организации образца для христианских диаконов, которые и по имени, и по·функциям являются носителями служения в специфически христианском смысле, – напрасный труд659.

Иначе обстоит дело с христианским пресвитератом. Тождество имени и сходство в функциях (юрисдикция и дисциплинарная власть) и форме (коллегиальность) с иудейским институтом старейшин или пресвитеров убедительно говорят за то, что христианский пресвитерий возник отчасти под влиянием иудейским. Против этого нередко приводят три довода. Во-первых слово πϱεσβύτεϱος в древнейших христианских источниках означает не только предстоятелей церкви, но и вообще пожилых людей, каковое колебание в значении слова служит, говорят, ясным признаком того, что христианский пресвитерат постепенно вырос из собственных христианских корней660. Во-вторых самое существование пресвитерата в апостольское время считают сомнительным661. В-третьих у иудеев рассеяния термин πϱεσβύτεϱος в приложении к руководителям синагог совсем не встречается. Однако все эти доводы мало говорят против некоторой исторической связи между иудейским и христианским пресвитератом. Если в иудейском употреблении слово πϱεσβύτεϱος имело двоякое значение, указывая то на должность, то на возраст, то вполне естественно, что двойственный смысл перенесен был и к христианам. Кроме того нисколько не исключается, что значение технического термина это слово получило у христиан не сразу, а с течением времени под бессознательным иудейским влиянием. В первый раз оно встречается в апостольской истории под 44 годом. Что касается сомнения в существовании христианских пресвитеров, то для иерусалимской церкви оно является решительно неосновательным, так как они засвидетельствованы спутником ап. Павла, присутствовавшим при приеме, сделанном апостолу Иаковом и пресвитерами (Деян.21:18).

Наконец, отсутствие термина πϱεσβύτεϱος у иудеев рассеяния может говорить лишь о том, что иудейское влияние на христиан шло в этом случае из Иерусалима. Что таков именно был путь распространения христианского пресвитерия, на это можно находить не мало более или менее прозрачных указаний. Достойно внимания, что пресвитеры иерусалимской церкви выступают после того, как ушли из Иерусалима еллинисты и преимущественно ими избранные „семь“, и когда преобладающий элемент христианской общины составляли „ревнители закона“, то есть христиане из местных иудеев, наиболее доступные влиянию иудейских традиций. Замечательно и то, что выступление пресвитеров в иерусалимской церкви совпало с возвышением в ней Иакова, брата Господня, отличавшегося своей преданностью закону Моисееву662. Если дееписатель параллельно с ἀϱχιεϱεῖς ϰαὶ πϱεσβύτεϱοι (Деян.4:23; Деян.25:15) говорит об ἀπόστоλоι ϰαὶ πϱεσβύτεϱοι (Деян.15:2, 4, 6, 22, 23; Деян.16:4), а рядом с ὁ ἀϱχιεϱεὺς ϰαὶ πᾶν τὸ πϱεσβυτέϱιον (Деян.22:5) называет: Ιάϰωβος и πάντες πϱεσβύτεϱοι (Деян.21:18), то едва ли будет ошибкой предполагать, что и сами первенствующие христиане видели в христианских пресвитерах параллель иудейским старейшинам. Еще яснее это выступает в посланиях Игнатия Антиохийского, который называет христианских пресвитеров терминами, обычно прилагавшимися к иудейскому синедриону, именно: πϱεσβυτέϱιον663 и συνέδϱιоν664. Это сопоставление христианского пресвитерия с иудейским скорее всего могло возникнуть до разрушения Иерусалима, а не после, когда окончательно были порваны связи христианской церкви с палестинским иудейством. Можно указать и другие следы исторической связи христианского пресвитерата с иудейским. В древнейшей части Клементин, именно в Ер. Petri и в Contestatio, появившейся вскоре после 135 года665, автор, говоря о пресвитерах, помогавших Иакову, замечает, что они учреждены по примеру 70 старейшин, помощников Моисея, бывших по иудейскому воззрению предшественниками позднейших старейшин. Иудействующие христиане (евиониты) по свидетельству Епифания (Панар. 30, 18) имели пресвитеров и архисинагогов. Наконец следует обратить внимание и на то, что древнейшее упоминание о христианских пресвитерах мы находим у авторов, стоявших в особо близких отношениях к иерусалимской церкви и к иудейству (дееписатель, ап. Петр, Иаков, Климент Римский). Судя по всем этим указаниям иудейское влияние, выразившееся в имени и отчасти в функциях христианских пресвитеров, шло из Иерусалима частью чрез Антиохию, частью чрез римскую церковь. Хотя и не часто, однако там и здесь встречавшийся термин πϱεσβύτεϱος среди внепалестинских иудеев и даже язычников естественно должен был благоприятствовать распространению иудейского термина среди внепалестинских христиан666.

Самое положение, какое заняли христианские пресвитеры в церкви, аналогично отчасти с положением иудейских старейшин. Как в иудейских городах Палестины, так и в общинах иудеев рассеяния, представительство общины составляли с одной стороны совет (βουλή, συνέδϱιоν, γεϱουσία) а с другой – должностные лица (ἄρχοντες), как носители исполнительной власти667. Последние входили в состав совета, но кроме них в совете были члены, не имевшие должностного положения668. К числу должностных лиц иудейской общины принадлежал между прочим архисинагог, следивший за порядком на богослужебных собраниях. Он ставился обыкновенно из числа членов пресвитерия и мог быть иногда архонтом669; но это прежде всего должностное лицо, в пределах своей власти действовавшее вполне самостоятельно. Еще определеннее и яснее вышеуказанное разделение представительства общины во всех языческих городских обществах. Здесь, как известно, повсюду строго различалась компетенция совета (βουλή, senatus), как решающей власти, от компетенции должностных лиц (архонты, магистраты и пр.), как власти исполнительной. Члены совета лишь in corpore управляли общими делами общества, должностные лица имели каждое свою определенную область, в которой действовали самостоятельно в пределах предоставленных им полномочий. Они заседали и в совете, но кроме того вели фактическое управление делами670.

Подобно иудейским, греческим и римским советам и христианский пресвитерий под председательством епископа представлял собою коллегиальное учреждение, руководившее общими делами церкви, особенно судебною и дисциплинарною частью, в то время как епископ и диаконы являлись как бы в собственном смысле должностными лицами церкви, которые ближайшим образом управляли всеми текущими делами, совершали богослужение, представительствовали общину в её сношениях с другими церквами и обществами. Вот почему в источниках I и отчасти II века пресвитеры не занимают места в перечне должностных лиц церкви между епископами и диаконами (1Тим. 3 гл.; Флп.1:1; Клим. 42; Дид. XV, 1; Ерм. Вид. III, 5; Подоб. IX, 26–27; Иустин, Апол. I, 65, 67), а стоят особняком от них (1Тим.5:17; Ерм. Вид. III, 9; Клим. 44; 2 Clem. 17, 3. 5). Лишь с течением времени пресвитеры вошли в общий ряд должностных лиц церкви, как посредствующее звено между епископом и диаконами; для Востока это констатировано источниками начала II века, для Запада – источниками второй половины II века.

Однако нельзя представлять дело так, что христианский пресвитерий был простым подражанием иудейскому синедриону. Возникнув из собственных нужд христианской церкви, хотя и под иудейским влиянием, он имел существенно иное содержание. Можно сказать, что самую сущность христианского пресвитерата составляет пастырство, его ближайшая цель – увещание в широком смысле этого слова, как практическое учительство. Судебные и дисциплинарные функции христианских пресвитеров были в сущности лишь частными выражениями их пастырства. В этом существенное отличие христианских пресвитеров от иудейских старейшин, которые к учительству не имели никакого отношения.

Итак организация церкви в своих существенных моментах (епископат, пресвитерат и диаконат) была независима от влияния языческого строя и лишь в незначительной доле обязана влиянию иудейства. К этому выводу пришли новейшие самые солидные исследователи иудейских и языческих обществ, и к нему присоединилось большинство новейших исследователей организации древней церкви671.

Такой результат научных изысканий не только не удивляет исследователя, но представляется ему вполне естественным. Слишком громадна разница в нравственном содержании, которым жили с одной стороны христианские и с другой языческие и отчасти иудейские общины. Для человека, знакомого с внутренней жизнью языческих обществ, они не могут представляться в отношении к христианским общинам, в лучшем случае, иначе, как современные общества взаимопомощи. Но они отнюдь не имели благотворительного характера672. Все ферейны и коллегии оказывали некоторую материальную поддержку своим членам, особенно при погребении умерших, лишь в известных, строго определенных случаях и на определенных условиях; их помощь всегда была обставлена известными обязательствами и прежде всего обязательными взносами. Переставший делать взнос лишался права на помощь ферейна. Ближайшая цель их была „на общественный счет дать приличную и приятную жизнь“673, и одним из важнейших моментов их внутренней жизни были общественные пиры. Ферейны не ставили себе возвышенных идеалов и не предъявляли к своим членам нравственных требований. При вступлении в члены коллегии никакой нравственной оценки, за исключением одного ферейна, не производилось. Главным условием был имущественный ценз. Наказания или, как они назывались, эпитимии674 за проступки во время общих собраний (взаимное оскорбление, нарушение порядка) почти исключительно состояли в денежных штрафах. И вообще ни о чем так часто не говорится в уставах и декретах товариществ, как о денежных делах. Некоторые ученые в прежнее время пытались идеализировать языческие общества, особенно греческие, приписывая им высокие нравственные цели675. Думали, что по крайней мере некоторые греческие ассоциации имели задачей помогать нуждающимся и бедным членам и служить нравственному усовершенствованию людей. Но обе эти цели приписаны им были, как доказал Фукар676, по недоразумению. Два повода были к тому. Один декрет героистов677 указывает законную причину опоздания при взносах в болезни или πεν... Некорые, считая последнее слово за πενίαν, предполагали, что бедность освобождала членов от взносов. Но справедливее читать не πενίαν, а πένϑος (печаль, траур), так как нигде нет следов освобождения от складчины ради бедности; напротив есть надписи678, в которых прямо говорится в освобождении от участия в общественных собраниях по причине болезни и семейного траура. Другая надпись, содержащая устав эранистов679, требует, чтобы всякий до принятия в общество был испытан, свят (α–оς) ли он, благочестив (ευσεβης) и добр (αγ–ος). Что касается слова εύσεβής, часто встречающегося в эпиграфических памятниках, то оно указывает на точное исполнение церемоний культа и никакого возвышенного смысла в себе не заключает. Испорченное же слово α–оς должно быть восстановлено как ἁγνός, а не как ἅγιος680, т. е. указывает не на святость, а на физическую чистоту, которая обычно требовалась по уставам религиозных обществ. Слово же ἅγιος в подобных случаях нигде не встречается681. Если и преувеличено мнение Фукара, что религиозные ассоциации были не прогрессом по сравнению с официальным культом, а шагом назад682, то во всяком случае их задачи были бесконечно далеки от нравственного идеала христианства. Вполне понятно поэтому, что основные христианские учреждения имели слишком мало общего с языческими. В последних религиозные церемонии, надзор за внешним поведением членов коллегии и управление имуществом на начале suum cuique исчерпывали главнейшие функции должностных лиц; но им были неизвестны обязанности религиозно-нравственного воспитания (пастырства) и истинного благотворения.

Параллели в церковном и общественно-государственном строе

Если основные учреждения христианской церкви, епископат, пресвитерат и диаконат, по своему происхождению и содержанию были самобытны, если их зависимость от влияния иудейства была незначительна, а от влияния язычества прямо ничтожна, то была в жизни древней церкви сторона, где напротив мы наблюдаем значительное сходство с формами тогдашней общественно-государственной жизни, где мы видим правильное и параллельное развитие одних и тех же формальных принципов. Эта сторона в жизни церкви не имеет прямой и необходимой связи с догматическим и нравственным содержанием христианства, не касается самого существа конечных целей церкви, а стоит в известной зависимости так сказать от психологии времени, от количества духовной энергии народа, от степени его личной самодеятельности, периодически то повышающейся, то понижающейся. Как всегда бывает, в периоды повышенной энергии народ желает все делать сам. Центростремительная сила в нем действует слабо. Власть и права более или менее равномерно распределены между всеми. Каждый вносит в общественную жизнь свою долю ума и воли. Напротив в периоды понижения энергии народ как бы утомляется от активного участия в жизни государства, делается пассивнее, охотно предоставляет общественные права отдельным классам и лицам, ищет спасения в твердой власти. Власть все более и более централизируется, авторитет должностных лиц возрастает, сфера личной свободы и самодеятельности суживается. Этому неизбежному закону, факторы которого в значительной степени составляют еще тайну для науки, подлежит отчасти и жизнь церкви, поскольку она стоит в связи с естественным развитием человеческого духа. Благодаря этому в ходе церковной и общественной жизни всегда существуют более или менее заметные параллели. Были они и в жизни древней церкви. Мы отметим важнейшие из них.

Все христианские общины с самого начала своего основания мыслились как единая церковь. Это единство было не только идеальным, но и социальным, не только единством веры, но и единством общества, как божественного учреждения. Идея единой церкви, хотя со всею ясностию раскрыта была ап. Павлом в его позднейших посланиях (к Кол. и Ефес.), однако не была простым обобщением всей совокупности местных церквей и не благодаря ап. Павлу вошла впервые в сознание первенствующих христиан. Единая церковь была одним из первых и основных понятий христианства. Один Христос умер за всех, одно евангелие Христа для всего мира; отсюда одна церковь, одно братство во Христе, одно царство небесное. Как была церковь единой тогда, когда ограничивалась пределами Иерусалима и Иудеи (Гал.1:13; 1Кор.15:9), так оставалась она единой и распространившись по всему миру. Все новые христианские общины для своего признания обязаны были присоединяться к этой церкви, вступать с нею в ϰοινωνία (Гал.2:9). Установление живого общения церквей, реального единения их, составляло одну из важнейших целей ап. Павла. Он старался внутренно объединить все основанные им общины, как между собой, так и с матерью иерусалимской церковью. Он сообщает о результатах своей миссии и о состоянии созданных им общин церкви иерусалимской и в знак внутреннего единства церквей (Гал.2:9) подает руку общения столпам иерусалимской общины. Он внушает коринфянам поступать так, как бывает во всех церквах (1Кор.14:33; 1Кор.7:17), верить так, как он учит во всякой церкви (1Кор.5:17). Он хвалит фессалоникийцев за то, что они „сделались подражателями церквам Божиим во Христе Иисусе, находящимся в Иудее“ (1Сол.2:14). Он требует, чтобы послание, написанное к одной церкви, было прочитано в другой (Кол.4:16), и шлет в посланиях приветствия от одних церквей другим (Рим.16:16; 1Кор.16:19 и др.). Той же цели объединения церквей между собою и с церковью иерусалимскою служили и установленные им сборы в пользу иерусалимских христиан. По плану апостола несколько церквей должны были совместно избрать одно доверенное лицо, которое с собранными деньгами должно было сопутствовать ап. Павлу (2Кор.8:18–19).

Но это единство христианских общин было чисто нравственного характера. Оно не находило себе выражения во внешнем управлении. Ни в I-м, ни даже до конца II века не существовало никаких форм общецерковной правовой организации, не существовало ни соборов, ни приматства, которые имели бы обязательную силу для отдельных церквей. Все частные церкви были независимы друг от друга и представляли собой совершенно самостоятельные в правовом отношении единицы. Исключение составляли лишь домашние церкви и собрания христиан из прилегающих к городу деревень, которые (церкви) обычно входили в состав городской церкви и имели общее управление. Правда, уже в апостольские времена заметны некоторые признаки объединения церквей, принадлежащих к одной области. По крайней мере к этому направлялась мысль ап. Павла и других апостолов. Ап. Павел чрез коринфян посылает приветствие христианам всей Ахаии (2Кор.1:1). Из Ефеса он шлет приветствие от всех церквей асийских (1Кор.16:19). Подобным образом он объединяет все македонские (1Сол.4:10) и галатийские церкви (1Кор.16:19). Ап. Петр обращается к общинам Понта, Галатии, Каппадокии, Асии и Вифинии (1Пет.1:1). Ап. Иоанн пишет церквам Азии. Иерусалимская церковь отправляет свое определение церквам Сирии и Киликии. Но это группирование церквей по областям скорее всего воспроизводило так сказать картину миссионерской деятельности апостолов и может быть указывало на более живые сношения между церквами одной области; но во всяком случае оно не обозначало единства во внешней организации их683. Мы не видим здесь ни малейших признаков действительно правового преимущества одних церквей, находившихся в главных городах провинций, перед другими церквами, не видим иерархии церквей, из которых одни были бы зависимы от других. Нет также никаких указаний на существование провинциальных епископов. Тимофей и Тит не были епископами684. И если позднее Климент Римский и Игнатий Антиохийский выступают видимо как представители наиболее значительных церквей, то и в этом случае их авторитет имел еще чисто нравственный характер и не был обязателен для менее значительных соседних церквей685. Эта обособленность и самостоятельность христианских общин в первоначальные времена отразилась между прочим и в значении термина ἐϰϰλησία в Новом Завете. Из 110 случаев употребления этого слова более чем 90 раз оно имеет значение не универсальной, а местной, обычно городской церкви686.

Некоторое исключение составляла, кажется, церковь иерусалимская, которая объединяла около себя все церкви Иудеи и как церковь – матерь по-видимому в известной степени руководила ими. Хотя мы знаем, что рядом с иерусалимской уже в первое десятилетие существовали другие церкви в Иудее, однако они обычно или подразумеваются под церковью иерусалимской (Деян.8:1, 3; Гал.1:13; 1Кор.15:9; Флп.3:6), или соединяются с нею под одним названием церквей иудейских (1Сол.2:14; Гал.2:21) и даже одной церкви (Деян.9:31). Если и церкви других областей объединялись иногда в одну группу, то только церкви иудейские носят общее имя одной церкви ἐϰϰλησία в ед. числе687.

Если мы теперь сравним положение христианских церквей с государственным положением городов, в которых возникали древнейшие церкви, то найдем между теми и другими довольно близкую аналогию. Обособленность и самостоятельность в управлении составляла одинаково характерную особенность как церквей, так и городов.

Римское государство в момент первоначального распространения христианства не было государством в современном смысле этого слова. Оно не имело ни общего обязательного для всех частей его законодательства, ни твердой центральной власти, которая посредством сложного механизма учреждений и должностей управляла бы внутренней жизнью одинаково и малых и больших общин, ни прочно установленной, правильной иерархии городов. То, что мы называем римским государством, в действительности представляло собой тогда лишь „известное количество собранных под властью Рима более или менее самостоятельных общин“688, „конфедерацию преимущественно городских общин под управлением общины Рима“689. На этих городских общинах базировалось все управление молодой римской империи690. Это одинаково следует сказать как об Италии, так и о провинциях. За самыми немногими исключениями691 они распадались на определенное и точно установленное при организации провинций количество самостоятельных городских коммун (civitates)692, которые и были фундаментом государственного управления693. При этом словом город обозначались не только город, но и прилегающая к нему территория (regio, διоίϰησις, δϱαι, fines). Каждое civitas включало в себя и самый город, и входящие в городской округ деревни, виллы, дворы, одним словом все то, что называлось pagus. Правда каждая деревня (ϰῶμη, vicus) составляла собою особую крестьянскую общину, имевшую свой храм и алтарь, общественное имущество, свои народные собрания, своих выборных начальников694. Точно также и pagus, несмотря на свою разбросанность, составлял свои особые комиции, имел своих особых начальников, которые назывались большей частью магистрами. Однако как vici, так и pagi подчинены были civitas, т. е. городу, его управлению и суду и составляли вместе с ним одну коммуну, одно civitas695.

Эти городские общины стояли обособленно друг от друга. Не только политические, но и национальные связи между ними были крайне слабы и почти не имели никакого влияния на их внутреннюю жизнь. Областные собрания несомненно служили для них объединяющим средством, но это объединение было почти исключительно нравственного характера. На управление городских общин оно очень мало оказывало влияния. Рим, боявшийся всяких союзов, не только не содействовал, но насколько было возможно, мешал объединению городов в политические центры, которые посредствовали бы между ним и городами696. Он предпочитал стоять лицом к лицу с каждым городом. Но и эти непосредственные отношения городов к Риму в половине I века мало, вообще говоря, влияли на жизнь городских общин. От республиканского сената принципат унаследовал тонкую политическую мудрость – не насиловать привычек, нравов, верований покоренных народов и дело объединения государства предоставлять нивелирующему влиянию времени. „Великие государи, писал Афинагор Марку Аврелию и Коммоду, в вашей империи народы держатся разных обычаев и законов, и никому из них не возбраняется законом и страхом наказания следовать отечественным постановлениям, как бы они ни были смешны“697. Особенно осторожен был Рим в отношении к тем учреждениям побежденных городов, на которых лежала печать древности. Будучи сам консервативным по своим взглядам, он без крайней необходимости не производил в них ломки, а когда была в этом нужда, всегда умел идти навстречу назревающим потребностям времени.

Следуя такому политическому принципу, Рим предоставил городским общинам (муниципиям, колониям, свободным, союзным и подчиненным городам) большую свободу. Он почти без изменения оставил в них муниципальное устройство, право управляться своими законами, избирать себе должностных лиц и заведывать своими делами. Правда степень независимости городов была различна. Одни из них (свободные) имели право на собственное самостоятельное управление, без влияния и контроля провинциальнаго представителя Рима, штатгальтера. Напротив подчиненные города стояли под надзором римского проконсула или пропретора. Но этот надзор мало касался внутреннего управления города в сфере его собственных интересов и выступал главным образом тогда, когда затрагивался интерес государственный. Во всяком случае и при этом контроле со стороны Рима оставалось обыкновенно в силе городское самоуправление.

Существенно тот же тип устройства, что в итальянской и греческой частях римского государства, мы находим и в Палестине. И здесь, как и там, фундаментом управления служили большие городские коммуны. Они и ранее были главнейшими средоточными пунктами политической жизни, но со времени еллинизма, создавшего новые городские общины и преобразовавшего старые, политическое значение их еще более возросло: они еще более чем прежде стали базисом политической организации страны. Каждая такая городская община представляла собой более или менее независимое целое, самостоятельно управлявшееся в своей внутренней жизни698. Исключение составляли лишь города собственно иудейской области (Иудеи, Галилеи и Переи). В ней значение города (πόλις, civitas) в римско-еллинистическом смысле имел один лишь город, именно Иерусалим. Все прочие города были подчинены ему. Он был ώς βασίλειоν699 и в отношении ко всей Иудее имел то же значение, что еллинистические города к своим округам700. Императорские указы адресовались обыкновенно в Иерусалим, как к представителю всей области701. Так как в свою очередь маленькие города и деревни входили, как и во всем римском государстве, в состав больших городов и были подчинены им702, то получалось таким образом единство управления, какого мы не находим в других провинциях.

Итак, сравнивая правовое положение первоначальных·христианских церквей с одной стороны и городов, в которых существовали они, с другой, мы не можем не видеть некоторой аналогии между ними. Но она далеко не единственная.

Недостаток централизации составлял характерную черту в строе не только древней христианской церкви вообще, но и каждой отдельной церкви в частности. Хотя во всех христианских общинах очень рано появились служения управления и довольно скоро получили должностной характер, тем не менее круг их влияния в апостольские времена был сравнительно ограниченным. Весьма значительная сфера общецерковной жизни была открыта для деятельного участия всех верующих. Последние принимали активное участие в богослужении, учительстве, обсуждении вопросов веры, избрании должностных лиц церкви, в суде над верующими и даже предстоятелями, в церковной благотворительности703. Разумеется, при столь широкой самодеятельности верующих права их предстоятелей не могли быть обширны. Они отнюдь не были автократами, но правили общинами при их участии и с их согласия. Власть предстоятелей тем более не могла быть значительной, что рядом с должностным служением в древней церкви стояло свободное служение странствующих проповедников (апостолов, пророков и учителей), которые, хотя и не имели правового авторитета, однако пользовались в древнейших общинах еще большим влиянием, чем „сидевшие дома“ (по выражению И. Златоуста) предстоятели. В существенном тот же порядок церковной жизни сохранился до конца I или начала II века, как это видно из Дидахе и других памятников этого времени704. Некоторое отступление от такого порядка можно видеть в истории церкви иерусалимской по удалении из Иерусалима христиан еллинистов. Во главе иерусалимской церкви становятся пресвитеры и Иаков, брат Господень. Своим возвышением в церкви первые были обязаны по-видимому больше своему старшинству, чем свободному избранию общиной, второй – родству с Господом. По смерти Иакова преемником его по иерусалимской кафедре был Симеон, двоюродный брат Господа. При Домициане два внука Иуды, брата Господня, как потомки Давида и родственники Господа, были поставлены предстоятелями церкви. Во всех этих фактах по-видимому отразилось свойственное иудейству почтение к старшинству и происхождению из царского рода, т. е. та самая черта, которая была причиной аристократического характера иудейского управления. Все эти факты однако имели местный характер. Вообще же широкая свобода верующих и недостаток централизации были отличительными чертами первохристианских общин. Но каково было устройство городских общин в первый век христианской эры?

Ответить на этот вопрос нелегко. Несомненно, что в конце республики во всех муниципиях и колониях народ пользовался правом избрания должностных лиц, правом законодательства и решения в принадлежащей ему сфере. Известно также, что ко времени классических юристов он потерял все эти права. Но как и когда совершилась эта перемена, существовали ли правомочные народные собрания в течение I века, определенных и ясных исторических указаний для всего римского государства вообще мы не имеем.

В прежнее время на основании известия Тацита, по которому Тиберий в самом Риме отнял у народа право избрания и передал его сенату705, полагали, что именно тогда народные собрания были уничтожены во всем римском государстве. Но теперь, благодаря открытию многих надписей, ошибочность этого взгляда стала очевидной. Надписи свидетельствуют, что народные собрания не потеряли вполне своего значения не только в I, но даже и во II веке706. Народ по-прежнему определяет постановление статуй и присуждает другие официальные почести707. В других случаях это происходит по решению декурионов и с согласия народа708. Патронов избирает сенат и народ709. Магистры избирались ex postulatione populi710. Еще в 326 году в Африке nominatio (т. е. указание кандидата на должности) производилось populi suffragiis711. Можно думать, что даже в самом Риме отнятие избирательного права у народных собраний Тиберием было лишь фактическим нарушением народных прав, но не было проведено путем закона712. Это следует из того, что после Тиберия продолжали существовать центуриатные и трибутные комиции713; еще во времена Траяна и даже в начале III века они происходили с соблюдением всех древних обычаев, с авспициями, председательством консула и т. д.714 Из слов Плиния715 можно по-видимому заключать, что в народных собраниях по-прежнему производилось голосование (suffragia). Вописк, говоря об избрании в сенате императора Тацита (в 275 г.), сообщает при этом о согласии народа716.

Правда все эти известия мы не должны принимать за чистую монету. Обычное явление в истории – сохранение терминов и форм в такое время, когда конкретное содержание их уже перестало существовать. Это могло иметь место и в отношении народных собраний. Последние не могли прекратиться к III веку сразу. Они замирали постепенно. Собрания продолжали существовать, но они все более и более теряли свое значение. От них уже требовалось не столько решение, сколько согласие, да и это последнее испрашивалось скорее из вежливости717 и уважения к старым традициям, чем из признания действительной значимости народного желания. Согласие народа имело более декоративное, формальное значение и выражалось обыкновенно не в правильных собраниях, а при случайных публичных торжествах, на играх, в театре718 и происходило не через голосование (suffragia), а через общее массовое заявление (acclamatio). Таким образом, когда источники говорят нам о согласии народа в самых различных выражениях719, мы должны остерегаться придавать этим выражениям буквальный смысл. Слова пережили в этом случае действительные обычаи. Однако все сказанное имеет значение собственно для второго века. Что же касается I века и особенно средины его, то народные собрания как на Западе, так особенно на Востоке имели еще важное значение720. Это не может подлежать сомнению после открытия надписей, заключающих в себе законы, дарованные Домицианом (между 82–84 год) двум муниципиям Салпенсе и Малаке721.

Несомненно, что и на Востоке народные собрания продолжали существовать в изучаемое нами время. В Афинах они напоминали отчасти славные времена древней демократии. При Марке Аврелии афинская екклезия обсуждала жалобу на штатгальтера Эллады. В Спарте екклезии происходили еще во II в. Они существовали также не только в первом, но и во втором веке в Амизе, Прузе, Гралле, Смирне и других городах722. Наиболее обычным предметом народных собраний служили выборы должностных лиц. По закону Малаки избрание на общественные должности производилось через голосование по куриям и лишь при одинаковом количестве голосов и при равных условиях (семейные предпочитались холостым и бездетным) жребием. Тот и другой способ избрания, преимущественно же первый, практиковался и в Афинах723. Подобно другим муниципальным чиновникам и жрецы как в республиканское время, так и в первые века империи избирались народными собраниями724. Помимо множества древних надписей из изучаемого нами времени, об избрании жрецов обычными комициями свидетельствует так называемый урсонский закон колонии Генетивы, составленный по приказанию Цезаря, но пришедший в действие после его смерти725. Как видно из 68 гл. этого закона, избрание жреца производилось в комициях по общему закону726, т. е. по способу, указанному и в законе Малаки.

Подобно греческим городам были организованы и городские коммуны в Палестине. Стоявший во главе их демократический сенат из нескольких сотен членов вероятно так же, как афинский βουλή, составлялся ежегодно или по избранию или по жребию727. Исключение составляла Иудея. Члены иерусалимского синедриона не избирались народом, но по всей вероятности назначались или самим синедрионом или высшим правительством (Иродом и римлянами)728. Точно так же и глава иудейского народа, первосвященник, хотя во время римского господства потерял пожизненность и наследственность должности, однако продолжал назначаться правительством (Иродом и римлянами) лишь из весьма немногих знатных родов729.

Если мы обратимся теперь к частным обществам, греческим, римским и иудейским, то встретим в устройстве их те же черты, что и в государственном строе начала империи. Люди так привыкают к тем социальным формам, в которых живут, что создавая новые общественные формы, отчасти сознательно, но больше непроизвольно копируют обыкновенно существующие типы общественных отношений. Обычным образцом для греческих и римских ассоциаций служили государство и город730. Разница между ними заключалась главным образом в том, что демократическо-республиканское начало в частных обществах было проведено более последовательно, чем в городских.

Основание римской коллегии не было связано никакими законными определениями. Достаточно было, чтобы желание объединиться заявили по крайней мере три лица731. При этом не ставилось никаких условий относительно гражданского положения лиц. Доступ в римские коллегии был открыт для всех, даже для рабов с разрешения господ732 и женщин, по крайней мере в погребальные коллегии. Рабы не только вступали в общие коллегии наравне с свободно-рожденными и вольноотпущенниками, но и составляли свои особые ассоциации. Особенно это следует сказать о рабах императорского дома733. Точно так же и женщины не только вступали в общие коллегии, но могли иметь и собственные734. Главное управление делами находилось в руках самой коллегии. На своих собраниях (conventus), происходивших в помещениях, называвшихся большей частию schola и имевших особые молельни и алтари, коллегия издавала статуты735, избирала должностных лиц, управляла имуществом, производила суд над своими членами за нарушение устава и решала все важные вопросы, непредвиденные статутами736. Дела решались обыкновенно голосованием737, если не при полном собрании членов738, то по крайней мере при достаточном количестве их739. Иногда голосование по одиночке740 заменялось общим выражением согласия741. Исполнительная власть принадлежала должностным лицам742, которые избирались общим собранием и составляли ordo коллегии в отличие от plebs, то есть, всех прочих членов743. Так как должностные лица коллегии избирались из членов её, то в коллегиях рабов ordo состояло из рабов. Размер прав ordo в коллегиях был различен. В одних обществах все права оставляются за общим собранием, которое само управляет всеми делами; в других должностные лица получают полномочие решать некоторые дела собственной властью. Так в надписях мы встречаем иногда указания на решение universi honorati744, на декрет honoratorum et decurionum745. Должностным лицам жалованья, как и в муниципиях, не полагалось; но зато они пользовались некоторыми привилегиями. Так они освобождались иногда от ежемесячных взносов и, смотря по важности занимаемой должности, часто получали увеличенные (полуторные, двойные, тройные и т. д.) доли при разделе доходных статей коллегии и спортул746. По окончании своей службы, большей частию годовой, они должны были дать отчет общему собранию, от которого в случае хорошего прохождения должности получали обыкновенно почетные дипломы. Последние довольно часто составляют содержание дошедших до нас надписей.

То же в существенном устройство имели и греческие ассоциации. И здесь все члены общества (τὸ ϰοινόν, σύνοδος и т. д.) признавались равноправными и принимали одинаковое участие в его управлении. Под председательством высшего должностного лица составляя общие собрания (ἐϰϰλησία, ἀγоϱά), они издавали декреты и уставы (с обычной формулой ἔδοξεν τῇ ἐϰϰλησίᾳ747; δεδόχϑαι τῷ ϰοινῷ и под.), чрез баллотировку принимали новых членов, избирали должностных лиц, требовали от них отчета по окончании службы, присуждали им почетные дипломы, производили суд над провинившимися сочленами, наказывали их штрафами и временным или окончательным исключением из общества748 и вообще заведовали всеми важными делами общества749. При обсуждении важных вопросов присутствие всех членов было обязательно. По статутам иовакхов отсутствующие подвергались штрафу750. Как и в римских коллегиях, должностные лица являлись лишь исполнительным органом. Они избирались большей частью на год, причем избрание могло быть повторяемо, а иногда пожизненно (διὰ βίου)751. Хотя в статутах нет определения, требующего для достижения высших должностей прохождения низших, однако на практике было почти всегда так752. Любопытная особенность греческих ферейнов та, что должностные лица в них образовали иерархическую лестницу, в которой низшие были подчинены высшим. Мы не встречаем здесь коллегий равноправных должностных лиц, существовавших во многих римских ассоциациях753.

Третий класс частных обществ в римском государстве составляли иудейские синагоги, существовавшие едва ли не во всех городах римской империи754, где евреи не составляли большинства и, следовательно, не были во главе городского управления. Эти частные иудейские общества пользовались в римском государстве особенными привилегиями, именно правом свободного отправления культа, сбора взносов для σύνδειπνα и ἱεϱά и наконец весьма важным правом собственного суда755. Последнее право очень ценилось иудеями, как видно из раввинского запрещения иудеям обращаться к языческим судам756. Что касается внутреннего устройства иудейских синагог, то исторических сведений о нем почти не имеется. Его можно восстановить до известной степени лишь по иудейским надписям, открытым преимущественно в Риме757. Из этих надписей видно, что организация синагоги во многом напоминала устройство греческих религиозных обществ758. Стоявшие во главе синагоги должностные лица назывались большей частию архонтами и избирались общиной или на определенный срок, как можно заключать из встречающегося в надписях выражения δὶς ἄϱχων759, или пожизненно (διὰ βίоυ)760. Но иудейские архонты по-видимому пользовались большими правами, чем должностные лица частных греческих обществ. Им, кажется, принадлежало главное управление делами общины и юрисдикция. По крайней мере нет никаких следов, что синагога подобно коринфской церкви производила суд над членами общины в общем собрании761. Как вообще юрисдикция, так и высшая мера наказания – отлучение от общины762, принадлежала по всей вероятности компетенции старейшин и архонтов763. Но в богослужебных собраниях члены синагоги пользовались полной свободой. Всем им предоставлялось право выступать в качестве учителя, читать священное писание и произносить молитвы.

Из представленного краткого обзора устройства городских и частных обществ в I в. по Р. X. мы видим, что в них почти везде в большей или меньшей степени действовал принцип самоуправления. Почти повсюду община оказывала более или менее значительное влияние на управление общественными делами и пользовалась правом избрания должностных лиц. То, что мы наблюдали в жизни древних христианских общин, именно широкая свобода всех верующих и активное участие их в церковном управлении, не было следовательно исключительным явлением, но имело довольно близкую аналогию в строе тогдашних обществ. Если мы обратимся к истории дальнейшего развития форм церковного и общественно-государственного устройства, то увидим, что аналогия между ними простирается еще далее.

Первые три века христианской эры были временем, когда на развалинах республиканского строя в римском государстве мало помалу стала вырастать монархия. Процесс превращения республики в империю начался еще до Р. X., именно с 13 января 27 года, когда Август формально получил от сената чрезвычайные полномочия, а завершился во времена Диоклетиана, после которого от старой республики не осталось и следов. Хотя весь этот длинный период характеризуется обычно, как время диархии, время двоевластия принцепса и сената, однако фактически ни в начале, ни в конце он не был таковым. Если при первых принцепсах народ сохранял еще свою законодательную власть и право избрания магистратов, если еще при Тиберии и даже при Клавдии появлялись законы с утверждением народа764, то ко времени Диоклетиана даже сенат не сохранил почти ни одного из своих прав765. Республика постепенно уступала свое место империи. Сначала политические права от народа были отняты в пользу сената и принцепса, затем и сенат должен был уступить их принцепсу. Точно датировать все важнейшие стадии этого процесса нет возможности. Это можно сделать лишь приблизительно. При Августе народ лишается судебной власти766. При Тиберии выборы магистратов были перенесены из народных собраний в сенат767. Правда и после этого народ не был устранен вполне от избрания магистратов. Еще в III веке церемония ренунциации избранных перед народным собранием признавалась необходимой, и избранный в сенате консул считался до неё лишь consul designatus768. Но это утверждение народа имело скорее формальное значение. Фактически избирательные права перешли к сенату и принцепсу. Со времени Клавдия народ теряет и законодательную власть. Закон (lex) был заменен сначала сенатусконсультом, а затем, в период от Адриана до начала III века, конституцией принцепса769. Так мало помалу свободные римляне теряли свои политические права и политическую свободу и к началу IV века превратились в подданных абсолютного монарха.

Та же самая центростремительная сила действовала и во всем тогдашнем римском государстве. Вслед за Римом все города постепенно теряли право самоуправления и становились в полное подчинение римскому императору. Однако этот процесс совершался в них медленнее, чем в самом Риме. Если в Риме избрание магистратов уже при Тиберии фактически перешло к сенату, то в других городах оно в полной силе сохранялось за народом до конца I и даже во II веке. Закон Малаки, например, знает лишь одно совершенно свободное избрание должностных лиц народными собраниями. Но уже в этом законе можно видеть некоторые симптомы начавшегося распада народных комиций. Право предлагать кандидатов, в случае недостаточного их количества, закон предоставляет председательствующему дуумвиру и даже самим кандидатам. Это обстоятельство показывает, что уже и тогда заметно было охлаждение к занятию почетных муниципальных должностей770. Как скоро число кандидатов не превосходило количество занимаемых вакансий, то избрание становилось простой формальностью. Это стало обычным явлением во II веке, когда несение общественной должности соединялось со столь большой материальной затратой и ответственностью перед правительством, что граждане стали прямо избегать назначения на должности и в члены совета771. Должностные лица, руководившие собранием, едва могли указать кандидатов на освободившиеся места. Названные ими лица по необходимости выбирались. Вследствие этого народные собрания теряли свое значение. Избрание должностных лиц и управление городом переходят теперь к совету772. В 129 году император Адриан отправил городским властям Ефеса письмо, в котором выражает свое желание доставить место в совете своему фавориту Ерасту773. Из этого факта видно, что выбор членов совета тогда не принадлежал уже народу. Но когда это преобразование распространилось по всем городам римского государства, за недостатком исторических указаний сказать невозможно774. Подобно прочим должностным лицам и муниципальные жрецы стали избираться не народом, но советом. Но это случилось несколько позднее. Значительные привилегии, предоставленные жрецам, и сравнительно небольшая зависимость их от общего государственного управления были причиною того, что участие народа в избрании жрецов сохранилось дольше, чем в избрании магистратов775. Это можно заключить из того, что при существовании значительного количества надписей, упоминающих о понтификах, ни одна не говорит об избрании последних муниципальным советом. Точно так же и об избрании авгуров декурионами в надписях нет ясного указания776. Но к началу III века все избирательные права почти везде de jure переходят к декурионам777, а фактически весьма часто к правителям провинций778.

Но муниципальные права, перейдя от народа к декурионам, не удерживались у последних, а мало помалу отошли к правительству. Уже учреждение штатгальтера для провинций ощутительно ограничивало городское самоуправление. Как представитель римского государства он имел вообще широкую дискреционную власть над подведомственными ему городами, мог вмешиваться в муниципальные дела, в спорных вопросах являлся толкователем закона и с течением времени подчинил своему контролю городское управление даже в мелочах779. Недаром Дион Кассий, сенатор III века, усвоял ему διοιϰεῖν τὰ ϰοινὰ τῶν πόλεων780. Но кроме штатгальтера скоро появились в городах правительственные чиновники. Так в конце I века для контроля за городскими финансами стал назначаться curator reipublicae, сначала там, где была нужда в государственном вмешательстве, а потом как обычная должность. Первоначально куратор был снабжен твердо ограниченной компетенцией, но потом он получил общий надзор над экономическим управлением города781. Со времени Траяна учрежден был curator calendarii, заведовавший городской долговой книгой. Тем же Траяном для упорядочения свободных городов были введены особые императорские комиссары (διοϱϑωταί, ἐπανοϱϑωταί) для одной или нескольких городских общин то на короткое, то на продолжительное время. С начала III века такие корректоры учреждены и в Италии782. Точно так же была ограничена и юрисдикция городов. Важнейшие дела подлежали юрисдикции штатгальтера, который производил суд в главном городе известного судебного округа; компетенция городских властей была ограничена незначительными делами783. К концу III века все управление городами оказалось в руках всесильной бюрократии. От городского самоуправления не осталось никаких следов.

Еще ранее, чем городские общества, испытали на себе тяжелую руку правительства частные общества, всегда представляющие собою в известной степени опасный элемент для правительства с абсолютическими тенденциями. Уже Цезарь, по свидетельству Светония, уничтожил все коллегии кроме древних784. Ту же политику в отношении к ним проводил и Август. Он распустил все коллегии кроме древних и дозволенных, особенно преследуя те ассоциации, которые под титулом коллегии скрывали политические цели785. Вместе с тем он пытался ограничить свободу и религиозных обществ. Относясь с особенным уважением к национальному культу, он запретил совершение египетских церемоний в честь Изиды, разрушил храм внутри города в честь Сераписа786 и вообще питал отвращение к восточным религиям787. Подобным образом и Клавдий преследовал гетерии788 и даже иудейские собрания789. Особенною подозрительностью к коллегиям отличался Траян. Позволяя Плинию разрешить амизинцам общество взаимопомощи, Траян однако добавляет: „в прочих государствах, которые подчинены нашему праву, вещи подобного рода должны быть запрещаемы“790. В другом случае он отказывает Плинию в ходатайстве об учреждении collegia fabrorum (общество пожарных) в Никомидии, мотивируя отказ тем, что это общество может превратиться в гетерию791. Вообще римское правительство старалось подчинить коллегии строгому надзору. Открытие незаконных коллегий наказывалось так же, как нападение с оружием в руках на общественные места и храмы792. С Адриана начался поворот по-видимому в пользу коллегий. Императоры часто обнаруживают к ним благосклонное отношение, дают им различные привилегии, сами открывают некоторые ассоциации. Но это покровительство императоров едва ли могло ввести кого-либо в заблуждение. Оно имело целью не вернуть свободу коллегиям, а сделать из них послушное орудие для уменьшения социально-экономического зла. Правительство особенно покровительствовало тем коллегиям, которые содействовали удешевлению хлеба, вообще провизии, построек и т. д. Таковы коллегии навикуляриев, лодочников, приемщиков, хлебников, плотников, виноторговцев, свиноторговцев и т. п. Так как во всех этих корпорациях было заинтересовано само государство, то, чтобы предупредить их распадение, оно постаралось закрепостить к корпорациям лиц, принадлежавших к ним. Оно нередко прямо запрещало выход из них членов793. Императорский указ 386 года, например, запрещает хлебникам обращаться с просьбой о позволении оставить корпорацию и угрожает просителю строгим наказанием, именно конфискацией имущества794. Таким образом свободные ассоциации превратились в закрепощенные цехи, подобно городским обществам подчиненные контролю правительства.

Превращение республики в империю произошло тихо, спокойно, совершенно естественно. Монархический строй был результатом не насильственной узурпации народных прав, а естественного хода вещей. Социальные и политические революции конца республики утомили население. Неудовлетворительная городская организация, упадок земледелия, разложение мелкого землевладения и крестьянства убивали в народе всякий интерес к политике и направляли его внимание на ближайшие узко-материальные интересы. И общество и народ одинаково искали спасения в твердой власти, которая сумела бы наконец оградить личную и имущественную безопасность. Сенатор III века Дион Кассий влагает в уста Августа следующие слова, обращенные к сенату: „пусть никто не подозревает, что я хочу вас предать и отдать в руки дурных людей или какой-либо охлократии (ὀχλοϰϱατίᾳ τινί)795, от которой не только не происходит ничего хорошего для людей, но наоборот всегда самое ужасное. Вам лучшим и благоразумнейшим людям, вам я передаю государство. Того я никогда не сделал бы (то есть, не отдал бы во власть охлократии), хотя бы мне мириды раз пришлось умереть или даже сделаться монархом“ (μοναϱχῆσαί με ἔδει)796. В этих словах ясно выражается глубокое недоверие высшего общества к народному правлению. Даже самые блестящие умы того времени в монархическом правлении видели лучший залог преуспеяния государства. „К чему, говорит Тацит, долгие прения в сенате, когда добрые умы так скоро могут достигнуть соглашения? Какую цель имели бы продолжительные речи к народу, раз заботы об управлении не возлагаются более на невежественную толпу, а вверены разуму одного человека? На что и эти публичные обвинения сановников перед народом, на которые люди были так падки прежде? К чему они теперь, когда злоупотребления властей сделались редкими и незначительными? Имеют ли также будущее продолжительные речи в защиту подсудимых, когда милосердие князя спешит навстречу несчастию и слабости?“797. Подобные благоприятные суждения о монархическом правлении встречаются в те времена довольно часто. Еще с большими надеждами взирал на возникавшую императорскую власть народ. Он видел в императоре спасителя государства798 и легко примирялся с нарождавшимся монархическим строем. „Провинции, говорит Тацит, ничего не имели против нового строя, ибо управление сената и народа лишилось доверия вследствие соперничества магнатов и жадности магистратов, против которой не защищали и законы, нарушавшиеся насилием, интригами и наконец подкупом“799. Поэтому население довольно равнодушно относилось к потере своих политических прав. Когда Тиберий лишил римлян права избрания магистратов, „народ, по словам Тацита, не жаловался на потерю своего права иначе как пустым ропотом, а сенат, освобожденный от подарков и недостойных просьб, охотно принял его“800. Особенно благоприятную почву новый строй нашел среди населения восточных провинций, привыкшего к деспотизму эллинистических монархий801. Уже первые христиане обычно называли принцепса царем (βασιλεύς), представляя его в виде восточного монарха.

Ни в чем так не обнаружилось общее влечение к монархическому строю, как в необычайном распространении императорского культа. Нельзя сомневаться в том, что в основе этой странной религии, возникшей на развалинах прежних официальных и частных культов лежало чувство глубокой признательности к императорам, давшим государству мир и довольство. Императорский культ много содействовал укреплению римской монархии, но несомненно, что сам он был выражением инстинктивного влечения к монархическому правлению. В высшей степени замечательно, что его первоначальной родиной был не Запад, а Восток, и что нигде он так не привился, как в провинциях Малой Азии802. Это обстоятельство убедительно говорит за то, что он распространился не благодаря стараниям императоров, а в силу внутренней потребности населения окружить своих благодетелей сверхъестественным ореолом.

Обратимся теперь к истории церковной организации за два первые века. Если мы сравним состояние христианских общин в начале и конце этого периода, то увидим весьма заметную разницу. Мы увидим, что миряне в исходе II века уже не обнаруживали в церковных делах прежней самодеятельности, что значительная область их церковных прав отошла к клиру, преимущественно же к епископу. Отметим здесь главнейшие моменты этой перемены.

Хотя носители церковных должностей с самого начала имели специально им присвоенное служение, однако первенствующая церковь не знала резкого противопоставления клира и мирян. Самое слово мирянин неизвестно древнейшим христианским источникам. Обязанности верующих и предстоятелей нередко описываются у них сходными чертами (ср. Иак.5:14–15 и Иак.5:16–20; 1Сол.5:11 и 1Сол.5:12; Евр.3:13). Проповедание слова Божия и служение в церкви принадлежало и тем и другим (1Пет.4:10–11). Апостолы обыкновенно возлагали устроение церкви, внутреннее и внешнее упорядочение общин не только на предстоятелей, но и на всех христиан. Внушая последним уважение к своим предстоятелям, они в то же время призывали и их самих к активной деятельности на благо церкви, требовали от них самого близкого участия в жизни церкви. Но уже с конца апостольского времени призывы верующих к церковной самодеятельности становятся реже, напротив напоминание о долге повиновения предстоятелям делаются все чаше и настойчивее. Климент Римский повиновение предстоятелям считает одною из важнейших добродетелей христиан (гл. 1. 3).

Люди, не повинующиеся своим предстоятелям, по нему люди бесчестные, бесславные, глупые (гл. 3), а их вожди – дерзкие, бессмысленные, глупые лицемеры (гл. 1, 14–15. 16. 21). Игнатий Антиохийский идею повиновения церковной власти, собственно епископу, делает так сказать своим паролем. Кто не повинуется епископу, тот не принадлежит к церкви и не Божий. Верующие ничего не должны предпринимать в церкви без ведома (ἄνευ γνώμης) и, следовательно, без воли епископа. Подобно этому мужу апостольскому Клементины также требуют повиновения епископу, как Христу803: Епископ это – кормчий, точнее помощник Кормчего Христа804, христиане же – простые путники. Управление кораблем принадлежит не им. Наконец Церковные Каноны внушают мирянам оставаться среди мирских занятий и оказывать послушание своим предстоятелям (гл. 7). Церковная деятельность уже не их сфера. Все эти призывы к повиновению церковной власти несомненно констатируют стремление сосредоточить все ветви церковного управления в предстоятелях, ограничить самостоятельность верующих, подчинить ее авторитету церковной власти.

Разумеется это не значит, что активное участие мирян в делах церковного управления к концу II века совсем прекратилось. Оно отчасти предполагается, отчасти прямо констатируется источниками и этого времени. По Церковным Канонам верующие подают голоса (ψηφίσασϑαι) при избрании епископа (I). Так же как в первенствующей церкви верующие принимали участие и в обсуждении вопросов веры. По словам Евсевия (V, 16.) верующие часто и во многих местах собирались по поводу учения Монтана, исследовали его, отвергали, как еретическое. Однако в других отношениях мы видим заметное ограничение прав мирян. Как известно, в апостольские времена в христианской церкви учительство признавалось не только правом, но часто и обязанностью каждого христианина (Гал.6:1 и д.; 1Сол.4:11; Иак.5:19–20; Евр.3:13; 1Пет.4:10–11). Христиане учили не только в частных, но и в богослужебных собраниях (1Кор.14:26; Кол.3:16). Однако, в виду сильного распространения лжеучений в конце апостольского времени была сознана необходимость возложить обязанность учительства преимущественно на предстоятелей церкви (1Тим.3:2; 1Тим.5:17; Тит.1:7, 9–10). В конце же II века публичное учительство становится почти исключительно правом предстоятелей. Епископ есть единственный авторитетный учитель, охраняющий чистоту веры (doctrina fidei)805 и обладающий для этого особой харизмой veritatis806. В начале III века официальные учители из мирян (при богослужении) становятся редкостью. Опровергая мнение Димитрия, епископа александрийского, отрицавшего право мирянина проповедовать в церкви, Александр, епископ иерусалимский, и Феоктист, епископ кесарийский, могли указать лишь три примера учительства мирян, да и то из истории не своих, а других церквей807. Другое ограничение прав мирян произошло в области церковной юрисдикции. Если не только во времена ап. Павла, но и позднее (Полик. к Фил. 11) верующие принимали участие в суде над мирянами и даже над предстоятелями, то к концу II века стал обычным суд из пресвитеров808. В половине III века Сирийская Дидаскалия запрещает мирянам быть судьею брата, считая это правом пресвитеров и епископов809.

Вместе с умалением церковной самостоятельности верующих в христианских общинах начинает падать и авторитет свободных служений, уступая место авторитету церковной власти. Так вместе с потерей права мирян на официальное учительство постепенно исчез институт самостоятельных христианских учителей. Еще скорее потеряло свое влияние в церкви и наконец исчезло пророческое служение. В первоначальной церкви пророки не только учили, но и совершали евхаристию и иногда управляли общиною (Деян.13:1–2; Деян.15:22, 32; Дид. X, 7; Дид. XI, 7–12; Дид. XIII, 3). Их авторитет был так велик, что автор Дидахе внушает верующим почитать епископов так, как почитают они пророков и учителей (Дид. XV, 2). Но уже Климент Римский отрицает право мирян на совершение богослужения (гл. 40–41, 44). Игнатий Антиохийский считает истинною лишь ту евхаристию, которая совершается епископом или тем, кому он позволит (Смирн. 8). Во времена Ерма (около 140 года) уже одно намерение иметь председательство в собрании христиан считалось признаком ложного пророка (Ерм. Зап. XI). Пророки становятся теперь под наблюдение предстоятелей. Прежде чем обнародовать свои видения, Ерм должен был прочесть свою книгу с пресвитерами; он мог послать ее в другие церкви лишь чрез Климента (Вид. II, 4). В конце II века пророки потеряли в церкви почти всякий авторитет. Вследствие распространения ложного пророчества, особенно монтанизма, установился взгляд, что наиболее верным путем для познания христианских истин служит не откровение, а явное учение от апостолов и их преемников810. Вместе с тем авторитет пророков, как и учителей, окончательно перешел к епископам. К пророкам стали относиться с положительным предубеждением, избегая даже имени пророка. Последних представителей пророчества в конце II века мы находим уже в числе лиц клира. По Церковным Канонам для получения откровений, когда в таковых есть нужда, поставляются две вдовицы (гл. 5).

Наконец и в самом клире наблюдается то же стремление сосредоточить церковные права преимущественно в лице одного епископа. Уже древние церковные писатели отметили тот факт, что в первоначальных христианских источниках епископы и пресвитеры большей частью носят общие названия, и объясняли это тем, что между епископами и пресвитерами не было большого различия, что первые имели лишь преимущество рукоположения811. Эта близость епископов и пресвитеров дала Иерониму основание утверждать, что в первенствующей церкви они были тождественны812. Вывод Иеронима неверен: епископы и в I веке отличались от пресвитеров. Но несомненно, что по своему положению в общине те и другие мало различались в первоначальной церкви. В первых посланиях апостола Павла, как и в других древнейших источниках (1Пет., Евр., Клим., Ерм.) они обычно составляют один ряд предстоятелей церкви с равным приблизительно авторитетом для верующих (πϱοϊστάμενοι, πϱεσβύτεϱοι ἐπισϰοποῦντες, ϰαϑεσταμένοι, ἡγούμενοι и под.). Как апостолы, так и последующие церковные писатели, говоря об обязанностях руководителей христианской церкви по отношению к верующим и об обязанностях верующих к своим руководителям, обыкновенно имеют в виду всех предстоятелей как епископов, так и пресвитеров, нисколько не давая понять, что не всем предстоятелям, а только одному епископу принадлежит главное руководство церковью. Впервые епископ выделяется из ряда пресвитеров в пастырских посланиях (1Тим.3:1 и д.; 1Тим.5:17), да и то не вполне ясно (ср. Тит.1:5–7). Вполне ясное различение этих двух степеней иерархии мы встречаем лишь у Игнатия Антиохийского. У него же впервые мы находим и указание на то, что пресвитеры занимали в церкви второстепенное положение. Он внушает пресвитерам уступать (συγχωϱοῦντες) епископу, оказывать ему всякое уважение (ἐντϱοπή)813 и успокоивать (ἀναψύχειν) его814. Но и у Игнатия нет речи о повиновении пресвитеров епископу. Точно так же по Церковным Канонам пресвитеры должны оказывать готовность по отношению к епископу (πϱοϑυμούμενοι τὸν ποιμένα). Но с другой стороны они в некотором смысле ограничивают единоначалие епископа, поскольку им усвояется право участия в разделении церковных приношений не только верующим, но и самому епископу (гл. 2). По Клементинам епископа должно слушать, а пресвитеров почитать815. Епископ – кормчий или помощник Кормчего Христа, пресвитеры – простые матросы816. Они должны заботиться, чтобы было исполнено приказанное (епископом?) и о своих судебных решениях обязаны доносить епископу817. Однако и здесь епископ не является единоличным управителем общины. Он называется архонтом (ἄϱχών)818, т. е. магистратом819, который правил сообща и с согласия совета. С течением времени епископ делается более автократичен. Он начальствует (ἄϱχειν) не только над верующими, но и над пресвитерами820. Он уподобляется уже не архонту или магистрату и принцепсу, а монарху, царю821. Пресвитер называется теперь ὁ ὑπὀ ἐπισϰοπον πϱεσβύτεϱος822. Достойно примечания, что выделение епископа из ряда предстоятелей в источниках, относящихся к малоазийским и сирийским церквам, наблюдается ранее, чем в источниках римского происхождения. В то время как уже в пастырских посланиях, третьем послании Иоанна и по всей вероятности в Апокалипсисе, не говоря уже о посланиях Игнатия Антиохийского, епископ стоит особо от пресвитеров, как лицо, которому вверено главное попечение об общине, у Климента Римского и почти полустолетие спустя у Ерма, епископы хотя и известны были этим авторам, однако обычно объединяются с пресвитерами под общими наименованиями и в отношении пастырского руководства занимают приблизительно одинаковое положение в церкви. Лишь в конце II века мы перестаем наблюдать эту разницу между восточными и западными источниками.

Все отмеченные факты несомненно констатируют настойчивое стремление весь церковный авторитет, первоначально рассеянный так сказать между всеми предстоятелями церкви, представителями свободных служений и отчасти всеми верующими, сосредоточить в лице одного епископа. Мы видим таким образом в жизни церкви тот же процесс централизации, что и в тогдашней общественно-государственной жизни. Там и здесь наблюдается одинаковое стремление ограничить индивидуализм и свободу личности, потребность оградить мир и целость общества путем установления твердой единоличной власти, заменить в некотором смысле демократический строй монархическим. Если мы припомним теперь все другие аналогии в церковном и общественно-государственном строе, отмеченные нами ранее, то должны согласиться с тем, что жизнь церкви и жизнь государства с формальной своей стороны развивалась несколько похожим путем, что формы той и другой в известных отношениях совпадали, – совпадали не только в общих контурах, но иногда в частностях и исключениях.

Что это значит? Отчего зависят эти параллели в жизни столь разнородных организмов, каковы церковь и государство?

Конечно нельзя объяснять указанные совпадения случайной игрой истории. Случайность могла иметь место только в чисто внешних аналогиях и то между субъектами, стоящими вне внутренней связи. Отмеченные же нами параллели касаются существенных черт церковного и государственного строя, наблюдаются с одинаковыми уклонениями в одно и то же время, в одном и том же месте и в сущности в одних и тех же субъектах, поскольку члены церкви были вместе с тем и членами государства. Ясно, что отмеченные нами аналогии нельзя считать случайными. Но с другой стороны невозможно ставить формы церковного и государственнаго строя в прямую и непосредственную зависимость, невозможно думать, что церковь в своем устройстве следовала тем образцам, какие предлагало ей государство. При всем сходстве процессов, которые отмечены нами в жизни церкви и государства, они несомненно имели совершенно различные ближайшие причины. Если упразднение выборных демократических должностей в муниципиях было естественным результатом дурного экономического состояния городов и тяжелой материальной ответственности, какая возлагалась на представителей городского управления, если недовольство республиканскими учреждениями и общее стремление к монархии было вызвано главным образом социальными и политическими революциями конца республики, то ни одна из этих и подобных причин не имела прямого влияния на церковное устройство. Здесь были свои особые факторы. Почти все источники первых двух веков (особенно пастырские послания, послания Игнатия, Ириней, Клементины) несомненно доказывают, что сознание необходимости подчинения церковному авторитету, объединения вокруг епископа, порождалось в христианах главным образом чрезвычайным распространением лжеучений. Христиане очень скоро на опыте убедились, что индивидуализм и свобода приводят к распадению христианской общины и её догмы, и потому почувствовали потребность замкнуться в определенные рамки и подчиниться авторитету церковной власти. Общее, что одинаково присуще и церковной и государственной жизни того времени, это стремление ограничить индивидуализм и свободу личности, подчинить общественную жизнь авторитету одного лица. И христиане, и граждане одинаково потеряли веру в целесообразность самоуправления, в достоинство охлократии и искали спасения в твердой власти, ограждающей целость общества и неприкосновенность его членов. Эта общая черта времени, эта характерная особенность тогдашней народной психологии одинаково составляет почву как церковной, так и государственной централизации. Да это вполне естественно. Психология одного и того же лица или народа остается приблизительно одна и та же в религиозной и общественной жизни. Религия может нравственно перевоспитать человека, но она не в силах изменить его темперамент, его формальный характер, врожденную активность или пассивность природы и т. д. Вследствие этого образование внешних форм церковной жизни естественно должно подлежать отчасти известным законам естественного развития человека и стоять в некоторой связи с формами государственными. Можно ли говорить в таком случае об уклонении церкви от своих основных принципов, от своей первоначальной чистой натуры, как утверждали прежние протестанты? Ясно, что нельзя, так как психология лица и целого общества, как темперамент и врожденный характер, в прямой связи с нравственным содержанием христианства не стоят, и так как вообще наклонность к активной деятельности или к пассивному восприятию нисколько не зависит от нравственных свойств человека. Поэтому ни в каком случае нельзя считать обязательными для церкви те формы устройства, которые имеют отношение к психологии людей. Можно говорить лишь об их целесообразности для данного времени и при данных обстоятельствах, но не о принципиальной совместимости или несовместимости их с существом христианства.

При известной независимости внешних форм церковной жизни от нравственного содержания христианства вполне было возможно некоторое приспособление их не только к духу и потребностям времени, но и к определенным формам государственного устройства. Уже в самых воззрениях древних христиан были даны основания к тому, чтобы, несмотря на внутреннюю и историческую обособленность церкви и государства, уже в первые три века на жизни церкви сказалось некоторое влияние государственных порядков.

Первые христиане смотрели на себя, как на прямых потомков израиля, как на истинный израиль, которому даны обетования вечного царства (Деян.1:6). Они одинаково противопоставляли себя как язычникам, так и иудеям (Гал.3:28; Гал.6:15; 1Кор.12:13; Еф.2:11–16), как особый род, род избранный, народ святой (1Пет.2:9). Это был новый народ823, третий род, третий народ824; это было новое царство, царство Мессии, Которому обещан престол Давида (Деян.2:30, 36), и Который снова придет, чтобы царствовать вечно.

Как новый народ, как особое царство, христиане образовали собою в некотором смысле антитезу царству земному. Христианская церковь и тогдашнее римское государство являлись понятиями соотносительными. Они стояли друг перед другом, как две параллельные силы, как два мировых организма. Само собой возникала великая проблема отношений между этими двумя силами, между царством Мессии и царством Рима. Эта проблема в самые древние времена христианской церкви разрешалась различно, в зависимости от тех или других исторических обстоятельств. Сначала, когда языческие власти индифферентно и даже благосклонно относились к христианам, государство и власти представлялись богоустановленными учреждениями, чем они были по своей идее (Рим.13:1–7). Цель государства – утвердить правду и уничтожить неправду; власти поставляются в наказание злодеям и для награждения добрых (1Пет.2:13 и д.). Таким образом церковь и государство составляют две взаимно помогающие друг другу силы. „В достижении мира, писал Иустин в своей апологии, мы являемся более всех прочих людей вашими содейственниками и помощниками“825. Еще решительнее высказался в том же направлении другой христианский апологет, Мелитон. „Наша философия, писал он Марку Аврелию, первоначально процвела среди варваров, потом в могущественное владычество твоего предка Августа встретилась с подвластными тебе народами и явилась добрым предзнаменованием для твоего царства. Ибо с тех пор римская держава возвеличилась и прославилась, и ты сделался вожделенным преемником престола и будешь владеть им вместе с сыном, если будешь охранять ту философию, которая возрастала вместе с империей и началась с Августом, и которую предки твои чтили наравне с благополучным началом империи, именно к её добру, важнейшим доказательством служит то, что с владычества Августа не случилось ничего худого, напротив согласно общему желанию все было счастливо и славно“826. Но·когда государство стало преследовать христианскую веру и кощунственно требовало обоготворения императора, тогда церковь и государство стали представляться многим христианам, как враждебные друг другу силы, церковь, как царство Христа, государство, как царство сатаны, как царство дракона и древнего змия (Откр.13:1–15; Откр.17:1–6; Откр.19:11–20). „Когда родился Господь, пишет Ипполит в толковании на пророчество Даниила (7, 15–16), в 42 году при императоре Августе, со времени которого стало процветать царство римлян, когда Господь чрез апостолов призвал все народы и языки и создал народ верных христиан, носящих в сердце имя Господне и „новое имя“, – тогда царство этого мира, сильное „по действию сатаны“, точно воспроизвело то же самое и, собрав с своей стороны благороднейших из всех народов, приготовило их к битве, назвавши римлянами. Потому и первая перепись состоялась при Августе, когда родился Господь, чтобы люди этого мира, приписанные к земному царю, назывались римлянами, а верующие в царя небесного – христианами, носящими на челе знамя победы над смертию“827.

Но как ни различно представлялось отношение христианской церкви к римскому государству, в том и другом случае они мыслились, как соотносительные, параллельные силы. Христианство было не только верой, религией, но и царством в царстве. Правда по своей цели и по своим нравственным принципам оно было царством не от мира сего. Но как бы духовно ни представлялось оно, для человеческого сознания неизбежно было мыслить его отчасти в формах аналогичных с земными государствами. Противопоставляя церковь государству в нравственном отношении, древние христиане сближали их с формально-правовой стороны. Вот как рассуждает например Ориген об отношении христианских общин к городским обществам. „Бог, пославший Иисуса, осуетив все козни демонов, сделал то, что евангелие Иисуса повсюду на земле одержало верх к улучшению и исправлению людей, и повсюду явились общины (ἐϰϰλησίαι), имеющие иной образ жизни (ἀντιπολιτευόμενα), чем общины (ἐϰϰλησίαι) суеверных, невоздержных и неправедных людей. Ибо таковы массы, составляющие повсюду общины (ἐϰϰλησίαι) городов. Наученные же Христом общины Божии, по сравнению с общинами народа, среди которых они живут как пришельцы, суть светильники в мире. На самом деле, кто не согласится с тем, что низшие и по сравнению с лучшими худшие члены общин гораздо лучше членов народных общин? Вот, скажем, Божия община в Афинах миролюбива и благоустроена, так как желает угодить Богу Вседержителю; община же афинян мятежна и ни в чем не может быть сравниваема с находящейся там Божией общиной. То же следует сказать об общине Божией в Коринфе и народной общине коринфян, также об общине Божией в Александрии и народной общине александрийцев... Если сравнить совет (βουλή) общины Божией с советом в каждом городе, то некоторые советники (βουλευταί) достойны управлять городом Божиим, если бы таковой где либо существовал. Повсюду же находящиеся (городские) советники (βουλευταί) в своих нравах не имеют ничего достойного того должностного преимущества, которым они превосходят граждан. Также следует сравнить архонта (ἂϱχоντα) общины каждого города (т. е. епископа) с архонтом городских общин, чтобы видеть, что несовершенные, сравнительно с более сильными легкомысленно живущие советники и архонты Божией церкви превосходят преуспеянием в добродетелях городских советников и архонтов“828. Здесь Ориген называет одинаковыми именами христианские и городские общины и их должностных лиц. Епископы у него архонты, пресвитеры – советники.

Подобное сближение форм церковной и государственной жизни829 должно было конечно оказывать свое влияние на характер церковной организации. Соответственно нуждам, постепенно развивая из первоначальных, примитивных форм устройства более сложные и законченные, христиане естественно могли прибегать при этом к помощи цивильных и государственных понятий и таким образом приспособляться к гражданскому устройству. Что так было на самом деле, видно из некоторых древнейших христианских источников. Уже Климент Римский доказывал коринфянам необходимость повиновения церковным предстоятелям тем, что и в войске не все эпархи, не все тысяченачальники, стоначальники и пятидесятиначальники, но каждый в своем чине исполняет приказание царя и полководцев (гл. 37). Особенно настойчиво и последовательно проводится это сближение церковных и государственных понятий в Клементинах. Оно проходит красной чертой чрез все мировоззрение автора. Бог есть для него прежде всего Архонт архонтов (ἄϱχων ἀϱχόντων), Господь господ, Владыка царей830. Он часто сравнивается с кесарем831. Автор постоянно говорит о царстве Божием, вечном, добром и т. д. очевидно в отличие от временного, злого и т. п. и называет небесное царство, куда стремятся все христиане, мирным городом великого Царя (μεγάλоυ βασιλέως εἰϱηνιϰὴ πόλις)832. Каждая церковь есть как бы город или государство (πόλις), основанное на возвышенности833. В церкви есть трон Христа (ϑϱόνος Χϱιστοῦ) или кафедра Христа (ϰαϑέδϱα Χϱιστοῦ); на этом троне восседает епископ834. Если Бог есть Архонт архонтов, то епископ есть как бы архонт (ἄϱχων)835 или магистрат. Особенно замечательно, как автор доказывает необходимость единой власти, одной главы в каждой церкви. „Множество верных, говорит ап. Петр перед ординацией Закхея, должно повиноваться кому либо одному, чтобы таким образом оно могло жить в согласии. Ибо подчинение господству одной власти по примеру монархии (μοναϱχίας) делает то, что подданные благодаря доброму порядку пользуются миром. Все же те, которые желают управлять и не хотят повиноваться только одному (ἐνὶ μόνῳ), вследствие разделения повсюду необходимо погибают. Но пусть убедит тебя еще то, что стоит перед глазами; (смотри), как теперь при множестве царей по всей земле происходят беспрерывные войны. Ибо каждый имеет повод к войне во власти другого. Но если бы был один правитель (ἡγέμων) всего мира, то за отсутствием поводов к войне он сохранял бы вечный мир. Наконец и Бог для удостоенных вечной жизни поставил Одного в том веке Царя всего мира, чтобы чрез монархию (μοναϱχίας) сохранялся постоянный мир. Итак, все должны следовать одному вождю, почитая его как образ Божий, а вождь должен знать путь, ведущий во святой город“836. И в последующих источниках, в Сирийской Дидаскалии и Апостольских Постановлениях мы нередко находим сопоставление церковных и государственных форм, особенно епископской власти с властью царской. Если в Клементинах и у Оригена епископ называется архонтом и принцепсом, то в Сирийской Дидаскалии и Апостольских Постановлениях он сравнивается уже с царем. „Итак они должны быть вашими главами и почитаться как цари, и вы должны приносить им действительные почетные дары, как царям, ибо от вас и ваших товарищей должны питаться они... И что еще сказать? Этот царь, который увенчан короною, господствует только над телом, связывает и разрешает его только на земле, епископ же господствует над душой и телом, так что он связывает и разрешает на земле с небесною силою, ибо ему дана великая сила неба, то есть Всемогущего“837. „Почитайте их начальниками (ἄϱχοντες) вашими и царями (βασιλεῖς) и приносите им дани (δασμούς) как царям... Если должно присовокупить что к слову, то сей (т. е. епископ) пусть получает больше, нежели сколько получал в древности тот (т. е. царь по закону Моисееву), потому что последний занимался только военными делами, заботясь о войне и мире, чтобы охранять тела, а первый проходит священство Божие, отклоняя от опасности тело и душу. Итак во сколько душа превосходнее тела, во столько священство превосходнее царства, ибо он связывает и разрешает достойных наказания или прощения“838. Это привлечение политических понятий и соображений, частью для объяснения, частью для оправдания церковных порядков, свидетельствует о том, что христиане не только бессознательно, но и сознательно стремились перенести в церковную жизнь некоторые черты (формальные) тогдашнего государственного устройства. Мы видим в частности, какое значение имела для развития церковных идей и отношений политическая централизация римского государства. Она была в некотором роде образцом для церковного строя. Μονάϱχια как в государстве, так и в церкви считалась источником мира и благополучия, напротив власть всех, т. е. самоуправление и нежелание подчиняться ἐνὶ μόνῳ – причиной разделений и гибели.

Все сказанное нами дает нам право сделать тот вывод, что, если основные учреждения христианской церкви: епископат, пресвитерат и диаконат, были самобытны, то дальнейшее развитие церковной организации в своей формальной стороне испытывало на себе некоторое влияние отчасти народной психологии того времени, отчасти тогдашнего государственного устройства.

До сих пор мы старались раскрыть некоторую связь в развитии церковного и государственного строя, поскольку она выражалась в общем стремлении к централизации власти. Эта сторона дела, насколько нам известно, почти не затрогивается учеными839. Их внимание преимущественно было направлено к тому, чтобы указать зависимость христианских учреждений от определенных языческих институтов. Если прежде думали объяснить происхождение церковного устройства, особенно епископата, прямым влиянием муниципальных и коллегиальных учреждений, то в более новое время у некоторых ученых явилась надежда вывести церковную организацию из сознательного или бессознательного подражания жреческой организации императорского культа. Как известно, уже во времена первых принцепсов в каждом городе, где был введен императорский культ, находился один (по мнению большинства ученых) жрец этого культа, фламин. Такой же фламин, по всей вероятности, единоличный, существовал и для всей провинции. Он носил имя ἀσιάϱχης (и другие сложные с αϱχης) и ἀϱχιεϱεύς, избирался обыкновенно провинциальным собранием840 на определенный срок, большей частью на один год, хотя и с правом повторительного избрания. На обязанности этого азиарха лежало служение культу Рима и Августа, председательство на провинциальных собраниях, устройство игр и руководство ими841. Так как эти жрецы императорского культа стояли во главе имперской религии, то само собою понятно, что христианство, столкнувшись с язычеством, в них именно увидело своего самого опасного врага. Из рассказа о мученичестве Поликарпа Смирнского842 известно, что Поликарп во время празднества ϰινὸν Ἀσίας по требованию толпы был схвачен и отдан в руки азиарха, по предложению которого был сожжен на костре. Напрашивается сам собою вопрос, не послужила ли жреческая организация императорского культа некоторым толчком к установлению христианских учреждений, не были ли епископат и архиепископат подражанием фламинату и азиархату императорского культа, подражанием, вызванным инстинктом самообороны? Не „взяла ли победоносная церковь Христа, как думает Моммзен, свое иерархическое оружие из арсенала врага“. Целая серия ученых отвечает на этот вопрос положительно. По их мнению христианская организация создалась под влиянием языческо-жреческой, епископ и митрополит явились как прямое противопоставление городскому и провинциальному фламинам Augusti. Первые заняли место и право вторых. Как епископ соответствовал ἱεϱεύς, так митрополит составлял параллель ἀϱχιεϱεύς или ἀσιάϱχης. Уже апостол Павел, знакомый с организацией ϰοινά, поставил во главе целой Азии Тимофея, соответственно азиарху императорского культа. Ап. Иоанн писал известным семи церквам потому, что они были метрополиями с ϰοινά, с храмами в честь Рима и Августа и с провинциальными жрецами843.

Все эти предположения в своем целом являются мало доказательными. Отчасти справедливо возражают против них следующее. „Одного сходства двух учреждений, хотя бы во многих пунктах, недостаточно, чтобы иметь право заключать из этого, что они скопированы друг с друга. Чтобы объяснить это сходство, достаточно признать, что одна и та же причина вызвала сходные явления. Что касается географических границ, то, понятно, свойство почвы, удобство сообщения естественно должны были собирать вместе людей одной и той же страны. Были бы или нет провинциальные собрания, епископы той же области, поставленные для управления верующими, имевшими одинаковые верования и привычки и жившими под одними законами, должны были собираться вместе. Естественная географическая граница, бывшая границей политической провинции и ϰοινόν, должна была быть также границей и церковного округа. Точно так же рано или поздно епископ большого города, выдающегося по своей интеллектуальной культуре, по тому блеску, какой великолепие метрополии неизбежно бросает на все находящиеся в ней учреждения, и даже по самому числу верующих, составлявших паству епископа, – должен был иметь большое влияние на управление церковными делами окружающей области. Был бы ϰοινόν Ἀσίας или нет, – епископ ефесский должен быть важнее епископа фиатирского; был бы или нет Sacerdos provinciae Africae, епископ карфагенский должен был пользоваться большим влиянием, нежели епископ гиппо-диарритийский. Географические границы, которые сгруппировали города для совершения общего культа Августа и заставили их установить центр этого культа или в столице провинции, или в пункте, где сходились несколько соседних провинций, или же как в Азии в нескольких городах, соперничавших по величине, – должны были сгруппировать вместе епископов маленьких городов провинции, и следовательно епископ главного города должен был приобрести мало помалу более обширную юрисдикцию. Кроме этой материальной причины, если можно так выразиться, была у христианства нравственная причина, вытекавшая из того способа, каким распространялось оно в римском мире. Апостолы, выходя из Иудеи для проповеди евангелия язычникам, не забыли своих соотечественников. Они пошли прежде всего в города, где были синагоги, и только проповедав иудеям, они обращались к язычникам. Какие же были города, где водворились иудеи? Это были Ефес, Александрия, Антиохия, Коринф, т. е. большие города, метрополии провинций. Там можно было вести более значительную торговлю, и следовательно иудеи были там более многочислены. Там же основались первые христианские церкви. Из этих центров вышли миссионеры, которые основали церкви соседних городов, и эти маленькие города питали к тому городу, откуда вышли основатели этих церквей, вполне понятное уважение. Они были по отношению к ним, как колонии относительно своих метрополий. Они смотрели на них, как на хранителей апостольских преданий. Итак, чтобы объяснить первенство этих церквей над другими соседними с ними церквами, мы имеем причину совершенно другую, чем подражание языческой иерархии, которая еще не существовала, когда эти церкви уже были основаны“844.

В новейшее время ученые склоняются к признанию, что на образование митрополичьей власти, как и на происхождение церковных соборов оказывало свое влияние учреждение провинциального жречества, но это влияние не касается основных учреждений христианской общины, и прежде всего епископата845. Последний возник независимо от городского фламината и ни по своей природе, ни по своему общественному значению не мог быть приспособлением к нему. Если провинциальный жрец императорского культа, будучи не только представителем провинциального культа, но и председателем провинциальных собраний, преследовавших кроме религиозных и общественные цели, должен был пользоваться большим, если не правовым, то нравственным влиянием на провинциальную жизнь, то о подобной роли городского фламина мы ничего не знаем. Его функции, как и функции других жрецов, были исключительно культовыми. Он не был главою общины. Мы даже не знаем наверное, стоял ли он выше других муниципальных жрецов846. Сверх того, его существование могло быть заметным для христиан лишь тогда, когда начались более или менее систематические преследования христиан, т. е. с конца I и начала II века. Но в это время христианские общины уже имели своих епископов. Таким образом, если влияние жреческой организации императорского культа на церковное устройство и имело место, то уже после того, как создалась епископальная христианская община. Что касается теперь вопроса, было ли установление митрополичьей власти приспособлением к языческому азиархату, то этот вопрос выходит за пределы нашей настоящей работы, так как институт митрополитов сложился позднее II века.

* * *

630

Одних культовых греческих ферейнов Цибарт (Das griechische Vereinswesen, 1896, S. 33–69) насчитывает более 330.

631

Киприан, письм. 56. Возможно, что ап. Павел, внушая римлянам платить подать и оброк (τέλος) – (Рим.13:7), под словом τέλος разумел взносы в частные общества. Τέλος соответствовало лат. stips; ἀτέλεια обозначало освобождение от взносов. Cp. Heinrici, Theol. Studien und Kritiken, 1881, S. 520 и д.

632

В одной из таких надписей (С. I. L. (=Corpus inscriptionum latinarum), VIII, 9585) христиане называют свою коллегию ekklesia fratrum, упоминают о cultor, area, cella совершенно так же, как в языческих коллегиях. В другой надписи, находящейся в катакомбах св. Севастиана читаем: ...sus sodalicis fratres. Cassianus Collat. II, 5 universum fraternitatis corpus. Эта надпись по мнению de-Rossi принадлежит христианам. Таким образом христиане называются здесь sodales, т. е. именем, обычным для членов языческих коллегий. Cp. Liebenam, Zur Geschichte und Organisation des römischen Vereinswesens, 1890, S. 273.

633

См. об этом ниже.

634

Закон этот в отрывке сохранился в уставе коллегии Дианы и Антиноя, составленном в 136 году (С. I. L. XIV, 2112 и Inscriptioum latinarum selectarum amplissima collectio, ed. Orellius (I–II Vol.) – Henzen (III Vol.), № 6086), и в тексте Марциана (Dig. 47, 22, 1).

635

Apologeticus, с. 38.

636

Dig. 47, 22, 1.

637

Epist. 97 (по общему счету).

638

De morte peregr. 11.

639

Ориген, c. Celsum, III, 23.

640

Apolog. с. 21.

641

Вопросы о влиянии иудейских синагог и языческих ассоциаций на церковное устройство, нередко затрагивавшийся около средины 19 столетия (Neander, Geschichte der Pflanzung und Leitung der christlichen Kirche durch die Apostel, 1847, S. 251 и д.; Lechler, Das apostolische und nachapostolische Zeitalter, 1851 S. 224 и д.; Schaff, Geschichte der apost. Kirche, 1854, S. 496 и д. и др.) впервые серьезно был поставлен Ренаном, который указал между прочим и на употребление в языческих надписях терминов πϱεσβύτεϱоι и ἐπίσϰοποι для обозначения должностных лиц греческих городов и обществ (Les apötres, 1866, р. 351 и д.). За ним Гейнрици и Вейнгартен пытались еще частнее и обстоятельнее выяснить связь христианских общин с языческими обществами. Первый довольно неопределенно и пожалуй противоречиво проводил мысль, что христианские общины пользовались теми формами ассоциации, которые были созданы тогдашними социальными отношениями, и что в частности ап. Павел сделал служебными для своих целей те формы товариществ, которые сообразно с историческими отношениями времени императоров давали для всякой свободной ассоциации возможность собираться в общественных собраниях и быть жизнеспособными (Studien und Kritiken, 1881, S. 507. Cp. Zeitschrift für Wissenschaft. Theologie, 1876, S. 465 и д.; 1877, S. 89 и д.). Вейнгартен шел далее. Он утверждал, что первоначальная организация христианских общин имела форму фамильного патроната, существовавшего в греческих и римских религиозных обществах, и что возникновение постоянной пресвитерской (епископской) должности произошло по аналогии с греческими культовыми ферейнами. В подтверждение своего взгляда он указывал на существование имени ἐπίσϰοπος в греческих религиозных обществах для обозначения чиновников, производящих оценку вновь поступающих членов (Die Umwandlung der ursprünglichen christlichen Gemeindeorganisation zur katolischen. Kirche в Historische Zeitschrift, 1881, S. 441 и д., 452 и д.). Нo еще ранее в 1880 г. в оксфордском университете Эдвином Гатчем были прочитаны восемь лекций, в которых он доказывал, что христианский епископат как по имени, так и по существу был заимствованием из организации языческих обществ и городов Малой Азии и Сирии, в которых епископами назывались должностные лица, управлявшие финансами общества. Разница между христианскими и языческими епископами по мнению Гатча была лишь в том, что должность, незначительная в языческих обществах, в которых благотворительность была случайным придатком, в христианских церквах, бывших по своей сущности благотворительными обществами, стала самою важною. Подобным образом и институт пресвитеров в христианской церкви возник по примеру иудейских старейшин и языческих сенаторов – членов городских советов. (Die Gesellschaftsverfassung der christlichen Kirchen im Alterthum Uebers. Harnack. 1883, S. 28, 32–34, 56–62). В новое время вопрос о влиянии язычества на устройство христианской церкви вступил в новую стадию. О ней ниже.

642

Разбор теории Гатча и Гарнака по существу см. в шестой главе нашего исследования.

643

Cp. Paulys Real-Encyclopädie der classischen Altertumwissenschaft, herausg. Wissowa, 11 Halbb. 1907, S. 199.

644

Ἐπίσϰοπος ἥϰω δεῦϱω τῷ ϰυάμῳ λαχὼν ἐς τὰς Νεφελοϰοϰϰυγίας.

645

С. I. G. Sept. (= Corpus inscriptionum graecarum, Graeciae septentrionalis consilio et auctoritate academiae litterarum regiae borussicae editum) I, 9. 10; suppl. 96. В надписях идет речь о чиновниках в Эритрее и Митиленах. В эпоху императоров местечко Ннкея, принадлежавшее городу Массиле, управлялось никейским episcopus С. I. L. V, 7914.

646

Cp. Wissowa, ibid. S. 199.

647

Δεδόχϑαι ἀ(ποδε)μένος τὰν ἐπαγγελίαν τὸ μ(εν άϱ)γύϱιоν ἐγδανεῖσϑαι τὸ, ἐπισϰό(πος) Δίωνα ϰαὶ Мελἐῖππоν. I. G. Insul ( – Inscriptiones graeca insularum, ed. academ. reg. boruss.) III, 329.

648

I. G. Insul. I, 49. 50. 731.

649

Cp. Loening. Die Gemeindeverfassung des Urchristenthums, 1889, S. 21–22; Kuhl. Die Gemeindeordnung in der Pastoralbriefen, 1885. S. 94.

650

Le Bas et Waddington (Inscriptions grecques et latines), III, 1911, 1990, 1989, 2070e, 2298, 2308, 2309, 2310, 2412e, 2412f. В надписи №1990, написанной в 252 г. по Р. X., сказано: ἐπίσϰοποι ἐϰ τῶν Θεοῦ ἔϰτισαν. Отсюда можно заключать, что они заведовали священными постройками. Либенам называет их инспекторами над постройками (Städteverwaltung im römischen Kaiserreiche, 1900, S. 384). В других надписях речь идет об ἐπισϰοποῦντες, бывших членами совета (βουλενταί) и избранных по филам. Описательное выражение ἐπισϰοποῦντες подтверждает то, что епископы были надсмотрщиками, инспекторами, над известной областью управления, а не финансовыми управителями.

651

Dig. 50, 4, 18, 7: episcopi qui praesunt pani et ceteris venalibus rebus quae civitatium populis ad cotidianum victum usui sunt, personalibus muneribus funguntur.

652

Не мог быть прототипом христианского епископа и ἀϱχισυνάγωγоς, начальник иудейской синагоги, который вообще не имел никакого отношения к управлению общиной, но был обязан наблюдать лишь за порядком при богослужении. Он даже не совершал богослужения, так как по иудейскому обычаю чтение писаний, общественная молитва и проповедь исполнялись самими членами общины (Cp. Schürer, Geschichte des jüdischen Volkes im Zeitalter Iesu Christi. 2 В 4 Auflage, 1907. S. 509–512). Хотя по свидетельству Епифания (Панарий 30, 18) иудействующие христиане имели рядом с пресвитерами архисинагогов, как бы в соответствие епископам, однако ни по имени, ни по функциям архисинагог очевидно не был предшественником христианского епископа.

653

Ziebart, Das griechische Vereinswesen, S. 131; Liebenam, Zur Geschichte und Organisation des römischen Vereinswesens, S. 273; Schürer, Theologische Literaturzeitung, 1879, S. 546.

654

С. I. G. (=Corpus inscriptionum graecarum, cd. Boeckhius) Vol. II. 1793В. Cp. Liebenam, Städteverwaltung, S. 349.

655

C. I. G. № 1849е.

656

Cp. Loening, Gemeindeverfassung, S. 48.

658

Это признают даже и те ученые, которые высказались за связь христианской организации с языческой. Cp. Heinrici, Theolog. Studien und Kritiken, 1881, S. 518.

659

Конечно таким образцом не мог быть и служитель (ὑπηϱέτης) синагоги, который нес низшие служебные обязанности, сохранял священные книги и приносил их во время богослужения, исполнял наказание бичеванием и был по-видимому наставником школ для детей (Cp. Schürer, Gemeindeverfassung. S. 28; Geschichte des jüdischen Volkes 4, II, S. 515.

660

Cp. Dobschütz, Probleme d. apost. Zeitalter, 1904, S. 69.

661

Weizsäcker, Apost. Zeitalter, 1902, S. 604–606.

662

См. подробнее выше стр. 49 и д.

663

Еф.2:4; 20; Магн. 2; Тралл. 2; 13. Cp. 1Тим.4:14.

664

Тралл. 3; Магн. 6; Филад. 8.

665

Cp. Waitz, Die Pseudoklementinen, 1904, S. 366.

666

Шюрер полагает, что у иудеев рассеяния существовали πϱεσβύτεϱοι отличные от ἄϱχοντες, так как повсюду были γεϱουσίαι и следовательно их члены-пресвитеры. Молчание о них в надписях по его мнению объясняется тем, что πϱεσβύτεϱοι не были собственно должностными лицами (Die Gemeindeverfassung, S. 19). В смирнской надписи С. I. G. (Boeckhius) 9897 упомянут иудейский пресвитер. В Египте и Малой Азии πϱεσβύτεϱος было техническим обозначением для носителей как гражданских, так и языческо-сакраментальных должностей (Deissmann, Bibelstudien 1895, S. 153 и д.; Neue Bibelstudien, 1897, S. 60 и д.; Hauschildt, Zeitschrift f. d. neutestam. Wissenschaft, 1903, S. 235–242; Strack, ibid, S. 231–234). В начале III века по Р. X. ферейны Танаиса имели малые общества из вновь вступивших членов, которые состояли под наблюдением и руководством одного или нескольких πϱεσβύτεϱοι (Ziebart, Das gr. Vereinswesen, S. 209). С IV века часто упоминаются иудейские пресвитеры в указах императоров (Cod. Theod. XVI, 8 с. 2. 13. 14 и др.).

667

Эдикт Клавдия адресован ‘Iεϱοσολυμιτῶν ἄρχουσι βουλῇ δήμῳ, Ἰουδαίων παѵτὶ ἔϑνει (Ant. XX, 1, 2).

668

Иосиф Флавий выражается: οϊ τε ἄϱχοντες ϰαὶ βουλευταί (Bell. Iud. II, 17, 1). Архонты называются у него πϱωτεύοντες τῆς γεϱουσίας (Bell, Iud. VII, 10, 1). Cp. Schürer, Geschichte 2, II, S. 514 и д. Geschichte 4, II, S. 251–252.

669

Schürer, Geschichte 4, II, S. 511–512.

670

Cp. Marquardt, Röm. Staatsverwaltung, I, Auflag 2, S. 193 и д. Liebenam, Städteverwaltung. 1900, S. 251 и д.

671

Выдающийся знаток истории народа времени Христа, Шюрер, пришел к заключению: „Развитие христианского общинного устройства шло своим собственным путем. На основании своих собственных нужд и по собственным точкам зрения христианские общины, исходя из простых отношений, постепенно создавали свою собственную организацию самостоятельным образом“ (Theolog. Literaturzeit., 1879. S. 546). Новейший исследователь римских коллегий, Либенам (Zur Geschichte und Organisation d. röm. Vereinswesens, 1890, S. 267) признает, что христианские общины „самостоятельно развивались благодаря этическому содержанию, которое было в них вложено“. Он отрицает зависимость христианского епископата от влияния языческого строя ( – 273) и соглашается с вышеприведенными словами Шюрера (S. 274). Столь же солидный исследователь греческих ферейнов, Цибарт (Das griech. Vereinswesen, 1896, S. 130–132) также признает, что христианство развивало самостоятельно новые формы устройства, и отрицает зависимость от посторонних влияний не только христианского епископата, но и пресвитерата.

672

Моммзен допускает, что общественная касса коллегии служила между прочим и для поддержки бедных членов (De Collegiis, 91. 115). Но Буасье замечает по этому поводу: „сознаюсь, что тщательно изучив надписи, касающиеся этого предмета, я не нахожу возможным утверждать это“ (Римская религия от Августа до Антонинов. 561). То же самое говорит Фукар (Les associations religieuses chez les grecs. 1873. p. 141–142). Либенам на основании письма Плиния к Траяну (93: ad sustinendam teniorum inopiam) думает, что погребальные коллегии имели своею целью не только погребение членов, но и оказание им поддержки на случай несчастий и болезни; что касса их была кассой взаимопомощи (Liebenam, Zur Geschichte und Organ, d. r. Vereinswesens. S. 40). Но он сам сознается, что в надписях нет ясных указаний на это. Во всяком случае о благотворительном характере коллегий в собственном смысле не может быть и речи. Ср. противопоставление христианских общин коллегиям у Тертуллиана (Apolog. 39).

673

Ziebarth, Das griech. Vereinswesen, 1896, S. 211.

674

Ibid. S. 172 и д.

675

Особенно Wescher, Revue archeolog. 1865, II, p. 220 и д.

676

Des associations religieuses chez les grecs, p. 139–152. Cp. Liebenam, Zur Geschichte und Organisation des röm. Vereinswesens 1890. S. 171.

677

Foucart, Des associations religieuses, № 21.

678

Le Bas-Waddington. Inscr. d’ Asiae Mineure, 519.

679

С. I. G. (Boeckhius) № 126.

680

Foucart, Des associations, p. 147; Liebenam, Zur Geschichte und Organisation des römischen Vereinswesens 1890, S. 173.

681

Foucart, Des associations, p. 147–148.

682

Ibid. p. 186.

683

Cp. проф. Гидулянов. Митрополиты в первые три века христианства, 1905, стр. 83–87. П. В. Гидулянов весьма обстоятельно доказал, что вообще административное деление римского государства до Диоклетиана мало отразилось на церковном управлении (см. особенно стр. 25–116).

684

См. выше стр. 222 и д.

685

Любек старался доказать, что уже в апостольские времена во главе всех церквей известной провинции стояла одна община, епископ которой имел надзор над всеми прочими городскими епископами. Такими провинциальными епископами были например Тит, Тимофей, ап. Филипп (Reichseinteilung und kirchl. Hierarchie d. Orients. S. 13–14). Другой ученый, Duchesne, доказывает, что в Галлии до половины III в. лишь одна церковь имела епископа, который был епископом над всей провинцией (Fastes épiscopaux de l’ ancienne Gaule I, р. 1–59). Здесь таким образом дается как бы подтверждение известному мнению Феодора Мопсуетского, по которому епископы – апостолы управляли провинциальными церквами, во главе же городских церквей стояли пресвитеры. Это мнение тщательно разобрано и вполне опровергнуто Гарнаком в его Mission und Ausbreitung d. Christentums (1906, I, S. 373–397). „Как создание апостольской миссии, говорит он, община ответственна перед своим основателем, от него зависит и обязана сохранять его основные положения... Как замкнутая местная церковь она сама несет ответственность и не имеет никого над собой кроме Небесного Господа. В лице её земного основателя она стоит в связи с другими им же учрежденными общинами, но как местная церковь она стоит сама по себе и всякое отношение к другим общинам лежит в сфере свободы“ (ibid. S. 386–387). Исключение представляет по-видимому Египет, где еще в половине III в. существовали общины во главе с пресвитерами (Евсевий, VII, 24) и м. б. Галлия. В обоих случаях можно видеть некоторую параллель гражданскому строю Египта и Галлии. См. примечание ниже.

686

По классификации Hort’а слово ἐϰϰλησία имеет в Новом Завете следующие значения:

I) Ἐϰϰλησία – в единственном числе и с членом обыкновенно означает 1) первоначальную церковь Иерусалима и Иудеи, когда не было других церквей (Деян.5:11; Деян.8:1,3; Гал.1:13; 1Кор.15:9; Флп.3:6); 2) сумму церквей в Иудее, Самарии и Галилее (Деян.9:31); 3) местную церковь – в Иерусалиме (Деян.11:22; Деян.12:1, 5; Деян.15:4). – Фессалониках (1Сол.1:1; 2Сол.1:1), Коринфе (1Кор.1:2; 1Кор.6:4; 1Кор.14:12, 23; 2Кор.1:1; Рим.16:23), Кенхрее (Рим.16:1), Лаодикии (Кол.4:16), Антиохии (Деян.13:1; Деян.15:2), семь церквей в Азии (Апок. 2–3 гл.), Ефесе (Деян.11:26; Деян.14:27; Деян.20:17; 1Тим.5:16), Кесарии (Деян.18:22); в подобном же смысле Иак.5:14; 3Ин.9:10; 4) собрание местной церкви (Деян.15:22; 1Кор.14:23); 5) домашнюю церковь – в Ефесе (1Кор.16:19), Риме (Рим.16:5), Колоссах (Кол.4:15; Флм.1:2).

II) Слово ἐϰϰλησία в единственном числе без члена означает: 1) каждую местную церковь в известном округе (Деян.14:23); 2) вообще каждую местную церковь (1Кор.14:4; 1Кор.4:17; Флп.4:15; и вероятно в 1Тим.3:5, 15); 3) собрание местной церкви (1Кор.14:19, 35; 1Кор.11:18; 3Ин.1:6).

III) Ἐϰϰλησία во множественном числе означает: 1) сумму местных церквей определенного округа с указанными или подразумевающимися названиями – в Иудее (1Сол.2:14; Гал.1:22), Галатии (1Кор.16:1; Гал.1:2), Сирии и Киликии (Деян.15:41), Дербах и Листре (Деян.16:5), Македонии (2Кор.8:1, 19), Азии (1Кор.16:19; Откр.1:4, 11, 20; Откр.2:7, 11, 17, 29; Откр.3:6, 13, 22; Откр.22:16); 2) неопределенное число местных церквей (2Кор.11:8, 28; 2Кор.8:23, 24; Рим.16:4, 16); 3) сумму всех местных церквей (2Сол.1:4; 1Кор.7:17; 1Кор.11:16; 1Кор.14:33; 2Кор.12:13); 4) собрание всех местных церквей (1Кор.14:34).

IV) Eϰϰλησία в единственном числе обозначает: 1) единую, универсальную церковь, которую представляет собой местная индивидуальная церковь (1Кор.10:32; 1Кор.11:22; и вероятно 1Кор.12:28; Деян.20:28 и 1Тим.3:5, 15); 2) единую универсальную церковь абсолютно (Кол.1:18, 24; Еф.1:22; Еф.3:10, 21; Еф.5:23, 24, 25, 27, 29, 32; Мф.16:18). Hort, The Christian Ecclesia, p. 116–118. Cp. Lindsay, The Church, p. 10–11.

По мнению Зома, слово ἐϰϰλησία в Η. З. означает не местные и частные христианские общины, а всегда единое собрание всего христианства в его целом (Kirchenrecht, S. 18). Если в Н.З. говорится о церкви в Коринфе, Кенхрее, Фессалониках и т. д., то и в этих случаях „церковь“ выражает не какую либо определенную величину, не социальное понятие местной общины, а всегда догматическое понятие, идею собранного христианства, представляемого местным собранием (S19–20). Таким образом существует лишь единая церковь, собрание совокупного христианства; собрания же местной церкви, как такой, не существует. Исходя из такого понимания слова „церковь“, Зом отрицает в древней церкви существование местной организации, а отсюда вообще правовой организации (S. 20–28). К своему толкованию· слова ἐϰϰλησία Зом пришел догматическим, а не экзегетическим путем. Понятие универсальной церкви, представляемой в частной местной церкви, находится лишь в 1Кор.10:32; 1Кор.11:22 и может быть 1Кор.12:28; Деян.20:28; 1Тим.3:15. В громадном же большинстве случаев ἐϰϰλησία обозначает просто местную церковь, ограниченную известными пределами, и потому мыслимую рядом с другими церквами, как одна из многих церквей со своими самостоятельными предстоятелями.

687

Может быть этою тесною связью иудейских церквей с иерусалимской объясняется слишком большое количество имен (13) иерусалимских епископов за очень короткое время (107–136 г.) (Евс. IV, 5). Цан думает, что в список иерусалимских епископов вошли епископы и других иудейских городов (Forschungen, VI, S. 300). Ср. Harnack, Mission, 1906, I, S. 387.

688

Mommsen, Abriss d. römisches Staatsrechts, 1893. S. 281.

689

Mommsen, R. Staatsrecht, III, S. 608; cp. Liebenam, Städteverwaltung, S. 452.

690

Marquardt, Römische Staatsverwaltung, Aufl. 2, В. 1, S. 3. 14.

691

Некоторые провинции находились еще в переходных стадиях процесса развития. Так в испанской провинции этот процесс еще не успел завершиться ко времени Плиния; при нем в Hispania Tarraconensis из 293 общин 114 не принадлежали ни к какому городу. Галльская провинция состояла первоначально не из городских округов, а из народностей, которые назывались civitates и распадались на округи; в восточных провинциях, в Галатии, Каппадокии и негрецизированной части Сирии продолжали еще возникать новые коммуны. Наоборот Египет владел уже твердоустановленным централизованным управлением, которое сохранил и при римском господстве (cp. Marquardt, ibid. S. 19).

692

Marquardt, ibid. I, S. 3. 18.

693

Liebenam, Städteverwaltung, S. 452.

694

Marquardt, Röm. Staatsverwaltung. I, S. 8–9.

695

Marquardt, Röm. Staatsverwaltung. I, S. 7, 13–14.

696

Liebenam, Städteverwaltung, S. 452.

697

Прошение о христианах. I. Русский перевод Преображенского. Издание 1895, стр. 53.

698

Schürer, Geschichte4, II S. 95. Mommsen, Röm. Geschichte. B. 5. S. 511.

699

Bell. Iud. III, 3. 5.

700

Schürer, Geschichte4, II, S. 235.

701

Ἱεϱοσολυμιτῶν ἄϱχουσι ßoυλῇ δήμῳ, Ιουδαίων πάντι ἔϑνει (Ant. XX, 1, 2).

702

Schürer, Geschichte4, II, S. 228. Эта подчиненность малых городов и деревень большим городам ведет начало от древнего времени и выражалась между прочим в том, что первые назывались „дочерьми“ города (Чис.21:25; Нав.15:4–47; Суд.11:26; Неем.11:25 и д.; 1Пар.2:23; 1Пар.5:16; 2Пар.13:19; 2Пар.28:18 и др.), а главный город назывался „матерью“ (2Цар.20:19).

703

См. подробно выше стр. 14 и д., 87 и д.

704

См. выше стр. 286 и д.

705

Tacit. Annales 1, 15.

706

Marquardt, Röm. Staatsverwaltung. I, S. 142 и д.

707

Populus – Mommsen. Inscr. r. Neapol. Ms 1432, plebs universa – Momms. I. № 1429; Orelli 2603.

708

Decurionum decreto et populi consensu – Mommsen, 3242; Henzen 5171. 5185.

709

Senatus populusque С. I. L. V, 4920; 4922; Henz. 7171.

710

Orelli 4020.

711

Cod. Theod. 12, 5, 1.

712

Marquardt, Röm. Staatsverwaltung I, 3143; Liebenam, Städteverwaltung, S. 248.

713

Dio Cass. 58, 20.

714

Plin. Paneg. c. 63. 64. 77; Dio Cass. 37, 28.

715

Pan. 63.

716

Adclamatum est a populo – Vop. 7. Cp. Marquardt, I, S. 144.

717

Liebenam. Städteverwaltung, S. 247.

718

Mommsen. I. № 2569. С. I. L. III, 289.

719

Postulatu populi – С. I. L, IX, 334, 1178; postulante plebe С. I. L. IX, 4970. X, 8215; consentiente populo (plebe) С. I. L. IX, 3160; V, 7637; ex consensu populi С. I. L II 1294; VIII, 7115. 7119; succlamante populo C. I. L. IX, 10; populi suffragio – С. I. L. VIII, 14 и т. д.

720

Marquardt, R. Staatsverwaltung. I, S. 144–145. Liebenam. Städteverwaltung. S. 248, 249.

721

С. I. L. ΙI. 1963 и Henzen. 7421.

722

Liebenam, Städteverwaltung, S. 249 и д.; Marquardt, Röm. Staatsverwaltung, I, S. 143.

723

Liebenam, Städteverwaltung, S. 161.

724

Marquardt, I, S. 172; Liebenam, Städteverwaltung, S. 342. Крашенников, Римские муниципальные жрецы и жрицы, 1891, стр 88–89.

725

Издан в Ephemeris epigraphica II, р. 105–151; III, р. 86–112.

726

С. 68: II viri praefectusve comitia pontificum augurumque, quos hac facere oportebit, ita habeto prodicito, ita uti II virum creare facere hac lege oportebit.

727

Schürer, Geschichte jüd. Volkes 4, II, S. 95.

728

Ibid. S. 250.

729

Ibid. S. 268. 275.

730

Это было подмечено еще Аристотелем и римским юристом Гаем: Первый заметил: πᾶσαι δὴ φαίνονται αἱ ϰοινωνίαι μόϱια τῆς πολιτιϰῆς εἶναι (Eth. Nic. 1160a 28). Второй писал: proprium est ad exemplum reipublicae habere res communes, arcam communem et actorem sive syndicum (Dig, 4, 1, 1). Cp. Ziebarth, S. 3.

731

Cp. Тертуллиан, De exhortatione castitatis, c. 7: sed ubi tres ecclesia est, licet laici. Известно подобное изречение Нератия: tres facere collegium. – Cp. Liebenam, Zur Geschichte u. Organisation röm. Vereinswesens, S. 169.

732

Dig. 47, 22, 3, 2.

733

На такие коллегии служащих и рабов императорского дома сохранилось немало указаний в надписях, например С. I. L. VI. 7458. 8750 (Августа); III, 6077 (Августа); VI 8872 (Клавдия); 8873 (Траяна) и др. Некоторую параллель этим коллегиям составляют самостоятельные собрания христиан из слуг императорского дворца и других знатных господ в Риме (ср. Рим.16:10–11; Флп.4:22).

734

С. I. L. 10423. Ср. С. I. L. V, 2072; IX, 4696.

735

До нас между прочим дошли: 1) уставы Дианы и Антиноя (С. I. L. XIV, 21l2=Henzen, 6086), составленный в 133 по Р. X. и 2) устав коллегии Эскулапа и Хигии (С. I. L. VI, 10234=Orelli, 2417).

736

Liebenam. Zur Geschichte u. Org. röm. Vereinswesens, S. 180, 199. 220.

737

Устав Дианы (С. I. L. XIV, 2112=Henzen 6086) например принять полным собранием (placuit universis).

738

Conventu pleno – Orelli, 2417=C. I. L. VI, 10234.

739

numero habentibus – Orelli 4134.

740

Muratorii, Novus Thesaurus veter, inscript, p. 518, 6: suffragio universorum.

741

Sine suffragiis, ex omnium sententia – Orelli, 4957.

742

Patroni, honorati, magister, curator, rector, praetor, aedilis viator и др. См. Liebenam, Zur Geschichte – S. 206–212.

743

Например Orelli, 4115. 4054. 4104. Henzen, 7191. и д.

744

С. I. L. XIV, 370.

745

С. I. L. VI, 3678.

746

Henzen, 6086; Orelli, 2417.

747

Напр. С. I. G. Sept. 4256. 4257. 4250. 4251 и мн. др.

748

С. I. A. (=Corpus incriptionum atticarum), II, 630; III, 23; Mittheidung d. arch. Instituts, athenische Abtheilung, 1894, 257 и д.

749

Ziebarth, Das griech. Vereinswesen. S. 144–146.

750

Mitt. Ath. 1894, 257 и д.

751

С. I. A. III, 1280a; С. I. A. III, 23, Mitt. Ath. 1894, 257 и д., Bullet. de corr. hell. XI, 256, n. 7.

752

Ziebarth, Das griech. Vereinswesen, S. 146–147.

753

Ziebarth, ibid. S. 149.

754

По надписям иудейским молитвенные дома евреев находились даже в Крыму. С. I. G. (Boeckh.) Т. II, р. 1004. Cp. Schürer, Geschichte 2, II, S. 542.

755

Schürer,Geschichte 2, II, S. 526; Ziebarth, Das griech. Vereinswesen, S. 128. Что иудеи пользовались правом собственного суда в гражданских делах, поскольку в них не затрагивались интересы не принадлежащих к иудейству лиц, видно из письма Антония к начальникам сардийским (И Флавий Ant. XIV, 10, 17), из сообщения Страбона об александрийских иудеях (Ant. XIV, 7, 2) и из ясных указаний в новозаветных писаниях (Деян.9:2; Деян.22:19; Деян.26:11; 2Кор.11:24). Это право было сохранено за иудеями и при христианских императорах, однако лишь при условии согласия обеих сторон искать права перед иудейским судом (Cod. Theod. II, 1, 10).

756

Cp. Schürer, Gemeindeverfassung. S. 12.

757

Превосходную обработку этого эпиграфического материала дал Шюрер в Die Gemeindeverfassung der Juden in Rom in der Kaiserzeit, 1879.

758

Schürer, Geschichte 2, II, S. 520 и д.

759

У Шюрера. Gemeindeverfassung № 9 и 13. Из позднейшего свидетельства в Homilia in s. Ioannis Natalem, приписываемых Иоанну Златоусту, видно, что иудеи выбирали себе архонтов в начале гражданского года – в сентябре (Schürer, Gemeindeverfassung, S. 23).

760

Schürer, ibid. № 2. 6. 41. 35. 43. Избрание пожизненное было первым шагом к аристократии. Дальнейшим шагом к ней было назначение в архонты несовершеннолетннх. В надписях № 22, 23, 24 и 37 встречаются выражения ἄϱχων νίπιоς, μελλάϱχων. В надписи № 22 этот архонт имеет от роду 8 лет, в надписи № 37 – 12 лет. Как видно из тех же надписей, эти несовершеннолетние архонты были детьми отцов, занимавших известные должности. Здесь даны таким образом все признаки фамильной аристократии. Строй иудейской общины, по своей первоначальной основе демократический, становится теперь на путь аристократического господства. Cp. Schürer, ibid, S. 24–25.

761

Schürer, Geschichte 2, II, S. 362.

763

Schürer, Geschichte 2, II, S. 364.

764

Таковы: lex Iunia Norbana, lex Visellia, lex Iunia Villeja при Августе; lex Claudia при Клавдии; последний закон с народным утверждением был издан при Нерве (lex agraria). Ср. Гримм, Исследования по истории развития римской императорской власти. Т. I, 1900, стр. 202.

765

Ibid. стр. 215.

766

Suet: August. 33. Cp. Mommsen, Römisches Staatsrecht3, II, 959; Herzog, Geschichte und System d. römischen Staatsverfassung, II, 271 и д.; Гримм, Исследования, стр. 166–168.

767

Tacit Annal. 1, 15.

768

Dio Cassio 58, 20, 4.

769

Cp. Гримм, Исследования, стр. 215.

770

Cp. Mommsen, Stadtrechte von Salpensa und Malaca, S. 424. Marquardt, Röm. Staatsverwaltung, I, 147.

771

Plini epist. X, 113: qui inviti fiunt decuriones. Cp. Dig. 50, 2, 2, 8, Dig. 50, 1, 38, 6.

772

Liebenam, Städteverwaltung. S. 479–480; Marquardt, Röm. Staatsvervaltung, I, 147–148.

773

Brit. Mus. III, 487. Cp. Liebenam, Städteverwaltung, S. 238.

774

Marquardt, Staatsverwaltung, I, S. 211, Liebenam, Städteverwaltung, S. 239.

775

Крашенников, Римские миниципальные жрецы и жрицы, стр. 95.

776

Ibid.

777

Ср. Cod. Theod. 12, 5, 1.

778

Dig. 49, 4, 3.

779

Liebenam, Städteverwaltung, S. 473–475.

780

Dio Cass. 52, 29; cp. Liebenam, Städteverwaltung, S. 474.

781

Liebenam, Städteverwaltung, S. 481; Marquardt, Staatsverwaltung I, S. 163.

782

Liebenam, Städteverwaltung. S. 482–483: Marquardt, Staatsverwaltung, I, S. 162.

783

Liebenam, Städteverwaltung, S. 485–486.

784

Suet. Caes. 42; cuncta collegia praeter antiquitus constitutia distraxit.

785

Suet. Aug. 32; plurimae factionis titulo collegii non ad nullius non facinoris societatem coibant, igitur... collegia praeter antiqua et legitima dissolvit.

786

Dio Cassio. 53, 2; 54, 6.

787

Suet. Aug. 31, 63.

788

Dio Cass. 60, 6.

789

Dio Cass. 60, 6; Деян.18:2.

790

Plinii Epistolae (Lips. 1761) X, Ep. Traj. ad Plin. 94 (общий счет).

791

Ibid. Epist. Traj. ad. Plin. 43 (общий счет).

792

Dig. 47. 22, 2.

793

См. подробно Кулаковский, Коллегии в древнем Риме, 1882, стр. 74.

794

Cod. Theod. 14, 3, 18. См. другие примеры у Кулаковского, Коллегии в древнем Риме, 1882, стр. 74–80.

795

Cp. Лаодик. прав. 13: „о том, чтобы толпам (τοῖς ὄχλοις) не дозволялось производить выбора лиц, имеющих быть поставленными во священство“.

796

Cio Cass. 53, 8.

797

Dialog. 40–41.

798

Одна галикарнасская надпись называет Августа σωτὴϱ τοῦ ϰοινοῦ τῶν ἀνϑϱόπων γένους. Britan. Mus. IV, 894. Liebenam, Städteverwaltung S. 454. Cp. Suet. Aug. 98.

799

Annales, 1, 2.

800

Tacit. Annales, 1, 15.

801

„В Малой Азии, говорит Моммзен, автономных общин с самого начала было гораздо меньше, чем в собственной Элладе... Малая Азия была страна подданства и под господством персидских правителей привыкла к монархическому порядку“ (Röm. Geschichte. V. В. (1894), S. 326–327).

802

Cp. Проф. Гидулянов, Митрополиты в первые три века христианства, стр. 41–47.

803

Hom. III. 66.

804

Epist. Clem, ad Iac. – 14.

805

Recogn. III, 66.

806

Ириней, Против ересей IV, 26, 2.

807

Евсевий, VI, 19.

808

Церк. Канон. 2, Hom. III, 67: Epist. Clem, ad Iac. 10.

809

Achelis, Syr. Didascalia, с. IX, S. 52; cp. Ап. Постан. II, 36.

810

Cp. Pseudoclement. Hom. XVII, 13 и д.

811

Ср. Ин.Златоуста, 11 бесед. на 1 Тим.

812

Толков. к Тит.1:5.

813

Магн. 3.

814

Трал. 12.

815

Hom. III, 67. 71.

816

Ep. Clem. ad. Iac. 14.

817

Hom. III, 67.

818

Hom. III, 67.

819

В древнем переводе это выражение соответствует princeps. Ср. Hom. III, 64, 72.

820

Апост. Пост. II, 11.

821

Achelis. Syr. Didascalia, с. IX, S. 49–50. Апост. Пост. II, 34.

822

Апост. Пост. III, 16.

823

Варн. 5: (Христос) приготовляя для себя новый народ (τὸν λαὸν τὸν ϰαινόν); 7: Я приношу плоть ною за грехи нового народа (τοῦ λαοῦ τoῦ ϰαινοῦ). Новым народом называет христиан Климент Александрийский (Paedag. I, 5; I, 17) и другие писатели. См. Harnack, Mission, 1906, I, S. 210 и д.

824

В дошедшем до нас в отрывке памятнике II века Praedicatio Petri (У Климента Алекс. Stromata, VI, 5) христиане называются третьим родом (τϱίτος γένος). В псевдокиприановом сочинении De pascha computus (c. 17). написанном около 242–243 г., христиане также именуются tertius genus. Подобные выражения у других писателей собраны Гарнаком, Mission, I, S. 212 и д.

825

1 Апол. 12.

826

Евсевий, IV, 26.

827

Hippolytus in Dan. lib. IV. c. 9.

828

C. Cels. III, 29. 30.

829

Взгляд древних христиан на себя, как на новый народ, как на новое царство, впервые раскрыт со всею обстоятельностью Гарнаком (Mission und Ausbreitung d. Christentums, I, 206–227). Но он выясняет „политическое сознание“ церкви вне его влияния на церковное устройство.

830

Hom. III, 72.

831

Hom. IX, 21; X, 14–15; XI, 9.

832

Ep. Clem. ad. Iac. 13.

833

Hom. III, 67.

834

Hom. III, 70. 60.

835

Hom. III, 67.

836

Hom. III, 61–62.

837

Achelis, Syr. Didascalia с. IX, S. 4905–.

838

Апост. Постан. II, 34.

839

В довольно обширной литературе, бывшей у нас под руками, мы не встретили ничего похожего на указанные нами параллели.

840

Иногда провинциальное собрание составляло лишь список кандидатов, избирал же римский правитель. Ср. Кюль, Провинциальные собрания у римлян 1898. Стр. 41–42.

841

См. подробнее, Кюль, ibid. стр. 44.

842

Евсевий IV, 15.

843

Дежарден (Geographie historique et administrative de la Gaule romaine, III, 417–418), тщательно исследовавший географическую организацию императорского культа в древней Франции и сравнивший её с христианским церковным устройством, установившимся после обращения Константина, пришел к тому выводу, что языческая организация везде была предвозвестницей христианской. Дежарден утверждает, что почти каждый город, при котором находился жрец, руководивший служением во храме в честь Рима, Августа или гения царствующего императора и Divi Imperatoris, превратился в христианскую епископию, и каждый город, имевший своего областного жреца императорского культа, стал митрополией или архиепископией. Христианская иерархия, усвоив себе организацию иерархии языческой, заменила ее. Когда епископ римский потребовал себе наименования Pontifex Maximus и власти над христианскими митрополитами, тогда и те в свою очередь стали претендовать на управление епископами. Когда эти претензии получили широкое применение, тогда языческая иерархия императорского культа христианизировалась и послужила к объединению всей христианской церкви. (Книгу Дежардена реферируем по Линдсею, The Church and the ministry in the early centuries, 1903, p. 350). Такого же взгляда держится Перро (Dictionnaire des antiq. grecques et romaines de Saglio, art. Asiarcha, p. 468). Он говорит: „Когда торжествующее христианство заменяет собою язычество, естественно происходит то, что провинции новой религии имеют те же имена и границы, как и провинции прежней религии, сам архиепископ, занимающий престол рядом с правителем в главном городе провинции, является как бы преемником верховного жреца Августа; точно так же епископы по-видимому занимают места местных верховных жрецов того культа, который имели главные города провинции“. То же в сущности думает и Монсо (De communi Asiae p. 117 и след.). По его мнению, когда прекратились провинциальные собрания, христианские священники приняли наследие жрецов Рима и Августа. Монсо указывает на то, что уже во II и III веке христианские соборы происходили в тех самых местах, где были ϰοινὰ. Св. Павел был знаком с ϰοινόν, – в этом нельзя сомневаться после его трехлетнего пребывания в Ефесе и его сношений с азиархами. Он ставит Тимофея во главе церквей, подобно тому, как азиарх был во главе культа Рима и Августа в той же провинции. Точно так же и св. Иоанн был начальником всех христианских церквей Азии. Его Апокалипсис написан к церквам, находящимся в метрополиях Ефесе, Смирне, Пергаме, Фиатире, Сардах, Филадельфии, Лаодикии, местах пребывания ϰοινόν, где находятся храмы Рима и Августа и провинциальные жрецы. Апокалипсический зверь это – ϰοινόν. Его главы и рога – жрецы и храмы императорского культа, около которых были основаны церкви. Враждебное отношение христиан к зверю, т. е. к ϰοινόν, не помешало им подражать ему. Взамен верховного жреца Азии и на его место они постарались поставить епископа ефесского. Поликрат был начальником и созвал собор из епископов всей провинции. Подь наблюдением ἀϱχιεϱεύς Ἀσίας стояли жрецы ϰοινόν в провинциальных городах. По их примеру учреждаются епископы, управляющие областными церквами. Епафрас стоит во главе всей Фригии; Филипп из своей епископии Иераполиса управляет несколькими церквами; так же поступают Мелитон Сардийский, Поликарп Смирнский. Наконец, епископы маленьких городов предстоятельствуют при христианском богослужении города, как и ἱεϱεῖς или Σεβαστοφάνται председательствуют в муниципальных церемониях. Как языческие собрания посылали делегатов к императору и собраниям других провинций, так и христианские соборы переписывались между собою, и наиболее знаменитые епископы, как Игнатий и Поликарп, посылали окружные письма другим церквам. Таким образом во II веке язычество и христианство составляли два подобных организма, предназначенных вступить в борьбу друг против друга.

844

Beurlier, Le culte impérial, son histoire et son organisation depuis Auguste jusqu’à Justinien. 1891, p. 306–307.

845

Линдсей (The Church and the ministry, p. 349, 352 и д.) говорит, что христианская церковь собственно в двух отношениях подражала языческой организации: с одной стороны, в установлении субординации между епископами, в учреждении митрополитства, а с другой в учреждении низших клириков, иподиаконов, чтецов, заклинателей, привратников и других. Точно также и Любек влияние жреческой организации на церковное устройство видит собственно в приобретении особенно важного значения епископскими кафедрами тех городов, в которых императорский культ имел главный храм, и в котором собирались ϰοινά (Reichseinteilung, S. 18 и д.). В общем с этим мнением соглашается и Гарнак (Mission und Asbreitung d. Christentums, 1906, II, 154). Подобный же взгляд проводит проф. Гидулянов. По нему: „церковное устройство по округам есть инстинктивное подражание учреждениям императорского культа“... „В видах самозащиты, необходимой самообороны христианство должно было для уравнения шансов борьбы взяться за то оружие, которое находилось в руках его могучего противника. Сила императорского культа заключалась в его организации. Чтобы достойно ей противостать, христианство само должно было принять соответствующую ему организацию. Следствием этого явилась церковная организация местных округов. Таким образом эта организация не есть заимствование, а именно антитеза организации императорского культа“ (Митрополиты в первые три века христианства стр. 116).

846

Крашенников, известный своими эпиграфическими исследованиями и среди иностранных ученых, решительно отрицает существование иерархической лестницы в муниципальных жречествах (Римские муниципальные жрецы и жрицы, стр. 114–115).


Источник: Устройство христианской церкви в первые два века / Василий Мышцын. - Сергиев Посад : тип. Св.-Тр. Сергиевой лавры, 1909. - [2], XVI, 475 с.

Комментарии для сайта Cackle