6. Новое сочинение Перетрухина. – Новая книга жида – Карловича. – Нечто о беглеце Геннадии. – Воспоминание об Алимпии. – Аркадий Беловодский и любопытное письмо о нем старообрядца

«Главному мастеру» современных раскольнических писаний, Онисиму Васильевичу Швецову, на некоторое время по крайней мере, положены препятствия к составлению оных, печатанию и повсюдному распространению; за то другой мастер, или подмастерье сих дел, г. Перетрухин, секретарь московского Савватия и любимец Арсентия Морозова, продолжает беспрепятственно писать, печатать и распространять свои, подобные швецовским, сочинения против церкви и в защиту фальшивого раскольнического священства. Недавно он составил и спешно распространяет новое такое сочинение под заглавием «Врачество духовное». В предисловии к этому «Врачеству», которое послужит совсем не к исцелению недугующих расколом, а к вящему усилению их болезни, Перетрухин говорит: «Сию малую (в действительности не очень малую) книжицу потщахся составити для уяснения истины. Ибо (?) две суть заповеди, показанные во святом Евангелие, и в сей книжице две также главы имеется, да чтущий узрит, яко беседословие прострох не от своего умышления, но от святого писания о святей соборней и апостольстей церкви». Трудно доискаться какого-нибудь смысла в этом наборе слов; понятно и справедливо в них только то, что «книжица» состоит из двух глав, каковые действительно и обретаются в ней. В первой говорится «о вечности трехчинного священства, где оное находилось у старообрядцев в течение ста осмидесяти лет» (т.-е. в то время, когда именно у старообрядцев не существовало «трехчинного» священства); вторая имеет заглавие: «доказательства о небытии личностию епископства в старообрядчестве» (на что и доказательств никаких не требовалось, так как и без них всем известно, что епископа у старообрядцев не было в течение 180 лет). В новой книге Перетрухина, очевидно, повторяются все те же, большей частью у Швецова заимствованные, попытки оправдать именуемую старообрядческую церковь в лишении епископства, которые приводил он и в своем «Мече». Излагать и рассматривать содержание перетрухинского «Врачевства» здесь не у места; мы упоминаем об нем только затем, чтобы показать, как усердно стараются Швецовы и Перетрухины распространять свои измышления в защиту раскола с его фальшивой иерархией, повторяя их на разные лады все в новых и новых сочинениях.

Для печатания этих сочинений авторы их перестали обращаться в свои заграничные типографии, убедившись после нескольких удачных опытов, что с полным удобством могут заменить эти типографии своими подпольными, тайно заведенными у них в самой России, в московских и нижегородских пределах. И сам Швецов давно уже не ездил за границу с этой целью, – устроенная им в Мануиловском монастыре типография, в которой он напечатал свою «Истинность» и «Поморские Ответы», с тех пор бездействует и быть может перевезена уже куда-нибудь в те же нижегородские пределы, где гораздо удобнее пользоваться этим «инструментом для удочек». Однако и за границей издаются еще книги в защиту раскола. Купленный раскольниками жид – Карлович напечатал там новую книгу под заглавием: «Критический разбор Окружного Послания и все оттенки направления самого автора его». Книга имеется уже в Москве и охотно покупается раскольниками, особенно противуокружниками. Новое сочинение жида, подобно прежним, проникнуто, во-первых, страшной ненавистью к православной церкви, глубоко уязвившей его сребролюбивую душу тем, что не оправдала его рассчетов на наживу, с которыми он принял в ней крещение. Именно в досаде за эту неудачу он передался раскольникам и начал печатать ругательные сочинения на православную церковь, верно рассчитав, что этим наживет хороший гешефт с раскола. И любопытно, – что, осыпая церковь всевозможными ругательствами за мнимое «нарушение веры» и за мнимые гонения на раскол, он невольно проговорится, за что главным образом ненавидит церковь, – каждый раз упомянет и о своих личных неприятностях, которым подвергся в России за служение расколу. Так и в прежних сочинениях, так и в новом. Для образчика мы приведем одно место из его книги,– заключительные слова ее: «Можем ли даже малейшим признаком согласиться с такой церковью, которая от лет Никона патриарха отступила от начал и идей (?) древлевосточной церкви, была и есть одно из заразительнейших явлений под всем русским небосклоном? Сколько десятков тысяч (?!) безвинных старообрядцев пали один за другим под ударами этой церкви? Можно ли дать поблажку такой церкви, которая грозит огнем и мечем каждому дерзнувшему отрицать ее к небу вопиющие злоупотребления (здесь, под этим отрицающим, и далее, Карлович разумеет именно себя)? Можно ли дать поблажку такой церкви, которая, чувствуя свое умственное бесплодие, чувствуя на себе тяжелую руку святой истины (?), чувствуя себя лишенной руководства сверхъестественного (?) управителя, для укрепления своего папского авторитета, пришла к более решительным (?) мерам положить запретительную цензурную печать на всякое разумное (!) убеждение и свободное исследование (разумеется «разумное убеждение» Карловича, променявшего церковь на раскол ради гешефта, и его же «свободное исследование», т.-е. его книга: «Исторические Исследования»...), и суровыми учреждениями насильно связывает всякое православномыслие (?), основанное на фактическом и практическом изучении христианской истины, и чувствуя себя бессильной духовной жизнию публично возражать добросовестному исследователю (т. – е. «добросовестному» жиду-Карловичу), излагающему на бумаге в ярком свете справедливый (!) протест старообрядчества, без всякого судопроизводства, произносит над самим исследователем (т.-е. над ним, Карловичем) тяжелый приговор тюремного заключения и высылкой за пределы русской территории (вот в чем, по мнению Карловича, главная вина, совсем не виноватой, впрочем, церкви, и вот за что главным образом Карлович призывает на нее всякие кары!)? Можно ли дать поблажку такой церкви, которая изменила форму и образ чистоты древлеправославности, опошлила (!) в русской церкви все прекрасное и возвышенное? Можно ли дать поблажку»... И далее еще раз десять повторяется эта фраза «можно ли дать поблажку», с прибавлением все таких же бессмыслиц и нелепостей, – и в заключение произносится следующая угроза: «наконец сто раз утверждаем, что такая церковь не заслуживает ни тени поблажки!» Итак неумолимый и ужасный жид – Карлович без пощады, без «поблажки» казнит православную греко-российскую церковь! Какие страсти! И как, должно быть, услаждает он этой казнью раскололюбивые души Савватиев, Морозовых, Бугровых и даже Морокиных с компанией (ибо в речах Карловича нередко слышатся отзвуки речей Верховского, главы мороки некой партии)! На сей раз однакоже Карлович ополчился не на одну православную церковь, – он разразился бранью, во-вторых, на Окружное Послание и на его автора – злополучного Ксеноса, которому и по смерти не дают покоя его враги, – ополчился за то, что нашел в Послании и у Ксеноса следы сочувствия православной церкви, сближения с нею. Но ужели и в самом деле Карлович так озлоблен на Послание и Ксеноса? Что ему Послание и что ему Ксенос? Дело совсем не в них; дело вот в чем: Карлович чисто жидовским чутьем пронюхал, что Послание и Ксенос теперь в загоне у раскольников и что бранью на них, значит, всего скорее можно угодить теперь раскольникам, а следственно и зашибить копейку. И он не ошибся. Противуокружники, как мы сказали уже, охотно раскупают его книгу. Кстати, – вот что писал вам о Карловиче из-за границы, в конце июля нынешнего года, человек, хорошо знающий дело: «Жид-раскольник Карлович проживает в настоящее время в г. Радоуцах. Его гешефт идет повидимому хорошо. Так как он своим последним сочинением стал на сторону противуокружников, то они, как и мнимые окружники, стали присылать ему время от времени порядочные суммы. Так недавно получил он из Румынии несколько сот франков, присланных, конечно, от российских противуокружников чрез формосского противуокружнического попа, единственного их представителя за границей. Среди здешних раскольников Карлович не пользуется уважением: они хорошо понимают, что его старообрядчение не что иное, как комедия, разыгрываемая им ради гешефта с тою бессовестностию и наглостию, которая свойственна по преимуществу жидам».

Коснувшись заграничных раскольнических деятелей, скажем нечто о подобном же Карловичу ораторе и «ученом» писателе – Геннадии, лжеепископе Пермском, бежавшем за границу по освобождении из суздальского заключения²². Этот, как он показывает себя, «страдалец за веру Христову», написал за границей какую-то «Паноплию», исполненную такой учености, такого туману и стольких нелепостей, что раскольнический духовный совет в Москве послал Белокриницкому владыке – Афанасию приказ – всеми способами воспрепятствовать доступу этого бессмысленного сочинения в Россию. Геннадием, как видно из полученных нами известий, крайне тяготятся раскольники и за границей (известно, что российские были очень довольны, когда правительство заключило этого бегуна и безобразника в Суздальский монастырь и когда он убежал потом за границу): Афанасий, у которого в Белой-Кринице он поселился на некоторое время, не знал, что с ним делать, так как Геннадий, в качестве «страдальца», требовал себе особого внимания и почета. Как-то, уезжая в Румынию, Афанасий, чтобы польстить Геннадию, поручил ему управление Белокриницким монастырем на время своего отсутствия, – и бедные белокриницкие монахи не знали, куда деваться от нового управителя, возненавидели его все до единого. Наконец Афанасий нашел место для знаменитого «страдальца», – определил его в настоятели Тисского монастыря. Здесь, на всей свободе, Геннадий вполне обнаружил свой нрав и свои дикие наклонности. Нам сообщают такие подробности об отношениях Геннадия к набранным у него будто-бы для обучения мальчикам и об его подвигах во время сенокосов, о коих срамно есть и глаголати... Ими возмутился даже привитающий в Румынии старый раскольнический поп, ставленик Кирилла, Кирилл Масляев (ужели он еще жив?), и донес об них правительству. Примарь (волостной старшина) просил с Геннадия 1000 франков, чтобы скрыть дело. Однако дело не скрылось и производили следствие. Таковы-то нынешние писатели, ораторы и «страдальцы» раскольников!

Помянем еще об одном раскольническом деятеле недавнего прошлого. 31-го марта сего 1890 года в Белой-Кринице окончил жизнь пользующийся своего рода известностию и даже знаменитостию в новейшей истории раскола, сотрудник Павла в учреждении Австрийской иерархии, разделявший все его странствия и приключения, пресловутый инок Алимпий Милорадов, – и, примечательно, российские старообрядцы не обратили на это событие никакого внимания. О заслугах Алимпия для белокриницкой иерархии никто из них и не вспомнил по случаю его смерти. Ни торжественных поминовений, ни панихид, ни сорокоустов не было на Рогожском кладбище и у «владыки» Саватия. Это должно быть не Морозов! А инок Алимпий, несомненно, своего рода знаменитость в расколе; его заслонял только собою ближайший его сотрудник – Павел, человек тонкий, хитрый и лукавый, стяжавший поэтому великую авторитетность среди раскольников. Алимпий же отличался больше отважностью, страстию к приключениям и разгульной жизнию. Он ораторствовал даже, вместе с Бакуниным, на революционных сходках в Праге, когда Австрийское правительство, по требованию Российского, в 1848 г. сослало Амвросия и закрыло Бело-Криницкий монастырь. Его-то имел в виду Герцен, когда в своих воспоминаниях о Бакунине писал: «в начале мая 1848 г. Бакунин витийствовал в Богемии, окруженный староверческими монахами, чехами, кроатами, демократами...» Позднее Алимпий выступил защитником Окружного Послания, даже напечатал его за границей. В шестидесятых годах он неоднократно приезжал в Москву по поводу споров между окружниками и противуокружниками, неизменно отстаивая сторону первых. Затем, слухи о нем совсем запали, и вот он умер, забытый раскольниками, для которых совершил не мало отважных подвигов. А между тем Алимпий очень любил похвалиться этими подвигами и был неравнодушен к тому, что их недостаточно, по его мнению, ценили. Он хлопотал об известности, по крайней мере такой же, какою пользовался Павел. Когда в 1874 г. явилась «История Белокриницкой иерархии» с портретами Амвросия и Павла, Алимпий прислал нам собственный фотографический портрет большого размера, конечно, в том рассчете, что им будет украшен следующий том истории. Портрет этот хранится у нас доселе. Теперь, по смерти Алимпия, из участников и очевидцев событий по учреждению Белокриницкой иерархии остается один о. Онуфрий, бывший потом наместником Белокриницкой иерархии, ныне мирно доживающий свой век в Москве, в Никольском единоверческом монастыре...

Учредители Белокриницкой иерархии сходят со сцены, быв свидетелями, как на их глазах, в течении с небольшим сорока лет, эта учрежденная ими иерархия раскололась на части и как разделившиеся раскольнические иерархи обличают друг друга в еретичестве и предают друг друга отлучениям и проклятиям. А между тем легко может случиться, что в расколе возникнет и еще новая иерархия, с Белокриницкою не имеющая ничего общего, ведущая начало не от беглеца Амвросия, а от самозванца Аркадия. Давно мы слышали об этом Аркадии, именующем себя архиепископом Беловодским, получившим якобы поставление в Японии (в «Опоньском царстве», по легендарным раскольническим сказаниям, которыми, как видно, и воспользовался этот проходимец), от какого-то «древлеправославного», не знающего никоновских новоприменений, патриарха: имели даже копию его ставленной грамоты, подписанную и этим мнимым патриархом и великим множеством митрополитов, архиепископов и епископов. Дикость и нелепость этой грамоты, как и всех рассказов Аркадия об его поставлении в Японии, в каком-то вымышленном Беловодском царстве, а по другому документу «в царствующем граде Левеке Камбайского царства», так очевидны для человека с здравым смыслом и имеющего некоторые географические и исторические познания, что мы совсем не придавали значения появлению этого Аркадия, в котором следует признать или помешанного, или (и это вернее) проходимца и обманщика, – мы только когда-то мимоходом упомянули об нем в наших летописях²³). Сами раскольнические власти, принадлежащие к Австрийской иерархии, только на первый раз смутились известиями об основателе новой иерархии в расколе – Аркадии Беловодском, а потом, издав обличительную против него грамоту, повидимому, совершенно успокоились. Однакоже Аркадий не бездействует, и простота российских старообряцев так велика, что у него может явиться (да и есть уже) не малое число преданных последователей, которым он поставил несколько попов, а затем поставит со временем и епископа, или нескольких епископов. И вот начало новой иерархии, пред которою притом Австрийская должна оказаться совершенно несостоятельной, – иерархия, учрежденная не от ереси принятым беглым митрополитом, а архиепископом, получившим якобы поставление от «древлеправославного» патриарха (какого именно желательно было отыскать при учреждении Белокриницкой митрополии), имущего непресекаемое преемство от дониконовских древлеправославных архипастырей. Для этой иерархии не понадобятся хитросплетения, придуманные Швецовым и Перетрухиным для оправдания Австрийской, – ее правильность и законность очевидна будет для каждого старообрядца: нужно только увериться, или поверить, что Аркадий действительно поставлен в Японии «древлеправославным» патриархом. И что, если поверят? А есть уже поверившие и есть расположенные верить. У нас перед глазами письмо одного старообрядца Пензенской губернии, писанное на Дон к его другу, в октябре нынешнего года: в нем идет речь именно об Аркадии, и оно-то навело нас на эти мысли. Письмо в высшей степени интересно для характеристики наших старообрядцев, и мы приводим его вполне, не изменяя ни единого слова.

«Любезнейший друг! Всепокорнейше мы вас просим, вспомните нашу прежнюю любовь и дружбу к вам, не откажитесь побеседовать с нами хоть заочно, Господа ради, в чем мы вас попросим. Мы считаем вас, что вы одарены от Господа талантом разума, и притом вы более имеете свободного времени, живете, как мы частно слышали, в достатках, не имея ни в чем нужды, более свободное время занимаетесь чтением Божественного писания, почему мы и сочли нужным обратиться к вам с покорнейшею иросьбою, – поимейте с нами возможную переписку, в чем мы вас будем просить.

«Именно: в наших краях появилась новая вещь, чудная и для нас не безопасная!

«В Пермской губернии, назад тому лет шесть или семь, появился архиепископ Аркадий. Сказывает про себя, что он пришел из Японии Индийской, где какое-то есть Беловодие, и там он хиротонисан во архиепископа, и послан к нам в Россию в 1851 году; с ним пришли еще четыре митрополита, – два из них постриженные в схимники, а два непостриженные, а просто митрополиты, и пришли они из Беловодия в Россию, первоначально в архангельские леса, где и построили монастырь и утвердив в оном свою кафедру; когда узнало о том местное начальство, донесли государю Николаю Павловичу. Государь немедленно сделал распоряжение, немедленно послал в оные леса два баталиона солдат, и в том же году разорили тот монастырь, а народ едва-едва кто уцелел, всех побили. Архиепископ Аркадий остался раненый, получив две раны: в руку и бедро. После чего его взяли и послали в заточение. И потом он был в разных заключениях и острогах. И потом, когда он освободился из-под ареста, приехал в Пермь, а из Пермской губернии привезли его старообрядцы в Богуруслан, в деревню Коваевку. И тут местным начальством был преследован и пойман, и посажен в острог, где сидел он более года. И потом судим был Ржевским окружным судом, после чего освободился, приехав опять в деревню Коваевку. И мы, услыхав о нем, ездили к нему за триста верст от нас, и разговаривали с ним три дня. А в нынешнем текущем 1890 году, прошлого августа, он приезжал к нам, побеседовал с нами один день, и обратно уехал в Перму, где много есть ему последователей, для которых он хиротонисает им своих священников. Жизнь его чудна, как и древних святых постник и воздержник; за требы, крещения и исповедь не берет ничего. Человек он пожилых лет. Про себя сказывает: родился он в 1814 г. И он сказывает, что та страна не последовала Никонову новшеству, и не соединяются с ними: как мы старообрядцы считаем и признаем российскую церковь, так и они, тамошние епископы. Сказывает он, что там, в Беловодии, есть и патриарх благочестивый, именем Мелетий; сказывает и то, что священницы там не то, чтобы откуда прибегли, а тамошние природные, имея рукоположение приемственное от Фомы Апостола. А на вопрос наш: как тот город зовется? Он сказал: город тот Левек, где находится патриарх, а королевство Камбайское, а короля зовут Григорий Владимирович. Приходящих от грекороссийской церкви принимает вторым чином, и нас обещал принять вторым чином, если последуем ему. Недавно мы ездили спрашивать человека деревни Черных Ключей, который послан был нами на окружный суд посмотреть и послушать, что будет говорить и показывать на суде Аркадий, и он рассказывал нам про окружный суд, как судили Аркадия. Когда, – говорит, – дело дошло в обвинении Аркадия, его спросил секретарь окружного суда: Что ты за человек? Аркадий отвечал: я архиепископ. Потом спросил: где ты ставлен? Он отвечал: в Беловодии, в Камбайском королевстве, в городе Левеке. Потом спросили: кто тебя рукополагал? Он отвечал: патриарх Мелетий с митрополиты и архиепископы. Потребовали от него ставленную грамоту и мирноотпускную, и в окружном суде секретарь читал оныя грамоты громогласно, во услышание всем, и эти грамоты, ставленная и мпрноотпускная, не были возвращены Аркадию и остались отобраны Ржевским окружным судом, где и теперь там находятся. И мы, любезный друг, после того в большом сделались сомнении насчет новоявившейся иерархии, потому что не можем увериться и испытать в действительности, есть ли там в Японии, или, как он говорит, в Беловодии, от Апостол проповеданное православие, так как он показывает на весьма дальнейшую страну. Мы паки покорнейше вас просим, вы может быть не слыхали ли: что это за архиепископ? Или по ведомостям что вам неизвестно ли про него? Или в особых каких-либо журналах не пропечатано ли про него? И вправду ли есть такая земля – Беловодие и такое королевство? И вы что знаете, и что вам известно о том, то, ради Господа, пропишите и нам. Затем простите Христа ради. Ждем с нетерпением письменного ответа».

На какие грустные мысли наводит нас, читатель, это письмо, исполненное простоты и искренности, горячего желания обрести истину и прямой путь ко спасению! Подумайте, – какие невероятные явления могут еще происходить среди русского народа, темного, необразованного, но верующего и пекущегося о душевном спасении, по крайней мере ищущего истинной веры и спасения! Прежде всего сам этот Аркадий, выдумавший какое-то Беловодское царство в индийской Японии, с царем Григорием (не Георгием ли?) Володимировичем²⁴, с древлеправославным патриархом Мелетием и множеством митрополий и архиепископий, объявивший себя ставленником этого небывалого патриарха, прибывшим вместе с другими такими же ставленниками в Россию, основавшим здесь в каких-то горах и вертепах целый монастырь, пострадавшим после того в гонительные, сделавшиеся легендарными для раскола, времена императора Николая Павловича, который будто бы посылал даже войска против беловодских архиереев, и все эти нелепые сказки смело, с убеждением проповедующий не только темному народу по деревням и острогам, но и в окружном суде, просвещенным и конечно либеральным представителям российской судебной власти, – этот невероятный Аркадий не представляет ли из себя действительно невероятное, но тем не менее действительное, явление, возможное только у нас среди нашего народа?! И Аркадий, как видно, знает в совершенстве этот народ, в свою очередь представляющий из себя столь же невероятное, хотя и действительное, явление: народ слепо верит диким рассказам Аркадия, радуется, что нашел истинного «древлеправославного» епископа, и без всякого опасения принимает от него попов, обращается с требами к этим попам!.. Наконец и автор письма, с целым своим обществом, какое примечательное явление! По свидетельству друга, к которому он пишет, – это беспоповец, «выдающийся среди своих начитанностию в старопечатных книгах, славящийся знанием писания, и управляющий местным беспоповщинским обществом в звании наставника»; самое письмо показывает в нем человека весьма толкового, религиозного, но, очевидно, не уверенного в правоте беспоповства. И вот первые же слухи о явившемся «древлеправославном» епископе, – о такой «новой вещи, чудной и небезопасной», – пробуждают в нем живейший интерес, который от него, очевидно, передается и прочим беспоповцам, всему их обществу: они едут к этому «чудному» епископу за триста верст, три дня ведут с ним беседы; посылают нарочных узнать, что говорил он на суде; потом и сам Аркадий приезжает к ним, проводит у них день, старается склонить их к себе, предлагая принять их вторым чином, как принимает и православных (но откуда у него миро?). После этих сведений и справок беспоповцы пришли в великое сомнение: все влечет их на сторону Аркадия, – и то, что «жизнь его (будто бы) чудна, как древних святых постников и воздержников», и то (чрезвычайно важное обстоятельство!), что он «за требы, крещение и исповедь не берет ничего», и самое главное – что выдает себя за «древлеправославного» епископа, – говорит, что получил поставление от патриарха, имеющего «преемственное рукоположение от Фомы Апостола» и непричастного никонианству,– в такой стране, где «священники не то чтобы откуда прибегшие», а «природные», поставляемые древлеправославными епископами. Но об этом-то, главном, пункте у них и возникает сомнение: Аркадий указывает уж слишком далекую сторону! – справиться не возможно, и Бог знает, есть ли там действительно древлеправославные патриарх и царь, архиереи и священники, – Бог знает, есть ли даже и страна Беловодие и царство Камбайское!.. Если бы знать, что все это есть, они сейчас бы, ни мало не думая, подчинились бы Аркадию. Как узнать? Где справиться? Вспомнился наставнику этих беспоповцев старый друг, к знаниям которого он имел и доселе сохранил доверие, хотя друг этот давно оставил раскол, – и у него-то наставник решился о всем этом спросить, и действительно умоляет его поскорее разрешить их сомнения. Друг этот, приславший нам копию его письма, конечно, откроет ему глаза, обличит обман Аркадия; но что, если бы не было этого друга, или не захотели бы беспоповцы обратиться к нему с своими недоумениями? И кто поручится, что нет и еще подобных старообрядческих (даже не старообрядческих) обществ в глуши наших деревень, так же заинтересованных Аркадием, но не имеющих друзей, которые разоблачили бы пред ними обман самозванца? Нисколько не мудрено поэтому, что в расколе может явиться новая иерархия, сильная соперница Австрийской... Об Австрийской иерархии нам болезновать нечего; но все эти раскольнические иерархии, существующие и действующие среди русского народа, какой они колючий терн для православной российской иерархии... О, пастыри церкви Христовой! Усильте исполнение вашего великого долга – просвещать светом истинной веры темный народ, окруженный и расхищаемый Австрийскими и Опоньскими волками, Белокриницкими и Беловодскими (не говорим уже о полчищах немецких штундистов), и обратите внимание на то, чем особенно разные Аркадии располагают к себе этот простодушный народ: «жизнь его свята, как древних воздержников... за требы, крещения и исповедь не берет ничего», – было бы сказано, конечно, и за браки, если б Аркадий совершал браки.