IV. Архимандрит Гермоген, настоятель Московского Спасо-Андрониева монастыря⁸⁴

Покойный архимандрит Гермоген достоин того, чтобы «многие сыны церкви благословили память его, как память человека Божия, добре Богу и церкви послужившего»⁸⁵. Итак, предлагаемое жизнеописание не излишне. Сведения о родственном мне архимандрите Гермогене почерпнуты из послужного списка его, из достоверных сказаний моих родных и из других источников, которые будут указаны под строками порознь.

Незадолго до рождения Гермогена, именно в 1777 году, проезжала коломенским трактом Императрица Екатерина II, в своей золотой карете. Под Федоровским (между селами Мещериновым и Федоровским), по причине стечения многочисленного народа, который никак не могли отсторонить, Императрица принуждена была остановиться. В это время увидела она среди ближайших к карете одну довольно статную женщину, с двумя младенцами на обеих руках, подозвала ее и спросила: «кто ты?» – «Жена причетника села Федоровского». – «Дети твои равнолетники?» – «Двойни, матушка». Государыня дала ей поцеловать свою руку, пожаловала червонец и сказала: «роди еще». Елена Никоновна, – так называлась жена причетника, – на другой год родила сына Георгия, который, будучи переименован в иночестве (Гермоген), в продолжение 26 лет слишком начальствовал в одной из московских обителей⁸⁶.

Архим. Гермоген родился в 1778 году 26 ноября. Отец его, причетник коломенского уезда, села Федоровского, Успенской церкви, Прокопий Карпович, несмотря на то, что в школах не обучался, был произведен во священника того же села преосвящ. Афанасием, епископом коломенским и тульским, 8 июля 1793 года⁸⁷. Он был жизни строгой, носил лапти и отличался бережливостью. Домашнее любимое занятие его состояло в делании восковых желтых свеч для храма Божия. Иерей Прокопий не любил мирского веселья, и где при нем открывались шумные забавы, уходил оттуда. Будучи уважаем помещиком села, он с успехом ходатайствовал перед ним в пользу крестьян, которые, в свою очередь, очень любили своего священника. Как он, так и жена его – Елена Никоновна воспитывали детей (5 сыновей и 4 дочери) в страхе Божьем. О ней рассказывал Гермоген следующее: «Матушка моя в какой-то праздник вынимала пироги из печи, а я, тогда малолетний, приставал к ней: мама! дай пирожка. – «Погоди, дитя мое, отвечала она,–вот будет благовест к Достойно (во время литургии). – Мама! вот ударяют к Достойно: дай пирожка. – «Погоди еще немножко, пока я не поуберусь». Кончилась обедня и просьба моя была удовлетворена. Тоже повторялось и в другие разы. Сначала я не понимал, а после, когда подрос, я догадался, что она учила меня почитать праздники»⁸⁸.

Тесным путем ведет Господь своих избранников. Путь скорбей и лишений с самого детства проходил и Гермоген, сын бедного, многодетного родителя. Первоначально он обучался в коломенской семинарии поэзии и риторике, и носил фамилию: Успенский, или Федоровский. Живя на квартире, терпел крайнюю нужду, – в содержании помогал ему брат Николай (Федоровский), находившийся в архиерейском хоре⁸⁹. Он иногда за неимением бумаги писал на березовой коре: одно уж это показывает его нищету и прилежание. С 1799 года (по переводе коломенской семинарии в Тулу) он обучался в бывшей московской славяно-греко-латинской академии с новой фамилией: Сперанский⁹⁰. Бедность не отставала от него и здесь: не на что было купить латинского лексикона, о чем он очень скорбел. Но это не ослабляло его ревности к учению. По переезде в Москву, сначала он жил на квартире, но в 1804 г. студент богословия Егор Сперанский значится⁹¹ живущим в бурсе.

По окончании курса наук с отличным успехом⁹² он был оставлен при той же академии учителем французского языка, и этот предмет он преподавал сначала в низшем классе с 7 сентября 1804 года, потом в высшем с 16 марта 1805 до 1814 года⁹³. Чтобы совершеннее узнать французский язык, он из Заиконоспасского монастыря, где помещалась академия и сам он жил, – ходил ежедневно к бедному французу, квартировавшему на Никольской улице, который за ничтожную плату упражнял его разговорами на своем природном языке, и научил его свободно объясняться и писать по-французски. В послужном списке его за 1808 г. пишется: «с немецкого переводить, а на французском говорить и сочинять может свободно».

В 1809 году Императрица Мария возымела благотворную и богатую последствиями мысль дать лучшим из воспитанниц московского Воспитательного дома назначение, которое, обеспечивая им безбедное и достойное их существование, вместе с тем удовлетворяло бы одной из важнейших потребностей современного общества. Она повелела устроить два особых класса, низший и высший, с трехлетними курсами, для приготовления учительниц и воспитательниц детей в частных домах, – великое благодеяние для множества благородных семейств, затруднявшихся поискам средств к образованию своих детей, так как иностранные гувернантки или не для всех были доступны по цене, или не выполняли законных требований благоразумных родителей. Первый из этих классов был открыт вскоре по объявлении Высочайшей воли, в том же 1809 году; открытие второго было назначено в 1812, но по необходимости отсрочено несчастными происшествиями этого года⁹⁴. Учителем французского языка в новооткрытый класс был определен Егор Прокопьевич, учитель Заиконоспасской академии; он совместно занимал классы в обоих заведениях. Кроме того он имел много частных уроков по предмету французского языка в богатых домах, напр. в доме почетного опекуна в моск. опекунском совете Баранова.

Егор П-ч, испытавший в свою пору тяжесть и гнет бедности, теперь, когда начал жить достаточно, почел долгом благотворить родителям и родным. По его старанию, брат его Николай П-ч, некогда сам помогавший ему (выше мы говорили об этом), – из Коломны, где был дьячком, переведен (в 1811 г.) в Москву, на дьяческое же место, к церкви св. Иоанна Богослова, что в Бронной. Вот он уже приехал в столицу со своим семейством (кроме жены три дочери) и бедными пожитками. Нужно было на время искать квартиру. «Квартира для вас найдена, пойдемте со мной», сказал Егор П-ч. Отворив ворота дьяческого дома, того самого, который находился в приходе Иоанно-Богословском, он сам встретил своих родных, ввел в дом и чрезвычайно обрадовал, сказав, что это их дом уже купленный (за 4000 р. асс.).

Через несколько времени (1812) он приходит к ним и видит: невестка Екатерина Алексеевна плачет, потому что родилась четвертая дочь. «Не плачь, это моя забота», сказал добрый Егор П-ч. Действительно, он сделался крестным отцом новорожденной и впоследствии, уже в сане архимандрита, выдал ее в замужество за студента московской семинарии И. Б-го, моего родителя.

Николай П-ч, после французского погрома, так как дом его сгорел, был переведен, опять старанием брата-учителя, в г. Кострому, где вскоре рукоположен во диакона к церкви священно-мученика Власия, и через три года – в Коломну, к Покровской церкви. Война 12-го года не осталась без влияния и на судьбу старшего брата. Егор П-ч давно чувствовал в душе склонность к монашеству, тем паче, что при слабом здоровье (в 1811–12 г. лечился козьим молоком) не признавал себя годным к семейной жизни, но долго медлил возложить на себя обеты ангельского образа. Нужно было некоторое возбуждение извне, чтобы он решился избрать для себя трудную иноческую жизнь. События 1812 года сильно подействовали на его душу, впечатлительную и восприимчивую от природы, благоговейную к путям Промысла Божия. Они настроили его душу на мысль о гневе Божьем и своей греховности (Рим.1:18), об утрате красоты души, созданной по образу и подобию Божию, о неотложной нужде покаяния и презрения тленных, скорогибнущих благ мира сего... Егор П-ч, возвратившись из Казани⁹⁵, где он вместе с воспитанниками академии (не взятыми в дома родственников) находился во время нашествия французов, – вскоре принял монашество, испросив предварительно благословение родительское. Он нарочно ездил на родину свою – в село Федоровское, и в краткое время пребывания его там показал истинно христианское смирение. Место дьяческое в селе Федоровском занимал тогда другой брат его, Матвей П-ч. Жена его, нежно любившая своих детей, потворствовала их шалостям, и росли они без доброго воспитания. Егор Прокопьевич сказал ей: «едва ли они будут счастливы, потому что не приучаются к труду и порядку в жизни». Мать оскорбилась сим замечанием. Видя это, Егор П-ч, совершенно чуждый гордости, просил у ней прощения и даже поклонился ей в ноги. Неблаговоспитанные мальчики после были сельскими причетниками, не более (из шести сыновей один – дьякон в селе).

Егор П-ч посетил и других родных, не жалея денег на благотворение не только им, но и чужим бедным, особенно нищим; раздавая сим последним серебряные монеты, он утешался, видя, как усердно молились они за своего благодетеля. Поступая таким образом, он руководился словами Спасителя: аще хощеши совершен быти, иди, продажд имение твое, и даждь нищим (Мф.19:21).

Пострижение Егора П-ча в монашество совершено вероятно ректором академии, архимандритом Симеоном (впосл. архиепископ ярославский), в Заиконоспасском монастыре, 10 августа 1813 года, на 36 году его жизни⁹⁶. 15 числа того же месяца, монах Гермоген рукоположен преосвящ. Августином, епископом Дмитровским, в иеродиакона в Успенском соборе, а 8 сентября в иеромонаха, и вскоре (16 марта) помещен в число соборных иеромонахов ставропигиального Донского монастыря⁹⁷. В том же 1813 году, будучи библиотекарем, он привел в порядок расстроенную во время неприятельского нашествия академическую библиотеку⁹⁸, и потом целый год по воскресным дням публично преподавал катехизис в аудитории, в собрании всех учеников и лиц посторонних⁹⁹.

Академия славяно-греко-латинская, основанная в 1685 году, по указу государеву, двумя ученнейшими греками – братьями Лихудами, и существовавшая в Москве 130 лет, отживала свой долгий век. От 21 мая 1814 г. св. Синод затребовал мнение архиепископа московского Августина: не найдет ли он за полезнейшее поместить будущую (новую) московскую академию в Сергиевской лавре, и кто из наличных наставников старой академии и двух семинарий, Троицкой и Вифанской, может быть рекомендован в профессора академии? От них велено преосвященному потребовать конспекты тех наук, к преподаванию которых они чувствуют себя наиболее способными. Преосвященный Августин, хотя со своей стороны не рекомендовал Гермогена в бакалавры, но комиссия дух. училищ признала его, по рассмотрении представленного им конспекта обличительного богословия, способным к занятию ученой должности в новой академии, открытой 1 октября 1814 г. В качестве бакалавра к чтению лекций о. Гермоген мог приступить не раньше, как по открытии старшего (богословского) класса в 1816 г., а до этого времени он, вместо ученой кафедры, занимал в академии должность библиотекаря. Его трудами приведена в порядок академическая библиотека, в состав которой вошли книги из библиотек бывшей Троицкой семинарии и московской славяно-греко-латинской академии. В этих трудах, помогали ему два студента академии: Николай Терновский и Платон Доброхотов, которым за это назначено было жалованье.

Указом комиссии дух. училищ, от 22 декабря 1814 г., предписано учредить при московской академии цензурный комитет. Первыми членами оного назначены бакалавры: архимандрит Никанор (впосл. митрополит новгородский и с.-петербургский), соборный иеромонах Гермоген и Григорий Левицкий. Комитет открыт 9 января 1815 года. Из дел академической конференции видно, что кроме сочинений, предназначавшихся к изданию в свет собственно от академии, он (комитет) рассматривал и сочинения духовного содержания, принадлежащие лицам посторонним, но таких было вообще немного¹⁰⁰.

В июне 1814 года, по поручению комиссии дух. училищ, обозрел московскую академию архимандрит Филарет, ректор петербургской академии, впосл. знаменитый митрополит московский. По отзыву его, представленному в комиссию от 12 августа того же года, «бакалавр богословских наук иеромонах Гермоген, хотя на кафедру богословскую еще не вступал: впрочем виденные обозревающим истолковательные записки его на Псалмы дают право свидетельствовать, что он довольно способен и неутомимо прилежен. Подобно инспектору, он назидателен для сотрудников и воспитанников примером благочестия и строгой жизни. При слабом здоровье, единственно для сохранения и приведения в порядок расстроенной во время набега французского библиотеки прежней академии, он согласился вступить при оной в должность библиотекаря: по такому же побуждению принял сию должность и при новой академии, по которой (должности) и занимался доселе разделом библиотеки московской». Ему за труды по библиотеке и назидательный образ поведения, изъявлено одобрение и благоволение названной комиссии¹⁰¹.

16 марта 1816 года он определен инспектором академии на место архимандрита Филарета Амфитеатрова (впосл. митрополита киевского), назначенного ректором той же академии, а 9 мая в Николо-Перервинском монастыре произведен преосвящ. Августином в архимандрита серпуховского третьеклассного Высотского монастыря, с оставлением при академии в прежних должностях. С сентября того же года преподавал богословие обличительное. От о. Гермогена не сохранилось ни записок, ни конспекта его чтений: он вероятно руководствовался правилами, изданными комиссией дух. училищ¹⁰². Студенты всегда с любовью относились к о. Гермогену, своему бакалавру и инспектору, предлагали ему научные, иногда очень трудные вопросы, на которые он не отказывался давать ответы, и заимообразно брали у него деньги на дорогу, при отъезде к родным в вакационное время. Однажды, после раздачи денег студентам, у инспектора осталось только 50 коп. сер. В это время пришел к нему за деньгами родственный ученик Вифанской семинарии Петр Соколов (впосл. протоиерей московской Вознесенской, на Царицынской улице церкви). Что же? Гермоген, истинно добрый и милосердный, отдал ему и эту последнюю полтину! О быте студентов и об инспекторском надзоре за первое время существования академии мы имеем свидетельство одного из воспитанников 2-го курса, Ф. Ф. Измайлова. Он пишет: «При свободе, какую нам дозволяло начальство, не стесняя излишней формальностью, и с какой мы, в неучебные дни и часы, могли отлучаться из комнат и даже из академии, только не на ночь, занятия наши перемежались с прогулками, и шли как-то легко. Мы держали себя прилично, посадских трактиров не жаловали, не сообщались ни с кем из посторонних. Прихоти свои исполняли дома: пили чай, ходили друг к другу в гости и заводили разные игры». Так было при инспекторе Гермогене, который, по отзыву Измайлова, был человек весьма кроткий¹⁰³.

В 1816 г. Император Александр I приехал в Москву 15 августа, а 22 числа вместе с Великим Князем Николаем Павловичем в 12 часов дня приехал в Троицкую лавру и встречен был в святых воротах архиепископом Августином, который приветствовал Его речью. Затем немедленно началась, в присутствии Государя и Великого Князя, в Троицком соборе литургия, которую совершал Августин со старшим духовенством. Поклонившись святыне лавры и осмотрев церкви, Государь при выходе из Успенского собора был встречен ректором и инспектором академии, профессорами и бакалаврами, и шествовал в академию, где «осматривал столовую, жилые профессорские и студенческие покои, академическое правление, учебные залы, библиотеку, больницу и вновь выстроенный для студентов корпус (инспекторский). После того Августин в архиерейских кельях угощал Государя и Великого Князя обедом, к которому приглашены были: ректор академии архимандрит Филарет, инспектор архимандрит Гермоген и ректор Вифанской семинарии архимандрит Парфений, а прислугу за обедом составляли академические студенты»¹⁰⁴.

Донося о том министру духовных дел, князю А. И. Голицыну, Августин писал, что Государь в академии все осматривал с удовольствием. Но Голицын сделал Августину запрос, отчего он, получив дозволение представить достойных к отличию, не представил к награде трудящихся по академии, так что они не удостоились участвовать в милостях, какими почтены другие за труды по части епархиальной. Вместе с тем князь высказал недоумение: не заметил ли Государь Император чего-либо к неудовольствию своему на счет учащихся в академии, или сам Августин не имел ли своих причин не обращать на них Монаршего внимания? Августин отвечал, что он получил дозволение представить к награде только тех, которые разделяли с ним труды в восстановлении и устроении духовной части после нашествия неприятельского, и далее писал: «искренно признаюсь, что весьма желал представить и о трудящихся по академии и испросить им преимущественной награды, но не смел этого сделать без воли комиссии дух. училищ, от которой семинарии, а паче академия зависят более, нежели от архиерея. Кроме сего я не имел другой причины удержаться представлением Государю Императору о награждении трудящихся по академии, и Его Величество ничего не изволил заметить к неудовольствию своему на счет их». После сего Августин рекомендовал Голицыну, как достойных награды, ректора академии архимандрита Филарета и инспектора архимандрита Гермогена. Вследствие сего в скором времени ректор получил орден св. Анны 2-й степени с алмазными знаками, при Высочайшем рескрипте, в котором сказано, что орден жалуется ректору «в изъявление особенного уважения Государя к отличным трудам, которые подъемлет он по званию ректора новообразованной академии», а инспектору пожалован наперсный эмалевый крест, осыпанный бриллиантами¹⁰⁵.

В том же 1816 году посетила лавру Великая Княгиня Анна Павловна с принцем Вильгельмом Оранским. Инспектор архимандрит Гермоген перевел для Великой Княгини на французский язык историческое описание лавры¹⁰⁶, и сопровождал Их Высочества во время обозрения лавры, объясняясь с ними по-французски.

В следующем году 28 февраля он переименован настоятелем коломенского второклассного Новоголутвина монастыря.

К 1818 году относится печальный случай в жизни Гермогена. Он в избытке благочестивой ревности пожелал провести 40 дней (вероятно св. четыредесятницу) в строжайшем посте. Это была с его стороны, как показал опыт, неумеренная ревность. Пост для человека, а не человек для поста, потому святые подвижники не советуют возлагать на себя поста, превышающего силы, напротив, учат: умеренное н благоразумное принятие пищи подает здравие телу, а не отнимает святости (преп. Кассиан). Гермоген, при своих разнородных занятиях, после 12-дневного поста ослабел до того, что не мог отпереть дверей своих комнат. Надобно было прежде сломать запор, чтобы войти к нему. Видя его едва жива суща, сострадательный ректор Филарет позаботился о нем, как добрый самаритянин, упоминаемый в Евангелии (Лк.10), и долго не отходил от несчастного, доставляя ему нужные пособия и утешения. Жизнь Гермогена была спасена, но неосторожность его не осталась без горестных последствий, каковы: потеря голоса, прежде звучного и приятного (тенор), и конвульсии в лице, не прекращавшиеся до самой смерти¹⁰⁷.

Того же года 27 апреля он определен членом конференции московской академии. В пояснение этого заметим, что для возведения в ученые степени, решения разных ученых вопросов и, частью, размещения кончивших курс студентов по училищным должностям, при академии учреждена конференция. В конференции обязаны были присутствовать ректор, как председатель, инспектор же и все профессора, как действительные члены, с правом голоса; приглашались в присутствие и бакалавры, но только для совещания. В составе конференции числились еще почетные члены, которые избирались из особ известных как ученостью, так и полезной для духовно-учебных заведений деятельностью. Почетные члены могли присутствовать в заседаниях конференции, но права голоса не имели. В чрезвычайных собраниях председательствовал митрополит, а без митрополита, во время ревизии, ревизор.

В июне 1818 г. вторично обозревал московскую академию Филарет, тогда епископ ревельский. В комиссию дух. училищ от 24 июля он писал: «Инспектор и богословских наук бакалавр архимандрит Гермоген, при основательно добром расположении духа и образа жизни полезен академии более примером, нежели наставлением и управлением, частью по слабости здоровья, которое препятствует ему в напряжении мысленных сил, частию по такой склонности к отвлеченной жизни, которая иногда неблаговременно увлекает его внимание от предметов внешних его обязанностей по званию наставника и блюстителя нравственности юношей». Комиссия журналом от 29 июля определила: «Инспектора академии и богословских наук бакалавра архимандрита Гермогена, по слабости здоровья, препятствующей ему проходить сие звание с должным напряжением сил, от училищной службы, впредь до усмотрения, уволить; в вознаграждение же трудов его рекомендовать его на открывшуюся в московском Андрониевом монастыре настоятельскую вакансию, о каковом перемещении и сделать представление в Святейший Синод»¹⁰⁸. Определен в настоятеля этого монастыря 19 августа и, согласно его прошению, уволен из академии 28 октября.

Новая монастырская жизнь не была для него временем покоя. В первые годы своей жизни в Спасо-Андроньевом монастыре, Гермоген имел обыкновение не только в праздничные, но и в простые дни говорить в монастырской церкви поучения, которые впрочем не всегда писал, а произносил по большей части то, что обдумывал перед службой. Нередко он беседовал, по-видимому, без предварительного приготовления. Когда на аналой полагалась книга поучений (на все воскресные и праздничные дни), изданных от св. Синода, Гермоген из ней прочитывал несколько строк, а дальнейшее говорил уже от себя. Он всегда наставлял от сердца, и в том случае, если письменно излагал свою проповедь, заботился не о внешнем ее совершенстве, но о назидательности и общепонятности для слушателей. Некоторой искусственностью отличаются разве, слова, сказанные по особенному случаю или по назначению от консистории, но и в них находим выражение его доброго сердца.

Назначенный, 27 января 1819 г., присутствующим членом московской дух. консистории, по 1 экспедиции, он, несмотря на нервную болезнь, старался неопустительно исполнять эту должность, отличая себя беспристрастием даже по отношению к родным. Под его заведованием первоначально было 12 монастырей, 97 московских и 134 уездных церквей, итого 243. Разделение трудов между членами консистории было неравное. В апреле 1832 г. составлено новое расписание дел, по которому к заведованию Гермогена отнесены: Никитский сорок и Верхоспасский собор (число церквей 51), моск. округа 121, звенигородского 73 церкви, да сверх того особые отправы по отчетности, как-то: а) ведомости о присутствующих консистории, настоятелях и настоятельницах классных монастырей, б) списки о классных чиновниках консистории, в) ведомости вообще о канцелярских служителях оной, г) экстракт о родившихся, браком сочетавшихся и умерших по епархии, д) по приходо-расходчеству.

По указу св. Синода от 26 января 1820 г., он сделан надзирателем новооткрытой при московской единоверческой Троицкой церкви типографии для издания богослужебных книг сходных со старопечатными.

За полезную деятельность и труды по благоустройству монастыря Всемилостивейше сопричислен, 8 сентября 1820 г., к ордену св. Анны 2 ст.

По случаю Высочайшего назначения Филарета архиепископом Московской епархии (3 июля 1821), члены здешней консистории письменно приветствовали (от 14 июля) нового архипастыря, находившегося в С.-Петербурге, вследствие чего один из членов – о. Гермоген, хорошо ему известный, удостоился получить от Его высокопреосвященства письмо:

«Преподобный отец архимандрит!

Возлюбленный о Господе брат!

В лице вашем да будет мне позволено ответствовать вам вместе с сотрудниками вашими по консистории на общее письмо ваше.

Письмо сие принял я как начаток общения Московской церкви с моим недостоинством. Господь да благословит сей начаток, и да совершит нас всех в общение истинное, чистое и полное!

Доброе мнение и надежды, коими вы, без заслуги моей, меня предваряете, признаю я со стороны вашей за действие благого ока, которое ищет доброго и не примечает недостатков, а в отношении ко мне (вижу в изречениях ваших) и наставление и побуждение к тому, к чему я стремиться должен. Споспешествуйте мне, отцы и братия, молитвами вашими, да будет служение мое неосуждено пред Богом, и угодно великой церкви Московской.

Каждый день помышляю о пути к вам. Но, кроме других препятствий, к сему пути мне нужно прежде благословение достопочитаемого предшественника (митрополита Серафима).

С надеждою и любовью духа есмь ваш усердный слуга Филарет А. Московский.

Спб. июля 19. 1821 года.

Есть ли время и у вас так дождливо, как здесь: то думаю, совершаются моления»¹⁰⁹.

Как член комитета о пособии разоренным наводнением С.-Петербурга, Гермоген имел счастье получить Высочайшее благоволение, 18 декабря 1824 г.

Наставал 22 день августа 1825 г., назначенный для священного коронования Государя Императора Николая Павловича; много стало съезжаться в Москву архиереев. Преосвященный рязанский, впосл. митр, киевский Филарет (Амфитеатров) на этот раз останавливался в Андроньевом монастыре у знакомого архимандрита. Защищая, в разговоре с преосвященным гостем, преподавание в институтах французского языка, Гермоген сказал: «надобно знать французский язык для того, чтобы не знать французов (гувернеров) и француженок».

В 1830-м холерном году, в соответствие распоряжению военного генерал-губернатора князя Д. В. Голицына (о распределении всего города Москвы, в санитарном отношении, на несколько частей, с начальствующим и членом медицинского совета в каждой части), – по распоряжению митроп. Филарета, назначены были (25 сент.) духовные особы к содействию членам соединенного совета о предохранении от болезни, начальствующим в частях города: ставропигиального Симонова монастыря архимандрит Мельхиседек – по части Таганской, Андрониевский архимандрит Гермоген – по Рогожской и т. д. Они должны были: 1) вообще оказывать гг. начальствующим в частях города всякое содействие к отвращению зла, по обстоятельствам и по знанию возможное и с исполнением непременных обязанностей духовной службы совместное; 2) в особенности наблюдать, чтобы болящим подаваемы были местным духовенством пособия религии, какие по обстоятельствам и по правилам Церкви нужны и полезны; 3) в случае открытия болезни в монастыре или в доме духовного ведомства, по требованию начальствующего в части, исполнять то, что его помощнику назначено в 3 пункте протокола соединенного совета; 4) как самим непосредственно, так и через прочее местное духовенство, внушать обывателям, чтобы не предавались унынию и малодушию, которые сколь не сообразны с духом истинного христианства, столь же вредны для предающихся сим чувствам, но с упованием на Бога и с преданностью во святую волю Его тщательно и верно употребляли опытами указанные предохранительные средства и пособия по руководству попечительного правительства; 5) о всем, что нужно к сведению духовного начальства и на что нужно разрешение или распоряжение, представлять для удобности чаще письменно, нежели лично, по форме простой и сократительной. Наименованные духовные особы, сколько по назначению, столько же и по усердию, приняли на себя вышеизложенные обязанности к точному выполнению¹¹⁰.

«Как по случаю заразной болезни для бедных людей способы пропитания сделались затруднительнее, нежели в другое время, а недостаток в здоровой пище и некоторых удобствах жизни особенно, по наблюдениям, подвергает их действию болезни: то, в числе прочих временных учреждений человеколюбия, должным признается, писал м. Филарет (25 окт. 1830 г.), учредить от московской архиерейской кафедры временный комитет о пособии бедным, на следующих правилах: 1) комитет, под председательством преосвященного Иннокентия, епископа дмитровского, составят: Андрониевский архимандрит Гермоген, Высокопетровский архимандрит Гавриил, кафедрального (Чудова) монастыря наместник иеромонах Феофил, кафедрального собора протоиерей Василий (Кутневич). Должность казначея исправлять будет архиерейского дома эконом иеромонах Иоанникий. 2) Комитет обратит внимание, во-первых, на бедных из духовного звания и будет оказывать им пособие, или собственно от себя, или через духовное попечительство, смотря по тому, как случаи подходить будут под законы сего попечительства. 3) Во-вторых, комитет оказывать будет пособия бедным светского звания людям, принадлежащим к ведомству духовному. Сюда принадлежат: канцелярские чиновники и низшие служители консистории, коих с семействами оказалось уже более ста душ, имеющих нужду и пособии, которое и сделано им единовременно, впрочем должно продолжаться с рассмотрением. 4) В-третьих, смотря по способам, комитет будет оказывать пособия всякого звания бедным, где и как окажется нужно и возможно. 5) В распоряжение сего комитета от московской архиерейской кафедры представляется пять тысяч рублей. 6) Он может принимать добровольные приношения от монастырей и других желающих участвовать в делах человеколюбия. 7) Для получения сведений о истинно нуждающихся и для непогрешительного распределения пособий, комитет воспользуется содействием местного приходского духовенства и, когда нужно, местной полиции. 8) Комитет обратить внимание на опыт временного приходского попечительства о бедных, сделанный в приходе Троицкой церкви, что в Троицкой, не могут ли опыты сего рода быть распространены с надлежащим применением к обстоятельствам. 9) Впрочем, с помощью Божией, закон любви к ближнему и сострадания будет для комитета достаточным руководством». В комитет московской архиерейской кафедры для бедных дано из сумм Андрониева монастыря 700 рублей.

«Консистория, писал м. Филарет от 10 декабря того же (1830) года, – в прекращение сего неблаговидного разногласия (при выборе церковного старосты), употребит силу закона и миролюбивого попечения; и для того: 1) о. архимандриту Андроньевскому (Гермогену) и о. протоиерею Трехсвятительскому (Другову) отправиться на место, созвать прихожан (Василие-Неокесарийской, что в тверской-ямской слободе церкви)¹¹¹, прочитать касающиеся до выбора церковных старость пункты закона, и приступить к выбору, так как бы он не был еще начат. 2) При сем изъявить избирателям, что, при избрании всего паче надлежит смотреть на благонадежность избираемого для пользы церкви; также указать на примеры других церквей, при которых иногда особы высших степеней дворянства не отрекаются проходить должность церковного старосты, а иногда те же особы не затрудняются соглашаться на выбор благонадежного из низших общественных сословий, и то и другое не препятствует миру и согласию в приходах. 3) Употребить не подверженный сомнениям способ подачи голосов, например: предоставить каждому избирателю написать имена двух кандидатов, а потом из кандидатов, большим числом наименованных, произвести окончательный выбор. 4) Подлинно ли о расхищении С-ным (ямщиком, домогавшимся быть старостой) общественной (ямской) суммы производятся дела, консистории удостовериться официальным сношением. 5) По сличении выбора, какой будет сделан, с законом и прочими обстоятельствами, постановить определение и представить по надлежащему».

«Назначенным присутствующим консистории, писал владыка по тому же делу 15 декабря, учинить следующее: 1) сумму и собственность церкви, в присутствии причта и желающих из прихожан, освидетельствовать. 2) Если что сомнительное откроется, исследовать. 3) До избрания и утверждения старосты, должность сию поручить временно, по причине разделения прихожан на две части, одному из купечества и одному из ямщиков, с тем, чтобы один имел от церковного казначейства ключ, а другой печать; а если и сему распоряжению помешает разногласие: то должность старосты поручить дьякону, а прихожанам предоставить быть при счетах».

Владыка Филарет 20 марта 1832 г. писал к преосвящ. викарию Николаю, епископу дмитровскому, впосл. калужскому: «Исполните, преосвященнейший, поскорее, что написал я вам сегодня по запросу «о двух гробах, в недавнем времени сделанных в Москве». Если тут нет ничего чрезвычайного, а просто кто-то хотел заживо обеспечить свои похороны, и если архимандрит Андрониевский спроста принял такой гроб для хранения: то он может сослаться на пример покойного митр. Платона, который за несколько лет до смерти приготовил себе гроб, и поставил в Вифанском монастыре в церковной палатке. Впрочем посмотрите, чтобы показание архимандрита было обстоятельно, дабы не было нужды писать в другой раз».

«Обманулись вы, писал митрополит к преосвящ. Николаю 24 марта, что полиция перестала преследовать гроб. Нет, она его преследует, но не так, как вы думали, а таким образом, – что я опять нахожу себе оправдание в моих усилиях поставить наши дела в исправность. Видите, нам не помогают, не напоминают, не указывают, чего мы не примечаем, но идут с доносами вверх, чтобы поставить нас в ответственность, и доискиваться нашей неисправности. Сие говорю, не жалуясь на кого-либо: каждый действует по своему разумению, или по данному направлению, и правильно ли действует, отвечает своему начальству: но только даю вам разуметь нужду бдительности»...

Через несколько дней владыка писал к преосвященному: «По разысканию о пустом гробе, думаю, нечего найти, кроме пустого гроба».

От 6 апреля: «Другой гроб точно пошел в Симонов; и в этом есть что-то сомнительное, по необыкновенному его устройству. Ответ архимандрита Андрониевского должен успокоить всякого беспристрастного».

Как известно, о. Гермоген был в духовной дружбе с архимандритом Симоновским о. Мельхиседеком, и оба согласились, памятуя час смертный, заживо приготовить себе гробы, не соблюдши при этом крайней осторожности, не предварив секретно о том ни свое начальство, ни даже полицию. Так вероятно.

Бог, дивный в святых своих, несказанно утешил Русскую церковь открытием, 6 августа 1832 года, нетленных мощей св. Митрофана, первого епископа Воронежского, скончавшегося в 1704 г. Предварительно для удостоверения о нетлении тела его и о чудесных действиях, совершающихся при гробе его над болящими, открыта была в Воронеже (18 и 19 апреля 1832 г.) исследовательская комиссия. Ее составляли: Евгений, архиепископ рязанский (впосл. ярославский), Антоний, епископ воронежский, Спасо-Андрониевский архимандрит Гермоген и еще несколько лиц¹¹². Такое великое поручение возложено на архимандрита Святейшим собором российских иерархов, без сомнения, во внимании к его нравственным достоинствам. Извещая о том преосвященного Николая, митрополит Филарет писал в конце марта 1832 г.: «Дело о мощах святителя Митрофана вышло на чистый путь. Знамения руки Божией в нем есть. Надобно только соблюсти порядок, какой предписан и соблюден при открытии мощей святителя Димитрия Ростовского и Иннокентия Иркутского. Преосвященный рязанский и Андрониевский архимандрит поедут на место. Скажите последнему, чтобы собирался и молился Богу, и призывал благословение святителя Митрофана». На проезд в Воронеж (где о. Гермоген помещался в архиерейском доме) и обратно, выданы ему прогонные деньги (на 6 лош.) и сверх того на путевые издержки и содержание 500 р. По возвращении из Воронежа, о. Гермоген стал еще более внимателен к себе, ревнуя о высшем преуспеянии в благочестии.– 6 декабря того же года он Всемилостивейше сопричислен к ордену св. Владимира 3-й степени, «в воздаяние долговременного, всегда усердного служения его по епархиальному ведомству и за соучастие в следственной о мощах Воронежского святителя Митрофана комиссии, в коей он был членом»¹¹³.

«Если Андрониевский (архимандрит) и секретарь оправдываются, писал к своему викарию, 31 января 1834 г., высокопреосвященный Филарет, зорко и внимательно следивший за консисторскими делами: то, стало быть, виноват я. В таком случае пусть пришлют оправдание и дело (какое?): я готов повиниться перед ними. Но что пишете вы: в том оправдания еще не вижу. Если в деле две разные рекомендации, то и в определении надлежало указать на две; или если решились указать на новейшую, то надлежало объяснить, откуда она взята. А я стою в том, что я не обязан обыскивать все углы дела, а все нужное должно быть в протоколе. Если хочу поверить в чем либо протокол: ищу в деле по предмету рекомендации в справке и когда не нахожу, кричу, что не так. Надобно еще заметить, что благочинный вздумал лучше рекомендовать священника, когда речь идет о деньгах: в сем случае особенно надобно было не пропустить, а уважить прежнюю рекомендацию, данную не для доставления священнику денег, а просто по правде. Извольте сказать сие отцу архимандриту и господину секретарю: я с ними не ссорюсь, если они и не оправданы, но надобно, чтобы правда была права, а вина виновата, их-ли, моя-ли».

В июле того же (1834) года пожаром в Москве истреблено около 150 домов, и тем приведено в расстройство в несколько раз большее против сего число семейств, большей частью и прежде бедных, в том числе несколько семейств духовного звания. Владыка по этому случаю писал 24 июля: «С долгом человеколюбия сообразным представляется открыть по духовному ведомству благотворительную подписку для оказания неукоснительной помощи пострадавшим в первейших нуждах, особенно в пропитании. Для исполнения сего назначаются: Андрониевский архимандрит Гермоген, Богоявленский протоиерей Александр Покровский и Введенский (в Семеновском) священник Никифор Потапов. Им поручается приглашение к подписке, собрание сведений о истинно нуждающихся и распределение пособий с надлежащим вниманием и утверждением».

Владыка Филарет, 30 августа 1834 г., доносил св. Синоду: «При продолжительной в Москве и окрестностях засухе часты пожары, из коих два в Москве были особенно велики. В первый из них, бывший июля 12 дня, была в опасности церковь Петропавловская в Лефортове; но по благости Божией сохранилась, тогда как приход ее, кроме малого остатка, выгорел и дома причта сгорели. В другой, бывший 13 августа, относительно духовного ведомства особенные обстоятельства были следующие:

1) Церковь преподобного Сергия, что в Рогожской, не способна была к защите от пожара, по причине близости горевших зданий и потому, что средний из пяти куполов ее был деревянный. Когда опасность от быстро распространяемого ветром пожара сделалась велика для сей церкви: священник ее, магистр из профессоров Московской семинарии Василий Пономарев, пригласил выносить церковное имущество и, видя коснение, обратил к предстоявшим вопрос: христиане ли они? Сие подействовало так, что слышавшие ревностно бросились в церковь. Священник вынес святые Дары, святые антиминсы, часть мощей преподобного Сергия и прочую алтарную утварь, подкрепляемый напоминанием Спасочигасского священника Иоанна Григорьева Лапенского, а народ, при особенном содействии купца Егора Иванова Грачева, – иконы и прочее. Важнейшее отнесено было в ближайшую Алексеевскую церковь, а прочее на погост церкви Мартыновской. Так сохранены церковная утварь, ризница, почти все иконы, богослужебные книги и церковный архив, а из двух приделов и самые иконостасы и престолы вынесены. Церковные деньги около пяти тысяч рублей священник с помощником церковного старосты еще ранее вынес и препроводил в Успенскую, что на Покровке церковь. Затем здание Сергиевской церкви выгорело: но поскольку все нужное к внутреннему устройству спасено, то священник со старостою церковным взял уже разрешение к восстановлению придела во имя преподобного Сергия, и надеются через несколько дней приготовить оный к освящению.

1) Церковь святителя Алексия, что в Рогожской, в которую перенесены были важнейшие церковные вещи из вышеупомянутой, также находилась в большой опасности от пожара с трех сторон; и часть приходских ее домов и дом дьячка действительно сгорели, а дома дьякона и пономаря, по предосторожности от близкой опасности, частью разломаны. Священник сей церкви, не усматривая вблизи места, которое бы с благонадежностью можно было почесть безопасным, если загорится церковь, – решился не выносить из нее ничего и, в надежде на Бога, охранять ее всевозможно. Он закрыл нижний ряд церковных окон железными затворами; приготовил в церкви воду и лестницу для поливания изнутри рам как нижних окон, в случае распаления железных затворов, так и верхних, и с пятью людьми благонадежными заключился в церкви, выходя впрочем по временам для наблюдения за безопасностью наружности. Неоднократные требования полиции и между прочим чиновника, посланного от г. коменданта, чтобы выносить церковную утварь и иконы, не преклонили священника переменить взятую им решимость. Г. комендант генерал-лейтенант Стааль в отношении ко мне от 16 августа, писанном по собственному его г. коменданта побуждению, чтобы засвидетельствовать о подвиге священника, прописывает, что посланный им чиновник нашел священника в церкви в облачении и в молитве, а потом и сам г. комендант нашел его в том же положении и, на новое предложение выйти из храма и допустить выносить утварь, получил ответ, что он, священник, надеется на молитвы угодников Христовых, которыми сей храм спасен был и в 1812 году. Священник просил только от г. коменданта стражи для охранения дверей храма, которую и получил. По благости Божией, храм сей и все в нем находившееся осталось невредимым от пожара.

2) Андрониев монастырь также был в большой опасности от сильно погоревших зданий с восточной и южной сторон. Раскаленные угли многократно падали на сарай, в котором было до 300 пудов сена. Дерево наверху одной башни, оконная рама в третьем этаже Алексеевской церкви, монастырские дрова, загорались от сильного жара в воздухе и от носившихся углей. При виде сей опасности святые антиминсы, иконы и прочая утварь и ризница вынесены на монастырское кладбище к башне, в которой приготовлен пролом, на случай надобности уносить и отсюда. Затем повсюду, где дерево подвергалось действию огня, не исключая брусьев и помостов на колокольне, оно поливалось водой, по распоряжению настоятеля, через монастырских служителей, и при помощи двух пожарных труб, испрошенных от распоряжавшегося на пожаре начальства. По благости Божией церкви и прочие здания монастыря, и вынесенные из церквей и ризницы вещи сохранились в целости».

При сем высокопреосвященный владыка ходатайствовал: 1) Андрониевскому архимандриту Гермогену, за попечительность и благораспорядительность в крайней опасности, преподать (и преподано 5 октября) благословение Св. Синода; 2) Сергиевского священника магистра Василия Пономарева, за ревностное и успешное старание сохранить церковную святыню и собственность с отложением попечения о своей собственности, и 3) Алексеевского священника Василия Павлова, за особенное присутствие духа и твердость в охранении вверенной ему церкви, также с отложением попечения о своей собственности, – наградить скуфьей и 4) Спасочигасскому священнику Иоанну Лапенскому, за поддержание собрата в опасном случае напоминанием и помощью, преподать благословение Св. Синода. Владыка к сему присовокупил: «К сожалению, опасения пожаров не совсем прекратились. 23 для сего месяца (августа) на дворе дома дьякона Зачатиевского монастыря найдена записка следующего содержания: «Берегитесь, вы будете на этих днях гореть; мы не виноваты: нас посылают жечь ваши дома; теперь назначено в вашей стороне». – О случаях сего рода по духовному ведомству немедленно доводится до сведения гражданского начальства, для соображения при употребляемых им мерах предосторожности»¹¹⁴.

В самом начале опасности, грозившей монастырю от усилившегося огня в соседственных строениях, Гермоген не знал что делать; на паперти пал на колена и с воздетыми руками молился, предавая обитель воле Божией. – Как он был членом комитета, учрежденного в Андрониеве монастыре для пособия пострадавшим от пожара (он кроме того пожертвовал от своего монастыря 200 р.), то за сей труд благодарность высокопреосвященного митрополита Филарета объявлена ему 31 мая 1837 г. и вторично 18 мая г., за пожертвованный в пользу одной из восточных патриархий покров из монастырской ризницы.

О. Гермоген был членом комитета, учрежденного под председательством викария (преосв. Виталия) 12 апреля г., и другого комитета, учрежденного 1 сентября того же года, для раздачи в Москве сиротам, неимущим и болящим денег (2857 р. и 3000 р. сер), Всемилостивейше пожалованных по случаю радостных событий в Царственной семье.

В том же году из неокладных сумм Спасо-Андрониева монастыря дано заимообразно (в июле или августе) 3000 р. асс. для раздачи нуждающимся по случаю неурожая священно и церковнослужителям (коломенского и бронницкого уездов), на покупку семян.

Перед заложением храма Всех Святых на моск. единоверческом кладбище, за Рогожской заставой, владыка служил литургию и произнес слово и Троицкой единоверческой церкви, 8 сентября 1840 г. Для сослужения приглашены были: Воскресенский архимандрит Арсений, бывший священником Введенской единоверческой церкви, смежной с Троицкой, Андрониевский архимандрит Гермоген (как ближайший сосед) и кафедральный протоиерей Арсений Ив. Тяжелов, которые никогда не служили у единоверцев¹¹⁵.

«Московского Спасо-Андрониевского монастыря архимандрит Гермоген с братией донесли мне (писал владыка к моск. военному ген.-губернатору, светлейшему князю Д. В, Голицыну от 17 июля 1841 г.) следующее.

На границе монастырской земли, в близком расстоянии от ограды с южной стороны, ямщик Василий Иванов Ширяев застроил деревянные бани неизвестно с чьего дозволения. От сего монастырь может подвергнуться опасности пожара, подобно тому, как в 1834 году подвергался величайшей опасности от загоревшихся дров сего же самого банщика. Сверх сего, от близкого соседства монастыря с банями может происходить частый соблазн.

А как том. XII Свод. Зак. Устава строительного статьями 742 и 807 велено строить бани в удобных местах, дабы городским строениям не было от них опасности, и именно в отдаленности от усадьб: то просят оказать монастырю защиту через надлежащее сношение, чтобы воспрещено было ямщику Ширяеву строить деревянные бани в столь близком и опасном для монастыря расстоянии.

Посему долгом поставляю обратиться к вашей светлости с покорнейшей просьбой, дабы благоволено было на вышеизложенное обратить начальственное внимание, и монастырь от опасности и неприличия предохранить.

С глубоким почтением и преданностью имею честь быть» и пр.

Князь Димитрий Владимирович требовал сведений от комиссии для строений в Москве, вследствие чего она поручала, кому следовало, произвести освидетельствование бань ямщиков Ширяевых. Оказалось, что они построены не вновь, ибо существуют около 40 лет, отстоя от ближайшего угла Андрониевского монастыря в 33-х саж., через довольно глубокий ров. Андрониевский монастырь находится на крутой горе, бани же построены внизу на берегу реки Яузы, и в сем году новая постройка для бань произведена с дозволения комиссии, на расстоянии от них 14 саж. На отношение о том г. испр. д. Моск. военного ген.-губернатора А. И. Нейдгарта резолюция митрополита от 19 сентября последовала такая: «В консисторию для объявления монастырю».

В марте 1845, последнего года труженической жизни архимандрита Гермогена, на него возложена была поверка экономических отчетов по московской семинарии за 1844 г.

Как он управлял Андрониевым монастырем до конца своей жизни, в продолжение 26 лет с лишком, то в настоятельство его многое сделано на пользу обители. В Спасском соборе сделан (1818 – 1820) иконостас на сумму 8800 р. Самый собор освящен в день праздника монастыря, 16 августа 1820 г., Серафимом митрополитом московским. В 1835 г., иждивением надв. сов. Николая Яковлевича Федорова, проживавшего в оном монастыре, устроена в Спасский собор к празднику Воскресения Христова напрестольная серебряная одежда: 4 кованные серебряные дски, вес. 1 п. 33 ф. 60 зол., в цену более 7000 р. ассигн. На них изображены: тайная вечеря, положение Спасителя в гроб, снятие с креста и Воскресение. Владыка, извещенный о том, написал (19 апр. 1835): «Бог да благословит усердствующего! Внести в опись церковную». Г-н Федоров оказал новый опыт усердия своего к обители пожертвованием серебряной с вызолоченными венцами ризы на верхнюю дску, что на раке мощей препп. Андроника и Саввы, под спудом почивающих в том же соборе_} вес. 31 ф. 30 зол., ценой в 3300 р., о чем архимандрит Гермоген со старшей братией донес митрополиту, испрашивая благотворителю архипастырское благословение. – «Бог благословит благодеющего церкви (писал владыка 24 дек. 1835 г.), и да благоустроит и украсит своими благодатными дарами его душевный храм». Ему, кроме того, преподано благословение св. Синода, 15 апр. 1836 г. Спасский собор в 1837 г. расписан как внутри, так и извне, на что издержанно 1625 р., а для 4-х местных икон, иждивением (как говорят) г. Федорова, устроены серебро-позолоченные ризы, вес. 12 ф. 6 зол. и 10 ф. 72 зол. (на две дски, в которые вставлены были малого размера иконы: храмовая – подобие Нерукотворного Спаса и Страстные Божией Матери), 15 ф. 14½ зол (на образ Успения Божией Матери), 14 ф. 33 зол. (на образ Николая чуд.). В 1814 г. графиней Анной Алексеевной Орловой-Чесменской сделаны вклады по матери ее Евдокии Николаевне – шесть икон к столбам Спасской соборной церкви; на двух иконах ризы серебряные – позолоченные.

Церковь Архангела Михаила. В ней по левую сторону трапезы, на том месте, где первоначально был придел в честь апп. Петра и Павла, а потом ризница, сделан новый придел св. Иоанна Предтечи, в память усекновения главы его. Новый придел, сделанный кульмским героем – генералом от инфантерии, генералом-адъютантом графом Александром Ивановичем Остерманом-Толстым по отце его Иване Матвеевиче Толстом, освящен преосвященным Лаврентием, епископом дмитровским, 27 июня 1819 года¹¹⁶. В 1830 г. расписаны стены в Архангельской церкви и в приделе Иоанна Предтечи за 2000 р.; в 1831 г. сделан иконостас и написаны иконы в Архангельскую церковь, на сумму 9541 р.; в 1834 г. крест и глава на той же церкви позолочены иждивением г. Федорова. В мае 1838 г. освящен в той же церкви, на правой стороне трапезы придел во имя св. Александра епископа Команского, вновь устроенный моск. купцом Александром Вас. Пищальниковым, который известен своей благотворительностью и в частности учреждением школы для бедных девиц в 1837 г.

В колокольне восстановлена (1830) церковь во имя Симеона сродника Господня, по завещанию покойной 1-й гильдии купчихи Параскевы Ивановны Пищальниковой, детьми ее Александром и Петром Пищальниковыми. Полиелейный колокол в 400 п., с начертанным именем архимандрита Гермогена, слит 2 марта 1820 г.

В 1826 г. разрешено г. Федорову, в память его родителей и родственников, погребенных в Андрониевом монастыре, открыть в сем монастыре больницу для заштатных дряхлых старцев, не имеющих серьезных болезней, каковые лица и назначаемы были по временам начальством в сию больницу. В 1828 г. в ней находилось 4 человека¹¹⁷. Сам благотворитель обители Н. Я. Федоров провел последние дни свои в кельи Андрониева монастыря, в коем и погребен.

Архимандрит Гермоген умел привлекать в свою обитель благочестивых и полезных людей. Насколько он был осторожен в принятии кого-либо в монастырь, знаем это из следующих строк письма м. Филарета к наместнику Лавры (от 17 авг. 1844): «Виктора (?) принять в мое ведомство просил экзарх (архиепископ Евгений Баженов) и я обещал ему,... но Андрониевский архимандрит на мое предложение о принятии его сильно изъявил нежелание и опасение расстройства для монастыря». Отношения архимандрита, как настоятеля, к монастырской братии проникнуты были духом кротости и отеческой снисходительности. Гермоген иногда нарочно как будто не замечал погрешностей со стороны подчиненных, вверенных его надзору, через что некоторые из них более остерегались его и, полагая, что настоятель имеет о них доброе мнение, старались удержать оное за собой своим благоповедением. Вразумляя, когда нужно, виновных, он своим сердечным словом доводил их не только до сознания своих проступков, но и до слез, которые были свидетельством искреннего раскаяния. Добрый, он всегда готов был простить виновного. Иному скажет: «ищи другое место», а после миловал его, если последний в чувстве раскаяния просил об этом. Впавших в уныние он ободрял и утешал. «Что и говорить? ангел был, а не человек», так рассказывал нам о Гермогене (в 1866 г.) 82-летний старец Андрониева монастыря, раб Божий Павел¹¹⁸. «Никто не скажет о нем худого. К братии ласков; с радостью, бывало, встречаешь его, или идешь к нему. Нередко сам он ходил по кельям и всегда расспрашивал каждого монаха или послушника: «есть ли книга у тебя? Читаешь ли»? Непременно требовал, чтобы у всякого была книга (Четии-минеи, пролог и под.); для этого и велел раздавать книги из библиотеки монастырской. А входя в церковь, осматривал клирос и если кого из нас, продолжал тот же старец, не оказывалось, говорил послушнику: «сходи за ним». Враждующих примирял; одно слово покойного действовало на них. Когда же замечал сильную вражду, то угрожал: «завтра, завтра в Соловецкий (монастырь), если не помиритесь»! Виновные, слыша угрозу, падали перед ним на колени, прося прощения, иногда и обнимали друг друга в знак примирения... Редкий был человек. Кто его не любил? Когда (в 1831 г.) я, Павел, объявил желание поступить в этот монастырь, он спросил между прочим: не давал ли я каких обетов? – «Обещался Богу сходить в Киев». – «Сходи же сначала в Киев и потом приходи сюда», сказал о. Гермоген. По смерти его, раз я видел его во сне в белом одеянии: он представился идущим».

Еще при жизни его, в одном московском журнале было заявлено, что о. Гермоген «служит примером монашествующим, соединяя глубокую ученость со смиренномудрием и пощением»¹¹⁹.

Действительно, архимандрит был муж глубоко-ученый, просвещенный словом Божьим и писаниями святоотеческими. Кроме того, Русскую и особенно церковную историю знал он превосходно, как утверждает П. В. Хавский. Он подробно и занимательно говорил о французской революции в конце 18 ст. Надобно было видеть его в кругу образованных, благочестивых людей, чтобы ценить его высокую христианскую мудрость. Когда спрашивали сего опытного наставника о духовных предметах или о духовной жизни, он, забывая свою болезнь и усталость, говорил с таким жаром и увлечением, что и ученые мужи (напр. профессор моск. академии Ф. А. Голубинский) слушали его с особенным вниманием и старались чаще пользоваться его беседой¹²⁰. Покойная графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская, известная подвижница и благотворительница, многократно посещала его, или приглашала в свой дом за Калужскими воротами, в Москве¹²¹. Князь Петр Петрович Вадбольский был другом и учеником его¹²². Некогда, после долгой беседы с ним, князь сказал родственнику архимандрита: «не вышел бы от него: так услаждает его беседа»!

Гермоген от природы отличался смирением, но он умел христиански развить в себе эту черту характера. Ища славы, яже от единаго Бога (Ин.5:44), он старался быть, сколько возможно, не знаем людьми; так он не согласился на желание одного родственника иметь портрет его. «Ты, братец (так многих называл), что вздумал», сказал он с удивлением. Когда узнал, что в одном родственном ему семействе, по особенному вниманию к нему, назвали новорожденного сына Гермогеном, – заметил: «да, патриарх Гермоген был великий и святой человек».

Воздержание архимандрита в пище было постоянное: он кушал только один раз в сутки, обыкновенно в три часа, когда возвращался из консистории, а пища его была самая простая. Во время истощения телесных сил употреблял и поздним вечером пищу – хлеб с водой. При одном случае вот что Гермоген сказал жившему у него племяннику: «конечно, хорошие обеды приятны: но если и мне их делать, тогда чем же стану помогать родным»? Для того, чтобы питать бедных, он сам постился!

Наблюдая меру в пище, покойный и для слов своих сотвори вес и меру (Сир.28:29). От самой природы молчаливый, он иногда намеренно уклонялся от других, чтобы не согрешить праздным словом; бывало, сядет наедине и умолкнет (Плч.3:28). А когда он говорил, язык его был «орудием словес назидательных, спасительных, словес приятных и Богу и людям (из его проповеди). Не любил благочестивый муж говорить о себе самом, особенно о своих келейных подвигах, и разглашать чужие недостатки. Он следовал правилу: «знай себя, и будет с тебя» (любимая поговорка Ф. А. Голубинского). Не только не осуждал сам, но и прочих удерживал от осуждения. Когда услышит от кого что-либо предосудительное о других, скажет только: «ты этого не понимаешь», или: «это преждевременный слух, который после может оказаться неверным». Так он всегда старался устранить невыгодное мнение насчет ближних.

Незлобие и терпение Гермогена были необыкновенны. Мир, завещанный Иисусом Христом (Ин.14:27), всегда обитал в его кроткой душе, так что, по всей справедливости, можно назвать его сыном мира (Лк.10:6). На обидные слова он не отвечал обидой и считал за лучшее молча перенести насмешку, обиду, нежели победить ответом, или мстить за это. Как бы кто ни огорчил его, он не имел гнева на того человека. Нередко ему подавали пищу нехорошего качества, или нехорошо приготовленную. Он не только не гневался на это, но даже ничего не замечал. «Что за удивительный человек! (слова келейника). Подавай ему одной травы, – будет с удовольствием кушать и ничего не скажет». Иногда он во весь день спокойно оставался без пищи, или вместо обеда кушал один черный хлеб с квасом: это случалось во время пьянства повара. Человек Божий имел различные скорби, но терпел настоящая мужественне, веселяся будущими; он никогда не только не роптал, даже не говорил никому о своих скорбях. С мученическим терпением переносил он томительный недуг, который терзал его почти всегда, и особенно пред ненастьем, так что нередко всю ночь проводил он в страшном изнеможении¹²³. В болезненных припадках ложился спать не на постели, а па полу – и непременно в проходных дверях, поперек их, или с одним одеялом (тулупом) уходил в необитаемые, пустые комнаты, отделенные галереей от его квартиры.

Блаженной памяти о. Гермоген любил молитву, которая услаждала и укрепляла его душу. Несмотря на свое болезненное состояние, он почти не пропускал ни одной службы церковной, и в будни становился на правом клиросе (монашествующие на левом), а в воскресные и праздничные дни непременно служил литургию. Из дома молитвы он приносил дух молитвы и в свою келью. После обедни читал Библию, которая всегда находилась на столе; после вечерни заставлял племянника читать псалтырь, а сам изнеможенный лежал в это время. Перед грозой и во время грозы также заставлял читать псалмы, и слушал их с напряженным вниманием. Иногда призывал к себе певчих (двух племянников: послушника и ученика Андрониевского дух. училища¹²⁴, и как скоро они, по приказанию его, начинали петь: Достойно есть, он повергался крестообразно на пол. Об о. Гермогене старожил Н. А. Серов († 1 июня 1886) говорил мне: «он, святой муж, бывало, стоит и смотрит на заходящее солнце». В зимние темные ночи он, нередко по несколько часов, стоял неподвижно у окна с зажженной свечей и глядел в стекло. В объяснение этого обычая сказал однажды моему родителю: «свет иметь перед собою хорошо, света и злые духи боятся».

В летнее время, любя природу, благоговейный старец удалялся в рощицу на берегу Яузы, не то уходил в свой сад, где посвящал себя уединению и богомыслию¹²⁵. Сад у него был в запущении: в нем росла большая трава и вместо дорожек были тропинки, пробитые его стопой. Иногда после ранней обедни он тотчас же шел в сад, и оставался там суток по двое без чая и пищи, спал в беседке. В подобных случаях келейник отказывал посетителям, говоря: «архимандрит уединился в саду и не показывается»; разве только осторожно узнавал: благополучен ли он? Некоторым удавалось подмечать его в саду стоящим на коленях с воздетыми к небу руками, или распростершимся на земле перед церковью. «Иной раз придешь к отцу архимандриту и выстаиваешь, пока он не оглянется или не окончит своей молитвы»: так говорил один из родственников. Или в глубокой задумчивости он ходил по монастырю: келейник несколько раз должен был напоминать ему, что время обедать или чай пить. Братия монастыря нередко видели его сидящим на камне (у угловой башни, по правую сторону св. ворот) и плачущим¹²⁶.

Гермоген наблюдал во всем строгую простоту – и в пище, и в одежде (дома носил халат), и в убранстве комнат и в обращении с разными лицами, которое было чуждо всякой изысканности. Так называемых визитов он не делал без особенной нужды; родных (московских) посещал, когда открывался удобный случай, или во время болезни кого-либо из них; не читал других книг, кроме священных или отеческих, которые рождают в душе скорбь по Бозе и питают чувство умиления. Отрешенность от мирского простиралась в нем до того, что деньги свои считал он не рублями, а количеством ассигнаций, чем пользовались его келейники, обменивая, во время его отсутствия, крупные ассигнации на мелкие. Когда казначей приносил ему деньги из кружки, он расписывался в получении, не обращая внимания на итог и на полноту итога.

Скромной жизнью и монашеским воздержанием Гермоген накоплял немалые суммы денег, а придет час, все раздаст не одним своим родным, а и чужим. Когда он возвращался из консистории, у крыльца встречали нищие, и непременно получали от него милостыню. Архимандрит принимал бедных причетников и доставлял им пособие по мере нужд. Некоторые лица заимообразно брали у него деньги: он никогда не напоминал о возвращении их, исполняя евангельскую заповедь: взаим дайте, ничесоже чающе (Лк.6:35). Истинно отец и благодетель для своего родства, он содействовал родным в устройстве дочерей их, своих племянниц, с приличным награждением. Некоторые из бедных племянников – учеников, жили у него, а другие у прочих родственников или у чужих людей, но за содержание их платил Гермоген. Вот что пишет один из них: «когда я обучался в московской семинарии, о. архимандрит давал мне денег и на одежду и на книги, и вообще на содержание. Конечно, он делал это с осмотрительностью, и предварительно расспрашивал о нуждах. Перед выдачей денег говорил: «учись и веди себя хорошенько¹²⁷. Обращался приветливо, ласково, но сдержанно и прилично сану. Иногда я читал ему свои сочинения, и он восхищался моими маломальскими успехами».

К родным и ближним Гермоген горел такою любовью, что о болезни или о смерти кого-либо из них и слышать не мог равнодушно, но тотчас уходил и уединялся. Особенно смутился и скорбел, узнав, что брат его Матвей П-ч утонул в реке; много молился за него.

Несмотря на свою болезнь, он жил довольно долго (67 л.), при строгом воздержании. Подобно Давиду, и он скорбями угнетаемый не раз конечно вопил: увы мне! яко пришельствие мое продолжися (Пс.119:5). За несколько дней до смерти, почувствовав большую слабость, он желал подкрепить себя небесной пищей тела и крови Христовой, и причастился в кельи. Положение его не казалось очень опасным, а потому никто из врачей не был приглашен. Накануне своей кончины он даже выехал в Петровский монастырь, где был храмовой праздник в честь Боголюбской иконы Божией Матери, как будто желал проститься с духовными лицами, которых встретил здесь после поздней литургии, в кельях настоятеля, архим. Гавриила¹²⁸. Все были поражены изможденным, страдальческим видом старца; точно он восстал от гроба и явился многим! Вскоре он почувствовал дурноту и поспешил возвратиться домой. В самый день кончины о. Гермоген исповедался и причастился св. Таин. Над больным было совершено и таинство елеосвящения, после чего он благословил монашествующих, казначею иеромонаху Серапиону сказал: «благодарю тебя», и простился с родными. Когда, по требованию его, вошли штатные монастыря, архимандрит благословил их. Теперь, по-видимому, уже все сделано было со стороны умирающего: однако он еще пожелал (за час до кончины), чтоб у одра его был прочитан акафист Божией Матери. Трогательно было слышать пение стиха: «радуйся Невесто неневестная»! Тихо, без заметных страданий догорала его жизнь. После многих трудов и болезней, человек Божий с благодушием ждал часа смертного, чтобы соединиться с Богом, которого любил более всего; он мирно скончался, 19 июня 1845 года, во вторник, в 35 минуть 8-го часа по полудню.

Страдальческое тело его, после положения в гроб, было перенесено в Спасский собор, где за упокой новопреставленного служили панихиды во всякое время, по усердию и просьбе посетителей. Накануне погребения его, в два часа по полудню, изволил прибыть в Андрониев монастырь высокопреосвященный митрополит Филарет, чтобы благословить в Бозе почившего архимандрита и проститься с ним. В день погребения, 22 числа, заупокойную литургию совершал преосвященный Иосиф, викарий московский (после архиепископ воронежский) с собором сослужащих. В конце литургии Знаменским архимандритом Митрофаном произнесено с живым, сильным чувством следующее надгробное слово:

Яко благоволит Господь в людех Своих, и вознесет кроткия во спасение.

Пс.149:4.

Кто суть сии люди Божьи, к которым по преимуществу благоволит Господь, взирая на них с особенною любовью, полагая дух Свой на них (Исх.42:1), запечатлевая их своею благодатью, благословляя их во Христе всяким духовным благословением в небесах (Еф.1:3)? Кто сии счастливые, избранные души, преискренне усвоенные Богу как ближайшие, как присные в доме Его? Боговдохновенный муж по сердцу Божию, царственный пророк Давид открывает нам, что это души кроткие: Яко благоволит Господ в людех Своих, и вознесет кроткия во спасение. И через Исаию пророка Господь объявляет: небо престол Мой, земля же подножие ног Моих: сия суть вся Моя; и на кого воззрю, токмо на кроткого и молчаливого, и трепещущего словес Моих (Ис.66:1–3)? Итак да услышат кротцыи, и возвеселятся! ибо кротость сердечная, одна из христианских добродетелей, столь вожделенна и любезна Богу, что не только спасает, но и возносит кротких во спасение, т. е. венчает их славой спасения. Да услышат кротцыи, и возвеселятся!

О ты, человек Божий, душа кроткая, молчаливая, благоговейная перед Богом и святым Его Евангелием! Отходя днесь от сего мятежного мира в мир горний, ко граду мира Божия, превосходящего всяк ум, внемли сему утешению Св. Духа: яко благоволит Господ в людех Своих, и вознесет кроткия во спасение, – внемли, если нужно, и возвеселись о спасении твоем в Господе.

Но посылать ли нам, братие, за пределы гроба наше скудное слово утешения умершему о Христе Иисусе, когда мы сами того же требуем, как причастные земной скорби, как бедствующие плаватели на сем житейском море, не притекшие еще к тихому пристанищу? Дадим усопшему напутственный дар молитвенного благожелания, да, уснув в мире, внидеть в радость Господа своего, но вместе с тем сами поучимся: чем приобретается блаженный покой или то субботство, которое в вечности оставлено есть людем Божиим (Евр.4:9); и как усопший, послуживший Богу в преподобии и правде, стяжал сей вожделенный покой в Бозе именно своею кротостью и смирением сердца, то размыслим в настоящие минуты об отличительных свойствах христианской кротости, да обрящем покой душам нашим.

1. Кротость, какой мы все научиться должны от самого Господа Иисуса Христа, вообще есть беспрекословная готовность исполнять волю Божию во всякое время. При такой простоте и послушании, кроткая душа познает величайшие истины и легко приобретает навык нести благое иго Христово. Она говорить с Давидом: в сердце моем скрых словеса Твоя, Господи, яко да не согрешу Тебе (Пс.118:11); удел мой – сохранити закон Твой (ст. 57). Она со св. Павлом вещает: Господи, что мя хощещи творити? (Деян.9:6) Когда кротость украшает собой мужей, призванных благодатью Христовой учить народ, или управлять вверенным им достоянием Божьим, она не преречет, ни возопиет (Мф.12:19): ибо обращение и спасение душ, какое благодать Божия творит посредством сих избранных мужей, совершается не жаркими словопрениями или состязаниями, но кротким влиянием на сердца управляемых. Она не преломит трости сокрушенной (ст. 20), т. е. излишней строгостью не обременит немощных и падающих по неосмотрительности, но, строгая более к самой себе, благодушно немощи немощных носит (Рим.15:1) и за них всегда молится; а если увещевает, обличает и даже угрожает, она творит сие со всяким долготерпением и назиданием, не увлекаясь ложной ревностью, не угашая в падающих последней искры добра, сего льна курящася, но любовно располагая их к раскаянию и исправлению.

Приятно и назидательно было видеть кротость души в сем усопшем муже Божьем и на чреде его настоятельства, и в учительском служении слову истины и в председательстве зерцалу законов. Как тиха и глубока во всем была его кротость! Она была такова, что грубый или дерзкий порок одних не приводил его в исступленное негодование, противоречие и упорство других не обнаруживало в нем сильных порывов гнева и прещения; оскорбление, причиняемое иногда самолюбию, не выводило из границ молчаливейшего терпения, которое в подобном случае простиралось в нем почти до бесстрастия. Она была такова, что никто из уст его не слыхал ни горячих споров, ни резких возражений, ни настойчивых притязаний, ни возвышенного голоса в обыкновенных беседах, ни грозного повелительного слова в кругу подчиненных; никто не встречал на лице его сурового или недовольного взгляда, ни холодного или неласкового приема, словом, ни малейших оттенков духа раздражительного, тревожного. Поистине, как человек Божий, это был потаенный сердца человек, в нетленном украшении кроткого и молчаливого духа, что, по слову апостола, пред Богом многоценно (1Пет.3:4).

И сколь многоценно было сие пред человеками! Кто из нас не уважал искренно в нем отличную кротость и смирение сердца, зная, что оно было не притворное или лицемерное, но истинное сокровище духа евангельского? Кто, беседуя с ним, не пользовался его словом благим и кротким, растворенным всегда солью духовной мудрости? Кто не отходил от него исполненным назидания, говоря часто: по истине, это Божий человек? И не мы одни, братия и сослужители усопшего, всегда с признательностью сочувствовали в сем друг другу, но и Святейший собор российских иерархов не мало почтил в нем кротость сердечную своим вниманием, не столько как дар счастливой природы, сколько как прекрасный плод его духовной, внутренней жизни. Не мы одни, но и многие сыны церкви благословят память его, как память человека Божия, добре Богу и церкви послужившего. Нет нужды теперь расточать ему наши похвалы: похваление его сие есть, – свидетельство его совести, яко в простоте и чистоте Божией, не в мудрости плоти, но благодатию Божиею пожил он в веке сем (2Кор.1:12).

2. Но венец и совершенство христианской кротости, без сомнения, есть терпеливое несение креста, послушание и верность даже до смерти. Сие-то свойство наиболее приближает христианина к его великому Первообразу – Господу Иисусу, кроткому и смиренному сердцем (Мф.11:29), который, нашего ради спасения, смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестные, темже и Бог Его превознесе (Флп.2:8–9). Кресты бывают или от людей, например: клеветы, гонения, обиды и все худые с нами их поступки; или от духов злобы, как-то: различные сети, искушения и преткновения на пути духовной жизни; или от Бога, когда Он, по неисповедимым судьбам своим, отягощает на нас руку свою в скорбях душевных и в болезнях телесных. Все подобные кресты должен христианин нести с кротостью из любви к Богу, и с терпеливой покорностью Его праведной и премудрой о нас воле.

Последний из сих крестов – крест телесного недуга был, по воле Божией, уделом немалого числа дней в иноческой жизни усопшего. Кому из смертных такой крест может быть легок и приятен? Поистине никому другому, как тому, кто исключительно имеет от Бога дар терпения или, так сказать, вкус к злостраданиям, услаждаемый невидимой силой божественного креста Христова. Действительно, Бог всегда соразмеряет свои утешения со скорбями, кои посылает верным рабам Своим, как некогда испытал сие Давид, говоря: по множеству болезней моих в сердце моем, утешения Твоя возвеселиша душу мою (Пс.93:19).

Трогательно и вместе поучительно было зреть, слушать, как кротко и безропотно приснопамятный сей муж умел всегда переносить свой томительный недуг, при слабом сложении тела, при образе жизни воздержной и строгой, при трудах служения постоянно усердных! Кто из нас не знает: с какою ревностью, препобеждая даже свое неможение, он готов был всегда быть там, куда, призывал его или долг звания, или поручения начальства, или обязанности братолюбия? Для других, менее терпеливых под таким крестом, лучше есть смерть паче живота горька, или недуга долгого (Сир.30:17), а для него всегда дорого было послушание своему долгу, для которого забывал он все почти трудности, так что и последние дни изнемогающей в нем жизни угасли на поприще действительного служения Церкви и иерархии. Молитва и слово Божие были единственным подкреплением скудных сил его и услаждением в скорби сей, и он так взывал с пророком: то мя утеши во смирении моем, Господи, яко слово Твое живи мя! (Пс.118:50)

Мир убо тебе, почивший в Бозе, человек Божий, муж кротости и незлобия! Будучи всегда мирен с самим собой, свободный от волнения и мятежа страстей, кои укрощал и поборал в себе силой духа, ты ни в ком не оставил по себе чувства неприязни, а оставил нам имя благо, которое, паче елея блага (Еккл.7:2), будет служить и по смерти благоуханием Богови в церкви Его.

Боже мира и всякого утешения всем подвизавшимся на земли славы ради имени Твоего святого! Боже, возносяй кроткия во спасение! Молим Тя: душу раба Твоего, и сослужителя нашего бывшего, священно-архимандрита Гермогена, в надежде воскресения и жизни вечныя усопшего, в недрех Авраамлих упокой, и якоже на земле в Церкви в человецех духовных достоинством сего украсил, и во ангельском чине и образе поставил еси, тако и в небесном Твоем жертвеннице того покажи, и во ангельскую славу неосужденна приими, венчая его венцом Твоего благоволения!

Отпевание тела, по чину монашескому, совершили преосвященные Иосиф и Дионисий со многими архимандритами и прочими сослужащими¹²⁹. Многие из окружавших гроб пролили слезы. Тело покойного старца предано земле близ алтаря Спасского собора. Но при постройке, в 1848–50 г., придела (на правой стороне собора) во имя Успения Божией Матери, могила о. Гермогена подошла под самый алтарь придела. Такой великой чести он сподобился по смерти своей, конечно, не без воли Божией. Верно, многотрудное и многоболезненное тело его было храмом Св. Духа (1Кор.6:19).

Наружность о. Гермогена изображает преосвященный Никодим (Казанцев), бывший епископ енисейский, так: «Гермоген с конвульсиями, но осанистый и непринужденный». Таким казался он в моск. Успенском соборе, 30 августа 1831 г.¹³⁰ Прибавим от себя, что он был роста среднего, смуглый, с окладистой седой бородой и густыми бровями. Походка его всегда тихая, неспешная. В болезненном состоянии, бывало, он сделает несколько шагов, идя по дорожке монастырской, и остановится, давая себе отдых.

Из бумаг, оставшихся после Гермогена, замечателен рукописный сборник проповедей м. Филарета (1806–1808 г.). «Его проповеди вечны», говаривал архимандрит.

Прилагаем «надгробное слово при погребении статской советницы Елисаветы Семеновны Смольянской, произнесенное в Сергиевской церкви, что в Рогожской, Спасо-Андрониевского монастыря архимандритом и кавалером Гермогеном, 1821 года, июня 22 дня»¹³¹.

Праведник аще постигнет скончатися, в покои будет.

Прем.4:7.

Нет ничего обыкновеннее и нет ничего поразительнее, как зрелище смерти к бессмертию предназначенного человека. Оно всегда сопровождалось и сопровождается глубокими впечатлениями скорби и горести. Сие происходить частью от того, что смерть подобных нам людей напоминает каждому из нас о необходимости обратиться в землю, от которой мы взяты (Быт.3:19), частью от того, что не во всех до такой степени совершенства возвышается потаенный сердца человек (1Пет.3:4), в каком он бывает в людях, которых закон духа жизни о Христе Иисусе свободил есть от закона греховного и смерти (Рим.8:2), частью от вечного, по-видимому, разлучения с теми, с которыми мы были сопряжены теснейшим союзом любви и дружества.

Судя по той нежной любви, которая сию благословенную чету, разлученную ныне ударом смерти, представляла образцом супружеской верности, мы не можем удивляться, что глубокая скорбь и обилие слез сопровождают сие разлучение.

Но утоли скорбь твою, достойный и верный друг почившей о Господе супруги твоей! Безмолвствующие уста ее живо вещают нам, что она не требует сострадания нашего. Праведник аще постигнет скончатися, в покои будет. Твоя скорбь да вознаградится ее успокоением и утешением там, в чертоге славы.

При сем гробе представившейся болярыни Елисаветы размыслим, христиане, в наше назидание, что успокаивает и утешает праведника при праге отверзающейся для него вечности?

Порфироносный пророк Давид, очами веры а надежды провидев имеющее приять его по смерти блаженное состояние, как некий узник, в стране чуждой скорбьми гнетомый, горькими оплакивал слезами плотью воспящаемое приближение оного: увы мне! вопиял он, яко пришельствие мое продолжися. – Что если бы и нам, сл., возможно было бренными очами плоти, хотя в продолжении одного мгновения, воззреть на состояние преселяющихся праведников? Тогда довольство роскошного, обилие богача, громкую славу завоевателя, словом, вся красная мира мы бы за уметы вменили. Ибо что сретает и что сопровождает вхождение праведника во врата вечности? – Торжественное вхождение! Не херувим с пламенником в руках воспящает путь ему, но тьмы Ангелов переносят его к вечери, Агнцем, прежде мир не бысть закланным, уготованной. Не Бог раздраженный, не Судья правосудный, мечем уст своих поразить готовый, сретает его, но кроткий, чадолюбивый, милосердный Отец приемлет его на отчее лоно свое. Не цепь злодеяний, на распутьях мира содеваемых, влечется за ним, но ряд добродетелей, рясны златыми одевших душу его, сопровождает его. Нищета духовная, чистота сердечная, кротость благопокорливая, братолюбие беспритворное, самоотвержение кровавое, облекшие его в одежду белу заслуг Искупителя, последуют за ним. Вот краткое и слабое изображение торжественного вшествия, подвигами веры украшенного, христианина во врата горняго Иерусалима!

И какой праведник пожелает себе бессмертия на земле, проклятой в делах рук человеческих, – в мире, во зле лежащем и всегда готовом изменить разум его? Что удержит его? Привязанность ли к плоти? Но что теряет тот, кто по воле царя, оставив скудную хижину, переселяется в столицу, где вся его слава, где всегдашнее его присутствие, где он сам может видеть служение верного раба? Что теряет тот, кто, оставив бесплодные пустыни и безводные дебри, вступает в землю, величием и разнообразием предметов преукрашенную, медом и млеком кипящую? Что теряет тот, кто, сбросив с себя презренное и стесняющее его силы рубище, облекается одеждой светлой?

Христианин не более сего теряет в отложении плоти. Разрешившись от бренных уз ее, он облекается виссоном правды – одеждой святых. Познав бесплодие пустынного мира и исходив безводные дебри своего сердца, он презрев все, путем креста преселяется к сожителям святых и присных Богу, где вкушает блага, их же око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1Кор.2:9). Наконец, покорив волю свою воле Божией, с вожженным светильником веры всегда готовый ко сретению, толкущего при дверех (Апок.3:20) внутренния храмины нашея, Жениха Царя-Христа, и уневестивший сердце свое к приятию даров Духа Святого, он из скудной храмины тела преселяется в пренебесный чертог Божественной славы. Итак, что теряет праведник в прехождении от смерти в живот?

Впрочем не думайте, сл., чтобы утешение христианина в смерти своей, ограничивалось блаженством одной души. Скрывающееся во всех нас желание бессмертия, как к душе, так и к телу равно принадлежащее, не есть и не должно быть тщетно. Оно принесет плод свой во время свое. – То, что открывается в целой природе, должно совершиться и над человеком. Она умирает во время хладной зимы, когда испещренное благовонными цветами лице ее обнажается своих очаровательных красот и приятностей, когда быстрые круговращающиеся воды сковываются и, по-видимому, останавливаются в сердце земли окаменевшей, когда все силы видимого действия остаются как бы в безжизненном состоянии. Но в сем мертвенном состоянии природа сокровенным образом приготовляет силы к открытию себя в очаровательнейшей красоте и благолепии. Так, при первом появлении весны, она сбрасывает с себя печальное покрывало, расторгает сковывающие и мертвящие ее узы хлада, и – бодрственная деятельность вступает на место бесчувствия, жизнь на место смерти, радость на место скуки.

Что бывает в чувственном мире, во всех сложных существах, рассеянных по лицу земли, то самое должно сказать и о человеке, в отношении к бренному его составу. Будучи сложен из видимых стихий и питаясь произведениями оных, состав сей разрушается, когда хладная рука смерти отнимает жизненные его силы. Но сие то разрушение плоти и есть первый шаг к славнейшему оные воскресению. Аще зерно, говорит Спаситель, пад на земли не умрет, то едино пребывает, аще же умрет, мног плод сотворит (Ин.12:24). Итак человеку должно умереть и разрушиться той частью, которая взята от земли, чтобы по установленному порядку получить желаемое и полное блаженство.

Но для христианина истина как телесного, так и духовного воскресения в вечную жизнь всего яснее открывается из того внутреннего начала, которое в нем действует. Сие начало есть Перворожденный всея твари (Кол.1:15), начаток умершим (1Кор.15:20) – Христос. Ибо как в Нем живот бе (Ин.1:4), так в Нем и оживление всех человеков. Он есть то жизнодательное Слово, которое искони было с Богом (Ин.1:1), и есть Бог действующий вся во всех (1Кор.12:6), по силе живота неразрушаемого. Он рече, – и быша (Пс.148:5). Он рек: да будет свет, и бысть (Быт.1:3), – сотворим человека (–ст. 26), и бысть первый человек в душу живу (–2, 7). Он рек: в оньже день снесте, смертию умрете (– ст. 17), и смерть царствова и над несогрешившими по подобию преступления Адамова (Рим.5:14): но Он речет, – и воскреснут мертвии, и востанут вси сущии во гробех во мгновении ока (1Кор.15:52). Он речет, – и будет небо ново и земля нова (Апок.21:1), где праведницы просветятся, якоже солнце (Мф.13:43). Тогда, по покорении всех врагов под нозе Его, и последний враг испразднится смерть (1Кор.15:25–26), и следовательно будет действовать один живот. Якоже бо о Адаме, говорить апостол, вси умирают, такожде и о Христе вси оживут (1Кор.15:22); и якоже облекохомся во образ перстного, тако облечемся и во образ небесного (–ст. 49) Духом Его Святым, живущим в нас и имеющим оживотворить и мертвенная телеса наша (Рим.8:11). Мы воскреснем, говорит Писание, так, что тленное сие облечется нетлением и мертвенное сие облечется бессмертием (1Кор.15:54).

Сими высокими истинами будучи проникнуты пророки, апостолы и мученики радовались в болезнях смертных и мучениях жесточайших, какие только могла изобрести злость человеческая, бешенством ада вооружаемая. Сими истинами должен утешаться и каждый последователь Евангелия и каждый любитель истинной мудрости. Утешься в потере своей и ты, ревностный сын Церкви, утешься! Благодарные слезы сирых, не ведущей шуйце, облагодетельствованных, сопроводят душу представившейся к Отцу щедрот и всякие утехи. Ее вера, даровавшая исцеление ей болящей, и любовь, открывшаяся наипаче в любви к благолепию храмов, служат залогом ее преселения во храм Царя славы. Утешься и ты, в добродушии и благоговении пребывающая почтенная матерь, оплакивающая преждевременную кончину дщери своей! Болезненна разлука сия матернему твоему сердцу: но представление добродетелей, коими скончавшаяся стяжала себе вечный кров, должно быть непорочным услаждением благочестивой твоей жизни.

А мы, сл., при совершении сего последнего долга, прольем теплые молитвы к Господу, да вселит душу усопшей рабы Своей болярыни Елисаветы в месте светле, в месте про хладне, в месте покойне, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания, где царствует Свет присносущный. Аминь.