Отделение VI. Слова и речи на разные случаи

Принеси перст твой семо. Иоан. 20:27.

Истекающая неделя называется Фоминою, в память уверения апостола Фомы. Он усомнился, что Христос воскрес, и что прочие апостолы видели Его в первый день по воскресении. Чрез восемь дней снова явившись апостолам, Христос сказал Фоме, который был тут же: принеси перст твой семо, и виждь руце Мои: и принеси руку твою, и вложи в ребра Моя: и не буди неверен, но верен.

Это событие, между прочим, и нас обнадеживает, что и мы, если в области веры в чем недоумеваем, можем искать уверения, и что если искренно ищем истины, Господь подаст нам вразумление.

Сам Господь нам дал право узнавать то, что можно узнать о Нем. Испытайте писания; та суть свидетельствующая о Мне (Иоан. 5:39). Апостолы, чтобы возрастать нам в познании Господа нашего Иисуса Христа (2Петр. 3:18), советуют нам чаще себя искушать, аще есмы в вере (2Кор. 13:5); искушать, что есть благоугодно Богови (Еф. 5:10); искушать и духи, аще от Бога суть (1Иоан. 4:1).

Случай, бывший с апостолом Фомою, удостоверяет нас, что грешно коснеть в заблуждении и неверии, а не грешно искать пути к разрешению сомнений. Хотя требование сего апостола было дерзновенно, ибо блажени не видевшии и веровавше, а он не только хотел видеть, но и осязать: однако Господь снисходит к общему нашему слабоверию в лице апостола Фомы. В одном песнопении церковном читается: «неверною верою облагодетельствовавший нас Фома близнец, решит мрак неведения всех концев верным неверствием»¹⁶⁷. Его неверие было доброе, потому что не продолжительно, не упорно, а испытательно. Оно и «верных сердца в незнание привело»¹⁶⁸, и неверующих вразумляет, яко Христос воистину воскресе. Оно и всех, в чем-либо относительно веры сомневающихся, научает, что решения сомнений надлежит искать чрез приближение ко Христу, внутрь церкви православной, идеже верные ученицы Его собрани.

Иное дело спорить о вере; иное узнавать то, что в ее подробностях и раскрытии может показаться сомнительным. Первое запрещено: «Никогда не состязайся о вере», – предостерегал один старец своего ученика. «Держись царского пути, – говорю, веры трехсот осмнадесяти святых отцов: она заключает в себе все с точностью для совершенного разумения. Не рассуждай о том, что выше твоей меры»¹⁶⁹. Но такому человеку, который уже впал в заблуждение, или воспитан в нем, не простительно и пагубно закосневать в нем. Да стремится он к свету истины путем изыскания. Тот же ученик спросил своего старца: «У меня есть друг, и оказалось, что он еретик. Увещевать ли мне его, чтоб он правильно мудрствовал?» Старец ответствовал: «Увещай его познать веру православную; но не состязайся с ним. Если он пожелает получить себе пользу и услышать истины веры Божией, то приведи его к тем святым отцам, которые могут оказать ему пользу во Христе»¹⁷⁰.

Где же, скажут, ныне найти таких учителей, – ныне, когда, по-видимому, оскуде преподобный (Пс. 11:2)? – В церкви православной можно найти таких людей: ибо она и не существовала бы, если б семя свято не было стоянием (Ис. 6:13) ее. Здесь хранятся и чтутся писания святых отцов древних, в которых правильно изучающий их находит разрешение на все важные недоумения. Здесь Богом поставленное и от апостолов преемственно идущее епископство: а где епископство православное, там и учительство истинное. Игнатий Богоносец завещает: будьте утверждены в одном духе и одних мыслях, повинуясь епископу и пресвитерам¹⁷¹? А святой Киприан также внушал: «Где епископ, там и церковь. Кто не с епископом, тот вне церкви. Напрасно, обольщая себя, некоторые думают священный союз с епископом заменить иными тайными союзами». Не наше недостоинство что-нибудь значит; но высоко в церкви священноначалие, важно церковное устройство, церковное собрание и всех верных единомыслие; при таком порядке церковном всегда найдутся и не оскудеют благочестивые души, которые и к Богу своею молитвою доступны, и могут давать душеполезные наставления заблуждающему ближнему.

Итак, не правы те, которые удаляются от церкви православной. Вот что говорят святые отцы: «Вера есть смирение. А кто не ходит в общее собрание, тот уже возгордился и сам осудил себя»¹⁷². Осудил в том смысле, что, удаляясь от церкви, удаляется от истины. Горница апостольская первым была храмом. Не был в ней Фома, егда прииде Иисус, – и омрачился сомнением; а пребывая в ней вместе с собратьями, Господа увидел и из сомнения вышел. Не указал Христос, которым перстом надобно было прикоснуться к Нему, по заметил Фоме: не буди не верен, по верен. Не осуждает святая церковь так называемых старообрядцев за их перстосложение, но умоляет только, чтобы они приносили персты свои семо, приближались ко Христу в святых храмах Его, воздевали бы к Нему, вместе с нами, и свои преподобные руки. Кто не чуждается церкви православной, кто испытпо рассматривает ее учреждения, ее неизменность и непрерывность: тот, – как позволяют заключать опыты почтенных и благонамеренных людей, оставивших старообрядство, тот раньше, или позже постигнет истину, обрящет Христа, во свете православия воскликнет к Нему: Господь мой, и Бог мой! Аминь.

Вы собрались здесь, чтобы встретить и видеть, а быть может, и желая слышать меня. Но мое лицо и имя, и мой голос не сами по себе имеют значение, а потому, что видите на мне сан, который уважаете, чтите должность, которую исполнять я послан сюда. Возведите же очи ваши к Тому, Кем установлен сан пастырский, – к Тому, Кто сказал: И будет едино стадо, и един пастырь (Иоан. 10:16).

Господь наш Иисус Христос дал пастырей и учителей, ряд которых от апостолов не прерывается до нашего времени, и вещание которых от Иерусалима во всю землю изыде (Римл. 10:18). Триста лет исполнилось, как глаголы истинных богопроповедников стали оглашать и сию, тогда темную область. Известно вам предание, что твердыни этой крепости, где мы теперь, потрясены были тотчас, как подле них в походной церкви православного царя на литургии в евангельском чтении возглашены были слова Христовы: И будет едино стадо, и един пастырь. Вслед за сим воссияла здесь православная вера. Ее насадили святые наши первоначальники, святители Гурий и Герман; ее распространяли в сей области приснопамятные их преемники; ее старались повсеместно здесь утвердить благочестивые мои предшественники.

Но дело истинной веры зависит от сердечного желания, и не допускает принуждения и насилия. Посему поныне в этом крае остаются такие люди, которые не вошли еще в православное стадо Христово, и о которых с глубокою скорбью должно сказать: возлюбиша паче тьму, нежели свет (Иоан. 3:19).

О том предлежит попечение и мне и моим сопастырям, чтобы и ины овцы, лже не суть от двора сего православного, располагались войти в него, оставляя тьму заблуждений и суеверий, а вошедшие в него, или от рождения воспитавшиеся в нем пребывали твердыми в истинном благочестии, не погружаясь в тьму пороков и страстей.

Да слышат глас истины те, которые хотя просвещены светом веры Христовой, но по слепой привязанности к так называемым старым обрядам, удаляют себя от церкви православной.

Да покорятся гласу истины Христовой те, которые или в языческом суеверии поныне пребывают, или увлекаемые корыстными и чувственными приманками магометанства, подавляют в себе чистые стремления души своей, которая по природе ищет христианства.

Обыкновенно думают, что обращение единоверцев лежит на обязанности только лиц священного сана. Нет, и все православные миряне должны в сем нам содействовать. Как же и чем? – Способные словом и писанием, а все верою и житием. Древние христиане удивляли язычников своим благочестием, своею честностью, правдивостью, строгим повиновением закону и властям, незлобием, прощением обид, благотворением самым врагам, чрез что и привлекали их в свою веру христианскую.

Соединимся же все в служении общему делу православия, и если Промысл поставил меня для здешнего места впереди, на высоте пастырского служения и церковного управления, то обращайтесь ко мне с доверием, молитесь, чтобы Господь давал мне силу удовлетворять вашим духовным потребностям и благонамеренным ожиданиям.

И ныне, вступая в новое мое служение, призываю Божие всемогущее благословение на град сей, и на всю паству Казанскую, да будут дома ваши благоустроены, семейства здравы, дети добры и счастливы, ваши нивы и насаждения многоплодны, и все полезные предприятия успешны, и даруя нам тихое, чуждое волнений жительство, на земле, да приведет нас Господь к вечному покою на небе. Аминь.

Я стремился предстать пред вами, не только потому, что дошел до меня слух о вашем желании видеть меня, но и потому, что вы обитаете в главном городе моей новой паствы. Хотя правительственные учреждения этой области находятся не здесь; но, как видим, вашему городу суждено быть в ней первенствующим. Его местоположение, открытое для внешних и внутренних сообщений, богатства природы, от него не далекие, удобства торговли, ему присущие, внимание к нему наших благочестивейших царей, покровительствовавших его развитию и росту, – все это дало ему вид не простого населенного места, а как бы столицы южного края. Не следует однако же забывать важнейшее: этот великий и пышный город должен быть русским, православным.

Как только завоевана была сия местность, основан был и этот город. Для кого же? Разве для чужих, а не для своих; разве для того, чтобы ему быть чужеземным? Нет, хотели, чтобы в Новороссийском крае все было русское, – население, правление, судопроизводство, язык, образование, промышленное и торговое движение. А с русскою жизнью вошла сюда и вера православная. Строились дома; воздвигались и святые храмы. Переносится сюда кафедра епископа, и город делается средоточием церковным для здешней области. Открываются духовно-учебные заведения, чтобы разливался в ней свет духовного просвещения. Возникают обители, мужская и женская, и таким образом насаждается здесь монашество, – этот цвет христианства. Приносится сюда чудотворная икона, да и неверующие видят силу Божию. Ежегодно совершается крестный ход в память основания Одессы. Для чего бы это, – если б она основана была не для жизни русской, не для славы России, не для господства православия?

Но может ли Одесса называться городом в полном смысле русским, православным? Вопрос этот для русских ее жителей не должен быть обидным. Не их вина, если их город иностранцы и иноверцы так полюбили, что составляют теперь перевес его населения. Тем не менее вопрос этот должен озабочивать здешнее православное общество.

Правда, не от чьего либо понуждения зависит, что бы иностранец сделался русским подданным, или иноверец православным христианином. Это дело убеждений и свободы. Но от здешних православных жителей много зависит, чтобы их город носил признаки города православного. Кто, например, посетит его в первый раз, и видит богатоукрашенные храмы и торжественные в них богослужения, при которых они полны народа; невольно помыслит, что здесь и вера господствует наша родная, грекороссийская. Если все русские люди, в сем граде обитающие, будут хранить единодушно и прилежно заповеди церковные, древние чистые обычаи и отличительные добродетели русского народа, – любовь к своему отечеству, самоотверженную преданность царскому престолу, беспрекословное повиновение властям, благоразумно строгое направление в воспитании детей, миролюбие, незлобие, готовность на дела человеколюбия; то сие не будет проходить без доброго следа, и без влияния на водворившихся здесь иноземцев. Обратимся к первым векам христианства. Случалось, что в ином языческом городе сначала мало было христиан; но их вера, их дела так были поразительны, что все городское население ими было занято, о них говорило. Удивлялись язычники усердию христиан к своему богослужению, их послушанию, кротости и воздержанию, их всепрощающей любви, по которой они не только не мстили, но благодетельствовали своим врагам. От того происходило, что город языческий постепенно делался христианским. Напротив, как было бы преступно, если б город, на который при самом его основании было призвано имя Бога истинного, потерял черты православной народности! Ее поддержание, ее охранение лежит на обязанности русских его граждан. Больше ли в христианском населении людей благочестивых, или меньше, это различно по различию времени; но надобно желать и молиться, что бы они были. – В них залог благосостояния города; в них условие его спасения. Семя свято стояние его (Ис. 5:13). Сам Господь дал непреложное обещание, что Он не попустит городу погибнуть, если в числе его жителей только десять будет праведных (Быт. 18:32). Кто на какой степени праведности, ведомо Богу. Позна Господь сущия своя (2Тим. 2:19). Но для каждого православного обязательно помнить, что далее внушает апостол: да отступит от неправды всяк, именуяй имя Господне; исповедующий Христа Бога нашего должен быть далек от всякой неправды и в вере и в жизни.

Поскольку же благосостояние наше зависит не от нашего «хотения, или усилия, но от помилования Божия» (Римл. 9:16); то воссылаю мольбу ко Всевышнему, да пребывает на граде сем и на пастве сей Его всемощное благословение, милующее грешных, вразумляющее заблудших, утешающее печальных, умножающее нам плоды земные, охраняющее тишину общественную, делающее счастливою жизнь семейную. Сие благословение Господне на вас, пришедших ныне и в ранний час дня встретить меня.

И кленешися в истине, и в суде, и в правде. Иерем. 4:2.

В сих словах пророка указано важнейшее свойство богоугодной клятвы: она должна быть искреннею и верною.

Ныне вы обрядом клятвы предваряете великое дело избрания старейшин и судей; решаетесь призвать Бога во свидетеля, для уверения всех, что совершите свое дело в чистоте христианской совести.

Не зрит Господь на лица, но испытует сердца. Ему совершенно известно: в какой мере у каждого будет соответствовать намерение исполнению, приветливость слова расположению сердечному, чистый и прямой взгляд очей чистоте совести, прямоте души.

Но доколе избрание не начато и неизвестно, на кого падет жребий общественного служения, небесполезно помыслить: какую великую силу в деле избрания может иметь беспристрастие избирателей.

Беспристрастие есть такое свойство человека, при котором смотрит он на лицо или предмет без своекорыстных к нему отношений, без увлечения слепою привязанностью или враждой к нему, без односторонности, но ровным, спокойным, испытующим взглядом.

Возможно ли, говорят, достигнуть того, чтобы так спокойно и бесстрастно смотреть на лица и предметы? Человек, доколе на земле, по естеству страстен, и закон сочувствия так силен, что иногда, при первой встрече с лицом, уже чувствуется или расположение, или холодность к нему.

Все это правда, но надобно различать бесстрастие от беспристрастия. Полная свобода от страстей не существует на земле; но очень возможна успешная борьба с ними, и еще более возможно совершенное побеждение пристрастий. Как предмет отдаленный или полуоткрытый не вдруг объемлем мы взором; но когда подойдем к нему ближе и тщательно осмотрим со всех сторон, тогда удобно можем составить верное о нем понятие: так и в суждениях наших, если остережемся от поспешности, примем во внимание отличительные черты предмета, отстраним препятствия к наблюдению, будет господствовать беспристрастие. В одном и том же человеке могут быть и хорошие стороны, и недостатки: посему не вдруг надобно доверяться впечатлениям и тем, которые располагают в его пользу, и т ем, которые отвлекают от него.

Беспристрастие избирателей есть важнейшее условие, чтобы дело избрания не было свыше меры затруднительно. Цель сего труда избрать между достойными более достойных. Но на достоинства и преимущества око пристрастное всегда смотрит косвенно, или как бы сквозь стекло, окрашенное в тот цвет, который вкусу зрителя более нравится. Пристрастие родства побуждает забывать, что не тот в мире лучший человек, кто нам родственник, или не потому он хорош, что связан с нами узами родства. Пристрастие дружества препятствует отвергнуть человека, которому привычка приятно делить с ним праздное время усвояет имя доброго знакомого. Блеск богатства так привлекает слабых смертных, что они смотрят на богатого, как на полную и светлую луну, оставляя без внимания, что луна сама по себе тело темное, окружена заимствованным, следовательно, чужим светом. Самая даже бедность некоторых служит поводом пристрастия, которое дает им выгодные места, тогда как внешняя нищета бывает иногда покрывалом, под которым скрывается скудость сердца и ума. При великом разнообразии человеческих пристрастий, они стремятся как волны в море, гонимые неправильным, но сильным ветром. Жребий избрания будет носиться по сим волнам, не достигая своей цели, и, наконец, также может упасть неудачно, как попадает корабль на подводный камень. От таких затруднений предостерегает беспристрастие. Для человека не предубежденного, понимающего всю важность должностей, связи знакомства и родства не только не составляют главного, но и никакого не имеют значения в деле общественном. Если бы все избиратели в суждении о лицах избираемых устраняли свои частные виды: тогда скоро и без особенного труда между многими достойными могли бы быть указаны достойнейшие. Когда в обществе первых последователей Христовых нужно было избрать нового апостола на место Иуды предателя: не было никаких прений, потому что не было разделений; единодушно указаны были два – Иуст и Матфий; а то затруднение, кого из сих двух предпочесть, тотчас же было устранено посредством жребия. И ныне не множеством должностей затрудняется выбор лиц должностных; а немалочисленностью частных целей и затаенных желаний.

Цель предстоящего вам труда есть общая польза. Но разве можно ожидать полной пользы от пристрастных действий? Где нет беспристрастия, там начинают действовать страсти; где борются страсти, там низшие цели могут быть предпочтены высшим, влечения самолюбия – видам общего блага. Общество, или собрание, одушевленное, по-видимому, исканием одной цели, распадается на части, из которых каждая стремится к защите или возвышению своих сторонников. Здесь лучший не тот, кто имеет действительные и неоспоримые преимущества, но тот, кто принадлежит к стороне, превозмогающей искусством любопрения. Вместо свободы суждений, так ныне восхваляемой, является непримиримая их борьба, в которой проповедники этой свободы, не взирая на последствия, стараются победить своих противников. Но что за радость, если эта победа будет куплена ущербом общего блага? Какое утешение поздним опытом увериться, что избрание было бы удачнее, если б в мнениях выражалось более осмотрительности и спокойствия? И нет в том сомнения, что всякие совещания тем бывают успешнее, чем производятся они спокойнее. Избиратель нелицеприятный внимательно смотрит: имеет ли избираемый способности и сведения достаточные для дел, ему поручаемых? Можно ли по его образу мыслей и правилам предполагать, что он в предлежащем служении решится предпочитать благо общества выгодам своей жизни частной и семейной? Таковы ли его нравы и дела, чтобы в нынешнее время взаимного недоверия он не лишился общего доверия и никто из подчиненных не имел бы справедливого повода спросить его: кто тя постави над нами судиею (Исх. 2:14)?

Сонм мужей достойных здесь так велик, что, быть может, не легко указать между ними более достойных. Но припомним, что Господь некогда сказал Моисею, позволяя ему избрать для себя помощников: избери не только мудрых, но и праведных (Исх. 18:21. Второз. 1:15). Свет праведности и добродетели есть такой свет, который, как бы ни скрывался в глубине скромности, утаиться не может, и вместе есть такой признак, который один может служить великим залогом усердия на общую пользу. Но известно, что сродное стремится к сродному себе. Чистая совесть избирателя, его искренняя душа скоро ощутит в себе сочувствие к тому, у кого душа правдивая и совесть непорочная. И если б житейские расчеты еще колебали избирателя подать голос в пользу этого правдивого человека; то они должны быть препобеждены силою присяги. Если от своей совести укрыться нигде не можем, то тем более от свидетеля Бога. Ибо и совесть потому сильна, что в ней слышен голос свыше; внутрь ее, ощутительнее для нашего сознания, зрит на наши чувства и движения всевидящее око Божие. Не забудем, наконец, и того, что открыл нам древний прозорливец. В ответ на вопрос: кто станет на месте святем Божием, он указал, между прочим, на того, кто не клялся лестию искреннему своему, не свидетельствовался Богом лицемерно и пристрастно. Сей приимет благословение от Господа, и милость от Бога, Спаса своего (Псал. 23:3). Аминь.

Едино тело, един дух. Еф. 4:4.

Ныне здешнее благородное сословие приступает избирать лица должностные, и судить о некоторых, требующих общего голоса, предметах.

Лучшее, что может церковь пожелать сему почтенному собранию, – есть единомыслие и единогласие.

Поскольку же доброе единогласие хотя всегда достожелательно, но не всегда является на опыте: то нужны к достижению его свои побуждения и свои условия.

Апостол Павел, побуждая христиан жить в единении и согласии, указывает им на то, что все они составляют одно тело, и один дух; все они суть члены одного тела церкви; все одушевлены одним духом благодати. Посему, как не должно быть распри в теле, так не терпимо разногласие между членами церкви.

Важность единодушия в тех суждениях, где требуется собирание голосов, открылась уже в первых действиях первого общества христианского. Нужно было восполнить лик апостольский. Когда верующие, избрав Иуста и Матфия, затруднились, кого предпочесть, то никто не стал подготовлять большинство голосов в пользу того, или другого, а посредством жребия и молитвы, все единодушно доверились решению Божию: Ты, Сердцеведец, покажи, кого Ты избрал. И паде жребий на Матфия (Деян. 1:23 и след.).

И ныне избиратели, как христиане, сим высоким именованием уже побуждаются блюсти единение духа. К тому же самому они призываются и своим гражданским состоянием. Дух и тело составляют существо человека: но несмотря на эту двойственность его состава, он имеет один только язык и один голос. Все мы составляем одно тело государственное; одну страну называем своим отечеством; во всех законах нашего доброго Царя, и новых его учреждениях дышит один дух человеколюбия, который с высоты престола во всеуслышание нам вещает: «В единодушии наша сила». Зачем же противоборство, зачем разногласие в общественных суждениях?

Конечно, всякий в праве иметь свой личный взгляд на все; правда и то, что часто из борьбы мнений возникает истина.

Но различие взглядов и борьба мнений совсем не то, что столкновение личных отношений и борьба страстей. Хорошо иметь свое самостоятельное суждение и жить не чужим умом. Если же самостоятельность в иных превратилась бы в упорство, свобода мнений в любопрительность, открытые суждения о делах оказались бы поводом к движению затаенных пристрастий, или отвращений: какая была бы честь собранию, какая польза обществу? Если б стали возбуждаться вопросы, клонящиеся не столько к уяснению и облегчению общеполезных дел, сколько к преследованию частных поступков: что было бы виднее, – искание ли правды и блага, или междоусобие личных нерасположений? Наперед рассуждать, кто не может быть избран, или громко предугадывать, на кого падет жребий избрания, не значит ли предзанимать мнения в пользу одного, и во вред другого лица? И, таким образом, в сословии, которому по духу веры, права, чести, благородства, следует быть единодушным, не окажется ли распадение, и останется ли возможным единогласие?

Чтоб оно осталось удободостижимым, нужно всем одушевиться желанием и предпочтением общего блага. Здесь главный вопрос: кто действительно способен к должности и полезен? – Было время, когда давали человеку место сначала незначительное, чтоб им ел он кусок хлеба, а потом значительное, чтобы наживал состояние. На то и избрание по голосам, чтобы сего не было. Разделение должностей не есть милостынная дача. Но в суждения о достоинстве лиц должностных вкрадывается иногда желание избрать такого человека, который кроток до слабости, не самостоятелен до отсутствия всяких правил. Под покровом недальновидности такого избранника могут быть проводимы не совсем чистые мысли и не безгрешные дела. Всякое послабление противно общему благу, – и должен быть избран тот, кто сам не колеблется ни надесно, ни налево, и своих подчиненных способен вести путем чести, путем строгим и прямым.

Кроме искреннего стремления к общему благу, важным условием единогласия служит незлобие. Трудно удержаться от первых порывов самолюбия, и мы не вдруг бываем готовы принять добрый совет и правдивую мысль от человека, который нам не нравится. Подобное и в выборах. Оскорбленный не желает избрать оскорбителя, питая против него нерасположение за обидное слово, или действие. Предатели отечества те военачальники, которые, в сражении против общего врага, не стали бы друг другу помогать, и по чувству взаимной вражды еще начали бы, в минуты трудные, друг другу вредить: так же точно не верны своему долгу и те избиратели, которые, по воспоминанию личных неприятностей, решились бы подавать отрицательный голос против людей достойных, и отклонять их от общественного служения. Ибо не столько частному человеку наносится чрез это вред, сколько службе государственной. Ничего такого нельзя опасаться, когда все соединятся в чувстве забвения взаимных огорчений. Как дух мстительности препятствует видеть в ближних их неотъемлемые достоинства, и в преувеличенном виде представляет их извинительные недостатки: так сердце чистое и незлопамятное легко открывает в другом совершенства, таящиеся под покровом скромности и неискательности. Примечательный был случай в один из выборов духовного предводителя городу Милану. Под влиянием страстей, открылись споры, кого выбрать. Амвросий, бывший тогда префект, для охранения порядка, вошел в храм, где происходили выборы. Вдруг одно дитя вскричало: «Амвросия в епископы». Разногласие мгновенно кончилось, и по общему от всех убеждению, он принял святительский сан. Ясно, что когда говорит беспристрастие, примолкают страсти, и вслед за этой тишиной, все голоса сливаются в одно безошибочное решение. Можно надеяться, что предстоящие выборы Господь благословит счастливым успехом, если все, в них участвующие постараются, по совету апостольскому, сохранить единство духа в союзе мира (Ефес. 4:3). Аминь.

И виде Соломон отрока, яко муж дел есть, и постави его над бременами дому Иосифова. 3 Царств. 11:28.

С избирательным началом, которое у нас уже принято во всех сословиях, всегда соединяется не легкий вопрос: кого избирать?

В разговорах о сем предмете часто повторяют: «нам нужны люди жизни, люди дела».

Требование хорошее, тем более, что и не новое. Около трех тысяч лет назад, царь Соломон так именно старался действовать в выборе людей. Вот его опыт в этом роде. Обводил он укреплениями Иерусалим. Осматривая их, заметил одного молодого человека, «яко муж дел есть», и поставил его начальником всех работ, которые были поручены целому колену Иосифову.

Но как узнавать людей дела? – Затруднение это наводит на размышление, особенно если припомним, что и сам Соломон не всегда избегал ошибок в выборе людей. Тот, о котором он был уверен, яко муж дел есть, был Иеровоам, изменивший ему.

По словоохотливости человека нельзя еще заключать о его деятельности и его способности. Много говорить есть недуг нынешнего молодого поколения. Древние мудрецы советовали: «прежде подумай, потом скажи». Наши юноши прежде скажут, потом подумают, или даже вовсе не думают, а смело рассуждают о том, чего почти не знают. Конечно, между такими сеятелями слов на воздух нельзя предполагать деятелей полезных. Люди дела меньше говорят, нежели сколько знают, и чего не знают, того не утверждают.

Встречаются иногда ревнители общественного порядка с основательным, по-видимому, направлением. Они сами желают, чтоб их считали самостоятельно, даже свободно мыслящими. Они во всеуслышание и с горячностью рассуждают о несовершенстве, или рановременности некоторых правительственных мероприятий, о слабом развитии нашей общественной жизни, о недостатках и ошибках должностных лиц, о бескорыстии, человеколюбии, о своем искреннем сочувствии и нашим нововведениям в гражданственности, и особенно иноземным успехам в ней. По-видимому, это суть люди дела. Но когда такие ревнители общего блага сами выступают на открытое поле ответственной деятельности: то или скоро охладевают к ней, и спешат ее оставить, или действуют гораздо хуже тех, которых прежде сами же неумеренно осуждали.

Настоящих людей дела отличает труд и терпение в труде. Не только надобности по своему хозяйству, но и поручения от общества они исполняют неуклонно, сколько позволяют им силы; настойчиво преодолевают препятствия, и, одушевляемые сознанием долга и призвания, они работе довольно скучной жертвуют своими семейными удовольствиями и своими досугами. Так, например, ученый труженик, в тишине своего уединения, проводит дни и ночи, напряжением ума изнуряя себя, чтобы уловить последнее слово науки. Кто любит трудиться, кто не унывает, не падает под бременем утомительных занятий, о том есть повод предполагать, яко муж дел есть.

Неутомимость в труде не есть, впрочем, окончательный признак людей дела: нужно еще распознавать их убеждения и плоды их трудов. «По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы» (Матф. 7:16)? Это сказал Христос о людях с ложным направлением деятельности. Они казались попечителями народа, хотели быть глашатаями в нем, вести его по новому пути усовершенствования, и в своем усилии были неутомимы; однако же Спаситель не советует полагаться на их кротость, предупреждая, что в их действиях под одеждой овцы скрываются опасные качества волка. Дай Бог, чтобы наше общество всегда было чисто от тех деятелей двусмысленных, в уме которых гнездятся убеждения, противные спокойствию народному и благу отечества. Не таковы люди дела: они искренни в своих убеждениях, и как мыслят, так и живут. Не только нравственны их мысли и желания, по также благородны и наружные их действия. Их правило: «чего сам не любишь, не делай другим». А сие правило утверждено и евангельским законом (Лук. 6:31. Тов. 4:15). Правота их души, неукоризненность их поведения, служат основанием их силы. Они знают, что их, как судию израильского Самуила, никто не может обличить в поступках недостойных и корыстных. А такая чистота усиливает их влияние на общество; такая самоуверенность укрепляет их в содействии добру и в борьбе со злом. Нравственный деятель своим присутствием и словом правды заставляет пред собою неправду уничтожаться, и дерзкую злобу умолкать.

Напрасно думают, что требования веры не должны входить в расчет при избрании должностных лиц. Люди дела суть люди веры; отступив от нее, они подорвали бы достоинство своей деятельности. Нравственность человека, его преданность долгу необходимо зависят от твердости его верований. Иеровоам, как муж дел, был избран Соломоном, и Сам Бог подтвердил это избрание. Ему Бог говорил: «Если ты будешь исполнять повеления Мои, Я буду с тобою, и укреплю твой дом» (3 Царств. 11:38). Но Иеровоам, нетерпеливый в честолюбии, изменил Соломону; не твердый в вере, отступил и от истинного Бога. Когда поставил он для себя и для народа идолов, Господь изрек: «Вот Я навожу бедствия на дом Иеровоамов; истреблю в нем все, и не останется в нем ничего» (14:10). Приговор этот скоро исполнился. Может быть, не так ясен в наше время суд Божий над людьми неверующими; во всяком случае народ смотрит на них подозрительно, и догадываясь, что хотя они в истинного Бога не веруют, однако же имеют идолов, которым втайне покланяются.

Итак трудолюбие, чистота убеждений, неукоризненность действий, уважение к вере, – вот признаки, по которым узнаются люди дела. Полагать надобно, что по сим признакам выбор лиц менее затруднителен в том почтенном сословии, которое стоит выше других по образованию и значению в государстве, и которое хорошо понимает существенные выгоды общества, требования чести и дух истинного христианства. Аминь.

Вождь людей премудр в словеси своем. Сир. 9:22.

Исполнилось ныне сто лет, как царствовавшая в России Императрица Екатерина Вторая пожаловала милостивую грамоту благородному дворянству.

Важность сего события побудила российское дворянство нынешний день ознаменовать благодарным воспоминанием и молитвою.

Древний священный мудрец рассуждает: «Изделие хвалится по руке художника, а правитель народа считается мудрым по словам его». Сие значит: об искусстве художника надобно судить по качествам его произведения, а мудрость народоправителей открывается в достоинстве их речей и повелений. Вождь людей премудр в словеси своем.

Императрица Екатерина Вторая названа «Великою» за свое мудрое управление государством. Ее мудрость видна преимущественно в ее законоположениях, направленных к пользе и величию России. Между ними весьма важное имеет значение грамота, пожалованная дворянству. Сею грамотою Государыня «повелела, объявила, постановила и утвердила на вечные времена и непоколебимо» те основные статьи, в которых указаны права и преимущества, а вместе и высокое достоинство дворянского сословия. Такую грамоту Императрица даровала дворянству как из уважения к заслугам древних боярских родов, так и в надежде будущей верной службы лиц сего сословия престолу и отечеству.

И действительно велики заслуги российского дворянства. Стоя впереди других сословий, оно первое являло примеры доблестей гражданских. Постигали ли бедствия нашу страну? Оно спешило их облегчить. Открывались ли нужды общественные? Оно не жалело жертв. Угрожала ли опасность от врагов, и начиналась ли война? Оно устрояло ополчения на защиту отечества и посылало сынов своих в первые ряды воинства. Наступало ли мирное время? Дворянство тотчас оказывало свое живое содействие к уврачеванию ран, нанесенных войной, а затем к развитию благосостояния общественного и к распространению народного просвещения. Посему справедливость требует сказать, что если сто лет назад была дана Всемилостивейшая грамота российскому дворянству, то она соответствовала заслугам и надеждам.

Все сие относится и к здешнему дворянству, хотя Бессарабская область присоединена к России чрез двадцать семь лет после пожалования грамоты. В самой грамоте упоминается о многочисленных победах, одержанных в Бессарабии. Ее нивы обагрены русскою кровью, пролитою для ее благосостояния и освобождения христиан от мусульманского ига; много славных дел совершили русские полководцы в сей области, а один из них и умер среди ее полей. Бессарабия кровным родством соединена с Россией и стала с нею в плоть едину (Еф. 5:31). Посему на здешнее дворянство простерты все те блага, которые дарованы грамотою Императрицы Екатерины Второй. В законе изображено: «Дворянство Бессарабское пользуется в России всеми правами и преимуществами, Всемилостивейше дарованными российским дворянам»¹⁷³. А что оно стоит на высоте своего достоинства, для сего довольно напомнить важность подъятых им трудов и принесенных им жертв во время последних двух войн. И в боярских родах здешнего края были лица, имена которых живут в роды (Сир. 44:13).

Да помогает Господь почтенному дворянству сей области продолжать свою деятельность, к чести своего благородного имени, к славе России, которой принадлежим, ко благу народа, среди которого живем. Аминь.

Усмотрите убо, братие, мужи от вас свидетельствованы. Деян. 6:3.

По усердию здешних жителей к чудотворной святыне сего храма, он, особенно в дни праздничные, бывает полон молящихся. А потому и ныне не вдруг можно догадаться, что к совершаемому нами воскресному богослужению, присоединится сейчас обряд присяги, которую хотят произнести граждане, намереваясь избирать из своей среды людей на общественные должности.

Избирательное начало так всем нам известно, так по ожидаемым от него добрым последствиям важно, и так по всем местам и сословиям распространяется, что ни для кого не бесполезен вопрос: каких людей нужно избирать?

В первом обществе христианском произошел ропот за небрежение о вдовицах. Заметив это, апостолы говорят своим собратьям: «выберите себе людей изведанных». И первым попечителем вдовиц избран был Стефан, муж полный веры и Духа Святого (Деян. 6:6).

Пример этот научает, что избирать надобно «изведанных». В чем же изведанных? В способностях и познаниях? Так; но это не главное. – Прежде всего в вере. Избираемый должен быть заведомо православный. Когда глава общества не принадлежит к церкви православной, он по разным, даже иногда непреодолимым для него побуждениям, не может удержаться от притеснений православным, и от покровительства своим единомышленникам. Таким образом, общество разделяется на две, тайно, но сильно враждующие стороны. А где вражда и разделение: можно ли там ожидать благоденствия и спокойствия?

По милости Божией, наш город православный. Но от избираемого требуется не только православие, а и честность. Конечно, явно бесчестный не может ни избирать, ни быть избранным. Не то здесь разумеется: христианское понятие о честности требует гораздо больше. Иногда, чтоб не сказать всегда, сосед соседа знает лучше, нежели как он известен начальству, или городскому многочисленному обществу. Иной по суду посторонних, – совершенно честный человек: но можно ли его назвать честным христианином, если, например, он живет и свои прибытки умножает на счет сирот, его попечению вверенных? или, если он, скрывая свое значительное состояние, чтобы больше разбогатеть, предлагает своему заимодавцу по одной меднице за каждую златницу? Пощадит ли он и общественное достояние, когда может от него попользоваться, не опасаясь обличения? – Тот истинно честен, которого слово так же твердо, как заемное письмо; которого совесть так же чувствительна при свидетелях, как стыдлива и без них; который пред самым заманчивым соблазном говорит сам себе, словами Иосифа: «как я могу сделать дурной поступок, и согрешит пред Богом» (Быт. 39:9). – Таких честных людей и нужно узнавать и выбирать.

Но говорят: «они бывают большею частью строги и взыскательны; а ныне век такой, что требует уступчивости и снисходительности». – Век ныне такой, что ищет простора, покоя и свободы. Ужели же нужно стараться, чтобы блюстители порядка были слабы, и их поблажающая слабость, по выражению пророческому, служила возглавием, на котором будет покоиться и утучняться общественное зло (Иезек. 13:20)? Послабление пороку и разврату не должно украшаться именем и знаменем любви христианской. В ее области и царстве требуется, чтобы милость с истиной встречались, и лобызались правда и мир; чтобы снисходительность подчинялась беспристрастию, и взаимный мир сограждан утверждался на правоте суда и возмездия. Процветет ли общественный порядок, ежели его блюстители убоятся возвысить голос против дерзости, будут поблажать всякой прихоти? При начальнике слабом дурным людям хорошо; а где распорядители справедливые, там целому обществу хорошо. Судия правдивый легко может явиться и милостивым; а человек слабый не будет судиею беспристрастным. Посему избирать нужно того, кто строг сам к себе, кто держит в своем доме и семействе порядок, кто свои дела с другими ведет чисто и правдиво, кто не делает другим того, чего себе не желает.

Не легкий жребий тех, которые будут избраны; но обязанность всех –облегчать их труд своим повиновением. Не для того введено и распространяется избирательное начало, чтобы только состав лиц должностных часто менять; но для того, чтобы труд службы общественной не лежал на одних и тех же лицах пожизненно; чтобы граждане, избирая сами ближайших себе начальников, тем удобнее обращались к ним с полным и беспрекословным доверием; чтобы все подчиненные не власти наказующей боялись, но научились и привыкли уважать закон, которого орудием служит власть. Хощеши ли не боятися власти? – Благое твори (Римл. 13:3), и остерегайся делать худое. Тогда, при таком добром направлении граждан, и должностные лица будут принимать и понесут тягость своей службы, с радостию, а невоздыхающе (Евр. 13:17). Аминь.

Кийждо не своих си, но и дружних кийждо смотряйте. Фил. 2:4.

Вот наставление апостольское, которым могут воспользоваться и избирающие, и избираемые в общественные должности.

Избиратель, если не о себе будет заботиться, не о своих частных видах, но и о благе ближних, о пользе общества, несомненно будет беспристрастен и правдив в выборе.

А тот, к кому близок жребий общественного служения, помня наставление апостольское, чтобы не о себе только заботиться, но и о других, но решится уклоняться от избрания, отказываться от должности.

Правда, легко избирать; но, быть может, не легко принять избрание в ту, или другую должность. При всем том было бы недостойно имени христианина и честного гражданина отказываться от доверия, какое кому захочет сделать общество беспристрастным определением голосов.

Каждому ли из нас приходило на мысль, что Сам Иисус Христос уважал гражданские учреждения и повинности, и не только уважал, но примером их исполнения научил и нас нести их безропотно? Однажды, когда Спаситель с учениками пришел в Капернаум, собиратели пошлины спросили апостола Петра: не отдаст ли пошлину и Учитель ваш? Апостол отвечал: «даст», хотя ясно видел, что Христос, как Царь неба и земли, свободен от всякой пошлины, а как обнищавший нас ради человек, не имеет в личной собственности ни единого кодранта. Что же Господь? Подозвав Петра, Он объяснил ему, что не принадлежит Он к числу тех, с которых взимаются пошлины; но чтобы не соблазнить окружающих и дать добрый пример последователям Своим, повелевает Петру исполнить должное, и чудное указывает средство к исполнению: «поди на озеро, брось уду, и изо рта первой пойманной рыбы возьми статир: отдай за Меня и за себя» (Матф. 17:27).

Тоже уважение к общественным учреждениям внушают нам и апостолы Христовы. «Повинуйтесь», пишет апостол Петр, «всякому учреждению человеческому», то есть начальству, и тому, что оно для общего блага постановляет, – повинуйтесь Господа ради (1Петр. 2:13). «Отдавайте», – учит святой Павел, – «всякому должное, кому подать, подать, кому честь, честь» (Римл. 13:7). И еще внушает: «Каждый оставайся пред Богом в том звании, в каком кто призван» (1Кор. 7:24). Это значит: если ты призываешься к должности, прими ее и проходи ее усердно, и не отказывайся от нее, пока она тебя не отвлекает от высшего твоего звания христианского. Так точно и поступали древние христиане: ни от каких общественных должностей, ни от каких гражданских повинностей они не отказывались, и примерным их исполнением удивляли даже язычников. Но как скоро гонители принуждали их отступить от Христа: они не дорожили должностями, пренебрегали почестями, старались вынести из пламени гонений единое сокровище, святую веру свою.

Как трудно было древним, так удобно нынешним христианам соединять служение Богу с трудами ради общества. Ныне, служа обществу, уже чрез это самое можно служить Богу; ибо, по слову апостольскому, кто о присных не печется, тот веры отвергается (1Тим. 5:8): следовательно, тот истинно верующий и человек богоугодный, кто о них печется. Для сего апостол и напоминает нам: благотворения ближним и общения во взаимных услугах не забывайте; таковыми бо жертвами благоугождается Бог (Евр. 13:16). Итак, когда бедный собрат ваш по вере просит вашей помощи, вы помогаете ему ради Христа; когда согражданин ваш требует услуги, вы, зная его честность, его значение в городе, стараетесь исполнить, что можете. Но не будет ли предосудительно уклоняться от служения общественного, когда кто призывается к сему доверием многих почтенных сограждан, связанных между собою единством веры и отчизны?

Иной опасается, как бы ему не расстроить свое состояние, ежели примет на себя общественную должность. Неудивительно такое опасение; но не потому, чтоб оно было основательно, а потому, что человек от испорченной природы самолюбив и своекорыстен. Если каждый станет предпочитать свои нужды общественным: то много найдется предлогов к уклонению от тягостей общественных. Тогда может случиться тоже, что изображено в Христовой притче о званных на вечерю (Лук. 14:16 и след.), и начнут вкупе отрицатися вси. Один скажет обществу: я землю приобрел и имею нужду видеть ее; имей мя отречена. Другой купит стада волов, и будет указывать на частый повод к отлучкам из города для их испытания. Третий кратко извинится: жену поях, и сего ради не могу идти на общественную службу. Если б по таким побуждениям и вообще по своим частным расчетам все стали уклоняться от общественных должностей, то общество и существовать бы не могло; ибо основанием его служит обмен взаимных услуг и вспомоществование друг другу. Ни чьи дела не могут процветать, если дела общественные придут в расстройство. Падают торговые дома не от тягости общественных требований, а от роскоши, своекорыстия, вероломства, от нетвердости торговых союзов, от неискусного ведения своих дел. Положим даже, что свобода от должностей содействует обогащению; но не должно забывать слова мудрого, что одно то богатство есть добро, в нем же несть греха (Сир. 13:30). А грешит продающий не тогда только, когда обманывает покупающего; но и тогда, когда он ничем не жертвует обществу, когда отрекается послужить ему. Моисей был боговидец и верный раб в дому Божием. Однако же читаем, что разгневася яростию Господь на Моисея (Исх. 4:14), как скоро он дерзнул отрицаться от служения на пользу своим соотечественникам. Притом и отрицался он не по делам своим домашним, не по пристрастию к богатству, какое мог стяжать бы он при дворе Египетского царя, но по своему глубокому смирению, по которому просил Господа избрать человека, для предводительства Евреями, более способного и сильного.

Да одушевится же каждый примером Моисея и других мужей богоугодных в готовности служить на пользу общества. Он всю жизнь свою посвящал народу своему; а ныне для общественной службы требуется от иного, быть может, не более трех лет. Он предпочел удовольствиям двора страдания с людьми Божиими; а ныне всякому открыты источники благоденствия, и служба общественная открывает множество случаев к тому, чтобы из дел милосердия и человеколюбия извлекать чистейшие утешения для души своей. Тебе оставлен есть нищий, и сиру ты буди помощник (Пс. 9:35). И если кто не будет отказываться, но приложит старания действительно быть таким, тот несомненно сподобится, в числе прочих помилованных и призываемых к блаженству, услышать вожделенный глас Всемирного Судии: что вы делали для братий Моих меньших, Мне сотвористе (Матф. 25:40). Аминь.

Человек некий посади виноград, и вдаде его делателем. Лук. 20:9.

Так начинается одна евангельская притча, основная мысль которой та, что Господь Бог, возлюбив народ Израильский, оградил его законом, как оплотом, обнимавшим его нужды духовные и житейские, и свои учреждения вверил делателям, которые избираемы были самим народом, по племенам. Но старейшины, а за ними и народ, не остались верны Богу, – и царство Божие на земле отдано делателям иным.

Начальные слова этой притчи и некоторые черты можно приложить к нашему гражданскому состоянию. Над нами свыше поставлен человек домовитый, для которого нужды любезного Ему народа служат постоянным предметом попечений Его сердца, так что каждый год Его царствования приносит новые опоры нашему благоденствию, и ныне, с торжественным воспоминанием Его венчания на царство, соединилось дело окончательного введения в нашей области земских учреждений.

Что испрошен сей день для такого дела, – это служит выражением благодарности к Царю, и сочувствия к Его новому начинанию. Но что свои учреждения вверяет Он делателям, а делателей избрать предоставляет своим верноподданным, – это должно нас повести к немаловажным размышлениям.

Земство есть сосредоточение и обнаружение народной мысли, силы и богатства, направляемое к удовлетворению существенных нужд жизни народной, к процветанию государственного хозяйства. Все приведется в известность, – что производит земля, и что на ней умножают труд и промышленность, – и таким образом определятся размеры сил и средств народных. Далее будет принято в рассуждение: какие имеет нужды, и каких желает полезных улучшений население каждой местности. К такому заведыванию государственным хозяйством призвал Государь своих верноподданных, и следствием сего учреждения ожидается общий покой, общее довольство.

Возьмем в пример повинность общественных сборов. Она так важна, что Сам Спаситель, живший на земле без всяких приобретений, не имевший, где главу подклонить, не только учил отдавать кесарево кесарю (Матф. 22:21), но и показал опыт своего повиновения денежному сбору (17:27). Тем более повинность подобного рода должен исполнять тот, кто владеет каким-либо приобретением, или родовым достоянием. Земские же учреждения будут способствовать, чтобы эта повинность была удовлетворяема не принудительно, а уравнительно и сознательно. Отныне каждый будет знать не только то, что должен дать, но и почему; не только то, куда налог внести, но и то, куда будет он употреблен.

Но как нельзя, чтобы все говорили вдруг: так неудобно, чтобы все члены населений непосредственно и лично заведовали земскими делами. Явилась нужда в лицах доверенных, выборных, которых избрать Государь указал самим общинам.

Не трудно приметить, как важно значение этих выборных людей. Отец, раздавая детям деньги, смотрит, какое из них сделают они употребление. Отец нашего отечества, предоставив подданным участие в заведывании государственным хозяйством, увидит, как они поймут это доверие, и свое насаждение отдавая выборным делателям, потребует от них нескудного и доброго плода.

Когда Моисей, для подъятия тяжести общественных должностей, предложил Израильтянам избрать мужей мудрых, разумных и испытанных: сыны Израильские в ответ ему сказали: «хорошее дело велишь ты сделать» (Втор. 1:13–14). Тоже самое хорошее дело повелевает ныне делать наш Боговенчанный Царь и Законодатель своим верным подданным.

Скажут: где взять столько людей мудрых и образованных, чтобы их достало для всех земских должностей? – В предупреждение сего вопроса Моисей присовокупил: и «испытанных». Люди мудрые не часты; но честным обязан быть всякий, хотя и не всякий бывает. Даже не надежна образованность человека, если не испытана его честность. Напротив, почтенна опытность простолюдина, приобретенная потом и добросовестным трудом. Ее шероховатую оболочку может сгладить образованность других членов собрания: ибо, по слову мудрого, спасение, то есть благосостояние, во мнозе совете (Притч. 11:14). Итак, все и повсюду избиратели, не только по долгу присяги, но и по требованию общественной пользы, призываются избирать таких для земства деятелей, честность которых более испытана и известна. Ибо все мы, конечно, желаем, чтобы сооружение и исправление общественных зданий ни для кого и никогда не делалось источником преступного обогащения; чтобы мосты не казались только крепкими, а выдерживали перевозимые по ним тяжести; чтобы житницы народного продовольствия всегда наполнены были хлебом действительным и чистым, а не воображаемым, или гнилым; чтобы в больницах врачевались больные охотно, а не напрягали последних сил, как бы избавиться оттуда.

Бог же мира и порядка да вразумит так и избирателей, и тех кого изберут они для земского дела, чтобы на опыте стала ясна для всех нас польза сего нового и важного учреждения. Аминь.

В сем здании, обновленном для цели, которая сейчас объявлена, после принесенной нами молитвы, да возвысится голос церкви, приветствующей новое здесь судебное учреждение.

Древнейший, не только церковный, но и гражданский законодатель, Моисей, учреждая суды и судей в народе еврейском, дал им такое предостережение: да не познаете лица в суде (Второз. 1:17).

Знакомые с новым судоустройством скажут: как не знать лица здесь, когда будут являться сюда сами и обиженные, и ответу подлежащие, когда обвиняемый будет обращен лицом к своему обвинению и предметам обличающим, к своему обвинителю и защитнику, к судиям и решителям его дела и его судьбы?

Важный недостаток прежнего судопроизводства оказывался в том, что хотя и первое, но не всегда прямое обращаемо было внимание на личные особенности судящихся и судимых. Прежде других имелись в виду вопросы: какие лица тяжутся и привлечены к делу? Богаты ли, или бедны? С связями, или без покровительства? На ступенях ли почестей, или без всяких отличий? – Нет надобности объяснять, какой отсюда происходил вред; но отдадим дань признательности тем судиям, которые и в прежнее время таким двусмысленным способом не познавали лиц в суде.

В настоящем же судоустройстве приняты решительные меры к предотвращению сего. Ныне главное – не преимущество личное, а дело. Вниманию присутствующих будет предлагаться спор, событие, деяние с его существенными подробностями. Если тут же будет подсудимый, то отнюдь не для того, чтоб он мог дать направление суждениям к ущербу правды. Он приглашается видеть и слышать, что ему вменяется не более того, в чем он действительно виновен, и воспользоваться, если угодно, законными средствами оправдания. Но как скоро эти средства окажутся слабыми против ясности улик: то никакие преимущества подсудимого, ни свежая молодость, ни красивая наружность, ни его неистощимое богатство, ни прежний блеск его знатности, не помогут ему освободиться от ответственности, истекающей из существа дела и неотразимой силы закона. Один вопрос неизбежный: виновен, или невиновен? Один ответ нелицеприятный: да, или: нет. За тем приговор, карающий, или освобождающий. А сего именно и требовал священный законодатель от судей: «не различайте лиц в суде; как малого, так и великого выслушивайте; не бойтесь лица человеческого: ибо это суд Божий».

Для не привыкших к такому судоустройству может показаться в нем оттенок суровости, забывающей святое изречение: хвалится милость на суде (Иак. 2:13). – Но если спросить, за что чаще подвергалось упрекам прежде правосудие: то утвердительно можно сказать, что за поблажку виновным и обижающим. Милость судей не может служить к раскрытию правды в суде; а правда может сообщить милости высшее значение. Только при беспристрастном и строгом рассмотрении дела имеют подлинную цену смягчающие обстоятельства. Народ наш жаждал не поблажки виновным, не покровительства недобрым, а справедливости ко всем. Здесь-то сретаются милость и истина (Псал. 34:11): ибо законы наши, требуя строгой справедливости, проникнуты вместе и духом евангельской любви.

Вознесем же Богу наши благие желания о Царе нашем, который во всех подданных хочет утвердить уважение к закону и вводит новые суды. Да дарует Господь Ему, при благоденствии царственного Его дома, в течение многих лет видеть плоды своих бессмертных начинаний и законодательных трудов.

ПРАВДА В СУДАХ

Это здание, по внешнему виду, скорее можно назвать храмом, нежели домом. Оно и действительно есть храм, а не простой дом, – храм правосудия.

Бесспорно, устройство сего здания удовлетворяет важности его назначения; и кто из нас не пожелает, чтобы и служение правосудию в этом храме вполне соответствовало своей цели, чтобы здесь всегда господствовала правда, согласно желанию наших законодателей: «Правда да царствует в судах»?

Нет правосудия без правды; ложь не должна лежать в основании судебных действий. Божественный законодатель изрек: не сотворите неправды на суде (Лев. 19:15), – в чем бы она ни заключалась, в изложении ли и оценке дела, или в решении его. Сотворите суд и правду (Иер. 22:3). Так Господь, заповедуя суд, напоминает и о правде. Она поставлена быть неотлучною спутницею суда.

Но всегда ли правда являлась в наших судах? Не бывали ли случаи, когда на судопроизводстве черное признавалось белым и бывшее как бы небывшим? Мало ли освобождено намеренных, изобличенных и сознавшихся убийц, которых в судебной храмине объявляли невинными; и милосердие таких освободителей не превзошло ли меру того обычая, по которому у Иудеев одного только в год отпускали преступника, и в силу которого получил свободу разбойник Варавва?

Если бы ненаказуемость преступников вызывалась единственно человеколюбием, то и сие высокое побуждение не сделает извинительною судебной неправды. Похвальна милость на суде (Иак. 2:13), но тогда, когда она сретается с истиною (Псал. 84:11) и не противодействует целям правосудия, существенная черта которого – точное соответствие закону, даже и строгому. Не надобно забывать, что на суде милость нужна преступникам, а правда всем.

Сего требует самое чувство правды, в нас врожденное. Хотя бы кто и не был на суде, но когда слышит о несогласном с истиною решении какого-либо дела, его душа возмущается невольно, недоумевает, где же правосудие, и, возлетая мыслью к своему бессмертию, успокаивается в вере, в чаянии нова небесе и новы земли, в нихже правда живет (2Петр. 3:18) и не будет жить неправда.

А между тем, доколе человек остается на этой многомятежной земле, чем он может защищать свою честь, собственность, свои права? – Придет обиженный к дверям сего здания; если и ничего не скажет языком, то в его слезном взоре, на его грустном лице ясно будет выражаться, таящаяся в сердце, мольба: Отверзите мне врата правды (Псал. 117:9).

Недостаток правды в суде усиливает порчу нравов в обществе. Если закон не отмщает за обиженных: кто отмстит? – Рука сильного или самоуправство? Если судящие по совести уверяют потерявшего совесть и взятого с украденными вещами татя, что он невиновен, как будто он и не крал; то этою неправдою не поощряют ли его к повторению преступлений, не вкореняют ли глубже в его испорченном сердце убеждение, что вода татьбы сладка (Притч. 9:17)? После сего каждая не крепкая в добре душа подумает: ежели большие преступления не вменяются в вину, то мои увлечения и Бог простит.

Во мнозе правде крепость многа (Притч. 15:5). Ею возвышается достоинство судебных решений; она поддерживает в обществе уважение к судопроизводству. Итак, правда да царствует в судах; да пребудет и это здание навсегда верным храмом правосудия.

Ревнителю же и покровителю правды, Благочестивому Государю нашему пожелаем долголетия и во всем благого поспешения.