1875 г.

В первый день Нового года я в последний раз совершил в благолепном Кафедральном Соборе Божественную литургию, на которой возносилось моё имя не как Полоцкого уже и Витебского Епископа, но как Харьковского и Ахтырского. После литургии отправлен был мною по чину молебен новолетия. Затем, разоблачившись, вышел я из алтаря в мантии и начал прикладываться к местным иконам, при пении певчими священной песни: «Ныне отпущаеши». По окончании сего, я взошел на амвон с жезлом в руке и обратился к предстоящей пастве с следующею речью:

«Когда оставляют домашний кров и отправляются в далекий путь, обыкновенно обращаются к своим присным и друзьям с таким знаменательным словом: простите.

Что̀ значит это слово; какая в нем особенная мысль? В нем заключается та мысль, что отправляющийся в путь не уверен, возвратится ли он в свой дом и увидится ли опять с своими ближними и друзьями; и потому на всякий случай просит у всех и каждого прощения в своих прегрешениях против них, дабы, в противном случае, не отойти непрощенным, по выражению Писания, в путь всея земли (Нав.23:14; 3Цар.2:2), в тот путь, с которого нет уже возврата.

Оставляя ныне, по изволению священной и Державной Власти, наипаче же по премудрой и всеблагой воле Божественного Провидения, сей святый дом, сию боголюбезную паству, и отправляясь в путь, хотя и не весьма далекий, но во всяком случае безвозвратный, с сердечною скорбью обращаюсь к тебе, возлюбленная моя Паства, с последним печальным словом: Прости...

Простите меня, пастыри, коим я, по званию пастыреначальника, должен был служить примером в слове учения и благоговейном совершении священнодействий; коих я обязан был словом и примером руководить и назидать в правилах христианского благочестия, предостерегать от грехопадений и пороков страхом суда Божия, – и, может быть, не исполнил в точности сего пастырского долга. Простите все, кому я праздным словом или неосторожным, несвойственным моему сану, поступком подал когда-либо повод к соблазну и осуждению. Простите меня все, ближние и дальние, живущие и отшедшие, кого я, по немощи человеческой, огорчал и оскорблял словом или делом, намеренно и без намерения. Простите и напутствуйте меня вашими благожеланиями, вашими молитвами.

Если же кто-либо и из вас, моих духовных чад, чем-нибудь преогорчал меня, в продолжении восьмилетнего моего с вами пребывания, от всего сердца прощаю всех и каждого, и потщусь всегда памятовать вас, как возлюбленных первенцев в моём священно-начальственном служении, в своих молитвах пред верховным Пастыреначальником и Господом.

Всеблагий и Премилосердый Господь, заступлением Пречистыя Своея Матери и Молитвами Святителя Николая и Преподобной Евфросинии Полоцкой, да простит и помилует всех нас! Аминь».³²

На эту речь Настоятель Кафедрального Собора, Протоиерей Василий Покровский отвечал следующей речью:

«В последний раз Ты предстоял ныне Престолу Божию в сем св. храме, который так дорог Твоему пастырскому сердцу!.. Последний раз приносил в нём бескровную жертву, низводя благословение небесное на своего Рувима, на первенца своих пастырских трудов, – на свою паству Полоцкую!.. Только что изрек ты нам своё последнее, горестное для нас «прости»! Чем же, Преосвященнейший Владыко, чем напутствуем Тебя на новое место Твоего Архипастырского служения?.. Благодарением, благодарением и благодарением...

Благодарим Тебя, Милостивейший Архипастырь и Отец, за то, что в течение Своего восьмилетнего пастырства у нас, Ты бдительно и доблестно стоял на Божественной страже православия и русской народности. Благодарим за ревностное попечение Твое о св. храмах Божиих. Благодарим за то, что Ты был всем вся – и радовался с радующимися и плакал с плачущими: благоденствие пасомых всегда веселило Твое пастырское сердце, а горе их– частное ли или общественное – болезненно отзывалось в Твоей благой душе, и объятые горем находили у Тебя утешение, облегчение, отраду в скорби, а нередко – и благовременную помощь. Благодарим Тебя, Архипастырь и Отец, в особенности мы, твои подначальные; со всеми нашими нуждами, и служебными, и частными, мы являлись к Тебе, как дети к чадолюбивому отцу, и всегда выносили от тебя вразумление, наставление и утешение. А сколько Твоею милостивою Архипастырскою десницею отёрто горьких слёз наших вдов и сирот? Долго-долго, с пламенною мольбою к Богу, они будут вспоминать своего Архипастыря-благодетеля. Ежели что-нибудь и стропотное усматривало иногда Твое благое око в пасомых Твоих, – Ты, не поражав их с суровостью грозного судьи, но подражая Евангельскому милосердому Самарянину, прилагал отеческое попечение об исцелении их душевных ран. Да, Преосвященнейший Архипастырь, не железным жезлом Ты упасал нас! Прими же милостиво от нас этот символ твоего Архипастырского служения. Да пребудет он залогом нашей благодарной любви к Тебе за твои пастырские заботы на благо Полоцкой паствы! Предстоя с ним там, на новом месте Твоего Архипастырства, пред алтарем Господним, помяни и нас в твоих св. молитвах, а мы не престанем молить Господа, да благословит Он настоящий исход Твой и милосердие Его да почиет над Тобою выну во вся дни Твоей жизни! Благословен грядый во имя Господне!»

При словах оратора: «ты, Преосвященнейший Владыко, пас нас не железным жезлом», Градской Голова, купец Е. М. Цитринко поднёс мне серебряный с позолотою посох.

Затем последовало трогательное прощание с паствою. – Старшее духовенство и высшие чиновники светские зашли из собора в мои покои для обычного приветствия с новым годом.

После обедни подана мне была из Харькова телеграмма следующего содержания:

«Харьковская Консистория честь имеет принести Вашему Преосвященству поздравление с наступающим новолетием».

На это отвечал я в тот же день телеграммой на имя Преосвященного Викария Вениамина:

«Благодарю за приветствия и известия. и Приветствую вас и паству с новолетием. О времени прибытия извещу».

Хотя я и не получил ещё официального разрешения на проезд чрез Петербург, но я не сомневался в этом разрешении, и потому решился телеграфировать в Вильну Н. А. Сергиевскому, который также располагался ехать в Петербург и желал там ещё раз видеться и проститься со мною, – телеграфировать в таком смысле:

«Приветствую новым годом. Оставляю Витебск четвертого числа; остановлюсь в Полоцке; прибуду в Петербург седьмого».

В 4 часа у Начальника губернии П. Я. Ростовцева был торжественный обед, к которому и я был приглашен. Перед обедом я поднес гостеприимному хозяину, в благословение, икону святителя Николая.

В четверг, 2-го ч., предложен был мне всеми сословиями городскими обед в зале благородного собрания. В этом обеде приняли участие не только православные граждане Витебска, но и римские католики и лютеране. От католической церкви, кроме мирян, были два почетнейших священника. – О том, как происходил обед и что было говорено на нём, можно прочитать в книжке: «Прощание Еп. Саввы с Полоцкою паствою и пр.» Харьков, 1876 г., стр. 21 и след.

3-го ч. ездил я в Марков монастырь; выслушал там Царские часы; благословил братскую трапезу; на память обители оставил образ пред. Нила Столобенского и возвратился в город, где сделал несколько прощальных визитов гражданам и некоторым лицам из старшего духовенства.

В этот же день получил я из Лепеля от протоиерея Онуфрия Никоновича³³ письмо, в котором он, поздравляя меня с новым годом, выражает скорбь о разлуке со мною. Должно заметить, что это тот самый протоиерей Никонович, который, при вступлении моём на Полоцкую паству, был Настоятелем Кафедрального Собора и которого я, по его малообразованности, должен был удалить от такого видного и почётного места.

4 ч., в субботу, назначен был мой выезд из Витебска. Губернатор и прочие чины городские предполагали проводить меня до Полоцка с особым поездом, но это предположение не осуществилось, потому что для особого поезда не оказалось удобных часов в продолжение дня.

Перед отправлением в путь я выслушал, в последний раз, в Кафедральном соборе раннюю литургию и вслед за ней напутственный молебен, совершенный соборно тремя архимандритами и всем градским духовенством, при многочисленном собрании граждан, пришедших принять от меня последнее архипастырское благословение. В 9-ть часов отправился я, в сопровождении Начальника губернии, на станцию железной дороги, куда также собралось множество народа. В 10-ть часов двинулся поезд и я, осенив в последний раз свою духовную паству в лице стоявших на платформе властей и граждан, не без грусти оставил Витебск...

В Полоцке остановился я по обычаю в Богоявленском монастыре.

5-го ч., в воскресенье, слушал я литургию и затем молебен Животворящему Кресту и преп. Евфросинии в Спасском женском монастыре. После обедни пил чай у Игуменьи и затем навсегда простился с нею и со всеми сестрами обители.

В 1-м часу по полудни посетил Военную Гимназию.

Возвратившись в монастырь, я отправил в Петербург Наместнику Невской Лавры Архимандриту Никодиму³⁴ телеграмму такого содержания:

«Седьмого прибуду в Петербург. Не откажите в убежище, о котором я писал Его Высокопреосвященству»³⁵.

В то же время написал два письма, одно в Москву Преосвященному Леониду³⁶, а другое в Харьков Преосвященному Вениамину.

Вот что я писал Преосвященному Леониду:

«Приветствую Вас из древнего града Полоцка с новым летом благости Господней и желаю Вам в наступившем лете от Господа всяких благ, потребных к житию и благоплодному служению Его святой церкви.

Оставив 4-го числа навсегда Витебск и стремясь к новому, мне указанному месту служения – Харькову, я решился направить свой путь через обе Столицы, чтобы, с одной стороны, несколько освежиться от прошедших трудов, а с другой запастись новыми силами и некоторыми сведениями для предстоящей деятельности в новом, мало мне известном, краю. В Полоцке я остановился на два дня, чтобы в последний раз поклониться здешней святыне и в первый раз принять молитвенное участие в храмовом празднике одной из здешних обителей. Завтра, вечером, отправлюсь отсюда в Петербург на непродолжительное время, а оттуда, если Бог благословить, на более продолжительный срок явлюсь в первопрестольный град Москву, куда влекут меня сильно разные чувства: и чувство религиозное (поклонение святыне), и чувство дружбы, и, наконец, чувство признательности к благодетелям и благотворителям церквей оставленной мною Полоцкой епархии.

В особенности же влечет меня в Москву желание повидаться с Вашим Преосвященством и побеседовать с Вами по душе о многом и многом.

Итак, до приятного свидания. Помолитесь о мне Тому, Кто есть единый истинный и живый Путь, да благоустроит Он путь мой к Вам».

Преосвященному Вениамину писал следующее:

«Вчера, 4-го числа, оставил я Витебск и сегодня пишу Вам из Полоцка. – Но Полоцк на пути не к Харькову, а к Петербургу, куда я возымел намерение отправиться по своим надобностям. В Петербурге не думаю долго оставаться, но поспешу в родственную для меня и благодетельную для Полоцкой епархии Москву, где пробуду, вероятно, дольше, чем в Петербурге. Из Москвы по пути остановлюсь на одни сутки в Курске, откуда мне удобнее уже будет распорядиться назначением дня и часа прибытия моего в Харьков.

Усердно благодарю Ваше Преосвященство за приветствия, выраженные в Вашем письме».

После обеда, вечерню и водоосвящение слушал я в теплой монастырской церкви.

6-го ч., в день Крещения Господня, утреню слушал я в своих покоях, а литургию в холодном монастырском храме, посвященном воспоминанию Богоявления Господня.

На память о своём пребывании в обители в последний раз и молитвенном участии в её храмовом празднестве в первый раз, я оставил изображение Крещения Господня, рельефно вырезанное на беловатом камне и вделанное в дерево, мерою в вышину 1 1/2 вершка, в ширину 1 3/4 вершка. На задней стороне изображения сделана была мною следующая надпись:

«Сие освященное изображение, сделанное на камне из реки Иордана, приносит Полоцкой Богоявленской обители, на память посещения в день ея храмового праздника, Савва, Епископ Харьковский, бывший Полоцкий и Витебский, января 6-го дня, 1875 г.»

А мною изображение это получено было в Августе 1866 г., перед отбытием моим из Москвы на Полоцкую епархию, от Сенатора П. И. Соломона, путешествовавшего в 1857 г. в Иерусалим и оттуда в числе многих других святынь привезшего и сию священную вещь.

Настоятель монастыря, Архимандрит Григорий, которого я перед своим отъездом представил к награждению Орденом Св. Анны 2-й степени пригласил ради меня к своей праздничной трапезе всю Полоцкую знать как духовную, так и светскую. И эта монастырская трапеза также не обошлась без адресов и спичей. Первый встал и прочитал перед собранием адрес, составленный от лица духовенства и других представителей города Полоцка Законоучитель Полоцкой военной гимназии, Протоиерей Добрадин³⁷. Адрес этот изложен в следующих выражениях:

«Итак слухи, так долго смущавшие наши сердца Тебя любящие, оказались не напрасными: определением высшего церковного правительства и волею Благочестивейшего Монарха Ты, наш милостивый Отец и Архипастырь, переносишься как светильник на новое место, чтобы и там светить светом истины и добра. Веруем, что Твое назначение совершается не без воли Того, Кто ходить посреди светильников, и потому не смеем прекословить определению... Но, расставаясь с Тобою, не можем не скорбеть об этом, подобно детям, которые разлучаются со своим добрым отцом.

Следуя на новое место служения, Ты не забыл старейшего города Твоей паствы и – являешься в богоспасаемый Полоцк, чтобы преподать ему архипастырское благословение. Наша мысль при этом обращается к прошедшему и с особенным вниманием останавливается на том, что напоминает о Твоей Архипастырской благопопечительности в нашем городе. Так –

В среде православных Полочан возникает мысль об учреждении Братства: Ты принимаешь к сердцу эту мысль, благословляешь намерение учредителей, упрочиваешь существование Братства не только учреждением его устава, но и живым участием в открытии и дальнейшей судьбе его – до настоящего времени, как почетный попечитель Братства.

Является у жителей благочестивое желание иметь нетленные останки Той, Которую с особенным благоговением чтит народ Белорусский, как свою небесную покровительницу, и хранить в своей памяти высокие подвиги её веры и благочестия: Ты сочувствуешь этому святому желанию, входишь в непосредственные сношения с первосвятителями Москвы и Киева, ходатайствуешь пред высшим церковным правительством и, к нашей несказанной радости, устрояешь для нас небывалое и высокое торжество веры в принесении части мощей преподобной Евфросинии, Княжны Полоцкой, из г. Киева³⁸.

Правительство в своей заботливости об утверждении начал русской жизни решается устроить здесь рассадник просвещения для народа и открывает Учительскую Семинарию: Ты с отеческою радостью приветствуешь новое заведение, как самое благотворное для здешнего края, сам спешишь сюда, чтобы призвать благословение Божие на новый рассадник, и непосредственно преподаёшь ему Своё святительское благословение, чтобы он процветал и приносил благие плоды народного образования.

Могут ли быть забыты ближайшими Твоими сотрудниками в деле священнослужения, равно и руководителями духовного юношества, те дорогие заботы, которые Ты прилагал, чтобы устроить первоначальное образование духовных детей соответственно потребностям времени и приготовить для них новое жилище?

Можем ли, наконец, все мы не ценить того отеческого внимания, с каким Ты обращался к нам, посещая наши храмы, наши школы, наши жилища?

Воспоминание об этих проявлениях Твоей отеческой любви и Архипастырской благопопечительности наполняет сердца наши живейшею признательностью и в настоящие минуты, при предстоящей Твоей разлуке, побуждает нас от всей души молить небесного Пастыреначальника, да благословить Он путь твой, да благопоспешит Тебе на новом поприще служения Твоего и продлит дни жизни Твоей в ненарушимом здравии и непременяемом благополучии для блага новой Твоей паствы, на пользу святой нашей церкви и к утешению любящих Тебя Полочан.

Прими, Преосвященнейший Владыко, настоящее заявление, как выражение искренних чувств благодарности и преданности Тебе, от тех, которые со скорбью расстаются с Тобою».

Вслед за этим адресом прочитан был другой от лица служащих при Полоцкой Учительской Семинарии. Адрес этот следующего содержания:

«Ваше Преосвященство, Преосвященнейший Владыко, Милостивый Архипастырь и Отец!

«Ваше Преосвященство, изучая в течение продолжительного управления Вашего епархией особенности быта белорусского простолюдина, пришли к тому убеждению, что в этом крае более, нежели где-нибудь, ощутительна потребность в здравом более или менее широком народном образовании. Только тогда, когда здешний край покроется сетью правильно организованных школ, Вы полагали, можно надеяться на благополучный исход продолжающейся ещё нравственной борьбы белорусского простолюдина с окружающими его иноплеменными и разноверными элементами, только тогда этот простолюдин улучшит свой быт настолько, что в нём незаметно будет горьких последствий прошлого многовекового угнетения здешнего края. Проникнутые такими убеждениями, Вы сердечно радовались, когда в Полоцке назад тому два года³⁹ открыта была учительская Семинария, Вы охотно приняли на себя труд посетить тогда наш город, чтобы в качестве предстоятеля здешней православной церкви благословить семинарию на предлежавший ей подвиг, и впоследствии времени не оставляли Полоцка, не посетив Семинарии, не преподав ей своего архипастырского благословения.

Полоцкая Учительская Семинария всегда дорожила таким вниманием Вашего Преосвященства, дорожила тем более, что в нём она видела основание для возможности рассчитывать на установление, при Вашем содействий, вполне правильных возможно более тесных отношений между выпущенными ею учителями и приходскими священниками.

Ныне, когда Промысл призывает Вас на иное место служения, Полоцкая Учительская Семинария считает себя нравственно обязанною просить Ваше Преосвященство принять глубокую признательность за всегдашнее Ваше внимание к ней. Вместе с тем она позволяет себе выразить надежду, что Ваше Преосвященство не забудете её в своих святых молитвах».

Затем Смотритель Духовного училища И. Блажевич обратился ко мне с следующею речью:

«Милостивейший Архипастырь!

Если где должна сохраниться о Вас память, и если кто другой имеет повод или побуждение так искренно благодарить Вас, то более всех обязан сделать это я от лица тех сирот, представителем которых в настоящее время я имею честь явиться пред Вами.

Не буду перечислять всех благодеяний, излитых Вами на этих сирот. Скажу в общем: в Вашем попечении о них выражалась та именно любовь, силу или сладость которой вкушать эти сироты лишены были судьбой от колыбели, – т. е. любовь материнская. Не буду и силиться выразить всю и вполне их благодарность за ту любовь, потому что чувствую, что, взявшись за это дело, я не выполнил бы его и в половину. Быть может судит Бог, что эти дети, прикрытые Вашим именно попечением от полунаготы, прикрытые Вашею любовью, со временем, окрепнув телом и духом, сами предстанут пред Вами и, лично выразят Вам свою благодарность и полнее и сильнее.

Теперь же, Архипастырь, обращаюсь с обычным, всегдашним нашим к Вам словом, – словом просьбы: – простите за всё! Не лишайте нас своей обычной попечительной любви, и, отправляясь от нас в путь, благословите нас так, как благословила бы моих сирот их родная мать, отправляясь если не в безвозвратный, то в далекий путь».

В 10 часов вечера оставил я древний Полоцк. Из Полоцка сопровождали меня до Динабурга Архимандрит Григорий, Динабургский Благочинный священник Щербов⁴⁰, который нарочито приехал в Полоцк встретить меня, и другие.

В Динабург я приехал в 2 часа по полуночи. Здесь, не смотря на такое позднее время, встретило меня очень много православных граждан и предложено было радушное угощение. – И здесь одним из почётнейших граждан напутствован я был следующею речью:

«Ваше Преосвященство! Мы имеем сегодня ещё раз счастье радостно встречать Ваше Преосвященство, но, к искреннему сожалению, встречаем для того, чтобы ещё с большею грустью расстаться с Вами!

Общие наши чувства благодарности, глубокого уважения и высокопочитания уже неоднократно были выражаемы Вашему Преосвященству, и чувства эти останутся, навсегда неослабно искренними и теплыми в сердцах наших!

Дозвольте ныне ещё раз, хотя и в слабых выражениях, но искренне выразить пред Вами наши чувствования.

Отныне нас будет разделять далекое пространство, но живы, и свежи будут всегда в нашей памяти милостивое к нам внимание и расположение и Ваши посещения нас в нашем городе!

Осмеливаемся мы ныне искреннейше благодарить Вас за Ваши к нам внимание и расположение и умиленно просить Ваше Преосвященство осчастливить нас воспоминанием в молитвах Ваших и благословлениях в стране далекой, которая примет Вас достойно, приметь Вас в такой степени радостно, в какой мы ныне грустно расстаемся с Вами!

Удостойте, Ваше Преосвященство, принять общее искреннее желание наше благополучного пути, счастливейшего прибытия в Ваше новое местопребывание и сердечно-искренне произнести: здоровье Вашего Преосвященства!»

Достойно примечания, что первый город, который я встретил 7-го Сентября 1866 г. на своем пути в Витебск, был Динабург. Он же и теперь 7-го января 1875 г., через восемь лет и 4 месяца, провожает и напутствует меня последним.

После восьмилетней, непрерывной почти борьбы со всем, меня окружавшим, мог ли я ожидать такого заключения моей деятельности на Полоцкой кафедре, таких сочувственных и торжественных проводов при оставлении мною этой кафедры? Подлинно, если сравнить те мысли и чувства, кои волновали мою душу при вступлении в пределы Полоцкой епархии в 1866 г., с теми, кои наполняли моё сердце теперь, при оставлении этих пределов, нельзя не возблагодарить Господа-Промыслителя и всеблагого во всём добром Помощника, от всей глубины души, нельзя не воспеть гласом церковной молитвы: «Слава Тебе Богу, Благодетелю нашему во веки веков! Аминь».

В 5-ть часов двинулся поезд далее, по направлению к Петербургу. Преданный мне Законоучитель Динабургского реального училища, священник Е. Н. Соловьёв⁴¹ выпросил у меня дозволение проводить меня до ближайшей станции; затем решился доехать со мною до Пскова и, наконец, не захотел расставаться до самого Петербурга.

В Петербург приехали мы 7-го числа в 10-ть часов вечера. Холодно приняла нас Северная Столица: был сильный мороз с ветром. Со станции я отправился, в наёмной карете, прямо в Александро-Невскую Лавру, где приготовлена была для меня тёплая и просторная квартира, которая, однако ж, оказалась запертою, когда я приехал.

8-го числа. Среда. Первый, кого я увидел на этот раз в Петербурге, был Ректор Кишиневской Семинарии, Архимандрит Варлаам⁴², состоявший на чреде священнослужения и занимавший помещение в том же корпусе, в котором и я остановился. Не столько, может быть, по обязанности, сколько по чувству приличия, он поспешил представиться мне, и я был очень рад познакомиться с этим, сколько почтенным, столько же смиренным, о. Архимандритом. О. Варлаам – личность очень примечательная. По своему происхождению, он едва ли не из крестьян Кишиневской губернии⁴³. Оставшись в детстве круглым сиротой без всяких средств к существованию, он должен был и учиться грамоте и с утра до поздних часов ночи томиться над изысканием средств насущного пропитания как для себя, так и для двух ещё меньших братьев своих, находя оные в непосильных занятиях и трудах. Самоучкою научившись чтению, он занимал некоторое время должность причетника, затем поступил в число послушников монастырских; между тем, он чувствовал сильную потребность в школьном образовании, почему, будучи уже 23-х лет от роду, он, с разрешения Св. Синода, поступил в местное духовное училище, а оттуда переведён был в Семинарию. По окончании семинарского курса возвратился в монастырь, был пострижен в монашество и сделан Настоятелем монастыря с возведением в сан Игумена. Но не довольствуясь полученным им в Семинарии образованием, он хотел достигнуть путём Академии высшего духовного образования. В этих видах, добровольно сложивши с себя звание Настоятеля монастыря, отправился в Петербург и 34-х лет от роду, с саном Игумена, вступил в здешнюю Академию, где и окончил курс в 1855 г. с степенью кандидата, а в 1858 г. возведён на степень Магистра. С 1862 г. занимал должность Ректора Кишиневской Семинарии в сане Архимандрита; в 1874 г. вызван был в Петербург на чреду священнослужения и проповеди слова Божия. Христианское смирение и кротость, а равно и другие нравственные достоинства о. Варлаама обратили на себя особенное внимание Первенствующего Члена Св. Синода: в Феврале 1875 г. Архимандрит Варлаам рукоположен был в Епископа Тотемского, викария Вологодской епархии; а в следующем 1876 г. переведен на кафедру Выборгскую, с званием второго викария С.-Петербургской епархии; в 1877 г. удостоен уже был сопричисления к ордену Св. Анны 1-й степени. Так, по слову Христа Спасителя, смиряяй себе вознесется.

Отпустивши о. Варлаама, я поспешил в Лаврский Собор, чтоб поклониться св. мощам Благоверного В. Князя Александра Невского, и, зашедши оттуда на короткое время к Наместнику Лавры о. архимандриту Никодиму, моему сослуживцу по Московской Семинарии, отправился к Высокопреосвященному Митрополиту Исидору.

Явившись к Владыке, я поднёс ему образ Преп. Евфросинии Полоцкой. Он принял меня благосклонно и вступил со мною в откровенную беседу. Речь зашла о выборе благочинных. Владыка высказал неодобрение этого принципа и строго осуждал Митрополита Киевского Арсения⁴⁴ за то, что он, не посоветовавшись с прочими Членами Синода, первым допустил в своей епархии выборное начало относительно благочинных. Его примеру последовал одним из первых Преосвященный Макарий⁴⁵, бывший Архиепископ Харьковский, но в Харькове не все были довольны этим нововведением; кто-то из духовных писал об этом Митрополиту и порицал Архиепископа Макария. Далее, коснувшись современного вопроса о духовно-судебной реформе, Владыка и об этом выразился несочувственно, и при этом с крайним неудовольствием отозвался о льстивом мнении о проекте Псковского епископа Павла⁴⁶.

Интересный разговор наш, к сожалению, прерван был появлением Преосвящ. Феоктиста⁴⁷, бывшего епископа Старорусского, викария Новгородской епархии, а в это время назначенного на епархию Симбирскую.

Оставивши Владыку с Преосвященным Симбирским, я отправился путешествовать по Петербургу. Прежде всего заехал в Домик Петра Великого, чтобы поклониться Чудотворному Образу Спасителя и отдать на свечу рубль, врученный мне, при отправлении из Витебска, больною дочерью Начальницы женской гимназии Ушаковой – Мариею. Оттуда заехал к бывшему преподавателю Витебской Семинарии И. Г. Слиборскому⁴⁸ и через него познакомился с его родными, у коих он и квартировал.

К двум часам возвратился в Лавру к обеду у Владыки Митрополита. Обедали втроем: Митрополит, Преосв. Феоктист и я. За столом Владыка рассказывал о своих помещениях – в Витебске и Тифлисе, в бытность его на Кафедрах Полоцкой⁴⁹ и Карталинской⁵⁰.

Вечером посетил Главного Священника Армии и Флота, Протоиерея Петра Евдоким. Покровского⁵¹, бывшего Кафедрального протоиерея Архангельского Собора в Москве; он принял меня как близкого родного.

9-го числа вечером, был я у члена Синода, Придворного протоиерея Ив. Вас. Рождественского⁵² – моего почтенного земляка. С ним у меня была очень продолжительная и искренняя беседа. Шла речь, между прочим, 1) о моём назначении сначала на Курскую, а потом на Харьковскую епархию; в Харьков предполагали было перевести Нижегородского Архиепископа Иоанникия⁵³, но отложили, потому что он недавно (именно в 1873 г.) перемещен был с Саратовской кафедры на Нижегородскую; 2) о назначении на моё место преемника в Витебск; – предположено было сначала определить на Полоцкую кафедру Преосвящ. Иосифа⁵⁴, епископа Ковенского, Викария Литовской епархии, а епископа Чебоксарского, викария Казанского, Викторина – на кафедру Смоленскую; но, при рассуждении об этом в Синоде, кто-то из светских чиновников заявил, что неудобно Викторина посылать в Смоленск: ведь он там встретит многих священников и даже протоиереев, сеченных им розгами, когда он был в Смоленской Семинарии Инспектором (1853 – 57 г.); заявление это произвело своё действие; назначение было изменено: в Смоленск послали Иосифа, а Викторина назначили моим преемником на Полоцкую кафедру; 3) о перемещении на Ярославскую епархию Херсонского Архиепископа Димитрия⁵⁵ без его ведома и, вопреки его желанию, но по проискам брата его, Петербургского протоиерея Муретова; между тем как Ярославской кафедры домогались Экзарх Грузии, Архиепископ Евсевий⁵⁶, Варшавский Архиепископ Иоанникий⁵⁷ и Каменец-Подольский Леонтий⁵⁸; 4) о переводе Свящ. Писания В. Завета с еврейского языка на русский; из переводчиков никто не знал основательно еврейского языка: перевод сделан на основании святоотеческих толкований свящ. книг; 5) о самовольном и безотчетном распоряжении Обер-Прокурора делами по духовно-учебным заведениям и в частности о назначении ревизоров, коим предположено было возвысить оклады жалованья, но Иван Васильевич⁵⁹ воспротивился; 6) об отношениях ко мне Графа Д. А. Толстого⁶⁰ будто бы неблагоприятных; 7) о мнениях Архиереев и Консисторий о проекте духовно-судебной реформы; одобряя моё мнение по сему предмету, Иван Васильевич в то же время очень неблагосклонно отозвался о мнении Полоцкой Консистории, столь превознесенном клевретами известной партии; 8) Иван Васильевич порицал действия и отношения ко мне протоиерея Юркевича⁶¹ и священника Матвея Красовицкого⁶²; 9) о Преосвященном Никаноре⁶³, епископе Аксайском, викарии Донской епархии; дошли до сведения Государя очень невыгодные отзывы о его действовании на Должности Ректора Саратовской Семинарии (1857–1865 г.), так что ему угрожала опасность не быть епархиальным Архиереем.

Не помню, от кого я слышал в Петербурге, что мнение большинства членов (вероятно, какого-нибудь особого Комитета) о Церковных Соборах в России, согласное с мыслями покойного Митрополита Московского Филарета, было утверждено, но оставлено без исполнения по Той будто бы причине, что Филарет впоследствии отказался якобы от своей мысли в пользу меньшинства, к которому принадлежали-де протоиерей Рождественский, Министр Панин⁶⁴ и Барон Корф⁶⁵.

В 12-м часу был у Члена Св. Синода, протопресвитера В. Б. Бажанова⁶⁶. Между прочим, была речь о Московском Митрополите Иннокентии⁶⁷. О. Бажанов выражал удивление, почему Митрополит не просит об отставке; ведь он, при слепоте своей, приходя в Синод, нередко садится-де в чужое кресло.

В 2 часа обедал у Наместника Лавры Архимандрита Никодима вдвоём с ним. Он был доволен своим положением и, по-видимому, не очень охотно шёл в Новгород, на епископскую Старорусскую кафедру, на которую он вскоре затем был возведен. В беседе со мною он рассказывал о Лаврских постройках и о доходах, простирающихся до 200,000 рублей; о том, что Митрополит не пользуется третьею частью из братской кружки, а взамен её получает, сколько следует, из неокладных, или экономических Лаврских сумм.

От Наместника заходил к живущему рядом с ним старшему Петербургскому викарию, преосвященному Палладию⁶⁸: очень красивый собою, добрый и приветливый муж.

Вечером был я у преосвященного Макария⁶⁹, архиепископа Литовского, на Синодальном подворье, в Семеновском полку. Принят был очень ласково, и неудивительно, потому что я ехал в епархию, где у Преосвященного немало родных. Здесь встретился я с Игуменом Павлом (Прусским)⁷⁰, который нередко ездил в Литовскую епархию для собеседования с тамошними раскольниками. Когда о. Павел удалился, и мы остались с Преосвященным вдвоём, у нас началась беседа очень искренняя и откровенная. Преосвященный выражал крайнее неудовольствие на то, что он на место бывшего викария, епископа Иосифа, переведенного на Смоленскую кафедру, представлял Синоду Наместника Виленского Св. Духова монастыря, архимандрита Мелетия⁷¹, и Синод соглашался на это представление, но Обер-Прокурор не пропустил составленного по этому предмету протокола по той причине, что он слышал от Виленского Генерал-Губернатора Альбединского неодобрительный отзыв о поведении Архим. Мелетия. Преосвященный сообщил мне об обстоятельствах Харьковской епархии следующие сведения: а) Архиепископ Нектарий предавался будто бы по временам нетрезвости, и от того редко служил и почти ни разу не обозревал епархии; б) Редактор Епархиальных Ведомостей протоиерей Чижевский заслуживает особенного внимания; в) Харьковское светское общество – приятное.

Утром в этот день Преосвященный Макарий начал производить, по поручению Св. Синода, ревизию Петербургской Д. Академии. Мне рассказывали потом, что профессор Чельцов⁷², читая в его присутствии лекцию о составе Богослужения в древней церкви, стал в тупик и не мог продолжать.

11-го числа в 1 час дня пополудни обедал вдвоём у Высокопреосвященного Митрополита. Речь была о преосвященном Никаноре, Еп. Аксайском. До сведения Государя доведено показание одного из бывших воспитанников Саратовской Семинарии (где Никанор был Ректором)⁷³, взятого по делу о прокламациях, будто бы он слышал какие-то возмутительные мысли ещё в Семинарии, от самого Ректора. Затем возбудился вопрос о Ректоре Томской Семинарии, Архимандрите Моисее⁷⁴, моём совоспитаннике по Академии. Владыка сказывал, что до Синода дошёл слух, будто Архимандрит Моисей однажды, вследствие нетрезвости, упал в церкви, и потому дальнейшее движение для него к высшим степеням служения преграждено.

12-го – воскресение – в 2 часа пополудни пожаловал ко мне Обер-Прокурор Св. Синода, Граф Д. А. Толстой. Я не раз, во время пребывания моего в Петербурге, заезжал к Его Сиятельству, но он то был занят приёмом доклада, то уезжал в какой-нибудь Комитет. Между тем я не хотел выехать из Петербурга, не повидавшись с ним. Посему 10-го числа я писал ему следующую записку: «Прибыв, мимоездом к месту нового назначения моего, в Петербург, я не желал бы оставить столицы, не видевшись с Вашим Сиятельством. Третьего дня я приезжал, но не имел возможности видеть Вас. Я был бы весьма признателен, если бы Ваше Сиятельство благоволили назначить день и час, когда бы я мог явиться к Вашему Сиятельству для засвидетельствования моего глубокого почтения. Я располагаю пробыть в Петербурге ещё дня два или три». И вот, вслед за сим, Его Сиятельство сам является ко мне. Граф пробыл у меня более часу. Предметом разговора преимущественно был Харьков. О Харькове вообще и в частности о Харьковской Дух. Семинарии Граф имел очень невыгодное понятие. Ему неприятен был существующий доселе в Харькове «Комитет грамотности»: он называл его зловредным учреждением. В Семинарии заведён был одним наставником литературный журнал, ученики крайне распущены и буйны – у Ректора выбили в квартире стекла. Причину этой распущенности он видел в удалении на чреду в С.-Петербург Ректора Семинарии, Архимандрита Вениамина. И это подало ему мысль настоять перед Синодом, чтобы впредь Ректора Семинарии не были вызываемы на чреду, а вместо них вызывались бы в Петербург учёные Настоятели монастырей. – По поводу выхода в отставку тогдашнего Попечителя Харьковского учебного Округа Воскресенского, я убеждал Графа перевести в Харьков Виленского Попечителя Н. А. Сергиевского, но он сказал мне на это, что Виленский пост важнее Харьковского и что ему труднее найти кандидата в Вильну, чем в Харьков. На этом прекратилась наша беседа и мы расстались.

В 6 часу был у Высокопреосвященного Митрополита и пил чай. В беседе, между прочим, Владыка говорил, что один из Архиереев (но не сказал–кто) собирает из газет всё, что там пишется о духовенстве худого. О Преосвященном Вениамине, викарии Харьковском, Митрополит отзывался одобрительно.

После краткой беседы мы простились, и я усердно поблагодарил Его Высокопреосвященство за оказанное мне гостеприимство под кровом святой Лавры.

13-го ч. в 2 часа пополудни оставил я Петербург и на другой день, 14-го числа, в 10-ть часов утра прибыл в Москву и остановился в Чудове монастыре.

Между тем, за несколько дней пред сим, из Москвы выехал мой преемник по Полоцкой кафедре, Преосвящ. Викторин. Пробывши в Москве пять дней и не дождавшись меня, он отправился на родину, свою, в Калужскую епархию, написав мне из Москвы два письма: одно от 6-го Января, а другое от 8-го числа.

В первом письме Преосвященный писал мне:

«Приветствуя Вас с новым годом и с назначением на новую почетнейшую кафедру, смиреннейше прошу простить меня, что я не сделал этого прежде, даже и тогда, когда призывал воплотившегося ради нашего спасения Господа Иисуса Христа благословение на Богом вверяемую моему недостоинству Вами достойно пасомую Витебскую паству. По дошедшим до меня газетным слухам, я думал, что Ваше Преосвященство ещё пред праздниками отбыли из Витебска в Харьков и положил писать к Вам, Владыко святый, по моём прибытии в Витебск, чтобы поблагодарить – от всей души поблагодарить Ваше Преосвященство за то, что Вы сделали для управляемой Вами церкви Витебской, и попросить Ваших советов и указаний касательно предстоящей мне там деятельности, что бы она была, в одном духе и направлении, к славе Божией, спасению пасомых и благу возлюбленного нашего отечества! Уже пред выездом из Казани, когда поданы были лошади и собралось множество народа проводить меня, я получил телеграмму, из которой узнал, что Вы ещё не выезжали из Витебска. Получа эту телеграмму за несколько часов ранее, я бы и сам остался ещё на несколько дней в Казани и дал бы простор бывшей пастве Вашей, как следует, проститься со своим благодетелем-Архипастырем, и потом уже самому прибыть туда продолжать, Богу нам содействующу, начатое Вами и Вашим предшественником дело Божие. Впрочем, и теперь я дал знать О. Архимандриту Аркадию⁷⁵ телеграммой и письмом и Вашему Преосвященству пишу и прошу Вас не стесняться моим отъездом из Казани, и не торопиться своим выездом из Витебска. Я пробуду ещё несколько дней в Москве; потом заеду на родину в Калужскую губернию и в Калуге буду ждать уведомления об окончании Вами Ваших дел в Витебске, и по получении этого уведомления предприму и свой путь туда. Я полагал бы прибыть в Витебск между 15–20 января, чтобы самому познакомиться со всеми о. о. Благочинными и чрез них с епархиальным духовенством. Впрочем, если Вы, Владыко святый, признаете такое моё прибытие в Витебск рановременным, уведомьте меня об этом, и я поступлю по Вашему указанию. В Москву я прибыл 5 января утром; сейчас, после обедни, съездил только повидаться с Преосвященным Игнатием, да заехал к Иверской, и вернулся в квартиру, отведенную мне в Покровском монастыре, откуда и пишу к Вам эти строки. Извините, что пишу на бумаге не надлежащей, – такая оказалась, да и перо стальное, которым я не привык писать.

Владыко святый! Ещё бывши в Тифлисе⁷⁶, куда Вы меня из Москвы, по радушном приёме, провожали, зная хорошо Вас и узнавши о Вашем назначении в Витебск, я радовался за церковь Витебскую, что Бог посылал ей такого Архипастыря, который может оказать ей большие услуги и сделать много добра. Теперь, по назначении меня в Ваши преемники, я успел уже несколько ознакомиться с тем, что Вы там сделали. О, да благословить Вас Господь Бог за все Ваши труды, заботы и благодеяния для бывшей Вашей Паствы, а за те скорби, какие Вы имели, неся бремя пасения этой паствы, да пошлет Вам утешение на новом месте, куда Вас призывает Тот, без воли Коего и волос с головы не падает! Святое имя Ваше, конечно, неизгладимо запишется в сердцах бывших духовных чад Ваших. Прошу и Вас, досточтимейший Архипастырь, не забывать прежнего словесного стада своего и его нового недостойного Архиерея, и не оставлять своим вниманием, а наипаче Вашими тёплыми молитвами о нас к Господу!

Прошу Вас, Преосвященнейший Владыко, усерднейше прошу указать мне тех лиц, на которых бы я мог полагаться в будущем служении, что они будут служить благу св. церкви особенно усердно и добросовестно. Не оставьте также сообщить мне, на что я, по вступлении своём в управление епархией, должен буду особенно и прежде всего обратить свое внимание. Помогайте мне, Владыко святый, своим знанием края и своею опытностью. Все Ваши указания я буду принимать с полным вниманием и искреннею благодарностью».

Второе письмо от 8-го ч. следующего содержания:

«Проживши 5-ть дней в Москве, я нахожу неудобным оставаться здесь далее и сейчас отправляюсь в Витебск чрез Серпухов, чтобы заехать ещё на родину помолиться на могиле отца и матери. Сегодня я слышал от Преосвященнейшего Леонида, что и Вы имеете быть в Москве.

Прошу Вас, Владыко святый, при свидании с Вашими знакомыми Московскими благотворителями Полоцкой церкви, попросить их, чтобы они и по отбытии Вашем из Витебска не прекращали своих благодеяний бедным церквям Витебской епархии, чтобы показать этим, что они почитают Вас и, по Вашему указанию, и после Вас готовы продолжать те добрые дела; на которые Вы их направили. Я уверен, Владыко святый, что для Вас навсегда останется дорогою Церковь Полоцкая и всякое её преуспеяние будет радовать Вас. Поэтому я надеюсь, что не откажете мне, как в настоящей моей просьбе, касательно продолжения материальной ей помощи от щедрот Московских христолюбцев, так и в других моих к Вам, быть может, многих просьбах, касательно внутреннего её благоустроения. Несколько дней назад я послал Вам письмо в Витебск; но оно, вероятно, уже не застало Вас там. Помолитесь, Владыко святый, чтобы мне, Вашему преемнику, благоуспешно продолжать пасение и благоустроение дорогой для сердца Вашего Полоцкой церкви. Со своей стороны желая и Вам всех милостей Божиих и моля Господа Бога о благопоспешении Вашем в служении благу церкви Харьковской, имею честь быть с истинным почтением и совершенною преданностью».

Так как это последнее письмо получено было мною в Москве, именно, в день приезда моего сюда, то я отсюда же и написал моему почтенному преемнику ответ. И вот что писал я Его Преосвященству от 25-го числа:

«По оставлении мною Витебска, я никому ещё не писал туда: первое моё письмо к Вашему Преосвященству, как этому и быть надлежит. Усердно приветствую Вас на новой кафедре; да благопоспешит Вам Пастыреначальник Господь Иисус Христос в продолжении начатых мною трудов к благоустроению Полоцкой паствы!

Письмо Вашего Преосвященства от 8-го текущего месяца я имел удовольствие получить; а другое, о котором упоминаете, вероятно, ожидает меня в Харькове.

Очень сожалею, что не мог я встретиться с Вами в Москве, куда я прибыл 14-го числа. Свидание наше могло бы послужить к взаимному утешению. Относительно продолжения благотворений для церкви вверенной Вашему Преосвященству епархии я говорил с некоторыми из благотворителей, но они выразили сожаление, что не могли лично познакомиться с Вами. Только некоторые из почетных блюстителей духовно-учебных заведений не отказываются продолжить свои благодеяния для этих заведений.

Впрочем, для Вашего Преосвященства теперь уже меньше должно быть забот о материальных нуждах церквей, нежели было для меня. По крайней мере Ваш Кафедральный Собор снабжен мною, при помощи Московских благотворителей, всем потребным с избытком. Большого внимания и попечения Вашего, в настоящую пору, заслуживают бедные вдовы и сироты, о которых в последнее время и я более заботился, нежели о церквях.

Приложенные при сем сто рублей благоволите, Преосвященнейший Владыка, вручить вдове недавно умершего Протоиерея Д. Преображенского⁷⁷, примерного Законоучителя Витебской Гимназии. Помощь эту оказывает ей, по моему ходатайству, супруга бывшего Обер-Прокурора Св. Синода Графа А. П. Толстого Графиня Анна Георгиевна. Пусть вдова Преображенская поблагодарит за эту помощь Графиню, которой адрес: в Москве, на Садовой, в приходе церкви Покрова в Кудрине, в собств. Доме».

По прибытии в Москву, я поспешил отправиться в Иверскую часовню для поклонения Чудотворной иконе, а оттуда на Саввинское подворье, для свидания с другом своим, Преосвященным Леонидом. После краткой с ним; на первый раз, беседы, я поехал от него к Генерал-Губернатору, Князю Владимиру Андреевичу Долгорукову⁷⁸, который принял меня очень любезно и пригласил на другой день у него кушать вместе с Преосвященным Леонидом. В Богоявленском монастыре, куда я заезжал к Преосв. Игнатию⁷⁹, нашел я Ректора Московской Д. Академии, Протоиерея А. В. Горского⁸⁰, который приезжал в Москву лечиться от изнурившей его тяжкой болезни. А сущность его болезни заключалась, как мне сказывали, в перерождении сосудов. Болезнь эта, бывшая следствием замкнутой, сидячей жизни, требовала совершенного удаления от учёных занятий.

15 числа в 5-ть часов обедал у Князя Долгорукова с Преосвященным Леонидом и с духовником Князя Протоиереем А. О. Ключаревым⁸¹. Вечер провел в беседе с Преосв. Леонидом и братом его директором народных училищ А. В. Краснопевковым⁸². В беседе, между прочим, коснулись современного тогда вопроса о духовно-судебной реформе. Кто-то говорил тут, Преосвященному Литовскому Макарию, Председателю Комитета по составлению проекта этой реформы, потерпевшему совершенную неудачу, придумано, для восстановления его репутации и утешения в неудаче, поручение ревизии Духовных Академий. О профессоре Московского Университета, читавшем каноническое право, Н. К. Соколове⁸³, который прежде проповедывал в защиту судебной архиерейской власти, а потом совершенно изменил свой взгляд на этот предмет в угоду известной партии, – говорили, что он по необходимости должен был поступить, чтобы удержаться на своём месте: иначе угрожала ему опасность удаления от должности вследствие нетрезвости, доходившей до крайних будто бы пределов и вскоре затем сведшей его в могилу.

В 3 часа обедал у Преосвященного Леонида с братом его А. В. Краснопевковым. После обеда отправились в Алексеевский женский монастырь, где посетили игуменью Антонию⁸⁴ и сестру Преосвященного В. В. Ушакову⁸⁵ которая, по болезни, оставив службу при Николаевском Институте, поместилась в Алексеевском монастыре, и здесь занималась обучением Сербских, Болгарских и других славянских девиц, для коих незадолго пред тем открыто было при монастыре, по мысли Преосвященного Леонида, училище. Мы посетили и это училище и слушали пение национальных песен Сербских и Болгарских: девицы пели очень стройно. Я дал им несколько рублей на чай.

Возвратившись на Саввинское подворье, я рассматривал драгоценные подарки, сделанные Преосвященному Леониду по случаю 15-тилетняго юбилея его в сане епископском, совершившегося 26-го апреля 1874 г.⁸⁶

17-го ч. пятница. Слушал раннюю литургию в Благовещенской церкви Чудова монастыря. Затем отправился в Храм Христа Спасителя, и оттуда проехал в Воскресенскую церковь на Остоженке, недавно обновленную: стенная живопись необыкновенно изящна; ей соответствуют и прочие богатые украшения. Настоятель этой церкви, священник Гp. Петр. Смирнов-Платонов⁸⁷ – мой товарищ по Академии. Я хотел его посетить; но мне сказали, что он нездоров, – страдает душевным расстройством вследствие напряженных умственных занятий, по изданию духовного журнала «Православное Обозрение»⁸⁸, коего он долгое время был главным редактором.

Вечером того же числа вместе с Пр-м Леонидом был я у Ректора Университета С. М. Соловьёва⁸⁹. Здесь видел сына Сергея Михайловича Владимира⁹⁰ – молодого философа, прославившегося магистерской диссертацией⁹¹ и затем публичными лекциями в Петербурге «О Богочеловечестве Иисуса Христа»⁹²: юноша высокого роста, сухощавый, с длинными черными волосами, постоянно сосредоточенный в себе и малоразговорчивый. На этом же вечере в первый раз встретился я с профессором астрономии Бредихиным⁹³; беседовал с ним и слушал его интересные рассказы по части его специальности. Затем общие разговоры были об Истории России, об Екатерине II, об изучении Прусскими офицерами русского языка и проч.

17-го ч. писала мне из Витебска Начальница духовного училища, Баронесса М. А. Боде⁹⁴:

«Завидую этому листку, который отправляется к Вам. Хотела бы вложить в него душу свою, чтобы она выразила Вам всю преданность, которою переполнена, всю признательность за Ваше постоянное, благосклонное внимание, за Вашу дружбу –позвольте мне это выражение!..

«От полноты сердца уста глаголят»... со мною не так! Мои уста молчат, когда полно сердце; они не умеют выражать моих чувств; слова, кажется, недостаточны и просто нейдут с языка, особенно среди многолюдного собрания.

Пока Вы были между нами в эти незабвенные прощальные дни, мы всё ещё считали Вас своим; нам всё не верилось, что мы с Вами прощаемся, и только когда исчез из глаз поезд, уносивший Вас, тогда оборвалось что-то в сердце и мы поняли, что потеряли Вас безвозвратно!.. Так грустно проезжать мимо опустелого Вашего дома, и знать, что никогда уже более встретить в нём Ваш светлый, благосклонный взор, Ваше приветливое слово!..

Пусть же моё письмо первое приветствует Вас на новоселье своими искренними добрыми желаниями; пусть хотя Вам будет радостна эта перемена, пусть Вам живётся хорошо на новом месте; это несколько утешить нас в нашей невозвратной, потере.

Сестра моя свидетельствует Вам своё душевное глубочайшее почтение; все служащие при училище и воспитанницы также; все мы неутешны; все низко Вам кланяемся и просим Вашего Архипастырского благословения. Благословите нас, Преосвященнейший Владыко, и вспомяните нас грешных в своих молитвах; мы твёрдо верим, что Ваши святые молитвы, Ваше благословение и издали низведут на нас благодать Господню.

Примите, Преосвященнейший Владыко, выражение чувств глубочайшего почтения и неизменной преданности, с коими имею честь пребыть» и проч.

18-го ч. писала мне из Витебска Начальница женской Гимназии А. П. Ушакова:

«Сегодня ровно две недели, как звон колоколов возвестил, что Вы, наш добрый, высокочтимый Владыко, покинули паству Полоцкую.

Сегодня снова звон колоколов: въезжает в 3 ч. и входит с крестным ходом (из церкви Петра и Павла) в собор новый Епископ Полоцкий. Толпы народа страшные. По желанию Губернатора⁹⁵ мы все являемся в Собор, куда он приехал сам, как только доложили, что крестный ход вышел из Петро-Павловской церкви. Мы дожидались долго; наконец, широко растворились двери, внесли хоругви, хлынул народ, послышалось слабо, что Покровский⁹⁶ у входа говорить приветственную речь; но какую и что – не знаю. Начался очень краткий молебен, скорее – лития. Преосвященный взошёл на амвон, стоял с крестом, Нектарий⁹⁷ возглашал многолетие; сейчас же запели: «Правило веры и образ кротости», во время которого Архиерей прикладывался к образам и помолился у престола, потом, держа жезл, он обратился к народу с речью: «благодать Господа нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца и причастие Св. Духа буди со всеми вами», – говорил он очень долго и очень громко, почти кричал, вероятно для того, чтобы все его могли слышать... Мне показалось умно, – да очень громко... К духовенству было включено в речи много внушительных, энергичных обращений... Закончилась речь словами начала её. Преосвященный пошёл с амвона благословлять. Павел Яковлевич⁹⁸ подошёл к нему, – говорил ему что-то, после чего вместе, в сопровождении свиты мундиров и некоторых именитых дам, пошли в Архиерейский дом. Меня звали туда же идти, но я и не подошла, и не пошла – устала сильно. – Воздерживаюсь предрешать будущее, а передаю лишь факты настоящего. Преосвященный высокого роста, рыжеватый, ещё молодой, наружность его благовидная, но характерная: он громок и скор в движениях, вот всё, что я позволю себе сказать. Остальное покажет будущее.

Воскресенье 19 Января.

Была Архиерейская обедня: собор был переполнен – новинка! Служба была долгая: до 12 1/2 ч. без молебна! Скажу определеннее: старым людям, как я, трудно усваивается всё новое, непривычное. Говорил проповедь какой-то незнакомый священник – прекрасную: краткую, простую, живопрочувствованную. – После «буди имя Господне» Архиерей снова вышел говорить проповедь: «Призри с небесе Боже и виждь» и проч. – говорил тише, но также как и вчера, только уже одной пастве, но не пастырям... Но, довольно об этом!

Вероятно, Вы уже Владыко в Харькове? Да не в один ли день звонили и у Вас колокола? Когда и под какими впечатлениями въехали Вы в Харьков? Здоровы ли, довольны ли, покойны ли Вы теперь?»

19-го ч. воскресенье. Служил литургию в Алексеевской церкви Чудова монастыря.

20 ч. понедельник. В 7-мь часов утра отправился я в Троицкую Лавру, куда прибыл к самому началу поздней литургии. После литургии выслушал молебен преп. Сергию и литию при гробе в Бозе почившего Митрополита Филарета.

Затем посетил болящих, о. Наместника Лавры, Архимандрита Антония⁹⁹ и о. Ректора Академии, Протоиерея А. В. Горского¹⁰⁰. От первого получил в благословение образ Явления Божией Матери Преп. Сергию.

По распоряжению о. Наместника, для меня приготовлен был в Митрополичьих покоях обед, к которому приглашен был Инспек. Академии С. К. Смирнов¹⁰¹ и Профессор В. Д. Кудрявцев¹⁰².

После обеда осматривал Академическую церковь и актовый зал. Для церкви обещал я прислать из Харькова список с Чудотворной Озерянской иконы Божией Матери, – что и исполнил.

Вечерний чай пил в семействе почтенного Инспектора Академии С. К. Смирнова. Здесь в беседе, между прочим, слышал, что 1) Министр Народного Просвещения, Граф Толстой¹⁰³, вследствие удовлетворительного объяснения, данного по поводу записки Шефа Жандармов о причине происходивших тогда в некоторых высших учебных заведениях волнений, приобрел будто бы ещё более доверия у Государя, и что 2) Государь, бывши в Москве, сказал будто бы Каткову¹⁰⁴: «продолжай писать в том же направлении; Я тебе верю».

В 10-ть часов вечера возвратился я в Москву.

23 ч. четверг. Послал я в Петербург Высокопреосвященному Митрополиту Иннокентию письмо следующего содержания:

«Прибыв из Петербурга в Москву утром 14-го числа, я водворился, с соизволения Вашего Высокопреосвященства, под кровом Св. обители Михаила Архангела¹⁰⁵ и здесь провел 10-ть дней, благодаря доброму усердию о. Наместника¹⁰⁶, мирно и спокойно.

В понедельник, с ранним поездом, отправился в Лавру Пр. Сергия и оттуда возвратился вечером в тот же день, поклонившись святыне и повидавшись с моими добрыми знакомыми в Лавре и прежними сослуживцами в Академии. О. Наместника Лавры я нашел сидящим на одре болезни, но ещё не совершенно изнемогающим. Отца же Ректора Академии, к крайнему прискорбию, нашёл в крайне расстроенном состоянии здоровья.

Завтра, если Бог благословит, оставлю гостеприимную Москву и отправлюсь в дальнейший путь. Но не могу оставить первопрестольного града, не выразив Вашему Высокопреосвященству моей глубокой признательности за дарованное мне в ограде Чудовской обители убежище во всё время пребывания моего в Столице».

Вечером Преосвящ. Леонид пил у меня в Чудовом чай, и мы много беседовали с ним о разных церковных делах. Затем поехали на Саввинское подворье, где приготовлен был ужин, к которому был приглашен Кафедральный Протоиерей М. Изм. Богословский¹⁰⁷. После ужина Преосвященный ввёл меня в алтарь своей домовой церкви и здесь, прочитавши молитву: «Владыко Многомилостиве...», благословил меня лежавшим на престоле образом Преп. Саввы Звенигородского. Затем мы простились и увы! на веки...¹⁰⁸

24-го ч., в пятницу, в 12 ч. 30 м. дня я оставил Москву¹⁰⁹.

В 3 1/2 ч. прибыль я на Серпуховскую станцию, где встречен был о. Мелетием, настоятелем Высоцкого монастыря. В монастыре ожидал нас роскошный обед, за которым подавалась какая-то необыкновенно вкусная сибирская рыба.

Высоцкий монастырь, при новом Настоятеле, во всех отношениях значительно изменился к лучшему, после того как я видел его в последний раз в 1865 году.

Вечер проведен был мною в искренней дружеской беседе с о. Архимандритом Мелетием.

25 ч. – день кончины моего родителя (в 1819 г.) и вместе день моего посвящения во священника к Муромскому Богородицкому Собору (в 1842 г.). Поэтому я просил на литургии помянуть родителя и прочих сродников, а после литургии отслужить благодарственный молебен с запевами св. Григорию Богослову, коему в этот день творится празднование, Богослужение в обители совершается чинно и пение стройное, на подобие Лаврского. Настоятель, когда не служит, стоит на клиросе и сам поёт с братией. После обедни осмотрены были мною все монастырские церкви.

После обеда в 4 часа отправился в дальнейший путь, предваривши Преосвященного Тульского телеграммою о том, что я располагаюсь провести в Туле сутки и прошу у Его Высокопреосвященства помещения.

В 7 ч. вечера прибыль я на Тульскую станцию, где встречен был Экономом Архиерейского дома. Когда я приехал в Архиерейский дом, Преосвященный Архиепископ Никандр¹¹⁰ слушал в своей домовой церкви всенощную готовясь на другой день служить литургию в Кафедральном Соборе.

С Преосвященным Никандром я был знаком, когда он был ещё Архимандритом и Ректором Семинарии. С ним виделся потом в 1867 г. в Троицкой Лавре, на юбилейном торжестве покойного Митрополита Филарета.

Преосвященный принял меня очень радушно. По окончании всенощной, он предложил мне чай и ужин, за которым немало беседовали мы о разных церковных предметах, между прочим, о духовно-судебной реформе. Оказалось, что он не представлял ещё своего отзыва о проекте этой реформы.

Тульский Архиерейский дом довольно просторен, в особенности обширна зала, разделенная посредине колоннами, но покои расположены не очень удобно. При доме довольно большая церковь, которая, однако ж, содержится недовольно опрятно. В ней Архиерейское служение бывает, как мне сказывали, очень редко.

26 ч. воскресенье. В 10 часу отправились мы с Преосвященным в Кафедральный Собор. Служение совершалось в тёплом храме. При служении замечены были мною следующие особенности: а) входные молитвы читались при отверстых царских вратах; б) на малом входе священника, на которого возлагался набедренник, протодиакон вводил чрез царские врата в алтарь для целования престола; в) трикирий и дикирий сплетены вверху в одну свечу; г) во время чтения Апостола Иподиаконы стоят по сторонам архиерея с трикирием и дикирием. – На вопрос: откуда заимствованы эти особенности? Преосвященный отвечал мне: я сам их выдумал; мне так нравится. Sic volo, sic jubeo...

Перед обедом Преосвященный показывал мне: 1) холодный Кафедральный Собор: храм очень высокий, но не обширный; иконостас сплошь золоченый, паникадило и подсвечники пред местными иконами также золочены; 2) Семинарию, и 3) женское духовное училище.

Обедали вдвоём. За обедом и долго после обеда беседовали о разных предметах и лицах; между прочим, Преосвящ. Никандр почему-то очень резко отзывался о почившем в Бозе Московском святителе Филарете и говорил, что он не отвечал даже на письма Митрополита. Но Преосвященный Никандр признался мне, что он почти и никому и никогда ни о чем не пишет.

В 7-мь часов гостеприимный хозяин проводил меня на станцию железной дороги. Простившись с ним, я сел в свой роскошный вагон и долго-долго размышлял о всём, мною виденном и слышанном во граде Туле.

27-го ч., в 7-мь часов утра, приехал я в Курск. Здесь, на станции, встретил меня командированный Консисторией Ключарь Харьковского Кафедрального Собора, Протоиерей Симеон Илларионов¹¹¹, который своим наружным видом и почтительным со мною обращением произвел на меня приятное впечатление.

Со станции привезли меня в Архиерейский дом, где с нетерпением, как я слышал, ожидал меня Преосвященный Сергий. Но и для меня весьма утешительно было ещё раз встретиться и братски побеседовать с добрым и досточтимым моим наставником, начальником, восприемным отцем по монашеству и предместником по должности Ректора Академии. При нашем взаимном свидании, вопросам и расспросам не было конца, тем более что я приехал с немалым запасом разных новостей из двух столиц. Беседовали перед обедом, беседовали за обедом, беседовали и после обеда до позднего часа. Преосвященный, между прочим, с горечью рассказывал мне об обстоятельствах ревизии, произведённой предшественником моим по Харьковской кафедре, Архиепископом Нектарием, по поводу ябед и доносов на него (т. е. Преосвящ. Сергия) от негодного священника Попова. Нельзя было не приметить, что ревизия эта оставила в душе Преосвященного Сергия глубокие следы.

К обеду приглашены были Члены Консистории и Секретарь. После обеда ездили мы с Преосвященным в его загородный дом и там довольно долго гуляли вдвоём по расчищенным дорожкам сада.

28 ч. вторник. Вставши в 4 ч. утра, в 7 часов я был уже со своим новым сопутником О. Протоиереем Илларионовым на станции железной дороги. – От Курска до Харькова не более 8-ми часов езды. Дорогой немало слышал я от своего спутника и утешительного и не весьма отрадного.

В 3 часа по полудни прибыл я, наконец, в богоспасаемый град Харьков† благополучно.

На станции железной дороги встретили меня: Начальник губернии Свиты Его Величества Генерал-Майор Князь Дмитрий Николаевич Кропоткин, Градский Голова, Председатели губернской и уездной Земских Управ и Съезда Мировых Судей, Ректор Дух. Семинарии Протоиерей Энеидов¹¹², Члены Д. Консистории и депутаты от духовенства.

Со станции отправился я в поданном мне экипаже, запряженном, к немалому удивлению моему, парою, а не четверней, архиерейских лошадей, прямо в Кафедральный собор. Здесь встречен я был, при многолюднейшем стечении народа, градским духовенством, под предстоятельством Преосвященного Вениамина, Епископа Сумского викария Харьковской епархии. Он приветствовал меня речью в следующих выражениях:

«Преосвященнейший Владыко!

Как великий дар, как особенную милость обещал Господь Бог избранному своему народу дать ему пастырей по сердцу своему (Иер.3:15).

Определяя благодетельное действие своих истинных пастырей среди народа, Господь сказал: и упасут вас разумом и учением. Слово: упасут означает то же, что спасут, или сберегут целыми для жизни вечной, которая составляет предмет всех желаний человеческого сердца и венец всех попечений Божиих о человеке.

Веруем в любовь Господа, какую Он имеет к своим людям, составляющим Его Церковь, и с какою Он посылает Тебя, наш новый Архипастырь, для управления здешнею Церковью. Веруем и не сомневаемся, что Ты исходишь к нам от лица Господа с благодатию святительского служения церкви и с великими дарами духовными, которыми питается и поддерживается внутренняя жизнь верующих в Господа Спасителя душ. А потому и встречает Тебя новая паства твоя с такими чувствами и расположениями, какие только может питать она к своему истинному по сердцу Божию Пастырю.

Как видимое знамение, подтверждающее и оправдывающее собою верность таких наших мыслей и чувств, служит для нас священнейшая пора, в которую совершилось Твое к нам назначение. Мы известились об этом назначении в то самое время, когда Церковь готовилась совершить самое радостное и светлое свое торжество о явлении в мир Великого Совета Ангела, мир подавающа, – и Твое освященное имя, как Пастыря здешней Церкви, впервые возвещено в церкви при хвалебных гласах слышанного некогда пастырями Вифлеемскими славословия Ангелов небесных.

С той поры и от того торжественнейшего дня наши сердца обратились к Тебе, как своему возлюбленному и Богом даруемому нам Архипастырю, которого мы желали скорее узреть лично среди нас.

И вот, этот вожделенный и торжественный для всех нас день настал. Почему и приветствуем твой приход к нам самым высоким и торжественным приветствием церкви: благословен грядый во имя Господне!»

Приложившись к кресту и окропив себя св. водою, я, облаченный в мантию, вступил, при пении церковной песни: «днесь благодать Св. Духа нас собра...», в теплый храм собора. По выслушании краткого молебствия с обычными многолетиями, я вошел в алтарь и приложился к св. престолу.

Из собора отправился в Покровский монастырь, при котором находится Архиерейский дом. Здесь, в главном храме, приложившись к чудотворному образу Божией Матери, именуемой Озерянскою, я чрез Крестовую церковь вошёл в свои Архиерейские покои, где в зале ожидало уже всё городское духовенство. Здесь, после краткой ектении и обычного отпуста, братский духовник, Архимандрит Иона¹¹³ поднёс мне образ – копию с чудотворной Озерянской иконы Божией Матери и обратился ко мне со следующими словами:

«Ваше Преосвященство, Милостивейший Архипастырь!

С радостью встречаем и приветствуем Ваше Преосвященство с благополучным прибытием на Харьковскую паству. Братия Архиерейского Вашего Преосвященства дома смиреннейше просит Вас, Милостивейший Архипастырь, принять св. образ Божией Матери – Озерянской, покровительницы града нашего и страны и св. Обители. Царица Небесная да будет благою споспешницею Вашему Преосвященству в деле Архипастырского Вашего служения на новой пастве, Всевышним Промыслом Вам предназначенной.

Мы же, дети и послушники Ваши, вверяя себя отеческой любви и св. молитвам Вашим, просим Архипастырского Вашего Преосвященства благословения, да поможет нам Господь и Вашему Преосвященству послужить с тою ревностью, преданностию и покорностью, с какими обыкли мы совершать сие прежним нашим Архипастырям по долгу нашего звания».

Вслед затем Благочинный Харьковских Градских церквей, Кафедральный Ключарь, Протоиерей Симеон Илларионов приветствовал меня, от лица Харьковской паствы, в таких выражениях:

«Ваше Преосвященство!

С веселием сердца и полным благодарением сретает Тебя паства Харьковская.

Чувства глубокой преданности, любви и искренней благодарности, выраженные Тебе паствою Полоцкою, при разлуке с Тобою, внедрили в сердцах наших крепкую надежду, что в Твоем уме и сердце есть много счастливого и для нас. Милостивейший Архипастырь, в лице предстоящих служителей алтаря протоиереев и иереев пред Тобою вся паства Харьковская, врученная Твоему руководительству Богом и державной Властью. Паства эта всегда имела счастье пользоваться любовью своих Архипастырей, целый ряд Твоих предместников не только озаряли ее своею высокою мудростью, но и согревали отеческою любовью, бодро стояли на страже благочестия и нравственности духовенства. Приими, Преосвященнейший Владыко, и Ты нас в Твою отеческую любовь; аще назриши стропотная исправи в правая и острая в пути гладки и ими же веси судьбами и Богоданною Тебе властью и твоею мудростью и отеческою любовью веди нас к Пастыреначальнику Господу Иисусу. Мы же приносим Тебе готовность хранить всегда сыновнее послушание и даем Тебе обет творить ничесоже более повеленного тобою».

Преподав всем, находившимся в зале, благословение, я обратился к духовенству с следующими краткими словами:

«Я пришел к вам с доброю надеждою на взаимные мирные между нами отношения; а Вас прошу принять меня с любовью, которую я постараюсь заслужить, впрочем не столько излишнею снисходительностию, сколько справедливым и беспристрастным действованием. Вы можете быть уверены в моей прямоте и искренности при моих с вами сношениях; о том же прошу и вас в отношении ко мне».

Отпустивши духовенство, я неожиданно встретил у себя в кабинете одного из моих Московских благодетелей по Витебску, именно, купца Н. А. Молодцова¹¹⁴, который, по окончании Крещенской ярмарки, на несколько дней остался в Харькове, чтобы встретить меня здесь. Я обрадовался ему как близкому родному и оставил его у себя обедать.

29-го января, после ранней литургии, я велел совершить в моём новом жилище водосвятный молебен и окропить св. водою все комнаты. (Харьковский архиерейский дом каменный четырехэтажный; при нём четыре церкви, – из коих Покровская до 1846 г. была Кафедральною церковью Харьковских архиереев).

Затем всё утро прошло в приеме поздравителей; были: Начальник губернии с подчинёнными ему чиновниками, Попечитель Учебного Округа, Председатель Судебной Палаты с двумя Членами; уездный Предводитель Дворянства, Градские церковные старосты и проч.

На следующий день сам я выезжал в город для визитов. Затем употреблено было несколько дней для обозрения городских церквей и духовно-учебных заведений. Наконец, надлежало приступить к исполнению обычных служебных обязанностей.

Но прежде, чем приступить к описанию моей деятельности на новой кафедре, я представлю краткий очерк Харьковской епархии и той ближайшей среды, в которой мне надлежало действовать.

Харьковская, самостоятельная, епархия не из древних русских епархий: она учреждена 16-го Октября 1799 г. – Вошедшие в состав её православные церкви Слободской Украйны отделены были от епархии Белгородской, и образовали таким образом особую епархию под названием Слободско-Украинской. В 1836 г. она переименована была Харьковскою по имени главного епархиального города.

1) Первым епископом Слободско-Украинской епархии был Христофор Сулима из викариев Феодосийских¹¹⁵.

За ним были:

2) Аполлос Терешкевич, с 14 Октября 1813 г. по 20 Января 1817 г.¹¹⁶

3) Павел Сабботовский, с 18 Февраля 1817 г. по 1826 г.¹¹⁷

4) Виталий Борисов-Жигачёв, с 28 Февраля 1826 г.; 12 Марта 1832 г. переведён в Астрахань.¹¹⁸

5) Иннокентий Александров, с 26 Марта 1832 г.; 22 Июня 1835 г. переведён в Иркутск.¹¹⁹

6) Мелетий Леонтович, архиепископ, с 22 Июня 1835 г.; скончался 29 Февраля 1840 г. – При нём епархия из Слободско-Украинской переименована в Харьковскую.

7) Смарагд Крыжановский, архиепископ, с 6 Апреля 1840 г.; 5 Февраля 1842 г. переведён в Астрахань.¹²⁰

8) Иннокентий Борисов, с 26 Февраля 1842 г.; 1 Марта 1848 г. перев. на Херсонскую кафедру.¹²¹

9) Елпидифор Бенедиктов, с 1 Марта 1848 г. до 6 Ноября того же года, а затем Епископ Подольский.¹²²

10) Филарет Гумилевский, с 6 Ноября 1848 г.; 7 Апреля 1859 г. перемещён на Черниговскую кафедру.¹²³

11) Макарий Булгаков, с 18 Апреля 1859 г.; 10 Декабря 1868 г. переведён на Литовскую кафедру.¹²⁴

12) Нектарий Надеждин, с 21 Января 1869 г.; 7 Сентября 1874 года скончался.

13) Савва Тихомиров, с 7 Декабря 1874 г.

В 1874 г. православных церквей в Харьковской епархии было 803. – При них состояло протоиереев и священников 868, из коих 18-ть человек получили высшее академическое образование, – (8 магистров и 10 кандидатов). Вследствие же нового расписания приходов и причтов, произведенного по Высочайше утвержденному в 7-й день апреля 1873 г. штату, из числа 868 священнослужителей было 126 священников сверхштатных.

Паства Харьковской епархии состояла в 1874 г. из 1,699,951 души обоего пола, в том числе раскольников 4974 души разных сект, а именно: а) приемлющих священство Австрийского пострижения – 876 душ; б) беспоповцев, приемлющих браки и приносящих молитвы за Царя – 3829 душ; в) беспоповцев, не приемлющих браков – 100 душ; и г) шалопутов и скопцов – 169 душ.¹²⁵

О духовенстве и пастве Харьковской епархии ещё в 1859 г. сделан был автором «Историко-статистического Описания Харьковской епархии»¹²⁶ такой отзыв: «Как духовенство епархии – духовенство образованное и ведёт себя весьма прилично званию своему, так и паства отличается многими прекрасными качествами. И объяснением сему служить то, что в Харькове рано открыт был Коллегиум, а в числе духовенства в прежнее время много было дворян, которые свой дух и правила жизни, растворенные духом христианским, распространили как на всё духовенство, так частью и на паству».

В 1874 г. в Харьковской епархии существовали следующие монастыри:

А) Мужские:

1) Покровский, бывший училищный ныне Архиерейской кафедры, основанный в 1826 г. в самом г. Харькове.

2) Куряжский Преображенский, 2-го класса, в 8-ми верстах от Харькова.

3) Святогорская Общежительная Пустынь, в Изюмском уезде.

4) Пустынножительный Троицкий монастырь, в 4-х верстах от г. Ахтырки.

5) Вновь созидающийся на средства землевладельца К. Хрущева в селе Рясном Ахтырского уезда, Свято-Димитриевский.

Б) Женские:

6) Хорошевский Вознесенский 2-го класса, в 18-ти верстах от Харькова.

7) Верхо-Харьковский Николаевский, нештатный, в 40 верстах от Харькова.

8) Скорбященская Община в г. Старобельске.

Число монашествующих во всех монастырях, в 1874 г., за исключением находившихся на искусе, было: а) монахов 185 и послушников 200; б) монахинь 70 и послушниц 143; и в) сестер в Общине 92.

О каждом монастыре и общине подробнее сказано будет в своём месте.

Духовно-учебных заведений в Харьковской епархии в 1874 г. было пять: Семинария, 3 духовных училища мужских и одно женское.

В Духовной Консистории, при моём прибытии в Харьков было 4 штатных Члена и 2 сверхштатных.

Канцелярия Консистории состояла под начальством секретаря, из 4-х столоначальников, Казначея, регистратора, архивариуса и 5-ти канцелярских чиновников.

В Попечительстве о бедных духовного звания состояли: три протоиерея и три священника; секретарь попечительства также священник.

Так как, при моём общественном положении, приходилось мне нередко иметь отношения и к светской среде, то я упомяну здесь и об учреждениях, состоящих вне церковной сферы. В Харькове, как в одном из значительнейших провинциальных городов Российской Империи, кроме обыкновенных губернских учреждений, находились следующие высшие учреждения: I) по учебному ведомству – Университет, Ветеринарный Институт, Институт благородных девиц; II) по Министерству Юстиции – Судебная Палата; III) по Министерству Военному – Военно-Окружной Совет под председательством Командующего войсками Округа и проч.

Обращаюсь к ближайшей среде, в которой мне суждено было действовать на Харьковской кафедре.

Прежде всего скажу несколько слов о братии Покровского монастыря, при котором находится Архиерейский дом.

Харьковский Покровский монастырь основан в 1726 г. Белгородским Епископом Епифанием Тихорским¹²⁷, который вместе с тем основал при этом монастыре учебное заведение, известное под именем Коллегиума. До 1799 г. ректор Коллегиума был вместе и Настоятель Покровского монастыря, а в этом году, с открытием Архиерейской кафедры в Харькове, монастырь этот назначен для пребывания в нем епархиального Архиерея, с необходимым для его дома числом монашествующих; главный же монастырский храм в честь Покрова Божией Матери назван Соборным Кафедральным и оставался таковым, пока в 1846 г. не переименован был в Кафедральный Собор городской Успенский собор.

При основании Харьковской кафедры, Архиерейский дом был деревянный, одноэтажный, разделенный на две половины сенями. В одной половине, состоящей из трёх комнат (без передней), жил архиерей, а в другой помещались служители и была кухня. При третьем уже Преосвященном, Павле Саббатовском, обращено было внимание на столь тесное и скудное помещение Харьковского Архиерея. Знакомая ему помещица Ахтырского уезда Надаржинская, внука или уже правнука духовника Петра I протоиерея Тим. Вас. Надаржинского¹²⁸, просила Графа Аракчеева¹²⁹ исходатайствовать у Государя потребную для построения приличного архиерейского дома сумму, и вследствие сего отпущено было из казны около 200 т. рублей ассигнациями. На эту сумму воздвигнут был среди монастыря обширный каменный трехэтажный дом с крестовою при нем церковью. Верхние два этажа занимаются ныне архиереем, а внизу помещается несколько человек монастырской братии.

Братии в Покровском монастыре, при моём прибытии в Харьков, было до 45-ти человек; между ними три Архимандрита, жившие на покое, а именно: Феоктист, Евстратий и Иона.

Архимандрит Феоктист¹³⁰ из Тамбовских диаконов, 80-ти летний старец, отец моего предместника, Архиепископа Нектария.

Евстратий¹³¹ – из туземных крестьян, был Настоятелем в Ахтырском Троицком монастыре, а затем во вновь сооружаемом монастыре Димитриевском-Рясненском, откуда, по неприятностям с основателем монастыря Хрущевым, удалился на покой в Архиерейский дом. Человек малообразованный, но трезвый.

Иона¹³² – из вдовых священников Димитриевской г. Харькова церкви, студент Семинарии, старец начитанный, рассудительный, высоконравственный, но, к сожалению, болезненный; был братским, а впоследствии и моим духовником.

Должность Эконома Архиерейского дома, исправлял иеромонах Прокопий¹³³ – из Воронежских крестьян, малообразованный и не всегда трезвый; недолго оставался при мне Экономом.

Большинство прочей братии из крестьянского сословия.

Должность домашнего Секретаря при моём предшественнике исправлял Лев Ив. Рогачевский – студент Семинарии, бывший прежде столоначальником Консистории. Так как о нём дошли до меня и устные, и письменные сведения, очень неблагоприятные, то я не решился оставить его при себе в должности Секретаря, тем более что мой Витебский Секретарь, М. П. Зверинский, изъявил желание перейти со мною в Харьков.

Ближайшим помощником и сотрудником моим в делах епархиального управления, естественно, должен быть викарий. Викарием при мне состоял, как известно уже, Преосвященный Вениамин (Платонов), епископ Сумский. Уроженец Курской епархии, по окончании в 1845 г. курса в Киевской Духовной Академии, с званием магистра, был Профессором в Белгородской Семинарии, где в 1848 г. пострижешь в монашество. Оттуда переведен в Литовскую Семинарию на должность Инспектора; затем был Инспектором Казанской Д. Академии. В 1864 г. назначен был на должность Ректора Харьковской Семинарии, а в 1872 г. возведен в сан епископа, с определением в звание Викария Харьковской епархии.

Епископ Вениамин имеет задатки ученого настроения, но с крайне односторонним направлением. Характера, на первый раз показался мне тихого и скромного; при малом знакомстве с существующими узаконениями и при неопытности в делах административных, он не великую оказывал мне помощь, а под конец обнаруживал даже и противодействие, питая притом неприязненные ко мне чувства, – о чём подробнее сказано будет в своём месте.

После Викария ближайшим орудием моего административного действования была Духовная Консистория, состоявшая из шести Членов – четырех штатных и двоих сверхштатных, с находящейся при ней Канцелярией.

Вот краткая характеристика почтенных Членов Консистории.

1) Протоиерей Александр Григорьевич Кустов¹³⁴ – он же и настоятель Кафедрального Успенского собора. Из студентов Тверской Семинарии поступил в 1817 г. в С.-Петербургскую Д. Академию, где и окончил курс в 1821 г. с званием кандидата. Затем всю жизнь проводил в пределах Харьковской епархии на разных должностях. Не отличаясь основательными понятиями и добросовестностью, он отличался мелочным и лукавым характером. На Консисторской службе мало приносил пользы.

2) Протоиерей того же собора Ив. Ив. Гапонов¹³⁵. Уроженец Курской епархии, в 1825 г. окончил курс в Киевской Д. Академии с званием кандидата, впоследствии получил степень магистра. Любил более заниматься литературой, чем Консисторскими делами, хотя и литературные произведения его, как не отличающиеся особенными достоинствами, не имели большого успеха. При моём вступлении на Харьковскую кафедру, он был в болезненном состоянии и редко посещал Консисторию; затем вскоре и вовсе уже оставил Консисторию.

3) Протоиерей того же собора Ник. Вас. Павлов¹³⁶. Из воспитанников Харьковского Коллегиума в 1837 г. поступил в Киевскую Д. Академию, где и окончил курс в 1841 г. с степенью магистра. Был преподавателем в Харьковской Семинарии; затем поступил на должность Секретаря Харьковской Консистории, а по принятии священного сана назначен был Членом той же Консистории. И в звании Секретаря он не отличался особенною деятельностью, а сделавшись Членом Присутствия, он вовсе почти не посещал Консистории, занимаясь делами на дому. Так как мои предшественники – архиепископы Макарий и Нектарий были совоспитанниками Павлова по Академии и первый из них даже товарищ и однокурсник с ним, то они снисходительно смотрели на его бездеятельность. Когда же я назначен был на Харьковскую кафедру, Протоиерей Павлов, чувствуя свою неисправность и не надеясь на мое потворство, тотчас, по прибытии моём в Харьков, подал прошение об увольнении его от звания Члена Консистории; увольнение не замедлило последовать. Но по увольнении о. Павлова от службы в Консистории, немалого труда стоило вытребовать от него находившиеся у него в рассмотрении большей частью следственные и судные дела, коих оказалось около 170-ти дел.

4) Протоиерей Крестовоздвиженской церкви Яков Мих. Голяховский¹³⁷ – из студентов Харьковского Коллегиума: старец 75-ти лет и притом глухой. Не трудно понять, великую ли он мог приносить пользу на Консисторской службе.

5) Настоятель Сергиевской Гимназической церкви, Протоиерей И. В. В. Поступивши в 1845 г. из студентов Харьковской Семинарии в Киевскую Д. Академию, окончил в оной курс в 1849 г. с степенью студента. Не отличаясь особенными дарованиями и любознательностью, он отличался любостяжательным и немиролюбивым характером. Поэтому, при исполнении своих служебных обязанностей, он не столько заботился о справедливости и беспристрастии, сколько о преследовании своих корыстных и других целей.

6) Протоиерей Троицкой церкви Никол. Алексеев. Лащенков¹³⁸. – Младший кандидат XVIII (1857 г.) курса Киевской Д Академии. При скромном характере не отличался ни твердостью и основательностью понятий, ни опытностью в делах.

При таком персонале присутствия, секретарю Консистории с его Канцелярией была полная свобода действовать и распоряжаться делами епархиального управления.

Секретарь Консистории, Коллежский Советник Яков Денисович Буханцев¹³⁹ – старший кандидат XVI (1853 г.) курса Киевской Д. Академии. Из преподавателей Воронежской Семинарии был приглашен Преосвященным Макарием на должность Секретаря в Харьковскую, родную ему, Консисторию. Способный и сведущий в делах, он не отличался бескорыстием и беспристрастием, тем более что он со всех сторон окружен был родством и товариществом по Семинарии. – Ничего не может быть вреднее и опаснее для правильного течения Консисторских дел, как туземное происхождение секретаря Консистории. Буханцев отличался притом самомнительным и упрямым характером.

Итак, не трудно понять, что моё положение при таком личном составе Консистории не могло быть очень спокойным и приятным. Мне предстояла немалая борьба с Консисторией и в особенности с Секретарем.

Остается мне сказать несколько слов о Семинарии и училищах.

Харьковская Д. Семинария в 1841 г. переименована была из Коллегиума и переведена из Покровского монастыря, где находился Коллегиум, в новое огромное здание, сооруженное на краю города, за Холодной Горой.

Ректором Семинарии, при моём; прибытии в Харьков, был Протоиерей Вас. Феодор. Энеидов¹⁴⁰ – магистр XI курса (1843 г.) Киевской Д. Академий, человек способный и умный, но болезненный и строптивый. При нём Семинария не процветала, особенно в нравственном и экономическом отношениях.

Инспектор Семинарии Конст. Евст. Истомин – старший кандидат XVII курса (1855 г.) Киевской Д. Академии.

Харьковское Д. Училище (мужское) помещается в старинном каменном здании, в так называемом Бурсацком переулке, недалеко от Архиерейского дома.

Смотритель училища Павел Александрович Голубев¹⁴¹ – студент XXVI курса (1868 г.) Московской Духов. Академии. Он недолго при мне оставался на училищной службе.

Епархиальное женское Училище помещается на городском кладбище. В нем 286 воспитанниц.

Начальница Анна Вас. Кушен¹⁴² молодая, образованная девица, получившая воспитание в Харьковском Институте благородных девиц.

Упомяну, наконец, о редакторе Харьковских Епархиальных Ведомостей – Протоиерее Воскресенской (впоследствии Дмитриевской) церкви Ив. Лук. Чижевском¹⁴³. Из студентов Харьковской Семинарии, имеет достаточное образование, владеет, хотя и не в совершенстве, способностью писать; опытный редактор и в особенности искусный кодификатор церковных правил и законоположений.

В Харьков при восьмидесятитысячном населении в 1874 г., было только 14 приходских церквей, в том числе Кафедральный собор (приходский) и Единоверческая церковь.

Приступаю, наконец, к последовательному описанию моей как официальной, так и частной деятельности на новой, мне вверенной, кафедре.

1-го февраля получено было мною анонимное письмо от лица будто бы всех граждан г. Харькова, – письмо это следующего содержания:

«Все граждане нашего города почтительнейше приветствуют Ваше Высокопреосвященство с приездом! Да продлить Господь жизнь вашу на многия и многия лета!

Просим снисхождения Вашего Высокопреосвященства к нашим слабостям: наши отцы, деды и прадеды сроднились с церковным пением, возбуждающим в душах наших истинное христианское благоговение. Владыко святый, не нарушайте его – и храмы наши по-прежнему наполнятся молящимися! Покойный Архиепископ Нектарий не мог с этим примириться – и храмы наши были пусты, а вместе с этим церкви лишались необходимого дохода. Если мы и осмелимся утруждать Ваше Высокопреосвященство, то смеем уверить: не ради прихоти!.. Преосвященный Вениамин позволял иногда петь концерты, и мы со слезами на глазах целовали его руку!..

Регент Вашего хора воспитанник Малороссийского пения – отлично хороший молодой человек и знающий свое дело: он наверно заслужить внимание Вашего Высокопреосвященства, к величайшему удовольствию всего нашего общества.

Простите, Владыко, за дерзость! Мы искренно желаем, чтобы Ваше Высокопреосвященство возобновили собою времена незабвенных наших Архипастырей – Макария, Филарета и Иннокентия, во время служения которых церковь наша оглашалась торжественным пением творений Бортнянского¹⁴⁴, Львова¹⁴⁵, Турчанинова¹⁴⁶ и многих других.

В каждый воскресный и праздничный день пели концерты, и мы выходили из церкви полны благоговения. Не разрушаете, Владыко, старого порядка и мы полюбим Вас всею душою. Смеем уверить, что значительная доля христианского религиозного чувства поддерживается служением в храмах и тем пением, с которым мы сроднились».

Желание это, конечно, не было мною удовлетворено, так как Высочайше было запрещено пение в церквях концертов.

2-го ч., в праздник Сретения Господня, в первый раз совершал я литургию в тёплом Кафедральном Соборе и говорил слово на текст: «Первое убо благодарю Бога моего Иисусом Христом о всех вас, яко вера ваша возвещается во всем мире» (Рим.1:8).¹⁴⁷

6-го ч. писал я в Витебск Начальнику губернии П. Я. Ростовцеву¹⁴⁸:

«Приятнейшим долгом поставляю выразить Вашему Превосходительству искреннейшую, глубокую признательность за Ваши всегда добрые и любезные ко мне отношения в продолжении пятилетнего моего с Вами пребывания и в особенности за Ваши искренние, дружеские чувства, с какими Вы отпустили меня из Витебска. Чувства эти навсегда сохранятся в моей памяти.

Напутствованный Вашей любовию и Вашими благожеланиями, я благополучно совершил некраткий путь к месту моего нового служения. В Петербурге пробыл я неделю, с 7-го по 13-е число. В северной столице, несмотря на сильные морозы, я чувствовал себя приятно, так как везде был принимаем тепло и радушно. О приёме в Москве и говорить излишне: меня принимали здесь все, начиная с Генерал-Губернатора, как самого близкого родного; и я, пробывши в первопрестольной столице десять дней, далеко не мог удовлетворить всем, желавшим видеть и принять меня у себя в домах.

Оставивши Витебск 4-го января, я едва мог достигнуть Харькова 28-го числа. В 3 часа пополудни этого числа меня встретили на дебаркадере Городские власти и представители духовенства. Описание трогательного прощания моего с Полоцкою паствою, напечатанное в газетах и перепечатанное в Харьковских Епархиальных Ведомостях, подготовило для меня радушный прием и в новой моей пастве. Прибыв со станции железной дороги в экипаже к Кафедральному собору, я был встречен здесь Преосвященным Викарием и всем городским духовенством, при весьма многочисленном стечении граждан. К сожалению, тёплый собор здешний совершенно не соответствует своей вместимостью народонаселению города. Я невольно при этом вспомнил о Витебском пространном величественном храме. Летний собор, говорят, довольно просторен, но я его ещё не видел. Из собора приехал я в Покровский монастырь, при котором мой архиерейский дом. Здесь также повторилась обычная встреча монастырскою братией. Впрочем, если Вам угодно узнать подробности моего въезда и водворения в Харькове, благоволите спросить у Преосвящ. Викторина 3-й № Харьков. Епарх. Ведомостей. Там обстоятельно описан мой въезд.

На другой день по водворении моём в Харькове, началось и до сих пор продолжается моё знакомство с властями и гражданами Харькова. Здешнее высшее общество, как небезызвестно, очень значительно; и я успел уже почти со всеми более знатными особами видеться. Немало довелось мне видеть, в течении этого времени, и духовенства не только городского, но и сельского. Духовенство здешнее, как слышал я и как сам примечаю, гораздо образованнее и цивилизованнее духовенства соседних епархий.

В день Сретения Господня, 2-го числа, совершил я первую литургию в Кафедральном соборе. Пение здешних певчих на первый раз мне не совсем понравилось; строй пения совсем иной, нежели в Витебске. Но хор здесь вдвое почти больше Витебского и некоторые голоса очень хороши; при этих голосах со временем надеюсь устроить хорошее пение.

Помещение моё очень обширно и удобно. Особенное преимущество его перед Витебским состоит в том, что покои очень высоки и воздуху много; но нет в доме ни одного живого цветка; а цветы составляют немалое украшение комнат и способствуют к очищению и освежению воздуха».

Но с письмом этим случилась пренеприятная история: оно не было получено в Витебске, и вот по какой причине. Я посылал письмо вместе с посылкой, и потому вложил оное в пакет не штемпельный, рассчитывая, что оно будет оплачено на почте; между тем письмоводитель, которому поручена была отсылка письма и посылки, письмо вложил в почтовый ящик, не положивши на нём марки, и потому оно осталось неотосланным и, вероятно, уничтожено. Но Павел Яковлевич, получивши мою посылку с брошюрами и не получая от меня письма, был этим недоволен, тем более что прочие лица, коим я также писал, получили своевременно мои письма.

14-го ч. писал я в Москву Преосвященному Леониду:

«В лице Вашего Преосвященства приношу всей Москве мою искреннейшую, сердечную благодарность за оказанное мне истинно-родственное радушие и гостеприимство. Такого приема, какой мне оказан Москвой, я не мог и ожидать. Да воздаст ей великодаровитый Господь за вся, яже ми воздала она как в последний мой приезд, так и во всё время моего пребывания на Полоцкой кафедре!

Напутствованный Вашею братскою любовию и Вашею молитвою пред престолом Вашего домового святилища, я благополучно совершил путь от Москвы до Харькова.

28-го ч., в 3 часа пополудни, я прибыл в богоспасаемый град Харьков, где на станции железной дороги встречен был городскими властями, духовными и светскими. Я не буду изображать Вам подробно моё вступление на новую кафедру: оно описано в Харьковских Епархиальных Ведомостях, которые я велел высылать Вашему Преосвященству и где Вы изволите прочитать это описание. Но я буду описывать Вам то, чего нет в газетах.

Начну с описания местности Харькова. Город расположен на неровной местности: большая часть городских улиц лежит в ложбине между двух небольших гор. Общий вид города очень красив; улицы большею частью прямые и широкие на подобие Петербургских; есть много зданий обширных и изящных по архитектуре. Главный недостаток города в отсутствии приличной реки; правда, через город протекают три реки, но каждая из них не более Московской Яузы.

Кафедральный Собор двухэтажный: вверху устроена тёплая церковь невысокая и необширная; нижняя довольно просторна; но во всяком случае здешний Собор далеко уступает Витебскому. Зато колокольня громадная, выше Ивана Великого, и колокол в тысячу пудов. Приходские церкви, которые я успел уже все осмотреть, благолепны и богаты утварями и ризницею.

Духовенство как городское, так и сельское, достаточно образовано и держит себя очень благоприлично.

Светское общество очень многолюдно, образованно и благоприветливо. В течение двух недель я успел уже видеться со всеми высшими чинами, но близко ни с кем ещё не сошелся.

Немало видел уже и помещиков. Это народ, по-видимому, очень благочестивый и преданный церкви. О купечестве и простолюдинах нельзя также не отозваться с особенною похвалою.

Архиерейский дом в самом почти центре города, на довольно возвышенном месте; вид из некоторых покоев на город очень живописен, чего не было у меня в Витебске. Помещение весьма обширное и удобное; покои вдвое почти выше против Витебских; мебель с избытком и в приличном виде.

При Архиерейском доме монастырь с братией до 50-ти человек. Здесь, между прочим, живут на покое три старца-архимандрита, из коих один – 80 лет – родитель покойного моего предместника. Материальные средства моего дома очень достаточны. При доме четыре церкви, из коих одна при архиерейских покоях; в них каждый день бывает по две, по три, а иногда и по четыре литургии: так усердны граждане к церкви. Главный предмет, привлекающий к нашим церквям богомольцев – это Чудотворная икона Озерянской Божией Матери, которая находится здесь в зимние месяцы, начиная с Октября; а 22-го апреля переносится в Куряжский монастырь, находящийся от города в 9-ти верстах, которому она и принадлежит.

Главный сотрудник мой – Преосвященный Викарий – человек пожилой, одних со мною лет, добрый, кроткий и благочестивый. Я надеюсь, что у нас с ним пойдет дело мирно и дружно. Для меня и теперь уже ощутительна его помощь по делам епархиальным, коих очень значительная часть отчислена на его долю моим предместником.

Составь Консистории довольно удовлетворителен; да в Харькове и есть из кого выбрать в Консисторию Членов: это не то, что несчастный Витебск. Здесь немало священников из Семинаристов очень дельных и солидных. Довольно в городе священников и с академическим образованием, но они все почти заняты законоучительскими должностями в учебных заведениях, коих здесь очень много».

Богатый землевладелец Ахтырского уезда, Конст. Дм. Хрущев¹⁴⁹, предпринявший строить на собственные средства, в своем имении – Рясном, общежительный мужской монастырь, прислал, по примеру прежних годов, для братии моего Покровского монастыря, разного рода рыбы, муки ржаной, гречневых круп и пшена, при следующем письме от 16-го Февраля: „Посылаю Вашему Преосвященству чрез иеромонаха о. Германа рыбы свежей, судаков, карпиев и карасей, а для монашествующих отправлено муки ржаной 60 четвертей, круп гречневых 20 и пшена 20 четвертей».

Получив это письмо 18-го числа, я в тот же день отвечал почтенному благотворителю.

«Братия Харьковского Архиерейского дома, – писал я ему, – получив от Ваших щедрот обильное хлебное и рыбное приношение, усерднейше благодарит Вас за таковое приношение.

Примите, достопочтеннейший Константин Дмитриевич, и от меня лично искреннюю благодарность за Ваше благосклонное внимание к удовлетворению существенной потребности монашествующей братии моего Архиерейского дома.

Великодаровитый и Всеблагий Господь да ущедрит Вас за сие Своими небесными и духовными дарами и в сей жизни, и в будущей.

В знамение благословения Божия, которое усердно на Вас призываю, посылаю Вам при сем священную просфору».

17-го ч. писал я в Москву Графине А. Г. Толстой¹⁵⁰:

«Приношу Вашему Сиятельству усерднейшую благодарность за оказанное мне гостеприимство и за все Ваши великие милости и благотворения на пользу церквей и бедствующих сирот прежней моей паствы. Сохраню о Вас благодарное и молитвенное воспоминание и в Харькове также, как всегда, хранил в Витебске.

Призывая Вам и сущим с Вами Божие благословение, с глубоким уважением и душевною преданностью имею честь быть»...

17-го же числа писал мне из Пензы ректор Семинарии, архимандрит Симеон¹⁵¹:

«Прочитав в Харьковских Епархиальных Ведомостях известие о прибытии Вашего Преосвященства в г. Харьков, спешу нижайше принести Вашему Преосвященству приветствие моё с благополучным прибытием к Богодарованной Вашему Преосвященству пастве.

Моё житие и служение в Пензе, по милости Божией, с миром.

Преосвященный Владыка Пензенский¹⁵² читал о прибыли Вашего Преосвященства в Харьков и приветствует с новою паствою, испрашивая себе благословения Вашего Преосвященства.

О церковно-судной реформе пока ничего не слышно в Пензе.

В нынешние святки я ездил в Москву и от Преосвященных Леонида и Игнатия слышал, что Владыка Митрополит сказал, что в 1875 г. и не приложат рук к делу по церковно-судной реформе, частью уже потому, что ещё не всеми Архипастырями доставлены отзывы.

По делу о сокращении приходов (в Пензе ещё дело это не внесено в Губернское Присутствие) «в Москве отписываются», так выразился Преосвященный Владыка Леонид. – Он же о проекте церковно-судной реформы выразился так: «этот проект из ада и в ад возвратится». – Преосвященный Владыка Митрополит Московский свой отзыв не в пользу проекта (подробностей, впрочем, я не узнал) представил уже в Синод. Московская Консистория отзыв послала в том смысле, как я слышал, что вопросы, затрагиваемые проектом, «подлежат решению вселенского Собора».

В Москве посвящают в пресвитера тех, кои достигли 24-летнего возраста, следовательно не держатся строго предела 30-летнего возраста. В Москве я также имел случай говорить о церковно-судной реформе с О. Протоиереем Иваном Николаевичем Рождественским¹⁵³ (бывшим в числе Членов Комитета по церковно-судной реформе); он передавал, что в начале в комитете был такой проект: «учредить из выборных от духовенства Коллегиум судный (без председателя и прокуратуры); решения коллегиума представлять на утверждение епархиального Преосвященного с условием известного срока времени, в который, – если не последует утверждения от Преосвященного, – постановления суда приводить в исполнение; в случае же кассации (судного постановления) со стороны Преосвященного, дело отправлять на решение в Свят. Синод. Но когда кто-то сказал, что такой коллегиум не составить полного Епархиального суда, то в Комитете поднялась целая буря прений, набивших пену, подобную выработанному проекту. – Под последним известным проектом О. Прот. Рождественский и А. Ф. Лавров¹⁵⁴ подписались так: «при особом мнении», которое и представили. Подписался ли Высокопреосвященный Макарий¹⁵⁵, – они не знают, ибо подписи его не видели. – О. Протоиерей говорил также, что светские члены комитета были против прокуратуры, так что один из них сказал духовным (в рясах и фраках), настаивавшим на учреждении прокуратуры, что их «желание напоминает ему басню о просьбе лягушек, желавших себе царя». – Когда члену Комитета проф. Б. сказали, почему он особенно настаивает на отделении судной власти от административной в лице Архиерея, он сослался на желание духовенства в сем случае, заявляемого в периодической печати. Протоиерей И. Н. Рождественский заметил ему, что «к сожалению, учёный канонист понимает дело также мало, как и само духовенство понимает мало своё желание: тот утилитаризм, который порождает крик в духовенстве, касается в сущности не судного дела, а того, что находится в руках администрации (например, раздача мест, награды и проч.), а этого никогда нельзя отнять у Архиерея»...

В Москве, учреждение окружных епархиальных судов многие считают делом несбыточным, между прочим, и с материальной стороны, как делом, требующим больших денег, которых вообще нет.

Смерть Ник. Кир. Соколова¹⁵⁶, так смело подъявшего руку на Церковь Христову и её каноны, – в Москве произвела впечатление, да оно было и нам в Пензе заметно по надгробному слову Прот. Сергиевского¹⁵⁷. Я слышал известие из Петербурга, что покойный Профессор Н. К. Соколов препирался с А. Феодор. Лавровым (в печати) не по убеждению, а по приказанию!

Обратили ли, Преосвященнейший Владыко, внимание на передовую статью в № 42-м газеты «Русский Мир» за 1875 год. В сей статье ясно, кратко и положительно выражен голос истины о деле церковно-судной реформы; почаще бы такие статьи появлялись! И пореже бы встречать таких критиков, как критика в журнале «Странник» в январской книжке за 1875 г. Е. Дылевского, из коей видно, что человек иногда не может отличить десницы от шуйцы!

Простите, Преосвященнейший Владыко, что утомил Ваше Преосвященство таким поспешно написанным и длинным письмом.

Р. S. 10-ть лет тому назад, как я рукоположен Вашим Преосвященством во иеродиакона в Высокопетровском монастыре 20 Февраля 1865 г. в субботу, на 1-й неделе Св. Четыредесятницы. Слава Богу и Святителю моему».

На прошении Члена Харьковской Д. Консистории, Протоиерея Николая Павлова об увольнении его от службы в Консистории дана была мною 20-го числа следующая резолюция:

«1) По вниманию к болезненному состоянию Члена Консистории, Протоиерея Николая Павлова, ходатайствовать пред Св. Синодом об увольнении его, согласно его прошению, от звания Члена Консистории; для чего, заготовив от моего имени проект представления Св. Синоду, представить к подписанию.

2) На место Протоиерея Павлова в звание штатного Члена Харьковской Консистории, представить сверхштатного Члена той же Консистории Прот. Иоанна Вертеловского; а на место сего последнего в должность сверхштатного Члена Консистории – Ключаря Кафедрального Собора, Протоиерея Симеона Илларионова; для чего и заготовить формулярные списки того и другого.

3) Между тем, в виду того, что по причине продолжительного болезненного состояния О. Прот. Павлова, многие дела, находившиеся в его рассмотрении, остаются нерешенными, признаю нужным, для скорейшего разрешения этих дел, теперь же поручить рассмотрение оных О. Протоиерею Вертеловскому, а дела, находящиеся в ведении сего последнего, поручить наблюдению О. Прот. Илларионова. О чём, на основании ст. 284 п. 3, и довести до сведения Св. Синода».

21-го ч. писал я в Витебск преемнику своему по кафедре, Преосвященному Викторину:

«Простите Бога ради, что так поздно отвечаю на Ваше братское послание от 6-го января: раньте никак не мог писать Вам. В Харьков прибыл я 28-го минувшего месяца.

В Харькове я встретил много лучшего сравнительно с Витебским, но нашел и некоторые недостатки. Например, здешний Кафедральный Собор во всех почти отношениях уступает Витебскому: нет здесь ни такого изящества в архитектуре, как там; ни такого обилия и богатства в утварях и облачениях, собственно священнических; ни такого протодиакона, каков о. Нектарий. Но за то состав Кафедрального клира не может не обращать на себя внимания: здесь нет ни одного священника – все протоиереи; ни одного причетника – все диаконы.

Как Вы, Преосвященнейший, вступили в управление вверенною Вам паствою? Судя по газетным известиям, Вами полагается начало благое. Дай Бог, чтобы этому началу соответствовало и дальнейшее Ваше действование!

Ваше Преосвященство просите моих советов и наставлений касательно Вашей деятельности на Полоцкой кафедре, но Вы и без посторонних наставлений можете благоуспешно действовать при тех условиях, в каких Вы приняли управление епархией. Ваше положение совсем иное, нежели было моё, при вступлении на паству Полоцкую. Вы окружены теперь далеко не такими лицами, какие я встретил в начале. И состав Консистории, и вообще Витебское градское духовенство в настоящее время, несравненно лучше того, какое я нашел в своё время. Из старшего духовенства, после Архимандритов, могу рекомендовать Вашему Преосвященству в особенности Кафедрального и Успенского Протоиереев. Из благочинных уездных особенным вниманием моим пользовался, по своему доброму нравственному характеру, Динабургский Благочинный Владимир Щербов. При сем не могу не обратить внимания Вашего Преосвященства на Начальницу женского Д. училища, Баронессу М. А. Боде; это – во всех отношениях достойная уважения особа.

С душевным почтением и братскою о Христе любовию имею честь быть и проч.»

25 ч. писал мне из Витебска И. д. Ректора Семинарии Архимандрит Израиль:

«Считаю долгом принести Вам, Преосвященнейший Владыко, искреннюю мою благодарность за все благодеяния, которые Вы оказывали мне, и за все добрые отношения, которые Вы имели ко мне лично. Вы главным образом содействовали к тому, чтобы я был на своём настоящем месте. Вы же поддерживали меня во всех моих действиях, что ободряло и утешало меня в различных неприятностях и трудностях по службе и располагало меня сделать для Семинарии то, что сделано. Да воздаст Вам Господь за Вашу доброту своими милостями и утешениями на новом месте служения Вашего! Прошу Вас, Милостивейший Архипастырь, не забывать и меня в Ваших молитвах.

Новый Владыка доселе добр к нам. Немирные отношения Членов Правления умирил и покончил. – Старается покончить немирные отношения и духовенства Витебского, если какие только были. Вообще, он человек миролюбивый, и не любит немиролюбивых действий.

Порядки Вашего Преосвященства все поддерживает и благодарить за них. Я, говорил он мне, научился от людей опытных уважать предшественников; когда то я ещё сравнюсь с моим предшественником! Черта истинно христианская.

В обращении прост и мягок. Проповеди говорить часто и наизусть – в тоне популярном. Народу нравится это.

Наш почётный блюститель Ганешин¹⁵⁸ отказался от должности; впрочем, в последний раз пожертвовал для Семинарии 40 одеял (на 200 р.). Где найти блюстителя, не знаем; иметь же его полезно бы для Семинарии».

28-го ч. писал мне из Витебска Протоиерей Кафедрального Собора В. С. Покровский:

«Опасения наши, при назначении к нам Преосвященнейшего Викторина, были измышлены и возбуждены злобой и клеветой, которых достаётся на долю каждого человека, и чем он выше и достойнее, тем, кажется, злые люди более и более стараются забросать его грязью. С первого моего представления моему новому Архипастырю в Смоленске, – куда я был командирован с церемониалом о встрече, – каждый день осчастливлен я его отеческим благовниманием к моему недостоинству. Я вполне уверен, что этим счастьем, равно как и многим другим, я обязан Вашему Преосвященству. Да и вообще ко всем нам он добр, кроток и снисходителен и все наши епархиальные язвы усиливается излечить одною только милостью. В силу такого направления Владыки, Юркевичу¹⁵⁹ предоставлено право искать себе священническое место в епархии, кроме Полоцка; наше Семинарское препирательство тоже разрешено мирным путем. О. Красовицкого¹⁶⁰ приказано считать не удалённым от преподавания латинского языка, а отказавшимся. Словом, дарована нам многим амнистия, но только воспользуемся ли мы ею во благо – Бог весть. Ведь Оо. Красовицким и Ко стоит только показать перст, вся желчь их всплывет наружу. Ну, да Бог с ними! Видно, уже нужны в нашем грешном мире и такие люди, иначе земная жизнь наша была бы так хороша, что мы совершенно забыли бы о небе. Но более всего утешает меня то обстоятельство, что Владыка наш не ищет суетной – как он сам выразился – славы – заменять порядки своего предшественника новыми – своими; напротив нам строго приказано отнюдь не делать ни малейшего изменения как в Соборе при богослужении, так и вообще во всех административных порядках, заведенных Вашим Преосвященством. Таким образом мы, и в отсутствии Вашем, живем Вашим духом, и этим утешаем себя в разлуке с нашим благодетельным Архипастырем и Отцом.

В Соборе у нас всё до сих пор шло хорошо и всем Владыка оставался, по-видимому, доволен; только в настоящее время нас сильно тревожит наступающая неделя Православия: наш добряк Нектарий¹⁶¹ разрешил, – ради масленицы, да так и продолжает»...

2-го Марта получил я из Москвы от Н. П. Киреевской¹⁶² письмо следующего содержания:

«Приятно слышать отзывы Ваши о духовенстве и обществе г. Харькова. Радуюсь, что местность дома Вашего, из которого приятный вид, Вам нравится. Желаю иметь силы и возможность посетить Вас, возлюбленный Владыко, на новоселье.

Графиня Анна Георгиевна Толстая очень довольна, что Вы её посетили и уважили её приглашение. Она очень уважает Вас, Владыко святый! Сообщу Вам её мне рассказ и желание.

Она сказывала мне, «что, когда был граф Александр Петрович Обер-Прокурором Синода¹⁶³, тогда её часто посещали Иерархи, и что однажды Вы были у неё с Преосвященным Леонидом и с Преосвященным Никандром¹⁶⁴ (Тульским); и что она, обращаясь к Вашему тройственному союзу, объясняла Вам, что очень бы желала, с помощью содействия Вашего, узнать верно и точно, где, т. е. в каком месте города Каменец-Подольска, погребена её мать, Княгиня Грузинская, (рожденная Бахметева), скончавшаяся в г. Каменец-Подольске в 1817 г., когда там был наместником её отец генерал Бахметев; и что, когда она выразила своё желание, заметила, что Вы с Преосвященным Леонидом переглянулись и будто, что-то вполголоса переговорили; ей показалось, что сказанное между Вами было не в её пользу, и она сама сознает, что Вам Иерархам не могло не показаться странным, что она обращается с этой просьбою к Вам, тогда как муж её Обер-Прокурор Синода. Но ведь им неизвестно было, что я не могла никогда ни о чём подобном просить Графа. Признаюсь, что и теперь бы сочла за великое одолжение, если бы кто мог сделать верную справку и дознание, где погребена моя матушка в 1817 г. в монастыре ли, или на кладбище города Каменец-Подольска. Может – не найдется ли там старожил, помнящий Градоначальника, наместника, благодетельного деда моего Бахметева? И если это могло узнаться по возможности верно, т. е. чтобы указали самое место могилы Княгини Грузинской, то я была бы чрезвычайно признательна и озаботилась бы поставить на могиле матери моей памятник; неведение, где она похоронена, много огорчает меня́

Вот, почти слово в слово, сказанное мне ею, с прибавлением, что она жалеет, что не поговорила о сем с Вами в настоящее время. Я обещала Графине написать к Вам, что и исполняю.

Если есть возможность, или может представится случай, не откажите, Владыко святый, удовлетворить родному сердечному желанию Графини и тогда потрудитесь, если будут какие-либо сведения, сообщить их мне, а я немедля от Вас передам их Графине».

В ответ на это писал я от 4-го числа:

«Сообщенный Вами мне рассказ Графини Анны Георгиевны о ее обращении к нам – архиереям с просьбою о содействии к отысканию места погребения её матери, я совершенно забыл; но её желание, в настоящую пору, готов исполнить со всем усердием. Я напишу об этом к Преосвященному Каменец-Подольскому¹⁶⁵, хотя с ним лично и незнаком. Но в Вашем письме не показано имя умершей родительницы Графини; а без этого нельзя и приступить к разысканию места её погребения. Поэтому прошу Вас спросить у Графини, как звали её матушку, и мне поскорее сообщить. В имеющемся у меня помяннике Графини Анны Георгиевны значатся три лица с именем Княгинь: Варвара, Дария и Анна; но которое из этих трех имен принадлежит её родительнице, я определить не могу».

Наталья Петровна поспешила дать ответ на предложенный мною вопрос. Вот что она писала мне от 8-го числа:

«Спешу доставить полное и правильное сведение для справки желаемой необходимое и передать Вашему Преосвященству глубокую признательность от Гр. А. Г. Толстой.

Вот сведение:

«Жена Генерал-Майора и Камергера Князя Георгия Александровича Грузинского, Варвара Николаевна, рожденная Бахметева, умершая 27-го Января 1817 г., в Каменец-Подольске, у брата своего родного Алексея Николаевича Бахметева Генерал Аншефа, в то время как он был Наместником в Бессарабии».

Это точное сведение, полученное мною от Графини сегодня, а в том, что она передавала мне 3 февраля, она извиняется, что от усталости спутала, назвавши брата матери её отцом её. Очень Графиня почтет себя счастливою и обязанною Вашему Преосвященству, если получит верное сведение, где похоронена её покойная матушка.

Позвольте и мне, Владыко святый, присоединить и моё искреннее чувство признательности Вам за столь добрую и всегда отличающую Вас готовность доставить утешение ближним, скорбящим радость... как и теперь надеждою – исполнить задушевное желание почтенной, уважающей Вас, Графини Толстой». – Получив этот ответ 10 числа, я на другой же день написал в Каменец-Подольск Преосвященному Феогносту письмо, в котором изъяснил следующее:

«Хотя я не имею чести лично быть знакомым с Вашим Преосвященством, но во имя братства о Христе позволяю себе обратиться к Вам, Преосвященнейший Владыко, со следующею просьбою.

В Каменец Подольске, в двадцатых годах текущего столетия, был наместником, или Губернатором, Генерал-Аншеф Алексей Николаевич Бахметев. Его сестра, бывшая в супружестве за Князем Грузинским, Варвара Николаевна, скончалась в январе 1817 года в Каменец-Подольске и там погребена.

Дочь умершей Княгини Грузинской, супруга бывшего Обер-Прокурора Св. Синода, Графа А. П. Толстого, Графиня Анна Георгиевна крайне сожалеет о том, что ей неизвестно в точности место погребения её матери в Каменец-Подольске, так как она желает на её могиле воздвигнуть приличный памятник. Графиня усердно просит моего участия в разыскании места погребения её матери. Я обещал ей, со своей стороны, сделать то, что могу, имея в виду, именно, сношение по сему предмету с Вашим Преосвященством.

Посему не благоволите ли, Преосвященнейший Владыко, в утешение доброй й благочестивой, и притом лишенной зрения, старице-Графине, поручить кому-либо из подведомых Вам духовных лиц разведать, при пособии метрических книг 1817 г., на каком, именно, кладбище погребена умершая в этом году Княгиня Грузинская – на общем ли городском, или, быть может, при каком-либо монастыре, и может ли быть указана могила усопшей. О последующем же просил бы я Вас покорнейше меня уведомить.

Поручая себя Вашим святым молитвам, с душевным почтением и братскою о Христе любовию имею честь быть»...

Долго не получал я на это письмо ответа. Наконец Преосвященный Феогност написал мне от 20-го апреля:

«Приветствуя Ваше Преосвященство с продолжающимся ещё празднованием светлого воскресения Христова, покорнейше прошу извинения; что не мог скоро ответствовать на письмо ваше от 11 Марта.

По получении Вашего письма, я тотчас же велел навести справку в метрических книгах о кончине княгини Грузинской Варвары Николаевны, урожденной Бахметевой. По справке оказалось, что она скончалась от чахотки, 44-х лет, 30 Января 1817 г., и погребена на «отведенном» кладбище. – Под отведенным кладбищем, несомненно разумеется нынешнее градское кладбище. После этого сделано было мною распоряжение о разыскании могилы княгини Грузинской на кладбище. – Искали, но не нашли. Впрочем, так как в то время кладбище было покрыто снегом, питали надежду, что, когда растает снег и откроются все могилы, будет отыскана желаемая могила. После того, как сошёл снег, снова тщательно разыскивали могилу Княгини, но, к сожалению, опять не нашли.

Кафедральный Протоиерей предполагает, не попала ли могила Княгини под новую кладбищенскую церковь, которая построена уже после кончины Княгини. Не укажет ли Графиня Анна Георгиевна каких-либо признаков, по которым бы можно было отыскать могилу Княгини? Не известно ли, например, ей, что было положено на могиле, камень, или плита или что-нибудь другое? Во всяком случае я велел продолжать разыскивать могилу, и, если будет какой-либо успех, снова извещу Ваше Преосвященство. Другого же какого-либо кладбища нет в г. Каменце, и более негде искать могилы, как только на градском кладбище».

5-го ч. писал я в Вильну Попечителю учебного Округа Н. А. Сергиевскому:

«Крайне сожалею, что я не мог видеться с Вашим Превосходительством ни в Петербурге накануне моего выезда оттуда, ни в Москве, и сообщить Вам мою беседу с, Графом Дмитрием Андреевичем¹⁶⁶, в которой, между прочим, речь касалась и Вас в известном Вам смысле.

Нет нужды изъяснять Вам, с каким удовольствием посетил я родную Москву и с каким поистине родственным радушием Москва приняла меня. Был я, разумеется, в Лавре и Академии: и там принят был с любовью.

Вот уже пять недель, как я в Харькове. Что скажу Вам о новом месте моего жительства и моего служения?

На другой же день по прибытии моём в Харьков, начал я знакомиться с здешним обществом. Все высшие власти сначала, разумеется, были у меня; затем я их посетил и до сих пор посещаю. По-видимому, все они – люди очень добрые и приветливые, но едва ли между этим множеством просвещенного и высокопоставленного люда найду я второго любезного и дорогого Николая Александровича.

Здешнее духовенство несравненно выше во всех отношениях Витебского: так, по крайней мере, оно показалось на первый раз. Настоящий состав Консистории был в своё время, может быть, удовлетворителен, но теперь требует обновления, так как большая часть Членов (и их 6-ть) или глубокие старцы, или совершенно больные.

Коренные Украинцы, как помещики, так и простолюдины, весьма набожны и привержены к церкви. Умилительно видеть, с каким усердием не только в праздники, но и в будние дни, когда, по заведённому здесь обычаю, в некоторых церквях читаются акафисты, стекается народ в храмы. У меня, при архиерейском доме, четыре церкви, и в них каждый день совершается по две, по три, а иногда по четыре литургии. Главная святыня, которая привлекает сюда богомольцев – чудотворная икона Озерянской Божией Матери. – При моём доме монашествующих более 40 человек.

Архиерейский дом находится почти в центре города, на довольно возвышенном месте: из некоторых моих комнат вид живописный. Помещение моё обширнее Витебского и очень удобно. Материальные средства архиерейского дома, равно как и мои личные, несравненно значительнее Витебских.

При доме есть загородная дача, которую я уже видел, но о которой в зимнее время нельзя же иметь надлежащего понятия: посмотрим, какова она явится весною. Дача эта немного далее от дома, чем Витебская; а главный её недостаток сравнительно с этою последнею – недостаток живой проточной воды. Были когда-то пруды, но и те запущены. Впрочем, надобно благодарить Бога и за то, что есть; у других и этого нет.

Я питаю себя приятною надеждою рано или поздно, а лучше, если рано, видеть Вас дорогим гостем в летней моей резиденции.

Призывая на Вас и на Ваше любезное семейство Божие благословение, с глубоким уважением и сердечною преданностью имею честь быть»...

5-го же числа писал мне из Петербурга Чиновник особых поручений при Обер-Прокуроре Св. Синода, Мих. Влад. Шавров – мой совоспитанник по Московской Академии, которого я просил выслать мне экземпляр его курсового сочинения о 3-й книге Ездры¹⁶⁷, взамен утраченного мною. Вот содержание его краткого послания:

«Ваше Преосвященство, Милостивый Государь и Архипастырь!

Прилагаемый при сем экземпляр моего сочинения «о третьей книге Ездры» покорнейше прошу Ваше Преосвященство принять для Вашей библиотеки, в память нашего совместного пребывания в Московской Духовной Академии.

Испрашивая святых Ваших молитв, с глубочайшим почтением и совершенною преданностью честь имею быть»...

Получив письмо это и книгу 17-го, я писал г. Шаврову от 29-го числа:

«Посланный Вами при письме от 5-го сего Марта экземпляр Вашего ученого сочинения о 3-й книге Ездры имел я удовольствие получить и читаю, или вернее, перечитываю это сочинение с особенным интересом. Примите же от меня за этот дорогой дар искреннейшую благодарность.

Не знаю, доходило ли до Вас в своё время известие о том, как горячо вступился за Ваше сочинение, подвергшееся излишне строгой критике со стороны Преосвященного Афанасия¹⁶⁸, бывшего тогда Саратовским, покойный Московский Владыка, Митрополит Филарет. Я был очевидным свидетелем того, как он публично, в Чудовом монастыре, при старшем Московском духовенстве, выражал сильное негодование на Преосвященного Афанасия за то, что он назвал чуть не еретическим сочинение, которое было в рассмотрении сначала Профессора, затем целой Академической Конференции и, наконец, его – Митрополита, и было признано достойным одобрения. Случай этот до сих пор живо сохранился в моей памяти.

Призывая Вам и семейству Вашему Божие благословение, с душевным благорасположением и преданностью пребываю»...

Неблагоприятный отзыв Преосв. Афанасия о сочинении Шаврова на целый год замедлил утверждение его в степени Магистра. Между тем покойный Митрополит Филарет как об этом сочинении, так и о другом, именно, студента Кудрявцева¹⁶⁹: «О единстве рода человеческого» выразил одобрительный отзыв в письме к Преосвященному Иосифу¹⁷⁰, Епископу Оренбургскому от 27 Июня 1852 г. «Слава Богу! На Академию нашу можно смотреть мирным оком. Сегодня читали по части из двух сочинений: «О единстве рода человеческого» и «О третьей книге Ездры». Когда сии сочинения дойдут до Вас, надеюсь, вы признаете в них исследования основательные и многосторонние»¹⁷¹.

10-го ч. писал я в Пензу Ректору Семинарии, Архимандриту Симеону:

«Усердно благодарю Вас за добрые чувства и благожелания, выраженные в письме Вашем от 17-го Февраля:

Назначение на Харьковскую кафедру для меня совершенно неожиданно, так как и вообще перемены в моей жизни были нечаянны и совершались не по моему собственному желанию, а по распоряжению высшей власти, или вернее, по премудрой и всеблагой воле Божией.

Благодарение Пастыреначальнику и Господу! И новая паства приняла меня с такою же любовью, с какою проводила прежняя – Полоцкая. Управление Харьковскою епархией, может быть, потребует от меня больше трудов, но здесь я надеюсь, по милости Божией, испытывать меньше забот и огорчений, нежели сколько испытал я в восьмилетнее управление мое епархией Полоцкою. Но да будет во всём воля Божия!

Харьковская епархия много имеет преимуществ перед Полоцкою и в отношении народонаселения, и в отношении духовенства. Духовенство здешнее значительно цивилизованнее Полоцкого.

Немалую помощь по делам епархиального управления доставляет мне Преосвященный Викарий¹⁷² – человек кроткий и благочестивый.

Как в Петербурге, так и в Москве, я имел со многими, и духовными и светскими, лицами разговор о духовно-судебной реформе; мне довелось даже прочитать 1-й том печатных отзывов 20-ти Преосвященных по этому предмету¹⁷³, и все, за исключением двоих, решительно против проекта.

Реформа относительно сокращения приходов в Харьковской епархии осуществлена ещё в 1873 г. Много жалоб и ропота произвела и производит эта реформа как между духовенством, так и между прихожанами. Я почти каждый день получаю прошения от разных обществ мирских о возвращении их к прежним приходским церквям, или о восстановлении их церквей из приписных в самостоятельные. Тоже слышал я в Туле, и в Курске».

18-го числа писал я в Витебск Ректору Семинарии, Архимандриту Израилю:

«Благодарю Вас усердно за Вашу о мне память и за добрые ко мне чувства, выраженные в письме от 26-го Февраля. Сохраню и я о Вас приятное воспоминание, как о деятеле честном и благонамеренном.

Вы пишете, что преемник мой поддерживает все мои порядки и даже благодарит за них. Это приятно мне слышать; и не могу не порадоваться за Преосвященного, что ему нет надобности напрасно тратить время на введение и установление новых порядков.

Не такова моя участь. Мне и в Харькове, так же как в Витебске, приходится многое исправлять и вновь устроять. Я никак не мог ожидать, чтобы в Харькове не было добрых и твердых порядков в совершении богослужения, но опыт убедил меня в противном. – И мне каждый почти раз приходится при богослужении замечать то те, то другие непорядки. Но приятно, по крайней мере, то, что здесь не только не огорчаются делаемыми мною замечаниями, напротив, сами просят меня, чтобы я их научил добрым порядкам в церковном богослужении.

Немало забот представляет для меня и экономическая часть архиерейского дома. На моём доме, в настоящее время, числится долгов тысяч до 30-ти: надобно их выплатить. Кредиторы требуют уплаты долга, а средств пока ещё нет. Есть, впрочем, надежда, что в не очень продолжительное время все долги могут быть погашены доходами с тех зданий, на устройство коих большая часть оных была сделана. Братии при моём доме более 40 человек, но большинство их из крестьян, и потому не весьма грамотные, и, следовательно, для высших должностей по дому малоспособные. Главное должностное лицо при архиерейском доме Эконом, но его-то у меня и нет. – Правит эту должность иеромонах и малограмотный, и малоспособный; а другого между своими в виду не имеется.

Семинарию видел я только ещё один раз. Нужно бы по обстоятельствам посещать её чаще, но не могу, так как она от моего дома довольно далеко, по крайней мере версты три; а времени свободного у меня, в особенности утром, очень мало. Здесь и дел, и просителей с словесными объяснениями гораздо более, нежели в Витебске. Здание Семинарии обширнее Витебского, и учеников здесь гораздо больше. Об успехах ученических судить пока ещё не могу, но мне удалось прочитать одно сочинение лучшего ученика VI класса, и не могу не отозваться о нём с особенною похвалою; написано очень дельно и складно. Ректор Семинарии – Протоиерей¹⁷⁴ пожилых лет очень скромный и добрый».

Священник Изюмского уезда села Богодарова Димитрий Сокольский обратился ко мне 25-го ч. с просьбою такого содержания:

«Страдая головною болезнью, в особенности при исправлении мирских треб во время ненастной погоды, я покорнейше прошу Ваше Преосвященство разрешить мне употреблять черную скуфью вне церкви при исправлении мирских треб».

Не имевши в виду примеров разрешения употреблять священникам черные скуфьи на прежних местах моего служения, я затруднился на первый раз удовлетворить в просьбе, но убедившись потом, что в Харьковской епархии не только священникам, но и диаконам с давнего времени разрешалось, по уважительным причинам, употреблять вне церкви черные скуфьи, со взносом притом определенной суммы в пользу Епархиального женского училища, начал и я допускать это. Впоследствии мне представлен был даже, указ из Св. Синода от 18-го Марта 1815 г. за № 823, коим, вследствие прошения священника Харьковской Вознесенской церкви Петра Рогальского, разрешено было употреблять черную скуфью вне церкви. В указе этом изображено: «Поскольку священникам, кои не получили установленных за отличную службу камилавок и скуфей, не было запрещения на употребление ими по прежнему обыкновению в вышепрописанных случаях (т. е. при погребении и друг. вне церкви) скуфьи, для того разрешить и Рогальскому употреблять вне церкви»¹⁷⁵.

25-го ч. писала мне из Витебска А. П. Ушакова:

«Новый наш архипастырь каждое служение говорит проповеди, и надо сказать правду, он привык к акустике собора, и говорит хорошо. Стекающихся его слушать – множество. Сначала наш beau-monde ворчал так же, как бывало и на Вас, за истины и за обличения; но теперь Архипастырь стал им нравиться. Радуюсь я за церковь Вашу – Витебскую! Из Вас – обоих один, таким образом, как бы продолжает, пополняет другого. На Вашу долю выпала ломка, перестройка, возведение, установка храма и его великолепно-строгого богослужения; наконец, Вашими стараниями почитатели Ваши снабдили этот храм и златом, и серебром; паству же свою приучили Вы знать этот храм и любить его!.. Преосвящ. Викторин ещё в начале своего самостоятельного труда. Силы его свежи, – он не расходовал ещё их на каменной работе: вот он теперь и занимается орнаментной частию… Но да будет только все это во славу св. Правосл. Церкви!»

28-го ч. писал я Экстраординарному Профессору Московской Дух. Академии Александру Феодоровичу Лаврову¹⁷⁶:

«Возвращая Вам при семь бумаги, заключавшиеся в особом пакете с собственноручною Вашей надписью, искренно благодарю Вас за сообщение мне столь интересных документов, которые значительно уяснили для Меня ход дела по составлению пресловутого проекта и особенно отношение к этому делу председателя Комитета¹⁷⁷.

Ваши труды¹⁷⁸ по Комитету и в особенности Ваше мужество, с каким Вы противоборствовали большинству Членов, защищая священные каноны Православной церкви, достойны всякой похвалы и великой признательности всех благомыслящих людей.

Любопытно бы знать, кто до сих пор с необыкновенным задором ратует на страницах «Голоса» в защиту Комитетского проекта?

Нельзя не удивляться, что так медленно доставляются в Синод отзывы о проекте Епархиальными Преосвященными и Консисториями. Харьковская, например, Консистория до сих пор ещё не начинала писать свой отзыв, а напоминания сверху нет. Видно, что не думают очень спешить приведением к концу начатого столь важного дела».

31-го ч. писал я в Новочеркасск Преосвященному Никанору, Епископу Аксайскому, викарию Донской епархии:

«Простите, Преосвященнейший, Бога ради, что так поздно отвечаю на Ваше приветственное братское послание от 27-го Декабря минувшего года.

Письмо Ваше, весьма для меня интересное, имел я удовольствие получить 2-го января, за два дня до моего выезда из Витебска.

По пути из Витебска в Харьков, я посетил Петербург и Москву. Это оказалось для меня и приятно и весьма полезно. В Харьков прибыл 28-го января.

В Харькове встречен и принять был с подобающими почестями. Не знаю, как я понравился Харькову, но Харьков на первый раз произвел на меня приятное впечатление, хотя и не могу сказать, чтобы я безусловно всем был доволен. Кафедральный, напр., здешний Собор не может идти ни в какое сравнение с Витебским. В богослужении увидел я здесь так же, как и в Витебске, на первый раз, довольно нестройного и непорядочного; теперь мало-помалу всё начинает приходить в надлежащий порядок. Архиерейский дом благоустроен и имеет достаточные средства, но обременён долгами, с которыми не надеюсь скоро расплатиться. По Консистории также значится большая недоимка по делам, в особенности за одним членом, который, впрочем, подал прошение об увольнении его в отставку. Духовенством здешним вообще я доволен: оно значительно выше во всех отношениях Витебского. В Преосвященном Викарии вижу я доброго себе помощника.

В письме Вашего Преосвященства есть какие-то не совсем ясные для меня намеки о каких-то возможных для Вас невзгодах, при которых потребна для Вас моя опора и прибежище. Желал бы я знать, чем и как могу быть я Вам полезен. Я всегда питал к Вам искреннее благорасположение и везде, где только мог, защищал Вашу честь.

С теми же чувствами благорасположения и душевного уважения и теперь остаюсь к Вам»...

1-го Апреля получено было мною письмо от Начальницы (которая несправедливо называла себя настоятельницею) Старобельской Скорбященской Общины Ангелины; она писала мне:

«Ваше Преосвященство, Преосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец!

Святый Апостол Павел говорит: воздадите всем должное. А я, грешная, до сего времени не воздала чести Вам, Ангелу Харьковской паствы, – ни лично не представилась Вам, ни письменно не испросила святительского благословения Вашего себе недостойной и скорбной обители моей, устроенной в честь иконы Скорбящей Божией Матери. Тотчас, по получении известия о назначении нам нового Архипастыря, я и сердцем почувствовала и устами исповедала: с нами Бог! Не дивитесь, Преосвященнейший Владыко, что так называю Архипастыря своего. Я с детства расположена к духовному сану и званию; я с самого того времени, как начала понимать себя, начала понимать и высокое значение Святительского представительства в духовенстве, и святого предстательства Иерархов перед всесвятейшим Богом за свою их паству и особенно за духовенство, а ещё особеннее за монашество. Многолетние опыты совершенно утвердили меня в вере в силу даже одного благословения Ангелов местной церкви на благие предприятия монашествующих. Так, возникшая по благословению Архиепископа Филарета¹⁷⁹, Богадельня моя скоро дошла до возможности образоваться в Монашескую Общину. Благословенная Архиепископом Макарием Община вдруг имеет благоустройство внешнее и, под руководством двух священников, вполне обеспеченных Общиною, благоустройство нравственное.

Благодаря святым молитвам обо мне и святительским благословениям на мои ничтожные и безнадежные предприятия Высокопреосвященнейшего Исидора¹⁸⁰ и наших Архипастырей, я, благодарение Богу, могу и не разделять жалобы Апостолов, говоривших: обнощь всю труждшеся, ничесоже яхом. Правда, я тружусь долго, время ушло, волосы мои побелели, физические силы, ослабели, мне уже семьдесят пять лет, ночь многопопечительная проходить, скоро рассвет; но мрежа моя, благодарение Богу и Архипастырям, если и не полна, то и не пуста.

Я всё хотела представиться Вам, Преосвященнейший Владыко, и лично испросить Апостольское благословение Ваше на исправление недоконченного; но дух только бодр, а плоть немощна. По этой немощи, нижайше и смиреннейше, заочно, сим недостойным письмом прошу Ваше Преосвященство, Архипастыря и Отца, благословите меня, моих сестер и всю обитель благословением во имя всеблагого и всеблагодеющего Господа нашего Иисуса Христа, повей в вертограде моём, и да потекут ароматы его, – ароматы благодатных даров, необходимых для утверждения меня и моих сестёр в богоугодной деятельности, – даров достойно ходити звания в неже звани. Веруем, что за сей деятельностью и вся приложатся нам. – Веруем и тому, что в вертограде нашем не могут разливаться в надлежащей мере и силе благовония христианских добродетелей, если в нём не будет носиться благодати всесвятаго и всеосвящающаго Духа, почивающей на Особе Вашей. О, дал бы Бог прибыть Вам, Преосвященнейший Владыко, к нам недостойным, с жезлом ли карающим, с ветвью ли мира, – примем Вас, как Ангела Божия.

Простите Преосвященнейший Владыко! Кланяюсь Вам до земли; благословите!»

На это красноречивое послание я отвечал от 5 числа:

«Достопочтенной и возлюбленной о Господе Старице Ангелине с её сестрами желаю мира, здравия и душевного спасения.

Послание Ваше, исполненное живых и благочестивых чувств, я получил и прочитал с утешением. Изъявляю Вам за него мою искреннюю, архипастырскую признательность.

Слыша, что Вами устроенная Община, время от времени, более и более умножается и распространяется, сорадуюсь Вам. Да умножается же и возвышается вместе с тем между Вами и обитательницами Общины взаимная любовь и согласие!

Не знаю, скоро ли буду иметь утешение видеть Вас и созданную Вами (для дев и вдовиц) обитель, но до того времени, в залог моего архипастырского благословения, препровождаю Вам вместе с сим священное изображение преподобной Евфросинии Полоцкой, которая также, подобно Вам, основала некогда женскую обитель близ своего отечественного града Полоцка.

Сверх сего, для назидательного чтения Вам и вашим боголюбивым сёстрам, посылается Служба и Житие препод. Евфросинии и некоторые другие поучительные книжки.

Призываю Вам и сообитательницам вашим Божие благословение».

Вслед затем Старица Ангелина снова пишет мне от 29-го того же апреля:

«Ваше письмо, Преосвященнейший Владыко, мне недостойной рабе Вашей, тоже для меня, что слово Господа, воскресшего для блаженной Магдалины: «Марие!» Ибо Ваше письмо мне и Ваш дар моей обители и моим сёстрам пришли к тому времени, когда святая церковь, сохранившая до последних родов живым и присущим святое утро светлого Воскресения Христова, живо изображает состояние блаженных душ учеников и учениц Христовых, вдруг перешедших от безутешной скорби к нескончаемой радости.

Не умею и не нахожу слов описать нашу радость в этот сугубо радостный день. Не умею и не нахожу слов и почитаю себя недостойною выразить Вам, Преосвященнейший Владыко, свою благодарность за Ваш истинно Архипастырский и искренно отеческий подарок нам. Благоговейно лобызая икону преподобной Княжны и рассматривая сквозь радостные слезы присланные Вами письма и книги, мы смотрели одна на другую умиленным, глубоко проницающим взором и в радостном восторге говорили дружка дружке: Христос воскресе! Воистину воскресе! Ваше письмо, Преосвященнейший Владыко, и Ваш дар до того запали в наши души, что навсегда останутся там. Сколько в них наставлений, милости, отрады, утешения, поощрения!

С простотой и теплотой сердечною мы преданы Вам за Ваше благословение святительское. Оно незримым, но сердцеощутительным образом одуховляет и нравственно совершенствует нас.

Всенижайше кланяюсь Вам, повергаются стопам Вашим и все сёстры, и умиленно просим Вас, Отец наш, не оставить обитель нашу Вашим посещением.

Смиреннейше просим Вашего Архипастырского благословения и Ваших святых молитв».

Скажу несколько слов о личности Ангелины и о её энергической деятельности в устроении Старобельской Общины.

Рясофорная монахиня Ангелина – в мире вдова Штабс-Капитана, Анна Ивановна Булич, урожденная Грекова, – дочь священника Харьковской епархии –женщина с светлым умом и с характером твёрдым и решительным. Лишившись мужа и оставшись бездетною, она решилась всё своё небольшое имущество употребить на дела христианской благотворительности. В 1849 г. она приобрела за 1591 р. 70 к. в г. Старобельске, где имела жительство, усадебное место в количестве трёх десятин, с построенными на оном деревянным домом, флигелем и другими постройками. В этом доме она открыла богадельню для престарелых вдов, а также и сирот духовного звания. Но как желавших поступить в богадельню оказалось очень мало, то Булич вместо богадельни решилась открыть приют для детей женского пола преимущественно духовного происхождения. – В 1851 г. она получила разрешение устроить при этом приюте молитвенный дом, который потом, с разрешения епархиального Начальства, обращен был в домовую церковь. Наконец, Булич возымела мысль, вместо детского приюта, устроить женскую общину, – на это и получено было ею в Октябре 1862 г. Высочайшее разрешение и управление Общиною вверено было пожизненно ей самой. 17-го Августа 1863 г. она пострижена была в рясофор и получила имя Ангелины. Первоначальный штат Общины утверждён был на 40 душ с дозволением увеличить впоследствии число сестёр сообразно с имеющимися открыться новыми способами к помещению и содержанию их.¹⁸¹

3-го ч. писал мне из Сергиева Посада Профессор Москов. Дух. Академии А. Ф. Лавров в ответ на моё письмо от 28-го Марта:

«Позвольте, Милостивейший Архипастырь и Отец, принести Вашему Преосвященству моё глубочайшее благодарение за слово милости о моих трудах в Комитете, без меры превышающее их действительное достоинство и убеждающее меня, что слово милости изрекается не в меру действительных заслуг. Я самым искренним и непреложным образом убеждён, что, если сделано через меня что-либо ко благу святой церкви, то сделано по Высшему Божественному устроению; мои же только недостатки – самолюбие, раздражительное и иногда дерзкое отношение к людям, мнения которых не согласны с моими и т. п.

В «Голосе» ратует за проект реформы, как я слышал будучи в Петербурге, священник Петербургской Знаменской церкви А. Т. Никольский, принадлежащий к фамилии Петербургских духовных протестантов, или либералов. Главою этой фамилии был покойный священник Морошкин (Выборное Начало)¹⁸², женатый на сестре Никольского. К этой же фамилии принадлежит и Б. женатый на племяннице Никольского и Морошкиной. Сам Б. подвизался в «Биржевых Ведомостях» (что ныне «Новое Время») и в «Современности» протоиерея Гречулевича¹⁸³.

Отзывов Преосвященных и Консисторий доселе напечатано по одному тому (Консисторских 29 отзывов). К печатанию вторых томов и не приступлено, да и материалов нет: не присылают. Говорят в Петербурге, что верхние двигатели проекта этому и рады, ибо будут иметь несколько благовидный предлог к отступлению, или к потушению дела, которое не может окончиться с успехом в их смысле».

3-го же числа писал я в Житомир Преосвященному Агафангелу¹⁸⁴, архиепископу Волынскому:

«Вместо Курской кафедры, с которою Ваше Высокопреосвященство так дружелюбно и благожелательно изволили приветствовать меня, мне суждено воссесть на кафедру Харьковскую. Это ещё более было неожиданно для меня.

Харьков Вам знакомый город¹⁸⁵, и есть лица, которые помнят Ваше здесь пребывание. Но с тех пор, как Вы оставили Харьков, он значительно изменился к лучшему, во внешнем, по крайней мере, отношении.

Что скажу Вам о себе на новом месте моего служения? Слава Богу, начинаю мало-помалу привыкать и к новому месту, и к новому обществу. Общество здешнее (разумеется высшее) очень многолюдно, образованно и на первый раз встретило меня очень приветливо. Духовенство здешнее гораздо образованнее и цивилизованнее Витебского. Городские церкви благолепны и благоустроены; но Кафедральный собор далеко уступает, особенно в архитектурном отношении, Витебскому.

Настоящий состав Консистории был в своё время, конечно, удовлетворителен; но теперь требует обновления. Из Членов одни стары, другие болезненны, третьи мало опытны. Ближайший мой помощник и сотрудник, Преосвященный Викарий – человек добрый, кроткий и миролюбивый; мы с ним одних лет и потому между нами не замечается большого различия во взглядах, а это, в настоящее время, весьма много значит.

Вот краткая повесть о моём двухмесячном пребывании в Харькове».

Это было последнее моё письмо к Преосвященному Архиепископу Агафангелу, и я не получил на оное ответа.

4-го ч. писал мне из Витебска Протоиерей В. И. Волков¹⁸⁶:

«Предметов для беседы так много, и они так разнородны, что не знаю, с чего и начать, о чём сказать, о чём умолчать и что оставить до будущего письменного свидания. – Начну с Витебска; он, по молитвам Вашим, живёт благополучно; он также хорош, красив и достоин Вашей доброй памяти и Ваших молитв; он любит и уважает Вас и – чем дальше – дороже ценит Вас. Свидетельствую Вам совестью, что многие из священников, бывших на Съезде и у меня, плакали, и такие, которые почти не облагодетельствованы Вами, и что больше меня удивляет, так это то, что кто больше облагодетельствован и к кому Вы были ближе, те как-то холоднее и... Один Матвей Иванович¹⁸⁷ из своей роли не вышел ни вправо, ни влево; остался верен своему высокомерному я. – В неделю Православия сказал нам неправославную проповедь, хотя высокопарную, но хорошо понятую слушателями, что неправославную, о чём весьма громко заговорили в городе, и потому Владыка не позволил её печатать, а он хотел и просил. Мне очень твёрдо врезалось в памяти, его выражение с кафедры: «требовать, чтобы люди были одной веры также смешно, как если бы кто потребовал, чтобы все люди были лицом похожи один на другого». Во всей проповеди проведён был индифферентизм. Цензор пропустил её по страху к силе Матвея Ивановича, а Владыка, должно быть, не читал. С особенною важностью, но всё-таки небрежно, в старой рясе, является в собор на богослужение слушать проповеди Владыки, а из Собора ко Владыке кушать чай. – Но Владыка что-то, как мы замечаем, не слишком высоко ценит его. На многое он рассчитывал, а кажется, меньше получит, сколько получил от Вас. Его важность, сопение и поглаживание пред Владыкой своей бороды – не нравится Владыке. Возлюбленный братец его Михаил Иванович¹⁸⁸ притих и сидит, как клоп в щели: видит, что Преосвященный не погладит, чего он ожидал и чем хвалился до приезда Владыки, рассчитывая на силу Матвея Ивановича, как товарища Владыки, а сей как нарочито своё товарищество и выразил только словами: «вы Матвей Иванович Красовицкий? А, помню, вы были регентом в Академии». Тем разговор о товариществе и окончился. – Но я слишком увлекся уже Матвеем Ивановичем. Скажу о чём-нибудь лучшем, напр., об Успенском Соборе. Он мало-помалу украшается, теперь делаются цементовые полы; на стены, где стояли когда-то огромные киоты, заказаны две картины на холсте: нагорная проповедь и примирение Иосифа с братьями в Египте. Надеюсь, что всё будет хорошо, но у нас нет хороших облачений не только для священнослужителей, но и для престола и жертвенника. Если Вы, Владыка, не поможете, то останемся при старом, не очень завидном, как сами знаете. При Кафедральном соборе часовня окончена, и в ней думают поставить копию иконы Иверской Божией Матери, за которою поедет в мае месяце протоиерей Покровский¹⁸⁹. В соборе Вашем всё по-Вашему. Владыка ничего не переменяет и от заведенного Вами порядка не позволяет отступать ни на шаг.

Отношения мои ко владыке ещё не определились; я не знаю, как он смотрит на меня и доволен ли мною. Но я доволен и спокоен, служу усердно и стараюсь быть исправным. Советов со мною и разговоров никаких не бывает. Недавно только он звал к себе, при Павле Прусском¹⁹⁰, поговорить о расколе и Режицких раскольниках. Высказал своё мнение, что он думает усердно приняться за это дело, быть в Режице, осмотреть приходы – Малиновку, Граверы и прочие подобные им. Хочет открыть в Витебске публичные беседы с раскольниками и меня приглашает к сему. Но что будет впереди – не знаю, и в своё время сообщу Вам. Вообще, как мне кажется, Владыка предо мною не откровенен, вследствие ли собственного его взгляда на меня, или вследствие услуг добрых людей, в роде Михаила Ивановича¹⁹¹ и др... Но несмотря на всё это, я совершенно спокоен. Правому человеку Бог и добрые люди – помощники и покровители. К служению в Кафедральном соборе очень часто приглашают. – За экономиею Владыка следит очень строго; в расходах требует расчетливости. Мы обедали уже раза три у Владыки, но для горожан он не делал ещё обеда. С Губернатором¹⁹² очень хорош. Но Павел Яковлевич уважает и любит Вас душевно, не притворно, от чистого сердца. Прочая братия, по нисходящей линии от Губернатора, любит пить чай Казанский¹⁹³.

Но я повторю, Владыка, и поклянусь, что искренно, сердечно епархия любит и уважает Вас; она ещё, с разлукой, больше оценила Вас. Те, которые иногда высказывали своё недовольство, теперь вспоминают как об отце и скорбят, что позволяли себе огорчаться на Вас. Много и премного есть интересных вещей говорить с Вами, Владыка святый, но на этот раз довольно. Если буду иметь деньги, что весьма сомнительно, то приеду в Харьков и лично передам о том, о чём неудобно говорить на бумаге».

20 числа я писал Начальнице женской Гимназии А. П. Ушаковой:

«Светлый праздник Воскресения Христова встретил я и проводил на новом месте, по милости Божией, мирно и благополучно. Утреню в день Пасхи совершал в присутствии Генералитета, в Кафедральном Соборе; а литургию позднюю – в своей монастырской церкви, при значительном стечении простых, но усердных богомольцев. Затем, целое утро отдано было на приём бесчисленных поздравителей. С понедельника и до пятницы совершал сам путешествия по городу.

Со всею аристократией Харьковскою я уже ознакомился, но близкой дружбы ни с кем почти не имею, да боюсь и дружиться, потому что общество слишком велико. Допустивши близкое знакомство с одним домом, нельзя будет отказать другому, третьему и т. д.

Присланная мне через Вас печатная заметка об участии в благотворительном концерте певцов, с талантами которых Витебская публика до того времени не была знакома, не удивила меня, так как я слышал об этом уже прежде. Это значит прогресс в Витебске. Задумывался духовный концерт и в Харькове, и я не препятствовал сему, но почему-то не состоялся. Впрочем, здешний архиерейский хор совсем не то, что в Витебске. Здесь один только певчий в рясе; прочие, как большие, так и малые, большею частью из мещан и разночинцев и поют по найму, по письменным договорам с регентом.

Что касается взгляда на спектакли с благотворительными целями, он остаётся у меня и в Харькове такой же, какой был в Витебске. На днях явился ко мне один светский барин с просьбою о дозволении устроить маскарад с благотворительною целью; я, вместо ответа, дал ему экземпляр моей проповеди на Николин день, и с тем он ушёл. Но, спасибо, здешняя полицейская власть очень внимательна к моим воззрениям на подобные вещи, и, без предварительного сношения со мною, ничего сомнительного не дозволяет в роде, напр., жертвоприношения Авраама в живых картинах».

5-го ч. писал мне из Новгорода, с препровождением некоторых книг, бывший учитель из евреев А. Алексеев¹⁹⁴:

«Помня, как благосклонно принято было Вашим Преосвященством сочинение моё в 1872 г., я не мог отказать себе, чтобы не препроводить и ныне Вашему Преосвященству первый так сказать сноп новой жатвы «Беседы христианина из евреев об истинах св. веры (изд. 2)»¹⁹⁵.

Прошу принять и прилагаемую при сем брошюру «о Юрьевском монастыре» и снизойти к моим недостаткам; ведь это проба пера. Писав много о евреях, я желал коснуться и христианской святыни».

За доставленные мне книги послано мною 5 рублей и сделано распоряжение о приглашении духовенства Харьковской епархии к выписке этих книг.

6-го ч. писала мне из Москвы П. А. Муханова¹⁹⁶:

«Давно собиралась передать Вам нашу скорбь, что не далось нам видеться с Вами в Петербурге и что, по возвращении нашем в Москву, к масленице, и тут уже не застали Вас. По крайней мере, удалось поговорить о Вас с некоторыми общими нашими знакомыми, которые всё ещё были под приятным впечатлением Вашего пребывания в Москве, где Вас очень любят. – Очень хотелось бы знать, как Вас приняли, и какие были Ваши первые впечатления?

Теперь приношу Вам наши ранние поздравления с наступающим Светлым праздником Воскресения Христова, и желаем Вам провести эту седмицу в радости духовной и не в слишком большом утомлении физическом.

Вчера ожидали возвращения Митрополита¹⁹⁷ из Петербурга, он кажется решается на операцию снятия катаракта со второго глаза; удивительная неустрашимость после первой неудачи!»

В ответ на это писал я от 12-го числа:

«Душевно благодарю Вас за добрую о мне память и за приветствие с праздником. Взаимно приношу и Вам усерднейшее поздравление с великим и всерадостным торжеством Христова Воскресения. Вместо красного яйца благоволите принять от меня препровождаемый вместе с сим экземпляр моего поучения, говорено было мною при первом моём служении, 2-го Февраля, в здешнем Кафедральном соборе.

Харьков произвел и производить на меня приятное впечатление. В особенности утешает меня необычайная набожность и усердие к церкви в здешнем простом народе, что выражается, между прочим, похвальным обычаем ставить перед иконами в храме множество свечей.

Очень сожалею, что я, бывши в Петербурге, не знал о Вашем там пребывании: непременно посетил бы Вас».

13-е число – светлый день Пасхи. В этот пресветлый и торжественный день я совершил утреню в несветлом, хотя и достаточно освещённом, верхнем храме Кафедрального Собора, при полном блестящем собрании всех высших, как военных, так и гражданских, чинов, а литургию – позднюю в монастырской Покровской церкви; здесь же отправлена мною и вечерня. – Затем, вся почти седмица прошла в приёме поздравителей и в разъездах по стогнам града для взаимных приветствий высших властей.

15-го ч. получено было мною с разных сторон и от разных лиц несколько поздравительных писем; вот некоторые из этих приветствий:

а) Из Москвы от Преосвященного Леонида:

«Опять¹⁹⁸ беседую с Вашим Преосвященством в ночь страданий Господних. Письмо Ваше¹⁹⁹ так обрадовала меня, что я долго не находил, что писать Вам, как выразить утешение, ощущаемое мною теперь, когда из Ваших слов почерпнул убеждение, что Вы обрели покой, но покой не бездейственный. Потом мне казалось, что должно на подробное письмо Ваше отвечать письмом длинным, и когда я задаю себе такую задачу не в уединении монастырском, а в Столице, то всегда почти кончается тем же, чем теперь, то есть, я совсем запаздываю и должен просить (и прошу) прощения.

Владыко святый! Поможет Вам Бог действовать, как действовали доныне, – несомненно, что любить Вас будут, как доныне любили. Радуюсь, что беседовали с епископами. Если бы архиереи пользовались даже малым простором для взаимных свиданий на пользу церкви, недостаток соборности был бы значительно восполняем, и приготовлен был бы возврат нашей церкви к древнейшему и единому истинному порядку управления.

Не сужу отцов и братий моих, но поразительно для меня, как падают в могилу слишком протягивающие руку миру сему и с тем вместе как бы пяту поднимающие на апостольские и святоотеческие заветы о значении епископской власти в церкви. Преосвященный Нектарий²⁰⁰ во цвете лет отшел внезапно; за ним и Преосвященный Нафанаил²⁰¹; в молодых летах умер профессор Николай Соколов²⁰², вчера кончил жизнь протоиерей Николай Добров, до крайности доходивший в стремлении к усилению значения пресвитерства!.. Да не помянет им Господь всего сего, а да помянет всё то, что в их жизни может отворить им двери царствия небесного.

Хотелось мне видеть Вас в Витебске; любопытно взглянуть на Вас и в Харькове, который так привлекательно Вы описываете; но если не в Иерусалим, то уже никаких дорог не желаю себе, кроме тех, кои ведут в возлюбленную обитель Саввинскую, что на сторожех. Преподобный Савва не проведёт ли меня, хотя и зело противящегося, по стезям, ему ведомым, в горний Иерусалим – царство небесное! – Сотворите о сем молитву, почитаемый и возлюбленный Архипастырь!

Сегодня сподобился я совершить Мироосвящение²⁰³, причём видел Вашего ученика и преемника²⁰⁴ действующим в мантии с зелёными скрижалями, да поможет ему Господь! В один и тот же день бывший Богоявленский архимандрит (Никодим)²⁰⁵ поставлен во епископа, а о. Иосиф в его Богоявленском монастыре – во архимандрита. Слава Господу, Владыка²⁰⁶ возвратился бодр, на другой день служил и обоих викариев своих посетил, и меня грешного удостоил милостивым словом.

Приимите, Владыка, из глубины души исходящее поздравление с великим днём Пасхи. Да зрит на Вас Господь Иисус Христос милостивым оком; да радует взор Его душу Вашу, и радости вашей да не возьмёт от Вас никто и ничто! Простите».

б) Из Сергиева Посада от Инспектора Московской Дух. Академии С. К. Смирнова. Он писал мне от 11-го числа:

«Христос воскресе! Сим радостным восклицанием оглашая слух Ваш, имею честь приветствовать Вас с праздником праздников и от всего сердца желаю Вам светло праздновать оный на новом месте святительского служения Вашего и препроводить дни Пасхи в вожделенном здравии и полной невозмутимой радости.

Тогда как у Вас в настоящее время, по всей вероятности, царствует весна, у нас, вопреки ожиданий, господствует зима со всею неприглядной её обстановкой. Реки вскрываться и не думают: снег у меня в саду по колена, мороз ежедневный и ныне на солнце один градус тепла. Это невольно наводит на сердце грусть, которая усиливается при мысли, что на Фоминой неделе Академия будет подвергнута ревизии. При состоянии здоровья о. Ректора²⁰⁷, которое очень туго восстановляется, положение наше действительно грустное. О. Ректор, хотя и вступил в должность на шестой неделе поста, но нести ему это бремя теперь, а тем более, при ревизоре, совершенно не по силам, и мне кажется, что он в самом начале ревизии сляжет в постель. Вчера вечером он решился прочитать последнее страстное евангелие, но это стоило ему великих усилий. Дай Бог, чтобы весна оказала благотворное влияние на его расстроенный организм! Я отрекомендовал ему для летнего жительства дачу в Ахтырке, близ Хотькова, и мы постараемся его препроводить туда, как только кончится ревизия. Экзамены вести ему никак не под силу, тем более что, по новым дополнительным к уставу правилам, он обязан ежедневно присутствовать на экзаменах. Помолитесь о нём, о мне и о всех нас!

К грустным событиям относится последовавшая третьего дня внезапная смерть Николая Филипповича Доброва²⁰⁸, протоиерея церкви Адриана и Наталии.

Но чтобы не омрачать для Вас радости праздника, спешу сгладить неприятные впечатления известием о скоро имеющей быть свадьбе Н. И. Субботина²⁰⁹, который женится на вдове бывшего доцента Королькова²¹⁰. Она из рода Поспеловых, родная племянница жен Е. В. Амфитеатрова²¹¹ и В. Д. Кудрявцева²¹².

Ректор, свидетельствуя Вам глубокое почтение и благодарность за Ваше доброе желание украсить Академическую церковь снимком с Озерянской иконы Богоматери, поручил мне просить Вас, чтобы икона была написана на доске длиною 10, а шириною 8 вершков.

Не имеете ли, Преосвященнейший, в ваших воспоминаниях каких-либо сведений о вопросах, какие давал покойный Владыка Филарет студентам во время экзаменов в ту пору, как Вы учились в Академии? Эти сведения мне были бы нужны в дополнение к официальным известиям, имеющим место в приготовляемой мною Истории Москов. Дух. Академии²¹³. Если имеете, благоволите сообщить».

в) Из г. Витебска, от Преосвященного Викторина. Вот что писал он мне от 13-го числа:

«Христос воскресе! Примите от меня ради светлого праздника этот сладостный привет и вместе с тем моё искреннейшее благожелание Вам всех милостей от воскресшего Бога Спасителя нашего.

Искренно – душевно благодарю Вас, Владыко святый, за Ваше дорогое письмо ко мне, от 21 прошлого Февраля, в котором Вы указываете мне тех или других лиц, бывших Ваших подчиненных. Ваши отзывы о священнослужителях из белого духовенства только утвердили то мнение моё в пользу их, какое составилось во мне о них, по ознакомлении с ними. О монастырских же настоятелях не могу ничего сказать. Готов Вам верить, но считаю нужным и самому понаблюсти за ними.

Совершенно согласен с Вашим Преосвященством и касательно состояния епархии, т. е., в каком Вы её приняли и в каком оставили. Не знаю ещё, что найду в сёлах, но в Кафедральном соборе заведённые Вами порядки при богослужениях так хороши, что лучших и желать невозможно. И я служу с О. о. Соборянами с истинным благодушием. Хорош о. Нектарий²¹⁴; хорош – скромен и г. Регент²¹⁵. А поэтому за всё и за всех Вашему Преосвященству глубочайшая моя благодарность.

Сделавшись Вашим преемником, я не хотел было изменять Ваших порядков; но, простите, на первый день Пасхи служил литургию тотчас же после утрени. И это сделал, именно, для того, чтобы после литургии тотчас же принять к себе вместе всех, кто бы пожелал сделать мне честь своим визитом, и затем уже быть свободным от посещений одиночных.

Сегодня я сам посетил некоторых, так называемых, Начальников Частей или Управлений. Люди хорошие. А особенно мне нравится в них довольно живое ещё религиозное направление. В Университетских городах меньше уже заметно такого направления. Не знаю, как у Вас; но я сужу по Казани.

Предлагаете мне, Преосвященнейший, позаботиться о сиротах. Да, предмет этот обратил моё на себя внимание. Но что можно сделать, если духовенство само не заботится о сиротах своих? Попечительство здесь в столь жалком состоянии, что, не знаю, есть где ещё такое скудное. Недавно мне подали журнал о выдаче пособий ещё только за 1-ю половину прошлого 1874 г., а на 2-ю половину того же года нет ни копейки; предполагаем занять из пожарных сумм в счёт будущих пожертвований!! А училищные финансы ещё в худшем положении...

Хвалят мне все здесь Залучесье²¹⁶, но у меня к нему почему-то не лежит сердце: быть может от того, что не жил ещё в нём. Мне кажется, что от него не только нет выгоды для домового хозяйства, но оно ещё служить в убыток. Так было у меня в Казани, по приезде моём туда: на базаре сено по 10 коп. за пуд, свежее-зеленое; а нам доставалось с своего луга по 20 коп. за пуд черное полусгнившее... Проектирую отдать его в аренду на условиях наполовинных, если бы нашелся хороший хозяин – арендатор: тогда хлопот бы почти никаких, а выгода была бы. Есть ли там в Харькове у Вас Залучесье? Мне сказывали, что здесь в Витебске Вы любили его, из любви к уединению. Но мне оно кажется уже очень уединённым: дом такой большой и жить в нем одному – страшно. Впрочем посмотрим, испытаем, может и полюбится.

Простите, Владыко святый, и не оставляйте меня Вашим расположением и св. молитвами. Я же имею честь быть преданнейшим и душевно-чтущим Вас»...

21-го ч. получил я письмо из Воронежа от Ректора Семинарии, Протоиерея Д. О. Певницкого²¹⁷, моего доброго и любезного земляка, которого, как известно уже, я не раз приглашал к себе на службу в Витебск. Он писал мне от 17-го числа:

«Приношу Вам моё усерднейшее поздравление с радостным праздником Святой Пасхи и вместе с перемещением на новую высшую святительскую кафедру, в городе многолюдном, просвещённом и богатом.

Харьковская епархия, сколько известно, имеет население, преданное православной церкви; там нет ни раскола, ни католичества. Да продолжит Господь служение Ваше в этом благословенном крае на многие годы, к утешению Вашему и на пользу вверенной попечению Вашему паствы.

В Воронеже я пребываю уже третий год. Забот и трудов по службе имею много. С самого поступления моего началась огромная постройка при Семинарии, продолжающаяся и теперь. Семинария не была ещё преобразована, и приготовлений к тому почти никаких не было сделано. Дисциплина между учениками была в полном упадке. Теперь постепенно заведение благоустраивается с внешней и с внутренней стороны. При множестве занятий и хлопот, однако же, я не могу жаловаться на моё служебное положение; его можно назвать благоприятным. Владыка наш²¹⁸ ко мне благосклонен; с сослуживцами живу в мире; интриг и партий у нас нет. Но служебному моему положению не соответствует семейное; вдовство с пятерыми детьми служит для меня тяжёлым крестом. Сообщаю всё это Вашему Преосвященству, побуждаясь уверенностью в Вашем сочувственном ко мне внимании».

21-го ч. писал я Эконому Троицкой Сергиевой Лавры, соборному иеромонаху Агафангелу:

«Вручитель сего письма Харьковский купец и староста здешнего Кафедрального собора П. И. Рыжов. Он, по моему убеждению, решается холодный собор сделать тёплым; а я для сего рекомендовал ему обратиться к Вам, как специалисту по части устройства печей. И как бы мне хотелось, чтобы Вы приняли на себя труд устроить в здешнем Кафедральном соборе такую же печь, какая устроена Вами в соборе Витебском. Не откажитесь, пожалуйста, если можно, удовлетворить моему желанию.

О том, можете ли Вы принять на себя этот труд и на каких, именно, условиях, прошу Вас обстоятельно переговорить с г. Рыжовым и меня уведомить».

В тот же день посетил меня Николай Иванович Тишинский – уроженец Харьковской губернии и духовного происхождения. Он был Почтмейстером в Калуге в то время, когда там жил известный пленник Шамиль²¹⁹, а Ректором Дух. Семинарии был Герасим²²⁰. По словам Тишинского, Губернатор Калужский Арцимович возымел намерение обратить Шамиля в христианство, и с этой целью просил Ректора Семинарии вступить с ним в собеседования о догматах христианских; но эти собеседования ни к чему не привели. Шамиль остался непреклонным в своих религиозных убеждениях.

22-го Апреля в Харькове, с 1844 г., ежегодно совершается торжественный крестный ход по случаю перенесения чудотворной иконы Божией Матери, именуемой Озерянской, из Покровского Архиерейского монастыря в подгородный Куряжский монастырь. В этот день все присутственные места и учебные заведения бывают закрыты, и все высшие гражданские чины, начиная с Губернатора, являются в Покровский монастырь к литургии, по окончании коей открывается шествие с иконою чрез весь город, при многочисленном всегда стечении богомольцев. Икону поочерёдно несут все власти до конца города, а здесь встречают её монашествующие Куряжского монастыря. В настоящем 1875 году, погода в этот день была весьма благоприятная, и потому стечение богомольцев было необычайное – тысяч до 50-ти.

Изложу здесь краткие сведения об иконе Озерянской Божией Матери и об учреждении крестного хода.

Икона эта писана на холсте, небольших размеров (а именно, 9 1/2 верш. в вышину и 8 верш. в ширину), и, как полагают некоторые, кистью малороссийского художника. Она чудесным образом явилась в Озерянской Пустыни (ныне село), находившейся в трёх верстах от города Мерефы (ныне село) и около 20-ти верст от Харькова, на левом берегу речки Озерянки. По преданию, икона сия обретена во время татарских набегов на Украину, ещё прежде Озерянской пустыни, а, именно, не позже 1721 и не ранее 1718 года.

Озерянская пустынь в 1787 г. была закрыта, а икона перенесена была сначала в Куряжский Преображенский монастырь, – по закрытии же монастыря в 1788 г. в Харьковский Покровский монастырь, где и находилась до 1797 г., а в этом году, по восстановлении Куряжского монастыря, снова возвращена была туда.

В 1843 г., по представлению Преосвященного Иннокентия (Борисова), вследствие желания жителей г. Харькова видеть благодатную святыню среди своих жилищ, в 16-й день Октября, Высочайше утверждено определение Св. Синода переносить ежегодно 30 Сентября Чудотворный лик Божией Матери Озерянской из Куряжского монастыря в Харьковский Покровский на все зимние месяцы, а 22-го апреля из Харькова обратно²²¹. Крестные ходы совершались по особому, утверждённому Св. Синодом, церемониалу²²².

На следующий день, 23-го ч. по случаю принесения Озерянской иконы Божией Матери в Преображенский Куряжский монастырь, я совершал там литургию соборне с Преосвященным Вениамином, в управлении коего состоит этот монастырь. После литургии была обычная праздничная трапеза, к которой приглашены были некоторые из городских благотворителей обители. Затем я обозрел весь монастырь, так как был здесь в первый раз.

Местность Куряжского монастыря довольно живописна; он расположен на значительной возвышенности, окруженной с трех сторон садами и лесами.

Начало монастыря относится к XVII столетию. Он основан в 1673 г. полковником Харьковского полка, Григорием Иерофеевичем Донцем²²³. В 1778 г. Куряжский монастырь был закрыт вместе со многими другими и назначен был для покоя монашествующим всех закрытых обителей Белгородской епархии. В 1793 г. там помещён был военный лазарет. В 1796 г., вследствие ходатайства Генерал-Губернатора Леванидова, Куряжский монастырь был восстановлен с званием заштатной общежительной пустыни, а в 1836 г. он введён был во 2-й класс штатных монастырей; Настоятели же его были вместе и Ректорами Харьковской Дух. Семинарии. С 1867 г. Куряжским монастырем управляют викарии Харьковской епархии²²⁴.

23-го ч. писал мне Преосвященный Евсевий²²⁵, архиепископ Могилёвский:

«Поздравляю Вас с продолжающимся праздником или попразднством Светлого Христова Воскресения, и искренно желаю, и молю Господа Иисуса, да благодать, воссиявшая из гроба Его, всегда осеняет Вас, и преисполняет Вас Своими дарами, и дарует Вам непрестающий мир и радование о имени Его, благопоспешествует всем делам Вашим, во славу Его, Спасителя нашего, и хранит Вашу жизнь всегда в благоденствии, ко благу многих, на многие и премногие годы.

О Могилёвских новостях нечего сказать Вам; всё здесь обыденное. Архиерей здесь прежний, и живёт и служит, кажется, по-прежнему. С обществом, по-видимому, нет у него разлада; а впрочем, иного я и знать не могу, т. е. кто как думает о нём. Когда встречаются неприятности, он повторяет: всё пройдет. Не долго бороться. Старикам немалое утешение: близок предел.

Из Петербурга и Москвы, кроме официальных, я не имею сведений. Это по моей привычке. Так мало времени, что и газетных новостей не успеваю просматривать, по моей косности.

Поручаю моему доверенному из Петербурга доставить Вашему Преосвященству вновь напечатанную книгу, под названием: «Беседы на Св. Евангелие от воскресения Лазаря до сошествия Св. Духа», в 2-х частях. Прошу принять благосклонно и с братскою любовью. Она имеет нужду в снисхождении».

На это почтенное Архипастырское послание не мог я отвечать ранее 25 июня; и вот что я писал тогда:

«Мая 27-го дня, накануне выезда моего в епархию для обычного обозрения церквей, я имел удовольствие получить два тома, в прекрасных переплётах, Бесед на Св. Евангелие, о которых Ваше Высокопреосвященство изволили писать мне в последнем письме от 23-го Апреля. Долгом поставляю принести Вашему Высокопреосвященству за этот новый знак Вашего милостивого ко мне внимания искреннейшую благодарность. При сем не могу не выразить моего крайнего удивления к Вашим неутомимым Архипастырским трудам на поприще проповедания Слова Божия. За такие труды здесь, без сомнения, уготовляется Вам великая мзда от Всевышнего там...

Из трехнедельного путешествия по новой мне вверенной епархии, я вынес отрадное впечатление. Простой народ везде, особенно там, где давно не было архиерейского посещения, встречал меня с необыкновенным усердием. Все церкви, какие я посещал по пути, переполнены были народом, жаждавшим принять Архиерейское благословение, не говоря уже о тех, где довелось мне совершать богослужения. Ничего подобного я не встречал в Полоцкой епархии, при поездках для обозрения церквей. С искренним также усердием и радушием встречали и принимали меня помещики, которых здесь ещё очень довольно. Сельское духовенство здешнее не бедствует. Земли, какими оно владеет, большею частью доброкачественные. Народ также нигде не жаловался мне на свою скудость: поистине благословенный край! От духовенства я слышал общие одобрительные отзывы о крайнем усердии прихожан к храмам Божиим. – И церкви, как городские, так и сельские, большею частью, содержатся в приличном виде, а некоторые даже очень благолепны.

После путешествия своего, правду сказать, довольно утомительного, я наслаждаюсь теперь приятным отдохновением в загородной даче, отстоящей от городского моего дома в получасе езды».

25-го ч. скончалась в Муроме тёща моя, вдова соборного священника Прасковья Степановна Царевская, о чём я был извещен телеграммою.

26-го числа относился ко мне Начальник губернии Князь Д. Н. Кропоткин с официальным письмом следующего содержания:

«Ваше Преосвященство, Милостивый Архипастырь!

29-го сего Апреля в 10 часов утра имеет быть мною открыта Харьковская Городская Дума нового состава на четырехлетие с 1875 по 1879 год.

Сообщая об этом, имею честь покорнейше просить Ваше Преосвященство не отказать отслужить в этот день в Кафедральном Соборе божественную литургию и, по приведении гласных Думы к присяге, молебствие о здравии и долгоденствии Государя Императора».

Исполнение этого требования возложено было мною на Преосвященного Викария.

27-го ч. писал я в Москву Графине А. Г. Толстой:

«По желанию Вашего Сиятельства, переданному мне Натальею Петровной (Киреевской), я писал в минувшем Марте к Преосвященному Феогносту, Епископу Каменец-Подольскому, и просил его принять меры к разысканию могилы Вашей родительницы, Княгини Варвары Николаевны.

В ответ на моё письмо Преосвященный Феогност от 20 сего Апреля пишет следующее:

«По получении Вашего письма, я тотчас же велел... как только на градском кладбище»²²⁶.

Вот результат моего сношения с Преосвященным Каменец-Подольским. Что прикажете мне отвечать Его Преосвященству на запрос его относительно признаков могилы Вашей Матушки?

Вы желали бы, как пишет мне Наталья Петровна, поставить на могиле Вашей матушки памятник. Желание доброе и очень естественное со стороны Вашего Сиятельства, но если могила Вашей родительницы попала, как сообщает Преосвященный Феогност, под кладбищенскую церковь, то это был бы самый лучший для неё памятник, и Вашему Сиятельству оставалось бы только споспешествовать поддержанию и благоукрашению этого готового священного памятника».

28-го ч. писал я в Муром свояченице вдове учителя дух. училища Вар. Вас. Терновской:

«Хотя и неожиданно, но тем не менее очень прискорбно было для меня известие о кончине матушки Прасковьи Степановны. Да воздаст ей Праведный Судия небесным утешением за многие и великие скорби, понесенные ею на земле! По получении Вашей телеграммы я совершил об усопшей молитвенное поминовение.

Опишите мне сами, или попросите Александра Ивановича²²⁷ описать последние минуты жизни почившей вашей родительницы, а равно и обстоятельства её погребения; скажите при этом, каких лет скончалась она.

Затем сообщите мне сведения и о том, в каком положении Вы со своею дочерью остались, будете ли продолжать жить в своём доме, или выйдете из него, и кому в таком случае будет он принадлежать?

О себе слишком много не сокрушайтесь: пока я жив, не оставлю Вас без помощи.

Вместе с сим посылаю Вам в особом пакете сто рублей на покрытие издержек по случаю погребения усопшей вашей родительницы.

Желаю, чтобы между Вами родными сохранялись взаимная любовь и добрый мир».

1-го Мая писал я Инспектору Московской Дух. Академии С. К. Смирнову:

«Приношу Вам усерднейшую благодарность за поздравление со Светлым праздником; взаимно и Вас приветствую с продолжающимся празднеством в честь и славу Воскресшего Жизнодавца.

У нас в Харькове Пасха была в собственном смысле красная и светлая: в Великий Пяток, когда у Вас, как Вы пишете, был ещё снег по колена, утром шёл сильный дождь, но к вечеру прояснилось, и с тех пор погода стоит ясная и тёплая; но за то здесь постоянно бывает переход от одной крайности в другую: если дождь, то в городе на большей части улиц грязь непроходимая; если тепло и сухо, то пыль невыносимая для глаз; от того здесь очень много больных глазами. Но, к счастью, в Харькове имеется хороший и добрый окулист – Гиршман, пользующийся громкой репутацией. К нему нередко обращаются за помощью больные и из других городов.

Какой стыд! В Харькове, многолюдном и богатом городе, нет ни одного порядочного живописца. Обещанный мною для Академической церкви список с иконы Озерянской Божией Матери здесь, на месте, сделать нет возможности. Нужно будет обратиться с просьбою к Московским или Троицким иконописцам. Мера подлинной иконы в вышину 9 1/4 вершка, в ширину 7 3/4 вершка. Впрочем, об этом я ещё подумаю.

Как идет, или прошла у Вас ревизия? Судя по доброй встрече с Вами О. Ревизора²²⁸ можно ожидать благополучного исхода. Благоволите сообщить мне Ваши впечатления и замечания насчет ревизии и ревизора.

Вы желаете иметь от меня какие-либо сведения о вопросах, какие давал покойный Владыка Филарет²²⁹ студентам на экзаменах во время моего Академического студенчества. К крайнему сожалению, едва ли могу вполне удовлетворить на этот раз Вашему желанию: время уже давнее, а память уже не юношеская. Впрочем, постараюсь сообщить Вам что сохранилось в моей памяти от времени студенчества, хотя не в ясных и определенных чертах.

На младшем курсе, на одном из частных экзаменов по предмету Психологии (речь шла, помнится, о темпераментах), Митрополит сделал какое-то возражение, на которое ни студент, ни бакалавр не могли дать удовлетворительного ответа. Тогда Владыка обратился к покойному Ф. А. Голубинскому²³⁰, сказав: как ты думаешь, глава философов? Ответ Фёдора Александровича удовлетворил Митрополита.

На другом, а может быть и на том же частном, экзамене, в лекциях по Истории Философии приписывалась какая-то странная мысль Лейбницу. Выслушав изложение этой мысли, Владыка сказал: «признаюсь в своём невежестве, я не читал в подлиннике сочинений Лейбница, но никак не могу допустить, чтобы такой умный человек мог иметь такую нелепую мысль».

Требовалось на публичном экзамене объяснение слов Ев. Мф.7:22–23. Вопрос обращён был ко всем студентам XVI курса²³¹ (я был тогда на младшем курсе). На вопрос этот вызвался отвечать Мих. Сим. Боголюбский²³². Владыка остался весьма доволен ответом.

На публичном также экзамене предложен был Владыкою вопрос студенту Н. Рождественскому²³³: «на чём основано соборное правило о тридцатилетнем возрасте для рукоположения во пресвитера?» Ответ: «На примере Иисуса Христа, вступившего в этом возрасте в общественное служение».

«Почему при богослужениях ектении предоставлено говорить диакону, а возгласы – священнику?» «Потому что в ектении излагаются прошения, а в возгласах – славословие Пресв. Троицы. И как славословие важнее прошения, то оное и предоставлено возглашать священнику; а то, что менее важно, предоставлено диакону, как низшему священнослужителю».

2-го ч. писал я в Витебск Протоиерею Василию Волкову:

«О моём водворении в Харькове Вам, без сомнения, известно из Харьков. Епар. Ведомостей и др. источников. Свою деятельность в Харькове я начал с того же, с чего начинал её и в Витебске, т. е. с исправления недостатков, какие мною усмотрены на первый раз по разным частям управления. В Харькове так же, как и в Витебске, в своё время, я не всё нашел в должном порядке. Впрочем, здесь легче, нежели было там, водворять добрые порядки: здесь и людей способных больше, и материальные средства обильнее.

Если бы Вы привели в исполнение своё доброе намерение побывать в Харькове, доставили бы мне большое удовольствие. Меня начинают уже посещать добрые люди как из Москвы, так и из других мест.

Р. S. Передайте от меня Вашему свату г. Альхимовичу искреннюю благодарность за его книжный дар».

Степан Альхимович, преподаватель Витебской семинарии, перевел с Немецкого сочинение Ф. Шаффа: Иисус Христос – чудо истории²³⁴, и экземпляр своего перевода прислал мне в дар со следующей надписью: «Его Преосвященству, Преосвященнейшему Савве, Епископу Харьковскому и Ахтырскому, покровителю ученых трудов, незабвенному милостивейшему Архипастырю и Отцу, – искреннейше посвящает переводчик, преподаватель Семинарии, всегда благодарный и глубоко-преданный Степан Альхимович, 26-го апреля, 1875 г. Витебск».

3-го числа получил я письмо из. г. Ораниенбаума от Протоиерея тамошней придворной церкви Г. М. Любимова²³⁵, который писал мне от 28 апреля:

«Вашему Преосвященству, Милостивейшему Архипастырю и Отцу, имею сыновний долг поднести брошюры о Свято-Троицком Богадельном доме²³⁶ и о вечном памятнике Преосвященному Митрополиту Филарету²³⁷. Вместе имею священную обязанность принести искреннейшее чувство глубочайшей благодарности за отеческое Ваше внимание к ходатайству моему о священнике Петровском Витебской епархии. И он, и я, сыновне, искренне, до конца дней наших, будем молиться о здравии, спасении и благо – и долгоденствии Вашем на пользу Престола и Отечества, на благо Православной церкви, и на собственную радость и утешение».

В ответ на это писал я от 5-го числа:

«Усерднейше благодарю Вас за добрую о мне память и за доставление мне брошюр о Богадельном Доме, составляющем предмет Ваших многолетних забот и попечений. В особенности интересна для меня брошюра о почившем в Бозе Митрополите Филарете.

Очень рад, что мог я сделать приятное для Вас и полезное для о. Петровского перемещением его на другое место.

С удовольствием вспоминаю я об оказанном мне Вами в 1866 г. радушном гостеприимстве, за которое ещё раз повторяю мою душевную признательность».

4-го ч. писала мне из Москвы Графиня А. Г. Толстая:

«С глубочайшею признательностью читала я письмо, в котором Вы изволите извещать о тщательном, но безуспешном разыскании могилы моей матери. Мне совестно подумать, сколько забот я Вам причинила, и всепокорнейше прошу Ваше Преосвященство простить меня великодушно.

Ещё осталась одна надежда отыскать эту заветную могилу: матушка скончалась у брата своего Бахметева, которого сын (мой двоюродный брат) теперь на службе в Петербурге. Я отнесусь к нему, может быть он знает, где именно то дорогое место, которого мы ищем.

Если же нет, и я не получу желаемого ответа, то с тёплою благодарностью благому Промыслу приму утешительную мысль Вашего Преосвященства, что прах моей матери покоится под святым храмом, самым лучшим для него памятником. Эта мысль вполне успокоительна.

Повергая к стопам Вашего Преосвященства мою почтительную любовь, испрашиваю себе Ваших святых молитв и благословения».

6-го ч. присутствовал я на экзамене по Закону Божию в Институте благородных девиц. Взглянув в представленный мне список воспитанниц старшего класса, я крайне удивлен был отметкою балла; у всех 25-ти воспитанниц поставлен одинаковый высший балл – 12-ть. Между тем, когда я приступил к испытанию, оказалось, что воспитанницы далеко не все одинаково отвечали; некоторые из них давали ответы на предлагаемые вопросы не вполне удовлетворительные. После экзамена, я спросил Законоучителя протоиерея Тимофея Павлова²³⁸ (кандидат XII курса – 1845 г. Киевской Академии), почему он всем воспитанницам написал одинаковый балл, тогда как они не все одинаковы по дарованиям и успехам. На это он ответил, что так он делает для большего поощрения менее даровитых воспитанниц к занятию Законом Божиим. Я разъяснил ему, что такая пристрастная оценка успехов, кроме нарушения справедливости, убивает ревность и энергию в лучших по дарованиям воспитанницах и сверх сего нарушает общий строй учебного дела в заведении. Со мною вполне согласились Начальница Института и Инспектор классов – опытный педагог.

7-го числа привез мне из Москвы племянник В. М. Бостанжогло²³⁹ купеческий сын Николай Александрович Алексеев²⁴⁰ богатые облачения, присланные мне в дар от некоторых, благорасположенных ко мне, лиц. Вслед затем получено было мною от сих лиц коллективное письмо следующего содержания:

«Ваше Преосвященство, Милостивый Архипастырь!

Желая, чтобы, на память об нас искренно-уважающих Ваше Преосвященство, Вы, Владыко святый, имели полное архиерейское и соборное облачения, честь имеем представить Вам в личную Вашу полную собственность:

Архиерейское облачение:

1 Саккос с принадлежностями

2 Омофора

1 Подризник

1 Мантия и

1 Сулок.

Священническое, в том числе на двух Архимандритов:

6 Фелоней

6 Подризников

2 Палицы

6 Набедренников

6 епитрахилей с поручами.

Диаконских:

3 стихаря, 3 ораря и 3 пары поручей.

Иподиаконских и псаломщиков:

5 стихарей, 2 ораря и 2 пары поручей.

Исполатчикам:

3 стихаря.

1 Кафедра.

1 Пелена для аналоя.

Архиерейский саккос с принадлежностями и сулок золотой парчи, омофоры золотого глазета, прочие предметы, кроме кафедры, белого глазета, а Кафедра шелковая белая.

Покорнейше просим Ваше Преосвященство не оставить нас Вашими святыми молитвами и остаёмся с отличным почтением и преданностью.

Вашего Преосвященства покорнейшие слуги: Вас. Мих. Бостанжогло, Серг. Дим. Ширяев, Ник. Мих. Бостанжогло, Алекс, и Влад. Григ. Сапожниковы, Алекс. Влад. Алексеев, Серг. Влад. Алексеев, Ст. Ив. Камынин, Ник. Алекс. Молодцов, Алек. Ив. Хлудов, Алекс. Вас. Ганешин, Вас. Ив. Пащенков-Тряпкин, Вас. Гавр. Куликов, Ник. Алекс. Алексеев».

8-го ч., в 9-м часу утра, после ранней литургии, отправился я из Харькова, в сопровождении Кафедрального Ключаря, Протоиерея Илларионова, в Николаевский женский монастырь, для празднования храмового праздника в честь святителя Николая; свита же моя отправилась вперед.

Николаевский монастырь, в 40 верстах от Харькова по старому Московскому тракту, при селе Стрелечье, в 7 или 8-ми верстах от верховья реки Харькова, – отчего и присвоено ему проименование «Верхохарьковского». Основанием своим он обязан благочестивому усердию владельцев села Стрелечьего – Степановых. Наследники богатого родительского имения, два брата Михаил и Павел Ивановичи и сестра их Елизавета Ивановна, в монашестве Емилия, возымели благую мысль устроить, в память благочестивых родителей своих, женский монастырь, и в начале зимы 1845 г. отправились в Петербург, где и обратились в Св. Синод с прошением о дозволении им учредить на собственном иждивении в селе Стрелечьем женский монастырь во имя Святителя и Чудотворца Николая. В 14-й день Марта 1845 г. Высочайше утвержден был доклад по сему делу Св. Синода.

Начало Николаевского монастыря было, так сказать, повито разными чудными видениями: то старший брат Степановых, Михаил Иванович, в раздумье о построении монастыря, видит во сне и на яву уже воздвигнутую обитель и новый Николаевский храм; то сестра его Емилия, в самый день Высочайшего утверждения Синодского доклада, видит во сне стоящую Божию Матерь, которая уверила её в успехе их дела.

7-го Октября 1845 г. приступлено было к основанию монастыря по церковному чиноположению. После литургии в прежнем Николаевском храме, совершено было Преосвященным Иннокентием (Борисовым) среди монастыря торжественное молебствие, на котором к великой ектении приложены были особенные прошения. При окончании молебствия, окроплены были св. водою основания монастырской ограды, причем вместе с камнями, на каждой стране монастыря, положено в основание зданий по небольшой иконе преп. Антония и Феодосия, Сергия Радонежского, Митрофана Воронежского и Иоанна Многострадального, с тою мыслию, да будут сии Угодники Божии молитвами своими вместо ограды духовной для будущей обители от врагов невидимых²⁴¹.

Первоначальный штат монастыря состоял из 24 монахинь с 26-ю послушницами; а в 1875 г., при моём вступлении на Харьковскую кафедру, было на лицо 30 монахинь манатейных, 36 рясофорных и 78 послушниц.

Первой настоятельницей новооткрытой обители была сама учредительница монастыря, Игумения Емилия, с юных лет посвятившая себя иноческой жизни. Она скончалась 28-го мая ,1873 г., на 63 году от рождения.

Преемницею её избрана была монахиня Арсения (из Харьковских купеческих дочерей), которая была настоятельницею при моём вступлении на Харьковскую кафедру.

Когда я приехал в монастырь и, после надлежащей встречи в церкви, вошёл в игуменские келии, нашел накрытый для нескольких персон стол: оказалось, что это был день именин Игумении. Тотчас же предложена была мне и прочим гостям, приехавшим из города, именинная трапеза.

В 6 часов вечера началась всенощная служба с литией и величанием святителю Николаю. За службой пели одни монахини, при участии только двух басов из моего хора, очень стройно. Вообще пение в этом монастыре благоустроено, так как Игумения сама была певчею и любит стройное пение.

На следующий день, 9-го числа, после ранней литургии в домовой церкви, совершён был вокруг монастыря крестный ход, в котором я не участвовал.

В 9-ть часов поздняя литургия; пели одни также монахини; но так как для них порядок архиерейского священнодействия не довольно знаком, то служба шла не довольно стройно. Богомольцев было, благодаря хорошей погоде, очень много, так что далёко не все могли поместиться в храме, который, правду сказать, недостаточно поместителен. Предположено его расширить.

После обедни, напившись чаю, я посетил в сопровождении Игумении, несколько монашеских келий.

Затем предложена была обычная праздничная трапеза, приправленная стройным монашеским пением. Я полюбопытствовал узнать, кто поёт прекрасным звучным сопрано; оказалось, что это была девица, имеющая более 40 лет от роду.

В 4-м часу пополудни я оставил обитель и возвратился в 8-м часу в город.

На другой день, 10-го ч., была у меня Игумения Троицкого Курского монастыря и сказывала, что Киевский Митрополит Арсений²⁴², мимоездом из Петербурга в свою епархию, имел от Св. Синода поручение видеться с Преосвященным Курским Сергием для личного объяснения по какому-то важному делу. После говорили, что речь была будто бы по вопросу об открытии мощей святителя Иоасафа (Горленко), Епископа Белгородского²⁴³, нетленно почивающего в склепе под соборною Николаевскою церковью Троицкого Белгородского монастыря. Вопрос этот, как слышно было, возбужден был управляющим тогда Троицким монастырем Архиепископом Варлаамом, бывшим Тобольским²⁴⁴.

11-го ч., в воскресенье, в день памяти равноапостольных Кирилла и Мефодия, я совершал литургию в монастырском Покровском храме, причем в первый раз употреблены были присланные мне из Москвы в дар облачения. По этому случаю я телеграфировал в Москву В. М. Бостанжогло: «Совершивши ныне в устроенных Вашим тщанием облачениях Божественную литургию, мы вознесли усердную о Вас и о прочих благотворителях молитву к Богу, а за трапезою желаем всем Вам многолетнего здравия».

На это получен был мною в тот же день от Василия Михайловича такой ответ:

«Приветствую Вас с праздником; желаю здоровья; Николаю Александровичу Алексееву прошу передать мой поклон; мне лучше. Бостанжогло».

12-го ч. переехал я из города на дачу.

Дача Харьковского Архиерейского дома, известная под именем: «Всехсвятское», находится верстах в двух от городской черты, а от Архиерейского дома верстах в пяти – на полчаса езды, за Холодной Горой, к западу, по старой Полтавской дороге. Всё почти пространство земли, находящейся под дачей, до 15-ти десятин, покрыто разнообразными, отчасти плодовыми деревьями. Среди вековых деревьев стоит небольшой, но очень поместительный, деревянный дом с мезонином и с домовой при нем церковью во имя Всех Святых. При летней украинской жаре и при зловредной для глаз Харьковской пыли, эта дача – превосходное, дышащее прохладой, убежище. Здесь проводил я большую часть лета и осень до последних чисел Сентября; только в праздничные и воскресные дни ездил я в город для служения, и раза два в неделю на несколько часов утром, для приема просителей. Впрочем, просителям и должностным лицам не воспрещалось являться ко мне и на дачу. Изредка посещали меня здесь и знакомые из города. Спокойная и приятная была для меня на даче жизнь.

На другой день по переезде на дачу, писал я в Москву Преосвященному Леониду:

«Вчера переселился я из душного и пыльного города в загородную пустынь и спешу описать Вам моё новое мирное и уединенное жилище, зная, как сильно Вы любите деревенскую жизнь.

Моя дача, именуемая Всехсвятское (по домовой церкви во имя Всех Святых), находится от городского дома на полчаса езды, т. е. на расстоянии около 5-ти вёрст. Всё пространство, занимаемое дачей, десятин до 15-ти, за малым исключением, покрыто деревьями, частью плодовыми яблонями, грушами, сливами, вишнями, – а большею частью. простыми, но весьма разнообразными, преимущественно, впрочем, липами. Есть немало сосновых деревьев, насаждённых покойным Преосвященным Иннокентием. Если обойти все дорожки в саду, потребуется времени не менее часа.

Дом на даче деревянный с мезонином и с небольшою, но благовидною церковью. Дом не новый уже, но ещё крепкий и очень поместительный: в нём более десяти комнат.

Местоположение дачи довольно красивое, но далеко не может равняться с местностью Витебской дачи. Главный недостаток здесь в воде. Были когда-то пруды и даже с лебедями, но от чего-то прорвалась плотина; вода ушла, и теперь видны только ямы с мутною, грязною водою, оставшейся на дне бывших прудов. Таким образом, после семилетнего пользования прекрасным купаньем в Витебске, здесь я лишён этого, не только приятного, но и полезного для меня, удовольствия. Есть правда и здесь возможность купаться в реке, но для этого нужно совершать путешествие версты за две, или более. Припоминая, впрочем, Ваши некогда путешествия для купанья на Фили, или на Угрешу, я не должен приходить в отчаяние. По Вашему примеру, может быть, и я решусь делать 2-х вёрстные поездки, если того потребует нужда. Посмотрим.

Благодетельная Москва, ущедрявшая меня своими дарами в бедном Витебске, не оставляет и здесь, в богатом (но не тароватом) Харькове. На прошедшей неделе я получил из первопрестольного града от В. М. Бостанжогло со товарищи следующие дары: мантию, саккос с принадлежностями и 6-ть полных священнических и диаконских облачений. Последние облачения из белого глазета; а саккос аксамитный – парча очень богатая и красивая. В прошедшее воскресенье эти облачения употреблены были при литургии с усердною молитвою о благотворителях, и в особенности о болящем рабе Божием, Боярине Василии. Да, не мог я не поскорбеть душевно о тяжкой болезни, постигшей достопочтенного Василия Михайловича: он всегда был ко мне благорасположен и очень много делал для меня всякого добра. Да восстановит его здравие Всесильный Врач душ и телес!..

Богатые Московские дары, удивившие Харьковцев, привезены были ко мне племянником Василия Михайловича Николаем Александровичем Алексеевым. Этот прекрасный и благородный юноша был свидетелем нашего соборного моления о благотворительном его дяде и о прочих участниках в столь значительном приношении, которое, надобно заметить, всё, не исключая и священнических облачений, предоставлено в мою неотъемлемую собственность.

Николай Александрович оказывается мой близкий сосед по имению. Их шерстяная мойка, на которой он имеет теперь своё пребывание, находится от Всехсвятского в двух или трёх верстах. Он обещал посещать меня здесь вечерами. Когда он будет возвращаться в Москву, я постараюсь прислать с ним Вашему Преосвященству фотографический вид моего городского дома, или, вернее, Покровской церкви, которая стоит тут на первом плане.

За Вашу назидательную беседу со мною в ночь Страданий Господних душевно благодарю Вас.

Прошу кланяться от меня всем Вашим присным».

14-го ч. получил я из Мурома от свояченицы Варвары Васильевны Терновской письмо, в котором она с подробностью описала обстоятельства кончины и погребения своей матери, а моей тёщи Прасковьи Степановны Царевской.

14-го ч. писал мне Преосвященный Иаков, Еп. Муромский²⁴⁵:

«Примите с любовию и во единонадесятый час приходящего к Вам, милостивый Владыка. Так устроилось, что я запоздал прийти к Вам на новоселье и потом на праздник Пасхи. Простите и примите моё раннее по усердию, но позднее по времени поздравление. Радуюсь, сто раз радуюсь, Вашему перемещению не в Курск, как пророчил я ещё в Сентябре, а в приятный Харьков.

Что же пожелать Вам на новоселье? Всего лучшего, а наипаче любви, любви от паствы – и многолетнего здравия, да лет чрез пять – Архиепископского сана.

У нас гостит г. Зинченко²⁴⁶, ревизуя Семинарию и училища. Он, между прочим, заметил Владыке²⁴⁷, почему в нашей епархии не откроют свечного завода, как лучшего источника для поддержки училищ. Владыка не убежден в пользе этого источника, да и не находит средств к учреждению завода. Зинченко указывает на Саратов, на Нижний и др. епархии, которые процветают заводами. В нашем совещании со Владыкой положено собрать подробные сведения о свечных заводах, и он, взявшись написать в Нижний, мне поручил просить Ваше Преосвященство о доставлении записки о Вашем свечном заводе, древнейшем из епархиальных. Благоволите приказать составить, если нет готовой, записку о том, чего стоит обзаведение завода, откуда взяты деньги для сего и на закупку воска, велик ли запас воска делается, по каким ценам покупается и как, на чистые деньги или в долг, что стоит содержание завода, сколько служащих при заводе и какое получают жалованье, где склады свеч, в одном ли Харькове или в разных городах, под чьим надзором и на каких условиях, словом, нужно знать всю операцию свечного дела, чтобы уметь взяться за дело и не провалиться, как то случилось в Вятке. О Вятском Владыке в Питере по этому печальному случаю говорят: св. Аполлос напои, а Вятский Аполлос²⁴⁸ разори. – Нет, избави Бог нас от такой притчи. Позвольте, Владыко святый, надеяться на Ваше милостивое содействие нам к точному ознакомлению со свечной операцией.

Г. Зинченко смущает наших наставников и начальство своим серьезным видом и постоянным молчанием, слушает только и смотрит. Такое отношение к деятелям связывает руки и язык. Его и физиономия неприглядна.

Что-то нервическое в его лице. То и дело передергивает губы. Приехал 29-го Апреля, побывал у нас обоих и от нас в Семинарии и в училищах, мужском и женском. Собирается посетить все училища. Без курьезов не обходится. Ректор²⁴⁹, напр., спрашивает Владыку, как величать ревизора, превосходительным, или иначе. Вот-де Ненарокомов²⁵⁰, коего стали было титуловать по-генеральски, прямо сказал: называйте просто Иван Алексеевич. Владыка сказал: Статского Советника следует величать Ваше Высокородие.

Прошу Ваше Преосвященство продолжить Ваше ко мне расположение и не забыть в своих св. молитвах моё недостоинство».

14 ч., утром, присутствовал я на экзамене по Закону Божию воспитанниц VI класса Епархиального женского училища. Ответами их остался доволен, хотя и не все одинаково отвечали. Преподаватель Закона Божия (он же и Инспектор классов) – священник Никандр Оникевич – кандидат XXV курса (1869 г.) Киевской Дух. Академии, деятель честный и трудолюбивый.

14-го же числа за № 35 дано было мною Консистории следующее предложение:

«Предполагая 28-го числа текущего мая отправиться для обозрения церквей Валковского, Ахтырского, Лебединского и Сумского уездов, по прилагаемому при сем маршруту, предлагаю Консистории учинить следующее: 1) поручить Кафедральному о. Ключарю, Протоиерею Илларионову, принять из Казначейства назначенные мне со свитою на прогоны деньги; 2) о моём выезде снестись от моего лица, с препровождением копии с маршрута, с г. Начальником губернии и уведомить подлежащие места и лица; и для безостановочного движения Консисторских дел, нетерпящих отлагательства, представлять оные, впредь до моего возвращения в Харьков, на утверждение Его Преосвященству Вениамину, Епископу Сумскому».

16-го числа получено было мною письмо от Инспектора Московской Дух. Академии С. К. Смирнова. Вот что писал он мне от 12-го числа:

«Усерднейше благодарю Вас за сообщение дорогих для меня сведений из времен Вашего студенчества.

О ревизии нашей Академии довольно подробные фактические сведения Вы можете прочитать в 124 № Современных Известий, в статье, писанной кем-либо из студентов. На Академию Преосвященный произвёл самое приятное впечатление. Болезнь о. Ректора²⁵¹ была причиною того, что мне досталась честь ежедневно состоять при ревизоре и во время посещения им лекций, и во время осмотра им Академических зданий, и в сопровождении его при посещении им Лаврских храмов и учреждений, и во время путешествия его в Скит и в Вифанию. Могу признаться без всякой похвальбы, что дела мне было много, но по милости Божией я провел всё это время благополучно и без утомления, и был осчастливлен посещением Преосвященного в моём доме и при прощании с ним выражением мне особенной благодарности. Результат ревизии неизвестен, но я вёл своё дело, руководясь внушениями чистой совести.

День ангела своего (1 мая) Преосвященный провел, как день будний, за делом в Академии. Ни обеда, ни общего поздравления не было. Имев возможность узнать его ближе, чем другие, могу сказать, что это человек замечательнейший по необычайно-проницательному уму, по обширной учёности, по редкой мягкости обращения. Hoc omnibus patet, quid autem sub hoc latet, Deus Solus videt.

У нас начались экзамены и на мою долю приходится быть в 23 заседаниях. О. Ректор в половине мая уезжает на дачу. Здоровье его всё ещё некрепко».

Поздно мне пришлось отвечать на это любезное послание, а именно я писал почтенному Сергею Константиновичу не ранее 15-го июля и вот что писал ему:

«С родственником студентом С. Петербургской Академии Виноградовым²⁵² посылаю на имя о. Ректора обещанную мною для Академической церкви икону Озерянской Божией Матери и письмо со вложением 100 руб. для устройства приличной рамы для этой иконы. Если Ректор дома, то прошу Вас вручить ему то и другое; а если нет, то благоволите распорядиться деньгами сами по своему усмотрению.

При этом прошу Вас, достопочтеннейший Сергей Константинович, принять от меня другой экземпляр той же иконы в благословение Вам и Вашему благочестивому семейству».

Из Харьковской Складочной Таможни нередко присылались в Консисторию, для рассмотрения и заключения, вывозимые из-за границы разные священные предметы. На одном из журнальных постановлений Консистории по делам сего рода мною дана была 17 мая следующая резолюция:

«Предварительно возвращения священных изображений в Таможню, просить от моего лица уведомления от Г. Управляющего Таможнею, как будет поступлено, по существующим узаконениям, с означенными изображениями, в случае возвращения их в Таможню».

18-го ч. писал мне из Петербурга Секретарь С.-Петербургского Отдела Общества любителей духовного просвещения, Флигель-Адъютант Полковник Александр Алексеевич Киреев²⁵³:

«Пользуясь благорасположением, выказанным Вами ко мне, позволяю себе рекомендовать благосклонному вниманию Вашего Преосвященства подателя сего письма, который принял единоверие и готов употребить все свои силы и способности на служение истине и правде. Отец Тимофей²⁵⁴ был не только воспитанником, но и сотрудником Павла Прусского²⁵⁵, и, по-видимому, мог бы служить с великою пользою делу миссионерства в среде раскольников. Не знаю, может ли он с значительным успехом исполнять обязанности приходского священника, но свои способности, как миссионер, он уже доказал на деле!

Позволяю себе представить при сем краткий отчет о наших сношениях со старокатоликами. Вы изволите усмотреть из него, что мы сделали уже значительные шаги вперед, на пути сближения; из газет Вам, конечно, известно, что и Вселенский Патриарх принимает участие в решении этого вопроса.

Поручая себя молитвам Вашего Преосвященства, прошу Вас принять уверение в совершенной преданности»...

19 ч. посещал я Семинарию для присутствования на испытании учеников IV класса по «Обзору философских учений». Ответы были, большею частью, удовлетворительны. Преподаватель Вас. Феоктистов, даровитый и сведущий в своём деле наставник, магистр XXVI курса (1868 г.) Москов. Духов. Академии.

На следующий день, 20 ч., я снова был в Семинарии на испытании учеников VI класса по Догматическому Богословию. Некоторые ученики отвечали очень удовлетворительно, а другие слабо и вяло. Преподаватель Вещуров²⁵⁶ не может почитаться вполне удовлетворительным наставником.

21-го ч. в среду, день отдания Пасхи, выехал я, в сопровождении Кафедрального Ключаря, во 2-м часу пополудни в Вознесенский Хорошев женский монастырь, для участия в храмовом его празднестве.

На пути встретили мы село Бабаи, в 12-ти верстах от Харькова, имение помещика Щербинина. Церковь каменная во имя Архистратига Михаила очень благолепна; иконы хорошей итальянской живописи, но не вполне соответствуют характеру православного храма. Две главных местных иконы в иконостасе не довольно обычного вида: Спаситель представлен идущим и беседующим с двумя учениками на пути в Эммаус; Божия Матерь изображена приносящею в Иерусалимский Храм Младенца – Иисуса.

В 4 часа прибыли мы в монастырь и, после обычной встречи в храме, вошли в настоятельские келии.

Вознесенский Хорошев монастырь стоит на высокой горе, окруженной с трёх сторон глубокими оврагами, и составляет одну из лучших и красивейших местностей в окрестностях Харькова; от чего производят и его название Хорошев. Но, при всей красоте местоположения, Хорошев монастырь имеет и важные неудобства, а именно: так как поверхность горы, занимаемой обителью, очень не велика, а между тем число сестер год от году умножается (в 1875 г. всех живущих в монастыре было 311 душ), то постройки келий очень стеснены, и нет возможности строить новые здания. Ещё более важное затруднение относительно добывания воды; её нужно носить из-под горы, саженей на 20-ть или более высоты. Основание Вознесенского Хорошева монастыря относится ко второй половине XVII столетия. В 1741 г. он приписан был, по скудости собственных средств к существованию, к мужскому Куряжскому монастырю, но в 1749 г. опять получил независимость. С 1851 г. введена в обители общая трапеза, а в 1854 г. утверждено Св. Синодом полное общежитие. В 1871 г. учрежден при монастыре, на монастырские средства, детский приют для бедных девочек духовного происхождения.

В прежнее время, в Хорошевом монастыре существовал такой обычай: пред пострижением девицы одевались в лучшее платье, вплетали в косы на голове цветы, и в таком порядке шли в церковь для пострига, как бы под брачный венец с духовным женихом – Иисусом Христом.

В настоящее время, в Хорошеве монастыре две каменных церкви – одна холодная в честь Вознесения Господня с приделом, и тёплая – трехпрестольная. Монастырский причт состоит из двух священников и диакона.

Игумения Олимпиада²⁵⁷, с четырёх лет от рождения находящаяся в монастыре, не отличается образованием, но внимательна к своим обязанностям.

По приезде моём в монастырь, в 6-ть часов начался благовест ко всенощной. Праздничная служба совершалась по Уставу и по чину монастырскому. На левом клиросе пели монастырки, но не так стройно, как в Николаевском монастыре.

На другой день, 22-го числа, в самый праздник Вознесения Господня, после ранней литургии совершался так же, как и в Николаевском монастыре, крестный ход вокруг монастырской ограды. В 9-ть часов благовест к поздней литургии, которая совершена была мною с обычною торжественностью при значительном стечении богомольцев из окрестных селений и частью из города.

После чая и перед обедом осмотрена была монастырская ризница и посещён детский приют, в котором на этот раз было в двух классах 27 девочек, коим я дал по образку и 10 рублей деньгами на гостинцы.

Был затем в некоторых монашеских келиях, между прочим, в келии старшей сестры покойного Архиепископа Иннокентия (Борисова) восьмидесятилетней старицы Екатерины Алексеевны, которая сказывала мне, что она учила знаменитого брата своего грамоте. Наконец, благословивши монашескую трапезу, я возвратился в игуменские келии, которые я занимал и в которых приготовлена была и для меня с избранными гостями праздничная трапеза.

После обеда тотчас же отправился я в город и на ночь возвратился в своё Всехсвятское.

24-го ч. писал я в Москву В. М. Бостанжогло:

«Я думал, что с перемещением меня из бедного Витебска в богатый Харьков благотворительные ко мне отношения благодетельной Москвы прекратятся, но оказывается напротив. Меня и здесь добрая и благочестивая Москва преследует, так сказать, своею любовью и своими благодеяниями. Скажите же Бога ради, чем я заслужил такую любовь Москвы и чем могу воздать ей за её ко мне недостойному внимание и благорасположение?

Достопочтеннейший Василий Михайлович! Примите Вы и благоволите передать и прочим участникам Вашим выражение моей глубокой сердечной признательности за богатое и неожиданное для меня приношение.

Когда в первый раз (11-го сего Мая) употреблены были при богослужении присланные Вами облачения, Харьковцы были до крайности удивлены таким богатым, и изящным приношением. Здесь, ни при Архиерейском доме, ни при Кафедральном Соборе, не было и нет подобных облачений. И потому тем более имеет цены Ваш дар, чем более он был благопотребен и чем менее у меня, в настоящую пору, при обременении моего Архиерейского дома долгами, имеется собственных средств для удовлетворения этой потребности.

Нет нужды изъяснять Вам, с каким усердием возсылалась мною и моими сослужителями к престолу Господню молитва о Вашем здравии и о здравии прочих благотворителей. Николай Александрович²⁵⁸, доставивший нам Ваши приношения, был свидетелем этого соборного моления.

Но к общему чувству нашей искренней признательности за щедрый дар примешалось, к сожалению, тяжелое чувство душевной скорби при вести о постигшей Вас мучительной болезни, воспрепятствовавшей Вам прибыть в Харьков и лишившей нас утешения лично выразить Вам наши чувства сердечной признательности и глубокого к Вам уважения.

В залог этих чувств и в знамение благословения Божия Вам и присным Вашим прошу принять от меня препровождаемое при сем священное изображение Божией Матери, именуемой Озерянскою. Подлинная чудотворная икона Божией Матери составляет главную святыню Харькова и предмет благоговейного чествования для здешнего благочестивого и набожного населения.

Возвращение Вам здравия составляет предмет моего искреннего сердечного желания и усерднейшей молитвы к Верховному Источнику и Подателю жизни и всяких благ. При этом меня не оставляет добрая надежда рано или поздно видеть Вас у себя, в Харькове, дорогим гостем. За это ручается мне и Ваш добрый племянник Николай Александрович, которого я душевно полюбил за его прекрасные качества».

27-го же числа писала мне из Витебска, Начальница Духовного Училища, Баронесса М. А. Боде:

«Грустно памятны мне все годовщины последних чисел Мая прошедшего года: наш экзамен, акт, выпуск, освящение нового иконостаса, праздник св. Евфросинии – все эти дни, в которые мы постоянно видели Вас в кругу нашем, то в церкви, то в училище, то у Вас в Залучесье; всякий день вспоминается то или другое происшествие, то или другое удовольствие и так хочется, хотя письменно, откликнуться Вам и вызвать и с Вашей стороны туже мысль, тоже воспоминание.

Преосвященный Викторин в последние две недели ездил по епархии, посещал Инфляндские уезды; сегодня ожидают его возвращения. В день св. Евфросинии он служил в Спасском монастыре. Рассказывают, что Игумения не встретила и не проводила его, а только подошла в церкви к благословению, после чего ушла к себе. Он же осматривал монастырь и Училище в сопровождении монахинь, после чего и уехал в город!..

Прелестная Залучеса также сиротеет без Вас. Преосвященному Викторину не нравится её пустынное местоположение и отдаленность от города. Он намерен остаться на лето в Витебске и довольствоваться своим городским садом.

Все мои, т. е. служащие при училище и воспитанницы, просят Ваших святых молитв и благословения и просят принять изъявление их глубочайшего почтения».

28-го ч. в среду в 9-ть часов утра выехал я, в сопровождении Кафедрального Ключаря, из Харькова с целью обозрения церквей. Путешествие моё по епархии продолжалось до 7-го Июня. В продолжении трех недель мною обозрено было в уездах Харьковском, Валковском, Ахтырском, Лебедянском, Сумском и Богодуховском, два монастыря и 90 церквей; при чём совершено 10 литургий и одно освящение храма; осмотрено одно духовное училище и несколько церковно-приходских и народных школ.

Вот некоторые подробности этого первого моего путешествия по новой, мне вверенной, епархии.

Первое, встретившееся мне на пути, село было Песочино, в 10-ти верстах от Харькова. Название села заимствовано, очевидно, от окружающих оное песков. Церковь каменная во имя Вознесения Господня. В алтаре на южной стене заметил образ Лоретской Божией Матери; вокруг изображения Богоматери в малых медальонах изображения, или, точнее, портреты разных фигур – польских и французских королей. По всей вероятности, этот образ принесён из-за Днепра черкасами – первыми поселенцами по берегам речки Безчереватой, при которой расположено село Песочино.

Далее следовало село Люботин, известное своими грушевыми рощами. Люботинские груши, в сушёном виде, распространены едва ли не по всей северной России. Люботин довольно многолюдная слобода; в ней около 3000 душ обоего пола. О Люботине сохраняются сведения, что там был Пётр I, когда спешил из Азова чрез Харьков под Полтаву; а Император Александр I, по пути также в Полтаву, слушал в здешнем храме 1 Августа литургию и после оной ходил на водоосвящение к колодцу. Церковь в Люботине очень благолепна. По осмотре заходил в дом священника Лобковского, который вместе и благочинный.

В 4 часа пополудни прибыл я в г. Валки.

Название Валок взято с вида местности волнистой или холмистой, среди которой расположен город. Весной и летом этот город представляет живописный вид; он весь погружён в фруктовых садах. Население его простирается до 10 т. душ обоего пола. Всех церквей в городе 6, в том числе и кладбищенская.

По приезде в Валки, я слушал в своей квартире, в доме соборного Протоиерея Солодовникова²⁵⁹, всенощную службу, а на другой день, 29-го числа, соборне совершал литургию. После обедни, напившись чаю, обозревал городские церкви. Из городских священников обратил на себя моё внимание священник Георгиевской церкви П. Будянский²⁶⁰, отличающийся способностью писать проповеди. Его имя известно даже в печати; он составил Летопись Верхохарьковского Николаевского девичьего монастыря, при котором прежде был священником, с 7-го Октября 1845 г. по 7 Октября 1870 г. Летопись эта напечатана в Харькове. в 1870 г.

В Валках сохраняется память о прежнем настоятеле собора, Протоиерее Василии Снесареве. Это весьма замечательная личность. Сын соборного звонаря, родившийся 1 Января 1756 г., в отрочестве пас стадо овец своего отца; 16-ти лет поступил в Харьковский Коллегиум; по окончании здесь курса, отправлен был в Нежин для практического изучения Греческого языка, а оттуда отправился в Киев для слушания академических лекций. Там сблизился он с знаменитым проповедником, протоиереем Левандою. По возвращении из Киева, он определен был учителем Греческого языка в Харьковском Коллегиуме и в тоже время получил сан священника. Затем 12-го июня 1786, г. определён был на протоиерейское место к Преображенскому собору в г. Валках, где и оставался до конца своей жизни; он скончался 20-го Августа 1833 г., на 78-м году от рождения – Протоиерей Снесарев отличался необыкновенным даром слова и высокой духовной жизнью, за что и пользовался общим уважением в епархии.²⁶¹

Из Валок через сёла Перекоп и Высокополье приехал я в село Алексеевку. Церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы; храмовая икона неискусного письма. На иконостасе поверх царских врат размещены разноцветные стаканчики, для освещения храма, что мне показалось не весьма уместным.

На другой день, 30 числа, ранним утром, отправился я далее, по направлению к г. Ахтырке. На пути видел церкви в слободах: Мурафе, Краснокутске, Козеевке и Каплуновке.

В Мурафе две церкви – Николаевская и Михайловская, не отличающиеся благолепием, в особенности неблаговидны в иконостасах иконы. В Мурафе, равно как и во многих других церквях епархии, я увидел в алтаре и на разных местах церкви выносные кресты на пьедесталах с двухглавыми орлами.

Краснокутск, или Красный Кут – упразднённый уездный город. Название его объясняют красивой местностью над рекою Мерлом, при подошве довольно значительной возвышенности, осенённой грушёвыми и сливовыми садами.

В Краснокутске три приходских храма: Николаевский, бывший соборный, Успенский и Михаило-Архангельский.

Из Краснокутска через Козеевку приехал в слободу Каплуновку. Здесь храм во имя Рождества Пресвятой Богородицы, основанный в 1788 г., очень обширен и величественной архитектуры. В нём находится Чудотворная икона Божией Матери, именуемая Каплуновскою. С нею ежегодно в Сентябре совершается крестный ход в уездный город Богодухов. Каплуновская икона была при Петре I во время Полтавской битвы с Карлом XII, и пред нею Пётр молился со слезами.

В то время, как Пётр перед Полтавской битвой находился с иконою в Харькове, Карл с Мазепою был в Каплуновке. Мазепа²⁶² оставил здесь по себе память; им пожертвована была священническая риза зелёного бархата с шитым золотым оплечьем и епитрахиль красного бархата с таким же шитьем.

В половине 5-го часа пополудни прибыл я в г. Ахтырку. После обычной встречи в Соборе всем городским духовенством, при многочисленном стечении народа, я поместился в так называемом Графском здании, рядом с тёплым собором. Графским здание называется потому, что построено в прошедшем столетии Графиней Чернышевой, урожденною баронессою фон-Вейдель.

В 6-ть часов началась всенощная служба с литией и величанием; на левом клиросе пели ученики духовного училища довольно стройно.

На следующий день, 31 числа, в субботу перед Пятьдесятницею, совершена была мною в Соборе литургия. В этот день после литургии с 1844 г. ежегодно совершается крестный ход с чудотворною Ахтырской иконой Божией Матери²⁶³ из Ахтырского Покровского собора в Ахтырский Троицкий монастырь, отстоящий в 4-х верстах от города. Я проводил крестный ход до градской Успенской церкви, а отсюда в экипаже проехал в монастырь.

В городе Ахтырке 6-ть церквей; из них особенного внимания заслуживает Соборная Покровская.

Храм этот начат постройкой, по повелению благочестивой Императрицы Елисаветы Петровны, в 1753 г. на месте явления чудотворной иконы Божией Матери, именуемой Ахтырскою. План для него сочинен был знаменитым Архитектором XVIII столетия, графом Растрелли.

Архитектура храма величественная; иконостас весьма высокий и благолепный; престол в главном алтаре необыкновенно больших размеров, обложен со всех сторон бронзовыми досками, с рельефными сребропозлащенными по ним священными изображениями. Один и очень важный недостаток в этом замечательном храме: алтарь не поднят ни на одну даже ступень над уровнем церковного пола.

В соборе, кроме некоторых ценных утварей, достойна внимания золотая риза на чудотворной иконе Божией Матери, богато украшенная бриллиантами и другими драгоценными камнями, ценою в 32,000 рублей серебром.

Причт соборный состоит из Настоятеля, 2 священников, 2 диаконов и 4 псаломщиков.

Настоятель протоиерей Андрей Попов²⁶⁴ – кандидат X курса (1841 г.) Киевской Дух. Академии – человек добрый и кроткий, но не всегда внимательный к своим обязанностям.

Протоиерей (на священнической вакансии) В. Лопатин из студентов Семинарии, очень способный и дельный, но, к сожалению, не всегда трезвый.

Протоиерей (на священнической вакансии) И. Клементьев²⁶⁵, он же и Смотритель духовного училища, старший кандидат XV курса (1851 г.) Киевской Дух. Академии.

Соборный Староста – купец Ив. Тим. Расторгуев весьма ревностный исполнитель своих обязанностей и любитель церковного пения; он и при мне читал шестопсалмие и часы.

За соборною оградой находится духовное училище, которое также было мною посещено. Я, в сопровождении смотрителя, Протоиерея Клементьева и прочих наставников, прошёл по всем классам и произвел испытание по всем почти предметам. Ответы учеников не по всем предметам были удовлетворительны.

Ахтырский Троицкий монастырь, куда совершается из Ахтырского собора крестный ход, занимает живописное местоположение на высокой конусообразной горе, с трёх сторон омываемой рекой Ворсклой.

Первоначальное основание этого монастыря относится к половине XVII века. В 1654 г. прибыл сюда из-за Днепра, вследствие гонений со стороны иезуитов, игумен Троицкого монастыря Иоанникий со всею своею братией в числе 40 человек, с церковною утварью, с книгами, ризами и даже колоколами. Первый храм, деревянный, был построен во имя Благовещения Пресвятой Богородицы; почему и монастырь назван был Благовещенским. Но в 1724 г., вместо деревянного храма, воздвигнут был Царским духовником – уроженцем Ахтырского уезда, протоиереем Т. В. Надаржинским²⁶⁶, храм каменный во имя св. Троицы, и с этого времени монастырь, по благословению епископа Белгородского Епифания²⁶⁷, стал называться Троицким. В 1787 г., в числе многих других украинских обителей, упразднён был и Ахтырский Троицкий монастырь, а храмы, за исключением Троицкого, и каменная ограда были разобраны, и кирпич продан был по 50 коп. за тысячу. Но в 1835 г. православные жители г. Ахтырки и некоторые из усердных помещиков Ахтырского уезда возымели благочестивое намерение воссоздать разрушенную обитель. После семилетней переписки, наконец, 30 Ноября 1842 г. последовало Высочайшее соизволение на возобновление монастыря в виде общежития. Утром 8-го Июля 1843 г. из Ахтырки начался крестный ход с чудотворною иконою Божией Матери в монастырь, где, по прибытии крестного хода, совершена была Преосвященным Епископом Иннокентием литургия и благодарственный молебен в присутствии высших губернских и уездных властей и многочисленных богомольцев; вслед затем заложено было каменное здание для тёплого храма и помещений братии. Таким образом, к великому утешению окрестных жителей, совершилось восстановление древней иноческой обители. В память этого радостного события положено ежегодно совершать накануне дня Св. Троицы крестный ход с чудотворною иконою из г. Ахтырки в возобновлённый Троицкий монастырь.

1-го июня, в день Св. Троицы, и 2-го, в день Сошествия Св. Духа – храмовый праздник Обители, я совершал литургии в Троицком монастыре, при многолюдном стечении народа как из Ахтырки, так и из разных отдаленных мест. Погода в тот и другой день была самая благоприятная.

В свободные от богослужения часы я обозрел все монастырские здания и некоторые из братских келий. Прогуливаясь вокруг монастырской ограды, я любовался с высоты горы окрестными видами.

3-го ч., после ранней литургии, оставил я Троицкий монастырь и отправился в дальнейший путь.

На этом пути прежде всего встретил село Тростянец.

Тростянец – родина помянутого выше Царского духовника, Протоиерея Т. В. Надаржинского. Имение это принадлежало Ахтырскому Полковнику Перекрестову; но в 1704 г. оно отобрано было в казну; а около 1720 г. пожаловано Петром I его духовнику, по уважению к его долгой верной службе и в частности за заслугу его по делу изменника Мазепы. Тростянец от Надаржинского перешел к его сыну Осипу Тимофеевичу и затем к дальнейшим потомкам; но в настоящее время он вышел уж из рода Надаржинских и принадлежит какому-то иностранцу.

Церковь в Тростянце во имя Благовещения Пресв. Богородицы каменная, не довольно вместительная; предположена к расширению. Оригинальны царские врата: в них семь столпов и одна фигура – символ Ипостасной Премудрости. Настоятель церкви священник А. Авксентьев страдает горловою болезнью.

Далее – село Комянка. Церковь на довольно высоком холме: вид красивый. На горнем месте в алтаре картина Тайной Вечери; на столе, за которым сидит Христос и Его апостолы, изображены, между прочим, лежащими на блюде две рыбы. В царских вратах образа писаны на стекле.

Церковь эта каменная и довольно благовидная, приписана к соседней деревянной и очень тесной церкви в селе Каменском. В этой церкви на горнем месте очень замысловатое изображение Божией Матери. Божия Матерь в царской порфире, с покрывалом и короной на главе, на шее цепочка с крестом; в правой руке у ней лилия, а в левой яблоко; под ногами луна и змий с яблоком в пасти.

Из Каменского через село Люджу приехал в село Криничное – поместье дворянина Пассек. Здесь Архиерейского посещения не было никогда. В церкви, между прочим, встретила меня, за отсутствием мужа, супруга г. Пассека и убедила зайти в их дом, где уже приготовлен был обеденный стол. Я не мог отказать в усердной просьбе, но через это потерял лишний час, и потому не мог в тот же день прибыть в Лебедин, где предположен был мой ночлег.

Отправившись далее, встретил я на пути большую слободу – Бержелю (заштатный город). В ней три церкви, из коих одна, именно Рождество-Богородичная, была соборною.

В 9 1/2 часов вечера прибыл я в слободу Рябушку и остановился на ночлег в доме благочинного, священника Томашевского²⁶⁸. Дома в этой слободе расположены в одну линию на протяжении 7-ми верст. Церковь находится почти в средине слободы. По причине позднего времени я не мог хорошо её осмотреть.

На следующий день, 4 числа, в 8-мь часов утра приехал я в г. Лебедин.

После обычной встречи в соборе, поместился я в доме соборного священника и благочинного Н. Ходского²⁶⁹. В тот же день обозрены были мною все городские церкви, коих числом, кроме собора, три приходских и четыре приписных. Из них более примечательна по своему благолепию приходская церковь Троицкая.

В 6 часов вечера началась в соборе всенощная, на которой по обычаю выходил я на литию и величание. Собор высокий, обширный и благолепный; иконостас во всю вышину храма сплошь золочёный; иконы местные покрыты серебряными золочеными ризами.

5-го числа в 9 часов благовест к литургии, которая совершена была мною соборне; собор не мог вместить всех богомольцев.

После обедни чай и завтрак в доме настоятеля собора, протоиерея В. Андриевского. О. Андриевский – младший кандидат VIII курса (1837 г.) Киевской Дух. Академии – человек добрый и честный, но не обширных познаний.

После обеда в доме благочинного Ходского оставил Лебедин и на ночлег приехал в село Боброво, где очень радушно принять был знатною помещицею Верою Ивановною Анненковой, вдовой Генерал-Адъютанта Анненкова²⁷⁰ бывшего Киевского Генерал-Губернатора. Вера Ивановна показывала мне 11-ть томов писем и телеграмм от её покойного супруга, и на основании этих материалов она предприняла составить его биографию.

Бобровская церковь, находящаяся при доме помещицы, содержится очень благоприлично. В алтаре стоит икона с изображениями разных святых, поднесенная покойному Н. Н. Анненкову 6-го декабря 1863 г. гражданами Киева, в бытность его там Генерал-Губернатором.

Близ церкви – народная школа, в которой занималась обучением одна из дочерей Г-жи Анненковой; а при школе открыта чайная для крестьян, которую они могли посещать в известные часы дня. Ту и другую я осмотрел и произвел испытание детям по всем предметам, какие преподаются в школе, чем доставил великое удовольствие наставнице – барышне.

Усадьба Генеральши Анненковой расположена на красивой местности. Большой каменный дом стоит на возвышенном холме; от него вниз спускается обширный тенистый сад, омываемый рекою Пслом. По берегу Псла идут на довольно далекое расстояние заливные луга.

Утром 6 числа, оставивши гостеприимный кров Г-жи Анненковой, я приехал в село Василевку, где встретило меня новое гостеприимство. Помещица этого села Марья Львовна Богаевская, встретивши меня в церкви, убедила зайти в её дом и принять трапезу.

Из Василевки прибыл я в слободу Ольшаны²⁷¹ – имение вдовы Генерал-Майора Анны Сергеевны Шатовой, урожденной Пустовойтовой.

В этой обширной слободе, в которой более 5000 жителей, две приходских церкви, стоящие рядом одна с другою, и два отдельных причта.

Церковь во имя Архистратига Михаила, деревянная, существует с конца прошедшего столетия; другая каменная, во имя Сергия и Анастасии, сооружена в 1827 г. помещицею Анастасией Пустовойтовой (матерью настоящей помещицы) над гробами родственников её. Но эта церковь, к моему приезду, была возобновлена, с нарушением престола и устройством нового иконостаса²⁷². Мне предстояло совершить освящение сего престола, что и было исполнено мною на другой же день после моего приезда в Ольшаны.

7-го числа, в Субботу, в 9 часов утра начался трезвон к водоосвящению, и затем благовест к литургии. Перед литургией совершено было по чину освящение храма, и затем литургия. Храм небольшой, в нём рамы у окон все глухие, т. е. нерастворчатые, народу множество, погода чрезвычайно теплая: признаюсь, едва мог я выдержать, при чрезмерной духоте, столь продолжительное богослужение. По возвращении из церкви в дом, я благословил возобновительницу и украсительницу храма иконою преподобной Евфросинии, Княжны Полоцкой.

После обычной, в таких случаях, торжественной трапезы в доме возобновительницы храма, где я имел пребывание, требовалось для меня немалое время для отдохновения. Поэтому я не мог уже с вечера выслушать в церкви всенощную воскресную службу, а велел отправить её для себя на следующий день, 8-го числа, в 7-мь часов утра, в своей квартире. В 8 1/2 часов слушал литургию в новоосвященном храме, которую совершал приходский священник.

После литургии отправлен был мною соборне молебен мученикам Сергию и Анастасии, в честь коих освящен был накануне храм; а вечером в тот же день отслужена была мною панихида по родителям и прочим родственникам Анны Сергеевны, коих тела покоятся в склепе под новоосвященным храмом.

А. С. Шатова – одна из богатых помещиц Харьковской губернии; у ней, кроме Харьковской губернии, есть имение в Екатеринославской и богатая дача в Крыму. Единственная дочь её, наследница столь богатого имения, не желая расставаться со своей дорогой матерью, отказалась, кажется, навсегда от супружеской жизни:

Постоянным местопребыванием Шатовой служит слобода Ольшана – любимое место её рождения и воспитания, – и потому она прилагает особенное попечение о благоустройстве здешней своей усадьбы. Каменный двухэтажный дом её со всех сторон окружен садом; в обширном фруктовом саду устроены оранжереи, грунтовые сараи, где растут персики, абрикосы, испанские вишни, ананасы и проч., а виноград растёт и созревает на открытом воздухе. Через сад протекает река Сула, по которой плавают лебеди.

9-го ч., в 10-ть часов утра, оставил Ольшану и на пути к слободе Тернам осмотрел церковь в Нижней Верхосулке (Зеленьковке тоже). Церковь деревянная; в алтаре на горнем месте икона Божией Матери с латинской надписью: «Passaviensis». На четырех местных иконах в иконостасе серебряные ризы – усердное приношение местного священника И. Полницкого²⁷³.

Слобода Терны – местность историческая. Здесь в 1709 г. Пётр I, возвращаясь со знаменитой Полтавской битвы, благодарил Бога за дарованную ему победу и, в память своего пребывания, заложил, вместо ветхой, новую деревянную же трехпрестольную церковь в честь Покрова Пресвятой Богородицы...²⁷⁴

В настоящее время, в Слободе Тернах, при народонаселении около 10,000 душ обоего пола, две приходских церкви Николаевская и Покровская и третья бесприходная – при доме помещика, Князя Бориса Сергеевича Щербатова. Обе приходских церкви каменные, просторные и благолепные!

Помещик – Князь Б. С. Щербатов, Харьковский Губернский Предводитель Дворянства. Слыша о моём путешествии по Лебединскому уезду, он на неделю отложил свою поездку за границу, и, когда я приехал в Слободу Терны, убедительно просил меня остановиться в его доме и на другой день отслужить литургию в его домовой церкви. Усердное желание благочестивого князя, разумеется, было мною исполнено, тем более что в его имении около 20-ти лет не было Архиерейского посещения. – Итак в 7-мь часов вечера началось всенощное богослужение, на котором я облачался на величание, а на следующий день, 10-го числа, совершена была мною соборне литургия, с приложением на сугубой ектении прошений из молебна в путь шествующим о благополучном путешествии болящего князя, для лечения, за границу.

Усадьба Князя Щербатова расположена на возвышенной местности над рекою Терною (название от тернового куста, из-под которого она вытекает); обширный каменный дом окружен со всех сторон парком с теплицами и оранжереями. Превосходное имение это принадлежало некогда графу Симону Гендрикову²⁷⁵, мужу младшей сестры Императрицы Екатерины I Анны Алексеевны Скавронской.

После обеда в доме гостеприимного Князя отправился я далее и к вечеру в тот же день прибыл в заштатный город Белополье и, после встречи в бывшем соборе, остановился в доме купца И. Ст. Болаценкова.

Так как в Белополье с 1861 г. не было архиерейского посещения, а об архиерейском здесь служений не сохранилось даже и памяти в народе, то граждане белопольские прислали ко мне в Лебедин (за 75 вёрст) особую депутацию с неотступною просьбою совершить в одной из их церквей божественную литургию. Можно ли было отказать в столь усердной просьбе?

С вечера, в 7-мь часов, я выслушал в своей квартире вечернюю вместе с утренней службу, а на следующий день, 11-го числа, совершил соборне литургию в Покровской церкви, при которой купец Болаценков состоял старостою. Не трудно вообразить, какая теснота и духота была в церкви, как она ни была пространна: едва ли не всё городское население собралось на давно не бывалое зрелище торжественного архиерейского священнослужения.

После литургии, напившись в своей квартире чаю, я обозрел городские церкви, коих, кроме Покровской церкви, четыре: Богородице-Рождественская (бывший городской собор), Преображенская, Петропавловская и Троицкая (в подгородной слободе-Прорубях).

Из Белополья по пути к слободе Юнаковке, где предположен был ночлег, осмотрел я церковь в Слободе Речках. Церковь каменная довольно обширная; в ней устроен новый благолепный, по пунцовому полю, золоченый иконостас. Настоятель церкви – священник П. Клементьев, он же и благочинный: пастырь умный, честный и с твёрдым характером.

За Речками, среди открытой степи, предположено было переменить почтовых лошадей и заменить земскими. Сопровождавшим меня Становым Приставом сделано было надлежащее распоряжение, и лошади были приготовлены; но каково было его изумление, когда он, приехавши вперед нас па определенное место, не нашел тут ни одной лошади!.. В сильном душевном волнении, он поспешил в находившуюся верстах в двух от этого пункта слободу Писаревку, где было Волостное Правление и откуда должны быть приведены на смену лошади, а мы, между тем, с о. Ключарем, в ожидании коней, должны были гулять по обширной украинской степи и наслаждаться картиною заходящего солнца; к нашему счастью, погода была великолепная. Наконец, часа через полтора являются кони. Какая же, спрашивается, была причина столь неожиданного и отчасти неприятного для нас приключения? Причина, как объяснилось впоследствии, следующая.

В Белополье за обедом кто-то спросил меня, куда я поеду из Белополья на ночлег. Я отвечал: «в Юнаковку». Но сидевшему тут же, за столом, полицейскому чиновнику послышалось: в Куяновку, находящуюся в противоположной стороне от Белополья. Легкомысленный полициант поспешил уведомить об этом телеграммой уездного (Сумского) Исправника, а этот отдал приказ волостному. Писаревскому Правлению, чтоб лошади, приведённые уже на указанный Становым Приставом пункт, были сняты и распущены по деревням. Как бы то ни было, но для моего экипажа лошади были приведены, и я достиг, хотя несколько позднее, слободы Юнаковки; а для прочих экипажей моей свиты лошадей собрать не могли, а потому она должна была ночевать в слободе Писаревке.

Между тем в Юнаковке предположено было на другой день, т. е. 12. ч. совершить, по желанию причта и прихожан, молебен с акафистом перед древнею и чтимою иконою Святителя Николая. Но так как, ни свиты, ни ризницы при мне не было, то акафист прочитан был о. Ключарем; а я оставался в алтаре, где слушал и литургию, совершенную местным помощником настоятеля священником Петровским. Огромный и благолепный Юнаковский храм сооружен усердием прихожан, без всяких других пособий, и освящен в 1806.г.

Название слободы Юнаковки заимствовано от сотника Сумского полка Семёна Андреевича Юнок, поселившегося в конце XVII столетия на этом месте и приглашавшего потом селиться тут выходцев из-за Днепра «вольных Черкасов». Впоследствии эти земли проданы были Юноком знаменитому Фельдмаршалу Князю Михаилу Голицыну, потомкам коего и доныне принадлежит многолюдная (около 5 тысяч душ) слобода Юнаковка. Из Юнаковки через слободы Писаревку и Стецновку прибыл в 2 часа пополудни в г. Сумы и, после обычной в соборе встречи, остановился в доме соборного старосты, почётного гражданина Д. Ив. Суханова. Суханов – богатый землевладелец и сахаровар, весьма попечительный и усердный к собору староста.

Собор во имя Преображения Господня не древний – освящен 12-го октября 1780 г. и не обширный, но, благодаря усердию старосты, очень благолепен.

В 7-мь часов вечера началось в соборе всенощное богослужение, на котором я выходил на литию и величание. На левом клиросе соборные певчие пели довольно стройно.

На следующий день, 13-го числа, в 9-ть часов утра литургия, которая совершена была мною соборне, при многочисленном стечении богомольцев.

После обедни в доме Соборного Протоиерея Василия Никольского приготовлен был чай и завтрак. Затем обозрены были мною городские церкви, коих в городе, кроме соборной, 7-мь, в том числе домовая при классической Гимназии, во имя Сошествия Св. Духа. Последняя особенно примечательна по своему изящному иконостасу, но в нём, к крайнему удивлению моему, не оказалось храмовой иконы, на что и было обращено мною внимание Директора Гимназии и Ктитора церкви – купеческого сына Харитоненки.

В 4 часа, в загородном доме, на берегу реки Псла, соборного старосты Суханова приготовлен был роскошный обед, к которому приглашены были почетнейшие городские лица.

Вечерний чай приготовлен был у соседа Суханова, ещё более знаменитого землевладельца и сахаровара, потомственного почётного гражданина Ив. Гер. Харитоненки²⁷⁶.

Город Сумы один из лучших и благоустроенных городов Харьковской губернии. В нём существуют следующие учреждения: Окружный Суд, мужская и женская Гимназии, реальное училище, лютеранское церковное училище, городской общественный Банк и проч. Жителей в Сумах до 15-ти тысяч душ обоего пола.

14 ч., оставивши Сумы, осмотрел церкви в Слободах: Нижней Сыроватке, Гречаниковке, где в доме помещика Подольского имел Обеденный стол, Самотоевке, Краснополье, где вместо ветхой деревянной строится новая каменная, и селе Успенском, при котором находится поместье Ахтырского Предводителя Дворянства М. П. Радена.

В 8-мь часов вечера прибыл в село Рясное – имение помещика Конст. Дм. Хрущева. Здесь остановился на ночлег.

15 ч., в воскресенье, утром в 7-мь часов выслушал в своей квартире всенощную службу; а в 8 1/2 часов началась литургия, совершенная мною соборне в приходской церкви, много обязанной своим благолепием благочестивому усердию помещика.

Вблизи села Рясного, с 1868 г. положено основание мужского общежительного монастыря на средства помещика К. Д. Хрущева. В пользу этого монастыря им пожертвовано 4400 десятин превосходной земли с лугами, лесами, рыбными прудами и сверх сего 100,000 рублей деньгами. При моём посещении произведены уже были, хотя и неокончательно ещё, следующие постройки: каменная теплая церковь, такая же колокольня, небольшой деревянный корпус для настоятеля с братией; приступлено к сооружению каменной трапезы с такою же при ней церковью; приготовлены священные и церковные утвари, богатая ризница и проч.; заказаны были уже в Вятке колокола, весом в сложности около 800 пудов.

Между тем, впредь до окончательного устройства обители, при доме ктитора существовало уже небольшое братство, состоящее из двух иеромонахов и троих послушников. Для этого братства, нарочито устроена была в колокольне небольшая церковь, в которой ежедневно совершалось богослужение.²⁷⁷

Хрущев – 80-тилетний старец, человек набожный, но в высшей степени оригинальный: тип истого хохла-малороссиянина, безо всякого научного образования, чуждый всяких современных правил общественного приличия.

16-го ч. утром оставил Рясное и дальше на пути встретил церкви в следующих сёлах:

В Славгороде – каменная церковь, примечательная церковь как по архитектуре, так и по внутренним украшениям; иконы в иконостасе художественной кисти. Снаружи храма в нишах стоят алебастровые фигуры разных святых соименных членам семейства благочестивой возобновительницы (в 1843 г.) храма, Княгини Софьи Алексеевны Голицыной, урожденной Корсаковой. В настоящее время богатое имение Славгород принадлежит Князю Голицыну, зятю помянутой выше В. И. Анненковой.

В селе Пожне – в алтаре над жертвенником стояло изображение на стекле Спасителя, венчаемого ангелами.

В селе Вольном – церковь ветхая деревянная на крутой возвышенности над р. Ворсклой; предположено перенести её на другое более безопасное место.

В селе Ямном – при деревянной церкви колокольня каменная.

В многолюдной Слободе Большой – Писаревке две приходских церкви: Успенская и Николаевская. В первой из них находится благоговейно чтимая икона Божией Матери, именуемая Михайловской.

В слободе Сенной – две также церкви – Троицкая и Богородицкая.

К вечеру прибыл в село Братеницу и приглашен был помещиком Генерал-Майором Александром Павловичем Мосоловым²⁷⁸ остановиться в его доме на ночлег.

Находящаяся в саду помещичьем и недавно устроенная церковь во имя Воскресения Христова небольшая каменная; иконостас в ней дубовый изящного рисунка, иконы в иконостасе академической кисти.

Александр Павлович и его супруга Елисавета Степановна – люди очень добрые и благочестивые. Под их гостеприимным кровом я провел ночь, после утомительного пути, очень мирно и спокойно.

17-го ч. утром, простившись с добрыми хозяевами, я направился уже к Харькову и посетил на пути следующие селения:

Золочев – заштатный город. В нём, при населении около 6000, церквей – две приходских и одна приписная.

Дергачи – слобода, по народонаселению не меньше Золочева; в ней также две приходских церкви, из коих Рождество-Богородичная очень благолепна с приделом на хорах, а Николаевскую – деревянную предположено заменить новою каменною.

Между Дергачами и Алексеевкой существует Земледельческое училище, с домовою при нём церковью. Я посетил и эту церковь, в которой собраны были ученики училища. При моём входе в церковь, ученики спели «Достойно есть» довольно стройно. Директор училища Пий Матв. Юревич – уроженец Витебской губернии – пригласил меня в свою квартиру и угостил чаем.

В последнем перед Харьковом селе Алексеевке нашел я иконы в иконостасе очень неискусного письма и велел заменить их новыми.

В 7-м часов вечера благополучно возвратился в Харьков.

Из первого путешествия моего по епархии вынесено мною следующее общее впечатление.

Храмы Божии, в большинстве своем, благоустроены и достаточно снабжены всем потребным для богослужения.

Прихожане весьма усердно заботятся о поддержании и благоукрашении своих приходских храмов; крестьяне мало образованы, но религиозное чувство в них очень живо. В тех приходах, кои были мною посещены, крестьяне ни о каких религиозных сектах, или раскольнических толках, не имеют почти и понятия; не слыхал я также о каких-либо здесь грубых суевериях или преобладающих над большинством населения пороках. Набожность составляет отличительную черту характера всего украинского населения.

Приходское духовенство, за немногими исключениями, показалось мне соответствующим своему назначению. Взаимные отношения между членами причтов, большей частью, мирные. Мало жалоб слышал я на духовенство и от прихожан; а если и были некоторые жалобы, то они, при внимательном рассмотрении, оказывались большею частью неосновательными.

Таким образом, я утешен был на первый раз религиозно-нравственным состоянием своей новой паствы.

Во время поездки моей по епархии получено было мною с разных сторон несколько бумаг и писем. Так:

От 29-го мая за № 100 писал мне из Киева Ректор Духовной Академии Епископ Уманский Филарет²⁷⁹:

«Ваше Преосвященство, Преосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец!

Церковно-археологическое Общество при Киевской Духовной Академии, зная Ваше глубокое сочувствие к изысканиям священных древностей и надеясь на Ваше просвещенное содействие целям его, в заседании своём 30 Марта сего года постановило просить Ваше Преосвященство принять на себя звание почетного члена Общества.

Препровождая при сем экземпляр Устава Музея и Общества, честь имею покорнейше просить почтить меня уведомлением о Вашем соизволении на принятие членского звания.

Пребывая всегда с чувством глубокого уважения к Вам и искренней преданности, имею честь быть»...

В ответь на это писал я от 28-го Июня за № 45:

«Церковно-Археологическому Обществу при Киевской Духов. Академии.

На отношение означенного Общества от 29-го минувшего Мая за № 100 честь имею уведомить, что я с искреннею признательностью принимаю на себя звание Почетного Члена сего Общества и с усердием готов, по мере возможности, содействовать целям оного.

При сем долгом поставляю препроводить Почтенному Обществу следующие мои издания:

1) Указатель для обозрения Московской Патриаршей Ризницы. Москва, 1863 г.

2) Sacristie Patriarcale dite Synodale de Moscou. Moscou, 1865.

3) Указатель для обозрения Московской Патриаршей Библиотеки. Москва, 1858 г.

4) Палеографические снимки с Греческих и Славянских рукописей Московской Синодальной Библиотеки. Москва, 1863».

От 6-го июня писал мне из Харькова мой домашний Секретарь М. П. Зверинский:

«До настоящей почты не было ничего особенного, о чём бы нужно было писать к Вашему Преосвященству. В служебных делах может заслуживать внимание одно прошение, полученное от находящегося в тюрьме, по обвинению в убийстве, бывшего причетника Алексея Иппокова, в котором он открывает, что в деле убийства участвовал вместе с ним и священник слободы Моисеевки Приходьков. По этому прошению потребовано мнение Консистории.

В конце прошедшей недели приезжала в дом Княгиня Шаховская, сказавшаяся знакомою Вашему Преосвященству по Москве».

Письмо это получено было мною 11-го числа в Слободе Юнаковке. Также, вместе с этим письмом получено было мною ещё два письма: одно из Петербурга и одно из Москвы; из Петербурга – от бывшего Витебского Губернатора, Генерал-Лейтенанта В. Н. Верёвкина²⁸⁰, а из Москвы – от В. М. Бостанжогло.

Вот что писал мне В. Н. Веревкин от 31-го мая:

«Пользуясь моим в настоящее время пребыванием в С.-Петербурге, сделал я с себя фотографические снимки и, памятуя Ваше желание иметь мою карточку, я с сердечным удовольствием препровождаю Вам прилагаемый у сего портрет мой; да напоминает он Вам человека глубоко Вас уважающего и искренно любящего.

В Витебске я был в Январе, а потому с преемником Вашим²⁸¹ еще не познакомился. В Петербурге нахожусь временно, по делам службы, и останусь здесь до 13-го июня. Моё здоровье, Ваше Преосвященство, вызывает постоянно медицинские пособия и делается стариковским.

Как понравился Вам Харьков, довольны ли Вы Вашим новым местом пребывания. Ваш Губернатор²⁸² и его Княгиня очень приятные люди. Я их очень люблю и, в особенности, Княгиню. Судя по газетам, они должны быть теперь за границею.

Поручая себя молитвам Вашего Преосвященства, покорнейше прошу принять новое уверение моего высокого к Вам уважения и неизменной преданности, с коими имею честь быть»...

На это отвечал я уже по возвращении из поездки от 24 июня:

„Почтенное письмо Ваше от 31 мая и фотографический портрет Ваш, очень живо напомнивший мне черты Вашего лица, имел я удовольствие получить 11-го сего июня в г. Сумах, где я находился в это время по случаю обычного обозрения церквей. Из путешествия своего по епархии возвратился я 17-го числа; и потому извините, не мог ранее отвечать на Ваше письмо и благодарить Вас за новый знак Вашего доброго ко мне внимания и расположения.

Очень прискорбно слышать, что Вы так часто должны прибегать к медицинской помощи. Лучше было бы, если бы Вы могли обходиться без знакомства с аптекой: «аптека, по пословице, отнимает половину века». Да продлит Всевышний дни Вашей жизни в здравии и благополучии.

Моё здоровье, по милости Божией, удовлетворительно. После трехнедельного, правду сказать, утомительного путешествия по епархии среди постоянных сильных жарких дней, я наслаждаюсь теперь приятным отдохновением под сенью дерев моего загородного обширного сада. Если бы не было у меня этого убежища, то летняя жизнь в городе была бы несносна. Сколько зимой Харьков приятен, столько же летом он невыносим по причине ослепляющей глаза пыли.

После пятимесячного моего пребывания на новой кафедре, я довольно уже освоился со своим положением. Кроме доброго ничего пока не могу сказать о здешнем окружающем меня обществе, как светском, так и духовном. Без сомнения, встречаются иногда по службе случаи и не весьма приятные, но где же их нет».

В. М. Бостанжогло писал мне от 2-го июня:

«Не нахожу слов благодарить Вас, Владыко святый, за драгоценную любовь, которую Вам угодно было оказать мне Вашими святыми молитвами в дни тяжких болезненных испытаний моих. Только этим молитвам Вашим и наших Московских Архипастырей и Пастырей, а также множества расположенных ко мне людей, я обязан тем, что Господь не предал меня недостойного до конца, иначе моё дело было весьма плохое и смерть стояла на стороже у моего одра. Теперь, благодарение Богу, мне немного легче: я могу хоть шёпотом говорить и дышу много свободнее, хотя вставленный в дыхательное горло снаряд дает часто знать о себе. Надеюсь на милосердие Божие, что с тёплой погодой понемногу это дело исправится, и может быть и я ещё поживу на белом свете.

Очень рад, что Вам понравились и облачение, и доставивший его мой племянник Н. А. Алексеев, который действительно хороший молодой человек и с доброй христианской душой. Радуюсь также, что облачение пришло кстати и пробудило заснувшее чувство усердия к храмам Божиим у Харьковцев, из которых, как говорит мне племянник, староста соборный уже и поспешил заказать соборное облачение. Служите в нём, Преосвященнейший Владыко, пред престолом Всевышнего и молитесь за жертвователей; вот всё, что они могут просить от Вас. Между тем будьте уверены, что все участвующие в этом деле приняли это участие самым сочувственным образом; мы помним Вас, уважаем Вас за Ваши редкие качества, любим и почитаем от искреннего сердца и что делаем, делаем по побуждению душевному и с полным искренним желанием. Не Витебск и не Харьков тут имеют значение, а Преосвященный Савва, всеми Москвичами любимый и уважаемый. На какой бы кафедре Вы ни были, отношения наши к Вам останутся теми же, без малейшей перемены.

Искренне признателен за присланную мне картину вида Вашего архиерейского дома. Когда-то Господь удостоит меня побывать в этом доме и помолиться Харьковской святыне Озерянской Божией Матери, лик которой я получил от Вашего Преосвященства в серебряном окладе; буду беречь его на память, как дорогой подарок.

Меня, по доброму своему расположению, навещает часто Преосвященнейший Леонид; в одно из посещений Владыка читал мне Ваше письмо; Вы, и к нему писавши, не забыли отнестись сочувственно, ко мне; душевно за всё признателен».

От 17-го июня обращался ко мне Товарищ Обер-Прокурора Св. Синода Ю. В. Толстой²⁸³ с официальным отношением за № 2062, следующего содержания:

«Усматривая из доставленных сведений, что 85-летний отец покойного Преосвященного Нектария терпит крайнюю во всём нужду, по неполучению сыном его Василием Надеждиным имущества, завещанного ему покойным Преосвященным, имею честь обратиться к Вашему Преосвященству с покорнейшею просьбою, не изволите ли признать возможным сделать распоряжение к скорейшему окончанию означенного дела и о последующем почтить уведомлением».

В ответ на это писал я от 28-го числа за № 44:

«На отношение Вашего Превосходительства от 17-го текущего июня за № 2062, в коем изъяснено, что 85-летний отец покойного Преосвященного Харьковского Нектария терпит крайнюю во всем нужду, по неполучению сыном его Василием Надеждиным имущества, завещанного ему покойным Преосвященным, и коим требуется от меня сделать распоряжение к скорейшему окончанию означенного дела, с уведомлением о последующем, – долгом поставляю сообщить следующее:

1) Отец покойного Преосвященного Архиепископа Нектария, Архимандрит Феоктист, проживающий при Харьковском Архиерейском доме в числе братства, по ведомости о монашествующих сего дома за 1874 г., значится 80-ти, а не 85-ти лет. Он, и теперь пользуется теми же самыми удобствами и преимуществами пред прочею братиею, какими пользовался при покойном сыне, а именно: он занимает тоже самое, довольно просторное, помещение, какое занимал и прежде, к стеснению прочей братии; пользуется особым столом, который приготовляется на братской кухне по его личному вкусу; получает из братской кружки долю, одинаковую с двумя, прочими Архимандритами, находящимися в соборных богослужениях, сам никогда не участвуя в этих богослужениях; и из этой кружки он получил в 1874 г. с Января по Сентябрь месяц, т. е. по время кончины Преосвященного Нектария, – 169 руб., а с Сентября по Декабрь – 132 р.; в настоящем 1875 г., с Января по 1-е Мая, – 157 р. 48 к., в чём имеются его собственноручные расписки. Сверх сего, он получил, как мне достоверно известно, от покойного сына своего, за несколько дней до его кончины, тысячу рублей. – Наконец, я не только не слышал от Архимандрита Феоктиста никакой жалобы на его стеснённое положение, напротив, при посещении мною его келии 22 числа сего Июня, в присутствии невестки его, т. е. жены сына его Василия Надеждина, и её брата – офицера, а также эконома Архиерейского дома, я слышал от него отзыв, который он повторил неоднократно, что он совершенно доволен своим положением.

Таким образом, из вышеизложенного нетрудно усмотреть, что сведения, дошедшие до Вашего Превосходительства относительно стеснительного и бедственного будто бы положения отца покойного Преосвященного Нектария, не только не верны, но и недобросовестны.

2) Что касается до имущества, завещанного покойным Архиепископом Нектарием брату его Василию Надеждину, то журнальным определением Консистории, 26-го минувшего Мая мною утвержденным, постановлено передать оное Надеждину чрез Мирового Судью 4-го участка г. Харькова, согласно требованию закона, о чём 3-го Июня и объявлено ему, Надеждину, с выдачею ему копии с описи имущества».

20-го ч. писал я во Владимир Преосвященному Иакову, Епископу Муромскому:

«Усерднейше благодарю Вас за Ваше братское приветствие и ваши благожелания для меня на новой кафедре. Благодарение Господу, я довольно уже ознакомился со своею новою доброй паствой. С 28-го мая и по 17-е сего июня я путешествовал по епархии и твердо убедился в искренней преданности православию и примерной религиозности Украинского народонаселения. Везде, и особенно в тех местах, где давно не было архиерейского посещения, простой народ встречал меня с необыкновенным усердием. Весьма радушно принимали меня и помещики, коих здесь очень много.

Что скажу Вам относительно свечного завода. При здешнем архиерейском доме действительно существовал свечной завод, но он закрыт моим предместником к крайнему моему удовольствию. Польза от этого завода была очень незначительна, а хлопот и забот было весьма много.

Право на открытие вновь свечного завода передано духовенству, но оно до сих пор ещё не воспользовалось, да едва ли и воспользуется этим правом. После статьи о. Протоиерея Ключарева²⁸⁴, помещённой в Московских Епархиальных Ведомостях, следует, по моему мнению, оставить духовенству всякую мысль о свечных заводах и подобных им коммерческих операциях».

27-го ч. из Витебска получено было мною письмо от сестры Баронессы М. А. Боде Софьи Александровны; она писала мне от 19-го числа:

«Давно уже сердце моё горело желанием побеседовать с Вами, но тысячи неприятных хлопот не давали мне ни одного часа свободы; даже и во время Светлого праздника Воскресения Христова я не была свободна, изнемогая морально и физически. Много трудов и горя стоит мне этот первый выпуск, а утешения, правду сказать, принес немного. Дети не понимают и не ценят забот о них прилагаемых, и всё принимают, как должное за деньги, которые за них платят. Тяжело заниматься воспитанием юношества нашего времени! Экзамены же шли очень удовлетворительно, особенно последний – Закона Божия был даже блистательный! Преосвященный Викторин экзаменовал сам всех воспитанниц двух старших классов, и выпускные отвечали почти по получасу каждая. Преосвященный был очень любезен и весел; но того тёплого чувства и истинного расположения, которое мы привыкли видеть в Вас; Преосвященнейший Владыко, не отражалось ни в чём. Никогда не привыкнем мы к этому холодно-торжественному тону нового пастыря и никогда не позабудем того отеческого участия, радушных приёмов Ваших, того добра, которое Вы всегда старались нам делать, и этого незаменимого привета, которого мы теперь не находим ни в ком. Хотя воспитанницы мои и не заслуживают Вашего внимания, Преосвященнейший Владыко, но я всё-таки прошу Вас сделать милость принять усердное приношение в память моего первого выпуска, которого начало Вы же благословили. Примите от трудов наших это одеяло, которое при сем посылается; оно для Вас было начато, когда ещё Вы были здесь, и мы желаем, чтобы и вдали наше усердие согревало Вас.

Простите, Преосвященнейший Владыко! Не смею далее утруждать Вас письмом моим. Желаю Вам здоровья и всегда молю Бога о Вашем благополучии».

В ответ на это писал я от 2-го Июля:

«Письмо Ваше от 19 Июня, преисполненное разнообразных чувств, и прекрасно-усыпительный подарок имел я удовольствие получить 27-го числа. За то и другое приношу Вам искреннюю благодарность. По русской пословице, не дорог подарок – дорога любовь. Ваш прекрасный дар и сам по себе дорог, и ещё дороже для меня, как памятник Вашего доброго ко мне расположения и усердия.

Очень прискорбно слышать, что первый выпуск воспитанниц, который стоил Вам столь многих забот и скорбей, не вполне утешил Вас. – Будем надеяться, что вторый выпуск будет признательнее к Вам и лучше оценит Ваши попечения и труды.

Призывая Вам Божие благословение, с душевным к Вам уважением пребываю».

29-го ч., в воскресенье, после литургии совершен был мною водосвятный молебен на месте закладки здания Технологического Института, открываемого в Харькове частью на местные городские, а частью на государственные средства. На это обширное заведение ассигновано по смете около двух миллионов рублей. Производителем работ сначала был Петербургский купец П. М. Быков, оказавшийся вскоре несостоятельным подрядчиком. Быков, явившись ко мне для приглашения к совершению водоосвящения, удивил меня множеством знаков отличия, не только русских, но и иностранных, украшавших его грудь.

1-го июля посетил меня на даче знакомый мне Московский купец Константин Васильевич Прохоров²⁸⁵, известный ревнитель празднования воскресных дней и порицатель воскресных базаров. Бывши за литургией в Харьковском Кафедральном Соборе, он остался недоволен поспешным и невнятным чтением при богослужении, на что и жаловался мне.

5-го числа писал я в Витебск преемнику своему по кафедре Преосвященному Викторину:

«Строго осуждаю себя за то, что так долго не отвечал Вашему Преосвященству на Ваше братское многосодержательное послание от 15-го Апреля. Простите!

Для меня очень приятно слышать, что порядки, мною заведенные в Кафедральном Соборе и вообще в епархии, Вашим Преосвященством одобряются, и Вы намерены их поддерживать. Впрочем, если бы Вы рассудили в чём-либо и отступить от этих порядков, я нисколько не буду в претензии, памятуя древнее изречение: novus rex, nova lex.

Спрашиваете, есть ли у меня в Харькове Залучесье? Есть, и очень хорошее. Здешняя загородная дача, именуемая Всехсвятское, немного далее от моего городского дома, чем Залучесье от Вашего. На даче дом так же, как и в Витебске, деревянный, немного впрочем поновее тамошнего, с небольшой при нём церковью. Дача занимает около 15-ти десятин земли; и все это пространство покрыто рощей из разнообразных деревьев, как то: дуба, липы, клёна, сосны и других. Есть довольно и фруктовых дерев. Здесь сравнительно с Залучесьем один весьма важный и ощутительный недостаток – отсутствие воды. Не ближе, как в верстах двух, протекает небольшая, но чистая речка, куда я почти ежедневно и отправляюсь, разумеется, в экипаже, для купанья.

При страшной духоте и пыли в городе, Всехсвятское служит для меня спасительным убежищем. В Витебске я не помню, чтобы термометр поднимался когда-нибудь выше 22° в тени, здесь же жар доходит теперь почти ежедневно до 25–27°, а иногда и до 30°.

Среди такого-то зноя мне довелось совершать поездку по епархии в первой половине минувшего Июня. Много пролито поту, но не мало получено и утешения. Я видел в здешнем народе такой энтузиазм при встрече архиерея, какого не примечал ни в Полоцкой, ни даже в Московской епархии. Украинцы вообще народ в высшей степени религиозный и преданный церкви.

Я слышал, что Ваше Преосвященство также путешествовали по епархии и обозревали так называемые Инфляндские уезды. Желательно знать, какое впечатление произвели на Вас обитатели этих уездов.

Вы жалуетесь, Преосвященнейший, на равнодушие Полоцкого духовенства в рассуждении обеспечения вдов и сирот, но не одно Полоцкое духовенство повинно в этом грехе; духовенство и других, более богатых, чем Полоцкая, епархий не слишком щедро на благотворения своей нищей братии из своих собственных средств. Иное дело, когда духовенству позволяется черпать для сего из церковных кошельковых сумм, тогда оно готово обогатить всех своих вдов и сирот.

В память своего пребывания на Полоцкой кафедре, позвольте предложить Вашему Преосвященству небольшую сумму на пользу бедствующих сирых семейств вверенной ныне Вам епархии. В особом пакете препровождается вместе с сим на имя Вашего Преосвященства 300 руб.»

11-го ч. писал я в Слободку Киреевку, близ Орла Н. П. Киреевской:

«Давно не писал я Вам, между прочим потому что три недели путешествовал по новой своей епархии.

Во время путешествия своего я осматривал, между прочим, новоустрояемый мужской общежительный монастырь. Монастырь этот созидается одним богатым помещиком – 80-тилетним старцем на его собственные средства. Обитель будет приведена к окончанию, по предположению Основателя оной, к концу будущего года. – Материальные средства этой обители весьма значительны – 100,000 рублей капитала и более 4,000 десятин превосходной земли с лесами, лугами, рыбными ловлями и другими выгодными статьями. Но этим материальным средствам должны соответствовать и духовные нравственные силы будущей обители. Мне предстоит посему немаловажная забота о приискании для этой обители достойного Настоятеля-Игумена и хотя небольшого числа, на первый раз, братии. Хотя у меня в епархии и не мало монашествующей братии, но благонадежного человека для занятия настоятельской должности в виду пока не имеется. В случае нужды, я думаю обратиться с просьбой к Настоятелю Оптинской Пустыни, но предварительно прошу Вас, достопочтеннейшая Наталья Петровна, сказать мне, могу ли я там обрести потребного мне старца? Вам, без сомнения, более или менее известны все тамошние старцы.

Как Вы здравствуете? Как идет Ваше хозяйство? У меня в Харькове, при Архиерейском доме, хлебопашества нет, но имеется значительное количество лугов».

14-го числа писала мне из Витебска А. П. Ушакова:

«Не могу не поделиться с Вами своими ужасными впечатлениями. В городе совершилось страшное трагическое происшествие. Барон Ал. Ант. Таубе²⁸⁶ повесился 11-го, в пятницу, в 8 ч. вечера, в городе, в своей собственной квартире. Господи! что за ужас! Всё оставил в порядке и казенные и свои собственные дела, – денег более 50,000! Семья в Тирасполе, он туда постоянно ездил и только что оттуда возвратился. Предшествовали сему лишь следующие обстоятельства: Веревкин²⁸⁷ хотел его, вследствие каких-то служебных соображений, перевести в Минск. Александра Антоновича это так обидело, что он поехал объясниться в Вильну. Начальник Округа Альбединский²⁸⁸, весьма добрый, успокоил его, но он вернулся совсем расстроенным из Вильны, начал хандрить и, наконец, повесился. В понедельник 7-го, как бы для гимнастики, велел он сам вбить в косяки дверей два здоровых железных крюка, купил веревку, обшил ее сам, распорядился самыми мельчайшими подробностями: разослал под разными предлогами вестовых, перевернул в зале трюмо, уложил на столе часы, портмоне, письма к жене, своим братьям и Павлу Яковлевичу²⁸⁹, потом покончил с собою. В субботу он велел разбудить себя в 8 часов утра, но как он не отворялся и в 11 ч. дня, дали знать Полицеймейстеру. Вошли, и, представьте, какова картина!? Любовь Андреевна в ужасном состоянии, – ведь у ней, 5 человек малолетних. Сегодня получено дозволение хоронить его с военными почестями. В 7 часов вечера был вынос из квартиры на Варваринское кладбище прямо в могилу. В Кирку немцы воспротивились поставить тело. Приехали его два брата, которым оп поручил семью – люди заслуженные!

Нет, Владыка! Тяжел мне подчас мой крест жизни, но никаких богатств мира не взяла бы я, если бы мне пришлось вместе с ними взять те чувства, которые при моих убеждениях должны быть у бедной Любови Андреевны.

Преосвященный Викторин, кажется, очень доволен и тронут и Вашим письмом, и присылкой Вами вспомоществования бедным Вашей бывшей бедной епархии. Слава Богу, что хорошо у Вас в Вашей благословенной Украине!»

15-го ч. отправлен был мною список с чудотворной иконы Озерянской Божией Матери для домовой церкви Московской Дух. Академии при следующем письме на имя О. Ректора Академии, протоиерея А. В. Горского:

«На память моего четырехлетнего (1846–1850 г.) воспитания в Московской Дух. Академии и затем двухлетнего почти (1861–1862 г.) начальствования в ней, имею честь препроводить к Вашему Высокопреподобию список с Чудотворной иконы Озерянской Божией Матери, находящейся в Харьковском Покровском монастыре, что при Архиерейском доме, для поставления оного в домовой Академической церкви.

С глубоким к Вам почтением и душевною преданностию имею честь быть»...

Из Витебска писал мне от 28-го числа Протоиерей В. Волков:

«Драгоценное письмо Ваше я имел честь получить. Благодарю Вас, Владыко, за любовь и вместе с тем прошу прощения, что долго я не писал Вам.

Поездка Владыки нашего, как говорили очевидцы – Эконом о. Александр Рылло²⁹⁰ и о. Владимир Щербов²⁹¹ осталась небесследна. Слово его к раскольникам было тёплое и произвело впечатление, но присоединений пока ещё нет. По моему мнению, Владыка сделал ошибку тем, что взял с собою в помощь человека небогатого сведениями о расколе и не стоящего в хороших отношениях к Динабургским и Режицким раскольникам – о. Василия Кудрявцева²⁹². Владыке, как человеку новому, нужен был человек, который бы указал, кто главные коноводы и влиятельные в их среде люди, чтобы всею силою слова и убеждения действовать на сих людей, и они действовали бы на всю свою братию. Мне кажется, такой образ действий во всех делах более надежен и полезен. В церквях везде Владыка говорил, нашел порядок, чистоту, православие, и совершенно остался доволен духовенством. В Полоцке, на обратном пути, служил в Евфросиниевском монастыре 23 Мая. Стечение народа к св. мощам было громадное. Многие и тёплые молитвы приносятся Богу у Св. мощей Препод. Евфросинии о здравии Вашем, Владыко, за ходатайство Ваше о внесении сей святыни в Полоцкую епархию. – Мая 25-го Владыка был на экзаменах в Корпусе и Учительской Семинарии. Здесь, в Семинарии, Владыка, внушая оканчивающим курс ученикам быть усердными деятелями просвещения и утверждения православия, проговорился, объясняя ученикам, что и двуперстное знамение есть православное и проч., так что Директор должен был вступить в спор. Впрочем, как дело это было – подробностей не знаю, но и законоучителю и всему училищному совету это показалось странным, а для учеников соблазнительным.

День воссоединения Унии праздновался так же, как и при Вас. Иконы Иверской Божией Матери Протоиерей Покровский, который ездил за нею в Москву, не привез. Там сказали, что будет готова к следующему году. Мне думается, что без Вашего содействия едва ли они получат точную копию Иверской Божией Матери. В Полоцке по духовному училищу составили смету на 9000, для ремонта училищного здания, и акт об опасности от огня и падения. Но Владыка не принял и не позволил делать такого скандала, а предоставил окружному духовенству, если оно находит нужными какие-нибудь исправления по училищу, сделать их на свои средства; а как скоро дело коснулось собственных наших карманов, то обошлись и без исправлений. Владыка наш на даче и, как говорит сам, блаженствует. Церкви наши и порядки, Вами установленные, ему весьма нравятся. Впрочем, в соборе нет уже той чистоты и того строгого порядка, какой оставили Вы: это сделалось заметным для горожан, и неоднократно они говорили мне об этом. Действительно к соборянам каждый Владыка должен быть строже, чем к другим, потому что они, кроме Владыки, никого не боятся и никто к ним и отношения прямого не имеет. Поэтому они позволяют себе нередко безнаказанно то, что другому причту обошлось бы слишком дорого. Отделка Успенского Собора приходит к концу. Если Бог поможет, то в половине Сентября должно последовать освящение его. Но, вот, Владыко, без Вашей помощи собор не обойдется. По смете никакой утвари и ничего не положено, а собор своего ничего хорошего не имеет. К освящению нужно не менее 8 паникадил, хоть бы в 20 свечей каждое, семисвечник, 12 больших лампад, несколько больших подсвечников, ковра 30 арш. длины и 2 1/2 арш. ширины, 4 меньших ковра, облачения на престол и жертвенник и много-много мелочей. Владыка разрешает мне ехать в Москву, но что я сделаю там без Ваших писем? Помогите, Преосвященнейший Владыко! Я составляю Историческую записку сего собора; имя святое Ваше занесено, как Архипастыря, любившего Успенский собор и усердно заботившегося о благолепии его. Помогите, Владыко; пусть услышат, прочитают и увидят люди, какое богатство внесли Вы в Успенский Собор, и вечная память и вечная молитва будет за Вас. Если бы Вы теперь увидели Успенский Собор, то мне думается, подвинули бы всех Ваших знакомых благотворителей к благотворению в Успенский Собор. Престол хотим построить кипарисный. Впрочем, мало ли чего хотим; но боимся, чтобы хотение наше не осталось одним хотением. И если Вы, Владыко, не поможете, то и останется хотение без осуществления.

На колени ставши, усерднейше прошу, помогите, Владыка святый! Не себе, не семье своей – и вообще не за людей и не для людей прошу, – прошу за тот храм, в котором Вы сряду четыре года приносили бескровную жертву и Ваши святые молитвы за Вашу паству, за тот храм, который всегда Вас восторгал и возносил дух Ваш в самое небо, к самому престолу Божию, который навсегда останется памятником замечательных исторических храмов, привлекающим ученых любознательных людей, и предметом многих писаний о нём и о людях облаголепивших его. – Позвольте, Владыка святый, ожидать мне письма от Вас по сему предмету.

Что же сказать Вам о епархии Полоцкой? Владыка с каждым днем убеждается, что нельзя иначе поступать с теми людьми, к которым Вы относились строго. Монастырями Владыка не совсем доволен. Прошу благословения и святых Ваших молитв».

30-го числа писал мне из Сергиева Посада Инспектор Московской Дух. Академии С. К. Смирнов:

«С чувством глубокой благодарности принял я икону Богоматери, присланную Вами на благословение мне и дому моему. Ежедневно покланяюсь я честной иконе, которую чтите Вы и град Ваш, и при сем молитвенно, как и всегда, воспоминаю имя Ваше.

О. Ректор²⁹³ с благодарностью принял Вашу икону и деньги, и икона в самый день получения поставлена в Академической церкви, где занимает место на стене рядом с образом Св. Троицы.

С глубокою скорбью должен я известить Вас, что О. Ректор доживает последние дни. В пятницу 25 Июля его соборовали, и он при этом находился в полном сознании, которое не оставляет его и доныне. Но он со дня на день всё более и более тает. Внутренняя долго томившая его болезнь (сердца и легкого) разрешилась водянкой во всем теле, которая теперь появляется уже и в значительной опухоли рук, а ноги поражены ею уже давно. После соборования наставники и студенты с ним простились, а О. Наместник²⁹⁴ принесен был для прощания с ним 28 числа. Зрелище прощания двух умирающих старцев было в высшей степени трогательное. Я посещаю О. Ректора каждый день: он помещается теперь не в своих комнатах, куда трудно было ему всходить, но в комнатах студенческих, находящихся под его покоями.

Вчера получено здесь известие о назначении на места кандидатов, окончивших курс. В Вашу Семинарию на Философию назначен И. А. Татарский²⁹⁵, Харьковец, который Вам представлялся в бытность Вашу в Лавре: человек даровитейший из всего курса».

2 Августа был у меня в городе Московский священник Ив. Алексеев. Смирнов²⁹⁶ и, не нашедши меня в городском доме, оставил записку следующего содержания:

«К Его Высокопреосвященству Савве Архиепископу Харьковскому и Ахтырскому приходил принять благословение и лично засвидетельствовать свою благодарность за прежние приветливость, расположение и отеческое покровительство и снисхождение бывший профессор Вифанской Семинарии, а теперь член оной, города Москвы Космо-Дамианской, близ малого Каменного моста, на Полянке, церкви священник Иван Алексеев Смирнов. 1875 г. Августа 2 дня».

7-го ч. писал я в Москву жене Смотрителя Мещанской богадельни М. И. Соколова Ел. Петр. Соколовой:

«Посланная Вами подушка с надписанием – Полоцкому и Витебскому попала в руки Харьковского и Ахтырского. И так – кому же собственно должна принадлежать эта вещь – Полоцкому или Харьковскому, и кто должен благодарить почтенную виновницу дара? Так как дар в руках епископа Харьковского, то он и считает своим долгом принести от имени Епископа Полоцкого Вам, достолюбезнейшая Елисавета Петровна, искреннюю благодарность за искусное произведение Ваших многолетних трудов. Про­изведение это, украшая гостиную, комнату Епископа Харьковского, будет служить всегдашним памятником Вашего доброго к нему расположения и усердия.

Многоуважаемому Матвею Ивановичу свидетельствуя моё душевное почтение, приношу вместе с тем усерднейшее поздравление с днем его Ангела».

8-го ч. получил я официальное письмо от 5 ч. за № 222 от Ректора Московской Дух. Академии, Протоиерея А. В. Горского. Вот что писал он мне:

«Преосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец!

Присланный Вашим Преосвященством для академической церкви список с чудотворной иконы Озерянской Божией Матери принят Академией с глубокою благодарностью, как знак Вашего Архипастырского благословения, призываемого на место Вашего бывшего служения, и помещен на правой стене от алтаря подле списка с иконы Святой Живоначальной Троицы; а присланные вместе со списком с иконы сто рублей будут употреблены согласно их назначению.

Сообщая о сем Вашему Преосвященству и испрашивая Архипастырских молитв и благословения, имею честь быть»...

10-го числа пожаловал ко мне бывший профессор и инспектор Витебской Семинарии Ив. Гр. Слиборский²⁹⁷, который на следующий день 1-го ч., вместе со мною, отправился в Святогорскую Успенскую Пустынь па храмовый праздник Успения Пресв. Богородицы.

В 12-ть часов ночи выехали мы из Харькова, в сопровождении Кафедрального Ключаря²⁹⁸ и прочей свиты, по железной Харьковско-Азовской дороге. На другой день, 12-го числа, на станции Барвенково встретил нас Настоятель Святогорской Пустыни Архимандрит Герман²⁹⁹ и предложил нам завтрак. В 11 ч. дня приехали на станцию «Славянск», где ожидали нас монастырские экипажи. От станции до Пустыни около 15-ти вёрст; на пути встретили мы слободу Богородичную, за которой на пароме переправились на противоположный берег реки Северного Донца, над которым возвышаются Святые Горы со своею меловою скалою.

Поразительную картину представляли взорам нашим эти горы, покрытые густым лесом, и эта обнаженная меловая скала, возвышающаяся над уровнем воды на 30-ть слишком саженей.

В половине второго часа пополудни вступил я во врата св. обители, встреченный по чину Настоятелем и братиею.

Я не буду входить здесь в подробное историческое описание примечательной Святогорской Пустыни; подробности эти желающий может найти 1) в Историко-Статистическом Описании Харьковской епархии, Отд. 1, стр. 143–190; 2) в сочинении Гр. Кулжинского, Святогорская Успенская Общежительная Пустынь в Харьковской епархии, Харьков, 1880 г., и 3) в брошюре В. И. Немировича-Данченко, Святые Горы, СПб. 1880 г.³⁰⁰. Скажу только, что древняя Святогорская Пустынь, упраздненная в 1787 г., восстановлена была в 1844 г., благодаря усердию благочестивой боярыни Татианы Борисовны Потемкиной³⁰¹, супруги владельца этой местности Александра Михайловича Потемкина³⁰².

Изложу затем, в коротких словах, моё пребывание и мои занятия в Святогорской Пустыни.

12-го ч., в 7-мь часов вечера, началась всенощная, которую я слушал в главном Успенском храме. Настоятель с братиею выходили на литию и величание в честь празднуемого на другой день Святителя Тихона, Задонского Чудотворца. Служба совершалась по чину Глинской Пустыни³⁰³, принесенному в Святогорскую Пустынь первым, по восстановлении её, Настоятелем Архимандритом Арсением, бывшим Казначеем³⁰⁴ помянутой Глинской Пустыни. Всенощная окончилась в 11-ть часов.

13-го ч. утром, перед поздней литургией, занимался обозрением монастыря: был в пещерной церкви преп. Антония и Феодосия, в домовой церкви Т. Б. Потемкиной и осмотрел покои; затем посетил монастырскую больницу с домовою при ней церковью, был на могиле схимника Иоанна; осмотрел хутор монастырский; отсюда проехал в церковь Преображения Господня, построенную на самой вершине горы, над скалою. Вид отсюда на окрестности восхитительный. С горы спустился к скале, внутри коей осмотрел церкви и пещеры.

В 9 часов слушал литургию, которую совершал Настоятель соборне с братиею. Перед пением молитвы Господней, Настоятелю и прочим служащим подавали умывать руки. Такого обычая мне нигде не случалось видеть.

В 4 часа ездили мы с Архимандритом в монастырский скит, называемый Святым местом. Он от монастыря верстах в двух вверх по Донцу. Оттуда спустились мы на лодке.

В 7 часов вечера слушал всенощную в своих покоях.

14-го ч. ежегодно совершается в 8-мь ч. утра крестный ход из монастыря в Скит на лодках, а после литургии тем же способом возвращается назад, в монастырь, где у пристани делается монастырскою братиею встреча крестного хода. В этой встрече на сей раз участвовал и я, по совершении литургии.

В 7-мь часов вечера начался благовест ко всенощной. Служащие, во время благовеста, в мантиях пришли в мои покои, а отсюда последовало шествие, при торжественном звуке колоколов, в Успенский монастырский храм. Я выходил на литию и величание. Лития совершалась, ради многолюдного собрания богомольцев, вне храма, под открытым звездным небом. Особенность богослужения составляло, между прочим, каждение диаконов с так называемыми сионами (т. е. ковчегами) на плечах, поддерживаемыми левою рукою.

15 числа – день Успения Пресвятой Богородицы – храмовый праздник Святогорской Обители.

За ранними литургиями, кои совершались в этот день в нескольких церквях, причастников из богомольцев было более 5 тысяч.

В 9-ть часов начался благовест к поздней литургии. Шествие из келий в церковь сопровождалось такою же процессией, как и накануне ко всенощной. Литургия совершена была с обычной торжественностью. После литургии братия отправилась с крестным ходом на скалу, а я другим путем подъехал туда в экипаже. На верхней площадке скалы совершен был по обычаю, в память открытия в этот день восстановленной Святогорской Пустыни, благодарственный молебен с обычными многолетиями и с провозглашением вечной памяти обновителям обители.

По сошествии со скалы и по разоблачении, я отправился в братскую трапезу, для благословения трапезы.

По пути оттуда осмотрел просфорню, ризницу и часовню, в которой хранится престол из прежней Успенской церкви.

После обеда посетил я келии Настоятеля Архимандрита Германа и там рассматривал рукописный Синодик 1710 г., украшенный многими, искусно сделанными, изображениями священных ликов.

Архимандрит Герман сын греческого купца из г. Нежина Черниговской губернии; получил некоторое образование в Московском Коммерческом училище; в молодых летах поступил в Глинскую Пустынь Курской губернии, а оттуда вместе с Казначеем Иеромонахом (впоследствии Архимандритом) Арсением и некоторыми другими монахами перешел в 1844 г. в восстановленную Святогорскую Пустынь. Отличается добрыми иноческими качествами и молитвеннным настроением. По смерти Архимандрита Арсения (12 Окт. 1859 г.), вступивши в управление многолюдною обителью (около 400 человек), он с добрым успехом исполняет свои многосложные обязанности.

16-го числа, выслушав раннюю литургию в зимней Покровской церкви, около полудня я оставил знаменитую Обитель.

Мимоездом через помянутую выше Богородичную Слободу, я осмотрел тамошнюю приходскую церковь и около 3-х часов прибыл в заштатный город Славянск и остановился в доме купца Н. Ст. Киселева.

Славянок, в прежнее время называвшийся Тором по р. Торцу, известен ныне по своим целебным соляным озерам.

В Славянске церквей три: Соборная Троицкая, Воскресенская приходская и Всехсвятская-кладбищенская.

В 6 ч. всенощная в соборе с литиею и величанием. На левом клиросе пели городские певчие очень изрядно. Собор обширен и благолепен.

17 ч. воскресенье. В 9 ч. благовест к литургии, которая совершена была мною соборне, при весьма многочисленном стечении богомольцев не только городских, но и деревенских, приехавших в этот день на базар.

После литургии обозрены были мною прочие церкви. В Воскресенской церкви, в алтаре, на горнем месте, вместо лампады пред образом, металлическая фигура ангела держит в руках трехсвечники. А на кладбище я видел на могилах, вместо памятников, каменные плиты с изображением на них крестов. Плиты эти неосторожно попираются ногами и людей, и, может быть, скотов, что строго возбраняется 73 прав. VI Вселенского Собора. Я обратил на это внимание священника и церковного старосты.

После обеда, в 7 часов вечера, я выехал из Славянска по железной дороге и на другой день, 18-го числа, утром возвратился в Харьков.

18-го числа из Киева писал мне саперный офицер Мих. Осип. Семёнов, служивший вместо домашнего секретаря у А. Н. Муравьева³⁰⁵:

«Позвольте поднести Вам прилагаемый при сем экземпляр³⁰⁶ моих воспоминаний об А. Н. Муравьеве, которого Вы хорошо знали. Издание это предпринято мною на собственный счет и, собственно, для друзей покойного, в надежде, что таковые поддержат меня для покрытия необходимых расходов.

В Киеве на меня возложен Генерал-Адъютантом Исаковым³⁰⁷ сбор в память Андрея Николаевича между друзьями и почитателями на устройство стипендии его имени в здешней Духовной Академии. Я уверен, что и Вы не откажетесь принести свою лепту для сей благой цели и для человека всю жизнь посвятившего на пользу церкви.

Испрашивая Вашего благословения и поручая себя молитвам Вашим, остаюсь с чувствами глубочайшего уважения и преданности».

В ответ на это писал я от 28-го числа:

«С особенным интересом прочитал я изданное Вами Воспоминание об А. И. Муравьеве, которого я душевно чтил и с которым имел письменные сношения в течении 25-ти лет. Усопшему вечная память, а Вам искренняя благодарность.

Посылая при сем 50 руб., прошу Вас на 25 руб. выслать мне, сколько следует, экземпляров изданной Вами книги, а другие 25 руб. пусть поступят в состав капитала на учреждение предполагаемой стипендии имени Андрея Николаевича.

Призывая Вам Божие благословение, с душевным к Вам уважением пребываю»...

19-го числа писал я в Москву знакомому мне купцу Макс. Ефим. Попову:

«В надежде на Ваше доброе ко мне расположение, позволяю себе обратиться к Вам, как истинному ревнителю церковного благолепия, со следующею усерднейшею просьбою.

Как ни много Господь помог мне, при благодетельном содействии Боголюбивой Москвы, сделать добра для бедствующих церквей моей прежней Полоцкой епархии, но, оставляя эту епархию, я оставил один храм, не сделав для него всего того, что я обязан был сделать и мог бы с Божией помощью сделать, если бы до сих пор оставался в Витебске. Я разумею Витебский градский Успенский Собор. Этот храм, по своей архитектуре, мало имеет подобных себе в целой России. Ещё при мне началось, по распоряжению Правительства, возобновление этого достопримечательного храма; теперь возобновление это приближается к окончанию, и в Сентябре предположено освящение оного. Но Правительство, давши средства к возобновлению стен и иконостаса, не дало никаких средств к приобретению утварей, соответствующих величию и красоте возобновленного храма. Приближается время освящения храма, но нет ни паникадил, ни лампад, ни подсвечников, ни хоругвей, ни облачений на престол и жертвенник, ни приличных риз для священнослужителей и проч... Собственных средств для всего этого у Собора нет; рассчитывать на усердие Витебских граждан совершенно невозможно. Что же остается делать? Одно – поклониться Христолюбивой и щедродательной Москве. Ей не в первый уже раз оказывать свою благотворную помощь церквям не только отечественным, но и заграничным.

К Вам, достопочтеннейший Максим Ефимович, а чрез Вас и к присному Вам Павлу Григорьевичу³⁰⁸, как более других понимающим и любящим благолепие храмов Божиих, простираю мой ходатайственный глас об оказании помощи и содействия к довершению благолепия возобновленного Витебского Собора, в котором я, по случаю возобновления тамошнего же Кафедрального Собора, четыре года совершал соборные служения и воссылал к Богу усердные молитвы о Московских благотворителях, к числу которых всегда принадлежали и Вы с Павлом Григорьевичем.

Вручитель сего письма – Настоятель означенного Успенского Собора Протоиерей В. Волков. Поручаю его Вашему благосклонному вниманию. От него можно получить более обстоятельные сведения о том, что всего более необходимо и благопотребно для возобновленного храма ко дню его освящения.

Повторяя Вам мою душевную благодарность за Ваше посещение, призываю Вам с семейством и со всеми присными благословение Божие».

Подлинник этого письма послан был мною в Витебск к Протоиерею при следующем письме от 20-го числа:

«Исполняя Вашу неотступную просьбу, посылаю Вам письмо на имя Московского купца Макс. Ефим. Попова незапечатанным с тем, чтобы Вы, прочитавши, сами уже заклеили его. Г. Попов служит старостой в Успенском соборе, и потому лучше других может понять Ваши нужды. Упоминаемый в письме П. Г. Цуриков, шурин Максима Ефимыча, человек в высшей степени благочестивый и беспримерный благотворитель церквей. К другим благотворителям, напр., В. М. Бостанжогло, я не пишу, потому что он весьма болен; к С. П. Оконнишникову³⁰⁹ писать стыжусь, потому что он слишком уже много оказывал для меня и ради меня услуг, но Вы отыщите его и попросите от моего имени, чтобы он рекомендовал Вас кому-либо из своих знакомых.

Побывайте у Графини А. Г. Толстой³¹⁰, которая живёт на Садовой в собственном доме, у Покрова в Кудрине. Объясните Ее Сиятельству, что Вы являетесь к ней по моему указанию. На днях я буду писать Графине, и, если не забуду, упомяну о Вас.

Дай Бог Вам успеха в Вашем предприятии!

С любовию буду ожидать Вас к себе на перепутье из Москвы.

P. S. По прибытии в Москву, прежде всего явитесь к Владыке-Митрополиту и испросите от него благословение на принятие приношений».

21-го ч. получена была мною из Витебска от Преосвященного Викторина официальная бумага от 15 ч. № 5105 следующего содержания:

«Препровожденные Вашим Преосвященством при письме ко мне от 5-го минувшего Июля за № 48 триста рублей, для вспомоществования бедным вдовам и сиротам духовного звания вверенной мне епархии, мною получены и 10-го того же Июля переданы в попечительство для употребления их согласно Вашему Архипастырскому назначению.

Принося Вашему Преосвященству глубокую мою благодарность за то, что Вы и по отшествии Вашем в другую епархию не забываете прежде бывшей паствы своей и не оставляете её своей любовью и своею милостию, честь имею присовокупить, что бывшая Ваша паства за оказанные и ныне оказываемые Вами благодеяния ей также будет постоянно помнить Вас в своих молитвах к Господу Богу.

С братскою о Христе любовию и преданностью имею честь быть»...

21-го ч. телеграммой спрашивал я Наместника Александро-Невской Лавры, Архимандрита Симеона³¹¹, когда будет совершаться торжество 50-тилетнего юбилея Высокопреосвященного Митрополита Новгородского Исидора.

На это, в тот же день, получен был мною такой ответ:

«Торжество совершится пятого Сентября».

21-го же числа писал я в Москву Графине А. Г. Толстой:

«На праздник Успения Пресв. Богородицы путешествовал я в Святогорскую Пустынь и спешу поделиться с Вашим Сиятельством моими впечатлениями, полученными мною от этой дивной обители.

Относительно местоположения обители скажу, что после Киева ничего подобного нигде я не видал. Не стану, впрочем, подробно описывать Вам красоту этого местоположения, но прошу Вас непременно приказать прочитать Вам красноречивое описание Св. Гор А. Н. Муравьева. У него описана местность вполне согласно с действительностью. Нисколько не удивительно, что Государыня Императрица³¹², посетивши Св. Горы, восхитилась их красотою. Я много уже встречал людей, которые были в Св. Горах, и ни от кого ещё не слышал, чтобы кто-нибудь оставался равнодушным при виде этих чудных гор.

В Св. Горах провел я пять дней и достаточно познакомился с обителью. Два раза служил и с искренним усердием помолился о упокоении душ приснопамятных возобновителей этой обители – бояр Александра и Татианы³¹³; не забыты при сем были и досточтимые мною имена Графа Александра и Графини Анны³¹⁴. В храмовый праздник, после литургии совершен был мною, по заведенному обычаю, на остроконечной скале, которая высотою своею далеко превосходит Ивановскую колокольню, благодарственный молебен. Стечение к празднику богомольцев было громадное; одних причастников за ранними литургиями было более 5,000 человек. Богослужение в монастыре совершается весьма чинно. Братии в обители до 400 человек. Правила иноческой жизни соблюдаются очень строго. Настоятель Архимандрит Герман, которого Вы изволите знать, человек очень скромный и внимательный к своим обязанностям.

Посетил я и Палаты незабвенной Татьяны Борисовны. Всё в них остается, как мне говорили, в том самом виде, в каком они оставлены были покойною их владетельницею, но время мало по малу налагает на них свою разрушительную руку; и едва ли они будут поддержаны надолго настоящим их владельцем.

От Успенской Святогорской обители, мною посещённой, позвольте перейти к Успенскому Собору, мною оставленному в г. Витебске. Храм этот, по своей архитектуре, мало имеет подобных себе в России. По распоряжению Правительства, ещё при мне приступлено было к возобновлению этого замечательного храма; в настоящее время возобновление окончено, и в Сентябре предположено храм освятить. Но Правительство, давши средства возобновить и украсить стены и иконостас, не дало средств к приобретению потребных и соответствующих величию храма, утварей. Поэтому Настоятель Собора, с разрешения своего Епархиального Начальства, решился отправиться в Москву с мольбою об оказании помощи и содействия к довершению благолепия возобновленного храма. Он обратится, без сомнения, и к Вам, благодетельнейшая Графиня, с своею мольбою о помощи; не откажите, Бога ради, в этой помощи. Оказанное Вами благодеяние на пользу храма, в котором я, по случаю возобновления Кафедрального собора, четыре года совершал богослужение и молился о спасении Московских благотворителей, я приму за личное для себя одолжение.

Призывая Вам и сущим с Вами Божие благословение, с глубоким уважением и душевною преданностию имею честь быть...

P. S. Забыл было я упомянуть, что мне показывали сребро-позлащенный ковчежец с частицами св. мощей – памятник Вашего благочестивого усердия к Святогорской обители. Ковчежец этот благоговейно сохраняется на престоле зимней Покровской церкви, где я 16-го числа слушал раннюю литургию».

Еще 7-го Августа получил я из Москвы от Н. П. Киреевской письмо в ответ на моё письмо от 11-го Июня. Вот что она писала мне от 5-го Августа:

«На вопрос Вашего Преосвященства об Оптиной Пустыни и на намерение обратиться к настоятелю оной для избрания Настоятеля в ново-устрояющуюся Общину –

Отвечаю Вам со всей откровенностью и немалой скорбью... В Оптиной, к сожалению, большое изменение, беспорядок и упадок! После О. Макария³¹⁵ держалось всё покойным его преемником О. Иларионом; по кончине его, всё изменилось не в лучшее, чему много и даже совершенно причиной (не по благословению) Старец О. Амвросий³¹⁶, произведенный Г-жой Ключаревой в Старцы. Он человек умный и жизни хорошей, но никак не старец, который должен иметь дар духовный. Теперь во всём, увы! и велий ералаш, и смущение, и неустройство по всем частям; а так как он духовный отец и наставник доброго, но очень ограниченного Игумена, то и происходят и расстройство и беспорядки. И потому, если обратитесь к Настоятелю, т. е. к О. Игумену, Вам пришлют, конечно, кого-нибудь в настоятели по указанию называемого Старцем, и, конечно, такого, который не будет ни на что годиться. Но как время еще довольно впереди, то позвольте мне, скромно и тихо, с помощью Божией, спросить тамошнего О. Казначея Флавиана, ученика преданного и воспитанника О. Макария и О. Илариона, не рассудит ли он побывать в Троицкой Лавре и быть у меня проездом? И тут словесно предложу ему принять на себя обязанность Настоятеля Общины по уставу, какой был при О. Архимандрите Моисее и старцах в Оптиной Пустыни.

Если о. Флавиан изъявит согласие, то Вы будете иметь сокровище, а не человека. Это девственник и человек дельный и способный на всё полезное; ему лет около 50-ти, и, вероятно, имеет из братии единодушных, правильных людей, бывших по совести откровенных пред покойным старцем. Вот, если благословит Господь моё намерение благим исполнением, то уверена, что вполне совершится Вам угодное для благоустройства новой обители. Только необходимо повременить этим делом и поскромнее помолчать. Но усердно прошу Вашего мне ответного слова, одобрите ли мой план действий? И тогда уже за Ваше святительское благословение мне будет благонадежнее действовать. Буду ожидать Вашего ответа, а покуда позвольте выразить Вашему Преосвященству мои благожелания и чувство искреннего почтения и душевной неизменной моей Вам преданности».

На это отвечал я от 22 числа:

«Возвратившись из Святогорской Пустыни, куда я путешествовал на праздник Успения Б. Матери, спешу ответствовать на Ваше почтенное письмо от 5 сего Августа.

Вопрос об избрании Настоятеля в новоустрояемую обитель не требует ещё скорого разрешения. Если Вам и случится увидеть О. Флавиана, то прошу Вас объясниться с ним на первый раз в таком только смысле, что для такого-то монастыря ищут благонадежного Настоятеля и что в случае, если бы ему предложена была эта должность, может ли он принять такое предложение?

В бытность мою в Святых Горах мне рекомендовали тамошнего казначея, как человека способного и благонадежного для занятия Настоятельской должности, но я не имел об этом переговоров ни с рекомендованным, ни с Настоятелем Пустыни.

Что это за чудная обитель – Св. Горы. После Киева я ничего подобного нигде не видал. Вам непременно следует там побывать».

26-го ч., в день Коронации Государя Императора, после торжественной литургии в Кафедральном Соборе, я по обыкновению тотчас же возвратился в своё уединенное и прохладное Всехсвятское. Здесь посетил меня Сумский купец Дм. Ив. Суханов. Я пригласил его к своей скромной трапезе вместе с каким-то другим, не помню, гостем; он не отказался от моего усердного приглашения, но не захотел оставаться у меня в долгу; на другой же день прислал мне полный серебряный сервиз на 12-ть персон.

28-го же числа получена была мною из Ростова-на-Дону от Преосвященного Германа³¹⁷, Епископа Кавказского, отправлявшегося в Петербург на юбилей Митрополита³¹⁸, телеграмма следующего содержания:

«Проездом надеюсь быть завтра в Харькове с почтовым поездом, при чем считаю долгом засвидетельствовать почтение Вашему Преосвященству и помолиться на могиле Архиепископа Нектария».

А на другой день, 29-го ч., от него же получаю из Таганрога другую телеграмму такого рода:

«Произошла задержка: через Харьков придется проезжать ночью в такие часы, в которые я не осмелюсь беспокоить Вас».

Таким образом, я не виделся на этот раз с Кавказским Владыкою; но он посетил меня на обратном пути из Петербурга, о чём речь впереди.

30-го числа получено было мною от Председателя Церковно-Археологического Общества при Киевской Дух. Академии Преосвященного Филарета³¹⁹, Епископа Уманского, официальное письмо от 17-го ч. за № 129, следующего содержания:

«Отношением от 28-го Июня сего года за № 45 Ваше Преосвященство изволили уведомить Церковно-Археологическое Общество при Киевской Дух. Акад. о согласии Вашем принять на себя звание Почетного Члена Общества и вместе с тем препроводить для него означенные в том отношении издания Вашего Преосвященства.

Принося от имени Общества глубочайшую и искреннюю благодарность за сие пожертвование, долг имею почтительнейше препроводить к Вашему Преосвященству 1) Устав Церковно-Археологического Общества и Музея и 2) Отчет Общества за 1874 г., с присовокуплением, что диплом на звание Почетного Члена Общества будет выслан Вашему Преосвященству по изготовлении его в типографии».

30-го же числа писал я в Петербург Наместнику Александро-Невской Лавры, Архимандриту Симеону:

«Прежде всего приветствую Вас с новой должностью и желаю Вам успешного прохождения этой почтенной должности.

Затем усердно благодарю Вас за удовлетворительный ответ на мою телеграмму, но при этом прошу Вас покорно исполнить следующее моё поручение.

Вы получите с почты адресованную на Ваше имя посылку в ящике. В этом ящике вложена, в особой картонке, икона для Высокопреосвященнейшего Митрополита, и при ней письмо на имя Его Высокопреосвященства. Вынувши из ящика икону, потрудитесь представить её, в запечатанной картонке, в самый день юбилея, Вашему Архипастырю с объяснением, разумеется, от кого эта икона.

Поздравляю Вас с предстоящим юбилейным торжеством. Полагаю, что Вам немало будет при этом торжестве трудов и забот. Но любовь и преданность Архипастырю облегчит Вам эти труды.

P. S. О получении, равно как и о представлении иконы по принадлежности, прошу меня уведомить».

В виду предстоявшего юбилея Высокопреосвященного Исидора, Митрополита Новгородского и С.-Петербургского, мною поручено было Преосвященному Викарию, Епископу Вениамину, составить проект адреса досточтимому Юбиляру. Преосвященный, исполнив на скорую руку моё поручение, прислал мне составленный им и небрежно переписанный проект при следующем, оригинального свойства, письме от 26-го числа:

«За мои прегрешения дан мне конфуз в лице: остаток бывшей моей губной боли выступил на новом месте и не позволяет мне до времени показаться в церковном собрании. Употребляю некоторые средства к скорейшему поправлению. Помолитесь, Преосвященнейший Владыко, за меня немощного.

Взгляните на мой набросок приветствия к предстоящему юбилею, если только мы ещё не опоздали с ним.

Сократить, изменить или совсем переделать написанное вчерне и наскоро предоставляю усмотрению Вашего Преосвященства. Я понимал юбилей пятидесятилетний от начала всего служения нашего высокого юбиляра до настоящего времени; но так ли это? Меня привел в сомнение последний номер Московской газеты, где пропечатано в телеграмме, что предстоящий юбилей имеет своим предметом сорокалетие святительского сана Высокопреосвященного Исидора. Это ещё не беда, если только нужно сделать нам поправку в своём адресе; но в том же номере сказано, что юбилей имел совершиться 21-го числа настоящего Августа, – вот тут-то является точка с запятою!

Как хочется мне повидаться с Вашим Преосвященством по поводу этого предмета, при чем сильно интересует и приготовленный к этому случаю Вашим Преосвященством образ Матери Божией, чтобы посмотреть па него!

Завтрашний день к пяти часам пополудни постараюсь быть у Вашего Преосвященства и переговорить о наших делах».

Приложенный при письме этом адрес следующего содержания:

«Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и великий Отец!

«От Академической скамьи, на которой имеют место первенцы науки, до первосвятительской кафедры царствующего града великого Русского Царства стоит такая высота достоинства и чести, на которую дано восходить только особенным избранникам таинственных советов Промысла Небесного. Вашему Высокопреосвященству судил вседействующий Промысл Божественный стоять на этой высоте и, как светильнику, ярко горящему на свещнице, изливать чистый свет духовный на тех, которые находятся в храмине Церкви Христовой.

Совершаемое, нынешний день, воспоминание всего пройденного Вашим Высокопреосвященством служения на пользу Церкви и Отечества в течение пятидесятилетия развертывает перед всеми в этом полувековом периоде времени такую дорогую цепь лет, в которой каждое отдельное звено могло бы составить для иного украшение и славу всей его жизни. Пятьдесят таких лет, взятых вместе, поистине, составляют великое и многознаменательное торжество, вся полнота радости которого прежде всего сосредоточивается в собственном сознании и чувстве Вашего Архипастырского духа, принявшего такое обилие духовных дарований. Принимаем искреннее и живое участие в этом светлом и священном торжестве и мы, поставленные в живой и тесной связи с Вашим Высокопреосвященством, как первопредстоятелем и старейшим правителем Церкви Русской. Приветствуем Вас, Милостивейший Архипастырь и великий Отец, с таким многоплодным и славным юбилеем Вашего священнейшего служения в великом Доме Божием, какой не многим из делателей на ниве Христовой дается праздновать в краткий век своей земной жизни.

Как лучшее выражение своих глубоких, искренних и священных чувств, благоволите принять от меня и всей моей паствы посылаемый мною Образ Озерянской Божией Матери, Покровительницы здешнего края. Матерь Божия, воспринявшая под свое всесильное заступление Ваше Высокопреосвященство, как младенца, в первые дни Вашего явления на свет, да сохраняет и ныне Вас, как Архипастыря и священноначальника Церкви, на все последующие годы многоценной и многоплодной жизни Вашей!

Молим Пречистую Матерь Господа, чтобы жизненный елей не оскудевал в сосуде старческой плоти Вашей, и чтобы светильник Ваш горел ещё и ещё для руководства, научения и утешения всех верных сынов Церкви Русской!»

Такой проект адреса мне показался не очень складным, и потому я заменил его своим в следующих выражениях:

«Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец!

«Совершившееся ныне пятидесятилетие³²⁰ достославного служения Вашего Высокопреосвященства Церкви и Отечеству должно составлять предмет духовного торжества и радования не только для врученных Богом Вашему Святительству паств Новгородской и С.-Петербургской, но и для иных паств и пастырей Церкви Всероссийской, поскольку Вы – Первостоятель и старейший Правитель сея Церкви; Вашему Архипастырскому сердцу не чужды заботы о благе и благосостоянии всех духовных паств Российской церкви; Ваши великие и многообразные труды, наипаче же труды по преложению на общепонятное русское наречие священных книг Ветхого Завета суть труды на пользу душ всех православных сынов Отечественной церкви.

Посему просим Вас, Высокопреосвященнейший Владыко, принять от нас, пастырей, и от вверенной нам паствы выражение искренних и живых чувств радости о благополучном совершении пятидесятилетнего поприща Вашего многотрудного и благоплодного служения Христовой церкви.

Молим Пастыреначальника и Господа Иисуса Христа, да продлит Он, Всеблагий, дни Вашей многополезной жизни и да горит ещё и ещё в сосуде плоти Вашей духовный светильник Ваш для просвещения, утешения и руководства пастырей и пасомых Церкви Российской.

Препровождаемое при сем священное изображение Божией Матери, именуемой Озерянскою, благоволите принять, Высокопреосвященнейший Владыко, как видимый залог нашего духовного общения в совершающемся ныне, в Царствующем граде, церковном торжестве по случаю Вашего, Милостивейший Архипастырь, пятидесятилетнего юбилея.

Вашего Высокопреосвященства, Милостивейшего Архипастыря и Отца, смиренные послушники: Савва, Епископ Харьковский и Ахтырский, Вениамин, Епископ Сумский, Викарий Харьковской епархии».

2-го сентября писал мне из Киева М. О. Семёнов:

«В течении моего сожительства с А. Н. Муравьевым, я успел изучить и узнать его отношения к разным личностям и знал расположение его к Вам, на основании которого и препроводил мои о нём воспоминания. Благодарю Вас, Преосвященнейший Владыко, за Ваш лестный отзыв о моём труде, а также за пожертвование на память об Андрее Николаевиче и выписку книг, которых вместе с сим посылаю за нашей братскою печатью, по расчёту стоимости мне за печатание 42 экзем. Я успел получить лестные отзывы от нашего Архипастыря, Митрополита Арсения³²¹, который просит меня заняться изданием писем Андрея Николаевича к Московскому Митрополиту Филарету, кои обещался выручить из Синодального Архива, куда попали с прочими бумагами после кончины Владыки, и от Преосвящ. Леонида, Викария Московского. Святогорский Архимандрит Герман поддержал моё издание воспоминаний выпиской 100 экз., есть надежда, что понемногу моя затрата возвратится. Вы меня должны помнить, потому что я с Вами ездил к памятнику Св. Владимира, когда Вы были в Киеве у Андрея Николаевича?»

9-го ч. приехали ко мне в гости два брата – Архимандрит Серпуховского Высоцкого монастыря Мелетий и Эконом Троицкой Сергиевой Лавры Иеромонах Агафангел. На другой день О. Мелетий уехал в Святогорскую Пустынь, а О. Агафангел оставался в Харькове для осмотра устроенной под его наблюдением печи в Кафедральном Соборе.

11 ч. посетил меня, мимоездом из Петербурга, совоспитанник по Московской Академии, Стат. Сов. Мих. Влад. Шавров, состоящий в должности Чиновника Особых Поручений при Обер-Прокуроре Св. Синода. Он женат на дворянке Харьковской губернии и в приданое за нею получил небольшое имение в Изюмском уезде. После 25-тилетней разлуки очень приятно было встретиться со старым товарищем. – Шаврова я знал в Академии как умного и благородного юношу, поступившего туда из Тверской Семинарии.

12 ч. телеграфировал мне из Орла возвращавшийся из Петербурга с Митрополичьего юбилея Преосвященный Герман, Епископ Кавказский.

«В четыре часа пополудни, – извещал он меня, – буду на Харьковской станции. Желал бы засвидетельствовать вам свое почтение».

Я распорядился, разумеется, выслать к этому времени на станцию железной дороги экипаж для встречи почтенного собрата. Он пробыл у меня три или четыре дня и много рассказывал мне о совершившемся юбилейном торжестве Новгородского Владыки. Впрочем, об этом торжестве напечатаны подробные сведения в Церковном Вестнике за 1875 г. и других духовных газетах.

14-го ч. получен был мною из Витебска от Епархиального съезда духовенства Полоцкой епархии благодарственный адрес за пожертвование мною в пользу Попечительства о бедных духовного звания. Адрес этот изложен в следующих выражениях:

«Ваше Преосвященство, Милостивейший Архипастырь!

«Духовенство Полоцкой епархии, осведомившись из Епархиальных Ведомостей о присылке Вашим Преосвященством для вспомоществования нуждающимся сирым семействам Полоцкой епархии 300 руб., поручило Епархиальному Съезду принесть искреннюю благодарность незабвенному Архипастырю за полное любви сочувствие к бедственному положению вдов и сирот.

Помня, как все Ваши заботы ко благу Полоцкой епархии при управлении ею, так и ценя оказанное благодеяние Ваше, духовенство не престанет приносить свои недостойные молитвы о здравии Вашего Преосвященства пред св. престолом, уповая, что и духовенство Полоцкой епархии не забудет в святых своих молитвах Владыка святый.

Вашего Преосвященства Милостивейшего Архипастыря и Отца нижайшие послушники».

Из Витебска же писал от 18-го числа протоиерей В. Волков:

«Кланяюсь Вам до лица земли и прошу благословения. Из Харькова в Витебск я приехал 10-го Сентября... 11-го явился Его Преосвященству³²². Принял меня в кабинете, весьма ласково и любезно; спросил о здоровье Вашего Преосвященства и, когда узнал от меня, что я получил от Вас и через Вас, встал – помолился Богу, поклонился в землю – это Вам в благодарность – и благодарил меня за труд, принятый для пользы собора. До подробностей расспрашивал о Харькове, о Вас, об удобствах жизни в Харькове, о даче, о монастырях, соборах, духовенстве и проч. и проч. – За всё радовался и благодарил Бога и Вас. И весь город благодарит Вас, кланяется в ноги, молится Богу и желает когда-нибудь видеть Вас в Витебске, особенно при освящении Успенского Собора. Если бы горожане знали время Вашего прибытия, то вышли бы за город на встречу. Губернатора³²³ я мог увидеть только 15-го числа. Когда я передал ему Ваше благословение, он особенно радостно благодарил Вас за память и сказал: «да, я душевно, искренно уважаю и люблю Владыку Преосвященного Савву, а он забыл обо мне; обещал писать и ни одного слова. Это сильно меня огорчает. Неужели кто-нибудь заглазно мог вооружить его против меня? Весьма скорблю. Но я буду писать ему». Я говорю ему, что Вы писали ему, но не получили ответа. Он уверял, что ни одного письма не получал. Благодарил и благодарил за Вашу память и заботы о соборе нашем... «Да, если бы не Преосвященный Савва, то Успенский Собор, столь великолепный и так красиво отделанный, был бы обезображен старою утварью, ризницею, ломаными подсвечниками, дырявыми коврами и проч. и пр... А теперь Вы, Отец Протоиерей, пожалуй перещеголяете и Николаевский собор своими вещами. Благодарю и Вас за Ваши заботы и труды на пользу собора. Вы много мне помогли; а я, право, давно думаю и беспокоюсь; где взять новые вещи для собора? Денег нет, да и Министерство не даст. Слава Богу и благодарение Владыке Савве, что всё так хорошо устроилось. Ну, прощайте». Вот разговор Губернатора от слова до слова. Но надобно было лично слышать, как это говорилось мягко, любезно, душевно.

Вчера, когда я начал уже писать это письмо, Владыка требовал меня к себе по делам собора. Опять благодарил и весьма благодарил Вас и сказал мне следующее: «Вижу, что вы заслужили любовь Преосвященного Саввы, – старайтесь заслужить и мою любовь; вы человек, как вижу, более других опытный, трудолюбивый и честный; вы будете у меня первым человеком. Смело и откровенно говорите ваши мысли и соображения по всем делам; да притом, вы, как благочинный, и обязаны обо всём мне говорить, впрочем не на бумаге».

При этом письме приложен список вещей, приобретенных в Москве для Витебского Успенского Собора в Сентябре 1875 г. и Записка о денежных пожертвованиях. В Записке значится разных ризничных вещей и церковных утварей – на 2727 р. 70 к., а денежных пожертвований 1000 р., а именно: от Графини А. Г. Толстой 300 р., от II. Г. Цурикова – 500 р., от М. Е. Попова – 100 р. и от Епископа Харьковского 100 руб.

Еще в Январе сего года, во время пребывания моего в Петербурге по пути в Харьков, я слышал от Обер-Прокурора Св. Синода, Графа Д. А. Толстого, очень невыгодный отзыв о Харьковской Дух. Семинарии в педагогическом отношении. Этот же отзыв, с большими притом подробностями, повторен был мне в официальной бумаге от 15 Мая (1875 г.) за № 1652, с просьбою о принятии решительных мер к приведению воспитательной части Семинарии в положение, требуемое Уставом. Вследствие сего, мною потребованы были от Семинарского Правления сведения о том, с какого времени и от каких причин возникло в воспитанниках Харьковской Семинарии неуважение к дисциплине и начальству, примечается ли этот недостаток в воспитанниках в настоящее время и какие, по мнению Правления, надлежит принять решительные меры к устранению этого важного недостатка на будущее время и к приведению вообще воспитательной части в Семинарии в положение требуемое Уставом.

Семинарское Правление представило мне сведения эти не ранее 19 Сентября; изложу сущность оных:

«Обнаруживающийся за последнее время (1874 г.) дух или направление учеников Харьковской Семинарии есть явление, сложившееся, с одной стороны, под влиянием причин общих для всех, или, по крайней мере, для многих учебных заведений, с другой, под влиянием причин местных, исключительно существовавших только для Харьковской Дух. Семинарии.

К числу общих причин относится: а) распространение отрицательного направления 60-х годов и б) развитие среди учеников стремления к получению высшего образования в светских учебных заведениях.

Частные причины: а) более строгое и более точное применение за последнее время к жизни учеников требований Семинарского У става и правил Семинарской инструкции, и б) существование в среде преподавательской двух противоположных педагогических направлений.

Что касается вопроса о том, примечается ли среди воспитанников неуважение к дисциплине и Начальству и в настоящее время, то Правление Семинарии в этом отношении усматривает в воспитанниках значительную перемену к лучшему.

Для предохранения воспитанников на будущее время от уклонения от правил дисциплины, Семинарское Правление признает нужным: а) пересмотреть, дополнить и изменить Инструкцию ученического благоповедения применительно к открывшимся надобностям и в сообразность с требованиями Устава, и проч., б) вменить ученикам в обязанность жить не на квартире, а в Семинарском общежитии».

22 ч. посетил меня в загородном доме Настоятель Нежинского Благовещенского (Назарет-Богородичного) монастыря, Архимандрит Иероним (Геппнер).

О. Геппнер – личность в своём роде очень примечательная.

Архимандрит Иероним, в мире Иван Федорович Геппнер, уроженец Царства Польского, по одним известиям, из дворян, а по другим, из евреев, крещен в Униатской церкви, но воспитан был в римско-католической вере, или по другим, в евангелическом вероисповедании; первоначальное образование получил в рижской гимназии; оттуда поступил в Кенигсбергский Университет (в Пруссии), а отсюда перешел па богословский факультет в Дерптский, где и принял православие. В 30 или 31 г. состоял Секретарем в какой-то польской повстанской шайке; попал под уголовное дело, от которого отделавшись, очутился в положении послушника Соловецкого монастыря. Отсюда, в 1837 г., попал в Киевскую Духовную Академию, где и окончил курс в 1841 г. с званием Старшего кандидата. В декабре 1842 г. определен был учителем в Харьковскую Дух. Семинарию по церковной Истории и Каноническому праву; 7-го апреля 1843 г. пострижен был Преосвященным Харьковским Иннокентием, 10-го рукоположен в Иеродиакона, а 11-го в сан Иеромонаха. В 1847 г. переведен учителем в Тамбовскую Семинарию; в 1854 г. определен в Астраханскую Семинарию Инспектором; а оттуда в 1856 г. на туже должность переведен в Кишиневскую Семинарию.

В 1859 г. возведен в сан Архимандрита и в том же году уволен от духовно – училищной службы. В 1863 г. из Кишиневской епархии перемещен был в Вятскую в настоятеля Слободского Крестовоздвиженского монастыря; а в 1868 г. снова возвратился в Кишиневскую епархию и определен был настоятелем Шабского Вознесенского монастыря. В 1873 г. определен Настоятелем Нежинского Благовещенского монастыря, а в декабре 1875 г. перемещен Настоятелем же Оренбургского Богодуховского монастыря, где и скончался 28-го Ноября 1876 г. на 65 году от рождения³²⁴.

При жизни своей, о. Геппнер два раза путешествовал за границу и был в Риме. В беседе своей со мною, он рассказывал мне об этих путешествиях за границей и, между прочим, упоминал о свидании своём с Кардиналом Шварценбергом; не с похвалою отзывался об образованности католических епископов; слышал от одного ксёндза, бывшего ректором Варшавской католической Академии, что если бы в 1863 г. оставался в Варшаве православным Архиепископом Преосвященный Арсений³²⁵, мятежа в Польше не было бы.

22-го ч. писал я Инспектору Московской Дух. Академии С. К. Смирнову:

«Приношу Вам сердечное поздравление с днем Вашего Ангела. Да дарует Вам Господь, заступлением великого покровителя Вашего Угодника Сергия, здравие, долгоденствие и благоденствие!

В каком положении здоровье О. Ректора?

Недавно были у меня два братца – о. Архимандрит Мелетий и о. Агафангел. Первый приезжал в гости, а второй по делу устройства печи в моём Кафедральном соборе. О. Мелетий ездил на один день в Святогорскую Пустынь, где и я был на празднике Успения Божией Матери. Дивная местность! Я уверен, что Вы нигде ничего подобного не видали; не излишне поэтому было бы Вам взглянуть на эту св. обитель. Над рекою Донцом возвышается отвесная скала выше Ивана Великого. Вид отсюда на окрестность очаровательный; в ясную погоду можно видеть с этой скалы г. Изюм, отстоящий от Пустыни на 30 верст. И на вершине этой то скалы я совершал, по заведенному обычаю, в праздник Успения, после литургии благодарственный молебен, в память открытия и восстановления в этот день обители. Стечение богомольцев на этот праздник храмовый в обители было громадное; одних причастников за ранними литургиями было более 5,000».

26-го ч., в день св. Иоанна Богослова, служил я в Семинарской церкви, по случаю храмового праздника. После литургии, в квартире Ректора³²⁶, встретил я между гостями замечательную личность – бывшего профессора Харьковского Университета Никифора Дмитр. Борисяка³²⁷ – известного минералога.

30-го ч. из г. Ельца приветствовал меня помянутый выше Архимандрит Иероним (Геппнер) следующей телеграммой:

«Поздравляю с завтрашним днем и молю Господа, да молитвами Матери своей, которой чудотворный лик Вы ныне встретили, даст Вашему Преосвященству вся пожелания доброго и благородного сердца Вашего».

В телеграмме упоминается о встрече чудотворного лика Богоматери. Здесь разумеется торжественная встреча Чудотворной Озерянской иконы Божией Матери из Куряжского монастыря. Встреча эта происходит обыкновенно около полудня 30-го числа, в конце города, на Холодной горе, и отсюда икона несётся в Покровский монастырь с такою же процессией, с какою она 22-го апреля провожается из города в Куряж.

В 6 часов вечера совершалась всенощная служба, ради множества богомольцев, в двух церквях: в верхней Покровской и в нижней Крестовоздвиженской. – За службой в Покровской церкви я выходил с старшей братиею на литию и величание, и затем помазывал народ елеем. Всенощная окончилась около 9-ти часов.

1-го Октября Праздник Покрова Пресвятой Богородицы и день препод. Саввы Вишерского – сугубый для меня праздник, т. е. день моего ангела и храмовой праздник моей кафедральной обители. В этот сугубо-праздничный день литургия и вслед за нею молебен совершены были мною с подобающей торжественностью.

После литургии немало было у меня поздравителей разных званий и чинов, а в четыре часа для некоторых избранных особ (около 50-ти человек) предложена была мною праздничная трапеза, за которой присутствовал, между прочим, командующий войсками Харьковского военного Округа, Генерал-Адъютант, Александр Петрович Карцев.

Духовенство городских Харьковских церквей на первый раз ознаменовало день моего ангела поднесением мне хлеба-соли; при чем представило мне адрес в следующих выражениях:

«Духовенство градских церквей имеет счастье поздравить Вас со днем Ангела и принести хлеб-соль. Преосвященнейший Владыко! В древние времена хлебом-солью утверждались договоры и скреплялись добрые отношения – хлеб-соль заменяли клятву. Приимите от нас хлеб-соль, как залог и обет готовности нашей неуклонно исполнять Ваши мероприятия, направленные ко благу церкви и благу пасомых; примите, как знак искреннейшего желания Вам, Преосвященнейший Владыко, проходить чреду Архипастырского служения с радостью, а не воздыхающе. Паства Витебская – первая Ваша паства – представляла Вам поприще борьбы и особых трудов: множество иноверцев, противодействующих православию, значительная часть обращенных из Униатов и неутвердившихся ещё в православии, бедность и нищета православных храмов, множество нужд епархиальных и положительное отсутствие средств к их удовлетворению, – всё это требовало борьбы немалой и составляло нелегкое иго. Правда, Вы с честью вышли из этой борьбы и трудностей, Вы приобрели даже любовь всех, – любовь, которую и ныне не престают свидетельствовать Вам Витебцы лично и письменно; но понятно каждому, насколько тяжело Ваше было там положение.

Паства Харьковская свободна от подобного терния и волчцев; но тем не менее, с первого Вашего прибытия, Вы с любовью и энергией стали заботиться и о пастве Харьковской. Вами указан и введен более точный и строгий порядок при Богослужении, Вашей деятельностью и личным рассмотрением ускорено течение дел епархиальных, причем открыт к Вам доступ каждому для разъяснения недоразумений; но отраднее всего то, что у Вас нет зрения на лица; для многих ясным и осязательным сделалось Ваше беспристрастное и вполне правдивое отношение к делам и лицам. Имея пред лицом Пастыря, дающего образ благочиния, деятельности и правдивости, духовенство готово употребить все силы к точному исполнению Ваших указаний, – и тем снискать Вашу отеческую любовь и достигнуть высокого и счастливого состояния, да будет един Пастырь и едино стадо.

С такими чувствами, мыслями и желаниями в знаменательный день Вашего Ангела, духовенство и имеет счастье принести Вам, Преосвященнейший Владыко, хлеб-соль».

В тот же день получено было мною от разных лиц и из разных мест 6 писем и 23 поздравительных телеграмм.

Письма получены были мной от следующих лиц:

1) От Председателя Совета Церковного Братства в г. Полоцке, Протоиерея А. Добрадина³²⁸. Он писал от 27 Сентября:

«Совет Полоцкого Церковного Братства, получив милостивое соизволение Вашего Преосвященства на принятие звания Почетного Члена Братства, считает долгом выразить искреннюю признательность Вашему Преосвященству за Архипастырское сочувствие и непрекращающееся содействие скромному делу Братства и, с особенным удовольствием приветствуя Ваше Преосвященство с днем Вашего Ангела, молит Бога, да продлит Он, по молитвам угодника Своего, преподобного Саввы Вишерского, дни дорогой жизни Вашей в ненарушимом здравии и непременяемом благополучии к славе пресвятого имени Своего, ко благу св. Церкви и Отечества и на помощь смиренно трудящемуся Полоцкому Церковному Братству».

2) От Начальника Витебской губернии П. Я. Ростовцева, который обратился ко мне со следующим официальным письмом от 27 же Сентября за № 2873:

«Ваше Преосвященство, Милостивейший Архипастырь!

Пятого числа будущего Октября предположено освящение Витебского Успенского Собора, переделка которого в настоящее время совершенно окончена.

Так как Ваше Преосвященство всегда принимали живое участие в обновлении сего собора, то я долгом считаю об окончании переделки его сообщить Вашему Преосвященству, прося удостоить освящение сего Собора Вашим соприсутствием.

Поручая себя Архипастырским молитвам Вашим, с истинным почтением и совершенною преданностью имею честь быть и проч.»

На другой же день отвечал я на это пригласительное письмо в таких выражениях:

«Ваше Превосходительство, Милостивый Государь!

Получив почтенное письмо Ваше от 27-го минувшего Сентября за № 2873, коим изволите приглашать меня к участию в предстоящем торжестве освящения Витебского Успенского Собора, долгом поставляю принести Вашему Превосходительству мою искреннейшую благодарность за оказанную мне честь.

Как бы ни утешительно для меня было присутствие при торжественном освящении храма, который всегда восхищал меня своею изящною архитектурой и который теперь, благодаря заботливому попечению Вашего Превосходительства, ещё более должен поражать своим благолепием, но, к сожалению, служебные обстоятельства и неблизкое расстояние Харькова от Витебска лишают меня этого утешения.

Но не присутствуя при Вашем священном торжестве телом, духом и сердцем я буду с Вами, молитвенно разделяя Вашу духовную радость.

Пользуюсь настоящим случаем, чтобы принести Вашему Превосходительству моё душевное поздравление с недавним получением выражения Монаршего к Вам благоволения, Вами вполне заслуженного³²⁹.

Усердно призывая Вам и всем гражданам богоспасаемого Витебска Божие благословение, с глубоким к Вам почтением и сердечною преданностью имею честь быть»...

3) От Инспектора М. Д. Академии С. К. Смирнова. Вот содержание его письма от 29 Сентября:

«Приношу Вам усерднейшую благодарность за поздравление и имею честь приветствовать Вас с днем Ангела Вашего, от всего сердца желая, да ниспосылает Вам Господь обильные дары милости Своей и да хранит Вашу жизнь на многие лета.

В день Ангела Вашего служение в Академической церкви будет совершать Преосвященный Игнатий³³⁰, и в первый раз без участия О. Ректора³³¹, которого здоровье нимало не улучшается и, по словам врача, поправиться не может. О. Ректор думал взять по болезни четырехмесячный отпуск, но ему отсоветовали и порешили тем, чтоб он подписывал только важнейшие бумаги и не принимал участия ни в администрации, ни в учебном деле. Нынешний раз он не мог даже принять Владыку, который изъявил желание посетить его 25 числа. В сей день в Троицком соборе сослужащих с Митрополитом было 6 Архимандритов, в числе которых были Евгений Херсонский, Мелетий Высоцкий и Иосиф Давыдовский. О. Наместник по обычаю первенствовал, но на великий выход не ходил. В числе богомольцев был Генерал-Губернатор.

Учение у нас началось с 10 Сентября. Ваши студенты приняты высоко: Мощенков занял 5 место, а Буткевич 11-е³³². Последний вступил в хор Академических певчих и поражает слушателей своей октавой. Из известных Вам поступил в студенты сын В. И. Романовского³³³. Из Витебска назначен к поступлению в нашу Академию один по фамилии Никифоровский³³⁴, но не явился к экзаменам, хотя и документы его были высланы в Правление Академии, а недавно прислал в Правление письмо, в котором извещает, что он поступил в Петербургскую Академию и уже не имеет никакой нужды в Московской Академии».

От 28-го Сентября писал мне из Петербурга Наместник Лавры Архимандрит Симеон:

«Первее всего нижайше приветствую Ваше Преосвященство с днем Тезоименитства Вашего и молю Господа, да хранит жизнь Вашу в мире, здравии и долгоденствии.

Поручение Вашего Преосвященства я исполнил, Владыка³³⁵ сказал: «искренно благодарю». Праздник прошел торжественно и благополучно. Юбиляр в добром здоровье и совершенной крепости сил. – С 27 Сентября и по 2-е Октября он в Новгороде, где открывает училище для сирот духовного звания, устроенное им при Деревяницком монастыре.

Описание торжества, довольно верное, изволите прочитать в №№ 36 и 37 Церковного Вестника, более подробное будет помещено в имеющей выйти книжке Христианского Чтения³³⁶. Насколько юбиляр не желал прежде торжествовать юбилея, на столько и ещё более теперь доволен праздником.

Новостей особенных нет».

4 числа получил я письмо из Динабурга от Законоучителя Реального училища, священника Е. Н. Соловьева³³⁷. Вот что он писал от 29-го Сентября:

«Приветствую, Ваше Преосвященство, со днем Вашего Ангела!

Пользуясь настоящим случаем, я долгом считаю известить Ваше Преосвященство о новом Архипастыре нашем – преемнике Вашем³³⁸.

Я видел Его Преосвященство два раза: один в Витебске в великий пост, когда я ездил нарочно представляться ему и принять его благословение, – второй раз в Динабурге, при обозрении им епархии. – Владыка служил в Динабурге в день Вознесения Господня с 8-ю пресвитерами, между коими сослужил ему и я. При встрече Преосвященного я говорил речь и, немедленно после неё, получил плодовитый и длинный ответ от Преосвященного.

Владыка говорит красноречиво, находчив, остроумен, речь его проста и внятна. Слова, как в речи его, так, на другой день, и в проповеди направлены преимущественно к раскольникам, или об раскольниках; это его конёк. – В день Вознесения Господня он говорил: «Для чего Иисус Христос вознесся на небо, а не оставался жить с нами? 1) Для того, чтобы исполнить всё писанное о Нём; 2) для того, чтобы уготовить место нам; 3) для того, чтобы ниспослать Апостолам Св. Духа. Дух Божий и был ниспослан св. Апостолам; Апостолы преподали Его своим преемникам Епископам; Дух Божий теперь в церкви Вселенской; все люди, находящиеся вне её, не имеют благодатных даров Духа Божия?» Вот главные мотивы мыслей Преосвященного. Передавали мне достоверные люди о разговоре Владыки с Режицкими раскольниками. Владыка увещевал и наставлял долго собравшуюся там группу раскольников; раскольники слушали, но в конце концов сказали Владыке: «Вы говорите, батюшка, больно хорошо, а мы неучи, вот, как бы Вы позволили нам открыть часовенку?..»

Прошу Ваших Архипастырских молитв и благословения».

12-го ч. получена была мною из Сергиева Посада, от Инспектора Московской Д. Академии, С. К. Смирнова телеграмма с прискорбным известием о кончине многострадального Отца Ректора Академии протоиерея Александра Васильевича Горского. Вечная ему память!..

Тихая христианская кончина о. протоиерея Горского, последовавшая за тяжкими продолжительными страданиями, вызвала в сердцах всех, чтивших его высокие дарования и великие заслуги для духовной богословско-исторической науки, самые живые и искренние чувства скорби и сожаления о преждевременном пресечении столь многополезной жизни. В разных как духовных, так и светских журналах, явилось по поводу его кончины немало статей, в которых с большею или меньшею подробностью описывались обстоятельства его многоплодной жизни и оценивались его ученые труды и важные заслуги для православной русской церкви.

Из всего написанного и напечатанного о почившем в Бозе Александре Васильевиче я извлеку для своей Хроники лишь самое существенное, но достаточно характеризующее его высокую личность.

А. В. Горский сын протоиерея Костромского Кафедрального Собора, Василия Сергеевича Горского, родился 16 января 1812 г.

О первоначальном домашнем воспитании своем Горский пишет в своем дневнике: «Я воспитан под жезлом скромности; мое домашнее обучение было недолговременно: я скоро понимал, что мне передавали, но скажу, что передавали мне пищу не в том виде, в каком требовалось по моим способностям; держались того застарелого правила: учи, что тебе дано; после подумаешь о том, что выучил... Лета моего детства текли тихо, скромно, мертво: меня не выводили ни в какое общество, и я, до вступления в училище, жил как монастырка в своей келье».

Далее об училищной жизни Горский пишет: «я был не из последних между шалунами, но и не между первыми: буйные силы души моей прорывались, но скоро входили в границы, для них строго определенные».

В 1824 г. Горский, будучи 12 лет, поступил в Семинарию, где он обучался только четыре года. По окончании философского курса, он, минуя богословский класс, принят был в 1828 г. в число студентов Московской Д. Академии: явление редкое в летописях Академии.

В Академии Горский воспитывался под руководством своего земляка, профессора Ф. А. Голубинского³³⁹. Об Академической жизни Горский писал в своем дневнике: «Всякий шаг в Академии делал я с робостью, и довольно прошло времени, доколе я не вышел на круг более просторной и более свободной деятельности». Об этой же жизни сообщает некоторые сведения совоспитанник по Академии Горского Архиепископ Костромский Платон³⁴⁰ (в миру Павел Фивейский); «я два года, – пишет он в своих записках, – был её свидетелем. Его (Горского), равно как и Восторгова³⁴¹, бывшего старшим в 10 №, все боялись, как наперсника Инспектора Евлампия³⁴². Они почти ежедневно ходили к Евлампию для какого-то толкования писания и просиживали у него иногда до 12 часов. К А. В. Горскому в комнату почти никто из товарищей не ходил; изредка приходили земляки его. Он ни с кем не говорил почти ничего. Всегда был за делом³⁴³».

По окончании в 1832 г. академического курса с званием Магистра, Горский был определен профессором Церковной и Гражданской Истории в Московскую Дух. Семинарию; а в Августе 1833 г. переведен в Моск. Дух. Академию на должность Бакалавра по классу Церковной Истории.

Еще в 1840 г. А. В. Горский писал, между прочим, к одному из своих друзей: «Я стал-бы просить Бога, чтобы он удостоил и меня быть в числе таких служителей (т. е. священников), если бы с сим не соединялось, по нашим установлениям церковным, требование прежде вступить в брак». В 1860 г. это искреннее желание Горского осуществилось: 27-го марта он рукоположен был Митрополитом Филаретом в Успенском Соборе во священника с причислением его к Московскому Кафедральному Архангельскому Собору, и в том же году возведен был в сан протоиерея.

1862 г. Октября 23 дня протоиерей А. В. Горский определен ректором Московской Академии и вместе с тем профессором догматического Богословия. Представляя Горского к должности ректорской, Митрополит имел в виду рано или поздно привлечь его к монашеству с тем, чтобы впоследствии открыть для него более обширный круг деятельности на пользу Церкви. Вскоре по назначении на должность Ректора Академии, именно 17-го Января 1863 г., о. Горскому предложено было Митрополитом Филаретом (вероятно, чрез Преосвященного Леонида), место настоятеля в Московском Богоявленском монастыре, конечно с принятием монашества и с обещанием скорого вступления в сан епископский, но он не принял этого предложения, решившись навсегда остаться при Академии и при своих любимых учёных занятиях, хотя прежде, ещё в юности своей, он не раз приходил к мысли о вступлении в монашество.

Но о. Горский и сам не считал себя призванным к административным должностям, и другие не признавали в нём хороших административных качеств. – Вот что писал о нём в Марте 1864 г. профессор Академии П. С. Казанский своему брату Костромскому Архиепископу Платону: «Александр Васильевич, кажется, изнемогает под тяжестью ректорских и новой профессуры обязанностей³⁴⁴.“ Тот же профессор, при другом случае, делал о А. В-че, как ректоре, такой отзыв: «во всей России нет человека по познаниям, по уму, по добрым качествам, по ревности к делу, по трудолюбию, по примерной жизни, по доброте сердца достойнешего быть ректором Академии, а между тем на деле это – мало-способный ректор»³⁴⁵.

Не без основания иные полагают, что ректорская должность, не соответствовавшая личным качествам и характеру Горского, была причиною расстройства его здоровья и, следовательно, преждевременной смерти. Вот что, между прочим, писал по поводу кончины А. В-ча один из корреспондентов газеты «Москов. Еп. Ведомостей»: «Неустройство переформированной жизни Академии, некоторые нестроения в её коллегии, неправильности в советских выборах, всё это слишком тяжело ложилось на душу покойного, не умевшую холодно относиться к ненормальностям в жизни дорогого его сердцу учреждения»³⁴⁶.

С давних пор А. В-ч страдал по временам сердцебиением и снова поправлялся; на 21-е Декабря 1874 г., при новом повторении припадка, оказалось, что болезнь неизлечима. Летом 1875 г., прожив месяц на даче, больной несколько поправился, но затем, в конце июля, врачи сказали ему, что здоровье его ненадежно; со второй половины августа он не мог уже ходить, наконец, 11-го Октября в 11-м часу вечера его не стало в живых.

Если в А. В. Горском усматривались некоторые недостатки относительно его административной деятельности, то он едва не до небес превознесен в помянутых статьях во всех прочих отношениях. Его умственные дарования, его нравственные качества, его ученые достоинства и заслуги представлены там в самых высоких, почти идеальных чертах. Вот что именно напечатано в разных статьях о почившем о. Ректоре Академии.

«История отечественного просвещения не представляет нам человека, в котором бы в одном соединились в такой полноте, развиты были в такой целости и выразились в таком совершенстве природный обширный ум, нравственный христианский идеал, личная энергия и разносторонняя самодеятельность»³⁴⁷.

«Он успел так обогатиться ученостью, что нельзя было не дивиться её многообъемлемости и глубине в таком совершенстве, в каком весьма редко встречается это в жизни»³⁴⁸.

«С глубокой и обширной учёностью он соединял самые высокие нравственные качества»³⁴⁹.

«Это был исполин знания, образец высоконравственной жизни»³⁵⁰.

«Все произведения А. В-ча носили на себе следы не только глубокой учености, но вместе запечатлены духом крепкой верности началам нашей церкви»³⁵¹.

И такого-то беспримерного мужа так, по-видимому, преждевременно лишились и духовная школа, и богословско-историческая наука, и православная русская Церковь!..

Но память о почившем надолго сохранится в его многочисленных преимущественно церковно-исторических сочинениях³⁵².

Возвратимся назад.

13 ч. получил я письмо из Ментоны, близ Ниццы, от болящего В. М. Бостанжогло. Вот что писал он мне 1-го Октября:

«Тяжкая болезнь, не оставляющая меня и по сие время, заставила оставить в Августе ещё родной кров и переехать сюда на зиму. Здесь, правда, климат тёплый, но будет ли он для меня полезен, Бог один только знает. Предавая себя Его святому попечению и покровительству, надеюсь и уповаю на помощь и милосердие Его ко мне грешному и недостойному.

Про улучшение моего здоровья пока боюсь и речь заводить, потому что разницы против того состояния, в котором я был в Москве, пока ещё нет; посмотрю, что будет дальше».

На это грустное послание я поспешил ответом, и вот что писал я от 16 числа:

«Не весьма утешительные вести сообщаете Вы мне о состоянии Вашего здоровья. Да сохранит Вас Господь и да возвратит Вам силы и крепость к продолжению многотрудного служения Вашего общественному делу. Мне говорили на днях, что Вас в Москве заменить некем.

Я виноват пред Вами: до сих пор не отвечал Вам на Ваше дорогое письмо от 2-го Июня, полученное мною во время поездки моей по епархии. Я непременно хотел писать к Вам по возвращении из путешествия, но меня удержал от этого один добрый Москвич, Вам искренно преданный, уверив меня, что Вам строго воспрещено было тогда врачами заниматься чем бы то ни было; и я должен был уступить этому благонамеренному совету.

Первое путешествие свое по епархии я совершил, слава Богу, благополучно, и возвратился домой с приятными впечатлениями. Здесь я не видел в храмах Божиих той скудости и бедности, какие поражали меня в Полоцкой епархии; духовенство в большинстве держит себя прилично; простой народ не бедствует и чрезвычайно усерден к церкви; помещики также преданы православию и много заботятся об украшении приходских храмов. Меня везде принимали с необыкновенным радушием и усердием».

13-го ч. ещё раз получено было мною письмо, писанное кем-то 9-го числа. – Вот содержание этого злонамеренного, хотя отчасти и правдивого, письма:

«До каких пор этот секретарь Консистории Буханцов будет свирепствовать и издеваться над духовенством? Пора бы его изгнать, как вредного человека и чиновника, исполненного мести, взяточничества и всех гадостей? Если бы он имел сколько-нибудь совести, то давным-давно и сам убрался, тем более довольно набил кису из взяточничества. Но он, кажется, и не думает оставить место и, кажется, к несчастию, влез в милость к Вам так, что сделался даже докладчиком дел, а это сугубо становится вредным для управления епархией. Не полезнее бы было, если бы докладывали дела присутствующие, каждый по своему столу? Так делали блаж. памяти Иннокентий и нередко Филарет и, вместе с тем, видно было кто из них и как делами занимается; а теперь всё в руках и власти Канцелярии или, правильнее сказать, Секретаря, который воспользовался беспечностью прот. Павлова: многие дела, какие по его виду следовало сбрянчить, он уничтожил и теперь сваливает всё на бедного Павлова, человека весьма честного. По совести, с призванием Бога во свидетели, можно сказать, что и 20-й части нет дел у Павлова, а все дела у Буханцова на дому, из которых он некоторые поуничтожил, а другие валяются по чердакам, и недаром хозяин его квартиры в Судебной Палате с иронией рассказывал своим сочленам: «как у нас в Консистории берегутся дела, у меня в конюшне дыры делами консисторскими затыкаются, а на случай пожара, Консисторские дела вместо фотогена сослужат службу». Секретарь Буханцов своей надутостью и грубым обхождением заставил лучших чиновников оставить службу в Харьковской Консистории; хороша была и есть Канцелярия Консистории, но что станется с нею тогда, когда будет состоять она из таких лиц как А.…, которому по кабакам солдаты бьют морду, и во главе подобных будет стоять гадкий, черствый душой, взяточник Буханцов?!!

Вступая на кафедру Харьковской епархии, Вы, между прочим, сказали, что Вы «не столько снисходительностью, сколько справедливостью приобретете любовь пасомых»; и мы верим этому и, надеемся, что Вы также отнесетесь справедливо и к действиям Буханцова и замените его другим. Этого требует также справедливость, ибо он, повторяем, дела некоторые уничтожил, а другие лежат у него лет по семи и более без движения, и бедное духовенство несет кару, хотя бы некоторые тем уже, что лишены права участия при выборах должностных лиц из-за того собственно, что дела лежат у Буханцова (это верно), а дать взятку ему, чтобы подвинуть дело, не имеют средств. Преосвященному Нектарию последовал запрос от Обер-Прокурора: «до сведения его дошло, что Секретарь Консистории Буханцов неблагонадежен и, если, действительно так, то просил уведомить о сем, чтобы немедленно заменить его другим». И только болезнь Преосв. Нектария и скорая смерть остановили осуществить желание заменить Буханцова другим».

Действительно, к Преосв. Нектарию от Обер-Прокурора был запрос относительно Секретаря Буханцова, но как запрос этот пришел в Харьков после уже смерти Нектария и получен был Викарием Еп. Вениамином, то этот администратор и передал оный на рассмотрение Консистории, т. е. прежде всего на благоусмотрение Буханцова. Само собою разумеется, что этот запрос завяз в руках Буханцова и до членов присутствия не достиг.

Анонимные письма, не раз получаемые мною по переселении в Харьков, дали мне повод к следующему предложению Консистории:

«В течение восьмимесячного пребывания моего на Харьковской кафедре, мне не раз уже довелось получать безымянные письма с жалобами и доносами на разных лиц, как духовных, так и недуховных, но состоящих на службе по духовному ведомству.

Как по силе ст. 52 кн. II. Т. XV (изд. 1857 г.), Св. Зак. по доносам в безымянных пасквилях и подметных письмах не велено производить следствия, то сообщить, через Епархиальные Ведомости, к общему сведению духовенства Харьковской епархии, что получаемые мною безымянные письма оставляются и впредь будут оставляемы без всякого действия. № 84, Октября 15 дня».

16-го ч. конфиденциально писал мне священник Великой Даниловки Харьковского уезда Филипп Соболев³⁵³:

«С глубокою скорбью доводил я до сведения Вашего Преосвященства, что преподавание Закона Божия в сельских школах нашей епархии ведется не совсем удачно и ходатайствовал об уделении большего времени для чтения Закона Божия. Харьковский уездный Училищный Совет, которому благоугодно было Вашему Преосвященству передать это дело, и до сих пор не сделал никакого распоряжения по этому предмету.

В мае месяце текущего года поручено было мне осмотреть школы 5 округа Харьковского уезда, в качестве блюстителя за преподаванием Закона Божия; осмотрев 8 школ, я пришел к грустному убеждению, что менее всего обращается внимания училищным Начальством на главный предмет – Закон Божий. Только два училища нашего Округа снабжены учебниками и руководствами по Закону Божию, в остальных же 6-ти почти не было никаких учебников, даже очень мало Евангелий, в некоторые училища присланы Начатки Христианского Учения и Евангелия перед экзаменами и не развязаны, и если сообщены кое-какие сведения Законоучителями детям, то на словах, что оказывается весьма недостаточным, о чём сообщено мною Инспектору нашего Округа. Этот прискорбный факт, по собранным мною сведениям чрез о.о. Депутатов Съездов, присущ почти всем школам нашей епархии и не может считаться фактом малозначащим, потому что он противоречит 1-му § Положения о начальных народных училищах, и идет в разрез с желаниями Нашего Монарха, а в виду развивающегося и разъедающего нравственность нигилизма даже опасен.

Положение моё не дает мне права выяснить причины столь грустного факта, но звание моё, как верноподданного и служителя Алтаря Господня, даёт смелость ходатайствовать пред Вашим Преосвященством об устранении зла елико возможно. А посему я смиреннейше осмеливаюсь просить Ваше Преосвященство ходатайствовать пред Губернским Земским Собранием, яко православным, на которое Монарх возлагает надежду, что оно потщится воспитывать народ в духе веры православной, чтобы оно обратило внимание на воспитание народа в духе религии и нравственности, а для сего постановило бы, чтобы училищные библиотеки снабжены были в достаточном количестве учебниками по закону Божию, именно, чтобы везде в школах достаточно было Евангелий, Начатков Христианского учения, Священных Историй и картин для наглядного обучения, и чтобы на обучение Закону Божию уделялось не менее одной третьей части учебного времени; а сообразно с сим и средства по содержанию училищ распределялись по третям. Только в таком случае можно ожидать желаемого Монархом успеха – воспитывать народ в духе религиозном, и только при этих средствах можно требовать от духовенства всего внимания и усердия к делу. От законоучителей же школ требовать сведения: 1, о числе учащихся, 2, о количестве всех книг при училище, 3, сколько Евангелий, Начатков Христианского учения, священных историй и других учебных пособий по Закону Божию, – через это выяснится потребность школ и вместе выскажется внимание к делу.

Преосвященнейший Владыко! примите заявление моё, как выражение пастырской ревности, хотя и не по разуму, но всегда похвальной, по слову Апостола, во всяком добром деле».

16-го же числа явился ко мне молодой офицер Тутов и через келейника моего передал мне письмо, в котором требовал от меня немедленно дать ему 100 руб.; в противном случае угрожал самоубийством в моей передней. Поставленный такою альтернативой в немалое затруднение, я не знал сначала, что делать: отказать в просьбе значит подвергнуть просителя искушению лишить себя жизни; удовлетворить – подать повод к требованию на другой же день ещё большей суммы. После минутного размышления, я решился послать за полицейским чиновником. Явился Частный Пристав. Обыскавши дерзкого просителя, он не нашел при нем никакого оружия, а нашел только в кармане запечатанное письмо такого же содержания, как и моё, с надписью: Его Превосходительству .... Дело кончилось тем, что Пристав взял несчастного просителя и передал в распоряжение Мирового Судьи.

17-го ч. писал я Инспектору Московской Духовной Академии С. К. Смирнову в ответ на его письмо от 1 Октября:

«Ваша телеграмма с известием о кончине достопочтенного Александра Васильевича не поразила меня нечаянностию; к этой роковой вести я был уже подготовлен Вашим последним письмом, за которое приношу Вам искреннейшую благодарность. По получении горестного известия о кончине А. В-ча, я поспешил совершить о нём молитвенное поминовение.

Кто же будет у Вас преемником усопшего О. Ректора? Мне думается, что всего естественнее было бы Вам занять его место, тем более что Вам давно уже, помнится, присуща мысль о принятии священного сана.

Кто у покойного ближайшие наследники и кому достанутся его книжные и письменные сокровища? Не оставил ли он какого-либо завещания насчет этих сокровищ? Очень будет жаль, если они не останутся при Академии.

Кому принадлежит первая из двух кратких статей об А. В., помещенных в № 261 Москов. Ведомостей? Будут ли подробно описаны обстоятельства кончины и погребения усопшего О. Ректора?»

18 ч. писал мне из Петербурга Преосвященный Макарий Архиепископ Литовский:

«Надеюсь, что Вас не изумит моё нежданное письмо, когда вспомните, что в Вашей епархии есть мои близкие родственники, о которых нельзя же иногда не похлопотать.

В настоящий раз позвольте, Владыко Святой, попросить Вас усерднейше за моего племянника, законоучителя 1-й Харьковской Гимназии, священника Солнцева: ему пора бы получить следующую награду. На внимание от своего директора Гимназии, по некоторым обстоятельствам, он не надеется. А внимание Вашего Преосвященства к этому достойному пастырю было бы принято, как им, так и мною, с самой искренней признательностью.

С совершенным почтением и преданностию имею честь быть»...

Получив это письмо знаменитого Архипастыря 22 ч., я поспешил отвечать на оное от 24-го:

«Получив дорогое письмо Вашего Высокопреосвященства, я не изумился, а чрезвычайно обрадовался, и тем более был рад, что могу дать на это письмо удовлетворительный ответ.

Недавно относился ко мне Попечитель Учебного Округа с запросом, нет ли препятствия к награждению саном Протоиерея Законоучителя 1-й Харьковской гимназии, священника Солнцева, и я на сих днях дал на этот запрос об о. Солнцеве самый благоприятный отзыв, не по каким-либо посторонним соображениям, а по личному убеждению в его достоинствах и отличных нравственных качествах.

Не раз я думал писать к Вашему Высокопреосвященству, но опасался своими письмами развлекать Ваше внимание при Ваших постоянных занятиях не только наукой, но и другими важными делами. Теперь Вы сами изволили дать мне повод побеседовать с Вами.

Вот уже девять месяцев, как я водворяюсь в Харькове, где многое и многие напоминают мне о Вашем Высокопреосвященстве. Харьковская паства хранит до сих пор самое приятное и почтительное воспоминание о высоких достоинствах Вашего Высокопреосвященства.

Моё здешнее положение сравнительно с Витебским, без сомнения, во всех отношениях лучше и спокойнее, хотя и здесь не без забот.

Более всего озабочивает меня уплата долгов, оставленных мне в наследство моим покойным предшественником³⁵⁴. Сумма этих долгов простиралась, при моем вступлении на кафедру, до 25,000 рублей. Кредиторы постоянно требуют уплаты долга, а платить пока нечем. Архиерейский дом состоит должным более 7,000 самому покойному Преосвященному Нектарию; и его наследник, не получая уплаты этого долга, вошел в Св. Синод на епархиальное начальство с жалобой. Не без основания можно полагать, что образованию столь значительного долга немало способствовал известный Р.…й: ведь не даром же он успел, в короткое время и при ограниченных собственных средствах, приобрести в Харькове три каменных дома.

Другая немаловажная у меня забота – это запущенность по Консистории некоторых дел, по милости Протоиерея Павлова. Оставив службу в Консистории, он оставил у себя на руках нерассмотренными более полутораста судных дел. Большая часть этих дел и до сих пор остается у него, не смотря ни на какие побуждения к возвращению оных в Консисторию. Видно, не обойдется дело без суда.

Довольно, не смею более утомлять Вашего внимания.

Поручая себя Вашим святительским молитвам, с глубоким почтением и преданностию имею честь быть»...

На 19-е число (это было воскресенье) я видел очень странный сон, который хорошо удержался, после пробуждения, в моей памяти. Скончавшийся 11 числа Ректор Москов. Д. Академии Протоиерей А. В. Горский представляет меня в Ватикане Папе Пию IX³⁵⁵, называя меня своим учеником. Папа говорит: «знаю, что он ваш ученик: но он теперь Флотский Архиерей; мне сообщено, что о нём сделан доклад 18 числа».

Чем и как объяснить такой неожиданный сон, не знаю.

22 ч. писал мне из Москвы Казначей Высокопетровского монастыря, Игумен Иосиф:

«Долгом считаю и спешу уведомить Ваше Преосвященство о скорби близких Ваших: Сергей Петрович³⁵⁶ лишился сына своего Сергея Сергеевича, вчера 21 Октября скончавшегося после тяжкой болезни; просит Вас не оставить в молитвах Ваших Архипастырских. О Василии Михайловиче Бостанжогло, в настоящее время за границей находящемся, вчера я осведомился, сказали домашние: без всякой надежды к жизни, с часу на час ожидают его конца.

Не смею скрыть от Вашего Преосвященства и того, что сын мой Никитского монастыря священник³⁵⁷ утвержден Законоучителем в Александровском Институте, на благое его начало испрашиваю Ваших Архипастырских молитв и благословения».

На это отвечал я от 30 числа:

«На письмо Ваше от 22 сего Октября спешу отвечать, что кончине сына Сергея Петровича я был уже уведомлен телеграммою.

От Василия Михайловича я получил письмо от 1-го числа, в котором он и сам не хвалится своим здоровьем. Крайне мне жаль этого доброго и почтенного человека: он так много сделал добра для меня и для моей бывшей паствы.

За сына Вашего о. Михаила душевно радуюсь и поздравляю его с почетною должностью. Да подаст ему Господь благий успех в его учительстве!»

На поздравительное письмо Московского купца С. П. Оконнишникова от 1-го Октября, в котором он, между прочим, извещал меня о безнадежном состоянии своего младшего сына Сергея, который вскоре затем и умер, – я отвечал от 30 числа:

«Семейную Вашу скорбь спешу растворить моим искренним живым участием и сердечным соболезнованием. Верю, что лишиться сына в таком возрасте, когда он подавал уже Вам добрую надежду быть помощником в ваших обширных делах, тяжко для Вашего родительского сердца, но Вашему юному сыну, видно, благопотребнее было по судьбам Божиим оставить настоящую суетную жизнь и водвориться в обителях Отца Небесного. Предайте его судьбу в волю Божию, премудрую и всеблагую, и старайтесь сохранять своё здоровье для доброго воспитания и благоустроения земной судьбы прочих чад, оставленных Вам на утешение благостию Божией».

3-го Ноября получено было мною письмо из г. Меленок³⁵⁸ от Протоиерея М. И. Шеметова³⁵⁹. Он писал мне от 25 Октября:

«Со времени личного моего с Вами свидания, бывшего в Сентябре 1865 г., чувства моей искренней к Вашему Преосвященству преданности и уважения сильнее начали проявляться в старческой душе моей. В этом свидании в Москве, случившемся чрез 30 лет после дружеских наших отношений в г. Муроме, я нашел в Вашем Архипастырском сердце неостывшие и неподавленные временем и обстоятельствами жизни, но более искренние и чисто родственные чувства Вашего расположения ко мне, так что это наше свидание и до сего времени отзывается во мне всегда усладительным, умилительным и трогательным воспоминанием.

Но за всем тем сколько я виноват пред лицем Вашего Преосвященства, что, по своей дряхлости и по какой-то ко всему апатии, доселе не мог выразить пред Вами на бумаге то, что глубоко лежит в моём сердце. Как милостивейший Архипастырь, по чистой всегда присущей Вам доброте, благоволите оказать моему грубому невежеству Ваше отеческое снисхождение, и на будущее время не лишайте Ваших дружеских (ежели смею так выразиться) ко мне отношений, коими я имел счастье всегда пользоваться при обращении с Вами в незабвенном г. Муроме».

На это отвечал я от 6-го числа:

«Чем неожиданнее было для меня письмо, тем большее доставило оно мне удовольствие. Искренно благодарю Вас за добрую о мне память и за сохранение братского ко мне расположения. Как ни много протекло лет со времени моей с Вами разлуки, но в моем сердце сохраняется живая память о тех мирных и приятных собеседованиях, в каких нередко проводили мы с вами вечера в Муроме.

Как разнообразны судьбы жизни человеческой! Одним суждено целый век оставаться на одном и том же месте, при одних и тех же служебных обязанностях; другие не имеют пребывающего града, но беспрестанно переводятся, или переходят из града в град. К числу последних принадлежу и я. Представьте, сколько уже я перешел степеней служения, сколько испытал разного рода трудов, скорбей и огорчений; сколько имел встреч и столкновений. Но с другой стороны, нельзя не признаться, что на всех разнообразных путях моей жизни, я немало имел, по милости Божией, и утешений.

Настоящее мое положение сравнительно с предшествовавшим гораздо спокойнее и обеспеченнее во всех отношениях. Здесь мне не приходится столько заботиться о благоустройстве церквей и причтов, сколько я по необходимости должен был заботиться в Витебске. При обозрении церквей минувшим летом, я был утешен и благолепием храмов Божиих, и благосостоянием причтов, хотя, разумеется, не без исключений».

4-го ч., в день 13-й годовщины³⁶⁰ моей архиерейской хиротонии, служил я в Кафедральном соборе, по случаю обновления оного после устройства духовой печи и ради отпевания над телом умершего купца А. М. Рудакова.

5-го ч. послано было мною в распоряжение Правления Москов. Д. Академии 150 руб. на устройство памятника над могилою почившего в Бозе Ректора Академии Протоиерея Александра Васильевича Горского и на учреждение в память его стипендии.

Около этого времени прибыла в Харьков ученая Комиссия под предводительством Товарища Министра Народного Просвещения, Статс Секретаря, Действительного Тайного Советника, Ивана Давидовича Делянова³⁶¹, состоящая из 7 или 8-ми членов, представителей науки и администрации. Комиссия эта посещала все университетские города в России, для ближайшего ознакомления с состоянием Университетов в виду предполагаемого изменения Университетского Устава.

8-го ч. утром посетили меня Председатель означенной Комиссии И. Д. Делянов и Члены – Помощник Попечителя Киевского Учебного Округа, Генерал-Майор Ив. Петр. Новиков и Член Совета Министерства Народного Просвещения Авг. Матв. Гезен³⁶², а в 5 часов пополудни я приглашен был, вместе с этой почтенною Комиссией, к обеденному столу у Попечителя Харьковского учебного Округа Петра Карл. Жерве³⁶³. 11-го ч. такой же обед был у Начальника губернии, Князя Дим. Никол. Кропоткина, а 13-го я пригласил к себе на вечерний чай как Членов Комиссии, так и Начальника губернии с Попечителем Учебного Округа и Ректором Университета.

Входя в собеседования порознь с некоторыми из Членов Ученой Комиссии, я слышал от них разноречивые суждения об одном и том же предмете. От одного из Членов Комиссии, именно, от А. И. Георгиевского (председателя Ученого Комитета Минист. Народ. Просв.), я слышал такой вопрос: «не было ли бы полезно открыть при Университетах Богословский Факультет?» На такой искусительный вопрос дан был мною, разумеется, отрицательный ответ.

Между Членами Комиссии был профессор Московского Университета Н. А. Любимов³⁶⁴, возбудивший против себя своими письмами об Университетском вопросе, помещавшимися в Московских Ведомостях, сильную бурю как в среде ученой Университетской корпорации, так и в журнальной прессе. И этот то пререкаемый вопрос, изданный в особой книге³⁶⁵, предложен был мне в дар ученым автором.

10-го ч. получен был мною, при отношении Председателя Церковно-Археологического Общества при Киевской Духовной Академии, Преосвященного Филарета, Епископа Уманского, от 31-го Октября за № 161, Диплом на звание Почетного Члена означенного Общества.

Вот что изображено в этом дипломе:

«Церковно-Археологическое Общество при Киевской Дух. Академии, высоко почитая ученые заслуги в области Церковной Археологии Преосвященнейшего Саввы, Епископа Харьковского и Ахтырского, на основании § 9 своего устава, избрало Его в свои почетные члены. Киев, 1875 г., Октября 30 дня. Председатель Общества, Ректор Киевской духовной Академии, Филарет, Епископ Уманский. Секретарь Общества Николай Петров³⁶⁶».

В 37 выпуске журнала «Домашней Беседы» (от 13 Сентября 1875 г.) помещена небольшая статья, под заглавием: «Могила иеросхимонаха Иоанна Святогорского затворника» (стр. 976–979). Под статьей подписано: «Один из чтителей памяти затворника³⁶⁷. Новочеркасск. Июнь 1875 г.»

В статье этой делается укор монастырскому Начальству за неуместное погребение на «Хуторе» известного строгим подвижничеством Затворника Иоанна и за небрежение об охранении его могилы.

Укоризненная статья эта подала повод к переписке со мною Настоятеля Святогорской Пустыни, Архимандрита Германа и автора жизнеописания Затворника Иоанна А. Ф. Ковалевского³⁶⁸. И во-первых:

Архимандрит Герман писал мне от 2-го Ноября:

«По Вашему благословению составленную, из наших братий, рясофорным послушником, отзывную статью на помещенную в Домашней Беседе: О могиле Затворника, при сем честь имею покорнейше препроводить на Ваше усмотрение».

Приложенная при этом письме статья рясофорного послушника, под заглавием: «Святогорский Отголосок», оказалась не довольно обстоятельною, и потому оставлена без внимания.

12-го ч. снова писал мне Архимандрит Герман, препровождая при письме своем составленный г. Ковалевским ответ на статью Домашней Беседы. Ответ этот под заглавием: «Несколько слов о могиле Святогорского Затворника Иеросхимонаха Иоанна», посланный самим автором в редакцию Домашней Беседы, напечатан был в 49 выпуске этого журнала, от 6 Декабря того же 1875 г., стр. 1298 и след.

Вслед затем А. Ф. Ковалевский писал мне от 16 числа:

«Статья «Домашней Беседы» о могиле Святогорского Затворника и меня весьма возмутила и огорчила. Святогорский Архимандрит о. Герман просил меня написать на неё возражение, что я по силе моей исполнил, рукопись свою ещё от 30 Октября ему отправил, и полагал, что оная была уже представлена Вашему Преосвященству, в чём, кажется, ошибся. «Святогорский Отголосок» написан Святогорским монахом-слепцом Палладием, копия с него была мне прислана о. Германом, и мне показался он слишком кратким.

Должен сказать, однако, и то, что возражаю на статью «Домашней Беседы» не без затруднений, ибо в ней, при всём обилии разных вымыслов, есть и правда, которую нелегко объяснять в противоположном смысле, так что поневоле приходится быть кратким в подобных местах. Статью подобного содержания я ещё прошлый год предвидел и предсказывал о. Герману, догадываясь о её источнике, почему усердно просил его позаботиться о приведении в лучший порядок могилы Затворника, именно, поскорее оградить её решеткой, чтобы псы не бегали, и обновить стоящий на ней крест, что и было мне обещано, но, к сожалению, не исполнилось. Бывши в Августе в Св. Горах, я опять говорил о том же, и даже советовал О. Герману, показывавшему мне устраиваемую им тогда крытую стеклянную галерею с западной стороны больничной церкви, устроить такую же галерею и с восточной алтарной стороны той церкви, где могила Затворника, которая взошла бы внутрь этой галереи, и таким образом вышло бы нечто в роде часовни вокруг неё, удобной для поставления святых икон и неугасимой лампады, а также свечей, при паникадилах во множестве ставимых теперь на открытом воздухе, отчего они постоянно тухнут, удобной и для служения самых панихид в ненастную погоду, от которой галерея защищала бы и священнослужителей и богомольцев; соединенная же переходом с больничною церковью, она давала бы возможность священнослужителям, при службах церковных, беспрепятственно заходить на могилу Затворника для каждения, так что место её было бы воистину честно и святолепно, и никакие слишком усердные чтители памяти блаженного затворника не могли бы уже, как теперь, укорять святогорцев за нечестность места этой Богом прославляемой могилы.

Полагаю, однако, что о. Герман этого не устроит, ибо, при всей высокой духовноподвижнической жизни, в отношении почившего Затворника не чужд он некоторого искушения: недолюбливал он Затворника при жизни, кажется, недолюбливает и доселе, что всегда очень больно было мне видеть, и что особенно высказывается, когда дело касается почитания памяти Затворника. Прикрываясь опасениями нарекания, что вымышляют нового святого для целей корыстных, очень хладнокровно относится он к могиле Затворника и чудесам от неё истекающим, которые, кажется, нигде не записываются и остаются в забвении, а теперь вот дождался того, что печатно обличают и указывают на нечестность места самой могилы Затворника, сделать которое честным, во всех отношениях, от него зависит, и не потребует особо-больших затрат, да и те, уверен я, богомольцы служением панихид в одно лето пополнят. Он очень хлопотал о перенесении останков блаженного Затворника на общее кладбище, что при подземной церкви преподобных Антония и Феодосия Печерских, где погребены разные вельможи и князья, и где совсем не место Затворнику, которого при жизни считали святым, которого по смерти Бог прославил чудесами! Я всегда был против этого перенесения, не видел в нём никакой особенной нужды, считал его далеко не безгрешным, и убеждал лучше оставить Затворника почивать там, где он ныне покоится и прославился, и только озаботиться о внешности его могилы, чтобы получила она вид благоприличный святыне. Кажется, Владыко святый, и Вы были одного со мною мнения против перенесения останков Затворника. Поистине благое дело будет с Вашей стороны, если употребите влияние Ваше на о. Германа и в отношении того, чтобы могила Затворника получила достойный её вид.

Усердно прошу Вас при этом, сказанное мною Вам от искреннего сердца, оставить в тайне в отношении сказанного, ибо я глубоко уважаю о. Германа и дорожу его ко мне расположением, потерять которое будет мне очень прискорбно. Но усердно желаю также и того, притом в интересах самого о. Германа, чтобы могила Святогорского Затворника не подавала поводов к его осуждению. Это более и подвигло меня высказаться перед Вами чистосердечно, за что прошу великодушно меня извинить и простить, Господа ради!»

Возвратимся назад.

14-го числа получил я из Москвы от Преосвященного Леонида весьма обширное, на 6-ти почтовых листах, письмо очень интересного, хотя отчасти и печального, содержания, письмо, начатое в ночь 17-го Октября и оконченное в полночь на 11-е Ноября.

Вот что писал мне досточтимый мой друг и собрат:

«В январе предвещенный врачами исход болезни дорогого нашего наставника Александра Васильевича Горского в октябре последовал.

Может быть, Вы имеете подробное и хорошее описание обстоятельств его кончины и погребения; но думаю, что, по расположению Вашему к почившему, Вы прочитаете с терпением то, что выйдет здесь из-под моего безыскусственного пера.

В воскресенье, 12-го Октября, день крестного хода около Кремля, совершив в своей домашней церкви раннюю литургию, я отправился в Успенский собор. Преосвященный Игнатий совершал литургию, а Владыка³⁶⁹ слушал её. Приложась к престолу, я подошел благословиться у Владыки и услышал из уст его: «вчера в 11-м часу вечера Александра Васильевича Горского не стало». Пред освященными святыми дарами в Успенском соборе была первая моя молитва о приснопамятном моём учителе. Под впечатлением этой великой утраты, облекался я в саккос малинового бархата и совершал торжественно-благодарственное крестное хождение, в котором от собора до Иверской часовни принимал участие Владыка и до Боровицких ворот Генерал-Губернатор³⁷⁰. Под ногами был снег, хорошо скрепленный морозом, и потому несметным «Московским народам» удобно было и ожидать ход и следовать за ним. Вечером того же дня приехал ко мне инспектор дух. академии С. К. Смирнов с приглашением па погребение, и при этом рассказал, что Александр Васильевич еще 28 июня соборовался и прощался со всею Академией; потом нередко приобщался св. Таин, большей частью, в будни, после ранней литургии. Последний раз им самим совершена была литургия в Троицын день, в селе Ахтырках, где он проживал тогда. Не так ли и следовало Богослову и обитателю Лавры Троицкой? – Он таял, но долго не терял надежды на исцеление, и, заметив, что на его долю отнесено 4 лекции в неделю, заметил Виктору Дмитриевичу Кудрявцеву: «я больной человек, довольно с меня и двух». – Наконец, эта надежда стала угасать и в окружающих, и в нем самом. В субботу, 11-го Октября, утром он приобщался св. Таин, а вечером, в 11-м часу, он велел сиять с себя обувь (валеные сапоги) и велел вести себя. Находился он в большом кабинете, где приудоблены были для него кресла, в коих он и ночи проводил. Келейный его стал его удерживать; но он сказав: «я не люблю многолюдства, ведите меня отсюда, домой, домой»,– с этими словами быстро поднялся и без посторонней помощи сделал несколько шагов, но в дверях из этой залы в среднюю, гостиную, стал опускаться; его успели подхватить и тут же усадить в кресла. Он стал тихо кончаться... Несколько минут и – уверились, что его не стало!..

В понедельник, при выходе моем из церкви в келии от утрени, я встретил эконома Троицкого подворья, который доложил мне, что Владыка сегодня уехал в Лавру и сегодня же возвратится к 4-м часам, а мне приказывает ехать в Лавру в 4 часа. После ранней литургии, с подворья же получаю две бумаги: одна – резолюцией Владыки передаваемое мне отношение к нему Владыки Новгородского³⁷¹, который, «не получая по настоящее время проекта нового расписания приходов, церквей и причтов Московской епархии, снова обращается к Его Высокопреосвященству с покорнейшей просьбою принять меры к скорейшему составлению упомянутого проекта и к доставлению такового в главное присутствие по делам православного духовенства, а о причинах замедления его уведомить». – Последние слова, подумал я, не дозволило бы чувство приличия написать от равного к равному, если бы Преосвященный Новгородский не представил себе, что вся вина неподвижности дела сего в Леониде, которому оно изначала поручено. Как видно из этого отношения, здесь получается уже не в первый раз такое побуждение; но, тем не менее, это послание толкнуло во мне кровь, и я особенное значение придал собственноручному ко мне посланию нашего архипастыря:

«Преосвященнейший Владыко! Я завтра в 7-мь часов отправляюсь в Лавру и в 4 думаю возвратиться в Москву. Не благоугодно ли будет Вашему Преосвященству принять на себя труд отправить литургию в Академической церкви и после оной чин отпевания, и для сего отправиться в Лавру в 4 часа пополудни. И. М. Московский. Октября 12 дня.»

Я подумал: где искушение, там и избытие. Две бумаги – одна возмутительная для духа моего, другая указывающая путь к умиротворению духа; ибо в эту трудную минуту жизни ведет меня к источнику, из которого почерпал я силы от первых дней моей жизни, ведет меня к преп. Сергию, покровителю моему с тех пор, как я, больной ребенок, положен был к его чудотворной иконе матерью моею и вручен ему от неё; притом ведет меня воля архипастыря, которого душе также противна эта мера главного присутствия, – ведет на погребение того, кто красноречивым словом два года учил меня искать в примерах веков прошедших наставления для действования в обстоятельствах современных нам, в отцах сыновне искать опоры немощи своей!

Простите, Владыко, бьет полночь, наступает пятница, докладной день, пора в постель. Посылаю первый лист³⁷² с тем, что будут и следующие, если этот угоден Вам будет. Благословите Вашего смиренного послушника. Ночь на 17-е Октября 1875 года.

С четырехчасовым поездом я отправился в путь. Дано мне отдельное удобное помещение, где посетили меня, также отправившиеся на погребение, Вас. Ив. Коптев³⁷³, а потом графы Толстые Дм. Никол, и Мих. Влад.³⁷⁴. – Первый и последний так и остались со мною. Мих. Влад, передал, что, по слухам, в академии Ректором быть или Кудрявцеву или Смирнову, но Кудрявцев откажется. О о. Архимандрите Михаиле³⁷⁵ ни слова. По обычаю, принятому по смерти Владыки³⁷⁶, я выхожу в Лавре из кареты у Филаретовской церкви, чтобы молитвою о благодетеле земном начать молитвенное пребывание в обители моего небесного благодетеля – молитвенника. В вечернем сумраке Троицкого Собора ярко озарена была огнями только рака преподобного, перед которою богомольцы слушали молебен. Духовное родство между преподобными Сергием и Саввою (Звениг. Чудотв.), следовательно и между их обителями, есть для меня неиссякаемый источник дум и утешений. Узнав, что можно видеть о. Наместника, я поспешил к нему. Провели меня через залу, гостиную, образную, в башню, где направо в комнате, довольно просторной, с окнами к северу и западу (на Кокуево), увидел я почтенного старца, одетого в шелковый черный кафтан, но под одеялом лежащего от особенно сильной боли в ноге. Голова его совершенно свежа, корпус, кажется, крепок, язык не развязен, не ясно слово, а ноги как плети. Не лишил я себя утешения войти в храм преп. Никона и в келию Сергия прежде, чем войти в палаты Митрополичьи, где нашел Инспектора³⁷⁷ с двумя профессорами – Кудрявцевым и Субботиным. Прочитав с ними молитву о усопших, я пригласил их в гостиную, и мы условились о всём, что касалось погребения. Так как всенощное я отслужил в Москве пред отъездом, чтобы здесь быть свободнее в действиях, то предоставил им совершить всенощную в академической церкви, куда уже вынесено было тело, а сам принялся за чтение правила. Зная мои отношения к благодетелю моему почившему и что воспоминания мои, связанные с ним и с Лаврою, восходят к 1840 г., Вы можете представить, какими чувствами наполнена была душа во все время пребывания моего в митрополичьих келиях, кои Его Высокопреосвященство благосклонно мне предоставил. Как скоро извещен я был, что всенощное окончилось, тотчас сел в карету, которая привезла меня к бакалаврскому корпусу; церковь была наполнена академическими и посторонними. Соборне совершили панихиду: студенты пели. Всё было в порядке, но жалко было видеть, что гроб стоял на подмости, покрытой старым ковром половым, и покрыт или пеленою с престола и может быть покровом для мертвых очень уже скромным: не нашлось ни в Академии, ни вне её усердия к покойному. Впрочем, и у почившего Владыки не было бы золотых покровов, если бы не помог мне в этом о. Архимандрит Пимен³⁷⁸ своими заботами.

Я взял с собою двух иеродиаконов и облачение белое, по условию; прочее духовенство было в голубых. Погребение от выноса перед литургией до опущения в могилу продолжалось около 7-ми часов. Ещё в академической церкви после литии студентом сказана очень прочувствованная речь. Пошли чрез ректорские комнаты; в гостиной была лития, другая у дверей Филаретовской церкви, где на паперти сидел о. Наместник.

В трапезе поставили тело, и мы начали литургию. Между сослужащими были Архимандрит Знаменский³⁷⁹ и протоиерей Кафедральный³⁸⁰. В причастен Архим. Михаил говорил проповедь³⁸¹, Вам уже известную. Думаю, что, если бы сокращены были истолковательные места, она была бы сильнее. Перед отпеванием и после оного говорились речи, первая доцентом, который, конечно, возгнушался стихаря, а равно и благословения, впрочем, нетребованного у меня и студентами, что меня, знающего светское направление Академии, нисколько ни удивило. Не хочу, однако, быть односторонним. Студенты показали много усердия, приготовились к пению тщательно, вполне изучили чин священнического погребения, которое совершено было без пропуска; даже все входящие в него псалмы были явственно прочитаны, канон прочитан мною, стихиры по 6-й песни ректором Вифанской Семинарии³⁸², а на «Хвалитех» им и мною попеременно.

Много, было иереев в облачении по обе стороны гроба, и здесь также скромно покрытого и также на подержанном половом ковре стоящего, и все, с народом, наполнявшим обширный трапезный храм, молились, думается мне, от искреннего сердца. Все простились с почившим, и, при звоне колоколов, двинулись из храма западными дверями. Я направил шествие к алтарю Троицкого собора, где и совершена ектения об усопшем. Как шествуя к последней на земли литургии, почивший останавливался перед Филаретовским храмом, яко бы испрашивая благословения у святителя, пред лицом коего столько лет служил, так теперь перед Троицким собором остановился, якобы благодарение воздая преподобному Сергию за столько лет жительства в его св. обители. Отсюда направился он домой, обычным путем между Успенским собором и колокольнею, в академический сад. Там, на лево, подле самой решетки, уготована ему могила между деревьями, летом дающими густую тень. Во всю жизнь почтительный сын, восхотел он лечь при ногу своей родительницы; ибо от этой могилы к западу, за самою решеткой, могила его матери³⁸³ на так называемом Смоленском кладбище. Над открытым ещё гробом сказал очень развязно краткую речь студент из Сербов на родном своём языке. По чину монастырскому прочитал я молитву, полил елеем помазания тело по покрывавшему его савану, посыпал землею, крыша гроба закрыта, и с последним молитвословием стал спускаться гроб в могилу, но, к общему, можно сказать, ужасу, неловкие мужики опускавшие гроб дали голове гроба перевеситься, и он с сильным стуком ударился головою оземь; нижний винт выскочил и с боков обнаружились края фелони. К счастью, верхний винт не сдался. Не скоро соскочившие в могилу мужики смогли в тесной яме поднять голову гроба, опустить ноги и уставить гроб надлежащим образом. Окружающие в эти минуты были как бы в оцепенении. Брошена последняя горсть земли; я протеснился, поднялся на ректорскую лестницу, снял в Канцелярии малое облачение, мантию, шубу, и тогда, вынув часы из-за пояса, увидел, что было без 10 минут четыре, а из келии на служение вышел в девять.

Внутренние ректорские комнаты были запечатаны, а три передние заняты были столами, накрытыми для гостей. Обычное пение над кутиею, а, после обеда над чашей медовой, и между ними обед хорошо приготовленный, и обычное возглашение вечныя памяти за киселем. Мы сидели в зале – кабинете, я на переднем конце стола к стене средней комнаты, к окну, где так живо помнится мне сидящий среди книг друг и начальник почившего Преосвяш. Филарет Черниговский. Подле меня были Кафедральный Протоиерей и Вас. Ив. Коптев, единственный звездоносец из светских, ибо Графов Толстых видел в церкви, а здесь их не было. Приятно, что было довольно посвящено минут из обеденного часа воспоминаниям о почившем, и всем, конечно, было по сердцу возглашенное к концу обеда ректором Вифанской семинарии приглашение открыть подписку для сооружения памятника и образования стипендии при академии.

Уже совсем стемнело, когда я вышел, из академии. Поблагодарить хозяина зашел я на могилу; она уже была заровнена землею. Легкий морозец сковывал снег, всюду покрывший землю, и приятно было освежить себя прогулкой; но усталость гнала домой. Был шестой час в половине.

Мы с Вами, Владыко святый, оба были студентами Академии, я учащим³⁸⁴, а вы начальствующим в ней³⁸⁵; и потому для Вас не нужно истолкование тех чувств, коими преисполнена была в этот день душа моя и во входех, и во исходех, в академии и из академии.

Я шел быстрым шагом, наконец, я дома. Первым делом было сбросить тяжелую суконную рясу, хитон и лечь в постель: очень болели и голова, и ноги. Обыкновенно четверти часа довольно бывает на отдых; теперь я и в час с четвертью едва-едва отдохнул. В 7 часов я поднялся, чтобы принять секретаря академического правления, пришедшего по моему слову, с подписным листом. Будь я в состоянии, не пожалел бы и тысячи рублей для учреждения, с коим соединяется память моего дражайшего наставника; но их нет у меня; да приумножит Бог Своим благословением и десятую часть этой суммы, данную мною в общий сбор, и в первый день уже значительно выросший; ибо сотенных вкладов я заметил немало, один и в полтораста рублей. Поговорил я с этим образованным молодым человеком, потом с благочинным Лавры, которому объявил, что желаю остаться до утра, согласно милостивому предложению Владыки, и затем оставался в одиночестве весь вечер, из коего уделил время, необходимое для всенощного бдения, которое совершил вдвоем, с моим иеродиаконом. Едва ли не в первый раз, и по кончине Владыки Филарета, здесь, в его кабинете, совершена по нём заупокойная лития. Нервная боль в голове не унималась до ночи. Я искал лекарства в чашке черного кофе, но помогло, я думаю, уединение. Разумеется, все мои занятия ограничивались в этот вечер набросанными в памятную книжку строками. Остальное время я, не уставая, ходил по зале, – этой восхитительной зале, где всё мне нравится – и этот крутой коробовый свод, с тёмными на концах его иконами в золотых широких овалах, и глубокие окна Растреллинской архитектуры дома, и эта древняя с высокими точёными спинками мебель, и эти портреты, без системы сюда собранные, царственных особ и иерархов, где позадумаешься, приметив что подле Ивана Грозного болезненный слабый Феодор Алексеевич поместился, где, приглядываясь к энергическому лицу 32-летней Екатерины II, невольно станешь сравнивать его с лицом 65-летней Екатерины II. И если не современный, то старинный портрет преп. Архимандрита Дионисия, и эти анекдотические: китаец с поджатыми ножками и монах-эконом, выглядывающий в окно, – всё дает или мысль, или приятное воспоминание. Я ходил и не находился, насчитал 25 аршин длины и 12 ширины и около 2 аршин в толщине стен.

Боль нервная прошла, но все впечатления дня и усталость произвели такое нервное возбуждение, что, хотя в 12 часу лег в постель, не мог заснуть до третьего. В пять я пошел в Филаретовскую церковь, где слушал за упокоение души почившего Владыки литургию, превосходно отправленную, а потом совершил соборне панихиду по нём. После молебна, выслушанного у мощей преп. Сергия, я навестил о. Наместника. В том же шелковом кафтане сидит он на постели, свесив ноги, а в головах кровати стоит послушник и читает евангелие. Он обнял меня с глубоким чувством и со словами: «благодетель мой!», которых я, конечно, ничем не заслужил. Может быть, это относит он к обращению моему с ним: но как же бы мог я обращаться с ним, если не с особой почтительностью, – я, который в 1860 г. пришел к нему, уже тогда знаменитому в общем мнении и всеми почитаемому, – пришел ничего незначащим юношей и был им принят покровительственно? Конечно, по приезде нынче в Лавру, я тотчас поспешил к нему, конечно, как у начальника места, я просил благословить мне то и то, предизвещал о всех моих входах и выходах; когда он, сидел в Филаретовской церкви, при выносе гроба в трапезу, я зашел обнять его; заметив на малом входе, что он в алтаре, я велел на сугубой ектении сказать о нем прошение, по проскомидии поднес ему просфору; он благословился приобщиться св. Таин, надел ризы и подходил с прочими архимандритами приять св. тело и св. кровь; после я подходил к нему поздравить и, спросил, не надобно ли, для облегчения ему, посократить чин отпевания, или совершить по чину. Он ответил: «совершите по чину, я прощусь и уйду». – Это утреннее посещение не было продолжительно, но мы довольно поговорили. С уважением и любовью воспоминал об Александре Васильевиче, и я узнал, что за четыре года, когда о. Наместник был отчаянно болен, а у протоиерея Горского больна была мать, добросердечный сын, деля время между служебными занятиями и матерью, находил когда посетить раза по два в день и о. Антония. – «Мог ли я думать, что переживу его», – сказал он и известил меня с радостью, что Владыка предложил ему устроить домашнюю церковь в этой же башне, рядом с его келией. Она будет во имя Покрова и ничего не будет стоить Лавре, так как есть уже благотворители. – Словами писания укреплял он меня по делу о сокращении приходов и также текстами удостоверял, что даже и до подвига не дойдет, что ничего мне и не сделают. Зная, что хочу быть в скиту³⁸⁶, он сказал: «войдите в его келию, помолитесь, сядьте на его кроватку»³⁸⁷. – Несколько раз обнимались мы и я оставил его с мыслию, что ныне примером терпения и злострадания он управляет Лаврой не менее, как прежде правил ею крепостью разума и непреклонностью воли.

Крытые парные сани ожидали меня; другие для сопровождающего меня благочинного Лавры. Поехали в скит. Крупный леденистый снег осыпал и колол лицо так, что надобно было закрываться, а закрываться не хотелось. Все места родные, хочется посмотреть. Вот Рождественская церковь, где по целой неделе, за отсутствием иерея, духовника матушки, я служил, приезжая для того из Вифании; приеду в холодную ночь, ударю в ясак и сяду на скамью, пока придут отворить церковь. Вот дом, где матушка с дочерьми жила. Здесь любовь её и милых сестер не давали заскорузнуть сердцу в новой чуждой мне среде, и своим примером учили меня тихой преданности провидению. Из их высоких окон любовались мы Лаврой и широким кругозором, теперь уже немало изменившимся от соседства железнодорожной станции и умножения населения. Площадь, на которую выходил их дом, застроена; Вифанская улица протянулась далеко в поле, чуть не до перелеска скитского. – Я был в келиях, исполнил наставление о. Наместника, входил в Успенскую церковь, где некогда служил за чередного иеромонаха в присутствии Митрополита Филарета. Отсюда строитель скитский повел по плотине через пруд, уже затянутый льдом и покрытый снегом, в пещерную обитель³⁸⁸.

«Другая Лавра», –сказал мне благочинный Лавры, когда мы приближались к длинному, каменному, двухэтажному корпусу со св. вратами посреди. Пойдя внутрь здания, мы тотчас спустились по лестнице в примрачную подземную, довольно широкую церковь, озаренную от местной Черниговской иконы Богоматери, богато украшенной, со многими пред нею горящими лампадами. Перед иконою были молящиеся. Для меня отслужен был молебен и дана мне икона, снимок с чудотворной. Бывал я в этой церкви, но гораздо прежде помещения в ней иконы Черниговской, привлекающей множество богомольцев, так что молебны почти беспрерывны, как говорили мне. Всё здесь металлическое и сырости нет. Истинным утешением было для меня, что сподобился приложиться к новоявленной святыне. Все впечатления от этого места святого были для меня очень приятны – и устройство храма, и стройное служение, и вера молящихся. «Помолитесь, Владыко, о девице Зое», – сказали мне трогательным голосом родители, подводя дочь, страждущую припадками падучей болезни. И сколько в эту лечебницу стекается таковых и подобных! При выходе моем благочинный Лаврский доложил, что о. Наместник сейчас прислал сюда верхового предложить мне посещение Вифании. Разумеется, я принял приглашение. Сани стояли у ворот и не надобно было повторять путь чрез плотину, скользя по обледенелому снегу. Сквозь обезлиственные ветви легко было обозреть обширные построения этих широко облегающих берега пруда отдельных частей монастырского учреждения, т. е. собственно скита, пещер и пустыньки. Я смотрел а думалось: давно ли, кажется, то время, когда покойная матушка жила в посаде, и тот пасмурный летний день, когда я, в мирской ещё одежде, выехав от неё на прогулку, заехал в корбухинский лес, и чтобы не возвращаться тем же путем, расспрашивал встречных крестьян о дороге, и лесною тропой по той местности, где теперь скит, а тогда была глушь древесная, выехал в поле и на конец Переяславской улицы.

Еду. Вот ферма, теперь скитский скотный двор, а когда-то практическое применение теории сельскохозяйственной науки, которая так бесплодно засевалась в умах семинаристов по капризу графа Киселева³⁸⁹. Вот и храм села Глинкова Владимирской губернии. В глубине оврага между ними речка, в холодных бочагах которой я испортил простудою свои ноги, но, думаю, значительно укрепил свой организм вообще. Вот жалкие остатки слободки, где живали женатые наставники Семинарии. Мещане домовладельцы перебрались в посад, оживленный в отношении к городскому быту железною дорогой; остались лачуги беднейших. Семинария имеет вид очень грязный, который дает ей новопостроенное на краю к лесу двухэтажное здание, одно из нелепейших, какие случается видать.

Наконец и монастырь Спасовифанский. Я уже не думал когда-либо видеть его, и если бы не приглашение о. Наместника, то, конечно, не поехал бы сюда, несмотря на всё желание поклониться пред гробницей блаженной памяти Платона Митрополита.

Изящная мысль этого великого иерарха и вместе поэта не была понята и поддержана, напротив, вскоре после его смерти, её начали по частям погребать, что было для меня, пока жил я в Вифании, источником бесплодных, но глубоких сожалений. Жалко мне было, что семинарские первоначальные постройки испорчены и забиты без нужды. Этот замок с башнями имел передний фас к пруду, где тогда и дорога пролегала. Задний фас составлял ров с подъёмным мостом. Если бы нужно было распространить здание, можно было бы на ближайшей береговой возвышенности построить точно такой же замок и соединить его со старым – проект, совершенно одобренный архитектором Быковым; но что же сделал ректор о. Агапит³⁹⁰? Перевернул фасы, и замок очутился на заднем, а впереди на место рва поставили пошлое одноэтажное здание – столовую и подле дом двухэтажный, годный для города под казарму, но здесь убивший всю красоту платоновской постройки. В монастыре, при этих маленьких голландского вкуса постройках, которые выставляли небольшую, но красивую, стройную кораблевидную церковь, взгромоздили казначейский двухэтажный корпус и отяготили храм коридором, окружившим его. Этот один корпус так убил Вифанию, что художник Брюллов, племянник Карла Брюллова³⁹¹, плавал со мной на лодочке по всему пруду, ища точки, с которой снять бы вид Вифанского монастыря, и не нашел: отовсюду видишь нелепый казначейский корпус. Много порчи было в наше время, по далеко ещё было до позднейших колоссальных посягательств на Вифанию. Я слышал о них и потому не хотел видеть испорченной Вифании, да и нынче я старался не глядеть на новизны там, где это было можно, чтобы не изгладилось ими прежнее впечатление. Заметил я, что вместо прежней, конечно, вовсе некрасивой, но платоновской колокольни, над вратами, возвышается большая в византийском стиле колокольня. Церковь платоновская, особенно верхняя, в запущении, даже полы облупились, и подкрашены, и всё грязновато. По крайней мере, уголок, где гробница митр. Платона, остался без изменения. Тут я выслушал о нем литию. В минуту, когда я выходил из церкви, мне предложено войти в новый храм. Пошли. На наружность его я и не взглянул. Внутри я нашел обширность, почти великолепие, свойственное церкви или столичной, или большой обители. На одном из трех престолов нижней теплой церкви совершалась в это время литургия. Холодная верхняя была тоже посещена и тоже впечатление совершенно роскошной постройки. Монастырь бедный и все здания придут в упадок, а памятника Платонова нет как нет. Всего больнее, что без малейшей нужды уничтожили домовую архиерейскую церковь, где Платон служил, молился, читал апостол на литургии, где митр. Филарет был во диакона³⁹² посвящен. Слышал я, что при каком-то случае Государь Император, узнав о разрушении этой достопамятной церкви, выразил неудовольствие и вместе желание, чтоб она была восстановлена. Впоследствии, сколько помню, когда церковь была восстановлена, Государь, в милостивом разговоре со мною, упоминал об этом случае. Без такого ходатая оригинальный иконостас – решетка был бы отдан в какую-нибудь сельскую церковь. Теперь он стоит новопозлащенный; но церковь уже новая; над полом жилых комнат поднята на три ступени; размеры её и в высоту, и в ширину, и в длину – другие. Даже имя другое, а св. Духу посвящена верхняя новая церковь. В покоях, кроме искажений бывших при мне, нет новых. Только железный переплет зеркального потолка в маленькой комнате отзолочен, неведомо для чего.

Меня сретил и сопровождал иеромонах С.…, а Казначей был в тени. Этот С.…, и вам известный, из так называемых «благородных», воспитывался в землемерном училище, рано вступил в Вифанский монастырь, оказывал ревность к монашескому подвигу, точность к соблюдению устава. В мое время о. С. поручен был сбор на ризу к иконе Богородицы, что над гробом преп. Сергия. Он конфузился. О. Варлаам, впоследствии игумен Давыдовой пустыни, научил его, как с тарелкой подходить к богомольцам и просить. Наука эта далась юноше. Он собрал на икону, потом на местные иконы, потом на ризницу, и, наконец, на огромный храм. Для удовлетворения этому бескорыстному сребролюбию (ибо С. самых строгих и честных правил человек) попран исторический памятник, о чем, в последнее время жизни, владыка³⁹³ очень сожалел в разговорах со мною, хотя и освящал верхнюю церковь, и это был последний из освященных им храмов³⁹⁴, как сказал мне С. Не повернулся язык мой ни на похвалу, ни на благодарность. Молча простился я и поехал обратно при звоне знакомых мне колоколов с прибавлением новых. Быстрым взглядом окинул я малую картину Вифанских прудов, живописных и под зимним тёплым покрывалом.

Надобно было навестить Инспектора С. К. Смирнова, и я опять вошел в тот домик с садом к оврагу Кончуры, где когда-то бывал у Баженковых: очень небогатая, но очень благотворительная чета, всегда находившая возможность успокоить бедных богомольцев, и воспитывать и замуж выдавать девиц: оба умерли. – Сергей Константинович был неженатый при мне, а теперь другую дочь в замужество отдает. Он говорит много о рвении студентов послужить памяти Александра Васильевича, которого они точно и называли за глаза не иначе, как папаша. Они на похоронах держали себя очень прилично; не только тогда пели усердно и боялись, чтобы не заместили их на клиросе монахами, но и потом изъявили желание продолжать по очереди ежедневно за ранними заупокойными о нем обеднями в академической церкви.

В столовой, где обедал я у Владыки, между прочим, в день, когда на меня или крест магистерский возложен, или набедренник, нынче я обедал один; ибо, по моему заказу, изготовлена была пискарная уха и пшенная каша, не то, чем можно лакомить гостей. Но уже час пополудни. Пришли Сергей Константинович³⁹⁵; Виктор Дмитриевич³⁹⁶, и Николай Иванович³⁹⁷ проститься со мною. Едва успел я сбегать к препод. Сергию и спешил на станцию, где все эти три лица меня уже ожидали. Чаяние исполнилось: отрада и мир даны преп. Сергием, и в этих чувствах я оставил Лавру.

Лавра простилась со мною своим чудным колокольным звоном. Так были сильны и приятны впечатления, что, совершенно уединенно сидя в вагоне, я не соскучился, и путь показался мне очень коротким. На всё было смотреть мне приятно – и на Хотьков исторический и некрасивый, и на красивую деревянную церковь близ Пушкинской станции, редко удачную постройку в русском вкусе, и на сельские домики в чаще лесной, даже на покрытую водою по льду поверхность Красного Пруда. – Под мелким дождем, вместо давешнего снега, приехал я к Владыке³⁹⁸, и первое его слово было: «схоронили сокровище».

Эти слова так многознаменательны, что мне остается предоставить вам над ними размышлять, и, извинившись в длинноте письма, которое желательно, чтобы прибыло к Вам, в Харьков, ранее 19-го, т. е. сорокового дня, просить себе Ваших святых молитв. – Москва 1875 г. с 10-го на 11-е Ноября, полночь».

В ответ на это дружеское послание писал я от 10-го декабря:

«Св. Василий В. в письме к другу своему Мелетию, Архиеп. Антиохийскому, между прочим, пишет: «когда беру в руки письмо твое, прежде всего, смотрю на его меру, и чем более оно избыточествует величиною, тем для меня любезнее».

Братское послание Вашего Преосвященства, полученное мною 14 Ноября и занимающее шесть почтовых листов, думаю, было бы любезно для сердца и Вселенского Святителя ... Искренно, душевно благодарю Вас, Преосвященнейший Владыко, за такое пространное и весьма для меня интересное послание.

Читая и перечитывая это послание, я как бы сам вместе с Вами путешествовал в Лавру, поклонялся тамошней святыне и гробу незабвенного Святителя, присутствовал при отпевании и погребении досточтимого Александра Васильевича, беседовал с достопочтенным старцем о. Наместником, посещал скит и Вифанию, разделял Вашу скорбь и негодование за искажение оригинального типа монастырских и семинарских зданий, воспоминал о Вашей достолюбезнейшей матушке и проч. и проч.

Да, кончина Александра Васильевича для Московской Академии утрата невознаградимая: трудно его заменить, никакою ценою не купить такое сокровище. Кто же, однако, будет его преемником? Если кто-либо из женатых, то как-то странно будет видеть начальника Академии, живущего не в Академии; а жить такому в стенах Лавры, конечно, не позволят. Иное дело, если бы место покойного занял Архимандрит Михаил; это было бы в порядке вещей.

На устройство памятника покойному и на учреждение в память его стипендии послал и я от себя должную лепту (150 р.).

Вы пишете, что отношение Новгородского Владыки к Вашему по делу о новом расписании приходов, переданное или предъявленное Вашему Преосвященству, толкнуло в Вас кровь. Но если бы Вы знали, сколько мне, в течении восьмилетнего пребывания моего на Полоцкой кафедре, доводилось испытывать подобных толчков, да ещё гораздо посильнее, то Вы успокоились бы. Само собою разумеется, что высшему Начальству нельзя не спрашивать у подчиненных, почему не исполняются его приказания. Но если Вы на запрос Петербургского Начальства дадите обстоятельное и основательное объяснение, т. е. укажете причины, почему Вы опасаетесь приступить к исполнению предписания относительно сокращения приходов, и в ярких красках изобразите те последствия, к каким может привести эта реформа, то я уверен, что Вам за это будут очень благодарны. Мне кажется, с той целью и требуют так настойчиво от Вас объяснения по настоящему делу, чтобы им воспользоваться, как благовидным предлогом к повороту дела назад. В Синод и даже, как слышно, к Государю, так много поступает жалоб по поводу этой несчастной реформы, что Правительство пришло, наконец, в раздумье. По крайней мере, так передавала мне недавно одна здешняя помещица (П. С. Колокольцева)³⁹⁹, у которой в имении каменная церковь сделана приписною к соседней церкви и которая в Августе была у Новгородского Владыки с вопросом по этому делу и слышала из его уст твердое обещание, что не только её приходская церковь, но может быть все прочие приписные восстановлены будут в первобытное положение. У меня, в настоящее время, всего более производится дел по Консистории, именно, по жалобам прихожан на стеснительное для них перечисление от родных приходов к чужим. Так слышно, и по другим епархиям, где поспешили осуществить предположенную реформу».

24-го ч. писал мне из Вильны Преосвящ. Макарий, Архиепископ Литовский:

«Приношу Вам мою искреннюю признательность за Ваш добрый ответ и приятное известие о моем племяннике священнике Солнцеве. Теперь, – извините, побеспокою Вас просьбой о другом моем племяннике, именно священнике с. Ново-Серпухова Николае Гудникове. Он женат на моей родной племяннице; окончил курс в числе лучших студентов, пять лет был депутатом и вот более уже трех состоит благочинным по выбору: человек вообще весьма дельный и способный исполнять возлагаемые па него поручения. Не найдете ли возможным переместить его, при случае, в Харьков, когда откроется в нём какая-либо порядочная священническая вакансия? Это было бы благодеянием не столько для него, сколько для моей племянницы, часто хворающей и нуждающейся в докторе, которого нет в деревне. Усерднейше прошу иметь в виду этого кандидата.

На днях я отправляюсь в Петербург для присутствования в Св. Синоде. Довольно в нынешнем году пришлось мне пожить в Вильне».

25-го ч. получил я письмо из г. Нежина от Настоятеля Благовещенского монастыря, архимандрита Иеронима (Геппнера) следующего содержания:

«Данное мне Вашим Преосвященством сочинение Ваше “Sacristie Patriarcale” я прочитал и просмотрел со вниманием. Переводчик, по всему судя православный, мало знаком с Латинской церковью, которая имеет те же облачения, что и церковь православная, хотя по внешней форме иногда и отличные, имеет и свои особые названия. Незнание этих названий было причиною, что переводчик сделал много и грубых промахов. Не указываю на частность, так как полагаю, что Вашему Преосвященству недостатки перевода не менее, чем мне, известны.

Поручая себя всецело милостивому вниманию Вашего Преосвященства, честь имею пребыть с глубочайшим почтением и совершеннейшею преданностию»...

29-го ч. получено было мною письмо из Полоцка от Законоучителя тамошней Учительской Семинарии, священника М. Высоцкого. Вот что писал он мне от 25-го числа:

«В прошлом 1874 г. домовая церковь при Полоцкой Учительской Семинарии, с благословения Вашего Преосвященства, была заложена; 3-го Ноября сего года, с разрешения Преосвященнейшего Викторина, она во имя Св. Николая освящена.

С открытием Полоцкой Семинарии соединено воспоминание и о Вашем достославном имени. Вашим Архипастырским благословением и священнодействием освящено самое возрождение этого рассадника образования сельских наставников для Витебской губернии; Семинария тогда же приняла из святительских рук Вашего Преосвященства в благословение и изображение Христа Спасителя; и благоговейно хранит его, как священный залог Ваших молитвенных благожеланий ей, получила она от Вашего Преосвященства в дар и благолепное полное священническое облачение. Живо воспоминая всё это и глубоко чувствуя всю цену Ваших милостей и для меня, я каждый раз, с пламенной молитвою за Вас, мой незабвенный Архипастырь, приступаю к престолу Божию.

Полоцкая епархия никогда не забудет Вас, Преосвященнейший Владыко, как мудрого, благодушного Святителя, не забудет как Архипастыря – беспримерного у нас благотворителя святых храмов Божиих, – не забудет, и с любовию молится за Вас. Потеря Вас, приснопамятный Архипастырь, так для неё чувствительна!.. Но и по отшествии от нас, Вы, благий Архипастырь, не перестаете призирать на нужды наши. Простите же, Преосвященнейший Владыко, что и я решаюсь смиреннейше напомнить и о моей церкви и покорнейше просить Вас, не соизволите ли от Ваших святительских щедрот прислать ей в дар что-либо или из принадлежностей престола и жертвенника, или из облачений священнических и диаконских. Всякий дар Вашего Преосвященства для семинарской церкви я принял бы с глубочайшим благоговением и сердечною признательностью. Москва и Харьков благоговеют к Вашему имени. Да послужат же они, по Вашему указанию, украшению и той церкви, которая, по мысли Его Превосходительства Николая Александровича⁴⁰⁰, сооружена при учительской семинарии – этом безусловно важном для Витебской губернии народообразовательном заведении, – сооружена в самое знаменательное время – в эпоху всестороннего возрождения к новой жизни Северо-западного края вообще и, в частности, Витебской губернии; а потому и имеет эта церковь для Семинарии глубокое религиозно-воспитательное значение; и чем благолепнее, чем благоукрашеннее будет эта церковь, тем действеннее будет её влияние на возбуждение и укрепление в белорусах – воспитанниках оной чувств благоговения и любви к православным святыням Божиим, тем несомненнее они научатся возносить свой ум и сердце от видимого благолепия храма к духовной красоте всего небесного и божественного, тем скорее вынесут они из заведения христианскую готовность содействовать в жизни, чем только будут мочь, благолепию храмов Божиих.

Святитель Божий! Смею повторить: с именем Твоим соединено столько трогательных воспоминаний и благих дел для Полоцкой епархии! не отринь же моей смиреннейшей, умилительной просьбы; дай мне радость видеть и ещё новое доказательство Твоего Архипастырского благоволения ко мне недостойному. Нет у меня иного благотворителя на мой храм, который я сердечно, пламенно желал бы украсить, – нет, кроме Тебя, приснопамятный Архипастырь».

30 ч., в воскресенье, совершено было мною полное освящение Кафедрального собора, после, переделки и возвышения в алтаре пола.

1-го декабря дана была мною следующая революция: «На основании примечания к §4 Устава Православного Миссионерского Общества, поручаю Преосвященнейшему Викарию, епископу Вениамину, сделать должные распоряжения к открытию в г. Харькове под своим председательством Комитета Православного Миссионерского Общества».

В тот же день получена была мною из Москвы утешительная телеграмма следующего содержания:

«На торжестве по случаю преобразования Московского женского училища в Епархиальное⁴⁰¹, в присутствии Высокопреосвященнейшего Иннокентия провозглашен был тост о здравии и благоденствии Вашего Преосвященства, как бывшего покровителя и начальника сего заведения; о чем Начальство училища всепокорнейше извещает Ваше Высокопреосвященство».

На другой день поспешил я ответить также телеграммой в следующих выражениях:

«Приношу искреннейшую благодарность за добрую память. Преобразованному училищу желаю процветания и Божия благословения».

1-го же числа получено было мною из Витебска от Протоиерея Волкова письмо, в котором он писал мне:

«Имею долг и счастье поднести Вашему Преосвященству отпечатанную историческую Записку об Успенском соборе⁴⁰² и просить прочитать оную и, если, по Вашему мнению, она имеет какой-нибудь интерес – сообщить и другим, по усмотрению Вашему. Вам первому посылаю, как виновнику составления её: Вы первый приказали мне, чтобы она непременно была приготовлена ко дню освящения. Владыка! Обратите внимание на слова подстрочные, в которых говорится, что собор нуждается в новых священнослужительских облачениях. Это совершенная правда. В настоящее время собор наш до того обеднел, что к празднику не может даже ни одного облачения переделать и исправить из тех, которые я, по милости Вашей, получил из Харькова; а без переделки показывать их я не хочу. Не найдете ли такого человека, который бы помог нам хоть в этом деле? Владыка святый! Я помню Ваше приказание, когда выезжал я из Харькова, чтобы я не смел более обращаться с просьбами; но к кому же мне более и скорее обратиться, если не к Вам? Кто подаст руку помощи нашему Успенскому собору, который настолько беден, что не имеет средств исправить облачения? Вера моя в Ваши заботы об Успенском соборе не посрамит меня».

2-го ч., в Университетской церкви, совершено было, с подобающей честью, отпевание тела Командовавшего войсками Харьковского военного округа, Генерал-Адъютанта Александра Петровича Карцова, скончавшегося 29 ноября, на 59 году от рождения. Тело его предположено было перевести из Харькова в Киев, для предания земле при церкви на Аскольдовой Могиле, согласно предсмертному желанию умершего, но, в ожидании распоряжений по сему от высшего Начальства, гроб с телом почившего поставлен был в паперти нижней церкви Покровского монастыря.

Сообщу здесь некоторые биографические сведения об усопшем.

А. П. Карцов происходил из дворян Новгородской губернии; родился 22 марта 1817 г.; воспитывался в Павловском Кадетском Корпусе и выпущен Прапорщиком в Лейб-Гвардии Семеновский полк, 1836 г. Марта 7 д.; в 1839 г. поступил в Императорскую военную Академию, откуда выпущен был в 1841 г. с награждением серебряною медалью.

В 1853 г. А. П-ч преподавал тактику и военную историю Великим Князьям Николаю и Михаилу Николаевичам, а в 1858 г. те же военные науки преподавал покойному Наследнику Цесаревичу В. Кн. Николаю Александровичу⁴⁰³.

После многолетней службы на Кавказе, Карцов назначен был 30-го авг. 1869 г., в чине Генерал-Адъютанта, Командующим войсками Харьковского военного округа⁴⁰⁴.

3-го ч. писал я в Вильну Попечителю Учебного Округа, Н. А. Сергиевскому:

«Спешу, хотя и не уверен, что могу своевременно явиться к Вашему Превосходительству с искренним душевным приветствием в день Вашего Ангела. Да хранит Вас небесный покровитель Ваш, Святитель Мирликийский, на многия лета в здравии и благоденствии, и да споспешествует Вам во всех благих начинаниях и делах Вашего многотрудного, но благоплодного служения отечественному просвещению!

С истинным удовольствием прочитал я в Виленском Вестнике известия об освящении храма, или вернее, Собора всех учебных заведений – в Вильне, и об открытии Учительского Института. Примите мое искреннее поздравление со столь счастливым осуществлением Ваших мыслей и желаний. Но позвольте при этом спросить, нашли ли Вы удовлетворительного регента для устройства хора в Вашем новоосвященном храме?

Из Виленской газеты я вижу, что Вы нынче не так часто оставляете свою резиденцию, как это было в прежнее время. Видно, что так настроено Ваше течение дел в учебных заведениях вверенного Вам Округа, что не представляется уже более надобности в частых разъездах по округу.

А в каком положении дело об открытии Университета в Полоцке?

В половине минувшего Ноября была у нас, в Харькове, Ученая Комиссия, собирающая от ученых университетских корпораций отзывы относительно нового, лучшего устройства русских Университетов. Я имел удовольствие познакомиться с Членами этой почтенной Комиссии. Желательно, чтобы не даром были употреблены труды этой походной Комиссии и не напрасно затрачены были на её путешествие, вероятно, не малые суммы».

8-го ч. писал я в Витебск протоиерею В. Волкову:

«Благодарю Вас за брошюру об Успенском Соборе. Она составлена очень складно, но напечатана не без погрешностей. Так, напр., на стр. 25-й перепечатано 6 строк предыдущей страницы. За это нельзя похвалить корректора.

На стр. 23 и след. Вы пишете обо мне, что я будто бы до того прельстился Успенским собором, что охотно перенес бы в него Архиерейскую кафедру, если бы представилась какая-нибудь возможность сделать этот собор тёплым. Но, во-первых, я не прельщался собором (храм Божий не может быть предметом прельщения), а восхищался его изящною архитектурой; во-вторых, у меня никогда не было мысли делать Успенский собор Кафедральным. Эту мысль навязывал мне П. П. Коссаговский⁴⁰⁵, рекомендуя для моего помещения Гимназический дом с тем, чтобы в теперешний Архиерейский дом перевести Семинарию, а Семинарский корпус уступить или для Гимназии, или для присутственных мест (теперь уже не помню хорошо).

Вы просите меня обратить внимание на подстрочное примечание на стр. 27-й, но после того, что мною сделано для Вашего Собора, я больше сделать ничего не могу.

По Вашему примеру обратился ко мне на днях с письменною просьбою о помощи для новоустроенной церкви в Полоцкой Учительской Семинарии Ваш приятель о. Высоцкий, но, не знаю, могу ли что-нибудь сделать для него. Я поручил градскому благочинному поискать в здешних приходских ризницах каких-нибудь излишних вещей, но неизвестно ещё, найдется ли что-либо благопотребное и нужное для помянутой церкви».

13-го ч. получено было мною от Председателя Церковно-Археологического Общества при Киевской Дух. Академии Епископа Филарета официальное письмо за № 181, следующего содержания:

«При отношении от 17 Ноября сего 1875 г. за № 13, Ваше Преосвященство изволили препроводить на нужды Общества пятьдесят рублей (50) сер.

Видя в этом новое доказательство Вашего содействия Церковно-Археологическому Обществу, священным долгом считаю принести от его имени глубокую и искреннюю благодарность за сие пожертвование».

15-го ч. получил я письмо из Витебска от Протоиерея Волкова, которому послано было мною 100 руб. на потребности Успенского Собора. Вот что писал он от 12-го числа:

«Сию минуту получил благотворение от Вас – сто рублей на нужды Успенского Собора. Приношу благодарение за Ваше благодеяние. Теперь я уже барин буду: на присланные деньги переделаю присланные облачения, прикуплю диаконских стихарей и подризников, наделаю набедренников, поясов и поручей и всё, при обстоятельном донесении, представлю нашему Преосвященному Владыке».

Чрез два дня, а именно от 14 числа, о. Волков снова писал мне:

«На другой день после отправки Вам письма, я имел радость и утешение получить от Вас более обширное письмо против того, на которое отвечал.

Заключения Ваши принял я в поучение себе: благодарю Вас и прошу извинения. – Но в том, что я желание Г. Коссаговского приписал Вам, кажется мне, ничего нет предосудительного. Выходит, что это обстоятельство перепуталось в моей памяти. Да притом для составления записки я имел весьма мало времени. Во всяком случае, прошу Вас, простите мне эту ошибку».

Попечитель Виленского Учебного Округа, Н. А. Сергиевский, поздравив меня 25-го ч. с праздником телеграммою, не ограничился этим кратким приветствием: на другой день, 26-го числа, он писал мне довольно пространное письмо. Вот содержание этого послания:

«Позднее возвращение мое из Петербурга в Вильну, к самому празднику, лишило меня возможности писать к Вашему Преосвященству, почему я вчера телеграммой приветствовал Вас с наступившим праздником. Ныне успокоившись от суеты, спешу настоящим письмом ещё раз приветствовать Вас, Преосвященнейший Владыко, с праздником Рождества Христова. Господь да хранит на долго дни и силы Ваши, и да даст мне поскорее видеться с Вами, ибо крепко я соскучился год не видавшись с Вами.

Душевно благодарю Ваше Преосвященство за память о мне 6-го декабря. День этот я провел в Петербурге или лучше сказать вне Петербурга – в Сергиевой пустыни.

Очень благодарю Вас я за слово о церкви, в Вильне мною устроенной. Она прекрасна. Университетская Комиссия только что закончила собирание сведений. Петербургский Университет отнесся к ней весьма несочувственно и резко... Вопрос о Полоцком Университете без движения. Так он, вероятно, и останется надолго. Я не возбуждаю его, будучи сильно занят дальнейшей организацией округа, особенно по части народного образования. Кстати, о Полоцке. Там уже устроена и освящена церковь в Учительской Семинарии. Церковь очень хороша.

В бытность в Петербурге я имел счастье представляться Государю Императору 20 декабря. Государь был чрезвычайно милостив; несколько раз благодарил меня и в заключение, улыбаясь, сказал между прочим: «ты истинный Попечитель». Это для меня величайшая награда».

27-го ч. Начальник Харьковской губернии, Князь Д. Н. Кропоткин препроводил ко мне при письме таблицы слепых и краткое к ним объяснение профессора Университета Гиршмана⁴⁰⁶, с просьбой уведомить Его Сиятельство, считаю ли я возможным помещение оных в Губернских Ведомостях.

Рассмотрев составленные Гиршманом таблицы и объяснение к ним, я сделал о них следующий отзыв:

«Профессор Гиршман, в кратком объяснении своем к составленным им Статистическим Таблицам слепых, одной из главных причин слепоты полагает употребление недоброкачественной пищи во время Великого поста, и преимущественно в последние его недели. Такое мнение он основывает 1) на количестве лиц, приходящих к нему за врачебной помощью во время поста, и 2) на показаниях самих больных.

Посмотрим, в какой мере тверды и непоколебимы эти основания.

1) Пересмотрим внимательно таблицы слепых за 1869, 1870 и 1871 гг., напечатанные в № 274 Харьковских Губернских Ведомостей за 1875 г. Из них усматривается следующее. В 1869 г. Великий пост начался с 3-го Марта и продолжался по 19 Апреля; в течении этих двух месяцев показано в таблице г. Гиршмана приходящих к нему за врачебной помощью всех душ мужского и женского пола, разного возраста и из разных мест не только Харьковской, но и других губерний – 38; в течении двух месяцев того же года – Сентября и Октября, когда, кроме среды и пятницы каждой недели и 14 ч. Сентября – праздника Воздвижения Креста Господня, по уставу Православной церкви не полагается никакого поста, в той же таблице г. Гиршмана значится 46 душ. В 1870 г. Великий пост начался с 23-го февраля и продолжался до 11 Апреля. Так как Февраль и Апрель только несколькими днями входили в состав поста, то мы возьмем цельный постный месяц Март и сравним его с непостным месяцем, напр., Сентябрем, и вот что оказывается: в марте 1870 г. приходивших к г. Гиршману значится – 17-ть душ; в Сентябре – 28. В 1871 г. Великий пост начался с 8-го Февраля и продолжался по 27-е Марта; в эти два месяца, по показанию таблицы за означенный год, было приходивших к г. Гиршману – 23 души обоего пола; в следующие два месяца – Апрель и Май, когда начиная с дня Пасхи и до недели Всех Святых – т. е. до 23-го мая, по Уставу Православной Церкви не полагается никакого строгого поста, – по показанию той же таблицы слепых значится – 84 души. Из всего этого не трудно усмотреть, в какой мере справедливо показание г. Гиршмана, что к нему всего более являются за врачебной помощью страждущие от глазных болезней, именно, во время Великого поста; и, следовательно, можно ли согласиться с г. Гиршманом, что главною причиной слепоты служит христианский пост? Да если бы и действительно более всего было приходивших к врачу за помощью в продолжении В. поста, то можно ли из этого выводить то заключение, что причиною слепоты служит пост? Простой народ, частью по небрежности, частью по разным домашним обстоятельствам, не всегда спешит к врачу в то время, когда ему особенно нужна врачебная помощь, а тогда, когда ему удобно и свободно, как и сам г. Гиршман замечает это в своём объяснении. Очень понятно, что среди В. поста, когда у крестьянина нет никаких полевых работ, ему удобнее отправиться в город за советом к врачу, нежели в рабочую пору. Притом всякая болезнь, а следовательно и глазная, развивается и усиливается постепенно, а не мгновенно является после употребления той или другой пищи, и едва ли многие из заболевающих глазной болезнью, в особенности крестьяне, тотчас же как почувствуют боль в глазу, спешат к врачу, особенно живущие вдали от его местопребывания. Посему очень неудивительно, что многие крестьяне, являющиеся к г. Гиршману во время В. поста за врачебной помощью от слепоты, подвергались этой болезни или начинали ощущать её задолго до наступления поста.

Ослепших несомненно от употребления недоброкачественной пищи, во время поста, пишет в своем объяснении статистических таблиц г. Гиршман, представлялось мне за означенное пятилетие 211 человек, т. е. 18–17% всего числа слепых. Следовательно, в год – около 42-х человек.

Но, во-первых, что разумеет г. Гиршман под словами: недоброкачественная пища? Ржаной хлеб, приготовленный из хорошей муки и хорошо испеченный, есть ли недоброкачественная пища? А такой хлеб не возбраняется употреблять народу и во время Великого поста. Гречневая или пшенная каша, приготовленная из хороших круп, есть ли недоброкачественная пища? А она не воспрещается правилами Св. Церкви о посте. Суп, приготовленный из картофеля и приправленный какими-либо кореньями, или сушеными грибами, может ли почитаться недоброкачественной пищей? А он не противен Уставу о посте. И все, исчисленные мной роды пищи и им подобные, могут ли по справедливости почитаться существенными причинами слепоты? Если бы мнение г. Гиршмана было справедливо, то больных глазами по причине употребления постной пищи были бы не десятки лиц, а сотни тысяч, так как в одной Харьковской губернии принадлежащих к Православной Церкви и соблюдающих, или по крайней мере обязанных соблюдать посты, считается более полутора миллиона душ.

2) Вторым основанием, на котором г. Гиршман утверждает своё заключение о зловредности для глаз постной, или, как он называет, недоброкачественной пищи, служат показания самих больных. «В книгах моих, пишет г. Гиршман в своём объяснении, обозначены ослепшими от дурной пищи те лишь из явившихся ко мне слепых, которые при расспросах указывали несомненно на это обстоятельство». – Но, во-первых, пост и дурная пища не имеют между собою ничего общего. У зажиточного крестьянина и в Великий пост может быть хорошая, т. е. вкусная и здоровая пища, непротивная притом церковным постановлениям о посте; у бедного – и в Светлый день может быть пища дурная, т. е. худо и из недоброкачественных материалов приготовленная. Известно, что и мясо и всякая, самая лучшая, дичь могут быть повреждены от долговременного хранения и от атмосферических влияний; и следовательно приготовленная из таких материалов пища не может быть названа хорошей и благоприятствующей сохранению зрения. Во-вторых, в объяснении причин такой важной и тяжкой болезни, какова лишение зрения, разве можно полагаться на отзывы самих пациентов – крестьян, людей, и при зрении телесном, большей частью тёмных в умственном отношении. – Если и образованные люди редко могут указать врачу на главный источник своих болезней, – от чего большей частью и неудачно бывает лечение, то можно ли ожидать верного указания на источник той или другой болезни от людей простых и необразованных. Крестьянин, с давнего времени страдающий той или другой болезнью, не может явиться к врачу в летнюю, рабочую пору, а приходит к нему в зимнее время, среди Великого, например, поста, и на вопрос врача: от чего у тебя произошла болезнь, не от употребления ли дурной пищи? очень легко может дать утвердительный ответ, вовсе не думая о том, справедлив или нет этот ответ.

Чего однако ж хочет достигнуть г. Гиршман так часто и усиленно повторяя в своем объяснении статистических таблиц мысль о вредном влиянии на орган зрения недоброкачественной, по его выражению, пищи во время Великого поста, и преимущественно последних его недель? Ужели отмены постов Православной Церкви?

Православная Церковь учит, что пост есть источник здравия и мать целомудрия, а г. Гиршман – иноверец усиливается закрыть этот спасительный источник и посягает на жизнь этой благодетельной для христианского целомудрия матери».

Отзыв этот я препроводил к Князю Кропоткину при следующем письме от 31-го числа:

«Сиятельный Князь, Милостивый Государь!

Возвращая при сем Вашему Сиятельству нумер Губернских Ведомостей, в котором напечатаны Статистические Таблицы слепых за три года (1869–1871), и краткое к этим Таблицам объяснение профессора Гиршмана, имею честь препроводить вместе с тем мои замечания на объяснение г. Гиршмана. Из этих замечаний Ваше Сиятельство изволите усмотреть, в какой мере справедлив взгляд г. Гиршмана на христианские посты.

Если Ваше Сиятельство заблагорассудите допустить напечатание означенных таблиц и объяснения к ним г. Гиршмана, то покорнейше прошу приказать напечатать в том же нумере вслед за ними и мои замечания».

Дело окончилось тем, что Таблицы Гиршмана вследствие моего отзыва, остались ненапечатанными.

30-го ч., в 10 ч. вечера, прибыл в Харьков вновь назначенный Командующий войсками Харьковского военного Округа, Генерал Адъютант Граф Феликс Николаевич Сумароков-Эльстон⁴⁰⁷. Со станции железной дороги он отправился прямо в Кафедральный Собор, где отслужен был, по его желанию, молебен пред чудотворной Ельнинской иконой Божией Матери. Такое вступление в должность высокого Начальника для нас, духовных, служило добрым предзнаменованием, между тем как светским лицам подало повод к разным превратным и двусмысленным толкам. – На другой день, 31-го ч. Граф был у меня; я ввел его в Покровскую монастырскую церковь для поклонения чудотворной иконе Божией Матери именуемой Озерянской, и благословил его образом – списком с этой иконы.

Этим событием и заключился для меня первый год моего пребывания на Харьковской кафедре.