Быть крестом для меня есть неотъемлемая часть моей и твоей жизни, но я надеюсь на воскресение и, может быть, еще в этой жизни

Жизнь духовных отцов – вещь трудная и непостижимая для них самих; я сам, внимая себе, вижу, что в жизни духовной и в наших отношениях не поддается обычной мерке и учёту, а стоит совсем как-то особенно; характерно, что бываешь очень осторожен, и в то же время не стоишь на точке зрения неизменности во что бы то ни стало принципов и принесения им в жертву жизни. Закон духовной жизни только тогда и есть то, что нужно, когда он не трафаретен, и когда он не крупица свободы, но и свобода – не произвол нашего окаянства и распущенности. Но для тебя дело не в этом: подвиг для тебя, который от тебя можно требовать, это быть дитятею до конца, иначе нет духовной дочери, и нет силы духовных отношений. Не как награды и чести, а как искомого результата, жду и добиваюсь принятия того, чему учу, что хочу, чтобы было во всех вас. Главный же удар, направляющийся мне в сердце, это – отсутствие любви и взаимной уступчивости – терпения друг друга любовью. Ревность – болезненный (обычно) плод психопатизма или неправильного отношения к духовному отцу и вообще духовному – бьет меня. Гораздо больше в наличности непонимания или злостного неприятия моего и меня среди моих же. Все – мой крест в той или иной степени; но утешают меня те, кто побеждает себя и я верю, что из больного выработается настоящее, здоровое духовно. Помоги мне своей любовью, чтобы Господь помог мне послужить всем вам. Состояние души и долг отца – пастыря недоступен другим. Сколько скорбей в рождении ваших душ, дорогие дети мои. Если бы Господь не утешал своими неизреченными радостями – невыносимо бы было. И о больных детях болеет сердце отца и надо, если и отсечь, то по испробовании всех средств. А вырвать плевел нельзя – хозяин не позволяет. Велика ответственность духовного отца и я ее чувствую.

Хочу вашего мира и спасения. Мое дело – наводить стрелку; я это и делаю и стараюсь достигнуть, чтобы ты не замечала, как я тебя веду. Помолись, чтобы мне послужить тебе. Я тебя никогда не оставляю, а только предоставляю самой себе. Ведь я всегда с тобой и особенно, когда нет внешнего оказательства моей любви. Я переживаю все с тобою, но я не хочу мирского духа в тебе. Ты тогда-то и близка мне, когда просто и без ропота трудишься и терпишь; а удаляешься только тогда, когда в тебе вздымается. Я буду решителен на всякий твой протест, потому что мною руководит не чувство справедливости, а любовь к тебе, которая хочет тебе спасения и знает, в чем твое счастье. Не от себя, а от Бога знаю хорошее и худое в тебе. Хочу подлинного … отхождения от мира и его духа. Я жалею тебя, но крепко ревную, чтобы твой крест был подобием Креста Христова воистину. Мне нужно, – и я этого не скрываю,– чтобы ты выработала в себе спокойствие во всяком испытании.

Этого я только и добиваюсь, чтобы ты не изнемогла в испытании.

Я тем сильнее этого хочу и прямолинейнее, тверже в этом действую, что не ищу моего, ни воли моей, но воли (пославшаго мя и всех нас) Отца. Ведь не тогда только должны быть вы хорошими, когда вас побуждают и дают вам выход из ваших тягот; тогда, собственно, испытания даже и нет. Больно мне давать тебе тяжелые испытания, при моей глупой мягкости, но я вижу их великую пользу.

Хочу, чтобы все перерабатывалось в Божие из человеческого. Я воюю с твоим противником в тебе, а не с тобою. Я тебя люблю и хочу, чтобы легче тебе стало и не по-мирски. Ко мне, конечно, за помощью, но только чтобы через меня – ко Господу. Я не беру на себя спасать ладей, я только служу их спасению, а спасает Бог.

Я с любовью слушаю помыслы немощной, но ,конечно, отказываюсь слушать укорения. Я жду смирения, снисхождения к немощам и не хочу, чтобы ты была мне шипом; ты должна быть и моим дитятею (всё говорить), и утешением. Мне хочется, чтобы ты была безупречна, любимая о Господе! Хочется жизненого достижения твоего!

Не думай, что я тебе не сочувствую; но я правду человеческую никогда не могу поставить в идеал, особенно спасающимся, особеннно «аще хощем совершенни быти». Быть правой по рассуждениям мира и равняться на мирские рассуждения – не этой участи я от тебя хочу, не к тому я тебя воспитываю. Тебе нужно возрастать, но не по-своему. Только не веди сама себя /это не путь послушания/. Нужно поставить правилом жизни не удовлетворение себя, но чтобы не соблазнить брата моего, не негодовать, а снисходить, и потому смиряться; не возношение себя /и утверждение себя и своей правоты/, а царственное смирение по существу. Нужно нуждам вашим послужить, да и справедливо думать, что мы не имеем никакого права оставаться на высотах созерцания, когда люди страдают и нужду духовную имеют и немощи. Я хочу твоего спасения; до других не касайся: их нам только бы не соблазнить. Да, до других – «что к тебе? ты по Мне гряди».

Ах, я не хочу, от всей любви к тебе не хочу тебе отхождения от совершенного пути, раз ты его захотела. Я знаю, что ты сможешь конечно, с Богом и верю тебе... Апостолы недоумевали и спрашивали: «кто же может спастись?» и получили в ответ «невозможное у людей возможно у Бога». И я хочу этого тебе. И не прописи тебе пишу, а от всей души хочу, чтобы ты не уподобилась богатому юноше, который хочет совершен быти, но имеет стяжания много, и потому отошел, когда вместо обычного благочестивого пути, на его желание быть совершенным, Христос ему предложил, указал отвергнуться себя. Хочу, чтобы ты испонила совет Христа. И я уверен, что ты...сможешь это сделать.

Спасешься, спасешься! Ах, дитя мое, мы у знаменательной духовной грани смирения по-настоящему. Молю Бога, да не ослабеешь в этот решительный момент, и да не оскудеет вера твоя, и ты, перевернув себя, и других утвердишь. Верю тебе, не посрами моего чаяния. Раз любишь, поверь мне, как я верю тебе. Я нахожу, что ты начинаешь через эту любовь идти на истинный путь христианского подвижнического мышления. Бог и жизнь подсобят. Верю тебе и надеюсь на честность и силу твоих устремлений.

Ты знаешь путь твой и требования к тебе. Ясно сознаешь с Господом. Бог даст, что нужно, пока есть у тебя преданность и послушание Ему в духовном отце твоем. Велик Христос, побеждающий в нас и через нас, служителей Божиих и служителей вашего спасения. Дорого, если мои духовные дети будут проявлять усердие, не всуе именоваться Христовыми. Бог да поможет нам хотя друг с другом тлеть правые пути отношений и не исполнить, а хотя бы приблизиться к исполнению абсолютных принципов нашей веры в жизни. Я – твоя совесть, я для тебя ближе, чем ты сама. Я мыслю всегда, что мы можем чувствовать друг друга, и тут не нужны внешния волеизъявления. Святые отцы говорят, что с Богом примирит духовный отец, а с духовным отцом никто не примирит. Счастлив, что нас связуют нити тонкие, но крепкие...

О, чадо мое! как душа объемлет всех вас! Мне душно от внешних дел. Хорошо бы остаться в одиночестве, но нельзя только ради вас (ср.Фил.I,2326). Помолись, изнемогаю, но креста снимать с плеч не хочу, а жду укрепления от Господа, подкрепления вашими, чад моих, молитвами... Помоги молитвой и жизнью ясной... Огради твоими усердными молитвами... Дитя мое, помни, что я на тебя всегда смотрю ясными глазами. Я только служитель твоего спасения, хотя в Христовом смирении, и ты – госпожа – подчиниться должна, и я – раб твой – тобою властвовать.

Хочу, чтобы уготованность на спасение встречала всегда мое служение душе твоей, в чем бы и в каких тонах это не выражалось. Драгоценно выработать в себе эту уготованностъ на добро, на всякое спасение, на восприятие его всецелое. Этого хочу от всей души, хочу, как подарка к моему дню праздника – служения вам, мои дорогие, моя надежда и мое оправдание пред Господом, Которому предстою вое дни живота моего!