Приложение

О. Иоанн! Получил я от тебя при репорте за № 29 от 18 минувшего сентября раскольническую историю о соловецких бунтовщиках.

В объяснение сей книги посылаю тебе две выписки из одного неизданного сочинения: 1-ю о том, сколь подозрительна и лжива, в существе своем, эта история; и 2-ю. краткая история, как действительно была взята соловецкая обитель, захваченная бунтовщиками¹⁹⁵.

Вам, моим отцам возлюбленным, по благости Божией, удостоенным служить св. церкви в таком месте, каково Суземки, необходимо иметь точные, ясные понятия о раскольнической истории и о действительной истории событий, дабы, по Апостолу, готовым быть присно ко ответу всякому вопрошающему вы словесе о вашем уповании (1Петр. 3, 15).

Если раскольнической истории действительно нет у ваших раскольников, то и не говорите о ней. Но я не думаю, чтобы этой истории у них не было, чтобы они не читали ее, не слушали, не плакали над нею. Я это пишу, судя по опытам на Урале.

На Урале те, кои читают истории, выходящие из под цензуры, особенно те, кои из раскола обратились к церкви, кои и от пастырей церковных получили объяснение существа раскольнической истории, к этой обольстительной истории не имеют уважения; но ваши соседи раскольствующие не читают подлинных историй, не слышать о неверностях, о лукавстве Денисова, составителя истории, верят ей больше Четьи-Минеи и Пролога.

Бог поселил с вами добрых и верных псковитян: не слышать ли чего о страдальцах соловецких они? Не думаю, чтобы раскольницы особенно не пытались подходить со своими прелестями к псковитянам простодушным. Вы это откроете, когда будете учить у себя детей, особенно девушек. Дети откровеннее других. Я это слышал на Урале; начинаю слышать и здесь. Раскол не дремлет, хотя и кажется он спящим. Он иначе существовать не может: давно бы его и не было, если бы ревнители его не трудились над распространением его больше, чем мы, пастыри православия вселенского.

Запасайтесь, запасайтесь познанием, особенно же любовью к Спасителю нашему Иисусу Христу, которая не пожалеет сил и трудов, чтобы только не постыдиться в день страшного испытания Владычня, услышать сладкий оный глас, глаголющей: добрый рабе, благий и верный, над малыми был еси верен, над многими тя оставлю, вениди в радость Господа твоего (см. свою Грамоту еврейскую).

О. Иоанн! Беседую я с о. Стефаном Тихвиноборским, беседую с Даниловским¹⁹⁶, беседую с Лексинским¹⁹⁷, а с тобою, о. Иоанн, как бы я забыл беседовать, Правда, и те, так или иначе, откликаются мне, а ты, мой любезный, молчишь, как будто моего гласа и не слышишь, своего пастырского долга не знаешь.

Ты, мой возлюбленный, не в самомнении ли, не в самообольщении ли, не думаешь ли, что вполне удовлетворяешь требованиям своей должности, не имеешь нужды в приобретении новых познаний, не имеешь нужды в усилении своей деятельности пастырской, как будто уже ты выше и св. Ап. Павла, который никогда не считал себя достигшим полного совершенства (Филип. Ш, 12.13)? Сохрани тебя Бог от такого самозабытия!

Один Данило твой¹⁹⁸ должен занимать нас, побудить к изысканию сил, чтобы разуверить его в его заблуждении. Он доселе ходит в Данилово, как в свой Иерусалим. Не стоить он Филиппа (Деян. V, III, 26--39)? Да мы с тобой не можем и сами себя равнять с Филиппом.

Любите ли вы читать Деяния Апостольские? Не останавливались ли когда на этом поразительном, умиленном, неизъяснимо сладостном повествовании в ХХ гл. 28–38 ст.?

Сколько часов, не лет, не нощей, не дней, которые бы провели мы в беседе с Данилом? А слезы любви, сожаления?! Не наших глаз эти слезы! Потому вокруг нас и прозябают доселе тернии и волчцы, а, может быть, и в нас прозябают, спящим нам (Мф. ХШ, 25).

Я о. Даниловскому посылаю часть истории о том событии, которое известный писатель раскольнический, Денисов, прославил в книге, под заглавием: История о отцех и страдальцех соловецких, иже за благочестье и святыя духовные законы и преданья, в настоящее время, великодушно пострадаша. Почел я нужным передать тебе продолжение истории и наших здешних раскольников. История много помогает беседующим о расколе и с самими раскольниками.

Думаю, что ты и сам увидишь, сколь тебе нужно знать начало истории, которой продолжение получаешь теперь, а потому, как попросишь о. Иоанна Даниловского о присылке к тебе начала, так и ему сообщишь твоей продолжение; таковое общение между вами я считаю нужным в деле любви, любви Христовой, по которой только познают вси, яко Христовы ученицы есмы (Иоан. ХШ, 35).

Желаете ли, о. Иоанн, еще что-нибудь знать о нашем доморощенном, так сроднившемся, так проникнувшем все погосты и деревни раскол? Он разделился на толки; это обессилило его, но, по-видимому, и распространило. Толков много, но и все они единодушно против церкви святой ратуют. Нельзя нам бороться с врагом, не зная силы его, коварства его. Нельзя лечить и болезнь, не зная ее, не зная лекарств против нее. Чему ни уподобишь раскол наш, непременно увидишь, что надобно знать его происхождение, силу и меры против его.

Раскол заблуждает, – он виновен пред Богом; но если и мы не умеем, или не хотим рассеять забуждение его, то не паче ли виноваты пред Богом мы, и особенно мы, среди коих свил себе первое гнездо этот нетопырь адский и откуда птенцов своих разослал по всему нашему отечеству? С Урала смотрят сюда, отсюда летают и туда. О. Иоанн, может быть, никто и нигде столько не обязан заботиться о обращении безпоповцев, как мы, и здесь, в стране Выгорецкой.

ПОПРАВКА.

На стран. 5-й составителем «Истории пермского раскола» по ошибке назван архим. Варлаам; следовало сказать: архим. Палладий, который был впоследствии епископом олонецким.

Любезный о. Иоанн!

Я, и сидя на камне Лумбужском, был утешен ответами детей, которых вы учите закону Божию.

Желаю, чтобы ваше училище домашнее могло служить образцом и для других. Для сего посылаю вам для прочтения книжку: О всенародном распространении грамотности в России. По прочтении покажите оо. Лексинскому и Даниловскому священникам, указав им те места в книге, которые особенно понравятся вам, который особенно идут к нашему месту.

О последующем уведомите меня.

Призывая на вас и семейство ваше благословение Божие, с любовию моею есмь.

7 Июля 1852 г.

Ваших учеников, о. Иоанн, забыть не могу. Они мне приводят на память детей уральских.

На Урале, сказывал я вам, учатся мальчики и девочки; и крестьянские и заводские: православных, единоверцев и раскольников дети.

Да где в нынешнее время не учат детей и не должно учить? Если вы книжку: О всенародном распространении грамотности прочитали, то знаете, сколь распространилась по России мысль о необходимости распространения в народ церковной грамотности для познания заповедей Божиих, для изучения молитв, приносимых церковью, и для водворения в семейном быту нравственных правил жизни, освященных верою (стр. 265).

На Урале начались школы еще прежде, гораздо прежде появления книжки, поминаемой мною. Надо было расположить родителей, чтобы отдавали детей учиться у священников: мужики и бабы, особенно раскольнические наставники, захвативши всю грамотность народную в свои руки, все меры предпринимали, чтобы воспрепятствовать открытию школ по правилам, Высочайше утвержденным, в 1836 году. Надо сознаться и в том, что сначала не много было и священников способных, расположенных, к этому делу. Обыкновенно нам хочется жить больше в покое, чем в трудах; да и то сказать – что учить детей читать с тем, чтобы они разумели читаемое, не легко. Я решительно требовал, чтобы наставники всегда в классы ходили с нужным приготовлением: приготовление же состоять должно между прочим в том, во 1-х, чтобы наставнику самому познать точный смысл того, что дитя учить будет по книге; в 2-х, непременно рассказать какую-либо священную историю – то из Библии, то из Четьи – Минеи (в 3-х, чтобы каждое дитя знало житие того святого, которого имя на себе носит)²⁰¹.

Видите ответ одного благочестивого священника (стр. 307): «цель учения церковной грамоты та, чтобы через нее выучить жить по – христиански». Добрые мои сотрудники составили несколько разговорчиков, применяясь к местным обстоятельствам; дети изучали наизусть те разговорчики и читали их на открытых испытаниях. Посетители слушали и восхищались; торжественно сознавались самые раскольники, что они того никогда не слыхали и не знали... того, что слышали и видели. Пристрастие к старикам и старухам, грамоту знающим, погасло, и – школы там, на Урале, размножились! Господь, Спаситель наш, благословляет труды, усердие и любовь!

Несколько из помянутых разговорчиков взял я с собою в Петрозаводск, несколько из них присылаю при сем и к вам: можете быть, они произведут какое-либо приятное влияние и на здешних любителей духовного просвещения, возбудить и наших собратов на подвиг пастырей-учителей в разуме истинном пастырей-учителей, – подвиг, внушаемый нам самым священным званием приходского пастыря в церкви.

Пермские священники-наставники имеют себе помощников по школе в добрых причетниках, которые под руководством священников просвещенных, доброжелательных, и сами учатся. Даже супруги, даже дочки грамотных принимают участие в учении детей-девушек.

О. Иоанн!

Виждь, колико возлюбил я и тебя: по любви моей столь откровенно пишу я к тебе. Любезный о. Иоанн, и потому я пишу так много, что надеюсь – от семени слова увидеть плоды и на духовной ниве Лумбужской.

Если вы это письмо мое покажете и другим добрым пастырям, от коих можно надеяться усердного участия в учении детей святому православию и истинному христианскому благочестию, то я этим не оскорблюсь. А если кто из них и действительно изъявит желание принять участие в учении детей, – буду и вам и им благодарен.

О. Миролюбов. о. Ребольский, о. Нименский в своих местных обстоятельствах увидят побуждение внять гласу современной потребности – необходимости распространения в народе церковной грамотности для познания заповедей Божиих, для изучения молитв, приносимых церковью, и для водворения в семейном быту нравственных правил жизни, освященных верою.

Ваши дети учатся хорошо: на экзамене утешали они мена; я порадовался о них и за вас: да слышит сие слово и родительница их!