7. Вопрос о побочных основаниях десцендентной теории
Теория, утверждающая происхождение высших органических типов от низших путем эволюции, не имеет для себя прямых оснований и не дала доселе правдоподобной истории ни одного рода. Она и аппелирует главным образом не к прямым, а к побочным данным. Поучительно разсмотреть эти побочные данные.
Прежде всего займемся разсмотрением данных, представляемых эмбриологией. Сущность оснований, заимствуемых эволюционистами из эмбриологии, состоит в том, что, так как онтогенический процесс (процесс индивидуального развития) отражает в себе процесс филогенический (процесс родового развития), и так как зародыш человека в различных стадиях своего развития бывает похож последовательно на различные животные типы, начиная от низших и восходя к высшим, то значит, от этих животных типов он и произошел. Но во 1) действительно ли онтогенический процесс служит отражением процесса филогенического, это еще не доказано. Существуют даже некоторые основания отрицать это, именно следующие: а) зародыш всякого животного в своем развитии бывает похож только на очень немногие формы низшие; между тем как по теории эволюции он должен бы был проходить безчисленное количество низших форм. Далее, даже и с немногими-то формами его сходство бывает не безусловно, а ограничено только немногим числом признаков: походя в одном каком-нибудь отношении, положим, на рыбу, зародыш в тоже время имеет признаки исключительно присущие млекопитающему. По теории эволюции этого быть не должно. b) Процесс развития различных животных далеко не одинаков. Так все млекопитающие развиваются совершенно иначе, чем безпозвоночные. ""У млекопитающих прежде всего появляется сердце, вскоре затем, артерии и вены, спустя немного, нервная система и, наконец, пищеварительный канал. У безпозвоночных порядок совершенно изменяется. Пищеварительный аппарат производится раньше органов кровообращения. Иногда случается, что их вовсе не бывает в течение долгого времени независимой жизни молодого животного вне яйца“. (Катрфаж, Метаморфозы человека и животных, стр. 19). По теории эволюции следовало бы признать, что млекопитающие произошли не от безпозвоночных, но в таком случае от кого же? Вообще-то заметим, что чем дальше изучается эмбриология, тем более колеблется учение о прохождении высшим животным в своем развитии форм, отражающих низшие. Учение Меккеля (своими соображениями по этому предмету, представлявшего прекрасные основания для Геккеля) утверждавшего (в 1812 г.), что каждый организм отражает в своем развитии все низшие формы, давно отвергнуто. Еще Бэр показал, что не все животные развиваются одним и тем же путем; изследования после Бэра еще более подтвердили утверждение последнего. 2) Но если даже допустить, что в развитии зародыша отражаются низшие формы, то и тогда здесь, собственно говоря, не много следует в пользу теории эволюции. Каждый высший организм обыкновенно представляет собой непосредственно низший + некоторый X. Развитие каждого организма, конечно, должно происходить в таком порядке, что сначала являются у него органы наиболее необходимые для жизни, затем менее необходимые. Понятно, что питание должно предшествовать ощущению и ощущение – мысли, существенное должно являться раньше несущественного и, главное, раньше деталей. Отсюда, естественно, зародыш высшего организма в известных стадиях развития должен отражать в себе низшие организмы, как отдаленные от него, так затем и ближайшие к нему. Но в действительности он бывает только похож на них, а не тождествен с ним: а) с самого начала, ведь, у него в семени заложен тот X, который отличает его от организма низшего; b) потому что он в действительности представляет собой не просто непосредственно низший его организм + Х, а некоторое изменение этого организма + Х. Эмбриология, действительно, и подтверждает это априорное соображение о зародыше. Но в таком случае, очевидно, эмбриология представляет собой весьма шаткую, даже, пожалуй, опасную (если принять во внимание сказанное под 1, a и b пунктами) опору для теории эволюции; и во всяком случае ее указания в решении вопроса о происхождении человека без подтверждения их другими данными не имеют значения. Обратимся к этим другим данным.
Эволюционисты указывают на рудиментарные органы, существующие у человека и представляющие будто бы собой безполезное наследие, полученное от отдаленных животных предков. Но на самом деле происхождение каждого из рудиментарных органов у человека может быть объяснено совершенно иначе. Что касается будто бы рудиментарных мышц на лбу и ушных, то они, пожалуй, указывают, что люди, вообще, прежде двигали ушами и кожей на лбу, но, ведь, несомненно, в неблагоприятном для Дарвина смысле. Движение ушами, если могло быть полезно прежде животному предку человека или человеку, то только вертикальное, между тем как оно (как показывают мышцы) было только горизонтальное, следовательно, безполезное: движение кожи на лбу, понятно, не могло быть полезно ни для животного, ни для человека. Позволительно поэтому предполагать, что главное назначение этих мышц состоит не в том, чтобы сообщать движение, а в чем-то ином, что они играют какую-то доселе не выясненную роль в экономии организма. Маленький выступ на ушах, указанный Дарвину Уольнером, не представляет собой зачаточного органа. Изследования показывают, что у некоторых людей таких выступов бывает два. Объясняя как рудимент один выступ, мы обязаны также объяснять и другой выступ, но в таком случае падает теория Дарвина об остроконечных ушах наших предков. Не представляет рудимента и ушная раковина. Правда, не доказано, но можно предполагать, что она оказывает значительную услугу органу слуха, собирая звуковые волны и передавая их колебания оконечностям слуховых нервов. Это предполагать можно, так как еще никто не доказал противного. Полулунная складка около века, в которой Дарвин хочет видеть остаток мигательной перепонки, на самом деле может иметь совсем иное значение в .экономии организма. Видеть в чувстве обоняния рудиментарный орган по меньшей мере несостоятельно, во 1) потому что оно доставляет эстетическое наслаждение через восприятие ароматических запахов, во 2) потому что оно играет роль профилактического органа: оно удерживает нас от того, чтобы оставаться в испорченной атмосфере, сообщая о ее зловонии, оно удерживает нас, например, от употребления в пищу гнилой рыбы, возвещая о совершающихся в ней процессах разложения. Трудно объяснить существование волос на различных частях тела, но эта трудность еще не дает оснований утверждать, что они – рудиментарный орган. Существование волос на голове, у мужчин – бороды и усов доставляет эстетическое наслаждение (в тропических странах волосы защищают от зноя), брови охраняют глаза от разъедающего действия пота. Но зачем бывают волосы на груди, руках, ногах и т. д.? Атласистая голая кожа есть требование эстетическое, природа, однако, далеко не вполне удовлетворяет этому требованию. Какие условия заставляют ее не удовлетворять ему, когда и где появляется у человека наиболее волос на теле и при том волос шерстоподобных? Даем на это общепризнанный ответ словами Дарвина: ""при условиях ненормального питания близ хронически воспаленных поверхностей». Этот ответ Дарвина едва ли особо благоприятствует его теории. У человека есть червеобразный отросток слепой кишки, по-видимому, не только безполезный, но даже вредный, должно ли этот отросток считать рудиментарным органом? Оснований для этого нет, ибо он может иметь какое-нибудь доселе невыясненное физиологическое значение; что же касается указываемого вреда от него, если попадут какие-нибудь твердые тела, то, ведь, с равным правом Дарвин и Геккель могли бы указать на вред от дыхательного горла, в которое, если попадет твердый предмет, то человек погибает неизбежно. Причину существования зачаточных женских половых органов у мужчин и мужских у женщин нужно видеть, как это показал Келликер, в двуполом размножении; ведь, известно, что зародыш в известный период развития бывает одинаков, как мужской, так и женской, половые органы не обозначаются ясно и только впоследствии или мужские или женские органы выделяются и развиваются окончательно. Другие органы (противоположного пола), остающиеся зачаточными, – удел всех позвоночных и однако, в развитом виде (за исключением аномалии) не существуют ни у одного позвоночного. Если бы эти зачаточные органы были рудиментарными, то они должны были бы иметь не ту форму, какую имеют теперь, а ту, в которой они существовали в отдаленные времена у отдаленных двуполых предков; однако этого нет, значит, они вовсе не завет предков потомству. Указывают на хвостец, существующий у человека и будто бы служащий напоминанием о том, что человек был некогда одарен хвостом, но можно, ведь, в нем и не видеть этого напоминания: может быть он нужен человеку для сообщения большей устойчивости его вертикальному положению (отодвигая к заду центр тяжести), может быть нужен для каких-нибудь других целей. Претендуют на то, что открыли рудиментарные остатки третьего глаза у человека. Чтение этого сообщения о третьем глазе невольно вызывает некоторое изумление перед той странной последовательностью развития органа, которую намечают сделавшие открытие Кармельт и Varigni. У рыб глаз не обнаруживается ясно, у земноводных тоже не обнаруживается, у пресмыкающих заметней всего, у млекопитающих остается какая-то шишка, очень маленькая. Каким же образом шло развитие этого органа? Ведь, если он исчез у млекопитающих, то самые слабые следы его должны быть у пресмыкающихся, более заметные у земноводных, еще более заметные и, может быть, даже прямо самый орган у рыб. Но на самом деле мы видим, развитие органа, шло по какой-то волнообразной линии, да вдобавок самого-то органа, ведь, нигде и ни у кого не нашли. Относительно этого, как его называют, пинеального глаза образовались различные мнения и возникли споры (Лейдига и Лейденфельда), которые пока совершенно устраняют возможность ссылаться на этот спорный орган в доказательство истинности эволюционной доктрины. (Dollo, L’ооil. pinéal. Rev. Quest. Scient. 1888. Janvier. р. 336).
Подведем итог всему сказанному о так называемых рудиментарных органах: 1) значение некоторых из них, наприм., хвоста, лунообразной складки около глаза, некоторых мышц для нас не совсем ясно; тем не менее, мы имеем основания предполагать, что они имеют значение в животной экономии, только ускользающее доселе от наших наблюдений, это предположение во всяком случае не менее вероятно, чем предположения Дарвина; 2) в некоторых из них, пожалуй, можно предполагать рудиментарные органы; по Дарвину, можно так смотреть на орган обоняния у дикарей, что, однако, будет свидетельствовать только о том, что эти дикари произошли от более совершенных предков; 3) некоторые так называемые рудиментарные органы на самом деле представляют собой патологическое явление.
Третий ряд фактов, которые будто бы, по утверждению эволюционистов, представляют собой подтверждение их теории, суть явления атавизма. Сущность этих явлений состоит в том, что являются иногда у людей признаки и органы животных. Но кажется, даже признавая гипотезу Дарвина справедливой, нельзя видеть в приводимых им и другими примерах действительно то, что они понимают под атавизмом, нельзя видеть в них возвращения к первобытному типу. Возвращение к типу предков, действительно, бывает. Рождающиеся дети иногда бывают похожи не на родителей, а на более отдаленных предков: деда, прадеда и т. д.; но может ли атавизм заходить далее, это не доказано. Факты, отмечаемые Дарвином и другими эволюционистами, имеют причину свою не в предках, а совсем в других обстоятельствах. Дело в том, что в зародыше, под влиянием еще далеко не выясненных условий, один орган может развиться далее нормальной величины, другой – не доразвиться. Так являются микроцефалы – люди с весьма малыми головами, так являются хвостатые люди вследствие того, что хвостец их продолжал развиваться дальше, чем следует. Отчего это так? Мы не пытаемся представить естественно-научного объяснения этого факта, но постараемся только показать его возможность некоторой аналогией. Существуют в организме так называемые фагоциты – клеточки, пожирающие другие около них лежащие клеточки и вырабатывающие из них новые органы. Так, например, у взрослой лягушки исчезает хвост через поглощение его фагоцитами. У человеческого зародыша в известной стадии развития хвостец выступает далеко наружу, в дальнейшем излишек его исчезает, может быть, его поглощают клеточки, подобные фагоцитам; представим себе, что вследствие какой-нибудь болезни действие этих клеточек парализуется, тогда хвостец остается сильно развитым, и человек рождается с хвостом.
Относительно хвостатых людей нужно, впрочем, заметить еще, что доселе не доказано, чтобы они действительно были. Там, где хвостатость была тщательно изследована, оказывалось, что органы называемые хвостами, на самом деле представляли собой болезненное образование иного порядка. Так в конце 1874 г. Вирхов получил от главного врача греческой армии письменное сообщение о некотором человеке и с фотографией его, показывающей, что он обильно покрыт шерстью в области крестцовой кости. Для главного врача этот человек являлся истинно, как homo caudatus. Вирхов уже готов был опубликовать сообщения о новом случае умножения и свободного выступания спинных позвонков, но полученное в это же утро новое сообщение удержало его от этого. В Берлине на секцию было представлено женское тело, имеющее на оконечности спины значительно выступающее вперед место, покрытое волосами. Точное изследование показало, что здесь был случай так называемой Spina bifiola occulta, не имеющий ничего общего с атавизмом. Мнимый придаток был только болезненным образованием и развитием родимого пятна, сильно выдвинувшегося и обильно покрытого волосами.
Что касается до волосатости людей, то в ней по самому учению Дарвина позволительно видеть ненормальность, но – главное – самый характер ее совершенно отрицает атавизм. У бирманского семейства волосы были особенно обильны и длинны на лице; каким же образом это явление представляет возвращение к обезьяньему типу, когда у обезьян волосы на лице отсутствуют, да и вообще нет никакого животного, и никто не знал такового в прошедшем, у которого косы спускались бы со щек. Наконец, волосатость у бирманского семейства соединялась с крайне слабым развитием зубов; а слабые зубы далеко не признак атавизма. Что касается до волосатой девочки Крао, то хвоста у нее, приписываемого ей ее антрепренером, не было, сама она по своим способностям стояла выше многих детей ее возраста: она была девочкой с хорошими способностями. Волосатость ее представляет случай hypertricosis universalis и объяснение ее должно искать не в атавизме, а в условиях зачатия и утробного развития Крао. Приводят пример людей, напоминающих собой овцу, гуся, зайца и т. д. Разсказывают, например, об «"одной идиотке, которая имела отвращение от мяса, ела с жадностью растительную пищу, не пила ничего, кроме воды. Выражения ее чувств – радости или тревоги – ограничивались повторением звуков – бе, ма, ба. Сидела и спала она постоянно на полу, а когда упрямилась или хотела выразить неудовольствие, то пробовала бодаться. Спина и плечи ее были покрыты мягкими, черноватыми волосами, а в форме ее головы было будто бы нечто овечье. Другой подобный пример приводит известный психопаталог Маудсли, именно девочку-идиотку, которая по наружности и повадкам имела некоторое сходство с гусем, почему сиделки в доме умалишенных прозвали ее »«ощипанным гусем»». Голова у нее была маленькая, волосы жидкие с небольшой лысинкой на маковке, глаза большие круглые. Нижняя челюсть представляла некоторое сходство с клювом, шея была необыкновенно длинна и гибка и могла, загибаясь назад, касаться спины между лопатками. Кожа ее представляла сходство с гусиною, именно только что ощипанной, а высунувшиеся нижние углы лопаток похожи на зачатки крыльев. В радости девушка эта гоготала, как гусь, при неудовольствии шипела, а разсердившись била себя руками по бокам или топала ногами. Сама она не могла есть, но жадно глотала все, что клали ей в рот. Она страшно любила купаться и, когда ее сажали в ванну, громко хохотала от радости"». Разсказывают много других подобных случаев. Что означают они? Принимая во внимание тот несомненный и для Дарвина и для других факт, что в числе предков человека не было ни овцы, ни гуся, должно признать, что причина рождения людей с признаками и свойствами животных кроется не в атавизме, который не может здесь иметь места, а в чем-то ином. Думаем, что причины таких уродств у тех или у других субъектов нужно искать не в далеком прошлом, а в некоторых обстоятельствах, имевших место во время беременности их матерей.
В ряду явлений атавизма особенно сильное внимание было обращено на микроцефалию или малоголовость. Фогт написал целую книгу о малоголовых (переведена на русский язык). Нельзя оспаривать значения и достоинств этой книги, содержащей в себе массу фактов, изследований и наблюдений весьма важных для врача и антрополога, но должно решительно утверждать, что она не представляет никакого довода в пользу теории происхождения человека от обезьяны. Стремление сделать эту книгу одним сплошным аргументом в пользу известной теории, только много повредило книге. Ради своей цели Фогт жертвует правдой, это побуждает к осторожности при обращении с его книгой. Так сознательно или безсознательно, но о мозге микроцефалов он говорит неправду. Мозг микроцефалов, правда, отличается от мозга человеческого, но не приближается к обезьяньему. Отсутствие симметричности в извилинах обоих полушарий, отсутствие наружной затылочной перпендикулярной борозды и так называемого operculum, все это далеко не напоминает обезьян. Точно также строение и изгиб основания черепа, отсутствие черепных гребней и строение костей лица выказывает (как и все прочее тело) совершенно человеческие признаки. Фогт не изследовал сам мозг микроцефалов, он удовольствовался изучением слепков и наблюдениями других анатомов, но те, которые занимались таковым изследованием, пришли к указанному заключению о несходстве микроцефалов с обезьянами. Вот имена этих анатомов: Маршал, Лушко, Ленхосеж, Эккер, Мержеевский, Зандер, Шпеле, Бишов, Вирхов и др. По мнению всех этих анатомов явление микроцефалии представляет собой не атавизм, а следствие остановки развития мозга в зародыше. Но не зависимо от этих фактов представляется в высшей степени странным, как Фогт или кто-либо другой мог видеть в микроцефалах портреты своих предков. 1) Микроцефалы-идиоты, неспособные поддерживать собственное существование. Неужели можно допустить, чтобы в ряду наших предков были такие. Если бы действительно были такие, то нас бы не было. 2) Все микроцефалы не способны к продолжению рода. Как же от таких предков могли бы явиться мы? Микроцефалы, это – уроды, подобные двуголовым и тому подобным тератологическим субектам. Если судить по этим исключениям о нашем прошедшем, то должно было бы допустить, что в ряду наших предков были обладающие и двумя головами и шестью или семью конечностями, и все это в недалеком разстоянии от нас между высшими позвоночными.
Вся эта теория побочных данных имеет в своей основе чрезвычайно странные предположения. Ею предполагается, что организмы без всякой пользы или даже со вредом для себя повторяют в своей жизни историю жизни своего рода. Ведь, что-нибудь из двух: или человеческому зародышу на известной стадии его развития нужны жаберные щели или не нужны. В первом случае не нужно обращаться к истории рода, а нужно объяснить, как наличные факторы удовлетворяют нужду зародыша в жаберных щелях. Во втором случае мы получаем смелое и очень рискованное утверждение, что зародыш развивается нецелесообразно. Но если даже принять и это, то все-таки индивидуальное развитие должно быть истолковываемо из наличных факторов развития, а не из истории рода. Аппелляция к истории есть на самом деле отказ от объяснения. Затем теорией побочных данных предполагается, что природа снабжает организм ненужными или даже вредными для него органами (нефункционирующими мышцами, опасным чревообразным отростком) и это происходит всегда при условиях нормального развития. Получается, что нормы природы ненормальны. Да простят мне великие защитники дарвинизма, сколько бы ни считалось между ними гениальных ученых, я все-таки скорее поверю природе, чем им, и решительно утверждаю, что обвинения возводимые ими на природу обусловливаются тем, что они ее не знают. Не умея определить значения того или иного органа в развитии или экономии организма, они говорят, что он не нужен. При таком отношении к фактам, пожалуй, много ненужного окажется на свете. Наконец, в теории атавизма мы встречаемся с мистическим элементом в дарвинизме. Оказывается, организм в скрытом состоянии носит в себе все свойства и качества своих прабабушек и прадедушек и при благоприятных обстоятельствах может передать их потомству так, что они станут явными, как и были у предков. Каким безконечным наследством, оказывается, владеют организмы, не пользуясь им и даже не подозревая о его существовании! Все это слишком сложно, произвольно и представляет природу действующую очень неразумно. Прежде каждое научное открытие вызывало удивление перед премудростью законов природы – их простотой и целесообразностью. Теория побочных данных устанавливает новый взгляд на природу. Эта теория уподобляет ее фантастически глупому архитектору, который, взявшись построить на месте хижины дворец (вместо ланцетика человека), весь грубый и непрактичный материал хижины присоединил бы к мрамору и бронзе дворца. Таких нелепых архитекторов не встречается и между людьми, а природа во всяком случае архитектор более премудрый, чем кто-либо из архитекторов.