Смертность
(Mortality)
Подверженность смерти – важнейшее условие существования человека в мире: обо всех людях нам наверняка известно одно – все они обречены на смерть. В свою очередь, в образе смертности выражается понимание человеком своего смертного состояния.
Образы смертности в Ветхом Завете. В проклятии, наложенном на человека, Бог сказал: «Прах ты, и в прах возвратишься» (Быт.3:19). Так началась библейская история человеческой смертности в результате непослушания Богу. Образ физического возвращения в ту же субстанцию, из которой люди и животные вышли, имеет в Ветхом Завете важное значение, как это видно из слов Проповедника, что «нет у человека преимущества пред скотом; потому что все – суета! Все идет в одно место; все произошло из праха, и все возвратится в прах» (Ек.3:19–20). Или: «Но человек в чести не пребудет; он уподобится животным, которые погибают» (Пс.48:13).
Праведные в Ветхом Завете обычно живут долго и умирают «в зрелости, как укладываются снопы пшеницы в свое время» (Иов.5:26). Но и они, за исключением Еноха и Илии, «отходят в путь всей земли», как заметили Иисус Навин и Давид (Нав.23:14; 3Цар.2:2). Есть «время рождаться, и время умирать» (Ек.3:2). Плоть мудрого погибнет так же, как плоть глупого, и самонадеянный человек подобен овце, ведомой смертью: «Как овец, заключат их в преисподнюю... сила их истощится; могила – жилище их» (Пс.48:15). В столь же ярком описании читаем, что «могилы – их вечные жилища... хотя земли они называют своими» (Пс.48:12 RSV). В Пс.89:4 всеобщая участь изображается как возвращение «в тление» людей, которым Бог говорит: «Возвратитесь, сыны человеческие!».
Шеол, рисуемый в воображении неясными красками как место пребывания душ в загробной жизни, представляется «домом собрания всех живущих» (Иов.30:23) и преисподней, которая «расширилась, и без меры раскрыла пасть свою» (Ис.5:14). По всей видимости, именно там мертвые встречаются со своими предками, когда «прилагаются к народу своему» (Быт.25:8) или «почиют» со своими «отцами» (Втор.31:16). Мертвые тела, источники загрязнения (Чис.19:11), погребают либо в пещере Махпела, где Иаков завещал похоронить его вместе с Авраамом, Саррой, Исааком, Ревеккой и Лией (Быт.49:29–32), либо в гробнице в Иерусалиме (Неем.2:3).
Образы неизбежности смерти в Ветхом Завете мрачные по своему духу – в них выражается неудача в достижении человеческих устремлений. Даже если слава дома богатого человека может возрасти, «умирая не возьмет ничего; не пойдет за ним слава его» (Пс.48:18). Даже если при жизни человек считает себя счастливым и «ублажает душу свою», он все равно неизбежно «пойдет к роду отцов своих, которые никогда не увидят света» (Пс.48:19–20). Поражение, связанное со смертным состоянием, отчасти заключается в том, что после смерти человека его «не будут помнить вечно» и «в грядущие дни все будет забыто» (Ек.2:16). Общая картина включает в себя и образ раздевания: «Каким вышел он из материнской утробы, таким и отойдет, – нагим, каким пришел, и ничего не возьмет в руке своей» (Ек.5:15 RSV). Что касается конечного пункта назначения мертвых в Ветхом Завете, он представляет собой призрачное небытие – «страну тьмы и сени смертной... где нет устройства» (Иов.10:21–22), где «беззаконные перестают наводить страх» и где «узники... не слышат криков приставника» (Иов.3:17–18).
Самым памятным библейским образом человеческой смертности является, пожалуй, метафорическое описание физиологических симптомов старения в последней главе Екклесиаста (Ек.12:1–7). Здесь смерть принимает осязаемые очертания ослабления зрения, дрожи в руках, сутулых плеч, потери слуха, аппетита, сна и речи, появления нетвердой походки и утраты желания жить. В сущности, здесь показан преклонный возраст, а не смерть, но это только прелюдия к разложению физической жизни, изображенному как безвозвратное разрушение предметов домашнего обихода (цепочка и золотая повязка рвутся, кувшин разбивается), и плакальщицы появляются на улице, когда «отходит человек в вечный дом свой» и прах возвращается в землю.
Но даже в Ветхом Завете есть несколько образов, которые можно истолковать в смысле победы над смертью. Пс.48 представляет собой одну из самых развернутых картин образов смертности в Библии, но в середине нескончаемых причитаний по поводу тления поэт заявляет, что «Бог избавит душу мою от власти преисподней, когда примет меня» (Пс.48:16). Автор Пс.72 утверждает, что Бог «потом примет меня в славу» (Пс.72:24) и что Он – его величайшее желание не только «на земле», но и «вовек» (Пс.72:25–26). И к концу Книги Екклесиаста в изображении смерти также проводится различие между физическим разложением тела («возвратится прах в землю») и высвобождением «духа», возвращающегося «к Богу, Который дал его» (Ек.12:7).
Хотя образ сухих костей в Иез.37:1–14 в принципе символизирует своего рода бессмертие, он по сути относится к коллективной победе «всего дома Израилева» (Иез.37:11) над своей смертностью, и «гробы» (Иез.37:12) имеют скорее метафорический, нежели буквальный смысл. Воскрешение сына вдовы из Сарепты (3Цар.17:8–24) и аналогичное происшествие с сыном сонамитянки (4Цар.4:18–37) служат примерами личных, но лишь временных побед над смертностью. Вполне возможно, что первый ветхозаветный пример бессмертия конкретной человеческой личности мы видим в случае с Енохом, который «ходил пред Богом», а затем «не стало его, потому что Бог взял его» (Быт.5:24). Еще более яркий пример подобного события показан в 4Цар.2:11, когда «колесница огненная и кони огненные» разлучили Илию и Елисея и Илия понесся «в вихре на небо». Но Енох и Илия – особые случаи. Наиболее примечательный образ всеобщего бессмертия людей, или, по крайней мере, вечного существования, выражен в словах ангела Даниилу о грядущих беспокойных временах: «И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление» (Дан.12:2). Есть также великое видение благословенной надежды Иова: «А я знаю... Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию; и я во плоти моей узрю Бога» (Иов.19:25–26).
Образы смертности в Новом Завете. В Новом Завете в таких чудесах Иисуса, как воскрешение из мертвых сына вдовы из Наина (Лк.7:11–17) и Лазаря из Вифании (Ин.11:1–44), выражаются наивысший образ смертности – собственная смерть Иисуса на кресте – и наивысший образ победы над смертностью – воскресение.
В евангелиях говорится, что Иисус «испустил дух» (Мф.27:50; Мк.15:37), «предал дух» (Ин.19:30) или «предал дух» в руки Отца и «испустил дух» (Лк.23:46). Все эти образы, в сущности, одинаковы, поскольку греческий глагол exepneusen, переведенный в RSV как «испустил последний вздох», тесно связан с существительным pneuma, которое можно перевести как «дыхание» или «дух». Независимо от конкретного Евангелия, в основе лежит мысль, что речь идет не о каком-то состоянии транса, а о смерти в ее обычном и глубоком человеческом смысле.
Смертность Иисуса объяснялась Его человеческой природой, но Его смерть была намеренной в том смысле, в каком люди обычно не жертвуют собой. В Ин.10:11 Иисус назвал Себя «пастырем добрым», который «полагает жизнь свою за овец» (см. ОВЦА, ПАСТУХ, ПАСТЫРЬ), а в Мф.20:28 Он сказал, что пришел для того, чтобы «послужить и отдать душу Свою для искупления многих». Во 2Тим.1:10 Иисус показан Спасителем, «разрушившим смерть и явившим жизнь и нетление чрез благовестие».
Вместе с тем, ранние христиане вскоре столкнулись с проблемой смертности собственной плоти, и Павел в 1Фес. 4:13–17 писал, что «умершие в Иисусе», как и живущие на земле, встретятся с Господом «на воздухе», когда Он будет спускаться во время второго пришествия. В 1Кор.15 Павел связывает образ смерти как сна с сельскохозяйственной символикой, изображая воскресшего Христа «первым плодом усопших» (1Кор.15:20 RSV); он провозглашает, что «как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут» (1Кор.15:22) и что истребится последний враг – смерть (1Кор.15:26). Затем Павел возвращается к сельскохозяйственной тематике, знакомой даже городским жителям первого века, и использует образ «голого зерна... пшеничного или другого какого» (1Кор.15:37), которое надо сеять, чтобы после захоронения тленного плотского тела при воскресении восстало нетленное «тело духовное» (1Кор.15:44).
В Откровении образы смертности и победы христиан над ней носят апокалиптический характер. «Смерть» изображается на «коне бледном», за ней следует «ад», и они умерщвляют четвертую часть земли (Откр.6:8); но в конечном счете они отдают мертвых, бывших в них, и повергаются в «озеро огненное», которое есть «смерть вторая» и в которое отправятся также те, «кто не был записан в книге жизни» (Откр.20:13–15). Для спасенных проклятие смерти как результат первого греха остается в прошлом: появятся «новое небо и новая земля», с неба сойдет новый Иерусалим, Бог будет жить с людьми и «отрет всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже» (Откр.21:1–4).
См. также: БЕССМЕРТИЕ; БРЕННОСТЬ, МИМОЛЕТНОСТЬ; ВОСКРЕСЕНИЕ; ДРЕВО ЖИЗНИ; ЗАГРОБНАЯ ЖИЗНЬ; МОГИЛА, ГРОБ, ГРОБНИЦА; НЕИЗМЕННОСТЬ, ПОСТОЯНСТВО; ПОГРЕБЕНИЕ, ПОХОРОНЫ; СМЕРТЬ; ТЛЕНИЕ; ЧЕРВЬ.