Глава девятая. Путь от Фарана до Уади Усейт

20, воскресенье. Когда утренняя заря осветила багряные вершины Зербала, я помолился Отцу светов и изготовился в путь дальний. Перед отъездом моим местные бедуины дешево продали мне четыре римские медные монеты, найденные ими в развалинах Фарана. На одной из них видно было имя императора Валентиниана.

В пять часов поезд мой двинулся с места. Было тепло и весьма тихо. Проводники предвещали мне день знойный. Сидя на смирном Эджине, я чертил на бумаге направление Фейранской долины, по которой мы ехали¹⁰³, и отмечал часы путевые. Эта долина, подобная высохшей реке, извивается меж высоких гранитных гор. Дно ее, инде широкое, инде узкое, песчано. В ней нет ни дерев, ни кустарников, ни родников воды. Когда идут дожди, вода из боковых юдолей Гесер, Збет, Нисра́н и из других, стекает через нее к Чермному морю через Уади Среф, Тарр, Мидие и прочие дебри. На всем протяжении ее загадочные надписи начертаны на нижних слоях утесов только в трех местах. Так как они малы, не ясны и сделаны кем-то мимоходом, то я не отподобил их и только означил их местность на чертеже своем.

Наступил одиннадцатый час. Жар усилился так, что Фейранская долина походила на раскаленную печь. Я изнемог и едва доехал до акации, которая одиноко стоит близ устья Уади Нисран и дает слабую тень. Тут поезд мой остановился. Верблюдов развьючили. А мы расположились отдыхать вокруг вожделенного дерева.

Жар в каменистой пустыне, при безветрии, расслабляет путника неимоверно. В часы зноя не любопытствуешь, ни в чем не принимаешь участия, на все смотришь вяло и чувствуешь только пламень и истому. Тогда ни ум, ни память, ни воображение не действуют, а тело торчит на седле верблюда, словно раскаленный гвоздь. Испытавшему столь тяжкую истому понятно псаломское слово: «во аде же кто исповестся Тебе». Ох, никто там не сможет ни проговорить, ни вспомнить исповедание веры, ни принести покаяние, ни чувствовать, ни сознавать, что существует что-либо другое, кроме тартара, ада, тьмы и муки. А вечно сознавать одно и то же мучение, – это ужасно! О, Господи! Избави от ада всякую душу христианскую.

Несносный жар длился до трех часов пополудни. Потом подул прохладный ветерок. Освеженные им, мы отправились в путь и еще засветло прибыли в долину Мукаттеб и учредили в ней свой стан близ соседней Уади Сидре.

Мукаттебская долина или, точнее, котловина, окруженная со всех сторон гранитными горами и расширенная к востоку, безводна, песчана, безлесна¹⁰⁴. Западная часть ее покрыта безобразными буграми и обвалами от соседних высот. Тут же на гранитных утесах, прямолинейно тянущихся вдоль дороги, и на приваленных к ним обломках песчаника начертано великое множество надписей: греческих, сирских, коптских и загадочных¹⁰⁵. Посему эта местность и названа Уади Мукаттеб, что значит: «долина письмен». Загадочные надписи в нескольких строках высоко иссечены, одна подле другой, так тесно, что с трудом можно различать их. Они должны быть очень древни. Ибо многие из них едва-едва приметны. Не знаю: какой народ, когда и по какой причине произвел их в этом безводном месте. Что касается прочих надписей, то вырезанные при них кресты и библейские имена: Иов, Моисей, Стефан, Иоанн, доказывают, что они начертаны были в разные времена христианами, ходившими в Синайский монастырь.

21, понедельник. Утром в пять часов я отправился с переводчиком и с двумя бедуинами в соседнюю Уади Мага́ру, желая осмотреть тамошние письменные памятники, а прочим проводникам велел прибыть туда к девяти часам. Минуло сорок пять минут седьмого, когда мы въехали в устье Магарской долины и спе́шились у первых гранитных утесов ее. Тут ползла длинная и весьма тонкая змея, самой ядовитой породы. Бедуины убили ее и принесли ко мне на палке. Я прогнал их и обратил внимание на загадочные надписи, высоко начертанные на левой, отвесной скале, багряного цвета, при въезде в долину. Они сохранились очень хорошо. Почерк их – правилен и даже красив. Кто вырезывал их, стоя на подмостках, тот не торопился. Между ними замечена была мною четкая надпись в виде китайских столбцов. Такая нечаянная постановка ее удивила меня и утроила мое внимание. Я зорко рассмотрел в ней каждую букву и потом со всей отчетливостью отподобил всю надпись¹⁰⁶. С первого взгляда она показалась мне славяно-глаголитской. Однако я не мог прочесть ее, да и не видал и не слыхал, чтобы славяне когда-либо писали глагольские буквы от правой руки к левой, и при том столпообразно. При взгляде на эту надпись разные мысли, одна за другой, возникали в голове моей. Стою перед утесом и спрашиваю сам себя: «Не эти ли черты и резы славян разумел черноризец Храбр? Не брамин ли индейский начертил тут свою памятку санскритскими буквами? Не писали ли так когда-либо китайцы или жители Тибета и не подражали ли столпообразному писанию их те халдейские несториане, которые проповедовали им христианскую веру? И не сиро-халдейскую ли надпись несторианского поклонника я вижу перед собой?». Вопросы без ответов – мученье для ума. Скала с таинственными письменами – камень преткновения для путника, не имеющего многосторонних познаний. Лучше обойти такую скалу, списав иссеченные на ней буквы. Так я и поступил: отподобил несколько загадочных надписей¹⁰⁷ и прошел прямо вглубь долины Магарской. Близ поворота из нее в Уади Ки́не у подошвы горы отдельно лежит огромнейший камень. Одна сторона его обтесана в виде четверосторонника с линиями и кантами и вся покрыта египетскими иероглифами. Некоторые из этих письмен полуизгладились от времени, а многие сохранились в неповрежденной целости. Между ними ясно виден герб фараона, четвертой династии, Ху́фу, построившего большую пирамиду близ Каира¹⁰⁸. Налюбовавшись этим письменным памятником, которого древнее нет в самом Египте, я в сопровождении двух местных бедуинов пошел обозревать прочие изваяния египтян в Магаре. Скоро подошли мы к глубокому вгибу в горе, что с левой стороны от дороги, и по грудам камней, отломанных людьми от утесов, с трудом взошли к отвесному челу горы порфирового цвета. На этом челе, почти по одной линии, иссечены иероглифы и лики богов, жрецов и царей египетских в виде отдельных картин, обрамленных кантами¹⁰⁹. Жрецы приносят жертвы богам, а цари убивают пленных палицами. Размеры сих картин неодинаковы. Одни из них высоки и широки, другие меньше и уже, иные малы, но все отделаны чисто и изящно. По другую сторону горного вгиба высоко видны две подобные картины. К ним я не подходил. Один из проводников увел меня к соседней с первыми изваяниями пещере, сказав, что в ней находится бесчисленное множество письмен другого вида. С трудом я достиг туда, и что же увидел? Мелкие полосы и язвины на стенах, оставшиеся после выдолбления и выпила оттуда порфировых плит, да еще следы какого-то европейца, подобно мне обманутого неведением бедуинов. Труд мой кончен был. Магарские чичерони получили от меня денежный подарок и ушли восвояси. А я сел на Эджина и, застав свой караван близ устья Магары, отправился с ним далее в начале десятого часа.

Дорога пролегала, сперва, через узкую долину, облицованную красивыми утесами, коих порфировые остовы испещрены разноцветными полосами, потом через великолепную Уади Ши́ллел. Отсюда мы спустились на широкое поле Мархское, прилегающее к Чермному морю и, проехав поперек его, остановились ночевать у источника Мóрка приосененного диким финичием, недалеко от крутоярого устья Уади Насб, в котором видны были зеленые пальмы.

Солнце закатилось за африканские горы. Невидимая десница покрыла их синей тончи́цей. Успокоенное море подобилось чистейшему зеркалу. На моей куще отражалось зарево бедуинского огнища. Я сидел подле нее и думал:

«На пути от Суэса до Уади Мукаттеб некоторые места носили и теперь носят название египетские, как то Фихахирот=Аджрут, Пиам=Ефам, Моше́=Аюн-Муса, Хаммам Фарау́н. А на сопредельных с Мукаттебом высотах, Ель-Хадемской и Магарской, находятся древнейшие памятники египетских царей. Но за этими высотами на дальнейшем пути к Синае-Хориву и Эланитскому заливу ни одно место не называется по-египетски, и нигде нет иероглифов. Стало быть, египтяне в древнейшие времена владели не всем полуостровом Синайским, а только северо-западной частью его. Царство их отделялось от Палестины так называемой в Книге Иисуса Навина «водотечией египетской» (глав.15) или, что то же, долиной Ель-Ариш, а от внутреннего Синая – пограничными местами Ель-Хадемом и Магарой. В этих местах фараонами водворена была селитва для разработки металлических руд и для ломки камней разного качества, и поставлена египетская стража. Работники и воины молились в Ель-Хадемском капище, а начальники их иссекали иероглифы и лики знаменитых фараонов на стенах и обелисках этой молельни и на порфировых скалах Магары. У границы египетской в долине Мукаттеб обретается великое множество надписей. Понятно накопление их в этом месте. Тут жители Синая продавали египтянам своих коз, овец, верблюдов, молоко, плоды, шерсть, уголья, гранитные жернова и разные плиты каменные, а сами покупали у них хлеб, соль, одежду, обувь, оружие и нанимались работать в соседних рудах и каменоломнях. Эти сделки удерживали их в Мукаттебе на несколько часов; да, вероятно, тут находилась и стража их. Кто из торгующих и стрегущих умел писать, тот чертил на скалах свои памятки.

Египтяне постоянно жили в Ель-Хадеме и Магаре в царствование фараонов 4, 12, 18 и 19 династий, до 1279 года до Рождества Христова, как то доказывают тамошние письменные памятники. При последнем фараоне 18 династии Моисей укрывался на Синае и у Хорива получил повеление от Бога вывести израильтян из Египта в Палестину, а первого фараона 19 династии просил отпустить их (Исх.4:18, 19), – «да праздник сотворят Богу своему в пустыни. Бог еврейский призва нас: пойдем убо путем трех дний в пустыню, да пожрем Господу Богу нашему, да не когда случится нам смерть или убийство» (Исх.5:1–4) Под этой пустыней Моисей разумел гору Хорив с окрестностью ее; ибо там ему сказано было: «сие тебе знамение, яко Аз тя посылаю: внегда извести тебе люди Моя из Египта, и помолитеся Богу в горе сей» (Исх.3:12) До пустынного Хорива израильтянам надлежало идти три дни. А так как от столичного города фараонов, Мемфиса, или Цоана, и даже от Гессемской земли до этой горы более десяти дней пути, то, очевидно, Моисей считал расстояние Хорива от Хадемо-Магарской границы египетского царства, от которой можно прийти туда в третий день. Стало быть, он просил фараона отпустить израильтян на праздник за границу владений его. Да и фараон так понимал просьбу Моисея, как это видно из следующих слов: «воззва фараон Моисея и Аарона, глаголя: шедше, пожрите жертву Господу Богу вашему в земли сей (т.е. в Египте) И рече Моисей: не может се тако быти: хульно бо се египтяном: не положим требу Господу Богу нашему: аще бо положим требу по хулению египетску пред ними, камением побиют ны. Путем триех дний пойдем в пустыню и пожрем Господу Богу нашему, яко же рече Господь нам. И рече фараон: аз отпущаю вы, и пожрите Господу Богу вашему в пустыни: но не далече простирайтеся ити» (Исх.8:25–29) Кто же и кто суть идущии? «И рече Моисей: с юнотами нашими и с старцы пойдем, с сынми и дщерми, и со овцами и волами нашими: будет бо праздник Господа Бога нашего. И рече им фараон: да будет тако, Господь с вами: якоже отпущаю вас, еда и стяжание ваше? видите, яко лукавство обретается в вас. Не тако, но да идут мужие, и да послужат Богу» (Исх.10:9–11) Фараон провидел намерение старейшин израильских переселиться из Египта в другую землю и потому сперва предложил им праздновать по их обряду в земле египетской, а потом, в избежание неверотерпимости туземцев, отпускал одних мужчин в пустыню, которая была известна ему. Эта пустыня лежала за границей царства его, но не далеко от нее. Иначе он позволил бы евреям сходить на праздник вместе с женами и детьми, если бы место приношения жертвы их находилось в пределах владений его. Видно, потомки Иакова, живя в Гессемской земле, ходили на сопредельный Синай в небольшом числе и там у Хорива приносили Богу жертвы; и египетское правительство позволяло им совершать набожное путешествие туда. Вопрос фараона: «кто и кто суть идущие?» и ответ Моисея: «все мы пойдем: будет бо праздник Бога нашего» дают разуметь ясно, что египетскому начальству известен был как обычай евреев ходить к Хориву, так и самый праздник, который они совершали там, и что оно отпускало их туда, переписывая имена поклонников.

Гора Хорив называлась Божией еще до водворения Моисея у Иофора. Он застал это название и внес его в свое бытописание (Исх.3:1) Значит, сия гора почиталась местом священным. Не известно исторически: когда и по какому поводу она получила такое значение. Думаю, что вскоре по смерти Авраама у Хорива образовался особый чин служения истинному Богу и что туда ходили все недовольные недавним распространением идолопоклонства. По этому чину священнодействовал там Иофор. По этому чину там же евреи совершали празднество еще до исшествия из Египта и по исшествии приносили жертву Иегове во время свидания Иофора с Моисеем в Рафидине».

Таким образом, иероглифические памятники в Магаре и в соседнем Ель-Хадеме послужили мне поводом к составлению следующих новых понятий:

1) Северо-восточная граница египетского царства, в древнейшие времена, пролегала на Синайском полуострове через гору Ель-Хадем и через долину Магарскую и упиралась в Чермное море у Мархской равнины.

2) В этих пограничных местах египетские поселенцы занимались разработкой металлов.

3) С ними имели житейские сделки коренные жители Синая и потому чертили загадочные для нас надписи по пути от Хорива и Фарана к Ель-Хадему и Магаре.

4) Та пустыня, в которую фараон отпускал израильтян на праздник, отстояла на три дни пути не от Мемфиса или Цоона и не от Гессемской земли, а от Хадемо-Магарской границы египетского царства.

5) Первые пустыни, чрез кои шли израильтяне, как то: Офом, Сур, Мерра и Елим находились в пределах сего царства; и этот народ был совершенно свободен уже тогда, когда вступил в пустыню Син, которая соответствует нынешнему околотку, находящемуся между Хадемо-Магарой и долиной Шех.

Таково было вечернее занятие мое у горького источника Морки на Мархской равнине!

22, вторник. На месте этой равнины некогда был залив морской. Но дождевые потоки, увлекая туда с соседних высот и долин камни, глину, песок и древесные сучья, мало-помалу оземленили его. На этой равнине в обилии растут смерчия, колокинтии и колючие былия для верблюдов. В поперечнике ее от серного источника Морки до устья долины Шиллел будет верст десять; а длина ее от Уади Насб до моря, кажется, несколько более. К Мархе применяют ту пустыню Син, в которую пришел из Елима весь сонм сынов израилевых (Исх.16:1; Чис.33:11–16) Но так как эта местность мала для такого сонма, то я полагаю, что она есть только приморская часть сказанной пустыни, находящейся между Хадемом и Магарой с западной стороны и долиной Шех и Хориво-Синаем с восточной стороны. Так точно определено положение ее и в Книгах Исхода и Числ. «Воздвигошася от Елима и ополчишася у моря чермнаго: и воздвигошася от моря чермнаго и ополчишася в пустыни Син», яже есть между Елимом и между Синой (т.е. Синайской пустыней у Хорива) (Чис.33:10–15)

С рассветом верблюды мои пошли по узкой стезе между морем и утесистым мысом Зелима́ и, обогнув его, поднялись в Уади Та́йбе и пошагали по правой окраине ее высоко над руслом. Уади Тайбе значит: красивая долина. Такое название вполне соответствует ее величественной обстановке и богатой растительности. Недалеко от устья ее находится родник соленоватой воды. Около него густятся дерева манновые и финиковые. Тут же, с левой стороны, тянутся к морю высокие, песчаниковые скалы смуглого цвета, как бы крепостные стены, а ниже их, но в связи с ними в том же направлении окаймляют глубь долины меловые утесы. Замечательно образование гор синайских. В них вперемежку спаяны растворы разного каменистого вещества. Известняк слит с песчаником, гранит соединен с порфиром, сиенитом, диоритом и песчаником. Значит, поверхность земного шара некогда была в жидком состоянии и потом спаяна Всемогущим Зодчим. «Разлияся же яко земля прах, спаях же е́, аки каменем, на четыре углы», – говорит сам Бог (Иов.38:38) В расселинах меловых утесов Таибской долины растут тернистые кустарники с зелеными капорцами. А в стропотном русле ее в чаще тарф, акаций и камыша водятся зайцы и серны. Эта долина составляла часть того Елима, в котором израильтяне пребывали несколько дней у двенадцати источников. В ее верховье разделяются две дороги в Синайский монастырь. Тут поезд мой поворотил налево к Уади Усейт и прибыл туда по захождении солнца.