X. Вышгород и Межигоры
Одну из самых приятных поездок по окрестностям Киева совершил я в отдаленный Вышгород и Межигоры, оба замечательные своею древностью и живописными видами. Почтенное семейство, с которым познакомился еще при первом моем посещении Киева, вызвалось мне сопутствовать и приятным обществом сократило путь. Рано утром спустились мы с крутой горы Андреевской и мимо веселых слобод и дач ехали, как бы одною тополевою рощею, до самой Кинь-грусти. Широкая поляна отделяет сию прелестную усадьбу от густого соснового бора, который на несколько верст простирается к Вышгороду по сыпучим пескам, далее возделанные ноля; и вправо Вышгород, бывшее село Ольги, на горе Хоревице господствует над Днепром и всею окрестностью: – это также одно из самых очаровательных мест Киева, хотя ими так богата его природа. Широкое течение реки, усеянной островами, открывается во всем ее великолепии, от Вышгорода и за Киев, вдоль низменной долины, которая ограждена мрачным бором и амфитеатром гор. Вдали старый Киев, как бы на престоле, царственно возседит на горах своих, увенчанный многоглавым венцем всех своих обителей, и держит в руках, как некий скипетр, колокольню Печорскую; дольний город служит ему подножием на подобие белых мраморных ступеней, облегающих его горний престол; а вечный Днепр, его обтекающий и весь кипящий полуденным солнцем, – зеркалом его великокняжеской славы. Таков Мономахович Киев! Так им некогда любовалась отселе блаженная Ольга из своего любимого села, которое обратилось в город удельный при ее правнуке Ярославе. Нет следов древнего жилья княжеского, кроме земляных насыпей, около деревянной церкви Бориса и Глеба, отколе самый лучший вид.
Церковь сия, где некогда хранились нетленные останки мучеников-князей, ныне убогая, уже в седьмой раз восстает из своих развалин. Первую соорудил великий Просветитель Руси во имя своего Ангела Василия в 989 году, не подозревая, что она сделается сокровищницею двух нежно любимых его сыновей, мученически убиенных их братом. Пожар истребил здание сорок лет спустя, и опять соорудил ее из пепла великий Ярослав – Еще через сорок лет воздвигнута была третья, тоже деревянная церковь, по обветшании прежней, при сыне его Изяславе; с торжеством перенесли туда мощи Страстотерпцев, и многими чудесами ознаменовалось сие событие. Князья Черниговские, Святослав и Олег, соорудили великолепный каменный храм на место деревянного; он был освящен при великом Мономахе, но буря Монгольская чрез сто двадцать пять лет разметала до основания святилище, и с тех пор безвестны святые мощи Бориса и Глеба, сокрытые, как гласит местное предание, под сводами храма. Тогда же разрушены были две обители Вышгорода, мужеская и женская: одна, так называемая Белого Спаса, которой и теперь видны остатки, устроенная Боголюбским, а другая женская; – оттоле увез он во Владимир чудотворную икону Божией Матери, которая теперь хранится в Московском соборе: ибо Вышгород, до своего разорения, был всегда любимым жилищем Великих Князей; там скончались великий Ярослав и сын его Всеволод.
Не скоро после разорения Монгольского воздвиглась новая убогая церковь на развалинах древней каменной! но и ее разрушили до основания Татары, во время владычества Литовского: ибо переправа чрез Днепр была против самого Вышгорода. Они употребили для моста все дерево храма и даже иконостас: а местная икона Богоматери, с помощью которой нечестивый Ордынец переправился чрез Днепр, принесена была волнами к берегу Подола и там с честью поставлена в Братскую обитель. Другая местная икона Спасителя, оставшаяся в Вышгороде, доселе носит следы нечестия Татарского: на лице ее глубокая язва, нанесенная копьем, и в ней запеклась кровь, как на живом теле. – Это случилось в 1662 году: семь лет спустя, благочестивый полковник Киевский, Мокиевский, восстановил церковь, которую чрез тридцать лет в седьмой раз перестроил, по ветхости ся, местный священник Василий Лукьянович иждивением усердствовавших к памяти святых Страстотерпцев; но сия церковь уже пришла в ветхость и ожидает обновления, более прочного, от благочестивых ревнителей; память же святых князей доселе совершается, при большом стечении народа, в древнем Вышгороде 25 Июля, в день перенесения мощей их. С незапамятных времен сохранился подле алтаря священный студенец, бывший прежде под основанием великолепного храма; оттоле черпают благочестивые богомольцы освященную воду и с верою приемлют исцеление. – О если бы кто-либо из тезоименитых восстановил храм Бориса и Глеба в прежнем его величии!
Оставив Вышгород, мы стали спускаться в глубокое ущелье, поросшее лесом: круто извивалась трудная дорога, доколе внезапно не открылась нам в раздвинувшейся долине белая ограда обители с двумя ее церквами и обширными кельями, а позади нее вечный украситесь всех урочищ Киевских – Днепр. Отрадно появление обители в столь диком, но живописном уединении. Иноки Греческие, скитавшиеся без приюта по окрестностям Киева в начале XV века, не могли избрать себе ничего лучше сего места между гор, от чего и обитель их получила название Межигорской; они обновили ею память монастыря Боголюбского, Белого Спаса, который был разорен Татарами. Еще на одной из соседних гор ископанные пещеры с надписями, частью обвалившиеся, свидетельствуют о давнем населении места: некоторые возводят даже их древность до времен Антониевых, как будто все пещерное ему принадлежит.
Запорожская сеча, защищавшая кран сей от ярости Крымцев и насилия Поляков в течении двух столетий, приняла обитель Межигорскую под свое особенное покровительство и сносила туда свои сокровища, Кошевой Атаман, Кальношевский, соорудил в ней церковь во имя верховных Апостол Петра и Павла; другая же церковь, более древняя, празднует Преображение Господне, как храмовый день прежней обители Белого Спаса; она воздвигнута усердием Патриарха Иоакима в последние годы его жизни: ибо Святитель был сам пострижен ником сей обители, и там доселе хранится портрет его. Но странному и жалкому стечению обстоятельств, в бытность Императрицы Екатерины в Киеве, даже накануне того самого дня, когда хотела она посетить Межигорскую обитель, внезапный пожар истребил ночью обе церкви, и Государыня, которая столько слышала о красоте места, не захотела уже видеть пепелища. Горестное последствие имел пожар сей для Межигорского монастыря; – его упразднили по представлению князя Таврического, который в то же время упразднил в своих владениях и другую столь же древнюю и знаменитую обитель, Святогорскую, ныне восстановленную благочестием его наследников. О если бы восстановилась и Межигорская, и это очаровательное место, созданное для жилища иноков, возвратилось опять безмолвию пустынному! Тогда бы горы огласились вновь ликами иноческими, и старый Днепр, встрепенувшись при столь отрадном звуке после полувекового безмолвия, на быстрых волнах своих донес бы гул сей в обрадованную матерь городов Русских: тогда бы опять лавра, как средоточие молитвы, на десять поприщ вверх по реке до Межигорья и на десять вниз до Китаевой пустыни, ограждена была возникшими из нее обителями, которые, как передовая стража, охраняли сию древнейшую духовную твердыню всея Руси. – Может быть, и сбудется когда-нибудь благоговейное желание! Было время, когда незабвенный наш историограф грустил о запустении и древней обители Симоновской! – «Часто прихожу, писал он, на то место, на котором возвышаются мрачные готические башни Симонова монастыря, и почти всегда встречал там весну: туда же прихожу и в мрачные дни осенние горевать вместе с природою: страшно воют ветры в стенах опустевшего монастыря между гробов, заросших высокою травою, и в темных переходах келий. Там, опершись на развалины гробовых камней, внимаю глухому стону времен, бездною минувшего поглощенных, стону, от которого сердце мое содрогается и трепещет; иногда вхожу в кельи и представляю себе тех, которые в них жили, – печальная картина!» – И вот обитель Симоновская опять во всем ее блеске! А в Межигорской нет такого запустения, как было некогда в Симоновой; все еще цело, и даже обновлены обе церкви, кельи и часть ограды; – недостает только иноков для богослужения.
Но какая очаровательная Фиваида в лесистых удольях Межигория! как уединенно и отрадно звучит прозрачный горный ключ, прозванный Звонками, ибо во дни благосостояния обители чистые струи его, падая на металлические полосы, издавали гармонические звуки. Малая беседка его осеняет любимое отдохновение отшельников Межигорских; там любили они погружаться в созерцание, под тенью развесистых ракит и тополей, в живописной долине, по которой струится между дерев светлый ручей. Какое обилие виноградников, вишен, яблонь и груш на обеих горах, как бы нарочно раздвинувшихся, чтобы дать место обители! – Это были плодовитые сады ее, которыми издавна она славилась, и как хорош этот синий Днепр с своим диким Заднепровьем в каменистой раме утесов! На обрыве его стоит монастырь; вокруг него одни только горы, леса и воды, лишь изредка оживляемые белым ветрилом, но уже не Запорожским, и не причаливают более легкие челноки Сечи, ходившие добывать за море в дальний Требизонд сокровища Анатолии для украшения любимой своей обители.